"Охота на гончих"

— Вот вы где, конунг?! В этой толчее мы совершенно потеряли вас из виду.

— Я заметил, — проронил Длиннобородый. Эйнар, увидев отца, перестал улыбаться. — Идемте. Столы уже накрыли, нас только ждут.

— Почтем за честь, — поклонился королевский советник, коря себя за ротозейство. — Нэрис, держи руку... У вас всегда так многолюдно, а, Эйнар?

Тот не ответил. Смерив родителя враз отяжелевшим взглядом, норманн круто развернулся и зашагал к дверям отчего дома. Нэрис удивленно моргнула, но сказать ничего не успела: Олаф, наклонившись к уху Ивара, коротко буркнул несколько слов и двинулся следом за сыном.

Внутри жилище конунга казалось еще больше, чем снаружи. Окон не было, а света от двух очагов, что располагались в центре гигантского помещения, едва хватало, чтоб разглядеть лица присутствующих. До стен этот свет почти не доставал. Нэрис задрала голову кверху — высокий потолок в общем полумраке был и вовсе неразличим. 'Будто не в доме мы, а на пустоши ночью, — невольно подумалось ей. — Только звезд не хватает. Ох, сколько народу! Точно сюда весь Берген сбежался'.

— Нэрис, — ворвался в ее размышления нетерпеливый голос Ивара, — шевелись. Все уже почти расселись.

— Извини, — быстро сказала леди, торопливо семеня за мужем к самому дальнему столу в конце огромной комнаты, которая, судя по всему, была в доме единственной, если не считать два ряда толстых деревянных столбов по стенам, что поддерживали крышу. Между ними были развешаны на веревках ткани да шкуры, делившие расстояние от столба к столбу на темные закутки, большие и малые. Там, вероятно, спали... То есть, спали ночью, ибо сейчас по всему периметру дома растянулись нескончаемой вереницей длинные лавки и столы, уставленные всякой снедью. От очага к столам сновали раскрасневшиеся женщины с мисками, подносами и кувшинами. Леди Мак-Лайон, проходя мимо котлов, с любопытством принюхалась. Пахнет вкусно. И как же здесь всего много!.. 'Когда успели только? — подивилась она. — Наверное, едва дозорные корабль Гуннара на горизонте увидали, так их жены за стряпню принялись'.

— Нэрис, — снова поторопил лорд, — не отставай. Успеешь наглядеться, мы тут надолго застрянем. Где нам сесть? Здесь?

Этот вопрос был адресован уже расположившемуся во главе стола Олафу. Конунг кивнул и указал на лавку справа от себя. По левую сторону сидели его сыновья, Гуннар, Бьорн и еще десяток незнакомых Нэрис мужчин. Все как один плечистые, бородатые и суровые. Женщин за столом конунга не наблюдалось. Леди Мак-Лайон плюхнулась на лавку рядом с мужем и, повертев головой, тихонько спросила:

— Ивар, а где Творимир?

— Тут где-то должен быть, — пожал плечами королевский советник, окинув присутствующих рассеянным взглядом. И правда, вся дружина Гуннара находилась здесь, Ульф тоже, а русич как сквозь землю провалился. — Наверное, поклажей занимается. Гости мы там, не гости, а у северян национальная привычка — тащить все, что плохо лежит... Черт, как же есть-то хочется!

— Так ешь, — улыбнулась она, подвигая мужу миску, полную дымящихся кусков вареного мяса. Лорд Мак-Лайон с сожалением качнул головой:

— Не положено. Покуда конунг не начал, никто права не имеет. Дай мне хоть выпить чего-нибудь, на худой конец. Это вроде можно.

Нэрис взяла в руки деревянную чашу и, уже потянувшись за винным кувшином, остановилась. Вспомнился наказ домашнего духа: 'чтоб хмельного не пил', последующие страшные пророчества... Может, и глупость, конечно — ну кому это надо, гостя травить? Большинство северян его первый раз в жизни видит! А с другой стороны, береженого бог бережет.

Кувшин вернулся на свое место, а Ивар, жадно хлебнув из протянутого супругой кубка, скорчил недовольную мину:

— Молоко?

— Да. Помнишь, о чем брауни предупреждал?

— Кхм...

