И Смех, И Грех

Тревога перешла в боль, но она продолжала метаться на каждый шорох к двери. Забрав и подоив Люську, не выдержав, вышла в сад. "Нет, его нет!" Звёзды на небе, в тон её настроению, тоже исчезли. Небо затянуло тучами. Подул ветерок и хлестанул дождь. Ждать больше нечего. Она побрела домой. Наплакавшись вдоволь бросаясь к окну при каждом шорохе в саду, Таня всё же поднялась. "Таким образом, главный вопрос сейчас в следующем: мне дают понять, что это конец и сказка кончилась или её вообще не было и он только играл, смеясь надо мной, а сейчас ему это надоело. Ведь о таком скором конце не предвещало ничего. И вдруг... Что ж бывает и солнышко закрывают тучи. Ветер ломает молодую усыпанную плодами рябину и не трогает старый трухлявый тополь. На моих глазах, солнце проглотил чёрный дракон и на белый наряд садов из набухших туч повалил снег. А на прошлой недели стадо, что привёл хромой пастух, вытоптало цветущий и милый глазу луг. Каждый миг жизни не предсказуем. А может, и не притворялся со мной он вовсе, а сейчас просто пришёл до разума, и до него дошло, наконец, что я всего лишь юродивая. Больно. Но благодарна за то, что у меня он был. Как бы там не было, а я могу последний раз посмотреть на него". Решившись, она вышла на крыльцо. Дождь теперь только чуть накрапывал. Ветер почти стих. Вновь небесный художник нарисовал, правда, редкие звёзды. Воздух сразу стал густым и душистым. "Чёрт с ним! пусть, как оно будет". — Выдохнула она и перелезла через забор. Постояла прислушиваясь и пошла по испытанному пути. Нашла спальню. Осмотревшись, тихонечко походила по ней, гладя рукой красивую белую мебель: огромный во всю широкую стену зеркальный шкаф, комод с плоским телевизором, маленькие тумбочки с лампами, покачалась на мягком диване. И только потом подошла к широкой кровати и присев на краешек, погладила его щеку, голову и, вытерев слезу капнувшую на его голое плечо, наклонилась над ним, чтоб тихонько поцеловать лоб. Была уверена, что кроме чувств для встреч ничего не требуется, выходит нет, выходит опять ошибка. Какая глупая она, Таня. Он просто развлёкся. Ну вот и всё... Поднялась. Только уйти не получилось.

— Ага, попалась...,— притянул он взволнованную девушку к себе, сдёрнув с её головы платок.— Малыш, это не честно. Ты меня совсем не любишь, я устал ждать. Глаза закрывались, чуть не уснул.

Таня, всхлипнув и уткнувшись в широкую грудь, заревела.

— Вот те на. Таня, детка, что за водопад? Ты упиралась, я выманил тебя. Согласись, что у меня интереснее. Я наблюдал за тобой, мне показалось, тебе понравилось. Знаешь, я тебе подарок приготовил.

— Мне, подарок?— она, не веря, улыбнулась. Вытерев щёки от слёз, с детским любопытством смотрела на него. Ей кроме штучных конфет давно уже никто ничего не дарил. Плохо когда никто не жалует тебя в этом большом мире. На неё никогда не тратили деньги. Просто не доходила очередь. Время было не простое. И она, понимая, мирилась с этим, надеясь на будущее. Сёстры красивые и нормальные им нужнее. Но с годами ничего не менялось. Сначала она была рада их обноскам. Потом, обидевшись, перестала их одевать, нарочно наряжаясь несуразно в самое старьё из бабушкиного сундука. И вот ей он дарит подарок.

— Теперь раздевайся, цыплёнок, примеришь.— Ласково шепчут губы, касаясь щеки. Его руки торопливо сбрасывают платок, и рыжая копна волос усыпает плечи. Дальше он дорисовывает картинку сам: спину, белую, белую с розовым яблочком грудь. Не выдержав, он, хватая пряди, прижимает к губам, вдыхает наполненные травами запахи. "Это наваждение, целый день без неё — невыносимо. Девочка, слава богу, не представляет, какой силой надо мной обладает".

— А что это?— наполняются теплотой её глаза. Она прорвалась даже сквозь любопытство.

— Закрой глаза.

