— Да хоть на Ильича. Я буду доверенным лицом, а Доцент документы подпишет. Заодно нашего миротворца потренируем.
На первый взгляд проблем в этом не усматривалось. Однако не за горами было получение новых документов, что вело к смене фамилий. В итоге могло всплыть, что некто мещанин Ковригин, под фамилией Мишенин, продал гениальную идею жидкого мыла. Тут же мог вскочить вопрос: а почему под чужой фамилией? При таком подходе нет гарантии, что местные 'поисковики' не накопают поддельных документов.
— Черт возьми, Старый, что-то я тормознул. Проблемка-то та же! — оторопел Зверев.
— Вот и я говорю. С документами и в паровоз бы не полезли, — слукавил Федотов.— Вот что, дядьки, какие еще будут предложения по получению легальных денег?
Искусство управления людьми включает в себя несколько основных компонентов. Порою требуется жесткость, но одной жесткостью творческую фантазию не разбудить. Эту истину Федотов усвоил, еще работая в конструкторском бюро. Успешный поиск решения часто давал мозговой штурм. При этом, правда, вываливалась прорва чепухи, в которой изредка плавали толковые идеи. Между тем метод работал. Именно им сейчас и воспользовался Борис.
Ильич, почувствовав очередное прощение, выдал гениальную мысль — сесть за зеленое сукно. Оказывается, этим делом Вова подрабатывал еще в студенчестве.
— Ильич, и сколько таких кидал было в вашей кодле? — лицо Зверева выражало состояние охотника, ставшего на верный след.
— Дима, ну что вы все переводите на бандитизм? Мы же никого не обирали. Просто втроем мы умели быстро вычислять вероятности и карты партнеров. Вот и выигрывали.
— Есть идея! Давайте попросим высшие силы сделать нам пару дублей нашего Ильича. Группу шулеров назовем 'Три овечки Долли', — заржал Зверев.
— Да ну вас, сами и предлагайте, — буркнул, обидевшись, Доцент.
Вообще-то так проходиться по 'генераторам идей' было против правил мозгового штурма, но и морализировать по этому поводу Борис не собирался:
— Господин Зверев, если ты такой умный, то и предлагай.
— Да запросто! — встрепенулся Дмитрий Павлович. — Вот идея, поражающая новизной и оригинальностью. Я предлагаю заняться писательским ремеслом!
После этого более чем странного предложения друзья вновь оторопело замолчали. Федотову, чтобы не слышать больше кошмарных предложений, очень захотелось куда-нибудь свалить. Опасаясь за свое психическое здоровье, он заглянул под стол.
— Так! Карточной игрой мы уже заработали. Теперь мы, значит, подались в писатели. Не ожидал. Здорово. И что же такое мы будем писать? Жития небожителей начала будущего века?
Борис выговаривал скорее по инерции, боясь услышать продолжение. Увы, оно последовало.
Сначала Зверев всех расспросил, кто и чем увлекался в чтении. Оказалось, что Мишенин большой любитель детективов. Особенно ему доставляло удовольствие угадать главного злодея. Борис, как и подобает добропорядочному технарю, на досуге с удовольствием почитывал фантастику.
— Отлично! — воскликнул Димыч. — А теперь, как любит говорить господин Доцент, следите за моей мыслью, господа! Скажите, сколько дней надо каждому из вас, чтобы набросать по одному сюжету детектива или фантастики.
— Но мы же не умеем писать, — Ильич от изумления снял очки.
— И не надо. Ты сможешь кратко изложить содержание любимого детектива и описать, как автор заводит читателя в тупик?
— Да это не сложно, на это пары дней достаточно. Дима, но кто же такой кошмар читать будет?
— Точно, Дим. Такое прочтут только в дурдоме, и то не каждый умалишенный осилит, — ввернул Федотов.
