Наместный маг 2: Пест - ломаный грош

Когда она подняла взгляд на мужчину, то тут до нее и дошло, что, несмотря на размеры и широту плеч, перед ней юнец. Отрок, если вообще не дворовый парень. Женщина в недоумении глянула на старика, который сплюнул, кинул под лавку еще один неудавшийся лапоть из бересты и потянулся за новым куском бересты на той же лавке. К слову, под лавкой уже было несколько комков бересты, отдаленно напоминающих лапти. Потом женщина снова перевела взгляд на отрока.

— Я к Песту-ведуну...

— Я Пест-ведун, и за то слово было Аккилуры, ведьмы села Ведичей, — опять оборвал ее отрок. — С чем пришла?

Женщина тут же ухватила мальчика за руку и подтянула его кисть к Песту.

— Вот! Вот, что случилося.

Пест недоуменно уставился на кисть парня. Она была немножко искривлённой, и на ней было 6 пальцев. Он протянул к кисти руки и начал ее ощупывать, при этом продолжая выспрашивать мать ребенка.

— Давно шестой вырос?

— На свет с 6-ю появился...

— Только на одной руке?

— На обеих рученьках...

— Болит? Работу делать мешает?

— Нет, но род и село за юродивого считают, и дворовые тумаками провожают...

— Звать как?

— Митрофана...

— Малого!

— Синдин...

Пест умолк и начал разглядывать парня. Тот был явно рыжим. Волосы были настолько яркого рыжего цвета и так растрепаны, что у Песта сразу закрались сомнения.

— Кулаки покажи! — хмурясь, скомандовал Пест. — Ну?

Парень испугано взглянул на мать, а потом, вжимая голову в плечи, показал оба кулака Песту, костяшками вверх. Оба кулака были битыми, с припухлостями и ссадинами.

— Бьешься на кулаках?

— Бьюсь... — мальчишка склонил голову немного вперед и смотрел на Песта исподлобья. Словно дворовый, собравшийся с ним драться.

— Руку дай! — Пест дождался, кода парень в сомнениях протянет одну руку и ухватил за запястье. Одной руки Песта хватило в аккурат, чтобы обхватить маленькое запястье мальчишки. — Не дергай, а то больно будет...

С этими словами Пест провел второй рукой по ребру ладони, там, где был зачаток шестого пальца. Сразу после руки потекла кровь, но Пест провел своей рукой еще раз. Кровь тут же остановилась. На стол капнуло всего пару капель. Пест осмотрел кисть парня и хмыкнул.

— Вона как!

Далее Пест долго ощупывал кисть и что-то бормотал, перебирая косточки. Все это время мать не сводила глаз с зачатка пальца, который валялся в крови на столе.

— Все, давай вторую! — малец задумчиво разглядывал кисть без шестого пальца и не сразу среагировал на слова Песта. — Ну? Чего ждешь? Потом налюбуешься.

Мальчишка тут же протянул вторую руку, а Пест повторил с ней манипуляции. Когда до мальчишки дошло, что он больше ничем не выделяется и пальцев у него столько же, сколько у других, он засиял как начищенный медяк. Он вертел перед лицом руками и рассматривал места, где буквально пару минут назад еще были лишние пальцы. Его мать в это время принялась копаться в подоле платья, а Пест, хмурясь, уставился на лишние пальцы, лежащие на столе.

— Единый нам тебя послал, да так любо послал, что спасу нет! — женщина суетилась и пыталась что-то найти в платье, судя по суете это было что-то очень важное. — Мужа Единый повесне забрал, он лихоманкою неделю мучился, все вертелся как уж на сковородке, а за сына его слово сказать некому. Я-то старая уже, вдовых брать у нас не любо...

Женщина достала откуда-то из складок платья небольшой сверток из белой ткани. Она продолжала тараторить и разворачивать сверток. В нем оказалась золотая монета. Она придвинула ее к Песту вместе с кульком.

— Ты, Пестушка, не хмурься, не надо! Злато на себе крови и обмана не имеет! — начала объяснять женщина. — Это наследная монета от деда сына моего. Синдина монета это, по завету умершего! Не побрезгуй...

