Симфония любви, меча и магии.

— А я, господин Кими? Мне надо любить вас в ответ?

— А ты что... не любишь? — поразился Кими.

И Приапус засмеялся, сползая по стеночки и закрывая ладонями лицо. Ему хотелось сказать: "А я нет", но он не стал. Зачем? Глупо и опасно... Что у него останется, если Кими отвернется от него.

— Люблю, господин, — сказал он, не отнимая рук.

— Нет. А ты меня не любишь.

Он поднял голову: Кими смотрел на него, хмурясь и кусая розовые губки крошечными клычками.

— Люблю, — повторил он. — Разве у меня есть выбор, господин? Люблю.

— Пошли в спальню, Приапушка.

В спальне безмятежно дрых привязанный к стене граф.

— Отдохни, — сказал Кими, указывая ему на просторную кушетку в углу. И бросил туда одеяло с подушкой.

Приапус неверяще кивнул, поспешно устраиваясь на своем месте. Неужели его сегодня оставят в покое? Неужели его слова были услышаны?

Хозяева хихикали и шуршали на своей кровати, "А теперь я тебя на крючок, милый", говорил граф, доносились звуки поцелуев, всхлипы и стоны. И так раз шесть за ночь. "Ах, Анри, глубже, дорогой... да..." — "Еще, дружок, да вжарь, мой огр" — "Карамелька, моя куколка, мой эльфийский воин" — "Покарай меня анально, чудовище, разорви на части, злобный огр" — "Сладкий леденец, лимонная долька" — "Мой милый мальчик".

В полудреме Припус чувствовал возбуждение от жизни по соседству, и одиночество, и ему казалось, что он пойдет на что угодно, лишь бы не чувствовать своей ненужности и холода, лишь бы ощутить горячий жар чьего-нибудь тела рядом. Он закрывал глаза и видел во сне Риля.

За завтраком Кими позвал его к столу, усадил с ними рядом, ласково улыбаясь. Граф вальяжно запустил ему руку между ног, потеребил члены. Приапус замер, вздрогнув: сейчас начнется.

— Оставь его, милый.

— Почему? — легкое удивление, но руку убрал.

— Он не хочет, не принуждай его.

Граф зло усмехнулся:

— Надо же, какая трогательная забота, Кими. Ты слишком мягок с прислугой, таких капризных шлюшек следует усмирять на конюшне — кнутом да конюхами. А не носиться с ними, как с тухлым членом.

— Анри, не будь злюкой...

— Это я тебе как муж говорю, дорогой.

Кими растерянно захлопал глазищами.

Приапус посмотрел на свои руки. Они дрожали. Потом на графа. Граф еле заметно улыбался и накручивал на палец светлую прядку своего мужа.

— А на Цихниде, — хрипло сказал Приапус и сглотнул, — брак, не заключенный в Храме, не считается действительным.

Граф, белея, стал приподниматься, глаза его засверкали от ярости. Приапус, не вынеся этого зрелища, уткнулся лицом в колени, обхватив себя за плечи.

— Анри, милый не надо, — лепетал Кими. — Зачем же ты сказал это, Приапушка!

Он поднял голову. Кими, с укором глядя на него, держал жутко злого графа за руки.

— Никогда не говори таких вещей, Приапушка, разве ты не знаешь, что Анри ужасно вспыльчивый! Он даже своего князя потравил, когда тот ему не угодил, по прихоти. Анри, милый, ты же не будешь бить и травить Приапчика? Он не хотел тебя обидеть...

"Хотел", — подумал Приапус, недоверчиво глядя на них.

— Хотел! — обиженно заявил граф и снова сел. — Я не намерен терпеть оскорбления от твоих холуйчиков, Кими.

— Я его накажу, милый успокойся, четыре удара полотенцем, он больше не будет, а вот так... вот тут тебе можно принести извинения?..

— Ох, — простонал граф, откидываясь, — поцелуй меня лучше в задницу со своими извинениями, Кими, а то на члене, сдается мне, мозоль уже...

Граф Анри и семейное счастье.

