Под звездой с именем Солнце

В бок врезались острые когти твари. Я и не заметил, как она оказалась так близко, но благо, была быстро оглушена ударом рукояти ножа в основание шеи.

— Дио! Ты в порядке?! — лучше бы эта дурочка о себе беспокоилась.

— В норме... — чуть шипя, я уложил еще одну тварь. Кажется, когти монстра вошли неглубоко. Но, черт возьми, как же больно!

В очередной раз за сегодня ко мне приблизился Краух, всё еще державший Ивону на руках.

— Всё! Хватит, вы уходите! — я даже не посмел перечить, забирая у него сестру — Ни к чему хорошему этот бой не приведет!

Я лишь кивнул. Парень громко крикнул Мишель, чтобы она пустила Госта вперед — расталкивать тех тварей, которые успели пробраться дальше по дороге. Девушка быстро разгадала дальнейший ход событий. Вот только она и не догадывалась о том, что побегут только трое.

Когда Гост отскочил на несколько метров, мы побежали. Поначалу Краух бежал с нами. Наверное, он хотел, чтобы Мишель убедилась в том, что он рядом. Она и вправду несколько раз оглядывалась в поисках него. Но всякий раз, находя его фигуру, она успокаивалась и вскоре перестала оборачиваться. Шум погони и рычание тварей были настолько сильными, что я и сам не заметил, когда Краух отстал от нас.

Всего за десяток минут мы преодолели всю оставшуюся дорогу. Погони уже не было. Так же, как и не было слышно выстрелов пистолетов Крауха. Похоже, но перевел их на бесшумный режим.

Мы просто упали на землю. Не в силах пошевелиться, я прижимал к себе сестру. Мишель пыталась отдышаться. На мгновение над нами повисло молчание. Слышалось лишь прерывистое дыхание, которое при каждом вдохе отдавалось болью в лёгких. Но потом произошло то, что должно было случиться: девушка заметила отсутствие Крауха. Она тут же подскочила с земли, оглядываясь.

— Где он?! — её глаза так и впечатались в моё сознание. В них было что-то страшное. Злость, смешанная с яростью и глубочайшей растерянностью. Я не посмел ответить.

— Нет! Не может быть! — девушка в глупом порыве рванулась назад, к горной дороге, туда где (теперь я это отчетливо различал) слышалась борьба, но я вовремя успел её поймать, схватив за плечи и прижимая к себе.

— Ему нужна помощь! — Мишель билась в моих руках, словно птица, пойманная в капкан. Я же старался держать ее сильнее. Глубокое убеждение, что меня убьют, когда узнают, что я учудил подобное, никак не отпускало.

Того, что произошло дальше, не ожидал никто. В один миг, громом с неба, послышался небывалый треск. На наших глазах горная дорога пошла трещинами. Это длилось недолго, но в эти секунды мне казалось, что я и сам готов ринуться туда. Секунда, отделяющая реальность от кошмара — и камни полетели вниз. Большими валунами они падали, вместе с ними падали и твари, среди которых затерялась фигура Крауха.

Мы словно замерли, не смея шевельнуться. Очередной завал накрыл всех живых существ, а вместе с ними и нашего друга... Над горами повисла оглушающяя тишина.

Я все еще продолжал прижимать к себе Мишель, когда она вновь забилась в моих руках.

— Пусти! Пусти меня, Дио! Мы должны помочь ему!

Девушка была в полнейшем отчаянии, от которого меня отделяло лишь обещание, данное Крауху. Она безуспешно рвалась и кричала, пытаясь вырваться.

— Успокойся, дура!

Я повернул её к себе и попытался привести в чувство как следует, встряхнув за плечи. Но нет. Мишель лишь больше распалялась, пытаясь вновь повернуться к котловине

— Даже не думай!

Я решил использовать единственное, что могло вернуть её к реальности. Единственное, что могло убедить остановиться и хоть немного успокоиться эту девчонку — Он бы не позволил! Краух ни за что не дал бы тебе рисковать своей жизнью. Именно поэтому он остался! Именно поэтому...

