Лунные капли во флаконе (полный текст)

В пылу битвы ее возлюбленный вдруг заметил леди Бланш на крепостной стене, да не одну: она бежала, пытаясь спастись от преследующего ее Монфора! Он шел за ней по пятам, и она очутилась на стене, стараясь скрыться, но вместо этого оказалась загнанной в угол. Рыцарь — ее возлюбленный — заметил это, и выпустил стрелу прямо в негодяя, намереваясь убить его. Однако... — Молодой человек печально улыбнулся, а Амелия задержала дыхание. — Он попал прямо в цель, но противник был с ног до головы закован в стальную броню, стрела отскочила от нее... и поразила леди Бланш в самое сердце.

— Как ужасно! — воскликнула Амелия, пошатнувшись.

— Действительно, ужасно, — согласился Сэмьюэл. — Но на этом легенда не заканчивается. — Он помолчал. — С тех пор каждую весну, ровно в день этого трагического события, на стенах замка видят призрака леди Бланш в том самом белоснежном платье, которое было на ней в день гибели, и с той самой стрелой в груди, которая пронзила ее сердце. По крайней мере, так говорят. Сам я не видел, — добавил он.

Они уже обогнули северную башню замка и шли в тени стены. Здесь солнце не так припекало, и Амелия, заслушавшись, опустила зонтик и замедлила шаг. Миссис Адамс и миссис Черрингтон видно не было: вероятно, они значительно отстали.

— Но вы ведь наверняка не верите, что ее призрак все еще обитает в этом месте? — тихо спросила девушка, останавливаясь. Она подняла голову, придерживая шляпку. Высоко вверху на фоне ярко-синего неба виднелись зубцы крепостной стены.

— Кто знает, — Сэмьюэл тоже остановился и взглянул наверх. — Невозможно сказать наверняка.

Интонация, с которой он произнес это, заставила Амелию внимательно взглянуть на него. В голубых глазах джентльмена застыло выражение задумчивости, и девушка подумала, что, быть может, она может поделиться с ним и своими мыслями.

— Знаете, мистер Адамс, — решилась она, — ведь и наш дом не обошелся без таинственных и печальных историй.

— Неужели?

— Да, да, я тоже не сразу поверила в это, но с тех пор, как мы приехали, слишком многое говорит о том, что в его стенах тоже случались трагедии, быть может, очень страшные...

Сэмьюэл так внимательно смотрел на девушку, что она немного смутилась.

— Но не будем сейчас говорить об этом, — Амелия снова взглянула на возвышавшийся над ними донжон. — Ведь эта крепость куда более старая и интересная.

— Эта стена действительно очень древняя, должно быть, она выстояла в той самой битве.

— Подумать только, — откликнулась Амелия, — эти камни помнят и саму леди Бланш. — Аккуратно ступая по траве, она сделала несколько шагов к стене. Она и в самом деле оказалась темной и шероховатой, обветренной и поросшей мхом. Девушке показались, что они дышат историей, и ей вдруг нестерпимо захотелось прикоснуться к этим камням. Осторожно прислонив к стене парасоль, она стянула тонкую перчатку, чтобы не испортить дорогое кружево, и провела пальцами по шершавому камню. Несмотря на тень, он оказался очень теплым, почти горячим.

— Они точно живые.

Сэмьюэл тоже сошел с дорожки и положил ладонь на стену рядом с маленькой ручкой мисс Черрингтон.

— Так и есть.

— Вы правда чувствуете? — она посмотрела ему прямо в глаза. Он кивнул. Девушка ощутила, как что-то теплое коснулось ее руки, и вздрогнула. Пальцы Сэмюэла нежно дотронулись до ее ладони, но джентльмен не убрал руку, как следовало бы, а вместо этого бережно взял ее пальчики и, склонившись к ним, коснулся губами нежной кожи.

Амелия стояла, не в силах пошевелиться, и лишь смотрела на собственную обнаженную кисть, точно та ей не принадлежала.

— Простите меня, — прошептал Сэмьюэл, поспешно выпуская ее руку и делая шаг назад.

