Осень Альвиады. Часть первая

А от твоих рук?

5

— Эй, дуболом, открывай!

Межгалакт. А рядовым пушечным мясом здесь служат изменники-земляне. Свенсон хорошо их разглядел по время драки.

Ничего не изменилось. Галактическая Лига или мир нелюдей-вампиров — какая разница? Везде земляне — на вторых ролях.

Если, конечно, здесь, кроме альвов, нет еще каких-нибудь рас. Схожих с земной — как две капли воды. И матерящихся на чистом Межгалакте.

Впрочем... не Сигурду их судить. Что хорошего видели бывшие ссыльные от Галактической Лиги? Не больше, чем он сам.

Удалось бы уйти живым Майклу! Хороший парень. Жаль, если тоже умрет ни за что.

Если бы студент Свенсон в свое время умел драться как сейчас — спас бы Арни. Или... не пустил бы в ту драку.

А если б не привык за столько лет всегда отвечать ударом на удар — не впутал бы теперь Майкла в безнадежный бой.

Бесполезно — вдвоем переть против Галактической Лиги. Как и против монстров-телепатов.

Сам ты имел право умереть за что хочешь. А тащить с собой на тот свет товарища — нет.

— Слышишь, ты, качок с двумя классами образования! Пошевели своей единственной извилиной — на которой сидишь. И поймешь, что тебе не выбраться!

Сигурд усмехнулся. Ну, попробуйте вломиться туда, где забаррикадировался "качок" и "дуболом". Это вам не студентов-математиков убивать!

А смерть — не страшна. Она — просто бесконечность Вселенной. Так и не разгаданная до конца. Как и теорема Ферма.

Глава девятая.

1

— Эй, животное!

А вот это — уже что-то новое. Голос — женский.

Да и до сих пор Сигурда обзывали лишь "дуболомом" и "тупым качком". Ну, не считая нецензурщины, конечно.

— Выходи — или услышишь, как умрет твой сообщник. Животное, голос! — серебристым колокольчиком звенит ее смех.

Так уже было. Когда убивали Арни. Тогда мешала чужая хватка, теперь — стены и собственная воля.

Тишину взрезал звериный вопль. Майкл!

— Животное, еще голос!

Будь что будет! Монстры всё равно убьют обоих. Но нельзя отсиживаться здесь — когда мучают друга!

"Животное" сейчас выйдет. Но так, что не обрадуется никто.

Свенсон замер, дожидаясь очередного удара в дверь. И рывком распахнул ее.

Слепящий свет резанул глаза.

Осторожно — врагов здесь десятки! И их глаза к свету привычны.

Трое летят в стороны сразу, еще пятеро — вслед. А вот этого — в заложники.

— Отпусти Майкла или...

Чужой кадык под рукой.

Бешено бьется пульс пленника. И совсем рядом — колотится, как загнанное, сердце.

И бьют в уши переливы нечеловеческого смеха.

Ошибка. Стерве плевать на охранников-людей. Они ведь тут все — бывшие земляне. Или местная "низшая раса". Такие же "животные", как Сигурд и Майкл. Сам же об этом думал, дурак!

В глазах наконец прояснело. Теперь отлично видно врагов — их тут еще десятков пять. Не считая стервы. Увы — в этом Свенсон не ошибся. Лучше бы в чём другом...

Видно. И не только врагов. На Майкла — лучше не смотреть. Как когда-то — на Арни.

Но ты ведь всё равно смотрел, Сигурд Свенсон.

Свет льется из трех широченных окон — во всю стену справа. Пока бежал сюда — не до того было. Да и гардины вроде висели. Или ставни были захлопнуты? И чадили факелы?

Не вспомнить. Но Сигурд тогда решил, что окон нет вовсе.

Оптический обман. А на пятки наступали враги.

Тем более, судя по отблескам — солнце уже клонится к закату. Как и жизнь пленных землян.

— Сейчас он умрет, — рассмеялась нелюдь. Искренне. Будто Сигурд ей анекдот рассказал. Очень смешной. — На твоих глазах. Медленно. А потом умрешь ты. Медленно. А потом...

Все прочие пленники этой волны.

А враги даже не морщатся. Привыкли. Стандартная процедура, чего уж тут?

