Лаэр-Данвед

Над ним нависала виноватая морда Имирина. Келегорм уцепился за свисающий повод и кое-как сел. Вытер лицо, размазывая кровь и лошадиную слюну. Руки слегка дрожали от слабости, голова была пустой и лёгкой, как скорлупка выпитого яйца.

Крепость...

Минас-Тирит стоял в кольце огней. Мост был поднят, на башнях горели факелы — но внизу, на берегу, факелов было больше, и они беспрестанно двигались, словно клубящийся рой светляков, а за факелами колыхалась тьма, вытягивая жадные щупальца в сторону замка. Ветер донёс от реки воющее эхо колдовской песни, перекрываемое хохотом и криками орков, — и Келегорму самому захотелось выть и кричать от бессилия.

Он не ошибся — волчьи всадники пришли к Минас-Тириту на исходе ночи. Когда тьма в зверином обличье уже сделала своё дело, как на заставе у Топей. Когда осталось только добить выживших...

...На берегу напротив ворот поднялась какая-то возня. Орки и волки заметались, разбегаясь в стороны — Келегорм готов был поклясться, что их обстреливают с надвратной башни. Море факелов расступилось, откатилось от берега. Подъёмный мост опустился — вернее, упал, гремя цепями, и из крепости стремительным потоком рванулись всадники, топча и сметая зазевавшихся орков.

Враги дрогнули, но лишь в первый момент. Опомнившись, они навалились на эльфов с двух сторон, на берегу закипела свалка, а по мосту летели новые и новые всадники, и только тогда до оглушённого Келегорма дошло — это не вылазка, это бегство.

Он чуть не застонал, кусая солёные от крови губы. Конечно, у Ородрета не было выбора: если эта волшба способна убивать сквозь стены, то ему оставалось только увести эльфов из западни, пока они не начали падать замертво на постах, как тот несчастный дозорный. Это было лучше, чем потерять и крепость, и войско. Но даже в страшном сне Келегорму не снилось, что Минас-Тирит будет взят с одного приступа.

Эльфы дрались на берегу, пробивая себе путь на свободу. Их было мало — меньше половины гарнизона, с ужасом понял Келегорм. Если это все, кто способен биться после чародейской песни... О, Варда Всевидящая, а он-то думал, что ему в Аглоне пришлось туго!

Он должен был быть там. Сражаться вместе с ними. Умереть вместе с ними, на самый худой конец... Цепляясь за стремя, а потом за седло, он смог поднять себя с земли; Имирин стоял смирно, дожидаясь, пока хозяин утвердится на подгибающихся ногах.

Не дождался.

С того берега снова хлестнуло воем. Не так сильно, как в первый раз, — но хватило с избытком. Келегорм только успел увидеть, как мечутся в кольце факелов ошалевшие кони, как роняют оружие и валятся из сёдел всадники, а потом выпустил стремя и осел в траву, отплёвываясь кровью. На этот раз он был даже рад провалиться в обморок — сил не было смотреть на то, что творилось у моста.

Когда он снова открыл глаза, кругом всё ещё стояла темнота, но не такая беспросветная — в густой мрак понемногу вливалась прозрачная серость рассвета. У моста было тихо, зато по берегам вовсю голосили волки.

Имирин потолкал хозяина мордой, потом что-то сообразил — и опустился рядом на траву, подогнув колени. Со второго раза Келегорм вскарабкался в седло, и конь шагом двинулся в рощицу, подальше от вражеских глаз.

В редеющей темноте вдоль реки мелькали быстрые тени. Он разглядел волков, носящихся у воды, — они кружили, как на охоте, опустив морды к земле; иные уже скрылись из виду, подавая голос с дальних концов долины. Келегорм обрадовался: раз волки ищут следы, значит, кому-то удалось уйти — но радость тотчас остыла. Волки не стали бы преследовать большой и сплочённый отряд — себе дороже. Так, врассыпную, они охотились только в тех случаях, когда гоняли уцелевших беглецов поодиночке.

Сколько их, уцелевших? Дюжина, две? Полсотни? Из всего гарнизона?

