В этот раз забвение длилось, видимо, очень недолго. Когда Жора вновь очнулся, солнце едва склонилось к горизонту. К своему изумлению, он чувствовал себя хорошо отдохнувшим и полным сил. Приподняв голову, Жора увидел, что лежит на надувном матрасе, заботливо накрытый клетчатым пледом, а по соседству на той же опушке уже разбит небольшой лагерь. Помимо столика и стульев, возле костра расположилась и палатка под синим тентом. Над огнем, на треноге, висел солидного размера закопченный котел. Рядом, на раскладном стульчике с подлокотниками, сидела Наташа и помешивала содержимое котла черпаком. Увидев, что Жора поднял голову, она сказала — Ну что, чуток отдохнул? Вставай, а то ночью не уснешь, еще минут 5, и еда будет готова. Ту, что захватили из дома, мы уже доели.

Стараясь не делать резких движений, Жора осторожно встал, отметив, что по-прежнему отлично себя чувствует.

— А где все? — спросил он, подойдя к костру.

— Дед с Михалычем пошли на разведку, мы чуть-чуть не доехали до места, вот они и решили посмотреть — как туда ловчее добраться завтра.

— А почему завтра? — спросил Жора, присаживаясь к раскладному столу, и наливая в одну из кружек чаю из закопченного чайника, стоявшего рядом на земле. Чай оказался чуть теплым, в меру сладким, и очень вкусным — с дымком.

— Так ведь 'калитка' легко открывается лишь в определенный временной промежуток — объяснила Наташа — можно, конечно, и прямо сейчас попробовать, но дед не любит рисковать. Никто не знает, что будет, если 'калитка' закроется в момент прохождения. Скорее всего — ничего хорошего.

Наташа, прекратив помешивать свое варево, достала черпачок из котелка, и, подув, осторожно попробовала кашу.

— Отлично, кашка поспела — сказала она. Затем, достав из кармана небольшую черную рацию, сказала — База-Группе, ау, Жора проснулся, ужин готов, давайте к столу.

— Принято, — сквозь треск помех донеслось в ответ — мы уже на походе, сейчас будем.

И действительно, не прошло и десяти минут, как из леса вышли Пасечник с Михалычем. У Михалыча на плече болталась двустволка, на поясе висел желтый патронташ, профессор внешне был безоружен, но с доброй палкой-посохом в руке. Бороды, усов и прочей атрибутики на нем уже не было.

— Ну как, Георгий? — спросил Олег Васильевич, подойдя к столу — на пользу пошла наша фармакология?

— На пользу — не то слово — отозвался Жора — как заново родился.

— Погоди маленько — проворчал подошедший следом Михалыч. Он снял дробовик с плеча и повесил его на сучок ближайшей березы. — Вот полежишь на морском песочке пару-тройку дней, тогда точно — как новенький будешь.

— А чтой-то Вы, Олег Васильевич — то в бороде, то без? — полюбопытствовал Жора.

— Видишь ли, там, дома, местные жители привыкли видеть меня с бородой и прочим. У меня в деревне репутация чудака-ученого, я ее старательно поддерживаю. Бороду я сбрил, когда почувствовал, что за мной в Москве стали следить. Потом я решил, что когда нужно будет исчезнуть, снимать этот камуфляж. Стал ездить на электричке, периодически, то тут — то там оставлять машину. Да видно — не очень помогло...

— Садитесь к столу — хлопотала Наталья — каша готова, сейчас чай подогрею — И она повесила чайник на треногу над почти прогоревшим костром.

Михалыч принес из машины стопку алюминиевой посуды с вилками и ложками. Наташа немедленно разложила кашу по тарелкам, и раздала их усевшимся за стол мужчинам. То ли сказалась хворь, ослабившая Жорин организм, то ли это был просто обычный аппетит на природе, но вкуснее Жора давно ничего не едал.

