"Ну все, дядька Афанасий, держись, — весело подумал Димка, забирая сверток с одеждой и уходя в коридор. — Будет тебе помощница... не баловница какая".

Тайные тропы домовых оказались удивительно краткими. После того, как Димка проделал все процедуры с угольком, Варвара просто просеменила в самый темный угол комнаты, взмахнула ручками, и тотчас же перед нею прямо из воздуха открылась дверь.

— Пожалуйте, господин, — пропищала домовиха и исчезла. Димка взял Лису под локоть, крепко сжал в ладони уголек с Варварой, смело шагнул в дверной проем и тут же очутился в василисиной горенке.

— Ну и дела, — сказал он, усадив сестру на кровать. — Лис, ты не хочешь в себя прийти? Что мне родителям-то сказать теперь?!

Девочка молчала, словно и не слышала ничего. Димка задумался — время было раннее, так что хватятся их с Василисой не раньше, чем через три-четыре часа. Но за это время нужно было как-то привести сестру в порядок, иначе родители устроят панику и неизвестно, чем вообще это дело закончится.

— Дядька Афанасий, — тихонько позвал мальчишка. — Дядька Афанасий, дело есть срочное!

Димка прислушался. Где-то на потолке скреблись мыши. За окном вовсю уже светило солнце.

— Чего звал, молодой господин? — ворчливый голос дядьки Афанасия сложно было не узнать. Мальчик обернулся — у входа в горницу стоял домовой и внимательно смотрел на Василису. — А на сестрице-то твоей наговор висит приворотный, да не простой... — сообщил дядька авторитетно. — Затем и звал, поди?

— Дядька Афанасий, помощь мне нужна ваша, — просительно сказал Димка. — Если мы Василису в ближайшее время не приведем в порядок, родители нам такое устроят... такое...

— Да, — покачал головой домовой. — Плохо дело. Ой, как плохо. Не знаю, чем и помочь. Но... дай-ка погляжу... — домовой деловито подошел к Лисе, кряхтя, залез на кровать, заглянул ей в глаза, потрогал ладонь и озадаченно нахмурился. — Чудны дела... А я-то думаю, чего девка-то к приворотившему ее не рвется...

— Ну что, дядька Афанасий, что скажете? — нетерпеливо заерзал Димка.

— Да что сказать-то? — приворотили сестру твою, даже ведомо мне кто это сделал, но это не все. Нашлась сила и поболе силы колдуна Болеслава. Сила древняя... И вот столкнулась она с мощью купальской приворот-травы. То-то твоя сестра и сидит куклой бессмысленной. Одно тянет ее в липовецкие чащобы, а другое... Другое никуда покуда не тянет, но и сдаться воле колдуна не дает. Ты мне, мил-друг, расскажи-ка, что произошло перед тем, как русалки на восходе покинули Явь? Я тут с колдуньей одной... — домовой покраснел. — В общем, ушел я пораньше и не знаю, что было.

— Да я и сам не очень-то понял, что вообще случилось, — развел руками Димка. — Мы с Ванькой оставили Лиску танцевать, а как вернулись, она была уже какая-то странная. Поссорились с нами и убежала. Потом я и Ванька долго ее искали и нашли только, когда она свой венок в костер собиралась бросить...

— В купальский костер? В прощальный?! — подпрыгнул дядька Афанасий.

— Угу, — кивнул Димка.

— Но тогда она же исчезнуть должна была... — домовой недоверчиво коснулся василисиной руки, словно ожидая, что девочка сейчас растворится в воздухе.

— Так ее венок и не сгорел — его Ванька из самого огня выхватил... — сообщил Димка и помрачнел, вспомнив, что случилось с его другом после этого. — А потом нам с Лисой пришлось срочно убегать с поляны.

— Вот ить как оно обернулось... — потянул дядька Афанасий. — Ясно мне теперь что с сестрой твоей сделалось. Как ни крути, Василисушке лишь царевич помочь сможет. Найди его, да сюда приведи.

— А что случилось-то? — заинтересовался Димка.