Граф лениво слонялся из комнаты в комнату, длинные полы теплого халата путались под ногами. Скукотища, Кими уехал навестить папеньку, прислуга благоразумно старалась не попадаться лишний раз на глаза. За те две недели, что они провели с юным супругом в их новых владениях, Анри успел отдаться водовороту страсти в самых неожиданных местах. "Кими, радость моя," — граф заулыбался, вспомнив силу и нежность своего возлюбленного.

В библиотеке он чудесным образом наткнулся на задремавшего в кресле Приапуса, сонного и теплого, выронившего недочитанную книгу из рук. Умилительная картина, особенно если учитывать, что Кими не трогал мужчину со дня свадьбы, и графу не давал развлекаться. "Пойми, милый, он не хочет. Не заставляй его, Анри."

Приап похорошел, темные мягкие волосы обрамляли худое лицо, даже во сне хранящее отпечаток тех горестей, что выпали на долю мужчины. Граф подошел и легонько шлепнул его по щеке, с удовольствием глядя в широко распахнувшиеся янтарные глаза, где непонимание сменялось страхом и какой-то мертвой обреченностью. Еще не до конца проснувшись, Приапус вывернулся из под потянувшейся к нему руки, пытаясь отползти в сторону. Хоть какое-то развлечение.

— Попался! — Анри прижимал тощую шею к гладкой поверхности стола, придавив дерзкого нахала бедрами к жесткому краю, — пора поучить тебя манерам, мой оборзевший друг.

Забытое в неге последних дней ощущение вседозволенности мягко и приятно разливалось в голове. Граф двинул бедрами, без труда вдавив мужчину еще сильнее в стол, чем вызвал сдавленный стон.

— Я все расскажу господину Кими, когда он вернется, — этого не следовало говорить, Анри даже замер, зло ухмыльнувшись, а потом с размаху влепил ладонью по тощей заднице, чуть не отбив себе руку. Приапус дернулся в бесполезной попытке вырваться, граф был тяжелее и сильнее его.

— Это ты зря, голубчик. Снимай-ка штаны. — Анри захлестнула веселая злость, копившаяся в душе и наконец-то нашедшая выход. Мужчина под ним вздрогнул, и глухое "нет" совпало со следующим ударом.

— Как интересно, — граф отодвинулся и облизнулся, — наша милая подстилочка решила проявить характер.

Приапус вздрогнул еще раз и принялся судорожно оголять свой белый зад. Анри со смехом ущипнул тощую ягодицу, оставляя синяк, подобрал оброненную книгу и сильно шлепнул по жалобно отставленной заднице, любуясь алым отпечатком.

— Попросишь, и я остановлюсь, — граф еще несколько раз ударил по красной притягательной попочке и запустил руку между покорно раздвинутых ног.

— Шлюшка совсем забыла о своих обязанностях и ничего не хочет? Это надо исправить, — Анри потянул мягкие яички вниз, начал больно выкручивать и совсем пропустил момент, когда Приапус вырвался и побежал прочь, гонимый глухим отчаянием и невесть откуда взявшимся стыдом.

Догнать его не составило труда, но граф был зол и не расположен к дальнейшим забавам. Держа подвывающего мужчину за волосы, он перебирал порталы.

— Что же, придется отправить тебя на воспитание, лучшие дрессировщики Приндуса уже ждут, — с этими словами граф задействовал портал и вложил его в руку Приапусу, — прощай, дорогой друг.

Глава восьмая: Весенняя элегия.

Приапус: новые надежды.

Приапус вывалился из воронки на паркетный пол, изрядно отбив колени, и очумело завертел головой. Он оказался в комнате, бывшей когда-то по-видимому, гостиной, но сейчас здесь словно порезвились парочка огрьих деток: не осталось ни одного целого предмета обстановки, портьеры сорваны, а все мало-мальски ценное вынесено. Правда, уже довольно давно. Вокруг не было ни души. Это его немного успокоило и он смог взять себя в руки. Нужно выбираться отсюда, и поскорей.

