2. Последний аккорд

* * *

Спящая, она казалась ещё красивее. Спокойное, умиротворённое её лицо будто светилось в сумраке. Взгляд скользил по плавной линии от скулы — ниже, вдоль шеи к плечу. Дальше начиналась простыня, но и под складками светлой ткани Ито угадывал расслабленное тело женщины.

"Вставай. Ты знаешь, что сегодня пришёл сюда не ради неё. Если раскиснешь сейчас, завтра уже не сможешь себя заставить".

Квартира Элисы была невелика, спальню от студии отделяли лишь ванная комната и короткий сводчатый коридор. Войдя в зал с зеркалами, Ито плотно прикрыл за собою дверь — хозяйка студии не пожалела кредитов на звукоизоляцию, и теперь музыка не могла разбудить спящую неподалёку девушку.

Дальше... Что дальше?

— Маэстро, — позвал он, проходя мимо пульта стереосистемы, и увидел, как по сенсорной панели разлилось мягкое свечение.

Теперь — к вешалке в углу, там его куртка, и в кармане — ви-фон. Ткнуть ногтем в голубой значок беспроводной связи, подождать несколько секунд пока аппарат "подцепит" местную сеть... Готово. Теперь — запустить установку спарринг-программы... Так... Вот и всё. Каких-нибудь две минуты, и симулятор уже готов к непривычной для себя работе. Осталось лишь надеть очки вирта.

Фантом-симулятор в студии вполне универсален, ему не хватало лишь совместимого ПО, позволяющего моделировать бой. Пришлось вызвонить Кенширо, работавшего с симулятором в додзё отцовской школы, тот не отказался прислать несколько тренировочных шаблонов. Ито не был хорошим интуитив-программистом, но, провозившись несколько часов, сумел собрать нужный плагин.

Освещение в студии он включать не стал, ему и так хватало льющегося с прозрачного потолка рассеянного света. А когда ожил виртуал, окружающий мир ещё больше посветлел, подменяя привычную реальность цифровыми образами. Впрочем, реальное и нереальное мало чем отличались друг от друга — всё тот же зал, всё те же зеркала, тот же паркет под ногами.

— Идите, — прошептал Ито негромко, — я готов.

И они пришли. Шагнули из стен-экранов, обступили со всех сторон. Десять фантомов без лиц, десять оживших металлических статуй... Нет, уже не статуй — металл потемнел, оплыл складками ткани, призраки зазеркалья обернулись высокими фигурами в одинаковых одеждах свободного покроя: кроссовки, брюки, спортивные куртки-ветровки. Капюшоны на головах скрывали черты, глаза прятались в тени — противники Ито оставались для него безликими. Как и те, в "Альтаире".

— Начали!

Барабан... клавишные... а вот и гитара:

Последний аккорд, багровый туман

Над пропастью прожитых лет...

Ритм подхватил его, плавно закрутил на месте. Ноги... торс... руки... Настроиться на десять партнёров сразу, влиться в десять импровизаций одновременно... Как?! Да никак. Невозможно. Но ему нет нужды совершать чудо — нужно лишь поймать танцоров на первых движениях и упредить их, прервать начинающийся танец, не дать ему превратиться в атаку. Стая нападает не сразу, ей нужно секунд пятнадцать на "настройку". Они ждут, пока подействует наркотик, пока окрепнет эмпатическая связь и все десятеро войдут в нужный темп. Главное условие Последнего Аккорда — не победить, а всего лишь устоять на ногах, продержаться. Никто не запрещает бить в ответ, но жертвы инстинктивно ждут, пока начнут "танцоры". Психологически трудно первым напасть на того, кто не демонстрирует угрозу. Да и зачем спешить, когда время, вроде бы, работает на тебя?

Опасная иллюзия. Но если не поддаться ей, если ударить на упреждение и навязать бой по собственным правилам, то можно нарушить привычный для Стаи ход событий.

Ито шагнул вправо и ударил ногой. Фигуру в капюшоне вынесло из круга, а японец, закрутив себя быстрым разворотом корпуса, уже атаковал другого "танцора". Колено, бок, живот... минус два! Теперь блокировать выпад соседнего "призрака", рубануть ладонью в приоткрывшуюся шею и стремительным пируэтом — противнику за спину, чтобы прикрыться им от атаки другого фантома...