Пест вздохнул и отодвинул от себя золотую монету, проговорив:

— Нет моего дела на золотую монету.

— Да как же нету? — женщина глянула на пальцы, которые валялись на столе, а потом на Песта. — Снова, поди, вырастут?

— Не вырастут, но моего дела тут было на серебрушку! — более настойчиво ответил Пест.

— Не гневайся, Пестушка, только где ж я серебрушку возьму? — женщина смутилась. — У меня только златая монета...

Женщина сначала растерянно замолчала, а потом принялась тараторить:

— А ты возьми золотую! Мы как на ноги встанем, так у тебя монету-то и выкупим! А коли не выкупим, так делом отработаем...

— Нельзя мне златую монету, — оборвал ее кудахтанье Пест.

— Как нельзя?

— Отца завет...

— Так надо слова его спросить! — попыталась вмешаться женщина, но Пест закончил свои слова.

— ...последний тот завет был, — закончил Пест.

Женщина тут же притихла, словно мужик по столу кулаком стукнул. Пест же продолжил.

— Коли нет у тебя серебрушки, то делом отплатишь. Харчи варить умеешь?

— Умею! Я такие харчи варить умею, что к нам в горницу пол села ходоками были в обед! — Песту показалось, что при этих словах женщина приосанилась и расправила плечи, явно показывая, что готовить она умеет. — Я тебе таких харчей наварю, в жизни таких не едал!

— Мне-то что? — с ухмылкой ответил Пест. — Я молоком обойдусь да хлебом! Ты вот попробуй этого научить! Звать его Дакритом. Дворовый он...

Тут Пест указал на старичка, который скрипел от злости зубами, но никак не мог сделать хоть мало-мальски приличный лапоть. В очередной раз сплюнув, Дакрит кинул под лавку свою поделку и взялся за новый.

— Юродивый? — спросила женщина.

— Нет. Пришлый он, в городе всю жизнь работал. Нынче в род принят, но не мужиком, а дворовым. Ты не смотри, что он одет скупо. Он грамоте ученый и еще премудростям всяким.

Женщина еще раз осмотрела Дакрита и, вздохнув, кивнула.

— Вот и ладно! — улыбнулся Пест и добавил. — Ты, Митрофана, мальца на двор гони. Есть у меня слово для твоего уха, но не его.

Мать взглянула на парня и мотнула головой в сторону выхода. Синдин молча поднялся и вышел.

— Сын прямой? Не названый? В роду рыжий волос был у кого? — спросил Пест, глядя на закрывшуюся за парнем дверь.

— Синдин — родная кровь, а в роду у меня рыжего волоса не было, — мать ненадолго замолчала и добавила. — За рыжий волос у отца разговора тоже не было. Когда лихоманка мужа прижимать стала, рассказал он мне, что к Аккилуре ездил и ответ с нее требовал. Мол, его ли кровь, ежели в роду рыжих не было.

-А малец сам-то как? — начал выспрашивать Пест. — Омут тихий, аль кострище?

— Кострище... — кивнула Митрофана. — Спасу нет, как злобой пыхтит, стоит только упрекнуть его. Но зла держать не умеет, выгорает быстро. С делом так же. На подъем легок, а как довести до конца, али дело нудное и долгое — не усиживает...

— А не вытворял он ничего? Так, чтобы руками не сотворить?

Мать пожала плечами, давая понять, что ничего подобного не замечала. Пест покивал своим мыслям и произнес, глядя ей прямо в глаза.

— Не от рода и крови волос его рыжий. И на месте он не сидит не потому, что юродивый, — Пест вздохнул, словно извиняясь. — Это след от того, что силою мажеской меченый он. Сила та — огонь.

— Зело плохо сие? — спросила обеспокоенно мать.

— Тут надо его смотреть. Ежели есть в нем сила, которой маги ворожат — надобно учить его. Иначе беда будет. Огонь — не шутка. А ну как обиду затаит лютую, и полыхнет село?

— А ежели нет? — уточнила Митрофана.

— А коли нет, то и спроса нет, но сила мажеская просто так младенчиков в утробе редко лапает.

Митрофана уставилась в одну точку и принялась бормотать негромким и спокойным голосом.

