Песочные часы с кукушкой

— Яков Гедеонович вторым выступает, — расщедрился на беседу Жак. — Вы программку читали?

И он ткнул пальцев в небольшую книжицу, чей уголок высовывался из-под папки. Клюев раскрыл ее и нашел глазами строчку: 'Шварц Я.Г. доклад 'Искусственный разум — современные достижения'.

— Разум? — Не сдержал изумления фабрикант — Я думал, он про электрический двигатель будет рассказывать...

— Вы сильно отстали от жизни, калюпчик, — Жак издал тихий смешок, а Карл Поликарпович даже расслабился, завидев белозубую, издевательскую улыбку француза: жаково дружелюбие вызывало у Клюева смутные подозрения в том, что мир катится в неправильную сторону. — Вчерашний день ваш электро-двигатель. С ним уже все решили на предыдущих заседаниях.

— Предыдущих? — На Клюева явно напал какого-то рода ступор, и он мог только односложно вопрошать.

— Ну... — Жак поерзал на сидении, звякнул графином. — Неофициально, со дня вступления Якова Гедеоновича в должность, они с Советом встречались уже раза четыре. С последствиями, — совсем уж туманно закончил помощник Шварца.

На них зашикали — в зале потух общий свет, а площадка в центре лектория наоборот, осветилась яркими электрическими лампами. Карл Поликарпович попытался глянуть в список докладов, да поздно, уже ничего не разобрать было. На площадку вышел средних лет мужчина, грузного телосложения, с детским лицом и словно бы мятыми бакенбардами.

— Моя работа... — начал он, чуть заикаясь от волнения, потом обернулся резко, будто ожидал увидеть позади шпиона, перевернул пару листов с таблицами на доске. — Посвящена в основном... основана на работах Ивановского... о вирусах...

Из темноты зала кто-то произнес с сильным акцентом:

— Пресьтавтьес пожальюста.

Докладчик вздрогнул, будто и впрямь собрался 'преставиться', потом догадался, что от него всего-то хотят услышать имя.

— Домбровский Милош Казимирович, Варшавский университет, профессор физиологии...

— Благотарю. Продолшайте.

Поляк кашлянул и принялся сначала косноязычно, потом, осмелев, все четче, излагать постулаты доклада. До Карла Поликарповича долетело едва слышное бурчание со всех сторон, он непонимающе заозирался, но потом понял, что это переводчики шепчут членам Совета, толкуя речь Домбровского. Тема Клюеву не была близка, бормотание усыпляло, так что какое-то время он клевал носом. Затем его в бок остро ткнул локтем Жак:

— Карл Поликарпыч, Яков выходит.

Прислуга унесла таблицы с выкладками поляка, выдвинули грифельную доску. Клюев протер глаза. На научную арену вышел Шварц. По сравнению с предыдущим оратором он выглядел более уверенным в себе, однако Карл Поликарпович заметил, что и Яков, прежде чем начать, замялся и оглядел невидимую аудиторию. 'Иезуитство какое-то, — подумал Клюев, — стоишь на свету, на тебя из темноты пялятся...'

— Вопрос создания искусственной жизни, или, по-иному, искусственного разума — сиречь, созданного не природой, как считают дарвинисты, и не Господом Богом, как считают остальные, а человеком, возникал перед учеными давно. — Начал Яков. — От Арнальдуса де Вилланове и Авиценны до Парацельса и Левенгука — и далее, как я имею честь обрисовать почтенной аудитории, — секрет зарождения искусственной жизни будоражил великие умы. Но посмотрим, что за рецепты предлагаются нам в научных трактатах алхимиков. 'Собрать майскую росу в полнолуние, добавить три части крови от чистых душою людей, запечатать сосуд в конском навозе...'. Я бы еще для красного словца добавил — 'протанцевать голышом вокруг три дня'...

В зале засмеялись. Клюев неуверенно усмехнулся. К чему Яков затеял этот балаган?