— Тот, кто не пожалел себя, да выхватил девичий венок из самого изначального пламени, тот имеет больше прав на девицу, чем кто бы то ни было. Да только друг твой не заявил свои права, потому сейчас Василисушка к Болеславу не бежит, но и к спасителю своему не стремится.

— Дядька Афанасий, да куда ж Лиске-то стремиться? — перепугался Димка. — Она ж девчонка еще... И что родителям сказать? — он совсем покраснел.

Домовой оглушительно захохотал.

— Ты что же подумал, я женить их предлагал?! Вот-ведь удумал, так удумал... — дядька Афанасий схватился за живот, Димка испуганно вжал голову в плечи, решив, что теперь-то родители точно проснутся. — Детишки вы еще малые, неразумные. Куда вам под венец-то!..

— А как же тогда? — растерялся Димка.

— Да проще пареной репы — царевич и сам знает, что надлежит сделать. Неясно мне, что ж он сразу-то Василисушку от напасти не избавил.

— Ванька сильно обжегся, когда венок из огня выхватывал, а еще он до заката все равно сюда появиться не может — его отец наказал. Теперь он днем — волк, а ночью — человек.

— Ох, как неладно... — запричитал дядька Афанасий, теребя свою бороду. — Беда-то какая...

— А в чем беда? — поинтересовался мальчик. — Перекинется он в волка, и ожогов как ни бывало. Я много раз так делал. Он же тоже оборотень.

— То простые ожоги, а то изначальное пламя. Ваньку вашего теперь тоже спасать придется. И что ж все на твои-то плечи детские обрушилось?! И помочь-то ничем не могу. Домовой я, к дому привязан...

— А я могу, я могу! — радостно заверещал в углу комнаты тоненький голосочек. Это было настолько неожиданно, что Димка вздрогнул, а дядька Афанасий отпрыгнул подальше от существа, проговорившего эти слова.

На стуле в углу комнаты сидела большая черная крыса и смотрела своими глазами-бусинками на мальчишку и домового.

— Ты кто? — удивленно спросил дядька Афанасий. — Ты чего здесь делаешь?

— Ой... говорящая крыса, — в тон ему прошептал Димка.

— Да я же ваша Варвара, господин, нешто не признали? — на крысиной голове появилась потешная красненькая косыночка. Зверек смешно подергал ушами и умыл лапками мордочку. — Я и такой могу быть. Я много чего умею! — сообщила она гордо.

— Домовушка, — удивленно сказал дядька Афанасий и присел на кровать рядом с Василисой. — Во дела... Сколько живу, а в первый раз вижу настоящую домовушку. Откуда ты, девонька?

— Из Халдино! — сообщила крыска, потом оглянулась назад, внимательно осмотрела свой хвост и наморщила мордочку. Димка ахнул, потому что почти сразу после этого голый крысиный хвост оброс шерстью, а на кончике появилась пушистая кисточка, как у тушканчика. — Так-то лучше, — Варвара поправила лапкой сбившуюся набок косыночку.

— Дядька Афанасий, я совсем забыл за этим делом, — начал оправдываться Димка. — Я взял Варвару с собой. Ее дом совсем состарился, а идти ей было некуда. Вы же не обидитесь на меня? Она много места не займет и вообще... работящая... не баловница какая, — добавил он, вспомнив слова домовушки.

— Да разве ж можно обижаться за такое чудо? — замахал на него руками Афанасий. — Девочка-домовушка — это ж диковинка какая! Разве ж можно такую в беде-то бросить?! Внученькой мне будет названной. Все ж компания, опять-таки. Да и помочь тебе сможет. В доме достаточно и одного домового, а Варварушка с тобой ходить будет, хоть это и не положено, а все ж можно. Глядишь, советом каким подсобит. Мы, домовые, даром, что с людьми редко общаемся, а все ж создания небесполезные. Многое знаем-ведаем.

— А разве она к дому не будет привязана, как вы, дядька Афанасий?

— В доме есть старший домовой. Так он из дома ногой ни-ни, а коли меньшой появляется, так тому можно и погулять, чего бы и нет? — пожал плечами домовой.

— Ииии, — радостно запищала крыска. — Я полезная-преполезная. И крысой могу обернутся, и кошкой черной, и невидимкой прошмыгнуть. Всем, чем смогу, буду помогать! — пообещала она.

