"Рассказ Зои" (Война старика 4)

— Не думаю, что ты понимаешь философские тонкости этого вида спорта, — попенял мне Энцо. Я начала хихикать. — Прекрати, — мягко сказал Энцо. — Я говорю серьезно.

— Очень надеюсь, что это не так, — сказала я и снова захихикала. — Хочешь пообедать?

— С удовольствием, — сказал Энцо. — Дай мне минутку, чтобы извлечь этот мячик из евстахиевой трубы.

Это был первый раз, когда я услышала, как кто-то употребляет в обычном разговоре словосочетание "евстахиева труба". Думаю, что, возможно, я немного влюбилась в него прямо сейчас.

* * *

— Я вас двоих сегодня почти не видела, — сказала я Гикори и Дикори в их каюте.

— Мы понимаем, что многим твоим коллегам-колонистам неуютно из-за нас, — сказал Гикори. Он и Дикори сидели на табуретах, сконструированных с учетом формы их тела; в остальном их жилище было пустым. Возможно, обиняне обрели сознание и даже недавно попробовали свои силы в сочинении и рассказывании сказок, но тайны внутреннего убранства все еще явно ускользали от них. — Было решено, что нам лучше не вмешиваться.

— Кто принял решение? — спросила я.

— Майор Перри, — сказал Гикори, а затем, прежде чем я успела открыть рот, добавил: — и мы согласны.

— Вы двое будете жить с нами, — сказала я. — Со всеми нами. Людям нужно привыкнуть к вам.

— Мы согласны, и у них будет время, — ответил Гикори. — Но сейчас мы считаем, что лучше дать вашим людям время привыкнуть друг к другу. — Я открыла рот, чтобы возразить, но тут Гикори спросил: — Разве тебе не выгодно наше отсутствие в данный момент?

Я вспомнила замечание Гретхен о том, что другие подростки никогда бы не подошли к нам, если бы Гикори и Дикори всегда были рядом, и мне стало немного стыдно. — Не хочу, чтобы вы думали, будто мне неприятно видеть вас рядом.

— Мы в это не верим, — сказал Гикори. — Пожалуйста, не думай так. Когда будем на Роаноке, то вернемся к своим ролям. Люди будут относиться к нам с большим пониманием, потому что у них будет время узнать тебя.

— Я все еще не хочу, чтобы вы думали, что должны оставаться здесь из-за меня, — добавила я. — Я сошла бы с ума, если бы просидела здесь взаперти целую неделю.

— Для нас это не сложно, — сказал Гикори. — Мы отключаем наше сознание до тех пор, пока оно нам снова не понадобится. Так время летит незаметно.

— Это очень похоже на шутку, — заметила я.

— Если ты так говоришь, — сказал Гикори.

Я улыбнулась. — И все же, если это единственная причина, по которой вы остаетесь здесь...

— Я не говорил, что это единственная причина, — сказал Гикори, перебивая меня, чего он почти никогда не делал. — Мы также тратим это время на подготовку.

— К жизни на Роаноке? — спросила я.

— Да, — ответил Гикори. — И как мы сможем оказать тебе наилучшие услуги, когда окажемся там.

— Думаю, просто делая то, что вы уже делаете.

— Возможно, — сказал Гикори. — Мы думаем, что ты, возможно, недооцениваешь, насколько сильно Роанок будет отличаться от твоей прежней жизни, и какова будет наша ответственность перед тобой.

— Знаю, что все будет по-другому. Что будет сложнее во многих отношениях.

— Мы рады это слышать, — согласился Гикори. — Так и будет.

— Настолько, что тратите все это время на планирование? — спросила я.

— Да, — подтвердил Гикори. Я подождала секунду, не последует ли за этим что-нибудь еще, но ничего не последовало.

— Вы хотите, чтобы я что-нибудь сделала? — спросила я Гикори. — Помогла вам?

Гикори потребовалось несколько секунд, чтобы ответить. Я посмотрела на него, чтобы понять, что можно от него ожидать; после стольких лет я довольно хорошо разбиралась в его настроении. Ничто не казалось необычным или неуместным. Это был всего лишь Гикори.

