Рождественская Ария

Призрак наслаждался ее прикосновениями. Это было совершенно новое ощущение, которого он не знал никогда, даже в детстве. Тогда его лица касались разве что для того, чтобы влепить пощечину или стянуть с него маску на потеху посетителям балагана. Если бы хоть кто-то так приласкал его раньше, то, возможно, все вышло бы по-другому. А теперь поздно уже. Призрак почувствовал как пальцы Карлотты неуклонно приближаются к его маске. Сейчас все закончится.

— Вы снимите с меня маску, — разочарованно сказал он.

— Только если ты сам меня попросишь.

— Вы даже не представляете, что под ней.

— Я знаю, что ты скрываешь под маской!

— Я рассказала ей, — смущенно проговорила Кристин, на всякий случай прячась за жениха.

— Не в этом дело. Я знала что скрывается под его маской... гораздо раньше, — произнесла Карлотта, заглядывая Призраку в глаза. — Помнишь, Эрик, где ты находился двадцать лет назад?

Призрак Оперы задумался и начал загибать пальцы.

— Так... в Нижнем Новгороде я был чуть позже... а до этого путешествовал по Европе... Ах, да. В то время я работал строителем — вернее, помощником архитектора, ну да он все равно платил мне под столом....

— Где именно это было?

— В Риме, — произнес Призрак и вдруг отшатнулся от итальянки. — Невозможно...

— В то же время в Риме проживала некая девочка по имени Карлотта — высокая, голенастая, с копной рыжих волос. Ее любимым занятием было слушать пение молодого человека, который работал на строительстве виллы неподалеку от ее дома. Конечно, родителям не нравилось, что их дочурка где-то шляется весь день вместо того, чтобы помогать по хозяйству. Как сейчас помню — Пизанская башня посуды в раковине, невыскобленный стол, по которому можно было определить, чем обедала семья неделю назад, матушка гоняет меня метлой по дому... Славные воспоминания!.. Но я отвлеклась. Итак, больше всего на свете та девчушка любила слушать пение неизвестного строителя. Когда ему казалось, что он в одиночестве, юноша пел так, что ангелы на небе зеленели от зависти и крушили лютни об облака. Впрочем, он никогда не был в одиночестве — она всегда пряталась неподалеку, впитывая его голос.

— Почему она... никогда не подошла к нему?

— Стеснялась. К тому же, его лицо было спрятано под маской. Малышка Лотта думала, что он опальный принц, скрывающийся от революционеров. Она мечтала, что однажды таинственный незнакомец похитит ее и увезет из надоевшего дома, и ей не придется больше драить пол и таскать воду из колодца. В ее мечтах они объездили полсвета, побывали даже Австралии и охотились на жирафов... или какая там есть живность, в этой Австралии... Однажды стружки попали ему под маску, он закашлялся и стянул ее, отрывая свое лицо...

— И вы.... то есть, та девочка... в общем, вы ужаснулись? От того, что ваш ангел оказался чудовищем?

— Нет вообще-то, — Карлотта вдруг покраснела. — Даже наоборот.

— Наоборот — это как? — вмешалась Кристин Даае, доселе слушавшая рассказ примадонны в немом удивлении, периодически встряхивая головой чтобы убедиться, что это был не бред, вызванный чрезмерной дозой шампанского.

— Может не будем об этом, а? — жалобно попросила Карлотта, оглядываясь по сторонам в поисках поддержки.

Но глаза гостей выражали лишь живейший интерес.

— Ну ладно, он, конечно, не был таким красавцем, как я ожидала, но зато я обрадовалась, что его никто у меня не отобьет, — скороговоркой произнесла примадонна. — Все теперь довольны? Так что если ты думаешь, что твои шрамы испугают меня, Эрик, то не на ту напал. Поверь, на своем веку я повидала вещи поинтересней. Например, рядом с нами жила семья, которая решила сэкономить на прививках против оспы... время показало, что это была не такая уж блестящая идея. А моя троюродная тетка Эмилия однажды решила проверить, нагрелся ли утюг, и не нашла ничего умнее, чем лизнуть его языком. Утюг был горячим... А кузина Симонетта в детстве защемила нижнюю губу дверью — до сих пор ума не приложу, как это она исхитрилась! А мой брат Джакомо поспорил с моим братом Сандро на пять лир, что он прыгнет в бочку с водой с третьего этажа. Нет, в бочку-то он попал, но в ней не было воды. Его правая рука до сих пор не сгибается. Так что моя родня — тот еще паноптикум.

