Кукла Советника

Поднялся, одергивая задравшуюся рубашку, сверкнул зубами. Даже не запыхался!

— Рррр!

Ненавижу!

Утром болело все.

— Мда, кажется, перестарался, — проворчал Тимар, покусывая губу, когда я не смогла втиснуть распухшие ступни в ботинки. — Ну, ничего, разомнешься — полегчает. А пока придется побегать в этом. — И сунул мне нечто, похожее на кожаный носок на толстой подошве.

После пытки под названием 'растяжка' я едва разогнула спину и собрала в кучу разъезжавшиеся благодаря шпагату ноги.

На обед была рыба, двузубые вилки и лимон, брызнувший в нос.

А за ужином я уснула носом в тарелку и даже не почувствовала, как Тимар нес меня в спальню и укладывал на кровать.

Следующие дни я различала не по названиям — понедельник-вторник, и даже не по числам декад, а по новым упражнениям и урокам, без конца изобретаемым Тимом. Чего только стоили кошмарные, с моей точки зрения, приседания на одной ноге, когда вторая лежала лодыжкой на скамье! Или выпады с чугунными чушками в руках. Чтобы жизнь медом не казалась, ага. Можно подумать, взбирания по канату вверх на тридцать локтей были для меня марципаном. И все это ежедневное, без единого выходного! — счастье начиналось бегом. Пять кругов Темных, как я их называла. 'Легкая разминка', говорил, морща породистый нос, Тимар.

Сборник легенд Льетта перевалил за три четверти. Хитрый Тим знал, на какой крючок меня ловить — драконы! Водные, воздушные, земляные создания эльвов, я влюбилась в истории о них. Прекрасные, разумные, свободные... Олицетворение мудрости, благородства и силы, преданности и величия души, они дарили своим Всадникам бессмертие и вечную молодость. ...Последнего дракона убили некроманты Оазисов четыреста лет назад.

На этой фразе я разревелась. Сначала не поверила, ведь как оно бывает в сказках? Героя убили, а он бац! — и выжил. И оказывается, что он не погиб, а если и погиб, то не он. Бегло просмотрела несколько страниц, историй, глав. Поняла, что это — все. Действительно все, что написано о крылатых зверях. Слезы сами брызнули из глаз. Так горько я не плакала с тех пор, как поняла, что отец не вернется. Так я потеряла еще даже не успевшую оформиться в слова мечту — стать Всадницей.

Тим не позволил рефлексировать слишком долго.

— Заканчиваешь книгу? Хорошо-о-о... Ну-ка, прочти вслух эту страницу.

— Всю? — Вытерла я рукавом мокрые глаза.

— Всю.

— ...Молодец, — потрепал меня брат по затылку, когда я закончила. — С завтрашнего дня два часа в день на каллиграфию, два на математику и час на лизарийский.

— А читать когда?! — чуть не свалилась с подоконника я. — Ты же выходной обещал, когда я закончу книгу!

— Так я и не отказываюсь, — с хрустом потянулся Тим. — У тебя же есть свободное время — вот и читай. Только из библиотеки книгу не выноси. Она дорогая, испортишь — не расплатимся. А пока собирайся, пойдем на лошадях покатаемся.

— Я. Тебя. Ненавижу!

— Ты меня любишь, — засмеялся Тимар.

16

А ведь, и правда, люблю. Вот так, исподволь, незаметно, этот рыжий, вредный, колкий, слишком рано повзрослевший мальчишка стал для меня самым близким человеком. Самым родным. Братом. Я уже давно не засыпала, не обняв его перед сном, а по утрам находила на сундуке с одеждой припрятанный гостинец — марципаны, мелкие монеты, игрушки. Тим каждый раз отнекивался — не я, мол, и точка. А сам прямо светился, когда я прыгала ему на шею с благодарностями. Лисичкой называл. А как он задвинул меня за спину, пряча от Йарры! Глупо, конечно, он бы ничего не смог ему противопоставить. Но сама готовность меня защитить!

