Кровавая Ладонь

— Дальше ты приезжаешь в город и рассылаешь приглашения на званый ужин. По задумке, на твои фирменные блюда должна слететься вся знать. Но! На всякий случай, повторюсь. Ни у твоих поваров, ни у гостей, ни у меня... ни у кого не должно быть сомнений в том, что ты действительно тот, за кого себя выдаешь. Иначе — провал.

— А мне... — воображение Менно, пытаясь самостоятельно найти ответы на некоторые вопросы, разыгралось немного не в ту степь. — ...мне же не придется никого травить?

— Нет, травить не придется. Для травли у нас есть специально обученный человек. Наоборот, Питрен. Гостей нужно умаслить, накормить, напоить и развлечь. Кстати! С тобой обязательно захотят познакомиться. — Колин тяжело вздохнул. — Никаких шуток про мужеложество. Для аббадонской аристократии это вполне нормальное явление, так что тебя примут за неотесанного дикаря. И про то, как ты по пьяни доил собаку, я бы тоже не кричал на каждом углу. Держись слегка надменно, но не перегибай. Короче говоря, думай, Питрен.

— Понятно. — озадаченный сверх меры, Куница смолк секунд на десять-пятнадцать. — Но если какой-нибудь берендей на честь мою польстится — отвечу уроду высокородному, как рабочий человек! Сапогом в зубы!

— Запрещаю. Тактично объяснишь, что предпочитаешь женщин и откланяешься.

— Нет, ну как же... — Менно хотел было возразить, но ощутив нарастающее недовольство канцлера, сменил тему. — А что готовить то? Я эту сволочь богатую знаю, да и шеф-поваров их повидал. — Куница брезгливо ухмыльнулся и пригладил бороду. — Я вот как считаю? Нормально делай — нормально будет, а эти... с жиру бесятся! Не знают уже, что бы еще придумать. А все ведь уже задолго до них придумано! Но нет!

Питрен родился и вырос в Алькахесте, впитывая с молоком матери настроения и суждения этого города. И именно происхождение сейчас, чуть ли не лопая щеки от натуги, раздувало в душе огонек ненависти к аристократии. К этой, как он считал, паразитической форме жизни.

— На большую богатую тарелку выкладываем, например, фаршированную клювами дятлов задницу лисы. Можно и не лисы... можно и не задницу... главное что-то такое приготовить, что нормальному человеку и в голову бы жрать не пришло! Дальше, с расстояния двух метров (а иначе не получится) кидаем на тарелку щепоточку какой-нибудь неведомой приправы.

— Питрен... — Колин тихонечко попытался перебить повара, но тот уже вошел в праведно-гневный раж.

— Это очень модно. Тут мазанем черной безвкусной жижей, здесь капнем непонятным зеленым киселем. И обязательно втыкаем какой-нибудь бутон... хотя нет, здесь "какой-нибудь" не подойдет. Используемый нами цветок должен распускаться один раз в год...

— Питрен...

— Причем обязательно в полнолуние, иначе он — не для этого блюда. На гарнир отдаем припущенные почки баттийской лиственницы с жареными жуками-носорогами. Ах, да, еще делаем ароматный соус из протухшего сыра, чтобы непременно перебить им вкус основного блюда. Без этого соуса все теряет смысл... становится ненужным. И вот! Шедевр готов! "Что повар хотел сказать этим мазком?", "Какая удивительная игра цвета!", "Как изыскано выложены жуки!". — Куница сплюнул. — Дрекавака им под сраку...

— Питрен, мне все равно, что ты будешь готовить. Главное, придерживайся легенды. — Колин встал с лавки и двинулся к выходу. Лошади пока еще отдыхали и тайному хотелось смыть с лица пыль дороги. — Хотя. Ты знаешь, такая реакция знати была бы к месту. Готовь задницу лисы.

