Роман "Домик для бабы Ани"

Первая часть трилогии "Николаевы". Роман.

ДОМИК ДЛЯ БАБЫ АНИ

Пассажирский поезд приближался к станции и баба Аня, увидев его приближение, заторопилась, засуетилась. Нагнувшись, она старалась придать "товарный вид" своей продукции: огурчикам, сорванным с грядки рано утром и лежащим на одноразовых бумажных тарелках, помидорчикам, молодой варёной картошке в мундире, ранеткам, свежеваренным яичкам, пучкам моркови, зелёного лука, укропа и петрушки. Здесь же, в полиэтиленовых пакетиках, лежали и малосольные огурчики, и небольшие, аккуратно нарезанные кусочки сала грамм по триста-четыреста каждый, как говорится — и под водочку закусочка, и обед неплохой — простой и сытный. Всё это лежало на старенькой, но чистенькой клеёнке, постеленой на обшарпанном асфальте перрона. Рядом стояла большая клетчатая сумка на колёсиках, в которой баб Аня привозила почти каждый день, если не болела, свои продукты на продажу. Доход от продажи был маленький, рублей на восемьдесят, баба Аня стеснялась заламывать цены, как это делала её конкурентка Петровна — женщина не злая, но принципиальная, недовольная тем, что баб Аня "сбивает" ей их. Так набиралось летом в среднем полторы-две тысячи рублей в месяц, какая-никакая, а всё прибавка к совсем маленькой пенсии. А домик был старенький, требовал ремонта, уборная на огороде совсем покосилась от ветров и дождей, забор бы еще раз подправить...

Анна Семёновна Рощина — или попросту "баб Аня" — жила на противоположном от вокзала краю небольшой станции Рябинкино, на которой пассажирские поезда останавливались лишь на пару минут. Выбегающие из вагонов пассажиры — мужчины и женщины, иногда и с детишками, старались быстро купить чего-нибудь свежего. Нужно было успеть за две минуты выбрать то что надо, и чтоб по цене было. В поездах-то в ресторанах могут позволить себе обедать только богатые... Случалось — обманывали баб Аню борзые люди из поезда, то ли солдаты, то ли студенты, пользуясь тем, что поезд так мало стоит. Выбегали в последний момент из вагона и, не глядя выбрав кусок сала или мешочек огурцов, делали вид, что достают деньги из кармана. В этот момент поезд трогался и парни на ходу заскакивали в вагон, так и не заплатив. Растерянно тогда стояла баб Аня — такая неудача, ведь она подсчитывала каждый раз, сколько она заработает, если продаст весь товар. Особенно запомнился баб Ане один рыжий парень с конопушками, не так давно, кажется, в июне, босиком выскочивший из купейного вагона, взявший кулёчек с ранетками и крикнувший со ступенек трогающегося поезда: "Я вам в следующий раз заплачу!". А запомнилась его жёлто-рыжая копна волос. Тогда еще Петровна удивилась, бывает же такой необыкновенный цвет волос и добавила: "Рыжие — они наглые".

...Поезд плавно приблизился. В вагоне напротив открылась дверь и на перрон первым вышел проводник в новой форме, а следом — баб Аня ахнула и вытянула вперед руки, как бы закрывая свой товар — следом неторопливо, глазами ища кого-то на перроне, вышел тот самый Рыжий, утащивший ранетки. Увидев баб Аню, он остановился напротив неё, худой и высокий, поставил на землю большой рюкзак — больше никакого багажа у него не было, широко улыбнулся и сказал совсем просто: "Здравствуйте, бабушка. Я приехал вернуть долг за ранетки".

Баб Аня стояла словно онемев. Она готовилась зазывать покупателей, тихонечко расхваливая свой товар, но такого покупателя не ожидала. И что было совсем странно — из поезда больше никто не вышел. Пожилые женщины и бабульки, промышлявшие так же как баб Аня, продажей на перроне, стояли, растерянно уставившись на единственного потенциального покупателя. Они не понимали, что происходит, где другие пассажиры, ведь до первой большой станции было еще больше двух часов. Обычно люди, уставшие от долгой езды и подъевшие то, что они брали в дорогу, выходили на минутку хотя бы размяться, покурить или купить что-нибудь вкусненького и свеженького детишкам, а тут — никого...

А следующий поезд остановится только через два часа. И вообще редко кто выходил на Рябинкино, редко когда кто-нибудь приезжал в Рябинкино пассажирским поездом. Станция была маленькой и проезд до города поездом обходился дорого. Люди ездили в райцентр или в город на машинах, у кого они были, или на рейсовом автобусе, проходившем два раза в день по шоссе, до которого нужно было идти примерно с километр.

Все уставились на баб Аню. Женщины, торговавшие подальше, не слыша, что говорит баб Ане Рыжий, оставив свой товар, стали подходить поближе. Петровна, следившая всегда за всем, что происходило на перроне, подошла тоже.

— Чего ему нужно? Что-то он вроде как знакомый, — сказала она, обращаясь к баб Ане, но глядя на Рыжего. И так как баб Аня молчала, Рыжий ответил:

— Я — родственник этой бабушки, хочу пожить здесь немного.

— Ты б еще через двадцать лет вспомнил, что ты родственник, когда мы все поумираем — тоже мне, родственник. Где ты был, родственник, когда нужно было помочь бабушке? — Петровна всё не успокаивалась, нервничала от того, что поход к поезду закончился впустую, ничего не заработала.

Баб Аня молча, словно на неё нашёл столбняк, стала собирать свой товар с клеёнки и складывать в сумку.

Рыжий, тоже молча, стал подавать ей овощи, сало, булочки с посыпкой, которые были испечены рано утром и другую снедь, старательно собранную и упакованную "по-фирменному" на продажу. Когда всё было собрано и сумка застёгнута, баб Аня так же молча, как бы обидевшись, медленно покатила её по перрону на выход через маленькое здание бледно-розового вокзальчика. Рыжий сначала рванул за ней, а потом, вспомнив о рюкзаке, вернулся и надел его на плечи. Петровна и другие женщины, внимательно наблюдавшие за Рыжим и баб Аней, видели, что он, догнав старушку и взявшись за ручку сумки, наклонившись, стал что-то горячо говорить ей, потом медленно и осторожно отцепил от сумки руку баб Ани и сам покатил сумку ко входу в вокзал. Маленькая, слегка сгорбленная фигурка баб Ани понуро семенила рядом.

— Что за родственник? У неё же не было никого? — спросила у Петровны пожилая женщина Вера Антоновна, бывшая учительница начальных классов.

— Да вроде нет у неё никого, кроме золовки в Красноярске, — неуверенно отвечала Петровна.

— Странно, надо участковому сказать, — в раздумье протянула Вера Антоновна. — Мы баб Аню в обиду не дадим.

Вошедши в здание маленького вокзала, где были только пара скамеек и касса, баб Аня остановилась. Теперь, когда не было посторонних глаз, она наконец пришла в себя.

— Говоришь, значит, хочешь пожить?

— Да, хочу. Да я вам заплачу, вы не бойтесь, и долг отдам, за ранетки.

— Да про тот долг-то я уже давно забыла, товар-то копеечный. Откуда знаешь, что я твоя родственница, а не какая-нибудь другая бабушка? У нас на станции много старых женщин.

— Ну вы ведь живёте на Луговой? Я уже вас видел, только вы об этом не знаете. Я приезжал уже один раз, месяца полтора назад, нашёл ваш дом и посмотрел на вас издалека и, извините, сфотографировал, а потом у какого-то дядьки на вокзале спросил, не это ли Анна Семёновна Рощина, он подтвердил. Вы меня не видели, не заметили. Вы собирали что-то в огороде. Я сразу же вас запомнил и уехал. Но тогда я ещё не мог вам представиться, мне нужно было срочно в Москву. А на обратном пути из Москвы в Новосибирск совершенно случайно в окно вдруг увидел вас на перроне, торгующей, и мне так захотелось поближе подойти к вам, что я забыл, что поезд стоит совсем мало, выскочил и взял ранетки, а не сообразил, что денег-то в кармане нет — я не собирался выходить из вагона. Но я тогда уже знал, что скоро к вам приеду...

— И что ты, хочешь остановиться у меня? Ведь есть дома получше, чем мой, — баб Аня несколько успокоилась. Неожиданная, появившаяся в лице этого Рыжего — то ли студента, то ли бомжа с деньгами — возможность слегка заработать, заставила её как-то подсуетиться, порасспрашивать обстоятельно выгодного постояльца. Откажешь — уйдет вон к Петровне, у неё большой, хороший и благоустроенный дом, да и в деньгах Петровна не нуждается, муж-то бизнесмен. Но не это заставило её поторопиться с решением. Было что-то в парне родное и близкое, она не могла себе объяснить, что именно, но его она не боялась, хотя была женщиной осторожной. Да и воровать-то у неё нечего — ничего не нажила за свои 79 лет.

— Ну ладно, пойдём. А сколько дней-то хочешь пожить?

По привычке подсчитывать каждую заработанную копейку, в её голове уже подсознательно складывались цифры: если буду брать в день вместе с едой ну, например, по сорок рублей, то за неделю это будет двести восембдесят!

— Да я сам не знаю ещё, видно будет.

— А ты, случайно, не сбежал откуда? У нас ведь есть участковый, я сообщу, если что у меня пропадет.

— Да нет, не сбежал. Студент я. На последнем курсе. Нужно дипломную работу сделать. Выбрал тему про деревню. Заодно решил и отдохнуть в деревне на свежем воздухе.

— А... да-да, — поддержала его баб Аня. — Сейчас многие тянутся к земле, в деревне дачи, дома покупают. Это всё я знаю из телевизора, да и у нас тоже в этом году две семьи из города дома построили...

И без всякого перехода спросила: "А паспорт свой можешь показать"?

Рыжий вытащил из нагрудного кармана с пуговицей паспорт, открыл его и передал баб Ане. "Николаев Александр Евгеньевич. Дата рождения: 01.08.1990. Место рождения: гор. Боровск. Это где ж такой город?"

— За Москвой.

— Это тебе, что ль, уже 21 стукнуло?

— Угу.

Рыжий слушал её, отвечал и улыбался.

— Ну ладно, — продолжала баб Аня. — Пойдем. Только тебе у меня не понравится, ты ж городской. У меня и уборная на улице, и горячей воды нет, и... — баб Аня прервала на минуту свою речь, как бы споткнувшись, немного помолчала и, махнув рукой, продолжила: — Если что — уйдешь. Но деньги вперед. Можешь заплатить вперед-то?

— Заплачу.

— А откуда деньги-то у тебя?

— Стипендию получаю. Повышенную. Еще подрабатываю.

Баб Аня не разбиралась ни в стипендиях, ни тем более в повышенных, но слова Рыжего её успокоили.

Малочисленные жители Рябинкино в тот день видели, как по грейдерной дороге от вокзала, так сказать, по главной улице, шёл парень с рыжей копной волос, кативший большую, доверху нагруженную клетчатую сумку на колёсиках и баб Аню, как-то так непривычно важно вышагивающую рядом. Стояла августовская послеполуденная жара, не очень частая в этих сибирских местах. Голова студента была непокрыта, но зато на баб Ане была надета лёгкая матерчатая кепка с логотипом "Adidas" и черные солнцезащитные очки, выглядевшие на ней смешно. И в этом с помощью кепки и очков изменившемся облике баб Ани вдруг появилось что-то нездешнее, заграничное. Встречные сельчане, видя баб Аню в первый раз в таком обличье, такую какую-то "городскую", да еще и с незнакомым рыжем парнем, останавливались и, поздоровавшись, спрашивали: "Внук, что ли, приехал"? Баб Аня стеснялась, мялась, а потом все же говорила: "Студент, на каникулах. Хочет у меня остановиться".

Так, потихоньку переговариваясь, дошли они до калитки небольшого дворика баб Ани. Жила она на противоположной стороне от вокзала, на самой окраине. Расстояние это составляло более двух километров, которые, несмотря на больные ноги, почти каждый день преодолевала 79-летняя Анна Семеновна.

Остановившись у калитки, запертой изнутри на вертушку, которую всякий мог открыть, баб Аня пояснила, что "тырить" у неё нечего, да и все знают друг друга. Вошедши в веранду старенького обшарпанного деревянного домика, Александр сначала попросил воды, а напившись, снял легкие кроссовки и вошел в небольшую комнату, которую баб Аня называла кухней. Бросив беглый взгляд на скудную обстановку кухни, он снял свой рюкзак, достал из него большой как записная книжка кожаный кошелек-портмоне, и вытащил оттуда денежную купюру в пять тысяч рублей.

— Это Вам задаток на первое время. Хватит?

Баб Аня остолбенела: "Хватит. Да это много. Да мне и двести рублей на неделю хватит".

Она вдруг застеснялась: "Мне самой-то мало надо, я золовке своей деньги собираю, она у меня единственная родня осталась. Сильно больная она, а лекарства дорогие...". Она хотела еще что-то добавить, рассказать про сестру мужа, про то, что "на смерть" нужно копить, но Александр вдруг прервал её:

— Давайте договоримся так: я буду звать вас "баб Аня", а вы меня Сашей. Я буду у вас пока жить. И вам не скучно будет и мне в охотку в деревне пожить. А сейчас неплохо бы перекусить. Я сейчас сам всё приготовлю. Вы подождите, отдохните пока, я вас позову.

И он принялся выгружать из баб Аниной сумки овощи и всё, чем она собиралась торговать. Баб Аня села на стул возле стола и опять на неё нашёл столбняк. Она молча смотрела, как Александр, не спросив разрешения, заглянул в маленький старенький холодильник, достал кусочек топленого масла, нашел в духовке газовой плиты небольшую чугунную сковородочку, секунду полюбовался ей ‒ "настоящая чугунная!" ‒ положил в неё масло и поставил на комфортку. Затем он открутил ключ газового баллона и спичками, которые лежали у баб Ани сверху на холодильничке, зажёг комфортку. Пока маслице таяло на медленном огне, Рыжий буквально за две-три минуты почистил руками все три мешочка с молодой картошкой, сваренной баб Аней на продажу, достал из своего рюкзака маленький ножичек и порезал её прямо над сковородкой. Сковородка получилась полная, с горкой. Со стороны казалось, что это не чужой человек, а хозяин пришел домой. Александр как-будто знал, где что лежит у бабы Ани, где что надо искать. И только когда он, помыв в рукомойнике руки с мылом, нарезал сало в виде тонких брусочков, нарезал огурцы и помидоры, и всё это разложил красиво на большой круглой беленькой тарелке с желтыми цветочками по краям, баба Аня словно проснулась. "Ой! У меня хлеба-то мало! Я ж не думала, что квартирант объявится!" — заохав, она достала из рядом стоящего крашенного в белый цвет буфета пакетик с маленьким кусочком черного хлеба. Рыжий коротко взглянул на пакетик:

— Ничего, на обед хватит, а потом я схожу за хлебом. Магазин-то есть в деревне?

И пока он мешал картошку, баб Аня рассказала, что магазин есть, но все продукты, и хлеб тоже, привозят из города. Хлеб не очень вкусный, а иногда и не совсем свежий, наверное, остатки из городских магазинов сплавляют в деревню. Пекла бы и сама, как делают в некоторых семьях, да не для кого: ей-то, баб Ане, сколько надо-то.

Под её рассказ Александр собрал на стол: достал две тарелки, две вилки, солонка уже стояла, достал из холодильника пластиковый пакет с молоком и поставил на середину стола на деревянную доску скворчащую картошку. Ели молча и с аппетитом. И хотя баб Аню так и распирало от любопытства, хотелось порасспросить студента о его семье, родителях, о том, где он живет и учится, есть ли у него девушка и почему он выбрал для отдыха в деревне эту мелкую, ничем не примечательную станцию — она чувствовала, что придет время, и он раскажет всё сам, а сейчас нужно перекусить, ведь с момента его приезда прошло уже больше двух часов, а он, может, и не ел с утра. Похоже, в рюкзаке не было никакой еды.

Баб Аня ела медленно, старательно пережевывая картошку вставными челюстями, которые надевала только когда выходила со своего двора, всё никак не могла к ним привыкнуть. Ей казалось, что еды мало, что Александр не наестся — и от таких мыслей старалась еще медленнее и помалу брать со сковородки. Александр же сделал вид, что не замечает этого. Он разделил ложкой картошку на сковороде пополам, съел свою половину вместе с хлебом, помидорами и огурцами, вежливо прервал попытку бабы Ани отдать ему свою долю, встал и поставил на плиту чайник.

— Еще чай с вашими булочками попьём, да?

И пока баб Аня доедала свою часть картошки, Рыжий собрал всё к чаю: сахар, заварку, выложил прямо на стол булочки с посыпкой, а из рюкзака достал литровую банку: "А это вам подарок — абрикосовое варенье. Сам варил".

По-солдатски быстро выпив стакан чая с булочкой и расспросив баб Аню о том, как пройти к магазину, Рыжий, взяв клетчатую сумку на колёсах, отправился один, попросив баб Аню никуда не выходить со двора, пока он не вернется, "а то у меня в рюкзаке есть ценные вещи", — сказал он. На вопрос о том, может ли она, баб Аня, проводить его до калитки и показать свою усадьбу и хозяйство, сказал "когда вернусь". Баб Аня послушно кивнула головой, продолжая макать булочку в абрикосовое варенье и запивать чаем.

Александр вышел, попридержав дверь для входящего кота Саввы — всей живности баб Ани. Савва был старым рыжим котом, который очень давно, баб Аня и не помнила уже как давно, сколько лет назад, пришёл к ней. Был кот весь подран и голоден. Баб Аня в то время не была еще такой старой, жила одинёшенька и рада была хоть такому члену семьи. Любила кота безмерно, жалела. Так и состарились вместе.

Александр пришел примерно минут через сорок, одной рукой катя сумку, в другой неся еще пару пакетов. Вошедши в кухню, он застал баб Аню на прежнем месте за столом, его рюкзак был передвинут под стол и лежал рядом с ногами баб Ани. С другой стороны разлёгся Савва.

— Вы что ж, и не вставали? — улыбнулся он и расстегнул сумку. Давайте помогите мне разложить покупки. Вот это — в холодильник, и это, и это... Он достал мясо, масло, сосиски, молоко, еще что-то в красивых пакетиках, что-то в баночках. С самого дна сумки достал два рулончика туалетной бумаги с цветочками и подал баб Ане:

— Держите-ка...

— О! — смутилась старушка, — а я всё газеткой...

И неловко замолчала.

"А это тебе, друг" — перед Саввой встала горка "Вискаса" и "Китикэт". Савва понюхал, но не проявил никакого интереса.

— Да ты что? — вскинулась баб Аня, — зачем коту-то покупать? Он никогда не ел такого и не надо на него тратиться. Или ты миллионер?

Не слушая баб Аню, Рыжий закончил выкладывать покупки и сел за стол на табурет.

— Ничего у вас магазинчик, всё необходимое есть.

— Да дорого оно всё. Я только хлеб да молоко там покупаю, остальное с огорода...

— Ну, баб Аня, теперь показывайте своё хозяйство.

Вышли на крыльцо, откуда хорошо было видно "хозяйство", которое составляло огород сотки четыре с небольшим и прилегающий к домику от калитки до крыльца небольшой участок — "предбанник", заваленный всяким хламом, нужным в хозяйстве, как считала баб Аня. Справа от крыльца — метрах в двух — находилась уборная с вертушкой и дальше вход в огород, он же сад. В центре сада-огорода стоял самый настоящий колодец с деревянным воротом и крышей, и намотанной на ворот металлической цепью с алюминиевым ведром. Колодец был также гордостью баб Ани. Колодцев всего-то было на станции штук пять-шесть и один из них находился на её земле. На станции было несколько колонок с питьевой водой, также люди поливали огороды из шлангов, протянутых от большого природного водоёма, располагающегося почти в центре Рябинкино. Собственно, из-за этого водоёма когда-то и образовалось сначала селение, а позднее железнодорожная станция.

Было около шести вечера, но жара еще держалась. Сочная зелень яблонь хотя и давала тень, но тень падала в сторону от дорожки. Рыжий с крыльца осмотрел сначала "предбанник", а потом, увидев колодец и приствистнув, направился к нему, обогнав большими размашистыми шагами семенившую в сторону огорода баб Аню.

Набрав воды, он сделал прямо из ведра несколько глотков, затем оперся о край сруба и пристально стал осматриваться, иногда задавая баб Ане вопросы. Он спросил, давно ли живет в этом доме баб Аня, кто строил колодец, кто помогает ей сажать и поливать огород. Баб Аня отвечала охотно и обстоятельно. Александр внимательно слушал её, чему-то улыбался. За беседой они даже и не заметили, как возле яблони появился человек в милицейской форме. Баб Аня увидела его первая, всплеснула руками: "Ёшкин-копалкин! Васильич!"

Милиционер подошёл к Рыжему и представился:

— Участковый Кулёма. Гражданин, предъявите-ка документики!

— Да я у него уж посмотрела документики-то, — сказала баб Аня.

— Ну ничего, посмотрим еще раз, — Кулёма зачем-то заглянул в колодец.

Пока Рыжий ходил в дом, Кулёма строгим голосом официального представителя местной власти допрашивал баб Аню, откуда и зачем взялся приезжий. Но пока баб Аня собиралась с мыслями, пришел Рыжий.

— Тээээкс! — произнес Кулёма, открывая паспорт гражданина Российской Федерации и медленно листая страницу за страницей. — Александр, значит, Евгеньевич, значит. Так, прописан, значит, в Новосибирске. А к нам зачем?

— Для выполнения проектного задания. Архитектор я. Тема дипломного проекта примерно такая: "Перепроектирование и обустройство усадебного участка в условиях сибирской деревни". Выбрал вашу станцию, так как прихожусь дальним родственником баб Ани, есть где жить. При этих словах глаза баб Ани в изумлении широко распахнулись, рот непроизвольно открылся и с её губ готов был сорваться вопрос, но Рыжий быстро перебил её, увлекая за собой Кулёму в сторону уборной и показывая на сад:

— Вот видите, как всё запущено? Моя задача — изменить участок и все постройки на нём в соответствии с санитарно-техническими нормами и требованиями современного дизайна.

Они отошли в сторону предбанника и баб Аня издалека слышала громкий и приятный голос Рыжего, который продолжал морочить голову милиционеру красочным рассказом о том, какой это будет эксперимент в масштабе одного хозяйства. Он так и сыпал архитектурными терминами типа "мансардная крыша с фронтоном", "экологичность", "концептуальное решение"; он водил не менее ошеломлённого Кулёму по предбаннику, что-то втолковывал и размахивал руками. Наконец, остановившись, предложил Кулёме зайти и выпить по 50 грамм за знакомство.

— А, нет-нет, — заторопится участковый. — Я на службе. Не полагается.

И напомнил, что приезжий должен соблюдать порядок и не совершать противоправные действия.

— Да-да, — кивнул Александр пышной шевелюрой.

Он выпроводил участкового за калитку, посмотрел, как тот сел на велосипед и поехал в сторону центра.

Вернувшись к крыльцу, Рыжий увидел резко со скрипом и визжанием откинувшуюся дверь уборной и степенно выходящую оттуда баб Аню.

Она повернула вертушку на двери и неторопясь подошла к старому умывальнику, висевшему на наружной стене веранды. Помыла руки и посмотрела на Рыжего:

— А што это ты его приглашаешь выпить? Што у тебя выпить-то есть?

— А чай есть хороший зелёный. Японский. Очень полезный.

— А... А то смотри — он бывший алкоголик. Лечился. Сейчас совсем спиртное в рот не берет и по гостям не ходит. Да хоть на человека стал похож.

— Как же это его милиционером взяли работать?

— А кого? Некого. Народ в 90-е годы поразъехался, кто умер... Да человек-то Кулёма неплохой. Только вот от пьянства несчастный стал. Жена с ребятишками от него ушла, уехала. Он больше не женился, несколько раз лечился. Сейчас-то дети выросли. Старшая дочь живет в райцентре, иногда навещает его, хорошая девка, не балованная.

Баб Аня на секунду остановилась и лукаво посмотрела на Рыжего:

— А у тебя есть невеста-то? Красавчик такой, наверное, от девок отбоя нет?

Рыжий смутился.

— Есть. Женат я.

Баб Аня оторопела.

— Ёшкин-копалкин! Как женат? Это в 21-то? Когда ж успел, ты ж студент! Что, и дети есть?

— Нет, детей пока нет. А женился я год назад.

— И кто ж она?

— Тоже студентка, только медицинского. Сейчас на практике, далеко. За границей.

Изумление бабы Ани сменилось любопытством:

— Ну ты даёшь! Сейчас такая молодёжь пошла — другая. Живут не расписаны, не венчаны, сходятся-расходятся, ничего не поймешь. А ты, гляди-ка, рано женился. Расписались?

— Угу.

— А што поторопился-то жениться?

— А что б другой кто на ней бы не женился. Люблю её и другой мне не надо.

Баб Аня помолчала, переваривая информацию о постояльце.

— Фотка есть с собой?

— Есть. Сейчас покажу.

Зашли в дом, выпустив Савву. Александр полез в рюкзак и достал из портмоне цветную фотографию размером десять на пятнадцать. На фотографии была снята красивая девушка с внешностью фотомодели. Красивый овал лица и слегка удлиненные раскосые глаза, полные, но не надутые ботоксом губы — на лицо действительно хотелось смотреть. Девушка смотрела прямо в объектив камеры немного дерзко и вызывающе.

Баб Аня держала фотографию то на вытянутых руках, то надевала очки, потом опять снимала их и прищурившись, подносила фотографию ближе к лицу, потом опять вытягивала руку, пытаясь настроить свои глаза получше. Наконец она выговорила:

— Да, очень красивая. Одним словом — секси. Такую уведут. Так что правильно, что женился. Хотя и замужнюю могут увести. Надо везде вместе быть, если не хочешь потерять жену. Как её зовут?

— Лена.

Александр вспомнил, как он неделю назад просидел пару часов, чтобы найти в интернете подходящую под его вкус фотографию какой-нибудь голливудской знаменитости или российской актрисы из молодых, а нашедши, обрабатывал её фотошопом, пока не получил и не отпечатал то, что держала сейчас в руках баба Аня. Знаменитость нельзя было узнать. Это была другая молодая женщина, тоже с высокими скулами, но "русского" типа. Она могла только напоминать какую-нибудь российскую или голливудскую звездочку. Поэтому Рыжий не боялся, что его уличат во лжи.

Смеркалось. Баба Аня включила свет.

— Давай покажу тебе твою комнату.

Слева от входа в кухню была дверь, которую Рыжий сначала и не заметил, т.к. она была завешана чем-то большим вроде полотенца. Там оказалась маленькая комната, используемая баб Аней под кладовочку. Зимой в ней было прохладно, т.к. она граничила стеной с верандой. Но места для жилья было достаточно. Можно было поставить кровать и еще какую-нибудь мебель. Сейчас же там стояли только стол с пустыми банками и старенькой посудой да пара старых стульев.

— Да вот кровати-то второй у меня нет. Не знаю, где тебя положить. Но у меня есть матрас, он лежит в моей комнате.

— Не беспокойтесь, — Рыжий с любопытством осматривался. — Я сам принесу. Люблю спать на полу. Для позвоночника полезно.

Они перешли из кухни во вторую, большую комнату, в которой жила баб Аня. Обстановка была более чем скромная: простая никелированная кровать с сеткой, диван, круглый раздвижной стол, шифоньер и тумбочка со стареньким телевизором. В углу имелось даже старенькое кресло. Везде была чистота. На кровати две подушки по старинке были посажены одна на другую и завешены кружевной накидушкой. Заправлена была кровать простым розовым магазинным покрывалом советского периода. В комнате было четыре окна, на всех белые тюлевые шторки. На подоконниках стояли в горшках цветы. Оставалось еще много пустого места, так что было просторно и уютно. Над кроватью бабы Ани висело несколько фотографий и одна иконка. Но иконка была настолько старой, что Рыжий толком не разглядел, что на ней было изображено.

Между тем баба Аня сняла с кровати подушки, покрывало, одеяло, простынь, сложила всё на кресло. Под матрасом оказались еще одеяла и два других матраса.

— Тяни снизу! — приказала она.

Но Рыжий сначала снял верхний матрас, а потом и тот, который лежал под ним.

— Пойдёт! — он отнес его в свою комнату. Баб Аня принесла следом старое шерстяное одеяло, подушку, ватное стёганое одеяло и постельное бельё. Сначала Рыжий постелил на пол шерстяное одеяло, а уж на него сверху положил матрас и бельё. Занёс из кухни свой рюкзак и поставил его около импровизированного ложа.

— Ты уж извини, что положить тебя негде, я ж не знала...

Но Рыжий не дал ей закончить. Полушутя он слегка приобнял её за плечи и легонько вытолкнул в кухню.

— Давайте чай попьём. Уже поздно.

Баб Аня сходила на веранду, принесла воды для чая. Рыжий нарезал хлеб, достал из холодильника молоко, йогурты, кусочек купленной им колбасы, сыр.

— Что Вы едите на ужин? — спросил он у баб Ани.

— А! Да так. Всякое. А когда и просто стакан молока с булочкой. Ну с тобой-то я сейчас поем.

И она тоже принялась хлопотать, нарезать сыр и колбаску.

— Вот не знаю, идти ли завтра торговать...

— Сделайте завтра перерыв. Послезавтра пойдете. Я вам помогу.

Сели ужинать чинно, напротив друг друга. Александр сидел спиной к газовой плите. Ему было удобно, поворачиваясь на табурете, брать с плиты кипящий чайник и разливать чай. Баб Аня сидела спиной к старому крашенному белой краской буфету, в котором стояла вся посуда, что имела баб Аня. Вдруг с улицы донеслось:

— Анна Семёновна, Вы дома?

Из окна было хорошо видно, кто приходил. У калитки стояла Петровна.

— Заходите! — крикнул ей Рыжий. — Открыто!

Через минуту Петровна заходила в кухню.

— Смотри-ка, прям как хозяин. Всё в порядке, баб Ань?

Рыжий встал с табурета и подвинул его Петровне:

— Присаживайтесь. Сейчас чайку налью.

— Да только немного, мы уже ужинали. Пришла вот баб Аню проведать.

Рыжий принес себе еще один стул из своей комнаты и садясь, торжественно, как по волшебству, вытащил из-за спины другую руку, в которой оказалась бутылка вишнёвой наливки.

— Тада-а-а-а-м! — он поставил бутылку, достал из буфета три стопочки и налил в каждую по полной.

— За милых дам! И за знакомство!

Баб Аня сначала смутилась, а потом, махнув рукой, сказала:

— Ну ладно!

Петровна же сначала посмотрела этикетку:

— Где это такую купил? С собой привез? Ну давай, за знакомство! Я — Ирина Петровна Липатова.

— Меня зовут Александр. Николаев.

Наливка женщинам понравилась. Они закусили булочками с посыпкой, стали пить чай.

— У нас тут редко когда новое лицо появится, — продолжала Петровна. — Откуда ты такой взялся?

Рыжий, намазав маслом булочку с посыпкой, откусил кусок и с полным ртом, без смущения, отвечал, что как выяснилось, он приходится дальним родственником бабе Ане. Петровна вскинула брови и повернулась к баб Ане:

— Это правда?

Баб Аня, не зная, что сказать, пожала плечами:

— Не знаю...

— И кем ты приходишься ей? — не унималась Петровна.

— Наверное, каким-нибудь троюродным внучатым племянником, да, баб Ань? А кроме того студент я, на последнем курсе, дипломный проект надо делать — в деревне. Ну и вспомнил, что, может, баб Аня разрешит у неё пожить и проект сделать. Деньги у меня есть.

Петровна покачала головой:

— Ой, что-то ты мудришь-сочиняешь. Троюродный внучатый племянник — это как? Где родители-то твои живут?

— Ну, прям вам всё расскажи... Детдомовский я.

— Честно?.. А откуда ты? Откуда знаешь про баб Аню?

— Сейчас я живу в Новосибирске. Детдом — в Боровске. А про баб Аню мне один человек рассказал, когда я маленький был, лет восемь мне было. Он пришел в детдом и сказал, что когда я вырасту, я должен найти Анну Семёновну Рощину, она должна на какой-то станции жить. А как станция называется, он забыл. Ну а больше он и сам ничего не знал, родня-то дальняя. Хотел в передачу "Жди меня" обратиться, да сам нашел, через разные инстанции.

— Но ты пробовал хоть узнать что-нибудь про родителей, а? У руководства детдомом?

— Да, спрашивал несколько раз. И когда покидал детдом, у меня был долгий серьёзный разговор с директором, Иваном Николаевичем Сахно. Я опять спросил, кто были мои родители и почему от меня отказались. "Не отказались, — сказал Сахно, — не отказались. Я не имею права тебе говорить, но твоих родителей нет в живых".

Наступила неловкая пауза. Баб Аня и Петровна смотрели на Рыжего.

— И что, в общежитии живешь?

— Раньше жил. Сейчас однокомнатную квартиру снимаю.

— Женат он, — вмешалась баб Аня.

— Да? — Удивилась Петровна. — А где же жена?

Тут уж баб Аня дала все пояснения насчет жены и заставила Рыжего еще раз показать фотографию. Петровна долго рассматривала фото, приговаривая, что девушка кого-то ей напоминает.

— Да, баб Ань? Немного Лизу Боярскую. Или нет, эту, из сериала про Мишку Япончика... Хотя тоже нет... Какие, баб Ань, мы с вами фильмы-то в последнее время смотрели?

— Ах, я не запоминаю, все они одинаковые, и артисты все на одно лицо.

— Но всё-же она мне кого-то напоминает...

После стопочки с наливкой лица женщин порозо-вели, баб Аня машинально заглядывала в свою — не появилась ли там случайно еще наливка, такая она была вкусная, но просить стеснялась, хотя предложи Рыжий женщинам еще выпить — они б не отказались. Рыжий тем временем порылся в холодильнике, достал какие-то свертки и переложил на другую полку. За окном раздалось нетерпеливое мяуканье Саввы. Рыжий открыл баночку "Вискаса", наложил в кошачью плошку и вышел с ней на веранду. Запустив Савву и убедившись, что кот с жадностью стал есть это заморское явство, вышел на улицу и сел на крыльцо. Окно в кухню находилось близко от крыльца, и было хорошо слышно, о чем говорят баб Аня и Петровна.

— Участковый-то приходил? — спросила Петровна. — Не боишься с ним ночевать? Вдруг вор или преступник, скрывается в деревне от правосудия. Деньги-то у Вас хорошо спрятаны? Баб Аню после наливки разморило и клонило в сон. Она отвечала односложно, глаза ее закрывались.

— Пойдете завтра торговать? — спросила Петровна.

Но вопрос баб Аня уже не слышала. Откинувшись на спинку стула, засыпая за столом, она пыталась сохранить равновесие.

— Ну-ну, — пришла на помощь Петровна. — Давайте я вам помогу лечь.

Она попыталась ухватить баб Аню за талию, но покачнулась сама и пробормотала сама себе:

— Ну вот, напилась.

Зашел Рыжий, отвел баб Аню в комнату и заботливо уложил ее в постель.При этом он улыбался и качал головой:

— Не думал я, что наливка окажет такое действие.

Выключив свет в комнате бабы Ани, он сказал:

— Ирина Петровна, давайте я и вас провожу. Поздно уже, мне будет спокойней, если я буду знать, что с вами все в порядке.

— Да кому я здесь нужна? Я ж не молодая, да и в деревне все друг друга знают.

Но ей было приятно это предложение Рыжего и она охотно, взяв его под руку и осторожно в темноте ступая по земле, разрешила проводить себя до дома.

Жила Ирина Петровна в десяти минутах ходьбы от баб Ани, на этой же улице Луговой, только на другой стороне. Дом у Липатовых был большой и современный, из белого и красного кирпича, с большой террасой, широкими окнами, балконом, с канализацией, заканчивающейся вдали от дома, в хорошо закрытой яме на краю большого сада. В дом была проведена холодная вода, а в кухне стоял большой французский водонагреватель, так что условия проживания в семье Липатовых были, по мерке деревенских, просто сказочные. Их считали очень богатыми людьми, чуть ли не "новыми русскими", хотя знали, что Сергей Андреевич Липатов не продавал ни цветные металлы, ни землю, ни что-то еще, что раньше принадлежало народу. Был он хватким и хозяйственным, с дипломом инженера сельхозинститута, до перестройки работавший главным агрономом тогда еще совхоза "Рябинкино". В тяжелые для совхоза 90-е после развала совхоза и всего хозяйства вообще, когда люди уезжали в города на заработки и насовсем, семья Липатовых, благодаря небольшой финансовой помощи родственника, проживающего в Новосибирске, потихоньку встала на ноги, основав аграрное предприятие по выращиванию овощей, а позднее и молочную ферму. Липатов не пил, был трудолюбив и строг, требовал дисциплины. Но самое главное — он любил землю. В отличие от жены Ирины, родившейся и выросшей в городе, Сергей Андреевич родился в сибирской глубинке, хорошо знал деревенский уклад и хозяйство и честно, еще до свадьбы, предупредил невесту, что не хочет просить распределения в город, а хочет жить и работать в деревне. Юная Ирина, студентка экономического факультета, сначала ультимативно заявила, что в этом случае она не пойдет за него замуж, хоть его и сильно любит, пусть женится на "деревенщине". Так прошел почти год — оба измучились в состоянии невозможности жить друг без друга и в то же время отстаивающие свои принципы. Сергей стоял на своем, втайне уж решившись и про себя согласившись на Иринины требования, как вдруг она не выдержала, сказала, что ладно, она согласна, она поедет в деревню, но тогда он увидит, какая она станет деревенская замухрышка. На пятом курсе поженились и поехали по распределению сразу в Рябинкино, где и осели. В то время Рябинкино был довольно большой совхоз и было много молодёжи. Статную красавицу сразу заприметили. Много пришлось пережить Липатовым, но семья не распалась, а с годами, да с рождением двоих детей — сына и дочери — пришел покой и чувство уверенности друг в друге. Ирина рядом с Сергеем была как за каменной стеной и ни разу не пожалела, что вышла за него замуж. Достаток в дом пришел довольно скоро после начала их трудовой деятельности в совхозе. Сергей не был экономным в домашнем хозяйстве и Ирина, будучи в то время первой модницей на селе и занимающая должность главного бухгалтера совхоза, имела всё, что она хотела. В отпуска они ездили и в большие города к родственникам, и на море, были в Прибалтике, на различных курортах — везде вместе. По молодости ревновали друг друга и даже короткие командировки Сергея или курсы повышения квалификации или другие отъезды из дома, связанные с работой, даже ненадолго, вызывали бурный гнев супруги.

Время летело, закончилась "перестройка", выросли дети, родились внуки, а Липатовы оставались молоды душой и земля, с которой они связали свою судьбу, словно питала их, и давала силы и энергию для приближения преклонных лет.

...Молодая луна едва освещала дорогу и хотя улица была освещена, встречающиеся ямки и колдобины на дороге не давали идти быстро и Ирина Петровна, чуть ли не повиснув на руке Рыжего, еще находясь под влиянием вишнёвой наливки, хохотала иногда безпричинно, приговаривая: "Сюда не ступай, тут ямка! Ну у нас и дороги! Вот и сидят летом все в темноте по домам — чтобы ноги не сломать"!

Дойдя до дома, Петровна позвонила в электрический звонок, встроенный в столбик металлической ограды над почтовым ящиком. Откуда-то из-за ограды, из глубины двора, послышался голос мужа: "Ира, ты? Открыто".

— Да я не одна, я с кавалером! — весело и громко закричала Петровна. Она первой вошла во двор. Рыжий остался скромно стоять по другую сторону ограды.

— Что еще за кавалер? Разве ты не у баб Ани была?

— У неё, у неё. Вот, знакомься: будет жить у баб Ани, Сашей зовут.

Подошел муж. Крепко пожал Александру руку.

— Сергей Андреевич, — представился он.

— Добрый вечер, — произнес Рыжий, — Александр. Да я, пожалуй, пойду, а то баб Аня там одна. Я зайду в следующий раз. До свидания.

И он словно растворился в темноте.

Баб Аня открыла глаза и поначалу не поняла, почему она спит одетая, хотя в комнате жарко. Дверь в кухню была прикрыта. Напротив кровати, над дверью, часы показывали без двадцати семь. Она села и сосредоточилась. Брови при этом у неё слегка сдвинулись, но вид был растерянный и довольно жалкий. Посидев так минут пять и придя в себя, старушка потихоньку встала, переоделась в чистый халатик и почему-то на цыпочках осторожно подошла к двери. Чуть приоткрыв дверь, она увидела чайник, стоящий на плите и кастрюльку, накрытую крышкой. Из кастрюльки потихоньку шел пар выкипающей жидкости и на всю кухню вкусно пахло варившимся мясом. Рыжего не было. И только когда она вышла во двор, в уборную, с крыльца увидела Александра в конце огорода в джинсах и по пояс голого.

Закрывшись в уборной и сходив по малой нужде, баб Аня тихонько приоткрыла завешанную деревянной рейкой и только ей одной известную дырочку в задней стене уборной и стала наблюдать за Рыжим. Александр стоял, слегка навалившись на забор и что-то записывал в блокноте. Время от времени он оглядывал огород, колодец и снова что-то писал. На шее у него висел фотоаппарат и он иногда делал снимки, переходя с одного участка огорода на другой.

Баб Ане наконец надоело подсматривать и она, чтобы привлечь его внимание, выходя, с шумом хлопнула дверью и повернула вертушку. Рыжий увидел её и радостно поспешил навстречу:

— Доброе утро! Как спали?

— Да как-то спала, не помню, вроде хорошо. Я уж давно ничего крепче кваса не пила, так твоя наливка и свалила меня. Пойду умоюсь. Ты там что варишь-то?

— Варю борщ к обеду. Но я еще не завтракал, вас жду. Пойдемте.

— А что фотографируешь?

— Да кое-что для проекта, потом покажу.

Баб Аня смотрела на Рыжего снизу вверх, на его загорелое тренированное тело, хорошо обозначенные мускулы и вдруг спросила:

— Ты это што, занимаешься этим, как его... — она никак не могла вспомнить слово "бодибилдинг". — Мускулы делаешь?

Рыжий засмеялся:

— Нет, ничем таким я не занимаюсь, нет времени. Но играю в баскетбол и волейбол, могу немного в тенис, немного плаваю — так, всего понемногу.

Завтрак прошел весело и непринужденно. Рыжий спрашивал баб Аню про деревню, про соседей, его интересовало всё: кто как живет, чем занимается, откуда у людей деньги или почему их нет, кто представляет местную власть, кому принадлежит магазин, кто начальник вокзала, как давно построена водонапорная башня, как можно попасть в город и прочее.

Когда завтрак подходил к концу, он принес свой цифровой фотоаппарат и попросил разрешения "сфоткать" баб Аню.

— Ой, ну что ты, такую старуху. Да не фотогенична я, всегда страшилкой выхожу на карточках-то.

— Всё-равно вы и сейчас красивая, вон на фотографиях на стене видно, какой были красавицей, ну просто слегка постарели. Что делать, все люди стареют.

Он быстро сделал пару снимков, дал баб Ане посмотреть и успокоил её:

— Если плохо будете получаться — сразу буду стирать и все дела.

После завтрака баб Аня занялась заправкой своей кровати, и пока Рыжий доваривал борщ, пошла в огород нарвать зелени.

Утро было очень тёплым и солнечным. На фоне сочной зелени около забора со стороны улицы своей яркой окраской выделялись несколько рябин. Рябины росли повсюду в деревне, и в центре, и на окраине. На участке баб Ани тоже росли несколько рябин: и старые и молодые. В сентябре она собирала ягоды, делала из них настойку и лечилась "от давления".

Баб Аня нарвала лук, укроп, петрушку, отнесла всё на кухню Рыжему, постояла около него, посмотрела, как он варит борщ и, надев поверх халатика клеёнчатый фартук, опять вышла в огород. Нужно было прополоть грядки с морковкой и редькой, полить огурцы. Рыжий вынес ей кепку "Адидас", надел на голову и ушел в дом.

На улице было тихо. Соседи, слева забором граничившие с баб Аней — молодая пара тридцати с небольшим и двумя детишками — уехали к родителям в райцентр, обещали быть дней через десять, к началу школы. Справа начинался луг, заросший травой и тянувшийся до самого лесочка. Дорога, проходившая мимо дома баб Ани, проходила по кромке этого лесочка и заканчивалась у заброшенной сторожки.

Напротив дома, по другую сторону Луговой, стояли еще три дома. В одном жила бабушка Смирнова, в другом — родственники бывшего председателя совхоза, люди пожилые и необщительные и в крайнем — чета тувинцев Андалаевых.

Сначала прополка шла быстро, но минут через двадцать спина баб Ани начала уставать, она всё чаще отдыхала и наконец присела на стоящую под яблоней табуретку. Кто такой этот парень? Откуда? Почему она его нисколечко не боится, почему ей вдруг так хорошо и спокойно? Она начала перебирать в памяти давно забытых людей, уже и фамилии некоторых не могла вспомнить. Чей же родственник мог быть Рыжий? Или это розыгрыш какой: представился студентом, всё вынюхает, выследит, обчистит — и поминай как звали!. Баб Аня неспокойно заёрзала на табурете, но тут вышел сначала Савва, а потом Александр. На нем была рубашка с коротким рукавом, светлые джинсы в обтяжку, черные солнцезащитные очки — те самые, в которых баб Аня вчера шла от вокзала, и рюкзак на плечах. Голова его была непокрыта и рыжие, слегка волнистые волосы немного торчали в разные стороны.

Старушка смотрела вопросительно.

— Борщ готов. Я пойду в правление, а оттуда поеду в райцентр. Если не успею к обеду — ешьте, меня не ждите.

— А кепку? Кепку-то возьми — запаришься, жара будет, голову напечет.

— Не напечет, — беззаботно ответил Рыжий и зашагал к калитке. Еще пару минут баб Аня видела, как он быстрым энергичным шагом пересек Луговую и затем повернул направо к центру.

К трем часам баб Аня проголодалась, а Рыжего все не было, хотя автобус из райцентра, находившегося на расстоянии двадцати пяти километров, проходил в районе двух часов. Устав от прополки и поливки, запарившись на солнце, она сняла фартук и кепку и зашла в дом. На веранде было попрохладней, единственное небольшое окошко пропускало мало солнечного света. Она умылась, обратив внимание на то, что возле рукомойника висели теперь уже два одинаковых, но разного цвета полотенца: розовое и голубое. Полотенца были не её. Таких дорогих она не покупала, да и вообще она ничего давно не покупала, пользовалась запасом, купленным еще во времена дефицита в СССР. В кухне стол был уже накрыт на две персоны. Две плоские тарелки, на них стояли две миски для супа, ложки и вилки лежали рядом, тонко нарезанный черный хлеб был накрыт льняной большой салфеткой. Рядом стояла глубокая тарелка, накрытая другой, но плоской. Баб Аня приподняла верхнюю тарелку — в нижней лежало нарезанное тонкими пластинками мясо. Еще на овальной тарелочке были красиво уложены кружочки колбаски и сыра. И завершали сервировку стола магазинная баночка сметаны и черный молотый перец. Всё это было от вчерашнего похода Рыжего в магазин. Налив себе тарелочку борща, баб Аня сначала осторожно отхлебнула чуток из ложки. Борщ был восхитительный. Она добавила сметанки, макнула кусочек хлеба и, не останавливаясь, одним махом съела и борщ, и два кусочка мяса. Она вспотела и устала. Нужно было немножко полежать, отдохнуть. Да и ноги болели.

