Спасти Ссср ч8

Сами заговорили о помощи... теперь получайте.

— Но договоренности...

— Товарищи. Вы получили от нас достаточно денег — без надлежащего оформления надо сказать. И просите еще. Я кстати не замечаю, что Варшава плохо живет. Не похоже, что у вас тут... кризис.

Пан Мечислав Вильчек по моим наблюдениям был едва ли не единственным из членов правительства Польши, который не воспринял идею оформления помощи в кредит в штыки. Он понимал, что бесплатного ничего не бывает

В отличие от... этих.

Но он понимал и то что Польша деньги не отдаст. По крайней мере в ближайшие десять лет.

— ... в настоящее время, бюджет сводится с дефицитом, мы с трудом осиливаем социальные выплаты.

Я отхлебнул предложенного мне чая

— Разве предпринятые вами реформы не дают роста налоговых поступлений?

Вильчек развел руками

— Увы, пока мелкие лавочники только в самом начале пути, сборов с них немного. Откровенно говоря, это не более чем попытка... занять людей.

Ну, да. Киоск может продавать — а не производить.

— А как насчет крупных предприятий?

— Что вы имеете в виду?

— Например, вашу химическую промышленность. Стиральные порошки, духи, косметика. Почему это не продается в Европе. В США?

— Пошлины... курва, нас там никто не ждет.

О!

Один здравомыслящий человек — но скорее столкнувшийся с реальностью.

— А... скажем ГДР. Чехословакия?

Вильчек покачал головой

Про это мало кто знает — но внутри Варшавского договора были свои разногласия. Польша и ГДР балансировали на грани конфликта, а в приграничных районах происходили массовые драки. Немцы считали что поляки их объедают, скупают все в магазинах.

И для такого мнения имелись основания...

— У вас не будет неприятностей из-за этой встречи?

Вильчек задумался. Потом покачал головой

— Нет. Не думаю.

После скомканного совещания в верхах — я выразил желание переговорить с Вильчеком один на один. Поехали в так называемый "дом отдыха рабочих лесничества". Его изъяли у бывшего секретаря ПОРП Станислава Кани. Только на обстановку там потрачено несколько миллионов долларов США. Тех еще долларов...

Говорили предельно откровенно.

— Вот что, пан Мечислав. Про ваши реформы я — знаю, вас — уважаю, и многое из того что вы делаете сейчас — мы со временем сделаем в СССР. Но!

Я поднял палец

— Но. Вы понимаете, что такое рынки сбыта.

Вильчек кивнул, но было видно, что он не уверен

— Как считаете, польские товары ждут на европейском и американском рынке? Только честно, как на духу?

Вильчек думал какое-то время. Потом покачал головой

— Не особо.

— Не ждут!

...

— Вы не производите ничего уникального, давайте это признаем. Ширпотреб, бытовая химия — в каждой стране полно своих производителей. Ни одна страна не откажется от защиты своих производителей.

...

— Крупнейший ваш рынок на котором вы имеете действительно хорошие позиции — СССР. Теперь скажите — Польша мечтает поссориться с нами?

— Нет, ни в коем случае

— Правда?

Вильчек помолчал. Потом устало сказал

— Михаил Сергеевич, польский народ таков каков он есть. Ни один правитель не мог ничего с ним сделать. Никто.

— Пан Вильчек — сказал я — не наговаривайте на польский народ. Просто надо правильно объяснять. Показывать. А не молчать. Вы например сказали ему, народу про то как мы вас кредитом выручили?

...

— Не сказали. Потому что стыдно, дохозяйствовались. Верно?

...

— У меня предложение. На примере одежды, косметики — отработать новую систему сотрудничества в области экономики. Есть украинское, белорусское приграничье — что мешает вашим самым передовым и сильным кооператорам открыть производства по пошиву там... для начала может быть и просто продавать. Сейчас у вас производство товаров группы Б развито сильнее чем у нас. Пользуйтесь.

...

— Потому что максимум через пятилетку — это окно должно закрыться.

Утром — Мечислав Стахура стоял у себя дома на коленях перед образком Божьей Матери Ченстоховской и молился. Он не был мусульманином, из всего ислама он почерпнул и принял только одно — учение о священной войне. Джихаде.

В остальном он остался католиком.

Завод автомобилей самоходовых — был одним из тех мест, которые я должен был посетить.

Как и в СССР — поляки закупили лицензию Фиат, на тот же самый ФИАТ-125. Но при этом — уже в начале 80-х они разработали и запустили неплохую Сирену, такой хэтчбек в размерах Москвич-2141. И даже начали его экспорт, а Египет начал собирать эту машину из машинокомплектов.

Да кстати. Еще одно направление экспорта Польши — фургончики Ныса. Примитивные — но почему то в СССР не делают и таких. Они меньше чем Газель, грузоподъемность — меньше тонны. Как наш УАЗ — буханка, но без проходимости.