— Что?! — шепотом возмутилась она. — Вот мне заняться нечем больше, как трезвенника из тебя делать? Я, может, и сама бы выпила. Но раз тебе нельзя — то и я не буду!

— Какая жертвенность, — весело фыркнул Ивар. — Ладно, черт с ним, переживу... Только вот сейчас Олаф слово возьмет, все к чаркам потянутся, а у меня в ней что?

— Заглядывать они туда будут, что ли? — отмахнулась Нэрис. — Ты пей. Пока все усядутся, с голоду опухнешь.

Ивар подумал, согласился и забулькал молоком, втихомолку косясь на супругу. Вид у Нэрис был озабоченный. 'Дались ей эти предсказания, — подумал лорд. Молока он не любил. — Ну ладно еще вино. А вот как насчет того, чтобы кольчугу не снимать? Это я в ней теперь, получается, до самой весны ходить должен? А спать? А мыться? А... кхм!' Он бросил пристрастный взгляд на отгороженные шкурами 'спальни' и скривился: ну, на семейные радости, положим, и так можно не рассчитывать. В общей-то комнате!.. Как северяне в таких условиях вообще плодиться умудряются?

Сидящий за одним из ближайших столов норманн крутанул ус и ущипнул пробегавшую мимо с подносом молодуху чуть пониже спины. Та взвизгнула, кокетливо махнула на него передником и поспешила дальше. Мда. Глупый вопрос — 'как умудряются'? Очевидно, запросто и с удовольствием.

Представив себе радости двухмесячного воздержания, королевский советник крякнул, задумчиво посмотрел на разрумянившуюся в тепле женушку и решительно повернулся к Олафу. 'В конце концов, мы с Нэрис — гости! И не самые, между прочим, завалящие. Хоть на какую-нибудь отдельную хибару я вправе рассчитывать?..' Ивар уже открыл рот, чтобы задать этот животрепещущий вопрос самому конунгу, но отвлекся: створка входной двери приоткрылась, внутрь проскользнула широкая фигура русича. Творимир вытянул шею, осмотрелся и, найдя командира, направился к главному столу. Лицо воеводы было недовольным. 'Кого-нибудь из местных у сундуков наших за руку поймал, не иначе, — усмехнулся про себя лорд Мак-Лайон. — А по шее вору дать не получилось. Норманны пусть и здоровые как лоси, но что касается шустрости, так любому фору дадут'. Ивар, покачав головой, махнул другу — мол, мы тут, давай скорее! Творимир улыбнулся, кивнул... И, зазевавшись, с размаху налетел на кого-то из норманнов — щуплого паренька, неосторожно высунувшегося со своей лавки к жаровне. Потеряв от толчка точку опоры, парень грохнулся на пол и от души выругал обидчика в спину. А русич, по привычке буркнув что-то через плечо, сделал еще несколько шагов вперед и вдруг встал как вкопанный. Ивар удивленно вздернул брови — бородатая физиономия старого вояки, вытягиваясь на глазах, стремительно меняла свое выражение с сердитого на крайне изумленное. Даже усы, кажется, дыбом встали.

— Творимир?! — ахнул сидящий на земляном полу человек. И, словно сам себе не веря, затряс головой. Бывший воевода медленно обернулся.

— Творимир!

От повторного вопля — теперь уже уверенного, радостного, подпрыгнул не только русич, но и лорд Мак-Лайон. Особенности норманнского совместного проживания и просьба к конунгу тут же вылетели у него из головы. Серые глаза королевской ищейки впились в лицо паренька, который, во-первых, оказался взрослым мужчиной, во-вторых — не щуплым, а просто до крайности сухим и поджарым, и, в-третьих, — кем угодно, но только не норманном! Волосы белые-белые — не такие, как у северян, светло-пшеничные, а именно что шапка снежная. То ли от седины, то ли от природы такие. Бородка редкая, но, в отличие от шевелюры, почему-то угольно-черная. И блестящие карие глаза.

Но зацепила Ивара вовсе не контрастная внешность незнакомца. И даже не то, что он назвал воеводу по имени. Язык! Это был не гэльский и не норманнский — слишком резко, четко, инаково прозвучало знакомое имя. А уж реакция Творимира оказалась совсем неожиданной: он круто повернулся, шагнул к улыбающемуся чужестранцу и, издав какой-то свистящий возглас, заключил его в медвежьи объятия. Тот не вырывался, напротив — радостно захохотал и принялся хлопать воеводу по необъятной спине. Нэрис вытаращила глаза:

— Они что, знакомы?

