Торопливо читаю Фламеля. Раньше — с удовольствием, теперь — с некоторым остервенением. Как только ему надоест тут сидеть, он попробует трансгрессию, и даже не попрощается. Подумает: "Чего я их буду беспокоить". Ему, наверно, и так уже надоело. Когда я спрашиваю, не слишком ли часто мы спорим, он говорит: "А чем тут еще заниматься".

Когда мистера Поттера не оказывается в пределах видимости, из-за колонны неожиданно выходит Джеймс.

На мне шарф, при мне палочка. Ну и что ты теперь мне сделаешь?

— Изображаете сумасшедших? — спрашивает он в своем обычном тоне.

Мне не хочется с ним общаться, но, может, так он быстрее уйдет.

— Типа того.

— Когда мы отсюда выйдем, я все расскажу!

— Отвали. Мешаешь.

— Я всем расскажу, что это ты меня заколдовал, после того как мы тебе помойную яму устроили!

— Конечно, расскажешь. Если только мы за первые пять лет не помиримся.

Наверно, хорошо, что он психует. Если бы еще я сам не психовал.

<> <> <>

— Джеймс, не надо так переживать, считай, что у тебя просто каникулы.

— Ага, что я, дурак какой-нибудь, каникулы в школе сидеть!

Папа разворачивается и уходит. Иди, иди! Я нащупываю в кармане несколько завалявшихся орешков.

Ему легко говорить, кто так ест. Сам бы не пожрал день-другой, я бы на него посмотрел. И вообще я домой хочу. Достало уже спать на полу и накладывать очищающие чары. Дома ванная, кровать, бабушкины блинчики, совы... Я уже не говорю про маму, Альбуса и метлу.

Мне никогда не нравился этот замок. Здесь очень страшно, несмотря на то что кажется безопасно. Так даже еще хуже, думаешь, что все в порядке, все как обычно, а потом — бац! — и происходит фиг знает что. Даже без бац, просто происходит. Хотя с ребятами тут весело было. Интересно, как они без меня. Наверняка все наши планы провалили. Когда вернусь, расскажу, что меня похитили гоблины и унесли в свой подземный город, а Райт им помогал. Потом мы тут сражались и...

— Джеймс!

Блин, запарили уже.

— Джеймс, ты собираешься читать дальше?

Все равно тут одна чушь, что я, не вижу, что ли. Так мы никогда не сможем вернуться. А я тут не то, что пять лет, — я даже недели не выдержу. Сойду с ума, и мне станет пофиг, с кем дружить, на радость прародителю.

— Не надо делать такое лицо. Можно подумать, это не по твоей вине мы тут прохлаждаемся.

Ничего себе заявленьице. Ну это уже слишком!

— По моей?! По-твоему, это я виноват, что тут оказался?!

— Ну а кто?

— Он!!! — в моей вытянутой руке палочка. — И не говори, что я его спровоцировал!

— Ты его не спровоцировал, ты его вынудил. Это разные вещи.

Отец спокоен. Слишком спокоен. Это плохо. Значит, он заранее знает все, что я могу сказать. Ему все равно, что я скажу. Он как директор цирка на премьере. Типа, "я исправлял сценарий, я утверждал номер, а теперь пляшите, мои маленькие зверьки!" Ненавижу.

— Как это я его вынудил?!!

— Ты создавал опасные ситуации.

— Да неужели?! — смеюсь я.

— Ну, обычно люди на лестнице сами не падают.

Я меняюсь в лице. Я напрочь забыл уже про эту фигню. Скорпи не рассказал бы, значит, все-таки Райт.

— Видишь. Как еще он мог себя защитить?

— Откуда я знаю, — огрызаюсь я. — Мог уехать домой!

— Ооо, — тянет отец и смотрит на меня так, будто я куча, только что наваленная гиппогрифом. — Уточни, пожалуйста. Ты с начала учебного года доставлял неприятности мистеру Райту и при этом надеялся, что выбирая между тобой и магией, он сочтет более ценным тебя?

Блин.

— Ну мог сказать кому-нибудь...

