Болотная ведьма

Шедан, маг льда. Болотная ведьма

*

Едва я открыл глаза, то сразу заметил, как в комнату сквозь тонкие шторы пробился легкий свет. Выходит, уже утро? Прекрасно. Я сладко зевнул, потянулся, и посмотрел на пейзаж за окном. Снаружи уже заметно посветлело — зарево рассвета, словно кисть городского художника, раскрасило небо в приятные оттенки розового и золотого. В воздухе витал свежий лесной аромат, давая понять, что новый день уже начался. Новый день. День, полный разных событий и всевозможных возможностей. До меня доносились первые звуки пробуждающейся жизни: легкий шелест листьев на ветру и звонкое щебетание птиц. Как же давно я их слышу, но все не решаюсь спросить, что за пернатые так настойчиво будят меня на заре.

Но не успел я насладиться прелестями утра, как мои раздумья были прерваны громким стуком в дверь.

— Господин Шедан! Господин командир заставы! Я уже пришел, как вы и приказывали! — раздалось из-за них.

Звук был отчетливый, громкий, но на удивление сдержанный. Так меня могут будить только мои подчиненные. Но кому я понадобился в предрассветную рань? И тут меня осенило. Десятник Трезор! Точно, это Трезор! Мы же договорились, что спозаранку пойдем на утренний обход. Договориться договорились, а я, как последний растяпа, взял да и проспал.

Уразумев, что случилось, я стрелою вскочил с кровати.

— Погоди, я сейчас! — крикнул я в сторону двери и принялся одеваться. Заправил рубаху. Поправил штаны. Сделав шаг к единственному в комнате шкафу, быстро открыл его дверцы, и вытащил наружу комплект легкой кожаной брони. Первым делом надел более плотные штаны поверх надетых легких. Так. Остается завязать ремень. Есть. Кожаная куртка поверх рубахи. Хорошо. А теперь три нагрудных ремешка, чтобы застегнуть куртку по всей форме. Верхний ремешок — есть, средний — есть, нижний — есть. Теперь прикрепить кожаные наплечники, сделанные в форме птичьей головы. Сначала — левый, затем — правый. Щелк, щелк. Хорошо. Осталось набросить поверх всего этого желтую тунику. Не с первого раза, но все-таки получилось. Поверх туники надеваем ремень с ножнами и мечом. Это не обязательно, но командир заставы по правилам не должен ходить без оружия даже в форте. Вот так, хорошо. И последний штрих — белый берет на голову. Это тоже не обязательно, но я ведь все-таки маг, и этот берет — моя личная гордость.

Фух — вот и все. Теперь можно и принимать гостей.

— Входи, Трезор, — распорядился я.

Дверь распахнулась, и в образовавшемся проеме показалось внушительная фигура воина. Одет он был точно так же, как и я — такие же кожаные доспехи на теле и такая же желтая туника с четырьмя черными воронами. Только вместо берета — небольшой круглый шлем. И меч на поясе куда больший, чем мой.

— Господин командир заставы, — поприветствовал вошедший меня с легким кивком головы.

— Господин десятник, — поприветствовал я его с легкой полуулыбкой. Трезор рискнул улыбнуться в ответ и снова стал до крайности серьезен.

— Идем на обход?

— Как скажете, командир.

Выйдя из комнаты, мы спустились вниз по неширокой лестнице, и вышли через общую дверь. Перекинувшись несколькими словами с охраной офицерского дома, я немного замешкался, не зная, с чего начать. Оно и неудивительно, ведь раньше, до этого дня, я не делал никаких обходов. Но мое волнение продолжалось недолго. И, правда, чего волноваться? Командир форта тут я? Я. Вот и буду делать обход, как мне заблагорассудится.

Эта мысль придала мне уверенности, и, подумав, я решил сделать все по-простому — вначале обойти все постройки внутреннего двора, затем провести инспекцию стен и башен, и уже потом перейти к проверке ближних постов. Может, по уму, нужно делать все по-другому. Но если десятник Трезор не выскажет возражений, оставлю все, как есть.

Я — командир заставы. До сих пор не верится. Прошло уже более десяти дней с тех пор, как наш прежний командир, Игрид де Фолка, уезжая на встречу с бароном, поставил меня исполнять свои обязанности. Почему меня, мага, а не старшего десятника Лома, который по долгу службы знает тут все лучше, чем я? Почему меня, того, с кем он никогда не разговаривал, а не десятника Лома, с которым они совещались почти, что каждый день? Почему меня, юношу двадцати лет от роду, а не седовласого Лома, возраст которого перешагнул за четвертый десяток? Почему? Не знаю. И тогда, в первый день, я это не понимал, и сейчас, на десятый, для меня это остается загадкой.

И последний, но куда более важный вопрос — почему Игрид де Фолка до сих пор не вернулся? Вернись он обратно, и приступи к обязанностям, я бы забыл обо всем, словно о странном сне. Но де Фолка не возвращался, а с ним не возвращались и его ответы.

Ладно — долой вопросы. Надо заняться делом.

Согласно моему новому плану, вначале мы посетили небольшой склад, шумную кухню, и вместительные казармы. Там было все, как обычно, все, как всегда, хорошо. Затем мы поднялись на каждую из трех угловых башен, чтобы проверить стоящих в дозоре лучников. Все лучники оказались на месте, и никто не спал, а следил за окрестностями. Что ж, хорошо. Спустившись вниз, мы вышли за ворота, и пошли проверять ближние посты. Там все тоже оказалось отлично — все воины стояли на месте. Часть солдат бодрствовала, глядя во все глаза, а часть спала, отстояв свое время.

Прекрасно. Просто прекрасно

Возвращаясь обратно, я с неким удивлением вынужден был признать, что исчезновение де Фолка никак не сказалось на жизни нашего форта: повара варили еду, склад выдавал запасы, солдаты ходили в дозоры, а десятники исправно следили за первым, вторым и третьим. Другими словами, даже без своего прежнего командира застава продолжала работать, как хорошо смазанный механизм катапульты.

Прекрасно? Да идеально!

Если подумать, то с новым назначением мало что изменилось и у меня самого. Единственное, что добавилось — это совещания. Многочисленные и самые разные. Но это были лишь стандартные отчеты о текущем состоянии дел, а не что-то важное. Они требовали от меня только лишь присутствия, а не принятия каких-то важных решений. Люди мне просто отчитывались — на этом все и заканчивалось.

Отношения с десятниками тоже не создавали проблем: старший десятник Лом был со мной исключительно любезен, Вилам и Тонка подражали ему в этом, как старшему, а десятник Трезор после нашего совместного похода во всем меня чуть ли не боготворил.

В общем, все шло довольно-таки неплохо. Очень даже неплохо. Что не могло не радовать. И это давало мне возможность спокойно обдумать то, что меня так беспокоит.

Хотя, если честно... Если сказать честно, то за эти дни я в своих делах никуда не продвинулся. Ни на волосок. Ни на пол волоска. К разгадке тайны о том, что замышляют командир де Фолка и Лом, я ни на шаг не приблизился. Поэтому все, что я мог, это держаться с десятником Ломом предельно настороже и слушать его в два уха — авось что лишнее скажет? И в деле знакомств с чужаками ничего не решалось — от воина-охотника Гута из племени наркаров до сих пор не пришло никаких вестей. Да, можно было попробовать найти кого-то еще. Можно было бы познакомиться еще с кем-то из его племени. Но... Искать еще кого-то я пока не спешил — ведь, кто знает, чем может закончиться эта новая встреча. Ну, увижу я кого-то из их племени наркарских охотников. Ну, найду с ним общий язык. Дальше-то что? Если новый ящеролюд окажется таким же непримиримым, как прежний, и если в качестве платы за свое посредничество новый ящеролюд отправит меня в еще один опасный поход, то в этот раз я могу и не справиться. А что до сиглов... Связываться рыболюдами у меня не имелось никакого желания — хватило и одного раза.

*

Вернувшись с обхода, я неспешно позавтракал, и обратил внимание, что десятник Лом куда-то отправился со своим десятком. Куда и зачем — никто мне сказать не смог. Я уже начал немного волноваться, но вскоре все разрешилось — ближе к полудню десятник Лом спокойно вернулся в форт. И не просто вернулся, а с каким-то объёмным свертком в руках. Увидев его возвращение, я облегченно вздохнул, но все же решил устроить ему взбучку.

— Господин Лом, не изволите ли объяснить, где были этим утром, и почему никто в форте не знает о вашем тайном походе? — спросил его я, отведя подальше от наблюдающих за нами солдат.

Седой широкоплечий вояка вначале удивленно взглянул на меня холодными синими глазами, а потом, видимо что-то вспомнив, хлопнул себя свободной рукой по колену.

— Прошу прощения господин командир. Забылся, запамятовал. — Лицо старшего десятника, обычно спокойное и мало что выражающее, словно какая-то маска, вдруг озарилось неприсущей ему улыбкой, обнажив моему взгляду скрытые морщины. — Вы же у нас командир всего лишь несколько дней. А я по таким делам уже год как нахаживаю. Вот и забыл вас уведомить. Не со зла, а лишь с непривычки.

— Что это за дела? — спросил его я, сразу навострив свои уши. Конечно же, мне интересно. Мне интересно узнать, наткнулся ли я на новую ниточку, что может привести меня к разгадке главной тайны, или это что-то другое.

— О! Такие дела, такие дела... — Лом вдруг подозрительно замолчал, предупреждающе поднял указательный палец к своему широкому подбородку, и быстро стрельнув взглядом по всем сторонам в поиске чужих глаз и ушей. — Идемте в вашу комнату — я вам там все расскажу.

Едва за нами закрылась дверь, Лом уверенно положил таинственный сверток на край моего стола.

— Тут такое дело... — Его глаза засветились возбужденным блеском, а на губах замелькала радостная улыбка. Что же тут происходит? Бывалый воин, который обычно держал себя в руках, выглядел так, будто вот-вот взорвется от непомерной взволнованности. — Вы, наверно, не знаете, но рядом с фортом, относительно рядом, живет одна старая ведьма, — начал открывать правду он.

— Ведьма? — Услышав это слово, я сразу же насторожился. Согласно одному из приказов нашего владетеля, все темные ведьмы в нашем герцогстве должны быть уничтожены. Все. Темные ведьмы. Без суда и следствия. Каким угодно способом. — Темная ведьма?

— Нет, просто ведьма. — Лом кивнул в подтверждение. — Обычно ведьмы нас, вояк барона, не жалуют — они страх как бояться, что их посчитают темными. Но господин де Фолка, однако, проявив всю свою убедительность, сумел, так сказать, пробить броню отшельницы, и найти с ней общий язык.

Еще бы не жалуют. Лишать жизни темных ведьм повелевается всем — от простых ополченцев до солдат баронства: воинам, десятникам, магам, и, разумеется, командирам фортов. И пренебреженье таким указом завсегда чреваты.

— И в чем заключается этот "общий язык"? — спросил я его с разгорающимся интересом.

— В этом. — Широкоплечий мужчина с довольным видом ткнул пальцем в принесенный сверток. — В этом.

Я с любопытством пригляделся к свертку, в тщетной попытке разглядеть его содержимое через плотную ткань. Видя мое преувеличенное внимание, Лом с довольным видом потянулся к свертку и осторожно принялся его разворачивать. Один слой, второй слой, третий. С каждым новым слоем мое любопытство все росло и росло: сердце билось в неведомом предвкушении, а пальцы с силой сжимались, в несознательном желании получить упрятанное. Последний слой ткани, и перед моим взглядом оказалось более полудюжины круглых бутылок, в пузатых боках которых плескалось невиданное мною ранее фиолетовое зелье.

Признаюсь — такое увидеть я не ожидал.

— Что это такое? — спросил я у него удивленно, даже немного отстраняясь назад.

— Зелья, — просто ответил Лом, продолжая улыбаться восторженно и загадочно.

— Зелья? — И это его причина для радости и восторга?

— Зелья, — снова подтвердил он, улыбаясь мне еще шире.

Тоже мне ответ. Ладно — спрошу его по-другому

— Я сам вижу, что зелья, — строго ответил я. — Но что это за зелья? И для чего? И, главное — кому?

— Вот! Вот! — Лом торжественно поднял палец к потолку. — Установив связь с ведьмой, де Фолка взял с нее обещание, что каждые тридцать дней она будет снабжать его наш форт очень особенным зельем. Очень особенным зельем! — снова подчеркнул он.

— И в чем же его особенность? — Я снова почувствовал, как мимо воли напрягся.

— В том, что после его использования любая тренировка даст удесятеренный эффект, — выдал, наконец, тайну жидкости он.

— Удесятеренный эффект? — Как же часто я повторяюсь!

— Именно! Выпил зелье перед тренировкой боя на мечах, и опосля одной тренировки твое умение улучшилось, как после десяти. Выпил зелье перед упражнением в стрельбе из лука, и опосля одной тренировки твое умение улучшилось, как после десяти тренировок. Выпил зелье перед кулачным боем, и...

Я не дурак, и больше продолжать мне не надобно. Одна тренировка как десять. Ого! Ого-го-го! Да такие зелья — настоящее сокровище. Выпил всего три таких, и как будто без отдыха тренировался весь месяц!

— Раньше ведьма готовила нам двенадцать таких зелий, — продолжал делиться со мной секретами Лом.

— Двенадцать? А почему именно столько?

— Потому что это на четверых человек: де Фолка, я, Тонка и Велам. Каждому из нас доставалось три зелья. В этот раз я попросил, и кое-что для вас. Почему? Помните, я пообещал, что, если вы будешь с нами, то в накладе вы не останетесь? Вот — пришло время исполнять обещание. — Лом протянул мне в руки три пузатых бутылки.

Я взглянул на подарок с благоговейным трепетом. Я ничего не знал о подобных зельях, и даже не представлял, какая у них цена. Наверняка запредельная — не меньше одного золотого! Но тролль с ней, с ценой. Купить такое зелье наверняка невозможно.

— А оно точно работает? — спросил я на всякий случай.

— Это так же верно, как то, что я — сильнейший воин из десятников форта, — уверенно заявил Лом, и для пущей убедительности согнул свою правую руку. Кожаные доспехи тут же вздулись и напряглись, как будто в рукав мужчины пробрался небольшой заяц.

Понятно, понятно. Знатный подарок, знатный. И это только за то, чтобы я говорил, что заграничье опасно, и племена за границей крайне злы и враждебны. Ясное дело, что что-то тут не так. Но что это именно — часть большой старой загадки или это какая-то новая, я сказать не мог.

А потому — надо в ней разобраться.

— А скажи-ка, Лом — где именно находится эта умелая ведьма?

Миг — и все воодушевление исчезло с его лица.

— А вам это зачем? — сразу же спросил он меня. Вежливо так спросил, но крайне обеспокоенно. Вежливость его мне понятно — ведь он, все-таки, мой подчиненный. Но вот откуда у него такая обеспокоенность?

Пришлось срочно придумывать подходящий ответ.

— Как это зачем? — Я слегка усмехнулся. — Я командир пограничного форта. А, как оказалось, в пределах форта обитает какая-то ведьма. И мне, как человеку барона, нужно обязательно разобраться, есть от нее вред или нет.

Услышав мой ответ, Лом с силой сжал свои губы. Разумно я ответил? Разумно. И в этом со мной не поспоришь. И отговорит от этого он тоже меня не в силах, ибо это — моя прямая обязанность. Долг командира форта, пусть даже и временно исполняющего свою работу.

Видя, как сильно Лом начинает хмуриться, я прямо почувствовал его тревогу и озабоченность — похоже, он начал думать, а не сболтнул ли он лишнего. Э — нет. Нет-нет-нет. Таких мыслей мне у него ненадобно. Мне нужно, чтобы он вел себя со мной совершенно свободно, а не по десять раз думал над каждым своим словом. Нет — нужно придумать еще какой-то ответ, чтобы десятник не думал, что я чем-то там наврежу.

— Хотя, если честно, меня больше интересует другое, — подумав над ответом, продолжил говорить я. Лом сразу же встрепенулся и глянул на меня с интересом. — Сила, ловкость, выносливость — это все, без сомнения хорошо. Но ты забыл одно — я же все-таки маг. Вот я и хочу навестить эту ведьму, чтобы узнать, не ли у нее для меня какого-то подобного зелья.

Лом резко стрельнул глазами, задумчиво закусил нижнюю губу, хрустнул костяшками пальцев и нахмурил брови. Еще одно мгновение — и он снова расплылся в услужливой улыбке.

— А я о таком даже не подумал, — весело посетовал он. — Сила, ловкость, выносливость — вам не такое надо. Вам нужно совсем иное. И я буду рад вам помочь.

Вот так вот. Вот так вот. Такой настрой — совсем другое дело.

— Итак — где живет эта ведьма? — стал собирать сведения я.

— Если держать путь от форта, то надо идти на запад, в сторону болотного леса.

— Как долго идти?

— Пару часов пути.

— Что мне искать по прибытию?

— Старую сырую избушку.

— И как мне к ней обращаться?

— Имя этой женщины никому не известно. Все называют просто Болотной ведьмой.

— А она всех привечает?

— Вы скажите ей, что вы — от де Фолка, — дал мне совет десятник. — Думаю, тогда она точно с вами будет говорить, — заверил он меня напоследок.

— Хорошо. Я скажу ей все в точности, — пообещал ему я.

Вечером, а точнее, уже ближе к закату, в мою дверь постучали — тихо так, и робко. Никто из десятников так ко мне не стучал. Главный повар и начальник склада тоже стучали совсем по-другому.

Так кто же это мог быть?

— Кто там? — громко окликнул я невидимого гостя, опуская на кровать книгу "О гербах и печатях ".

— Господин Шедан, это я, Зельда. Можно мне войти? — услышал я тихий голос.

Зельда. Наша главная горничная. Раз в несколько дне она и ее подопечные приходят с деревни в форт для выполнения самой разной работы — прибрать в комнатах офицеров, привести в порядок казармы, помочь чем-то на кухне и протереть пыль на складе.

— Да, заходи, — ответил я чуть растерянно, спуская ноги с кровати.

Дверь тихо приотворилась и в комнату не вошла — осторожно просочилась высокая худая женщина где-то тридцати лет, с приятным красивым лицом, обрамлённым пышными белыми волосами, придерживаемых белым же ободом. Просочилась, и скромно замерла, потупив свой взгляд в пол.

— Что ты хотела, Зельда? — спросил я ее все еще растерянным голосом. — Ты что, забыла, что ты у меня уже убирала?

— Не забыла, — спокойно ответила женщина. Её голос, как всегда, был таким мягким, приятным и располагающим. Именно поэтому я как-то раз разговорился с ней, а потом мы стали часто делиться друг с другом сокровенным. Знаете, есть такие люди, которым ничего особенного не нужно делать, чтобы легко находить друзей. Вот и Зельда ничего такого не делала — она просто разговаривала со мной, и мне так нравился звук её голоса, что я не хотел, чтобы наш разговор заканчивался. Никаких секретов я ей не выдавал — мы просто болтали о том, о сем. Мы просто разговаривали.

— Я пришла к вам по делу, — заявила она. — Мои девочки случайно услышали, что вы завтра едете к Болотной ведьме.

Так-так-так. И откуда они об этом узнали? Хотя особого секрета я из этого и не делал. Правда, я отдал несколько распоряжений. Например, предупредил о походе десятника Трезора и попросил его найти для похода нескольких солдат. Может, их разговоры и услыхали уборщицы?

— Да. И что с того? — строго спросил ее я, намекая на то, что подсушивать это не дело.

— Господин Шедан. — В голосе Зельды не было ни капли раскаяния. — Вы... будьте осторожны, — вдруг быстро проговорила она.

— Осторожны? И в чем же? Что, в тех лесах, куда я завтра направлюсь, много диких зверей? — попытался я угадать.

— Нет — дело не в зверях, — не согласилась она.

— Может на тех болотах водится кто-то опасный? — вновь попытался я, желая блеснуть догадливостью.

— Нет — дело не в болотах.

Опять я не угадал. Даже как-то обидно.

— Ну, тогда в чем же дело? — Мне стало интересно.

— Дело в Болотной ведьме, — заявила она. Голос ее слегка дрогнул. Она что, волнуется?

— А что с ней не так? — спросил я посерьезневшим голосом.

— Она... опасна, — тихо сказала мне горничная.

— Опасна чем? — Я сразу насторожился. — Смертельными заклинаниями? — Я снова попытался проявить догадливость перед Зельдой.

— Нет, не заклинаниями. — Женщина тяжело качнула своей головой.

— Тогда чем еще? Может у нее есть отравленное оружие? — Отравленное оружие... Да, это было бы очень нежелательно. Я, если честно, до сих пор не взялся за изготовление зелий, а поэтому против яда у меня ничего не имелось.

— Нет, это не яды.

— Тогда что это может быть? Может у нее есть опасные питомцы?

— Нет, это не питомцы.

— Тогда что же это? — спросил я, повысив голос — мое постоянное непопадание в цель начало меня раздражать.

— Она... Она очень умна, — услышал я в ответ.

Такой странный ответ вызвал у меня возмущение.

— Так и я не дурак! — вырвалось у меня. Услыхав мой ответ, Зельда болезненно вздрогнула, подняла на меня взгляд озадаченных глаз, и ответила тихим голосом:

— Конечно же. Вы правы. Засим разрешите отклоняться.

Дверь за Зельдой давно закрылось, а я все еще не спешил ложиться обратно в свою постель. Я уже пожалел, что накричал на нее, но я все еще был озадачен странным предупреждением. Умная ведьма? Очень даже возможно. Но ведь и я, как не крути, вовсе не полный дурак. В столярке и плотничестве кое-что понимаю? Верно — понимаю. На мага льда я экзамен сдал? Сдал, мой белый берет мне свидетель. В армию барона мне поступить удалось? Ага, удалось. А прямо сейчас на мне лежит управление фортом, и я со своей работой пока прекрасно справляюсь. Да, пока эта служба ничего необычного от меня не требует. Но, я уверен, если что-то возникнет, я со всем легко справлюсь — или сам, или с помощью служащих мне десятников.