— Однако мысль о создании, творении рук человеческих все не оставляет нас. Почему? А собственно, почему нет, спрошу я. Но подход здесь должен быть принципиально иной. Только век девятнадцатый чуть приоткрыл завесу тайны над этим вопросом. Удивительная счетная машина Бэббиджа, о которой вы все наверняка наслышаны, позволила производить математические расчеты со скоростью, сопоставимой с человеческой и даже превышающей ее. Никаких яиц черного петуха, никакой росы в навозе — простая механика и логика. А, как гласит основной закон науки — единожды открыв некий принцип, можно совершенствовать его почти до бесконечности. Если машинка Бэббиджа могла производить логарифмические и арифметические вычисления с шагом в пять-шесть интервалов, почему бы не увеличить это число? Пятьсот, шестьсот, пять тысяч...

Яков повернулся к доске и быстро набросал цифры.

— Отвлечемся на минуту. Вот человек... обычный человек, вроде меня или любого из вас. Что происходит у него в голове с точки зрения логики? Возьмем простой пример. Некоему Джонсу в кафе предлагают чай с булочками. Он задумывается, соглашается, пьет чай, ест булочки — платит и уходит. С точки зрения математики — все что произошло, можно отобразить вычислениями. Джонс подсчитывает, сколько у него при себе денег. Хватит ли ему и на чай, и на булочки? Прислушивается к себе, есть ли желание перекусить. Да, оно есть... — Яков начертил на доске один за другим два плюса. — Ему приносят заказ — он пробует чай — не горячий ли? Температура его устраивает, он пьет. И ест. — Еще два плюса появились на черной поверхности. — Он достает деньги и отсчитывает цену заказа плюс чаевые.

Шварц размашисто прибавил еще один плюс.

— И все... остальное — какая погода стоит на дворе, то, что он поругался с женой утром, цены на овес, цвет волос официанта, название улицы, на которой расположено кафе — несущественно для действия, произведенного Джонсом. Он заказал-употребил-оплатил. Даже если какой-то из вышеперечисленных фактов и является существенным, его тоже можно внести в уравнение. Цены на овес? Пожалуйста: Джонс знает, что ему предстоит купить корм для лошади, а тот подорожал... опять вычисления, и Джонс заказывает лишь чай, экономя на булочках. И так далее.

Ни вздоха, ни скрипа не раздавалось в зале во время выступления Шварца. Лишь вполголоса бубнили переводчики.

— Вернемся к счетной машине Бэббиджа... Возможно ли с ее помощью создать искусственный разум? Да, отвечу я. Что мы получим в итоге? Подобие человека, способного действовать в нашем мире, принимать решения, обдумывать поступки. Без эмоций, без страстей и страхов, сожалений, психических расстройств, обид, злости, любви, авторитетов, лести, выгоды, обмана, легкомыслия, задней мысли, нерешительности... Холодный разум без человеческих недостатков, ограниченный лишь заданными параметрами, а по сути — не знающий границ в совершенствовании. И тут возникает вопрос... Существует ли такая машина? Улучшенный вариант разностной машины Бэббиджа?

Яков сделал паузу, оглядел зал.

— Есть. Я создал ее. Она в тысячи раз превосходит свою прародительницу из прошлого века. Основана она на несколько других принципах и технологии, но по сути она — венец той идеи. При доработке возможно увеличить ее мощность еще в тысячи раз. И тогда... тогда, господа, мы совершим самое великое открытие, к которому стремится человечество с тех самых пор, как был проведен первый опыт, как зародилась наука — мы сможем создать искусственный разум.

Клюев едва слышно вдохнул. Пальцы его, вцепившиеся в стол, побелели. Его посетило странное чувство — он вдруг вспомнил механизм, игрушку, сделанную для него отцом, давным-давно. Маленький металлический шарик катился по желобку, сваливался в специальные отверстия, двигал уравновешенные детали, стремясь по спирали к следующему желобку — падал и снова катился... И, хотя можно было протянуть руку и снять шарик, прервать его путешествие, Карл так и не решался — его завораживало это целенаправленное, просчитанное движение. Завораживала неизбежность движения шарика, который всегда достигал конечной точки. Нечто подобное он ощущал сейчас.