Вот теперь — точно всё. Как в старом фильме. Глухое подземелье без окон. (Они правда есть, да и этаж — не подвальный.) И кругом — бесчувственные тела врагов. Слишком яркий для факелов свет. Как и для окон. (Кстати, не было тут ни одного факела.) Герой десятками крушит гадов и умирает, но не сдается.

Так снимали, когда еще верили в героев.

Можно убить этого беднягу. А толку-то? Не он виноват. А до белокурой дряни — не добраться.

А вот прочие охранники жить хотят. Пятятся. К хозяйке. Но ее не бросят — можно и не надеяться. Как и на то, что она не справится без них.

Справится. С легкостью.

Красиво распахнулись двери. Здравствуй, новый гость — еще один нелюдь. Такой же рослый и белобрысый. И такой же псевдомолодой. Подкрепление прибыло. Ну ладно — идущие на смерть приветствуют очередного врага.

— Что здесь происходит, Илона?

— Не лезь не в свое дело, Иримир! — огрызнулась она. Вполне правдоподобно.

Рот сам кривится в горькой усмешке. Отлично срежиссировано, браво! Пришел добрый иномирянин. И теперь можно отпустить врага и сдаться на милость этого... доброго. И, разумеется, дать себя связать. А еще лучше — заковать. С искренней верой в справедливый суд. Или во что тут такое положено верить?

— В Ваэтроке — Тэйкор, — продолжил игру новый нелюдь. — Его — в госпиталь, — взмах рукой в сторону Майкла.

Ага, в госпиталь! В застенки, естественно.

— Никто никуда не двинется, — холодно бросил Свенсон. Чуть крепче сжимая горло хрипящего врага. — Или сейчас я сверну шею вот этому. А потом остальным — кому успею. Всё ясно, животные?

— Отпусти его, — "хороший", ничтоже сумняшеся, двинулся к Сигурду. — Вам ничего не угрожает, даю слово.

— Стоять! — рявкнул бывший математик. — Стой, где стоишь, мразь! Слово, данное землянам, для вас ничего не значит — или я не Сигурд Свенсон.

— Как ты догадался? — расхохоталась серебристоголосая дрянь.

Эта, по крайней мере, честна.

— Всё зависит от дающего слово, — профарисействовал ее напарник.

Чужой мир, вражеский замок, двое нелюдей, толпа их приспешников. И шея врага под твоими пальцами. Врага-человека.

Тебе уже восемь лет предрекали плохой конец, Сигурд Свенсон. Вот он и настал — такой, что в кошмаре не привидится. Но Майкла-то за что?

— Тогда дай слово отпустить меня и моего друга и проводи к выходу. Я жду.

Опасность Сигурд угадал звериным чутьем. Еще прежде, чем дверь распахнулась вторично. Все-таки от прежнего студента он ушел очень далеко.

Но недостаточно.

Еще штук двадцать охранников. Этих мало, что ли?

Девчонки — Ирина с Элией. Их-то зачем сюда — тоже мучить? И...

Очередной нелюдь разговаривать не стал. Боль расколола виски, мрачные стены взметнулись дыбом...

Нельзя попасть к ним в лапы живым! Надо...

Тьма. Равнодушно-непроглядная. Когда-то она сожрала Арни — и не подавилась.

2

Ноги сами рванулись вперед. Помешала рука Элии — стиснула Ирине локоть.

— Не сейчас! Нельзя!

Нельзя — когда убивают друзей?

Элия права: сейчас ничего не сделать. Только погибнуть вместе.

А потом — некого будет спасать. И самим выживать — незачем.

Да и враги вряд ли позволят.

Незнакомый (пока) светловолосый альв склонился над Сигурдом. Аура — совсем иная, чем у Илоны.

Но это не отменяет его нечеловечности. Да и люди были жестоки к врагам испокон веков.

— Будет жить. Его — тоже в госпиталь.

Охранники в сером подняли обоих — и Сигурда, и Майкла. Ирина проводила их взглядом.

— Элия...

— Молчи! Или Рыцарь Като засечет!

Рыцарь... кто?

— Тот, кто вырубил Сигурда. Хотя... ему сейчас не до нас.