Минас-Тирит пал. Ородрет, скорее всего, мёртв. Ущелье Сириона открыто. Что ты там говорил, Финдэ, — что нам под силу одолеть Моргота? Посмеяться бы — да нам обоим не до смеха...

За деревьями шевельнулось что-то тёмное и большое. Келегорм потянулся к оружию, но Имирин всхрапнул, раздувая ноздри.

"Конь. Со всадником. Свой".

Это и впрямь был конь. Он стоял, опустив голову и часто поводя боками, изнурённый страхом и скачкой. Всадник выглядел не лучше — он согнулся в седле, уронив голову на грудь, так что растрепавшиеся волосы занавесили лицо. Но именно по ним Келегорм признал этого эльфа — других золотоволосых в крепости не было, если не считать его самого.

Он шёпотом окликнул Ородрета, но тот не отозвался. Подъехав вплотную, Келегорм понял, почему: наместник был в беспамятстве и держался в седле только потому, что был привязан ремнями. Сопоставив это с резнёй у ворот Минас-Тирита, нетрудно было догадаться, что произошло. Ородрет, видимо, потерял сознание ещё в крепости, и те, кто пошёл на прорыв, пытались увезти его с собой, привязав к коню. И, наверное, защищали его, пока могли, каким-то чудом протащив через волчий заслон, — или конь сам вырвался из бойни и ускакал вместе с живым грузом. Только отвести его в безопасное место было уже некому.

Келегорм похлопал кузена по щекам, попытался было растереть ему руки — но кисти были притянуты ремнём к луке седла. Он потянулся за Ангристом — и замер, не успев вытащить кинжал.

От реки снова донёсся волчий вой — на этот раз совсем близко.

"След!" — взывал зверь, захлёбываясь охотничьим пылом. — "След! Все сюда!"

Возбуждённо перекликаясь, стая стягивалась к роще. Волки шли небыстро — верховые. Всё равно не уйти. И не отбиться — тем более сейчас, когда ему вряд ли хватит сил поднять меч.

Долго раздумывать было некогда. Келегорм отстегнул свой плащ, скомкал и бросил за кусты. У Ородрета был крапчатый конь, более тёмной масти, но он надеялся, что преследователи не обратят на это внимания. Спускать бесчувственного всадника с седла, пересаживать на своего коня и привязывать заново — слишком хлопотно, а вот снять с него плащ и набросить на себя — минутное дело. Келегорм расправил тёмно-зелёный шёлк с вышитыми на нём золотыми змеями Финарфина, быстро выдернул шнурок из косы, растрепал волосы. Погладил чужого коня по шее, наклонился к настороженному уху.

"Беги на юг. Подальше от реки. Берегись волков. Отыщи своих".

Тот согласно фыркнул. Он не привык, чтобы ему приказывал кто-то, кроме господина, но спорить не стал. Келегорм проследил, как конь с Ородретом на спине рысит в указанном направлении, и тронулся в противоположную сторону. Выехал из-под прикрытия деревьев и пустил коня шагом, забирая прочь от реки.

Сумрак ещё не разошёлся полностью, но золотоволосого всадника в зелёном плаще было видно хорошо. Он успел отъехать от рощи всего на полёт стрелы, когда вслед ему покатился многоголосый вой — и ещё громче завопили орки, нахлёстывая своих зубастых скакунов.

— Скачи! — выдохнул Келегорм, сжимая колени. — Скачи, друг!

Того не надо было просить дважды. Чуя за собой волков, Имирин помчался так, словно был вскормлен в табунах Оромэ на светлых лугах Амана. Эльф пригнулся в седле, почти прижимаясь к шее коня. Там, на Западе, он часто скакал вот так, во весь опор, гоня белогривого Нинквэтара по холмам и равнинам, прыгая через ручьи, птицей перелетая через овраги. Но там он был охотником, а здесь — добычей. И не надеялся уйти от загонщиков — только выиграть время, потому что они, конечно, разберутся, кого поймали, когда разглядят его поближе...

Он не удержался, глянул назад. Волки уже не выли — берегли дыхание; орки что-то выкрикивали на скаку, но ветер уносил их вопли прочь.