'Яков, Яков, что ты делаешь?', — хотел выкрикнуть Карл Поликарпович, но не смог.

Шварц медленно стер свои каракули с доски и повернулся к зрителям. Внезапно, словно гром в сухую погоду, на зал обрушился оглушительный шум аплодисментов. Яков поклонился, пряча на губах улыбку.

Зажегся верхний свет, не особо яркий, но после полной темноты на несколько мгновений ослепивший Карла Поликарповича. Он прикрыл глаза и постарался угомонить расшалившееся сердце. 'Отчего я так волнуюсь?', — подумал он удивленно. Открыв глаза, он увидел, что присутствующие начали расходиться. Желая поскорее переговорить с Яковом, он приподнялся, но Жак, ухватив его за рукав, весьма грубо потянул назад, на скамью.

— Куда вы? — Прошипел француз. — Сядьте! Еще не все...

Сил для спора Клюев в себе не нашел, потому просто сел обратно, и принялся наблюдать, как присутствующие один за другим покидают лекционный зал. Жак оказался прав — уходили не все. Члены Совета, по крайней мере бОльшая их часть, остались на своих местах, вполголоса переговариваясь.

Снова появился Яков — теперь уже не на 'арене'. Он прошел ближе к первому ряду скамей, стал перед Советом, опершись спиной о бортик невысокого ограждения и скрестив руки на груди.

— Мистьер Шварс, мои постравльения. — Снова послышался этот голос, но в этот раз Карл Поликарпович догадался, кому он принадлежит. Высокий, худой старик с кустистыми бровями чуть наклонился вперед, к Якову. Сэр Пол Картрайт, вспомнил Клюев, представитель английской науки, Председатель Совета.

Яков сдержанно поклонился. А Жак, нагнувшись ближе к Клюеву, прошептал в самое ухо:

— Сейчас начнется самое интересное... — Тут Председатель перешел на английский, и Жак желчно прибавил: — Только вы ничегошеньки не поймете.

Клюев буквально заставил себя проглотить вертевшийся на языке ответ. Мол, накоси-выкуси. Но кукиш пальцами под столом, не удержавшись, все же скрутил. Стараясь сохранять на лице лишь легкую заинтересованность и обиду, он откинулся на спинку скамьи.

Председатель начал свою речь с того, что поблагодарил Якова за столь выдающееся открытие. Затем сказал:

— Это именно то изобретение, которого, как вы утверждали, не хватало нашему проекту?

— Да, — подтвердил Яков. — Как я уже говорил, недостаточно просто создать совершенное оружие. К нему еще должен прилагаться совершенный солдат. Идеальный воин, рыцарь без страха и упрека, если угодно. Тот, кто беспрекословно выполняет приказы и идет в атаку даже перед превосходящим огнем противника.

— Надо ли было выносить это открытие, — задал вопрос голландец, Ван Меер, — я имею в виду искусственный разум, на всеобщее обозрение? Не лучше ли было обсудить его на закрытом заседании?

— Создание 'Бриарея' потребует мощности всего Острова, — покачал головой Шварц. — И помощи ученых самых разных направлений. Без объявления столь трудоемкой цели мы не смогли бы использовать ресурсы других стран — каждая из которых, внеся свой посильный вклад, получит в результате конечный 'продукт'.

— Да, люди стали бы задавать вопросы, — поддержал Якова Председатель. — Почему это простому русскому ученому... — тут он издал сухой смешок, который подхватили представители Франции и Германии. Яков же криво улыбнулся. — ...выдается карт-бланш на одно-единственное изобретение... Однако я бы посоветовал все же максимально разнести создание 'Бриарея' как механизма и создание его внутренней сущности.

— Естественно, — согласился Шварц. — Я предлагаю в новом строящемся районе на острове Св. Мартина расположить фабрику для производства наиболее громоздких частей, а 'начинку для мозга' я смогу сделать и у себя в лаборатории.

— К вопросу об энергетической составляющей, — вмешался мсье Арно. — На чем он будет работать? На угле?