Сумасшедшая альвийка Илона с абсолютно девчоночьим визгом повисла на шее у... Рыцаря Като. Влюбленная пара слилась в поцелуе. Очень красивая пара. Как романтично...

— Ага. Сейчас сдохну от умиления.

Прекрасная и ужасная чета наконец разомкнула объятия. А то было подозрение: прямо здесь и перейдут к чему-то большему.

— И у меня — тоже.

Кто стесняется животных? Или низшей расы?

— Вот именно.

— Илона, я приехал похитить тебя... Жаль — пока ненадолго.

Очень жаль!

— С удовольствием! А может, возьмем с собой... — хищный взгляд альвийки скользнул по пленницам.

Одного любовника ей мало? Или планируется еще и акт каннибализма?

— Кого? — усмехнулся ее возлюбленный. — Мужчины — не в том состоянии. Монахини — не в твоем и не в моем вкусе. А нимфетке не мешало бы сначала подрасти.

Этот хоть не настолько болен.

— Жаль... — томно протянула его подружка. С непередаваемым разочарованием. У ребенка отняли конфету.

— Щас бы гранату. И обоих — одним махом.

— Для тебя ничего святого нет, — грустно пошутила Ирина.

— Святость здесь не при чём. Эти двое — в совсем другой епархии, Ира.

Хлопнула дверь. Ну вот — и осталось нас только трое. Две землянки, один альв. Не считая охранников. Тоже землян. Ключевое слово — бывших.

— Сестра, когда ваши друзья очнутся — будет лучше, если они увидят не только врагов, но и кого-то знакомого. Вы сможете пройти со мной?

— Ни в коем случае!

— Элия, у меня в любом случае нет выбора.

Мог приказать, но попросил. Куда бы записать?

И бросать ребят в таком состоянии одних — нельзя. Если ты способен помочь хоть немного — сделай это.

А убить враги могут и так — в любой миг.

— Разумеется.

— Меня зовут Иримир.

— Ирина.

3

То ли здесь все палаты на двоих, то ли — только отведенные пленникам. Почти земная обстановка. Впрочем, разница невелика не только в этом.

Две койки, стол, стулья. Всё — из дерева. И вполне сносно покрыто местным аналогом лака. Темно-каштановым. Успокаивающий цвет.

И никаких лекарств. Они и не нужны.

Когда-то Ирина целых полгода отработала в клинике для больных с особо тяжелыми случаями. И навсегда запомнила один-единственный визит Талантов. Они в считанные минуты исцелили всё, с чем простые врачи бились месяцами. Исцелили — и удалились. Всё с тем же холодно-высокомерным видом.

Иримир лечит так же. За исключением высокомерия. И ассистентка ему явно не нужна.

Так зачем здесь Ирина? Только для успокоения друзей? А поможет? Плен-то никуда не денется. Что оттенок теплого каштана, что ее улыбка — одинаково иллюзия.

В монастырской жизни — немало полезного. Благодаря ей Ирина — не совсем бездарь по части медицины. Даже способна определить, что Сигурд и Майкл — действительно выздоравливают, а не медленно умирают.

И можно передохнуть — у постелей больных. Раз уж в камеру пока не ведут. Не отпускают.

И не отпустят — пока раненые не очнутся. В камеру, на волю, обратно в свой мир...

Кстати, постели тут настоящие — с чистым бельем, одеялами. Не сено в углу. Лень было разбрасывать специально для пленных? Лазарет-то — общий. И чаще в нем лечат не землян. Точнее — не тех землян.

Тревоги нет. Откуда-то взялось убеждение, что с Элией всё благополучно. И откуда бы это?

— Да, и еще, Ирина, — Иримир обернулся к ней. — Я рад, что вы отказались от идеи попытаться меня оглушить.

А толку-то? Будь он еще единственным альвом на весь Ваэтрок...

— Читать чужие мысли считается у вашей расы правилом хорошего тона? — мягко уточнила монахиня.

Бояться не получается. Более того — и ощущение опасности не вернулось. Интуиция явно ушла в долгосрочный отпуск.

— Вы просто иногда думаете слишком громко, — неожиданно мягко улыбнулся альв.