На мгновение девушка застыла. Из ее глаз крупными каплями посыпались слезы.

— Не смей говорить о нем в прошедшем времени! Он жив. Краух не мог умереть... Не мог! Ты меня слышишь?!

Мишель вконец разрыдалась, уткнувшись в мою грудь. Кажется, она немного осознала, что произошло. Девушка плакала, а я ничего не мог поделать, будто окаменев. В этот момент мне показалось, что я оглох. Я слышал лишь её громкие рыдания и сам пытался не поддаться отчаянью.

В какой-то момент Мишель замолкла. Не стало слышно всхлипов и криков. Нет, отчаяние не отступило и боль не ушла из сердца. Она просто потеряла сознание, переполненная эмоциями. Но даже после этого я не отпустил её.

Неожиданно в голове всплыл наш с Краухом разговор. И я неожиданно понял, что и по моим щекам потекли слезы. Он соврал! Он спас Ивону. Ему не было всё равно, что случится с ней. Не было...

В таком положении мы провели более часа. В конце концом слезы высохли, оставив после себя лишь болезненное ощущение пустоты. Как оказалось, даже с годами терять близких людей было больно.

Всё еще прибывая в прострации, я донес Мишель, а затем и Ивону до Госта, ожидавшего рядом. Казалось, пёс тоже понимал, что случилось что-то ужасное. Мы вновь, не оглядываясь, отправились в путь. Нужно было как можно скорее уйти отсюда. Ведь мало ли, кого могло разбудить подобным шумом. Но лишь одно я понимал точно. Мы никогда уже не вернемся сюда. И дело было не в плохих чувствах, которые, несомненно, оставило это место. И даже не в ноше, которую оно повесило на нас. Всё дело в том, что в нашем мире три типа людей: оптимисты, пессимисты и реалисты.

Я был реалистом. И в моей реальности из-под таких завалов люди не выбирались...

Глава?11.

Мишель Клортейн, мечтающая о Солнце.

Из-за тощей двери слышался шум. Он не умолкал ни на минуту, то возрастая, то затухая до лёгких перешёптываний. Вскрики, гомон, шаги. Всё это, словно осиный рой, постоянно трепетало и жужжало, не давая ни заснуть, ни толком задуматься. Это был своеобразный антибиотик — таблетка от всех воспоминаний-дум, облегчающий жизнь на несколько мгновений. Вот только, как и у всех лекарств, срок его действия ограничен и, обычно заканчивающийся с наступлением темноты, сегодня истекал навсегда, указывая на новый, еще не взятый рубеж.

Это был день прощаний. Нужно было отбросить всё, что могло удержать меня здесь. Я в последний раз потянулась к воспоминаниям, которые, словно река, прорвавшаяся через платину, затопили меня.

Краух... Мне до сих пор не верилось, что его нет. Я почти ощущала его присутствие, то, забывшись, зовя, то ища в лицах людей, проходящих за окном. И каждый раз его не оказывалось рядом. В такие моменты хотелось всё вернуть назад. Но куда? В бункер или к кратеру, теперь заполненному камнями? Ответа не было. Он не захотел находиться и по прошествии двух недель, ушедших с того дня, когда мы в последний раз видели Крауха.

Как странно оказалось человеческое существование, которое раньше было для меня таким простым. Всего в один миг я потеряла человека, так яро хотевшего быть рядом со мной; волновавшегося обо мне и, самое ужасное, потерявшего свою жизнь в стремлении защитить меня. От этого осознания становилось дурно. Вместо свободы, о которой я грезила за железными перегородками бункера, я лишь обрела другие цепи, навсегда уже привязавшие меня к одной лишь улыбке человека, ушедшего в темноту.

Наверное, это было моим наказанием, за противоборство судьбе. Но... Я всё ещё не собиралась сдаваться. Не этой ценой. Я стойко решила, что приму то будущее, от которого с радостью отказалась бы еще несколько недель назад.