Он осторожно крался по длинному коридору, шаги казались ему ужасно гулкими, но опасения были напрасными. Так никого и не встретив, он вышел в огромный холл, показавшийся ему странно знакомым. Это же тот самый особняк, куда их с господином Рилем привез граф!

Приапус рванул наверх искать ту спальню, где они ночевали. Там царил тот же разгром, что и везде, а на полу валялась кружевная сорочка и одежда Риля.

Приапус присел на край уцелевшей кровати и схватился за голову. Нет, не дать панике затопить разбредающиеся мысли. Скорее всего, господина Риля забрали гвардейцы князя. Упустив преступника, вряд ли они будут милостивы к попавшему под раздачу мальчишке. Правда, господин Риль не так уж беспомощен, но судя по всему, его таки скрутили. Значит, нужно идти туда. Только каким образом можно попасть в княжий дворец?

Для начала необходимо точно узнать что случилось с борделем и самим Эратусом, обзавестись документами и деньгами. Это могло быть опасно... Что, если бывший хозяин выжил? Но страх за Риля, за свою любовь, толкал Приапуса к действиям, действиям опрометчивым и... и смелым, да. Как будто у него была эта смелость.

Он нашел кухню, тщательно обследовал ее и сложил в мешок все, что удалось найти съестного. Затем обошел особняк в поисках чего-нибудь мало-мальски ценного, что позволит продержаться некоторое время. Конечно, после предыдущих воров найденного было очень мало, но и то хлеб. В одной из кладовых обнаружилась одежда, старая и потрепанная, но он обрадовался, ей как самому изысканному туалету графа. Разбив заколоченное досками окно, Приапус выбрался наружу и начал осторожно искать выход с территории особняка. К счастью уже было довольно темно и, расковыряв ножом замок в калитке, он оказался на свободе.

Ночь он провел в гостинице, а утром отправился в Паучий тупик. Стараясь не светиться, он прошел в заднюю дверь цирюльни Зингера, с которым был в неплохих отношениях. Парикмахер был ему, как ни странно, рад, охотно сообщил последние новости и согласился помочь, за отдельную плату, конечно же. Как оказалось, разразился страшный скандал, ведь в руинах погибли некоторые знатные особы, но который, впрочем, быстро замяли, так как среди найденных тел был один из жрецов Майори. Случившееся объявили результатом кары пресветлой Богини, покровительницы семейного очага и брака, обрушившейся на гнездо прелюбодеев и развратников. Не выжил никто, мгновенно взвившийся после взрыва пожар, который не смогли погасить, уничтожил все до чиста. Приапуса также считали погибшим и это его устраивало.

Князь по последним сводкам из дворца еще чувствовал себя неважно. О господине Риле ничего не было известно, и это настораживало. Ведь если бы его обидели, в курсе было бы все княжество.

Все тот же Зингер, промышлявший тайными абортами и имевший множество связей со слугами многих высокопоставленных особ, сообщил, что в замке князя есть вакантное место помощника библиотекаря. По иронии — освободившееся после трагической гибели последнего в том же борделе Эратуса.

Приапус смотрел на свое отражение, оценивая изменения, произошедшие в его внешности. За месяц покоя он не поправился, конечно, но болезненная худоба сменилась обычной стройностью фигуры. Одежда на нем была не новой, но опрятной. Коротко подстриженные волосы, чисто выбритое лицо молодили его и делали почти неузнаваемым. Он даже мог назвать себя красивым мужчиной. Мужчиной, а не подстилкой. Горькая усмешка тронула его губы: что ж, он постарается... постарается это доказать — хотя бы самому себе.

