Роман "Домик для бабы Ани"

— А тебе сколько лет? — вдруг ни с того ни с сего, совершенно не в тему, спросил Рыжий, думая о чем-то своём.

— Мне семнадцать. В мае будет восемнадцать. А тебе?

— Двадцать один. И, переходя на тему начатого Алёной разговора, спросил:

— Интересует тебя народная медицина?

Они медленно двинулись дальше в сторону лесочка.

— Угу. Я тоже начала собирать в здешнем лесу травы и ягоды, немного насушила. Они здесь экологически чистые. Перед отъездом хочу сходить к Шагдыру, попросить, чтоб рассказал про разные настойки. Если что — заплачу ему. Мне папа дал немного денег, да сама я весной в больнице чуть-чуть заработала, после школы да в выходные нянечкой подрабатывала...

Рыжий был изумлён:

— Ты?! Нянечкой в больнице?!

Они остановились.

— Да-да! — засмеялась Алёна. — Представь себе! Хочу хорошим, настоящим врачем стать — не за деньги и должности, хочу для людей хорошим врачем быть. Хотелось бы кардиологом стать, если получится. У меня другая бабушка — папина мама — сердечница, тяжело ей, больной-то, а медицина не так уж и быстро в области кардиологии движется... За границей, конечно, тоже хотелось бы поучиться, посмотреть, а какая у них там медицина, потому что то, что пишет пресса — это одно, а мне нравится обо всём судить самой, самой всё смотреть. Меня папа обещал поддержать финансово, если что.

— А кто у тебя папа?

— Он управляющий одной из новосибирских компаний, всего добился сам, но баб Ира его не очень-то любит, считает слишком гордым. Еще у меня старшая сестра есть. Она характером — в деда Сергея. Я внешностью и характером на баб Иру в молодости, как говорят, сильно похожа, а сестра — на деда. Но профессию она выбрала — экономист, как баб Ира.

Рыжий слушал Алёну, её переход от одной темы к другой, её описание собственной семьи и улыбался. Искренность и простота её обращения импонировали ему. Он никогда ещё не был близок с девушками, сознательно их игнорируя как некую помеху к достижению своих целей. У него были друзья, свои планы в жизни, но женщинам как-то в его планах не было места. Просто он о них не думал, не обращал на них внимания и не доверял им. Он боялся влюбиться! Наученный горьким опытом в детдоме относиться ко всему настороженно и с недоверием, а особенно к коварному женскому полу, Александр, найдя родственников в лице баб Ани и её золовки Варвары, создал в голове модель обустройства своего родного дома, своей родной семьи, которых у него никогда не было. И несмотря на то, что он понимал наивность своих планов в отношении пока что двух бабулек, он не хотел отступать от запланированного, верил в себя, свои силы, верил в то, что у него всё получится, что в нужные моменты придут нужные знания, и появятся в его жизни нужные люди. Но энергия для достижения благих целей должна подпитываться из благих источников, помыслы должны быть чистыми, мысли ясными, а это значит — никаких женщин, никакой любви!

По дорожке Рыжий с Алёной дошли до леса, подобрали прутики, чтобы отгонять комаров, молча посидели на рядом стоящих пнях и, когда Алёна начала расчёсывать ногу, решили идти обратно.

— А ты, значит, заканчиваешь институт в этом году, — не то утвердительно, не то вопросительно сказала Алёна.

— Да.

— Скажи, а кредиты на строительство дома для баб Ани ты тоже брал?

— Угу.

— А как собираешься выплачивать?

— Найду способ. Заработаю в конце концов.

— Но это так всё ненадежно... Это же нельзя предвидеть, что может произойти, а кредиты надо выплачивать.

— Я об этом — о том, что может произойти, и не думаю.

— Но всё-равно, человек может серьёзно заболеть...

— Тогда приду к тебе лечиться.

Оба засмеялись. Проходя опять мимо дома Андалаевых, увидели на другой стороне улицы, там, где уже за домом баб Ани начинался большой луг до самого пруда, самого Шагдыра. Он ходил наклонившись с мешком по лугу и что-то высматривал в траве.