За дверью послышались голоса Ивоны и Дио, и, подступившая было истерика, тут же спала на 'нет'. Я не имела права быть унылой и вялой перед ними. Ведь не одной мне после последних событий было плохо. К кому же я пообещала себе оставить все плохое позади.

— А вот и мы!

Ивка ворвалась в комнату, будто маленький ураган. За ней в дверной проход протиснулся Дио, тащивший несколько тяжелых сумок. Госта не было. Хозяева гостиницы не разрешили ему даже переступить порог их заведения, и поэтому псу пришлось все это время оставаться на улице среди детей и стариков, которым уж очень хотелось посмотреть на 'большого зверя гор'.

— Представляешь, я такие цветы видела! Они жёлтые, совсем как солнышко, — на этих словах Лантерс неожиданно споткнулся, чуть не угодив лицом в пол. — И такие маленькие. Мы нашли их недалеко от рынка...

Девочка ещё долго щебетала, расхваливая непонятные цветы, я же помогала Дио раскладывать покупки, делами пытаясь унять весь тот ураган, что творился в сердце.

Медленно, за делами, наступил полдень. Ивонка убежала на улицу, играть с соседскими детьми. Она так радовалась новым знакомым, что её заливистый смех был слышен даже в дальних углах гостиницы.

— У неё прилив сил, — я улыбнулась, глядя на то, как дети бегают под окном.

Дио поднял уставший взгляд на меня. В его глазах читалось что-то страшное. Будто он только что увидел смерть, а она помахала ему своей костлявой рукой и улыбнулась.

— Что-то случилось? Паршиво выглядишь, — я подошла ближе, стараясь понять, что же стряслось.

— Те цветы... — он убито прикрыл глаза рукой — Они были фиолетовыми... Понимаешь, Миш? Фиолетовыми!

В этот момент я поняла, что мы слишком долго пробыли в этом городе. Наша двухнедельная задержка была, в основном, из-за меня. Лантерс давал время прийти в себя, кажется, он и сам хотел успокоиться перед дорогой. Единственная, кто всё время не унывал, была Ивона. Она одна всегда улыбалась и говорила, что всё будет хорошо. А теперь... Теперь мы просто не имели права мешкать и задерживаться. Мы просто не могли и дальше рисковать здоровьем девочки из-за своих проблем.

Я осторожно отняла руку Дио от лица. В глазах молодого человека стояли слёзы — он действительно боялся, что сестре может стать еще хуже; боялся того, что многого не сможет исправить.

— Все будет хорошо, — улыбнулась я, повторяя слова Ивоны. Уж не знаю как, но эта девчонка умудрилась сделать их волшебными. Всего одна фраза оказалась способной оживить все, даже самые крохотные, надежды человека — Дио кивнул, сжимая мою руку. Мы оба поняли, куда двигаться дальше.

* * *

С улицы всё ещё доносились радостные голоса детей. Среди них голос Ивки звучал особенно ярко. Она слишком долго не видела других детей, и даже тот факт, что находились мы в городе сравнительно давно, не мог умерить её пыл в общении. Я была уверена — наша вынужденная остановка была для девочки глотком свежего воздуха. Ивона пыталась быть сразу везде; запомниться и сохранить в памяти лица ребят, ибо никто не знал, когда ещё нам выпадет шанс увидеть город, населенный людьми.

Не так давно Лантерс решил, что из надежных каменных укреплений — стен поселения, скрывающих людей от разного рода опасностей, мы уйдем на рассвете. Сейчас, в самый разгар дня, заполнить документы о выезде (а в городе каждый человек вставал на учет, как только пересекал его границу) практически невозможно. А потому эта процедура была перенесена на поздний вечер.

Весь оставшийся день мы собирали наши пожитки. Некоторые вещи пришлось оставить, некоторые, наоборот, приобрести. Мы хотели двигаться дальше налегке, чтобы как можно скорее достигнуть Эсшерра. Мне и самой хотелось как можно быстрее покинуть этот город. Забыть прошлое, выйдя на свет новых дней.