Обычная гречневая каша с тушенкой, приправленная болгарским лечо из стеклянной банки, была столь хороша, что Жора съел аж две миски, запивая все это горячим чаем. Впрочем, Олег Васильевич с Михалычем от него не очень отставали, видимо нагуляв аппетит на свежем воздухе. За столом некоторое время царила тишина, прерываемая лишь звяканьем ложек и обычными застольными просьбами о добавке, хлебе или соли.

Когда все наелись, Наталья, собрав посуду, оправилась ее мыть к большому эмалированному бачку, заботливо подвешенному на одной из берез.

— А я смотрю — ты некурящий — обращаясь к Жоре, констатировал профессор — это очень удачно. По каким-то неведомым причинам, жизнь подбирает в нашу компанию некурящих, но не без других человеческих слабостей — покосился он в сторону Михалыча.

— Обвинение отвергаю — с достоинством ответил тот. — Вам, как непьющему, полностью никогда не понять душу русского человека, иной раз требующую отдыха. Пусть даже и в таком своеобразном виде. Тем более — норму свою знаю, и никаких безумств не допускаю.

— Это да — вынужден был признать Пасечник — тут не придерешься, в этом смысле никаких претензий нет.

— Курить не курю, а выпить в меру не откажусь — Жора решил помочь Михалычу.

— О как! — обрадовался Михалыч — так, может, на сон грядущий? — Он вопросительно посмотрел на профессора. Тот благодушно махнул рукой — Да ладно уж — тащи свою бутылку, а то я не видел, как ты грузил свое пойло. Только одну!

— Да будет Вам, — обиделся Михалыч — неужели я не понимаю... Но, нынче ведь подъехали мы с совсем другой стороны. Вороги, если и ждут нас, то там — он махнул рукой — с шоссейки. А мы — кустами и тропками... Никак им нас сегодня не вычислить.

И он быстренько слазил в будку и вернулся, держа в руке поллитровку 'Столичной' в экспортном исполнении.

— Эх, на природе сам бог велел — сказал Михалыч, разливая водку по двум кружкам, но Наталья молча подставила третью. Михалыч покосился на профессора, тот сделал вид, что ничего не видит, и Михалыч плеснул и в третью кружку. — Однако, если бы Кадо с собой взяли, то спали бы тогда вообще без проблем.

— У Кадо на базе дел хватает — строго сказал профессор — а я подежурю полночи, потом тебя разбужу, успеешь... отдохнуть.

— Олег Васильевич! — укоризненно сказал Михалыч — мне и в одно лицо такой флакон на природе — ничто, а уж на троих...

Полкружки водки, да под немалую порцию каши, ни на Жору, ни на Михалыча, заметного действия не оказали, а вот Наталья сомлела, и вскоре была отправлена в будку почивать.

— Ну что, Георгий — сказал профессор, когда, уложив девушку отдыхать, они втроем уселись у костра — вопросы уже появились?

— Да как им не появиться — начал было Жора.

— Минутку — поднял руку Михалыч — я, с вашего разрешения, сидя на спине из палатки послушаю, а то мне вставать раненько — и отправился в палатку, волоча за собой надувной матрас. Под мышкой он держал громадный ватный спальник в зеленом брезентовом чехле.

— А ты-то как? — спросил Олег Васильевич, проводив взглядом Михалыча — может тоже — на боковую? На вопросы и завтра время найдется...

— Да нет — пожал плечами Жора — вроде такой уж смертельной усталости нет...

— Тогда давай — профессор подбросил пару поленьев в угасавший костер — что тебя интересует? Хотя, знаешь что, давай-ка я начну...

Значит, так: Точек перехода, или, по другому — отработанных, надежных 'калиток' на сегодня у нас три. Первая — куда вы завтра с Натахой отправитесь — остров в Карибском море, ориентировочно 17 век.