Призрак Оперы закрыл лицо руками, пытаясь сдержать совершенно неуместный смех, вызванный рассказом о кузине Симонетте. Здравый смысл подсказывал, что трюк с дверь и нижней губой вне человеческих способностей, но гадкий голосок любопытства уговаривал попробовать... Когда Эрик оглянулся, то понял, что изо всей компании он единственный обладал хоть каким-то самообладанием. Кристин тихо повизгивала в обьятиях Рауля, а мсье Рейе и Филиппу де Шаньи одновременно пришла в голову мысль сымитировать кашель, чтобы перекрыть хохот — теперь подземная комната походила на туберкулезный санаторий.

Когда веселье стихло — только периодическое хлюпанье сотрясало воздух — Призрак снова спросил Карлотту:

— И что же произошло дальше?

Сеньора Гуидичелли пожала плечами, рассеяно накручивая на палец выбившийся локон.

— Однажды девочка пришла в свое тайное убежище, но его там не было. Ни в тот день, ни на следующий... вообще никогда. Она спрашивала у других строителей, но они лишь делали знак от дурного глаза и бормотали, что не знают, куда сгинул тот странный малый в маске. Они ж его терпеть не могли, а я... я была в отчаяньи. Я даже не знала его имени.

— Пока я не поселился в Опера Популер, я нигде не задерживался долго, — объяснил Призрак. — Рим прекрасный город, и я боялся что не удержусь от его чар. У меня отнимали все, что я любил. Поэтому я старался ничего не любить и ни к чему не привязываться. Тогда мне казалось, что у меня, по крайней мере, есть свободный выбор.

Карлотта кивнула головой, давая понять, что принимает его аргумент. Но вот соглашается ли — другой разговор.

— Когда я поняла, что слезы, вопли и пост по пятницам не вернут моего ангела, то решила применить логику. Где нужно искать человека с таким голосом? Правильно, в Опере. Скажу честно, меня всегда интриговала идея, что можно петь и получать за это деньги, а не подзатыльники. Дома вокальные упражнения были под строжайшим запретом — соседи нажаловались родителям, что из-за моего пения они не слышат звон церковных колоколов и опаздывают на мессу, — примадонна развела руками. — В то время дирекция Teatro dell'Opera как раз набирала хористок, и я решила попробовать. В конце концов, если я кричала возле Колизея, меня слышали на Вилла Боргезе. Когда я спела для господина директора, он принял меня в труппу без всяких оговорок. Более того, если бы я пела чуть дольше, он, верно, предложил бы мне долю от всех доходов и вообще все что угодно. Я, кажется, упоминала, что могу петь ОЧЕНЬ громко? Вот-вот, а у него в кабинете стоял дорогууущий сервиз богемского хрусталя... Я была зачислена в труппу после того, как от третьего бокала остались лишь воспоминания... ну, еще парочка окон разбились, но их не жалко... и очки у директора треснули, но это испугало его гораздо меньше, чем все остальное.. Итак, я переступила порог Оперы с твердым намерением когда-нибудь найти моего ангела музыки...

Женщина осеклась, потому что поймала взгляд Призрака. Ее сердце защемило. Никто еще не смотрел на нее вот так. В его глазах восторг был в равных пропорциях перемешен с удивлением и совсем уж детской наивностью. Неужели Призрак Оперы, проведший в подземелье с добрый — вернее, с недобрый — десяток лет, еще способен на такие чувства?

— Карлотта, значит все это время... вы меня ждали?