Умная ведьма. Я оглянулся вокруг. В теплом свете большой масляной лампы на меня подбадривающе глядели знакомый платяной шкаф, небольшой стул и стол, манила беспечностью раскрытая кровать, уверенно подмигивала страницами далеко неглупая книга, а за окном успокаивающе бряцала сталью закатная стража. Умная ведьма. Тоже мне, нашли, чем меня испугать.

*

Памятуя о непредвиденных осложнениях своего первого самостоятельного похода, на этот раз я решил взять в сопровождение не троих, а пятерых людей. Я сказал об этом Трезору, на что он сразу же выразил свое полное одобрение.

— Вы, господин Шедан, несете обязанность командира форта, поэтому будет прискорбно, если с вами что-то случится. А поскольку моя ответственность, как десятника, сделать все, чтобы этого избежать, то я согласен взять с собой даже целый десяток.

Похвально. Похвально и очень приятно. Однако же...

— Целый десяток? Нет, это будет много, — ответил я, расплываясь в благодарной улыбке. — Да, я командир форта. Но я, к тому же, и маг. Боевой маг, пусть еще молодой и не очень опытный. Поэтому, думаю, что с моей магической силой и пятерых будет вполне достаточно.

— Но я считаю... — не унимался Трезор.

— К тому же, у твоих воинов есть свои обязанности — кое-кто из них сегодня заступает на стражу. Это верно?

— Да, верно, — стушевался десятник.

— Вот. Было бы несправедливо ослаблять оборону крепости ради моей безопасности. И вообще — мы ведь не в Дикие земли идем. Так что особой опасности у нас в походе не будет.

Десятник замолк, понимая, что ему меня не переспорить.

— Итак, пятеро? — принял команду он.

— Пятеро. — Я кивнул головой

— Это значит, в поход пойдут я и четыре моих бойца? — спросил он меня с надеждой в дрогнущем голосе — видимо, он боится, что я его не возьму.

— Да, — я сразу расставил все по своим местам.

— Хорошо. Очень хорошо. — Трезор облегченно выдохнул. — Выбрать людей на мое усмотрение?

— Да, на твое. Но на этот раз к двум мечникам возьми еще двух лучников — судя по прошлому опыту, в непредвиденной ситуации лучники нам могут сильно пригодиться.

— Как прикажете, командир, — подчинился он.

Утром из форта я вышел в сопровождении пятерых бойцов. Пройдя сквозь массивные ворота, мы повернулись к солнцу своими спинами, и зашагали вперед, по едва заметной тропе.

Солнце сияло во всю мощь, и его лучи, пробиваясь сквозь облака, создавали на земле завораживающую игру света и тени. Впереди лежала дорога, уводящая меня в неизвестность, пугающая сомнениями и тревожащая возможными неудачами. Однако ветер, что шевелил траву, словно меня подбадривал, и в какой-то момент меня охватила мощная уверенность, обещавшая мне, что у нас все получится.

Впереди всех шел Трезор. Его мужественное лицо просто лучилось переполнявшей его радостью и гордостью от одной мыли о том, что ему выпала честь сопровождать меня в очередном походе. Но радость радостью, а о своём долге телохранителя он тоже не забывал. И хотя сейчас мы шли по мирным землям нашего баронства, а не по опасным Диким землям, счастливый десятник не позволял себе ни на мгновенье расслабиться. Взгляд мужчины внимательно рыскал по окружающим тропинку кустам, пальцы правой руки уверенно лежали на рукояти меча, а ладонь левой была готова при малейшей опасности толкнуть меня назад, под защиту бойцов.

Бойцами мечниками оказали уже знакомые мне по прошлому путешествию воины Тур и Игнац. На слегка продолговатом лице рыжего крепыша Тура как всегда светилась уверенная улыбка. Его поступь была уверенной, выдавая в нём человека, знающего своё дело. Его руки двигались с поразительной точностью, а речь всегда звучала убедительно и без тени сомнения. Однако я знал, что смелости у него не больше, чем у других бойцов — в трудный час он всегда терялся и не знал, что делать. Но его выручала его уверенность в его командире — если Трезор стоял рядом, то Тур был во всем, как он. Если его командир сражался, то сражался и он. Если Трезор говорил "стоять насмерть", то и он был готов стоять до последнего. Неплохое качество для бойца. Побольше б таких солдат.

А вот с русоволосым Игнацем все было немного сложнее. Как мечник он был отличный, и как товарищ — тоже. Но стоило сражению пойти не по плану, или если врагов оказывалось больше, чем нас, его слегка пухловатое лицо искажал дикий страх. В серых глазах тут же плескалась паника, а руки, еще недавно уверенные, теряли всякую твердость и решимость. Я, конечно, понимаю, что смерть пугает каждого. Но, в отличие от того же Тура, Игнаца эти мысли настигали как-то уж слишком рано, словно он предчувствовал беду задолго до того, как она действительно появлялась. И даже близость десятника ничего не меняла — так глубоко сидел его страх.

Двух остальных бойцов я тоже неплохо знал. Правда, до этого я с ними никуда не ходил, но несколько раз встречался с ними при обходе дозоров. Одного из лучников звали Родовит. Красивый, статный мужчина, лет эдак тридцати. Черные, как крыло ворона, волосы, уверенный взгляд, очерченный подбородок, скрытый под легкой щетиной. Но насколько Родовит был красив лицом, настолько он был несносен характером: форте не было ни одного бойца, с кем бы он не успел поругаться. С какими-то солдатами он не сошелся во мнениях, кто-то не так на него посмотрел, кто-то что-то не то про него сказал. А уж какие словечки и сравнения он подбирал, чтобы донести свою мысль, просто стыдно сказать. Вот и сейчас, объясняя что-то второму из наших лучников, он нисколько не стеснялся выбирать выражения.

— Ты знаешь, что сказал этот мудень? — спросил Родовит с гаденькой ухмылкой.

— Что? — равнодушно переспросил его собеседник.

— Что из гнилой соломы родятся именно мыши.

— А ты чего?

— А я сказал, что из гнилой соломы рождаются только черви, — заявил красавец с непрошибаемой уверенностью.

— А он чего?

— А он начал клясться здоровьем своего деда, что он-де сам это видел.

— А ты чего?

— А я ему втемяшиваю, что у него наверняка ум весь в штаны перетек, а в голове теперь пусто, раз он может утверждать подобное. Мыши в соломе. Слышал бы ты этот вздор. Черви! Черви там рождаются и ничего другого. А ему, обмудку, хоть кол на голове теши — ничего не доходит.

На что он получил весьма пространный ответ:

— Черви, мыши? Что богам на ум придет, то так и зародится. На все воля богов. Так всегда было и будет.

Торсон, а его собеседником оказался именно он, как всегда оказался совершенно невосприимчив к любым возмущениям Родовита. Этого толстяка вообще мало что могло пронять или вывести из себя. Женщина в соседнем селе родила сразу шестерых младенцев? На всё воля богов. Сгорела чья-то хата? На всё воля богов. Кто-то умер ужасной смертью? На всё воля богов. Сказали, что ему завтра надо отправиться сопровождать командира форта к какой-то болотной ведьме? Что ж, хорошо. Эта ведьма очень коварна? А чего еще ждать. На любые сложные или неприятные вопросы его широкая светловолосая голова выдавала один ответ — на всё воля богов. Единственное, что заставляло его недовольно хмуриться, это бездуховная ересь, и уж-тот-то он начинал собеседнику с рьяным видом доказывать, насколько же он неправ. Но это все — сущие мелочи. Для меня было главное, что он, как и Родовит, был превосходным лучником и понимал дисциплину. Все остальное меня не волновало.

*

Я понял, что мы приближаемся к цели, когда воздух вокруг нас стал наполняться влагой и неприятным запахом. А ведь всем известно, что именно эти два признака, сырость и зловоние, неизменно сопровождают каждое болото.

Домик ведьмы мы нашли далеко не сразу. Что вовсе неудивительно. Во-первых, он оказался относительно невысоким, и его широкая крыша спускалась почти до земли. А во-вторых, деревянные стены домика густо обросли толстым слоем мха, что делало его почти незаметным для постороннего взгляда.

Выдало его присутствие человека. Возле дома-призрака мы увидели небольшой огород, на котором хлопотала старушка в черном платье. На несчастную женщину было больно смотреть — ее спина была согнута в три погибели, так что ее голова едва ли поднималось выше моей груди. Ноги двигались с видимым усилием, передвигаясь медленно от одного участка к другому, будто каждый шаг требовал огромных стараний. Зато руки ее порхали над растениями с поразительной ловкостью, переходя от грядки к грядке, от ростка к ростку, выдавая многолетний опыт и привычку к такому труду.

И слух у нее оказался отменным — между нами оставалась еще полусотня шагов, когда хозяйка огорода неожиданно дернулась и повернула напряжённое от волненья лицо в нашу сторону. Под черным платком я увидел маленькие, скрытые за пухлыми веками глазки-бусинки, ярко контрастирующие с круглыми налитыми щеками-яблочками и большими пухлыми губами-сосисками. Я разглядел маленькие глазки-бусинки, спрятанные под припухшими веками, ярко выделяющиеся на фоне круглых, налитых румянцем щек и полных губ. Однако, как только она увидела наши желтые туники с черными воронами на груди, напряжение в ее взгляде мгновенно исчезло — похоже, появление солдат из форта ее совсем не встревожило.

И как понять — хорошо это или нет?

— Ну-ка, ну-ка. — Когда мы подошли совсем близко, женщина подняла с земли небольшую трость, оперлась на нее обеими руками и с изучающим видом уставилась на меня. — Новый командир форта, значит. Подойди поближе. Дай-ка я на тебя погляжу.

Поначалу меня поразила ее способность так быстро определить, кто перед ней. Но потом я понял: скорее всего, Лом, который навещал ее раньше, рассказал ей обо мне. Оставалось только увидеть, кто из гостей воин двадцати лет.

Я не собирался просто стоять, чтобы меня разглядывали. Да и не по чину мне: я же, что ни говори, командир пограничного форта, а передо мной просто сельская колдунья. Если некто похуже.

Однако женщина не стала тянуть с осмотром. Окинув меня коротким пристальным взглядом, каким обычно опытные лавочки оценивают пришедших к ним покупателей на предмет наличия полных карманов, женщина быстро продолжила.

— Странно, очень странно, — пробормотала она надтреснутым старческим голосом.

Такое начало разговора сильно меня смутило, и я вдруг почувствовал, что вся моя важность словно бы испарилась.

— И что же тут странного? — только и спросил я ее.

— Странно, что господин де Фолка оставил за старшего в форте именно тебя, — прямо сказала женщина.

— Почему странно? Я чем-то не подхожу? — Уверенный голос старушки вызвал во мне обиду. — У меня что, рост не тот? Или я рожей не вышел? Или я не воин этого баронства? — спросил я у нее оскорбленным тоном.

— Как бы это сказать... — Старушенция в ответ даже глазом не повела. — Господин де Фолка... Он был... Он был, как старое масло. Горький. Густой. Искушенный жизнью. Много чего повидавший. Умеющий отличить слово от намерений. Могущий видеть за семью пеленами. Ты же... — Она снова плеснула по мне изучающим взглядом. — Ты похож на свежее, молодое масло, только что выжатое из семени и едва просочившееся меж тяжёлых жерновов. Никакого опыта. Никакого ума. В глазах — огонь, но без единого крепкого полена в своем костре. Молодой, зеленый, неоперившийся птенец. И на такой ответственности.

Каждое слово женщины списалось в меня, словно докрасна раскаленный гвоздь, причиняя душе неизгладимую боль. Да, все это чистая правда. Но есть один нюанс.

— Но при всем при этом де Фолка выбрал на замену себе именно меня, — хлестко ответил я.

Я ожидал, что мой ответ изменит отношение женщины.

Но так не случилось.

— И это странно. До крайней крайности странно, — ответила она тем же тоном — недоумения и неудовлетворения.

С трудом уняв подступающую к горлу горечь, я распрямил свои плечи. Я не такой? Может пока что да. Главное, что я верю, что могу стать таким. А все остальное... Все остальное приложится. Дайте мне только время.

— И чего ты хочешь, молодой господин? — спросила старушка вроде обычным тоном, однако от ее слов веяло превосходством.

— Меня зовут Шедан. Я — командир форта "Барсучий нос", и эти земли находятся под моей ответственностью, — представился я, как мне и подобает. С каждым сказанным словом уверенность возвращалась ко мне, словно вода в пересохшее русло после весенних дождей. — Мне сказали, что в этом месте проживает ведьма. Вот я и приехал узнать, темная ты или нет?

Закончив говорить, я поднял правую руку, демонстративно опустил пальцы на рукоять меча. Вот так. Вот так. Пусть я еще молод, пусть у меня не хватает опыта и уверенности, но сейчас я тут власть. Я тут сейчас — владыка, а она — моя подданная. И стоит мне сказать только слово, и ее голова покинет ее бренные плечи. Ведь закон и сила сейчас на моей стороне.

Но каково же было мое удивление, когда я получил ответ!

— Да, я ведьма. Люди называют меня болотной ведьмой. Темной болотной ведьмой, — объявила она с непоколебимым спокойствием, которому бы позавидовал даже сам король.

Чего? Она признается? Ее искреннее признание сильно меня огорошило. Как же так? Как же так? Я собирался просто ее припугнуть, а она мне в ответ... Может я не так выразился? Тогда повторю еще раз.

— Темные ведьмы и колдуны есть непреложное зло, опасное людям и отвратное для богов. Посему, встретив такое зло, порядочному человеку лучше держаться подальше, а человеку, облеченному властью, желательно с ним покончить, — прочел я наизусть выдержку из одного из королевских эдиктов. Так что говори еще раз — темная ты колдунья, или же нет?

Мой голос звучал непривычно твердо, да так, что на мгновенья я сам себя испугался — так сурово я еще никогда не разговаривал. Никогда и не с кем. Но на старушку это снова никак не повлияло — ее взгляд оставался твердым, а лицо холодным и неподвижным, как кусок мерзлого льда.

Ведьма заговорила. Я ожидал всего — разнообразных увиливаний, добрых заверений или же яростных отрицаний. Но то, что я начал слушать, не походило на это.

— Да, я темная ведьма. Так меня называют люди, что живут в этих землях. Но знаете ли вы, почему они меня называют темной? — спросила она у меня.

Само собой, я догадывался: темнота — значит зло. Но что-то в ее голосе побудило меня спросить.

— И почему же? — задал я ей вопрос.

— Меня называют темной лишь потому, что я не соответствую их мелочным ожиданиям, — заявила она.

— Мелочным ожиданиям?

— Да. Они называют меня темной ведьмой, потому что считают, что я стяжательница. Что я наживальщица на чужом добре и страшная скупердяйка.

— Погоди, погоди. А причем тут это? — переспросил я ее, понимая, что потерялся в хитросплетении слов.

— Да как причем? Я ведь ведьма? — спросила она меня.

— Ведьма, — согласился я, выразив очевидное.

— А раз я ведьма, то значит, делаю зелья. Делаю же?

— Делаешь. — Я вспомнил большой пакет, что видел в руках Лома.

— Лечебные зелья. Целебные зелья. Восстанавливающие зелья. Ободряющие зелья. Вдохновляющие зелья. Зелья, что придают силы. Зелья что придают храбрости. Зелья, чтобы забыть, и зелья, чтобы все снова вспомнить. Разные зелья — сильные и слабые.

— Ну и что с того? — Я тряхнул головой, разгоняя картинку пользы от таких зелий.

— То, что люди думают, что, раз я живу в лесу, то материалы для этих зелий я получаю даром. Конечно, оно же в лесу растет и растет само по себе. Только руку протяни и сорви , какая же в этом забота? — скривившись, сказала она, явно повторяя слова одного из своих просителей. — Но это так не работает — нужную травку надо вначале найти, а потом сорвать. Но сорвать не абы когда, а только в нужный час. И не просто руками, а разными инструментами. А то, что ты принес, нужно еще приготовить , что высушить, что сварить, что выдержать в хлебном вине. А это немалый труд.

Но это еще не все, — уверенно продолжала она. — Я делаю хорошие зелья. Очень хорошие зелья. А чем лучше зелье, тем оно и дороже. И много чего другого так же влияет на цену. Хочешь зелье не через дюжину дней, а через полудюжину? Тогда с тебя прибавка. Хочешь не слабое зелье, а непременно сильное? Снова с тебя доплата. Просишь очень редкое зелье, которого им в городе днем с огнем не сыскать? Тогда и плати не медной монетой, а звонким серебром. Это же вроде понятно? — Старушка едва заметно вздохнула. — Но нет. Они этого не понимают. Не понимают и все, что ты им не рассказывай. Они говорят — лес все дает тебе даром. Даром и отдавай. А я им в ответ — это так не работает. Хочешь получить что-то в обход природы — будь добр тогда заплати. Ты ко мне пришел, а не я к тебе. Оттого и цену назначать тогда мне. А хорошее зелье не может дешевым быть. Иначе он как будет? Каждому просящему — сила, как у медведя. Каждому пришедшему — проворство, как у лисицы. Каждому возжелавшему — любовь для всех и от каждого, словно он какой кролик. В этом нет мудрости и в этом нет законов, — уверенно сказал она, глядя мне прямо в глаза. — Но им-то что? В их сердце только желания. Низменные, плотские желания. Темной меня называют, потому что у них самих в сердцах темно. А можно ли вынести свет из темной комнаты? Нет. Тьма только тьму и рождает.

Я слушал и слушал, честно пытаясь хоть что-нибудь понять, но в моей голове царила мешанина. Не то, чтобы я не понимал, о чем она говорит. Кое-что я понимал, но в тоже время я старался найти в ее словах какой-нибудь изъян. Какой-то подвох. Ведь где-то меня обманывают. Но столько бы я не слушал, подвоха не находил.

А ведьма все продолжала.

— Так же меня называют темной за мою неподатливость, — заявила старушка.

— Неподатливость? — Я бросил мысли о зелье и собрал вниманье на новом. — Причем тут твоя неподатливость? — Я кинулся в новую битву.

— Притом. Я никому не разрешаю над собой измываться, — гордо объявила он, гневно сверкнул маленькими глазами.

— Измываться? — Я опять потерялся.

— Угу. Безобразничать. Глумиться. Поганить, — перечислила мне она. — Поскольку я колдунья и продаю свои зелья, беру за них плату медью и серебром, многие люди отчего-то решили, что мой дом битком набит сокровищами, и я сплю почти что на бочках с золотом. Вот и появляются иногда охочие наложить руку на мое имущество, — пояснила мне женщина.

— То есть — обокрасть? — проявил я понимание.

— А-то как же! Я — старая женщина. Живу в лесу, живу одна. Соседей и родственников у меня не имеется. Даже хлипкого забора и то у меня не построено. — Она мотнула головой в подтверждение своих слов. — В помощниках у меня только один слуга, да и тот мальчонка, что приходит сюда время от времени. От обычных людей помощи не допросишься, законы баронства не на моей стороне. Вот и приходит в глупые головы самые разные мысли.

— Я понимаю. А ты? — тут же спросил я ее.

Я думал, она мне пожалуется. Станет давить на сочувствие. Но не тут-то было.

— Я? А что я? — Старушка в ответ зло ухмыльнулась. — Я завершаю такие встречи на свое усмотрение, — с какой-то странной усмешкой объявила она.

— Как, например? — Мои брови взлетели вверх в удивлении и непонимании.

— Как, как. Кого-то заколдовываю. Кого-то опаиваю. Кого-то зачаровываю, — равнодушно пояснила она, словно говорила не о живых людях, а о каких-то предметах. Видимо, на лице одно из моих спутников возникло недоумение, отчего она переметнула взгляд. — А что вы чего так смотрите? — прикрикнула ведьма на них, словно на каких-то детей, подсматривающих в окно ее хлипкого дома. — Обман — это зло? Зло. Кража — это зло? Зло. Побои — это зло? Зло. А всякое зло должно быть справедливо наказано. Равноценно наказано. Разве не так? Да, так, — уверенно сказала она, ни капельки не колеблясь. — Разве не этого требует само мирозданье? Разве не так думают наши боги? Разве не этого требует барон от солдат и ополчения? Вот вы, солдаты форта, разве не состоите на службе именно для того, чтобы пресекать незаконные попытки перейти наши границы?

Пытаясь упорядочить мысли в раздувшейся, словно переполненный чердак, голове, я вдруг почувствовал, что мои пальцы, до сих пор уверенно лежащие на рукояти меча, медленно разжимаются — я просто понял, что не знаю, что ей сказать.

*

Видя, что мой боевой пыл потихоньку исчез, старушка внутренне подобралась для новой словесной атаки.

— Раз уж мы решили, что прямо сейчас ты мне голову отсекать не собираешься, — ехидным тоном заявила она, — то, тогда скажи — чего ты от меня хочешь? Я не верю, что ты попёрся в такую даль, чтобы обезглавить какую-то там старушку. Что хотел повидаться со мной — я верю. Вот и повидался. Что еще тебе надо?

Слова болотной ведьмы вызвали во мне новую волну неприкрытого смущения, от которой было непросто так легко избавиться.

— Я... Я недавно узнал, что ты делаешь зелье для офицеров форта, — с трудом преодолевая смущение, заговорил с ней я.

— Зелья? Да, я делаю, — легко согласилась она, не делая из этого тайну. — Но если ты пришел ко мне только за тем, чтобы упросить меня делать больше зелий, то ты проделал путь зря — больше нужных вам зелий я делать не смогу, — сказала она и вяло махнула на меня рукою. — Я слишком стара, и у меня не те силы, что были когда-то, в молодости. Да и травы для этих зелий требуются редкие. Не абы какие, не лопухи и ромашки, что вдоль дороги растут. Так что не проси — больше зелий вы все одно не получите. — Она вновь махнула рукой, и для пущей уверенности качнула седой головой.