...Уснуть никак не получалось. Не давали покоя мысли о Рыжем. Еще вчера до прихода поезда его не было; жизнь текла одиноко, однообразно и монотонно, проходя в вялой борьбе за своё выживание. Интуитивно она чувствовала, что неспроста Рыжий появился здесь, что что-то должно произойти, но чувства страха не было, было лишь удивление, что она так легко ему верит, что вообще дала ему уговорить себя, взять его на постой. Деньги ей, конечно, нужны. Нужны на ремонт ветшающего дома, на лечение, но не до такой уж степени. Она не голодала и была уже, можно сказать, на пороге смерти. Считала, проживёт пару лет — за это время авось домишко не развалится. Баб Аня встала и пошла в комнатку, где ночевал Рыжий.

Матрац на полу был аккуратно застелен одеялом, вещи из рюкзака лежали поверх одеяла. Воровато оглянувшись, баб Аня наклонилась и стала рассматривать, что же есть у Александра. На одеяле лежали черные джинсы, пара трусов, пара футболок, синяя джинсовая рубашка, носки, небольшой ноутбук (она знала, что это такое — ноутбук, видела по телевизору и у местной молодёжи). В углу стояли сандалии, на спинке стула висела куртка, а на столе стояла начатая бутылка вчерашней наливки и коробочка зеленого чая. Больше ничего не было.

Постояв еще пару минут, она вернулась в кухню и принялась за хозяйство. Нужно было нагреть воду для мытья посуды, поставить в духовку сухари на квас и продолжить работу в огороде. Делая все машинально, она поглядывала в окно: не идет ли Рыжий. И только когда перестала ждать, увлекшись работой, услышала шум работающего мотора и увидела, что около калитки тормозит старенький микроавтобус. Из боковой двери выпрыгнул Рыжий и пошел открывать заднюю дверь. Из другой двери вылез незнакомый парень, обошел машину спереди и тоже пошел к задней дверце. Вдвоем они стали вытаскивать какие-то ящики и коробки. Баб Аня вышла на крыльцо. Увидев ее, Александр издалека, не отрываясь от своего дела, помахал ей рукой и крикнул: "Сейчас закончу и приду обедать!". Постояв еще с минуту и посмотрев, как парни вдвоем затаскивают всю привезенную кладь во двор, она пошла в кухню разогреть Рыжему борщ. Но из окна кухни продолжала наблюдать за тем, как после того, как все было вытащено, Рыжий о чем-то говорил с шофером, называя того Толиком. Потом они пожали друг другу руки и Толик сел в машину. Рыжий хотел было уже зайти во двор, но тут Толик открыл правую дверь и крикнув "Сань, гитару забыл!" — подал ему гитару в чехле, лежавшую, очевидно, где-то в кабине. Рыжий, смеясь, схватил гитару: "Спасибо Толя" и потом, наблюдая, как Толя разворачивается, напоследок крикнул: "Зря от борща отказался!" и помахал рукой. В ответ Толя посигналил и машина медленно отъехала. Рыжий закрыл калитку, по дороге схватил свой рюкзак, лежавший сверху на одной из коробок и зашагал к дому.

Умывшись, с полотенцем на широких плечах, Александр зашел в кухню. Борщ дымился в тарелке, в кухне стоял запах сухарей, пересушенных для кваса, на своём месте торжественно сидела баб Аня.

— А Вы что же, есть не будете? — спросил Рыжий.

— А я еще в три часа поела, тебя не дождавшись, еще не хочу. Ты ешь, ешь.

И чтобы не смущать его, отвернувшись, сделала вид, что что-то переставляет в буфете. Ей не терпелось узнать, что означают все эти ящики и коробки, что в них лежит и кто за все платить будет.

Рыжий с жадностью сильно проголодавшегося человека в течение пары минут утолил голод и начал медленно рассказывать.

— Я был в вашей администрации, потом в райцентре, ходил по магазинам и присматривал все нужное для моего проекта, кое-что купил сразу, кое-что заказал — товар придет позже. У меня есть кредитная карта, за все я платил сразу. Но я еще не все нашел, что мне нужно, поэтому позже придется съездить в город. Баб Ань, я хочу благоустроить Ваш участок, красиво огородить его, сделать дорожки, немножко подремонтировать дом, кое-что пристроить и переделать. На это нужно Ваше согласие и доверенность, чтобы я мог со строителями договариваться от Вашего имени.

Глаза баб Ани стали огромные. В них стоял страх.

— Это еще зачем?

— Что "зачем"? — не понял Рыжий.

— Зачем все благоустраивать?

— А разве Вы не хотите, чтобы у Вас было также хорошо как, например, у Ирины Петровны?

— Ёшкин-копалкин! Да мне помирать скоро, а ты — "благоустраивать!"

— Ну, во-первых, помирать еще не скоро, а во-вторых, разве Вы не хотите помирать в хорошем благоустроенном доме с красивым садом?

Баб Ане стало смешно:

— А какая разница где помирать? Что у тебя за дурацкие фантазии? И вообще, кто ты такой, что здесь командуешь?

Рыжий не обиделся:

— Да, кстати, в правлении я сказал, что я Ваш троюродный внучатый племянник!

Рыжий лопал мясо с сыром, макал хлеб в сметану и вообще — не стесняясь, обжирался с видимым удовольствием.

Баб Аня была ошарашена. Она несколько секунд раздумывала, а потом махнула рукой:

— А! — она вообще не умела ни сердиться, ни спорить. — Делай, что хочешь, только за свои деньги.

— Вот и хорошо. Вот и договорились!

— А много это займет времени?

— Что?

— Да твой проэкт?

— Ну, с полгодика, может быть и меньше, а может, и больше... Не всё от меня зависит.

— И что, ты все это время собираешься жить у меня? А как же учеба? А как жена?

— Какая жена? Ах, да... Учеба на пятом курсе — она и есть практика, проекты, диплом. А жена, я же сказал, что она учится за границей, в Германии, приедет следующим летом.

— О! — только и вымолвила баб Аня.

Потом пили чай, уже вместе. Потом Рыжий вспомнил, что он привез из райцентра подарок для баб Ани — соломенную шляпу и сотовый телефон. После чая он учил баб Аню включать и выключать мобильник, и нажимать пока одну лишь кнопку — цифру "1", под которой он запрограммировал номер своего сотового. Он заставлял баб Аню ходить по огороду и звонить на его номер, нажимая кнопки "1" и значок зелененькой трубки, потом говорил с нею, сидя на крыльце, и потом баба Аня училась нажимать "отбой". Это длилось часа два, и после того, как баб Аня вроде бы усвоила азы мобильной связи, Рыжий разрешил ей положить телефон в карман халата.

— Носите его всегда с собой, — наставлял он. — В кармане или в сумке. Если что — сразу звоните мне.

Остаток вечера баб Аня провела в приготовлении кваса на сухарях, а Рыжий, отмахиваясь от комаров, полил огород и занес коробки и ящики на веранду. Гитару поставил в комнате со словами "будем петь под настроение". Баб Аня спросила, умеет ли он петь русские народные песни, на что Рыжий ответил, что знает всякие.

Перед сном баб Аня постучалась о косяк двери и зашла к Рыжему в комнату. Он что-то писал в блокноте, рядом лежал открытый ноутбук.

— Знаешь Саша, — стесняясь, не зная как сказать ему о деликатной теме, мялась баб Аня. — Я того... ночью на двор-то не хожу, ставлю ведро на веранду... Если в туалет захочешь, то ведро на веранде есть — ты не стесняйся, я крепко сплю.

Рыжий улыбнулся:

— Не хожу я ночью в туалет, сплю крепко, но буду знать, спасибо.

— Ну, тогда спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Утром баб Аня встала по будильнику в семь часов. Нужно было собрать для торговли огурцы, помидоры, зелень, ранетки, стакан малины; уже появилась и молодая картошка, которую можно было также варить на продажу. Она хорошо покупалась людьми, едущими поездами дальнего следования в сторону Москвы. Баб Аня продавала все овощи свежими, собранными с утра. То, что оставалось от предыдущих продаж, она съедала сама, делилась с соседями.

Рыжего в комнате не было, он встал раньше. Но в кухне на столе уже был собран завтрак, на плите в чайнике потихоньку кипела вода. В окно баб Аня увидела Александра, он опять что-то писал в блокноте, на земле лежали какие-то инструменты и коробки.

День опять обещал быть солнечным. Вместе позавтракали, потом Рыжий помог баб Ане нарвать овощи на продажу, накопал немного картошки. Баб Аня между тем все помыла, разложила по мешочкам, достала из морозилки пару кусочков сала. Сало она солила сама и даже Петровна, славившаяся своими кулинарными способностями, хвалила баб Аню — сало у баб Ани получалось просто "преужасно" вкусное.

Собрав сумку на колесиках и напялив на баб Аню вместо платка соломенную шляпу, Рыжий включил баб Ане мобильник и проверил — не забыла ли баб Аня, как в случае нужды она должна ему звонить. Как прилежная ученица, очень медленно и вдумчиво, но баб Аня все сделала правильно и, услышав звонок на своём сотовом, Рыжий сказал "алё", баб Аня повторила "алё" и нажала красненький значок. После этого, закрыв дверь дома на ключ, двинулись в путь: Рыжий катил сумку, а рядом, с сотовым в руке, шагала баб Аня.

Первый пассажирский поезд останавливался в Рябинкино по расписанию в половине восьмого и женщины, приторговывающие на перроне, обычно подходили к этому времени. Через сорок минут проходила местная электричка от города до райцентра. Пассажирских поездов мимо Рябинкино проходило довольно много, но останавливались лишь некоторые, да и то на одну-две минуты. Во второй половине дня останавливалось также несколько поездов. Иногда баб Аня приходила и к вечеру, когда женщин уже не было, у всех были семьи и дела дома. А баб Аню ничего не держало дома — ни скотина, ни куры или утки. Кот Савва приходил обычно только ночевать, да и то когда начинались холода, а так вел свободную кошачью жизнь и в особом уходе не нуждался.

Когда Рыжий и баб Аня появились на перроне, женщины, собравшись в кружок и о чем-то оживленно разговаривающие, моментально замолчали и уставились на новое явление: баб Аню в соломенной шляпе в сопровождении Рыжего. Баб Аня старалась идти позади постояльца, ей почему-то было неудобно перед женщинами. А Рыжий спокойно подкатил клетчатую сумку к женщинам и поздоровался, услышав в ответ нестройное "здрасте".

Петровны еще не было и первой заговорила Вера Антоновна — бывшая учительница начальных классов:

— Вы, Анна Семёновна, сегодня в сопровождении.

— Да, я дальний родственник, троюродный племянчатый внук. Знакомьтесь со мной: я — Саша.

Рыжий театрально поклонился, вызвав улыбки у женщин.

— Ладно, Саша, ты уж иди, — выступила вперёд баб Аня. — Я теперь сама.

— Угу, пошел. Надо будет встретить — звоните.

Он помахал всем рукой, сказав: "Хорошей торговли!" и удалился быстрым уверенным шагом.

Баб Аня удивительно быстро продала свой товар на первых двух пассажирских поездах — спрос на её продукты был как никогда большой. У всех женщин торговля была хорошей, все были довольны и настроение у всех было приподнятое. Смеялись над тем, что, когда у баб Ани в кармане зазвонил сотовый, про который она совершенно забыла, женщины, у которых тоже были сотовые, кинулись к своим сумкам и карманам — в первую минуту было непонятно, откуда идет звонок. Поводом для шуток стала баб Аня и её новый родственник, снабдивший её современной "техникой" и проверявший, как баб Аня справляется с этой "техникой".

Когда Анна Семёновна подходила к дому, она увидела вчерашний бусик и грузовик, и какую-то иностранную машину (марок иностранных машин она не знала). Боковой левой и передней части забора с калиткой не было, а на земле валялись рулоны металлической сетки, бетонные блоки, металлические штанги, гора щебня и песка, еще какие-то строительные материалы. Около всего этого ходил Савва, обнюхивая новые предметы. Увидев баб Аню, Савва подошёл к ней и потёрся о её ноги, обутые в полосатые носки и стертые черные туфли — "говнотопики", как выражались женщины, безобидно смеясь над баб Аней. Протиснувшись среди машин, она увидела слева двух рабочих, которые заканчивали копать траншею с левой стороны за рябинами. Из дома вышли Толик, еще какой-то хорошо одетый мужчина и Рыжий.

— Это моя бабуля — Анна Семёновна, — представил Рыжий баб Аню. — Она здесь хозяйка, дом и участок принадлежат ей.

Баб Аня хлопала глазами, догадываясь, что, видимо, начался тот самый "проект" Рыжего, в который она, по правде говоря, и не верила. Мужчины, поздоровавшись, прошли к машинам. Рыжий подошёл к рабочим, о чём-то с ними поговорил и вернулся к умывающейся баб Ане.

Они вошли в кухню. Обед опять был готов. Борщ, на второе курятина с мелкими рожками, овощи.

— И когда это ты всё успел? И обед приготовил, и стройку затеял. Вот что значит молодость, энергии много... — вздохнула старушка.

После обеда Рыжий вышел во двор, а баба Аня включила свой маленький телевизор со "знаком качества", подаренный ей от совхоза еще в семидесятых годах и прилегла на свою кровать, не снимая покрывала. От жары и стояния на вокзале гудели ноги. Она чувствовалв себя как-то неловко, как будто в гостях, а не дома. "Проект", чужие люди, Рыжий как хозяин. Она привыкла быть одна, все свои проблемы решать своими силами. А тут появился Рыжий с каким-то проектом. Нет, ей не жалко, пусть делает, тем более если дальний родственник, да еще и за свои деньги. Но как бы потом чего не вышло...

По телевизору шел сериал, который баб Аня смотрела, пропускала редко лишь при необходимости каких-то дел. Сериал шел уже года два и баб Аня уже не помнила, с чего он начался и в чем его суть, смотрела машинально, по привычке. Иногда заходила Петровна или соседка через дом Клавдия Никитична, одного с баб Аней возраста. Смотрели вместе, обсуждали, кто-то что-то помнил про одних героев сериала, кто-то про других, спорили, пили чай и время до вечера проходило незаметно, особенно зимой. Баб Аня начала было смотреть очередную серию, но скоро задремала.

Рыжий тем временем делал несколько дел одновременно: проводил измерения теодолитом, переговаривался с рабочими, что-то чертил в ноутбуке, кому-то звонил по сотовому. Когда же баб Аня проснулась, он таскал воду из колодца и заливал в эмалированные большие кастрюли, стоящие на веранде. Рабочих уже не было, во дворе царил строительный хаос. В кухне стол с обеда был убран, посуда помыта, а на столе стояла миска с фруктами. Баб Аня взяла банан из миски и вышла на улицу. Присевши на лавочку под окном, она распечатала банан и начала кушать. Ей понравилось сидеть вот так, ничего не делать и смотреть как Рыжий копошится в хозяйстве. Вскоре Александр присел рядом.

— Вот, ем банан, — сказала баб Аня. — Ты, это, когда пойдешь за продуктами, ты говори, я дам маленько денег, едим-то вместе...

— Не, денег не надо. Вы ж меня не звали, сам пришел. Деньги у меня есть. Мы с Вами прокормимся, и на проект хватит. Вы ведь у меня единственная родственница, я Вас нашел, я хочу быть Вашим внуком, если можно.

Баб Аня счастливо засмеялась.

— Да только я не единственная родственница, у меня есть золовка — Варвара, на девять лет младше меня. Она живет в Красноярске.

— Золовка — это как? — спросил Рыжий.

— Это сестра моего покойного мужа Ванечки. Тоже одна, — вздохнула баб Аня.

— Расскажите, — попросил Рыжий.

— Тоже одна, — повторила баб Аня. — И очень больна. Сердце у неё больное и давление высокое, и другие болячки. Сколько раз звала я её к себе, говорила, давай жить вместе, буду за тобой ухаживать как смогу, ну всё вдвоём легче. Не захотела. И сейчас не хочет. Муж был военный — умер, а сын тоже был военный, погиб в Афганистане. Их могилы в Красноярске, не хочет она оттуда уезжать. Говорит, когда умрёт, чтобы её рядом со своими похоронили. Только нельзя с ней об этом говорить, она начинает плакать, а потом водку пить, поминать, а ей нельзя.

— Баб Ань, а давайте вместе к ней съездим? Не сейчас, чуть позже. Есть у неё телефон, чтобы позвонить?

Баб Аня на минутку задумалась.

— Съездить-то можно, да дорого билет на поезд. Я была у неё года три-четыре назад, тогда у меня пенсия еще меньше была, отвезла ей накопленные деньги на лечение. Говорила, может хватит денег-то на хороших врачей, на хорошую больницу. В общем, оставила ей все свои деньги, где-то она лечилась, где-то что-то делала, но что она может одна? Стакан воды и то подать некому. А пенсия у неё тоже небольшая, хотя какие-то льготы за сына есть... Пишем письма друг другу. У неё и телефон есть, да у меня не было. А теперь, стало быть, я ей могу позвонить со своего?

— Ну конечно. Давайте сейчас и позвоним. Несите номер её телефона.

Пока баб Аня искала номер в своих бумагах, Рыжий подошел к одной из рябин, сорвал несколько ягод и попробовал их.

Баб Аня вышла, неся старую школьную тетрадку и свой сотовый. Нашли номер телефона, Рыжий еще раз проверил, как запомнила баб Аня порядок работы с телефоном, кое-что показал ещё и баб Аня набрала номер.

Трубку никто не брал. Звонили еще несколько раз — длинные гудки свидетельствовали о том, что хозяйки не было дома.

— Наверное, на улице, на лавочке с соседками сидит, а может, у кого из знакомых, — сказала баб Аня. — Позвоним попозже.

Следующие три дня прошли в заботах и хлопотах. У Александра, видимо, с кем-то не получалось договориться насчет строительных материалов и он без конца звонил куда-то, иногда ругался. Трижды он ездил в райцентр, брал документы баб Ани на дом и участок и каждый раз, приехав, нервно ходил по огороду и ругался: "Дурдом! Это ж надо — какой идиотизм!". На участливый вопрос баб Ани, чем вызван гнев Сашеньки (иногда она его стала так называть), Рыжий только махал рукой. Но причину своего гнева не называл, походив, успокаивался и принимался дальше за какие-то расчёты на ноутбуке.

Меж тем весть, что у баб Ани объявился молодой и, по всей видимости, богатый родственник, облетела всю деревню. А так как на маленькой, бедной на разные события станции каждая незначительная новость являлась предметом широкого обсуждения местного масштаба, то слухи, как это и бывает со слухами, обрастая из уст в уста всё новыми подробностями, вызвали живейший интерес к персоне Рыжего.

Престарелые и пожилые люди, знавшие баб Аню не одно десятилетие, удивленно кивали головами: "Ну наконец-то и у нее есть хоть кто-то! А то всю жизнь одна-одинёшенька". Злые голоса возражали: "А кто виноват, что одна? Сама и виновата! Могла сто раз выйти замуж и нарожать детей — ан нет — однолюбка, видите ли!".

Но всех стало разбирать любопытство: что за родственник, что за стройка?

И самые нетерпеливые и любопытные начали под разными предлогами приходить к баб Ане, а те, кто был из нового поколения и не был близко с ней знаком, ходили мимо дома якобы прогуляться до сторожки или в лес за ягодами и с любопытством оглядывали приготовления к "проекту". Но так как Рыжего днем не было, а баб Аня большей частью торговала на вокзале и дом никто не охранял, то к концу недели Александр заметил, что горы щебня и песка начали убывать, хотя из предусмотрительности на случай дождей он накрыл их брезентом и обложил камнями.

В субботу, с утра сходив в магазин и прикатив полную сумку продуктов, Рыжий приготовил обед и занялся уборкой дома. В голове как кадры из какого-нибудь фильма прокручивались события прошедших дней. И мысленно шаг за шагом вырисовывалось будущее баб Аниного дома. Еще предстояло много сделать, но уже были представления о райцентре, об органах местной власти, о людях, проживавших на станции и о многом другом, с чем обычно связано строительство или ремонт жилья.

Необыкновенная же красота окружающей местности с густыми лесами, ягодными полянами, всевозможными речушками и водоёмами, богатыми рыбой, высокое голубое августовское небо — все это поначалу отошло на второй план. Александр не замечал этой сибирской красоты. Он жил предстоящими заботами и проблемами, связанными со стройкой и его не интересовали красоты Сибири, также как и отношения между людьми на станции. Он не замечал, что вокруг него и баб Ани идут разговоры, не замечал, с каким любопытством смотрят на него женщины в местном "Сельпо" — так назывался магазин. Он — молодой и красивый, высокого роста и хорошо сложенный, с яркими желто-рыжими волосами и с конопушками, которые, однако, ему очень шли — стал предметом интереса населения станции, особенно женской её части.

Через две с лишним недели заканчивались летние каникулы и местная учащаяся молодежь — школьники и студенты, приезжавшие на лето кто домой, кто к родне, болтались вечерами без дела, собираясь в небольшие компании. Заводила местной тусовки — Юрка Бондарь — пытался организовывать дискотеки в старом клубе. Ребята приходили, но дальше слушания музыки на крыльце и мелких разборок дело не шло, танцевать молодёжь не хотела. Девчата капризничали: "В клубе слишком темно, в клубе грязно, в клубе воняет!" Если Юрка говорил: "Ну идите, уберите там и вообще — наведите порядок", Натка Самойлова — самая бойкая, отвечала: "Ты, Бондарь, а ты сам-то чё не убираешь? Че ты от нас хочешь? У нас — маникю-ю-ю-ю-ры, нам нельзя ручки пачкать! У нас макия-я-я-я-я-я-жи — нам нельзя дышать несвежим воздухом!"

Так и пререкались, а дело стояло. Юрка попытался один раз личным примером воодушевить народ на субботник — принялся выносить мусор из клуба: стеклянные и пластиковые бутылки, обрывки газет и старых плакатов, какие-то тряпки, железки, попались и порванные презервативы, но от всего этого ему и самому стало тошно и, вынеся один раз ведро с этим мусором, он прекратил "субботник". Клубу требовался капитальный ремонт, а денег у администрации не было.

С приездом Рыжего "тусовка" оживилась. Девчонки, увидев Александра издалека, потеряли покой: новый человек в этой глуши не искал контакта с ними. Красота 20-летней Натки, встретившейся ему в сельпо, по всей видимости не произвела на него никакого впечатления. Это задело Натку, привыкшую к усиленному вниманию со стороны мужского пола. Она рассказала своей лучшей подруге Маринке о том, что узнала в сельпо о Рыжем и девушки решили первыми завязать с ним знакомство. Баб Аню они почти не знали, только понаслышке от родителей, поэтому под видом прогулки до сторожки решили вечером в субботу пройти мимо её дома и, если удастся, познакомиться с её родственником.

Вытряхнув половики и выпив кружку баб Аниного кваса, который она накануне процедила в трёхлитровые банки и поставила в холодильник, Рыжий позвонил ей на сотовый и узнав, что она уже по дороге домой, вынес гитару и, сев на новую, уже им сделанную из дерева скамейку перед окнами фасада, в ожидании баб Ани стал настраивать гитару, наигрывая аккорды и простенькие мелодии. В послеполуденной августовской тишине деревни звук гитарных струн разносился далеко по улице. Сидя на скамейке посреди накрытых брезентом и пленкой строительных материалов и разного хлама — около дома, где не было никаких заграждений, Александр насвистывал мелодию за мелодией, и люди, проживающие по соседству, те, которые были в этот момент дома — стали прислушиваться, поначалу не совсем понимая, откуда идет звук. Через пять минут прибежали ребятишки — правнуки бабушки Смирновой, что жила наискосок, на другой стороне Луговой. Старшей — Даше — было 8 лет, а младшим — близнецам Лизе и Саше — по 5. Они, примчавшись со скоростью ветра и увидев незнакомого дяденьку, остановились у края баб Аниного участка, не решаясь подойти ближе. Рыжий им улыбнулся и спросил:

— Вы кто?

— А мы — Смирновы, — ответила Даша. — Я — Даша, а это — Лиза и Саша, — добавила она. И тут же спросила:

— А Вы знаете песню "Стою на полустаночке"?

— Угу. Споёшь? Идите сюда.

Даша застеснялась и стала вопросительно смотреть на младших.

— Спой, спой, — важно ответил Саша. У него весь рот был перепачкан ягодами. Видно, дети ели во дворе ягоды, пока не услышали звон гитары. У Даши и Лизы ладошки тоже были красные. Дети подошли. Рыжий сделал несколько аккордов, во время которых Даша внимательно слушала и, как только Рыжий подал знак, кивнув головой, неожиданно сильным голосом звонко запела: "Стою на полустаночке в цветастом полушалочке"...

От волнения или от присутствия незнакомого она немного забегала вперёд музыки, так что Рыжему приходилось перескакивать аккорды. Вначале он никак не мог подстроиться под неровный ритм певуньи, но когда со слов "где ж вы мои весенние года" начал тихонько подпевать Даше, тормозя мелодию и отбивая ритм ногой, Даша, лукаво улыбаясь, закончила куплет вместе с ним.

Остановившись на мгновение, она, уже переходя на "ты", спросила:

— А песню про гармонь знаешь?

— Это какую гармонь?

Даша, не дожидаясь музыки, быстро и весело, почти что в стиле рэп, затараторила:

"Снова замерло все до рассвета,

Дверь не скрипнет, не вспыхнет огонь.

Только слышно на улице где-то

Одинокая бродит гармонь".

Энергия девочки била через край, во время пения она не могла устоять на месте, она поворачивалась то к Рыжему, то к младшим, то чесала ногу, согнув её в колене, то тёрла глаз и изначально медленная и протяжная мелодия песни звучала словно частушки.

— А я думаю, куда дети пропали! — вытирая руки фартуком, с костыльком, прихрамывая, дорогу переходила бабушка Смирнова, как её величали в деревне. — Только были перед окнами — и уже нет их! Здрасти. — Поздоровалась она с Рыжим.

— Бабушка, бабушка! — Лиза и Саша подбежали к ней. — А мы с новым дяденькой познакомились! Он на гитаре играет, а Дашка поёт!

Рыжий, поставив гитару на землю и придерживая гриф одной рукой, смотрел на них и улыбался.

— У Вашей девочки хороший голос, — сказал он.

— А ты, стало быть, внук Анны Семёновны. Уже вся станция знает, что нашелся у ней внук.

Она хотела было продолжить разговор, как это бывает между соседями, но тут показалась баб Аня, катя свою клетчатую, дребезжащую на ухабах сумку, и Рыжий бросился к ней.

Помогши баб Ане снять "говнотопики", он принёс ей тапочки, а заодно и по прянику детям.

— Вот ты и дожила до времени, когда тебе тапочки носят, — с шутливой завистью сказала бабушка Смирнова.

— Ну ладно, дети, пойдёмте, — и она заковыляла прочь со своим костыльком, а дети, на ходу жуя пряники, исчезли за воротами дома Смирновых так же быстро как и появились.

— Банька-то будет завтра? — крикнула ей вслед баб Аня.

— Будет, будет! Приходите.

— Подружка моя, — сказала баб Аня, когда Смирнова ушла. — А это её правнуки от старшего сына. Трое детей родила и все пацаны. Старший сын её Иван живет недалеко от вокзала и его дети с внуками тоже там же недалеко. Детишек иногда привозят ей, чтоб присмотрела. А муж её лет десять назад по пьянке умер.

— А что, у неё банька есть? — спросил Рыжий.

— Ага. Еще её муж строил. Настоящая русская. Топит по субботам сама для своих, или сноха с сыном приезжают топить. Ну а по воскресеньям соседи ходят по очереди. Я тоже. Где-то даже у меня берёзовые веники в сараюшке есть, найти для тебя надо. Я давно ими не пользуюсь, а ты возьми завтра.

— Да я лучше свежий веник сделаю, на один раз. А что, плату берёт бабушка Смирнова за баньку-то? Всё-таки и вода нужна, и дрова, и работы столько...

— Да берет кто что даст, кто что принесёт. Я иной раз и денег немножко суну, а когда денег нет, то или салом, или квасом, или выпечкой угощу.

— А вода у неё откуда? Из колодца или колонки?

— А нет. Водонапорную башню видел? Её ещё при прежнем начальнике станции построили. Потом, когда водопровод тянули по станции к домам начальства, ну и до дома Липатовых дотянули, муж Петровны хорошо кому надо заплатил. Ну, а потом уж и сын Смирновой — Иван, до дома матери провел трубу.

— Хорошо, — задумчиво сказал рыжий. — Ну, баб Ань, пойдемте поедим.

Баб Аня не была сильно голодна. По дороге от вокзала она, не утерпев, съела помидор. Но увидев стол, собранный Рыжим, и вишнёвую наливку на нем, радостно заспешила мыть руки.

— Сегодня у нас картофельный суп и пельмени, — сообщил Рыжий, усаживаясь на своё место у плиты.

— Ёшкин-копалкин! Да когда ты всё успеваешь? Пельмени ж долго лепить! Да ты б меня подождал и мы бы вдвоём назавтра наделали пельменей.

— Я немного сделал, на один раз, на сегодня. Потом как-нибудь много налепим и заморозим. Когда будет много времени.

Он налил из маленькой кастрюльки суп баб Ане и себе и после этого забросил пельмени в кипящую воду в кастрюлю побольше.

— Я не пойму, где это ты всему научился? Ведь в детдоме поди не учили вас готовить?

— Заставляли картошку чистить, по кухне мы еще дежурили.

У баб Ани давно уже вертелся в голове вопрос насчет детдома, да она стеснялась спрашивать, понимая, какая может быть для детей это психологическая травма. И хотя Рыжий уже не был "дитём", а был взрослым и самостоятельным человеком, она, по своим понятиям, считала неудобным вызывать его на разговор о детдоме. Но Рыжий, налив в рюмочки наливку и чокнувшись с баб Аней, продолжил сам:

— Попал в детдом я когда мне было три года. Родителей не помню и не знаю о них ничего. Когда мне было восемь лет, один раз приехал какой-то мужчина. Он был уже старый. Ну, может он и не был старым, это мне, ребёнку, казалось тогда, что он очень старый... Тогда-то он и сказал мне, что я должен Вас найти. Про родителей ничего не сказал, хотя я его спрашивал. Сказал, жизнь не сложилась. Сказал: "Прости малыш", дал мне немного денег и больше я его не видел.

— Скажи, — прервала его баб Аня. — Он был тоже рыжим?

— Не помню, не знаю. Может, и был, только я на это не обратил внимание, а может, уже седой был...

И Александр продолжил:

"Мне повезло. Я вырос в детдоме, которым руководил Иван Николаевич Сахно. Я с детства хорошо рисовал и он заметил это. Не буду долго рассказывать, может, потом когда-нибудь, но это он сделал из меня человека. Честно скажу, я тоже был хулиганистый пацан до школы, а он — Иван Николаевич — был, знаете, жёстким, но не жестоким. Mы, пацаны, его побаивались и уважали. Многим он помог получить профессии, а кому, как мне, и высшее образование. Он мне говорил: "Саша, у каждого своя дорога в жизни, каждому даны какие-то способности, но просто об этом никто не думает. У кого-то эти способности проявляются рано, у кого-то поздно, у кого-то они выражены ярко — это таланты, у других завуалированы. Не будь дураком, говорил он мне, ты хорошо рисуешь, ты хорошо соображаешь — на кой тебе чёрт криминал и идиотская жизнь постоянно под страхом. Не связывайся с подонками, учись распознавать плохое от хорошего, учись защищать не только себя, но и тех, кто слабее тебя".

Я, баб Ань, начал заниматься спортом, много читал, стал первым в трудных предметах — математике, физике, русском. Даже посылали на городские олимпиады. Мне начал нравиться сам процесс учения. А смогу ли я сам выполнить полностью домашние задания без подсказки, смогу ли подготовить интересный доклад или реферат так, чтобы одноклассники, слушая меня, не зевали. Меня перестали интересовать шалости других. У меня просто не было на это времени. Я осознал, что я в этой жизни — один. У меня никого нет. Ни родителей, ни родственников, ни даже настоящих друзей. А те ребята, которых я считал вроде друзей, однажды избили меня — я неделю лежал в больнице. Избили из-за девчонки, которая мне и даром была не нужна, к которой не было никаких чувств, кроме брезгливости. Потаскушка она была, но почему-то глаз положила на меня и я её обозвал, ну, послал подальше. Истеричка устроила такую сцену, обставила все так ловко (а бабы на это изобретательны), что я её якобы хотел изнасиловать. Так мне потом досталось от её поклонников, которые, кстати, знали, что девчонки меня не интересуют. В общем, мои так называемые дружки чуть не покалечили меня".

Рыжий, помешивая в кастрюле пельмени и увлёкшись своим рассказом, вдруг услышал позади себя какой-то странный звук. Запнувшись на полуслове, он быстро повернулся к столу. Баб Аня сидела, опершись локтями на стол и уткнув голову в ладони. Она всхлипывала. Рюмочка с настойкой была пуста.

— Ну что вы, сейчас я пельмени буду накладывать.

И так как всхлипывания усилились, он подошел к баб Ане и тронул за плечо:

— Баб Ань, ну что вы плачете-то?

— Да тебя жа-а-а-а-лко.

Рыжий развеселился:

— Ну а чего плакать-то? Вот он я — вырос, живой и невредимый, родню нашел, при вас теперь буду.

— Я и от счастья тоже пла-а-а-а-чу. Я так рада, что теперь ты у меня есть. Ну почему, ну почему ты раньше не находился? И почему я тебя раньше не иска-а-а-а-а-ла?

Всхлипывания баб Ани перешли в рыдания. Рыжий, улыбаясь, принес ей большой носовой платок:

— Баб Ань, пельмени переварятся. Вытрите слёзы, пока я их достану.

С этими словами он, взяв заранее приготовленную большую эмалированную миску, в которой уже лежали кусочки масла, вытащил шумовкой пельмени из кипящей воды и поставил миску на середину стола. Большой накладочной ложкой он положил горку дымящихся пельменей на тарелку баб Ане и потом себе. Баб Аня, потихоньку успокаиваясь, вытирала платком крупные слёзы. Рыжий поднял перечницу и без слов вопрошающим взглядом посмотрел на баб Аню. Она кивнула головой, что должно было означать: да-да, поперчи.

Пельмени ели молча и сосредоточенно, каждый думал о своём. Баб Аня окончательно успокоилась.

— Ну, потом ты мне дальше расскажешь-то? — спросила она.

— Непременно, баб Ань, непременно.

— И с женой, с Леной-то познакомишь?

Рыжий помедлил с ответом, а потом сказал:

— Конечно, баб Ань.

— Ну, тогда я пока прилягу. Ты не убирай ничего, полежи тоже, а то весь день в хлопотах. Тебе ж тоже отдыхать надо. Я потом сама посуду помою. Сама всё сделаю. Иди тоже отдохни, — повторила она и вошла в свою комнату.

Рыжий прикрыл за ней дверь, тихонько убрал со стола посуду, взял ноутбук и вышел во двор.

Баб Аня вышла минут через двадцать.

— Уже отдохнула, — сообщила она и присела к Рыжему на лавочку. Она смотрела, как Александр что-то чертил и на экране компьютера появлялись какие-то линии, непонятные фигуры и картинки.

— Это он у тебя без тока работает, — уважительно заметила она.

— Угу. На батарейках.

— А что ты рисуешь?

— Смотрю участок в разных проекциях. Хочу завтра на бумагу отпечатать. Принтер я купил, еще в коробке лежит. Завтра подсоединю — и вперед! — он засмеялся.

— А это программа такая — в которой ты рисуешь?

— Да. Я её еще на первом курсе освоил. С этой программкой я и первые свои денежки заработал, — Рыжий потянулся с наслаждением, вытянув ноги и ноутбук чуть не свалился с его колен. Баб Аня успела подхватить его и передала Рыжему.

— Это как денежку заработать?

— Стал рисовать проекты домов, усадеб, застройки дач и богатые люди начали нанимать меня. Им нравились мои проекты, а так как я студент и брал за работу относительно недорого, то пошли заказы, а с заказами пришел и опыт, ну и, разумеется, деньги.

— А много у тебя денег-то?

— Есть, баб Ань, есть деньги. Нам с вами хватит.

— А твоих денег хватит, чтобы квартиру купить? — допытывалсь баб Аня.

— Наверное, — Рыжий ни на минуту не прекращал работать.

— А чё ж ты себе квартиру не купишь?

— А зачем она мне? Пока учусь — нет нужды. А там видно будет. Я ж еще не знаю, где буду жить. Может быть, выберу деревню...

— Ну, жена-то твоя, Лена, она в деревню не захочет. Да и что там делать молодым?

— Ну почему, может быть и захочет. Для врача везде работа найдется.

— А на какого врача она учится?

— На терапевта, со специализацией кардиолог.

Баб Аня минуту помолчала, пережевывая информацию. Озабоченность выразилась на её лице.

— Вот моя золовка... Варвара... Ей бы хорошего кардиолога...

— Да, кстати, — оживился Рыжий. — Мы ж собирались ей позвонить. А вообще, баб Ань, у меня такой план...

Следующие двадцать минут Рыжий что-то объяснял и рассказывал баб Ане. Со стороны казалось, что это учитель что-то втолковывает ученику, в чем-то его убеждает. А упрямый ученик, поджав губы, сначала недовольно слушал, а потом начал то ли пререкаться с учителем, то ли спорить. Но чем дольше и терпеливее убеждал учитель, тем внимательнее слушал ученик, и наконец, успокоившись, стал согласно кивать головой.

— Ну, так значит, договорились? — спросил Рыжий баб Аню.

— Ох, не знаю-не знаю. К золовке-то надо съездить, но вот на целых два месяца...

— Ну, мне-то вы сейчас верите?

— Да вроде как верю... Да всё прям как в сказке...

— Ну тогда лады. В понедельник съездим в райцентр и во вторник-среду можно ехать. Рыжий встал с лавочки, переложил недалеко лежащую гитару поближе к баб Ане, и отнес ноутбук в дом, по дороге поймав Савву и положив его баб Ане на колени.

Баб Аня в раздумье осталась сидеть, поглаживая кота и придерживая гриф гитары.

Вечерело. К воротам бабушки Смирновой подъехал старенький красный "москвич". Из машины вылез Смирнов-старший с женой. Увидев баб Аню, одиноко сидящую за завалами строительного мусора и непонятных куч, накрытых брезентом, подошли поздороваться.

— Что случилось? — с любопытством спросил Смирнов-старший. — Как говорится: ломать не строить. Что, где ваш архитектор?

— Здесь я, — выходя из дома с двумя большими кусками хлеба с маслом, отозвался Рыжий. Один кусок он отдал баб Ане, а затем подошел к Смирнову. Держа бутерброд в левой руке, правую он протянул Смирнову и представился:

— Александр.

— О-о-о-о-о-чень приятно, — делая ударение на "о", тот пожал её. — Иван Иваныч.

— Здрасте, — улыбнулась жена Смирнова. Она была полновата и слегка картавила. — А мы вот в баню приехали, да детей, внуков наших, забрать.

Перекинувшись парой слов с жующей баб Аней, она ушла. Смирнов-старший с интересом осматривал двор.

— А что у тебя там? — спросил он, приподнимая край одного из брезентов. — А-а-а-а, щебень...Ты что, серьёзную стройку задумал?

Рыжий, казалось, его не слушал. Его внимание было полностью поглощено огромным бутербродом. В ответ он молча кивнул головой. Но Смирнов не отставал:

— Как хочешь: полностью разваливать старый или сначала снаружи каркас делать?

— Угу.

— Что "угу"?

— Разваливать.

Смирнов засмеялся:

— Если надо — подсоблю, договоримся. Я на все руки, всё могу.

Услышав голос Даши, зовущей его, он заторопился:

— Ну, пока. Приходи в баньку-то. Выпивка у меня есть, самогоночка, — почти шепотом сказал он, косясь на баб Аню.

Покончив с бутербродом, Рыжий взял гитару.

— Ну что, баб Ань, споём?

— Ну, спой. — Она жевала медленно и осторожно, и половина хлеба с маслом была еще у неё в руке.

— Что споём-то? — спросил Рыжий, настраивая гитару.

— А что споёшь — то и ладно.

Сделав пару вступительных бой-аккордов, Рыжий запел громким, противным и хриплым голосом чуть ли не в баб Анино ухо:

"Па-а-а-а-а улице ходила большая Крокодила

Большая Крокодила голодная была.

Во рту она держала кусочек одеяла.

И думала что это, что это ветчина.

Увидела француза — И хвать его за пузо.

Большая крокодила голодная была"...

От неожиданности баб Аня чуть не поперхнулась и закашляла. Оставшийся кусок бутерброда выпал из её рук.

Возмущенно она замахала руками:

— Что за песня дурацкая такая? Да не кричи ты мне прям в ухо!

Рыжий засмеялся:

— Вы ж сами сказали, что хочешь — то и пой.

Он откинул упавший кусок хлеба под одну из рябин. Откуда-то вылезший Савва принялся обнюхивать его и слизывать масло.

— Ну ладно, попробуем другую.

Он начал наигрывать мелодию "Старого клена". Баб Аня узнала мелодию, сразу оживилась и они вместе запели медленно, тихо и душевно. Рыжий смотрел на баб Аню, баб Аня на Рыжего. Иногда они не могли вспомнить слова, останавливались, вспоминая, потом Рыжий вставлял другие, баб Аня на ходу подхватывала и они закончили песню уже на чистое "ла-ла" и "От того, что ты мне просто улыбнулась". Голос у баб Ани был тихий и слабый, но слух был хороший и мелодию песни она держала правильно.

— Хорошо поёте! — одобрил Рыжий.

— Ну прям уж! — она застеснялась, но было видно, что похвала ей приятна. — Сто лет уж не пела. Все песни и слова позабыла, а когда-то ведь даже в художественной самодеятельности участвовала и в хоре пела. На гулянках, если звали, то частушки пела. Много ведь знала частушек! Рыжий внимательно слушал её, перебирая струны и готовясь к следующей песне. Между тем у Смирновых развернулась целая война с детьми. Услышав гитару и пение, они не хотели идти мыться и рвались к "баб Аниному дяденьке". Так что Смирнову-старшему пришлось запереть ворота на ключ и силой увести детей в баню.

Солнце медленно уходило за горизонт. Стоял тихий августовский вечер. Слабый ветерок шелестел листьями рябин и яблонь. Издалека иногда доносились людские голоса и смех, иногда лай собак или мычание коров, изредка — звуки проезжающих машин. И в эту сельскую идиллию гармонично вписались струны гитары и два голоса: голос молодой, уверенный и немножко с хрипотцой — голос Александра и тихий ласковый голос баб Ани, уже с некоторым обожанием смотревшей на неожиданно свалившееся счастье в образе Рыжего. Они пели для себя, не замечая ничего вокруг. Баб Аня всё также сидела на лавочке, а Рыжий переместился на бревна, лежащие напротив. Так ему было удобней играть, смотреть на баб Аню и разговаривать с ней.

...На Луговой послышались голоса, хихиканье и баб Аня увидела, как Натка и Марина, обе в коротких юбках, открытых маечках и на высоких каблуках приближались к дому. В руке у Натки была ярко-алая дамская сумка, на которой было написано "Прада". У Марины сумочка попроще висела через плечо. Рыжий сидел спиной к улице и не видел посетительниц. Он продолжал подбирать мелодию, которую ему напела баб Аня.

— Добрый вечер! — услышал он низкий голос за спиной. Оглянувшись и увидя девушек он, не прекращая играть, ответил "Привет!" и снова отвернулся. Баб Аня спросила:

— А вы к кому будете?

Девушки захихикали:

— Да мы к нему.

Натка кивнула головой на Рыжего. Рыжий, услышав её слова, повернулся, встал, поставил гитару рядом с баб Аней и подошел.

— Вообще-то мы решили в лес сходить прогуляться... — начала было Маринка, но, увидев яростный взгляд подруги и получив незаметно шлепок сумкой сзади, осеклась.

Рыжий рассмеялся:

— В лес? На ночь глядя?

— Ну, если честно, то мы хотим познакомиться. — Натка смело смотрела на него. — Слышали, что архитектор приехал. Меня зовут Наталья, а её Марина.

— Меня — Александр, — представился Рыжий.

— Слышь, Саша, — Натка понизила голос. — Приходи сегодня к клубу. Мы там тусуемся. Приходи к девяти, вся наша молодежь там будет.

— И что там делать?

— Как что? — Красивые подкрашенные брови Натки полезли вверх. — Поговорим, может потанцуем, может еще что...

— Девчонки, я не знаю, сегодня вряд ли приду. Да и вообще, я спать рано ложусь. И баб Аню одну не оставлю.

— Так жила ж она раньше одна без тебя, и спать одна ложилась.

— То было раньше, — отрезал Рыжий. — В общем, я не тусовщик, но когда-нибудь, конечно, зайду. Когда время будет, — добавил он.

Натка разочарованно помолчала, а потом сказала:

— Ну, как хочешь. Но если надумаешь — приходи.

Марина во время диалога молча разглядывала Рыжего и его шевелюру. Когда они повернули назад, она сказала: "Какой хорошенький! А какие шикарные волосы!" Баб Аня, всё время прислушиваясь к разговору и ничего толком не услышав, встала навстречу Рыжему:

— Что хотят-то? В клуб? Да сидят они там, да пьют, да матерятся. Иногда и до драки доходит. Кулёма постоянно жалуется на них начальству, а начальство на все: "Денег нет". Ну, и мается молодежь, хулиганит. А эта девчонка не Наталья ли Самойлова будет? Я молодежь-то плохо знаю. Так только, по разговорам. Знаю, что Наташа в райцентре на закройщицу учится, а подружка её — Марина — то ли на маникюрщицу, то ли парикмахершу. Хочет здесь, в Рябинкино, свою парикмахерскую открыть. У нас ведь нет ничего. Детей сами родители стригут, да друг друга по-соседски.

Баб Аня потерла поясницу и пошла в дом ставить чай. Рыжий зашёл следом, и в ожидании, пока закипит вода в чайнике, включил телевизор. Шла передача "Давай поженимся". Баб Аня присела на диван:

— Я смотрю иногда эту передачу, Петровна тоже.

— Я тоже в общежитии на первом курсе пару раз смотрел. Рыжий улыбнулся и продолжил:

— Расскажу вам смешную историю про себя. На первом курсе, во втором полугодии, попросила меня одна девушка помочь ей по математике. Я первую сессию всё на "отлично" сдал и многие обращались ко мне за помощью. И эта девушка, Ольга её звали, обратилась, ну и я помогал ей. Она приходила в нашу комнату, где я с ребятами жил и мы занимались. Ребята мне говорили: Ольга влюблена в тебя, а ты не замечаешь. Смеялись, говорили: "Думаешь, она из-за математики ходит? Математика — это лишь предлог".

А у нас на первом этаже читальный зал был и недалеко в том же коридоре — актовый зал, там проводились дискотеки, разные встречи с преподами и стоял телевизор. Студенты часто собирались там после обеда, смотрели кто что — ребята, в основном, футбол, девчата — передачи типа этой "Давай поженимся". Ну, и эта Ольга всегда смотрела эту передачу. Вот как-то шёл я из читального зала, а дверь в актовый зал была приоткрыта. Я заглянул — передача "Давай поженимся" как раз шла. Я даже не обратил внимания на то, что Ольги там не было. Прихожу в комнату, открываю дверь и вижу — Ольга сидит, меня ждёт. Я ей с порога кричу: "Давай поженимся!". Я имел в виду, что передача-то идет, а она здесь сидит, забыла, значит. А Ольга поняла буквально, что я ей предложение делаю и такая радостная бросилась ко мне на шею: "Давай!". Я, конечно, сказал Ольге, что я имел в виду передачу. Она вспыхнула, покраснела и выбежала за дверь. Ребята были при этом, мы тогда вчетвером в комнате жили, так они чуть со смеху не умерли. Долго потом еще прикалывались над Ольгой.