На эти возражения последовало разъяснение 'гения' литфронта. Оказывается, Зверев подрабатывал на 'литературной ниве'. Его приятель разрабатывая сюжеты, для обработки нанимал студентов литфака. Затраты на такое производство были копеечные, но каждый месяц выпекался очередной 'шедевр'. Дима в этом деле участвовал в качестве эксперта, оценивая 'гениальные творения' на предмет достоверности поступков героев.
— Дима, ты предлагаешь здесь организовать такую же технологию? — до Федотова, наконец, дошел замысел Психолога.
— Ну да, а чем мы хуже? Если в нашем мире такое дело приносило барыши, так и здесь принесет. Тем более что сюжетов у нас, как у паршивого кобеля блох.
— Хм, да отдача-то там с гулькин нос, — с сомнением заметил Борис. — Ты поясни, зачем нам эта суета?
— Степаныч, это у нас дома суета и три-четыре штуки баксов в месяц, а здесь это жуткая новизна и известность!
— Допустим. Но как быстро будет отдача?
— Давай прикинем. В оптимистичном варианте через пару месяцев мы выкатим рукописи двух-трех детективов. Нам это обойдется оплатой трех студентов. Дальше понадобится один иллюстратор, я думаю, он будет стоить как два студента.
— А это еще зачем? Вроде бы редакции сами нанимают художников, — Ильич в очередной раз продемонстрировал свои познания.
— Ильич, а кто тебе здесь нарисует космопехоту с бластерами или 'чужого'? Ты вспомни капитана Немо: там же нет ни одного толкового рисунка субмарины.
— Хм, а ведь верно, была там какая-то хрень. Палуба, а над ней рубка высотой в полметра, — заметил Степаныч.
— Кстати, а почему нелепость?
— Так при волнении в два балла рубку захлестнет так, что носа не высунешь. Бред полный.
— Вот видишь! Именно поэтому тебе, Степаныч, придется делать наброски и чертежи. Художник потом сварганит классные картинки.
— Ну, ты, брат, загнул. Чертежи ему подавай, — улыбнулся польщенный Федотов.
— А ведь верно, — оживился вдруг вечный спорщик, — Местных мальчишек не оторвешь от рисунка Т-34. Все заборы изрисуют.
— Черт возьми! — вдруг изумился Федотов. — Это что же будет, когда такое появится на прилавках?
Прикрыв глаза, Борис будто стал читать по памяти:
'Петя Гвоздиков, вчерашний гимназист, напряженно всматривался в перископ боевой машины Т-90. Пятидесятитонная громадина с орудием в сто двадцать миллиметров казалась живым существом. Живым и смертельно опасным для тех, кто пришел на Петину землю. Газотурбинный двигатель в тысячу лошадей позволял Петиному танку мчаться со скоростью до 100 верст в час. Грозное орудие метало в неприятеля снаряды с начальной скоростью 1000 метров в секунду, находя врагов за 20 верст'.
— Охренеть можно. Мужики, да такую книжонку в Российском генштабе до дыр зачитают.
— Степаныч, а ты, оказывается, романтик, но ты неправ. Авторов сначала обложат военно-матерным, а потом навешают звездюлей. Ха! Ввалятся к нам однажды изрядно поддатые господа из генштаба и устроят классный мордобой, — радовался произведенным эффектом Психолог.
Зверев сейчас откровенно развлекался, понимая, что никаких серьезных идей с похмелья не найти. Он с любопытством наблюдал, как при упоминании об оружии загорелись глаза его спутников.
— Ильич, что в твоей 'викпедии' написано о том, как быстро здесь печатают книги? — Зверев постучал по своей голове.
— Книгопечатание в России было развито. Этим активно пользовались революционеры. Всех заведений печатного дела в начале ХХ века было около двух тысяч, — выдал Ильич, будто читая текст.
— Ну, ты силен, Доцент, эт надо так все помнить! Вот и хорошо. Будем считать, что через пару-тройку месяцев на прилавках появятся первые книги. Тогда еще через месяц мы почувствуем отдачу. А дальше все будет зависеть от удачи и маркетинга. Угадаем со стилем, то через полгода нам грозит головокружительный успех. А если не угадаем, то успех придет чуть позже.
