Болотная ведьма

Дальше тянуть было опасно.

Я начал быстро читать нужное заклинание, даже не удосужившись вынуть руки из воды.

— Ларра-луара-флуэре!

Я не видел свою правую руку, но прекрасно почувствовал, как она покрылась холодным инеем, и ощутил, что вода стала страшно холодной. Но одного холода мало — мне нужен лед. Толстый, крепкий лед, могущий стать нерушимой клеткой.

И я продолжил кричать, словно умалишенный, словно те слова, что я смог сказать, были самыми последними словами в моей жизни:

— Ларра-луара-флуэре!

— Ларра-луара-флуэре!

Я произнес три заклинания подряд. Произнес бы и больше, если бы меня не подвело мое пересохшее горло. Страх — вот самый страшный противник любого мага. Страх. Именно он заставляет забыть слова заклинаний, именно из-за него дрожат руки, которые должны быть точны, и именно он заставляет сердце так бешено биться, что перехватывает дыхание. Именно страх делает все это, делая мага совершенно безоружным перед его врагом.

Едва брызги рассеялись, я увидел картину, заставившую мою кровь похолодеть. Стремительный монстр был уже здесь. Он стоял уже почти перед нашим отрядом, а точнее — он высился передо мной. Замороженная вода поймала его в свою хватку смерти, сковав половину лап в холодной прозрачной тюрьме, но оставшиеся четыре все еще были свободны и в смертоносном порыве тянулись прямо ко мне — хищно, жадно и неотвратимо.

Благодаря такой неожиданной близости я мог прекрасно рассмотреть монстра во всей его хищной красе. Я прекрасно видел каждую прямоугольную пластину, спаивающую тело, словно живой доспех. Видел серую кожу, натянутую на кости у основания лап. Огромные, когтистые конечности, застывшие в полусогнутом положении, словно готовые в любой момент вырваться на свободу. Видел невероятно острые лезвия, способные прорубить даже металлическую броню, на которых невинно застыли искрящиеся снежинки. И самое главное — я ловил ощущение невыразимой, древней злобы, исходящей от этой примороженной мумии.

— Шедан ты... Ты что наделал? — раздалось за спиной. Я резко обернулся, справедливо ожидая еще одну беду. Я увидел пятерых вояк, неподвижно застывших в ледяном покрывале. Лед не только впереди. А и вокруг? Это что, я наделал?

— Господин командир, вы, кажется, перестарались, — очень дипломатично выразился Трезор, осторожно стуча рукояткой по покрову льда, проверяя его на прочность.

— Перестарались — это мягко сказано, — заявил скованный льдом Родовит.

— Ну, по крайней мере, теперь я точно знаю, что здесь не утону, — попытался разрядить обстановку толстяк. Но его широко распахнутые глаза выдавали, насколько сильно он напуган на самом деле.

— Ага. И смердит тут теперь не так сильно, — подхватил шутку рыжеволосый мечник.

Молчал только Игнац. По его побелевшему от напряженья лицу было прекрасно видно, что ему есть, что об этом сказать. Но он держался и, хотя он до сих пор не мог совладеть со своими страхами, он пытался хотя бы не высказывать их вслух.

— Парни, вы, это, простите, — повинился я им. — Я совершенно не знаю, как у меня так получилось.

— Ничего, командир, бывает, — ответил за всех Трезор. — Будем выбираться наружу. Тварь хоть и приморожена, но еще не убита. А дело надо доделать.

Раздался стук лезвий клинков по льду и царапанье лезвий ножей о ледяную поверхность. Я поднапрягся и слегка подался вперед, проверяя лед вокруг меня на прочность. И, о чудо — лед легко поддался, и я почувствовал, что прохожу через него лишь с небольшим напряжением.

Это меня сильно удивило, хотя я почти сразу же нашел для себя хоть какой-то ответ. Мой ледяной доспех никогда меня не морозил. Мне в нем было прохладно, но никогда не холодно. Я тогда подумал, что магия льда не может заморозить своего хозяина. Может быть, и сейчас действует тот же принцип? Может тот лед, что я наколдовал, не может сдержать меня?