Зачем мне польская автопромышленность? Ну для начала — они почти разработали (совместно с ФИАТ) новую модель, типа нашей девятки. Но не поставили на конвейер. Надо посмотреть что это за модель — если уступает нашей то смысл в ней. Пусть берут нашу девятку и выпускают, может — с собственными движками.

Вообще — никогда не понимал этого "разнобоя" — каждая страна должна обязательно иметь свою марку автомобилей. И выпускать — пусть и меньше ста тысяч в год — но своя! Не трудно понять, насколько дешевле будет выпускать один автомобиль миллионным тиражом, насколько быстрее он окупится.

Ну и надо было выступить перед рабочими. Не одному же Валенсе...

Пока ехали смотрел по сторонам. Все же это Европа. И дело даже не в ухоженности — ее тут и близко нет. А в тесноте. Все какое-то небольшое... расстояния небольшие. В каждом поселении обязательно — костел, туда ходят каждую субботу. Поляки говорят — только собака по субботам не ходит в церковь.

Бороться с этим глупо а в случае с Польшей — еще и бесполезно

Мелькнула хулиганская мысль — а если польский кардинал выступит и пригрозит отлучением тем кто поворовывает на работе — так и будут воровать? Или все же перестанут?

Кто как наверное...

Еще из особенностей — архитектура другая, тут четное число этажей и сами дома другие. А вот лозунги те же. И заборы с колючей проволокой поверх вокруг завода.

Все то же...

— Мечислав!

Он вздрогнул как от удара и решил сделать вид, что не услышал. Но крик повторился

— Мечислав!

Теперь — не услышать было нельзя.

К нему пробивался Ласло — освобожденный секретарь парторганизации завода. Этнический венгр, он слыл стукачом и с ним старались дела не иметь. На что он внимания не обращал. Толстый, энергичный он вечно был там, где не надо.

— Вот ты где...

Ласло подошел вплотную.

— Ты что тут делаешь?

Не дожидаясь ответа, продолжил

— Иди, со мной. Надо вручить цветы секретарю Горбачеву, это должна была сделать Марыся, но она накрасилась как из борделя. Тьфу! Вручишь ты. У тебя орден где? А, впрочем, неважно. Пойдет и так. Скромность — главное.

Стахура вздрогнул

Если он будет вручать цветы секретарю Горбачеву — значит, он все время должен быть рядом с ним! И уйти не получится!

Все пропало.

— Эй, Ласло...

Секретарь пер вперед

— Ласло!

...

— Я... не смогу.

Теперь секретарь остановился. Прищурился

— То есть как — не можешь? Это честь.

— У меня... руки дрожат

Ласло помрачнел

— Ты что, выпил?

Стахура протянул вперед руки, пытаясь представить, что они дрожат. Но это было излишним — Ласло набил руку на расправах с пьяными, потому что все дела пьяных, пойманных на работе — передавали на рассмотрение как раз в первичную партийную организацию вне зависимости от того был членом партии напившийся — или не был.

— Да как ты мог?! В такой день.

Стахура изобразил раскаяние

— Ну, смотри. Товарищ Стахура. Я с тобой — потом разберусь. А сейчас — сгинь с глаз долой! Чтобы тебя и близко на митинге не было!

Не будет...

Поверь — не будет...

Товарищ Стахура...

Товарищ Стахура имел позицию для стрельбы лучше, и представить себе нельзя было. От своего кабинета в главном заводском корпусе до импровизированной трибуны — метров сто двадцать — сто тридцать. Патрон 5,6*39 разрабатывался как спортивный высокоскоростной, для него эта самая подходящая дистанция. Почти прямой выстрел...

Оставшись один, Стахура вытер платком лоб и руки. Из своего стола достал стандартный набор инструментов — его видели при досмотре, но какую опасность представляет набор инструментов и несколько винтов? Никакой. Универсальным ключом — Стахура скрутил несколько деталей с кульмана, начал собирать их. Болты — закручивал строго до метки, которая была на каждом из них. Потом — достал и развернул один рулон с чертежами... другой.

На свет постепенно появлялась снайперская винтовка...

Винтовка была однозарядной — такую было куда проще изготовить, возиться с магазином, с его креплением было проблемно само по себе — и Стахура решил, что однозарядки будет достаточно, тем более что второй выстрел ему сделать явно не дадут. Пан или пропал.

Канцелярским ножом, он вскрыл печать на окне и осторожно, стараясь не привлечь внимания, сдвинул оконную раму. Хватит. Винтовка уже была готова, он дослал патрон и запер затвор. Теперь надо было быть особенно осторожным — предохранителя на ней не было совсем, а спуск он намеренно сделал очень коротким и легким. Выстрел — мог произойти в любой момент.

Вдев винтовку в петлю, привязанную к кронштейну, на котором висел цветочный горшок — он начал целиться...

Этот кронштейн он повесил на стену вчера как следует закрепил его четырьмя болтами — он мог выдержать вес в несколько десятков килограмм. Идея о кронштейне и веревке пришла к нему, когда он размышлял, как увеличить стабильность винтовки при стрельбе — до того он пробовал стрелять с рук и это было проблемой даже на сто метров.