Баба Аня, слушая, смеялась, потом спросила:

— Ну а девочка эта, наверное, обиделась на тебя?

— Да нет. Только после этого перестала приходить, а на втором курсе уже и замуж вышла. Меня на свадьбу приглашала.

Где-то в далеке раздался звук грома. Но гроза могла обойти стороной, поэтому Рыжий, надев джинсовую рубаху с длинными рукавами, принялся за полив огурцов. Уже темнело, но при свете луны и освещении единственного фонарного столба на этой окраине Луговой еще вполне можно было работать в огороде. Рыжий набирал воду из колодца и двумя вёдрами разносил ее по грядкам, поливал, что считал нужным. В темноте послышался звук отпираемого забора, затем он услышал шаги приближающегося Смирнова-старшего:

— Ну что, архитектор, пошли перед банькой хряпнем по сто грамм?

— Да не-е-е, Иван Иванович, еще поработать надо. Я завтра утром приду, если можно. И я, вообще-то, не пью самогон.

— А что ты пьешь? Ты сначала попробуй, сам варю, для себя и друзей. Выпьем за знакомство, за то за сё... Оно перед сном-то, знаешь как хорошо, у-у-ух! Спать будешь как убитый. А? А то ерундой занимаешься: скоро гроза будет, а ты поливаешь.

— Не, спасибо. Как-нибудь в следующий раз. Меня уж баб Аня заждалась, обещал с нею чай попить.

— Эх, архитектор! — он помолчал, глядя как Рыжий выливает воду, а потом продолжил:

— Придется одному, а одному не интересно. Ну ладно, пойду схожу к Липатовым, может Серега придет. Он мужик компанейский, только вот со своим бизнесом занят очень, неделями дома не бывает.

Смирнов повернулся и, покачнувшись, направился в сторону дома Липатовых.

Наутро Рыжий встал как всегда рано, баб Аня еще спала. Размявшись во дворе, он собрал на стол завтрак, подождал, пока закипит вода в чайнике и, надев джинсовую рубаху, взявши маленький складной ножичек, подаренный ему другом, отправился за березовыми ветками. Хотя гроза ночью была кратковременной, она принесла с собой понижение температуры. Дождевая влага еще не высохла, земля была мокрой, но воздух бодрил и Александр энергично, быстрым шагом пошел в сторону рядом расположенного леса.

Дворик баб Ани был последним на правой стороне Луговой. Дальше шел большой луг, который несколько раз за лето скашивали на корм. И за лугом сразу начиналась тайга. На левой стороне Луговой, на самой окраине, за высоким деревянным забором стоял еще один дом, в котором жила чета Андалаевых, тувинцев. На вид Андалаеву было далеко за сорок, его жена выглядела помоложе, но детей у них не было. Андалаевы вели уединенный образ жизни, местных жителей никогда к себе не звали. Иногда к ним приезжали какие-то люди на машинах, и молодые, и старые. Но что там происходило, в доме, никто точно не знал. Ходили лишь слухи, что Андалаевы занимались знахарством. Лечили травами и заговорами. Баб Аня часто видела, как соседи ходят с корзинами и мешками в лес, не раз встречалась с ними в лесу, когда была помоложе и ходила за ягодами, особенно во времена перестройки, когда было мало еды и люди собирали в тайге все, что только могло пригодиться в пищу, как в войну.

К баб Ане как, впрочем, и ко всем остальным односельчанам, тувинцы относились приветливо, но в отличие от других соседей первыми никогда не вступали в разговор и избегали каких-либо вопросов или нескромных намёков.

Дойдя по влажной насыпной дорожке до кромки леса, Рыжий увидел выходящего оттуда с ведрами и рюкзаком за плечами Андалаева. Среднего роста, но физически крепкий, тувинец поздоровался с Александром и хотел было идти дальше, как вдруг остановился и спросил:

— Новый сосед? Я тебя видел.

Говорил он с небольшим акцентом. Рыжий тоже остановился.

— Я здесь всего неделю. К бабе Ане приехал.

— Да, баба Аня очень хороший человек, очень хороший. Ты из города приехал, лес не знаешь, в лес далеко не ходи, можешь заблудиться.

— Не пойду. Я березовых веток наломаю. Для бани. А вы, я смотрю, уже ягод набрали. На варенье?

— Не-е-е, сушить. Скоро зима. Чай пить, лечиться. Травы тоже набрал, — он кивнул головой на рюкзак. — Тоже сушить, тоже лечиться.

— Что, — сочувственно спросил Александр. — Болеете?

— Да, есть маленько, зимой болеем, другие люди болеют, лечим. Твоя баба Аня тоже болеет, только не говорит никому.

— Да знаю. Ничего, я её вылечу, — ответил Рыжий и сам спросил:

— А откуда Вы знаете, что она больная?

Андалаев сразу заторопился, словно сказал лишнее:

— Знаем, знаем, видно. Ну, я пошел.

И он зашагал к своему дому.

Рыжий уже издалека увидел старую "плакучую" берёзу, подходящую для веника. Листья были еще влажные, но пахли хорошо и на один раз бы сгодились. Нарезав тонких упругих веток, Александр нарвал здесь же букет цветов для баб Ани. Кусты с брусникой, целые заросли, растущие неподалёку, были уже тщательно обобраны. Найдя несколько спрятавшихся в зарослях ягод, он заспешил домой.

Баб Аня, вся такая маленькая, худенькая и домашняя, месила на столе тесто. Увидев Рыжего в окно с букетом цветов, она бросила месить и принесла из своей комнаты небольшую хрустальную вазу.

— О, как хорошо! — воскликнул Рыжий, заходя на кухню. — Доброе утро! Вот вам горсточка ягод. Остальные этот, сосед-тувинец, собрал.

— Добречке, добречке, — откликнулась баб Аня. — Вот, налей воды, а я пока тесто уберу. А ягоды те давно собраны. А Шагдыр — он далеко в лес ходит. Черную березу все ищет.

— Чёрную березу? Зачем она ему?

— А кто его знает. Наверное, для лечения.

Пока Александр возился на веранде с цветами и веником, баб Аня накрыла тесто полотенцем и отнесла в свою комнату. Когда сели завтракать, баб Аня рассказала, что заезжала Ирина Петровна с мужем, спрашивала, не идет ли баб Аня торговать, а то могут подвести до вокзала.

— Радость у них большая. Внучка Петровны — Алёнка — поступила в медицинский институт или университет, забыла уж я. А очень волновалась. Вот, хочет быть врачём, хотя Петровна говорила, врачей ни у кого в роду нет. Ну, а эта еще, я помню, в школе говорила, что будет врачём, хорошо училась, старалась. Теперь, значит, её зачислили на бюджет, сказала Петровна, и она на несколько дней приезжает к ним. А то потом только через год сможет приехать. Приезжает поездом, вот они и поехали её встречать. Ну, а мы с тобой пойдем в баню, — заключила рассказ баб Аня.

Смирновы уже не спали, но еще и не уехали. Машина стояла на улице, дети играли в доме. Сначала пошла баб Аня. Она быстро помылась и пришла домой, надев тёплую кофту и замотав голову в сухое полотенце.

Затем пошел Александр. Банька стояла отдельно от дома, но совсем рядом. Предбанник, парная — все понравилось Рыжему. Печка была уже растоплена, вода в большом чане кипела. В предбаннике стояли ведра с холодной водой, скамейка. Рыжий пришел с пакетом, в котором лежало полотенце и нижнее бельё. Под рукой он держал березовый веник. Шампунь, мыло и мочалку ему оставила баб Аня. Сняв джинсы и трусы, стоя голой попой ко входу в предбанник, он услышал тихий стук в дверь и, не дожидаясь ответа, в предбанник вошел Смирнов-старший со стаканами, бутылкой и закуской.

— Чёрт! — пробормотал Рыжий. — Забыл закрыться.

— Вот! — поставив всё на маленькую тумбочку возле лавки и потирая руки, радостно воскликнул Иван Иваныч. Рыжий снова натянул трусы и после этого они пожали друг другу руки.

— Это тебе. Не стесняйся, угощайся, я ж от чистого сердца... — начал было Смирнов-старший.

— Иван Иваныч! — прервал его Рыжий. — Так надо ж после бани, а ни до! — упирая на слово "после", почти что простонал Рыжий.

— Да-да, после. Это я что б ты не забыл зайти позвать меня. Сегодня уж никто больше не придет, ты последний. Так мы с тобой после и выпьем. Я тебя в доме подожду, а ты когда помоешься, так стукни вот так, — и он простучал по лавке: "тук-тук, тук-тук-тук". — Только громко, я услышу и приду. Вчерась не получилось выпить, к Серёге Липатову Ирина не пустила, зараза!

Рыжий засмеялся.

— Ну ладно. Постучу.

— Спинку-то тебе похлестать? Веничек-то у тебя, я смотрю, свежий, не пойдет. Купи у меня, из молодой березы, в июне сушил, ох и венички! Не дорого беру, всего 40 рублей.

— Спасибо Иван Иваныч. В следующий раз.

— Ну, я пошел. Стучи.

После его ухода Рыжий закрыл дверь на крючок, во второй раз снял трусы и зашел в парную.

Прошло минут тридцать. Напарившись и помывшись, весь красный и утомленный, Александр тихонько и чуть ли не бегом, пригнувшись под окнами дома Смирновой, поспешил домой. Неизвестно, сколько еще ждал его стука Смирнов-старший но, выйдя и не застав Рыжего в бане, он успокоился тем, что съел принесенную закуску. Нужно было везти детей домой. Позднее Рыжий объяснил ему, что стучал, но возможно Иван Иваныч не услышал стук из-за шумящих детей или громко включенного телевизора.

До обеда время прошло безмятежно. Рыжий хотел было заняться сразу стиркой, но баб Аня сказала, что в воскресенье нельзя работать. Поэтому, развесив в огороде мокрые полотенца, достали баб Анин альбом с фотографиями и под включенный телевизор Рыжий медленно и внимательно перелистывал старые, слегка потрёпанные страницы альбома. Фотографии были сортированы по годам и первые, предвоенные, сделанные когда баб Ане было пять лет и когда она пошла в школу, пожелтели. Смотреть было интересно. Черно-белые снимки тех времен носят особый калорит. Кажется, что и лица у людей были другие. Прически, мода, позы и предметы, любимые фотографами тех времен такие, как столбики с цветами, скамейки в парках, стулья, или ретушированный фон — сразу можно догадаться, о каких годах идет речь. Маленькая баб Аня с родителями и сёстрами — семейные фото; несколько послевоенных фотографий; красивая девушка с длинными косами, уложенными "корзинкой" и в платье с белым воротничком, с немножко смешливым выражением лица — трудно представить, что баб Аня была такой, была молодой и задорной. Потом свадебная фотография, только одна. Скромно одетая невеста с венком из искусственных цветов и длинной фатой и рядом жених в пиджаке и в белой рубашке с отложным воротником. У невесты небольшой букетик цветов. Внизу, между двух завитушек, дата: 1954 год.

Баб Аня горестно вздохнула, глядя на эту фотографию:

— Это мой Ванечка, царствие ему небесное! Всего три годка-то прожили.

Она замолчала, но когда Рыжий вопросительно посмотрел на нее, ожидая продолжения, встала, не глядя на него и, украдкой вытирая слезинки, вышла в кухню. Александр продолжал смотреть фотографии и так увлекся, что не сразу услышал подошедшую сзади баб Аню:

— Пирожочки-то ты с чем будешь? Тесто подошло.

— Какие Вы будете, такие и я.

— Тогда я сварю картошечки. Ты как любишь: с лучком или без?

— А давайте таких и таких. Я Вам сейчас начищу картошки.

Он хотел было встать, но баб Аня удержала его, ласково похлопав по спине.

— Сиди, сиди. Смотри. Я уже начистила.

— Угу, ладно. Но если что надо — так говорите. Всегда помогу.

Он убавил громкость у телевизора и принялся разглядывать фотографии дальше. И хотя их было не так уж и много, по ним можно было проследить всю жизнь бабы Ани, жизнь одинокой деревенской женщины, чья семейная жизнь не сложилась. С большой вероятностью можно было сказать, что была баб Аня активисткой совхоза и большой труженицей. Были снимки, где ее награждали грамотами и ценными подарками; были снимки, где она с другими женщинами в белых халатах с доильными аппаратами на ферме; снимки художественной самодеятельности, где она выступает на клубной сцене. Были и застолья, и где она просто позирует для фотографа на фоне рябин, яблонь, за сбором ягод в лесу. На одной из последних, уже цветных фотографий, она была сфотографирована с сестрой мужа. У Рыжего не было сомнений, что это сестра баб Аниного мужа, так была похожа старая женщина на своего брата.

Но больше всего ему понравилась одна фотография, где баб Аня стояла посреди скошенного поля с группой пионеров. Судя по фотографии, ей было тогда лет 30-35. Красивая молодая женщина невысокого роста в модном, наверное, тогда платье в горошек, с солнечной улыбкой и сияющими глазами, с букетом полевых цветов, рядом дети с красными галстуками на груди, а на дальнем плане стадо коров.

Досмотрев альбом, Рыжий встал и подошел к фотографии, висевшей над кроватью баб Ани. Он не мог понять, была ли то икона, или старая-престарая фотография в деревянной рамке, выцветшая от времени. Было вообще непонятно, кто или что изображено на ней.

— Эту иконку передала моя бабушка моей матери, — услышал Рыжий тихий голос баб Ани, она стояла рядом. — А моя мать — мне, как старшей. Что там нарисовано — моя мать не знала, но сказала, что иконка должна оставаться в нашей семье. Вот я её и храню. Когда я умру, иконку заберёт Варвара.

— Но ведь у нее тоже нет детей и передать дальше некому?

— Ну, не знаю, потом, наверное, заберет церковь...

— Иконку можно отдать на реставрацию и посмотреть, что на ней изображено.

— Да кому оно всё нужно?

— Баб Ань, а Вы верите в Бога?

— Знаешь, Сашенька, нет. Мне бы очень хотелось верить, но как посмотришь, сколько в мире несправедливости-то, сколько горя, как такое всё допускает Бог? У меня и мать, и отец были верующими. Ходили исправно в церковь, в доме у нас был целый угол с иконами да образами, с лампадкой... И что? Много счастья видели они? Всю жизнь прожили в бедности да в тяжелом труде. И отца моего мать похоронила когда он был еще молодым — еще сорока не было, перед самой войной умер, она тянула нас с сестрами одна и войну мы пережили с ней. И не грешила вроде бы она, и не пила, и мужиков чужих не уводила, работала с утра до ночи, не до того было, нас надо было на ноги поставить. Ан нет, несчастья на том не кончились. После войны, мне было тогда пятнадцать было, умерла наша младшая сестра. За что и, главное, кого наказывает Бог? За что наказал меня, мою вторую сестру? Что мы такое ему сделали? Сроду никому ничего плохого не сделали. А скольким негодяям и убийцам живется хорошо! Вот почему так? Получается, нет никакого Бога, как нас в школе и учили, нет! Все придумали сами люди.

На лице баб Ани было написано возмущение и отчаяние. Рыжий хотел было что-то возразить и открыл было рот, но потом, видимо, передумал и ничего не сказал.

А баб Аня, насупившись и бессознательно теребя застиранный фартучек, продолжала:

— Это сейчас прям мода какая-то на церковь, на Бога... Все вдруг в одночасье стали верующими: и президент, и интеллигенция ‒ бывшие атеисты, и молодёжь... Люди несут в церковь иногда последнее, как в царские времена. Женщины знакомые рассказывали, что в городах попы стали добротные дома строить, у всех иномарки... Ну на какие, спрашивается, деньги? На деньги же прихожан? Моя хорошая знакомая, со мной рядом на вокзале торговала, лет десять назад заболела — рак поставили врачи. Так всё ценное из дома вынесла, все продала и на церковь потратила; всё, что заработает торговлей-то, то и несла, все в церковь, научилась молиться, и все просила боженьку помочь ей выздороветь. В то время, это лет восемь назад было, она прям как с ума сошла! Разговоры все про церковь и Бога, и как ей сначала хорошо стало от общения с Богом, и она уже чувствовала, что болезнь отступает и уже ей вроде бы хорошо... Я ей говорила, ты лучше к врачам иди, на операцию соглашайся! Она только сокрушалась, что вот нет денег на какие-то святые целебные воды поехать... А я ей говорю: "Ну попроси у Бога денег на эти самые святые воды. Для него же это пустяк, копейки!". А она: "Да он все знает, надо подождать... Конечно, он поможет, он все видит... на все его воля"...

Баб Аня внезапно замолчала.

Не дождавшись продолжения, Рыжий спросил:

— И что дальше?

— А дальше все же пришлось ей на операцию согласиться, да поздно уже было, во время операции умерла.

— А Ирина Петровна тоже ходит в церковь?

— Да у нас-то здесь церкви-то нет. Люди едут в райцентр.

Нет, Петровна не ездит. Хотя однажды она собралась покреститься, тоже это давно было, еще в 90-е годы... Это она мне рассказывала. Решила покреститься как бы в благодарность Богу, что не дал её мужу умереть, в него бандюги стреляли, ранили его, но он выжил; что у нее в семье всё вроде бы хорошо складывается. Да не где-нибудь покреститься, а поехала в Новосибирск, в какой-то там знаменитый храм, уж не помню, как называется...

— Наверное, Александра Невского? Собор Александра Невского?

— Не знаю, Сашенька, не помню... Ну вот, поехала она, там у нее родственники живут и дети сейчас живут... А тогда храм реставрировали и стройка полным ходом шла. Ну вот зашла она, значит, на территорию-то храма и повстречалась ей какая-то то ли монахиня, ну, в общем какая-то служительница храма. И Петровна говорит ей, мол, хотела бы покреститься, как это все у вас происходит, где узнать? Та монахиня — это Петровна так рассказывала — посмотрела так оценивающе и говорит: да-а-а, пора, мол, матушка, пора вам уже покреститься и грехи ваши замолить! Петровна спросила, а что для этого надо? Монахиня ей сказала, ну, вот надо крестик купить и деньги принести с собой и придти в семь часов утра завтра. Петровна спросила, а сколько денег-то надо принести? И ей как сумму-то назвала монахиня, так Петровна чуть не упала: еще в тех деньгах, что в 90-е годы были, еще миллионы... Щас я уже не помню, но по тем временам назвала монахиня такую большую сумму, то ли 60 тысяч рублей, то ли чуть больше — не помню... Петровна говорит, да мы на эти деньги в то время могли неделю всей семьей безбедно прожить... И не стала креститься. И в церковь не ходит. Говорит, и грехов за собой не чувствую, совесть у меня чистая. А все, что заработано, все трудом. Да и правда, они молодцы с Сергеем, все у них получилось: и детей выучили, и дом построили, и живут в достатке и счастливо.

— А что ж она тогда на вокзал ходит торговать?

— А, баловство все это у нее. Смеется, говорит, внукам на свадьбу собираю, на подарки. Вообще-то она у мужа работает, по бухгалтерии. А торговать у нее вроде хобби... А вообще — хорошая она женщина, добрая, хотя с характером и с гонором...Ну, пойду я, сейчас пообедаем.

В доме стоял запах хорошо подошедшего дрожжевого теста. Пока баб Аня катала шары из теста для пирожков, Рыжий достал принтер и установил его в своей комнате на столе. Отпечатав пробную картинку фасада будущего дома баб Ани в черно-белом изображении, он понес ее показать баб Ане.

— Это будет ваш дом.

Он держал лист перед баб Аней, так как руки у нее были в тесте. С минуту молча разглядывала баб Аня картинку, потом сказала:

— Ёшкин-копалкин! Какая красотища! И мы с тобой будем жить в таком доме?

— Вы, вы будете жить в таком доме. Я буду только приезжать к вам в гости.

— Знаешь, Саша, никогда не думала, что в моей жизни произойдёт такое, что появишься ты со своим домом. Думала, придётся доживать в этом домишке, я люблю этот дом, мы его вместе с мужем строили.

— Но, баб Ань, этот дом в аварийном состоянии, ему нужен хотя бы капитальный ремонт. А может случиться и так, что Варваре придётся к вам переехать, она же вся больная, вы же сами сказали. И потом, если вы захотите, мы сделаем так, чтобы внутри всё выглядело как при этом, старом доме — те же обои, обстановка. Только места будет намного больше и будет нормальный туалет с ванной, и горячая вода. И вы, и ваша золовка не будете болеть.

Казалось, последний аргумент был самым весомым в убеждениях Рыжего. Баб Аня задумалась:

— Так-то оно всё так... Но у меня нет денег даже на крышу. И это же будет смешно и несправедливо: ты на свои деньги построишь новый дом, а жить в нем буду я, что ли? Я никак не пойму, зачем тебе нужно тратить свои деньги, строить дом для какой-то чужой бабки, которую ты видишь в первый раз. Это же такие огромные деньжищи! На эти деньги можно ж себе дом отгрохать, или передать их какому-нибудь детскому приюту, или в больницу, или...

Рыжий в знак протеста поднял руку и прервал речь баб Ани:

— На это все я еще заработаю, сначала я хочу, что б мне было к кому приезжать в гости. Просто я хочу заботиться о вас. Я знаю, каково это — когда ты никому не нужен, никто про тебя не вспоминает, а так хочется иметь маму и папу, или хоть какого-нибудь родственника...

— Ну, прости меня... — пролепетала баб Аня и, с улыбкой уже взглянув в глаза Рыжего, добавила:

— Я тебе потом как-нибудь расскажу историю своей молодости, я ведь хотела ребеночка-то усыновить — не дали только мне... Вдова-одиночка и всё такое, потом расскажу.

И она положила первую партию пирожков на сковороду.

Пока баба Аня собирала обед, Рыжий поставил сотовые телефоны на зарядку, потискал спящего на его постели Савву и пошел смотреть телевизор.

Когда же баб Аня пришла, чтобы позвать Рыжего обедать, он сладко спал, растянувшись на коротком для него диване. Босые ноги его лежали на левой боковой спинке, а волосы были, по-видимому, откинуты рукой наверх и золотые волнистые пряди лежали на другой спинке, открывая высокий и красивый лоб. Баб Аня залюбовалась благородной красотой Александра, но пирожки остывали, пора было обедать и она с сожалением прервала сон Рыжего, погладив его кудри. После её прикосновения Александр моментально открыл глаза, резко сел и виновато по-детски улыбнулся:

— Задремал я...

— Пойдем, поедим, я и окрошечку сделала.

В понедельник встали рано, первый автобус проходил мимо Рябинкино примерно в половине девятого утра. Главная улица Рябинкино проходила от Луговой до местного центра — небольшой площади — и дальше разветвлялась: одна ветвь шла к шоссе, а другая — к железнодорожному вокзалу. На площади, частично покрытой растрескавшимся асфальтом, местами щебенью и гравием, находилось одноэтажное здание сельсовета, в одном торце которого разместилось маленькое почтовое отделение, а в другом отделение милиции или опорный пункт, как его называли раньше и которым заведовал Кулёма. Наискосок от сельсовета стояло побеленное в розовый цвет аккуратненькое "Сельпо", принадлежавшее семье бывшего председателя совхоза. Недалеко от площади в сторону шоссе находилась начальная школа и детский сад в одном здании, а в сторону вокзала находились все остальные имеющие хоть какое-то значение для местного населения объекты: медпункт, заброшенный клуб, за ними дома местного начальства. Был один двухэтажный барак, в котором жили четыре семьи работников железнодорожной станции — сам начальник станции, начальник вокзала — женщина, она же и кассирша, и две семьи путевых работников. "Сельпо" уже было открыто, на крылечке сидела пара ребятишек, рядом стоял велосипед. Когда баб Аня и Рыжий проходили мимо, вышли две женщины и, увидев баб Аню и Рыжего, поздоровались.

— Что, Анна Семёновна, далеко ли собрались?

— Да в райцентр.

— А что там? — полюбопытствовала одна из женщин.

— Да надо кое-что сделать... — баб Аня не знала, что отвечать. Она не получила на этот счет никаких указаний от Рыжего, что можно говорить, а что нельзя.

Но тут на помощь пришел Александр.

— Мы по делам. Вы извините, но нам надо идти, а то на автобус опоздаем.

И они зашагали дальше — баб Аня в своём лучшем платье с надетой поверх кофточкой-самовязкой и Рыжий с рюкзаком за плечами.

Женщины несколько минут смотрели, как семенит рядом с рыжей шевелюрой худенькая старушка, стараясь не отставать.

— Бедная баб Аня, — пожалела одна из женщин. — Такая доверчивая, еле ноги волочит, а идет за этим парнем. Как думаешь, Валя, кто он такой — действительно внук, как говорят, или проходимец какой, на её домик позарился?

— Да на кой ему бабкина развалюха, да в нашей-то глуши... Что-то тут нечисто, может нашел дурочку для отмывания денег...

— Это как? — спросила первая женщина.

— А черт его знает, это мне Кирюха рассказывал про отмывание денег, но я и сама не очень-то поняла. Слышала, хочет этот архитектор дом вроде строить для баб Ани? Вот, это и есть отмывание. Он, чтобы скрыть наворованные или другим каким нечестным путем добытые деньги вложит их в строительство бабкиного дома — и деньги целы — в виде дома, и он чистенький. Бабка умрет — а дом и земля ему достанутся — так и получаются-то олигархи разные, богачи.

И Валя принялась развивать теорию отмывания денег дальше, идя некоторое время до развилки с подругой.

Вернулась баб Аня из райцентра ни жива ни мертва.

Рыжий не учел, что баб Аня, хотя и производила впечатление еще крепкого для своего возраста человека, все же отвыкла от городского шума и суеты. Она устала не столько физически от самой ходьбы и движения, сколько от бесконечных ожиданий, сидений в очередях, каких-то процедур, связанных с заполнением формуляров, подписанием бумаг и доверенностей, от нахлынувшего на нее вдруг потока информации. Она давно не была в городе, пенсию ей почтальон приносила домой, а больше ничего с городом баб Аню не связывало. Заметив к обеду, что баб Аня вся как-то съёжилась и сгорбилась, стараясь быть незаметной для окружающих, стесняясь своего деревенского вида, Рыжий после обеда в городском кафе взял такси. При этом ему долго пришлось уговаривать баб Аню пообедать прилично: не в какой-нибудь забегаловке, а в кафе, где он уже один раз обедал и ему понравилось, где и столы были накрыто чисто, и не было мух, и меню было неплохим. Молодой парнишка официант узнал Рыжего и обслужил их с баб Аней "по высшему разряду", за что и получил от Рыжего чаевые. Но баб Ане, как говорится, кусок не шел в горло. Она обалдела, увидев ресторанные цены и то, с какой легкостью Александр транжирит, просто таки в прямом смысле "проедает" свои деньги.

После обеда в кафе уже ездили на такси и по большей части Рыжий заходил в какие-то фирмы и конторы один, а баб Аня ждала его где-нибудь неподалёку. К концу дня Рыжий привез баб Аню в магазин одежды и чуть ли не силой заставил её примерить пару осенних стеганных удлиненных курток или полупальто, т.к. на пороге стояла осень, а как успел заметить Рыжий, тайком заглянув в баб Анин шифоньер, у нее с одеждой было не густо, вещи были старые и застиранные, а для предстоящей поездки в Красноярск ему хотелось, чтобы баб Аня не выглядела бедной родственницей. После покупки куртки баб Аня и вообще стала ко всему безучастной. Ей хотелось скорее домой, где было тихо и уютно. Но Рыжий всё не успокаивался. Понимая, что ему больше может быть никогда не удастся вытащить баб Аню в город, он старался использовать этот шанс для того, чтобы одеть баб Аню и накупил ей еще, на его взгляд, нужные ей вещи: красивый платок, подходивший к пальто и который можно было носить в качестве шарфа, домашний халат, выбранный им лично, теплый кардиган и удобную кожаную сумку, в которую можно было бы положить и немного вещей, и продукты.

Загвоздка была в обувном отделе. Мало того, что баб Аня не хотела идти туда и только после того, когда Рыжий пригрозил ей, что понесет ее на руках, она робко вошла и села на скамеечку для примерки обуви, она ни в какую не хотела снять свои "говнотопики", прятала ноги и отталкивала Рыжего, когда он стал носить ей одну пару обуви за другой. Видя, что от Рыжего ей не отвязаться, баб Аня наконец перестала сопротивляться, но оказалось, что выбор обуви, подходящей для пожилых людей, ограничен, и Рыжему ничего не удалось подобрать, чему баб Аня была несказанно рада. По дороге еще заехали в гастроном, но баб Аня не выходила из машины, а что там купил Рыжий, её не интересовало.

К дому подъехали когда уже смеркалось. Рыжий расплатился с шофером и помог старушке вылезти из машины. Обрадовавшись, что она наконец дома, баб Аня, не снимая кофту, села на краешек дивана. На нее жалко было смотреть. В легком платочке, прикрывавшем седые пряди, прихваченные сзади гребнем, она сидела, положив руки на колени и молчала. Рыжий занес покупки и продукты в кухню и поставил чайник на огонь. Потом зашел в комнату и внимательно посмотрел на баб Аню:

— Вам нехорошо?

Баб Аня не ответила. Казалось, она или спит с открытыми глазами или ушла глубоко в свои мысли и не слышит вопроса. Рыжий присел рядом, накрыл своими ладонями руки баб Ани и, почувствовав, как тепло от ладоней Александра пошло вверх к плечам и стало приятно и слегка щекотно, она слабо улыбнулась.

— Ты, Сашенька, больше не вози меня в город, сил у меня уже нет. Да и ноги больные, и спина.

— Ничего, баб Ань, я вас вылечу. Давайте сейчас выпьем по стакану чая и потом ложитесь спать.

Успокоившись относительно баб Ани, он включил ей телевизор и принялся хлопотать в кухне. Минут через двадцать баб Аня, выпив рюмочку вишнёвой наливки и съев какое-то очень вкусное и воздушное лакомство, купленное Рыжим в гастрономе, крепко спала.

На следующее утро Анна Семёновна проснулась довольно поздно, часы в кухне показывали половину девятого. Она знала, что Рыжего не будет весь день, что он уедет рано и вернётся поздно. Он ей сказал, чтобы она не беспокоилась и отдыхала. "Хорошо, — подумала она, — что нет ни скотины, ни уток, ни кур". Вставать не хотелось. Рыжий перенял все заботы на себя и баба Аня впервые в жизни почувствовала, каково это, когда не надо заботиться о хлебе насущном, когда за тебя всё делается, а ты лежи себе — отдыхай. Она всё же встала, потопталась у кровати — ни ноги, ни спина не болели. Во всем дряхленьком теле ощущалось чувство комфорта, как будто бы и не было вчерашнего дня. О своём здоровье она никогда не думала — заболела ли, не заболела — нужно было как-то жить — и жила. С температурой ходила на работу, старалась не обращать внимания на хвори — и болезни проходили сами собой. Лечилась народными средствами, редко когда обращалась в медпункт, а болезни, где надо было бы принимать антибиотики или другие таблетки, обходили баб Аню стороной. "Настоящая сибирячка, — смеялась Ирина Петровна. — Крепкий организм".

Сходив в уборную и умывшись, подошла к кухонному столу. Как и во все последние дни, что в её жизни появился Александр, стол был накрыт и на нём лежала записка: "Баб Аня, на плите в кастрюльке манная каша. Ваш сотовый включен, если что — звоните. Савву я покормил".

И подпись: Александр.

Поставив чайник и поев еще тёплой манной каши, баб Аня внезапно вспомнила про покупки и ей вдруг захотелось посмотреть всё еще раз и примерить. Найдя пакеты с одеждой в своей комнате на кресле, она достала сначала теплый фланелевый халат с большими карманами и пояском и надела его. Расцветка и фасон халата были ей к лицу и удивительно подходили к её возрасту. На ум пришло, как вообще среди немалого количества разной женской одежды Рыжий довольно быстро нашел такую вещь. Полюбовавшись в зеркало на своё отражение, баб Аня надела сверху удлиненную куртку-пуховик и невольно рассмеялась: ну надо же, что за барыня! Платок сначала надела на голову, как всегда привыкла носить, но потом, свернув его в виде шарфа, надела на шею под пальто. В зеркале отразилась женщина, выглядевшая лет на пятнадцать моложе баб Ани. "Ёшкин-копалкин! — поразилась Анна Семёновна, — хоть замуж иди!" и тут же вдруг устыдилась: в детство впала, что ли, старая! Осторожно сняв все вещи и разложив их на кресле, она достала из другого пакета сумку и тоже с интересом рассмотрела её. Посчитав в уме по этикеткам стоимость всех этих вещей, баб Аня пришла в ужас — это больше чем её месячная пенсия! Первой её мыслью было отдать деньги за покупки Рыжему. Она отправилась уже было к своему тайнику, куда с каждой пенсии и с торговли откладывала свои кровные, но вспомнив, сколько купюр по 1000 рублей лежало у Александра в кошельке и как он ими разбрасывался — и в кафе, и в магазинах — тут же передумала. Деньги она собирала Варваре на лечение. А Рыжий подождёт! А что он потратился для неё — так не она его просила. Если что — может и не носить покупки.

Успокоившись такой мыслью, баб Аня прибрала в кухне, заглянула в холодильник — он был полон, зашла в комнату Рыжего, но там не было ничего интересного. Постель аккуратно заправлена, вещи разложены на стульях, гитара в углу. На столе — книги и журналы, принтер, бумага, вишнёвая наливка... Увидев бутылочку, она сходила в кухню, принесла маленькую стопочку и, глянув на кухонное окно, не идет ли кто, налила себе наливки совсем чуть-чуть, половину стопочки. Выпив и вытерев губы рукой, с сожалением закрыла и отодвинула бутылку.

Делать в доме было нечего и баб Аня, надев фуфайку, вышла во двор. Беспорядок во дворе и поваленный забор привели её в отчаяние. Но Рыжий сказал — ничего не трогать и не убирать. Вздохнув, она пошла в огород и принялась за поливку и прополку.

Постепенно становилось теплее и к обеду баб Аня совсем запарилась. Она сняла фуфайку и подошла передохнуть к крыльцу. И так как старая изгородь была убрана и прилегающее пространство теперь стало обозреваемым, баб Аня видела, как мимо медленно, стараясь миновать ухабы, проехала машина к дому Андалаевых. Из неё вышел мужчина и стал искать звонок на воротах, а не нашедши, стал громко стучать. На стук вышла Дарья-Андалаиха — так её звали меж собой сельчане, хотя тувинское имя у неё было Дарый. О чём-то коротко переговорив, мужчина подошёл к машине и стал открывать заднюю дверь. Оттуда вылезла симпатичная девушка с маленьким ребёнком на руках. Ребёнок, по-видимому, спал, на вид ему было года два. Мужчина достал из багажника большую сумку и все они вошли во двор, после чего Андалаиха, кивнув издалека баб Ане, закрыла дверь.

Постояв еще с минуту и посмотрев по сторонам, баб Аня зашла в дом. Хотелось пить и перекусить чего-нибудь. На веранде в большой кастрюле бродил квас. Баб Аня попробовала его — квас был готов, пора было разливать по банкам. Из этой кастрюли получалось две трёхлитровые банки. В жару квас шёл хорошо, и окрошка из него получалась замечательная. Но и без жары квас выпивался самой баб Аней за три-четыре дня. Когда у неё был квас, баб Аня не пила воду.

В холодильнике она нашла еще с воскресенья запакованные в полиэтиленовый мешочек пирожки, сметану, сосиски.

Отварив сосиски и разогрев пирожок на маленькой сковородке (была еще у неё такая сковородочка с длинной ручкой), Анна Семёновна не спеша поела и запила чаем.

Как-то без Рыжего было скучно. Баб Аня физически чувствовала, что его не хватает. "Интересно, где он? А где поест?". И сразу же ответила себе, что поесть-то он найдет где, с такими-то деньгами. Но возникшее у неё вдруг чувство беспокойства за Рыжего заставило её взять свой сотовый. "Попробую позвонить, — подумала она. — Не получится, так не получится". Сначала она села на стул и, гляда на кнопочки телефона, попыталась вспомнить всё, чему её учил Рыжий. Не торопясь, она включила телефон. Потом нажала цифру "один" и приложила сотовый к уху. Ничего не услышав, она опять задумчиво посмотрела на панельку и, увидев значок зеленой трубочки, нажала и её. Теперь гудки стали слышны даже на расстоянии. Прошло с минуту, прежде чем баб Аня услышала издалека голос Рыжего: "Да, баб Ань, слушаю. Что случилось?"

Сглотнув слюну от волнения, бессознательно теребя свободной рукой конец клеёнчатой скатерти на столе, радуясь тому, что у неё всё получилось, баб Аня стала кричать в трубку: "Сашенька, у тебя всё нормально?"

— Да, всё хорошо! Как вы?

— Да всё нормально! Да я так просто — узнать, как ты. Да всё нормально! — повторила она, не зная, что еще сказать.

Потом вспомнила:

— Ты кушал?

— Да, я поел. Приеду очень поздно, меня не ждите, ужинайте сами и ложитесь спать без меня. Ну пока, баб Ань! Не могу долго говорить.

— Ага-ага, пока, пока, Сашенька!

На другом конце послышались короткие гудки и баб Аня, успокоившись, довольная, что поговорила, нажала значок красной трубочки и положила сотовый на стол. Еще пару минут она сидела, смотрела на сотовый, удивляясь современной технике, а потом принялась разливать квас по банкам. Разлив квас и выставив банки на веранду под лавку, где было попрохладней, наведя порядок в холодильнике и кухне, посмотревшись в зеркало, что с ней бывало очень редко, баб Аня опять вышла во двор и села на своё всегдашнее место. Раньше она была бы мыслями на вокзале: чего и сколько приготовить назавтра, печь ли булочки с посыпкой или не печь, будет ли хорошая для торговли погода, теперь же у неё была другая забота. Теперь мыслями она была уже у золовки Варвары, но Рыжий сказал, что возможно, на этой неделе не получится уехать. А баб Ане очень хотелось обсудить с Варварой, что за мужчина приходил к маленькому Саше Николаеву в детдом и назвал её имя. Кто бы это мог быть? Она вспоминала всех родственников, которых знала, бывших соседей и ухажеров, но никто не приходил ей на ум, с кем она могла бы связать события последних дней.

Послышались лёгкие шаги и баб Аня увидела приближающихся слева Ирину Петровну с внучкой.

— Здравствуйте, баб Ань! — махала рукой Алёна.

— Ой, добрый день! — одновременно поправляя рукой юбку, кричала Петровна.

Они подошли. Петровна слегка запыхалась. Баб Аня, сощурив глаза от солнца, глядела на Алёну. Девушка была почти копией Петровны в юности, только ростом повыше. Густые, длинные, шикарные волосы девушки были скручены на затылке в хвост.

— Леночка, здравствуй! Так давно тебя не видела, а ты такая уже невеста стала.

— Ой, мы вчера к вам приходили с Ленкой, да что-то никого не было. И на вокзале три дня уже Вас нет. Думаю, не заболели ли, вот и пришли.

Петровна села рядом с баб Аней.

— Да не заболела, студент мой разве ж даст заболеть? А вчера в городе с ним была, заставил поехать, бумаги всякие подписывала, так умаялась — слов нет.

— Что за бумаги-то?

— Доверенности, на строительство дома...

Она посмотрела на внучку Ирины Петровны:

— Ну что, Лена, теперь ты, значит, студентка? Поздравляю, молодец!

— Спасибо, баб Ань. Буду врачем. Сама очень рада. Рада, что на бюджет.

Но Петровна прервала их беседу.

— А где студент-то твой?

— А вот сама не знаю, по делам уехал, сказал, что поздно приедет.

— Я вот Ленке уже рассказывала. Что родственник на вас вдруг свалился неизвестно откуда, неизвестно что ему от вас надо, неизвестно где пропадает... Жене-то хоть звонит?

Баб Аню вопрос застал врасплох. Про жену Александра она как-то забыла.

— Да нет, ни разу не слышала, что б он с ней разговаривал или звонил ей... Не знаю... И я не спрашивала, совсем забыла про неё. Она ж где-то за границей, он говорил, в Германии, што ли...

— Ну, поди поругались, да разъехались, или он сбежал от неё, а жить-то где-то надо — вот вас и нашел...

— Ну, баб, вечно ты фантазируешь, — засмеялась Алёна.

— Ой, Петровна, он мне вчера такие вещи купил, такие вещи! И в ресторане мы кушали! Пойдемте, покажу? — предложила баб Аня.

— Да мы на минутку. Узнать только. Да надо номер вашего сотового записать, у вас же есть еще сотовый?

— Ну конечно есть. Сегодня сама Саше-то звонила, получилось, — похвасталась баб Аня. — Но номер я не знаю.

— А дайте вон Алёне, она умеет с сотовым обращаться.

И они пошли в дом. Но не успела баб Аня сделать и пару шагов, как женщины услышали шум подъезжающей машины. Из внедорожника вылез глава администрации Рябинкино Павел Романович. Поздоровавшись с женщинами и бегло осмотрев баб Анин двор, он спросил:

— А где ваш студент? Поговорить с ним надо.

Баб Аня опять объяснила, что приедет поздно.

— Ну ладно, передайте ему, чтобы ко мне зашел, разговор есть.

И развернувшись, Павел Романович уехал.

— Этому-то что надо? Где деньгами пахнет, там и он, — съязвила Петровна, не жаловавшая местное начальство и не без основания считавшая Павла Романовича взяточником.

Баб Аня предложила гостям чаю. Алёна между тем занялась сотовым, сказав "крутой!" и, записав на листочек бумаги номер телефона баб Ани, включила телевизор.

Баб Аня, видя, что Петровна осталась одна, заговорщески подмигнув ей, показала рукой на комнату Рыжего. Они вместе подошли к столу и почти одновременно протянули руки к бутылке с наливкой. Весело рассмеявшись, Петровна понесла бутылку в кухню, приговаривая: "Нечего прятать, сейчас мы её оприходуем, и Ленке нальём!". Баб Аня тихонько сообщила ей, что она уже сегодня стопарик оприходовала, но только самую малость, неудобно как-то без хозяина.

— Ничего, студенты — народ добрый, всё в общей корзине. Сама студенткой была, в общежитии чего только не вытворяли. Однажды суп варили, а кухня одна на этаж была — заходи кто хочет, так пока нас, девчонок, не было, ребята из соседней комнаты суп спёрли и съели.

Из комнаты послышался голос Алёны:

— Ба-а-а, это ты про деда рассказываешь?

— И про него, и он там был, паразит! Тоже суп лопал!

Баб Аня засмеялась:

— И значит, Сергей Андреевич тоже?

— Ну, мы им потом тако-о-о-ой разгон устроили! Они нас потом тортами да пирожными задарили. Как стипешка — так и несли что-нибудь.

Рассказывая, Петровна одновременно разлила по стопочкам наливку, порывшись в холодильнике, достала сало и хлеб, а баб Аня поставила на стол тарелочку с маленькими малосольными огурчиками и включила чайник.

Приготовив таким образом закуску, Петровна первой села за стол на место Рыжего, баб Аня села на своё всегдашнее место, а Алёне велено было принести стул из комнаты Александра. Зайдя за стулом, Алёна с интересом осмотрелась, увидела гитару, спросила:

— Баб Ань, что, ваш родственник на гитаре играет?

— Ага, играет, и поёт, и вообще — на все руки мастер.

— Ну, посмотрим сначала, что он вам понастроит, — вмешалась Петровна. — А то черт его знает, что у него на уме. Но наливка хорошая. Пойдем, Лена, садись, с нами выпьешь. Алёна принесла стул, с опаской посмотрела на стопочку и вопросительно на Ирину Петровну:

— Ба, а что скажет дед?

— Что скажет, что скажет! Да ничего не скажет, если мы ему не скажем!

И добавила уже мягко:

— Не бойся, пей, я тебе разрешаю. Это наливка, она не крепкая, мы с баб Аней уже пробовали её.

— Очень вкусная, — подтвердила баб Аня. — Сказал, сам делал.

— Ну давайте, девочки, как там мужики говорят: вздрогнем!

— Не-е-е, говорят "поехали", или "ну, будем", или "на здоровье", или "за наше здоровье" — скороговоркой затараторила Алёна.

— Стоп! А ты-то откуда знаешь? Да какая разница, "будем", "вздрогнем" ... Давайте так будем, что аж вздрогнем! — симпровизировала Петровна.

Засмеявшись и торжественно чокнувшись, женщины выпили.

— Ой, она на мой вкус сильно сладкая, — поморщилась Алёна. — Такую салом не закусывают.

— А там, в холодильнике, сгущёнка есть, возьми, всё-равно к чаю доставать.

— Знаешь, Ира, Саша мне говорил, что у меня рябина хорошая, что он на зиму будет рябиновку делать, по какому-то своему рецепту.

— Ну, значит, мы первые и продегустируем. Понравится ‒ будем сами делать и на вокзале продавать. Рябина-то полезная, давление снижает.

И они заговорили о болезнях. Алёна налила им чаю, открыла сгущенку, к которой сама была равнодушна и от нечего делать пошла к телевизору. Увидев на кресле пакеты и разложенные вещи, она принесла всю охапку и спросила:

— Баб Ань, это вы хотели показать, это вы вчера купили?

— А, да-да, это всё мне Саша купил, еще обувку хотел, но подходящего ничего не было.

— Ну давайте, баб Ань, покажите-ка обнову. Это что, он всё на свои деньги?

— Ну да, тратится на меня, я ничего и не просила, — баб Аня стала надевать халат. Петровна помогла ей застегнуть пуговицы, Алёна поправила воротничёк и складочки под пояском.

— А какая красивая расцветка и Вам так идёт... Это ж в каком магазине?

— Да не знаю я, я ж не бываю в городе, уже несколько лет не была, а там всё так изменилось, столько магазинчиков и большой гастроном есть. И в ресторане мы обедали, и вкусно было — честное слово!

— Зато, наверное, и денег отвалил, за это "вкусно", — ворчала Петровна, надевая на баб Аню пуховичек. Алёна завязала по-модному платок на шее баб Ани, потом посмотрела, подумала и перевязала по-другому.

— Так лучше, посмотритесь в зеркало.

Во второй раз баб Аня увидела в зеркале себя лет на десять моложе.

— Вот, ещё если Вам причесочку сделать, или химию... — И сразу женихи начнут на шею вешаться. Надо заявку на баб Аню в передачу "Давай поженимся" послать, авось какие-нибудь 90-летние и откликнутся, — подытожила Петровна и все опять расхохотались.

— А может, Рыжий и есть жених? — Петровна встала на цыпочки рядом с баб Аней, взяла ту под руку, заложила другую руку за спину, сдвинула брови и надула щёки, изображая "жениха". Все втроём опять покатились со смеху.

— Ой, баб, не могу, у меня живот от смеха болит, — стонала Алёна. — Не смеши больше.

Баб Аня смеялась громче всех, у неё даже слёзы выступили на глазах. Она машинально полезла в карман за носовым платком, забыв, что она не в своём стареньком халате и, схватиашись за Петровну, села в кресло. Потихоньку смех уняли и Алёна достала из пакета сумку.