Я напрягся чуть сильней, и лед разошелся, словно старый мешок. Левая рука, правая рука, вынос тела на лед. Есть. Дальше подтянуться, закинуть на лед левую ногу, правую, снова подтянуться. Хорошо. А теперь подняться и не терять равновесие. Вот так, отлично. Фух.

Поднимаясь на ноги, краем уха я услышал, что ритмичное движенье железа за моей спиной сразу смолкло — видимо и без того изумленные воины с крайним удивлением следили за моими движениями.

— Ура, господин командир — у вас получилось, — бойко воскликнул обрадованный Тур.

— Ура командиру! — объявил Родовит.

— И мы сейчас вслед за вами — пообещал толстяк.

Но Трезор был настроен иначе.

— Не ждите нас, командир. Убейте эту тварь. Убейте ее быстрей, пока она не вырвалась! — не попросил, а скомандовал он.

А и верно. Я слегка повернулся и почти уперся лицом в одну из хищных сабель.

— Здравствуй, опасная тварь, — заговорил я с ней. — Я пришел за тобой. Неважно, что ты такое — чудовищный зверь, жертва проклятья или жертва стихий. Это не имеет значения. Важно лишь то, что даже в таком состоянии, скованный льдом, ты все еще излучает угрозу. Кажется, что стоит только льду треснуть, и ты вырвешся на свободу, чтобы обрушить свой гнев на мир, который тебя породил.

Чудовище ничего не ответило, а лишь тщетно потянулось ко мне своими свободными лапами. Ко мне — к моему дыханию и к моему теплу. И это меня пугало больше всего — не его сила, не его скорость, а ощущение неистребимой, вечной злобы, запертой в странном теле-ловушке. Злобы, которая ждет своего часа, чтобы снова вырваться на свободу.

Бросив быстрый взгляд на неуязвимое тело, я слегка замешкался, не зная, куда мне следует бить — и пластины, и лапы, казались мне слишком твердыми. Решение пришло почти сразу — я протянул правую руку вперед, приложил ладонь к неподвижному боку твари и тихо прочитал слова последнего заклинания.

— Ларра-луара-флуэре!

То, что заклинание сработало, я увидел по тому, как на коже и панцире существа стала образовываться тонкая корка льда. Заклинание ледяного потока. Хорошее заклинание, способное заморозить сразу много продуктов, или остановить текущую с крыши воду, или остановить небольшой пожар. Хорошее заклинание для всяких бытовых дел. Но до сих пор мне и в голову не приходило, что им можно заморозить живое существо.

Замораживание продолжалось. С каждым мгновением ледяная корка поднималась все выше, проникая внутрь существа, сковывая его плоть, кровь, внутренности — всё, что содержало хоть каплю влаги. Против этой всепоглощающей стужи не было защиты. Ни толстая броня, ни острые когти, ни бушующая ярость, ни отчаянные мольбы не могли остановить продвижение холода. Тело, которое всегда было верным спутником, теперь предавало, подчиняясь новому, безжалостному влиянию. Когда холод встречается с водой, выбор становится очевиден: тело, без колебаний, отдается своему новому, ледяному другу.

В последний момент две лицевые пластины на панцире стремительно раскрылись, и наружу, спасаясь от холода, высунулась женская голова. Она в отчаянии хватала губами свежий лесной воздух, пытаясь хоть так остановить надвигающееся замерзание. Но, увы — большие глаза твари медленно побелели, превращаясь в холодные и морозные яблоки, и голова безвольно опустилась вниз.

— Бейте ее, командир. Не упустите момента.

Я вздохнул и поднял свой меч. Удар — и по льду поскакали ледяные осколки.

*

— Ага. Вижу-вижу, что вы не просто так по лесу гуляли, — спросила стоящая у дверей дома ведьма. — Про бой у болота слышала. А теперь вижу, что вы имеете к этому самое непосредственное отношение.

Я кивнул — еще бы. Запашок от нас шел довольно убойный. Ядреный такой, отвратный.