Враги бесплотны, их удары неощутимы, лишь потом на записи Ито сможет увидеть свои ошибки, а компьютер бесстрастно подсчитает все полученные синяки, ссадины и переломы. Тоже, к счастью, виртуальные.

Шаг влево, блок, удар... Шаг вправо и плавное, почти танцевальное па... Ногой — в голень, потом быстро вперёд, и коленом — в пах. Тут не татами, так что к демонам правила.

Круг фантомов рассыпался, бойцы перемешались на площадке, больше не помогая, но мешая друг другу. Ито кружился среди них, щедро раздавая "маваши" и "ёко гэри". Сердце уже знает, что победа близка, но не пускает это знание в разум. Хмель торжества опасен, он может замедлить движения, притупить реакцию... Темп, темп, темп!

"Призраков" осталось четверо, потом трое. Прыжком избежав подсечки, он промчался мимо очередного противника, на ходу вбивая локоть в неприкрытый бок. "Клин" Такидзавы, фирменный приём отца. Тело сопротивления воздуха, конечно, не ощутило, но Ито знал: от "клина", нанесённого с должной силой, бойца не спасёт даже мощный мышечный каркас — Дзёнсай-старший на тренировках показательно ломал им доски, крошил кирпичи. Минус восемь!

— Стоп. Сброс программы.

Двое оставшихся фантомов дружно мигнули и растаяли в воздухе.

— Эй! Куда?!

Он даже не осознал, что выкрикнул это в голос. Проклятый симулятор! С глухим ругательством Ито сорвал с головы очки. И зажмурился, ослеплённый вспыхнувшим светом.

В дверях стояла Элиса — обнажённая, похожая на античную статую. Заглянув в её глаза, Ито вздрогнул — их наполняла обжигающе холодная ярость. Он шагнул к ней.

— Элли...

— Вот, значит, как, — девушка усмехнулась — будто волчица показала зубы перед броском. — Вот, значит, как ты собираешься танцевать.

Ито молчал, не в силах протестовать, оправдываться, что-то говорить в свою защиту. Казалось, гнев танцовщицы парализовал его и лишил дара речи.

— Кончено, — сказала она, сжимая кулаки. — Убирайся. Вон из моей жизни.

Голос её не срывался на крик, но вибрировал от страшного, едва сдерживаемого напряжения.

"Я должен сказать... — думал Ито, одеваясь. — Я должен ей сказать... Должен..."

Он собрался и покинул дом на Чейн-стрит, так и не сумев вымолвить ни слова.

11

— Здравствуйте, Кларенс-сан.

Человек замирает на миг, щуря рыбьи глаза, пустые и бесцветные. Потом медленными шагами идёт дальше — к припаркованной возле короба уличного утилизатора грязно-жёлтой двухместной "Эспланейд".

— Вы уже второй раз застаёте меня врасплох, господин Дзёнсай.

— Я не старался сделать это намеренно.

— Верю, охотно верю... А у вас ко мне снова какое-то дело, да? Жаль, в прошлый раз я так и не смог помочь.

— Разве? Но я ведь получил, что хотел.

— Быть не может! — тощее вытянутое лицо ещё больше вытягивается, демонстрируя изумление. — Бывает же такое! Рад, господин Дзёнсай, честное слово, рад. Клянусь, у меня так и сидела заноза, что вы ко мне с вежливой просьбишкой пришли, а я ничем, ну вот совсем ничем...

— Мне нужна ещё одна встреча, Кларенс-сан.

— Э-э-э... Извиняюсь, с кем?

— Со Стаей. Я хочу снова выйти на танцпол.

Букмекер, уже наклонившийся к дверце авто, медленно выпрямляется. Его тонкие сухие губы растягиваются в нарочито любезной, но неприятной улыбке.

— При всём уважении, вы спятили. Знаете же, что я тут не при делах. С другой стороны, я кое-что слышал с того дня о... Стае, да? Говорят, они дважды не танцуют в одной компании. Говорят, Последний Аккорд — как печь крематория, в него по второму разу не войдёшь.

