Бой местного значения

Всего за один удар до этого мига волосы стволового попытались сбросить с головы каску — вместе с прицепленной по случаю войны, не только личиной (с бронзовой сеткой для глаз само собой), но и бармицей — вспомнил он про "мучного" купца и закричал в голос, не в силах сдержать рвущийся наружу страх. Крик подхватили, и его команда, и строй, а в следующий момент невесть откуда взявшийся ветер вогнал его назад, раздувая грудь как меха, чтобы через миг высосать из них весь воздух без остатка...

А потом, вдруг оказалось, что все кончилось: продолжает стучать помпа и мужики, матерясь и кашляя от паров соснового масла, продолжают закачивать масло в аккумулятор, второй номер, невесть когда, успел и ствол перекрыть, и отключить подачу воды из четвертого бака. Слева вскакивали поваленные ударом ополченцы и тыкали пальцами в сплошную стену огня напротив и поднимающийся от середины прохода вверх быстро тускнеющий шар огня.

"Повезло, хранили нас на небе сегодня: не окажись слева холма, а справа оврага звоном в ушах не отделались. Встань мы, например, дальше, между двух холмов, размазало бы тонким слоем. Свечку святой Варваре надо будет всем селом еще лет сто в этот день ставить" — подумал Петр.

С заднего борта раздался удар — "во второй телеге с дополнительными баками закончилась, чуть не подумал вода" — сказал про себя стволовой, и возница отключил магистраль.

А на Петра вдруг снизошло прозрение — подумал он о том, что все что они сегодня использовали, было явно задумано десятки лет назад, и наличие четырех баков в машине и многих других мелочей не замечаемых "замыленым оком" складываются в вполне стройную систему. "Ох не зря князя нашего Драконом кличут" — думал Петр,— "сколько же рассадил он по всем городам и селам своих дракончиков, маленьких но вполне огнедышащих? А сколько еще всего нам не ведомого сделано было и сейчас проявляется?"

Затем дышать внутри стало просто невозможно и, доведя давление до осьми меток, команда подняла щиты — проветривать, да полезла наружу — сменяться.

Чуть позже буйство пламени спало — как и не было, понятно, что гореть-то там было уже нечему... Их машина, разом с остальным строем, двинулась вперед, вместе с держащейся рядом "наливной" телегой. Но стволовой уже не смотрел, вскакивали в седло вои, чтоб скакать вперед — на разведку или прикрытие, как добивали уцелевших в этом аду и людей, и животных — совсем не по злобе, а по милосердию, как машина залила огнем овраг — может, увидали кого, а может просто "для верности".

Стволового в это время выворачивало наизнанку, и не от отравления парами (что тоже не сахар) или от осознания содеянного — не за коврижками чай татары пришли, а от представленной картины:

— По бескрайней степи громадным, в сотню, а может и тыщу, верст неводом, катятся собранные со всех городов и весей драконыши, держа дистанцию в восемь десятков сажень.

— Вокруг них — построенное хитрым прямоугольником, с повозками в центре, собранное по тем же местам ополчение, а в отдалении маячат отряды княжих воев — готовые в любую минуту рвануться вперед и сокрушить, а потом укрыться за частоколом рогатин и струями огня.

— И остаются после них только черная гарь, да обгоревшие кости, и неизвестно еще — проклюнется ли по весне зелень сквозь пепел или останется тут мертвая пустыня.

Но затем пришла новая мысль — вспомнил Петр, сколько ушло масла на в общем-то небольшую стычку и сразу полегчало: "Не бывать по сему!" — ведь в таком случае пустыня останется не только спереди, но и позади — переведут люди все леса на живицу.

"но татары-то, об этом не знают, и может замиряться выгодно? — торговать оно все же выгодней чем чубы драть".

Удар

Сотник тяжелой конницы, совсем недавно командовавший резервом, а теперь ставший командиром тысячи (увы, целиком из этого резерва и состоящей), стоял под деревом с наблюдателем. Русы умело пользовались дальностью и точностью своих машин и всего в пяти конских корпусах лежали тела трех воинов и двух их коней, хитер был старый инженер — предыдущий тысячник, догадался, что будут целить в старших, и отправил вместо себя на смерть воинов из сотни "провинившихся", но забыл — от судьбы не ускачешь, смерть только сразить можно, а не спрятаться.

— Стоят там же где были перед атакой, только щиты всего в два ряда высотой и в щели копья выставлены. Огнеметный сарай закончил жечь овраг.