* * *

День неумолимо шел на убыль и темнеть теперь начинало незадолго после обеда. К пограничной деревеньке фургон отряда подъехал в сумерках. Местные солдаты уже распалили фонарь. Его теплый оранжевый свет озарял часть деревни и гарнизон королевской армии. Двухэтажный дом каменной кладки с красной черепичной крышей выгодно смотрелся на фоне бревенчатых срубов местных жителей. Еще бы... пусть на границе с Пустошью сейчас и мирное время, но этот пост — первое, что видит путник по въезду в Аббадон. Нужно произвести впечатление. И не исключено, что основным занятием пограничников в этой глуши, была стирка двух огромных сине-белых флагов, обращенных в сторону пыльной дороги.

"Стой!" — вскричал солдат в легком шлеме и гербовой накидке, одетой поверх кольчуги. Молодой паренек накинул на плечо лямку арбалета и неспешной поступью спустился с крыльца. Лениво почесываясь, солдатик двинулся в сторону фургона. Попутно, он шлепнул по захлопнутому забралу огромного рыцаря. Пребывавший до этого без движения, тяжелый латный доспех резко всколыхнулся и мокро раскашлялся. По всей видимости, скрывшись от посторонних глаз под толстым слоем брони, рыцарь мирно спал. Волоча по земле гигантский двуручный меч, сонный броненосец направился вслед за арбалетчиком.

— Вечер добрый! — дружелюбно отозвался Шакал. Аккуратно положив вожжи на сиденье, он спрыгнул с фургона. — Что-то не так, господа военные?

— Защити меня, Единый! — в испуге, солдат отшатнулся от Каспара на несколько шагов и наставил на темного арбалет. — А ну-ка стой, где стоишь!

— Чего там!? — глухо донеслось откуда-то из доспеха.

— Выродок "пришлый"! — стрелок в ужасе осознал, что направленное на Шакала оружие вовсе и не взведено. Суетливо пыхтя, он упер тяжелую бандуру в землю, натянул тетиву и снова наставил арбалет на Каспара. Молоденький еще, глупенький. Не отдает себе отчет в том, что против опытного темного стрелковое оружие бесполезно. Все равно что угрожать ежу зубочисткой. Кортрен пристально следил за пальцем, лежащим на курке. При намеке на опасность, он в любой момент был готов на пару секунд скрыться во тьме. — Что с рожей!?

— Да вот... Мешки под глазами. — Шакал состроил грустную гримасу и провел пальцем по татуировке . — Уже неделю в дороге. Спешу, не высыпаюсь.

— Ты кому-нибудь другому заливать будешь! Это "пришлых" клеймо! Ты выродок! — на шум, из каменного здания выбежали еще два стражника границы. Теперь в Каспара целилось аж три арбалета и это немного усложняло задачу.

— Молодой человек, называйте меня просто "темный". Слово "выродок" очень обидное. Я же не называю вас набожным идиотом. А между тем, очень хочется.

— Ах ты... А ну молчи, пока не спрашивают! Что везешь? И куда?

— Рыбу везу вяленую. В Делфт. На продажу. Мы же в вольном городе, кроме как рыбу ловить, да на налогах дорожных наживаться, не умеем ничего.

— Ты дерзить-то перестань! И давай, разворачивай свою колымагу! Нет тебе дороги в Аббадон! Здесь нормальные люди живут.

— А может... — плавно и осторожно, дабы не напугать солдат, Каспар отвязал от пояса небольшой холщовый мешочек. — ...двести золотых заставят вас поверить в чистоту моих намерений?

— Имперских? — пограничник опустил оружие. От такого щедрого предложения, у всех солдат разом в глазах зажегся алчный огонек. Даже сквозь забрало рыцаря что-то такое проблескивало.

— Ну каких же, упаси ваш драгоценный Единый, имперских? Обижаете. Самых, что ни на есть, аббадонских. — радости у взяточников поубавилось. Непонятно зачем, королевский монетный двор чеканил золотую денежку ровно в два раза легче, чем это было принято на востоке. Но как бы то ни было, предложенная сумма была более, чем достойной. Разделенное на четыре (а именно столько человек сейчас было в доле), золото покрывало полуторамесячное жалование солдата.

