— Ты змий, — изумление спровоцировало девочку на действия. Она вскочила и, переполненная силой, побежала к темному лесу, который виднелся на первом холме, несомненно ведущем к родному замку.

Кольца существа не успели раскрутиться, не смогли дотянуться и повалить ребенка на сухую траву. Бежать, бежать прочь! Пока не упадешь, пока не останется сил. Пока нога, гудящая от боли, не перестанет служить.

— Ты подвластна ему, ты спешишь к гибели! — Закричал вслед водный змий, приводя деревья в трепет и шелест. — Я готов избавить тебя от предстоящих страданий. Вернись! Никто, слышишь, никто еще за тысячи лет не выходил из домика на реке. Ты не такая, как другие люди! Ты можешь все испортить. Ты станешь его... Тебя он назовет своей.

Но девочка не собиралась слушать. Она скакала через кочки и корни, углубляясь в тишину зарослей, которые давно ждали путешественницу в гости. От изнуряющего ветра становилось все холоднее, рваные брючины липли к ногам, курточка стекала грязью на повязку, которая разболталась и мешком висела на изуродованной левой руке.

Девочка уже не напоминала особу королевских кровей, а выглядела, как обыкновенная попрошайка, которую бросили даже родители-нищие. Стойкая тростинка среди неизвестности, у которой осталось лишь два желания — поесть и добраться до дома.

Беззащитность. Страх. Голод. Вершина холма, казалось, не предвещает ничего нового для изнуренного ребенка. Но тут до слуха добежало нечто, что заставило девочку повернуть голову в сторону и ахнуть — за деревьями, где-то внизу, алели яркие крыши домов, сверкали шпили, слышался громкий смех, музыка и разговоры, какие бывают лишь на городских ярмарках. Множество повозок въезжало в белые распахнутые ворота. Пешие и конные — люди спешили попасть внутрь. Но до этого останавливались у рядов, открытых у самой дороги, где теперь шла оживленная торговля.

Бывшая жертва не верила глазам. Люди. Неужели люди? После нескольких дней неведения, неизвестности, бреда... К ним, скорее, не боясь, с надеждой и радостью! Она еще раз оглянулась на реку позади себя, боясь преследования змия, говорившего непонятные вещи. Ощупала лицо, испачканное прибрежной грязью. Затем взглянула вниз, на башмаки с оторвавшейся подошвой, до нитки промокшие, и со слезами села на кочку. Как она выйдет к людям в таком виде? Кто поверит, что ее похитили? Что она дочь герцогини? Слезы обожгли щеки, полились лишней влагой на одежду, плечи начало сотрясать от невыразимой тоски. А жестокая память напомнила, что нельзя выходить к людям. Почему она должна соблюдать это странное правило? Какую силу имеет над волей несчастной жестокий убийца? Голову кольнуло изнутри. И сознание воспламенилось. Чудилось, что черный дьявол уже нагоняет ее по реке. Что сбежать практически невозможно от его острых когтей. Послышались голоса умерших в страшной пещере детей, которые умоляли девочку вернуться и спасти их потерянные в темноте души. И невозможно было избавиться от наваждения, даже зажав уши, даже зажмурившись. Монстр наступал на каждый след ребенка, обнюхивал его, облизывался и шел дальше — где-то очень близко.

Девочка упала на живот и поползла по кустам, пытаясь спрятаться от теней, которые давили на нее. Деревья вдруг стали уродливыми подобиями животных, тянувшими лапы к телу, земля шипела и пузырилась, испуская фонтаны красноватой, похожей на кровь жижи. Приближение, отчетливое приближение черных душ давило на грудь. Вены гудели от боли, и небо в рваных облаках кружилось от огненных молний.

— Эй, малыш, что с тобой? Что ты увидел? — Кто-то дотронулся до плеча девочки и вернул ее в реальность. Рядом стоял подросток в рваной курточке и в шапке набекрень с сетью в руке и рыбой на тонком хворосте. — Чего шарахаешься? Где это ты так вымазался? А-а, ты, наверное, от тех нищих отбился, что два дня назад здесь прошли. Ну, чего глазеешь? Не призрак я! Морда ты деревенская... Пошли со мной, сгодишься может. — И мальчишка, не дожидаясь девочки, зашагал вниз по холму, полностью уверенный в том, что грязный оборванец последует за ним.

Жертва с сомнением качнулась в сторону города, поглощаемая жаждой и надеждой на скорое спасение, а потом словно заглянула в глубь себя и прочитала в отражениях души колебания и сомнения. Стоит ли идти к людям? Кто эти люди?