"Так,— подумал сотник — о пошедших в обход фланга похоже можно забыть ... не будет оттуда даже обстрела, не говоря о внезапном ударе."

— От сарая отошла телега со щитами, идет назад к строю, за четыре перестрела вижу точно такую же, идет к нам.

Опытен и осторожен был старый тысячник, не соглашался, что главная сила конницы — скорость, он ждал ловушки, и надо сказать в этом не ошибся — ошибся в ее сути, потому вперед пошли шиты-чапары с укрытой за ними спешенной сотней, сотня конных стрелков и две сотни тяжелой конницы из себя стрелков изображающих.

Вроде все было беспроигрышно — чапарам нестрашны ни стрелы, ни прячущиеся в траве ямы и ловушки, подойдя в упор, они расстреляют прячущегося за щитами противника отравленными стрелами (отдали для этого весь запас яда), одновременно с этим — тяжелая конница одним ударом опрокинет разваливающийся строй.

А вышла — катастрофа, закрытая щитами кибитка на левом краю строя оказалась не ставкой местного хана, а византийской огнеметной машиной. В ее пламени сгорели и чапары, и, начавшая разгон уже не способная остановится, но еще не имеющая достаточной скорости, чтобы уйти из-под удара, конница.

Решение созрело мгновенно:

Из-за поворота начал накатывать звук, самый приятный знакомому с ним уху — шли кони, сто тяжелых всадников на острие атаки, неполных три сотни конных лучников. Шли пока неспешной рысью, за поворотом строй развернется и пойдет галопом. В этом единственная надежда — скорость, надо успеть быстрее проскочить огнемет пока он не успел поставить перед атакующими стену огня. Стрелять в сторону своих они не смогут, пройти перестрел пока перезаряжаются машины на холме, и разметать строй. Лучники из задних рядов на скаку будут метать стрелы навесом — для "бескровной волны" нет места, а потом довершат разгром саблями и стрелами — вне строя из ополчения сражаться могут очень немногие тем более, пешим против конного.

Вскочить на коня и встать в середину третей шеренги "своей" сотни — секундное дело, копье с волчьими хвостами — лежит горизонтально, урок урусы дали более чем понятный — сотник решил поднимать его только на момент отдачи команды. Броня у него и коня такая же как и воинов вокруг, хоть и хотелось порадовать друга нарядной попоной или наголовником, но сотник считал что воина должна выделять доблесть, а не красивые цацки — вот пусть теперь попробуют стрелки найти нужного коня посреди многотысячного табуна (невелик труд, если честно, но надежду дает).

С чем сравнить этот полет конных сотен? С чем сравнить упоение силой и единением? С любовным поединком? Но там — скорее скачка/полет по бескрайней степи, когда на весь мир остаешься только ты, конь и встающее на встречу солнце.

В строю, а тем более в конной лаве, и человек и конь теряют частицу своего "я", точнее отдают его взамен возможности чувствовать окружающее — как рыба чувствует окружающую ее воду, не глазами — телом. Все происходящее при этом — начинает оцениваться по другому: не отстранено, не бесчувственно — просто по другому, не с точки зрения "Я", а с точки "Мы":

— Вот из-за поворота выходит передовая сотня и начинает разгоняться — специально медленно, надо дать возможность тем, кто в хвосте догнать — двигаться все должные единым телом.

Вот начался окончательный разгон — после рыси это быстро.

В этот миг замечает самую сладостную картину — еще миг назад стоявший нерушимой стеной щитов строй рассыпается на отдельные фигурки, которые бросая щиты нестройной массой откатываются назад. Миг — и они показывают спины, подпрыгивая и падая темной массой рвутся назад. Но удача не полна — стоявшие за ними колонны не смяты этими трусами, видимо зная об их стойкости, строй за ними не монолитен. Бегущие втягиваются в оставленные прорехи, слитное движение, и снова впереди нерушимая стена — с этими будет непросто...

Воины вокруг огнеметной кибитки лезут под нее, выставляя наружу копья, остальные сбивают щиты позади нее — сейчас не до вас, все потом. Сама кибитка провожает атакующую конницу поворотом шлема с торчащей из него трубой огнемета — опоздали, не подвела скорость, теперь даже если сожгут задние ряды — атаку этим не остановить.

— Вот от холма занятого урусами поднимаются вверх несколько точек и начинают приближаться, превращаясь на глазах в раскинутую в небе рыбацкую сеть, в сети явно видна запутавшаяся в ней рыба, но и она — перемахивает голову колоны (успели!), чтобы опустится на задние ряды.

