— О мой господин! Нельзя вечно проводить свои дни во мраке! Твоим детям нужна добрая мать, да такая, чтобы у неё из пальцев свет струился.
Хорошо чувствовал первый визирь своего повелителя и знал, когда у падишаха хорошее настроение и когда его можно уговорить на что угодно, к тому же знал он на каких струнах души господина нужно играть. Вот и сейчас он заговорил о больной теме, о том, что падишаху нужна была добрая мачеха для его детей. И как-то так описал чёрный визирь свою дочь, что падишах, дал своё согласие жениться на дочери визиря.
Нарядил, разукрасил визирь свою чёрную дочь и смотрелась она красавицей на свадьбе. Только вот беда — душа у неё была чернее тела. И непонятно как при такой чёрной душе свет может струиться из пальцев. Не приведи, Аллах, испытать вам на себе их зло. Коварство её души не знало границ: раньше она улыбалась всем, даже рабыням, теперь, когда она взошла в зенит могущества, она на каждого собирала слухи и сплетни и обливала людей грязью. Но тяжелее всего пришлось сиротам. И если трёх пасынков-шахзаде она немного побаивалась, то на Седеф, падчерице своей, она сгоняла зло. А чтобы Седеф не жаловалась на мачеху отцу, она оклеветала её перед падишахом и тот перестал разговаривать с ней и принимать её у себя. Осталась у девушки одна помощь — братья, и они каждую ночь, склонив головы друг к другу, горевали вместе. Однажды пробралась мачеха в покои к детям и подслушала их разговоры и испугалась: "А вдруг они сплетут заговор против меня?"
— Горе вы на мою бедную голову! — набросилась она на детей, словно чёрный ворон. — Вы тут против меня государственный заговор, небось плетёте? Но не будет вам счастья до той поры пока я специально для вас не спляшу!
Эх, неслучайно говорил падишаху её отец, первый визирь про пальцы дочери, были они не просто чёрными, а умели творить колдовство. Вернулась мачеха в свои покои и совершила своё чёрное волшебство: с первыми лучами солнца трое братьев превратились в птиц и улетели из дворца, потому что гнала их прочь колдовская сила мачехи. Проснулась Седеф, сидит в своей комнате, плачет, горюет, смотрит в небо, слушает не шелестят ли крылья братьев-птиц. Вот и вечер наступил и все птицы вернулись в свои гнёзда, а братьев всё нету. Они и хотели вернуться, да не могли, не пускала их колдовская сила мачехи. Ещё горше стало Седеф во дворце отца, стал он для неё чернее подземелья.
"Я обойду все горы и найду или погибну — думала она поздним вечером. — Что я хорошего видела в своей жизни? Так что и смерть нестрашна". И Седеф решилась покинуть дворец и уйти в ночь. Выбралась она из города и ходила по горам и долинам, пересекала перевалы и реки, расспрашивала о братьях своих и людей и встречавшихся ей птиц, но никто их не видел. Долог был её путь: весну, лето и осень бродила она. Пока наконец не оказалась на высокой-превысокой горе. На её склонах свили себе гнёзда чёрные и белые птицы. Стала она расспрашивать птиц о братьях своих, но птицы лишь улетали от неё в небо. Села она на вершине горы и заплакала, а вокруг неё падал снег и укутывал её белым покрывалом. Вдруг видит сквозь слёзы: кружат над нею три белые птицы. И кружили так они, не садясь на ветви деревьев до тех пор пока солнце не скрылось за горизонтом, а затем возвратился к ним человеческий облик. Оказывается, колдовство их мачехи, превратившее юношей в белых птиц действовало только в дневные часы, а на время ночи проходило оно и становились они людьми, чтобы с восходом солнца снова расправить крылья и улететь в поднебесье.