— Что ж, вы свое дело сделали. Теперь настал мой черед. Заходи, бери свое зелье. — Ведьма сделала приглашающий жест рукой. Я пошел вперед. Вслед за мной двинулся вперед и Трезор.

— Э нет! — Ведьма остановила десятника резким властным жестом. — Ты оставайся здесь.

— Но почему? — тут же вспыхнул Трезор. — Шедан мой командир и я его не оставлю.

— Это его задание. И моя награда принадлежит только ему. Нечего вам ее видеть, а-то мало ли что, — жестко отказала она. И тут же слегка смягчилась. — Уж не думаешь ли ты, что я могу навредить твоему командиру тем более, когда снаружи столько его солдат?

Трезор растерялся и в поисках поддержки посмотрел на меня. Я покачал головой, отказываясь от сопровожденья, и продолжил путь к дому. Добравшись до дверей, я подождал, пока ведьма спустится вниз, а затем зашел за ней следом.

Внутри дом ведьмы оказался более ухоженным чем снаружи — если извне его нельзя было отличить от небольшого холма, то внутри он выглядел как обычная деревенская изба. Да, малость покосившаяся, да, с большим количеством пыли и паутины, чем следовало. Но, если учитывать преклонный возраст и немощь его хозяйки, то ничего удивительного. Под потолком избы, на веревках, натянутых на разной высоте, сушилось множество трав и растений. Некоторые из них я узнал, а вот некоторые из них остались для меня загадкой. А на столе, что стоял у дальней стены избы, в банках и склянках плавало что-то мерзкое — где-то чьи-то глаза, а где-то чьи-то сердца. Животные сердца.

Что тут добавить? На то она и ведьма.

Я вошел внутрь и остался стоять возле небольшого деревянного сундука. Ведьма же пошла дальше, и, обойдя невысокую кровать, остановилась возле стола, на котором стояли все эти банки с мерзостями.

— Вот твое зелье. Бери, — сказала мне она и показала рукой на отдельно стоящий флакон. На мое удивление, жидкость внутри моей колбы оказалась вполне однородной, без всяких лишних вкраплений и имела очень приятный ярко-лиловый цвет.

— Бери-бери, не стесняйся. Заслужил сполна, — поощрила она меня.

Мой взгляд недоверчиво скользнул по банкам с мрачными внутренностями, и ноги сами приросли к земле.

— А, тебя смущает это? — Ведьма все поняла и громко расхохоталась. — Заверяю тебя — ничего из этого в твое зелье не попало. Это все нужно для моих обертываний — ноги, как видишь, сильно меня подводят.

Я решил ей поверить и, обойдя кровать, взял зелье со стола. Пузатый флакон уверенно лег мне в руку.

— Принимать его следует в самом начале твоих магических тренировок, — дала совет она. — Пей пару капель — большего и не надо. Допьешь все до конца, и больше не сомневайся, что твое тело уже готово к использованию даже самых сильных заклинаний.

Я поблагодарил ее и сунул зелье в карман.

Однако между нами осталось еще одно нерешенное дело.

— Меня терзает одно крайне смутное сомнение, — медленно заговорил я, вперившись в ведьму пронизывающим взглядом. — Те истории, что ты рассказывала, были же неспроста?

— Неспроста, все верно, — ответила ведьма, не смутившись ни капли, с легкостью выдерживая мой тяжелый взгляд.

— И все те три монстра, которых мы убивали... В каждом из них было что-то от человека.

— Все верно.

— И это тоже ведь неспроста, да? — Я вновь взглянул на нее пристальным взглядом, и снова ведьма выдержала его без труда.

— Да, — ответила она, как ни в чем не бывало.

— И, вот поверь, не знаю почему, но отчего-то мне кажется, что каждый монстр, которого ты нас посылала убить, был тем самым героем твоих историй.

Я думал, что после этих слов ведьма начнет смущаться. Начнет заверять, что все это вовсе не так. Что мне показалось. Что я это все надумал. И что время моего пребывания в ее доме подошло к концу.