— Какая прелесть! — у неё это получилось почти как в кинофильме "Бриллиантовая рука", так что Ирина Петровна опять покатилась со смеху. Алёна непонимающе посмотрела на неё:

— Хорошая сумка. Такую бы и я носила. Натуральная кожа. Ну ни фига себе, 4000 рублей!

— Алёна, выбирай выражения! — Петровна успокаивалась.

— Слушайте, баб Ань, откуда у него деньги?

— Так, говорит, зарабатывает, проэкты продаёт.

— Какие ещё проекты?

— Ну, на дома. Он их придумывает и рисует на компьютере, и продаёт.

— Я смотрю, он прям слишком грамотный, и всё-то он успевает, и всё может. Прям для детдомовского редкий экземпляр.

У Алёны от удивления поднялись брови, отчего выражение её лица стало несколько высокомерным:

— Что, он ещё и детдомовский?

— Да, — подтвердила баб Аня, — рассказывал мне немного про детдом.

— У меня почему-то такие представления, что детдомовские — сплошной криминал, — с грустью в голосе произнесла Алёна.

— Ну почему, всякие дети есть. Вот из этого нормальный получился, если, конечно, не мошенник. Сколько баб Ань ему лет?

— Двадцать два будет.

— Ух, какой шустрый! И выучиться успел, и жениться, и деньги заработать! Что-то мне это всё подозрительно.

— А тебе, баб, всё всегда подозрительно, — Алёна с нежностью поцеловала Петровну.

— Ах, лучше перебдеть чем недобдеть, — с улыбкой ответила Ирина Петровна и все опять рассмеялись.

— Я Алёну-то чего привела — скучно ей, сидит дома, к клубу не хочет идти, хотя Бондарь приходил, звал. Ну, думаю, тогда к баб Ане свожу, может Рыжий будет дома, познакомятся, да и рядом. Нужно же и в будущее смотреть, контакты завязывать, а если он без пяти минут архитектор — вдруг пригодится, да по блату Алёнке дом подешевле спроектирует. Ведь в жизни всякое может быть, да, баб Ань?

— А что, и то правда. Я вон никогда и не думала, что в моём родстве такой вот парень растёт. Да если б я раньше это знала, я б его из детдома забрала.

И она продолжила:

— Мы, Петровна, собрались на этой неделе к моей золовке ехать, в Красноярск. Саша хочет видеть её, она ведь тоже теперь его родственница. Должны были уже сегодня поехать, да не получается у него.

— И надолго поедете? Проведать?

— Еще не знаю. Я, наверное, останусь, а он вернётся строить.

— Я не представляю себе, как это всё будет выглядеть с вашей стройкой...

Но Ирина Петровна не успела договорить, послышался звук подъезжающей тяжелой машины. Женщины бросились к окну и через минуту увидели тормозящий крытый грузовик. Остановившись, из машины вылез молоденький светленький парнишка и стал оглядываться, ища номер дома. По его расчетам выходило, что дом на Луговой 15 должен быть здесь. Баб Аня и Петровна поспешили во двор.

— Здрасти. Здесь живет Рощина?

— Да, я это, я.

Баб Аня вышла вперёд.

— Я заказ привез. Велено выгрузить во дворе.

— А платить что-то надо? — вмешалась Петровна.

— Не-а-а, хозяин сказал, только выгрузить и назад.

— Ну, тогда выгружай. — Ирина Петровна взяла руководство в свои руки. Из машины вылез еще парень, южанин, то ли таджик, то ли узбек, он был в тюбетейке.

— А что привёз-то? — спросила Петровна. Давай вот сюда выгружайте, — она указала на место около соседской изгороди. — Что, спрашиваю, привезли?

— А строительные материалы всякие, плитку, цемент... На ящиках написано.

И парень залез внутрь под брезент. Южанин подошёл к заднему борту, открыл его и вдвоём ребята принялись выгружать и перетаскивать ящики на место, указанное Петровной. Ящики были тяжелые и ребята часто останавливались, чтобы передохнуть. Работали молча. Минут через двадцать смуглый парень попросил воды. Сидевшая на лавке рядом с баб Аней, Петровна крикнула:

— Алёна! Принеси, пожалуйста, воды!

Через пару минут на крыльцо вышла хрупкая девушка с большой эмалированной кружкой. Парни застыли с поднятым ящиком и уставились на неё. Алёна сначала смутилась, но быстро пришла в себя и спустилась по ступенькам:

— Здравствуйте.

— Здрасти.

Парни поставили ящик на землю и южанин в тюбетейке взял у неё кружку. Алёна села на лавочку рядом с бабушкой, обмахивающейся огромным листом лопуха.

Всё время пока парень в тюбетейке пил неторопясь воду, он смотрел на Алёну.

— Красивый девушка, ещё таких не видел, — он предложил второму оставшуюся воду, но светленький отказался:

— Давай, понесли дальше!

Они опять подняли ящик и, проходя мимо лавочки, парень в тюбетейке ещё раз взглянул на Алёну.

Петровна засмеялась:

— Что, понравилась?

И повернулась к баб Ане:

— Ну что, баб Ань, пойдём мы. Теперь вы тоже можете звонить нам. Алёна, ты запиши наш номер телефона.

— А я его сейчас занесу на баб Анин сотовый.

И пока девушка колдовала в доме над сотовым, Петровна и Анна Семёновна обошли вокруг машины, заглянув за брезент. Следом ходил Савва.

— Смотрите, еще много ящиков. Это ж какие деньги надо иметь, чтобы всё купить, машину нанять, рабочих...

Тут она увидела, что из ворот дома Андалаевых выходят мужчина с девушкой и ребёнком и садятся в старенький "жигули". Следом вышел Шагдыр. Он помахал рукой отъезжающим и издалека кивнул Петровне и баб Ане. Они отошли в сторону, уступая место проезжающей машине.

Вышла Алёна.

— Баб Ань, я Вам занесла телефон под фамилией Липатовы. И на бумаге записала. Бумагу оставила в кухне на столе.

— Ну добреньке. Буду теперь звонить.

После того как они ушли, парни опять сделали перерыв и южанин спросил:

— А у эта девушка есть друг?

— Не знаю, она не здесь живёт, приезжая.

— Да не про тебя она, — сложив руки на груди, сказал светловолосый. — Давай работай, заканчивать надо.

Ребята работали еще часа полтора. За это время баб Ане по просьбе южанина дважды пришлось заваривать чай и поить работников. Потом она подписала бумагу, которую подал ей светленький и в которой было указано, чего и сколько было выгружено.

...Баб Аня не могла спать. Каждый раз, когда она слышала звуки отдалённо проезжающих машин, она выходила во двор. Но уже было темно и прохладно и в конце-концов она включила телевизор, чтобы скоротать время. Александр приехал в двенадцатом часу. Приготовленные ей для Рыжего оладушки из теста на простокваше уже остыли.

Но он с большим аппетитом поел их с клубничным вареньем. За едой он вкратце рассказал баб Ане, какие дела он "провернул", а какие еще остались на ближайшие два дня.

— В воскресенье мы можем ехать к вашей Варваре, так что можете собирать чемодан. Завтра я опять уеду, за мной утром Толик заедет, буду в райцентре. Да надо бы подарки для баб Вари купить.

— Ой, что ты! Она такая капризная, что бы ты ей не купил, ей не понравится!

— А я куплю такое, что ей понравится.

— Ну, как знаешь.

И баб Аня, в свою очередь рассказала как прошёл день, что приходили Петровна с внучкой и что Алёна записала номер телефона Липатовых, что приезжал управляющий Павел Романович и просил Александра зайти. Рыжий взял баб Анин сотовый и понажимал кнопочки, затем сверил занесенный номер с записанным на бумаге и, ничего не сказав, отправился чистить зубы. Через десять минут он уже крепко спал на полу, аккуратно поставив свой рюкзак в угол у изголовья. Баб Аня, прикрыв дверь его комнаты и выключив свет в кухне, отправилась к себе в комнату. Выключив телевизор, уже со спокойствием уснула.

Следующие дни пронеслись как один миг. Баба Аня опять ходила на вокзал торговать. Один раз с Петровной пришла и Алёна, сказала — посмотреть, но фактически она продала весь товар своей бабушки. Рыжий привёз большой чемодан на колёсиках и велел, чтобы баб Аня складывала туда только свои вещи. "Мои у меня в рюкзаке, — сказал он, — больше мне не надо". Варваре в подарок, (а заодно и баб Ане), он купил настоящую пуховую шаль большого размера и хорошего качества. На вопрос "сколько стоит" не ответил.

Познакомил Рыжий баб Аню и с мужчиной средних лет — Яковом Викторовичем, сказал, что он прораб, будет руководить строительством в его, Рыжего, отсутствие. И еще много всяких дел переделал Рыжий за дни до отъезда. Энергия его, казалось, не иссякала, а наоборот, прибавлялась. Спал он мало, сидел с баб Аней только за завтраком или ужином, всё его интересовало, везде он хотел успеть.

Билеты были куплены на пассажирский до Красноярска, который останавливался в Рябинкино на две минуты. Билеты были в купейный вагон. Бабе Ане всего раз в жизни, в молодости, приходилось ехать в купейном. Тогда езда в купейном произвела на неё неизгладимое впечатление чего-то сказочного, какого-то шика и роскоши, недоступных простым смертным.

Еще в пятницу на вокзале баб Аня позвала Петровну на блины:

— Приходите завтра вечером все вместе, с Сергеем Андреевичем, а то пока не знаю, когда теперь свидимся.

В субботу с утра сходили в баньку к бабушке Смирновой, причем в этот раз печь растапливал Рыжий, потом он сгонял в сельпо за консервами для Саввы — договорились с Петровной, что она присмотрит за котом. В сельпо продавщицы поприветствовали Рыжего уже как своего постоянного клиента, спросили, как здоровье баб Ани, предложили свежего творожка сегодняшнего, раннего завоза; спросили, не надо ли чего заказать для них с баб Аней; "по секрету" сообщили, что ожидается на следующей неделе завоз хорошего коньяка. Рыжий, чувствуя, что любопытству женщин нет предела, отвечал коротко и шутливо. Сказал, зайдёт на следующей неделе, если позволит время, и быстро, но вежливо откланялся.

Дома пересмотрели вместе с баб Аней чемодан. Потом баб Аня завела тесто для блинов и перегладила настиранное бельё. Примерно к половине четвёртого в доме был наведён образцовый порядок и вкусно пахло свежими дрожжевыми блинами, растопленным сливочным маслом и смесью еще всяких запахов, идущих в открытое окно. Погода была замечательной: сухо и тепло. Слабый ветерок шевелил листьями рябин и яблонь. Яблоки падали прямо на землю, баб Аня не успевала их собирать, да и бесполезно было бороться с таким "яблопадом", как в этом году.

Александр, в джинсах и майке, домывал ступеньки на крылечке, когда услышал позади себя голос Петровны: "А вот и мы! Знакомься Алёна".

Поворачиваясь, держа еще тряпку в руке, с широкой гостеприимной улыбкой на лице Рыжий сказал гостям "здравствуйте", весело глянул на выступавшую впереди Ирину Петровну, а потом на вышедшую из-за её спины Алёну и остолбенел. На него глядела слегка раскосыми глазами девушка с фотографии, которую он создал с помощью фотошопа, девушка, которой по идее не должно было существовать, так как он придумал её в своём воображении, просто нарисовал в подходящей программе и отпечатал изображение на бумагу.

Александр молниеносно взглянул на Ирину Петровну, а потом на вышедшую баб Аню — никакой реакции узнавания с их стороны не было, словно не они обсуждали две недели назад фотографию.

— Минуточку, всполосну руки, — улыбнулся он и вошёл в дом. Баб Аня, в фартучке, вытирая руки полотенцем, пропустив его, спросила:

— А что Сергей Андреич? Не придёт?

— Нету его. С утра уехал. Пока не приехал. Вот, баб Ань, держите. Мы с Алёной тут тоже кое-что напекли. — И она передала еще почти горячее блюдо, закрытое со всех сторон фольгой. Вышел Александр в футболке, на ходу приглаживая слегка отросшую рыжую копну.

— Знакомься Саша, моя младшая внучка Лена. Мы с дедом зовём её Алёна.

— Александр, — Рыжий подал Алёне руку. Всегда уверенный в себе и, если надо, нагловатый, тут он неожиданно для себя оробел.

— Алёна, — просто и естественно улыбнулась девушка.

Рыжий галантно пропустил женщин вперёд, но сам задержался на секунду, чтобы перевести дух. "Этого не может быть! Это же нереально!" — неслись мысли в голове. "В конце-концов это возмутительно!" Но что "возмутительно" — он не успел додумать, так как Петровна повернулась к нему:

— Чего застрял?

— Иду-иду. — Уверенность опять вернулась к нему. — Прошу вас, садитесь.

Стол был выдвинут дальше от окна и накрыт на пятерых. Быстро убрав лишний стул и тарелку, Рыжий сначала отодвинул стул и усадил Петровну, а потом и Алёну. В центре стола уже красовалась на большой круглой тарелке гора румяных блинов в окружении маленьких пиалочек со сметаной, вареньем, маслом и сгущенкой. Возле каждой тарелки стоял бокал для чая и рюмочка. Фужеров у баб Ани не было. Рядом с блинами стояла бутылка шампанского или секта — ярлык на бутылке был не на русском языке, но Алёна по сочетанию букв догадалась:

— Неужели "Вдова Клико"?

— Она самая, — ответил Рыжий, усаживая баб Аню, которая старалась пристроить блюдо с горячими пирогами с мясом, принесённым Петровной.

— Што такое? Кто вдова?

Все засмеялись и наперебой стали объяснять баб Ане, что это французское шампанское так называется, одно из самых знаменитых в мире.

— Оно ж такое дорогое! — переживала Петровна. Я его никогда и не пробовала.

— Ну вот сейчас и попробуете, о нём еще Пушкин в "Евгении Онегине" писал... писал... — Рыжий не мог вспомнить, что писал Пушкин. — Ну, не помню, не важно. Давайте выпьем за вас, за прекрасных дам!

Александр откупорил охлаждённую бутылку. Пробка при этом полетела в сторону окна, так что женщины вскрикнули, и вылетела в окно. Смех и аплодисменты были наградой Рыжему. Он быстро разлил слегка пенившееся шампанское по рюмкам, все дружно чокнулись и женщины осторожно прикоснулись к краям своих рюмок.

— Фу, кислятина, бр-р-р-р, — баб Аня трясла головой и, схватив блин, быстро стала макать его в сметану.

— Что Вы, баб Ань, это ж такое изысканное шампанское, это ж напиток богов! — Петровна открыла фольгу на своём блюде и оттуда потянуло таким вкусным мясным ароматом с базиликом. — Вот, закусывайте!

Алёна как ребёнок просто радостно смеялась, накладывая в свою тарелку всё подряд: сметану, варенье, сгущенку, блины и пирожок.

Рыжий, сделав глоток, отставил рюмку и принялся есть. Пирожки — Петровна сказала, что это эчпочмак — ему очень понравились, блины — выше всяких похвал, о чём он сразу и сообщил. Женщины — Ирина Петровна и баб Аня — тоже хвалили Рыжего за шампанское, блины исчезали один за другим.

— Вот, баб Ань, Саша, — говорила Ирина Петровна. — Когда вернётесь, придёте к нам в гости. Я вас уже сейчас приглашаю. Когда вы приедете назад? — она обращалась к Рыжему.

— Я планирую приехать в конце недели, а баб Аня пусть поживёт у сестры немного, — Рыжий наполнил рюмки женщин.

— Ну, в общем, в следующий раз у нас, — заключила Петровна. — Правда, Алёна уже уедет, но будет Сергей, а может, еще кто.

Беседа продолжалась, но больше всего говорила Петровна. Баб Аню разморило от выпитого и съеденного, она уже больше слушала и молчала, или беспричинно смеялась. Рыжий начал разливать чай по бокалам, Алёна взялась ему помогать. Она убрала всё лишнее, оставив на столе блины и варенье. Рыжий принес коробку бабаевских конфет. Сели за стол еще раз. Немного погодя сквозь кусты и штабеля строительного материала Ольга Петровна увидела, как к бабушке Смирновой подъезжает красный "Москвич".

— А! Вон Иван Иваныч приехал. В баньку, наверное, или детей привёз.

Слышно было, как у машины пооткрывались двери и оттуда повылазили дети. Дети сразу же сначала подошли к участку баб Ани и стали громко обсуждать, что стройки добавилось, больше стало ящиков всяких.

— Дети, идите сюда! Что-то вам дам.

Даша первая увидела Ирину Петровну и подошла к окну. Ирина Петровна, перегнувшись через оконную раму, дала каждому по блину.

— Ой! — воскликнула Алёна. — Бабушка сейчас вывалится в окно! Надо её держать! Она попыталась обнять Петровну за талию, а Рыжий стал помогать ей и, вдвоём ухватив попу Ирины Петровны, стали тянуть её назад в кухню.

— Как будто репку тянем, — смеялась Алёна. — Жаль, нет видеокамеры!

За детьми пришёл Смирнов:

— Что празднуем?

— Ничего, блины едим! Заходи, Иван Иваныч, тебе тоже нальём! И блин дадим! — кричала Ирина Петровна.

— Блин!!! И блин и выпить дадите? Тогда сейчас приду, детей вот только сдам под расписку!

Он увёл детей. Алёна прибрала посуду на столе, налила в широкий тазик горячей воды и принялась её мыть. Рыжий принёс и завязал ей сзади фартук, взял кухонное полотенце и стал вытирать тарелки и бокалы.

— Вот, правильно, а то сейчас Смирнов придет, а чистой-то посуды нет, — Петровна включила телевизор и вместе с баб Аней уселась на диван.

Быстро переполоскав всю посуду и прибрав на столе, Алёна предложила:

— Что, прогуляемся?

— Давай!

Рыжий зашёл в комнату баб Ани и сказал, что он с Алёной немного погуляют.

— Давайте! Потом нам на гитаре поиграешь...

Петровна устраивала себе подушку под спину, а баб Аня, похоже было, задремала на своей кровати.

— Как их развезло от "Клико", — засмеялась Алёна, спускаясь с крыльца. Вышли на Луговую, Рыжий предложил идти в сторону леса.

Было хорошо, пахло скошенной травой. У Андалаевых были открыты ворота, но во дворе никого не было. Они остановились напротив открытых ворот:

— Я у них никогда не была, но знаю, что Шагдыр занимается траволечением, мне бабушка говорила. Она была у них и покупала какую-то настойку, когда у неё болел желудок. В прошлом году это было. Ей помогло. Вон, смотри, у них там — во-о-он, подальше, расстелен брезент на земле, а на нём много всякой травы. Сушат, наверное, для настоек.

— А тебе сколько лет? — вдруг ни с того ни с сего, совершенно не в тему, спросил Рыжий, думая о чем-то своём.

— Мне семнадцать. В мае будет восемнадцать. А тебе?

— Двадцать один. И, переходя на тему начатого Алёной разговора, спросил:

— Интересует тебя народная медицина?

Они медленно двинулись дальше в сторону лесочка.

— Угу. Я тоже начала собирать в здешнем лесу травы и ягоды, немного насушила. Они здесь экологически чистые. Перед отъездом хочу сходить к Шагдыру, попросить, чтоб рассказал про разные настойки. Если что — заплачу ему. Мне папа дал немного денег, да сама я весной в больнице чуть-чуть заработала, после школы да в выходные нянечкой подрабатывала...

Рыжий был изумлён:

— Ты?! Нянечкой в больнице?!

Они остановились.

— Да-да! — засмеялась Алёна. — Представь себе! Хочу хорошим, настоящим врачем стать — не за деньги и должности, хочу для людей хорошим врачем быть. Хотелось бы кардиологом стать, если получится. У меня другая бабушка — папина мама — сердечница, тяжело ей, больной-то, а медицина не так уж и быстро в области кардиологии движется... За границей, конечно, тоже хотелось бы поучиться, посмотреть, а какая у них там медицина, потому что то, что пишет пресса — это одно, а мне нравится обо всём судить самой, самой всё смотреть. Меня папа обещал поддержать финансово, если что.

— А кто у тебя папа?

— Он управляющий одной из новосибирских компаний, всего добился сам, но баб Ира его не очень-то любит, считает слишком гордым. Еще у меня старшая сестра есть. Она характером — в деда Сергея. Я внешностью и характером на баб Иру в молодости, как говорят, сильно похожа, а сестра — на деда. Но профессию она выбрала — экономист, как баб Ира.

Рыжий слушал Алёну, её переход от одной темы к другой, её описание собственной семьи и улыбался. Искренность и простота её обращения импонировали ему. Он никогда ещё не был близок с девушками, сознательно их игнорируя как некую помеху к достижению своих целей. У него были друзья, свои планы в жизни, но женщинам как-то в его планах не было места. Просто он о них не думал, не обращал на них внимания и не доверял им. Он боялся влюбиться! Наученный горьким опытом в детдоме относиться ко всему настороженно и с недоверием, а особенно к коварному женскому полу, Александр, найдя родственников в лице баб Ани и её золовки Варвары, создал в голове модель обустройства своего родного дома, своей родной семьи, которых у него никогда не было. И несмотря на то, что он понимал наивность своих планов в отношении пока что двух бабулек, он не хотел отступать от запланированного, верил в себя, свои силы, верил в то, что у него всё получится, что в нужные моменты придут нужные знания, и появятся в его жизни нужные люди. Но энергия для достижения благих целей должна подпитываться из благих источников, помыслы должны быть чистыми, мысли ясными, а это значит — никаких женщин, никакой любви!

По дорожке Рыжий с Алёной дошли до леса, подобрали прутики, чтобы отгонять комаров, молча посидели на рядом стоящих пнях и, когда Алёна начала расчёсывать ногу, решили идти обратно.

— А ты, значит, заканчиваешь институт в этом году, — не то утвердительно, не то вопросительно сказала Алёна.

— Да.

— Скажи, а кредиты на строительство дома для баб Ани ты тоже брал?

— Угу.

— А как собираешься выплачивать?

— Найду способ. Заработаю в конце концов.

— Но это так всё ненадежно... Это же нельзя предвидеть, что может произойти, а кредиты надо выплачивать.

— Я об этом — о том, что может произойти, и не думаю.

— Но всё-равно, человек может серьёзно заболеть...

— Тогда приду к тебе лечиться.

Оба засмеялись. Проходя опять мимо дома Андалаевых, увидели на другой стороне улицы, там, где уже за домом баб Ани начинался большой луг до самого пруда, самого Шагдыра. Он ходил наклонившись с мешком по лугу и что-то высматривал в траве.

А у дома баб Ани веселье продолжалось. Иван Иваныч сидел рядом с Ириной Петровной на лавке, там, где любила сидеть баб Аня и что-то весело рассказывал. Вокруг его внуки играли в прятки. Самой баб Ани не было.

— Спит! — сообщила Петровна. Недалеко от них, прислонившись к одной из палет с ящиками и кирпичами, стоял Юрка Бондарь. Он подождал, когда Алёна с Рыжим подошли поближе.

— Привет! А я пришёл к тебе, — обратился он к Алёне. — А тебя нет. А твой дед сказал, что ты у баб Ани. Ну, я сюда пришел, вот тебя жду. Пойдём сегодня в клуб? Пока погода хорошая и дождей нет. Я музыку притащу — классные альбомы, твои любимые группы. Дискотеку устроим...

— Юра, знакомься. Это Саша, будущий архитектор. Баб Анин родственник.

Ребята пожали друг другу руки и Рыжий, сказав "я сейчас приду", оставил Алёну с Бондарем. Он зашёл в дом, увидел в кухне на столе пустую бутылку "Клико" и пустую бутылку от вишнёвой наливки. Баб Аня мирно спала на диване под работающий телевизор.

В кухню зашла Даша:

— А ты играть сегодня будешь на гитаре?

— А ты хочешь, чтобы я играл?

— Да, я петь хочу.

— Ну, тогда бери гитару, только осторожно, и неси к лавочке.

— А где она?

— А там, найдёшь.

Рыжий посмотрел, как Даша с большой осторожностью взяла гитару и почему-то на цыпочках понесла её во двор.

Помыв руки, и слегка причесавшись, Александр вышел минутой позже. Петровна подвинулась к краю и он сел на середину лавочки, Смирнов пересел на дрова напротив.

— Дядь Саша будет играть! Дядь Саша будет играть! — кричали дети и хлопали в ладоши. Алёна с Бондарем по-прежнему стояли у палеты и обсуждали какие-то свои проблемы.

Рыжий сначала настраивал гитару, потом взял пару аккордов, остановился и спросил стоящую рядом Дашу:

— Ну, с чего начнём?

— М-м-м.... — Даша секунду подумала и выпалила: "Шар голубой"!

— Начинай, Дашка, мы подпоём! — сказала Ирина Петровна.

И Даша начала. Подошли меньшие, Лиза и Саша, они знали лишь половину слов, присоединился и Смирнов-старший, и Ирина Петровна, и Рыжий. И хор из взрослых и детских голосов радостным маршем пронзил улицу Луговую. Стоящие поодаль Алёна и Юрка, слушая этот нестройный хор, в котором неимоверно звонкий голос Даши старался перекрыть все другие голоса, сначала хохотали, потом подошли поближе, сели на брёвна рядом с Иван Иванычем и тоже стали подпевать.

Из-за шума и хохота никто не услышал как пришли новые гости. Натка и Марина, разодетые в пух и прах, громко поздоровались, входя во двор. Натка, увидев Юрку Бондаря и Алёну, подсела к ним и своим низким голосом стала жаловаться:

— Юра, мы были у тебя, твоя мама сказала, что ты пошёл к клубу, ну — мы тоже туда, а там никого. Потом эта новая продавщица, Галка, сказала, что видела, как ты в сторону Луговой пошёл. А что здесь за праздник, по какому случаю собрались?

Она оглядела всех присутствующих, увидела Петровну и кивнула ей персонально, сказав "здрасти".

— Да здесь просто посиделки, — смеясь ответил Смирнов. — Спонтанно вот собрались и поём.

— Да поели, попили и поём, — добавила Петровна.

Рыжий тем временем перебирал аккорды, прислушиваясь к общему разговору и одновременно следя глазами за тем, как прыгают на одной ноге дети. Неожиданно он поймал на себе взгляд Марины. Она не стала садиться и стояла, глядя на всех с высоты своего невысокого роста.

— Ну, что скажешь, Ма-рина? — обратился Рыжий к ней с вопросом. От неожиданности Марина покраснела и спряталась за подругу. Все засмеялись.

— Эх, последние дни каникул, вот и осень, и школа, — проговорил Смирнов. — Ох, как бы я щас пошёл с удовольствием в школу, прям поскакал бы в школу! Стал бы отличником!

— Дядя Саша, я в школу иду в этом году, — похвасталась Даша. — У меня уже всё для школы есть...

— Ну, давайте тогда что-нибудь про школу споём, — предложила Петровна. Начали вспоминать.

Но Рыжий выбрал песню сам. Он начал наигрывать и насвистывать "В первый погожий сентябрьский денек", "робко входил я под школьные своды" — подхватила Петровна, "татата-ратата — тарарара" подпел Смирнов, "так начинаются школьные годы". Слов не помнили, а молодёжь такую песню и не слышала и не знала, так что песня заглохла.

Из дома вышла заспанная баб Аня и, увидев, что её место рядом с Александром на лавочке свободно, села, с улыбкой глядя на всех и время от времени позёвывая в платок, лежащий у неё на плечах.

Шум усилился и, пока Рыжий в задумчивости перебирал различные песни, народ разговаривал кто про что.

Натка повернулась к Алёне:

— Я думала, ты зайдёшь, как приедешь, а ты, говорят, уже неделю здесь, а что ко мне не зайдёшь?

— Пока не могла, бабушке помогаю, но собиралась завтра зайти, я тебе помаду хорошую привезла.

Начинало смеркаться.

Тут Рыжий заиграл что-то новое, при этом он пристукивал ладонью по гитаре и после проигрыша зазвучал его приятный, слегка с хрипотцой, голос:

Хочешь, я тебе скажу,

Ничего не утаю,

Очень крепко обниму,

Как же я тебя люблю.

Этот вечер золотой

Познакомил нас с тобой.

Столько лет тебя искал,

О такой всю жизнь мечтал.

Красная рябина, рябина, рябина

Под моим окном все грустила, грустила.

Улетело теплое лето, а осень

О любви моей ничего и не спросит.

Ты теперь всегда со мной,

Как за каменной стеной.

Посмотри в мои глаза,

Как же я люблю тебя.

Красная рябина, рябина, рябина

Под моим окном все грустила, грустила.

Улетело теплое лето, а осень

О любви моей ничего и не спросит.

Улетело теплое лето, а осень

О любви моей ничего и не спросит.*

Все мгновенно притихли, а Даша большими немигающими глазами смотрела на Александра, замерев около него. И даже Лиза с Сашей перестали играть и, сев прямо на траву, слушали, открыв рты.

Рыжий пел и казалось, на Луговой всё и вся слушает его. Он же просто пел, песня соответствовала его настроению. Вдруг его глаза встретились с глазами Алёны. Она опустила ресницы. Чисто подсознательно, Александр тоже перевёл глаза на сидевшую рядом с Алёной Нату. Но Ната взгляд не отвела и Рыжий, встряхнув своей густой копной, закончил песню, смотря перед собой и отбивая такт ногой.

Когда он кончил петь, еще несколько секунд стояла тишина, а потом Петровна тихонько сказала "браво" и все захлопали. Баб Аня цвела от счастья. Она прижалась головой к правому плечу Александра, взяла его под руку и весь её вид говорил: "Это мой Саша. И я его люблю и никому не отдам".

Александр без всякого перерыва начал играть вступление к песне "Стою на полустаночке". Теперь уже центром внимания стала Даша.

Даша еще не кончила петь, как издалека послышались пьяные голоса и враскачку, руки в брюки, ко двору баб Ани подходили двое.

— Ой, это ж Лёшка Максименко с кем-то, — она зашептала Рыжему: "Пьяница и бездельник, уголовник, ты держись от него подальше, не связывайся с ним".

— Э! Народ! Это чо, клуб сюда, что ли, переехал? — заорал Максименко.

— Гы-гы-гы! — пьяно хохотал его товарищ.

Народ молчал.

— О-о-о-о, — протянул Максименко. — Смотри, Петюня, какие красотки здесь. Все, блин, здесь! Наташка, бля, ты чо здесь делаешь?

— Не твоё дело! — зло ответила Натка.

— Я смотрю, этот архитект здесь всё будто мёдом обмазал, девчонок наших переманивает. И стар и млад, как сказал поэт — гы-гы-гы! — всех к себе клеит.

— Слушай, ты, поэт! — Рыжий спокойно встал, осторожно убрав баб Анину руку у себя с плеча и передав ей гитару. — Или веди себя прилично, или вали отсюда!

— Это мы щас посмотрим, кто повалит! Думаешь, никто не знает, что ты под видом архитекта приехал сюда, чтобы бабку надуть, да её участок себе захапать? Да?

— Это — не "бабка"! Это — Анна Семёновна, запомнил? Анна Семёновна! Моя бабушка. МОЯ, не твоя, понял?

Рыжий подошёл к нему ближе. Подошёл ближе, гогоча, и приятель Максименко — Петюня. Назревала драка.

— Саша, он провоцирует тебя, не связывайся с ним, — Ирина Петровна встала со своего места. — Слушай, Максименко, иди домой! Идите, ребята, домой!

— Мамаша, — Максименко едва взглянул на Петровну. — Мамаша, не встревай, когда разговаривают мужики, как сказал поэт!

— Гы-гы-гы!

— Я смотрю, ты русскую поэзию хорошо знаешь. Иван Иванович, уведите детей, мы сейчас о поэзии говорить будем!

Баб Аня, скорее схватив Лизу и Сашу за руки, потащила их в дом. Смирнов прикрикнул на стоящую Дашу и она испуганно пошла за баб Аней.

Рыжий не смотрел по сторонам, но чувствовал, что народ в лице дам, Смирнова и Юрки Бондаря окружил его. Максименко был на голову ниже Александра, тощ и пьян. Но зато Петюня, который постоянно гоготал, был крепок и широк в плечах. И в руках у того была бутылка.

Рыжий еще не вставая с лавки оценил ситуацию. Парни не представляли опасности, если у них не было в карманах какого-нибудь холодного оружия. И, по его мнению, они бы побоялись в открытую, при всех, затеять что-то серьёзное. Разборка требовала мирного диалога. Но драку спровоцировала, как ни странно, бабушка Смирнова.

Занимаясь во дворе хозяйством и баней, она прислушивалась к тому, что происходило за забором. Калитка была открыта. Она слышала весёлый смех, пение, приятный голос Александра, слышала, как пела Даша, а потом вдруг после минутной настороженной тишины пьяное гоготание. Зная, что Смирнов-старший тоже мог крепко выпить и помня о том, что во дворе баб Ани он находился с детьми, ей стало неспокойно. Взяв свой костылёк, который был всегда при ней, она, обойдя красный "москвич", и подошедши, прихрамывая, к дворику баб Ани, оказалась сзади, невидимая для всех из-за палеты с кирпичами. Уже было довольно темно и, не разглядев, кто есть кто, но увидев издалека, что баб Аня тащит детей и что после того как в дом вошла Даша, дверь захлопнулась, она, по-своему поняв ситуацию и недолго думая, огрела стоящего сзади гогочащего парня своим костыльком по спине.

— Эт-то еще кто? — басом заголосил парень, устрашающе медленно поворачиваясь к ней лицом. Увидев перед собой божий одуванчик, он грязно выругался и замахнулся на неё бутылкой. Одновременно Рыжий, оттолкнув стоящего на пути Максименко, с быстротой молнии кинулся к Петюне и успел перехватить его руку с бутылкой, но при этом сам стукнулся рукой о палету с кирпичами. Бутылка разбилась, в воздухе запахло спиртом. Закричали женщины, так как они видели, что сзади на Александра прыгает Максименко. В последнюю секунду Рыжий успел уклониться в сторону и Максименко повис на Петюне. Сзади, крикнув "Мать, отойди!", пытался схватить обоих Смирнов-старший. Юрка Бондарь, сам небольшого роста, не зная как лучше помочь товарищам в драке, попытался подставить подножку Петюне, но наткнулся на его тяжёлый кулак. Удар пришелся в живот и Юрка согнулся пополам от боли. Девчонки завизжали. Алёна и Натка стали тянуть его в сторону от палеты, на траву, Марина трясущимися руками пыталась достать из сумочки мобильник, чтобы вызвать Кулёму или дежурного милиционера. Рыжий закричал: "Марина, не звони!". Сам он понял, что этот накачанный Петюня c "убойным" кулаком не остановится. И решил идти, что называется, "ва-банк".

Далее всё произошло настолько молниеносно, что из присутствующих никто ничего не понял. Каким-то неуловимым приёмом, движением, Рыжий с большой силой столкнул Петюню и Максименко лбами, послышался мат и стон и оба оказались лежащими на земле по всей видимости без сознания. Рыжий тихо попросил Алёну принести из его комнаты фотоаппарат и пока она ходила в дом, перевернул обоих хулиганов на спину.

— Кто этот Петюня? Кто-нибудь его знает?

Народ пожал плечами.

— Не наш это, не поселковый. Я его никогда не видела, -сказала Петровна. Девчонки тоже пожали плечами: "Наверное из райцентра".

Алёна принесла фотоаппарат и Рыжий при вспышках сделал несколько снимков лежащих на земле.

— Сейчас они будут очухиваться, — сказал он и слегка пнул Петюню ногой. Петюня открыл глаза и его ослепила вспышка фотоаппарата. Он опять грязно выругался. То же самое Рыжий проделал с Максименко.

— А теперь убирайтесь оба. Будете кричать — заткну рот.

Вместе со Смирновым он помог им встать. Парни не соображали, где они и что с ними, причем все увидели, что лицо и руки Петюни немного в крови — он упал на осколки разбитой бутылки. Бельевой верёвкой парней привязали друг к другу, обмотав вместе с руками, заложенными за спину, но обмотали так, что те могли медленно идти, словно приклеенные друг к другу.

Алёна спросила тихонько: "Может, я этому Петюне раны обработаю?" Ей никто не ответил и она не стала настаивать.

— Идите! — подтолкнул их Рыжий и, выведя с участка баб Ани за палету с кирпичами, повернул их налево и сказал: "Туда! Домой! Ясно?".

После того как парни скрылись из виду, все притихли и как-будто застыли. Один лишь Рыжий вел себя так, будто ничего не случилось. Со словами "нужно убрать стекло", он пошёл за совком и веником. Вышли дети и баба Аня. Бабушка Смирнова, усевшись на лавку с видом выполненного долга, сказала: "Надо бы им еще раз накостылять, что б неповадно было!".

И тут всех прорвало! Сказалось нервное напряжение, которое требовало разрядки. Смеялись до слёз, до коликов в животе. Потом начали представлять, как оно всё было.

— Мария Ивановна, Вы знаете, что вы — зачинщица драки? — сквозь смех спрашивала Ирина Петровна. — Если б вы не ударили этого, как его — Петюню (боже, какая кликуха!) костылём, ничего бы, может быть, и не было!

Сначала растерянно, а потом победоносно бабушка Смирнова потрясла костылём: "Мало им еще, мало"! Все опять засмеялись.

— А ты, Саш, молодец, — промолвил Юрка Бондарь, сидя на траве. Рыжий в потёмках на коленях собирал стёклышки и словно бы не слышал.

Натка, сидя на брёвнах и качая ногой спросила:

— Тебе помочь?

— Да наверное сегодня бесполезно. Завтра при дневном свете надо собрать. Мелкие крошки всё-равно не видно, — он встал с коленей. — Но за "помочь" спасибо.

— Что, домой сегодня никто не собирается? — раздался зычный, командирский голос и показался Сергей Андреевич. — Что у вас здесь происходит? Какие-то связанные мужики к центру идут, мне навстречу попались... Не вы ли, случайно, их связали?

— Да, тут така-а-а-ая драка была! — маленький Саша Смирнов крутился перед Липатовым, взахлёб рассказывая то, что он видел из окна. — Дядя Саша ка-а-ак даст ему, а он бутылкой ка-а-а-ак замахнётся, а потом они упали и дядя Саша связал их и они пошли.

Все опять засмеялись. Липатов покрутил головой, не понимая, это шутка или всё было на самом деле. Тут Петровна встала со скамейки:

— Пойдёмте домой, уже поздно, дома всё расскажем. Алёна! — позвала она. Но Алёна уже была рядом. Она светила фонариком, который принёс с собой Липатов. Подошла баб Аня и тихонько зашептала: "Серёжа, блинов-то не осталось, ты уж извини. Сами поели, да детей, да гостей угостили, я тебе как приеду — спеку".

— Ну что Вы, Анна Семёновна, извиняетесь. Это я должен извиняться. Не смог сегодня прийти, очень занят был. Да дома у нас пирожки с мясом есть, так что с голоду не умрём.

Он взял Алёну под руку, с другой стороны прицепилась Петровна и они, сказав всем "Спокойной ночи", ушли.

За ними ушли Юрка Бондарь, Марина и Ната.

— А здесь веселей, чем в клубе, — лукаво посмотрев на Рыжего, сказала на прощанье Ната. Рыжий усмехнулся:

— Ну, приходите ещё.

— Ну и мы пойдём, дитям спать надо, — бабушка Смирнова встала со скамейки. — Пойдём, Ваня.

— Ох и весело у нас стало — давай, Сань, заходи. — Смирнов-старший обменялся рукопожатием с Рыжим и баб Аней и компания медленно удалилась под крики детей, изображающих индейцев.

Оставшись одни, посидели молча на лавочке. Видно было, что баб Аня переживала происшедшее. Помолчав с минуту, она прижалась к Рыжему и сказала:

— Теперь я за тебя, Сашенька, бояться буду. Вдруг они будут мстить? Этот, Максименко, он сидел за драку, стало быть бывший зэк. Никогда его тут не было, он живёт на другом конце, там где железная дорога, и чё он сюда припёрся, да еще с этим придурком? Как сериалы посмотришь — везде эти зэки мстят, особенно когда напьются. И этот будет, я думаю.

— Ну, будет, так еще получит, но уже покрепче. А вы, баб Ань, поменьше смотрите криминал. Или Вам интересно смотреть?

— Ну а что же смотреть-то, смотреть-то больше нечего, у меня мало каналов и хороших фильмов показывают мало.

— Ну ладно, пойдёмте тоже укладываться, завтра ехать, — Александр встал и пропустил баб Аню вперёд.

По телевизору начиналась программа "Время" и баб Аня, прибрав в кухне после детей, легла в постель и некоторое время слушая новости. Когда же Рыжий зашёл в её комнату пожелать ей "спокойной ночи", она уже спала, слегка похрапывая, а по телевизору шла N-ая серия какого-то детектива. Он выключил телевизор и пошёл чистить зубы. Но свет в его комнате горел еще до полуночи.

По расписанию поезд останавливался в Рябинкино в 16:45 местного времени, а прибывал в Красноярск утром следующего дня. Баб Аня с утра была как на иголках. Последний раз она ездила к Варваре лет пять назад. Она страшно боялась дороги. Она боялась сесть не на тот поезд, боялась опоздать, боялась подозрительных людей, боялась, что у неё украдут или чемодан или деньги, боялась городской обстановки, дороговизны такси, цыган, боялась заблудиться в незнакомом городе и много чего еще боялась Анна Семёновна в поездках. Рыжий инструктировал её, как себя вести, если случайно они потеряются, и вообще, сказал ей, что она должна быть спокойна и делать всё как он велит и — "никакой самодеятельности!". Баба Аня поддакивала и согласно кивала головой. Она собирала на дорогу питание для себя и Рыжего: сварила яички, упаковала огурцы и помидоры, ломоть хлеба, оставшиеся пирожки с мясом.

Запасной ключ от дома Рыжий отдал Липатовым.

В половине одиннадцатого неожиданно зазвонил сотовый баб Ани. Рыжий бросился к лежащему на столе телефону и услышал голос Сергея Андреевича. Липатов предложил довести их до вокзала, потому что погода портилась, небо было серым и возможен дождь. Рыжий горячо поблагодарил его, обрадовавшись, что баб Ане не надо идти пешком. Договорились на четыре часа.

К половине четвёртого баб Аня была полностью готова к поездке. Она сидела на диване, гладила Савву и поправляла платок на голове. На ней была добротная длинная шерстяная юбка, длинный вязаный кардиган, купленный Рыжим, а рядом стояла её новая сумка, в которой лежали кое-какие вещи, среди них и безымянная иконка со стены, немного денег, лекарства, очки, сотовый, и разные мелочи, нужные в дороге для женщин её возраста.

Чемодан стоял у порога, там же лежал рюкзак Рыжего, на нем — цыфровая фотокамера. Сам Рыжий ходил по саду-огороду, смотрел — не забыл ли чего сделать. В начале пятого подъехал Липатов на почти новом внедорожнике "Тойота", с ним приехала и Алёна. Она подала баб Ане еще тёплый на ощупь пакет:

— Там бабушка вам на дорогу курочку пожарила, она в фольгу завёрнута.

— Ой, милые вы мои, да зачем столько хлопот, — начала было баб Аня, но Рыжий бросил коротко:

— Кладите в сумку, выходим!

Присели на дорожку, погрузили чемодан. Рыжий сел в машину спереди, на место пассажира, а Алёна, сказав, что тоже поедет проводить — рядом с баб Аней на заднее сиденье. Липатов спросил Рыжего, заводя машину:

— У тебя есть права?

— Права-то есть, да машины нет. Иногда беру у друга, у него старый жигулёнок.

Доехали быстро. Всю дорогу баб Аня с изумлением смотрела в окно. Ей казалось, что Рябинкино из окна выглядит как-то по-другому. Липатов и Алёна проводили их на перрон, где, похоже, они были единственными пассажирами на этот поезд. Александр сходил в кассу, узнал, что поезд почти не опаздывает, до его прихода оставалось 8-10 минут. Прикинули, где должен остановиться пятый вагон и переместились поближе к тому месту. Александр, не снимая фотоаппарат с шеи, где он висел на длинном ремне, сфотографировал группой баб Аню, Липатова и Алёну, потом одну баб Аню, потом Липатова с Алёной. Оказалось, что Алёна тоже взяла с собой цыфровой фотоаппарат, только маленький. Он помещался у неё в огромном кармане длинного жакета. Она сделала пару снимков. Стали прощаться. Липатов пожелал удачной поездки, пожал Рыжему и баб Ане руки, сказал Алёне: "Буду ждать тебя в машине" и ушёл.

— Ну ладно, до свидания. Может быть когда-нибудь встретимся в Новосибирске, — с лёгкой улыбкой, скороговоркой проговорила Алёна. Уже показался электровоз и приходилось напрягать голос.

— Может быть, — кивнул Александр. — Приятно было с тобой познакомиться. И твои бабушка с дедушкой классные люди.

— Я и сама классная! — Алёна говорила это уже на бегу, так как пятый вагон остановился несколько метров дальше и баб Аня сразу запаниковала, потянула Рыжего за рукав. Пока они подходили, проводница открыла дверь, посмотрела на протянутые Рыжим билеты и сказала: "Стоим мало, поднимайтесь быстрее, провожающим не заходить". Рыжий подсадил баб Аню, потом поставил на площадку в тамбур чемодан и поднялся сам.

— До свидания Алёна. Ещё увидимся!

Алёна помахала рукой и через минуту поезд тронулся.

Рыжий вернулся в конце недели один и развернул бурную деятельность. Он договорился со Смирновыми о временном складировании баб Аниного имущества, с которым она не хотела расставаться, во флигельке дома бабушки Смирновой, который наполовину пустовал. Все вещи были тщательно упакованы. Смирнов-старший со своим красным "москвичом" помог ему. К началу школы вернулись соседи баб Ани, проживающие слева от неё — семья Комаровых с двумя детьми. Старшему мальчику шел 11-й год, младший ходил в детский сад. Комарова Светлана — так звали соседку — работала воспитателем в поселковом детском саду, а её муж — у Липатова в фермерском хозяйстве. Они очень удивились, когда вернувшись, не увидели баб Аню, которая обычно сразу выходила из своего домика, чтобы поприветствовать соседей, а для пацанят у неё всегда были или пирожки, или булочки с посыпкой. Познакомились с Рыжим. Он давно заприметил стоящий у них во дворе сарайчик, спросил, что они там хранят, нет ли места для баб Аниной мебели. Соседи оказались понимающими. В сарае хранятся дрова, но мебель на время тоже можно поставить. Вся основная работа по освобождению дома была сделана Рыжим за двое суток. И встал вопрос, где ему ночевать во время строительства. Александру было неудобно обращаться к кому-либо из соседей. Хотя и Смирновы, и Липатовы вроде бы относились к нему неплохо, в Рябинкино он не был своим. Он уже решил было идти к начальству, просить ключи от клуба, заплатить за жильё сколько скажут, там где-нибудь перекантоваться, пока не будет возведена "коробка", но как это часто бывает, помог случай.

В воскресенье вечером, копаясь в саду и делая последние приготовления к начинающемуся с утра сносу дома, Рыжий увидел стоящего напротив того места, где раньше была калитка, Шагдыра. Заложив руки за спину, он внимательно рассматривал дом. Рыжий направился к нему.

— Амыр менди, — Шагдыр подал руку.

— Менди чаагай, — пожал её Александр.

У Шагдыра от удивления брови полезли на лоб.

— Откуда знаешь тувинское?

— Не, не знаю. Только приветствие. Где-то в интернете вычитал, запомнил.

Шагдыр, смотря на дом, начал рассуждать:

— Значит, строить новый дом будешь? Значит старый сносить надо.