И едва ее туфли вновь развернулись к лесу, тут же из ветвей потянулась темная, указующая на север рука — дорога к дому.

Воспоминания Клариссы о Секире

Зеленая трава и ромашки. Голубое небо над головой и чуть заметное движение воздуха на тонких колосках сорных соцветий. Кларисса лежала тихо под самым чудесным из небес и слушала веселый голос Секиры, который что-то напевал, привязывая коней к дереву неподалеку.

Блаженство разливалось по телу. Блаженство момента, который никогда не повторится. Какое умиротворение и какая свобода окружали ее! Потом, через много лет, герцогиня часто вспоминала именно эту сцену. А сейчас наслаждалась чувством, которое зародилось внутри и теперь пустило стрелку в самое сердце с красным бутоном любви, что могла распуститься в любую минуту.

Может, тогда Секира окончательно вошел в голову и навсегда остался здесь невыжигаемым клеймом. Женщина не задумывалась. Она летела в фантазиях без времени, упивалась близостью и страдала от того, что мужчина так спокоен по отношению к ней. Замечал ли этот мошенник знаки внимания со стороны Клариссы? Понимал ли, что стал первым, кто задел холодное, почерневшее от страха и невзгод сердце? Наверное, нет. Он беззаботно смотрел по сторонам, не замечая, какие странные земли Авали. Спокойно спал под открытым небом, не боясь болезни. Общался с потусторонними тварями, как с людьми, и всегда находил с ними общий язык и их благоволение. Конечно, главным в успехе Секиры было присутствие рядом герцогини, но и голос делал свое дело. Ни разу двум путникам не отказали в крове или еде, ни разу не напали и всегда желали в дорогу только хорошей погоды. И погода действительно радовала. Теплый день и сегодня выдался как нельзя кстати, а потому обед новоявленные кладоискатели устроили посреди цветущего луга, разложив на белом отрезе подаренные разносолы вчерашних хозяев небольшой деревеньки. Секира ловко нарезал хлеб и вяленое мясо охотничьим ножом, достал из заплечной сумы бутыль с молоком и луком и теперь смачно жевал преподнесенные яства.

— Несколько дней мы блуждаем по округе, это одна из ваших уловок, герцогиня? — Мужчина с озорством посмотрел на Клариссу, снявшую капюшон и оставшуюся в одной вуали, туго закрепленной на высокой прическе. — Вы совсем не похожи на монашку. Скорее, на скрытно путешествующую королеву. Или так будет всегда? Черная ряса, голос и руки...

— Наверное, у вас не раз возникало желание сорвать вуаль прочь?

— Не скрою и такого злого умысла, — Секира отхлебнул молока и после завалился в сочную зелень, чтобы закрыть глаза и расслабиться. — Неужели вы не хотите получить половину от клада? Странно и непонятно!

Кларисса не могла ответить хоть сколько-нибудь внятно, потому что не отводила восхищенного взгляда от совершенно беззаботного и свободного рыцаря, имевшего в запасе, казалось, тысячу жизней. Ей бы так — не мучиться сомнениями, не искать истины в лабиринтах безысходности!

— Ложитесь рядом, — мужчина похлопал ладошкой около себя. — Посмотрите на небо. Мы абсолютно одни. Вы можете не скрываться!

Румянец взорвался на изуродованном лице Клариссы, а любовь потянулась навстречу зову. Рядом! Лежать и смотреть на облака. Рядом... Любить и молчать. Огромная рука Секиры в тонких сплетениях травы опустилась на тонкие пальцы герцогини, сжала их и замерла. Женщина чувствовала, как снизу ползают мураши, но боялась пошевелиться, потому что тогда бы момент ушел навсегда. И мужчина не шевелился и молчал. А белые и золотые облака плыли медленно-медленно, отражаясь в глазах двоих, что навсегда и бесповоротно потеряли покой.

— Я боюсь покидать герцогство, — прошептала герцогиня внезапно.

— Почему? — Мужчина лег на бок и оказался над Клариссой, приподнявшись на руке. Локоть его погрузился в землю. На красном рукаве появились чуть заметные зеленые разводы от травы. — Доверьтесь мне.

— Дело не в доверии, — голос Клариссы задрожал. Стена молчания вот-вот готова рухнуть, но будет ли поддержка со стороны нежданного друга? Не станет ли он чужим сразу, едва увидит ее?

— А в чем же? В том, что я изгнанник?