Пока она развязывала давно вылинявший фартук и расстёгивала отцовскую бесформенную рубашку, он спустил с неё юбку и очень удивился, обнаружив, что под ней ничего нет.

— А где смешные из бабушкиного сундучка штанишки?

Она смущённо опустила глаза.

— Тебе ж не нравятся они. А другого ничего у меня нет.

Он, оторвав этикетки, нарядил её в первый же попавшийся под руку комплект. Включив свет, подвёл девушку к зеркалу.

— Теперь открывай свои светлячки.

Она долго смотрела на себя, подходя ближе к зеркальному шкафу и отходя от него. Поворачиваясь то одним, то другим боком. Потом, разбежавшись, повалила его сидящего на кровати, чтоб не мешать ей, на спину и принялась с жаром целовать.

— Какой огонь, я сгорю, малыш.— Лицо девушки светилось над ним в полумраке. Он подхватил её волосы пальцами и укрыл рыжим шёлком плечи.— Рыжик мой милый, горячий и сладкий.

— Я знаю, почему сделал такой подарок, ты не любишь, большие панталоны...

— И поэтому тоже. Хотя я уже нахожу их забавными.

Она изумлённо вскинула ресницы.

— Почему? Ведь эти так красивы. Такого нет даже у сестёр. Наверное, это бельё дорого стоит?

— Это так,— смеялся он,— а с другой стороны. К этим кружевам руку протяну и всё моё, а там пока по той макаронине доберёшься, шарики за ролики от нетерпения и разыгравшейся фантазии зайдут.

— Ты весёлый и злой тоже.

— Вот это да! Злой-то почему?— смущается он, не понимая, к чему она ведёт.

— Золотую рыбку рыжему скормил. Такая красивая была.

— Но, она свою сказочную роль уже сыграла. Одно желание твоё выполнила. Сделала тебя красавицей и мне дорогу указала к тебе.— Виновато бормотал он, пряча своё горевшее в смущении лицо в её рыжей шевелюре.

— Жалко.

— Малыш, я виноват, клянусь, больше не буду. Заведу тебе большой аквариум. И рыбок, каких только пожелаешь, напущу в него. — Притянул он её к себе, укладывая рядом.— Ещё мерить будешь или ограничимся пока одним?

— Ты хочешь, чтоб я в этом ходила?

— Угу! Ты против?

Она помотала головой. Боясь обидеть, он всё же спросил:

— Тогда отчего ты так кое-как одеваешься?

Она, закрыв лицо ладошками, отвернулась. Виктор молча поцеловал в плечо и придвинул её к себе. Он ждал, не подгоняя и не настаивая, и она прошептала:

— Я убивала в себе надежду. Мне так было легче.

Его чувства вскипели и перелились через края.

— Золотко моё, сколько же ты настрадалась.

Он любил, как сумасшедший извивающееся под ним тело, напоминающее точёный мрамор древних богинь, раскидывал по подушкам в безумном порыве её рыжие вьющиеся волосы и целовал, целовал. Отдохнув немного, поднялся, прикатил столик с шампанским, фруктами, шоколадом.

— Пододвигайся, мышонок, будем пировать...

— У тебя праздник?

— Да, в моём доме загадочная, как и само женское начало, желанная гостья. Ты пила когда-нибудь шампанское?

— Да, немного, на Новый год. Только бутылка была другой.

— Понятно бутылка была "Советское шампанское", а про Новый год мог бы и сам догадаться. Ну, давай, моя сказка,— подал он ей бокал,— за превращения тебя в принцессу.

— Ты полюбил сказки?

— Как тебе сказать... Я понял, что чудеса можно делать самому, если очень захотеть.

— Как они поют,— прислушивалась она к хрустальному звону.

— Этот звон, за наш успех и огромное счастье...

С рассветом она ушла. Когда он проснулся, её уже рядом не было. Так полетели дни, один за другим. Когда ему нужно было уехать на несколько дней в командировку, он предупреждал её. И тогда Джек спал на коврике у её кровати. В выходной день пьяные шабашники, пронюхав, что юродивая одна, выловили у неё пару кур себе на жаркое и напугали её, забив на смерть старую Карлушу. Виктор негодовал. С курами ерунда, чёрт с ними по нему так хоть пусть всех съедят. Собаку его охранник закопал. Жалко, но своё отжила, а с Таней действительно могло быть не ладно, если б не он. Виктор, заметил непонятное движение во дворе ещё с забора. Пустив вперёд пса, и подскочив к дому, с ходу бросился в драку. Пятеро пьяных мужиков, выламывая дверь, рвались к Тане. Истеричный лай Джека и условный свист Виктора, знак охране, с трудом угомонили вошедших во вкус мужиков. Он представлял, что делается там с ней, и в дверь не рвался. Решение проникнуть через окно пришло само собой. Когда Виктор влез в окно, то на него кинулась совершенно безумная женщина с ножом.

