Я умею прощать

— Отличная новость. Значит, еще не все потеряно. К твоему сведению, Коловертов готов предложить тебе работу в своем журнале. Я надеюсь, ты меня не подведешь. Усеки себе на носу, деточка, такой шанс упускать нельзя!

Я перевела взгляд на Алисину макушку и покрепче обняла дочь, силясь вспомнить, кто же такой Коловертов. Фамилия мне была однозначно знакома, но не более того. Только признаваться в своей забывчивости не было совершенно никакого желания. Я машинально посмотрела на большого плюшевого медведя — отставленный в сторону подарок матери — и, наконец, согласно кивнула.

— Куда и когда мне надо подъехать?

* * *

Вот так все встало на свои места, и спустя полгода после рождения Алисы я продолжила строить карьеру в журналистике. Впрочем, это даже не слишком отвлекало меня от семьи. Да, у нас появилась няня и домработница в одном лице. Но и я, по договоренности с начальством, не просиживала днями и ночами в редакции. Какая разница, где писать статьи для еженедельника? Хотя необходимость посещать ряд светских мероприятий все-таки внесла некие коррективы в мой распорядок дня. Само собой.

А потом позвонили из деревни и сообщили, что бабушку Матвея экстренно госпитализировали в предынфарктном состоянии. Матвей, как любящий и заботливый внук, покидал сумки в багажник и уже на следующий день был почти в тысяче километров от Москвы.

К счастью, все обошлось. Бабушка довольно быстро выздоравливала, наслаждаясь вниманием многочисленных детей и внуков. Но Матвей возвращаться домой особо не торопился. Может быть, двухнедельное отсутствие и не слишком большой срок, и я зря накручивала себя излишними сомнениями, но факт остается фактом — после этой поездки Матвей стал вести себя немного странно. То будто бы избегал меня, то обвинял во всех смертных грехах человечества, то неожиданно являлся домой с цветами и клялся в вечной любви, то задерживался на работе до поздней ночи, игнорируя мои звонки.

Иногда складывалось впечатление, что он чего-то опасался, прикрывая свои страхи занятостью, усталостью, агрессией и романтическими порывами. Со временем, смутные подозрения оформились в уверенность — дело дрянь. В какой то момент я начала замечать, что Матвей стал вздрагивать от телефонных звонков, а потом и вовсе отключать мобильник по вечерам. Но мои попытки поговорить с мужем начистоту ни к чему не приводили. Точнее результат, конечно, был, но совсем не тот, на который я надеялась. Вспыльчивость стала верным спутником моего прекрасного принца при общении со мной.

Как ни странно, долгое время я не связывала перемены в поведении Матвея с его поездкой на родину предков. У меня было две версии происходящего. Одна другой чудесней. Первая — серьезные проблемы с бизнесом, попахивающие криминалом. Вторая — амурные похождения Матвея на стороне. Прежде всего, я решила разведать обстановку в офисе и не рубить с плеча.

Помню, как явилась во всеоружии в башню на Пресненской набережной, куда незадолго до этого переехал центральный офис, поднялась на 54 этаж и предстала перед недоумевающим секретариатом. Конечно, все эти пигалицы знали, кто я такая, оттого произведенный эффект был еще более комичен.

Насколько мне известно со слов свекрови, меня там представляли чем-то вроде Армагеддона в юбке. Высокомерной, стервозной карьеристкой, сметающей все на своем пути, и которую не интересует ничего кроме ее собственного благополучия и карьеры. Невероятно лестная характеристика. Главное, справедливая. Хотя, честно говоря, я даже не представляю себе, откуда эти дамочки черпали свои сведения обо мне. Я ведь была не частой гостьей в этом месте.