— Да, завтра начнём снос. Если всё пойдет как надо. Люди с утра должны приехать, техника. Но думаю, что проблемы еще будут.

— Не жалко сносить? Баба Аня сама с мужем этот дом строили.

— А вы были внутри дома? — вопросом на вопрос ответил Рыжий. — Дом долго не простоит, всё сгнило. Я всё пересмотрел, перекрытия, стены. Или капитальный ремонт нужен, или новый дом. Решили — новый, хотя, конечно, баб Аня не очень хочет, привыкла к этому, ей его жалко. Но она стареет, и дом тоже. В таком жить — это уже опасно для жизни.

Шагдыр, слушая, утвердительно качал головой: "Значит, завтра сносить... А может, оно и лучше..."

— А ты сам-то где будешь жить?

— Честно сказать — негде, еще не знаю, завтра посмотрю. Если тепло будет как сейчас, то автобусик пригоню — пока в нём поночую. Надо быстро строить, пока тепло. По крайней мере фундамент залить.

— А давай ко мне — ночевать, а? И стройка рядом, и жена будет рада гостю. А?

Рыжий улыбнулся:

— В доме не хочу ночевать, если б сарай какой был.

— А есть, есть сарай. Раньше там коров держал, теперь там сено и трава сушеная.

— А не помешаю?

— Я тебе доверяю. Я чувствую — ты человек хороший.

— Мне бы только ночевать — больше ничего не надо.

Договорились. Затем перетащили к Шагдыру еще оставшийся холодильник и продукты. Дом у Шагдыра был побольше, чем у баб Ани, тоже деревянный. Но вход был под навесом, выполнявшим ранее, наверное, функцию большого загона для скота или как хозяйственное помещение. Там уже была розетка и в неё включили холодильник. Рыжий попросил Шагдыра не стесняться и съедать всё, что есть в холодильнике.

В дом, однако, Шагдыр Рыжего не пригласил.

Двор у Андалаевых был большой. Позади дома — со стороны дороги не видно — коровник и выход на другую сторону улицы, даже уже не улицу, а пустырь на краю Рябинкино. У Шагдыра было своё хозяйство: куры, утки, корова и бараны. Была и крупная дворняга по кличке Султан. И повсюду — сушеная трава. Висела снопами на заборе, столбах, свалена на брезенты под открытым небом и под навесом.

— Это для лечения? Настойки делаешь, народные лекарства? — спросил Рыжий.

— Да, лечу людей травами и заговорами, — нехотя ответил Шагдыр.

— Ну и как, помогает людям?

— Помогает-помогает.

Вернувшаяся с вечерней дойки Дарый предложила Рыжему парного молока, приготовила ему хорошую постель на сеновале и принесла курт: "Делаем сами из коровьего молока, так как коз у нас нет. Попробуй! Не понравится — не ешь".

И уже около десяти вечера позвонила баб Аня:

— Родненький ты мой, ну как ты там? Что-то хоть есть у тебя покушать? У кого ты ночуешь?

Она сообщила, что у них всё нормально, никак не наговорятся. Узнав, что Рыжий ночует у Шагдыра, очень удивилась: "Это значит, у него к тебе особое расположение". И предупредила: "Он человек непростой, скрытный. Ты ничего и не спрашивай. Ночуй себе и всё". Рыжий обещал слушаться баб Аню и на том разговор закончился. Некоторое время он еще посидел за компьютером и потом уснул.

Спал Рыжий как убитый и проснулся около шести утра под блеяние овец, мычание коров, кудахтанье кур и лай собак. Запах сена и разных трав был смешан в воздухе. Сюда же еще добавлялся запах навоза. У баб Ани, не державшей в последние годы никакого домашнего скота, эти запахи были притуплены или почти не ощутимы. Здесь же Рыжий сполна прочувствовал, что это всё-таки деревня. И хотя дома баб Ани и Андалаевых находились недалеко друг от друга, это было как если бы сравнивать дачу недалеко от города и настоящую деревню.

Дверь в сарай была слегка приоткрыта, в неё падала полоса солнечного света и за ней, поскуливая, вертелся Султан. На столе на льняном полотенце лежали хлеб, варёные яйца и самодельная тувинская колбаса. Стоял термос.

Рыжий вышел умыться. Хозяев он не увидел, его приветствовал лишь Султан, бегающий по двору без цепи.

Позавтракав тем, что принесла Дарый (колбасу он как-то не распробовал, была она очень специфична, но зелёный чай в термосе был превосходен!), Рыжий сделал пару звонков, надел свой рюкзак, захватил фотоаппарат и направился к дому баб Ани.

К восьми часам стала подъезжать заказанная им техника, подъехал прораб, экскаватор и минибусик с бригадой рабочих. Огородили высокой сеткой участок баб Ани от соседского участка, в целях безопасности, всё-таки двое детей Комаровых жили по соседству — и работа закипела.

...К концу рабочего дня от баб Аниного дома осталась только груда строительного мусора. Савва ходил по территории и, посматривая на Рыжего, жалобно мяукал.

— А ты, брат, скоро тоже будешь жить в новом доме, — сказал Александр коту.

— С кем это ты разговариваешь? — как всегда весёлая, Петровна, подходя, улыбалась. — Быстро приехал! А я, честно признаться, уже соскучилась по тебе, прям как родной стал.

Она, обмахиваясь платком, слегка запыхавшись, присела рядом и огляделась.

— Да-а-а-а, жалко домик-то... А куда все вещи девал?

Рыжий коротко рассказал ей, что он сделал с момента приезда. Он почему-то тоже был очень рад видеть Липатову, но не хотел этого показывать.

— Слышала, что ты у Шагдыра живёшь. Почему ничего не сказал? Почему к нам не пришёл? У нас места — в футбол играть можно! Никого нет, Алёна уехала, Сергей постоянно в разъездах, иногда и ночевать не приезжает. Давай, переходи к нам! — она принялась убеждать Рыжего в преимуществе такого проживания.

— Спасибо, Ирина Петровна, я уже устроился, да и намного ближе от Шагдыра.

И чтобы сменить тему, поблагодарил её за курочку:

— Такая вкусная, сроду такой не ел. Вам вообще, Ирина Петровна, за поддержку спасибо.

Петровна порасспрашивала, как доехали, как баб Анина родственница, в каком состоянии — ей было интересно всё.

Александр рассказал, не без юмора, как ходили с баб Аней в вагон-ресторан, как на какой-то станции, где поезд стоял минут пять, она послала его узнать, почём там на перроне продают овощи и прочее, и была ошеломлена тем, что они-то, дурочки, дешевят! Как доехали на такси до пригорода Красноярска, где живёт её золовка баба Варя, строгая такая, как приняла их и чем угощала. Бабули вместе просматривают старые фотокарточки, пытаются на основе логических умозаключений установить, кто был человек, который навестил Рыжего в детдоме...

— В общем, я убедился, что они заняты делом, что могу их оставить вдвоём, и укатил обратно, — закончил Рыжий.

— Ах, Саша, ты молодец. Ты знаешь — ты и Ленке-то понравился. Ага, она мне по секрету призналась. Никто до сих пор не нравился, хотя в классе ухажёров было — хоть отбавляй, но то это ей не так, то то... То лодырь, то идиот, то придурок, то дурак. А гимназия-то — элитная, дети богачей, элиты города, а она называла одноклассников "элитные придурки". Стало быть, не пришло её время, поздняя она... Эх, если б ты не был женат... И что это ты поторопился жениться? Я б не против такого мужа для Алёны. А знаешь, какая я была бы тёща, а? Я.. Я... Хотя не я же тёща, а мать Алёны — тьфу ты, перепутала. А мать Алёны... — ох, это наша головная боль...

Она нахмурилась и замолчала.

Рыжий покраснел. Петровна вдруг как-то лукаво взглянула на него и, наклонив слегка набок голову после паузы вдруг спросила:

— Слушай, я не верю, что ты женат. Врёшь ты всё! Вот чует моё сердце: врёшь! У тебя даже девушки нет!

— Ну почему вру? — Рыжий смутился. — Женат.

— Тебе никакая жена не звонит и ты ей не звонишь, я спрашивала у баб Ани.

— Баб Аня просто не слышит. Разница во времени... Мы перезваниваемся, только редко. Иногда через интернет... Она в Германии, звонить дорого...

Петровна расхохоталась:

— Дорого?

Рыжий растерялся.

— Ну покажи паспорт, — не отставала Петровна, — покажи.

— Не покажу. Не покажу — и всё. Точка.

Рыжий поднялся.

— А-а-а-а, — погрозила пальцем Петровна. — Значит, я права. Ну ладно, не хочешь и не надо. Но знай: у Ленки никого не было и нет. У неё только учеба в голове. Так что смотри — не прозевай девку. Хорошая жена кому-то достанется.

Рыжий помолчал, а потом сказал:

— Сейчас у неё друзей много появится, однокурсников, при такой красоте сто человек на место жениха будет претендовать, так что, Ирина Петровна, будет из кого выбирать.

— Женихи-то конечно будут толпами ходить, только Ленка не простая девка, не современная, романти-и-ическая нату-у-ура, — Петровна попыталась изобразить кисейную барышню. — В любви и достатке воспитана, на хороших книгах. И при этом не белоручка. Трудоголик, можно сказать, в деда вон, в Сергея. Ей не надо ни Москву покорять, ни в топ-модели стремиться, ни богатого мужа искать — у неё все с рождения есть.

— Что, и муж богатый с рождения? — пошутил Александр. Петровна засмеялась, но продолжала:

— Она и музыкальную школу закончила и на бальные танцы несколько лет ходила, рисованием тоже занималась — ей ведь хочется всё самой испробовать, понять. Говорит: мне интересно, что чувствуют художники, когда создают свои картины, о чем думают, почему если женщина влюбляется или выходит замуж за человека искусства, должна считаться с тем, что брак будет недолгий, что её избранник будет влюбчив и рано или поздно найдет другую, а то и третью... Даже как-то на кастинг ходила, — Петровна улыбнулась. — Но рост не подошёл, у неё рост 168. Зато на подиуме походила, довольная пришла, фотографии привозила. Короче — любимая дочь своего папаши. Уж он в неё денег вложил не знаю сколько, а вот русская душа у неё, открытая и жалостивая, и мечта её — врачём стать. И хотя иногда она бывает высокомерна, но это у неё как защитная реакция, на самом деле она очень добрая девочка. Так что смотри не прошляпь. Хотя... насильно мил не будешь.

Рыжий промолчал и проводил Ирину Петровну до дома. Зайти на чашку чая наотрез отказался.

На следующий день был выкопан неглубокий котлован под новый фундамент и маленький, но глубокий, под погреб. Одновременно велись работы по прокладке водопровода, "огородной" канализации и других коммуникаций. Погода пока способствовала строительству. Рыжему часто приходилось мотаться до райцентра и обратно, помогал Толик, приятель. По мере надобности приезжал и прораб Яков Викторович, приезжали разные комиссии. Был завезён для работающих походный туалет, складные столы с лавками и всё это поставлено в саду под деревьями. На случай дождя была приготовлена большая немецкая брезентовая палатка, которая собиралась довольно быстро. Рабочая бригада была толковая, шесть человек, половина — южане. Южане работали добросовестно, алкоголь не употребляли. Остальным Рыжий жёстко сказал: "Увижу бутылку на стройке — увольняю сразу в соответствии с контрактом". В контракте же были прописаны чёрным по белому условия работы, оплаты и увольнения, заверенные нотариально.

Рабочие приезжали со своим тормозком, Александр же ел как придётся и где придётся. Впрочем, его подкармливали и бабушка Смирнова, и Ирина Петровна, и Андалаевы. О еде он и не думал, а ящик минеральной воды стоял прямо в кустах отцветшей смородины недалеко от колодца. Фундамент залили за один день с помощью автобетоносмесителя. Этот день был особенно жарким, сентябрь шагнул уже в "бабье лето". Рабочие, по пояс голые, в короткие перерывы ополаскивались под временным самодельным душем, который представлял собой гибкий шланг, проведённый от колодца и зацепленный за ветки старой рябины. Электронасос для колодца Рыжий купил еще до начала строительства. В день заливки фундамента он никуда не отлучался и, сам до пояса голый, в резиновых сапогах и шляпе из газеты, работал наряду вместе со всеми. Пока что стройка двигалась темпами, на которые он и рассчитывал.

Время от времени мимо проходили или проезжали грибники — местные жители, смотрели на стройку. После школы прибегали любознательные дети, спрашивали, кто да чего строит, смотрели, как заливается бетон. Приходилось их шугать, так как они норовили подойти как можно ближе. Кроме непосредственных соседей, Рыжий почти никого больше и не знал, но казалось, вся Рябинкино знает его и узнаёт его по его рыжей шевелюре. За эти несколько дней он изменился внешне: отросла щетина, волосы, и так не слишком коротко стриженные, тоже отросли, и Александр собирал их в хвост.

В разгар заливки на велосипеде приехал Кулёма.

— Гражданин Николаев, можно вас?

Увидев участкового, рабочие враз прекратили работу и уставились на Рыжего. Рыжий, занятый наряду с другими разравниванием бетона, нехотя посмотрел в сторону Кулёмы, он никак не мог вспомнить, как того зовут.

— А может, потом? Не могу я сейчас — занят. Вы же сами видите.

— Да на пару минут всего.

— Давайте, ребята, работайте дальше, — он всполоснул руки под душем и вытирая их полотенцем, подошёл к Кулёме.

— Что такое?

— Э-э-э, Александр, так? Я насчет драки.

— Какой драки?

— А что у вас недели две назад была.

— Не знаю, не было у нас никакой драки. Просто конфликт небольшой.

— Ну хорошо, пусть будет конфликт. Мне Юрий Бондарь рассказал. Да вы не волнуйтесь. Речь не о вас. Бондарь сказал, что вы сделали фотоаппаратом снимки тех двоих, один из них Максименко, личность другого мы сейчас как-раз устанавливаем. Мне нужна ваша помощь. Мне нужны снимки этого второго.

— Хорошо. Но фотокамера у меня не здесь, не с собой. Я могу принести её только вечером. Что, что-то серьёзное?

— Пока не могу сказать. Будь добр, зайди сегодня ко мне в участок со снимками.

— Я их еще не сгружал на ноутбук, они еще в фотокамере, я могу принести только её. У вас есть компьютер, чтобы сгрузить или вы хотите так, с камеры посмотреть?

Кулёма вздохнул:

— Компьютер есть, да только я с ним не очень... — он замялся.

Рыжий понял, что Кулёма хотел сказать и улыбнулся.

— Ладно, я приду вечером, часов в семь, пойдёт? До скольки вы работаете?

— Да круглосуточно, — как-то невесело пошутил Кулёма.

К вечеру рабочие огородили весь участок высокой сеткой и уехали. Помывшись, наскоро перекусив и надев рюкзак, Рыжий отправился в участок.

Кулёма был не один. Его помощник, молодой парень чуть старше Рыжего в чине прапорщика, сидел за комьютером, здесь же был и Бондарь.

— Знакомьтесь: Виктор Александрович Рожков, мой помощник.

После того как фотографии были сгружены на компьютер и с монитора на всех смотрело лицо Петюни, Рожков неуверенно сказал: "По-моему, это он". Кулёма вытащил из ящика стола другие фотографии Петюни, на которых Петюня был стрижен наголо. На одной из фоток у него не было пары зубов. "Фу, какая противная морда, уголовная" — выразил своё мнение Юрка Бондарь.

Рыжий вопросительно посмотрел на Кулёму.

— В розыске, — короко ответил тот.

— Чего натворил?

— Драчун. Напьётся и людей калечит. Прописан в Омске, но там не живёт. Два месяца назад в пьяной драке в райцентре был покалечен некто Х. Переломы обеих ног, челюстно-лицевая травма. Петра, этого Петюню, задержали, но он удрал из СИЗО. Теперь в розыске. Спасибо вам, Александр, за снимки. Очень помогли. Хорошая идея вам в голову пришла, сфотографировать. Юрий нам посоветовал к вам обратиться. Юрий — мой племянник.

Рыжий с Бондарем вышли на улицу.

— А ты что тут делаешь? — спросил Рыжий Бондаря.

— Да так, захожу иногда к дядь Вове. Вот подумываю, не пойти ли в полицию. Я ж позапрошлой весной из армии пришёл, ищу работу.

— Так тебе сколько — двадцать?

— Нет, 21.

— А к Липатову не пробовал на работу устроиться? Говорят, у него пол-деревни работает. И вроде люди неплохо зарабатывают.

— Да ему сейчас только спецы с дипломами нужны. Зоотехники там, агрономы, инженеры-механики. А у меня пока ничего нет. Насчет охранника узнавал — тоже без корочек не берёт. Говорит: учись, там видно будет. А чё-то учиться неохота... Деньги надо зарабатывать. Я ж не могу на шее у матери сидеть. Пенсия на двоих — это же смешно. Отец ушёл от нас. Есть у меня еще два брата и сестра, но у них свои семьи, да и живут они не здесь. Я вот самый младший, поздно меня мать родила, уже ей за сорок было. Короче, не до учёбы...

— Не хочу учиться, а хочу жениться, — засмеялся Рыжий.

— Да и жениться не на ком. Девчат раньше много было в школе, а потом все поразъезжались, кто куда. Щас почти никого и нет. Вот Наташка, да Маринка, да Лилька Щукина, да еще пара... Но Наташка с Маринкой в райцентре учатся, только на выходные или на праздники приезжают. Да видел я Наташку в райцентре с парнем, даже два раза, есть у неё кто-то. А другие работают, кто и у Липатова. Клуб раньше тоже хороший был, танцы, собрания, лекции, концерты. А щас? — Юрка безнадёжно кивнул рукой. — Щас оно всё заглохло. А клуб видел какой?

Рыжий отрицательно покачал головой.

— Клуб — полный капут!.. Слушай! — воскликнул Бондарь, словно его вдруг осенило. — Слушай, Сань, может ты это... возьмёшься за клуб? Может, какую реконструкцию придумаешь?

— А средства? На это ж деньги нужны! Даже если я всё добровольно спроектирую, нужны ж деньги и специалисты для реконструкции. Им же за работу платить надо. Или как ты это себе представляешь?

— Нда-а-а... Да знаю я это. Но там же не надо что-то сильно перестраивать, хотя бы капремонт произвести... Эх, мечта моя — клуб — как птицу феникс из пепла возродить...

У Бондаря в этот момент были такие мечтательные глаза, как у маленького ребёнка, увидевшего что-то такое желанное и недосягаемое, что Рыжий рассмеялся:

— Ну давай, я как-нибудь зайду, гляну, что там с вашим клубом. Сегодня фундамент залили, теперь он должен постоять несколько дней, давай, через пару дней зайди. Я у Шагдыра сейчас ночую, к нему приходи, сходим вместе, глянем на твой клуб.

Юрка, невысокого по сравнению с Рыжим роста, напоминавший в этот момент человека, выигравшего в лотерею миллион и чуть ли не умирающего от счастья, начал трясти руку Александра.

— Саня, ты настоящий друг! Слушай, спасибо!

— Так еще ж не за что. Я ж еще ничего не сделал!

— А! Я чувствую, что ты настоящий друг! А давай дружить, а?

— Ну, давай! — улыбнулся Рыжий. Детская непосредственность Юрки его веселила.

Прошло еще несколько дней. Пока подсыхал фундамент, Рыжий бетонировал стены небольшого погреба, так что прохожие могли видеть его рыжую шевелюру, торчащую из ямы, расчищал землю на участке, предназначенном под летнюю терраску, убирал и перекапывал огород, спиливал старые ветки и стволы, выкопал картошку, собрал всю рябину и почти всю переработал на настойку. А вечерами, когда темнело, помогал и Андалаевым. Плату они с него не брали, но от помощи не отказывались. Был у Шагдыра старенький мотоцикл с люлькой "Урал", стоял под навесом на другой стороне, там где коровник. Шагдыр ездил на нём в город на рынок, продавал сушеные травы и коренья, кедровые орехи, Дарый — молочную продукцию. Так как была уже вторая половина сентября и спать на сеновале было прохладно, Андалаевы перевели Рыжего в дом. Перед этим они что-то прибирали в нём, выносили какие-то мешки, перетряхивали войлочные коврики. После такой "генеральной" уборки и был предоставлен Рыжему угол в большой проходной комнате в виде железной кровати, маленького самодельного стола и кошмы на полу. Дальше двухстворчатые крашенные двери вели в другую большую комнату, а оттуда в спальню Шагдыра и Дарый. Проходя на "свою" территорию, Андалаевы старались плотно закрывать двухстворчатые двери, но всё же как-то Александр увидел, что на стене на ковре висит большой бубен с рисунками, а рядом — колотушка.

Вскоре после этого Шагдыр предложил Рыжему вместе пойти в лес. Александр удивился и обрадовался. Взяв мешки, он прихватил и фотокамеру. Ходили далеко, за сторожку. Похоже было, Шагдыр отлично знал местную тайгу. Обычно немногословный, он показывал Рыжему различные ягоды, деревья и травы и рассказывал о них. Александр много фотографировал, смотрел и запоминал, что и как тот собирает.

Остановившись на привале и достав тормозок, Рыжий как бы невзначай спросил:

— Шагдыр, не буду скрывать, я видел бубен у вас на ковре. Это шаманский бубен? Шагдыр спокойно кивнул головой:

— Да, но я не шаман. Мой отец был шаман.

— А можно будет мне подержать бубен?

Шагдыр задумчиво посмотрел на Рыжего и неопределённо пожал плечами, словно хотел сказать: "Посмотрим".

Обратно возвращались груженные мешками с корой и кедровыми шишками. Шагдыр нёс небольшое ведёрко брусники, а Рыжий набрал немного грибов. Сделав дугу по лесу в сторону карьера, находившегося прямо напротив дома баб Ани, примерно в километре, Шагдыр и Рыжий возвратились в деревню.

Возле дома баб Ани нетерпеливо прохаживался Бондарь.

— Здравствуйте, — кивнул он Шагдыру, потом Рыжему. — Сань, я к тебе. Взял ключ от клуба. Пойдём?

— Дай человеку сначала умыться да поесть, — строго, вместо Рыжего ответил Шагдыр и, не останавливаясь, зашёл в ворота.

— Да, я подожду, — извиняющимся тоном ответил Юра.

— Угу, я быстро. Или нет, ты пока иди к клубу, там жди. А то мы грибов набрали, их надо сейчас почистить и съесть.

Юрка коротко рассказал как дойти до клуба и Рыжий, сказав, "сейчас приду", отправился к Андалаевым.

Дарый была дома, она пожарила картошку с грибами, поставила молоко и курт. Наскоро перекусив, Александр взял фотокамеру, рюкзак, и через 10 минут был на месте.

Клуб представлял собой довольно большое для деревни одноэтажное кирпичное здание постройки 70-х годов. Состояние его было довольно ветхое. Когда-то бирюзового цвета штукатурка местами сильно поотваливалась, дверь в задней стене была заколочена листами ржавого железа, входная дверь, залатанная кусками фанер и досок, с дырой в нижнем левом углу, при открывании неимоверно скрипела.

Юрка Бондарь сидел на большом пне сбоку от входа. В руке у него была бутылка пива, вторую бутылку он протянул Рыжему:

— Угощаю. Пьёшь пиво-то?

— Пью. Но только после того как всё сделаю.

Он взял бутылку, посмотрел этикетку, поставил на пенёк, с которого как раз встал Бондарь.

Еще было достаточно светло для съёмки фотокамерой и Рыжий принялся фотографировать здание со всех сторон.

Потом вошли внутрь и у Александра спёрло дыхание. В "предбаннике" воняло кошатиной. По всей видимости, кошки пролазили в дырку в двери и справляли именно здесь свои естественные потребности. Рыжий сразу вспомнил Савву. Он не видел кота уже дня три-четыре. Савва должен был временно находиться у Липатовых, но было странно, что он не приходил в баб Анин огород. Первым движением Рыжего было скорее бежать к Петровне, спросить про кота, но тут перед ним появилось отчаянное лицо Юрки и он опомнился.

— Да, Санёк, не "Шанель N5", — понял по-своему Юрка. — Ну дальше, там, в зале, получше, можно без противогазов.

Прошли дальше. В клубе был зал с небольшой сценой для собраний и дискотек и несколько комнат, в которых в былые времена, по рассказам Юрки, находилась библиотека, спортивная с теннисным и биллиардным столами ("она так и называлась: спортивная комната" — сказал Бондарь), и кабинет заведующей.

Везде была грязь.

— Знаешь, — подумав, сказал Рыжий. — Мне кажется, здесь нужно просто всё убрать и сделать ремонт. Даже можно своими силами. Нужна только хорошая команда добровольцев, работающих не за деньги, а для себя. А это, я думаю, большая проблема. Сейчас бесплатно никто работать не хочет. А мы с тобой вдвоём не потянем. Мне же еще учиться нужно, я должен скоро уехать, а приеду только весной, ближе к лету. Может, пока оставим эту затею? Хотя бы до весны. А там видно будет, что к чему.

Юрка сразу поскучнел и насупился, но Александр продолжал:

— А ты пока иди на заочное или вечернее отделение в какой-нибудь вуз или техникум, тебе льготы при поступлении после армии, быстрее получишь специальность — быстрее встанешь на ноги и матери еще поможешь. Да что я тебе прописные истины говорю — это всё настолько очевидно, сам решай!

— Знаешь, Сань, ты весь какой-то слишком серьёзный, слишком правильный, ты всё знаешь наперед, что и как делать. Ясное дело, ты не наш, ты городской и у тебя не болит душа за наше деревенское хозяйство. А у меня болит!

Рыжий от души рассмеялся:

— Очень она у тебя болит! Ты слоняешься целыми днями по деревне — чем ты занимаешься?

— А у матери знаешь какое хозяйство? И скотина, и огород. Я ей помогаю. Ну, а вечерами свободен, охота поразвлечься, в клуб сходить, а клуба-то и нет. Да тебе не понять. Ты в своём Новосибирске, поди, в шикарной квартире с родителями живёшь на всём готовом — иначе откуда у тебя столько денег, чтобы баб Ане дом строить? Да вы, городские, всегда были и остаётесь городскими, — Юрка допил пиво и отбросил бутылку в сторону. — Ну ты, Санёк, не обижайся, это я тебе как друг говорю.

— Да не обижаюсь я, — Рыжий сложил фотокамеру в рюкзак. — Давай так. Весной мы вернёмся к этой теме. А ты пока у начальства поразведай, сколько чего могут выделить на ремонт клуба. Убеди, что клуб нужен всем жителям, не только молодёжи. Скажи, что я бесплатно помогу в оформлении. Ну, теперь мне надо к Ирине Петровне зайти.

С этими словами он надел рюкзак, пожал Юрке руку и пошёл в сторону Луговой.

Спустя минуту Юрка увидел забытую бутылку пива на пне. Задумчиво откупорив её зубами, он снова уселся на пень.

Александр еще ни разу не был дома у Липатовых. Он видел только снаружи высокую внушительную ограду особняка, стоявшего несколько поодаль внутри двора и ворота для въезда машины. Подошедши к металлической высокой калитке, он позвонил и подождал. Никто не отвечал. Он позвонил еще раз и опять подождал. По-видимому, дома никого не было. Тогда, идя вдоль ограды, он стал негромко звать Савву. Кот тоже не откликался. Дойдя до конца вдоль ограды по Луговой до соседского дома, Рыжий услышал издалека донёсшееся мяуканье и шорох кустов. "Савва! Савва!" — позвал Рыжий еще раз, пытаясь найти какой-нибудь выступ на ограде, чтобы заглянуть внутрь. Мяуканье кота стало ближе. Рыжий снял рюкзак, положил его на землю и, подпрыгнув, зацепился руками за верхнюю резную часть кованного забора. Продержавшись так с пару секунд, он всё же увидел кота, сидящего около саженца вишни и смотрящего на него с другой стороны. "Савва, это я!" — громко сказал Рыжий и Савва голосом Петровны вдруг ответил: "Да вижу, вижу! Сейчас открою!". Обрадовавшись, Александр устремился к калитке.

Руки у Петровны, открывающей дверь, были в перчатках,вокруг поясницы была повязана пуховая шаль.

"Какая неожиданность!" — певуче произнесла она, снимая перчатки. "И это благодаря Савве имею честь тебя видеть", — засмеялась она и пропустила Рыжего внутрь двора. Рыжий, осторожно поставив рюкзак на землю, подошёл к коту и взял его на руки. Он поцеловал кота в мордочку и наблюдавшая Петровна опять засмеялась:

— Ой, бедненький, как ты соскучился по коту. По жене так небось не скучаешь!

И она опять рассмеялась.

Рыжий, улыбаясь, повернулся к ней:

— Да ладно Вам, Ирина Петровна, всё про жену-то. Вы же уже поняли, что нет никакой жены, выдумал я всё. Расскажите лучше про Савву, а то работы много и я как-то забыл о нём.

— Что Савва! У нас ему живётся хорошо. Всегда накормлен, гулять есть где — что ещё коту для счастливой жизни надо? Старенький он уже, больше лежит где-нибудь в кусточках. Так что не переживай. Как баб Аня приедет, так и заберёте. А ты с хвостиком-то какой интересный стал, что, некогда побриться? И, поди, голодный?

Рыжий отрицательно покачал головой:

— Нет, Ирина Петровна, не беспокойтесь, час назад грибы с картошкой ел. А что у Вас, спина болит?

— Да вот прихватило вчера, радикулит проклятый. Бывает иногда. Внаклон работать не могу, поворачиваться больно. Выпила обезболивающее и немного сверху рябину оббираю.

— А давайте я Вас полечу. Потом долго радикулита не будет.

— А как?

— Нужно, чтобы Вы легли на живот, если можете и на что-то твёрдое.

— Ну, тогда пошли в дом.

Петровна поднялась на красивую террасу с прилегающим деревянным подсобным помещением, сняла перчатки и резиновые галошки и пригласила Рыжего зайти. Движения её были плавны, она боялась лишний раз нагнуться или повернуться, т.к. все движения сопровождались болью. Александр оглядел дом, потом медленно поднялся по ступенькам.

— А ваш дом кто проектировал? Кто строил?

— Ой, три года назад построили. Тоже Сергей людей нанимал, а проект он в какой-то фирме купил. Вообще, через фирму в Новосибирске действовал, сын ему помогал. В основном-то сын всё и делал. То есть проект выбирали мы всей семьёй, и внуки участвовали, а строила фирма. А до этого мы жили недалеко от вокзала, если от вокзала идти к центру, то слева, ближе к водонапорной башне. Дом продали, сейчас там живет семья главы местной администрации.

— А зачем вам такой большой дом?

— О-о-о-о, — протянула Петровна. — Еще и не хватает... Как соберёмся все вместе, так еще и не знаешь, кого куда положить. Считай: двое детей с супругами, их дети, т.е. четверо внуков, да мы с Андреем — уже десять человек, иногда и сваты наши. Да как правнуки пойдут, а? Один уже на подходе.

Она улыбаясь смотрела на Рыжего. Он выглядел несколько смущённо.

— Так Вы что, будете такая молодая прабабушка? Вам сколько лет? — вдруг спросил он. Петровна расхохоталась.

— Саша, не задавай женщинам таких вопросов, всё-равно правду никто не скажет. Могу только сказать, что я чуть старше Аллы Пугачевой.

— А выглядите моложе её.

— Спасибо за комплимент. Заходи, — она широко распахнула двойную застеклённую дверь. Рыжий отпустил Савву, снял кроссовки и вошёл в большой просторный холл. В холле, напротив кухни, стоял большой овальный стол со стульями и угловой современный широкий диван. На стене висел большой плоский телевизор. С противоположной стороны лестницы находился камин. Больше ничего не было. В холле было просто, но одновременно красиво и уютно. Пахло сосной. Деревянная лестница вела на второй этаж. На стене, над лестницей, висели большие фотопортреты детей и внуков. Рыжий еще от входа увидел портрет Алёны, так как он висел в самом начале. Это была Алёна с его фотошоповской картинки. То есть она, конечно, сидела и была одета по-другому, но лицо было той девушки, которую Рыжий выбрал из большой галереи всевозможных фоток из интернета. Он даже и не помнил, откуда он скачал понравившуюся ему то ли артистку, то ли модель, кое-что повырезал, подретушировал и выдал баб Ане за свою жену. Чтобы не привлекать внимания хозяйки, он не стал надолго задерживать взгляд на портрете и посмотрел на Петровну.

— Вот, здесь мы собираемся все вместе по большим праздникам. Наверху у нас спальни и ванная с туалетом. На мансарде кабинет. И здесь за лестницей туалет. Не стесняйся, если хочешь в туалет, то иди.

Но Рыжий отказался и сказал, чтобы Петровна легла на диван. Она сняла шаль с поясницы и кряхтя и стеная, легла на живот. Рыжий ей помог.

— Только не щекоти, боюсь щекотки.

— Я не буду к Вам прикасаться, только вы не шевелитесь, руки вытяните по швам, закройте глаза и как бы прислушивайтесь к тому, что будет происходить в вашем теле.

Еще раз предупредив, чтобы Рыжий не щекотал её, Петровна закрыла глаза.

Александр провёл руками на некотором расстоянии от позвоночника от шеи вниз к бёдрам и задержал руки над поясницей. Ему стало жарко. Потихоньку стали нагреваться ладони и чтобы тепло рассеивалось, он стал водить руками вдоль и поперёк спины, делая нечто вроде пассов руками и "прощупывая" каждый неблагоприятный невидимый узел спины. Он знал, что тело Петровны потихоньку нагревается от его рук, эта энергия передаётся дальше от клеточек кожи внутрь на все ткани организма, расслабляя защемления и "выглаживая" напряженные мышцы. Минут через десять он закончил сеанс лечения и встряхнул руки. Он устал. Он знал, что Ирина Петровна спит и еще будет спать минуты две или пока он её не разбудит, поэтому пересел на другую сторону дивана, закрыл глаза и отключился ровно на тридцать секунд.

Когда открыл глаза, то укрыл Петровну шалью и тихонько позвал: "Ирина Петровна! Вы можете вставать". Петровна медленно открыла глаза, увидела Рыжего, прошептала: "Что, уже всё? А я, кажется, задремала. Так хорошо, так тепло было". Она начала потихоньку опускать ноги с дивана, осторожно села, пощупала руками спину, затем медленно и осторожно встала. Боли не было. Она плавно нагнулась, коснулась руками пола — боли не было. Повернулась вправо, влево — боли не было. "Чудеса!" — она посмотрела на Рыжего.

— Ты экстрасенс?

— Да ну что Вы, какой экстрасенс. Этому меня научила одна бабушка в Германии — русская немка.

— Ты был в Германии?

— Угу. Два раза. Один раз в рамках программы по обмену студентами, прошлым летом. И один раз по приглашению.

— По-немецки говоришь?

— Не очень хорошо, но говорю и понимаю.

— Понравилось?

— Угу.

— Сын наш, Максим, бывает там в командировках по работе. Рассказывает много интересного.

Она собиралась еще поговорить на эту тему, но Рыжий прервал её:

— Ирина Петровна, я Вам покажу сейчас одно упражнение, Вы его иногда делайте, для спины хорошо. Называется "рыбка". Слышали о таком?

— Нет.

— Тогда смотрите. Делайте его на полу или на ковре. Но лучше на тёплом полу. Ваш паркет как раз подходит.

Рыжий лёг на пол и объяснил Петровне технику выполнения "рыбки". Ирина Петровна с лёгкостью молоденькой улеглась рядом параллельно Рыжему и попыталась начать извиваться согласно указаниям. Но попа никак не двигалась, а ноги разъезжались. Александр, сидя на полу, сначала смотрел, потом соединил ей ступни и стал держать их строго вертикально.

— Я буду считать, а Вы под мой счет начинайте извиваться всем телом, руки под шею. И-и-и-и...раз, и-...два, раз-два, раз-два...

Через некоторое время у Ирины Петровны начало получаться.

— Ну-ка, давай-ка, теперь ты показывай, а я еще раз посмотрю.

Она приподнялась, и Рыжий стал показывать еще раз, со счетом. Потом он закрыл глаза и сосредоточился на упражнении. Петровна опять легла рядом, тоже закрыла глаза и начала двигаться под бодрый счет Рыжего. Движения стали получаться параллельные, гладкость паркета помогала легко скользить бёдрами в обе стороны. "Раз-два, раз-два, раз-два...".

— Так, на первый раз хватит, — сказал Александр через несколько минут и Петровна открыла глаза. Слегка наклонившись и жуя кусок колбасы с хлебом, на них недоумённо смотрел Липатов.

— Чем это вы тут занимаетесь? Я зашёл в дом через кухню, слышу ваше "раз-два", пошёл посмотреть, ну и по дороге кусок колбасы прихватил. А как же твой радикулит?

Ирина Петровна, продолжая лежать, задумчиво смотрела на кусок колбасы.

— А радикулит Саша мне вылечил.

Рыжий быстро встал и извиняющимся тоном стал объяснять Липатову: "Показал Ирине Петровне упражнение для позвоночника".

Он помог Петровне встать.

— Что-то я проголодалась. Тоже хочу колбасы.

— А что, ужина нет сегодня? — вслед спросил Липатов.

— Есть. Сейчас разогрею.

— Давай с нами поужинай, студент. Как стройка?

И пока Рыжий рассказывал о фундаменте и дальнейших планах, Ирина Петровна собрала на стол и пригласила обоих к ужину.

Помыв руки, Рыжий вошёл на кухню и присвистнул:

— Ого! Да у вас кухня похлеще, чем в Европе!

— Так у нас и споров при строительстве дома из-за кухни было больше всего. Петровна раскладывала по тарелкам жаркое из казана. Запах еды вызвал у Рыжего приступ аппетита. Ему не часто приходилось бывать на семейных или званых ужинах. Студенческая жизнь была студенческой жизнью, иногда приходилось ложиться спать и голодным. Не потому, что не было денег на еду, а просто потому, что жадный до учебы Александр не придавал ей особого значения. Кормёжку в детдоме он считал нормальной, ему всё было вкусно. Его друзья-товарищи были по большей части тоже студенты и перебивались как и он, в студенческих столовых. Если кто-то из ребят или девчат привозил что-то съестное из дома — это был праздник для всех. С тех пор как Рыжий начал зарабатывать большие деньги и у него появилась возможность посещать кафе и рестораны, он время от времени приглашал друзей. Друзья приводили своих девушек — Рыжий платил за всех.

Иногда обедал он и дома у однокурсника-инвалида Станислава. Стас был единственным ребёнком, ребёнком-инвалидом, колясочником. У Станислава в семье готовила мама. Эти обеды были для Рыжего признаком семейного счастья и благополучия. Поесть в атмосфере семейного уюта и доброжелательности было для него одним из крепко вбитых его детдомовской фантазией составляющих крепкой и дружной семьи, о которой мечтал и он сам.

...На столе у Петровны уже стояли маленькие блюда с маринованными баклажанами и кабачками, смешанный салат из зелени с растительным маслом, посыпанный кедровыми орешками, и белый пушистый хлеб. Поставив перед каждым большую плоскую тарелку с жарким, Петровна пошутила: "А теперь ешьте и не выпендривайтесь".

— Э не-е-ет, мать, это всё закусочка. А надо бы выпить. — Липатов как по волшебству откуда-то, как показалось Рыжему, из под стола, достал бутылку. — Красненькое. Полусухое.

Рыжему он первому налил подставленного Ириной Петровной половину фужера. Bино Рыжему понравилось. Когда он съел свою и без того не маленькую порцию, Петровна предложила добавить, но Рыжий, сказав, что ест сегодня картошку уже второй раз, отказался. Ему было хорошо у Липатовых, но пора было откланиваться.

— Нет, Саша, попей с нами еще чаю. Куда ты спешишь, уже ночь на дворе. Ты же не специально из-за кота пришел? Ты что-то еще хотел? — Петровна, разговаривая, наливала воду в электрочайник.

Рыжий рассказал, что смотрел клуб с Бондарем.

— Ой, Бондарь — это такой балабол! Абсолютно несерьёзный, только языком чешет. Думала, в армии его дисциплинируют.

— Ну, он неплохой парень, — вступился Сергей Андреевич, — безвредный, просто матерью балованный, хотя она и учительница. Всё "младшенький" да "младшенький".

— Он у Валентины, так мать зовут, от второго брака, — пояснила Петровна. — Трое детей от первого мужа родила, с разницей в 2-3 года, а потом муж тяжело заболел и умер. И только через десять лет второй раз замуж вышла, ей уже сорок тогда было, но Юрку родила.

— Так у него есть отец? — спросил Рыжий.

— Ну, фактически где-то есть. Загулял он, когда Юрка родился, Валентина с ним развелась и он уехал из нашей деревни. Алименты, правда, выплачивал, насколько я знаю. Где он сейчас — не знаем. Я и Валентину давно не видела. Надо как-нибудь зайти к ней.

Немного помолчав, Петровна заговорила снова.

— Да, он не пьёт, не курит, не хулиганит, понятливый, и вроде не лодырь, но какой-то несамостоятельный, нерешительный, нужно, чтобы постоянно кто-то им руководил, направлял.

Ирина Петровна повернулась к Липатову:

— Помнишь, он всё за Алёной пытался ухаживать?

Липатов, очевидно, вспомнил что-то смешное, засмеялся.

Петровна продолжала:

— Ленка-то наша, городская красавица, страшно любила к нам в деревню приезжать. Приезжала на всё лето, занималась всем чем попало, чем придётся — и домом, и огородом, и в лесу околачивалась, всё что-то там наблюдала и записывала, перезнакомилась со всей деревней, кому-то вечно помогала, прям какая-то неуёмная энергия в ней была. Привез ей отец — это наш зять — велосипед и этот, как его... складной самокат, и роликовые коньки и снаряжение всякое. И вот она, — Петровна встала со стула, — шлем наденет и наколенники, и на локти эти штуки, как их... — всё по науке и по правилам безопасности — и начинает носиться по всей деревне! А дороги-то у нас какие? Нету дорог-то, и еще одно лето дожди без конца были...И вот по этим ухабам, где по пыли, где по грязи, где по щебню — так, говорит, быстрей. Это по щебню-то быстрей! Вся в синяках да ссадинах, да грязная, а энергия так и пёрла из нее! Да пока еще подростком была — ладно, ребёнок есть ребёнок, да и вся деревня воспринимала её как своевольного отпрыска состоятельных людей, в городе за ней охрана ходила, сам понимаешь... А тут приехала в прошлом году — нате вам — принцесса 16-летняя, фифа вся из себя. Джинсы в обтяжку, босоножки на шпильках, тяжеленные серебрянные колёса в ушах, на руках браслеты, волосы распущенны, ногти нарощенны, с каким-то там модным специальным макияжем на морде лица... Ну, Юра Бондарь, он как раз из армии пришёл, как её увидел на вокзале — он там случайно оказался — так и обалдел. Вечером был у нас. Да с цветами со своего огорода. А открывала калитку я, Сергея тогда еще не было дома, а Ленка перед телевизором сидела. А Юра тогда так смутился, говорит, можно с Леной поговорить, мол, она так выросла и изменилась пока он был в армии. Я говорю, щас скажу ей, что ты пришел, подожди, говорю, на террасе. Вот, наверное, парень тогда весь испереживался, извертелся... А Ленка, такая из себя вся жеманная: кто, бабушка, это такой? А чем он занимается? А какие у него жизненные перспективы? Ну, или как-то так она спрашивала. Я говорю, какие тебе перспективы нужны, сама спроси, человек уже минут десять ждёт за порогом.

— "Проси, бабушка!" — говорит.

Рыжий и Липатов, с большим интересом слушавшие Петровну, засмеялись.

— Да-да, так и сказала: "Проси, бабушка!" Я говорю, к тебе пришёл — сама и проси! А сама наблюдаю, что она дальше-то будет делать. Вот Ленка встала, зевая, потянулась, так всё не торопясь, как-будто к ней длиннющая очередь из женихов стоит и всё уже надоело. Дверь наружу открыла, а там, видать, Бондарь, ожидаючи, стоит. "Заходи, — говорит, — Юра. Я тебя слушаю". И села опять в кресло, у нас тогда еще два кресла стояли. А бедный Юра, на одном носке дырка на пальце, это я заметила, как зашёл, он в таких домах отродясь не бывал, да как глянул на Лену, да, наверное, дар речи потерял. Руку с цветами из-за спины даже и не вытащил, стоит, молчит. Ленка тоже молчит и на него смотрит. И я молчу. Молчали-молчали, Ленка пульт со стола взяла, стала каналы переключать и о нем, видать, забыла. Или сделала вид, что забыла. А у Юры такой вид несчастный, мне его так жалко стало! Ну, думаю, пора мне инициативу проявить. "Проходи, — говорю, — Юра, садись на моё место, а я чай поставлю, вместе попьём". Он, как робот, как зомби, не выпуская цветы из рук, сел на моё место в кресло. Тут какая-то интересная передача про медицину началась и Ленка действительно забыла про него. Я собрала чай, подошла к Юре, говорю: "Цветы же для Лены? Давай поставлю в вазу". Потом говорю им обоим: "Пойдёмте, чай готов". Лена не реагирует, Юра молчит и смотрит на неё. Я повторила. Лена не слышит, машет, не глядя на меня, рукой, мол, отстань. Тогда я беру со стола пульт и выключаю телевизор. А дальше — умираловка! До сих пор как вспомню — не могу. Передачу я, видать, на каком-то очень интересном месте прервала. От неожиданности и моей наглости Ленка как вскочит с кресла, да как взбрыкнётся, ножкой так топнула, да как взвизгнет противным голосом, как фурия на меня налетела, чтобы пульт забрать. Про Бондаря-то забыла, что он здесь же сидит и всё видит! А бедный Юра, видя такую картину, от неожиданности и не зная, наверное, как себя вести, как сиганул от нас, как от чумных, на улицу, вон из нашего дома, что даже мне потом неудобно было его встречать в деревне.

Вот так завершилось это его знакомство с Алёной, — смеясь, закончила свой рассказ Ирина Петровна.

— А дальше? — с улыбкой спросил Рыжий.

— А дальше просидела она так пару дней дома, никто не идет, нарядов её никто не видит, подружки — Наташа Самойлова, Марина, другие девочки — не идут, скучно стало. Достала свои старые джинсы, балетки, заплела косу, забросила украшения, села на велик и поехала в деревню. До вечера пропадала, потом приехала, говорит, поеду к клубу, там молодёжь собирается. Ну, разумеется, Бондарь тоже был там, она перед ним извинилась. С тех пор просто дружеские отношения поддерживают, когда она сюда приезжает. Ну а за последний год, в одиннадцатом классе, она вдруг сильно изменилась, посерьёзнела, энергия её в другое русло пошла. На зимние каникулы приезжала — уже совсем не та, другой человек, словно подменили, спокойной стала. Или родители много с ней времени проводят, беседуют, уму-разуму учат, или школа, но другая стала, мы с ней сейчас как подружки... Я как-то ей говорю, помнишь, какая ты год назад была? Она смеётся, говорит, конечно помню. Говорит, бабушка, я много думала и размышляла, много хороших книг прочитала, старых фильмов пересмотрела, про которые мне папа и мама рассказывали... Короче, переходный возраст прошёл, перебесилась, и всё встало на свои места. А вообще — очень интересная девочка. Старшая внучка у нас не такая.

Липатова остановилась, как бы вспоминая. Улыбка сияла на её красивом лице. Рыжему казалось, что она будет что-то рассказывать дальше, но она посмотрела на Сергея Андреевича. Он сидел, подперев щёку рукой и смотрел на неё. Было похоже, что он уже дремлет с открытыми глазами.