Вторая — Калининский фронт, осень 41 года, оттуда все наше оружие, но там только время меняем, выход географически в том же месте. И третья — Тверская губерния 1905 год, осень, тоже — только время. Причем, очень важный нюанс — по ряду пока не понятых причин, выход оттуда обратно в локальное время, в двух последних случаях почти гарантированно возвращает тебя при повторном входе практически в тот же исторический момент, что и при первом входе. С исключениями мы встречались — но очень редко. То ли это такая защита мироздания, то ли какие другие механизмы — мы не знаем. Остается смириться с фактом — болтаться туда-сюда между мирами, меняя мимоходом историю, не получится. Каждый раз, возвращаясь туда через 'калитку', ты, скорее всего, обречен начинать виток истории заново.

То есть, смотри — профессор собрал с земли в пучок несколько березовых веток. — Вот наша реальность — Он показал на одну веточку в пучке. — Вот это наша история, которую мы делаем сегодня — отломил он у этой ветки верхушку. Вот мы, как бы на ее вершине, и с каждым нашим действием, с каждой прожитой минутой она растет, растет параллельно с остальными ветками. Однако мы, с помощью пока непонятно каких механизмов, можем перескакивать с ветки на ветку, но вверх конкретно по своей ветке, в будущее не можем — она еще не выросла. А на соседнюю, ниже по исторической линии, запросто — но на одну и ту же точку — место контакта, она же — 'калитка'. Причем, каждый раз, видимо, мы начинаем у этой ветки новый виток истории, вбок начинает расти новая веточка. Это если вмешательство кардинальное, или вписываемся в процесс по новой, если наше действие не вызвало радикальных изменений. Вот, как-то так — и профессор бросил пучок веток в костер.

— Ни фига не понял — чистосердечно признался Жора — что за механизмы? И почему переход получается в одну и ту же точку?

— Ох, — тяжело вздохнул Пасечник — механизмы, я тебе, ей-богу, объяснить не смогу — нащупаны они интуитивно. А насчет возврата каждый раз сначала — гипотез масса, до утра хватит, лучше принять как данность — залез, живи до конца. Ушел — начиная сначала... А если, благодаря твоему вмешательству, где-то растет и развивается новая историческая реальность, так у тебя все равно туда доступа нет. Хотя, если отыскать там другую 'калитку' — кто знает... Но пока никто не пробовал.

— А вход? Как это выглядит?

— Это просто. Включаю установку, появляется белый туман, ну, такой субстрат... Входишь в этот туман, если вдвоем-втроем — нужно держаться как можно ближе друг к другу, лучше за руки. Субстрат тебя начинает, как бы выталкивать, но нужно идти именно туда, где сопротивление максимальное, как бы проталкиваться внутрь. Если ты барахла из века нынешнего не перебрал — выходишь там, в другом мире, если перебрал — субстрат тебя вытолкнет. Выход — в обратном порядке, но намного легче — тащить оттуда можно — сколько унесешь.

— А если там кто-то остался, а я туда-сюда схожу — спросил Жора — как с точкой отсчета?

— Хороший вопрос — кивнул профессор — пробовали. На остров попадаешь к тому, кто остался, если туман пропустит. В двух других 'калитках' как правило, снова в другой виток истории, но, бывает — и к коллеге... Но это как повезет. Механизмы, повторюсь, для нас сегодня непонятны.

— Интересно — сказал Жора — а время? Вы что-то говорили про время?

— Ну да — кивнул Олег Васильевич — почему-то время там течет где-то один к десяти. То-есть, день здесь — десять там. К счастью, я, точнее — мы, научились тормозить у организма локальное время. Иначе говоря — приняв наши препараты, ты вернешься обратно почти не постарев, проживи там хоть сто лет, если сможешь. Но в той реальности мой препарат, вроде бы не работает — будешь стареть, как все, а вот вернешься — помолодеешь снова.

Кстати, попробуй-ка моей фармакологии — когда-то надо начинать.... — И Пасечник ушел во тьму и закопошился у будки, едва освещенный почти погасшим костром.

— Черт — услышал Жора приглушенный голос профессора — Натаху бы не разбудить...

Вскоре, помелькав в будке фонариком, Пасечник вернулся к столу. На плече у него висел трофейный укороченный автомат Калашникова, а в руках он держал фляжку и какие-то таблетки.