Итак, я — красивая и высокомерная стерва — появляюсь в приемной и обвожу собравшихся равнодушным взглядом. Щебетавшие на отвлеченные темы секретарши замолкают на полуслове. Кто-то тут же приклеивает на свою глуповатую физиономию заискивающую улыбочку, всем видом показывая готовность опуститься передо мной в глубоком реверансе. Кто-то, старательно отводя глаза, начинает изображать видимость бурной деятельности. Кто-то, прекратив на мгновение поправлять чулок, замирает в нелепой позе умственно отсталой обезьянки. Кто-то, испуганно воззрившись на меня, старательно прячет под столом нечто, напоминающее по запаху "Доширак". Смешно и даже немного противно.

— Самолет летел, крылья терлись, вы нас не ждали, а мы приперлись, — саркастически прокомментировала я сцену и, минуя столы секретарш, направилась в кабинет Матвея.

Цокот каблуков эхом разносился по опустевшему коридору, накаляя и без того напряженную атмосферу. Самое забавное, что это вовсе не меня должно было тревожить, а тех бездельниц в приемной, только повисшее тягостное молчание, действовало на нервы именно мне. Я затылком ощущала их, вероятно, не слишком доброжелательные взгляды. Интуитивно прислушивалась к тишине за спиной. И по привычке горделиво расправляла плечи. Именно по привычке...

Я остановилась у кабинета Матвея и, постучав, тут же приоткрыла дверь. Еще одна приемная. Только на этот раз совершенно пустая. Личного секретаря Матвея на месте не было. А жаль. Милейшая Елена Григорьевна — просто кладезь информации, да и работает в компании не меньше пятнадцати лет, кому как не ей быть в курсе всех дел. Матвея еще мальчишкой знала. И ко мне относится, в отличие от других секретарей в фирме, очень неплохо.

Подавив разочарование, я прошла мимо пустовавшего секретарского стола ко второй двери, за которой и проводил свои рабочие будни мой муж, и без стука заглянула в кабинет. Матвей, повернувшись в кожаном кресле спиной ко входу, разговаривал по телефону. И судя по всему, разговор был не из приятных.

— Да я и слышать ничего не хочу. Прекрати мне звонить. Хватит. Всё!

Я недоуменно замерла в дверях. Оказывается, вспыльчивость Матвея дома, лишь жалкое подобие того, как он рявкнул в трубку секунду назад. Я даже представить себе не могла, что когда-нибудь услышу в его голосе такую ярость.

Он медленно развернулся в кресле лицом к двери и вдруг заметил меня. Я видела, как гнев в его взгляде молниеносно сменяется испугом, затем — горечью и, наконец, какой-то усталой обреченностью. Нужно было что-то сказать, только что? В голове судорожно металось бесчисленное множество вопросов. И едва ли не впервые в жизни я вдруг усомнилась, что действительно хочу знать ответы. С кем он мог так говорить? Чьих звонков он боялся дома? Тот же самый ли это человек? Что происходит?

— Кирюш... Ты все неправильно поняла. Я объясню...

— Объясни.

На самом деле я не услышала ничего такого, что обязывало Матвея давать какие-либо объяснения. Но он сам, вероятно, этого не понимал. Судя по его реакции, приди я на пару минут раньше, то мне действительно открылась бы некая нелицеприятная правда. Только мне удалось застать лишь самый конец его разговора, и Матвею об этом знать было вовсе не обязательно. Решил объяснить — так пусть объясняет, а я послушаю и постараюсь понять, чем же так напугало его мое неожиданное появление.

На некоторое время в кабинете повисло неловкое молчание. Матвей старательно отводил глаза, и это еще больше убеждало меня в правильности выбранной линии поведения. Блеф — великая штука. Может, конечно, обернуться против тебя же, но я не привыкла убегать от правды, поджав хвост. Пусть, она и грозилась разрушить вдребезги всю мою так старательно построенную жизнь.

Я ждала, вальяжно усевшись в кресле напротив его стола, и, чуть склонив голову набок, смотрела на Матвея. Главное, не выказывать волнения и вести себя спокойно. Впрочем, кажется, мое спокойствие в тот момент граничило с высокомерием. И это тоже сыграло мне на руку.