— Нет, — произнес, наконец, Гикори. — Мы бы хотели, чтобы ты занималась тем, чем занимаешься сейчас. Знакомилась с новыми людьми. Подружилась с ними. Наслаждалась своим временем сейчас. Мы не ожидаем, что когда приедем в Роанок, у тебя будет так много времени для развлечений.

— Но вы пропускаете все мое веселье, — заметила я. — Обычно вы его записываете.

— На этот раз можешь обойтись без нас, — заверил Гикори. Еще одна почти шутка. Я снова улыбнулась и обняла их обоих, как раз в тот момент, когда мой компад завибрировал. Это была Гретхен.

— Твой парень действительно плохо играет в вышибалы, — сказала она. — Он только что получил удар прямо по носу. Просил передать тебе, что боль не так приятна, если тебя нет рядом, чтобы посмеяться над ней. Так что спускайся и облегчи боль бедного мальчика. Или усугуби ее. И то, и другое работает.

ОДИННАДЦАТЬ

Что нужно знать о моей жизни на "Магеллане"?

Во-первых, гениальный план Джона и Джейн по удержанию подростков от нанесения вреда себе или другим сработал как по маслу, а это означало, что мне нехотя пришлось признать перед папой, что он поступил умно, и это понравилось ему, вероятно, больше, чем следовало бы. Каждая из команд по игре в вышибалы стала самостоятельной маленькой группой, в противовес уже сложившимся группам детей из бывших колоний. Возможно, возникла бы проблема, если бы все просто перенесли свою принадлежность к племени на свои команды, потому что тогда мы бы просто заменили одну групповую глупость на другую. Но дети по-прежнему были преданы своим друзьям из родного мира, по крайней мере, один из которых, скорее всего, играл в команде соперника. Это поддерживало всеобщее дружелюбие или, по крайней мере, сдерживало некоторых наиболее агрессивных и глупых детей, пока все не преодолели желание затевать драку.

По крайней мере, так это объяснил мне папа, который продолжал оставаться довольным собой. — Итак, ты видишь, как мы сплетаем тонкую паутину межличностных связей, — сказал он мне, когда мы смотрели одну из игр в вышибалы.

— О, Господи, — сказала Савитри, которая сидела с нами. — Меня сейчас стошнит от такого самодовольства.

— Просто завидуешь, что не ты это придумала, — сказал папа Савитри.

— Это я придумала, — сказала Савитри. — По крайней мере, отчасти. Я и Джейн помогали с этим планом, как ты наверняка помнишь. Ты просто присваиваешь себе все заслуги.

— Это подлая ложь, — сказал папа.

— Мяч, — сказала Савитри, и мы все пригнулись, когда отлетевший мяч срикошетил в толпу.

Кто бы это ни придумал, у игры в вышибалы были и дополнительные преимущества. После второго дня турнира команды начали сочинять свои собственные песни на тему игры, а члены команд просматривали свои музыкальные коллекции в поисках мелодий, которые могли бы их взбодрить. И именно здесь мы обнаружили настоящий культурный разрыв: музыка, которая была популярна в одном мире, была совершенно неизвестна в другом. Дети из Хартума слушали чанго-сока, ребят из Руси увлекал граундтамп и так далее. Да, у них у всех были хорошие ритмы, и под них можно было танцевать, но если вы хотите, чтобы у кого-то глаза стали безумными, все, что вам нужно сделать, это предположить, что ваша любимая музыка была лучше, чем у них. Люди доставали свои компады и выстраивались в очередь за песнями, чтобы высказать свое мнение.

Так началась великая магеллановская музыкальная война: все мы объединили свои компады в сеть и яростно принялись составлять плейлисты из нашей любимой музыки, чтобы показать, что наша музыка, бесспорно, лучшая в мире. За очень короткое время я узнала, что такое не только чанго-сока и граундтамп, но и килл-дрилл, дроун, хаплойд, хэппи данс (название, как оказалось, ироничное), смир, нуэвопоп, тоун, классик тоун, топот Эрика, дуува капелла, шейкер и какая-то по-настоящему отстойная музыка, предположительно, похожая на вальс, но, насколько я могла судить, в ней критически отсутствовали три четверти такта или вообще какие-либо узнаваемые временные рамки. Я спокойно выслушала все это, затем сказала всем их сторонникам, что мне их жаль, потому что они никогда не слышали звука Гекльберри, и разослала свой собственный плейлист.