— Вот глянь — положил он автомат на стол — чем эта шпана нас давеча пугала... На свою голову.

Жора привычно отомкнул магазин, гляну в него и хмыкнул. Потом, лязгнув затвором, быстро разобрал оружие, и, не собирая, пренебрежительно отодвинул железки на край стола.

— Чучело оружия, к стрельбе не пригодное.... У нас такой в школе был. А пистолет?

— А — махнул рукой Олег Васильевич — китайский ТТ, у нас такого добра хватает, я ребятам из сопровождения отдал, им левый ствол пригодится. Ну, ты все-таки, собери железки. Пристроим этот хлам куда-нибудь...

Жора послушно вернул автомату первоначальный вид.

Олег Васильевич облокотился на край стола.

— На-ка вот — выпей...

Он положил на стол черный шарик препарата, и аккуратно налил в кружку из фляжки воды.

— Ты не думай — все апробированно, да и не вода это, а тоже — компонент... Доза пока гомеопатическая, пробная. Давай, смелей...

Жора без колебаний сунул шарик в рот и запил предложенной водой. Вода оказалась как вода, шарик тоже был безвкусный.

Через минуту-полторы от Жориной макушки до пяток прокатилась некая волна, типа озноба. Потом, мир резко наполнился звуками, запахами, цветом. Темнота раздвинулась. Прогоревший костер засиял оранжевым цветом теплового излучения, из березовой рощи донеслись самые разные звуки — треск, пощелкивание, хруст. Жора повел головой, и легко увидел в полусотне метров в глубине рощи зелено-оранжевый контур настороженно присевшей лисы. Чуть поближе, в стороне, он отчетливо разглядел оранжевое тепло ежа, вышедшего на ночную охоту перед зимней спячкой.

Окружающая природа навалилась на него всей возможной информацией — Жорин мозг переполняли звуки, запахи и картинки, немного похожие на то, что Жоре довелось увидеть в армейскую бытность в приборе ночного видения.

Все это длилось две-три минуты, и когда наваждение прошло, Жора облегченно вздохнул.

— Ну как? — спросил профессор — впечатляет?

— Да уж — покрутил головой Жора — крутые таблетки.

— А всего-то — натолкнул на идею некий трофейный препарат хиропон, японцы его еще в тридцатые придумали. Во время Второй мировой американцы его тоже взяли на вооружение — назвали 'кискины глазки', давали часовым, работникам ночных предприятий. Мы посмотрели действие, разобрались — ну и улучшили, как водится. И это еще не все наши мульки, но остальное с кондачка пробовать нельзя, только под контролем.

— Да уж — Жора покрутил головой — я не удивлюсь, если завтра Вы мне волшебную палочку покажете...

— Ну, волшебной палочки нет, а вот волшебную страну ты очень скоро увидишь. Давай-ка, друг мой Георгий, иди отдыхать. Завтра еще будет время поговорить, раньше полдня калитка не откроется... Дуй спать, я пока подежурю.

Профессор встал, похлопал Жору по плечу, и подбросил в костер пару поленьев. Потом снял двустволку Михалыча с березы, и сел на стульчик поближе к костру, положив оружие на колени.

— Давай, Жора, ложись лучше к Натахе под бочок, а то Михалыч дюже храпит.

Действительно, храп Михалыча доносился из палатки весьма отчетливо.

Жора подумал, и решительно отправился на ночлег в будку.

Правка 18.04. 16. — 27.09.16

Глава 9

Разбудил Жору холод. Ночью подморозило, и геологический спальник, представлявший собой этакий стеганый кокон из ватина в брезентовом чехле, перестал служить надежной защитой от осеннего морозца. Жора осторожно высунул нос из капюшона спальника. В окошки будки пробивался робкий серый осенний рассвет, от минувшей безоблачной ночи с россыпью звезд на небе не осталось и следа. Рядом, зарывшись в груду невостребованных спальных мешков, уютно посапывала Наташа.