А у дома баб Ани веселье продолжалось. Иван Иваныч сидел рядом с Ириной Петровной на лавке, там, где любила сидеть баб Аня и что-то весело рассказывал. Вокруг его внуки играли в прятки. Самой баб Ани не было.

— Спит! — сообщила Петровна. Недалеко от них, прислонившись к одной из палет с ящиками и кирпичами, стоял Юрка Бондарь. Он подождал, когда Алёна с Рыжим подошли поближе.

— Привет! А я пришёл к тебе, — обратился он к Алёне. — А тебя нет. А твой дед сказал, что ты у баб Ани. Ну, я сюда пришел, вот тебя жду. Пойдём сегодня в клуб? Пока погода хорошая и дождей нет. Я музыку притащу — классные альбомы, твои любимые группы. Дискотеку устроим...

— Юра, знакомься. Это Саша, будущий архитектор. Баб Анин родственник.

Ребята пожали друг другу руки и Рыжий, сказав "я сейчас приду", оставил Алёну с Бондарем. Он зашёл в дом, увидел в кухне на столе пустую бутылку "Клико" и пустую бутылку от вишнёвой наливки. Баб Аня мирно спала на диване под работающий телевизор.

В кухню зашла Даша:

— А ты играть сегодня будешь на гитаре?

— А ты хочешь, чтобы я играл?

— Да, я петь хочу.

— Ну, тогда бери гитару, только осторожно, и неси к лавочке.

— А где она?

— А там, найдёшь.

Рыжий посмотрел, как Даша с большой осторожностью взяла гитару и почему-то на цыпочках понесла её во двор.

Помыв руки, и слегка причесавшись, Александр вышел минутой позже. Петровна подвинулась к краю и он сел на середину лавочки, Смирнов пересел на дрова напротив.

— Дядь Саша будет играть! Дядь Саша будет играть! — кричали дети и хлопали в ладоши. Алёна с Бондарем по-прежнему стояли у палеты и обсуждали какие-то свои проблемы.

Рыжий сначала настраивал гитару, потом взял пару аккордов, остановился и спросил стоящую рядом Дашу:

— Ну, с чего начнём?

— М-м-м.... — Даша секунду подумала и выпалила: "Шар голубой"!

— Начинай, Дашка, мы подпоём! — сказала Ирина Петровна.

И Даша начала. Подошли меньшие, Лиза и Саша, они знали лишь половину слов, присоединился и Смирнов-старший, и Ирина Петровна, и Рыжий. И хор из взрослых и детских голосов радостным маршем пронзил улицу Луговую. Стоящие поодаль Алёна и Юрка, слушая этот нестройный хор, в котором неимоверно звонкий голос Даши старался перекрыть все другие голоса, сначала хохотали, потом подошли поближе, сели на брёвна рядом с Иван Иванычем и тоже стали подпевать.

Из-за шума и хохота никто не услышал как пришли новые гости. Натка и Марина, разодетые в пух и прах, громко поздоровались, входя во двор. Натка, увидев Юрку Бондаря и Алёну, подсела к ним и своим низким голосом стала жаловаться:

— Юра, мы были у тебя, твоя мама сказала, что ты пошёл к клубу, ну — мы тоже туда, а там никого. Потом эта новая продавщица, Галка, сказала, что видела, как ты в сторону Луговой пошёл. А что здесь за праздник, по какому случаю собрались?

Она оглядела всех присутствующих, увидела Петровну и кивнула ей персонально, сказав "здрасти".

— Да здесь просто посиделки, — смеясь ответил Смирнов. — Спонтанно вот собрались и поём.

— Да поели, попили и поём, — добавила Петровна.

Рыжий тем временем перебирал аккорды, прислушиваясь к общему разговору и одновременно следя глазами за тем, как прыгают на одной ноге дети. Неожиданно он поймал на себе взгляд Марины. Она не стала садиться и стояла, глядя на всех с высоты своего невысокого роста.

— Ну, что скажешь, Ма-рина? — обратился Рыжий к ней с вопросом. От неожиданности Марина покраснела и спряталась за подругу. Все засмеялись.

— Эх, последние дни каникул, вот и осень, и школа, — проговорил Смирнов. — Ох, как бы я щас пошёл с удовольствием в школу, прям поскакал бы в школу! Стал бы отличником!