А еще он был очень умным. Тим легко переходил с нашего языка на лизарийский, меотский и рау, знал, как минимум, два десятка островных наречий — это я подсмотрела, когда новых рабов привезли. Вел счета, а, судя по тому, как тихо ругался, подбивая баланс, прежний управляющий воровал. По-божески, но, тем не менее. Там усохло, здесь вытекло, что-то испортилось, а служанки вообще, как мухи... В результате получилась приличная цифра.

— Не понимаю, почему его не поймали на воровстве? Сибилл же менталист! Может, он был в доле? — Змееглазого я терпеть не могла.

— Старый чистоплюй? — фыркнул Тимар. — Нет, если бы суммы были хотя бы в полтысячи золотых, то да, а за такие гроши наш маг напрягаться не станет.

— Гроши, — проворчала я. — На эти гроши можно безбедно жить где-нибудь на Закатных островах. Может, амулет?

— Частично защищающий от считывания? Никогда о них не слышал. Но спрошу.

Дорога петляла среди невысоких, заросших люцерной, холмов. Где-то далеко мычали коровы, совсем рядом, за поворотом, шумела река. На ее берегу заканчивались наши ежевечерние скачки.

Мы привязали лошадей у березы, оставив достаточно веревки, чтобы кони могли попастись, и спустились к воде.

— Смотри, — показал Тим на загоревшуюся в сумеречном небе звезду, — это Кьярра. А вон там, чуть левее, Дануб. Он всегда показывает на север.

Откинув голову назад, я рассматривала небо, еще горящее золотом над западными горами. Высокие перистые облака будто пришпилены к сиренево-розовому куполу, а мелкие тусклые пока звезды похожи цветки венечника.

— Плавать будешь? — спросил Тимар, снимая сапоги.

— Буду, — улыбнулась я, стягивая жилет. Запасные бриджи и рубашка лежали в седельной сумке.

Неуклюжий из-за больной ноги на суше, в воде Тим преображался. Быстрый, ловкий, сильный — за то время, пока я, отплевываясь и задыхаясь, переплывала неширокую, в общем-то, речку, он успевал трижды сплавать туда и обратно. Нырял, как рыба, поначалу пугая меня долгим нахождением под водой чуть не до икоты. Вот и сейчас скрылся из глаз и появился уже на том берегу. Отдышался и поплыл обратно, мощно загребая руками.

Будь моя воля — я бы плескалась вдоль берега, там, где покатое песчаное дно и теплая, как парное молоко, прогретая солнцем вода. Глубины я боялась. Но Тим упорно загонял меня на середину реки, в стремнину, где мягкие водоросли пытались оплести ноги, как волосы утопленниц.

— Утонуть я тебе не позволю, но и халтурить не дам. Сама поплывешь, или в воду забросить? — пригрозил он, когда я рассказала о своих подозрениях на счет нечисти.

Но, несмотря на показную суровость, в тот день он держался рядом со мной, а в следующий раз, перед тем, как идти купаться, привязал к моей руке короткий нож.

— Чтобы было чем водоросли резать, если запутаешься.

Плавала я... Ну, скажем так, не очень хорошо. Точнее, очень плохо, и главным моим достижением, которым я искренне гордилась, стало умение держаться на воде. Правда, стоило шевельнуться, как я начинала тонуть. Красиво, как Тимар, загребать воду, лежа на спине, не получалось. Я брызгалась, фыркала, заливала водой уши и, кое-как перевернувшись, по-собачьи добиралась до мелководья. А вредный Тим, посмеиваясь, цепко хватал за щиколотку и снова тащил в глубину.

Держась за его плечо, я перевернулась на спину, разбросала руки и ноги звездой, и медленно дрейфовала вниз по течению. Тимар лег рядом, сжимая мою ладонь.

— Хорошо, — тихо сказал он, глядя на стремительно темнеющее небо. Частые, крупные звезды мерцали над головой, отражались в воде, и мне казалось, что еще немного — и нас прибьет к лунному берегу.

Тим подхватил меня подмышки и уложил себе на грудь, поплыл к отмели.

— Простудишься, — пресек он мои протесты.

Клацая зубами от ветерка, холодившего мокрую одежду, я быстро переоделась в сухое. Хорошо Тимару — только бриджи сменить. Мне же он категорически запрещал плавать в одних портках — неприлично.