— Не только. — Ответил Яков. — Я планирую построить несколько блоков, взаимозаменяющих, подстраховывающих друг друга. Уголь, электричество, давление жидкостей. Потом...

Тут разговор оброс терминами и ушел в дебри, неподвластные знаниям Карла Поликарповича в английском языке. Тем более что почти все свои душевные силы он тратил на то, чтобы удерживать на лице скучающе-вежливую улыбку человека, который только и ждет, когда прекратится непонятная болтовня и можно будет идти домой, пить чай.

'Это не металлический шарик движется к цели... — мысли горячечно метались в голове Клюева. — Это не шарик... Это бикфордов шнур, и он зажжен, и огонь подползает к взрывчатке... оружие, Матерь Божья, оружие!'.

Он повернул голову, взгляд его наткнулся на Жака, сидевшего рядом. Карл Поликарпович дернулся, как от удара, но Жак, по счастью, ничего не заметил. А Клюев судорожно притянул к себе стакан, и отпил воды, благодаря всех святых, что наполнил его заранее, иначе сейчас выдал бы себя стуком горлышка графина о стекло, так дрожала у него рука. Жак в этот момент был похож на... на Дьявола, да. Клюев никогда не был суеверным, да и особо религиозным его назвать было нельзя... Но француз сидел, не сводя глаз с Якова, подавшись вперед, и профиль его четко выделялся на свету: крючковатый нос, горящие глаза, какая-то почти сладострастная кривизна рта — и такое у него на лице было жадное, воспаленное предвкушение, напряженность, сродни той, какую можно увидеть у наркомана, тянущегося к опиуму, что сердце у Карла Поликарповича захолонуло который раз.

Члены Совета еще раз поблагодарили Шварца и откланялись. Яков бодрой рысцой преодолел ступеньки, отделявшие его от Жака с Клюевым.

— Ну, как тебе мой перформанс, Карлуша? — Засмеялся он. — Можешь не отвечать, вижу, что впечатлен. Жак?

— Все как по маслу. — Довольный француз поднялся с места. — Теперь домой?

— Да. Только захвачу пальто, оно там в задней комнате валяется. — Ответил Яков. — Карл, встретимся у бокового выхода, там мой мобиль стоит, поедем на Николаевскую, выпьем по такому случаю, ты же не против? Вот и чудесно. Жак, ты со мной, надо кое-что обсудить.

Карл Поликарпович, выдавив смущенную улыбку, направился к выходу из зала. Получил у лакея свое пальто с каракулевым воротником, оделся, лишь с третьей попытки попав в рукава. Выйдя на улицу, он глубоко вдохнул свежий, холодный воздух, который тут же прочистил голову, и прислонился к колонне, держа руку на груди. Мысли в голове беспорядочно скакали, будто бесенята в канун Рождества, когда гуляет нечистая сила. На небе высыпали звезды, крупные, яркие, настоящие. Глядя вверх, Клюев вспомнил бюст Ломоносова, стоящий одиноко среди всех этих иноземцев. 'Открылась бездна, звезд полна, звездам числа нет, бездне — дна', промелькнуло в голове у Клюева. И эти искусственные созвездия в лектории... Ненастоящие... как и то, что собрался создать Яков. И ради чего? Господства над миром держав, и так уже расползшихся по континентам, словно какая зараза, от которой не существует вакцины? И Жак... он как будто бы больше Якова волновался...

Подошли, тихо переговариваясь, Шварц с помощником. Яков шел с непокрытой головой, и в свете газового фонаря, стоящего одиноко у угла здания, его волосы словно бы горели и искрились. Жак полез в мобиль, загружать и растапливать двигатель, а Яков, притоптывая от холода, стал рядом с Клюевым.

— Вот в такие минуты жалею, что не курю, — с хитрой улыбкой сказал Шварц, пару раз дыхнув, от чего в воздухе тут же образовалось облачко плотного пара. — Сейчас самое время, ожидая, пока разгорится, постоять с сигареткой... Что хмурый такой, Карл? Не понравилась моя задумка?