— Дядя Саша, я в школу иду в этом году, — похвасталась Даша. — У меня уже всё для школы есть...

— Ну, давайте тогда что-нибудь про школу споём, — предложила Петровна. Начали вспоминать.

Но Рыжий выбрал песню сам. Он начал наигрывать и насвистывать "В первый погожий сентябрьский денек", "робко входил я под школьные своды" — подхватила Петровна, "татата-ратата — тарарара" подпел Смирнов, "так начинаются школьные годы". Слов не помнили, а молодёжь такую песню и не слышала и не знала, так что песня заглохла.

Из дома вышла заспанная баб Аня и, увидев, что её место рядом с Александром на лавочке свободно, села, с улыбкой глядя на всех и время от времени позёвывая в платок, лежащий у неё на плечах.

Шум усилился и, пока Рыжий в задумчивости перебирал различные песни, народ разговаривал кто про что.

Натка повернулась к Алёне:

— Я думала, ты зайдёшь, как приедешь, а ты, говорят, уже неделю здесь, а что ко мне не зайдёшь?

— Пока не могла, бабушке помогаю, но собиралась завтра зайти, я тебе помаду хорошую привезла.

Начинало смеркаться.

Тут Рыжий заиграл что-то новое, при этом он пристукивал ладонью по гитаре и после проигрыша зазвучал его приятный, слегка с хрипотцой, голос:

Хочешь, я тебе скажу,

Ничего не утаю,

Очень крепко обниму,

Как же я тебя люблю.

Этот вечер золотой

Познакомил нас с тобой.

Столько лет тебя искал,

О такой всю жизнь мечтал.

Красная рябина, рябина, рябина

Под моим окном все грустила, грустила.

Улетело теплое лето, а осень

О любви моей ничего и не спросит.

Ты теперь всегда со мной,

Как за каменной стеной.

Посмотри в мои глаза,

Как же я люблю тебя.

Красная рябина, рябина, рябина

Под моим окном все грустила, грустила.

Улетело теплое лето, а осень

О любви моей ничего и не спросит.

Улетело теплое лето, а осень

О любви моей ничего и не спросит.*

Все мгновенно притихли, а Даша большими немигающими глазами смотрела на Александра, замерев около него. И даже Лиза с Сашей перестали играть и, сев прямо на траву, слушали, открыв рты.

Рыжий пел и казалось, на Луговой всё и вся слушает его. Он же просто пел, песня соответствовала его настроению. Вдруг его глаза встретились с глазами Алёны. Она опустила ресницы. Чисто подсознательно, Александр тоже перевёл глаза на сидевшую рядом с Алёной Нату. Но Ната взгляд не отвела и Рыжий, встряхнув своей густой копной, закончил песню, смотря перед собой и отбивая такт ногой.

Когда он кончил петь, еще несколько секунд стояла тишина, а потом Петровна тихонько сказала "браво" и все захлопали. Баб Аня цвела от счастья. Она прижалась головой к правому плечу Александра, взяла его под руку и весь её вид говорил: "Это мой Саша. И я его люблю и никому не отдам".

Александр без всякого перерыва начал играть вступление к песне "Стою на полустаночке". Теперь уже центром внимания стала Даша.

Даша еще не кончила петь, как издалека послышались пьяные голоса и враскачку, руки в брюки, ко двору баб Ани подходили двое.

— Ой, это ж Лёшка Максименко с кем-то, — она зашептала Рыжему: "Пьяница и бездельник, уголовник, ты держись от него подальше, не связывайся с ним".

— Э! Народ! Это чо, клуб сюда, что ли, переехал? — заорал Максименко.

— Гы-гы-гы! — пьяно хохотал его товарищ.

Народ молчал.

— О-о-о-о, — протянул Максименко. — Смотри, Петюня, какие красотки здесь. Все, блин, здесь! Наташка, бля, ты чо здесь делаешь?

— Не твоё дело! — зло ответила Натка.

— Я смотрю, этот архитект здесь всё будто мёдом обмазал, девчонок наших переманивает. И стар и млад, как сказал поэт — гы-гы-гы! — всех к себе клеит.