— Мне нужно зелье, — продолжил говорить я, чувствуя, как краска смущения растворяется с моих щек. — Только не такое, какое ты готовишь для форта.

Ведьма, уже готовая была в третий раз махнуть рукой, напряженно замерла.

— Не такое?

— Не такое.

— Хм. А какое? — Неожиданно в глазах женщины проснулся живой интерес.

— Поскольку я маг, то мне нужно зелье для повышения магических способностей. Есть у тебя такое? Если нет, то можешь ли ты его для меня создать? Если что, я готов заплатить, — пообещал я ей честно.

— Зелье для магов? Пф-ф — а я-то подумала. — Огонек в ее глазах погас так же быстро, как и появился. — Какое именно зелье ты хочешь получить? Зелье для повышения количества магической силы? Зелье для ускорения прохождения магии? Зелье для укрепления каналов магии в теле?

О, какой потрясающий и неожиданный выбор. Я ненадолго задумался, что же мне стоит выбрать. Признаюсь, поначалу меня привлекло первое предложение — возможность увеличить запас магических сил. Это, пожалуй, заветное желание мага любого ранга. В своих записях маги всех времен неустанно сетовали на нехватку сил, ведь чем больше их, тем больше заклинаний можно сотворить за один присест. Однако, после долгих раздумий, я решил отказаться, ведь запас сил можно увеличить и с помощью тренировок.

Зелье, ускоряющее течение магии по телу? Тоже весьма полезная вещь. Чем быстрее магические потоки проходят сквозь тебя, тем быстрее ты можешь произносить заклинания. А иногда скорость имеет решающее значение, как, например, отмечал в своих мемуарах маг огня Асун. Но и это, в принципе, можно улучшить различными практиками, стараясь из года в год. Было бы желание.

А вот зелье для укрепления самих магических каналов... Ты можешь колдовать больше. Можешь колдовать быстрее. Но для более мощных заклинаний требуются более прочные каналы, а их укрепление — процесс крайне медлительный. Да, я понимаю, что магу первого ранга еще рано задумываться о таких вещах. Но если я намерен развиваться и строить карьеру в магическом искусстве, то просто обязан позаботиться об этом заранее, подобно тому, как это сделал наш великий прежний королевский архимаг.

— Зелье для укрепления каналов магии в теле, — сделал свой выбор я.

— Точно? Ты уверен? — Старушка вопросительно склонила голову на бок и хитро так улыбнулась.

— Точно. Я уверен, — ответил ей я, и тут же услышал, как предательски дрогнул мой голос. Вот-вот — одно дело решать головой, а вот сердце... Сердце ты не обманешь. Сердце хочет зелья магической силы, хочет силы и славы прямо не когда-то, а именно здесь сейчас.

— Неожиданно. — В хриплом голосе ведьмы вновь послышался интерес. — Ладно, хорошо. Я могу тебе такое сварить. Для его создания мне нужно три составляющих. Редких, скажу я, составляющих. А потому плата будет немалой.

— И что это будет за плата? — При этих словах я мысленно собрался, пытаясь представить, чего попросит ведьма. Просто деньги? Хотелось бы. Но с нее может статься, что она попросит какую-то услугу. Дом ей починить, огород прополоть? Нет, такое навряд ли. Тогда чего ожидать? Может она попросит у меня выбить долги? Кого-то обмануть? Кого-то убить? Принести какую-то жертву?

Мои мысли тут же испуганно встали на дыбы, словно табун лошадей при встрече с волчьей стаей. Ведьма явно прекрасно понимала, что в моей голове, а поэтому всласть помучила меня затянувшейся паузой, и только потом сказала:

— Плата твоя будет такая: взамен этого зелья я попрошу тебя выполнить целых три задания, — объявила женщина, глядя на меня, как кот глядит на сметану.

— Три задания?

— Три, — с радостью подтвердила она.

Звучало очень несправедливо — зелье всего одно, а заданий аж целых три. Как-то уж очень нечестно. Хотя, с другой стороны, надо вначале узнать, что там у нее за задания.

— И что это за задания? — осторожно спросил я ее, стараясь сокрыть взыгравшееся волнение. Но предательский голос вновь выдал все с головой.

— Задания довольно простые — нужно убить трех болотных монстров, что обитают на этой земле, — с очень довольным видом огласила она.

— Убить целых трех монстров? — Мое воображение тут же вновь разыгралась, и я представил себе трех ужасных тварей — огромных, отвратительных, и невероятно опасных. Нет, такое задание точно не по мне. — Но ведь я всего лишь маг первого ранга. Убийство опасных монстров это не для меня, — сразу признался я.

Признаваться в таком мне очень не хотелось. Говорить такое — значит признавать слабину свою слабину. Но в месте с этим я прекрасно понимал границы своей силы и опыта. Да, я прекрасно владею всеми своими боевыми заклинаниями и даже в опасном бою ни одно из них не забуду. И меткость у меня хороша — я попадаю в шесть сосновых шишек из десяти. Но битва с монстрами — это как-то немножечко чересчур.

Но ведьма была совсем другого мнения.

— Да не бойся ты так — они совсем неопасные. — Старая ведьма отрицательно мотнула головой, словно отсекая всякие сомнения. — Да, они мерзкие. Да, неприятные. Но и все, не более. Ты с ними точно справишься, — пообещала она. И, удивительно — ее голос был наполнен такой убедительностью, что я сразу чувствовал, что в этом она не лжет. Ни на йоту не лжет. — Мало того, я не настаиваю на то, чтобы ты все сделал сам. Я не запрещаю твоим бойцам помогать тебе. Убей их сам или с их помощью — для меня это не имеет значения. Главное — устранить их. Всех до единого, до захода солнца, и зелье станет твоим.

Вот оно как? Интересно. Я принялся спешно обдумывать услышанное. Убить трех не особо опасных монстров? Что ж, это возможно. Убить — не пленить. Тут много ума не надо. Правда, болото, не самое лучшее место для сражений с тварями. Но, как говорится, выбирать не приходится. И, что меня еще очень порадовало, что всех тварей можно убить всего лишь за один день. Один день трудов — небольшая плата за зелье подобного рода.

Что ж, выходит, можно соглашаться.

— Хорошо, я согласен, — дал свое согласие я.

— Чудненько, чудненько, — старушка засияла от полученного восторга. — Первая тварь находится недалеко — если пойдете по той тропинке, что начинается у меня за избой, скоро к ней попадете, — заверила нас она.

— Как выглядит эта тварь? — не забыл спросить я.

— Как только вы ее увидите, то сразу поймете, что это именно она, — заверила нас женщина в черном. — Но если ты сомневаешься, то вот тебе такой знак — у этой твари очень длинный язык. Очень, очень длинный язык, — повторила она.

Очень длинный язык? Что ж, такую особенность сложно не опознать.

— И вот еще что, — спохватилась женщина, словно только что вспомнив. — Перед тем, как ты пойдешь за своей первой тварью, я бы хотела, чтобы ты выслушал одну небольшую историю.

— Небольшую историю? — В моем голосе сквозило откровенное изумление, которое я даже не собирался скрывать. Небольшую историю? Да какое мне дело до каких-то историй! Сейчас я должен думать не о каких-то рассказах, а о том, как выполнить задание. — А зачем это мне? — спросил я напрямик.

— Поверь — пригодится. Очень пригодится, — насмешливо заявила старушка. Пришлось согласиться — не раздувать же мне ссору с единственным хозяином зелья? Перенеся вес с одной ноги на другую, и собрав терпенье в кулак, я приготовился слушать.

— Случилось это, если я правильно помню, еще той весной, — начала женщина, и ее голос стал тише, словно она погружалась в воспоминания. Глаза ее чуть прикрылись, будто для того, чтобы лучше разглядеть то, что было давно. — Пришел ко мне как-то вечером один благородный мужчина, и как начал просить: Ведьма, ведьма, прошу тебя, помоги. Ну, помоги мне, пожалуйста!

— Что такое? — строго спросила я у него тогда.

— У меня беда — проигрался вконец. Я — большой мастак играть в кости. Я знаю с кем играть, как играть, и когда мне стоит остановиться. На своих играх я смог сколотить целое состояние. Только вот беда — на днях я сел играть в кости с одним человеком. Я видел, что он при деньгах, и видел, что он профан. Я предвкушал легкую добычу и большую победу. Но как только я сел за стол, как только сделал первый бросок, все вокруг словно бы изменилось. Как я играл — не помню. Как делал ставки — не помню и этого. Помню только, что, когда я вставал, мои карманы оказались пусты, как в кармане у нищего, а на столе, на котором я только что играл, прямо передо мной, лежала расписка, что я должен моему сопернику целую кучу денег.

— Проигрался? С кем не бывает? — ответила я ему. — Беря козла за рога, нужно понимать, что при худом исходе ты можешь остаться без своих бубенчиков.

— Так в том-то и дело, что я все знаю. Все знаю и понимаю. Я уже десять лет как играю в кости. Через мои руки прошло столько разных кубиков, то, будь они бревнами, я бы построил дом аж до самого неба, — с явным превосходством похвалился гость. — Только в этот раз было что-то не так. Не со мной, нет, а с моим партнером, с которым я сел играть. Бьюсь об заклад — это была или какая-то магия, или какие-то чары. Именно поэтому я все проиграл и остался должен, — закончил он, абсолютно уверенный в правоте своих слов.

— И что же ты хочешь от меня? — спросила я у гостя. — Мне что, нужно сесть с твоим врагом за стол и вернуть тебе проигрыш?

— Да что вы! Боги с вами, — искренне возмутился он. — Ничего такого не нужно. Просто создайте мне сильное зелье удачи. Мне говорили — вы можете. А я с ним сяду за стол и верну себе проигрыш.

— Но такое зелье стоит немалых денег, — сказала я ему холодно. — А, как я помню, их-то у тебя не осталось.

— Ну, дорогая, ну, миленькая. Сделайте мне его наперед. А я, как выиграю, мигом все оплачу, — пообещал он с клятвой.

Через какое-то время я все же поддалась на его уговоры...

— Поддалась? — Ее слова настолько удивили меня, что я нашел в семе смелость тут же ей возразить. — Мне показалось, что чем-чем, а простыми уговорами тебя не пошатнуть.

— Что ж...— Ведьма вздохнула, и так искренне, по привычному, по-стариковски. — В ту пору была весна. Все вокруг цвело, все играло. Зайцы играли в траве, сок бежал по деревьям. А он так просил, такие слова говорил. Вот я и не выдержала. — Мгновенья забвенья прошли, и мимолётная слабость ушла, как и пришла. — Сделала я ему зелье и дала ему в долг, — закончила она быстро.

— Ну, а что потом? — Я почувствовал, что уже не так сильно спешу покорять болото.

— Потом он вернулся, но вместо того, чтобы отдать мне долг, попросил снова сварить мне такое же зелье. Он говорил, что мое варево не сильно ему помогло. Что с ним он мог только не проиграться, и никаких денег он с помощью его не выиграл. И снова, просил, просил, просил. И я, как дура, снова ему поддалась.

На этот раз я промолчал, понимая, что окончание рассказа совсем не за горами.

— Но незнакомцу хватило наглости прийти ко мне в третий раз. Прийти без денег и снова с теми же просьбами. Я дала ему обещание сделать еще одно зелье, но на следующий день отправила своего молодого помощника собрать кое-какие сведения. Как оказалось... — Ведьму грустно вздохнула, но быстро взяла себя в руки. — Как оказалось. Первое зелье прекрасно ему помогло, и он сумел отыграться. Но его победа попала на глаза баронету, и он предложил мужчине сыграть одну партию с ним. Мое второе зелье помогло ему выиграть еще больше денег. Но слухи о сыновней трате дошли до ушей барона. Владыка вознегодовал, но поскольку все было сделано, как казалось, честно, он пригласил счастливчика, чтобы иметь шанс отыграться.

— То бишь, деньги у него были? — понял я, к чему клонит она.

— Были, и немалые, — согласилась ведьма.

— Но вместо того, чтобы заплатить тебе за три зелья...

— Он предпочел положиться на свою лесть и сладкую мордашку.

Мордашку. От таких слов меня внутренне передернула. Да ей, почитай, давно за пятьдесят лет, а кровь до сих пор кипит.

— Поэтому я решила все взять в свои руки , когда он пришел в третий раз, я угостила его одним особым отваром, после которого он никогда больше не смог бы взять кости в руки, — сказала она и улыбнулась так злорадно, что меня передернуло.

— Погоди, погоди, — сразу напрягся я, вспоминая свою должность, а с ней своя обязанности. — А это не через чур? Он же просто тебя обманул, а ты его... вот так! — искренне возмутился я.

— А как иначе? — История закончилась и передо мной вновь стояла уверенная в себе и своих словах колдунья. — Я же говорила тебе — все, кто со мной связываются, должны получать по заслугам. Ибо таковы законы этого мирозданья — всякий из нас, рано или поздно, получит по заслугам, — повторила она те слова, что говорила нам раньше.

— Но есть же и законы баронства... — попытался вставить свою позицию я.

— Законы баронства? Где ты видишь тут баронство и его законы? — Женщина приловчилась и медленно отвела руку назад, показывая вросший в землю зеленый дом, полный зелени огород, небольшую лужайку и вздымающийся кверху лес. Всюду зелень и зелень. Глухомань глухоманью — ни малейшего признака власти человека. — Нет тут власти баронства, и никогда не было. Да и кто мне поможет? Ополчение из ближайшей деревни? Так до них далеко. Баронова стража? Ее тут отродясь не видывали. А обычные люди...Им проще не связываться со мной, чем помогать. С одним глазом жить куда спокойней, чем с двумя, а кто слеп на оба глаза, тот счастлив, словно младенец, — философски заявила она.

И снова я ничего не смог возразить.

— Словом — запомни эту историю. Она тебе пригодится, — снова сказал мне ведьма. — А я пойду в дом — устала я от таких длинных разговоров, — бросила она напоследок, и, тяжело развернувшись, пошагала кривыми ногами по мягкой лесной земле.

— Хорошо, я запомнил. И не буду обманывать о выполнении задания, — заявил я, хотя не был уверен, что ведьма намекала именно на это.

*

— А я бы все-таки снес той ведьме голову, — уверенно заявил Родовит не столько Торсону, сколько всем нам.

— И это почему же? — флегматично отозвался толстяк.

Я тоже прислушался — интересно, что скажет красавчик?

— Потому что, во-первых, эта мымра слишком нагло себя ведет, — заявил мужчина. Я, моя земля, мои правила. Она так говорила, словно она — барон. А во-вторых — перед ней стоял сам командир приграничного форта, а она вела себя с ним так, словно он — мальчишка. Никакого к нему уважения. Обычная хамка-нахалка. Да за такое ей крюк под кадык и на главную стену.

Да, Родовит суров, в этом ему не откажешь.

— Будешь вешать старую бабку за каждое неумное слово? — Торсон покачал головой. — Так через пару лет во всем баронстве ни одной старухи в живых и не останется, — нарисовал толстяк печальную картину. — Давай еще до кучи будем вешать всех брехливых собак, а вместе с ними котов, что не дают весной спать. То-то будет потеха! То-то некромантам раздолье!

— Да ладно, ладно. — Представив себе столь ужасную картину, Родовит пошел на понятную. — Я же не про то. Я же... Ну, так же нельзя. Обычная старуха, а возомнила о себе, боги знают, что. И перед командиром пограничного форта так себя не ведут. Он тут — король и герцог. А она его песочит, как сельского мальчишку за мелкую провинность.

— Годков ей, по-твоему, сколько? Много. Вот. — Торсон многозначительно поднял палец кверху. — А место какое тут, знаешь? Знаешь — плохое тут место. Болотной гнилью прет. И вдобавок, бабка живет тут одна. Вот и тронулась она головой и мнит себя местной владычицей. Нашел, к кому привязаться, — вяло пожурил его сдержанный собеседник.

— А я бы посоветовал вести себя с ней осторожно, — подал голос Игнац.

— Да ну! А это ещё с чего? — переключился Родовит на нового собеседника

— Так она же ведьма? Вдруг чего наколдует.

— Например?

— Пронос до скончания века, или лысую голову, — сразу же выдал тот.

Да, в этом весь Игнац — еще ничего неизвестно, но он сразу предпочитает именно самое худшее.

— Чтобы такое случилось, надо от нее что-то принять и выпить. А я от такой страшилищи ничего принимать не стану — ни за так, ни за деньги. — Родовит пренебрежительно отмахнулся рукой.

— Так она ж ведьма. Вдруг ей достаточно просто нашептать? Или просто коснуться тебя рукой? — взыграли страхи в Игнаце.

— Вот же трус-боягуз. Сам боишься до колик, и других подбиваешь? Попомни мое слово — никогда не быть тебе в десятниках.

— Ты что, ведьма, чтобы проклёнами заниматься? — насупил брови Игнац.

— Это не проклёны. Это предсказания, — фыркнул в ответ Родовит, и отвернулся в сторону.

— Вот разгладились, словно базарные бабы, — вмешался в разговор доселе молчавший Тур. — Нет бы смотреть на реакцию командиров. Господин Трезор и господин Шедан в ответ на ее слова и бровью не повели.

Услышав его слова, я весело ухмыльнулся — ничего другого я от Тура не ожидал.

— А я что? Я ничего, — смутился в ответ Родовит.

— Вот так-то лучше. Смотри на командиров и все на ус мотай.

— Да ладно, ладно. Ты за собой смотри.

— А я и смотрю!

— Вот и смотри. А-то еще слово и я...

Я продолжал шаг за шагом идти вперед, и чем дольше я думал, тем быстрее улыбка сходила с моего лица. Чтобы я ей сказал. Чтобы я сказал? А что я ей мог сказать? Мало того, что, говоря со мной, эта странная старуха настолько сильно завладела моим вниманием, что, слушая ее, я порой забывал, что стою не один. Но главное... Главное, что в разговоре с ней я полностью потерялся. Я не знал, что сказать. Я не находил нужных слов. Я растворился в пучине ее рассуждений, как теряется маленькая щепка в объемном сундуке столяра.

Она утверждала, что мир устроен так, что рано или поздно всякий человек получает по заслугам. И что я тут мог ей возразить? Я ведь не жрец, и даже не послушник, а потому знаю про мир и богов лишь то, что известно всем. Ну, может немного больше. Я знаю про двенадцать богов, что создали этот мир. Знаю их всех поименно, и чем они отличаются. Знаю про трех темных богов зимы, что с приходом холодов карают всех нерадивых. Знаю про трех богов лета, что с установлением тепла благословляют послушных. Знаю про трех богов весны, что даруют любовь и жизнь, и про трех богов осени, что дают насыщенье. Знаю и приношу им в свое время жертвы. Но чтобы вот так взять и сказать, чего именно они хотят? Что хотят все двенадцать? Уложить сотни мелких правил в один, самый главный закон? Такого я, со своим хилым умишком, и представить не мог, а уж тем более — заявлять такое во всеуслышание.

Она говорила, что все, кто с ней связываются, должны получать по заслугам. Звучало, и, правда, гордо. Гордо и самонадеянно. Но ведь, если признаться, каждый из нас в душе хочет чего-то подобного. Чтобы не угнетали. Чтобы не унижали. И чтобы любой обидчик получил по заслугам, если вдруг справедливость не может тебе помочь.

Да и вообще. Зелья ее? Ее. Цену за них она назначает сама? Сама. И условия за обман она ни от кого не скрывает — она не из тех, кто станет такое скрывать. Не заплатил, обманул — получил, что обещано. Не по законам, все верно. Но по ее правде и совести.

Так что... Ну, что сказать? Темная ведьма? Не знаю. Суровая — несомненно. Но в такой глуши с любым недругом быть мягким никак нельзя. Нелюбовь людей к ней понятна, и почему ее называют "темной" тоже легко понять. Но, несмотря на это, к ней все одно идут.

Не знаю, не знаю. Возможно, я что-то не понимаю, или же упускаю. Возможно, как служака баронства, я должен думать иначе. Но, сейчас, пока у меня мало командирского опыта, я следую тому, чему научился на своей шкуре, и книгах, присланных дядей. И я до сих пор колеблюсь.

— Господин Шедан, — озадаченно раздалось слева от меня. Я повернул голову и обнаружил Игнаца, который, ускорив шаг, слегка вырвался вперед и оттого теперь шел вровень со мною.

— Чего? — спросил я, отрываясь от непривычных для себя размышлений.

— Я хотел бы задать вам вопрос. Вы...— Голос воина неожиданно сбился. Ба, да он волнуется? Я глянул на него повнимательнее. И верно — взгляд русоволосого метался из стороны в сторону, а кожа лица непривычно побледнела. Волнуется? Нет. Он же просто в панике!

— Что случилось? — встревожено спросил я его, инстинктивно оглядываясь по сторонам в поисках возможной угрозы. Но все было спокойно — по сторонам от тропинки мирно росли густые зеленые кусты, над которыми возвышались небольшие березки и осинки.

— Нет, там все хорошо. Дело... во мне, — все тем же тихим сбивчивым голосом произнес Игнац.

Я, уже готовый к возможному магическому противостоянию, расслабил напряженную руку.

— А что у тебя не так? — спросил я его, сбитый с толку.

— Ну, это, вы понимаете. — Мечник никак не мог совладать с обуявшим его волнением. — Я хотел спросить вас о тех словах, что сказала ведьма.

— О словах ведьмы?

— Да. Она сказала, что мир устроен так, что рано или поздно всякий человек получит по заслугам.

Ага, прекрасно помню. Только что думал об этом.

— Вот я и хочу узнать ваше мнение, что вы об этом думаете? Считаете, что это правда, или же это ложь? — спросил у меня Игнац.

Вместо ответа я тяжело вздохнул. Ага , и он туда же. Откуда мне знать про такое? Я пока даже в магии мало что понимаю. А про службу командира форта знаю и того меньше. А ему подавай ответы о богах, о законах и мирозданье. С одной стороны, понятно — обычно командир решает все вопросы солдат. Вот поэтому Игнац и обратился ко мне. Но я лишь командир форта. Если точнее, я только исполняю его обязанности. А тут такой вопрос.