Имирин быстро начал сдавать. Он устал днём, измаялся ночью, его не могло хватить надолго. Келегорм с самого начала знал, на что обрекает коня, — и всё же тяжело было слушать его срывающееся, запалённое дыхание, неровный перестук копыт, когда Имирин из последних сил пытался удержать правильный ритм бега, прежде чем сбиться на запинающуюся рысь.

Первый всадник на матёром буром волке нагнал их, обходя слева и целя пикой в брюхо коню. Видимо, он забыл, что эльфу нет разницы, с какой руки бить, — и Келегорм не промедлил ему напомнить, отмахнувшись мечом с левой. Орк с рассечённым плечом кувыркнулся с волка, но справа уже догонял другой. Келегорм рубанул его, почти свесившись с седла, — неудачно: меч застрял в кожаных доспехах и вырвался из нетвёрдой руки. И почти сразу же первый волк вцепился коню в бедро.

Имирин закричал от боли и ужаса, заваливаясь на бок под тяжестью повисшего на нём зверя. Эльф спрыгнул на землю, качнулся, едва удержался на ногах. Успел выхватить кинжал — и свалился, получив по затылку рукоятью ятагана от подоспевшего третьего орка.

~ ~ ~

Его привели в чувство самым незатейливым способом — макая головой в реку. С первого раза он чуть не захлебнулся, со второго — кое-как прокашлялся, поминая Моргота и всех тварей его, с третьего — замолчал и начал осмысленно вырываться из державших его рук, из чего орки заключили, что ему уже хватит.

Мокрого, его вынули из воды, как подбитого селезня, и бросили поперёк волчьей спины. Пленнику заблаговременно связали руки и ноги, но плащ оставили и даже подпоясали обрывком верёвки, чтобы не слетел. Орки явно собирались показать трофей во всей красе, но вот кому?

Кто руководил нападением? Кто из слуг Моргота был способен за ночь взять одну из трёх сильнейших крепостей западного Белерианда? Кто из них был наделён властью поражать сердца страхом и убивать без оружия?

Ответ на эти вопросы Келегорм получил через полчаса, когда его спустили с волка, развязали ноги и, взяв за локти, потащили в северо-восточную башню, в покои Ородрета.

Снаружи уже рассвело, и в узкие окна-бойницы били косые солнечные лучи. Стол, за которым Ородрет писал, был очищен от бумаг и накрыт содранной с окна занавеской; на занавеске красовалось что-то вроде завтрака на скорую руку — ковш вина, тарелка с нарезанным хлебом и мясом, другая — с орехами и ягодами.

А за столом, прихлёбывая эльфийское вино из принадлежавшего Ородрету кубка, сидел майа.

Келегорму уже доводилось видеть духов, надевших на себя одежды плоти по образу Воплощённых. В Амане он ездил на охоту с Тилионом, в Дориате стоял перед владычицей Мелиан, — и его не могла обмануть внешность этого создания, с виду так похожего на простого эльфа. Чёрные волосы, небрежно рассыпанные по плечам, тонкие и правильные черты лица, ленивый прищур очень светлых, почти прозрачных глаз, длинные изящные пальцы — это всё было снаружи. А из глубины, из-под оболочки ладно скроенного тела, прорывались сполохи леденящего чёрного пламени — и по комнате, глуша солнечный свет, змеились отблески-тени. Драконы извергают огонь, морские гады — воду, но чудовище, сидящее за столом, дышало отравленной тьмой и было пострашнее драконов и морских гадов.

Саурон. Саурон Жестокий, наместник Ангбанда. Сильнейший из майар, обратившихся к Тьме.

Орки подтащили Келегорма поближе. Один — похоже, десятник — залопотал на Чёрном Наречии, и Келегорм насилу заставил себя не морщиться. Он знал, что звук вражеской речи — наименьшее из неудобств, которые ему предстоит испытать в самом скором времени.

Саурон прервал орка взмахом руки и вперился в пленника внимательным взглядом. Келегорм задержал дыхание. Это всего лишь слуга, напомнил он себе. Маэдрос стоял перед самим Врагом — и не дрогнул, не сломался. Он выдержал — значит, и я выдержу.

— Итак? — Голос Жестокого звучал мягко, почти дружелюбно. — Кого же я перед собой вижу?