— Тим?

— Что?

Кони шли шагом — в замок ни я, ни брат не торопились, и на меня напала болтливость.

— А как ты оказался на службе у графа?

— Мой... Наш отец, барон Орейо, пропал без вести, и мои... Наши,— снова поправился Тим, — земли находятся под патронажем князя. И он никому не отдаст месторождения электрума. А если буду дергаться и пытаться предъявить права на феод — тоже исчезну. Йарра пообещал уничтожить того, кто отдал приказ устранить отца... И я теперь весь его. С потрохами, — зло сказал парень.

Короткие, рубленые фразы, из которых по частям собиралась картинка. Так было всегда, когда Тима заставали врасплох — велеречивость пропадала, оставалась лишь сухая выжимка.

— А ты знаешь, кто виновен?

— Советник Дойер, — сплюнул Тимар.

— Отец Сорела?

— Того толстяка, что тебя защищал, ага. Он же должен был стать моим опекуном, если бы господин Раду не опередил этого ублюдка!

Вдали показались замковые огни.

— Тим?

— Что?

— А как ты стал оруженосцем у... У НЕГО?

— Я очень постарался стать для Стефана незаменимым. Не спрашивай, что это значит, не лезь в эту грязь.

Я примерно догадывалась, но уточнять не стала.

— По приказу Йарры?

— Да.

— Тим? А откуда ты так много знаешь?

— В смысле? — Тимар аж повернулся в седле.

— Ну... Языки, бухгалтерию, — растерялась я от такой реакции.

— А, ты об этом. — Тимар все-таки взял себя в руки и начал рассказывать. — Я с пяти до тринадцати лет, пока отец был жив, жил в пансионате. Там нас всему учили — чтению, письму, математике, манерам... Я был, вроде как, гордостью учителей, — хмыкнул брат. — А потом нашли этот брыгов электрум, и отец пропал. В тот же день меня отчислили без объяснения причин. Отдали остаток денег за год и оставили в приемной дожидаться нового опекуна. Я сбежал... Думал найти отца. А господин Раду перехватил меня в придорожной таверне и предложил службу.

— И ты согласился.

— А у меня был выбор? ...Ты есть не хочешь? — резко сменил тему Тимар.

— Хочу, — оживилась я. Что-что, а на аппетит я никогда не жаловалась.

— Тогда распорядись на счет ужина, а я лошадей в конюшню отведу.

Я птицей слетела с седла, чмокнула Ворону в бархатный нос и побежала на кухню. Главного повара уже не было, только кухарки, переговариваясь, домывали посуду и чистили на завтра овощи. Меня до сих пор немного коробило, когда женщины прерывали работу, чтобы поклониться. И вообще, на кухне я себя чувствовала ужасно неуютно.

— Добрый вечер, приготовьте, пожалуйста, ужин на двоих у нас в комнате, спасибо! — И стрелой вылетела за дверь, едва не сбив слугу с ведром молока.

— Куда пре..! Простите, госпожа, — проглотил ругательство мужчина и тяжело затопал по лестнице.

Галия очень любила принимать ванны с козьим молоком, считая их панацеей от увядания кожи. Я только головой крутила — ей всего двадцать четыре, а выглядит она куда лучше шестнадцатилетних служанок, какое там увядание! Только молоко переводит.

Вообще, с того момента, как я узнала, что Галия, как и я, смесок, графская любовница растеряла большую часть своего божественного ореола. И смотрела я на нее уже не только восхищаясь, но и завидуя — а чем я хуже? Да ничем! Зеркало, Тимар и Рина твердили, что я очень хорошенькая, мне даже волосы красить не придется! А глаза... Ну, у графа они тоже не райанские, кровь прапрабабки с Островов отозвалась, но мне очень интересно, что останется от человека, посмевшего оскорбить Йарру смеском. Он ведь даже стражу звать не станет, сам порежет наглеца на ленточки.