Девушка не знала, что сказать в ответ. Она лишь молча натянула перчатку, взяла свой парасоль и вернулась на дорожку.

— Я боюсь, мама хватится меня, — наконец произнесла она дрогнувшим голосом. В это же мгновение из-за поворота у северной башни показалась маленькая Луиза, за которой спешила миссис Коулс.

— Да, да, вы правы, мисс Черрингтон, — ответил Сэмьюэл. — Нам действительно следует вернуться.

Не говоря больше ни слова, они двинулись по дорожке обратно.

* * *

Только оказавшись в тишине и одиночестве своей спальни, Амелия ощутила усталость. Она отослала Конни, решив, что позовет ее позже — когда настанет пора переодеваться к ужину. Девушке хотелось прилечь, но вместо этого она подошла к окну, откуда открывался вид на сад, пытаясь продлить то чувство радости, которое не покидало ее на протяжении всей прогулки.

Какой славный был день! Яркие картинки кентских пейзажей, замка и его окрестностей, гуляющие пары и целые семьи вереницей проходили перед ее мысленным взором. Пожалуй, сегодняшний день оказался самым богатым на впечатления с того мига, как она приехала в этот дом; и даже усталость в ногах была приятной. Амелии не хотелось расставаться с воспоминаниями о поездке, и она с удовольствием перебирала в памяти каждую мелочь, каждое слово Сэмюэла. Как интересно и захватывающе он рассказывал обо всем, что происходило в замке в былые времена! Этот молодой джентльмен столь много знает. Большая удача, что в этой глуши им удалось познакомиться с этой семьей. Возможно, мистер и миссис Адамс и впрямь немного простоваты, но зато Сэмьюэл — совсем другое дело, его речь и манеры просто безупречны.

Амелия вспомнила, с каким воодушевлением он поведал ей о защите замка и о той истории... с леди Бланш, кажется? И о ее призраке, появляющемся на крепостной стене.

Она отошла от окна и опустилась на стул, наконец, почувствовав, как усталость накрывает ее с головой. Непослушными пальцами девушка сняла шляпку и швырнула на кровать. Дженни потом уберет ее.

Ее мысли вертелись вокруг Белой леди, но она постаралась отогнать их. Сегодняшний день был слишком хорош, чтобы омрачать воспоминания о нем хмурыми мыслями, к тому же с нее вполне достаточно трагических историй, случившихся в этом доме. Амелия поежилась, и ей показалось, что откуда-то вдруг вновь потянуло сквозняком. Должно быть, это поездка слишком утомила ее. Она вернулась к более приятным мыслям.

Да, с Сэмюэлем было невероятно приятно беседовать и прогуливаться по дорожке... Но отчего же она в мыслях называет его Сэмюэлем? Разумеется, он может стать ей хорошим другом, ведь он умен и добр, но она видела его всего два раза в жизни, и ей следует думать о нем исключительно как о молодом мистере Адамсе, и не более того. Излишняя фамильярность не пристала молодой леди и не приведет ни к чему хорошему. На память ей вдруг некстати пришел эпизод у стены замка, когда Сэмьюэл, то есть мистер Адамс, поцеловал ей руку. Щеки Амелии порозовели от этого воспоминания. И зачем только она сняла перчатку? Ведь ей отлично известно, что леди должна всегда носить их, по крайней мере, вне дома. Что за глупая причуда! Хорошо, что мама или кто-нибудь еще ничего не заметили, а ведь могли бы! При мысли о том, какой разговор с родителями ждал бы ее тогда, девушку передернуло. Нет, мистер Адамс — настоящий джентльмен, и наверняка сам жалеет о случившемся. Лучше всего просто забыть об этом, будто ничего и не случилось. В конце концов, ведь ничего дурного не произошло. Она просто будет вести себя с ним, как с добрым знакомым, только и всего.