— Уже лучше. Что на это ответит мистер Райт?

Он переводит взгляд на этого придурка и, готов поклясться, не сердится. Прикалывается он так.

Но Райт бледнеет, выпаливает:

— Я говорил! — и в эту секунду все меняется.

— Кому? — коротко спрашивает отец.

Все, я могу расслабиться и поспать.

— Эээ...

— Кому ты говорил?

В доску испуганный Райт. Нет, я ни за что не пропущу такое прекрасное зрелище.

— Кому ты говорил?! Послушай, ты что, не понимаешь, чем все могло закончиться?

О, он уже шмыгает носом и старается смотреть вверх. И как это я недооценил! Браво, директор! Прекрасное шоу!

— Если бы не случайность, сейчас этот идиот был бы уже мертв!

Нды? Что только о себе ни узнаешь. Нет, дорогая администрация, на такой цирк я не подписывался. Следует что-нибудь возразить, но отец страшно зол. Лучше не привлекать его внимание.

— Его бы все равно нашли, — вяло бормочет Райт.

— Да? Интересно, это как же?!

— Ну, применили бы легилименцию.

— К кому?!

— Ко мне.

— С чего?! У тебя проверили бы палочку, ничего не нашли, какие основания?!

— Не знаю. У нас были плохие отношения.

— У него с половиной Хогвартса такие отношения! Он уже весь курс достал своими, с позволения выразиться, шутками! Дальше что?! Каждому лезть в мозги, искать, не завалялся ли там где-нибудь Джеймс Сириус Поттер? Ты же понимаешь, что в первую очередь отрабатывались бы другие версии. Он дружит с Малфоем, он несколько раз самовольно покидал школу. Нет, конечно, рано или поздно за тебя бы взялись. Но пока бы нашли основания, пока санкционировали легилименцию, пока достали из твоей головы все необходимое, было бы поздно.

Райт стоит на нижней ступеньке лестницы с палочкой в опущенной руке. Папа его все равно выше, зато на меня этот гад теперь может смотреть вертикально сверху вниз. Ага, ты бы еще, как кот, на арку залез — был бы самый главный.

— Он что, не умеет себе еду наколдовать?

— А ты попробуй наколдовать в проекции то, чего здесь в принципе нет!

— Да пожалуйста! — Этот дебил взмахивает палочкой, и в центре нашего коридорчика на полметра взметается пламя. Не знаю, что у него там на самом деле планировалось, только через секунду он тушуется, изрекает: "Да, действительно" и какое-то время молчит.

Они уже вон сколько ругаются, и все звучит осмысленно. Странно это...

— Но как-то же вы меня заподозрили!

— В следующий раз, когда просишь автограф, делай лицо попроще, — насмешливо говорит отец.

Так-то, знай наших!

— Тогда откуда вы знаете о наших разборках?

— Мне делать нечего — только знать о ваших разборках. Я уже здесь посмотрел вашу первую встречу с Джеймсом и случайно увидел эпизод на лестнице.

— Случайно?

— Ну не все же тут гении ментальной магии! Послушай, мне надоело оправдываться.

— То есть вы меня развели на признание, вообще ничего не зная?

Райт спрыгивает со ступеньки, ржет и хлопает в ладоши.

— Развел? — напоследок фыркает отец.

Ну вот, всем весело, все смеются. Итого, что мы имеем? Меня нашли случайно. Как выбраться не знают. Снаружи происходит какая-то хрень. Виноватым сделают меня. Кто пессимист? Я пессимист?

<> <> <>

Когда он сообщил, что мой отец мне вовсе не отец, было больно. Это было практически первое, что он мне сказал. Я ему не поверил, почти.

Он вытягивал из меня информацию — злился, упрашивал, угрожал, а я невольно сравнивал. К тому времени, когда он велел присоединить себя к карте, я подумал, что у меня действительно не было отца и я, похоже, вообще не представляю, что это такое. Я завидовал черной завистью. Потом подумал: за Джеймсом он мог послать кого угодно. Он вытаскивал не Джеймса, он вытаскивал меня. Ситуация была, как в дешевом детективе: единственный человек, который раскрыл преступника, отправляется составлять компанию жертве, не удосужившись ни с кем поделиться своими выводами. И я сказал "нет", только не смог настоять. Слишком большой наплыв эмоций и информации и никакого морального права, никакой физической возможности влиять на его решения.