— А что надо делать-то знаешь, егоза? — с усмешкой спросил Афанасий.

— Так ведь ты, дедушка, мне все и объяснишь! — не смутилась Варвара.

— Ох, беда с тобой, языкастая ты девица! — засмеялся домовой.

— А как иначе? — крыска взмахнула лапками, подпрыгнула и ловко вскарабкалась Димке на плечо. — Удобно, невысоко, мягко! — сообщила она спустя минуту, устраиваясь поудобней. — Ну что, пойдем, что ли?

— Куда? — спросил мальчик.

— На Кудыкину гору! — напыжилась крыска. — Ваньку твоего спасать!

— А как его спасать-то? И от кого?! — не выдержал Димка.

— Ванька твой опалил руки в изначальном пламени. Тут ему уже даже отец его вряд ли поможет, — сказал Афанасий, помрачнев. — Времени у тебя немного. Не пройдет и недели, как царевич на веки вечные в Ирий отправится. А сестра твоя попадет в рабство к колдуну Болеславу.

— Так что я-то могу сделать?! — вскочил мальчишка. — Тут родители уже не ровен час появятся нас будить, что мне им сказать?!

— То меньшая из твоих забот, — пожал плечами Афанасий. — Я бы о другом кручинился. С родными твоими, да Василисой я подмогну. То не служба — службишка. Пусть девонька покаместь тут в горенке посидит, я за ней пригляжу, а родители ваши на время о вас позабудут.

— Как это — позабудут? — удивился Димка.

— Проще простого. Они будут думать, что вы сейчас в другом месте.

— Это в каком же? — уточнил мальчишка.

— Да мне разницы нету, что скажешь, то и будут думать, — разрешил Афанасий.

— Тогда пусть считают, что мы в летнем лагере сейчас, хорошо? — попросил Димка. — И, еще, ты за Лиской-то присмотри, чтоб она ела и пила, а то в таком-то состоянии...

— Будет сделано, молодой господин, — поклонился домовой.

— Дядька Афанасий, а нам-то с Варварой что делать? Как мы можем Ваньке помочь? — встрепенулся Димка.

— Ваньке твоему помочь может разве только мертвая вода. Она любые раны исцелить способна. Вот только достать ее ой как непросто. Мертвая вода есть лишь в Нави, но дорога туда живым заказана. Да и если кто из живых чудом туда проникнет, то обратной дороги ему уже не будет.

— И что же делать? — испуганно спросил мальчишка.

— Дорогу в Навь показать тебе сможет лишь кладбищенский страж. Но задарма он ничего делать не будет. Назовет он цену свою и придется тебе ее уплатить. А что за цена будет — мне неведомо.

Димка поежился.

— А... это... как-нибудь попроще нельзя? Может, к Ярине Горынишне зайти? Она, все-таки, многое знает и умеет.

— Не скажет она тебе ничего другого. Хотя, если хочешь, можешь к ней и зайти — она много чего знает про Навь. Друг твой сейчас тоже у бабки своей лежит. Заодно и его проведаешь. Но долго у них не оставайся. Времени у тебя лишь до полуночи. К этому времени надобно тебе прийти ажно на саму Затоку. Дорогу, чай, помнишь?

— Помню, — вздохнул Димка. Он уже порядком устал и сейчас хотел только одного — упасть на кровать и заснуть.

— Так вот, аккурат в полночь зайдешь на погост, возьмешь нож да порежешь себе руку. Капнешь на кладбищенскую землю три капли крови, призовешь стража. А что дальше будет — мне неведомо, да ты малый толковый, разберешься. И Варварушка, случись что, поможет. Так ли, девица? — Афанасий с умильной улыбкой посмотрел на крысу в платочке. Та встряхнулась и пропищала:

— Помогу, чем смогу. Только побаиваюсь чуууточку. Поэтому спрячусь в твоем кармане и буду помогать! Даже не сомневайся, буду! Я не трусиха.

Димка задумался, а потом великодушно предложил:

— Да ладно, Варвара, можешь тут оставаться, я уж сам как-нибудь!

Крыса пискнула, и слегка укусила мальчика за ухо.