Зависть, к слову, оказалась ничуть не менее действенным стимулом, чем насмешки. Высунув кончик языка от усердия, я старательно выводила буквы, подражая тонкому, изящному почерку Галии. Одну за другой произносила скороговорки, напихав, как хомяк, за щеки мелкие камушки, чтобы исправить произношение. До головной боли сидела над учебником по математике, зубрила лизарийский, порой мешая родной язык с иностранными словами, читала по ночам 'Легенды Льетта' и до кровавых мозолей тренировалась на полосе препятствий.

17

Лето и осень пролетели незаметно. Я ела, спала, тренировалась, и очень, очень много училась. Безумный график больше меня не тяготил — я сама вскакивала с постели чуть ли не раньше Тимара и бежала на турнирное поле. Пять кругов постепенно превратились в семь, потом в десять, в двенадцать и, наконец, в пятнадцать. После этого Тим перестал наращивать расстояния, и командовал мне ускоряться на произвольных промежутках. Со стороны казалось, на произвольных. Мне, за полгода изучившей эту брыгову дорожку, как свою пятерню, было понятно, что все ускорения приходились на немногочисленные ухабы.

Я свободно отжималась и подтягивалась, на тонких прежде руках и чуть сутулой спине появились мышцы, а благодаря ежедневному, почти часовому сеансу растяжки, я не стала похожа на тяжеловоза, оставаясь, как говорил Тим, 'ты-же-девочкой'. Он все пытался запретить мне стричь волосы, но я не слушалась, безжалостно кромсая шевелюру, стоило прядям достичь плеч. Мне хватало и того, что губы неожиданно стали пухлее, ярче, выделяясь на бескровном лице. Я все время старательно их поджимала. Зато Тимар приучил меня к маникюру, всего лишь обронив, что так можно избавиться от постоянно кровивших заусенцев. Я только фыркнула, глядя, как он полирует ногти. Но, когда в очередной раз зацепилась за кружево рубашки заскорузлым кусочком кожи и рванула... Ух-х!.. Больно... Да, в результате я тоже завела себе маленькие ножнички и пилку а-ля Тим. И, страшно сказать, миндальное масло, которое, как и брат, втирала в кожу рук.

Тимар был сибаритом. В редкие минуты отдыха я точно знала, где его можно было найти — обычно, он полулежал в большом кресле в дальнем отсеке библиотеки. Ноги перекинуты через подлокотник, за спиной диванная подушка, в руке — книга или свиток. Рядом — кувшин с игристой сангрией. Стройный, изящный, длинные рыжие с соломенными прядями волосы заплетены в затейливую косу, белая рубашка в полумраке выглядит нарисованной, и сам он, салютуя мне кубком и декламируя стихи на рау, казался ненастоящим, эдакой живой картиной. Вдвойне странным было то, что при должности управляющего и более чем смазливой внешности, у него не было постоянной женщины. А когда я спросила, почему — получила подзатыльник.

— Не твоего ума дело.

Ну не моего, так не моего, подумаешь! И не больно-то интересно было! О нем же, дураке, переживала — видела ведь, как брезгливо он морщится при виде служанок, трущихся рядом. Та же Эли его раздражала до невозможности.

— Двух слов связать не может, а туда же!

— А разве обязательно с ней разговаривать? — хмыкнула я. — В постели это только мешает.

— Ребенок! — вытаращился Тим. — Ты где такого понахваталась?!

— Э-э... На конюшне слышала...

— На конюшню без меня — ни ногой!

...И не скажешь ведь, что в книжке вычитала. А то начнет не только одежду, но и литературу для меня сортировать. Или еще больше загрузит математикой, глаза бы мои эти дроби и проценты не видели...

Делила и умножала я уже твердо, двузначные числа так даже в уме. Сложение-вычитание тем более проблем не доставляли. Ошибок в словах почти не делала, чему способствовали заглатываемые без всякой меры книги. Дочитав 'Легенды Льетта', я потратила свой законный выходной, зарывшись в библиотеке. Сказок было мало, а вот романов, любимых Галией, много. Теперь я читала параллельно две книги — какую-нибудь 'Волоокую розу' по ночам, и 'Жизнеописание Ойреха, мага' демонстративно перед Тимаром. И все это не считая учебников по истории, географии и рекомендованных братом томов биографий, за каждый прочтенный из которых мне полагался выходной от тренировок.