Мне нужно было время подумать, ведь до этого дня я его практически ненавидел. Это очень легко — ненавидеть безвкусный памятник. Но в тот момент, когда я произносил над ним заклятие присоединения, я знал, что у меня нет ни родителей, ни друзей. Это было на уровне ощущения.

Потом было много всего. Шок от того, что он общается с Джеймсом, как с посторонним, предположение, что он, возможно, со всеми так общается. Чувство, что он уже давно присутствует в моей жизни, когда он заговорил про самопишущее перо, и я понял, кто мог прислать посылку на Рождество. Мое прошлое, как паззл, стало собираться заново вокруг репринтного издания учебника по зельеварению. Пока это несколько кусочков вместо цельной картины. Но это гораздо лучше, чем то, что было, и точно лучше, чем ничего.

Я ненавижу, когда на меня орут. Я ненавижу, когда при мне кого-то оскорбляют, а он, по-видимому, даже не замечает этого. Я ненавижу Аврорат. Я ненавижу новую экономическую политику. У нас противоположные мнения почти по всем вопросам, но я пытался понять и быть понятным. Это как склеить две половинки мира. Мне даже все равно, кто я — Райт, Снейп, счастливая галлюцинация мистера Поттера, жертва какого-то изощренного психологического эксперимента. Черт с ним. Пока он не относится ко мне как к постороннему, — а он это может, — все это не имеет ровно никакого значения. Но я не могу быть источником обвинений. Это я давно для себя решил. Остальное не так уж важно, все равно я ни на что не влияю.

Сегодня на меня впервые наорал Джеймс. Надо сказать, орут они со старшим Поттером совершенно одинаково. Но не суть. Когда он стал тыкать в меня палочкой и выкрикивать обвинения, я к этому в общем был готов, ну, насколько к этому можно быть готовым. Принял стойку и стоял, как идиот, пока мистер Поттер его отчитывал. В таком бешенстве я его еще не видел. Причем, с Джеймсом он говорил спокойно, потом вспомнил про меня, и понеслось. Вопрос — я отказываюсь отвечать — угроза — защита — легилименция.

Я понятия не имел о его реальной силе. Моя защита не просто разлетается, я думаю, он даже не заметил, а была ли она. За долю секунды получил ответ и прервал контакт.

И это после того как я проехался по его неудачному ментальному вмешательству, намекал, что они в своем Аврорате ни на что не способны без применения боевой магии к задержанным. Он мне тогда ни слова не возразил.

Приятно обнаружить свою ошибку, но от этого безупречного профессионализма меня трясет. Нет, я за него рад, все это круто, конечно, только есть одна деталь — я не могу быть источником обвинений.

А он после этого еще довольно агрессивно убеждает меня, что так и надо, злится и не собирается извиняться. За прошлый раз не извинился и за этот не станет.

Он должен понять. Если бы ему было безразлично мое мнение, он бы на меня не кричал. Надо пойти и поговорить, а то смешно ведь, нашел крайних. Джонс и наши деканы.

Не знаю, чего я так завелся. Он не сдаст меня дознавателям, он мог получить ответ из других источников, он не стал смотреть ничего лишнего. Но по мне все что угодно лучше, чем эта безличная демонстрация силы.

<> <> <>

За последнюю пару веков ни у кого из директоров Хогвартса не было детей. За исключением Снейпа, который под вопросом. Подозреваю, это не случайно.

Они меня с ума сведут.

Или не сведут?

Так, надо представить себе лимонные дольки. Я ем лимонные дольки, пока не успокоюсь. Вот я беру из вазочки одну лимонную дольку, обсыпанную сахаром, и съедаю. Беру вторую, розовую, — пусть они будут разноцветными. И несладкими. Да черт, пусть их лучше вообще не будет!!! Я снизу залепляю ботинком по краю столешницы, и хрустальная вазочка с мармеладом, разлетаясь, уносится в черноту.