Сеньора Гуидичелли поглядела на него, потом на гостей. Они все ждали ее ответа — Кристин и Рауль, все еще державшиеся за руки, Филипп де Шаньи, Перс с бутылкой шампанского, мэтр Рейе, нервно вертевший в руках партитуру, малышка Жири. Даже Минни выжидательно мела пол хвостом. А Эрик все еще смотрел на нее своим невыносимым взглядом, словно она была его спасением. Но быть чьим-то спасением — такое серьезное обязательство...

"Скажи да! — возопил ее здравый смысл. — Скажи да, немедленно! Ты что, совсем рехнулась? Карлотта, ты успеваешь соврать с дюжину раз, прежде чем доешь завтрак. Ты можешь продать эскимосам ящик мороженого и накормить индуиста котлетой из говядины! Если бы все врали мира организовали масонскую ложу, то ты была бы у них Гроссмейстером. Но вот сейчас, когда это действительно нужно!.. Ну что ты молчишь, дуреха! Твои слова могут исцелить его. Он подумает, что все это время ты действительно ждала его, искала его, может, даже упоминала в молитвах. Тогда прошедшие годы не будут казаться такими уж безрадостными — оглядываясь назад, он будет ощущать твое присутствие. Это так просто, Карлотта! По-итальянски всего-то две буквы, а по-французски "да" звучит скорее как вздох, не как слово. Ну скажи его! Или просто качни головой".

Глас здравого смысла звучал заманчиво. И вдруг на сцену, к великому удивлению примадонны, вышла совесть. "Вот это да, — подумала дива. — Явилась — не запылилась. А я-то считала, что мы с тобой развелись лет этак десять назад..."

— Нет, Эрик, я никогда тебя не ждала. Я забыла про тебя, как только мой чемодан оказался под койкой в дортуаре, — наконец ответила примадонна, наблюдая как гаснут искры надежды в его глазах.

Глава 30, в которой, наконец, наступает Рождество.

Граф де Шаньи чертыхнулся вполголоса и нервно закурил сигару. Карлотта Гуидичелли только что запорола такую сцену! В литературе это, кажется, называется anticlimax. Проклятье, и как после этого говорить о женском такте? Она, небось, и на похоронах может спросить у вдовы, почем та покупала черный бархат. Вот что она пытается выгадать своим поведением?

Карлотта неотрывно смотрела на Эрика. Его лицо не выражала ни гнева, ни разочарования, ни обиды. Оно вообще ничего не выражало. Казалось, он надел маску поверх маски.

— Я ожидал этого, сеньора Гуидичелли, — произнес он бесцветным голосом. — Так даже лучше.

— Я забыла про тебя, как только присоединилась к труппе, — повторила Карлотта. — Видишь ли, я была смышленой девчонкой и сразу взяла в толк, как работает этот механизм. И что нужно делать, чтобы пробраться на самый верх! Для этого требовалось работать не только голосовыми связками, но и локтями, и идти по головам, расшвыривая всех, кто может стать препятствием. У меня восхитительно получалось. Я стала примадонной через пять лет, и любая певица, которая отважилась бы пошатнуть мой авторитет, рисковала проснуться утром... хмм... в худшем здравии, чем легла в постель. Скажем, без волос. Опера восхищалась мной, называла меня "жемчужиной сцены", "сладкоголосым соловьем" и прочими уменьшительно-ласкательными именами. Весь Рим был у моих ног!.. Только иногда, когда я выходила на залитую солнцем улицу, вдыхала запах пыли и фонтанных брызг, мне казалось, что... что все могло быть по-другому. Нет, я не была несчастной, отнюдь, у меня было все, о чем женщина может только мечтать. Но я могла быть счастливой как-то иначе. Без таких жертв, не выгрызая счастье у судьбы, а принимая все, что она посылает. У меня могли бы быть подруги, а не соперницы. И балетная мелочь не пряталась бы по углам и не читала молитвы, когда я шла по коридору. И кто-нибудь полюбил бы меня... мне всегда этого хотелось, уж ты-то понимаешь? — она резко вздернула подбородок, ведь реветь в присутствии такой толпы, как ни крути, было моветоном. Потом добавила,

— Поэтому у меня было много мужчин.

Доселе тихий мсье Рейе вдруг шмякнул партитурой об пол.