Кстати — с чего вдруг у простого солдата такой интерес к этой теме? Раньше такого я от него не слышал.

— С чего вдруг интересуешься — пустого интереса ради, или на то есть серьезная причина? — прямо спросил я его, пристально глянув в глаза.

Игнац ответил не сразу. Но его лицо... Его стало бросать то в белую, то в красную краску, словно девицу на выданье. А его сердце... Казалось его стук заглушает все звуки вокруг меня.

Искусав губы в кровь, Игнац, наконец-то, решился дать ответ.

— Понимаете, господин Шедан, — зашептал он так тихо, как будто хотел скрыть свои слова от самих богов. — Я стал солдатом баронства не по своему желанию. Точнее, по-своему. Но это лишь отчасти.

— О, как оно? Продолжай, — поощрил я его. Мое любопытство тут же колыхнулось живою волной и прилипло к ушам.

— Я по ремеслу кто? Горшечник, — начал свою исповедь он. — И мое ремесло у меня хорошо получается. Почему? Потому что учитель у меня был хороший. И руки, как говорится, из нужного места растут. — Что бы я в этом нисколько не сомневался, он вытянул вперед руки. Сильные, крепкие, трудолюбивые руки. — Чего только я ими не стряпал? Из-под моих пальцев выходили изумительной красоты кувшины, крепкие горшки, большие и маленькие глиняные блюдца. А сколько игрушек я вылепил для детей. — В глаза воина на миг вернулся прежний блеск, тот, что бывает у человека, когда он говорит о деле, которое любит и которым гордится.

— Тогда как ты попал в армию? — спросил, не выдержав, я.

— Во все виновато проклятое вино. — Блеск в глазах пропал, словно его и не было. — Однажды вечером мы с друзьями крепко выпили, и, выйдя во двор, я увидел свою жену, обнимающуюся с другим. Кровь во мне взбурлила, и я помчался в драку. Помчался, не разбирая. Бой был коротким, и я... Я убил соперника. — Мужчина нервно сглотнул. — И чтобы не попасть под карающий меч закона, я записался в армию и отправился служить в дальний форт баронства.

Вот это поворот... Никогда б не подумал.

— Ты отправился в армию, чтобы родственники убитого тебя не смогли найти? — задал я вопрос.

— Да, но... Но не только. — Игнац с силой сжал свои крепкие кулаки. — Когда я становился солдатом, я обещал богам нести свою службу с честью. Так я хотел показать, что очень сожалею о произошедшем, и хочу искупить вину. И я с честью нес свою службу — не отлынивал от дозоров, старался ладить с другими солдатами, чужой еды за столом ни у кого не брал, и никаких пакостей другим не устраивал.

Похоже на правду — на дисциплину Игнаца никто никогда не жаловался.

— И даже когда ходил с вами в тот, последний поход, я старался служить вам мечом, верой и правдой.

Тоже полная правда — он трусил, но все же сражался, и наших рядов не покинул.

— Меня терзало только одно сомнение — слышали ли боги мою особую просьбу? Вняли ли ей? Хотят ли испытать крепость моего обещания, или... Или, как недавно сказала нам ведьма, все мои воззвания и клятвы перед ними — лишь пустой звук, и, если я убил человека, то мне и самому уготована... смерть?

Голос Игнаца дрогнул, а его взгляд потух, словно бы он превратился в нежить. Я продолжал идти и думать над всем вышесказанным. Обычная история. Не частая, но обычная. Кто-то сбегает от карающей длани закона в соседние баронства, кто-то в лес, к разбойникам, а кто-то, как Игнац, ищет очищения души. По крайней мере, мне теперь понятно, откуда у него такой страх. Игнац боится не смерти — он боится, что умрет без прощенья.

И что мне ему сказать? Как ответить на те вопросы, на которых у меня самого нет никаких ответов?

— Давай считать так, — медленно начал я, тщательно взвешивая каждое свое слово. — Теперь ты солдат пограничного форта, а это значит, что ты — под моей опекой. И если вдруг боги задумают забрать у тебя жизнь, то я, как командир, им этого не позволю, а, как маг, пойду на твою защиту. Ну что, скажи — такой ответ годится?

— Спасибо, спасибо большое. — Игнац засиял, как начищенный песком пятак, и, не переставая мне кланяться, вновь занял свое место. Я вновь повернулся лицом вперед, и поймал на себе недоумевающий взгляд Трезора. В ответ на это я лишь неопределённо пожал плечами. Ну а как еще? Если я категорично не знаю ответа на какой-то вопрос, я даю тот ответ, что будет лучшим для всех. А сейчас для всех будет лучше, чтобы мои бойцы оставались в строю и были сильны духом.

В ответ на это Трезор лишь покачал головой, и мы продолжили путь.

*

Чем дальше мы шли, тем хуже становилась тропинка. Плотная земля под ногами превратилась в какую-то вязкую, сырую массу, и вскоре каждый шаг сопровождался отвратительным чавканьем. В воздухе появились тучи мошкары, по ушам начал бить громкий хор лягушек, а вонь болота из неприятной стала просто невыносимой.

— Мы близко, — заметил Трезор.

Никто не сомневался.

Поняв, что мы рядом с целью, отряд замедлил шаг, и воины уже не шли, а крались сквозь заросли. Чем с удовольствием воспользовалась вездесущая мошкара, которая стала кусать нас за руки, ноги и шею. Но никто не жаловался — все понимали, что нужно соблюдать осторожность, ведь никто не знал, что за противник ждет нас впереди.

Наша предусмотрительность оказалась не лишней. Через сотню шагов густая осока нехотя расступилась, и мы оказались опушке поляны, в центре которой сидело странное существо. Очень странное существо. Оно напоминало дикое смешение лягушки и человека: голова, тело, руки и ноги — все, как у человека. Даже размер такой же. Вот только все это было неприятного, зеленушного цвета, а руки и ноги, хоть и выглядевшие человеческими, были растопырены и сложены в точности как у лягушки. Существо сидело, подобно лягушке-квакше, уперев зад в землю, глупо моргало глазами, и пялилось в зеленую муть большой зловонной лужи.

То, что это существо и есть наша цель, вскоре подтвердилось — гладь лужи пошла мелкими волнами, и на ее поверхность вынырнула серая жаба. Это стало ошибкой — зеленое существо резко открыло пасть, и вырвавшийся оттуда длинный липкий язык быстро схватил попрыгунью и отправил в рот существу. Сделав зевок и проглотив добычу, странное существо вновь застыло в неподвижности, его немигающие глаза устремились в мутную глубину.

Больше сомнений ни у кого не осталось.

— Оно, — ошарашенным полушепотом заявил Трезор.

— Оно, — согласился Тур, пряча от страха глаза.

— Оно, что ей пусто было, — скривившись, прошептал Родовит.

Я тоже не сомневался. Значит, это зеленое чудовище и есть моя цель. А если точнее, цель ведьмы. Именно ее мне предстоит убить. Я снова окинул взглядом эту болотную тварь. Поразительно, как она похожа на человека. Зеленое, одутловатое лицо, огромные, выпученные глаза — выглядит странно, но все же узнаваемо по-человечески. Тело, плотное, даже можно сказать, жирное, тоже вполне человеческих очертаний. Руки и ноги? Они немного длиннее обычных, и прикреплены к туловищу под непривычным углом. Но все же, все же, они все еще напоминают людские.

Так что же это такое?

— Это... человек? — с тревогой спросил Игнац, будто бы озвучив бродившие у меня мысли.

— Да нет, это просто такая лягуха. Лягуха-переросток. Лягуха. Но большая, — произнес Родовит чересчур уверенно.

— С чего так решил? — сразу спросил Тур.

— Вон, гляди — у нее бородавки имеются. И пленки промежду пальцев. Это точно лягуха. — Темноволосый стоял на своем, не слушая никого. Впрочем, как и всегда.

— А может это ребенок, украденный водяным, и отданный на воспитание местным болотным лягушкам? — взвилась в воздух чья-то страшная мысль. Игнац, чтоб тебе пусто было. Давай хоть не сейчас. — Или такая болотная русалка. — Страхи светловолосого уже нашли другую идею.

— Да нет, эта тварь не могла вырасти из обычного человека, — заявил в ответ Торсон, но не очень уверенно.

— И на русалку это тоже совсем не похоже, — не согласился Тур, но и в его словах я не услышал твердости.

— Хватит тут таких разговоров, — тихо прикрикнул Трезор, резонно опасаясь, как бы идеи Игнаца не закрепились в головах у солдат. А-то мало ли что. — Дайте-ка мне подумать, чем это тварь может быть опасна, чтобы я мог решить, как на нее напасть.

— Чем она опасна? Своим непереносимым зловонием, — сразу же заявил прямолинейный Тур.

Что верно, то верно — пахло от твари знатно.

— Чем она опасна? Думаю, ее длинный язык вполне себе опасен, — заявил за ним Торсон.

И это тоже верно.

— Чем она опасна? С такими ногами она прекрасно прыгает, — не пропустил возможности высказать свое единственно верное мнение Родовит.

Верно. И я согласен.

— Чем она опасна? Тем, что такую тварь мы видим в первый раз. Мы совсем о ней ничего не знаем. Этим она и опасна!

Да что б тебя в пень, Игнац. Но, все одно — тут он прав.

Я вздохнул и снова перевел взгляд на странную лягушку. Тварь снова выцепила взглядом очередную жабу и с мерзким чавканьем отправила ее в свою пасть. Целиком, не разжевывая. Великие боги! Ну почему мой первый монстр должен быть таким гадким?

— Ну? Что будем делать? — прервал молчание Тур. — Как будем атаковать? — вопросил он у десятника. Трезор молчал, погруженный в раздумья. Именно это мне в нем и нравилось. Молодой десятник не отличался ни выдающимся умом, ни богатым опытом. Но при этом он никогда не спешил с головой бросаться в омут, а тщательно взвешивал каждое решение. Может быть, даже слишком тщательно. Но, уверен, это не так уж плохо.

Вместо него ответ решил дать Родовит.

— А чего думать? — смело ответил он. — Ты и Игнац нападайте на тварь с мечом, а я и Торсон будем стрелять в эту тварь из луков.

— Хорошо, — кивнул в ответ рыжеволосый мечник, сразу готовый обнажить клинок.

А вот Игнацу такая идея очень не понравилась.

— Что значит напасть? Вот так вот просто — напасть? — возмутился он от этого предложения. — Нет, я не боюсь. Я, м-м-м, проявляю разумную осторожность, — заявил он сразу нам всем. — Есть ли смысл нападать на него мечами? Вдруг кожа этого существа ядовита? Вдруг его плевок ядовит? Да и вообще — с такими ногами до него не доберешься — мы к нему всего один шаг, а он от нас прыжком на все десять. Нет, мечами на такую тварь нападать смысла нет, — вновь заявил он всем.

— Это-то да, — подумав, вдумчиво согласился Торсон. — Но что мы можем только одними луками? Да, мы бьем во врага издалека. Но разве рана от стрелы сравнится с раной, нанесённой мечом? Да и от наших стрел он ускачет так же легко, как от ваших мечей. Нет, нападать только луками совершенно бессмысленно.

— Но подходить к непонятной твари опасно! — не сдавался Игнац.

— Однако атаковать ее только луками это тоже не дело! — гнул свою линию Торсон.

И то, и то верно — близко подходить к неведомой твари опасно, но одними луками бой с тварью не закончишь. Эх, были бы у нас с собой копья или дротики! Их можно и метать издалека, и раны от них как от хорошего брускового гвоздя...

При мысли о гвоздях план в моей голове сложился сам собой.

— Трезор! — уверенно обратился я к все еще задумчивому десятнику. — Давай сделаем так — я беру эту тварь на себя, — предложил я ему.

— Сам? — Глаза Трезора тут же вылезли из орбит.

— Сам. Один. Безо всякой помощи. — Я кивнул головой, подтверждая слова.

— Но нападать на такую тварь, одному, опасно! — Недоумение во взгляде Трезора тут же сменилось гневом. — И тогда какой смысл будет в нас, если сражаться будете вы, а мы будем стоять в стороне?

— Смысл есть. — Я понимал и негодование, и сомнения Трезора, но был вынужден настоять на своем. — Мы не знаем, что это за тварь и чем она опасна. Поэтому разумней всего, чтобы атаковал ее я. Сам. Один. Только своей магией.

— Но... — Трезор не сдавался.

Но не сдавался и я.

— Сам посуди — благодаря моей ледяной магии я могу сделать себе лучшую среди нас защиту, — начал перечислять я.

— Но ведь...

— А еще моя магия способна атаковать врага на полсотни шагов.

— Но все одно...

— А моя большая ледяная стрела, что размером с брусовый гвоздь, способна нанести довольно серьезную рану — куда более опасную, чем рана от обычной стрелы.

Все верно — благодаря своей магии я сейчас был самым лучшим, самым подготовленным, и самым смертоносным бойцом. И, главное — если все пройдет хорошо, я могу даже не получить ни единой раны. Нет, не смотря на все это, сражаться тварью один я совсем не хотел. Ужас, как не хотел. Но что я еще мог поделать? На ком больше силы, на том больше ответственность.

— Что ж, хорошо. — Трезор решил отступить под градом разумных доводов. — Но, если я увижу, что господин не справляется... — Тон его голоса снова стал угрожающим.

— Хорошо, хорошо, — согласился я сразу. Но десятник уже порядочно разогнался.

— И что командиру форта грозит опасность...

— Хорошо, хорошо.

— Если я пойму, что вы зря тратите свою магию...

— Хорошо, хорошо.

— И если будет шанс, что тварь вас хоть одним пальцем ударит, то тогда я, точнее, мы все...

— Хорошо, хорошо, — снова ответил я, склоняя голову, словно малый ребенок.

— Тогда ладно. — Не слыша от меня возражений, воин, наконец, согласился, показав, что хотел — не перечил начальству, но и свое рвение показать не забыл.

Вот и хорошо. Уразумев, что все теперь зависит только от меня, я начал приготовления.

— Ларра-луара-тура.

Едва слетевшие с губ слова заклинания тут же отозвались ледяным холодом в моих руках. Это был хороший знак, подтверждение того, что магия начала действовать. Я прижал ладонь к центру груди, направляя колдовство обратно, к самому себе. На мгновение меня окутало нечто призрачное, туманное, словно сотканное из дымки. Но это ощущение быстро рассеялось, уступая место чему-то более плотному. Перед моими глазами, прямо из этой дымки, начал формироваться доспех. На первый взгляд, он мог показаться просто странной коркой льда, необъяснимо облепившей тело. Но приглядевшись, становилось очевидно, что эта ледяная оболочка имела удивительно правильные, выверенные формы — форму доспеха, закрывающего все тело, кроме лица.

Хорошо, хорошо. А вот мой ледяной доспех. Неплохое защитное заклинание, способное выдержать четыре дополнительных удара, будь то стрела или меч.

Но это еще не всё.

— Ларра-луара-кра.

Опять знакомый холод в руках. Но на этот раз он был другим — он концентрировался в моей левой руке — именно там, где сейчас пробуждалась магия. На моих глазах моей ладони вырвалось яркое белое сияние, которое, под восторженные взгляды восхищенных зрителей, сформировалось в круглый, средних размеров, щит.

Прекрасно, просто прекрасно. Еще одно весомое дополнение к моей уже и без того надёжной защите. Этот щит может выдержать от четырех до шести ударов от любого вражеского оружия. Итого мы имеем: стандартный воинский кожаный доспех, магический ледяной доспех и магический ледяной щит. Ну и обычный щит, что висит у меня за спиной, нельзя сбрасывать со щитов. Что ж — теперь я сам по себе небольшой отряд.

Но одной броней сражения не выиграть. Аккуратно сделав несколько шагов в сторону, я обошел скрывавшие нас кусты — зеленая тварь оказалась прямо у меня на виду. Хорошо, что гигантская лягуха сидела к нам боком, и все её внимание было поглощено выманиванием жаб. Я прикинул разделяющее нас расстояние, где-то сорок шагов. Более чем достаточно для моего колдовства. Какое из заклинаний мне выбрать это я уже знал, когда не знаешь врага, лучше бить самым сильным. А вот куда целится? Немного поколебавшись, я решил целиться по ногам существа. Игнац все-таки прав: ноги гигантской лягухи — это ее главный козырь. Один-два больших прыжка и ищи ее потом по всему болоту. А этого нам не надобно.

Мне не надобно.

— Ларра-ларана-луара-трана, — прошептал я как можно тише, но четко. В тот же миг из покрывшейся инеем правой руки вылетела большая, не меньше ладони, сосулька, и с тихим свистом понеслась вперед. Чвак! Промах? Нет, не совсем — ледяной гвоздь не попал в мощное бородавчатое бедро, пролетев всего на волос над ним. Зато вместо бедра он попал в лягушачий живот.

Острый ледяной кол вошел в тело так же легко, как ложка входит в сметану. В тот же момент гигантская лягуха резко дернулась от полученного удара и, не удержав равновесия, покосилась на бок, резко задрав правую конечность. Голова твари стремительно вскинулась вверх, пасть разверзлась, и в воздух вылетел длинный склизкий язык. Я ожидал всего — крика, визга, писка. Или хотя бы шипения. Но из ее рта не вырвалось ничего.

А мне ли не все равно? Слегка подвинув руку, я прицелился тщательней и запустил во врага еще одну стрелу.

— Ларра-ларана-луара-трана! — На этот раз я выкрикнул заклинание во все горло — время пряток прошло!

На этот раз большая ледяная сосулька, ярко блеснув на солнце, попала куда я и целился — прямо в лягушачье бедро. Лапа испуганно дернулась. Брызнула черная кровь. Зеленая тварь снова дернулась от боли, на этот раз даже криво подпрыгнув. Пасть ее вновь разверзлась, но ни болото, ни лес, не услышали ни единого звука.

Вот и хорошо.

— Большая ледяная стрела! — громко воскликнул я. Вот так. Пусть этот лес запомнит лишь мой звонкий голос!

Третий ледяной кол второй раз вошел твари в мощное бедро. Испуганная лягушка вскочила, дернулась , разбрызгивая вокруг капли черной крови, и начала озираться, явно понимая, что что-то идет не так. Что эти раны и боль явно у нее неспроста. Поводив головой, она быстро узрела и вперилась в мой белый доспех выпученными глазами. Я не успел даже пикнуть, как большой прыжок резко сократил расстояние между нами чуть ли не вполовину!

Вот это да! Вот так опасный соперник!

К счастью, мои предыдущие заклинания не прошли бесследно. Похоже, три ледяные сосульки, которые я успел вонзить в тело мерзкой твари, что-то в нем повредили, и повредили достаточно серьезно. Вместо мягкого и расчетливого прыжка раненная тварь неуклюже рухнула, плюхнувшись на землю всем брюхом, а левая задняя лапа неестественно выгнулась в сторону.

А это значило, что у меня еще есть несколько попыток!

— Большая ледяная стрела!

На этот раз целиться в лапы я не стал, а направил правую руку в тучный зеленый бок. Чвак! Острая сосулька попала в мягкое тело и беспрепятственно понеслась куда-то вглубь, разрывая склизкие кишки или то, что пряталось под мокрой бородавчатой кожей. Получив удар, тварь изогнулась от боли, неосознанно выставив вперед свой желтоватый живот.

Чем я и воспользовался.

— Ларра-ларана-луара-трана!

Еще одна ледяная сосулька вылетела вперед и, с легкостью пробив лягушачью кожу, устремилось внутрь. В этот же момент в воздухе запели стрелы обоих лучников, которые, как я понял, метили твари в глаза. Но это уже оказалось излишним — голова человекоподобной лягушки тяжело упала на землю, и вместе с языком из нее потекли густые потеки крови.

Черной крови.

Мы не атаковали, а лишь наблюдали за жертвой. Тварь умирала — видимо, последняя из сосулек задела что-то важное. Голова твари больше не делала попыток подняться, глаза существа закрылись тонкими веками. Тело ее не двигалось, но задние лапы еще очень долго колотили влажную землю, мутную лужу и кусты осоки, словно таким образом она хотела дать знать, что еще жива. Что еще немного, и она сможет набраться сил, и вот тогда назойливой белой мошке точно не поздоровится.

Но, увы — как неотвратимо выливалась из ее пасти кровь, так же неотвратимо из нее вытекала и жизнь. Вскоре удары лап перешли в подергивание, а затем прекратились и они.

— Это... все? — Испуганный Игнац первым поднял голову из-за кустов. Вслед за ним потянулись лучники, а потом все остальные.

— Похоже, что все. — Трезор сделал вперед несколько шагов и став рядом со мной, критическим взглядом осмотрел зеленую тушу, теперь больше похожую на кусок коровьей лепехи, чем на что-то живое. — Вроде бы все — тварь уже не шевелится. Но чтобы бы полностью уверенным... — Он указал своим подбородком на висящий на моем поясе меч и взглянул мне в глаза.

Я сразу понял, чего хочет десятник.

— Нет, — протянул я и покачал головою. — Я не хочу приближаться к этой ужасной штуке.

— Да. — Трезор кивнул с настойчивостью. — Твое задание убить эту тварь. А так ты будешь уверен, что она умерла.

— Нет. — Я отчаянно сопротивлялся. — А вдруг она жива? А я подойду к ней так близко.

— Вот и убедишься, что дело сделано, — не унимался он. — Всего три-четыре удара по ее шее и твоя совесть чиста.

— Но там же все в грязи и в крови. — Я не хотел так легко соглашаться

— И что с того?

— Там же ее огромная пасть.

— И что с того?

— А вдруг там вонь изо рта? — Я сопротивлялся, как мог.

— Ты же не хочешь оказаться обманщиком?

Я вспомнил историю ведьмы, и это решило дело.

*

На этот раз ведьмы на огороде не было. Но стоило нам приблизиться к ее избушке, как небольшое окно медленно, со скрипом, раскрылось, и в ее проёме показалась знакомая голова в черном платке поверх седых волос.