За этот месяц он многое успел обдумать. Приапус был благодарен к юному Кими за эту передышку. Что он умел делать в своей жизни лучше, чем продавать себя подороже? Да ничего. А ведь сбылась его мечта о свободе, но он продолжает заниматься все тем же. И вырваться из этого адского круга невозможно. Уснувшее на время вожделение ждет своего часа, чтобы напомнить о себе. Но ведь он уже не подросток, у которого стоит на все что движется. Ему необходимо преодолеть это. Если не получится, он сам будет решать кому отдаться. Мечты, мечты, ведь он даже не способен защитить себя. Та ситуация с графом хорошо показала ему это. Что ж, будем довольствоваться малым. Пока не появится возможность получить большее. Ведь теперь, ему нужно бороться не только за себя. Пусть Риль никогда не взглянет на него иначе, чем на обычного слугу, но этот мальчик, такой чистый и невинный, был свежей струей в этом море грязи и порока. Приапус упорно гнал от себя мысли, что уже может быть поздно.

На главного библиотекаря произвели приятное впечатление аккуратный вид и скромные манеры молодого человека. Он не пресмыкался, не льстил, разбирался в литературе и искусстве. Говорил он мало, но замечания его были меткими, а речь правильной — конечно не аристократичной, но и не простонародной, как у человека который много читал, но не вращался в высших кругах. К тому же у него был красивый почерк.

Княжеская библиотека потрясала своими размерами. Приапус почувствовал себя так, будто попал в пещеру с сокровищами. Он мог бы провести здесь всю жизнь, зарывшись в древние манускрипты и редкие книги. Работа впервые доставляла ему наслаждение, не телесное, конечно, а духовное.

Поселили его в маленькой комнатке, примыкающей к архиву, в которой были шкаф, письменный стол и кровать. Окно выходило в тенистую часть сада. Ужин служанка принесла ему прямо в комнату, но предупредила, что питаться ему предстоит в столовой для персонала. Приапус включил "рабочее" очарование, и женщина, тут же растаяв, охотно посвятила его в последние слухи, приходившие от слуг, обслуживающих комнаты господ. Оказывается, князя, находившегося буквально на смертном одре, спасло некое таинственное средство. Что это было, никто не знает. Но с тех пор в спальню к его светлости допускается только его доверенный слуга, который глух и нем от рождения.

Приапус провел две недели, осторожно собирая информацию. Пришлось вновь обратиться к Зингеру за помощью и тот подвел его к человеку, который мог попасть за любую запертую дверь и уйти незамеченным. Не бесплатно, конечно, пришлось отработать, но цель оправдывала средства.

В одну из ночей Приапус и его сообщник проникли в княжескую опочивальню. Шаги их сапог из войлока были бесшумны. Молодецкий храп князя давал надежду, что их вторжение останется незамеченным. В спальне наблюдалось ничего особенного, и Приапус решился заглянуть за полог. На роскошной постели спал князь, прижимая спящего Риля к груди. Как любимую игрушку. Его передернуло от этой мысли. Тем временем его сообщник уже подавал знаки, что нужно уходить.

Приапус следующие два дня пребывал в совершенно растрепанных чувствах. Его смутило совершенно спокойное выражение лица Риля, как будто он всем доволен и счастлив. Но настораживало, почему же мальчика скрывают. Приапус решил самостоятельно навестить княжьи покои еще раз, чтобы убедиться в своих выводах. Благо, вор сделал слепок ключа.

Пока князь был занят приемом какого-то посольства, он пробрался в спальню его светлости. Какого же было его удивление, когда он обнаружил Риля, все так же спящего. Он позвал его, потом коснулся, наконец встряхнул, но реакции не дождался. Звук открывавшейся двери заставил его спрятаться за портьерой, молясь своей заступнице Эрекции. Видимо он попал в приемный день, потому что его так и не обнаружили.

Князь, изрядно похудевший и побледневший, но остававшийся крупным и громогласным мужчиной устало прилег на кровать, обнимая покорное тело спящего. Ласково перебирая бирюзовые пряди, он жаловался, поверял свои секреты, шептал слова любви. Нет, его светлость не воспользовался беспомощностью спящего юноши, потому что его распухшее и покрасневшее хозяйство было на это не способно. Но он не отказывал себе в удовольствии тискать и целовать прекрасное тело, пока его не сморил сон. Утром Его Светлость, вполне бодрый и отдохнувший, покинул спальню.