— Судя по всему, — после паузы ответил супруг. — И, как я понимаю, весьма неплохо... Простите, конунг, вон тот боец, он из вашей дружины?

— Нет, — отозвался Длиннобородый, тоже с легким недоумением глядя на взаимные братания странной парочки. — Это, кажется, Эйнара. Он таких целый десяток с собой из Византии привел. Как же его звать-то? Имя такое заковыристое!

Лорд Мак-Лайон прищурился, вслушался в долетающие обрывки фраз — все как одна на странном рычаще-шипящем наречии, присовокупил упоминание Олафа о Византии...

— Рус? — больше утвердительно, чем вопросительно, наконец, сказал он. — Ну точно, рус!

— Ага, — донесся слева голос Эйнара. — Он самый... Вячко! Ты чего вскочил? Вернись за стол, после наворкуетесь. Что ты повис на нем? Чай, не баба, и не в поход провожаешь!

Норманны захохотали. Творимир и его новообретенный товарищ, рассеянно обернувшись, с явной неохотой разошлись в стороны. Беловолосый Вячко вернулся к своим, а порядком сконфуженный воевода, добравшись, наконец, до четы Мак-Лайонов, скромно притулился на лавке возле Нэрис. Та машинально подвинула ему миску с кашей.

— Друг, что ли? — не утерпев, спросил Ивар. Творимир кивнул, в глубине прозрачных льдистых глаз мелькнула ностальгическая улыбка.

Конунг, удостоверившись, что все присутствующие заняли свои места, грузно поднялся с лавки, сжимая в руке свой кубок. Бойцы примолкли. Нэрис, спохватившись, быстро плеснула в опустевшую чашу супруга еще молока. Ивар этого даже не заметил. И короткую речь Длиннобородого, хоть и касавшуюся его лично, тоже благополучно пропустил мимо ушей. 'Милые новости, — думал ошарашенный советник. — Мало нам было немецких купцов, так тут еще и русы нарисовались? Вячко, значит. Из Византии с Эйнаром пришел. И с ним еще десяток. Ну что за день, черт меня подери, — все удовольствия собрал!..'

Глава 6

Пир, как было заведено у норманнов, растянулся до поздней ночи. И заканчиваться, похоже, не собирался. 'Что же на самой свадьбе будет? — едва ли не с ужасом думала Нэрис. — Северяне ведь неделю без перерыва гулять могут. Это если без особого повода, а дай им повод... Господи, ну опять я объелась. Коли так и дальше пойдет, ведь за зиму круглей бочонка стану!' Леди Мак-Лайон исподтишка покосилась на дородную супругу ярла Гуннара: невысокая, пухленькая, с мягкими ямочками на щеках, она напоминала Нэрис маменькину кухарку. И пусть впечатление женщина производила самое приятное, но раздаться вот так же в талии лет эдак через пять леди Мак-Лайон совершенно не улыбалось.

Северянки, накормив мужей, сыновей и братьев до треска поясных ремней, теперь весело пировали вместе с остальными. За главным столом женщин прибавилось тоже: жена и дочь ярла Гуннара, Астрид — супруга одного из сыновей конунга, жены кого-то из хёвдингов... Сам Длиннобородый был вдов, но против дамского общества совершенно ничего не имел — наоборот, подвыпив, ухитрялся строить куры каждой второй. Впрочем, ни они сами, ни их мужья всерьез эти заигрывания не воспринимали. Ну, в настроении конунг, да и на здоровье. 'Хоть кому-то весело', — подумала Нэрис. Ее саму шумный праздник уже начинал утомлять. Кроме того, любопытной леди не давал покоя вопрос, что же это за девушка, ради которой Эйнар едва с собственным отцом насмерть не расплевался? И которую чуть было тайком не увез? 'Хоть одним бы глазком взглянуть, да уж, верно, не получится... И чем ее родня так Олафу не угодила? Враги кровные, что ли?' Нэрис бросила быстрый взгляд на младшего сына конунга и только жалостливо вздохнула: сидит мрачный как туча, не ест ничего и не пьет даже. Переживает. Мужчины хоть и потешаются над женщинами — мол, у них только одна любовь на уме, но ведь тоже не истуканы каменные. И сам Длиннобородый — разве не любил никогда?