— Ты уже спишь? — обратилась Петровна к нему.

— Да, я пожалуй, пойду, — вставая и стягивая рубашку, сказал Липатов. При этом Рыжий увидел у него спереди ниже плеча длинный шрам.

— Рано вставать. А ты гостя положи вон на диване, пусть у нас переночует.

И сказав "спокойной ночи", он пожал Александру руку и вышел из кухни.

— Нет-нет, я пойду. Спасибо вам за всё, Ирина Петровна. Шагдыр, наверное, уже потерял меня. Мне тоже завтра рано вставать. Ирина Петровна, — не утерпел он и спросил: — Что за шрам у Сергея Андреевича?

— Да стреляли в него в девяностые... Мы тут столько перенесли... Вспоминать не хочется, потом как-нибудь расскажу... Кулёме спасибо. Иначе б не было в живых Сергея...

Выходя, его взгляд опять упал на портрет Алёны. Он улыбнулся и надел рюкзак.

— Спокойной ночи!

Липатова проводила его до калитки и закрыла её.

На Луговой горели слабые лампы редких фонарных столбов, дававшие мало света. Проходя мимо дома баб Ани, Рыжему показалось, что на стройке промелькнула какая-то тень. Обошедши вокруг фундамента и никого не увидевши, он громко спросил: "Эй! Есть здесь кто?". В окнах соседей Комаровых еще горел свет, но он освещал только маленькую часть участка около дома. На территории же баб Ани по ту сторону фундамента была чернота. Прислушиваясь и осторожно оглядываясь, Рыжий простоял еще пару минут. Ничего. Затем он услышал скрип забора у Андалаевых и услышал голос вышедшего Шагдыра.

— Александр? Ты где?

— Я иду, здесь я, — Рыжий вышел на дорогу. — Вы из-за меня не спите? Я что-то в гостях у Липатовых засиделся, — начал он оправдываться, — а проходил мимо стройки — показалось, что кто-то там есть.

— Еще не поздно. Темнеет рано, — Шагдыр закрыл на задвижку калитку и они вошли в дом. В доме пахло кислым молоком. Сняв кроссовки, Рыжий прошел к себе, вытащил из рюкзака фотокамеру, ноутбук и сел за стол, стоявший рядом с кроватью. Шагдыру, видать, не спалось, он крутился рядом, смотрел, что делает Рыжий. Александр дал ему фотокамеру и Шагдыр внимательно пересмотрел всё, что Рыжий наснимал в лесу.

— Да, хорошие кадры. Всё понятно, где какое растение, где какой корень. Ирины Петровны внучка, Елена, когда приезжала, тоже приходила, расспрашивала про травы. Что-то записывала. С собой много травы принесла. Мы с ней посидели, рассортировали по пакетикам. Она всё подписала, и всё слушала и записывала. Интересуется. Хорошая девочка, серьёзная. Дала мне денег. Говорит, я у вас столько времени отняла. Денег не взял. Сказал, дай мой адрес, если кто будет искать народного целителя.

— А к вам часто приезжают на лечение? — спросил Рыжий.

— Да нет, не часто. Рекламу делать не хочу, но беру не дорого. Надо, чтобы люди сами, без рекламы, приходили за помощью, чтоб от других людей узнавали.

Он помолчал, а потом спросил:

— Ты хотел бубен смотреть. Будешь?

Не ожидая такого поворота, Рыжий аж вскочил с кровати.

— Конечно буду, Шагдыр Оолович! Никогда еще не держал шаманский бубен, да и вообще близко его не видел!

Шагдыр открыл двустворчатую дверь, Рыжий почтительно остался стоять около двери, на своей половине, но в открытую дверь видел, как Шагдыр осторожно снял бубен и колотушку с ковра. Выйдя из гостиной, так про себя Рыжий называл эту комнату, Шагдыр протянул ему бубен. С огромным неподдельным интересом, тоже очень осторожно и медленно, Рыжий едва прикоснулся к бубну как раздался громкий звук. От неожиданности Рыжий вздрогнул и чуть не выронил бубен.

Шагдыр встрепенулся и изумлённо смотрел на него.

— Бубен тебя узнал! С тех пор как умер мой отец, бубен ни разу не звучал! Он вообще не издавал звуков, хотя по нему били колотушкой. Он как будто умер вместе с отцом. А теперь вдруг зазвучал!

— Но я же не шаман!

— Значит, глубокие твои предки были шаманами и общались с духами. Значит, тебе передались их способности и ты тоже можешь общаться с духами, лечить людей, предсказывать будущее.

— Ну, этого еще мне только не хватало! — в сердцах, но улыбаясь, чтобы не обидеть Шагдыра, произнёс Рыжий. — Это Вам показалось.

Он взял сзади бубен за перекладину и, глядя на узоры, вырезанные на коже, которой был обшит бубен, тихонечко коснулся его колотушкой. "Бом-м-м!" был такой оглушительно громкий, что тотчас прибежала перепуганная Дарый. Чёрные как смоль волосы её были распущены. Увидев бубен у Александра, она вопросительно посмотрела на Шагдыра: он шаман?

Шагдыр утвердительно качнул головой.

— Да нет, Дарый, не шаман я. Случайно вышло громко. Не хотел Вас разбудить.

Но Дарый подошла к нему, взяла бубен и тоже несильно ударила по бубну колотушкой — звука не было! Она принялась рукой колотить по бубну изо всех сил — бубен молчал. Дарый опять передала его Рыжему. Уже неохотно, даже с некоторым страхом, он теперь просто рукой ударил по коже. Бубен звучал опять! Рыжий пожал плечами:

— Ну его. Давайте его повесим на место. Потом разберёмся.

— Бубен тебя узнал. Ты его хозяин. Он принадлежит тебе. Возьми его!

— Не сейчас, Шагдыр Оолович. Пусть пока повесит там где висел.

С этими словами он вошел в гостиную и повесил бубен и колотушку на ковёр.

Вернувшись на свою половину, он застал Андалаевых молча стоящих на тех же местах. Они не двигались, смотрели широко открытыми глазами на Рыжего так, как смотрят на божество. Было такое впечатление, что будь это несколько cотен лет назад, они бы упали на колени и ползли бы за ним как рабы.

— Что? — Александру стало неловко. — Что-то не так?

Дарый что-то по-тувински сказала Шагдыру, он ответил ей тоже по-тувински, при этом пожав плечами. Затем продолжил по-русски: "Ладно, давай спать, завтра поговорим".

В первый раз за время пребывания в Рябинкино Рыжий не мог уснуть, мысли о бубне и Андалаевых не давали ему покоя. В чём тут фокус? — думал он. — Что за чёртова физика? В моих руках звучит, у других — нет. Какие-то особые свойства кожи, из которой сделан бубен? Что-нибудь на молекулярном уровне... Или свойства его рук, его кожи? Ведь он немного слукавил, когда Петровна спросила, не экстрасенс ли он. Необычные способности, пусть слабо развитые, у него всё-таки были. Это заметил еще директор детдома Иван Николаевич Сахно, но с глазу на глаз предупредил Рыжего: "Никому ни-ни, во имя твоего же блага".

Утром Рыжий еле встал не выспавшись, в плохом настроении, с какой-то непонятной ломотой во всём теле. Но через силу сделав простую зарядку и выпив большую чашку крепкого зелёного чая с бутербродами, повеселел.

В доме уже никого не было. Голос Дарый слышался где-то на заднем дворе, Шагдыр возился с мотоциклом. Издалека увидев, что Рыжий с рюкзаком вышел из дома, они остановились и помахали ему руками. По плану с сегодняшнего дня начиналось возведение цоколя, стен и внутренних коммуникаций. Рыжий торопился к участку баб Ани. Прораб Яков Викторович был на месте, бригада рабочих тоже. Весь день до наступления темноты полным ходом шло возведение стен. Когда же Рыжий пришёл к Андалаевым — уставший, но довольный, он даже сначала не обратил внимание на несколько странное поведение тувинцев. Дарый была одета в брюки и блузку, на Шагдыре была приличная городская рубашка с длинным рукавом. Двойная дверь в гостиную была открыта и Рыжий увидел уже накрытый стол.

— Что, день рождения у кого-то?

Он посмотрел на Дарый.

— Дарья, Вы нарядная такая. У Вас?

Дарый, смущённо улыбаясь, отрицательно покачала головой и посмотрела на Шагдыра.

— День рождения сегодня нет. Есть разговор. Серьёзный. Никто не должен знать.

Рыжий был заинтригован. Сели за стол. Шагдыр разлил кумыс. Дарый положила Рыжему на тарелку кусок горячей баранины и налила в пиалу бульон с лапшой. Выпили кумыс и поели молча. Рыжий всё ожидал, когда же начнётся разговор. Чего хотят эти двое от него? Разговор начался, когда Дарый подала еще тёплые баурсаки и разлила зелёный чай с молоком. Начал говорить Шагдыр, а Дарья потупила взор, но слушала очень внимательно.

— Александр, ты знаешь, что у нас нет детей.

— Я тут ни при чём, — пошутил Рыжий. Тувинец посмотрел на него как-то дико и строго и до Рыжего дошло, что сейчас шутки будут неуместны.

— Х-м-м, я хотел сказать, очень жаль.

Шагдыр продолжил:

— У нас нет детей. Это плохо. Мы потеряли уже надежду, но вчера мы опять обрели надежду.

Александр почувствовал неладное и заёрзал на стуле.

— Вчера мы увидели, что духи-предки послали нам белокожего и рыжего шамана — тебя...

Рыжий подскочил на стуле и поднял руку в знак протеста:

— Да не шаман я! С чего вы взяли?

То ли колыхания застоявшегося в гостиной воздуха были причиной, то ли громкий возглас Рыжего, вызвавший резонанс в комнате, но в этот самый момент бубен сорвался с гвоздя над ковром и с грохотом упал на пол. Воцарилась тишина. Через несколько секунд первым со стула поднялся Шагдыр и поднял бубен. Положив его на краешек стола около Рыжего, он опять сел на место и укоризненно посмотрел на Александра. Рыжий чуть не взвыл.

— Ну вы ж понимаете, это была случайность, что бубен упал. Шагдыр, вы ж современные люди, вы ж понимаете, что чудес не бывает. Вам нужно обратиться к врачу, а не к шаману.

— Были мы у врачей, — тихо молвила Дарый.

— И что?

— Ничего. — Дарый замолчала и опять поглядела на мужа.

— Ну а от меня вы что хотите-то? — почти простонал Рыжий.

— Слушай, — сказал Шагдыр. — Мы хотим, мы просим тебя, чтобы ты поговорил с духами и попросил их дать нам ребёнка. Хотя бы одного.

— И как это должно выглядеть? Как я должен попросить духов?

— Ты должен совершить шаманский обряд, ты должен знать как это делается.

— Вы это серьёзно?

— Да.

— О господи!!! — Рыжий улыбнулся, запустил руку в свои волосы и принялся пятернёй яростно водить по ним взад-вперёд. — Но я не знаю, как это делается! Я вообще про шаманов ничего не знаю!

Шагдыр и Дарый молчали. Молчал сначала и Рыжий. Он сидел, обхватив голову руками и думал. Он злился на себя за то, что связался с этими тувинцами. "И на кой чёрт я тогда спросил про бубен? Кто тянул меня за язык? Дурак! А может, это розыгрыш, шутка?". Он исподтишка, свозь пальцы посмотрел на Андалаевых. На их лицах не было веселья, было лишь напряжённое ожидание его, Рыжего, решения.

— Ну хорошо. Я согласен. Рассказывайте, как вы это себе представляете.

Рыжий встал, взял в руки бубен и принялся ходить взад-вперёд по гостиной, слушая Андалаевых.

Со следующего дня погода изменилась, дул ветер, поднимая на окраине опавшие листья разных цветов. Но стройка продолжалась, слышался стук и жужжание разных инструментов, грохот перекладываемых плит и досок, тарахтение подъезжавших и уезжавших машин, маленького крана и трактора. Рыжий приходил на ночевку, от усталости падал на постель и мгновенно засыпал. Андалаевы больше не трогали его, почти не вступали в разговоры, предусмотрительно старались "не гневить" шамана. Незаметно пришло воскресенье. Стройка замерла.

Отоспавшись, встав утром позже чем обычно и позавтракав в кухне вместе с Андалаевыми, Рыжий сел за свой стол и открыл ноутбук. Найдя через гугл и яндекс различную информацию про шаманизм и обряды, он перечитал множество статей до обеда, пересмотрел множество фотографий и видеороликов на ютюбе. Постепенно в его голове начала возникать картина того, что он должен был делать сегодня, как вызывать духов.

Представив себя в образе шамана, Рыжий расхохотался. Он представлял, как он будет кружиться с бубном вокруг костра. Языка тувинского он не знал, поэтому придётся обходиться воплями типа "ай-яй-яй-я-я-я-я-й!".

Или нет, лучше что-то типа "иоооо-уа-уа-уа-а-а-а-а-йооооо-эээээээуууу!". Горловое пение у него, конечно, не получится, но попробовать можно. Он тихонько попробовал, понизив голос, протянуть звук "О-о-о-о", но как раз мимо проходила Дарый и Рыжий, застеснявшись, быстро захлопнул рот. В подобных ситуациях он еще не бывал. Скажи ему раньше, что придётся по-настоящему, не в театре, "играть" шамана — он бы не поверил. Но теперь путей к отступлению не было. Андалаевы надеялись на него, верили ему. Они были бесконечно благодарны за то, что он согласился просить духов. У них не было и тени сомнения в том, что Александр — потомок шаманов. На его вопрос, а что, если у него не получится задобрить духов, как бы он не старался, и они всё-равно не дадут потомства Андалаевым, Шагдыр ответил, что тогда они больше не будут ждать ничьей милости и усыновят чужого ребёнка.

Потом некоторое время Рыжий рассматривал лежащий на кровати бубен с цветными ленточками, пытаясь понять, что за рисунки нанесены на него. Бубен был старый, рисунки были едва различимы. Чтобы не забыть его, рыжий сразу же сложил бубен и колотушку в пластиковый пакет из супермаркта "SPAR". "М-да, с гитарой было бы попроще" — подумал он. "Шаман с гитарой?" — и он опять улыбнулся себе.

Было решено выезжать на Шагдыровском "Урале" после обеда в 4 часа в сторону заброшенной сторожки. На случай непогоды в ней можно было укрыться. Дарый принесла Рыжему тёплые штаны и шерстяной пуловер. Она была вся озабочена и очень серьёзна. И если Рыжий воспринимал весь этот спектакль как некий комедийный акт, случайно доставшийся ему по ходу жизни, то Андалаевы про себя благодарили судьбу за то, что она послала им временного постояльца-соседа, а он оказался шаманом. В этом они видели некий знак свыше.

В четыре ещё было светло. Андалаевы были готовы. Шагдыр открыл ворота для мотоцикла, выходившие на другую сторону, там где был коровник, курятник и другие хозяйственные постройки. Первой — в люльку — уселась Дарый с большим мешком. Под ноги Шагдыр затолкал ей еще картонную коробку, из которой шёл запах варенного мяса. Рыжий в своей кожаной куртке, с рюкзаком за плечами и с пакетом в руке уселся позади Шагдыра. Шагдыр завёл мотоцикл, выехал за ворота и остановился. Рыжий увидел Султана, сидевшего на цепи около своей будки. Шагдыр по-тувински что-то сказал Султану и закрыл ворота. Затем он медленно развернулся, проехал до конца улицы и свернул на Луговую. Проезжая мимо дома баб Ани, Александр увидел, что там в песке играют дети Смирновых и Комаровых.

Ехали минут двадцать. Дорога была лесной, вся в колдобинах. Старенький мотоцикл то ревел как тигр, то тихо тарахтел на спусках. Рыжему казалось, что он бы пешком быстрее дошёл до сторожки. Наконец приехали. Мотоцикл оставили около сторожки, а сами потом еще пешком шли метров двести до поляны, окруженной со всех сторон высокими соснами. Поляну эту Шагдыр выбрал заранее. Заранее заготовил и мешок сосновых шишек. Он тащил мешок с дровами и коробку с едой. Рыжий — рюкзак за плечами, пакет с бубном и большой пластиковый пакет, в котором лежали какие-то мягкие вещи. Сзади плелась Дарый, также неся большую сумку.

На поляне, закрытой со всех сторон деревьями, ветер не ощущался. Было тихо. Шагдыр с Рыжим принялись разжигать костёр посредине поляны, Дарый развязала мешки и сумки, достала мясо и испеченные лепёшки, баурсаки, пластиковые бутылки с кумысом и аккуратно разложила приношения около костра.

— А что, если придут волки или медведи? — шутливо спросил Рыжий. Он не сказал Шагдыру, что на всякий случай положил в карман перочинный ножичек, а в рюкзак засунул маленький топорик, взятый со стройки.

— Не, на огонь волки не придут, — серьёзно ответил Шагдыр. — Еще не зима и еще светло.

Потихоньку костёр разгорелся, запахло дымом. Шагдыр поставил привезенные поленья в виде шалаша и бросил на них мешок шишек. В пластиковом мешке оказалась одежда для Рыжего ‒ шаманский кафтан из шкуры какого-то животного со множеством разноцветных ленточек и шапка, ранее принадлежавшая отцу Шагдыра.

— Надевай, пора начинать, — скомандовал Шагдыр.

— Ого! Из какого зверя шапка, из лисы, что ли?

Он надел то и другое, вытащил из пакета бубен и колотушку и вопросительно посмотрел на Андалаева.

— Теперь мы с Дарый сядем, а ты должен сам знать, что делать дальше. Соберись с мыслями и начинай камлание.

"Легко тебе говорить, — подумал Рыжий. — А мне тут дурачиться под шамана. Представляю, как я выгляжу".

Между тем деваться было некуда и Рыжий, прокручивая в памяти видеоролики и картинки, которые он успел посмотреть через интернет, решил начать. Сначала он переминался с ноги на ногу и смотрел на Шагдыра, мысленно прося ободрения. Но Андалаевы, нагнувшись всем телом вперёд и приложив руки к земле, уже были далеко в своих молитвах. Рыжий набрал полную грудь воздуха и тихонько ударил бубен колотушкой. Глухой звук услышала поляна. Рыжий ударил еще раз, через несколько секунд еще, и затем начал монотонно и ритмично ударять по бубну, медленно ходя вокруг костра. Он пока ничего не делал, только слушал глухой, но громкий звук бубна. Походив так несколько минут, Рыжий решил сменить ритм, и бубен начал звучать быстрей: там-та-та-там, там-та-та-там, там-та-та-там... Вскоре у него устала рука бить колотушкой в быстром темпе, он остановился спиной к Андалаевым и низким с хрипотцой голосом протянул "О-о-о-о-о-о-о!". Всё это время он тайком посматривал на Андалаевых, но они словно замерли в одной позе. Теперь же, повернувшись к ним спиной, чтобы они не могли видеть как ему смешно от собственного "О-о-о", он почувствовал шевеление сзади и оглянулся. Наверное, его "о-о-о" тувинцы приняли за начало главной части обряда. Они встали и подошли ближе к костру.

"А! Была-не была!" — решил Рыжий и, зачем-то подпрыгнув на месте, уже громче протянул "оуы-ы-ы-ы". Изо всей силы ударив колотушкой в бубен, он начал менять ритмы и прислушиваться, звуки ему нравились. В собственных импровизациях ударов по бубну ему слышалось то "Во поле берёза стояла" (там-та-та-та-тааа-та-та-там-там), то марш "Прощание славянки", то "В траве сидел кузнечик".

Время от времени в мелодии бубна он вставлял какие-нибудь протяжные звуки. Неожиданно он почувствовал, что у него начали мёрзнуть ноги. Потрясенный таким открытием, он опять начал ходить вокруг костра, обходя Андалаевых, которые стояли молча у него на пути. Он ходил всё быстрее и быстрее, всё быстрее звучал и бубен, всё чаще Александр тянул "оуы-ы-ы-ы". Остановившись сбоку от Андалавых, он начал подскакивать на месте, часто наклоняться вперёд и затем его понесло. Издав некий гортанный звук, он уже больше не контролировал себя. Как будто кто-то другой перенял у него обряд камлания. Он поднял бубен высоко над головой и пронзительно на русском языке закричал: "О духи! Вы слышите меня?". Столб огня взметнулся к небу. При этих словах Андалаевы упали на колени и подняли руки вверх. "С вами говорит рыжий шаман, — продолжал Александр. — Я прошу вас, духи неба и земли, потомства для Шагдыра и Дарый Андалаевых!". Он часто-часто начал то поднимать, то опускать бубен, быстро без перерыва колотя по нему. "Я прошу вас излечить Дарый и дать ей возможность родить здорового ребёнка, а лучше двоих — мальчика и девочку, можно и троих. О духи, будьте так добры! Я еще никогда ни о чём не просил вас и вот теперь пришло время сообщить просьбу этих хороших людей вам. Вы добрые духи, вы лечите людей, их тела и души, вам открыты многие тайны и в вашей воле сделать так, чтобы у этих людей родился ребёнок. Пожалуйста, исполните их мечту, ведь семья без детей — не семья. Если нет продолжения рода — это плохо, это просто ужасно!". В этом месте Андалаевы, которые опять в какой-то момент времени встали на колени, вскочили и что-то закричали на своём языке, несколько раз повторяя "ийе", "ийе".

Тут этот "кто-то", кто перенял за Рыжего камлание, вдруг неожиданно замолчал. Застатый врасплох, Александр не знал, что говорить дальше. Но для него всегда было актуальным изречение Чехова "Краткость — сестра таланта". Еще раз повторив "Ужасно!", он уже сознательно закончил: "Я благодарю вас, духи, за то, что вы выслушали мою просьбу о помощи семье Андалаевых. Это святая просьба. Я благодарю вас!". Андалаевы подхватили: "Четтирдим!". Рыжий еще несколько раз медленно, но сначала громко, а потом всё затихая, поколотил в бубен, остановился и сел. Пот лил с него градом, ноги уже не мерзли, а горели. Овал неба между соснами был тёмен. "Фу, слава Богу!" — подумал рыжий шаман, снимая лисий малахай. В отблесках костра он увидел, как медленно встал Шагдыр и подошел к нему. "Спасибо!" — протянул он руку Рыжему и сел рядом. Потом встала Дарья и тоже подошла к Александру, но с другой стороны, и тоже села рядом. На лице её было написано умиротворение: "Четтирдим!".

Вторая половина октября хотя и принесла с собой дожди, но работа на стройке не затихала. К ноябрю возвели крышу и Рыжий мог уже начинать внутреннюю отделку одного помещения, в котором через короткое время он бы мог жить, одновременно занимаясь отделкой всего дома в комплексе. Площадь дома для баб Ани и, возможно, её золовки Варвары, была увеличена на размер двух комнат, прихожей, с которой позднее должен был быть оборудован вход наверх, санузла и большой кладовки, которая одновременно должна была быть техническим помещением. Да немного была увеличена площадь веранды. На крыше предполагалась мансарда, которую Рыжий запланировал для себя или для гостей баб Ани. Была заказана небольшая недорогая современная кухня с необходимой встроенной техникой: посудомоечной машиной, духовкой и микроволновкой, находившихся на высоте баб Аниного роста, холодильником и керамической электроплитой с воздухоочистителем.

И последнее, что хотел сделать Рыжий согласно своему плану — выкопать в лесу и посадить ёлку перед домом баб Ани. Он присмотрел и место для ели — слева от входа на участок, там, где начинался ряд рябин и заранее выкопал и подготовил яму. Ёлку жалко было рубить, но и без ёлки встречать первый Новый год в новом доме не хотелось. Рыжий знал, что трактором со специальным приспособлением можно, не повредив корневую систему, выкапывать и перевозить большие ели, чтобы потом пересаживать в почву. Но решил сначала попробовать сам. Попросив у Комаровых лом и лопату и пройдя некоторое расстояние вглубь тайги, он увидел небольшую, высотой не более двух метров стройную пушистую ель, которая ему особенно понравилась. С рвением и присущим ему упорством принялся Александр за дробление и подкоп земли. Работа заняла несколько часов, но завершилась успешно. Рыжему удалось вытащить ель, не повредив корни. Завалив её на принесенный с собой брезент, он дотащил по земле ёлку до дома и сразу же закопал в яму.

Баб Аня же, уехав, как она думала, всего-то на пару недель, затосковала по дому. И хотя пенсию за неё исправно получала Петровна и вроде бы баб Ане там и делать было нечего, и у золовки было неплохо, она соскучилась по дому, по коту, да и по Рыжему тоже. Ей было непонятно, сколько она еще должна "сидеть" в Красноярске и оттого неспокойно. Поначалу она частенько звонила Александру, расспрашивала о стройке, но так как у Рыжего не было времени на разговоры, да и он сам звонил ей уже не так часто она, пригорюнившись, пару раз позвонила Петровне, а потом и вообще перестала звонить. Петровна её успокаивала, говорила, Александр с утра до вечера пропадает на стройке, старается для неё же, для баб Ани и Варвары, что в Рябинкино никаких новостей нет и что нужно потерпеть до того момента, пока в дом можно будет въехать.

Александр, зная всё это и чувствуя себя несколько виноватым в том, что психологически плохо подготовил старушку к разлуке с родиной и домом, которого уже и в помине не было, торопился с отделочными работами. Он мало спал, мало ел, он был просто одержим проектом и боялся лишь одного: не успеть к Новому году. В райцентре, в ПТУ, Толик нашел ему двух серьёзных ребят последнего года обучения, желающих подрабатывать по выходным. Для них это была и неплохая практика. Помогал и Смирнов-старший, который действительно оказался мастером на все руки. Иногда помогали и Шагдыр, и Бондарь и еще пара бывших строителей, живущих в Рябинкино и находящихся на пенсии. Зная, что Рыжий неплохо платит за работу, они работали на совесть, соблюдая "сухой закон" в течение всего рабочего дня. Вопросов, откуда у студента столько денег, не задавали, хотя в глубине души недоумевали: ну, заработал, ну, есть деньги, не пьёт, ну а какого хрена на бабку-то всё тратить? Ну и что, что внук? Зачем бабке такие хоромы? Вон, лучше бы какой-нибудь дизайновский гроб придумал, с разными прибамбасами: с подогревом там, или с вентиляцией... Но такие разговоры происходили в отсутствие Рыжего и уже в конце рабочего дня, когда плотник Егорыч доставал тормозок и бутылочку. Или когда Смирнов-старший приносил самогоночку собственного приготовления. Мужики тогда, соображая на троих, фантазировали по поводу всех странных действий Рыжего и обсуждали его поведение.

— И по бабам, говорят, не ходит, хотя молодой да видный.

— Так он, говорят, женат.

— Та, женат-не женат, а природа-то должна брать своё, а тут уже столько времени, а он всё один, и жена не приезжает, и он никуда не ездит.

— Ну, может, не ладит с женой-то. Или может, он того... нетрадиционной ориентации?

Все смеялись. Смирнов-старший рассказал, что недавно в "Сельпо" новая молодая продавщица, Галка Колесникова, спрашивала о Рыжем, интересовалась. Говорит, Вы, Иван Иванович, у своей матери там часто бываете, когда его одного можно застать? Говорит, я в тех краях уже несколько раз проходила, но Рыжего не вижу, а он приходит к нам в магазин, наберёт продуктов и быстро сматывается. А я ж, говорит, на работе — не могу с ним пофлиртовать, а он на контакт не идёт. А я что могу ответить? Приходи, когда он в баню к моей матери ходит?

Мужики опять смеялись и выдумывали новые небылицы. И чем больше было выпито, тем веселее и фривольнее становились фантазии.

Но при всех "странностях" своего шефа подчинялся народ ему беспрекословно и уважал его. Профессиональные знания Александра в области строительства и дизайна поражали. Уже все знали, что Рыжий был в Германии и всех интересовало: а как там строят у немцев? Особенно с большим интересом слушали молодые ребята из ПТУ. Но была и обратная связь. Плотник Егорыч несколько раз показывал и рассказывал Рыжему некоторые тонкости и хитрости плотницкого дела, когда приходится работать без всяких машин и станков. Рыжий внимательно выслушивал и учился у Егорыча.

Так шаг за шагом вырисовывались очертания дома и его внутренний интерьер. В самом начале декабря, когда был постелен паркет в двух комнатах — в предполагаемой спальне баб Ани и в зале, и стены в этих комнатах были временно обтянуты дешевенькими простенькими обоями вместо запланированного дерева, Рыжий перетащил весь скарб бабы Ани, сложенный у соседей, обратно в дом. В зале он расставил мебель по возможности так же как она стояла у баб Ани. Только железную кровать он поставил в спальне. Холодильник пока остался у Шагдыра, так как еще в ноябре начались морозы и продукты можно было хранить на недостроенной веранде, а стоявшие в кухне крашенный буфет, стол и стулья Рыжий пока поставил во вторую спальню, на месте которой раньше была кладовка, где он спал. Свет и вода были в доме, отопление работало, вот-вот должны были привезти и установить кухню, необходимо было срочно занялся санузлом. Остальное всё можно будет доделывать потом, не торопясь. А баб Анин сад-огород он начнёт благоустраивать уже вместе с баб Аней, весной. После того как было запущено отопление, Рыжий принес Савву. Савва узнал старые вещи баб Ани: её кровать, диван, кресло. К остальному же он должен был привыкать, а не слоняться, мяукая, по пустым помещениям. Так сказал ему Рыжий.

Несколько раз приходили Липатовы, смотрели. Рыжий всегда радовался приходу Ирины Петровны. Живая и смешливая, она тем не менее давала дельные советы и с ней всегда можно было поговорить по душам. Рыжий доверял ей абсолютно. Как-то она поинтересовалась бухгалтерией Рыжего и, рассматривая накладные и различные счета, пришла в ужас.

— Саша, ты сильно рискуешь. Ты не контролируешь свои расходы, ты рискуешь оказаться не только без денег, но и в долгах. Тебе нужен хороший бухгалтер.

— Ну я же не фирма какая-нибудь, я же частное лицо. К тому же у меня нет времени заниматься бухгалтерией. Вы же сами видите, я не совсем успеваю к приезду баб Ани, я планировал много больше, но — увы! — мои расчеты потерпели крах, нужно признать. Многие вещи я ускорил только потому, что дал взятку некоторым лицам.

При этих словах Петровна посмотрела на него как на полоумного:

— Саша, но это же совсем глупо. Ведь не было никакой срочности, никакой особой необходимости начинать строить этот дом осенью, в спешке. Баб Аня вполне могла прожить еще одну зиму, ты бы мог просто приезжать и ей помогать. У тебя в голове, как я понимаю, полный кишмиш. Ты себе вообразил, что у тебя нашлась бабушка, довольно бедная, а ты этакий богатый рыцарь — деньги льются к тебе рекой. Очень обостренное у тебя чувство жалости и ответственности. Это по-человечески, конечно, похвально, но не тот случай, когда это действительно необходимо. Ты сам без ничего, у тебя же ничего нет. У тебя нет ни капитала, ни недвижимости, да у тебя даже вон одежды, куртки зимней нет! — Рыжий попытался возразить, но Петровна его не слушала. — Ты последнее отдашь, несчастная русская душа, — она вздохнула. — А этот дом? Ты его оформил на баб Аню, но ты ведь не являешься её наследником. Случись что — и достанется это всё какому-нибудь предальнему родственнику — десятой воде на киселе, и ты ничего не докажешь, останешься ни с чем. Неужели ты об этом не думал?

Рыжий утвердительно кивнул головой:

— Думал. Потому и строю.

Петровна покрутила пальцем у виска. Рыжий улыбнулся и продолжил:

— Пока у меня нет семьи, мне лично не нужен ни дом, ни деньги. Но недвижимость у меня есть — это однокомнатная квартира в Новосибирске, я в ней живу, хотя баб Ане я соврал, я сказал, что квартиру снимаю. Я начал зарабатывать с нуля, с первого курса. Я работал городским курьером, помощником по сборке мебели, разносчиком рекламы, продавцом булочек с сосисками, дворником, еще там кем-то, даже сладкую вату продавал. Заработал на хороший ноутбук (потом я его продал) и сделал права на машину. Со второго курса уже начал проектировать. Сначала всякие мелочи, типа дачных домиков, гаражей, оформление ландшафтов, а потом и жилых домов. Жил в общаге, много на себя не тратил — не привык, ведь из детдома. Зато приобрёл хороших друзей, получил море информации! Знаю английский и немецкий — и без всяких там репетиторов, на курсы, правда, ходил. Я уже говорил баб Ане, мне нравится сам процесс учения, процесс познавания. Мне с самим собой не скучно. Всегда есть чем заняться, есть что почитать, есть что посмотреть. И мне нравится не только зарабатывать деньги, но и тратить их, но не на себя: на друзей, сейчас вот на баб Аню трачу.

— А на девушек?

— Ну, подруги у меня еще не было, никто пока не зацепил.

— Так значит, про жену ты всё-таки наврал!

— Да. Я же Вам уже признался, но не выдавайте меня! Неплохие девчонки учатся со мной, но к четвёртому курсу почти все повыходили замуж, кто и за моих друзей. Сам я не стремился к близким отношениям, поэтому и не обращал внимания на девушек. Стали говорить, извините, "голубой". Честно сказать, я даже обрадовался. Друзья знают, что это не так, а мне было на руку, т.к. не надо было объяснять, почему я не хожу на дискотеки, в клубы, почему не тусуюсь. И вообще мне на всякие сплетни наплевать! А деньги — деньги еще заработаю и дом еще построю... И все эти годы я искал Рощину Анну Семёновну. Ведь это была единственная зацепка, чтобы узнать, кто я такой, кто мои родители. А как оказалось, она и не так далеко от Новосибирска живет. Правда, пока я так ничего и не узнал про родителей и то, кем приходится мне баба Аня, но сам факт того, что судьба привела меня на эту станцию и к этой бабуле ‒ сам факт что-нибудь да значит. Значит, так нужно. Я думаю, я надеюсь, оно всё раскроется, но позднее. Но теперь я просто не могу больше представить, что баб Аня не моя бабушка. Я её полюбил и постараюсь украсить её старость. А этот дом мы с баб Аней оформили немного не так как Вы думаете. Наследником бабы Аниного дома являюсь я. Александр замолчал и с любопытством посмотрел на Петровну.

Петровна засмеялась:

— О, как ты мне напоминаешь моего мужа в молодости! Такой же юношеский максимализм, такой же был горячий и жадный до учебы, и всё ему было по плечу, всё прям горело в его руках. Тоже подрабатывал, в стройотрядах, но только тратил заработанное на меня. Уже на третьем курсе у него была я. Но тогда и времена были другие.

— Были те времена лучше, с Вашей точки зрения?

— В чем-то были лучше. Мне трудно судить. Тогда я была молода, воспринимала мир по-другому.

Взгляд Петровны был направлен куда-то вдаль, в воспоминания, она улыбалась. Но потом встряхнула головой:

— Ах, да что вспоминать, нужно жить настоящим, сиюминутными проблемами и решать их.

— Ну, в Вашей семье как-раз, наверное, и нет проблем.

На красивое лицо Петровны легла тень.

— Есть, Саша, есть проблемы и в нашей семье. Наша дочь Юлия — наша головная боль. Алёна не ладит с матерью.

При этих словах Рыжий удивлённо поднял брови. Но Петровна не стала рассказывать о семейных проблемах и продолжила:

— Тяжёлые времена пережили — и ладно. Жизнь идёт дальше. Мне лишь бы дети, да внуки, да правнуки жили счастливо, а больше в старости уже никаких желаний и нет.

— Ну да бросьте, Ирина Петровна, какая старость! Вы относительно здоровы, выглядите прекрасно, лет на сорок, неужели же нет желаний?

— Ну, есть желания, есть. Но они та-а-а-а-а-йные-е, — понижая голос до шёпота, улыбаясь протянула Петровна.

Так в беседах друг с другом постепенно устанавливались тесные и доверительные отношения между ними. Петровна охотно приходила после торговли к Александру, помогала ему. Плотнику Егорычу и Смирнову сначала не нравилось, что Ирина приходит и "командует", как выразился Егорыч. Чо здесь делать этой бабе? Но когда она пару раз напоила их чаем с принесёнными домашними вафлями и разным вареньем, плотник расстаял. Как-то во время работы вспомнили её и Смирнов сказал, обращаясь к Егорычу:

— Дядь Коль, а помните, когда Ирка Липатова молодая была?

— О! От-то помню! Активистка, первая красавица в нашей дыре. Сколько за ней наших деревенских сначала увивалось. Между нами, мужиками: она мне тогда и самому сильно нравилась. Если б она тогда приехала незамужняя — наверное, мужики бы перебили друг друга за неё. А помнишь, как она повыступать-то любила? Речи всё толкала, горячие, комсомольские.

— Ага, критикой любила воспитывать. Командирша.

Рыжий, работая и одновременно слушая рассказы о людях и различных событиях в Рябинкино, почему-то при рассказах о молодой Ирине невольно представлял себе Алёну.

Между тем наступил декабрь. Морозы уже доходили до -20R, были и снегопады.

Он видел, как дети Смирновых и Комаровых возили друг друга на санках, пруд в середине Рябинкино тоже замёрз и старшие дети иногда катались на коньках. "Надо бы горку для детей залить, — мелькнула мысль. — Потом, когда приеду".

В доме баб Ани, где пахло штукатуркой, деревом и краской, было уютно и тепло. Рыжий был рад, что еще до наступления заморозков со Смирновым вырыл ямы для столбов и огородил участок вокруг дома пока что мелкой сеткой. Но самое главное: в доме можно было жить. А это означало, что нужно везти баб Аню, если получится — уговорить и Варвару.

Позвонив в Красноярск, он сообщил о своём приезде в ближайшие дни, договорился с Липатовыми насчет Саввы и купил себе в сельпо недорогую шапку-ушанку из кроличьего меха. Курточка у него была единственная, на все случаи, хотя из натуральной кожи и с подкладом, но не для зимы. Рыжий в ней, однако, не мёрз, постоянно находясь в движении. К тому же Дарья-Андалаиха подарила ему тёплый пуловер, в котором он "шаманил" и шарф из овечьей шерсти, связанный ею лично. Оставались деньги. Наличные у него еще были, на счету же оставалось не так уж много — Рыжий не умел экономить. Но Стас звонил ему, сказал, что продал еще пару проектов — пусть не большие, но деньги должны были поступить на банковский счет. Он никогда не думал о деньгах всерьёз; деньги для того, считал он, чтобы их тратить. Но тратить на благородные цели, например, на поддержку стариков и инвалидов. Свой самый первый большой заработок — 40.000 рублей, он перевел на счет детского дома, в котором вырос. Тогда еще был жив Иван Николаевич Сахно. Иван Николаевич был уже на пенсии, он расчувствовался, сказал: "Саша, я в тебе не ошибся". А Рыжему было так приятно это слышать именно из уст Сахно, что он потом долго проигрывал в памяти этот эпизод. Позднее Рыжий еще раз приезжал в Боровск, посмотреть, на что были потрачены его деньги и остался доволен: нет, не уворованы, не прикарманены. На эти деньги был дооборудован небольшой компьютерный класс. Заведующая, занявшая должность после Сахно, лично показала ему несколько недорогих, не новых, но вполне пригодных для познания основ компьютерной грамотности, ноутбуков.

...Оставив запасной ключ Липатовым, купив валенки для баб Ани, Александр отправился в Красноярск.

В Красноярске его, однако, ожидал сюрприз. В квартире было холодно, обе бабули были больны, Варвара, к тому же, температурила. Рыжему пришлось набраться терпения и приложить много усилий, направленных на то, чтобы поставить старушек на ноги.

Он мотался по аптекам и магазинам, с помощью соседа по площадке наладил отопление в квартире Варвары, ухаживал за бабулями, готовил им еду и через несколько дней решил, что бабушки уже вполне способны доехать до Рябинкино. А там он окончательно поставит их на ноги. Там Ирина Петровна и Шагдыр. Там тёплый дом с горячей водой и там через десять дней нужно встретить Новый год.

Варвара, хотя и упиралась поначалу, выздоровев, всё же решила посмотреть на внезапное богатство своей родственницы в виде нового дома. Воспринимавшая всё подозрительно и с недоверием, поразмыслив и лично познакомившись с Рыжим, увидев вроде бы не поддельные, а заверенные нотариально и на имя Анны Семёновны Рощиной оформленные документы, она, будучи в каком-то приподнятом настроении после болезни, дала согласие на поездку, тем самым сильно обрадовав баб Аню и Рыжего. Александру понадобилась еще пара дней, чтобы подлечить старушек, сделать в магазинах Красноярска необходимые покупки и за неделю до Нового года всё тем же поездом они прибыли в Рябинкино. Рыжий не дозвонился до Липатовых, но Смирнов-старший без лишних вопросов сказал, что встретит на вокзале.

Перрон Рябинкино был пустой, мела метель и вокруг ни души. Дошли до здания вокзала. Варвара всё время оглядывалась, удивляясь, как давно она здесь не была. Здание вокзала было пустым, касса закрытой, но всё же внутри было теплее. Посадив бабушек на скамейки и поставив рядом весь багаж, Рыжий собрался звонить на сотовый Смирнову, но тут вошёл и сам Иван Иваныч в коротком тулупчике. Он извинился за задержку — "москвич" никак не заводился — обнял баб Аню и представился Варваре.

Ехали через станцию медленно, было скользко и машину иногда заносило. Старушки сидели тихонько, видя, в какой обстановке приходится рулить шофёру. Окна машины замёрзли и изнутри можно было смотреть на дорогу только через небольшое оконце лобового стекла, протёртое Смирновым рукавицей и скребком.

Подъехав к дому, он помог Рыжему выгрузить багаж и старушек, перекинулся в сторонке с Александром парой слов и, не заходя к матери, поехал по своим делам.

Рыжий взглянул на баб Аню. Несколько минут она стояла молча, завороженно глядя на дом. Он был покрыт снегом и казался сказочным. Видно было, что ко входу в дом не так давно была прочищена дорожка, но её опять занесло снегом. А возле предполагаемой калитки, слева от дорожки, стояла красавица-ёлка. Она не была еще украшена, но её яркий изумрудный цвет, её пушистость и равномерное ступенчатое распределение веток вызывали восторг. Первой высказалась решительная Варвара:

— Кра-со-та! Из тайги, что ли, притащил? С домом красиво сочетается! Ну, что стоим-то? Замёрзнем!

И она, покачивая большой дорожной сумкой, решительно зашагала ко входу на веранду.

Заскрипел снег под валенками, образовывая следы. За Варварой молча семенила баб Аня. Дошедши до входа, они оглянулись на Рыжего, катившего два чемодана на колёсиках, с неизменным рюкзаком за плечами и большой сумкой через плечо. Сняв около входа перчатки, Александр достал какой-то интересный ключ и открыл входную дверь на веранду.

— Ну давай, ты хозяйка, ты и входи первой, — скомандовала Варвара и посторонилась, пропуская баб Аню вперёд.

Когда Рыжий занёс весь багаж в веранду, баб Аня, сняв шаль и расстегнув пуховик, сидела уже на стуле в прихожей, крутя во все стороны головой. Веранда и прихожая сообщались толстой утеплённой дверью. Но на веранде не было отопления и термометр, висевший у входа, показывал +6R, тогда как в прихожей было тепло. Из туалета слышался приглушенный звук сливаемой воды. Оттуда вышла облегченная Варвара. Она была изумлена.

— Вот это туалет, лучше чем в городе! Аня, какой там унитаз! Аня, а какая ванна! Какая сантехника! Аня, иди посмотри! Только вода еще холодная.

Рыжий сказал, что сейчас включит бойлер и скоро будет горячая вода. Он разделся, положил свои вещи пока что на стулья и большие картонные ящики, стоящие в прихожей вместо гардероба, вкатил чемоданы и закрыл дверь на веранду.

Исподтишка он наблюдал за растерянной баб Аней, которая исчезла вместе с Варварой в санузле. Оттуда донеслось "Ёшкин-копалкин!".

Бойлер находился в кухне и Рыжий пошел его включать.

Минут через пять зашли оживленно разговаривающие бабушки и как вкопанные, остановились у порога кухни.

Варвара ахала, обходя кухонную технику:

— Я такое видела только по телевизору, а теперь и у тебя есть, смотри, Аня!

Она открывала дверцы, заглядывала в шкафы. Везде было пока что пусто, за исключением той старенькой баб Аниной посуды, которой еще можно было пользоваться, да в холодильнике лежали и стояли какие-то баночки.

— На веранде, где холодно, в ящиках лежат тоже продукты и картошка, и варенье, — сказал Рыжий. — А сейчас мы просто разогреем то, что привезли с собой.

Баб Аня ходила следом за Варварой и была смущена. Рыжий открыл дверь в гостиную и баб Аня, увидев на фоне современного, нового и красивого интерьера свою старенькую мебель, неожиданно разрыдалась.

— Это не моё, не моё, — плача, твердила она.

— Ну-ну, — успокаивала её Варвара. — Саша же не чужой тебе человек, для тебя старался, ты должна привыкнуть к новой обстановке.

— Я никогда, никогда не смогу расплатиться с ним, это всё на его деньги. Дура я. Жила бы себе как раньше и совесть бы меня не мучала.

— Зато бы меня совесть мучала, — раздался голос Рыжего. — Что я для родного для меня человека ничего не сделал, хотя имел возможность. Давайте, баб Ань, прекратим раз и навсегда эти бесполезные разговоры. Кому плохо оттого, что я Вам дом построил? Кому? Вы мне ни-ког-да и ни-че-го не должны! Разве мать, выкормившая и вырастившая ребёнка, должна ему что-нибудь? Обязана ему чем-нибудь? Это выросший ребёнок обязан по отношению к родителям заботиться и поддерживать их, особенно в старости...

Он не договорил. Неожиданно баб Аня подошла к нему и прижалась, обняв его и прислонив лицо к его груди.

Слов не было. Варвара молча стояла рядом, на её глазах тоже блестели слёзы. Немного помолчав и гладя баб Аню по волосам, словно ребёнка, Рыжий наконец прервал молчание:

— Пойдемте, посмотрим остальные комнаты. Я старался сделать вам комфортное жильё.

Баб Аня послушно последовала за Рыжим, на ходу вытирая слёзы. Посмотрели обе спальни, Рыжий показал, как открываются электронные жалюзи на окнах, где включается свет, как работает отопление. Повсюду пахло деревом. Варвара без умолку хвалила Рыжего, сравнивала этот дом с домами тех, у кого она когда-то бывала в гостях.

— Лучше чем в городе. Я теперь к тебе чаще приезжать буду, на всё лето, буду у тебя лечиться. Молодец Сашок! — она слегка похлопала Рыжего по спине и подмигнула. — От Аньки разве похвалы дождёшься!

Рыжий улыбался:

— Да, вот весной закончим стройку и благоустроим сад — и живите-радуйтесь! В этом доме вы не будете болеть, здесь особое пространство.

Говорил Александр вроде шутя, но от него шли такие волны невидимого тепла, неподдающиеся описанию, что бабули одновременно почувствовали какое-то лёгкое и приятное головокружение. С восторгом осмотрев весь дом, решили поужинать, заняться распаковкой чемоданов и устройством на ночь. Рыжий стал звонить Липатовым, чтобы узнать, можно ли прямо сейчас забрать Савву, но трубку никто не брал. "Наверное, Петровна или у Сергея в офисе, или в городе" — предположила баб Аня. — "У неё в конце года всегда много работы по бухгалтерии. Ладно, завтра заберём".