Внезапно Амелия почувствовала, как к ее лицу прилила краска. Ричард! За весь день она ни разу не вспомнила о своем дорогом Ричарде, увлеченная поездкой и красотами замка. А ведь только что она размышляла о Сэмюэле Адамсе, словно это он ее лучший и давний друг, а вовсе не Ричард. Ей должно быть стыдно. Неужели она так ветрена и переменчива? Нет, Амелии не хотелось так думать. Ричард всегда был и останется для нее лучшим другом. И, быть может, не только другом.

Девушка решительно придвинула к себе письменный прибор и взяла листок писчей бумаги. Она сейчас же напишет ему письмо, вот что она сделает. Кому же еще она может поведать обо всем, что с ней происходит, как не ему?

Амелия опустила перо в чернильницу и, больше не раздумывая, принялась писать.

"Дорогой мистер Харви!

Всем сердцем приветствую Вас и искренне надеюсь, что Вы и Ваши родители пребываете в добром здравии. Не могу передать, как я скучаю по Лондону и по обществу Вашей милой семьи. Смею надеяться, что и Вы не забываете о нас и вскоре напишете мне ответ. Поверьте, я с радостью прочту о любых новостях, даже о тех, что могут показаться Вам незначительными.

Что же до нашей жизни, то почти ничего не переменилось со времени моего последнего письма: какие новости могут быть в деревне? Однако не думайте, что я пишу вам из одной только скуки и праздности: о нет, здесь тоже могут найтись и интересные занятия, и приятное общество.

Совсем недавно мы познакомились с нашими соседями, которыми оказалось весьма милое и любезное семейство Адамсов. Впрочем, мой отец уже давно знаком с господином Адамсом — ведь это он так помог нам с переездом и с обустройством на новом месте. Папа говорит, что его советы оказались поистине бесценными, ведь никто так хорошо не знает графство Кент, как он. А для нас с мамой это было новое и приятное знакомство.

Но самое интересное случилось сегодня: мы с нашими новыми друзьями предприняли небольшую прогулку в Рочестерский замок, который расположен всего лишь в получасе езды отсюда. Разумеется, мистер Черрингтон и мистер Адамс не смогли составить нам компанию; с нами поехали миссис Адамс и ее старший сын, Сэмьюэл Адамс. Моя мама и сестра, разумеется, присоединились. Не стану утомлять Вас ненужными подробностями; скажу лишь, что поездка была вовсе не утомительной, а виды Кента в долине Медуэй — невероятно живописными. Но, разумеется, самый изумительный вид открылся нам, когда мы подъехали к самому замку. Даже если Вы и видели гравюры с его изображениями, то смею заверить Вас, что они не передают и половины той величественной красоты, которая поразила меня, едва я увидела крепость. И теперь она выглядит крайне внушительной, а каким же был этот замок несколько столетий назад! Молодой мистер Адамс рассказал нам массу интереснейших вещей о нем. Но более всего меня поразила местная легенда о некой леди, трагически погибшей прямо на стене бастиона во время битвы. Она пала от руки своего возлюбленного, который лишь хотел защитить ее. Подумайте только, какая трагическая смерть!

Но вернусь к замку: он оказался весьма оживленным местом, и я была удивлена, увидев, сколько народа стекается, чтобы посетить его. Я не оставляю надежды, что однажды Вы посетите нас и, может статься, тоже увидите это место.

Впрочем, я хотела поделиться с Вами еще кое-чем, что терзает меня в последние дни. Дело в том, что я по случайности услышала нечто любопытное и одновременно пугающее о нашем новом доме — точнее, о его прежних жильцах. Когда-то здесь случился сильный пожар, после которого одна из комнат так и осталась закрытой. Мне не известны ни подробности случившегося, ни то, как давно это было; я только знаю, что здесь стряслась какая-то беда, потрясшая всю округу. Иногда мне становится неуютно и даже страшно здесь, меня тяготят дурные предчувствия. Быть может, я слишком впечатлительна и принимаю подобные вещи близко к сердцу, однако у меня неспокойно на душе. Пожалуй, мне не стоило и вовсе упоминать об этом, но мне хочется думать, что Вам, моему единственному другу, я могу поведать о том, что гложет меня, не боясь показаться смешной и глупой.