— Что, уже справились? — насмешливо прохрипела она. Услышав ее неприятный голос, четверо бойцов мигом остановились на месте, и только мы с Трезором нашли в себе достаточно сил, чтобы сделать вперед еще несколько шагов.

— Справились, — ответил я уверенно.

— Убили тварь?

— Убили. — Я твердо кивнул, не оставляя сомнений.

— Небось, и доказательства ее смерти вы сюда принесли? — Старушка глянула на меня с эдаким веселым ехидством.

— Нет-нет-нет. — Я слегка опешил от такого вопроса. — Какие доказательства? Ни о каких доказательствах мы не договаривались, — поспешил напомнить я ведьме. Какие еще доказательства, чтоб ей пусто было? Ни о каких доказательствах у нас речи не шло. Это я помню и буду на этом настаивать. Доказательства. Если она будет стоять на своем, и заставит нас снова плестись в такую даль, то я тогда...

Но ведьма не настаивала.

— Чудненько, чудненько, — согласилась она. — Про то, что на болоте не спокойно, мне уже донесли. А судя по тому запаху, что идет от твоего меча... — Она громко рассмеялась. — Если тебе удалось подойти к твари так близко, чтобы поразить ее своим мечом... думаю, что живой она точно не осталась.

Я согласно кивнул — не осталась так точно. А этой ведьме в уме не откажешь — уже в который раз мне почему-то кажется, что она умнее, чем хочет показаться.

— А как твоя часть сделки? — перевел я разговор с себя на нее.

— А что я? Я старушка честная, богобоязненная и ответвлённая. Раз слово дала, то его и держу, — затарахтела она. — Три редких корня из тайников выкопала, ножичком измельчила, разбила, размягчила, вытоптала. Сейчас вот дров принесу, огонь разведу, воды в серебряный котелок налью, и буду подогревать да помешивать, как по книгам велено — семь раз налево и один раз направо, — донеслось от нее. Пока ты ко второму монстру сходишь и с ним разберешься, огонь свое дело сделает, — пообещала она.

— И что это будет за монстр? — Я сосредоточился, собираясь запомнить каждое ее слово.

— Тоже, скажу я тебе, ничего особенного. — Я сразу почувствовал, как из голоса ведьмы исчезло все наносное — передо мной опять оказалась расчётливая бабка. — Тоже сидит себе такая тварь на болотах, травы собирать не дает и нужную живность распугивает. Он такой непременно нужно избавиться. Я бы сама смогла, будь я на двадцать лет помоложе и имей я в своих руках арбалет. — Она тяжело вздохнула. — Может та тварь слегка поопасней будет. Но, если ты справился с первой, значит, победишь и вторую.

"Хорошо если так", — тут же подумалось мне.

— Найти ее тоже просто — вон за теми камнями начинается тропка. — Ведьма дернула головой, и, двигаясь взглядом по направлению движения, и правда увидел кучу больших серых камней. — Первая тропа вывела вас почти к началу болота. Вторая поведет вас по кругу, и вы выйдете к тому берегу, что напротив трясины. Там вы ее и найдете, — пообещала она.

— А у той твари есть какое-нибудь отличие? Вроде длинного языка или чего-то подобного? — сразу спросил ее я.

— Я точно не уверенна, но... Думаю, что эта мерзость любит собирать скарб. А скарб обычно таскают на своем горбу. В этом и будет подсказка, — объявила она.

"Тварь, что таскает скарб на своем горбу? Тоже мне подсказка", — возмутился я, но вслух ничего не сказал.

— Премного благодарен, — поблагодарил ее я, но не успел сделать и шагу, как тут же был остановлен.

— Стой. А как же история? — искренне возмутилась она.

— А это необходимо? — Слушать ее историю я не горел желанием. Я до сих пор не понял, зачем мне нужна была первая история, а потому слушать вторую я совсем не хотел.

— Конечно, необходимо, — уверенно сказала она.

Что ж — пришлось подчиниться.

— Было это, как я правильно помню, прошлым летом, — заговорило старушка из квадрата окна. — Жарко тогда было, помню, как сейчас. Я в тот год посадила на огород баклажаны и тыкву, и они так быстро наливались соками, что только и поспевай из срезать. — Старушка улыбнулась, явно довольная собой. — В один из таких жарких дней он ко мне и пожаловал. Мужчина. Высокий такой, статный. Только серый лицом. Болезнь у него какая-то была — такую в наших землях я еще не видывала. Пришел ко мне и попросил сделать какое-нибудь любовное зелье. Я и согласилась — чего ж не помочь человеку, когда с таким лицом о любви только мечтать и остается. Ну, или с зельем моим можно ласки женской отведать. — Она бросила на меня быстрый изучающий взгляд, но, видя, что от всего этого я мысленно далек, тут же продолжила. — Так вот, я согласилась и назначила цену и срок. В нужный день все прошло чин по чину — я получила деньги, а он получил свое зелье.

Ведьма замолчала, а я еще больше напрягся. "Все прошло чин по чину..." Это ведь только начало? Если бы все в этой жизни происходило так беззаботно, то никаких историй ни у кого бы не было.

— Прошло десять дней, и он снова появился. На этот раз его просьба была еще более дерзкой: "Сделай мне, ведьма, такое зелье, чтобы женщина была от меня без ума, да так, чтобы это продлилось не просто несколько дней!" Сурово так попросил, почти что приказал. — Я увидел, как ведьма презрительно хмыкнула. — Только я, как ты понял, совсем не из пугливых. Сказала, что такое возможно. Назвала свою цену и срок. Мужчина дал добро и согласился ждать.

Ведьма замолчала, а я терпеливо ждал, зная, что придет время и она продолжит.

Так и получилось.

— Мужчина вернулся, выкупил у меня зелье и куда-то ушел. Десять дней его не было, двадцать. Я уже решила, что он больше не придёт. Но сероликий вернулся. И с новой просьбой о зелье. "Дай-ка, говорит он мне, такое зелье любви, чтобы с ним до осени смог кувыркаться. И не одно, а сразу десять зелий."

Я слегка призадумалась, а потом решила — почему бы и нет? Десять сильных любовных зелий ему надолго хватит. Видно, что ему надо. Деньги у него есть. И меня деньгами он обижать не намерен — платит всегда в срок и никогда не торгуется. Словом — я согласилась, заломила цену и отодвинула срок. А тот на все согласился.

Женщина тяжко вздохнула, и поэтому я сразу понял, что конец истории уже не за горами.

— Пришлось хорошо поработать, — продолжила свой рассказ ведьма. — Сами собой только стены мхом обрастают. — Она стрельнула взглядом на зеленую оконную раму. — А для хорошего зелья надо хорошо потрудиться: достать нужные корешки да грибочки, и не какие-нибудь, а, чтобы самый сок. Хорошо измельчить да размять, да настоять в хлебном вине. Парку капелек волшебства добавить, да не когда угодно, а только в нужный час. Я так скажу — потрудилась я так, что любо-дорого вспомнить, — заявила она. — Гость мой пришел, да не один. С ним был молодой юноша. " Послушай вначале его беду, а я посижу, обожду" — предложил он мне. Я сдуру и согласилась, не ожидая беды. Пока слушала бредни молодого, с его пустую тоску-печаль, здоровяк и ушел. А вместе с ним пропали и мои отличные зелья.

Вот оно что...Я многозначительно переглянулся с Трезором. Десятник в ответ лишь пожал плечами. Я же в ответ не знал, что мне сказать. Обидненько. Очень даже обидненько. Как в том случае, с историей про обман.

— И что же ты? — спросил я ее напоследок.

— А что я? — Во взгляде ведьмы полыхнула неприкрытая злость. Еще бы мгновение, и от нее, возможно, мог загореться дом. — Я взяла в оборот молодого и, настращав разными сказками, велела ему отнести серолицему зелье, да пригрозила, чтоб он то зелье выпил. С едой или с вином — без разницы. Тот мне и подчинился. Деньги я тогда себе так и не вернула. Зато отомстила. — Женщина засмеялась, и этот зловещий смех пронял меня до мурашек.

— Как? — спросил я ее, не удержавшись.

— Тебе о таком знать не положено. Может быть, когда-то, со временем, — пообещала она.

Я помотал головой, прогоняя наваждение. Вот еще одна, вторая история. И зачем не она? Посочувствовать ведьме? Но, похоже, в чем в чем, а в сочувствии, болотница нисколечко не нуждалась. Научиться чему-то? Возможно. Но станет ли ведьма в чем-то меня назидать? Надо ей это? Навряд ли. Но, тогда, для чего?

— Благодарю за историю. И, хм, обещаю, что ничего у вас красть не буду, — закончил я, как смог. И опять ко мне пришло чувство, что я услышал эту историю совсем не для этого.

*

— И все-таки я лучше отсек бы ей голову, — уверенно заявил Родовит, когда наша команда зашла за груду камней и ведьма уже точно не могла нас слышать.

— Опять ты за свое? — со вздохом ответит толстяк, идущий с ним бок обок.

— Ну, а чего? — Черноволосый скривился, явно показывая свое отношение к ведьме. Командир тварь убил? Убил. А она ему — "ты принес доказательства"? Прям как сборщик податей. Не люблю я таких людей. — Воин пренебрежительно сплюнул на лист зеленой крапивы. — Еще и истории какие-то дурацкие рассказывает. Зачем? К чему? — Он пожал плечами. — Нужны ему эти истории, как баклажан между ног.

— Все тебе не так, — слегка пожурил Игнац.

— А я что? Я не прав? — тут же взвился мужчина. — Ты ведьма? Ведьма. Вот и веди себя, как заправская ведьма — делай свои зелья, бери справедливую плату, и не делай вид, что ты королева болот. Вот если бы на месте Шедана был я, если бы был я, то я не захотел бы ее зелья не за какие коврижки, — смело заявил он, решительно махнув мускулистой рукой для большего эффекта.

— Это еще почему? — спросил рыжеволосый мечник.

— Потому что ещё большой вопрос, что она туда вообще добавит. Какие грибы она туда покрошит, в какой жиже всё это будет вариться, и что из этого в итоге получится — никто не знает, — здраво заметил он.

— Что, думаешь, она рискнет опоить командира? Опоить того, на чьих землях она живет? — подал голос впереди идущий Трезор.

— Думаю, что может. — Родовит упрямо стоял на своем.

— Думаешь? — переспросил Трезор в расчёте на более решительный ответ.

— Думаю. Я даже более чем уверен в этом, — поднял ставки красавец.

— Уверен?

— Ха-ха! Уверен? Я знаю, о чем говорю! Да я настолько уверен, что готов поспорить на что угодно! — с вызовом произнес он, снова подчеркивая свою непоколебимую уверенность.

— И почему же? — Трезор повернул к нему требовательное лицо с вопросительно поднятой левой бровью.

-Да потому что не может нормальный человек, сидящий на краю вонючего болота, говорить всем о том, какова воля богов, — гневно заметил он и снова резко махнул рукой, случайно задев висящую над ним ветку плакучей ивы. — Не может она знать о воле богов. Ничего не может. Ведьма она и все. Самая обычная ведьма. Да, травница. Да, зельевар. Возможно, проводник по этим болотам. Но никак не знаток воли всего мирозданья.

— Уверен?

— Еще как уверен! — с блеском в глазах сказал красавец. — Просто старуха наелась каких-то грибов. Вот и несет всякую околесицу. А еще... — Его лицо скривилось от напряжения, словно он боролся с внутренними сомнениями. — А еще я уверен, что нет никакой воли богов и никакой божественной справедливости, — выдал он с явным напряжением в голосе.

Едва услышав такое, взгляды всей нашей команды скрестись на Родовите. Оно и понятно — заявить такое!

— Ой, ли? — переспросил его толстяк Торсон и на его лице впервые отразилась что-то кроме привычного равнодушия.

— В самом деле? — подал свой голос Трезор.

— Да неужто? — воскликнул рыжеволосый.

— Ужели? — искренне удивился Игнац.

— Вот так-так, — удивился и я, и сразу добавил: — Откуда такая уверенность? Или ты тоже объелся каких-нибудь грибов?

Я думал обратить его заявление в шутку, потому что считал, что его слова — это очередная вспышка привычного "всемнедовольства". Родовит долго хранить молчание, молча идя по лесной дорожке, а когда он снова заговорил, голос его был непривычно тихим.

— Мне было пятнадцать, когда я впервые влюбился, — начал он, и в его голосе прозвучала какая-то неловкость, будто он уже жалел о сказанном. — Это было такое яркое чувство... всё вокруг, казалось, сияло каким-то особенным светом. — Он тяжело вздохнул, словно вспоминая что-то важное, и продолжил: — И, как любой пацан в том возрасте, я очень хотел произвести впечатление на свою избранницу. Хотел чем-то потрясти, чем-то поразить, чтобы она меня запомнила. — В его голосе послышалась глубокая тоска. — Хотя, чем я мог её поразить? Чем потрясти? Я же рос в деревне. Кроме цветущих лужаек и чистого, как хрусталь, пруда, мне было нечего ей показать.

И тут я узнал, что в городе будет ярмарка. Красивая, яркая ярмарка, и — на целых три дня. Я сразу подумал — вот он, мой шанс. Моя возможность поразить ту, кого я люблю. — Родовит замолчал и продолжил нескоро. — И вот, я договорился со своими друзьями, со своими лучшими друзьями, что мы вместе отправимся на эту ярмарку. Почему не вдвоем? Потому что большой компанией путешествовать по дорогам куда безопаснее. И уже не так скучно. — Родовит отвел одну из веток в сторону, случайно посмотрел мне в лицо, и тут же отвел свой взгляд, словно чего-то стыдился. Однако по дороге случился один мелкий казус — я поранился о какую-то ветку. Пока мы шли, я случайно зацепился за ветку и получил небольшую царапину. Тогда я не придал этому значения, ведь рядом была моя возлюбленная, а мои чувства захлестывали меня, не давая сосредоточиться на мелочах.

Прибыв в город, я почувствовал резкую боль в ноге. Недолго думая, мы направились к местному целителю. Он осмотрел мою ногу, издал множество тревожных звуков и тут же вынес вердикт: если я немедленно не начну лечение, через сутки ходить не смогу вовсе.

Это известие стало для меня настоящим ударом. Столько усилий было вложено в это путешествие! Однако мои спутники единодушно решили, что мое выздоровление превыше всего, и настояли на моем лечении. Девушка заверила, что будет навещать меня ежедневно, а мои друзья пообещали присматривать за ней.

Родовит на мгновение умолк, и мы невольно уставились на его красивое, но до крайности бледное лицо, обрамленное печально опущенными уголками губ.

— На лечение ноги ушли все деньги, что я накопил на ярмарку. Но знаете, это было далеко не самым большим моим горем. Гораздо хуже было то, что рядом не было моей любимой. Моей девушки. Не было ее тепла, ее звонкого смеха, ее алых губ, ее волшебных глаз. Не было запаха ее волос, ни...

Родовит вновь замолчал, но это молчание красноречиво показывало, как ему было больно. Как ему до сих пор больно, на мое удивление. Даже через столько лет.

— Единственной... Единственной моей радостью была мысль о том, что моя девушка... Моя девушка будет меня навещать, как мы и договаривались. Но, за все эти дни... За все эти дни она так ко мне и не пришла. — Родовит тихо сглотнул и снова многострадально замолк.

— Может с ней что-то случилось? — не выдержал паузы Тур.

— Может она тоже поранилась, или малость перепила? — предложил свою версию событий Игнац.

— Да, случилось. — Родовит резко кивнул. — Случилась красивая ярмарка, три дня беспрестанных гуляний, и... мой друг, который давно хотел отбить у меня девушку.

Так вот оно что! Вот оно что. Эта история Родовита объясняла многое. Слишком многое, если хорошенько подумать.

— После этого я набил морду своему лучшему другу. Своему бывшему лучшему другу. Знатно набил, раны зажили не скоро. Но он мне в ответ заявил, что если бы девушка этого сама не хотела, то меня бы не бросила. Я отступился, и они вскорости поженились. Они зажили счастливо, а я... — Мужчина скрипнул зубами, словно пытаясь унять какую-то внутреннюю боль.

— Погоди, погоди, — влился в беседу немногословный Трезор. — Я же слышал, что ты женат. И что дети у тебя есть.

— Да, я женат. И дети у меня есть, — подтвердил мужчина, но тут же добавил с горечью. — Но это... Это не то. Все не то. — Мужчина сильно махнул рукой, словно с себя что-то сбрасывая с себя что-то лишнее, наносное. — Не то, что могло бы быть. Не то, что должно было быть. И поэтому я заявляю вам всем — в этом мире нет никакой справедливости — ни божьей, ни этого мира. Ведь в том, что я лишился своей возлюбленной, нет никакой справедливости. И в том, что ее взял другой, справедливости нет. Они до сих пор живут вместе, и живут очень счастливо. И никакой бог их за это не покарал, и никто из них не получил по заслугам! — громко выкрикнул он, вспугнув своим криком стаю невидимых птиц.

Страсть и любовь, мужчины и женщины. К сожалению, это все прошло мимо меня. В этих вопросах я мало что понимал, но понимал другое.

— И поэтому ты бросаешься на всех солдат нашего форта? — спросил я его как можно более твердо. — Именно из-за этого все наши солдаты для тебя сплошь враги? Все мужчины — твои непримиримые недруги, и только из-за того, что кто-то когда-то увел у тебя твою девушку? — связал я две эти вещи. — Запомни одно — никто из этих людей тебе ничего плохого не сделал. Никто. Ни один из них. Наоборот — в бою они должны прикрыть твою спину. Ты раньше не искал зла, там, где оно было, поэтому не ищи зла там, где его нет в помине. Хорошо?

Родовит скрипнул зубами, лицо его исказилось гримасой боли и злобы, но он пересилил себя и ничего не сказал.

Продолжая идти, я вновь поймал на себе изучающий взгляд Трезора. И снова, как и в тот раз, я лишь пожал плечами в ответ. Все верно — о воле богов я совета дать не могу. А вот то, что мне нужен хорошо сплоченный отряд, это и так понятно.

*

Тропинка сделала крутой поворот и вот, мы уже опять приближаемся к границе болота — под ногами противно зачавкала земля, напоминая о приближающейся границе болотистой местности. Воздух мгновенно наполнился назойливым жужжанием — комары и мошки, словно почувствовав нашу слабость, атаковали со всех сторон. А в довершение всего, лягушки устроили настоящий концерт, соревнуясь, чей хриплый голос пробьет тишину громче. Казалось, сама природа отговаривает нас идти дальше.

Но мы продолжали идти, потому что наша цель была где-то там, впереди.

И вновь, как и в прошлый раз, узкая тропка вывела нас на открытую местность. Но на этот раз это был не край лесной поляны, а зыбкая, влажная равнина. Окружающая нас осока уже не образовывала сплошного ковра — теперь она росла стыдливыми редкими кустиками, которые становились все меньше и ниже по мере удаления от берега. Исчезли и деревья, которые раньше встречались нам каждые десять-двенадцать шагов — пусть и небольшие, искривленные, чахлые, но все же деревья. Теперь же их не было и следа. Перед нами, насколько хватало взгляда, простиралась земля, перемежающаяся с водой. Воды было предостаточно, она разливалась повсюду. Мелкие и крупные лужи виднелись тут и там, почти на каждом шагу. Да и сама земля — казалась, лишь тронь ее, и она сама превратится в воду.

А шагах в полусотне от берега передвигалось оно. Новая болотная тварь тоже чем-то отдаленно походила на человека. На человека, передвигающегося по болоту по-собачьи, на четвереньках. Грязного, серого, замызганного, изгвазданного испражнениями болота до той ужасающей степени, что он почти растворялся в однообразной палитре болота. Но были две детали, которые сразу бросались в глаза и делали это существо не просто человеком. Вместо рук из плеч торчали длинные лапы, заканчивающиеся огромными клешнями. И еще — за спиной у него возвышался огромный горб, больше похожий на панцирь. Он был настолько велик, почти с человеческий рост, что, казалось, вот-вот придавит своего носителя к земле.

Немного понаблюдав за этим существом, мы вскоре поняли, из чего состоит этот странный нарост. Существо вдруг остановилось, внимательно вглядываясь в мутную воду. Затем, молниеносным движением клешней, оно выхватило из глубины маленькую черепашку. Некоторое время оно рассматривало свою добычу, словно драгоценность, поворачивая ее в лапах разными боками под яркие лучи солнца. Затем он что-то делал с ним и прикрепил его на вершину горба. Пополнив свою коллекцию, существо снова двинулось вперед, в поисках следующей жертвы.

Сомнений не оставалось — мы пришли куда надо.

— Оно, — заявил всем я.

— Оно, — согласился Трезор.

— Оно, — повторил за ним Тур.

Все остальные солдаты в подтверждение кивнули.

— Каких только странных существ не рождает болото, — с отвращением промолвил толстяк, всматриваясь в чудовище.

— А это точно порожденье болота? — не удержался Игнац и вывалил свои страхи.

— А что это? Человек? — привычно возмутился в ответ Родовит.

— Ну, уж больно он похож, — извернулся светловолосый.

— Ну и что, что похож. Русалки вон, тоже, на человека похожи. Но они же не люди, — заявил ему Торсон. — С таким же успехом можно было бы и наркаров причислить к людям.

Игнац обиделся за замечание о людоящерах и ничего не сказал.

— Эта штука похожа на рака или на краба, — подумав, выдал Трезор.

— Это болотный рак? Или болотный краб? — подхватил за ним Тур.

— А оно разумно? — бросил идею Торсон.

— Ну, не знаю, не знаю. — Я вновь пригляделся к странному созданию. — В этом я не уверен. Мне кажется, ума у нее не больше, чем у обычного рака.

Какое-то время мы еще понаблюдали за тварью, но ничего путного больше не увидали.

— И как с таким сражаться? — с тревогой спросил Игнац.