— Я ж все для него! Все... Я ж готова была в огонь и в воду, лишь бы мужики признали наши... — Митрофана сидела как пришибленная. — А он ворожбой мажеской меченый... Как же ему теперь? Кто его в ученье возьмёт?

— Я возьму, но ему вперед грамоте учиться надобно, да делу, какое сможет освоить. Умений ему лишних не будет, — Пест задумчиво посмотрел на столешницу и почему-то начал ее поглаживать. — Пока мальчонка растет, я сам мажеской волшбе учиться буду. В наших землях лишнего люда, волшбой владеющего, быть не может. А старшому села вашего от меня слово передай: "Сей малец — ученик мой. За него я спрошу, я же и ответ держать буду".

Пест вдруг резко дернул правой рукой. От женщины не укрылось, что Дакрит замер и поднял взгляд на Песта, перестав мучить бересту.

— Откуда? — спросил Дакрит.

— Воржские рыбаки... — задумчиво произнес Пест, растирая кисть правой руки. Говорил он, уставившись в одну точку. — Деву чужую им Ворж принес. Дева та едва живая, но дышит, и сердце бьется.

Пест еще с минуту смотрел в точку и чему-то кивал и шептал, а потом поднялся, громко произнес:

— Дакрит, суму лекарскую большую собери! — затем Пест повернулся к женщине и произнес тоном, не терпящим пререканий. — С сего дня харчи в доме твои, пока Дакрит продукты переводить зазря не перестанет. Жить будешь тут, мыться в бане у старшого села...

Прервал Песта Дакрит. Он подошел к нему с большой корзиной, больше похожей на кадку с лямками. Пест надел корзину за спину, словно это был рюкзак или заплечный мешок, потом потоптался и спросил Дакрита:

— Гостинец остался?

Дакрит кивнул и протянул ему два тканевых свертка, произнеся:

— Правый — для Хозяина тени, а левый — для остальных, — Пест поднес сверток "Для Хозяина тени" и понюхал. Тот явно пах медом.

— Добре! Теней Хозяин зело любит хлеб медовый, — Пест улыбнулся и убрал оба свертка за пазуху. После этого он развернулся и ушел в темный угол землянки, где и растворился в темноте.

Дакрит же развернулся и пошел к своей лавке, но остановился на полпути.

— Митрофана... — женщина с мальчишкой на лавке хлопали округлившимися глазами. У них на глазах человек только что растворился в темном углу. — Ты лапти вязать умеешь?

Село Воржских рыбаков

Пест вышел из тени между амбаром и сараем старосты деревни. Место было довольно просторное и открытое. Поэтому его увидели сразу несколько человек. Как только Пест показался, старый дворовый пес Шамкаш начал лаять протяжным и словно кашляющим голосом. У крыльца дома, крепко сжав руками шапку, стоял молодой парень. На вид чуть постарше Песта. Он переминался с ноги на ногу, а как появился Пест, тот в испуге замер.

На пороге дома тут же показался староста, который словно ждал за дверью. Он призывно махнул рукой, и Пест направился к нему. Как только Пест пожал руку старосты Воржцев, тот заговорил:

— Я уж и так Витака выспрашивал, и эдак, — староста мотнул головой в сторону парня у крыльца. — Божиться, что девку ту сетью достал, за топляк принял и в воду не бросал...

Пест от такого словоизлияния нахмурился. Он посмотрел на старосту, на парня и снова на старосту.

— Шальной? — спросил Пест старосту, кивнув головой на парня.

— Шальной... — кивнул староста, соглашаясь. Он поджал губы, словно ему стало стыдно. — Кулак вперед слова пускает... Может, и девку ту он...

— Витак? — спросил Пест, повернувшись к парню. Тот в ответ закивал. — Поди ко мне, да не боись. Коли не твоих рук дело, нет с тебя спросу.

Парень глянул на старосту, на Песта и решился. Он подошел к Песту почти вплотную. В это время Пест достал свою старую повязку с кругами на месте глаз и повязал ее на глаза. Затем он резким движением руки ухватил Витака за лицо одной рукой, а второй, сложенной в щепоть слегка ударил в висок. Затем Пест принюхался и произнес, сморщившись:

— Страх за ним есть, похоть за ним была, а вины за ним нет, — Пест глубоко втянул носом и добавил. — Не врет...