— Тихо, тихо,— вывернул он руку, подбирая с пола нож.— Малыш, это я. Завтра же куплю тебе мобильный. На случай, если не будет меня, наберёшь Тимофеевича. А Джека впускай к себе в комнату, пусть похрапывает на коврике. Так вернее. Нож в твоих неумелых руках, это не защита. Понятно?

Ей было понятно, но лучше б он такой сильный и большой был рядом всегда сам.

— Я не справлюсь с техникой...— шептала белыми губами она.

— Это игрушка, я настрою, а ты кнопочки нажмёшь.

Сегодня с утра у неё было хорошее настроение. Виктор, Витя, Витенька — на разные лады с самого рассвета произносила она его имя, звучание которого вызывало в ней не только переливающуюся из глаз на улыбку нежность, от чего ямочки на щеках мило подпрыгивали, но и желание петь. А к вечеру такой резкий поворот, что впору выть. К Виктору понаехали гости. Много женщин и, причём очень красивых. Гостьи много смеялись в обществе хозяина. Она видела, как они усердствовали около него. Молодые, красивые и богатые, их делало счастливыми уже это. Блуждающая на её лице улыбка погасла. Перемена в настроении, по сравнению с утром, была разительная. Она старалась избегать зеркала. Знала, в нём опять поселилась юродивая. Теперь она смотрела на соседский участок перепуганными глазами, грустными и больными. Пытаясь избежать страданий, поднялась на чердак, пробуя писать, и сколько-то краски ложились на холст, но потом женский смех, плеск воды и его насмешливый голос, который она могла отличить из тысячи, отвлекли от работы. Прилепив нос к чердачному окну, она наблюдала за происходящим там. Холёная женщина, усевшаяся на его руки обняв за шею, целовала его в губы... Другая, навалившись со спины, ласкала грудь. Таня отпрянула от окна. "Но ведь это всё было и раньше,— пыталась уговорить она себя.— Надо потерпеть. Они уедут, и всё будет, как и раньше. А если не будет? Ведь тогда он был просто сосед". Спустилась вниз и, покрутившись по дому, не сидится, вышла в огород. За работой легче и к тому же уткнувшись в землю никого не видно, кроме колорадских жуков. Вложив всю злость и обиду в тяпку окучила довольно-таки большой участок картошки, когда почувствовала, что её кто-то зовёт. Выпрямилась и увидела над забором кукольную женскую голову.

— Эй, тётка,— помахала та, стоя, по-видимому, на ящике с той стороны.— Подойди.

Достав из кармана орешки и заложив их за щёки, Таня подошла. Джек, дремавший под яблоней лениво тявкнув, повернулся на другой бок.

Девица, смерив сверху вниз притопавшую юродивую и поняв, кто перед ней, спросила:

— А кто-нибудь ещё с тобой есть?

Таня помотала головой, что означало "нет".

— А, ты меня понимаешь?

Таня пристально посмотрела на её озадаченное лицо и кивнула — "да".

— У тебя ягоды есть?

Таня опять кивнула.

— Продай. Пахнет, аж слюну глотаем за забором.

"Если глотают, то чего спрашивать есть или нет, вроде же не дуры",— удивилась такой глупости она. Выпучив нарочно глаза, чтоб барышня не сомневалась в подлинности сертификата дурочки, она воззрилась на просительницу. Вот он на лицо. Голова за забором поморгала и велела поторопиться. Развернувшись, Таня молчком пошла за миской. Шла, не оборачиваясь даже на крики особы подпрыгивающей за забором.

— Эй, баба, продашь или нет? Чего ты молчишь, немая?

— Чокнутая, разве не видишь. Чего ты с ней, скажи на милость, распинаешься. Протупит, сами что ли взять не сможем,— прокомментировала подружка, чья голова нарисовалась рядом.