Все, кто общался с Альбусом дольше пяти минут, ненавидели лимонные дольки, и он об этом прекрасно знал. Он их сам ненавидел, но считал, что дольки должны быть съедены. Перед моим мысленным взором снова та же хрустальная вазочка с мармеладом.

А на тех, кто с удовольствием ел дольки, он, добренько-добренько улыбаясь, смотрел, как на неразумных младенцев. На меня так смотрел, на Амбридж. Знал, что это ненадолго. Что еще пара порций — и понимание снизойдет, а есть дольки все равно придется.

Скотский у него был юмор, что ни говори. Но, надо признать, запоминающийся.

Жизнь — мармелад. Благодари, улыбайся, жри.

Глупый маленький Снейп... Мерлин, ну чем я его так обидел...

Я прав? Конечно, я прав.

Если бы я был не прав, мне бы сейчас не было так плохо.

Извиняться не буду, но надо что-то делать.

<> <> <>

— Аль! — похоронным тоном окликает он, пытаюсь быстро собраться.

— Что?

— Хочу показать одно заклинание. Ты умеешь вызывать патронуса?

— Нет.

Наши голоса звучат отстраненно.

— Попробуй.

— Нашли время.

Я занят. Пытаюсь найти знакомые буквы в книге и составить из них слова.

— Рядом с дементором чувствуешь себя еще хуже. И все равно приходится сопротивляться.

— Воздержусь. За отсутствием подходящих воспоминаний.

Мы обмениваемся репликами откровенно и безразлично, говоря о себе как о чем-то не значимом. Он поднимается с места, делает несколько шагов и останавливается. Между нами метра три. Если он подойдет еще ближе, он заметит, что меня трясет, глупо будет.

Он тоскливо смотрит в сторону.

— Да, говорят, надо вызвать в памяти какое-нибудь очень счастливое воспоминание. Но я сосредотачиваюсь на том, чего на самом деле не было.

Небрежное движение палочкой, словно он отмахивается от комара, и миг спустя знаменитое парнокопытное, блестящее, как елочная гирлянда, неслышно переступает ногами по каменным плитам. Оглядывается по сторонам, делает два прыжка и вдруг исчезает сразу и целиком. Мистер Поттер издает радостно-удивленный вопль и мы все дружно пялимся в пространство.

Секунд через пять зверь возвращается, а рядом с ним скользит по воздуху серебристая выдра, путается под ногами заяц, следом несутся наперегонки пес, вепрь и горностай. Гермиона Грейнджер, Луна Лавгуд, Артур и Рон Уизли. Кто вепрь — не знаю, видимо, кто-то из молодых, не участвовавших в войне. Впечатляющее зрелище.

Патронусы, резвясь, бегут вдоль колоннады. Пока они там носятся друг за другом, к мистеру Поттеру вдруг прямо из воздуха подскакивает крупная кошка. Он падает на одно колено и обнимает ее, как живую, а она, вздымаясь на задние лапы, лижет его в лицо и тут же перемахивает через плечо и исчезает. У нее куцый хвост и кисточки на ушах. Всего секунда, — и с пола поднимается счастливый, властный, уверенный в себе человек. Просунув большие пальцы в карманы черных джинсов, с чуть снисходительной улыбкой сдержанного любования наблюдает за прочими животными. Они приближаются к нам, разбиваются на группы. Заяц и горностай запрыгивают на ступени, пес держится рядом с оленем и выдрой.

— Нас ведь спасут, да?! — радостно вопит Джеймс.

— Да, — просто отвечает мистер Поттер, поворачивает голову в мою сторону и спрашивает: — Ну что, еще не хочешь попробовать?

Я только потрясенно мотаю головой.

Вокруг нас появляются все новые патронусы, ходят по полу, скачут по воздуху. Суетливо порхает колибри, перила облюбовала макака, а по нашей площадке между мной и мистером Поттером деловито прогуливается индюк.

— И надолго тут этот зоопарк? — спрашивает Джеймс.