Сборы сумок затянулись до самого вечера. Всё бы шло куда быстрее, если бы не одно 'но' — рюкзак Крауха. Его вещи. Я так и не осмелилась заглянуть туда за эти две недели. Было страшно, будто бы 'ариец' мог в любой момент зайти, застукав меня за этим нечестным делом. И всё же я решилась. Мне не хотелось оставлять сумку здесь.

Обычный серый потрепанный временем рюкзак. Кажется, именно с ним Краух и приехал когда-то в наш бункер. Железная, давно потерявшая былой блеск, застежка-молния, грубая ткань. Всё просто, лаконично и... Так похоже на Него. В этом я убедилась, только открыв его. В глаза сразу бросились две детали — большое количество разнообразной мелкой техники вроде фонариков и патронов, которая, я уверена, ранее находилась за стенами бункера, и старый стертый по краям блокнот-тетрадь. Несколько лет назад я дарила его Крауху. Неужели ему было не лень таскать его с собой?

Я осторожно достала его и раскрыла на первой странице. На титульном листе, в верхнем углу, точёным подчерком моего друга красовалась надпись: 'Краух Хатрман'. Более на этой странице ничего не было. Ни года, ни каких-либо ещё данных. Мне сразу вспомнилось то, что частенько внушал мне парень: 'мало ли, к кому могут попасть твои вещи, но о хозяине они не должны сказать ничего стоящего'. Следующие страницы не показали ничего интересного, лишь обрывочные записи, выполненные идеальным, как мне казалось, написанием. Исследования, оценка дня. Всё как у всех. И лишь некоторые фразы, вбивались из типичного хода дел, будучи слишком взрывными и яростными. В них виднелся сам Краух. Такой же спокойный, но яро охраняющий то, что было ему дорого.

Так я пролистала весь блокнот и уже хотела отложить его в сторону, когда на последних листах обнаружила меленький тайник. Всего-навсего бумажка, приклеенная к задней стенке тетради, образовывала кармашек, который, как оказалось, скрывал немало секретов.

Рука никак не проскальзывала между страниц, но я всё же изловчилась и извлекла на свет около дюжины маленьких, размером с ладонь, в большинстве своём затёртых листочков бумаги и две фотографии. На обеих были запечатлены мы с Краухом. Первая была сделана через год после его появления в нашем бункере, вторая около полугода назад.

— А я и забыла о них...

— Что такое? — Дио, складывающий другой рюкзак повернул ко мне голову, на что я лишь покачала головой, понимая, что объяснить ничего не смогу. К горлу вновь подступал тугой комок, готовый в любой момент превратиться в истерику, ведь я эти фотографии, со злости на Крауха, и не подумала забрать из бункера. В этот момент я почувствовала себя неблагодарной дрянью. Жаль, что один заносчивый 'ариец' не увидел во мне этого. Возможно, тогда ему и не потребовалось бы умирать, да и вообще покидать бункер.

Глубоко вздохнув и кое-как успокоив и без того расшатанные нервы, я вновь обратилась к бумажкам, найденным в тайничке. Это оказались рисунки. Маленькие, но очень чёткие и ясные. Глядя на них, я немедленно узнавала места, виденные мною ранее. Вот, моя комната, а это бункер снаружи; пустыня; часовня города, в котором я встретила Дио; горный перевал... Когда Краух успевал рисовать всё это? Почему за всё то время, что мы странствовали вместе, я лишь раз видела карандаш в его руках? Неужто он рисовал по ночам, на дежурствах?

Я замерла, чувствуя, как по щеке покатилась слеза, и продолжила прижимать к себе блокнот — единственную вещь, которая теперь связывала меня с Краухом помимо моих воспоминаний.

Блокнот был быстро перепрятан в мой рюкзак. Я не хотела терять эту вещь.

За окном всё больше сгущались сумерки. Дио, решивший, что Ивоне надо выспаться сегодня, ушёл за сестрой, и не думавшей подниматься к нам. Я вновь осталась одна и, чтобы хоть как-то заглушить совесть, боль в груди и игравшее в душе отчаянье спустилась на первый этаж гостиницы, служивший для постояльцев столовой, рестораном и пивной одновременно.