— Это Нюра звонила, — наконец, заговорил Матвей и снова замолчал.

— Догадываюсь, — солгала я. О Нюрочке я как раз и не подумала. Она к тому времени совершенно вылетела у меня из головы. Оказывается, зря. Не забыла девушка о Матвее. Хотя лично мне в это верилось с трудом, ведь столько лет прошло. Мы уже давно не подростки, пора бы уже взяться за голову и строить свою жизнь без оглядки на полудетские чувства... Но нет, она так и не оставила попыток разбить мою семью. Оказывается.

— Мы виделись с ней в деревне.

— Это я уже поняла. — И снова ложь.

— Она раздобыла мой рабочий телефон, теперь названивает.

— Чего хочет? Любви? Денег? — усмехнулась я.

Матвей вздрогнул. Видимо, я попала в самую точку. Денег? Вот это уже выглядело странно. Очень. Ведь я отлично понимала, что попроси она — Матвей бы не смог отказать, тем более, что финансовых проблем мы не испытывали. Но раз это вызвало у Матвея подобную реакцию, значит, все не так просто.

— Значит, денег?

— И их тоже.

— Много? — Я будто утопающий ухватилась за иллюзорную соломинку, в надежде, что реакция Матвея была вызвана лишь баснословностью обозначенной суммы. Но и сама отлично понимала, что это не может быть правдой. Не того полета птичка Нюрочка.

Матвей пренебрежительно скривился и отрицательно покачал головой. Я даже не удивилась.

— Значит, шантаж, — предположила я. — И чем же тебе угрожает милейшая Нюрочка?

Матвей тяжело вздохнул и, наконец, посмотрев мне в глаза, четко выговаривая каждое слово, сказал:

— Ей нужны деньги, чтобы уехать из деревни, обосноваться в городе и растить своего ребенка.

Я судорожно вцепилась в подлокотник кресла, не отрывая напряженного взгляда от Матвея. Его слова просто не желали укладываться в голове. Ребенок Нюрочки, деньги на содержание которого она требует у Матвея. Требует шантажом... И судя по всему уверена, что он подействует... Кто отец этого ребенка? Ответ напрашивался сам собой — Матвей.

— Единственный человек, который по ее мнению может ей дать такую сумму, это я. Терять ей уже нечего. Поэтому она пошла ва-банк. Уверяет, что если я не дам ей денег, то она скажет тебе, что отец ребенка — я.

— А это не ты? — Я попыталась изобразить язвительный тон, но вопрос, вероятно, прозвучал жалко, с затаенной надеждой на чудо. Только в чудеса я с детства не верила...

Матвей отрицательно покачал головой.

— Нет, не я.

Мне безумно хотелось, чтобы это было правдой. Но задачка категорически отказывалась сходиться с ответом. Какой в таком случае смысл в шантаже? А тем более в лживом оговоре...

Стряхнув оцепенение, я задумчиво прикусила нижнюю губу.

— Если это так, то почему она думает, что подобные угрозы подействует?

— Не знаю, — пожал плечами Матвей, по-прежнему пристально глядя мне в глаза. — Быть может, это ее последний шанс?

— Шанс на что?

— На выживание. Она уверена, что, узнав о ее беременности, отец выгонит из дома. А незаконнорожденный ребенок покроет несмываемым позором ее честное имя.

— И единственный выход — бежать?

— Вероятно.

— Почему она в таком случае обратилась не к отцу ребенка, а к тебе? Что он думает обо всем этом?

— Я не знаю. Кажется, он женат и признавать ребенка не собирается.

Объяснения звучали логично, но все равно из них выпадало самое главное звено. Ведь отцовство проверить не так уж и сложно, мы ведь не в Каменном веке живем. Об экспертизе ДНК должны были слышать даже в деревне...

Я хотела верить Матвею, только не получалось. Не могла я представить ситуацию, что девушка — пусть, даже Нюрочка — в какой бы безвыходной ситуации она не оказалась, пришла с угрозами солгать, чтобы получить деньги в обмен на правдивое молчание. Абсурд.

