Дон Аррагуа. Главы 1-6

Мне пришлось особо оговорить присутствие рядом со мной Светланы, выторговав ей при этом полную свободу и неприкосновенность со стороны обоих обитателей этого дома. Я сомневался, стоит ли тащить её сюда за собой, но ничего лучше так и не придумал. На всякий случай добавил, что старику и мальчишке запрещается чинить нам с девушкой препятствия в общении наедине и в постоянном свободном доступе друг к другу.

Услышав про девушку, паренек явственно оживился и замерцал в полумраке зелеными глазками. Не знаю, к какому роду нечисти или биологическому виду он относится, но подростковый интерес к противоположному полу на его лице читался вполне себе человеческий. Старик так часто сокрушался о том, что долго мне не протянуть, а парень с таким живым интересом встречал любое упоминание о Светлане, что я не поленился уточнить: пункты договора, касающиеся безопасности девушки, остаются действительными и после моей смерти. В случае моей смерти. Так звучало оптимистичнее. И плевать, что там ворчит старый Оррэ.

В конце концов старик объявил, что стороны пришли к соглашению, так что теперь остается только "скрепить договор кровью". Он еще раз с преувеличенно серьезным видом зачитал все пункты договора. Я извлек из кармана верный перочинный нож и приготовился пускать кровь, выискивая на клочке бумаге, исписанном вдоль и поперек, свободное место. Сладкая парочка поглядела на меня, как на совершенного идиота. Потом старик спохватился и напомнил "малышу" назидательным тоном, что я ещё совсем не знаю жизни и обычаев, а потому им придется быть снисходительнее к моему невольному невежеству.

После чего он старательно и четко проговорил несколько фраз на какой-то тарабарщине, состоявшей, кажется, из одной только буквы "р" и парочки гласных. Мальчишка проделал то же самое. Я прорычал свою клятву вслед за ними, листок вспыхнул и испепелился в руках старика, на мгновение ярко осветив пыльный сумрачный зал и наши важные лица.

В этот момент в моей голове прогремел пушечным грохотом восторженный крик:

"Я скрепляю договор!!!".

"Я скрепляю договор", — повторили в унисон два тихих голоса — старика и подростка, в то время как сами они по-прежнему торжественно молчали.

— Эта кровь!.. Кажется, в моей голове поселилась совершенная дура! — пожаловался я.

— И не одна, мой друг. И не одна... — сочувственно улыбнулся старик.

В этот момент я даже испытал в отношении него определенную симпатию. Впрочем, это продлилось недолго...

Светлану я обнаруживаю там, где ей и положено быть согласно полученным от меня указаниям. И в том самом состоянии, в котором она максимально удобна для транспортировки в наше новое жилище. Она взволнована, она напугана, утомлена ожиданием, безумно рада моему возвращению и так возбуждена, что не способна задавать лишних вопросов.

Мы покидаем гостиницу, ловим такси до окраины города и последние несколько кварталов пути проделываем пешком, повинуясь голосу моей паранойи. При этом я почти уверен, что слежки за мной пока ещё нет. "Хвосты" и просто недоброжелательные взгляды я шкурой чувствовал ещё до всех этих "чудесных" перемен, в бытность мою обычным человеком с не очень чистой совестью и массой врагов. Теперь моё чутьё обострилось до степени болезненного. Это неудобно, потому что я (и в этом дура-кровь была совершенно права) не могу сосредоточиться на своих мыслях, отвлекаясь на каждый запах и шорох, на всякую подозрительную мелочь. Но это же и хорошо, потому что врасплох меня теперь никак не застанешь.

По пути я рассказываю Светлане наполовину правдивую и значительно усеченную версию истории о том, как я нашёл друзей, любезно согласившихся предоставить нам собственный кров и всяческую помощь.

— Значит, это старик, который живёт с мальчишкой... кстати, кто он ему? — уточняет девушка, и я понимаю, что значительно переоценил степень её растерянности. Она уже почти спокойна, по привычке готовится к новым неприятностям, и пытается подробно разобраться в ситуации, в которую я тяну её следом за собой.