Борис смотрел на товарищей, в глазах которых отчетливо читалось желание попробовать себя на писательской ниве.
— М-да, господа, по заработку не густо, — подвел итог Федотов. — Однако о душе подумать тоже надо. Если большинство 'за', так отчего же не поиграться. Тем более что известность нам не повредит, да и в карман кое-что накапает.
Кроме проблемы легализации денег, была еще одна. Нужны были средства на строительство электротехнического предприятия. Даже открытие небольшой мастерской требовало очень большой суммы.
В 'турпоходе' Федотов пояснял друзьям, из чего состоят эти затраты и каков их масштаб. Сейчас на примерах он пояснял, как можно существенно выиграть, используя известные знания и технологии их мира. Показывал, как в некоторых, казалось бы, беспроигрышных ситуациях можно крупно прогореть.
Например, можно было взяться за производство неоновой рекламы. Казалось бы, бешеный спрос гарантирован. Но как скоро такой спрос появится? Ведь местные к такой рекламе еще не привыкли. Можно было ждать и год, и два. А ведь запуск такого заводика тянул за собой очень многое. Надо было разработать технологии уплотнения стеклянных трубок и производство неона, разработать системы поджига. Требовалось обучить персонал. По прикидкам, на подготовку производства требовалось около двух лет, а затраты составляли миллионы.
Отсюда получалось, что при задержке устойчивого спроса всего лишь на один год можно было потерять все: и деньги, и новшество. В этом заключалось коварство внедрения совершенно нового изделия.
Гораздо надежнее было бы наладить выпуск изделий, уже пользующихся спросом. Но при таком подходе весь выигрыш заключался бы в снижении стоимости производства или в повышении его качества. Отдача при таком подходе была существенно меньше.
Выбор пути оказался сродни работе минера.
Слушая Федотова, Зверев не понимал, отчего всего неделю назад, в подмосковном лесу, он не видел грандиозности предстоящих проблем. Там все казалось простым и естественным. Сейчас же, осознав, как много предстояло сделать и как легко все можно потерять, он почувствовал себя крайне неуютно. В сознании возникла мысль: а зачем ему так уродоваться? На смену этой пришла и другая:
— Степаныч, а потом все это национализируют?
До сих пор эту тему друзья не поднимали. Казалось, что она их как бы не касается. Однако слово прозвучало, и с ним зазвучала проблема! Ильич замер, представив, как его личные деньги исчезают, растворяются, как дым.
— Мужики, а кто сказал, что мы потеряем наши деньги? — задал вопрос Борис, обдумывая, как уйти от пустого и несвоевременного разговора. — Вы мне скажите, кто нам помешает вовремя продать предприятие?
— Борис Степанович, но мы же можем много потерять! — вступил в разговор Ильич, мучимый мыслью об уплывающих миллионах.
— Ага, щаз! Вот что, дядьки, стоп! На эту тему ввожу цензуру до тринадцатого года. Аминь. А если кто не согласен, так я не виноват. Насильно никого тянуть не буду, — закончил Борис, давая понять реальную расстановку сил. — Вы лучше думайте, как нам сейчас заработать.
— Борис Степанович, я согласился с тобой, что в банке нам много не дадут, но почему нам не обратиться к прогрессивному российскому магнату? Ведь если с неоновой рекламой произойдет задержка, то он вполне подождет еще годик-другой и не даст погибнуть перспективному начинанию.
— Ага, не даст, но без штанов точно оставит. Ильич, ты бы меньше читал цыпок с урнами.
Федотов с большим скепсисом относился к 'великим творениям' известных российских популяризаторов экономических теорий господ Ципко и Урнова.
— Старый, а что это за перцы? — тут же навострил уши Зверев
Последнее время Дмитрий Павлович стал интересоваться историей своего времени. Вот и сейчас Дима сообразил, что речь зашла о героях его мира.
— Это, Дим, не перцы, это идейные вдохновители нашего общечеловека, это ...— замялся Борис, — Димыч, давай попозже. Заканчивать пора.