— Говорят, будто нет занятия увлекательней, чем придумывать исключения из правил, Кларенс-сан. И чем правило строже, тем интереснее однажды его нарушить.

— Болтают, господин Дзёнсай. Чтобы нарушить правило, причина нужна повесомее.

— У Стаи она есть.

— Да ну? И какая же?

— Скука. Это, должно быть, очень скучно — раз за разом побеждать по одним и тем же правилам, танцевать один и тот же танец, разыгрывать одну и ту же партию. Передайте им, что во второй раз со мной не будет скучно.

— Даже если бы я мог, — тощий человек разводит руками, — с чего вы так уверены, будто тем ребятам такого не говорили? Думаете, вы первый оригинал, захотевший отыграться?

— Думаю, я первый, кто это сделает.

— Ха! Мистер чемпион, вы даже не представляете, сколько проигравшихся парней приходит в казино с точно такой же уверенностью. И сколько из них вышло обратно миллионерами?

— Вы так отговариваете неудачника не рисковать понапрасну... Очень благородно, Щука-сан.

В рыбьих глазах вспыхивает на миг злой огонёк, но потом букмекер усмехается:

— Уели, господин Дракон. Неудачники — мой хлеб, я на них деньги делаю.

— Тридцать семь тысяч. Поставлю против тех десяти, что отдал в прошлый раз.

— Хотите "вернуть своё"... Такого я тоже навидался, так частенько и проигрывают всё, что в карманах осталось. А почему тридцать семь? Не тридцать пять, не сорок?

— Столько у меня есть.

— Ну, так я и думал. Ва-банк идёте, господин Дзёнсай. Уверенность ваша — оборотная сторона отчаяния.

— Время покажет. Вы всё ещё помните, где я живу?

— Не забыл. Хотя убейте меня, не понимаю, зачем бы это мне нужно.

— Не иначе, когда-нибудь пригодится. Хорошего вечера, Кларенс-сан.

— И вам не спотыкаться, господин Дзёнсай.

* * *

Памятуя о прошлом разе, он полночи провёл в ожидании звонка. Ходил по комнатам, цедил холодное молоко, включил ти-ви, но усидеть перед экраном не смог — снова вскочил и пошёл на кухню, оттуда метнулся в ванную, заглянул в гостиную, в спальню...

Минут двадцать стучал по манекену — просто чтобы снять напряжение. Когда понял, что усталость не превозмогает переполняющее тело возбуждение, оставил "пластикового Олафа" в покое: работая на адреналине, легко потерять чувство меры, придётся потом расплачиваться болью в "забитых" мышцах или того хуже — можно травмировать сустав.

В конце концов, Ито заставил себя полежать в шавасане (8) и сделать дыхательную гимнастику. Помогло. Так и не дождавшись сигнала вызова, он принял душ и уснул, едва лишь вытянулся на постели.

* * *

Утром с неожиданной силой потянуло танцевать. После обычного комплекса разминки-растяжки, он включил музыку и прошёлся по гостиной, наслаждаясь свободой движений. Пируэт, обратный полупируэт, прыжок... Тело слушалось легко и всё делало будто бы само, подчиняясь льющемуся из колонок ритму. Аматерасу, до чего же хорошо!

"Завтра среда", — вспомнил вдруг Ито посреди второго трека, и танец его сломался.

"Убирайся. Вон из моей жизни..."

Удовольствие лопнуло пережжённым кувшином, протекло сквозь трещины хинной горечью. Почти не чувствуя вкуса, он выпил стакан простокваши, быстро оделся и вышел. До времени, проставленном в расписании дня, было ещё минут пятнадцать, но Роше уже ждал на парковке отеля возле неизменного красного кара. Тому, что пунктуальный Дзёнсай появился раньше обычного, француз как будто не удивился, его умению держать эмоции в кулаке позавидовало бы немало японцев. Всего через четверть часа они были возле большого спортивного комплекса, принадлежащего Альберту Макфайтону — Ито предстояло провести очередной тренинг по кудо, один из почти полусотни предписанных ему по контракту со "Школой чемпионов".