— Возможно, родственник. Дальний. Они совершенно не похожи, но относятся друг к другу очень тепло. Вообще-то, я не очень разбираюсь в отношениях этих... других.

— Они — вампиры? Ну, или кто ты там... Короче, они такие же как ты?

— Старик — наверняка такой же. Я это чувствую. И голос крови так говорит.

— Тот, что в твоей голове? — она почти не скрывает иронии.

Ладно, я и сам не могу заставить себя относиться серьёзно к голосу, которого не слышит никто, кроме меня.

— Да. Так что в отношении старика я не сомневаюсь: он такой же. И он расскажет мне, почему это происходит и что с этим делать.

— Почему же не рассказал сразу?

— Мы составляли договор. — Предупреждая вопросы, уже готовые сорваться с её языка, я поспешно продолжаю: — Договор — это какая-то очень важная для них формальность, так что пришлось согласиться. Они и так идут мне навстречу. И выбирать-то особо не из кого...

— Формальность?..

— Да, просто так у них заведено. А как только закончили с договором, я тут же помчался за тобой, потому что не сомневался, что ты напугана до полусмерти... И переживал за тебя: мало ли, что могло случиться!

— О, Дон!..

Глаза девушки теплеют. Как я и рассчитывал, все расспросы мгновенно отходят на второй план.

— Я правда ужасно боялась. И за тебя, и за себя! Думала — вдруг ты не вернёшься? Где бы я тебя искала тогда? Я же даже не знаю о тебе ничего: ни адреса, ни фамилии, ни общих знакомых! Только эта злая баба, которая и с тобой не хотела говорить, и пара бомжей в городском парке!..

Я с трудом удерживаюсь от язвительного замечания. О, вопль женщин всех времен: скажи мне паспортные данные!

— Нет у меня теперь ничего, Света: ни дома, ни фамилии, ни знакомых. Паспорт мой сгорел в камине ещё одной злой бабы, и, кажется, вместе с ним сгорело всё, что было у меня до того.

Светлана неожиданно останавливается. Отходит с дороги в сторону, к раскидистому дереву, пробившемуся сквозь развалины старого особняка, и бросает на меня странный взгляд. Я мысленно чертыхаюсь: и что я успел сказать не так?! Приходится пробираться к ней и делать фирменное виновато-приязненное лицо.

— Ну, что случилось?

— Просто ты так говоришь... У тебя есть я, понимаешь?! Я с тобой, и я тебя не оставлю! Не говори, что у тебя ничего нет. Я у тебя есть...

Я в очередной раз изумляюсь наивной женской самоотверженности. Она у меня, видите ли, есть! Девчонка, дура, понятия не имеющая, во что ввязалась! Я на её месте и не подумал бы выдавать подобные заявления. Да и на своём я совершенно не готов ответить: а у тебя есть я! Главное, чтобы она не надеялась, что я так и сделаю.

Всякие роли мне приходилось играть, но рыцари без страха и упрёка, защитники прекрасных дам и романтические юноши удаются мне хуже всего. Вообще никак не удаются, если уж быть честным до конца. Галантный соблазнитель, исчезающий наутро, — это пожалуйста! Мрачный мужик, валяющийся с книгой на твоём диване, пока ты стругаешь борщи и салаты, — это я без проблем. Частенько случалось бывать отставленным ввиду бесперспективности бывшим, регулярно напивающимся и орущим похабные песни под окном бессердечной возлюбленной... Однажды я, правда, защитил одну дуру от насильника в тёмном переулке, но мудака этого я месил с таким ожесточением, а одновременную лекцию о правилах поведения для одиноких идиоток читал с такой яростью, что напугал её больше и лучше, чем это сделали бы все маньяки города.

К счастью, у меня хватает ума и выдержки не выдавать всё это Светлане. Изо всех сил сдерживая поток ругательств, я бросаю на неё долгий страдальческий взгляд. Она толкует его по-своему.

— Иди ко мне...

Руки девушки распахиваются в приглашающем жесте. Отлично. Теперь мы всплакнем на плечах друг у друга и сможем, наконец, идти дальше.