— Так. Ну если по-хорошему хочешь. — солдат недовольно глянул в сторону деревни. Там, свесившись из избушки чуть ли не по пояс, в окне торчала любопытная старушка. Осознав, что ее заметили, бабуля задрала голову ввысь и принялась с упоением что-то разглядывать в затянутом беззвездном небе. — Проходи в гарнизон, там и договоримся.

Молодой арбалетчик, тот что стоял ближе всех к Шакалу, обернулся к своим сослуживцам. Парень заговорщицки поднял бровь, улыбнулся и еле заметно кивнул. "Пускай зайдет внутрь, дальше дело за малым. Труп в лес на съедение волкам, телегу спалим, а лошадей для нужд армии заберем. Еще и к награде приставят". Как уже говорилось выше, он был молод. Да и лицо у солдатика было приятное, доброе и немного наивное. Не бывает у злодеев таких лиц. Золото... все это проклятое золото виновато. Толкнуло хорошего человека на злодеяние.

Обмануть, заманить в ловушку, при первом удобном случае ударить ножом в спину и обокрасть. Кто же так делает? Не при первом удобном случае бить нужно, а при первой же возможности. Учись, сопляк, пока дядя Каспар жив. С силой швырнув в стенку фургона мешок с золотом, Шакал в два шага оказался за спиной арбалетчика. Голая рука темного, заранее окутанная язычками инородного пламени, легла на подбородок солдата.

За криками пограничников не было слышно ни звона ударяющихся о фургон монет, ни последующих за этим, почти что синхронных, глухих хлопков. А тем временем, Кортрен обхватил грудь жертвы левой рукой и прикрылся телом солдата от арбалетных болтов. Как живым щитом. По правде говоря, щит был жив еще буквально пару секунд. Лицо королевского стрелка сделалось мертвенно бледным и по нему, паутинной сетью, проступили темно-синие вены.

Кусочек мира Мусорщика проник в его существо. Кусочек той холодной пустоты, что не приемлет ни одно живое существо, кроме тех, что повязаны с ней волей темного бога. Убийство "тьмой" не предполагает мучений и долгого романтического прощания с жестоким миром, что неотъемлемо сопровождается душераздирающими хрипами и выказыванием последней воли. В ужасе, душа паренька покинула тело с немыслимой скоростью. Будто бы он улитка, случайно раздавленная кованым сапогом. Вот есть — и вот уже не существует.

Широко замахнувшись своим исполинским двуручником, бронированный страж уверенно двинулся на Шакала. Последнее, что он увидел сквозь прорехи в забрале, как за спиной у Кортрена сгущается темное пятно, приобретая очертания молодой симпатичной девушки. Дез выскочила из Щурова мира уже со склянкой в руке. Тут же, она запустила ее точно рыцарю в голову. От шлема пошел дымок и сталь доспеха, будто бы горячий воск, начала плавиться и капать серыми блестящими жемчужинами прямо на лицо солдата. Рецепт этой кислоты Алезандезе выкупила за немалые деньги у милинтийских пиратов, ведь местным алхимикам выдумать нечто подобное было не по зубам. Увидав, как визжит от боли обжигаемый собственными же латами рыцарь, они наверняка постарались бы опровергнуть свою никчемность, просто-напросто признав дочь Вожака колдуньей.

Самый опасный противник был выведен из строя. Осталось еще двое на улице и порядка десяти внутри гарнизона. Смекнув, что приятеля уже не спасти, один из арбалетчиков выстрелил в руку, которой Шакал поддерживал свою обмякшую мясную заслонку. Кортрену повезло уже второй раз подряд. Стрела не задела кость. Больно, но терпимо. Главное не подставлять голову, а все эти руки и ноги становятся расходным материалом, когда в фургоне ждет своего часа твой личный полевой лекарь.

Следом за Дез, из тьмы выскочил готовый к бою Мартин. Не то, чтобы королевские солдаты были плохо тренированы. Просто каждый, из выступающей против них троицы, помимо тренировок, имел за спиной не меньше сотни настоящих сражений. С присущим ей хладнокровием, дочь Гастаафа Джербена назвала бы этот бой "зачисткой".