Староста тут же заулыбался и начал жестами показывать Витаку, чтобы тот уходил восвояси.

— Ты проходи, Пестушка, проходи, — начал причитать староста. — С девкой той зело странно вышло...

Староста потянул дверь в дом и открыл ее, а Пест, развернувшись и направившись в дом, отшатнулся. Из дома на него пахнуло тьмой так, что он начал зеленеть. Ноги подогнулись, а вонь в носу стала настолько сильной, что ком в горле отчаянно пополз вверх. От старосты не укрылось состояние Песта, и он тут же спросил:

— Пестушка? А ну, худо тебе?

— Окна в доме вон... Дверь с петель... В доме тьма... — начал выдавать команды Пест. Староста сбледнул с лица, но тут же собрался и засуетился. Сначала он выгнал из дому женщину и молодую девчонку, по-видимому, дочь, а затем принялся отворять все окна и одним движением снял дверь с петель.

— В дом ни ногой, пока не позову, — сказал Пест, становясь напротив входной двери. Он выпрямился и стукнул ногой по крыльцу несколько раз. С разным интервалом. От каждого удара от него исходил ветер, устремленный в дом, да такой сильный, что он умудрялся выкинуть мелкую утварь через окна и облака пыли, которую вынул из самых недр печи и пола.

После этого Пест вошел в дом и сгрузил корзину с плеч у входа, снял повязку с лица. Оглядев дом, он заметил на лавке у стены молодую девушку с неестественно бледным лицом. Поначалу уверенность, что молодая девушка умерла, почти взяла верх, но вот ее грудь двинулась вверх и вниз.

— Живая... — хмурясь, произнес Пест. — Откуда же тут тьма? Померла бы — так тут была бы смерть, а тут — тьма...

Пест подошел к девушке, откинул одеяло и начал ту разглядывать. Черные, словно ночь, длинные волосы и такие же брови. Четкие, словно рубленые, черты лица и выступающие скулы. Но главное — глаза. Глаза имели узкий разрез, Пест специально попытался их открыть.

— Это где ж такие девки водятся? — задумчиво пробормотал Пест. — В наших землях таких точно нет.

Девушка была раздета догола, и Пест пробежался глазами по ее телу. Грудь с мужскую пятерню, торчащие сквозь кожу ребра, гребни подвздошных костей... Создавалось впечатление, что девушку "морили голодом". Везде по телу красовались старые шрамы, синяки и ссадины. Никакого интимного интереса у Песта она не вызвала.

— Что ж ты по рекам аки топляк плавала-то? — обращаясь к девушке, спросил Пест. Он взял ее за одно плечо и повернул на бок, чтобы осмотреть спину. На спине красовались до боли знакомые длинные шрамы от лопатки до копчика. Он провел пальцами по бугристым краям шрамов и вздохнул. — Секли, и секли от души, с соленой водицей...

Уложив ее обратно на спину, он одел обратно повязку себе на глаза и принялся ее рассматривать. Чем больше он ее рассматривал, тем больше начинал хмуриться. То, что он увидел, не укладывалось в его голове...

Спустя сутки. В том же доме.

— Вот такие дела, старшой, — вздохнув, пояснил Пест. — Я в нее силу волью — она глаза откроет, в потолок поглядит и снова начинает силу из себя выливать.

— И не говорит ничего? — спросил староста. Пест в ответ отрицательно покачал головой.

— А ведьма-то настоящая? — обеспокоенно спросил староста, поглядывая на молодую девушку.

— Ведьма как есть, но ведьма непростая. В силу вошла и спасу от нее не будет, коли обозлится, — хмуро ответил Пест. Он не спускал взгляда с девушки. — Она седьмой раз силу свою отпускает...

— Проклинает, поди? — тут же спросил староста.

— Нет, тьма с нее течет, словно дырявая девка-то, — Пест почесал макушку, припоминая свою учительницу. — То у люда, даром наделенного, бывает, когда жить им опротивело. Так Аккилура учила...