В этот вечер переселенцы решили, что для начала они приобретут надежные документы и поищут ту техническую изюминку, за которую стоит браться.
Мишенину друзья торжественно вменили в обязанность дать им несколько уроков английского и немецкого языков. Еще Мишенину поручили наводить мосты с местной наукой.
* * *
Ближе к ночи мороз ощутимо усилился. Снег, местами раскисший за день, вновь заледенел и поскрипывал под ногами двух прогуливающихся.
— Все никак не могу привыкнуть к отсутствию фонарей, — произнес Борис. — В нашем времени даже в деревеньках с одной старухой висит фонарь.
— А мне здесь нравится, — задумчиво ответил Дмитрий.
Глядя на начинающую стареть луну и вдыхая напоенный дымком воздух, Борис поймал себя на мысли, что он уже не воспринимает этот мир чужим.
— Старый, а Доцент завтра в универ собирается, — прервал идиллию Зверев.
— Ты это к чему? — Борис пытливо поглядел на Психолога.
— Да понимаешь, я все о Вове думаю.
— Дмитрий Павлович, тебе вредно по-еврейски думать, это только мне простительно.
— Степаныч, ты вроде говорил, что один твой дед был поляк.
— А во мне, кроме татаро-монгольского ига с пшеками, еще и евреи с чешскими хохлами намешаны. Так что давай прямее, genosse Зверев. Сам ведь говорил, что Вова укрощается, что же вдруг-то?
— Прямее, так прямее. Смотри, сейчас мы убедили нашего рогатого римского папу не лезть, куда не надо, но ты же помнишь 'притчу' о монашенке со свечкой?
— Помню, помню.
— Старый, а я вспоминаю двух наших институтских преподов. Тульский все трындел о демократах-неудачниках, а Дубинин бубнил о рабской психологии совков. Ругались они конкретно. Черт, ты знаешь, я только сейчас осознал: наш Доцент это же вылитый Дубинин, и это не лечится, — Зверев выглядел обескуражено.
— Если честно, я иногда думаю, не сбагрить ли нашего друга в дурдом, — буднично ответил Федотов.
— А то. Эт хорошая мысль. Можно сбагрить в дурдом или шугануть за границу, кстати, вместе с мадам купчихой. Она баба умная и Доцента там быстренько укротит, — согласился Зверев. — На крайняк и морфинисты тоже люди неплохие. Да мало ли какие прелести могут предложить гуманные умы? Но сдается мне, уважаемый Борис Степанович, что мы использовали не все цивильные способы воздействия. Вот смотри, сейчас наш Вова едва ли не боготворит здешнюю власть. Его сознание к ней распахнуто. А что если эта власть туда основательно нагадит? Так, глядишь, и мочить доцента не придется.
Дима с интересом ожидал реакции.
— Все верно, все верно, — задумчиво произнес Борис, отметив про себя главное: 'мочить'. — Если получится наша затея с промышленностью, то давить нас будут страшно. Как не крути, а смена экономических лидеров — это всегда оч-ч-чень большая политика. Дело-то пахнет миллиардами, а тут Вова со своими тараканами. Это действительно слабое звено. Будем лечить.
Борис замолчал, обдумывая, как же выйти из этой дурацкой ситуации. Была еще проблема, которая в последнее время не давала Федотову покоя:
— Дима, ты вот еще о чем подумай. Только давай пока обойдемся без трепа. Мир этот не только жесток, но одновременно носитель благородства и щедрости. Я это к тому, что, однажды совершив преступление, мы отчетливо должны понимать, что это было именно преступление.
Борис на мгновенье замолк, словно хотел развить мысль.
— Черт, до чего же имя-то менять не хочется. Не думал, что меня это так заденет, — неожиданно закончил Федотов.
— Ты, Старый, не торопись расстраиваться, что-нибудь придумаем,— растерянно ответил Димка. — Ладно, пойдем спать. Наш Доцент уже третий храп давит.