На этот раз я понимал опасения воина — такие лапы с клешнями испугают кого угодно. Судя по их длине, подойти к твари будет не так-то просто. А судя по размерам клешней, такая тварь легко перекусит ногу. А еще этот огромный горб. Наверняка он прочен, как сто панцирей черепашек, и бить туда — напрасная трата сил. И это все лишь только то, что мы видели. Сколько секретов пока еще скрыто от нас?

Выходит, выхода нет.

— Думаю, что нам будет лучше поступить так, как было в прошлый раз — я нападу на тварь, а там будь что будет, — решился на план я, поборов свои страхи.

— Опять один? — В тоне Трезора слышалось возмущение. — То есть командир форта сам пойдет в этот бой, а мы будем просто стоять и ждать, пока он справиться? — Десятник негодующе фыркнул. — А зачем вообще мы вам здесь нужны? Оставили бы нас в форте — было бы больше проку.

Ого! Трезор что, обиделся? Обижаться на командира форта ему невозможно по всем правилам. Но нет же — Трезор негодует, и совершенно искренне.

— Трезор, послушай — благодаря моей магии я защищен лучше каждого из вас, — повторил я то, что говорил ему в самый первый раз.

— И что с того?

— Моя магия бьет далеко.

— И что с того?

— И урон от нее хороший.

— И что с того? — Трезор не унимался.

— А то, что этот бой лучше провести одному. Больше пользы, меньше риска...

Но Трезор помотал головой

— Это — армия. И мы тут — не наемники. Если кто-то сильней, то он занимает нужное место в строю. Впереди, сзади, сбоку, но свое место в строю. Нельзя сражаться в отряде в одиночку. Или мы воюем все вместе, или...

Вот даже как? Трезор не просто предлагал свою помощь — он на ней настаивал. Я вижу такое впервые.

— Хорошо, Трезор — я над этим подумаю, — сделал предложение я. — Но на этот раз пусть будет по-моему.

— Как скажете, командир. — Увидев, что я не упорствую, не стал упираться и он. — Но если я увижу, что господин не справляется...

— Хорошо, хорошо.

— Или что ваша магия не наносит ран...

— Хорошо, хорошо.

— Или что командиру форта грозит опасность...

— Хорошо, хорошо, — снова ответил я, склоняя голову, словно малый ребенок.

— Договорились. — Трезор, наконец, улыбнулся

Вот и хорошо. Раз мы договорились, пора заняться делом.

— Ларра-луара-тура.

Магический ледяной доспех. Хорошо — немного защиты мне не помешает.

— Ларра-луара-кра.

Магический ледяной щит. Прекрасно. Еще немного защиты.

А теперь вперед. Я сделал несколько шагов, чтобы подойти к твари чуть ближе. Я не знал, как быстро она двигается, поэтому хотел подойти к ней насколько можно поближе, чтобы моя магия била точно в цель. А точность тут крайне важна — если первая тварь оказалась сплошь мягкотелой, и я мог стрелять, куда попадет мой взгляд, то с этой тварью так не получится. Горб, очевидно, был бесполезной мишенью, как и его мощные передние лапы. Оставалось целиться в человеческое тело создания, состоящее из плоти и крови. А его очень мало.

Сделав еще один шаг, я напряжённо замер — земля подо мной предательски заколыхалась. Пару мгновений — и моя обувь ушла в вязкую грязь почти, что по щиколотку. Это мне не понравилось. Я сделал шаг вперед уже другой ногой, надеясь на другой результат. Но все повторилось — под ногами не оказалось ни клочка твердой земли, одна раскисшая жижа. Жижи, на которую в бою очень сложно надеяться.

Плохо. Отвратительно. Я попробовал прицелиться и выставил руку вперед, по направлению к крабу. Как я и ожидал, колыхающаяся под ногами земля мешала мне взять на прицел выбранное место. Нет, в саму тварь я точно попаду. Но просто попасть мне мало — мне нужно попасть туда, куда мне нужно попасть. И никак иначе.

Стараясь не падать духом, я попытался поискать лучшее место. Я сделал несколько шагов влево, несколько шагов вправо, и даже пару шагов вперед. Но все было безрезультатно — мягкая земля была и тут, и там. Мягкая, раскисшая. Не земля, а масло.

Сзади раздались шаги — ко мне подошли Трезор и Торсон.

— Местность не для боя, ага? — догадался опытный лучник.

— Да. — Я едва сдержался, чтобы гнусно не выругаться. — И место тут просторное, и развернуться есть где. Но эта раскисшая, топкая земля...

— Ага. — Лучник несколько раз погрузил обувь в грязь, словно проверяя ее. — Здесь ни прицелиться, ни нормально бегать не получится. А еще ведь можно споткнуться. Упасть во время боя с такой тварью — это последнее, чего бы хотелось. Опасность такого падения я даже представить боюсь.

— И что? Ничего сделать нельзя? — спросил меня Трезор озадаченно.

Можно ли? Можно? Скорее да, чем нет.

— Да нет — сделать-то можно, — протянул я крайне неуверенно. — Но...

Чтобы долго не объяснять, я вытянул правую руку по направленью к земле и тихо произнес:

— Ларра-луара-флуэре.

Рука тут же покрылась инеем, и из нее вылетел небольшой холодный поток. Точнее не поток, а, скорее, плевок. Плевок резким ледяным холодом, после которого часть земли превратилась в лед.

— Это заклинание ледяного потока, — пояснил я воинам. — Оно не атакующее, и даже не защитное. Оно скорее, пригодное для хозяйства. Бьет недалеко, всего на пару шагов, и требует много магии. Оно отлично подходит чтобы сковать эту жижу.

— Но это же хорошо, — радостно улыбнулся Торсон.

— Да. Но чтобы сковать пригодный для боя участок, мне придётся потратить почти всю свободную магию. очень много магии. Поэтому это заклинание и не предназначено для боя — в сражении от него мало толку.

Однако Трезор смотрел на это иначе.

— Мало не мало, а толк от него все же есть, — заявил десятник с неприсущим ему упрямством. — На такой земле все мы можем сражаться. А значит, и помогать. Давай тогда сделаем так — мы с ребятами, по мере сил, отвлечем тварь на себя, а ты, когда сможешь, нанесешь нужный удар.

— Отвлечем тварь на себя? Но как? — спросил я его с удивлением.

— Есть один способ, — уверено ухмыльнулся Трезор.

Идти по замерзшей земле это одно удовольствие — подошва не скользит, ноги не проваливаются, шаг четкий, ровный, размеренный, а в душе уверенность, что все будет хорошо. Слева от меня, плечом к плечу, с шитом и мечом наготове, вышагивает Трезор. Справа — Тур и Игнац. Чуть позади шагают оба лучника. Мы идем в бой с намерением победить.

Вот только магии у меня осталось на три больших стрелы. На три, и не стрелой больше.

Завидев наше приближение, горбатая тварь резко развернулась и предупреждающе зашипела. В ответ наша шестерка лишь ускорила шаг. Тварь снова раскрыла широкую зубатую пасть и зашипела вновь, медленно поворачиваясь мордой в нашу сторону. Мы снова пошли быстрее. Видя, что мы не собираемся отворачивать, горбун запустил человеческие руки под воду и принялся метать в нас всем, что сумел нащупать. В ответ мы дружно подняли щиты. Выбирала предметы тварь так же плохо, как и метала их в нас — краем глаза я увидел пролетающие мимо комки водорослей, какие-то палки, землю, и даже двух черепах. Но иногда твари все же везло. Бам! В щит Трезора врезался крупный камень. Бам! В мой ледяной щит попал еще один камень. Бам! В плечо Игнаца ударила крупная деревяшка.

Нет, таким нас не испугать.

Убедившись, что мы отступать не намеренны, горбун развернулся и, подняв вверх две лапы-клешни, грозно пошел на нас. При виде такой угрозы я ощутил, как ком подкатывается к моему горлу. Клешни были большие. Большие и очень длинные. От таких объятий кожаный доспех не спасет. Только доспех из железа. Или же изо льда. А хороший доспех только у меня. И если кто-то из бойцов ошибется, если что-то пойдет не так...

Интересно, что же такое задумал Трезор?

Долго ответа мне ждать не пришлось.

— Тур — повторяй все за мной, — громко крикнул десятник, и, отбросив, щит, побежал на врага, соскакивая с промёрзшей земли в холодное мелководье. Болотный горбун повел левой клешней, встречая острый меч. Крак! Обе половинки клешни смокнулись вокруг меча, удерживая его мёртвой хваткой. Трезор вытянул левую руку и схватил меч за острие, не давая его вырвать из рук. Так они и застыли в смертельном противостоянии. Тварь прилагала все силы, чтобы сокрушить силу воина, мягкая земля дна разъезжалась, болотная вода леденила, но Трезор не сдавался

— Тур! — Подал сигнал десятник.

— Да! — Рыжеволосый мечник резко отбросил щит и тоже побежал на врага в холодную мерзкую воду. Болотная тварь протянула другую клешню. Крак-крак. Теперь вторая пара застыла в мучительном смертельном противоборстве. Каждый из них старался изо всех сил, напрягая волю и свои крепкие мышцы. Никто не хотел проиграть.

— Шедан! — напрягая связки, что есть силы воскликнул Трезор. -Теперь пришел твой черед!

— А? — Я едва не забыл обо всем, совершенно растворившись в магии этого боя. Чудовище и люди. Мерзкая тварь и люди. Кто кого? Кто выйдет победителем? Но десятник прав — теперь пришел мой черед. Оружие твари, клешни, застопорены намертво. А главное — тварь теперь не двигается, и значит, стала для меня превосходной мишенью.

— Ноги, — громко воскликнул я. — Такой горб явно непросто нести и любая рана ноги будет катастрофой.

Я поднял правую руку и приготовился бить. На прицеле снова бедро, но уже не мягкое и зеленое, а чешуйчатое и серое. Но это ничего не меняет.

— Ларра-ларана-луара-трана!

Большая ледяная сосулька вылетела из руки и устремилась к цели. Десять шагов — промахнуться с такого расстояния я не мог. Пум! Острое ледяное лезвие попало в живую плоть, но не прошло ее насквозь, а осталось торчать чуть ли не наполовину. Плотная, зараза. Но это не удивительно.

Пока тварь истошно шипела от боли, я чуть сместился в сторону, и снова нанес удар.

— Ларра-ларана-луара-трана!

Вторая посланница льда засела в теле твари немного ближе к седалищу. И хорошо вошла, оставив снаружи хвост всего лишь на пару пальцев.

Снова шипение боли. Тварь закачалась — ноги стали сдавать. Но у меня осталась еще одна большая стрела.

— Ларра-ларана-луара-трана! — еще раз воскликнул я, выбрав новое место — между все тем же седалищем и здоровой ногой.

Больше тварь держаться не могла — кровоточащие ноги безвольно подкосились, и она рухнула в воду, взметнув фонтан грязной жижи и подняв волну мути. Клешни разжались, освободив мечи воинов, и те отскочили назад, чтобы как можно скорей оказаться в безопасности. Какое-то время тварь пыталась удерживать голову над водой, опираясь на руки, но вес горба оказался слишком большим — руки твари разъехались, и голова рухнула в воду.

Какое-то время мы стояли и смотрели, как с мутного дна поднимаются белесые пузырьки. Вначале они были большими, но с каждым разом их число и размеры становились все меньше. Две дюжины пузырьков, дюжина, Полдюжины, два. Один. Еще один. А потом, сколько бы мы не стояли и не смотрели, мутную поверхность болота больше ничего не тревожило, и вскоре ряска, как погребальный саван, покрыла все равнодушным зеленым ковром.

Мерзость была повержена.

*

— Вернулись? Победили монстра, значит? — спросила ведьма болота из маленького окошка.

Я согласно кивнул.

— Вернулись. Победили, — дал отчет ей я. — Опасная тварь, что и говорить. Но мы с ней совладали, — похвастался я.

— Чудненько, чудненько. — Ведьма расплылась в улыбке.

— А как твои дела? Готово ли мое зелье? — спросил я у нее.

— Погляди на трубу. Дым видишь? — Я поднял взгляд и снова кивнул. — Если видишь дым, значит, зелье варится, как оно приготовится, я стану его остужать. Как раз к третьему твоему возвращению оно будет готово.

Третье возвращение, м-да.

— Значит, еще одна тварь? — спросил я без всякого удовольствия.

— Что, расхотелось на подвиги? — Ведьма радостно хмыкнула, словно наслаждаясь отсутствием у меня желания.

— Да , тех двух мне хватило за глаза.

Верно, я вроде должен был радоваться. Во-первых, сего дня я убил своего первого монстра. А во-вторых, я убил уже двух монстров к ряду. Но отчего-то радости во мне не было. Вначале была, а потом вдруг словно испарилась.

— Понимаю, понимаю. — А вот ведьмина радость казалось, только росла. — Подвиги — это такое дело... Когда подвиг — это редкость, то это именно подвиг. Или, когда на людях. Или, когда за деньги или славу. А так, на болотах, в грязи и поте, это просто рутина. — Старушка снова ликующе рассмеялась. — Но не волнуйся — свою награду за это ты обязательно получишь.

— Точно? — спросил я его немного уставшим голосом.

— Точно.

— Что ж, хорошо. — Хоть это немного радует. — Что там за третий монстр?

— Третий болотный монстр он ну... — Улыбка сошла с морщинистого лица. — Его тоже найти не сложно. Там, за кустами терновника, начинается звериная толпа. Пойдете вдоль нее и через время упретесь прямо в трясину. Хорошее место там было — там, рядом, всегда росла крупная голубика и клюква. А потом завелся тот самый монстр.

Хорошо, дорога теперь известна.

— Что до монстра... — Женщина смещалась — было видно, что она не решается давать мне его описание. — Он, такой, опасный. С ним тебе, возможно, придется повозиться. Не так, чтобы очень, но... — Ведьма глянула на меня, и в ее взгляде я увидел смущение. — Тварь, повторюсь, опасная. Но убить ее надо — она убивает всех животных, что приходят на водопой в это место. А это... негоже.

Еще более опасная тварь? Что ж, так и быть. Не мне выбирать. И отказаться я тоже не вправе.

— И как я ее узнаю? — попросил я у ведьмы описание твари.

— У него, м-м-м, очень острые лапы.

— Острые лапы?

— Да.

Постараюсь запомнить.

— Убей его, и можешь возвращаться за зельем, — напомнила мне она.

— Хорошо. — Я кивнул. — Теперь давай историю, — сказал я лицу в окошке.

— Историю? — Ведьма, казалась, меня не поняла.

— Историю, да. — Я немного разозлился из-за ее непонятливости. — Ты же никогда не пускаешь меня без какой-то истории. Так было два прошлых раза. Вот, я жду и третий.

— А-а-а. — На лицо старушки вновь вернулась улыбка. — Ты прав, ты прав — есть у меня история. — Старушка на миг исчезла из проема окна. Раздался звук, как будто кто-то подтаскивал что-то тяжелое. Затем ее лицо появилось вновь, но оказалось немного ниже — видимо, она уселась на что-то вроде табурета. Это говорило о том, что история будет долгой.

— Эта история случилась со мной прошлой осенью. Помню, что я тогда собрала урожай с ближайшей к дому груши, и сильно огорчилась, потому что за другими плодами путь будет неблизкий. С моими-то ногами. — Ведьма грустно вздохнула. — Но, как следует огорчиться, я в тот день не успела — ближе к полудню возле моего дома появилась одинокая девушка. Обычная такая — личико простенькое, платьице незатейливое. И сверху шаль неприметная. И ну просить меня — смогу ли я сделать такое зелье, чтобы после его применения девушка стала писаной красавицей? Я удивилась.

— Тебе ли, что ли? — спросила я у пришедшей гостьи. — Так тебе оно ни к чему — личико у тебя вроде неказистое, но вполне ничего.

А девица в слезы.

— Не для себя прошу, а для моей младшей сестры, — жалобно проговорила она, словно что-то вымаливая. — Она богами обижена — лицо у нее такое, что только мать ее любит. Только мать ее любит, а так... лицо такое, что и смотреть тяжело. Ей семнадцать, возраст, когда девушки уже замуж выходят. Но с таким ликом ей, похоже, суждено остаться одной.

— Что, все настолько плохо? — удивилась я.

— Да, всё так. — Она горько усмехнулась. — Один глаз косит, другой видит плохо. Уши — одно больше, другое меньше. Нос кривой, и пятна по всему телу. Мы с матерью, пока она росла, еще надеялись на лучшее. Но вот исполнилось ей семнадцать, и стало ясно: никаких чудес ждать от богов не приходится.

"Ну-ну, — подумал я. — Чудеса на то и чудеса, что случаются редко".

— С каждым днем матери все хуже и хуже — так сильно печалиться о судьбе своей младшей дочки. Если она за год за кого-нибудь замуж не выйдет, то мы лишимся матери, — с дрожью в голосе сказала она.

— Неужели она не живет твоими успехами? — спросила я, слегка озадаченная.

— Так у меня с женихами никакой беды нет, поэтому за мою судьбу мать не переживает. А вот за младшую... если на ее никто не посватает, то... — Голос девушки дрогнул, и по щекам опять покатились слезы.

Ладно — бывает всякое.

— Когда до нашей деревни дошли слухи о какой-то болотной ведьме, чьи зелья могут чуть ли не мертвого с могилы поднять, то я решилась — пойду-ка я, найду эту ведьму и попрошу ее сварить зелье для сестры. Такое зелье, чтоб она стала писаной красавицей. Чтобы глаз никто не мог отвести, — произнесла она и взглянула с мольбой.

— Чтобы прямо красавицей? — слегка усомнилась я.

— И никак иначе! — вскинулась она. — Ведь она столько всего натерпелась! Столько горя хлебнула! Еще ребенком она понимала, что с ней что-то не так — и подружек у нее не было, и мальчишки с ней не дружили, и не звали играть. А когда она вошла в возраст... только боги знают, что творилось в ее юном неокрепшем сердце.

Я немного подумала, а потом решила — почему бы и нет? Дело-то хорошее. Хоть и крайне хлопотное.

— Хорошо, я берусь, — наконец сказала я, сдаваясь под напором ее мольбы. — Но приготовление этого эликсира — задача не из легких. Потребуется множество ингредиентов, и некоторые из них большая редкость. Часть запасов у меня, конечно, есть, в погребе.

— Замечательно! Просто чудесно! — воскликнула она, чуть ли не подпрыгивая от восторга.

— Однако кое-чего мне не хватает. И вот это "кое-что" тебе придется добыть самой.

— Я согласна! На все согласна! — Ее лицо озарила сияющая улыбка, а в глазах вспыхнул огонек азарта.

— Придется отправиться на поиски очень редких ягод, растущих в укромных местах.

— Хорошо! Я сделаю это! — рьяно провозгласила она.

— Ради чего-то тебе придется покопаться в грязной лесной земле.

— Не проблема! Я справлюсь!

— А для других компонентов придется запачкать руки кровью местных животных.

Я ожидала, что это ее немного отрезвит, заставит задуматься. Но ее решимость осталась непоколебимой.

— Хорошо! Я готова на все! — ликовала она.

В этот момент меня начали одолевать первые сомнения. Обычно молодые девушки пугаются таких дел. Но эта... Она, казалось, совсем не знала страха. И еще... Не часто встретишь человека, готового на все ради себя самого, а она была готова на все ради своей сестры. Такое встретишь далеко не часто.

Я стала трудиться над зельем, а девушка разбила шалаш у моего огорода и ночевала там, чтобы быть под рукою. Она помогала мне во всех в моих трудах: воды принести? С удовольствием. Грядку вскопать? Пожалуйста. Добыть на обед мясо волка или кабана? Легче легкого.

Само собой, помогала она мне и с зельем — ходила туда, куда я ей указывала, приносила то, что я ей говорила. Надо копать? Копала. Надо марать руки? Марала. Терпела укусы пчел, уколы крапивы, острые шипы терния, переносила болотные запахи и зуд от мошкары.

И вот, через какое-то время зелье было готово. Но перед тем как его отдать, я пригласила девушку в дом, выпить чашку чая. Не простого чая, понятно... — Ведьма на мгновенье замолчала, её глаза хитро блеснули, намекая на скрытый смысл. — Девица согласилась, спустилась ко мне, выпила, разговорилась. — Старушка вздохнула, и наигранная радость быстро сошла с лица. — Все оказалось, как я и предполагала — никакой сестры у нее не было и в помине, и зелье она просила именно и только лишь для себя.

Я легонько кивнул, не сильно-то удивленный.

— Но это еще не все — не унималась она. — Девка оказалась из гильдии наемных убийц. Из гильдии наемных убийц! У меня дома сидел настоящий убийца! Опытный, холодный, расчетливый. И, к тому же — женщина!

Вот тут я порядочно вздрогнул и обратился вслух — такого поворота этой истории я не ожидал. Мне думалось, что эта история будет какой-то обман. На худой конец речь будет о воровстве, или о каком-то подлоге. Но чтобы такое?!

Казалось, ведьма тоже до сих пор была в шоке.

— Но и это еще не все. Как оказалось, она готовилась к очередному убийству. Но на этот раз она должна была убить не какого-нибудь богатея, не торговца или советника, а нашего герцога. Представляешь, а? — всплеснула она руками.

Я не представлял. Да и не мог представить.

— А причем тут я? А при том. У нее был план. Очень хитрый план. Девка понимала, что после убийства герцога ее будут искать. Усердно искать, долго и кропотливо. Вот она и придумала выпросить у ведьмы зелье для изменения лица, чтобы ее потом никто не нашел. Никто и никогда. И не просто изменить, а, чтобы стать первой красавицей.

— Почему красавицей? — Да — это все, о чем я догадался спросить.

— Чтобы с помощью заполученной красоты и заработанных денег, найти себе богатого мужа для дальнейшей жизни. Для дальнейшей счастливой жизни. Эвон как желала, — грустно ухмыльнулась она.

Я растерянно хмыкнул, не зная, что тут сказать.