Келегорм молчал, стиснув губы и наглухо замкнув разум. Он твёрдо решил, что не издаст ни звука, пока будут силы терпеть, а там... Он не знал, что будет "там", но про себя надеялся, что жизнь покинет его раньше, чем он опозорит себя криком.

— Нолдор, нолдор... — Саурон бросил в рот сушёную виноградину. — До чего же бестолковое племя. Ведь сами понимают, что рано или поздно заговорят, — и всё равно упираются до последнего.

Он махнул оркам, что-то приказал — от звуков Чёрной Речи у Келегорма опять сдавило виски. Двое стражников поклонились и вышли из покоев.

Через некоторое время они вернулись и втащили в комнату кого-то ещё. Келегорм слышал за спиной тяжёлое дыхание и спотыкающиеся шаги, но не пошевелился, удерживая каменное выражение на лице. Саурон шевельнул бровью — орки подвели другого пленника к столу и поставили рядом, крепко держа за локти. И повернули их лицом друг к другу.

Келегорму чудом удалось сохранить бесстрастный вид. В лице Морфиона тоже ничего не дрогнуло, только взгляд быстро метнулся к зелёному плащу на плечах Феаноринга и назад.

— Ты знаешь, кто это? — спросил Саурон, обращаясь к Морфиону.

Нолдо нехотя кивнул. У Келегорма пересохло во рту.

"Дождался своего часа. Змей, предатель... Говори уж, не тяни..."

— Говори, — снисходительно кивнул Саурон.

Медленно и неловко, насколько позволяли заломленные руки, Морфион поклонился Келегорму.

— Это мой господин, лорд Ородрет из дома Финарфина, — тихо, но отчётливо проговорил он.

Все силы потребовались Келегорму, чтобы ни лицом, ни мыслью не выдать своего изумления.

Саурон прищурился. Жёсткий взгляд майа ещё раз обежал Феаноринга с головы до ног, задержавшись на спутанных, мокрых после вынужденного купания волосах.

— Лорд Ородрет, — протянул он с непонятным выражением. — Какая удача... Скажи мне, лорд, а есть ли в твоём прекрасном замке такая простая, но очень полезная в хозяйстве вещь, как дыба?

Келегорм сцепил зубы. Он ждал этого. Он помнил, как было с Нэльо, и не рассчитывал, что ему дадут умереть быстро.

— Нет? — Майа поднял бровь. — Очень жаль.

Он проронил несколько слов на Чёрном наречии — два ближайших орка схватили Морфиона за плечи и надавили, вынудив опуститься на колени. Один из стражей взял правую руку эльфа и вытянул её в сторону, намертво зажав локоть.

— Мерзко, конечно, — вздохнул Саурон. — Но чего не сделаешь ради истины.

Взгляд майа сделался пустым и отрешённым. Зато волк, стоявший рядом с охранниками, с необычайной живостью закрутил головой. А потом разинул пасть и прихватил руку Морфиона зубами — ладонь и запястье.

Не будь Келегорм мокрым с головы до ног, он облился бы холодным потом. Морфион дёрнулся, но орки сильнее налегли ему на плечи.

— Повторяю вопрос, — раздельно проговорил Саурон с тем же отрешённым видом. — Как его имя?

— Ородрет. — Голос сероволосого нолдо был хриплым. — Артаресто Арафинвион.

Клыки волка сжались, впиваясь в кожу и мякоть. Несколько капель крови скатились по согнутым пальцам и разлетелись тёмными кляксами на деревянном полу. В тишине было слышно, как Морфион скрипнул зубами — но и только.

— Имя, — ровно повторил майа.

— Ородрет, — ответил Морфион.

И захлебнулся долгим шипящим вдохом, когда волк сильнее сдавил зубы. Кровь застучала по полу частой капелью.

— Хватит! — Келегорм рванулся к нему, но его конвоиры тоже были начеку и удержали его на месте, ещё сильнее выкрутив руки.

— О, да ты заговорил, — усмехнулся Саурон. — Может, представишься сам?

— Мой лорд... — Лицо Морфиона было серым, как пережжённый воск, но взгляд, ясный и настойчивый, поймал взгляд Келегорма и удержал. — Не... не говорите с ним, мой лорд...