Сзади плеснуло невыносимым жаром, от невообразимой боли закричали лошади. Весь проход от края до края залило огнем. Брошенная требуше вязкая смесь, это действительно страшно — когда огонь растекается по броне, на глазах накаляя ее до красного цвета, и нет никакой возможности сбросить ее, а попытка бежать только увеличивает боль — ветер раздувает пламя, а в это время огонь сплавляет песок под копытами коня и еще живой человек понимает — не уйти.

Но плевать — там были только лучники, и они успели уже выпустить по две стрелы — свою задачу они выполнили. Оставшиеся лучники выдают еще две волны стрел, перед строем разбегаются бездоспешные шакалы, с разбега сигая в овраг — правильно, стрелы на вас тратить никто не будет — значит, шакалы как раз и уцелеют, как и всегда.

Следом за "сетью" с холма срываются два облака — катапульты вместо копий выдали струю глиняных шаров — первый ряд падает, но тела коней и всадников, закрывают остальных стеной плоти, давая возможность идти дальше — по еще живым телам.

Прошли, споткнувшихся и рухнувших под копыта следующих рядов почти нет — хорошо выучены и кони, и люди — сам учил, с гордостью осознал на миг себя сотник, прежде чем снова слиться с собственным войском.

То здесь, то там дергается от боли конь, а то и валится вместе с всадником — из-за строя Урусов навесом бьют их лучники, ерунда — даже более сильный дождь из стрел не сможет остановить сотню на покрытых кожаными попонами лошадях, а это даже не дождь — так, капли.

Еще только когда ударная сотня вышла из-за поворота — строй качнулся на шаг назад оставив перед собой стоящих на коленях воинов в блестящем крепком доспехе и они, не втавая с колен, начали что-то делать — что было непонятно, захваченный общим движением мозг не мог анализировать необычное — кажется, опоры под котлы ставили, готовить что ли перед смертью собрались?

При этом, совершенно не обращают внимания на падающие одну за другой волны стрел — они конечно больше на строй за ними сыпятся — пытаясь смести его с дороги раньше удара конницы, но сегодня — это не дает результата, слишком хорошо спрятался враг, слишком много на нем брони. Ну так, арбалетчикам выстрелить не дали и ладно — в сердце проникает сомнение — а может они просто ждут? Ничего — еще два удара сердца, и врага не спасут ни щиты, ни броня, ни выпущенные в упор болты.

И вот строй, уже рядом — "блестящие" прекратили свою непонятную деятельность и отбегают к строю, прикрыв, надо сказать, показанную врагу спину повешенным через плечо щитом — опытные воины, ничего не скажешь. После них остается какая-то хлипкая заросль из перекрещенных веток — неважно, разогнанную до предела массу она не остановит. А строй отползает все дальше, но не бегут — жаль, может, и побросали бы свои щиты и копья показав спины — да уже не смогут, мы тут — один удар остался, жаль — коней жаль, они всегда страдают за людей.

______

Сколько занимает удар конницы с сотни сажень? особенно если не с места? Ответ простой — два десятка ударов спокойного сердца.

Вот только где найти такое, когда по полю несется конная лава.

Это ведь только всадникам кажется что они летят, не касаясь земли, а на самом деле: накатывает на людей все усиливающийся гул — тысячи копыт в миг поднимаются и опускаются на землю, за много верст дикие животные начинают беспокоиться и искать укрытия — не услышав звук, уловив страшную дрожь земли.

Кто видел, а таких счастливчиков — видевших, и способных рассказать, очень мало на свете белом, мог бы рассказать — вот так же надвигается на сжавшийся от ужаса берег громадная волна, гнев божий — после которого остается только груда щепы там где рос лес, а то — слизнет все назад, не оставив вообще ничего.

Что можно успеть сделать за это время? Как ни странно — довольно много, просто все действия должны быть приготовлены и отработаны заранее — в такое время человек не способен сделать ничего сверх "заученного", даже испугаться, бывает, не успевает.

Конный татарин — успеет расстрелять колчан стрел и открыть новый, но погодит стрелять.

Тяжелая конница — разгонится и опустит копья.

Мефодий — успеет выбить замок требуше, четко понимая, что стрелять приходится туда куда он стоит нацеленный, перенацелить не удастся — следовательно, выпущенные огневые шары не смогут защитить стоявший внизу, и уже, скорее всего, мертвый строй.