— Ну и под конец... Чтобы вездесущие герцогские герцога не узнали о ней и о ее, скажем так, роковых изменениях, после получения зелья она собиралась меня убить. О как — убить меня! Убить свою добродетельницу. Никакой благодарности. Как же я разочарованна в людях.

Я вновь промолчал — у меня просто не хватало слов.

— Ну, и что потом? — спросил я, когда успокоился.

— Что, что? — Ведьма рассерженно фыркнула. — До жизни нашего герцога мне нет никаких дел, — гордо заявила хозяйка приболотного дома. — А вот за то, что она собиралась убить и меня... За это та девка жестоко поплатилась.

— Ты что, ее убила? — Час от часу не легче.

— Нет, ты что! — Старушка махнула людей. — Мне и убить убийцу? Да и потом — я жизней не отнимаю. Но, поверь — то, что я с ней сделала, тоже весьма неприятно.

Не успел я открыть рот, чтобы узнать, что именно, как ведьма решительно отвернула лицо.

— Все. Я все сказала, что тебе хотела. Теперь иди по делам и убей тут тварь.

— Хорошо, как скажешь, — ответил я, уняв свое любопытство. И, напоследок, бросил, как я уже привык: — Я запомню эту историю и заверяю, что убивать вас не буду.

Ведьма мне в ответ ничего не ответила.

*

Указанный ведьмой путь мы нашли очень быстро и отправились вперед в уже привычном порядке: первым шел Трезор, за ним я, за мной Тур и Игнац, а за ними Родовит и Торсон. Непривычным было то, что в этот раз никто из нас ни о чем не разговаривал. Все были потрясены историей ведьмы: потрясены как самой историей, как и тем, что убийца метил на самого герцога, тем, что с ним, а точнее с ней, расправилась старая болотная ведьма. Ну и тем, что все это произошло и осталось похороненным на той малоприметной поляне с неказистым домиком и неприметным огородом, которая находилась всего в паре часов ходьбы от нашего пограничного форта.

— Ты ей веришь? — первым нарушил молчание и обратился ко мне Трезор.

— Чему именно я должен верить? — оторвался я от своих размышлений и на всякий случай задал наводящий вопрос.

— Всему... тому, что она рассказала, — неопределенно ответил он, пожимая плечами. — Про ту странную девушку, что пришла к ней в избу. Про ту историю, что она рассказала, и как все оказалось на самом деле. И, конечно, про то, что целью убийцы был сам герцог Лейры?

— Я даже не знаю. — Я вернул пожатие плечами, хотя знал, что Трезор его не увидит. — Все это выглядит несколько... — Я замолчал, подбирая нужное слово.

— Надуманным? — подсказал мне десятник.

— Я хотел сказать "книжным". Как в некоторых поэмах и балладах, которые я читал, — вспомнил я нужное мне слово. — Но слово "надуманное" тоже сюда подходит.

— "Надуманное", то если лживое, — заявил прямолинейно десятник. — Но если это ложь, то зачем это ей? Напугать нас? Привлечь на свою сторону или же оттолкнуть? Заставить нас бояться себя или ненавидеть? — десятник терялся в догадках.

— Не знаю Трезор, не знаю, — терялся в них и я.

— Вот и я не знаю, — в тон мне ответил Трезор.

Через какое-то время разговоры между солдатами восстановились, и они снова принялись обсуждать подати, погоду и женщин. А вот Трезор очень долго продолжал молчать и лишь через какое-то время поравнялся со мной, чтобы начать со мной разговор по душам.

— У меня до сих пор не идут из головы те слова ведьмы, в которых она говорила про законы богов и справедливость самого мироздания.

Я тяжело вздохнул — и этого они проняли.

— Я все шел и думал, что о таких вещах лучше спрашивать главных жрецов при храме, а не какую-то болотную бабку.

Здравая мысль. Очень здравая.

— А вот вы как думаете...

А сейчас будет какой-то сложный вопрос.

— Существует ли родительское проклятие?

Я уже открыл было рот, чтобы сказать, что я в таком не сведущ, как до меня дошло, о чем хочет спросить Трезор. Не о воле богов, не о законах самого мирозданья, а о чем-то попроще. Значительно попроще.

— Родительское проклятие? — переспросил его я.

— Да, родительское. Проклятие от одного из родителей, данное своему чаду.

Я призадумался. Родительское проклятие. Это когда родители, в порыве ярости и осуждения, буквально проклинают своих детей. Это не просто недовольство, это настоящее, гневное негодование, которое обрушивается на родного ребенка.

Некоторые родители в таких ситуациях просто отворачиваются, как будто их ребенок исчез из их жизни, перестал для них существовать. А другие идут еще дальше — они желают своему собственному ребенку, своей кровинушке, всяческих неудач и даже лютой смерти. Это, конечно, очень жесткое решение. Но, наверное, и причина такого крайнего шага должна быть крайне весомой.

— Знаю я о таком. А чего ты спросил? — внутренне собираясь, ибо понимал, что такие разговоры заводятся неспроста.

— Да я вот никогда не думал, что оно существует. Считал, что это такое темное суеверие. Что у него нет вилы. Но после слов той ведьмы... — Трезор состроил унылою мину.

Что ж — чтобы разговорить его, я решил спросить напрямик.

— У тебя что, нелады с отцом?

Услыхав мой вопрос, мужчина резко вздрогнул, словно его укусила змея. Какое-то время он шел и молчал, застыв в своей нерешительности. Но, переборов себя, он все же решился и начал разговор.

— Я родился в семье потомственного ростовщика. Само собой, что мне с детства пророчили продолжить дело своего отца. Ну а как иначе-то? До пятнадцати лет меня учили считать и писать, а после шестнадцати отец стал посвящать меня в тонкости своего ремесла. Да только .... — Плечи Трезора внезапно поднялись и напряглись, словно на них навалилось что-то неподъемное. — Да только я не мог понять суть этого ремесла. Нет — считать и писать я умел хорошо. Что такое "дать в долг" и "вернуть деньги в срок" я понимал отлично. Но... Я не мог брать с людей такие драконовские проценты, которые им начислял мой отец. У меня в голове всегда имелась граница. Выше которой я никак не мог подняться. Граница, потолок, предел — как хотите, так это и называйте. Моего отца это крайне бесило. Он тысячу раз объяснял, что, раз люди приходят к тебе, чтоб занять твоих денег, то они согласны на любой процент. "Твои деньги — твои правила" — вот что он говорил. А еще он говорил, что "люди обращаются к нам в самом крайнем случае, и этим случаем всегда нужно пользоваться".

— Ну а ты?

— А я говорил, что всему должна быть своя мера. Во сне, в еде, и цене за долг.

— Ну а он?

— А отец говорил, что мерила тут — ты. Дают — бери. Не хочешь — не бери.

— Ну а ты?

— А я говорил, что нельзя быть жадным, что люди за это его когда-нибудь проклянут, ведь у некоторых взять деньги в долг это — последний шанс.

— Ну а он?

— Он говорил, что любое проклятие это ерунда, а если и нет, то он отмолит его у богов, принеся им хорошую и обильную жертву. Так ему говорили священники.

— Ну а ты?

— А я говорил, какой смысл зарабатывать проклятые деньги, если их потом все одно придется пожертвовать?

— Ну а он?

— А отец отвечал мне так — если бы боги чего-то не хотели бы видеть на этой земле, то это что-то не существовало. И если в мире есть деньги, и есть такие, как он, значит, боги ничего немеют против этого.

Ни я, ни мой отец так и не смогли убедить друг друга, и в один момент я сказал, что не желаю иметь ничего общего с этим ремеслом. Отец возмутился. Очень возмутился. Он стал кричать, что наше ростовщичество дело нашей семьи. Что оно передавалось от деда к отцу, а от отца к сыну. Что если я уйду, то вместе со мной прервется и преемственность, потому что незнакомца и чужака он к себе брать не будет. Но я стоял на своем — я не собирался брать с людей тройную плату за долг. Это — не по-людски. За это отец выгнал меня из дома. Выгнал со словами, что "тому, кто не хочет перенимать правил этого дома, не должно перепадать и крохи со стола". А потом он воскликнул:

— Иди прочь Трезор. Иди, и ищи свой путь. Только знай, что ни в одном доме, ни в одном ремесле ты не будешь успешен, потому что твое признание быть ростовщиком. Иди, скитайся, пытаясь наполнить свой стол и набить свое брюхо, и помни, что ты бы жил лучше, если бы слушал меня.

Трезор замолчал, и я настаивал, чтобы он продолжал. Получить в свой след такое злое напутствие, и от кого, от родного отца? Такое и представить себе мог далеко не каждый. А уж пережить...

В нос ударил сладкий запах цветущей липы. Да что же это? К чему это старое воспоминание?

С наступлением моего шестнадцатилетия, как и у всех парней в нашей деревне, передо мной встал вопрос выбора ремесла. К счастью, мне не пришлось долго размышлять. Мой отец — уважаемый плотник и столяр, и я всегда хотел заниматься тем же. Дождавшись, когда он вышел на улицу, чтобы немного подышать свежим воздухом, я подошел к нему с решимостью и попросил:

— Отец, прошу тебя — возьми меня в свои ученики. Я обещаю, что все, что я создам, ты будешь называть лучшим своим твореньем.

Но ответ отца расстроил меня до глубины души.

— Послушай, Шедан. Я не могу взять тебя в ученики.

— Не можешь? Почему? — спросил я, и голос мой дрожал от отчаяния.

— Твой отец — хороший столяр и плотник. И его задача — передать свои таланты по наследству. Только вот... у меня уже есть преемник — твой старший брат.

Все так и было.

— Я знаю, — ответил я, с трудом сдерживая внутреннее недовольство. — Но ты же взял в ученики и моего брата Валама.

И это тоже, правда.

— Ты взял к себе старшего и среднего сына. Вот я и подумал, что я, твой младший сын...

— Так, это... Работа плотника — дело весьма нелегкое. Можно и балкой мастера ненароком перешибить, а иногда и под инструмент попасть. Вот я и подумал — случись, что со старшим сыном, мое дело не пропадет, если у него будет какая-то замена. Вот потому-то я и взял к себе Валама... Он снова вздохнул и перевел взгляд в окно, на едва видимые в ночном полумраке ветви цветущей липы.

— А как же я? — вопросил я.

— Что до тебя... Третий ученик мне точно ни к чему. Лишний будет. Да и не потяну я троих — не тот у меня теперь возраст.

Я понимал. Я все понимал. Но при этом не хотел соглашаться.

— Ну, а как же я? — переспросил я, чувствуя, как прорывается наружу моя растерянность. Я так этого хотел. Так ждал. Так...

— А что ты? Ты у меня сильный и ловкий, а мой брат говорит, что ты еще и умный. Найди свое место сам. Поговори с тем да с тем. Прояви себя. Чай, ближе к осени, и будешь ходить под кем-то.

Весь следующий день я ходил сам не свой — тогда мне казалось, что мой отец чуть ли от меня не отрекся. Ну, а разве нет? Старшего сына он взял в ученики. И среднего сына тоже. А меня — отказался. Разве же не проклятие? Разве не так все это происходит? Но, хорошенько подумав, я все же решил внять совету и найти себя сам. И, слава богам — у меня все получилось.

Слава богам и за то, что, пока я купался в своих воспоминаниях, Трезор нашел в себе силы пережить свои.

— С тех пор я долго скитался, надеясь найти ремесло по душе, — продолжил рассказ десятник. — Вначале я стал писарем при одном господине. Я же умел писать, а грамотные люди завсегда нужны. Но через полгода на моего господина напали лесные разбойники, и через несколько дней я лишился работы.

Бывает, — подумал я. — Буду искать себя дальше.

К осени я стал счетоводом в одной артели. Весьма почетное место. Я уже строил планы, как прикупить себе дом, но этим мечтам не суждено было сбыться — через пару дней амбар, где я трудился, сгорел, и меня рассчитали за ненадобностью.

Он тяжело вздохнул — видимо эти воспоминания были для него все еще тяжелы.

— Затем я пошел работать секретарем в один богатый дом. Меня приняли хорошо, назначили хороший оклад за непыльную работенку. Все бы ничего, но кто-то из ново нанятых слуг совершил крупную кражу и меня рассчитали. Без подозрений, просто разом вместе со всеми новичками. Нет слуг — и нет проблем. Потом меня наняли работать канцеляристом. Ответвленная, но пыльная работа. Плата была не очень, но я был рад и такой. И, чтобы ты подумал — я чем-то не понравился сварливой жене управляющего. Пара слов на ухо моему господину — и меня рассчитали. Рассчитали, не дав мне ни денег, ни возможности хоть как-нибудь оправдаться.

Терзаясь в тяжелых мыслях, я решил жениться, Почему-то я думал, что наличие супруги может все изменить. Вначале все так и было — я смог получить работу. Работу библиотекарем. Скучно, сыро, но лучше чем ничего. А потом... Долгий дождь, дырявая крыша, и все затопило. А для бумаги страшнее воды будет только пожар. Вот и ...— Трезор махнул рукой, словно сдувая невидимый глазу пепел.

И так продолжалось все время — не на одной из своих работ я не засиживал долго. Увидев мое сплошное невезение, жена от меня ушла. Под конец я решил, что армия барона будет хорошим местом — уж чему-чему, а ей не грозят ни лесные разбойники, ни пожар, ни кража, ни слово жены начальника. Да только вот мое прошлое не дает мне покоя: если родительское проклятие настигнет меня и здесь?

Ну, вот опять. Ну откуда, откуда я могу про такое знать? Трезор прав в одном — родительское проклятие даже и близко не стоит по силе с волей богов. Но даже в таких вещах я бы не смог разобраться. И уж тем более — дать кому-то хороший совет.

— Давай так, Трезор — пока ты будешь мне хорошей правой рукой, и будешь верно служить баронству, то, я обещаю — ни лесные разбойники, пожар, ни чьи-то злые слова, не станут причиной того, что ты покинешь службу. Договорились? — Я протянул ему руку для рукопожатия.

— Договорились, господин командир! — Трезор протянул ладонь, и так сжал мои пальцы, что они тихо хрустнули. Вот так — может, в родительских проклятиях я не разбираюсь, зато разбиваюсь, как получить союзника.

*

Чем ближе мы подходили к цели, тем сильнее меня захлестывала волна отвращения. Мягкая, податливая земля под ногами, словно живая, вызывала неприятную дрожь. Гул мошкары и кваканье лягушек, обычно умиротворяющие звуки природы, здесь казались зловещим хором, предвещающим недоброе. Но хуже всего были запахи. Они нарастали, становились все более насыщенными и отвратительными, безошибочно предупреждая о близости болота: сырость застоявшейся воды, приторная гниль разложившейся ряски и древесины, и, самое ужасное, тошнотворная вонь полуразложившихся тел. Каждый вдох был пыткой, каждое ощущение лишь усиливало желание развернуться и бежать прочь. Это был всего лишь третий поход к болоту, но кажется, что в подобное место я больше ни ногой. Ни за что. Никогда. Или, по крайней мере, до конца этой весны.

Высокие кусты осоки вывели нас к песчаному болотистому берегу, и мы сразу поняли, откуда все эти запахи. Да, болото само по себе пахнет не лучше, чем задний двор городской таверны. Но эти ароматы... О, такого смрада я еще никогда не вкушал. Если взять вонь заднего дома таверны, смешать ее с вонью выгребных ям городских нужников, добавить туда щепотку амбре разделочного места скотобойни, и дать всему этому вылежаться два дня на самом ярком солнце, то только тогда можно будет ощутить хоть малое подобие всей той крутой вони, что царила на этом берегу. Эту вонь испускали многочисленные тела — тела животных и тела рыб, целые тела и наполовину обглоданные, тела молодых особей и тела взрослых животных. В этой мешанине мне удалось разглядеть несколько высушенных солнцем больших черепах, пару волков, выдру, лису, и большого медведя. Больше всего досталось телу бурого медведя: одной из задних лап нет и в помине, а голова, огромная голова, держится на шее благодаря одному лоскуту мяса.

— Что могло убить так много разной живности? — первым выдал испуг встревоженный видом Игнац.

— Что, да и зачем? — задал вопрос прагматичный Тур.

— И чем? Чем можно так отчекрыжить голову косолапого? — озадачился крайне взволнованным этим видом Трезор.

Ответ пришел почти мгновенно. Не нужно было гадать, кто или что здесь произошло. Возле жуткой череды мертвых тел, словно на прогулке, расслабленно прохаживалось нечто. И это "нечто" с пугающей легкостью можно было принять за виновника всего этого кошмара. Его присутствие здесь, в этом месте смерти, было настолько естественным, что не оставляло никаких сомнений. Больше всего это "нечто" было похоже на гигантского паука. Только вот тело существа было покрыто крепкими пластинами и больше напоминало каменную башню, чем живое тело. Все его восемь конечностей, от колена и ниже, были заострены и напоминали смертоносные сабли. Голова же... Вначале мы подумали, что у существа нет никакой головы. Однако она была — через какое-то время два пластины на теле стремительно расходились, и из них показывалась вполне себе человеческая голова с длинными волосами.

То, что это, с позволения сказать, существо, было нашей целью, никто не сомневался. Мы сомневались в другом: не уснули ли мы? Не бредим ли мы? Не отравило ли нас болото своими смердящими газами, и не видим ли мы сон напополам с бредом? Потому что я сомневался, что Великие боги, боги, которым так усердно поклоняются люди, смогли бы придумать столь ужасное существо. Тело не тело, а крепость, хоть и малых размеров. Ноги не ноги, а сабли. И их у существа целых восемь.

Как это существо нападает? Как обороняется? Как нам с таким бороться и можно ли его победить? Ответы на эти вопросы не знал ни я, ни Трезор, и уж подавно ни один из наших бойцов.

— И.... Что мы будем делать с вот этим? — несколько напряженно задал вопрос рыжий мечник.

— Будем его убивать, — резонно сказал Родовит.

— Будем, то будем. Но как? — задал Тур вопрос иначе.

— Как, как? Мечами и стрелами, — хмуро дал ответ Родовит.

— И магией? — Игнац взглянул на меня с надеждой.

— И магией, — согласился с ним я.

И магией. Тут я никому не солгал. Только с моей магией имелась небольшая беда. Малюсенькая такая беда — в битве с прошлым монстром я использовал весь свой магический запас. Осушил, так сказать, колодец с магией досуха. Нет — с той поры, как мы окончили бой, до сего момента, прошло немного времени, и мой колодец с магией немного поднакопился. Но именно, что немного — по моим ощущениям, на десять больших стрел. Но не более. А чтобы победить такую ужасную тварь, стрел должно быть больше. Намного больше.

Или у нас должен быть какой-то хороший план.

— Какие идеи? — спросил у меня Трезор.

— Какие идеи? — Я озадаченно почесал свой затылок. — Да нет у меня идей. Я не знаю, как этот монстр сражается. Я не знаю, как он нападает, как он обороняется. Какая у него сила, какая скорость. Сколькими лапами он может бить за раз. Сколько нужно сил, чтобы пробить его странную броню. Я ничего не знаю. Поэтому и идей у меня нету никаких.

— Если предположить лучшее, то существо может атаковать только двумя конечностями. — Трезор протянул руку вперед и указал на две лапы. — А его броня... Можно понадеяться, что она настолько хрупка, что треснет уже после второго удара.

— Да. Но если предположить худшее, то тварь будет сражаться сразу шестью лапами-саблями, а его броня сможет выдержать шесть или восемь ударов. — Я указал пальцем на одну из серый прямоугольных пластин. И, вспоминая то, что сказала нам об этой твари ведьма...

— То, что это тварь будет сильнее тех двух? — напомнил мне десятник.

— Да. Так что на легкий вариант я бы с тобой не надеялся.

Трезор мрачно хмыкнул.

— Тогда что же мы будем делать? Тварь-то убить нам надо. Может быть, сделаем так — я, Тур и Игнац пойдем в атаку на тварь, а вы господин, посмотрите, и что-то потом придумаете? — предложил десятник.

Хороший план. Правильный. С одной стороны он дает мне время что-нибудь да придумать, а с другой стороны он меня сбережет, если что-то пойдет не так. И я бы согласился, если бы не одно — уж слишком меня пугали его ноги-сабли. Слишком мрачные картины рисовала моя фантазия от встречи с их острыми лезвиями. Другой бы командир пожертвовал парой бойцов. Другой бы. Но не я. Ведь если бы не мой статус командира форта, мы были бы на одной стороне весов.

— Нет, не пойдет, — отказался я. — Мне эта тварь кажется слишком опасной для троих бойцов.

— Может, мы наделаем кольев из местных деревьев и нападем, прикрываясь ими? — подал Трезор еще одну идею.

— Из тех жалких деревьев, что окружали нас по дороге сюда? — Я повернул руку и указал на чахленькую осину. — Да из нее кол, как из воды арбалет.

— Но это уже хоть что-то, — не сдавался десятник.

— Да и чем ты их срубишь? Не вашими же мечами? Вы же клинки погубите. А это нехорошо, — не соглашался я с ним, покачав головой.

— Но колья дадут нам битву на расстоянии... — неуверенно предложил он, видимо, отчаявшись найти другое решение.

— Которую тварь тут же отменит ударами своих сабель-ног. Нет, тут нужно другое. Колья, конечно, лучше, чем ничего, но против их скорости и силы это лишь временная мера. Она их просто разрубит и продолжит бой.

— А если не разрубит? — стоял на своем Трезор. — В битве тела против дерева я бы поставил на дерево.

— А если разрубит? Ты его лапы видел?

Мы снова принялись думать.

— Тогда.... Тогда, может, мы зайдем в болотную воду и заманим туда эту тварь? — предложил он новую идею.

— Зачем?

— У этой твари очень острые лапы. А такими по дну не очень-то и походишь — они легко увязнут в донном иле и грязи.

— Так-то оно так, — нехотя согласился я. — Но ты помнишь прошлую битву?

— Помню.

— Даже я видел, что нашим воинам непросто идти по вязкому дну.

— Ну и что?