— Сеньора Гуидичелли, я как концертмейстер этой Оперы запрещаю вам наговаривать на себя! Иначе... иначе я ей-богу попрошу господ директоров урезать вам жалование! — крикнул старик так яростно, словно она взяла фальшивую ноту. — Что на вас сегодня нашло? Мы-то знаем, что все сказанное вами неправда! Мамзель Даае, мамзель Жири, разве это не так?

— Да ты что, Карлотта, сбрендила что ли? — сказала Кристин, от удивления переходя на "ты" и даже не замечая такой фамильярности. — Эрик, не слушайте ее! Такой замечательной примадонны, как у нас, еще поискать! Карлотта, а помнишь, как мы репетировали Il Muto — я показывала тебе язык, а ты потом гонялась за мной по сцене и швырялась подушками? Вот же нам весело было!

— Вот именно, наша примадонна даже королеву Викторию научит женским добродетелям! А если кто-то скажет что-то против нее, то я... то я попрошу матушку сломать ему хребет тростью, — поддакнула Мэг.

-Девушки абсолютно правы, особенно моя будущая невестка. А если вам, господин Призрак, какой-нибудь недоброжелатель начнет рассказывать про прошлую Пасху, которую мы якобы отпраздновали вместе с сеньорой Гуидичелли, то выгоните клеветника взашей, — промолвил Филипп де Шаньи, для убедительности стукнув кулаком по столу.

Карлотта поднесла ладони к пылающим щекам.

— Вот что значит сплоченный коллектив, а? — растроганно произнесла она. — Мсье Рейе, спасибо вам... и тебе Мэг... Сеньорита Даэ, с каких это пор мы стали на "ты"? Ну ладно, шучу. Спасибо, Кристин, ты славная девушка, и гулять с тобой по подземельям просто удовольствие. Веселенький у нас получился моцион, ничего не скажешь... Ох, Филипп, и ты туда же... Уж чья бы корова мычала, а твоя паслась в стороне, стыдливо затыкая рот ворохом сена... Наверняка Эрик не упустил возможности понаблюдать за мной через двустороннее зеркало в моей гримерке.

Граф де Шаньи и мэтр Рейе молниеносно взметнули руки на уровень глаз. Дарога и Рауль последовали их примеру — на всякий случай. Но Призрак Оперы покраснел до корней волос.

— Карлотта, как вы могли такое подумать...? Кто я, по-вашему, чтобы пасть так низко?!.. Ну было пару раз... я видел, вы причесывались, читали или играли с Минни... А почему вы все так перепугались, господа?

— Это от нервов, — дрожащим голосом объяснил мсье Рейе, опуская руку, — работа очень нервная, вот почему.

Карлотта закрыла глаза. О Мадонна, если б она только знала, что Призрак Оперы не проводил все свободное время у ее зеркала! "Надеюсь, ты довольна, гадина", — обратилась она к своей совести. Вслух же сказала:

— Мои друзья солгали тебе, Эрик, что делает им честь, — женщина вдруг посерьезнела. — У меня и вправду было много мужчин, целая коллекция. Я думала, что если их будет так много, то в моей жизни будет больше любви. Но это, скорее, обратная пропорция... Иногда, ночами, когда очередной поклонник храпел у меня под боком, я вспоминала что-то... будто обрывок сна... в моей голове звучал голос ангела... Но это был, конечно, сон. Потому что ангелы не посещают падших женщин... Прости меня, Эрик, но я не дождалась тебя. Ты единственный, кого стоило ждать! Но в моем светильнике, как всегда, не хватило масла.

Все глаза, как намагниченные, были прикованы к Призраку Оперы. Он молча смотрел на Карлотту, что-то решая.

— Не молчи так, Эрик. Скажи... что-нибудь...

Хозяин подземелий шагнул к женщине, бережно взял ее за руку, и поднес ее ладонь к своему лицу.

— Карлотта, сними с меня маску, — попросил он.

На губах женщины заиграла улыбка, сначала недоверчивая, но она разгорелась все ярче и ярче. Ее глаза сияли, будто она в первый раз увидела рождественскую елку.