Не хочу утомлять Вас более столь мрачными мыслями. Кроме того, я лелею надежду вскоре увидеться с Вами и в полной мере насладиться вашим обществом: я наверняка знаю, что мой отец будет рад увидеть Вас у нас в гостях, и уверена, что вскоре он отправит Вам приглашение. Вы ведь не откажетесь приехать к нам в Кент и развеять все мои страхи?

С самыми сердечными пожеланиями,

Ваша Амелия Черрингтон.

13 июня 1885 года"

* * *

Амелия заворожено следила, как пылинки, медленно кружа, оседают в лучах утреннего солнца. Свет, проходящий через витражи церкви, обретал новые краски и наполнялся жизнью. Разноцветные кусочки стекла повествовали о жизни Христа, и в то же время привносили немного мирской радости в строгие церковные стены. Родители Амелии считали, что подобная радость здесь не уместна, и оттого всегда заставляли ее, не отвлекаясь на витражи и убранство, смотреть на пастора, девушка же играла в эту игру с самого детства, пытаясь тайком скосить глаза так, чтобы рассмотреть и помещение, и прихожан, и старые фрески на стенах.

Пасторы всегда говорили одно и то же на воскресной службе, и неважно, была ли это церковь в Лондоне или небольшой приход в кентской деревне Монк Вуд, и Амелия научилась слушать их, не вникая в смысл слов. Иногда ей казалось, что она засыпает, а мысли ее уносятся прочь, блуждают по нефу, поднимаются вверх по высоким стрельчатым окнам, точно некая ощутимая субстанция наподобие дыма или пара. Мысли эти были густыми и тягучими, как карамель. С трудом оторвавшись от созерцания танцующих пылинок, Амелия остановила взгляд на женщине, сидящей через несколько рядов от нее. На ней была невероятно высокая шляпка, напоминающая кремовую розочку на торте, и когда женщина кивала или вертела головой, ее головной убор устремлялся вслед за ней. Девушке казалось, что еще несколько таких колебаний, и шляпка попросту упадет на соседа справа, но та упорно держалась на голове, и Амелия гадала, сколько шпилек удерживает этот шедевр. Провинциальная мода не переставала ее удивлять.

Незаметно для самой себя она обратилась мыслями к тому, что ее собственная летняя соломенная шляпка уже довольно потрепанная, а новый заказ не везут из Лондона вот уже три недели, и об этом надо непременно сообщить отцу, хотя лучше матушке, потому что отца не волнуют подобные мелочи. С другой стороны, и матушка едва ли будет разбираться с ее шляпкой, и эта мысль опечалила Амелию. Когда она вновь очнулась от этих дум, то внезапно поняла, что хор уже закончил пение, и прихожане постепенно расходятся. Шляпа-торт колыхалась практически у выхода из церкви, бежевое платье матери также оказалось далеко впереди.

Девушка поспешила к выходу, ругая себя за нерасторопность и рассеянность.

Уже у дверей кто-то крепко схватил ее за запястье, и Амелия вздрогнула всем телом, столь неожиданно это было. Когда она обернулась, чтобы увидеть, кто позволил себе подобную дерзость, то содрогнулась еще раз, на этот раз от страха, и едва сдержала крик. На нее маленькими черными глазками из-под нависших век смотрела отвратительная морщинистая старуха, да так пронзительно, будто видела насквозь. Сама она была маленькой, едва ли не карлицей, но держала девушку так крепко, что та и не помышляла вырваться. Ее черная темно-серая одежда и мелкие черты лица делали ее похожей на крысу — сморщенную, как печеное яблоко, старую безобразную крысу.

— Ты ведь из того дома, — прошелестела она, не отпуская руки Амелии. Из-за половины отсутствующих зубов речь ее была неразборчива, и девушке пришлось напрячь слух, чтобы понять ее.

— Из дома? Простите, я... — пролепетала девушка.

— Из дома! — тонкие губы старухи расползлись в гримасе, должной изображать улыбку. — Ты такая же молодая, какой и она была когда-то! И даже чем-то похожа на нее...