— А то, что у вас две ноги, а у монстра восемь лап. Нет, это тоже не то — тут нужно что-то другое.

Над берегом повисла тишина, нарушаемая лишь жужжанием насекомых да тихими ударами ладоней по открытой коже. Мы снова принялись думать, ломая голову над тем, как одолеть это чудище, не жертвуя при этом ни жизнями, ни ценным оружием. Нужно было найти что-то умнее, хитрее, что-то, что позволит нам перехитрить эту тварь.

Мои мысли зацепились на словах Трезора о походе в воду. Нет, люди не созданы для боя в воде — нет у нас ни нужной экипировки, ни нужного оружия. Но вот сама вода... Для меня, мага льда, вода это союзник, это продолжение моей силы. Вот я и подумал — а если не нападать, а просто выманить тварь? Выманить ее и заставить сунуться в воду? Нет, не для схватки. Я хочу заставить тварь просто оказаться в воде. Просто очутиться в воде. А потом... Потом эту воду нужно заморозить. Заморозить, превратив в крепкий лед, в ледяную тюрьму, что свяжет ее конечности. Если удастся обездвижить хотя бы часть из них, воинам будет легче вступить с ней в бой. А значит и легче выжить.

Я быстро поделился своей идеей с Трезором.

— Звучит всё как бы неплохо, — подумав, сказал мне он. — Но ведь после прошлого боя магии у вас совсем не осталось. А вы хотите заморозить воду.

— Кое-какие силы все же ко мне вернулись, — сразу похвастал я.

— Как много?

— Ну, кое-что, — ответил я немного неопределенно.

— Я почему это спрашиваю, — тут же объяснился Трезор. — Вы же упоминали, что магия заморозки, или как вы ее называете, магия ледяного потока, требует значительных магических сил. А ведь вам придется заморозить немалый объем воды, чтобы не дать такой твари подойти слишком близко к себе, не так ли?

Что верно, то верно — близко к себе я такую тварь я был не намерен.

— Не волнуйся Трезор. — Я заглянул внутрь себя, чтоб оценить свои силы. — Моей магии хватит на три-четыре подобных заклинания.

— Всего на три-четыре? — ужаснулся десятник.

— Да. На три-четыре. Этого хватит, чтобы заморозить достаточно много воды. И я оставлю немного магии для нескольких больших стрел.

— Всего на три-четыре? — повторил он словно тихое эхо. — Но ведь это значит, что у вас не останется магии ни на ледяной доспех, и не на ледяной щит. Вы что, пойдете в воду совсем без защиты? — озвучил он свой страх.

— А зачем мне защита, если рядом со мной будут бравые воины?

И вот, мы уже забрались в болото и двигаемся вперед по колено в воде. Дна абсолютно не видно — плавающая на воде ряска и взвесь под ногами делали воду грязной и непрозрачной. Но даже с прозрачной водой двигаться по дну было бы крайне трудно — земля под ногами то и дело разъезжалась в стороны, а неожиданные преграды в виде подводных камней и затонувших коряг делали путешествие, чуть ли не невозможным. А запах! Каждое наше движение поднимало со дня гроздья пузырьков, которые, вырвавшись на поверхность, наполняли воздух ужасными ароматами, после вдыхания которых нам хотелось рвать.

Но мы держались — у нас была наша цель и нам нужно ее достичь.

Все шло хорошо, даже замечательно. Мы осторожно двигались в один уровень с берегом, не привлекая к себе ни малейшего внимания, не поднимая ни единого лишнего звука. Каждый из нас был предельно осторожен и напряжен: никто из нас случайно не выронил щита, не уронил меча, ни охнул, ни ахнул от холодной воды или от случайно встреченного под водой препятствия. Из-за нас не шелохнулся ни один лишний куст, ни одна живность не шлепнула по поверхности. Мы сумели пройти уже достаточно далеко и уже видели поганую тварь, застывшую на берегу, словно высеченную из камня чьим-то безумным гением.

Однако все же что-то пошло не так. Не знаю, может эта тварь нас услышала, может быть увидела, а может, почувствовала еще каким-то чувством. Не имею представления, что именно нас выдало, но смертоносный паук внезапно ожил и метнулся в болото. Метнулся, да так стремительно, что его движения словно слились в полупрозрачную тень, неуловимую глазу. Вот существо еще стоит на песчаном берегу, словно к чему-то прислушиваясь, а вот оно уже несется вперед, стремительно перебирая всеми восемью лапами, заставляя песок взлетать вверх широкими волнами. Вот оно уже ближе, и песок превращается в грязь из тины и водорослей. Не успел я хлопнуть ресницами, а тварь уже в воде и несется на нас, вздымая фонтаны брызг. Всего один вздох, и существо преодолело половину разделяющего нас расстояния и продолжало неумолимо приближаться.

Дальше тянуть было опасно.

Я начал быстро читать нужное заклинание, даже не удосужившись вынуть руки из воды.

— Ларра-луара-флуэре!

Я не видел свою правую руку, но прекрасно почувствовал, как она покрылась холодным инеем, и ощутил, что вода стала страшно холодной. Но одного холода мало — мне нужен лед. Толстый, крепкий лед, могущий стать нерушимой клеткой.

И я продолжил кричать, словно умалишенный, словно те слова, что я смог сказать, были самыми последними словами в моей жизни:

— Ларра-луара-флуэре!

— Ларра-луара-флуэре!

Я произнес три заклинания подряд. Произнес бы и больше, если бы меня не подвело мое пересохшее горло. Страх — вот самый страшный противник любого мага. Страх. Именно он заставляет забыть слова заклинаний, именно из-за него дрожат руки, которые должны быть точны, и именно он заставляет сердце так бешено биться, что перехватывает дыхание. Именно страх делает все это, делая мага совершенно безоружным перед его врагом.

Едва брызги рассеялись, я увидел картину, заставившую мою кровь похолодеть. Стремительный монстр был уже здесь. Он стоял уже почти перед нашим отрядом, а точнее — он высился передо мной. Замороженная вода поймала его в свою хватку смерти, сковав половину лап в холодной прозрачной тюрьме, но оставшиеся четыре все еще были свободны и в смертоносном порыве тянулись прямо ко мне — хищно, жадно и неотвратимо.

Благодаря такой неожиданной близости я мог прекрасно рассмотреть монстра во всей его хищной красе. Я прекрасно видел каждую прямоугольную пластину, спаивающую тело, словно живой доспех. Видел серую кожу, натянутую на кости у основания лап. Огромные, когтистые конечности, застывшие в полусогнутом положении, словно готовые в любой момент вырваться на свободу. Видел невероятно острые лезвия, способные прорубить даже металлическую броню, на которых невинно застыли искрящиеся снежинки. И самое главное — я ловил ощущение невыразимой, древней злобы, исходящей от этой примороженной мумии.

— Шедан ты... Ты что наделал? — раздалось за спиной. Я резко обернулся, справедливо ожидая еще одну беду. Я увидел пятерых вояк, неподвижно застывших в ледяном покрывале. Лед не только впереди. А и вокруг? Это что, я наделал?

— Господин командир, вы, кажется, перестарались, — очень дипломатично выразился Трезор, осторожно стуча рукояткой по покрову льда, проверяя его на прочность.

— Перестарались — это мягко сказано, — заявил скованный льдом Родовит.

— Ну, по крайней мере, теперь я точно знаю, что здесь не утону, — попытался разрядить обстановку толстяк. Но его широко распахнутые глаза выдавали, насколько сильно он напуган на самом деле.

— Ага. И смердит тут теперь не так сильно, — подхватил шутку рыжеволосый мечник.

Молчал только Игнац. По его побелевшему от напряженья лицу было прекрасно видно, что ему есть, что об этом сказать. Но он держался и, хотя он до сих пор не мог совладеть со своими страхами, он пытался хотя бы не высказывать их вслух.

— Парни, вы, это, простите, — повинился я им. — Я совершенно не знаю, как у меня так получилось.

— Ничего, командир, бывает, — ответил за всех Трезор. — Будем выбираться наружу. Тварь хоть и приморожена, но еще не убита. А дело надо доделать.

Раздался стук лезвий клинков по льду и царапанье лезвий ножей о ледяную поверхность. Я поднапрягся и слегка подался вперед, проверяя лед вокруг меня на прочность. И, о чудо — лед легко поддался, и я почувствовал, что прохожу через него лишь с небольшим напряжением.

Это меня сильно удивило, хотя я почти сразу же нашел для себя хоть какой-то ответ. Мой ледяной доспех никогда меня не морозил. Мне в нем было прохладно, но никогда не холодно. Я тогда подумал, что магия льда не может заморозить своего хозяина. Может быть, и сейчас действует тот же принцип? Может тот лед, что я наколдовал, не может сдержать меня?

Я напрягся чуть сильней, и лед разошелся, словно старый мешок. Левая рука, правая рука, вынос тела на лед. Есть. Дальше подтянуться, закинуть на лед левую ногу, правую, снова подтянуться. Хорошо. А теперь подняться и не терять равновесие. Вот так, отлично. Фух.

Поднимаясь на ноги, краем уха я услышал, что ритмичное движенье железа за моей спиной сразу смолкло — видимо и без того изумленные воины с крайним удивлением следили за моими движениями.

— Ура, господин командир — у вас получилось, — бойко воскликнул обрадованный Тур.

— Ура командиру! — объявил Родовит.

— И мы сейчас вслед за вами — пообещал толстяк.

Но Трезор был настроен иначе.

— Не ждите нас, командир. Убейте эту тварь. Убейте ее быстрей, пока она не вырвалась! — не попросил, а скомандовал он.

А и верно. Я слегка повернулся и почти уперся лицом в одну из хищных сабель.

— Здравствуй, опасная тварь, — заговорил я с ней. — Я пришел за тобой. Неважно, что ты такое — чудовищный зверь, жертва проклятья или жертва стихий. Это не имеет значения. Важно лишь то, что даже в таком состоянии, скованный льдом, ты все еще излучает угрозу. Кажется, что стоит только льду треснуть, и ты вырвешся на свободу, чтобы обрушить свой гнев на мир, который тебя породил.

Чудовище ничего не ответило, а лишь тщетно потянулось ко мне своими свободными лапами. Ко мне — к моему дыханию и к моему теплу. И это меня пугало больше всего — не его сила, не его скорость, а ощущение неистребимой, вечной злобы, запертой в странном теле-ловушке. Злобы, которая ждет своего часа, чтобы снова вырваться на свободу.

Бросив быстрый взгляд на неуязвимое тело, я слегка замешкался, не зная, куда мне следует бить — и пластины, и лапы, казались мне слишком твердыми. Решение пришло почти сразу — я протянул правую руку вперед, приложил ладонь к неподвижному боку твари и тихо прочитал слова последнего заклинания.

— Ларра-луара-флуэре!

То, что заклинание сработало, я увидел по тому, как на коже и панцире существа стала образовываться тонкая корка льда. Заклинание ледяного потока. Хорошее заклинание, способное заморозить сразу много продуктов, или остановить текущую с крыши воду, или остановить небольшой пожар. Хорошее заклинание для всяких бытовых дел. Но до сих пор мне и в голову не приходило, что им можно заморозить живое существо.

Замораживание продолжалось. С каждым мгновением ледяная корка поднималась все выше, проникая внутрь существа, сковывая его плоть, кровь, внутренности — всё, что содержало хоть каплю влаги. Против этой всепоглощающей стужи не было защиты. Ни толстая броня, ни острые когти, ни бушующая ярость, ни отчаянные мольбы не могли остановить продвижение холода. Тело, которое всегда было верным спутником, теперь предавало, подчиняясь новому, безжалостному влиянию. Когда холод встречается с водой, выбор становится очевиден: тело, без колебаний, отдается своему новому, ледяному другу.

В последний момент две лицевые пластины на панцире стремительно раскрылись, и наружу, спасаясь от холода, высунулась женская голова. Она в отчаянии хватала губами свежий лесной воздух, пытаясь хоть так остановить надвигающееся замерзание. Но, увы — большие глаза твари медленно побелели, превращаясь в холодные и морозные яблоки, и голова безвольно опустилась вниз.

— Бейте ее, командир. Не упустите момента.

Я вздохнул и поднял свой меч. Удар — и по льду поскакали ледяные осколки.

*

— Ага. Вижу-вижу, что вы не просто так по лесу гуляли, — спросила стоящая у дверей дома ведьма. — Про бой у болота слышала. А теперь вижу, что вы имеете к этому самое непосредственное отношение.

Я кивнул — еще бы. Запашок от нас шел довольно убойный. Ядреный такой, отвратный.

— Что ж, вы свое дело сделали. Теперь настал мой черед. Заходи, бери свое зелье. — Ведьма сделала приглашающий жест рукой. Я пошел вперед. Вслед за мной двинулся вперед и Трезор.

— Э нет! — Ведьма остановила десятника резким властным жестом. — Ты оставайся здесь.

— Но почему? — тут же вспыхнул Трезор. — Шедан мой командир и я его не оставлю.

— Это его задание. И моя награда принадлежит только ему. Нечего вам ее видеть, а-то мало ли что, — жестко отказала она. И тут же слегка смягчилась. — Уж не думаешь ли ты, что я могу навредить твоему командиру тем более, когда снаружи столько его солдат?

Трезор растерялся и в поисках поддержки посмотрел на меня. Я покачал головой, отказываясь от сопровожденья, и продолжил путь к дому. Добравшись до дверей, я подождал, пока ведьма спустится вниз, а затем зашел за ней следом.

Внутри дом ведьмы оказался более ухоженным чем снаружи — если извне его нельзя было отличить от небольшого холма, то внутри он выглядел как обычная деревенская изба. Да, малость покосившаяся, да, с большим количеством пыли и паутины, чем следовало. Но, если учитывать преклонный возраст и немощь его хозяйки, то ничего удивительного. Под потолком избы, на веревках, натянутых на разной высоте, сушилось множество трав и растений. Некоторые из них я узнал, а вот некоторые из них остались для меня загадкой. А на столе, что стоял у дальней стены избы, в банках и склянках плавало что-то мерзкое — где-то чьи-то глаза, а где-то чьи-то сердца. Животные сердца.

Что тут добавить? На то она и ведьма.

Я вошел внутрь и остался стоять возле небольшого деревянного сундука. Ведьма же пошла дальше, и, обойдя невысокую кровать, остановилась возле стола, на котором стояли все эти банки с мерзостями.

— Вот твое зелье. Бери, — сказала мне она и показала рукой на отдельно стоящий флакон. На мое удивление, жидкость внутри моей колбы оказалась вполне однородной, без всяких лишних вкраплений и имела очень приятный ярко-лиловый цвет.

— Бери-бери, не стесняйся. Заслужил сполна, — поощрила она меня.

Мой взгляд недоверчиво скользнул по банкам с мрачными внутренностями, и ноги сами приросли к земле.

— А, тебя смущает это? — Ведьма все поняла и громко расхохоталась. — Заверяю тебя — ничего из этого в твое зелье не попало. Это все нужно для моих обертываний — ноги, как видишь, сильно меня подводят.

Я решил ей поверить и, обойдя кровать, взял зелье со стола. Пузатый флакон уверенно лег мне в руку.

— Принимать его следует в самом начале твоих магических тренировок, — дала совет она. — Пей пару капель — большего и не надо. Допьешь все до конца, и больше не сомневайся, что твое тело уже готово к использованию даже самых сильных заклинаний.

Я поблагодарил ее и сунул зелье в карман.

Однако между нами осталось еще одно нерешенное дело.

— Меня терзает одно крайне смутное сомнение, — медленно заговорил я, вперившись в ведьму пронизывающим взглядом. — Те истории, что ты рассказывала, были же неспроста?

— Неспроста, все верно, — ответила ведьма, не смутившись ни капли, с легкостью выдерживая мой тяжелый взгляд.

— И все те три монстра, которых мы убивали... В каждом из них было что-то от человека.

— Все верно.

— И это тоже ведь неспроста, да? — Я вновь взглянул на нее пристальным взглядом, и снова ведьма выдержала его без труда.

— Да, — ответила она, как ни в чем не бывало.

— И, вот поверь, не знаю почему, но отчего-то мне кажется, что каждый монстр, которого ты нас посылала убить, был тем самым героем твоих историй.

Я думал, что после этих слов ведьма начнет смущаться. Начнет заверять, что все это вовсе не так. Что мне показалось. Что я это все надумал. И что время моего пребывания в ее доме подошло к концу.

Но нет, ведьма упрямо не отводила своего взгляда от моего лица.

— Да, это так, — согласилась она. — В тоне — ни капли смущения. В голосе — ни тени сомнения. Везде и отовсюду — непоколебимая уверенность в собственной правоте. Такая уверенность, которой бы позавидовал сам король.

— Ты не имела права, — гневно воскликнул я, давая волю своим накопившимся чувствам. — Ты не имела права превращать людей в вот такое! Такие дела — это зло. И ты должна быть наказана.

— Ты прав — права не имела, — спокойно сказала она. — Но и они не имели права посягать на меня. А если на меня все-таки они посягнули, то кто поручится что я их первая жертва? Правильно — никто. Поэтому те люди — это зло. И, получается, что я их справедливо наказала за это.

— Ты — злая колдунья, — продолжал упорствовать я.

— А они — злые люди. И, карая их, не делаю ли я хорошее дело?

Я замолчал, думая, как ответить.

А ведьма продолжала.

— Я же говорили тебе, что законы мироздания устроены, так что каждый, рано или поздно, получает по заслугам. Вот и они получили по заслугам. Один — за обман, другой за воровство. Третья — за убийства. Сегодня ты убил всех троих. Убийство — это зло? Но, с другой стороны, сегодня ты прекратил их долгие страданья. Ведь это же хорошо. Не правда ли, хорошо?

И снова я замолчал, не зная, что ей ответить.

— Зачем ты все это... мне? Зачем ты со мною... так? Ты же это нарочно! Нарочно втянула меня? — только и выдал я.

Болотная ведьма устало улыбнулась.

— Я показала тебе все это, чтобы ты понял, что не стоит хвататься за меч только лишь по приказу или по слову закона. Жизнь — непростая штука. Она слишком сложна, чтобы принимать решения, хорошенько их не обдумав. Поэтому, мой желторотый друг, услышав слово "темный", не спеши хвататься за меч, а услышав "светлый", не спеши открывать объятия.

Сложно, как сложно. Просто невыносимо сложно. От таких сложных мыслей моя голова вот-вот лопнет!

— И все-таки ты — темная. Темная злая ведьма, — не унимался я, уверенно подымая руку к рукояти меча.

Женщина вздохнула, и ее руки безвольно поникли, не делая никаких попыток хоть как-то себя защитить.

— Я не темная. И не злая. Я... Добрые люди делают только добро и ненавидят злое. Злые люди хотят творить только зло и ненавидят добрые поступки. Я же... Я же не хочу ни того, ни другого. Я просто старая женщина с маленькой искрой магии, которая хочет выжить в этом непростом мире.

— То есть она — темная? — удивился Трезор, когда я пересказал ему наш разговор с ведьмой.

— Темная. — Я кивнул головой, и, здрав голову вверх, принялся любоваться красивой лесной природой, ничуть не напоминающей о близости болота. Мы возвращались обратно в форт прежнею дорогой, и зеленый лес приветствовал нас яркими красками, как своих победителей. — По закону — темная. Просто наитемнейшая, — сделал я свой итог.

— Но почему тогда вы ее не убили? — изумился он.

— Почему? — Я еще раз с удовольствием глянул на приятную глазу зелень. — Для этого есть очень много причин.

— Много?

— Да.

— Например? — потребовал объяснения десятник.

— Например? — Я опустил голову и повернул свое лицо к собеседнику. — Да, это ведьма, несомненно, темная, но я не уверен, что нам нужно ее убивать. Ее темнота вредна только тем, кто ее обижает.

— Вот как?

— Ну да. Ты же не станешь обижаться на таран или катапульту?

— На орудия? Нет.

— Правильно. И то, и другое — орудия разрушения. Но если они на твоей стороне, то тебе их бояться нечего.

Какое-то время мы шагали молча.

— Есть еще какая-то причина, чтобы ее не трогать? — спросил он из интереса.

— Есть, — признался я. — И я не уверен, что эта, вторая причина, не должна идти первой.

— И что же это такое?

— Ты помнишь ее последнюю историю? — напомнил я внимательно слушающему собеседнику.

— Последнюю историю? Про убийцу?

— Вижу, что помнишь, — улыбнулся я. — И я помню. Помню, и делаю вывод, что убить ее без последствий явно не получится. Может быть, она и выглядит как немощная бабка, но у нее хватит ума, чтобы себя защитить. Или наказать тебя после своей смерти.

— А я об этом как-то не подумал, — покачал Трезор головой. — Есть еще причины? — полюбопытствовал он.

— Есть. Но о них я лучше буду помалкивать.

Мужчина кивнул и больше меня не спрашивал.

Я тоже замолчал, искренне любуясь тому, как вековые дубы с могучими кронами соседствуют со стройными березами, чьи серебристые стволы словно светятся в полумраке. Любовался я и густым подлеском, раскинувшимся вокруг нашей тропинки папоротником с большими резными листьями, частыми кустами малины и редкими кустами черники. Улыбался, когда до моего слуха доносился успокаивающий стук дятла, и поднимающийся ветер шуршит ковром из опавшей листвы.

Думал я и о ведьме. Очень много думал. Теперь мне стало ясно, что она не имеет никакого отношения к главной тайне форта. Она лишь "дружит" с де Фолка, но на этом и все. Зато для меня она сделала очень многое. Благодаря нашей встрече я сумел осознать, что мне нужно быть более сдержанным, ведь моя должность без истинной силы ничего не значит. Кроме того, я понял, как мало я всего знаю. И что меня ждет впереди долгий и непростой путь, если я хочу стать хорошим командиром форта, могущим решать разные проблемы.

Большой и сложный путь. Это немного пугает. Но пока я только в начале пути, и у меня еще есть очень много времени, чтобы всему научиться.

КОНЕЦ