По заходу солнца стали птицы прекрасными юношами и Седеф признала в них своих потерянных братьев. Встретившись они целовали и обнимали друг друга и рассказывали о своих злоключениях, о горестях и печалях, какие произошли с ними с тех пор как мачеха чарами своими выгнала братьев Седеф из дворца. Так за беседой и прошла их ночь, хотя на вершине горы было холодно и всё было укрыто снежным ковром. А когда стал заниматься рассвет братья сказали ей:
— Мы благодарны тебе, Седеф, за верность твою. Сестрица, мы летаем в небе и знаем все места и все тропы на земле, поэтому мы спрячем тебя в доме вдалеке от всех, в таком месте, где ни птица не пролетит, ни караван не пройдёт. За этой горой лежит широкая долина, посредине долины — озеро, посредине озера — остров, а посредине остром дом, полный соснового аромата и птичьего щебетанья! Как только взойдёт солнце и мы станем птицами, мы посадим тебя на свои крылья и отвезём тебя на тот дивный остров и ты будешь там в безопасности. Не переживай, что мы можем уронить тебя, ведь наши руки-крылья это братские крылья, а не руки мачехи.
Так и случилось. С первыми лучами солнца, когда окрестные долины ещё лежали в предрассветной мгле, братья её стали птицами и соединили крылья, а сестра, взойдя на них, села, словно на ковёр и они понесли её в долину по ту сторону горы. Так быстро они неслись, что Седеф закрыла от ужаса глаза, а когда открыла — они уже были на острове. Когда братья взлетели в небо, сестрица первым делом искупалась в озере и смыла с себя грязь многомесячных странствий, вода омывала её и исцеляла её болезни и страдания, а она всё приговаривала "Чистота, белизна!" и плескалась в воде. Так купалась она, а затем, вошла Седеф в безлюдный изумрудный дворец, о котором говорили ей братья и стала его обживать. Когда под вечер братья вернулись из полёта была она белее молока, чище воды и не могли братья нарадоваться, глядя на неё.
— Ты, сестрица, стала белее белого! — говорили они. — Аллах смог исцелить твои раны, нанесённые мачехой, а когда Аллах и избавит нас от птичьей доли перьев, мы всю свою жизнь будем жить в этом изумрудном дворце в ликовании!..
Так они радовались встрече и удачному завершению их разлуки, пока сон не сморил их, и они не заснули. И неслучайно, говорится в народе: кто с чем ляжет спать, то во сне и сбудется. И вот в эту ночь приснился сестре кто-то из волшебных стражей помогающих людям, то ли один из семи святых или то ли из сорока блаженных, а кто именно, она забыла по пробуждению, только помнила она, что сказал он:
— Дочь моя, свяжи из особой волшебной травы рубашки и надень их на братьев, тогда Аллах Всемогущий и Всемилостивый снимет с них злые чары и они навсегда возвратят себе человеческий облик и не будут колдовство, и они снова станут людьми. Но есть одно условие, о котором ты должна помнить: до тех пор пока твоя работа не будет закончена ты не должна ни написать, ни произнести ни единого слова. Если ты готова к этому испытанию и способна удержаться от слов, произнеси "бисмилляхи рахмани рахим" и можешь приступать к делу.
По утру боялась Седеф поверить своему сну, настолько фантастичным и невероятным казался способ, каким во сне предлагалось избавиться от колдовства, но могла ли она упустить возможность спасти братьев. И когда они улетели Седеф поняла, что нельзя терять ни секунды и бросилась собирать траву. А затем, как заклинание, произнесла она "бисмилляхи рахмани рахим" и стала вязать. Возвратились братья, удивились весьма: спрашивают что-то у сестры, а она вяжет и молчит. Не знали они, что произошло с нею, но подумали, что молчание Седеф результат нового колдовства их мачехи, потому на следующий день, они летали по лесам, словно пчёлы, собирающие медоносный нектар, так собирали они лечебные травы, чтобы исцелить сестру от её молчания. Вечером они приготовили исцеляющий отвар для неё и поили её, а она, попив его, продолжала вязать и молчать. Когда на рассвете поняли они, что лекарство то не подействовало, сказали ей братья, что отвезут её искупаться в чудодейственном источнике, которому молва приписывала многочисленные случаи исцеления от разных недугов, может быть он поможет сестрице. Не знали братья, про сон Седеф, а она не могла им рассказать, до завершения рубах, и не стала она обижать братьев отказом и согласилась слетать к чудесному источнику, но не купалась в нём, а села на траву рядом и знай себе вяжет и вяжет. Вечером, перед заходом солнца братья должны были забрать сестрицу назад, в изумрудный дворец. Однако, около полудня появился у источника всадник, и увидав её, забыл зачем приезжал.