— Значит, ты создаешь свою музыку, когда душишь кошек, — сказал Магди, слушая "Утро в Дели", одну из моих любимых песен, вместе со мной, Гретхен и Энцо.

— Это ситар, ты, обезьяна, — возмутилась я.

— "Ситар" на языке Гекльберри означает "задушенные кошки", — пояснил Магди.

Я повернулась к Энцо. — Помоги мне, — попросила я.

— Я собираюсь придерживаться объяснения о том, что кошку душат, — огорошил меня Энцо.

Я шлепнула его по руке. — Я думала, ты мой друг.

— Так оно и было, — сказал Энцо. — Но теперь я знаю, как ты относишься к своим питомцам.

— Послушай это! — сказал Магди. Только что прозвучала партия ситара, и она, как ни странно, оборвалась в середине песни. — А вот и "когда умерла кошка". Признай это, Зоя.

— Гретхен? — я посмотрела на свою последнюю, лучшую подругу, которая всегда защищала меня от филистеров.

Гретхен посмотрела на меня. — Бедная кошка, — сказала она, а затем рассмеялась. Тогда Магди схватил компад и включил какой-то ужасный звук.

Для справки, "Утро в Дели" не похоже на звук задушенных кошек. На самом деле это не так. Они все были глухонемые или что-то в этом роде. Особенно Магди.

Глухие или нет, но в итоге мы вчетвером стали проводить много времени вместе. Пока мы с Энцо неспешно и с удовольствием оценивали друг друга, Гретхен и Магди то проявляли интерес друг к другу, то пытались понять, насколько низко они могут опуститься на словах. Хотя вы знаете, как это бывает. Одно, вероятно, приводило к другому, и наоборот. И я предполагаю, что гормоны сыграли большую роль; они оба были красивыми примерами цветущей юности, что, я думаю, является лучшим способом выразить это. Они оба, казалось, были готовы многое терпеть друг от друга в обмен на то, чтобы поглазеть и слегка потискать, что, честно говоря, не было совсем односторонним для Магди, если верить сообщениям Гретхен.

Что касается Энцо и меня, то вот как мы ладили друг с другом:

— Я кое-что приготовила для тебя, — сказала я, протягивая ему свой компад.

— Ты показываешь мне такой же, — сказал он. — У меня всегда он был.

— Дурачок, — ласково сказала я. Конечно, у него был компад, как и у всех нас. Без него мы вряд ли были бы подростками. — Нет, нажми на файл с фильмом.

Он послушался и несколько мгновений наблюдал за происходящим. Затем склонил голову набок, глядя на меня. — Так это все из-за того, что в меня по голове попал вышибала? — спросил он.

— Конечно, нет, — ответила я. — На некоторых моментах тебе попадают в другие места. — Я достала компад и провела пальцем по полосе быстрой перемотки на видеоплеере. — Смотри, смотри, — сказала я, показывая ему съемку его паха, которую сделала ранее в тот же день.

— О, здорово, — только и сказал он.

— Ты такой милый, когда впадаешь в отчаяние, — посочувствовала я.

— Я рад, что ты так думаешь, — сказал он, явно не в таком восторге, как я.

— Давай посмотрим это еще раз, — предложила я. — На этот раз в замедленном режиме.

— Давай не будем, — возразил Энцо. — Это болезненное воспоминание. У меня были другие планы на тот день.

Я почувствовала, что начинаю краснеть, и постаралась подавить это сарказмом. — Бедный Энцо, — сказала я. — Бедный Энцо с писклявым голосом.

— Твое сочувствие безгранично, — ответил он. — Думаю, тебе нравится наблюдать, как надо мной издеваются. Вместо этого могла бы дать какой-нибудь совет.