Но нет, ведьма упрямо не отводила своего взгляда от моего лица.

— Да, это так, — согласилась она. — В тоне — ни капли смущения. В голосе — ни тени сомнения. Везде и отовсюду — непоколебимая уверенность в собственной правоте. Такая уверенность, которой бы позавидовал сам король.

— Ты не имела права, — гневно воскликнул я, давая волю своим накопившимся чувствам. — Ты не имела права превращать людей в вот такое! Такие дела — это зло. И ты должна быть наказана.

— Ты прав — права не имела, — спокойно сказала она. — Но и они не имели права посягать на меня. А если на меня все-таки они посягнули, то кто поручится что я их первая жертва? Правильно — никто. Поэтому те люди — это зло. И, получается, что я их справедливо наказала за это.

— Ты — злая колдунья, — продолжал упорствовать я.

— А они — злые люди. И, карая их, не делаю ли я хорошее дело?

Я замолчал, думая, как ответить.

А ведьма продолжала.

— Я же говорили тебе, что законы мироздания устроены, так что каждый, рано или поздно, получает по заслугам. Вот и они получили по заслугам. Один — за обман, другой за воровство. Третья — за убийства. Сегодня ты убил всех троих. Убийство — это зло? Но, с другой стороны, сегодня ты прекратил их долгие страданья. Ведь это же хорошо. Не правда ли, хорошо?

И снова я замолчал, не зная, что ей ответить.

— Зачем ты все это... мне? Зачем ты со мною... так? Ты же это нарочно! Нарочно втянула меня? — только и выдал я.

Болотная ведьма устало улыбнулась.

— Я показала тебе все это, чтобы ты понял, что не стоит хвататься за меч только лишь по приказу или по слову закона. Жизнь — непростая штука. Она слишком сложна, чтобы принимать решения, хорошенько их не обдумав. Поэтому, мой желторотый друг, услышав слово "темный", не спеши хвататься за меч, а услышав "светлый", не спеши открывать объятия.

Сложно, как сложно. Просто невыносимо сложно. От таких сложных мыслей моя голова вот-вот лопнет!

— И все-таки ты — темная. Темная злая ведьма, — не унимался я, уверенно подымая руку к рукояти меча.

Женщина вздохнула, и ее руки безвольно поникли, не делая никаких попыток хоть как-то себя защитить.

— Я не темная. И не злая. Я... Добрые люди делают только добро и ненавидят злое. Злые люди хотят творить только зло и ненавидят добрые поступки. Я же... Я же не хочу ни того, ни другого. Я просто старая женщина с маленькой искрой магии, которая хочет выжить в этом непростом мире.

— То есть она — темная? — удивился Трезор, когда я пересказал ему наш разговор с ведьмой.

— Темная. — Я кивнул головой, и, здрав голову вверх, принялся любоваться красивой лесной природой, ничуть не напоминающей о близости болота. Мы возвращались обратно в форт прежнею дорогой, и зеленый лес приветствовал нас яркими красками, как своих победителей. — По закону — темная. Просто наитемнейшая, — сделал я свой итог.

— Но почему тогда вы ее не убили? — изумился он.

— Почему? — Я еще раз с удовольствием глянул на приятную глазу зелень. — Для этого есть очень много причин.

— Много?

— Да.

— Например? — потребовал объяснения десятник.

— Например? — Я опустил голову и повернул свое лицо к собеседнику. — Да, это ведьма, несомненно, темная, но я не уверен, что нам нужно ее убивать. Ее темнота вредна только тем, кто ее обижает.

— Вот как?

— Ну да. Ты же не станешь обижаться на таран или катапульту?

— На орудия? Нет.

— Правильно. И то, и другое — орудия разрушения. Но если они на твоей стороне, то тебе их бояться нечего.

Какое-то время мы шагали молча.

— Есть еще какая-то причина, чтобы ее не трогать? — спросил он из интереса.

— Есть, — признался я. — И я не уверен, что эта, вторая причина, не должна идти первой.