Старушки легли спать в своих комнатах — баба Аня на своей старенькой кровати, Варвара на современной деревянной, с рамой и высоким ортопедическим матрацем, а Рыжий на диване в гостиной.

У Варвары, несмотря на все её болезни и высокое давление, которое она измеряла тонометром по нескольку раз в день, энергии было еще много. Она встала раньше всех, включила бойлер, нажарила гренок и стала ждать остальных. Ей не терпелось испытать кухонную технику, но шуметь она не хотела. Одиноко сидя в ярко освещенной кухне, она то рассматривала красивый плиточный пол, то открывала холодильник и духовку, то из дальнего угла обозревала кухонное пространство и мысленно представляла себе, что бы она еще приобрела для кухни и размышляла над поворотом в судьбе Ани. Захотелось посмотреть в окно и Варвара, потянув за ремень, легко и бесшумно подняла наружную жалюзь. Еще было темно. В оконном стекле как в зеркальном отражении она увидела себя и всю кухню. Прижавшись носом к стеклу, чтобы разглядеть, что творится на улице, Варвара почти ничего не увидела, кроме едва различимых очертаний еще кое-где стоявших контейнеров со строительным мусором. Внезапно она увидела, что позади неё открывается дверь и оттуда выходит Рыжий. Она повернулась к Александру.

— О, как я хорошо спал! — потягиваясь, воскликнул Рыжий. — Доброго Вам утра, что не спится-то?

— А кто его знает, чего не спится, — всплеснула руками Варвара. — Не на своём месте, не в своей постели, хотя очень удобно на жестком-то матраце. Выспалась я, уже и умылась, и таблетки утрешние приняла... Вот, гренок нажарила, вас, засоней, жду. Иди, умывайся, завтракать будем!

— Слушаюсь! — взял под козырёк Рыжий и строевым шагом вышел в прихожую.

Приняв душ и побрившись, Рыжий вернулся в кухню, где за столом сидела уже и баб Аня, ожидая, когда освободится санузел.

Начинало светать. Во время завтрака обговорили предстоящие дела. Кроме того, Рыжий показал, как складывать посуду в посудомойку и рассказал, как она работает. После того как были прибраны постели и наведен порядок в доме, Рыжий достал ноутбук, сотовый и, чтобы не мешать бабулям, уселся в сторонке в гостиной поработать. Ему было приятно слышать за дверью гостиной шарканье тапок, приглушенные голоса, иногда смех старушек, какую-то возню и другие бытовые звуки. Минут через двадцать в гостиную заглянула одетая Варвара и сказала, что они прогуляются немного по улице, оглядятся. Было уже довольно светло. Связавшись через интернет со Стасом, Рыжий внимательно изучил пришедшую почту, перечитал различные предложения, просмотрел рекламу.

Стас был его правой рукой. Студент-однокурсник того же факультета, головастый и сообразительный, он первый предложил Рыжему организовать нечто вроде малого предприятия по разработке и внедрению различных строительных объектов. Начинать в условиях политического и социального бардака в стране было тяжело. Очень помогало знание Стасом английского языка почти в совершенстве, мама Стаса была переводчицей по профессии. Рыжий же неплохо знал немецкий. Начали они с создания собственного интернет-сайта, продумали вроде бы каждую мелочь. Александр часто ночевал дома у Стаса, они были полны идей, спорили чуть не до хрипоты, позднее подключили к своему проекту молодого юриста Алексея, с родителями которого дружила мама Стаса. Но долгое время дело не двигалось с места. Денег на рекламу не было. Когда было совсем уж отчаялись, неожиданно пришел запрос на небольшой заказ от частного лица — застройка и дизайн дачного участка под Новосибирском. И потом пошло-поехало. Заказы сыпались один за другим, причем уже не только от "частников", но и от вполне солидных фирм. Иногда приходилось по ночам штудировать еще и незнакомые предметы по различным инженерным отраслям, которые не входили в программу факультета. Не хватало и юридических знаний, т.к. скоро Алексей женился и, устроившись юристом с твёрдым окладом на какую-то фирму, отказался сотрудничать. Иногда он, впрочем, консультировал Рыжего в трудных ситуациях. Тогда Александр решил закончить еще и юридический факультет заочно, но позже.

Рыжий нажал на кнопку, возле которой сидел, и все жалюзи на окнах гостиной начали почти бесшумно подниматься. В гостиную сразу хлынул поток солнечного света. Рыжий быстро нашел сайт райцентра и глянул температуру воздуха. Метеосводка показывала, что сегодня в их районе -18-20R.

"Мороз и солнце — день чудесный!" — он подошел к окну.

Баб Анин участок был завален сугробами и только узенькая дорожка, по которой они шли вчера к крыльцу, была со следами недавно прошедших валенок. Из окна баб Анин "предбанник" и прилегающий кусок Луговой, а также дома соседей были хорошо видны. Луговую, видимо, прочищали трактором не так давно и там, где заканчивалась Луговая возле дома Шагдыра, дорога была переграждена огромнейшим сугробом. "Да это же готовая горка, только водой залить!" — мелькнула мысль.

Из-за поворота показались бабульки. Они шли медленными осторожными шажками, держась одна за другую, в одинаковых пушистых шалях, купленных Рыжим, в валенках. Только Варвара, считавшая себя "городской" и "интеллегенткой" по сравнению с баб Аней, была одета в своё хоть и видавшее виды, но с песцовым воротником тёмно-синее пальто и шаль у неё была спрятана внутрь пальто, а баб Аня всё в том же коротковатом для морозов пуховичке, а шаль по-деревенски была замотана вокруг воротника. У Рыжего защемило сердце. "Болван!" — выругал он сам себя. — "Нужно было купить баб Ане шубку! Да и Варваре тоже". Он опрометью бросился к своей одежде, пока что лежащей кучей на диване, быстро напялил андалаевский пуловер, куртку и шапку, наскоро влез в ботинки и, на ходу застегивая куртку, побежал навстречу бабушкам. Морозец пощипывал щёки, но солнце слепило глаза и было так свежо, так хорошо бежать по белому снегу, что аж дух захватывало.

Бабули остановились и Рыжий, добежав и забежав им за спину, схватил обих сзади за талии и медленно стал кружить.

— Постой, скользко же! — закричила Варвара.

Было невероятно весело смотреть на румяные, словно крашенные клубничным вареньем щеки старушек. А поначалу сердившаяся баб Аня хлопала его вязаной варежкой и смеялась. Во дворе Рыжий обстрелял их снежками, на что Варвара тоже ответила снежком, попав ему в шапку. "Ах ты негодник! Щас я тебе покажу!" — и она, скатав снег в крупный ком, швырнула его в Рыжего, но попала за забор к соседям Комаровым в окно. На шум, на веселую возню вышел сосед — Комаров Виктор, поздоровался.

— То тут так тихо было без вас, так скучно, как-будто и не праздник на носу. Хорошо, что приехали. Вы заходите к нам на Новый год, мы дома будем. Ещё Андалаев заходил, дорожку вам прочистил, просил передать, чтобы ты, Александр, как приедешь, зашёл к нему.

Рыжий еще пару минут поговорил с ним, а потом пошел прямо к Андалаевым. На стук вышел Шагдыр. Он обрадовался Рыжему, спросил, приехала ли баб Аня, как ей понравился дом. Рыжий, в свою очередь, поблагодарил Шагдыра за дорожку. Спросил про Дарый и вообще, что нового.

— Завтра едем в райцентр, — сказал Шагдыр и попросил подождать. Через пару минут он принес из сарая большого потрошенного гуся.

— Бери, это тебе к Новому году. Остальных продал.

Гусь был шикарный, килограмма на четыре.

Варвара, выходя из туалета и увидев входящего сияющего Александра с гусем, радостно захлопала в ладоши.

— Саша, ну ты у нас прям молодец. Это что, сосед тебе дал?

— Сосед, но другой — Шагдыр. Чисто биологический продукт, выращенный в домашнем хозяйстве — вкуснотище будет!

За обедом Рыжий сообщил о том, что утром съездит в райцентр и дал задание бабулям сделать список продуктов, что надо купить для встречи Нового года. Баб Аня поначалу заворчала, что все можно купить и здесь, в "Сельпо", но Варвара её не поддержала:

— А что ты здесь хорошего свежего купишь? Или мясо хорошее?

— Ну, не знаю, всё хорошее.

— А выбор-то в городе всё-равно больше.

Она принялась энергично составлять список и выразила желание поехать вместе с Рыжим. Заговорили о встрече нового года, до которого оставалось четыре дня. Александр предложил позвать гостей — Липатовых, Андалаевых, Смирновых, но баб Аня была против.

— Где мы их посадим? Стол-то только один и тот маленький. Да я знаю, что все на Новый год сидят дома, со своими. Вот только может дети вечером придут колядовать, так надо сладости вынести.

Наконец решили, что ужинать сядут втроём, часов в пять вечера, а дальше как получится. Рыжий взялся приготовить гуся с яблоками, черносливом и мороженой рябиной, которую он запас по осени. Сказал, видел в Германии, как на Рождество там готовят гуся, утку или индейку.

— Нам главное, что б мясо мягкое было, что б разжевать его можно было, — заключила баб Аня.

Утром Варвара встала вместе с Рыжим. Рыжий пробовал её отговорить от поездки, напомнил, что мороз, что она недавно переболела, что у неё может подскочить давление, но Варвара была упрямой и деятельной.

— Раз уж я приехала, что ж я сидеть буду, погода пока позволяет, бурана нет, прогуляюсь. Да и в парикмахерскую мне нужно, постричься перед праздником.

— А вдруг автобус не придет? Такое бывает. Замерзнете на остановке стоять, — подала голос баб Аня.

Когда вышли из дома, Варвара, посмотрев на ёлочку, опять разахалась, хваля Рыжего: и обо всём-то он помнит и подумает, обо всём побеспокоится, а какой умница и трудяга!

Народу на остановке было немного. Из тех, кто стоял в ожидании автобуса, Рыжий никого не знал. Минут через десять, ругаясь, ушла одна из женщин. Рыжий взял Варвару под руку и, чтобы не замёрзнуть, ходил с ней вдоль остановки. Автобус опаздывал.

Несколько раз Рыжий пытался остановить проезжавшие мимо легковушки, но никто не останавливался. Машинки были, в основном, старенькие, советстких времен, а если и иномарки, то тоже подержанные.

— Ничего, баб Варя, ничего, мы тоже купим к лету машину, — с улыбкой приговаривал Рыжий. — Не всё сразу. Я еще покатаю вас с ветерком.

— Я тебе тоже дам денег, у меня есть немного. Аня мне раньше на лечение привозила, а я не тратила, собирала в чулок — вот и набралось. Она об этом даже и не знает. Да пенсия у меня.

Рыжий засмеялся и тут показался автобус.

В городе далеко не ходили, благо центр города и большинство крупных магазинов находилось недалеко от вокзала. Повсюду были развешаны цветные фонарики и стояли нарядные ёлки. Похоже было — предпраздничная торговля шла бойко. Простой народ сберег немного денег на конец года, чтобы за предновогоднюю неделю всё и потратить. Погревшись около батарей в здании автовокзала, Рыжий и Варвара зашли сначала в магазин "Электроника". Рыжий сказал, что хочет сделать для них подарок.

В отличие от баб Ани, Варвара любила магазины и городскую суету. У неё была хорошая память на цыфры, она легко запоминала цены и, ходя по магазинам, могла сказать, где один и тот же продукт дешевле, а где дороже, одним словом: где — что — и почем.

В "Электронике" Рыжий направился к телевизорам. Вместе они посмотрели несколько новых плоских экранов и Рыжий сказал, чтобы Варвара выбрала сама. Обойдя весь имеющийся ассортимент, Варвара выбрала средний по цене и не слишком большой по диагонали плоский телевизор. "Анне этого хватит!" ‒ тоном, не допускающих возражений, сказала она. Рыжий достал сотовый и попытался дозвониться Толику, но телефон молчал. Тогда он оформил покупку с доставкой. Затем они достали "продуктовый" список и пошли в ближайший гастроном, по дороге купив ёлочные гирлянды и зайдя в парикмахерскую. Рыжий тоже постригся.

Возвращались с полной сумкой, да еще у Рыжего в рюкзаке лежали кое-какие покупки. Варвара тоже несла небольшую тряпичную сумку, свою сумочку она не брала, а кошелек с деньгами лежал у неё во внутреннем кармане пальто. Она была довольна. От остановки до дома дошли довольно быстро, солнце еще вовсю светило и снег блестел и слепил глаза. В райцентре они перекусили на скорую руку в кафе, но увидев, что баб Аня ждёт их и на обед молочный вермишелевый суп, сели обедать все вместе. Мороз прибавил аппетита и горячий жиденький супчик был как нельзя кстати.

— Ну, и чем ты тут без нас занималась? — спросила Варвара.

— Да ничем таким особенным, дом изучала, поднимала эти, как их, жалюзи, на кнопки нажимала. Да вот инструкцию пробовала изучать к этой, к микроволновке, да ничего не поняла, — Она подумала немного. — Да вот еще. Ирина Петровна звонила, сказала, вечером сегодня дома будет, кота можно забрать. Да в окно на ёлку глядела. И охота тебе, Сашенька, этим всем заниматься! Мы ж уже старые, а ты всё заботишься о нас, словно о детях.

— Ну, ты, может, и старая, а я еще молодая и мне всё это надо! У меня, как появился Саша, прям настроение поднялось и жизненный тонус, и смысл жизни есть. Щас... — она встала из-за стола и быстрыми решительными шагами направилась в свою комнату. Минуты три её не было, а потом она вошла с пачкой денег в руках, села опять на своё место и положила деньги перед Рыжим. — Вот. Вот здесь пятнадцать тысяч рублей. Это мои. Вот это я даю тебе на домашние расходы, а то всё ты тратишь из своих, а тебе еще доучиться надо. Не возьмешь — обижусь, — категорично заявила она, видя, что Рыжий собрался отодвинуть деньги. Баб Аня изумленно посмотрела на Варвару и тоже исчезла за дверями гостиной. Она принесла пять тысяч и какую-то мелочь и робко протянула Александру:

— Вот, Сашенька, и я тоже. Здесь больше у меня нет, я Ирине Петровне на хранение свои пенсии отдаю, мои деньги у неё.

Рыжий засмеялся, взял деньги и, выдвинув пока еще пустой крайний ящичек кухонной стенки, сказал:

— Вот здесь пусть пока лежат деньги на хозяйство. Мы только втроём будем знать, больше никто. И как нужно будет что-то купить — берем отсюда, не спрашивая.

Он положил деньги и закрыл ящик. Такому решению бабули не стали возражать.

— А теперь у меня к вам одна просьба. Я на Новый год вот такое хочу предложить, это я видел в Германии и сам принимал участие, называется по-немецки "вихтельн". Хотя немцы это делают на своё Рождество, ну а мы будем на Новый год.

И он рассказал, что требуется от бабулек. Они внимательно слушали и, когда Александр закончил, Варвара спросила:

— А если мне достанется мой же подарок?

— Да, бывает и так. Ничего не поделаешь. Что купишь — то и получишь. Конечно, чем больше народа играет, тем лучше.

— Что ж ты раньше-то не сказал, я б сегодня уже в райцентре бы и купила. — Варвара строго смотрела на Рыжего.

— Да, виноват, упустил. Ну ничего, купите в "Сельпо". Пока одна на улице постоит, другая купит и спрячет в сумку, а потом наоборот. — Рыжий улыбался. — Так что, играем?

— Да! — поддержали его старушки.

После обеда Варвара прилегла отдохнуть, а баб Аня копалась в своих вещах, раскладывала бельё по полкам шифоньера и развешивала свою и Александра одежду на плечики. Рыжий опять уселся возле окна с ноутбуком и тетрадью. Он с головой окунулся в работу, в рассчеты. Баб Аня, проходя иной раз через гостиную, шла чуть ли не на цыпочках, чтобы не помешать. Часа через три проснулась Варвара. Открыв дверь из своей комнаты в гостиную и увидев работающего Александра, она тоже тихонько прошла мимо и закрыла дверь. Но Рыжий вышел почти следом. Было около семи, за окнами темнота. Попили чаю и баб Аня стала собираться.

— Я за Саввой схожу.

— А может, Липатовых еще нет? Лучше позвонить сначала, чтобы зря не ходить.

— Ну ничего, два раза схожу, прогуляюсь. Я ведь сегодня еще и не выходила...

— Ну, тогда и я с тобой, — встала Варвара.

— Тогда и я с вами, — Рыжий пошёл одеваться.

При открывании наружной двери автоматически загорелась лампочка на козырьке крылечка, освещая дорожку.

— Ишь ты, как всё продумано, — восхитилась Варвара.

У Липатовых только в одном окне, выходившем на дорогу, горел свет. Издалека через стекло виднелся силуэт ёлки и мигание разноцветных огоньков. Позвонили. Вышла Петровна в накинутой на плечи шубе. Обняла баб Аню, Рыжего, поздоровалась с Варварой и пригласила в дом.

— Ну, только разве что по-быстрому, Савву забрать, — промолвила баб Аня.

— Ну отчего же, можно и зайти, — Варвара двинулась вперёд. — У вас тоже, смотрю, огромный домина. Мне интересно посмотреть.

Рыжий, улыбаясь, плёлся позади и закрыл дверь. Савву они увидели сидящим на лестнице. Он облизывался. Увидев вошедших, кот с приветственным мяуканьем бросился к баб Ане.

— Ах ты мой родной, Саввушка. Вот спасибо тебе, Ирина Петровна, что по-соседски выручаешь, спасибо...

— Да чего уж там, проходите, раздевайтесь, на ёлку посмотрите. Чайку попьём.

Великолепная ель стояла в холле, в свете гирлянд таинственно переливаясь мысленными и немысленными цветами. Игрушки, конфеты в блестящих обёртках, золотой дождь — и рядом две красиво раскрашенные фигуры Деда Мороза и Снегурочки из пенопласта. За спиной Деда Мороза висел мешок из красной ткани, по-видимому, с подарками.

Гости присели на диван, залюбовались ёлкой.

— А что, Сергея еще нет? — нарушила тишину баб Аня.

— Дома-дома! Наверху, душ принимает, сейчас спустится, — голос Петровны звучал сквозь шум закипающего чайника издалека.

Рыжий украдкой бросил взгляд на портрет Алёны и обошедши ёлку, остановился перед пенопластовой парочкой. Послышались шаги с лестницы и Сергей Андреевич в банном халате и с полотенцем на плечах, громко приветствуя гостей, подошёл к дивану и сел рядом с Варварой.

— Это сестра моего мужа: Варя, — сказала баб Аня.

— Ага, значит, золовка. Саша привёз всю свою семью. Очень приятно, — он пожал Варваре руку.— Ну, а как вообще дела? — обратился к Рыжему.

— Вообще пойдет, — ответил Александр. — А где это вы таких дед Мороза и Снегурку купили?

— Саша, не поверишь, — в проёме двери стояла Петровна. — Они еще с моего детства хранятся. Сначала у родителей хранились, а потом те мне их отдали. Они были чисто белые, а Сергей дал их потом знакомому художнику и художник их раскрасил. И вот до сих пор они у нас, каждый год детям нашим под ёлку их ставим и подарки в мешок кладем.

— Мешок тоже поменяли, — добавил Липатов, — был просто полиэтиленовый, прозрачный, а Ира сшила из красного бархата.

— Я тоже когда-то где-то видела таких, только некрашенных, — сказада Варвара и встала. — А можно ваш дом осмотреть?

— А уже чай готов, проходите, попьём, а потом Вам и дом покажем, — Петровна, улыбаясь, распечатывала коробку с вафлями.

Липатов галантно пропустил бабулей вперед и подмигнул Рыжему, который заключал шествие.

Вошедши в кухню, баб Аня скромно села в уголок, спустив Савву на пол. Варвара же сначала оглядывалась, кружась на месте в полном восхищении. Вот как щас в деревнях-то бизнесмены живут! Ну и красотища!

Наконец она села. Петровна спросила каждого, кто какой чай будет и разложила пакетики по чайным бокалам. Как и в прошлый раз, Рыжий не заметил, как появилась в руках Липатова бутылка вина. Из закуски на столе были небольшие бутербродики с красной икрой, тонко нарезанная копченая и вареная колбаска, ломтики сыра, черные и зелёные оливки, масло и небольшие кусочки белых и черных булочек. В вазочках стояло варенье и мед, на краю стола лежала коробка вафель. Выпили за уходящий год, за бабушек, за хозяев.

— Ну а ваши-то что, в этот раз не приедут? — спросила баб Варя.

— Да сами еще не знают. Скорее всего — нет. Ребята по своим компаниям, сын сейчас в командировке, дочь тоже не может, в этот раз мы одни.

— Заходите 31-го к нам, посидим чуть-чуть, Саша вон гуся с рябиной будет жарить, — баб Аня забыла, что она не хотела звать гостей.

— С рябиной? Это что-то новое! — воскликнула Петровна. — Зайдем.

После чая женщины пошли осматривать дом, а Рыжий с Липатовым уселись на диван. Липатов включил телевизор.

— Как насчет пивка?

— Нет, Сергей Андреевич, не сейчас, спасибо, — Рыжего клонило в сон.

— Ну а бизнес, учеба как?

— Потихоньку заказы получаем, а учеба -... Александр помедлил с ответом. — Мой руководитель уже нервничает и ругается. Я должен сразу после праздников ехать, должен кое-что сдать.

Липатов засмеялся:

— Ну ты влип, браток, с бабками-то, а? — Он опять подмигнул Рыжему. — Сначала надо было закончить институт, а потом приезжать и строить.

— Да нет, я всё правильно сделал. Всё будет о'кэй.

И чтобы сменить тему, он тоже спросил:

— Ну а у Вас как год закончился?

Липатов просиял:

— Отлично! Вот подумываем расширяться и переходить на ООО. Мы же, считай, пол-Сибири своими продуктами снабжаем, и в нашем "Сельпо", в основном, наши продукты.

— Это у вас какая марка?

— Это "Сибирь-матушка", "Маленькая сибирячка" и "Сибирская деревушка". Пока. — Липатов многозначительно поднял палец. — Для ООО пока еще не придумали бренда.

— Знаю сгущенку в тюбиках "Маленькая сибирячка", — сказал Рыжий.

— Во-во, и не только в тюбиках, и в банках, и другая продукция для детей: творожки, например, йогурты, шоколадное масло в пластиковых баночках.

Наверху послышались женские голоса, смех и шаги по лестнице вниз. Первой легко спускалась Петровна, за ней, кряхтя, Варвара и сзади, держась за перила, осторожно и медленно, баб Аня. Они подошли к дивану и Варвара села рядом с Липатовым. Ирина Петровна стала усаживать баб Аню, но баба Аня воспротивилась:

— Нет-нет, пора уж домой. Спасибо за хлеб-соль, но пора и честь знать.

Рыжий тоже поднялся. Нехотя поднялась и Варвара:

— А я собралась уже телевизор смотреть. Уже сколько не смотрим.

— А что, сломался? — спросила Петровна.

— Да нет, я его даже не включал. Завтра должен прийти новый, — сказал Рыжий. — Баб Варь, пойдёмте.

Рыжий поймал Савву, затолкал его себе под курту. Петровна принесла из кухни оставшиеся баночки с кошачьим кормом и передала баб Ане.

— Да, еще Ваша пенсия за эти месяцы. Совсем забыла. Подождите.

Она поднялась наверх и через некоторое время спустилась с большим конвертом:

— Здесь за четыре месяца. Или все нести?

— Ну потом, потом. Щас не к спеху, — заторопилась баб Аня, принимая конверт.

— Заходите 31-го, — еще раз напомнила она и все вышли на улицу.

В свете фонарей, горевших у ворот дома Липатовых, кружились снежинки, светила луна. На улице было тихо. И только на протяжении примерно семи-восьми минут слышались шаги людей, идущих гуськом по хрустящему снегу.

Следующие два дня прошли в приготовлении к празднику. Рыжий повесил и подключил гирлянды на ёлку, бабули развешали несколько крупных шаров, убрали дом, пересмотрели и перегладили вещи. Рыжий тоже достал рубашку, галстук и костюм, купленные в Красноярске и Варвара, погладив вещи, повесила их на плечики. Был доставлен телевизор и долго решали, куда его поставить. Рыжий рассчитывал к лету купить мебель в гостиную, с местом для плоского экрана, но до этого было еще далеко. Вешать на новенькую стену, дырявить её для крепления, тоже не хотелось. Выручил Шагдыр. Зашедши поздороваться и видя, что Рыжий носится с экраном как с писаной торбой, он предложил взять у него на время пока свободный столик, который стоял около кровати Рыжего во время проживания у Андалаевых. Таким образом была решена еще одна проблема.

Сидя перед телевизором, втроём налепили и наморозили сотни две пельменей, вырезая кружочки стаканом среднего диаметра. Пока бабули в предпоследний день приготовлений ходили в "Сельпо", Рыжий обработал и обсмолил гуся, готовя его к праздничному столу. После обеда Анна Семёновна напекла булочек с посыпкой, Варвара хворосту целый разнос. Все были заняты делом, с удовольствием обсуждая по-семейному различные темы: и телевизионную программу, и болезни, и Рыжего, и соседей, и магазины, и политику. В эти дни Александр узнал для себя много нового из биографий баб Ани и Варвары, о их семьях, о жизни во времена СССР и после. Иногда он делал фотоснимки бабушек и себя вместе с ними на фоне дома, ёлки, на кухне, за лепкой пельменей и при других домашних делах, а потом показывал фотографии под музыку на экране телевизора. Он пообещал Варваре, что когда появится больше времени, научит их с баб Аней пользоваться компьютером и интернетом.

И последнее, что сделал Рыжий в канун Нового года — залил горку у дома Андалаевых. Воду он таскал вёдрами, на морозе она застывала быстро, так что через пару часов можно было с горы кататься. Вышедшего из дома Шагдыра он пригласил зайти вместе с Дарый попробовать гуся.

Утром 31-го обитатели нового дома на Луговой встали в приподнятом настроении. Завтрак прошел шумно под шутки и разговоры. Варвара удивлялась тому, что чувствует себя относительно хорошо. Обычно зима для неё — это "сущее наказание"! Баба Аня тоже забыла о болях в суставах и ногах. Это хорошая энергетика в доме, заключила Варвара. Она даже решила с первого дня нового года начать делать зарядку и медленные прогулки до леса или до "Сельпо".

— Как жаль, Сашенька, что тебе надо ехать, без тебя будет скучно, — жаловалась баба Аня. — Спасибо тебе огромное за всё, что ты для меня сделал, родной мой, ‒ и она поцеловала Александра.

После завтрака Рыжий показал ей тайник с маленьким сейфом самой простой конструкции, который был заложен при строительстве дома. "Ёшкин-копалкин!", только и смогла вымолвить баб Аня. Об этом тайнике никто не знал. "Здесь Вы можете хранить деньги и документы". Договорились о шифре, с помощью которого можно было открыть сейф. Это была дата, которую Анна Семёновна никогда не могла забыть.

Затем на случай прихода детей расфасовали конфеты, пастилу, мармелад и яблоки с мандаринами по красивым прозрачным пакетам из целлофана. "Кульки — как в нашей молодости, такие делали на Новый год, и на 1 Мая, и на 7 Ноября" — рассказывала Варвара. Она и была инициатором этих кульков. Рыжий добавил еще в каждый кулек маленькие пазлы. Предполагалось, что максимальное число детей, которые могут прийти — пять. Это трое Смирновых и двое Комаровых. Но на всякий случай сделали еще два про запас. "Не пригодятся — сами съедим", — сказал Рыжий. В этот день не обедали, а слегка перекусили, решили, что праздничный ужин надо начать пораньше, часов в пять. Позвонили Липатовым, те обещали прийти к пяти. Потом Рыжий приготовил гуся, заложив внутрь рябину и чернослив, а сверху и по краям крупно нарезанные яблоки, и за три часа поставил его в духовку. Бабули были рядом, смотрели и помогали. Перенесли стол в гостиную, накрыли. Баб Аня сокрушалась, что нет красивой посуды, что даже в голову не пришло купить какой-нибудь недорогой сервиз. Зато была белая красивая льняная скатерть. И старые разношерстные тарелки смотрелись на ней празднично.

Места для гостей действительно было мало. Даже раздвинутый, стол мог поместить не более восьми человек.

Украшением стола руководила Варвара. Она говорила, что куда ставить, сама расставила салаты и бутерброды, выкроив пространство для блюда с гусем и картошкой. Шампанское и напитки были поставлены на столик рядом с телевизором.

Рыжий притащил какую-то большую картонную коробку, поставил её в угол и не велел трогать и открывать. Потом поставил на кресло маленькую коробку и сказал сложить в неё маленькие вихтель-сюрпризики. Бабули сразу исчезли в своих комнатах. Варвара первая принесла что-то большое и длинное, тщательно запакованное в новогоднюю бумагу, затем положил свой сюрприз Рыжий и вышел. Баб Аня принесла маленький сюрпризик, завернутый в виде конфеты. Потом Варвара понумеровала сюрпризики и приготовила три бумажки с номерами, свернув их в трубочки. Решили, что "вихтельн" они будут после того, как уйдут гости.

В половине пятого начали наряжаться. Рыжий надел рубашку с коротким рукавом, галстук и брюки. Пиджак оставил на плечиках, в доме было тепло. Свежая стрижка и непривычная на Рыжем одежда сразу бросались в глаза, превратив его из студента в "интеллигента", как сказала Варвара.

— Ёшкин-копалкин! — баб Аня, вышедши в скромной блузке и купленной Рыжим юбке, с восторгом смотрела на Александра, — Ах, тебя теперь не узнать! Вылитый начальник!

Услышав её слова, из своей комнаты выглянула Варвара:

— Действительно, как одежда меняет облик!

Вскоре вышла и она. Туфельки на каблучках, облегающее платье, золотая цепочка с кулоном и слегка подкрашенные губы.

— А ты-то чего так вырядилась! А губы-то зачем накрасила? Ну ёшкин-копалкин! Ну чисто сдурела! — баб Ане было смешно.

Но Варвара не реагировала. Она плавно королевной прошлась перед ними и, подойдя к Рыжему, объявила:

— Белый танец!

Рыжий засмеялся и они вместе, без музыки, повальсировали пару минут, пока у Варвары не закружилась голова. Рыжий усадил её на диван.

— Ой, не могу больше! Без музыки не могу. Аня, поищи канал с музыкой!

И пока бабули препирались, Рыжий, надев поверх фартук, пошёл смотреть гуся.

Вскоре пришли Липатовы с санками. Они постучали в окно и Рыжий помог им внести большую красиво упакованную коробку и контейнер с тортом. Торт был испечен в виде головы Деда Мороза.

Петровна как-будто в первый раз увидела Рыжего:

— Ой, Саша, какой ты... Тебя и не узнать.

Комплимент не смутил Рыжего и он, помогая снять шубу Ирине Петровне, как хорошо воспитанный джентльмен, сказал ей встречный комплимент.

Липатовы сначала осмотрели дом и по зову Рыжего все чинно уселись за стол. Сергей Андреевич налил дамам шампанское, себе и Александру водочки и Рыжий внёс гуся и картошку. Вид у гуся был очень аппетитный. По краям лежали половинки и четвертинки крупных яблок из баб Аниного сада, внутри гуся лежал чернослив, а рябина горой лежала сверху. Нарезанный поперечными кружками апельсин контрастировал с черносливом и яплялся красивой съедобной декорацией. Рыжий отрезал каждому по кусочку и положил чернослив, рябину и яблоки.

— Ну, пусть хозяин дома скажет тост, — предложила Петровна. Рыжий поправил:

— Не хозяин, а хозяйка. Баб Ань, давайте!

Баба Аня замахала руками:

— Что вы, я в жизни ничего не говорила и не умею я это.

— А Вы скажите как можете, но от души. Мы Вас поддержим.

Петровну поддержала Варвара:

— Давай, как можешь. Только быстрее, картошка остывает.

Все засмеялись и встали. Встала и баба Аня.

— Ну, в общем... В общем, сначала я боялась Сашеньку, думала, какой-такой внук, какой-нибудь мошенник, кто ж будет для меня дом за свои деньги строить — не бывает такого, не верила я... А оно получилось всё как в сказке... Подарок к самому Новому году, и такая забота, такая любовь и уважение к старости с его стороны... Давайте выпьем за Сашеньку, теперь он — моя единственная опора. Пусть у него будет счастье!

На глазах бабы Ани показались слёзы. Всхлипнула и Варвара. Александр заулыбался и сказал:

— Спасибо за пожелания, а теперь проводим старый год.

Он не любил водку, но Сергей Андреевич не дал ему поставить стопочку в сторонку, пришлось выпить.

Гусь получился на славу. Кусочки с хрустящей корочкой таяли во рту. Рябина, сама по себе слегка горьковатая, в сочетании с яблоками и чесносливом придавала пикантный вкус мясу.

— Это где вы такого гуся взяли, в городе на рынке? — спросила Петровна и узнав, что гусь — андалаевский, покачала головой:

— Надо ж, какой подарок. Никогда не слышала о щедрости Шагдыра. Саша, к тебе люди тянутся, ты весь такой притягательный. Так что счастья тебе в новом году! Закончить учебу, устроиться на работу, жениться удачно! Всем вам счастья!

Выпили опять.

— Только что-то я не поняла: почему жениться, он же женат! Али как? — всполошилась баб Аня.

— А, баб Ань, забудьте. Врал он всё, — сказала Липатова.

— Это как же, Сашенька, зачем? — Анна Семёновна укоризненно смотрела на Рыжего.

Рыжий помедлил с ответом.

— Я боялся, что Вы мне откажете в проживании, а когда скажешь "женат" — вроде у людей доверия больше.

— Так а фотография?

— Фотографию сделал на компьютере.

— Но в паспорте-то штампа нет, — улыбнулась Петровна.

— А я в паспорт хоть и смотрела, но про штампик забыла... И щас же много гражданских браков, без штампика...

И она выпила стопочку водки.

Уже много-много лет не было у баб Ани такого застолья. Не было ничего. Про неё — бывшую доярку, выполняющую и перевыполняющую план по сдаче молока советскому государству, давно уже никто не вспоминал. Она существовала сама по себе. Для неё что праздники, что будние дни, было всё одно. Правда, три года назад переехавшие в новый дом Липатовы отнеслись к ней как-то даже по-родственному. Торговавшая рядом с ней на вокзале Петровна опекала её, заходила, иногда и к себе звала. Но она была, пожалуй, единственная, кто более-менее близко общался с баб Аней. Остальные соседи, даже бывшая подружка бабушка Смирнова, были заняты своими проблемами, своими болезнями и недосуг им было интересоваться баб Аниной жизнью. Видели — ходит баб Аня, жива, ну значит, всё в порядке.

Да еще изредка заходила бывшая учительница Вера Антоновна, и соседка, живущая через дом ‒ Клавдия Никитична. Вместе смотрели и обсуждали сериалы. Но из них никто ничем помочь не мог, сами жили бедновато на небольшие пенсии.

После третьего тоста старушки захмелели, Варвара разрыдалась, помянув мужа, сына и брата. Её успокаивали корвалолом, а потом Рыжий проводил её в комнату отдохнуть и успокоиться.

— Да, такая вот судьба, — вздохнула Петровна. — безжалостная. И мужа, и сына потерять. И ничего не поделаешь. И надо с этим жить.

— Ну, хватит печалиться. У меня для вас новогодние подарки, — Александр вынес картонную коробку, стоящую в углу, на середину гостиной.

— Но чтобы получить подарок, нужно что-нибудь исполнить. Так, баб Аня, идите сюда. Давайте, спойте нам частушки, один куплет хватит.

И он попросил Липатова снимать всё на видеокамеру. Баб Аня оживилась, вышла на середину, и без музыки, притоптывая, оттараторила:

Новогодней ночью — снег,

Холода, метели.

А мы с миленьким под ёлкой,

От любви вспотели.

Я под елочкой плясала

И ногами топала,

C веток пряники срывала

И конфеты лопала!

Все смеялись и хлопали в ладоши. Рыжий достал пакет в красивой бумаге.

— Што, можно прям щас развернуть?

— Ну конечно, разворачивайте, — Ирина Петровна помогла снять ленточку и разорвать бумагу. В пакете оказался атласный халат. Баб Аня тотчас надела его.

— У тебя, Саша, хороший вкус. Посмотри, в какую барыню превратилась баб Аня!

— Ну, теперь Вы, Ирина Петровна.

Все засмеялись и в ожидании захлопали в ладоши.

— Ой, даже не знаю, что.

Прислушавшись и поглядев на экран телевизора, где как раз шел фильм "Ирония судьбы" и звучала песня "Если у вас нету тёти", она подошла к мужу и вдвоём они изобразили нечто вроде танго. Рыжий снимал на камеру.

— Вот. Это Вам, Ирина Петровна, — он достал в оригинальной упаковке шампанское "Вдова Клико". ‒ А это Вам, Сергей Андреевич. — В прозрачном пакете лежал мужской шарф.

— Ой, Сергей, надевай сразу же, какая красота!

— Да Ира, я ж запарюсь в нём, я его когда на улицу пойдем, надену. И он повернулся к баб Ане и Рыжему:

— Спасибо большое за подарки! Мы вам тоже подарок принесли, прикатили на санках.

— Только наш подарок как бы и на Новый год, и на новоселье, для всех вас, — извиняющимся тоном сказала Петровна. Она быстро освободила часть стола от грязной посуды. Липатов между тем открыл сверху картон, вытащил часть мягкого упаковочного материала из полиэтилена и по частям начал доставать столовый комби-сервиз на 12 персон.

— Здесь всё вместе, и для обеда, и для чая.

— Ёшкин-копалкин! Ой спасибочки!

В это время вышла из своей комнаты Варвара и молча подошла к столу. Когда было вытащено всё — часть лежала на диване — все начали молча рассматривать сервиз. Сервиз был очень большой. Были и блюда, и супница, тарелки различного размера, чайные чашки и маслёнка, и рюмочки для яиц и еще много другого.

— Это чьё такое красивое производство? — спросила Варвара.

— Это чешский сервиз.

— Но его ставить у нас некуда.

— А сначала в кухонные шкафы, а потом стенку купим.

‒ Мечтатель! ‒ засмеялась Петровна. ‒ Вы сервиз пока можете в этой коробке держать, а как стенка будет — туда и поставите.

— Баб Варь, Вам подарок к Новому году, от меня. — Рыжий, видя, что праздничное настроение у неё улетучилось, не стал просить что-нибудь исполнить. Он просто подал Варваре такой же пакет, в котором лежал тоже атласный халат с шалевым воротником, почти такой как у баб Ани, только другой расцветки. Петровна помогла надеть его Варваре и та улыбнулась: сидел на ней халат хорошо. Варвара была повыше ростом и крупнее баб Вари, на ней сидел халат, пожалуй, даже лучше. Она поцеловала Рыжего и принесла из спальни пакет: "А это тебе от нас с Аней". Александр распечатал пакет. В нём оказалась стопка носков разного дизайна и качества, а также две пары связаных Варварой шерстяных носков.

— О! Хороший подарок! Мужикам всегда нужны носки, и чем больше — тем лучше. Можно дарить хоть на каждый Новый год! — сказала Петровна.

Затем она начала готовить стол к чаю, а Александр, поблагодарив бабуль за подарок, положил пакет в свою сумку.

Через минуту послышались звуки баяна. Все бросились к окнам.

— Никак Смирнов! Точно! Его красный москвичок стоит. К нам идут! К нам идут! — Липатов помчался к выходу, заматывая на ходу новый шарф. Все, наскоро одевшись, высыпали на улицу. Уже было темно, но горели фонари. Медленно и плавно кружились снежинки. Чувствовался маленький морозец. Рыжий накинул пиджак, быстро включил огни на ёлке и тоже выбежал во двор. В тёмном небе на белом снегу засияла-засверкала ель.

Смирнов шел с детьми и играл "В лесу родилась ёлочка". Он так страшно халтурил, останавливался и поправлялся, что мелодию трудно было узнать. Дети везли санки, на которых стоял небольшой мешок. Здесь же были и соседские дети Комаровых и еще один малыш. Они подошли ко входу во двор и после того как Смирнов перестал играть, сыпя из своих ладошек зерно на снег, закричали:

— Сеем, веем, посеваем, с Новым годом поздравляем!

И Даша стрельнула из хлопушки.

— Какие молодцы!

Рыжий вынес сладкие кульки и роздал детям.

— Заходите на чай, — пригласила баб Аня.

— Да нет, зайдём еще к Шагдыру и к Ващенко, да ехать домой надо. Приехали мать забрать, но дети вот колядовать хотят.

Дети бегали вокруг ёлки, шуршали пакетами и только самый маленький стоял, уцепившись за Смирнова.

— А это кто ж? — спросила Петровна, выйдя за ограду.

— А это гости к нам приехали, это братов внук.

Петровна начала было ворковать с малышом, спрашивать как того зовут, но вдруг выпрямилась, посмотрела куда-то вдаль и, тащя за собой малыша и Смирнова, остановилась у ёлки и закричала:

— Дети! — Дети перестали носиться и подошли к ней. — А давайте сейчас все вместе позовём Деда Мороза и Снегурочку! Только громко!

Ничего не понимающие взрослые, решив, что началась какая-то новая игра с детьми, вместе с детьми дружно закричали: Дед Мо-роз! Сне-гу-роч-ка! Звонче всех был слышен голос Даши, самый маленький гость тоже старался "Снегулотька!".

— Еще раз! — командовала Ирина Петровна, посматривая на дорогу. Тут Рыжий понял, что она что-то затеяла.

— Дед Мо-роз! Сне-гу-роч-ка!

Недалеко раздался густой мужской голос:

— Идём-идём!

Дети завизжали, запрыгали и засмеялись. Малыш спрятался за ёлку. Во двор вошли мужчина и женщина в костюмах. Было всё как полагается: у Деда Мороза длинная белая борода, толстая палка и большой красный мешок. Снегурочка была во всём голубом, с длинной косой.

— Это кто? Кто это? — спросила баб Аня. — Что-то я не узнаю. Наши — не наши?

Рыжий тоже всматривался в лица пришедших, но даже при свете ёлочных гирлянд видно было не совсем отчетливо. Дед Мороз и Снегурочка остановились около ёлки перед открывшими рты детьми и звонким голосом Снегурка начала:

Я Снегурочка-Снегурка

Белокурая девчурка.

Я по лесу долго шла

Дед Мороза вот нашла.

Мы на праздник к вам пришли

И подарки принесли.

При первых же словах девушки у Александра сладко сжалось сердце. Мощное чувство радости заполнило всё его существо. Вот это сюрприз! Он глянул на Ирину Петровну. Она в ответ улыбнулась. Александр подошёл ближе. Алёна, казалось, смотрела только на него. Стихи она читала автоматически, её взгляд был направлен на Рыжего, её глаза сияли и в них отражались и звёзды ночного неба, и мигающие огоньки гирлянды и еще что-то загадочное и влекущее. Все, кто был, окружили деда Мороза и Алёну. Смирнов опять заиграл на баяне какой-то вальс и снежинки, сначала редкими хлопьями падающие на землю, перешли в снегопад. Дед Мороз поговорил с детьми, роздал им игрушки и книжки и Смирнов увел детей к своей матери, прихватив булочки и хворост, которые вынесла ему баб Аня. Когда звуки баяна затихли, маленькая толпа всё еще стояла во дворе, разговаривая и смеясь. Наконец Рыжий смог подойти к Алёне совсем близко. Она подала ему руку в варежке и Александр, никого не стесняясь, поцеловал варежку, сказав "Привет! С Новым годом!"

— Привет! Знакомься: мой папа.

Дед Мороз подал руку: "Владимир Михайлович".

На крыльцо вышла Варвара в накинутой на плечи шали и позвала всех пить чай:

— Ну, молодёжь, пойдёмте. Саша, у тебя там сотовый постоянно пиликает!

Владимир Михайлович своей тяжелой палкой как бы шутя стал подгонять гостей. "Ого-го-о-о-о!". Под его возгласы баб Аня, Петровна и Сергей Андреевич с видеокамерой, потихоньку вошли в дом. Рыжий и Алёна остались одни под снегопадом. Наступило неловкое молчание.

Рыжий не отрываясь смотрел на Алёну. Девушка была необыкновенно красива. Снег лежал у неё на длинных пушистых ресницах, на шапке и воротнике. Немного вьюжило.

— Ты простынешь, — прошептала Алёна и, расстегнув верхние пуговицы костюма, сняла с себя платок-паутинку. — Давай я тебе хотя бы это надену...

Она попыталась повязать паутинку ему на шею, но Александр перехватил её запястья. Внезапно, неожиданно для самого себя, быстро и жадно, словно боясь, что Алёна сейчас вдруг исчезнет, он прижал её к себе. Их губы встретились и в первый раз слились в настоящем поцелуе. Оба целовались впервые. "Алёна, Алёна!" — шептал Александр, целуя её глаза, лицо, шею. Алёна отвечала на его поцелуи. Так же как и он, она впервые в жизни почувствовала прилив некоего непонятного желания, желания раствориться в поцелуях Александра. На крыльце зажёгся свет и Александр быстро увлёк Алёну за ёлку. Вышел отец Алёны и, никого не увидев под снегопадом, позвал: "Лена! Саша! Лена! Снегурочка, ау!"

Александр, стоя сзади Алёны и обняв её за плечи, прошептал: "Не отзывайся!". Постояв еще несколько секунд и прислушиваясь, со словами "Куда-то делась молодёжь", отец Алёны вошел в дом. Когда же дверь за Владимиром Михайловичем закрылась, оба рассмеялись. Они слышали смех и шум в доме и, вероятно, шутки по поводу их пропажи, потом были опущены жалюзи и наступила тишина.

— Сейчас бабушка выйдет, она у нас беспокойная, — сказала Алёна.

— Я думаю — не выйдет. Она, я думаю, уже давно знает, что за мной как за каменной стеной.

Александр снова прижал Алёну к себе, она не сопротивлялась, только шептала: "Саша, нам нужно зайти, а то ты простынешь". Выпитая же Александром стопка водки действовала. В самый разгар страстного поцелуя вдруг со стороны шагдыровского дома послышались шаги и чихание. Оба резко отпрыгнули друг от друга. Алёна чуть не налетела на ёлку, Рыжий успел схватить её за снегурочкино пальто, но при этом сам потерял равновесие и оба свалились в глубокий сугроб, образовавшийся в углу за ёлкой. Когда же Шагдыр и Дарый свернули с дороги к ограде баб Аниного дома, из-за ограды внезапно выросли две фигуры в снегу. От полной неожиданности Дарый издала возглас испуга. Рыжий нашёлся:

— Дарья, не бойтесь. Это мы. В снежки играем, — и он бросил в Алёну немного снега.

— Да, — улыбалась Алёна. — С Новым годом!

И она бросила ответный снежок в Александра. Серьёзный Шагдыр лишь пожал плечами.

— Метель начинается, — сказал он.

— А что метель! Через час новый год начнётся! — закричал, смеясь, Александр.

— А мы к тебе, — немного со стеснением в голосе сказала Дарый и кивнула головой в сторонку. — Можно с тобой поговорить?

— Да, конечно. Алёна, я сейчас, — Рыжий отошёл вместе с Андалаевыми вглубь сада-огорода, но далеко они пройти не смогли, всё было занесено снегом.

— Александр, — начал Шагдыр, — у нас большая радостная новость. Мы вчера были в городе у врача. У нас будет ребёнок!