Я прижимаю её к себе, настроившись самым циничным образом. Но в тот момент, когда я вдыхаю успевший стать знакомым запах волос, что-то меняется. От аромата её кожи, от лёгкого дыхания, согревающего шею, неожиданно болезненно щемит в том потаённом месте под сердцем, куда уже много лет не добиралась ни одна эмоция. Это... нежность? Нежность. И дикое желание ответной нежности, взаимной заботливой ласки, и чего-то ещё, для чего вообще не придумано названия, потому что так не бывает...

Чуткая, умная, она почти сразу замечает что-то неладное и отстраняется, встревоженно заглядывая мне в лицо. И успевает понимающе вздохнуть, когда я жадно впиваюсь ей в шею, торопясь так сильно, что клыки мои продолжают отрастать прямо в ране, проникая слишком, слишком глубоко... Кровь щедро течет по моему подбородку, и я ошалело отшатываюсь, выпуская Светлану из рук. Она не падает, а как-то невероятно медленно и мягко оседает на землю, будто маленькое тело разом лишилось всех костей и стало ещё меньше и хрупче.

В голове моей отчётливо раздаётся звук, напоминающий барабанную дробь.

"Ка-ирра", — шепчет дьявольски довольный голос. Дробный звук набирает мощность, становясь похожим на усиленный динамиками звук негритянского тамтама. В такт ему безумным шаманом завывает взбесившаяся кровь: "Ка-ирра! Ка-ирра! Ка-ирра!!!".

Я изо всех сил пытаюсь понять, как так вышло. Машинально вытираю лицо рукавом пальто...

Несколько минут внутренний идиот трусливо перебирает варианты: можно просто повернуться и уйти, а старику соврать, что девушку я отправил в другое место, и никто ничего не узнает... Или лучше прикопать её тело в развалинах? Может, никто и не найдёт его, пока не станет поздно опознавать?.. Но её бледное лицо с полуоткрытыми глазами и кровью на щеке пугает меня так сильно, что я ни за что не решусь коснуться этого тела. Барабаны в моей голове стучат слишком громко и быстро, напрочь лишая возможности соображать, ненавистный голос не замолкает ни на секунду, и от этого кажется, что нужно спешить, очень спешить. Нужно делать, что-то делать и как можно быстрее!.. Но что?! Неожиданно приходит спасительное воспоминание о том, как приводил меня в чувства старик Оррэ, и я, колеблясь не дольше секунды, с размаху ударяю себя по щеке...

Н-да... Помотав головой и с удовольствием отметив блаженную тишину, я болезненно морщусь. Получилась скорее затрещина, чем пощечина. Удар пришёлся по уху, а рука у меня, пожалуй, будет покрепче стариковской... Зато способность трезво мыслить возвращается немедленно и в полном объеме. И меня тут же едва не выворачивает от червивых мыслей, которые копошились только что в моём больном мозгу. Похоже, я и вправду схожу с ума. А как хотелось верить, что старик просто пугает меня, чтобы сделать сговорчивее! Но все эти галлюцинации, голоса, кошмары, несвойственные мне эмоции, бесконтрольно приходящие и берущие под полный контроль то, что что я привык считать собой, опытным и осторожным... Чем ещё объяснить это, как не прогрессирущим помешательством?

Теперь я вижу, что Светлана всё ещё дышит.

Я опускаюсь на колени и беру её на руки, нащупываю в кармане платок и принимаюсь осторожно оттирать кровь с её щеки и шеи. Готовясь увидеть развороченную ткань и кости в просвете раны. Ничего. Вообще ничего. Ни царапины, ни следа от сегодняшнего чудовищного укуса, да и вчерашние тоже исчезли. Я бы с радостью облегченно вздохнул, посчитав случившееся только что ещё одним бредом, но на руках у меня лежит девушка без сознания, а мои руки и лицо покрыты липкой, быстро подсыхающей кровью.

Я недоуменно разглядываю неповрежденную кожу девушки, склонившись к самому её лицу, когда она вдруг широко раскрывает глаза и конвульсивно содрогается всем телом. Так, будто через него пропустили неслабый разряд тока. От неожиданности я сбрасываю её на землю и инстинктивно отскакиваю метра на два.