— Роза, ты на какой горе выросла? — спрашивал он девушку — Ты, соловей, из какого сада прилетел сюда?
А она молчит и вяжет. Взглянул он на девушку и подумал, что это не девушка, а пери. Во второй раз взглянул и сказал себе, что она немая. Но была она так прекрасна, что он захотел, чтобы она стала его женой даже несмотря на такой недостаток. А был он не простым всадником, а сыном падишаха. Седеф он тоже приглянулся, только не могла она сказать ему о том. Посадил он её на коня и отправились они в путь. Конь едет, а Седеф вяжет и молчит. ЧуднО стало шахзаде, но на том чудеса не закончились. Присмотрелся он и видит, что над ним кружат три белые птицы, вначале думал, что те хотят напасть на него или на его невесту, но нет, они летали так, словно желали укрыть её от лучей палящего солнца. Не знал шахзаде, что птицы — это братья его невесты, и, приехав во дворец он и думать перестал о волшебной свите его избранницы. Прибыл он домой засветло и бегом прибежал к отцу, сообщить о том, что нашёл себе невесту.
Найдётся ли в мире отец, который откажет сыну в благословении на брак? Дал отец своё согласие и в тот же вечер приказал праздновать помолвку его сына. Били барабаны и играли арфы и блюда были одно вкуснее другого, только Седеф не наряжалась, не украшала себя ожерельями, не ела, не пила, а вязала петлю за петлей, рубашку за рубашкой, чтоб исполнился ее сон. Дивился тому отец, дивились приближённые и слуги. Настолько поразила странная девушка одного из вельмож падишаха, что он стал следить за нею и увидел как поутру она собирала новую траву для рубашек. Тут же полетел он к падишаху с доносом.
Вечером же падишах сказал сыну:
— Я благословил твой выбор и не откажусь от него, но знай, что твоя невеста не простая девушка и даже не пери. Она — колдунья. Днём к ней прилетают птицы и стучаться в окно, а по вечерам она общается с ними в саду, а возвращается она из сада, набрав охапки травы, и продолжает своё вязание. Подумай о том, ведь твоя жизнь в опасности и никто не знает, какое зло она может связать тебе.
— Не верю, отец! — вскричал наследник. — Не хочу тебе верить! Это всё наветы твоих слуг.
— Я понимаю тебя, — доброжелательно сказал падишах, — я тоже не верю в колдовство, но ты сам проследи за нею и сам прими решение.
Три дня и три ночи шахзаде провёл в саду и своими глазами видел он то, как Седеф собирала траву и то, что прилетали к ней на закате птицы, которые превращались в юношей. Пригорюнился он, понимая, что полюбил колдунью и стал её расспрашивать, а она рыдала и молча продолжала вязать. "Молчит, — подумал шахзаде, — значит, соглашается". Позвал он визиря, ведавшего тайными делами и тот стал допрашивать девушку, а она по прежнему рыдает, молчит, но вяжет.
— Что ж тут делать! — воскликнул визирь. — Её молчание и её слёзы подтверждают её вину. Пусть ей отрубят голову!
С тяжёлым сердцем воспринял приговор шахзаде, но что делать, если девушка не может объяснить что и зачем она делает. И вот её уже отвели в подвал и отдали в руки палача, а она всё вяжет и вяжет.
— Какое твоё последнее желание? — спросил палач перед тем как отрубить ей голову.