— Двигайся быстрее, — посоветовала я. — Постарайся, чтобы в тебя не так часто попадали.

— Ты очень полезна, — сказал он.

— Вот, — сказала я, нажимая кнопку отправки на компаде. — Теперь видео в твоей очереди. Так что ты всегда можешь им дорожить.

— Даже не знаю, что сказать, — засомневался он.

— Ты мне что-нибудь послал? — спросила я.

— Вообще-то, — сказал Энцо, а затем достал свой компад, что-то нажал и протянул его мне. На нем было еще одно стихотворение. Я прочитала его.

— Это очень мило, — сказала я. На самом деле это было прекрасно, но я не хотела умиляться ему, особенно после того, как только что поделилась видео, на котором он получает удар в самое сердце.

— Да, хорошо, — сказал Энцо, забирая компад. — Я написал его до того, как увидел то видео. Просто запомни это. — Он нажал на экран своего компада. — Вот. Теперь в твоей очереди. Так что ты всегда можешь ценить это.

— Так и сделаю, — сказала я и сделала бы это.

— Хорошо, — сказал Энцо. — Потому что меня за это часто ругают.

— За стихи? — спросила я. Энцо кивнул. — Кто?

— Магди, конечно, — ответил Энцо. — Он застукал меня за тем, что я писал это тебе, и высмеял меня до чертиков.

— Магди сам придумал стихотворение, непристойный лимерик, — сказала я.

— Он не глупый, — сказал Энцо.

— Я не говорила, что он глупый, — возразила я. — Просто вульгарный.

— Ну, он мой лучший друг, — сказал Энцо. — Что ты собираешься делать?

— Думаю, это мило, что ты заступаешься за него, — заметила я. — Но должна сказать тебе, что если он будет издеваться над тобой, мешая тебе писать стихи для меня, то придется надрать ему задницу.

Энцо ухмыльнулся. — Тебе или твоим телохранителям? — спросил он.

— О, я справилась бы с этим лично, — заверила я. — Хотя могла бы попросить Гретхен помочь.

— Думаю, она бы помогла, — сказал Энцо.

— Здесь не нужно думать, — возразила я.

— Тогда, наверное, мне лучше продолжать писать тебе стихи, — сказал Энцо.

— Хорошо, — согласилась я и потрепала его по щеке. — Я рада, что мы ведем эти короткие беседы.

И Энцо сдержал свое слово: пару раз в день я получала новое стихотворение. В основном они были милыми и забавными, и лишь немного показушными, потому что он присылал их в разных стихотворных форматах: хайку, сонеты, сестины и еще какие-то формы, я не знаю, как они называются, но было видно, что они должны были что-то значить.

И, естественно, я показала их все Гретхен, которая изо всех сил старалась не подать виду, что на нее это производит впечатление. — Этот снимок не соответствует действительности, — сказала она, прочитав одно из них, который я показала ей на одной из игр в вышибалы. Савитри присоединилась к нам, чтобы посмотреть. У нее был перерыв. — Я бы бросила его за это.

— Это не отменяется, — сказала я. — И в любом случае, он не мой парень.

— Парень присылает стихи каждый час, а ты говоришь, что он не твой парень? — спросила Гретхен.

— Если бы он был ее парнем, он бы больше не присылал стихи, — сказала Савитри.

Гретхен хлопнула себя по лбу. — Конечно, — сказала она. — Теперь все становится на свои места.

— Отдай мне это, — возмутилась я, забирая свой компад. — Какой цинизм.

— Ты так говоришь только потому, что получаешь сестины, — отметила Савитри.

— Которые не сканируются, — сказала Гретхен.

— Тихо, вы обе, — осадила я и повернула компад так, чтобы он мог записывать игру. Команда Энцо играла с "Драконами" в четвертьфинальном матче за звание чемпионов лиги. — Вся ваша горечь отвлекает меня от наблюдения за тем, как попадают в Энцо.

— Кстати, о цинизме, — заметила Гретхен.

Раздался громкий хлопок, когда мяч придал лицу Энцо не слишком привлекательную форму. Он схватился за лицо обеими руками, громко выругался и упал на колени.