Никто не спросил, зачем заместитель главного конструктора Стахура повесил здесь кронштейн за день до визита советской делегации на завод.

— Я увидела...

Это была Марыся. Ее прогнал с митинга секретарь партийной первички Ласло — за то что накрасилась как последняя б... Поскольку на митинге ее не должно было быть, а делать было нечего — она пошла к зданию заводоуправления, где работала. На входе стоял пост госбезопасности — но ей достаточно было взмахнуть густыми, накрашенными ресницами. Тем более у нее был пропуск, а стоявший тут же старший вахтер, неодобрительно на нее посмотрев, подтвердил, что она здесь работает.

Оказавшись в пустом здании, она начала искать место, где лучше всего видно трибуну. А это был как раз конструкторский отдел.

— Прости... я

...

— А что ты тут делаешь...

Она действительно не осознавала что видит.

Стахура, выдернув винтовку из петли, которую он использовал как стабилизатор — направил ее на Марысю и нажал на спуск. Девушка упала сразу — без крика, с глухим стуком как мешок...

Внутри что-то сжалось, затряслись руки...

Как же так...

Как это произошло?!

Марыся... она же была безобидной. Да, она спала с генеральным за премии и подарки, и по слухам не отказывала и другим. Но она же безобидная... что она сделала плохого в этой жизни? Наоборот, она старалась помочь тем кто приходил с документами, давала советы, сочувствовала как могла тем кого разносили на совещаниях.

За что же ее...

Если бы это был негодяй Ласло...

Но...

Стахура посмотрел на трясущиеся руки. Теперь на них была кровь — кровь польской девчонки, которая просто жила, никому не причиняя вреда.

Теперь он убийца. И ему с этим жить. До того как расстреляют.

Потом мелькнула мысль — может, он и стал убийцей — но должен довести дело до конца. На суде он скажет — пусть его расстреляют, но за смерть простой польской девушки, а не советского генерального секретаря.

Да, так он и скажет.

Мечислав Стахура открыл затвор и выбросил гильзу — она застряла, пришлось выковыривать, за что ушло почти полминуты. Из кармана — он достал новый патрон. Руки его дрожали...

Приработанный — он заказывал его на заводе, сказал, что это такой запор для дома, обработка по высокому классу точности — затвор с усилием встал на место. На нем не было боевых упоров, винтовка запиралась массивной рукоятью затвора на паз ствольной коробки, сталь на сталь. Рискованное техническое решение, обычно используемое в винтовках двадцать второго калибра, и то самых дешевых — но на несколько выстрелов должно было хватить. А большего — Мечиславу Стахуре — было и не нужно...

Наверное, это профессиональный риск каждого политика. Быть убитым — за свои убеждения, за свои действия — и просто за народ, который ты собой олицетворяешь.

Как был убит и Кеннеди. Его застрелили из окна — за свою жизнь он проехал мимо множества окон, наверное, тысяч сто, не меньше. Но за сто тысяч первым — скрывался стрелок или стрелки — и всё. Конец истории...

Но в моем случае — это был не конец.

И да... спустя сорок лет так же случайно — уцелеет Дональд Трамп, кандидат в президенты США. Я хорошо это помню. Он уцелеет — и возможно, именно это запустит цепочку событий, которая приведет меня сюда. В неласковую Польшу восемьдесят шестого.

Странно — но все началось с того, что я услышал звук, сильно напоминающий звук выстрела, пусть и приглушенный. Я все же стрелок, в США у меня было больше двух десятков лет стрелкового опыта, и я прекрасно знал, как это звучит и ни с чем бы не спутал. Калибр 5,6*39 — он быстрый, сверхзвуковой, глушитель мало что с ним может сделать. Звук был откуда-то справа, охрана никак не отреагировала, но я скосился туда... там стояло массивное здание главного корпуса завода, заводоуправление. Ничего не случилось, никто не закричал, не упал. Я закончил предложение, и только перевел дух, как заметил — одно окно немного, но открыто.

А должно быть закрыто.

И где-то там — едва заметное — движение. Если бы я смотрел специально — то не заметил бы из-за бликов солнца, толстого стекла — да и из-за того что просто — далеко. Но я — заметил, на самой грани восприятия. Недаром — опытные военные говорят, что лучше всего осматриваться, быстро перебегая взглядом с одной точки на другую, а не всматриваясь. Боковое зрение — в этом случае лучше прямого.

И кто-то словно шепнул мне сверху — берегись!

Я инстинктивно начал поворачиваться и одновременно отклоняться назад. В следующее мгновение — что-то пролетело совсем рядом, обожгло, как-то дернуло. Закричал кто-то сзади — и в этот момент на меня налетела охрана, сбивая с ног и убирая с трибуны и с линии огня.

И все же не могу не заметить — насколько сотрудники Девятого управления КГБ СССР отработали профессиональнее американской Секретной службы в той истории с покушением на Трампа.