— Теперь, где ты — там и я. Ты непутевый, пропадешь без меня!

— Это еще кто из нас непутевый, — проворчал Димка, в душе довольный, что не придется одному идти ночью на заброшенное кладбище. Ему и так-то не по себе было.

— Ну что ж, в таком разе в добрый путь вам, — Афанасий тяжело поднялся с кровати и направился к выходу из горенки. — Пойду я, пожалуй. А вы не медлите, ступайте к Яге, вдруг она и впрямь чего еще расскажет.

Кладбищенский страж

Димка собирался недолго — переоделся, взял нож, сунул коробок спичек в карман, прихватил с собой ветровку, чтоб ночью не замерзнуть. Варвара все это время осматривала дом, но стоило ее тихонько позвать, как она тут же появилась и сразу вскарабкалась на плечо.

— И мой всегда, и мой везде,

И мой сурок со мною...

Пропел Димка, вспомнив песенку, которую его еще в первом классе заставила выучить Василиса. Она разобрала и научилась играть эту мелодию на фортепьяно, а петь заставляла брата. Получалось так себе, но зато Димка навсегда запомнил это стихотворение.

— Ты о чем? — тут же заинтересовалась Варвара. — Что это ты поешь?

— Песенка такая про бродячего музыканта и его сурка, — пояснил мальчик.

— А спой! — попросила домовушка, навострив ушки. Они к этому моменту уже вышли на дорогу, ведущую в Олешь.

— Да ну, я петь не умею. И настроения тоже нет, — отмахнулся Димка. Ему было одиноко, страшно и на сердце скреблись даже не огромные черные кошки, а настоящие пантеры. Варвара после этого приуныла ненадолго, а потом заладила пищать на ухо мальчику две услышанные фразы:

— И мой всегда, и мой везде,

И мой сурок со мною...

Наконец, Димка не выдержал:

— А если спою, ты перестанешь мне на ухо пищать?

— Перестану! Честное слово! — пообещала Варвара и устроилась поудобней. Димка прокашлялся и запел, стараясь не слишком фальшивить:

По разным странам я бродил

И мой сурок со мною,

И весел я, и счастлив был,

И мой сурок со мною!

И мой всегда, и мой везде,

И мой сурок со мною.

Варвара с удовольствие подхватила уже знакомый ей мотив и запищала за компанию с Димкой:

И мой всегда, и мой везде,

И мой сурок со мною.

Теплое утреннее солнышко согревало землю. Ветер играл в прятки в макушках высоких елей и если бы не беда с Ванькой и Василисой, день был бы просто замечательным. А так... Там, впереди, полная неизвестность, встреча с кладбищенским сторожем, от которого отчаянно хочется держаться подальше. Да и что там тот сторож посоветует?

Димка продолжил петь. Он старался отвлечься от грустных мыслей и теперь воображал себя бродячим музыкантом, путешествующим по миру в поисках новых и новых приключений. О том, какие приключения грозят ему, Димка старался просто не вспоминать.

Из края в край вперед иду,

Сурок всегда со мною,

Под вечер кров себе найду,

Сурок всегда со мною.

Кусочки хлеба нам дарят,

Сурок всегда со мною.

И вот я сыт, и вот я рад,

И мой сурок со мною...

[Песня была изначально написана Бетховеном на стихи Гете, а потом переведена на русский. Перевод С. Заяцкого]

Когда песенка закончилась, Варвара виновато попросила спеть ее еще раз, потому что она хочет запомнить слова. В итоге всю дорогу до Олеши они пели эту незатейливую песенку в два голоса. К концу пути стало даже получаться не так уж и плохо.

Ярина Горынишна открыла дверь не сразу. Одного взгляда на нее Димке хватило, чтобы понять, что дело плохо. Старуха была мрачнее тучи. Даже не поздоровавшись, она пропустила Димку в ванину комнату.

Лесной царевич лежал на своей кровати в волчьем облике. Передние его лапы были замотаны бинтами, сквозь которые уже проступила кровь. Волк даже ухом не повел, когда дверь комнаты отворилась. Никак не отреагировал он и на попытку Димы дотронуться до него.