— Ура-а-а-а-а! Получилось! — закричал Рыжий и принялся скакать как ненормальный по сугробам. Скача, по дороге он схватил в охапку Дарый, она засмеялась, засмеялся и Шагдыр. Не утерпев, на дорожку вышла Алёна, не понимая причину такого странного веселья. "Ураааа! — еще раз закричал Рыжий озорным веселым голосом. — Праздник! Новый год! Танцуют все!". Невозможно было не поддаться такому взрыву веселья и Шагдыр не утерпел. Всегда слишком серьёзное и несколько мрачноватое, лицо его наконец осветилось счастливой улыбкой. И он, впервые за последние десятилетия, так несолидно, так по-детски заскакал следом за Рыжим и Дарый. Последней пристроилась и Алёна.

— Это что за свистопляска?

В дверях стояли Липатовы.

— Это ты, Шагдыр? Давайте все быстро в дом, скоро двенадцать пробьёт! А чего скачете-то?

Шагдыр успел шепнуть Рыжему, что это секрет, их с Дарый тайна. И Рыжий ответил: "Это мы греемся".

— Так давайте быстро за стол. Ты иди, мать, покомандуй пока за столом, горячительного побыстрей! — Сергей Андреевич пропустил всех скачущих в дом.

— Гуся, гуся быстро разогреть! Пусть Шагдыр и Дарья попробуют! — крикнул вслед Петровне Александр. Он помог женщинам снять верхнюю одежду и обувь, тактично показал, где находится туалет — оттуда как раз степенно выходила Варвара, и прошёл вместе с Варварой, обняв её за талию, в кухню.

В гостиной стол был накрыт к чаю, причем на столе уже красовались новые, из сервиза, чашки и блюдца, сахарница, сливочник, блюдо с тортом, хворост, булочки, бутерброды с красной икрой и Андалаевские баурсаки.

— А я быстренько всё всполоснула и кипяточком облила, — на удивлённый взгляд Рыжего ответила Петровна. — Со встроенной-то кухней всё в считанные минуты можно сделать. Баб Аня мне помогла.

Бабули, Шагдыр, Владимир Михайлович уже сидели за столом. Липатов готовился разлить шампанское. Скромно и тихо вошла Дарый. Рыжий тотчас же усадил её рядом с мужем.

— Саша, ты с зятем нашим познакомился? — спросил Липатов.

— А то как же! Лена нас представила друг другу, — ответил за Рыжего Владимир Михайлович.

Вошла Алёна.

— Снегурочка наша, — засмеялась баб Аня. — И костюмы где-то ж взяли.

— Купили, баб Ань, купили, — ответила Петровна.

— И охота деньги на такое тратить!

— Тише, тише, поздравление президента! — Липатов схватил бутылку и разлил шампансконе по фужерам. Фужеры купил Рыжий, когда он с Варварой ездил в райцентр, выбрала их Варвара.

Места за столом всем не хватало и Рыжий с Алёной сказали, что они будут сидеть на диване, а пока постоят.

Пока разбирали бутерброды с икрой, а Андалаевы пробовали кусочки гуся с рябиной, Алёна, держа в руке фужер, шепнула Рыжему:

— У меня есть для тебя подарок.

— Лучший мой подарочек — это ты, — шепнул в ответ Александр. Но Алёна разжала руку. В ней лежала маленькая коробочка, похожая на те, в которых лежат женские золотые украшения.

— Это тебе. К Новому году. Деньги на подарок заработала сама. Хочу, чтобы иногда носил и помнил обо мне.

— Лена, зато у меня для тебя нет подарка. Я тебя не ждал. Никто не сказал, что ты приедешь. А мне и в голову такое не пришло, что ты еще обо мне помнишь. Извини, пожалуйста. Ты когда приехала-то?

— Сегодня. С папой. Даже бабушка и дед не знали. Когда они были у вас, я деду на сотовый позвонила и дала бабушке руководство, что она должна организовать позвать Деда Мороза. Как видишь, у неё это получилось.

— Э, молодёжь! Кончай шептаться! Последняя минута пошла! — Липатов говорил слегка заплетающимся голосом. Все встали, повернулись к экрану телевизора и замолчали.

— Желание! Загадывайте желание! — скороговоркой проговорила Петровна.

— Я загадал желание! — громким голосом сообщил Рыжий.

Все засмеялись и чокнулись фужерами. Хрустальный звон совпал с боем курантов. "С Новым годом!"

Потом было чаепитие, разговоры о том, о сём и ни о чем. Баб Аня почти не принимала участие в общей беседе, её разморило от стопочки водки. Активно начала говорить о политике Варвара. Она начала с того, что год не будет хорошим, потому что руководство страны коррумпировано, законы неправильные, и люди в госдуме в основном карьеристы. Чем они там занимаются? Власть — она сладка и сколько в ней людей алчных и бессовестных!

В спор с ней вступил Владимир Михайлович, а затем и Липатов. Шагдыр и Дарый слушали и улыбались. Иногда, впрочем, Дарый кивала головой в знак согласия с Варварой. Петровна сначала слушала, а потом махнула рукой и начала уносить ненужную посуду со стола.

Рыжий с Алёной попили чай, сидя на диване, потом Александр открыл футлярчик. В нём лежали серебрянные запонки с малюсенькими камешками. "Это серебро с кристаллами Сваровского, подойдут к любой рубашке. Есть сертификат, он у меня дома", — сказала Алёна.

Рыжий посмотрел на неё и покраснел. "Спасибо большое, буду носить, буду помнить. Я вот только оплошал. Мне стыдно. Я уже перебрал в голове, что у меня есть, чтобы тебе тоже подарить, но ничего в голову не приходит". "Саша, успокойся, — строго сказала Алёна. — Мне ничего не надо, я ничего и не ждала. Что ты оправдываешься как маленький ребёнок. В следующий раз что-нибудь подаришь".

Александр встал, поправил галстук и галантно пригласил Алёну танцевать. "Смотрите, какая красивая пара!" — сразу же заметила Варвара. Под звуки новогоднего телевизионного концерта оба, не обращая внимания на остальных, тихо и плавно, прижавшись друг к другу, скользили по гостиной в той её части, которая пока была свободна от мебели.

— Ты хорошо спланировал дом, мне понравилось. Небольшой, без выпендрёжа, но всё очень удобно, баб Ане в нём должно быть уютно. Я только не поняла, где будет твоя комната.

— Ещё нужно строить. Наверху, на мансарде. Еще очень-очень много работы, но надеюсь летом полностью закончить. И сад перепланировать, но, конечно, с баб Аниного разрешения.

— Саша... — Алёна помедлила. — Скажи, ты и вправду её настоящий внук? У тебя есть доказательства?

Рыжий вспыхнул:

— Не внук, племянчатый внук или как... У неё же не было детей. Я сам не знаю. Доказательств нет. Я тебе потом расскажу, как я на неё вышел, друзья помогли, детские воспоминания...

— А что тебе сказали Андалаевы там, на улице, когда пришли?

— Шагдыр просил никому не говорить, но ты сама скоро всё узнаешь, а про всю историю — довольно смешную, я расскажу тебе позже.

Минуту танцевали молча, потом Рыжий сказал:

— Могу теперь я задать тебе один вопрос?

— Ну конечно! Смешно даже, что ты такое спрашиваешь.

— У тебя есть кто-нибудь? — Рыжий покраснел.

Алёна улыбнулась.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, друг, близкий друг, с которым ты живешь...

— Конечно есть.

Рыжий резко остановился, убрал руки с её талии, глаза его стали холодны как лёд. Алёна звонко захохотала:

— Это мой папа.

На звуки её заразительного хохота оглянулись все сидящие за столом. Спор прекратился. Только баба Аня продолжала сидя спать, слегка навалившись на стену. Алёна оставила Рыжего стоять в ступоре и подошла к отцу:

— Па, пойдём потанцуем.

Владимир Михайлович встал со словами "Угу, нужно наконец зад оторвать от стула, подвигаться" и пошёл за Алёной. В дверях показалась Петровна:

— Давайте что-нибудь из вашего репертуара.

Алёна пощёлкала пультом, ища какую-нибудь подходящую музыку, наконец решили остаться на новогоднем концерте.

Рыжий сел на диван, рядом пристроилась Варвара и Дарый. Потом, увидев спящую за столом баб Аню, он встал и тихонько отвёл её в спальню, прихватив мимо проходящего Савву. Когда же вернулся, его место занял Шагдыр, а Алена с отцом выделывали уже такие па, что все диву давались. Тоненькая и хрупкая Алёна и высокий сухощавый Владимир Михайлович как пара смотрелись очень эффектно и гармонично.

— Вот что значит ходить на бальные танцы, чему-нибудь всё-равно научат.

Рыжий сначала молча стоял и смотрел, скрестив руки на груди, потом подошёл к Ирине Петровне.

— Ну, Саша, я конечно так не умею, но с удовольствием потопчусь на месте.

Сначала Рыжий и Петровна, молча слушая музыку, медленно кружились на небольшом пространстве гостиной, возле стола, т.к. остальное пространство было занято разошедшимися папой с дочкой, которым остальные хлопали не переставая, потом Рыжий спросил:

— А Владимир Михайлович тоже ходил на бальные танцы?

— Ходил. Там с нашей дочерью Юлией и познакомился. Вместе участвовали в разных конкурсах по бальным танцам, получали призовые места. А потом Алёна лет с десяти начала ходить. Да Алёна куда только не ходила! Быстро всему учится, ей потом надоедает — и дальше, что-нибудь другое пробовать. А старшая внучка — Ксения, она до сих пор занимается бальными танцами, чтобы не поправиться. Она у нас такая вся рассудительная и спокойная, она любит вязание, шитьё, вообще всякое рукоделие, любит готовить — хорошая хозяйка.

— А Алёна плохая хозяйка будет?

— Алёна — что из неё слепишь, то и будет. Саша, ей же только семнадцать, ну какая из неё еще хозяйка? А Ксении уже 25, четыре года назад замуж выдали.

— Вы говорили — правнук на подходе...

— А нет, это не у неё. Это у старшего внука Кирилла. Ему тоже уже 23. И еще внук у нас есть: Артём. Он твой ровесник. Два внука у нас и две внучки.

Рыжий и раньше слышал краем уха о детях и внуках Липатовых, но как-то не до того было, да и не интересно. А теперь вдруг подумал о том, что у Алёны немало молодёжи среди родни.

— А почему ты вдруг заинтересовался? — Не знаю, просто так, — рассеянно ответил Рыжий.

Наступила рекламная пауза в концерте, Рыжий поблагодарил Петровну за помощь в уборке посуды, за чудесный подарок и усадил на диван. Подошла Алёна.

— Ну как мы танцевали?

— Классно, — Рыжий улыбался, но тон его голоса был холоден. Алёна вдруг поняла каким-то шестым чувством, что после её ответа на его вопрос он еще не пришёл в себя.

— Ты обиделся? — спросила она. — Извини. Пойдём потанцуем.

И она потянула его за руку. Какой-то молодой певец из новых начал исполнять блюз, Варвара объявила белый танец и схватила другую руку Рыжего.

— Нет, Леночка, деточка, ты уже танцевала, теперь очередь других.

Алёна засмеялась и отошла в сторонку. А Варвара, повиснув на Рыжем, начала медленно двигаться, слегка шаркая ногами.

Липатов, уже хороший от выпитого, пытался схватить Петровну, но она сначала уворачивалась как могла, а потом толкнула его на диван и прикрикнула. Все смеялись. Владимир Михайлович пригласил Дарый. Дарый зарделась и засмущалась. Она глядела на мужа и только после того как Шагдыр согласно кивнул головой, встала с дивана. Видно было, что танцевать она не умела и стеснялась. Алёнин отец что-то говорил ей, показывал, и Дарый послушно повторяла простые движения. Через несколько минут она раскраснелась, было заметно, что танцевать доставляет ей удовольствие. Петровна принесла фрукты. Подошла Алёна и выбрала апельсин. Съев его и некоторое время поговорив с Шагдыром, она стала слоняться по дому, пока не наткнулась на стоящую в чехле гитару.

— Саша, поиграешь?

Рыжий, всё еще танцуя с Варварой, утвердительно кивнул головой.

— По домам уже пора. Четвёртый час. А то сейчас твой дед уснёт на диване. А нам его тащить.

Алёна присела рядом с ногами Липатова и пощекотала ему пятки. В ответ раздался храп. Она засмеялась. Подошёл Рыжий и, держа одну руку в кармане, пультом стал переключать каналы. Остальные опять сели за стол, кто чистил мандарин, кто яблоко. Варвара предложила выпить, но желающих не нашлось, все хотели спать. Шагдыр первым встал и начал прощаться и благодарить за угощение. Потом повернулся к Рыжему:

— Хорошо у вас. И дом хороший. Счастье будет в доме.

— Спасибо, Шагдыр, спасибо. Заходите с Дарьей, всегда будем рады.

Тут Дарый внезапно, повинуясь какому-то зову души, быстро подошла к Рыжему и поцеловала его в щёку. Вся красная от смущения, она тихонько прошептала "четтирдим". Затем быстро вышла вслед за мужем в прихожую. Александр вышел проводить их. Ирина Петровна, нажав недалеко лежащим пультом на кнопку, приподняла жалюзи на окне и минут через пять сидящие за столом увидели сначала загоревшуюся лампу над входом, которая освещала дорожку, а затем и две тёмные слегка согнувшиеся фигуры, шедшие против ветра.

— Тоже бедолаги, — вздохнула Петровна. — Детей Бог не дал, а что без детей за жизнь? Шагдыру уже под пятьдесят, наверное.

— А на улице приличная метель, — сказал Рыжий, проводив Андалаевых и заходя в гостиную. — Хорошо, что Андалаевым близко идти.

Он взял гитару и стал наигрывать и насвистывать мелодии из разных кинофильмов. Потом все стали петь "Песню про зайцев", "Постой паровоз", "Стою на полустаночке". У кого-то зазвонил сотовый и все кинулись к своим. Оказалось — у Рыжего. Он с кем-то поговорил, кого-то поздравил с наступившим, кому-то передал приветы и поздравления, потом стал звонить сам, разговаривал с Толиком.

В это время зашевелился Липатов. Потом он сел и недоумённо уставился на всех. Спросонок он ничего не понимал. Все засмеялись — так комично выглядело его пробуждение.

— Дед, выспался? Пошли домой!

Алена присела рядом и Липатов обнял её за шею, притянул к себе и поцеловал.

— Моя любимая внученька, лапочка-егоза, — он стал гладить Алёну по волосам, собранным в хвост.

"Ну всё, сейчас начнутся шуры-муры, любовь-морковь", — Петровна решительно встала и стала собираться домой.

— Всё, давайте домой. Уже четвёртый час. Алёна, оставь деда в покое, то есть я хотела сказать, помоги ему одеться, он еще плохо соображает.

Варвара от души смеялась, глядя на весь этот концерт:

— Правильно, Ирина Петровна, руководить мужиками надо, особенно когда они выпимши. Ирина Петровна, не забудьте печёное взять к завтраку.

Она вышла в кухню и начала расталкивать в большие бумажные пакеты для бутербродов хворост, булочки и баурсаки.

Липатов вышел в туалет, следом и Владимир Михайлович. Алёна молча стояла возле дивана и вопросительно смотрела на Рыжего. Он взял её за руку.

— Ба! — она обратилась к Петровне. — Можно я останусь здесь до утра? Я еще не хочу спать.

Александр, пораженный её смелостью, молча незаметно пожал ей руку, выражая одобрение.

— Что? Ночевать? Ещё чего не хватало!

— Да мы не будем спать, — поддержал Алёну Рыжий. — Мы будем телевизор смотреть или в интернете немного посидим... Наконец, просто поговорим.

— Нет, дорогая моя, нельзя. Сначала поговорим, потом посидим, потом полежим... Саша, ты имей в виду, что она еще несовершеннолетняя в отличие от тебя.

— Да мы ничего плохого не будем делать, у меня и в мыслях не было ничего такого, — Рыжий покраснел, Алёна потупилась. — Просто поговорить, я её потом провожу до дома...

— Всё, разговор окончен, Алёна — одевайся!

Голос Петровны был категоричен и строг. Алёна с сожалением пожала плечами, улыбнулась и вытащила свою ладонь из ладони Александра.

— Ну ладно, тогда до завтра.

Рыжий помог женщинам одеться и все Липатовы вышли на улицу.

— С наступившим Новым годом!

В доме стало тихо. Варвара, зевая, вытирала стол.

— Ох, умаялась я. Уже отвыкла от множества гостей.

Рыжий помог ей сложить посуду в мойку, сдвинул стол. Наведя относительный порядок, Варвара пошла спать. Александр разложил и застелил диван, при этом он обнаружил на полу стоящую коробку с вихтельн-сюрпризиками, про которую совсем забыл. Он отнёс коробку на кухню, принял душ и нырнул в постель. Но уснул он только когда начало светать. Мысли об Алёне не давали покоя. Он вновь и вновь прокручивал в голове словно фильм её появление и весь вечер, проведённый с ней. Он то ругал себя за расслабление, за то, что посмел влюбиться, да еще и в "малолетку", то почти физически ощущал поцелуи на губах, запах волос Алёны, вспоминал её кокетство и досадовал на себя. Тело его ныло. Прожив 21 год, он не знал женщин, никого не любил и пока не собирался. Нужно было закончить институт, найти приличную работу или самому открыть фирму, нужно было достроить дом для баб Ани и перестроить сад-огород, наконец купить машину — это были его ближайшие планы. А в дальнейшем он еще собирался заочно закончить юрфак и показать баб Ане Европу, совершить с ней путешествие, ну хотя бы на машине... Выросший в условиях детдома, которые иногда напоминали спартанские — особенно для мальчиков, Рыжий стремился закалить свою волю и всегда держал данное самому себе слово. Его "нет" было жестким, зато его "да" означало полную поддержку и понимание. Друзья его любили и завидовали ему за эту его сильную волю. Одновременно он был бескорыстен и всегда готов помочь. Он всего добивался сам, рассчитывать было не на кого. И тут такой облом. Какая-то соплюшка, блин, на фига она только приехала? Что, однокурсников не хватает?

Александр лёг животом вниз, голову накрыл подушкой. Он редко ругался, даже про себя. Но тут его прорвало. Кто она такая? Что он про неё знает? Сколько у неё уже мужиков было? Сейчас же молодёжь другая, на западный манер. Секс с 14-ти, к 30 несколько партнеров, так называемых "гражданских" браков, ни к чему не обязывающих, дети — после 30-35... А эта Алёна — видно, что пуп земли в семье, балованная, вероятно, всё ей дозволялось, наверное, уже и не девка... Александр был беспричинно злой на себя и на Алёну, он всё больше приходил в свирепое состояние. Всё! Нужно взять себя в руки! Прочь все мысли об этой... Нужно скорее уехать. Его ждут в Новосибирске, ему пора заканчивать дипломный проект. Стас тоже нервничает — много заказов, необходимо его, Александра, присутствие.

Рыжий сел, нащупал в темноте бутылку минералки, которую поставил около дивана, и залпом выпил почти половину. Затем обхватил голову руками и представил себе Сахно, говорящего "Саша, я в тебя верю!". Потихоньку успокаиваясь, он поправил подушку, опять лёг вниз животом и погрузился в тяжелый сон.

Через некоторое время сквозь сон Рыжий услышал какое-то тихое приятное жужжание и в ту же минуту сквозь закрытые веки он почувствовал, что в комнате стало светло. Лёгкие шаги и незнакомый аромат заставили его повернуться на другой бок, спиной к Алёне. Она присела на краешек дивана, нагнулась к его правому уху и тихонько пропела, щекоча своими волосами шею Александра:

— Доброе утро-о-о-о!

Александр сначала накрылся с головой одеялом, но Алёна стала потихоньку стаскивать одеяло и тогда он резко сел, спустив ноги с дивана. Взявши бутылку с водой, он за один приём опустошил вторую её половину. Алёна молча наблюдала.

— Привет! — наконец сказал Рыжий. — Выспалась?

— Нет, я не спала, не смогла уснуть, слишком много мыслей и впечатлений.

— Как, вообще не спала? — Рыжий удивлённо смотрел на неё. Лицо девушки действительно было осунувшимся. Она слегка подкрасила губы, но мешки под глазами выдавали бессонную ночь. Алёна отрицательно покачала головой и сомкнула ладони на коленях. При этом она сплела свои длинные пальцы.

— Поцелуй меня, пожалуйста.

От неожиданности Рыжий выронил джинсы, которые собирался как раз надевать. В нём стало подниматься возмущение: мало того, что припёрлась, разбудила его, еще и никак не успокоится? Изображает этакую невинность. Но внутренний голос посоветовал: поцелуй так, как брат сестру, и пусть сваливает домой.

— Хорошо, я тебя поцелую — в щёчку, как брат, и ты пойдешь домой, спать. Ладно?

— Ладно. Только домой я не пойду. А почему как брат?

— А как надо?

— Как муж.

— Что? — Рыжему стало весело и смешно. — Какой еще муж? Ну тебя, с тобой свяжешься, там и до греха недалеко. Ты же слышала вчера, что твоя бабушка говорила: ты еще несовершеннолетняя, ты не должна была ко мне приходить. И в конце концов нас с тобой просто не зарегистрируют в загсе, даже если б я очень хотел. Браки заключаются только с 18-ти.

— Не только, раньше тоже...

— Ты про что? Ты же не маленькая, понимаешь, причина должна быть, беременность, например.

— Так в чём же дело? — Алёна нагло и в упор смотрела на него. — Саша, я тебя люблю. Я тебя люблю.

И она вдруг залилась слезами. Она вешалась ему на шею, ей было и стыдно и жалко себя. Она, неприступная красавица, отвергшая в школе всех "элитных придурков", как она высокомерно называла ребят-одноклассников и не обращавшая внимания на ухаживания теперь уже однокурсников, влюбилась в этого рыжего и безродного детдомовца, так уверенно шагающего по жизни. Но она ничего не могла с этим поделать. С последней встречи летом, когда Рыжий уезжал с баб Аней в Красноярск, она постоянно думала о нём. По нескольку раз в день рассматривала снимки, сделанные цифровой фотокамерой на вокзале, выходила на веб-страницу НГАСУ в поисках какой-либо информации о Рыжем. Несколько раз по телефону как бы из простого любопытства спрашивала у Липатовых, не приехал ли Александр, а когда узнала, что отвёз баб Аню, сам приехал и занимается стройкой, подсознательно ждала, что Рыжий вспомнит её, что позвонит, хотя как-то не подумала оставить номер своего сотового или адрес электронной почты. Думала, вспомнит, захочет позвонить — не дурак, спросит у бабушки. Но Ирина Петровна только вскользь упоминала о том, что сосед сильно занят, что видятся они редко и то только тогда, когда кому-нибудь что-нибудь из них нужно. И хотя Петровна как-то упомянула, что Рыжий не женат, она строгим голосом наставляла внучку: "Лена, ты не отвлекайся, тебе учиться нужно, давай старайся, выкинь все глупости из головы, у тебя ещё вся учёба впереди". Дважды Алёна писала письмо Рыжему в Рябинкино, на адрес Липатовых, но потом, побоявшись, что письма Ирина Петровна вскроет и прочтёт, отказалась от этой затеи, письма порвала. Незадолго до Нового года она позвонила опять, сказала, что начинается сессия, что Новый год будет встречать в компании однокурсников. Но, успешно сдав все коллоквиумы и зачеты раньше срока, Алёна не могла совладать с собой, ей хотелось видеть Рыжего. Она боялась, что его начнет охмурять Галка из "Сельпо" или Наташка Самойлова, а перед ней трудно устоять. Она ревновала его. Тут ей пришло на ум приехать неожиданно и проверить, в каком там Александр окружении, с кем он. Увидев его, такого высокого, статного, модно подстриженного и в кругу только своих бабушек, у неё отлегло от сердца. А когда он начал её целовать, так внезапно, так страстно, как будто ждал и никак не мог дождаться, она поняла, что она Александру небезразлична. Но ей было обидно, что не он ей, а она ему первой призналась в любви.

Рыжий же стоял как громом пораженный. Он не мог прийти в себя от услышанного. Он так и не оделся, джинсы валялись на полу. Сев рядом, он вздохнул, обхватил Алёну за плечи и уже спокойно, с лёгкой улыбкой сказал:

— Бог мой, какая же ты еще маленькая глупенькая дурочка! Что, прям сейчас начнем делать детей, чтобы завтра пойти в загс? Прям сейчас займемся любовью?

Алёна засмеялась сквозь слёзы.

— Да тут займёшься чем-нибудь, постоянно вздрагиваешь от каждого шороха, и всё врмя нужно прислушиваться, не идет ли кто, в любую минуту может открыться дверь...

Словно специально, в эту самую минуту баб Аня тихонько приоткрыла дверь и заглянула.

— А, Варя, Сашенька уже не спит, — она сощурилась от яркого солнечного света, через большие окна заливающего комнату. — Мы думаем, что-то там Алёна долго тебя будит, потом слышим, вроде бы вы разговариваете. А вы тут как голубки сидите. Мы уже два раза завтракали. Пойдёмте чай пить, я там яйца всмятку сварила.

Алёна отворачивала лицо, но баб Аня заметила:

— А у тебя что ж это глаза на мокром месте? Али Сашка обижает? — Она шутя погрозила Рыжему пальцем.

Алёна вытерла глаза углом пододеяльника и встала.

— Пойдемте.

Рыжий надел джинсы и футболку и вышел умываться. Он был задумчив. Баб Аня быстренько убрала его постель с дивана и включила телевизор.

Вернувшись из ванной, Рыжий налил себе растворимый кофе и сел на своё место. Алёна уже успокоилась. Она сидела просто так, изредка отхлёбывая из чашки чай, на блюдце рядом лежал баурсак и хворост, её глаза были еще покрасневшие.

Сваренное всмятку яйцо стояло перед Рыжим в новой из сервиза подставочке для яиц, у остальных в этих подставочках лежала скорлупа. Варвара сидела напротив открытой двери в гостиную и, доедая кусочек новогоднего торта, смотрела передачу. Баб Аня сосредоточенно вытирала посуду, которую доставала из открытой посудомойки.

— Баб Ань, зачем посуду-то вытираете, она же должна быть сухой.

— Я тоже ей говорю, не надо вытирать, машинка её сушит, — вмешалась Варвара.

— Да мне что-то показалось, бокалы для чая не совсем сухие, и на фужерах сверху чуть воды — решила всё вытереть, сервиз опять пойдет в коробку, так чтоб сухой был.

Рыжий посмотрел на Алёну и слегка толкнул её под столом ногой:

— Налить тебе кофе?

Алёна молча отрицательно покачала головой. Александр не убрал ногу, а подвинувшись, тихонько сжал её стопу и как бы погладил сверху своей. Варвара, что-то внезапно вспомнив, дотянулась до стоящей на кухонной плате коробки.

— Саша, мы же вчера про игру забыли, давайте сейчас играть.

— Угу, пусть за меня играет Алёна.

И он коротко объяснил Алёне, что такое "вихтельн". Алёна такой игры тоже не знала. Женщины взяли по скатанной трубочке с номерками и затем согласно номеру вытащили сюрпризики из коробки. Алёна, пощупав упаковку, сказала, что у неё что-то мягкое, Варвара взвесила "конфету" — тяжеленькая, баб Аня зачем-то понюхала пакетик и засмеялась. Рыжий постучал чайной ложечкой по чашке и дамы развернули сюрпризики. Алёна сразу же расхохоталась, у неё оказалась упаковка туалетной бумаги.

— Вообще-то, Саша, это твой сюрпризик, — но Рыжий коротко возразил: "дарю". Варвара тоже засмеялась, обнаружив в "конфете" две баночки сгущенного молока.

У бабы Ани лежал красивый кухонный набор, состоящий из кухонных полотенец, прихваток и фартука.

— Замечательная игра, просто замечательная, — сказала Варвара.

— И такая простая, и денег особых не требует, — поддержала её Анна Семёновна.

Настроение Алёны тоже поднялось. Она обратилась ко всё еще жующему Александру:

— Так как это твой сюрпризик, то я увезу его с собой в Новосибирск и, пользуясь этой туалетной бумагой, буду вспоминать о тебе!

Все засмеялись. Рыжий, улыбаясь, пытался поймать под столом своими ногами Алёнину коленку, но она пнула его, не больно, но Рыжий оставил её в покое.

— Ах, как спать охота, я бы еще поспал.

— Ночью спать будешь, сходите прогуляйтесь, пока метели нет, тепло сегодня, — посоветовала Варвара.

— Лена, точно, пойдем! Я же горку около Андалаевых залил! Я совсем забыл! Пойдем? — он вопросительно смотрел на Алёну. Алёна согласилась.

— Только у неё шуба такая дорогая, в ней нельзя кататься, — заметила Варвара.

— Да? Тогда надо что-нибудь найти... На чем сейчас катаются дети, а? Мы в детстве катались на портфелях, на картонках, сейчас что-нибудь найдем, — Рыжий исчез в кладовке. Он вынес оттуда два куска паркета.

-Попробуем.

Они с Алёной вышли в прихожую. Рыжий одел свою кожаную куртку, пуловер и шапку с шарфом, помог одеться Алёне. На ней была действительно меховая норковая шубка и песцовая, под цвет, шапка.

— Да ты запаришься в этом, — резюмировал Рыжий и, схватив паркет, выбежал на улицу. Едва Алёна вышла на крыльцо, как в неё полетели снежки. "Ура, наступаем!" — кричал Александр. Алёна уворачивалась, но ей было скользко в сапогах.

— Слушай, ты в сапогах и не дойдешь, какой у тебя размер? — Рыжий зашел в дом и через пару минут позвал Алёну. В прихожей он в руках держал валенки — баб Анин размер. — Надевай! Баб Аня пока никуда не собирается.

Алёна одела. Ей было непривычно, мешала шуба, цепляющаяся за валенки, мешала тяжелая шапка, предназначенная для лютых морозов.

— Может, у бабуль какой-нибудь платок есть?

Александр опять зашел в кухню, к бабушкам, которые выглядывали в окно, принёс пуховую шаль и шерстяной расписной платок Варвары, который она иногда носила вместо шарфа на шее. Алёна сразу выбрала платок и надела на голову. Вышла Варвара — посмотреть. Улыбнулась. "Почти как с шоколадки "Алёнка".

Вышли во второй раз. В кухонное стекло глядели бабули, что-то кричали и махали руками. Рыжий скатал большой снежок и бросил в окно. Бабули интуитивно отпрянули, а потом замахали кулаками: "Хулиган!" Алёна засмеялась, Рыжий потянул её за ёлку, туда, где был навален большой сугроб, туда, где они вчера в первый раз поцеловались. Спрятавшись от посторонних глаз, стоя на коленках, Рыжий схватил Алёну в объятия и шепча "Я тебя тоже люблю", принялся целовать взасос её шею. Алена начала сопротивляться:

— Ты что делаешь, дурачок? Как я с засосами буду ходить? Все сразу заметят. Пусти!

Она начала вырываться, но Рыжий не давал ей даже отвернуться. Он тяжело дышал, он ловил её губы, глаза, щеки, шею. Алёна изнемогала. Сладкая истома навалилась на неё, она перестала сопротивляться и стала отвечать на его поцелуи. Александр осторожно, полусидя прислонил её к сугробу. Варварин платок сполз на сторону. "Я тебя люблю", с каким-то безумием шептал Рыжий и, непрерывно целуя куда попало, расстёгивал ей верхние пуговицы шубы. Его горячие, дрожащие руки парализовали Алёну, она находилась как бы вне времени и пространства. Но под шубой на Алёне оказался пуловер и руки Рыжего не смогли проникнуть ниже выреза. Тогда он расстегнул остальные пуговицы шубы. Алёне стало стыдно, щёки её горели. "Пусти! Не смей!" — шептала она. Но одновременно в ней нарастала волна такой истомы, ей было так сладко, что она замерла, прислушиваясь к новым ощущениям в своём теле. Александр распалялся всё больше. У него не было мыслей. С ним была девушка, которую он желал, которую он держал в объятиях, которая должна принадлежать только ему и никому больше, никогда! Он поднял Алёне нижнюю часть пуловера и положил левую руку на низ живота, просунув ладонь под джинсы.

Алёна пришла в себя. Резко сев, она размахнулась и дала пощёчину Александру: "Опомнись!" Неустойчиво стоя в тот момент на коленях и наклонившись над ней, Рыжий из положения шаткого равновесия медленно завалился на сторону сугроба животом вниз и остался лежать неподвижно. Шапка слетела с его головы. Алёна быстро привела себя в порядок, наблюдая за Александром, но он лежал без движения и, казалось, без дыхания. Посидев с пол-минуты, Алёне показалось, что прошла вечность, а Рыжий всё не шевелился. Нехорошие мысли стали возникать в голове Алёны и она, переползя к нему поближе, подняла шапку, положила руку ему на голову и потрепала кудри. "Саша?" В ответ молчание. Еще раз: "Саш! С тобой всё в порядке"?

— Р-р-р-р-р! — Рыжий приподнял голову и повернул к ней лицо. — Сейчас я тебя съем!

И он, взяв у неё шапку и подложив под голову, хриплым голосом сказал Алёне:

— Посиди пока, я сейчас... Я должен прийти в себя.

Алёна встала, отряхнула шубу и потихоньку выглянула за ёлку. Во дворе и на Луговой было тихо. Зашевелился Александр. Он сел, надел шапку, посмотрел на Алёну и протянул руку. Алёна взяла его за руку и сделала вид, что помогла ему встать. Рыжий сделал вид, что без Алёны он бы не встал. Вставая, Александр проворчал: "Пойми вас, женщин. То срочно детей делай, чтобы в загсе зарегистрировали, а начинаешь детей делать — по морде получаешь". Алёна улыбнулась: "Прости, я не хотела". И почему-то добавила: "Ну, не на снегу же". "Ну почему не на снегу? Дети морозоустойчивые будут". Александр не сердился, он смотрел на Алёну и отряхивался от снега. Оба рассмеялись. Больше они не сказали друг другу ни слова, они взялись за руки и медленно пошли в сторону горки.

Вечером Рыжий начал собирать вещи. Бабули сидели рядышком на диване и наблюдали, как он собирается. У баб Ани был скорбный вид.

— Ну баб Ань, ну что Вы как на похоронах!

— Так ведь ты уезжаешь, а как мы без тебя?

— Ну так звонить будете; если хотите — пишите... Адрес мой лежит там где деньги, в кухне. Телевизор у вас хороший, смотрите что хотите.

— Ну ты хоть с Алёной-то попрощайся.

— Я с ней в Новосибирске увижусь.

— А ты записал её адрес?

— Еще нет, я даже фамилии её не знаю. Вот соберусь, позвоню ей и всё узнаю. Приедете сватать её для меня?

— Когда? — хором.

— В апреле или мае. Только это секрет.

— Так что, до тех пор мы не увидимся?

— Думаю — увидимся, но только на короткое время. Но на всякий случай не ждите. У меня не будет времени. Я должен закончить институт.

Варвара заёрзала на диване:

— Так надо деньги на свадьбу собирать...

— Ничего не надо собирать. Может, свадьбы еще и не будет. Откажут — и на сватовстве всё и кончится. — Рыжий сердито разматывал какие-то шнуры.

— Ну а мне показалось, что ты Алёне нравишься, я подсматривала, она всё время смотрела на тебя, она радовалась тебе.

— У неё, может, таких как я — миллион.

— А мне, честно сказать, Алёна кажется не очень подходящей парой..., — Варвара встала с дивана. — Очень красивая балованная девица из богатой семьи, из таких не будет толку. Да и выражение лица у неё иногда высокомерное.

Александр внимательно слушал, ходя взад-вперёд по гостиной и собирая вещи.

— Ну Сашенька, миленький..., — баб Аня не знала как утешить Рыжего. — Зато у тебя есть я, вернее, мы с Варварой.

Она встала и обняла Александра. Рыжий улыбнулся и заботливо усадил её опять на диван. В это время зазвонил сотовый бабы Ани, лежащий в кухне на столе. Рыжий взял его.

— Алёна? Что ты хотела? Что я делаю? Я собираюсь в дорогу. Как в какую дорогу — в Новосибирск. Я тебе не успел сказать, но мне срочно нужно на кафедру. Возможно, в городе увидимся. Ты мне только скажи свой адрес...

— И фамилию, и фамилию, — напомнила слушавшая около двери Варвара.

-...и свою фамилию. Как? Плетнёва? Плетнёва. На Николаеву сменишь? — он улыбнулся. — Хорошо.

Баб Аня, тоже подошедшая к двери, закивала головой: да-да, Плетнёва, Плетнёва, я никак не могла вспомнить. Варвара знаками её остановила: мол, тише, дай послушать.

Рыжий с минуту слушал, а потом спросил:

— Ну а мэйл у тебя какой? Диктуй, записываю.

Он перешел в гостиную и достал свою записную книжку с карандашом. Алена, по-видимому, стала диктовать и Рыжий, облокотясь на андалаевский стол, что-то записал.

— Слушай меня. Сейчас я уже сложил свой ноутбук в сумку, но когда я приеду, пришлю тебе мэйл со своим адресом, а ты мне свой домашний адрес и телефон. Скайп у тебя тоже есть? Хорошо, потом. Вот еще что. Эсэмэски мне не присылай, я их не люблю и не читаю, скайп — редко, только по необходимости, предпочитаю живое общение. Когда поезд? Не скажу, не приходи, провожать меня не надо. Передавай всем своим привет, спокойной ночи и до встречи.

Александр положил трубку.

— И что она сказала, на Николаеву сменит? — с надеждой и нетерпением спросила любопытная Варвара.

— Да куда она денется, — самоуверенно ответил Александр.

И он, сняв джинсы и аккуратно повесив их на спинку стула, отправился умываться. Баб Аня застелила ему диван, взбила подушку и пошла в кухню, готовить тормозок на дорогу. Поезд на Новосибирск прибывал около половины восьмого утра и Рыжему нужно было встать рано, чтобы позавтракать и дойти до вокзала. Вообще на Новосибирск мимо Рябинкино проходило два поезда, второй — под вечер. Рыжий же специально выбрал ранний, чтобы не припёрлась Алёна. Сейчас он не хотел её видеть. Ложась в постель, он потянулся, положил руки за голову и засыпая, подумал, как давно он не был в Новосибирске. Пять месяцев! Ему предстояло закончить институт, его ждала работа, он должен достроить дом бабы Ани, поступить на юрфак, двигаться дальше. А Алёна — Алёна потом...

Эпилог.

24 года спустя. Николаевы (отрывок из интервью, данного журналу "Семья и школа")

Уважаемые читатели. Сегодня у нас в гостях главный архитектор Новосибирска Николаев Александр Евгеньевич. Александр Евгеньевич, коротко коснёмся Вашей биографии и Вашей семьи.

Николаев:

Кратко — следущее: вырос в детском доме, закончил Новосибирский государстаенный архитектурно-строительный университет, после его окончания остался на кафедре архитектурного проектирования зданий и сооружений, защитил кандидатскую диссертацию и некоторое время работал доцентом кафедры. Параллельно заочно закончил юридический институт по специальности "Предпринимательское и коммерческое право", открыл архитектурное бюро. Семья: с женой Еленой состою в браке уже 24 года, у нас трое детей.

Корр.:

Если не ошибаюсь, Ваша жена Елена Владимировна заведует отделением кардиологии в городской клинике?

Николаев:

Да, это так. Кроме того, она ведёт частную практику в своём офисе.

Корр.:

Вы с супругой остановились на троих, я имею в виду детей. Так было запланировано?

Николаев:

Нет, было запланировано: не меньше двух.

Корр.:

Т.е. cуществует вероятность рождения четвёртого ребёнка?

Николаев (улыбаясь):

Об этом спросите мою жену. Если она решится на четвёртого и последующих — я её поддержу. Но вообще-то сейчас у нас в планах усыновить двоих детей.

Корр.:

Ваши дети: чем они занимаются? Есть ли продолжатели Вашей профессии?

Николаев:

Старшая дочь ‒ Анна ‒ закончила медицинский институт, врач-педиатр. Замужем. Вторая дочь — Ирина — заканчивает Новосибирский государственный университет экономики и управления. Сын, ему только пятнадцать, заканчивает школу, но вот он, скорее всего, тоже станет архитектором. Он хорошо рисует, красиво фантазирует, хорошие конструкторские способности. Я не буду выбирать за него будущую профессию и настаивать на архитектурном направлении, но если он это направление выберет — попадёт в самую точку.

Корр.:

Трое детей, получивших или получающих хорошее образование требуют больших денежных расходов. Как вы соизмеряли свой семейный бюджет с расходами на образование детей?

Николаев:

А никак. Не соизмеряли. Денег первое время не хватало. Но все дети учились в простой, не в элитной школе, находящейся недалеко от дома. Это не требовало от нас каких-то особых расходов. В институтах дочери попали в число бюджетников — опять экономия. В дом, в котором мы живём до сих пор, мы переехали после того, как жена окончила институт и начала работать. Оба подрабатывали. К тому времени у нас было уже двое детей. Получили материнский капитал, продали однокомнатную квартиру, в которой жили до этого, взяли кредит, часть денег заняли у родственников — и купили пятикомнатную квартиру в новостройке, которую, кстати сказать, проектировали сотрудники моего архитектурного бюро.

Корр.:

Вы получили какую-то скидку за это?

Николаев:

Абсолютно никакой, всё на общих основаниях. Просто я знал, какой должна быть квартира, в которой я хочу жить, в каких квартирах хотят жить другие люди, в том числе инвалиды-колясочники, и один сектор дома был спроектирован с учетом потребностей инвалидов — пандусы, широкие лифты, специально оборудованные туалеты и т.д. Там живёт мой друг. Я живу в другом секторе.

Корр.:

Но квартиры в таких домах дорогие?

Николаев:

Во время нашей покупки были дорогие. Какие сейчас — не знаю. Я не занимаюсь продажей квартир.

Корр.:

Кроме квартиры, есть ли у вас еще другая недвижимость: дачи, дома?

Николаев:

У нас есть маленькая дача в Удачном — чтобы было где поесть шашлык, и только один дом на станции Рябинкино, построенный для моей бабушки в то время, когда я заканчивал институт. Бабушка умерла в возрасте 99 лет, прожив в этом доме 20 лет, я унаследовал его. В этом доме дети проводили летние каникулы и мы любим ездить туда всей семьёй, даже на короткое время.

Корр.:

И бабушка до 99 лет жила одна в этом доме?

Николаев:

Большей частью одна, если не считать время, когда с ней жила её золовка из Красноярска или приезжали мы.

Но последние два года до смерти она жила у нас в квартире; похоронена же в своей родной деревне, в Рябинкино.

Корр.:

Я думаю, что читатели завтра будут писать на форумах, что всё, о чем Вы говорите сейчас — неправда. Наверняка у Вас и деньги за границей на счетах, и недвижимость.

Николаев:

Двадцать пять лет назад я бы, наверное, и сам писал на форумах, что такой-то чиновник или депутат врёт. Но сейчас, во-первых, по закону, как госслужащий, я не имею права иметь что-то за границей, во-вторых — мне просто нечего иметь — деньги у нас в семье сразу тратятся. Дорого обошлось обучение дочерей за границей, каждая по году, даже дольше, учились — одна в Америке, другая в Германии, хотя сами дети все подрабатывают. Жена периодически ездит в Германию и другие страны Европы на учебу, по обмену опытом и т.д. Поездки — за свой счёт. Кроме того, часть семейного бюджета уходит на благотворительность. Все объекты нашей с женой благотворительности находятся в Новосибирской области. Доказать могу хоть сейчас. Чтобы не быть голословным, я взял с собой квитанции переводов денег на счета всех организаций, которым мы помогаем. За последний год эта сумма составила более миллиона рублей. Переводы денег, в основном, целевые, контролируются лично людьми, которым я доверяю. Мои счета абсолютно прозрачны. Считаю, что деньги, заработанные честным путём, незачем скрывать.

Корр.:

А другая часть семейного бюджета? Вы уж извините за нескромные вопросы.

Николаев:

Я Вас понимаю. Остальные деньги распределяются исходя из сиюминутных нужд семьи. Мы никогда не отказывали детям в деньгах на занятия любыми видами спорта, на посещение различных студий и кружков, на интересные поездки. На первом месте у нас — дети и их потребности, на втором — работа. Но работа не только как средство зарабатывания денег, а работа для души. Я говорю кратко, но надеюсь, меня понимают. И я, и жена — мы любим свои профессии, мы "пашем" на работе, если можно так выразиться, мы — семья трудоголиков. Дети наши приучены к труду с детства, не только к умственному, но и к физическому. Мы делали так, чтобы у детей не было времени на разного рода асоциальные поступки. Дети должны быть постоянно чем-то заняты. Мы заметили, что когда у ребенка мало свободного времени, когда ему постоянно нужно куда-то бежать, выполнять какие-то задания — ребёнок успевает практически везде: и в учебе, и в спорте. Больше того — он перестаёт болеть — просто не до болезни: нужно везде успеть и еще сделать уроки, а еще пообщаться с друзьями, по интернету и т.д. Не бывает детей "перегруженных", если научить их правильно распределять нагрузку и сочетать полезное с приятным, умственную нагрузку с физической. Устают дети не так как взрослые и обычно лишь к концу недели. Но для этого и существует конец недели, его, как правило, хватает.

Корр.:

Но, может быть, у Вас дети какие-то особенные?

Николаев:

Дети как дети. Каждый со своим характером, со своими претензиями, со своим "хочу". Просто мы, насколько позволяет нам наша работа, стараемся максимально общаться с ними, отвечать на их вопросы; причем в семье нет тем "табу", обсуждаются любые детские проблемы. Нам интересно общаться со своими детьми, им, надеюсь, с нами. Нам нравится, когда к ним приходят друзья, когда в доме шумно и весело.

Корр.:

Вы — строгие родители?

Николаев:

В общем-то да, но иногда — нет.

Корр.:

Я вернусь к вопросу о семейном бюджете. Создаётся впечатление, что ваша семья перебивается от зарплаты до зарплаты...

Николаев (улыбаясь):

...Конечно, это не так. Деньги остаются, откладываются на непредвиденные нужды, на отпуск. Сейчас, когда старшая дочь вышла замуж — расходы ощутимо уменьшились. Если случится так, а это процесс естественный, что постепенно и остальные создадут свои семьи и не захотят жить с нами, то и пятикомнатная квартира нам будет не нужна, продадим, найдем или построим жильё под свои новые потребности — лично мы с женой неприхотливы и "выпендриваться" не перед кем, наши друзья и коллеги не ценят "новорусские замашки", имевшие место 20-30 лет назад.

Корр.:

Ну и последний вопрос по теме Ваша семья:

Где и как вы проводите отпуск?

Николаев:

В последние десятилетия многие семьи предпочитают туризм. Мы в этом смысле — не исключение. Со времени моего студенчества выросло благосостояние российского народа, почти каждая российская семья может себе позволить один раз в год съездить за пределы России и люди хотят смотреть мир. Мы были, конечно вместе с детьми, во многих интересных местах не только мировой известности, но и России. Много километров с рюкзаками прошагали и проехали по Сибири-матушке. Когда была жива моя бабушка Анна Семёновна Рощина — предприняли большое путешествие по Европе на машине. Второй раз были в Европейских странах с сыном, тоже на машине. Европу знаем хорошо не только по отпускам, но и по работе — учёба, командировки и т.д.

В последние годы акцент делаем на поездки в страны Юго-Восточной Азии.

Корр.:

Ну, а теперь перейдём непосредственно к Вашей профессиональной деятельности. Вы исполняете обязанности главного архитектора уже 10 лет. За это время Новосибирск преобразился...

....................................................................................

*Слова и музыка Виктора Королева