— Ка-иррра, — говорит она громко, глядя в пустоту перед собой.

"Ка-ирра!" — отзывается опостылевший голос.

— Ка-ирра? — переспрашиваю я.

— Что это было? — Светлана осторожно поднимается на ноги и потирает затылок, окидывая меня возмущенным взглядом. — Ты! Ты уронил меня! Господи, что же за день такой дурацкий!..

— Ты как?..

— За исключением того, что я только что размозжила голову, потому что кое-кто недостаточно мужчина для того, чтобы удержать на руках свою женщину?! Так за исключением этого со мной всё в порядке!

Я ощущаю себя ещё как виноватым, поэтому деликатно молчу. И даже не спешу возражать против "моей женщины", хотя об этом ещё придется поговорить. Судя по длинной тираде, в которой она ни разу не сбилась и даже не перевела дыхание, всё действительно не так уж плохо. Я выдавливаю из себя извинения и помогаю "своей женщине" привести одежду в порядок.

— Это... знаешь, этот голод...

— О, это отличная отмазка для всех мужчин во всех ситуациях! Дорогая, прости, что я сожрал всю колбасу из холодильника, но этот голод!.. Дорогая, я знаю, что тебе неудобно прямо в такси, но этот мой голод!.. Ох, я, кажется, трахнул твою подругу, и ты знаешь, милая, во всём опять же виноват мой проклятый голод!

— Да ты скандалистка! И какая!..

Я гляжу на неё с искренним восхищением — страсть к темпераментным женщинам всегда была моей главной слабостью. Это не склока, не ворчание, не занудное выпиливание лобзиком по нервам мужчины. Это восхитительный бурный скандал, сравнимый по уровню страсти с хорошим сексом или горячей дракой. Мне искренне хочется обнять и расцеловать её сейчас, но я воздерживаюсь от подобных сближений, хорошо помня, чем кончилась предыдущая попытка.

— Я?! Да я, чтоб ты знал, самая терпеливая и спокойная женщина в этом сраном городе! Голод у тебя — хорошо, я всё понимаю! Разве так трудно потерпеть хоть немного? Но нет, мы — мужик! У нас режутся зубы, у нас чешутся яйца, нам — НАДО! Посмотри на моё пальто! Всё в грязи... Везде эта кровь... Ты же... Ты прямо как менструация: регулярно, неожиданно, болезненно — и всё в крови... — жалобно заканчивает Светлана и устало разводит руками, глядя, как я сгибаюсь в приступе смеха.

Отсмеявшись, я пристраиваю свой зад на относительно чистый камень и с наслаждением закуриваю.

— Хорошо, что с тобой всё в порядке, Света, — устало сообщаю внезапной тишине за спиной.

— Слушай, что-то я переборщила, да? Ты не пугайся, со мной это не часто. Обычно я тихая...

— Да уж... — усмехаюсь я. — Многовато, зато от души и с огоньком!

— Пойдём, что ли?.. — Она уже привела себя в порядок и теперь переминается с ноги на ногу, всё ещё смущаясь того, что наговорила. — Тебя же ждут там, наверное.

— Подождут. Давай посидим тут немного. Хорошо здесь...

Я плюю на сохранность одежды и растягиваюсь на спине, прямо на палой листве, подложив под голову сложенные руки. Солнце подсвечивает золотом крону дерева надо мной. Ветер приносит запах моря, солёный и свежий, бодрящий. Я неожиданно ловлю себя на приятном предчувствии начала чего-то нового. На этот раз — кардинально нового. И впервые задумываюсь о том, что это может быть чертовски интересно.

Положа руку на сердце, разве тебе самому не приходило в последнее время в голову, что новых впечатлений и острых эмоций становится всё меньше? Что женщины похожи одна на другую, алкоголь уже не так радостно кружит голову, а пьяные драки скорее скучны, чем по-настоящему опасны?.. Что тридцатилетний рубеж давно уже пройден, сорокалетие не за горами, а ничего действительно важного в твоей жизни так и не появилось?