Печальные размышления Нэрис о несправедливости жизни прервал голос уже порядком захмелевшего Гуннара:

— Так что, Олаф, свадьба-то скоро ли? Гостей твоих мы доставили, подарков полны чуланы... Иль до весны парня томить собрался? Вишь, снулый какой сидит, небось невтерпеж!

Старшие сыновья конунга, переглянувшись, крякнули. Хмурый Бьорн отвел глаза в сторону. Эйнар, ни на кого не глядя, потянулся к кувшину с брагой.

— И протрезветь не успеешь, — пообещал конунг, стукнувшись с другом полными кубками. — Уже с Рыжим условились, вас ждали только.

— Так когда ж? — не унимался ярл. — Меня ждал — дак вот он я! И гости тебе, и жених, чего тянуть-то?

— Утихни, — зашептала его супруга, оглянувшись на Эйнара. — Тебе что за печаль? Затуркали беднягу совсем!..

— И правда, батюшка, — поддакнула сидящая тут же дочь. — Оставьте вы сэконунга в покое...

— Цыц, женщины, — отмахнулся Гуннар. И хохотнул: — Чего его жалеть? Чай, не на смерть провожаем! Иль завидки берут, Дагмар, что эдакая добыча — да мимо твоей кормы?

— Батюшка! — возмущенно пискнула та. Жена ярла всплеснула руками:

— И чего несешь-то? Хоть будущего зятя постыдился бы! Залил за воротник и давай языком мести... Шел бы уж на боковую, ведь с лавки валишься!

Она, словно извиняясь, улыбнулась Бьорну, и Нэрис поняла, что 'стыдиться' Гуннару следовало именно его. Однако дружинник в ответ лишь снисходительно качнул головой. К невоздержанности командира на язык жених Дагмар, похоже, давно успел привыкнуть. Ярл опрокинул в себя еще одну чашу и утер губы:

— От свалюсь — пойду. Отстань, Тира... Ну так когда, Олаф? Неделя, две? А то, мож, давай завтра?! А чего, дело хорошее!

Эйнар, не донеся кувшина до своей чаши, с грохотом поставил его на стол. Тира, сконфузившись, от души пихнула болтливого супруга локтем в бок:

— Отвяжись от конунга!.. Сам разберется, когда кого женить. На вот, поешь лучше, мучение ты мое! — она сунула мужу в руки кусок пирога.

Длиннобородый усмехнулся. И, вновь наполнив кубки, сказал:

— Охолонись, Тира. Совсем заела мужика. Давай, Гуннар!.. А насчет пира свадебного не беспокойся — давно уж готово все, завтра Фолькунга известим, чтоб выезжал, да к концу недели и сладим дело.

— Добро! — воодушевился товарищ. Его жена неодобрительно поджала губы. А Эйнар, напрягшись, быстро повернулся к отцу:

— Ты же говорил, не раньше января?

— Гуннар прав, нечего тянуть, — равнодушно отозвался Олаф. — Декабрь, январь — какая разница? Сговорились — так и быть посему!

Сын не ответил. Но взгляд, которым он наградил любезного родителя, был куда красноречивее слов. Все, кто сидел за столом, поспешно уткнулись в свои миски. Только один Гуннар, лихо тяпнув очередную чарку, недоуменно пожал плечами:

— И чего брыкаешься, Эйнар? Отец тебе добра желает. Ярл Ингольф — человек знатный, богатый. И дочка его самый сок! Косы как огонь, шейка, слышь, лебединая, да и лицом, ежели по мне, очень даже...

— Умолкнешь ты или нет, кобель седой?! — возмутилась измученная Тира. — Чего пристал, говорят тебе? Коли так она хороша, сам иди да женись! Что мычишь, бессовестный? Думаешь, трудно мне от порога до кровати дойти будет?! Распустил слюни, поглядите на него!

— Ну-ну, — забормотал, стушевавшись, тот, — завелась. А чего я-то? Я ж как лучше...

Эйнар скрипнул зубами, резко поднялся из-за стола и направился к выходу. Длиннобородый, не удостоив сына даже взглядом, снова взял в руки кувшин.