— Ты мне не веришь, — угрюмо пробормотал Матвей. — Именно на это она и рассчитывала.

— Что я тебе не поверю?

— Именно. Что, едва услышав ее ложь, ты даже разбираться не станешь, а сразу подашь на развод.

— Но ведь существует тест ДНК. Если ты твердо уверен в том, что не ты отец ее ребенка, то... — я оборвала себя на полуслове и, издав мучительный стон, сжала виски пальцами. — Ты ведь спал с ней! — нетерпящим возражений голосом, наконец, озвучила я свои мысли. — Спал! Иначе бы она к тебе не обратилась!

— Ну да спал. Когда-то давно. Я и не скрывал этого от тебя.

— Нет! Не только! Во время последней поездки в деревню! Спал. Именно поэтому она позвонила — сказала, что беременна. Ты... спал с ней.

Матвей отрицательно покачал головой.

Я не верила. Хотела, но не получалось. Но все же старательно пыталась найти другое объяснение шантажу. И вдруг Матвей резко вскочил из-за стола, яростно ударив по нему кулаком. В отчаянном жесте вцепился себе в волосы. На мгновение отвернулся к окну и, тут же метнув на меня пронзительный взгляд, издал почти звериный рык. Я вздрогнула от неожиданности.

— Мы столько лет вместе, и ты все равно мне не веришь! — Гневно склонившись ко мне, заорал он. — Не веришь! Как можно строить семью без доверия? Задумайся! Долго еще между нами будут стоять твои детские комплексы ненужности?

Неконтролируемая ярость в его взгляде заставила меня испуганно вжаться в кресло. Потребовалось некоторое время, чтобы взять себя в руки и отразить атаку.

— Лучшая защита нападение? — устало прикрыв глаза, тихо пробормотала я.

Матвея замер, грозно нависая надо мной. Его тяжелое, прерывистое дыхание гулко отдавалось у меня в висках и пугало даже больше, чем тот, сотрясавший стены, крик.

— Прости, — наконец пробормотал он и досадливо потер переносицу. Сел. Будто и не было той вспышки неуправляемого гнева. Выжидательно взглянул на меня.

— Мне нужно все обдумать, — чеканя слова, произнесла я и, решительно поднявшись с кресла, направилась к двери. — Поговорим позже.

Матвей молчал. Да и что он мог еще сказать? Все аргументы уже были озвучены. Дело оставалось за малым — решить для себя, что делать дальше. Не рубить с плеча, а еще раз все тщательно обдумать. В конце концов, я же им свечку не держала, как я могла быть уверена в виновности Матвея... Почему словам Нюрочки, которая, кстати, даже на моей собственной свадьбе утверждала, что не отступился от Матвея, я верила больше, чем своему мужу? Детский комплекс ненужности... Так, кажется, он это назвал...

ВОСЬМАЯ ГЛАВА

Как ветхая краса, наш ветхий мир привык

Морщины прятать под румяны...

М. Ю. Лермонтов, "Поэт"

Сев в машину, я бездумно повернула ключ зажигания, нажала на педаль газа и вырулила с подземной парковки. Возвращаться домой не было ни малейшего желания, ехать в редакцию тем более. Хотя это-то как раз и могло отвлечь меня от тягостных мыслей. Только разве это выход? Мне нужно было подумать. Переосмыслить произошедшее и принять единственно верное решение. Но в голове зияла пустота, настойчиво вытеснявшая все обрывки мыслей. Странное состояние, совершенно неестественное и даже не соответствующее ситуации. В душе ничего — ни боли, ни отвращения, ни отчаяния, лишь какое-то подобие обиды. Очень смутной, запрятанной глубоко в подсознании. И все. Пустота.

— Мне надо подумать, — повторила я вслух. А в ответ лишь мягкий рокот мотора. Включила магнитолу. Донесшиеся из динамиков звуки прорезали тишину, и салон наполнился мелодичным голосом Лорен Кристи.