А Седеф молчит и продолжает вязать.
— Тогда готовься к смерти! — произнёс он.
И даже тогда не прекратила девушка своего вязания. Замахнулся палач топором, вдруг откуда-то появились в закрытом на сорок замков подвале три белые птицы и кружатся над нею. Опустил он топор и дивится происшедшему чуду: закончила девушка своё вязание и набросила рубашки на птиц и обернулись они прекрасными, стройными как тростинки юношами, обняли они сестрицу. И палач и стражники, что были здесь застыли в удивлении и молились Аллаху о спасении, ведь эти юноши, казавшиеся им волшебными существами могли убить их. Но тут Седеф впервые раскрыла свои уста сказала палачу:
— Плаха никуда не убежит, палач, лучше веди меня к падишаху и я расскажу ему всё о чём спрашивали меня всё это время, а если он снова прикажет казнить меня, то я готова.повелит ! Я расскажу ему все. Если он и тогда повелит казнить меня, то я готова.
Послушался её палач и стражники провели её и братьев к падишаху и рассказали они о кознях мачехи и об удивительном сне, спасшем её братьев. Услыхал падишах их речи и понял, что девушка чище изумруда, взял её за руку, отвёл к сыну.
Сорок дней и ночей играли свадьбу во дворце падишаха, и свадьбу непростую: предложил падишах братьям Сереф своих дочерей и они с радостью согласились, вот и вышло, что в тот раз сразу четыре пары соединяли свои сердца. А что же произошло с мачехой Седеф и её братьев? Этого никто точно не знает. Одни говорили, что её казнили, другие утверждали что когда за ней пришёл палач она превратилась в джинна и улетела в окно, только вот с той поры стали братья править во владениях своего отца. Так всегда и происходит: зло — наказывается, добро — торжествует, а рассказчик может пока пойти выпить шербета за здоровье новобрачных. О, глядите, с неба ещё три яблока упало, это для тех, кто не порочит других!
10. Сын дервиша и чудесная птица
Было то али не было, но то ли в решете, то ли на дне казана, в прежние времена, когда верблюд стоил один медный акчё, когда вола можно было купить по цене козы, когда лев работал сторожем, а был отцом своей матери, так вот в те далёкие времена, жил-был, говорят, один дервиш с женой. Считали его очень мудрым и часто обращались за советом. Но был он так беден, что каждый день ходил по улицам городка, в котором жил и просил милостыни то у одного, то у другого богача. На милостыню он покупал хлеба и сладостей и они с женой ели, пили и наслаждались жизнью. Однажды утром, только вышел дервиш на улицу, как видит идёт навстречу богатый незнакомец.
— Дайте, господин, хотя бы несколько пара! — стал просить у него дервиш. — Неужто вам жалко несколько медяков?
— Скажи мне, отец, — говорит ему богач, — что ты выберешь: один золотой из благословлённого или тысячу золотых из запрещенного?
— Да благословится этот золотой! — отвечает дервиш.
И богач, вытащив золотой из кошелька, протянул его дервишу. Поблагодарив щедрого незнакомца, дервиш спешит на рынок, ведь это очень большие деньги, на которые они с женой смогут устроить небольшой пир. Но не купил дервиш еды в этот раз: едва пришёл он на рынок, как его взгляд приковала к себе чудесная птица в клетке, которую продавал человек в охотничьем костюме.
— Сколько стоит Ваша птица? — спросил дервиш.
— Один золотой. — отвечает охотник.
На турецком базаре положено торговаться, продавцы специально говорят покупателям завышенную цену, чтобы её можно было сбросить, но дервиши, настолько удивительные люди, что им запрещено торговаться, вот и наш дервиш молча вытащил монету, которая была у него в кармане и протянул её охотнику. Возвращаясь домой, не мог он нарадоваться на птицу и всё смотрел на неё. А что до потраченных денег, так он думал так: "День ещё только начинается, успею ещё пройтись по улицам, может ещё кто-нибудь подаст".