Все, что случится дальше, следующим утром будет пересказывать всей деревне та самая любопытная бабулька, которая торчит сейчас из окна. Вот только переврет она все настолько, что к моменту приезда на границу подкрепления, история будет ближе к вымыслу, чем к правде. По эпичности она будет превосходить самые героические баллады самых талантливых бардов запада. Прибавится и масштаба, и подробностей, и догадок. И только один момент этой схватки бабушка донесет правдиво — погнавшись за одним из пограничников через колючий куст шиповника, монстр с железной рукой разорвал свой жакет.

* * *

А ведь Шакал не хотел убивать защитников страны, границу которой только что пересек. И не в деньгах дело. Прояви солдаты благоразумие — сохранили бы и золото, и жизнь. Эти люди, на поверку оказавшиеся лжецами и убийцами, были сурово наказаны когтистой дланью шакальего правосудия. И поделом им. Поборником морали в этой ситуации Кортрена назвать, конечно, можно... но это не будет правдой. Без сомнений, темная алчность взыграла в ребятах и это ой как нехорошо. Да вот только Шакалу абсолютно плевать на чужие пороки, пока они совместимы с его жизнью и не мешают выполнять задание клана.

Стражники городских ворот Алкмара оказались посговорчивей. Без всяких подвохов, они обменяли щедрую мзду на беспрепятственный въезд в город. Хотя и поводов для волнений у них было гораздо меньше — чтобы скрыть татуировки, Каспар и Алезандезе переоделись из клановой формы в длинные серые плащи с капюшоном, надежно закрывающим лицо от посторонних глаз. Колин преобразился в одного из своих "рабочих" персонажей, а если конкретно — в Бакара Гарцера, развеселого прожигателя жизни из далекого Батти. А баттийскому лучнику, пусть и в отставке, непременно полагается носить темно-зеленый тюрбан. Кунице и так скрывать было нечего, а Хеннмеля и Арцея, происхождение которых не скрыть ничем и никогда, запихнули в мешки и спрятали под остальным скарбом.

Алкмар встретил путников оживленным гулом. Как и всегда, на улице здесь было много народу. Недовольно галдели спешащие по своим делам прохожие, продавцы уличных лавок зазывно кричали им в след, а средь толпы носились визгливые дети. В соседнем дворике, собака с лаем погнала бродячего кота, заглушив на несколько секунд мерный стук кузнечного молота. Откуда-то сверху, грязно чертыхаясь сквозь кашель, с противным скрежетом выскребал сажу трубочист. Столица жила своей суетной жизнью.

Стоило только отряду ступить на каменную мостовую города, как помимо людей, их тут же со всех сторон окружил высокий лабиринт домов. Городские ворота распахивались прямо в шумный проходной двор, выбраться из которого можно было через одну из двух арок, ведущих в противоположные стороны. Либо, на свой страх и риск, подняться по довольно широкой лестнице, уводящей вверх, на крышу дома соседского двора. Не имея карты или попутчика, заблудиться в кривых улочках, темных переходах и многочисленных тупиках столицы было проще простого. Если попытаться провести аналогию с животным миром, то вольный город Алькахест — это заполненный сотами пчелиный улей. Геометрически строгий и правильный. Ну а Алкмар, тогда, грибница разноцветных сыроежек. Разросшаяся бес знает как, по одной ей ведомым алгоритмам.

И редкое строение в этой "грибнице" не имело общей стены со смежным зданием. Так что вкупе, весь город являл собой эдакого архитектурного монстра. Жуткий кадавр был слеплен из построек разных стилей, расцветок и высот. Вот, к примеру, парадный вход одного низенького дома: тяжелая резная дверь расположена между бывшими одно время в моде белыми колоннами, поддерживающими козырек черепичной крыши так, чтобы он нависал над улицей. А уже следующее здание, в контраст соседушке, компенсирует скромную входную дверку наличием широких просторных балконов. На противоположной стороне улицы стоит традиционная для мерсенского вассальства глиняная одноэтажка с плоской крышей, которую предприимчивый хозяин обустроил под овощные развалы. Одну общую стену она имеет с каноничным трехэтажным аббадонским домом, а другую с округлым фундаментом высоченной дозорной башни городской стражи. И все это в порядке вещей.