— И любой из вас читает мысли так же легко?

Это адреналин зашкалил настолько, что отшибло последний страх?

— Не любой. Целитель. И то далеко не каждый. Но я сейчас не об этом. Вы — очень хороший воин, Ирина. А я не сражался больше шестисот лет. Но вы проиграете. Я не собираюсь вас убивать. Но если нападете на кого-то еще — вы погибнете. Шанс против альва есть лишь у вашего друга Сигурда. И то, если этот альв — я, а не Тэйкор.

Хороший следователь — плохой следователь. Илона — злая. Слушайте доброго Иримира — и всё будет хорошо. Особенно с учетом "шести сотен лет". Сколько чужих жизней нужно отнять, чтобы прожить столько?

— Ни одной. Вы неправильно оцениваете продолжительность жизни альвов и биологический износ организма. Мои шестьсот сорок два года даже не считаются зрелым возрастом. По земным меркам я старше вас лет на пять.

Это правда? Возможно. Среди Галактической Лиги были расы-долгожители.

— В каком возрасте вы взрослеете? В четыреста?

— В двадцать. Но стареем очень медленно. От природы. У вас, людей, вообще всё очень странно. Больше ни одна особь не живет лишь в четыре раз дольше возраста взросления. Конечно, наша раса владеет и искусством омоложения, но редко им пользуется в первые две тысячи лет.

Безумно хочется верить. Что с тобой, Ирина? Внушение Целителя? Этому как-то учат? На Земле, кстати, подобное практикуется.

Осторожнее, Ира. Твои мысли сейчас — не совсем твои. Да и решения... увы.

— И это тоже. Голос, выражение лица, Дар, — признался (если признался) альв. — Это становится частью тебя. Но я к тому же еще и говорю правду.

— А я пока никак не могу это проверить... Иримир, — со вздохом призналась девушка.

— Вы даже не пытаетесь скрывать мысли.

— Не вижу смысла. Вы их прочтете влегкую — едва захотите. Кстати, с моей стороны не будет бестактностью спросить, почему вы позвали именно меня? Тави справилась бы гораздо лучше.

И лучше скрыла бы мысли.

— Тави Гордон — отличный Целитель, но она слишком напугана. И сейчас не поможет и себе. А вы — на редкость отважны, Ирина.

— Спасибо. Но это отвага того, кому нечего терять, — пожала плечами монахиня.

— Или того, кто привык больше думать о других. Вы ведь понимаете, насколько вы в опасности в Ваэтроке?

— Понимаю ли, что в этом замке я — никто и ничто? Объект использования в любых целях и сосуд для поддержания энергии в одном лице? — пожала плечами Ирина. — Раз вы читаете мои мысли, то знаете, что да. И что? Разве я могу это изменить? Нет. Так есть ли смысл бояться?

— Вы боитесь за Сигурда и Майкла. И за свою подругу — хоть она и много сильнее вас.

Вот черт! Да, этот... Целитель — отнюдь не девочка-ассистентка.

— Вы не боитесь только за себя. Это и удивляет.

— Дух бессмертен, — откровенно съязвила девушка. — Моя бренная плоть умрет здесь, а я воспарю в горние выси.

Отец Герасим гордился бы ею.

— И таких странных служителей веры я еще не встречал.

— Я тоже. Я — обычный человек. И до пострига даже не была по-настоящему верующей. Если б не смерть... всей моей семьи — сейчас я, наверное, жила бы на Земле, работала врачом. Возможно, уже стала бы не самой плохой женой и матерью. А в свободное время фехтовала бы и упражнялась в тройном укеми назад. Но этого не случилось. Я — то, что есть. И жить мне в вашем мире вряд ли долго. А ваш Дар все-таки сработал, потому что вы — первый, кому я всё это рассказываю. И наверняка делаю большую глупость. У вас есть еще вопросы, Иримир?

— Совершенно необязательно всё случилось бы именно так.

— Вы о сроке моей жизни?

— И об этом — тоже. Но я имел в виду — вы совсем не обязательно прожили бы именно спокойную, благополучную жизнь. Вы забыли еще об одном вашем качестве.

— Вредный характер?

— Верность. И честность. В вашем мире таким людям выжить нелегко.