А Таня, набрав большую миску клубники и маленькую кастрюльку малины, залезла на забор. Оглядевшись, прокричала танцующим под музыку женщинам: — Заберите. Покричала красиво сказано, получилось мычание. Но это не важно, главное поняли. Удивлённые таким подарком барышни, забрали ягоды и, перемигнувшись, решили как дополнение к клубнике ещё и развлечься. Про предлагаемые раньше деньги, они забыли, да Таня никогда бы и не взяла с них их, ведь они Виктора гости. Она угощает. Весёлые девицы, разглядывая юродивую, тянули её с забора за собой. Та отрицательно мотала головой и нечленораздельно мычала, чем ещё больше нагнала на них азарт. Тщетно цепляясь за забор руками, и пинаясь ногами, она пыталась удержаться. Барышни, найдя забаву, завелись. Дружно стянув её с забора, на что Таня не рассчитывала, поволокли её упирающуюся на террасу. Подумав, чтоб с ней такое сотворить и на какую каверзу приспособить, немного замешкались, а потом, увидев подправляющую макияж подругу, забрали у неё косметику и принялись разрисовывать деревенскую дурочку на все лады. Когда на веранду вышел Виктор, он остолбенел. Его развесёлые, вполне по нынешним меркам интеллигентные и образованные гости потешались над юродивой. "Сама она прийти не могла, как они её достали?"— промелькнуло в голове. Конечно, надо было раскидать этих общипанных куриц, освободить её, умыть прижать к себе, успокоить. Но он не готов к этому. Не может он сейчас объявить всему свету о своей связи с юродивой. И он такой большой и сильный, бестолково топтался, не пытаясь высвободить её, ожидая непонятно чего. Отводил глаза и отворачивался, отчего, естественно, не заметил, как боль в её глазах и немая просьба о помощи, сменились насмешкой. Она вдруг перестала рваться и перешла в наступление. Потребовала зеркало, которое ей, угорая от смеха, народ моментально принёс. А "понравившись" сама себе, прошлась подбоченясь и, притопывая по террасе. Но этого ей показалось мало, и она принялась клянчить у девиц понравившиеся ей шарфики, ленточки и безделушки. Увлечённые девицы приглашали своих парней и хозяина посмотреть на сотворённое "чудо" и посмеяться хороводом. — "Ладно, давайте оценим ваше старание и красотку",— хохотали те, приглашая повеселиться и Виктора. А тот, криво улыбаясь, наблюдал за спектаклем. Собрав всё добытое выкляньчиванием богатство, по дороге к забору Таня кинула подарки в бассейн. Пробежав по лужку, чучело влезло на забор и, помахав им ручкой, спрыгнуло на свою сторону. Народ, не вдаваясь в подробности, хохотал до слёз, а Виктор соображал для чего она сделала из них дураков. "Догадалась, что я струсил или просто решила посмеяться? И то и другое хреново".

— Как она сюда попала?— рассердился он на гостей.

— Мы попросили клубники. Она нарвала. Передала нам ягоду сюда, а мы её с забора стянули и сделали красивой.

— Отблагодарили значит?— с горькой иронией спросил он.

— Как же иначе. У тебя в соседях такая красавица живёт, а ты и не кололся.— Хихикали они.

— Я скромничал.

— Сладкую такую ягодку, для себя берёг?

— У своего Вовика спроси на счёт сладкого, он в курсе, как никак целовал,— криво усмехнулся Виктор.

— Что?— взвились барышни.— Фу, какая бяка.

— Не знаю, не знаю, они всем вот этим же дружным составом бегали за ней по двору, как милостыню выпрашивая ласки.

Друзья показали по кулаку, а их подруги надулись. Виктор вяло реагировал на колкости и шутки друзей, а вечеринка перестала приносить удовольствие. Он украдкой поглядывал к ней в огород. Таня не появилась. Игривое настроение совсем исчезло, улетучилось. Он смотрел на соседний двор и сердце сжималось от неизвестности и тревоги, но всё-таки не нашёл в себе силы послать все условности к чертям и перемахнув через забор пойти проверить её. Виктор тупо жевал шашлыки, пил вино, смеялся, принимал ласки от девиц и нежничал со своей давней подружкой. А чувствуя себя при этом всё говённее, поглядывал туда, через забор, в домик на курьих ножках.