— Слушай, ты, поэт! — Рыжий спокойно встал, осторожно убрав баб Анину руку у себя с плеча и передав ей гитару. — Или веди себя прилично, или вали отсюда!

— Это мы щас посмотрим, кто повалит! Думаешь, никто не знает, что ты под видом архитекта приехал сюда, чтобы бабку надуть, да её участок себе захапать? Да?

— Это — не "бабка"! Это — Анна Семёновна, запомнил? Анна Семёновна! Моя бабушка. МОЯ, не твоя, понял?

Рыжий подошёл к нему ближе. Подошёл ближе, гогоча, и приятель Максименко — Петюня. Назревала драка.

— Саша, он провоцирует тебя, не связывайся с ним, — Ирина Петровна встала со своего места. — Слушай, Максименко, иди домой! Идите, ребята, домой!

— Мамаша, — Максименко едва взглянул на Петровну. — Мамаша, не встревай, когда разговаривают мужики, как сказал поэт!

— Гы-гы-гы!

— Я смотрю, ты русскую поэзию хорошо знаешь. Иван Иванович, уведите детей, мы сейчас о поэзии говорить будем!

Баб Аня, скорее схватив Лизу и Сашу за руки, потащила их в дом. Смирнов прикрикнул на стоящую Дашу и она испуганно пошла за баб Аней.

Рыжий не смотрел по сторонам, но чувствовал, что народ в лице дам, Смирнова и Юрки Бондаря окружил его. Максименко был на голову ниже Александра, тощ и пьян. Но зато Петюня, который постоянно гоготал, был крепок и широк в плечах. И в руках у того была бутылка.

Рыжий еще не вставая с лавки оценил ситуацию. Парни не представляли опасности, если у них не было в карманах какого-нибудь холодного оружия. И, по его мнению, они бы побоялись в открытую, при всех, затеять что-то серьёзное. Разборка требовала мирного диалога. Но драку спровоцировала, как ни странно, бабушка Смирнова.

Занимаясь во дворе хозяйством и баней, она прислушивалась к тому, что происходило за забором. Калитка была открыта. Она слышала весёлый смех, пение, приятный голос Александра, слышала, как пела Даша, а потом вдруг после минутной настороженной тишины пьяное гоготание. Зная, что Смирнов-старший тоже мог крепко выпить и помня о том, что во дворе баб Ани он находился с детьми, ей стало неспокойно. Взяв свой костылёк, который был всегда при ней, она, обойдя красный "москвич", и подошедши, прихрамывая, к дворику баб Ани, оказалась сзади, невидимая для всех из-за палеты с кирпичами. Уже было довольно темно и, не разглядев, кто есть кто, но увидев издалека, что баб Аня тащит детей и что после того как в дом вошла Даша, дверь захлопнулась, она, по-своему поняв ситуацию и недолго думая, огрела стоящего сзади гогочащего парня своим костыльком по спине.

— Эт-то еще кто? — басом заголосил парень, устрашающе медленно поворачиваясь к ней лицом. Увидев перед собой божий одуванчик, он грязно выругался и замахнулся на неё бутылкой. Одновременно Рыжий, оттолкнув стоящего на пути Максименко, с быстротой молнии кинулся к Петюне и успел перехватить его руку с бутылкой, но при этом сам стукнулся рукой о палету с кирпичами. Бутылка разбилась, в воздухе запахло спиртом. Закричали женщины, так как они видели, что сзади на Александра прыгает Максименко. В последнюю секунду Рыжий успел уклониться в сторону и Максименко повис на Петюне. Сзади, крикнув "Мать, отойди!", пытался схватить обоих Смирнов-старший. Юрка Бондарь, сам небольшого роста, не зная как лучше помочь товарищам в драке, попытался подставить подножку Петюне, но наткнулся на его тяжёлый кулак. Удар пришелся в живот и Юрка согнулся пополам от боли. Девчонки завизжали. Алёна и Натка стали тянуть его в сторону от палеты, на траву, Марина трясущимися руками пыталась достать из сумочки мобильник, чтобы вызвать Кулёму или дежурного милиционера. Рыжий закричал: "Марина, не звони!". Сам он понял, что этот накачанный Петюня c "убойным" кулаком не остановится. И решил идти, что называется, "ва-банк".