Резерв времени, подаренный собственной спешкой, он потратил на шавасану, успокоил растрёпанные нервы и занятие выстроил уверенно, будто занимался преподаванием всю жизнь. Парни явно остались довольны, а после показательных спаррингов, которыми Ито по обыкновению завершил тренировку, до его ушей донеслось неожиданное:

— Во даёт сенсей! Прямо танцует сегодня!

— Что? — изумился Дзёнсай, поворачиваясь к парню, что произнёс эти слова. Тот смутился.

— Ну, это... Ты сегодня такое ногами выделывал — будто на сцене. Ката "крутил" — шоу! А в спарринге приплясывал, как под музыку... Я засмотрелся.

Группа одобрительно загомонила и, перебрасываясь солёными подначками, потянулась к раздевалке. Обескураженный "сенсей" остался стоять в додзё на помосте с макиварами.

"Почему они не звонят? — подумал он с внезапно вспыхнувшей злостью. — Почему не назначают день и место? Проклятая Стая — единственное, что удерживает меня в чужой стране!"

Весь день и долгий осенний вечер он прождал вызова, нервно реагируя на каждый входящий сигнал. Позвонил Акира Исузи, желающий держать руку на пульсе событий; позвонил Макфайтон с предложением поучаствовать в сеульском файт-шоу, приуроченному к двухсотлетию смерти Брюса Ли; трижды звонил по разным поводам Клод Роше, и на третий раз Ито едва удержался, чтобы не послать француза ко всем его французским демонам. А уже ближе к ночи, когда ожидание стало невыносимым, на экране ви-фона появилась мама.

* * *

В свои сорок семь Тоноко Дзёнсай выглядела... на сорок семь. Сколько Ито себя помнил, она была молода, энергична и сложена как модель, рекламирующая спортивные бикини. В сорок лет ей не давали больше двадцати пяти, и незнакомые люди, видя рядом с пареньком-подростком молодую красивую девушку, зачастую принимали их за брата и сестру. Ито сердился, а отца это всегда веселило — похоже, рядом с нестареющей женой он чувствовал себя прекрасно. Мама тоже смеялась, её губы будто созданы были для милой, восхитительно застенчивой улыбки.

Гибель Такидзавы стала для Тоноко тяжким ударом, буквально за несколько месяцев отставшие годы словно догнали её, иссекли морщинами прекрасное лицо, утяжелили походку. Горе женщину не сломило, да и физически она по-прежнему держала себя в форме, но при этом заметно посуровела и почти перестала улыбаться.

Впрочем, сейчас лицо Тоноко осветилось радостью.

— Ито, сынок! Здравствуй, мой милый.

— Мама... — он растерялся, увидев её.

— Прости за поздний вызов. Я так соскучилась... Не видела тебя больше трёх месяцев.

— Да, я был занят. Столько дел...

— Навести меня, когда сможешь.

Он замялся с ответом и увидел в глазах матери тень неуверенности.

— Ты скоро вернёшься в Осаку?

— Не знаю. У меня обязательства по контракту.

— Я понимаю... — неуверенность в её глазах обернулась пронзительной, детской беспомощностью, и он опять, как при прошлом их разговоре, ощутил прилив злости.

Зачем она позвонила?! Зачем сделала это именно сейчас?! Наверное, психотехник Исузи смог бы доходчиво объяснить, почему в прошлый раз Тоноко разыскала сына прямо накануне его вылета на континент. Они почти не общались со дня похорон отца, Ито её избегал и о предстоящем "Суперфайте", конечно же, не обмолвился ни словом. Когда тем вечером на ви-фон пришёл вызов из дома, первой мыслью было, что тайное стало явным, однако Тоноко сама не знала, зачем набрала номер сына, и десять бесконечно долгих минут тот наблюдал, как лицо матери искажают то растерянность, то плохо скрываемая тревога. Ито тогда едва не сказал ей, что она опоздала, что беспокоиться нужно было за отца, а теперь ничего уже не изменишь. Наверное, он был несправедлив в своём гневе: Такидзаву, озабоченного падением престижа семейной школы, смог бы остановить разве только восставший из могилы дед. И всё же Ито попытался... а Тоноко — нет.