— Нет, милости короля мне чужды, и мне, право, все равно, что вы делали за пределами этих земель.

— Тогда вы не должны бояться. — Секира не отпускал руки женщины и склонился чуть ближе, так, что Кларисса видела золотистые искры на радужной оболочке и рыжие веснушки на тонком, немного хищном носе. — Я видел здесь больше, чем вы думаете. Я знаю, какими становятся даже простые крестьяне, когда приходит ночь. Я наблюдал за пирами самых странных тварей. И почти три дня жил рядом со стенами монастыря, в котором нет ни одного человека, лишь странные монстры. Вы уникальны, Кларисса. Вы можете помочь мне. Также как я хочу помочь вам. Вместе мы вытянем герцогство из нищеты. — Солнечные блики ореолом играли в волнистых волосах, улыбка напоминала о празднике сердца. — Я знаю, что сумасшедший! Что без головы. Отправился в самый центр ужаса. Но вы... вы дали мне возможность понять, кто управляет всем этим хаосом. Каменные карлики не отобьют у нас клад. Такой армии у них нет.

— А что потом?

Секира сощурился.

— Покажите мне свое лицо, — попросил он с нескрываемым любопытством.

Кларисса задумалась, но сомневалась всего лишь секунду, а потом решилась открыться. Он должен увидеть ее такой, какая она есть. Должен отказаться или продолжить путь. Черный рисунок кружева задрожал и слетел с завесы тайны. Мужчина не дрогнул ни одним мускулом, лишь в глубине его зрачков мелькнуло что-то сочувствующее и сожалеющее, словно он сам виноват в уродстве герцогини. Розовые рисунки, расписавшие лоб, щеки и подбородок, стали темнее от того, что кровь прилила к лицу. Глаза наполнились огоньками росы.

— Я догадывался, — Секира погладил Клариссу по щеке, обрисовал узоры вокруг губ кончиком пальца и вдруг побледнел. — Я обещаю, что, пока жив, никому не позволю больше вас обидеть. Никогда не оставлю вас одну.

Слова, произнесенные где-то в поле, без свидетелей. Клятва мошенника. Женщина попыталась улыбнуться, понимая, что жалость — мимолетный советчик, а потому без иллюзий согласно кивнула и обняла своего неожиданного друга и попутчика.

— Спасибо, Секира. Если мы сегодня нужны друг другу, это не значит, что потом я держу тебя данным словом. Будем считать, что наша сделка заканчивается после получения клада и его дележа.

Где-то на плече горе-воин согласно кивнул.

— Вы можете мне не верить, — пробормотал он, все крепче обнимая женщину. — Но я еще никогда не страдал так, как сейчас, когда увидел вас воочию.

— Злые языки приписали мне дурную славу...

— Славу ведьмы. Я знаю. Теперь мы вместе, и это судьба. — Мужчина гладил густые светлые волосы и продолжал что-то нежно шептать, но Кларисса не разбирала ни слова. Ей чудился другой, тот страшный голос... Исходящий из бездны. Голос Секиры или убийцы? Утешающий или измывающийся? Женщина задрожала и отпрянула, сразу устыдившись страха и опустив глаза. Стала собирать куски хлеба на белой скатерти и класть их в мешок, а мужчина внимательно наблюдал.

— Это я виноват? — Спросил он через минуту судорожной суеты. — Остановитесь, Кларисса! Остановитесь... — И поймал ее в крепкие объятия опять, удерживая от дальнейшего безумства. — Что произошло? Скажите?

Кларисса сглотнула слезы и уже не сдерживалась, так как любовь и страх мешали ей думать, как следует.

— Голос. Ты обменял свой голос на ЕГО! Убийцы... — Судорога свела лицо герцогини, из руки выпал кувшин, расплескав по плащу и юбке белые реки. — Ты не поймешь все равно.

— Я готов послушать. Готов поверить. — Убедительность Секиры успокаивала и заставляла женщину осесть на землю. — Сейчас или никогда.

Вечер спускался на рощицу невдалеке, но двое до сих пор не сдвинулись с места и теперь сидели куда ближе друг к другу. Секира разглядывал лицо Клариссы в ярких всполохах костра и находил, что она необычна, притягательна и полна тайн. Если бы не шрамы, женщина могла сводить кавалеров с ума, но и витиеватые рисунки способны заманить в сети. Особенно теперь, когда свет пламени преобразил весь мир.

В какую-то секунду Секире даже показалось, будто по лицу герцогини проскакали три разноцветных всадника. Но потом все внезапно исчезло. Завораживающее зрелище — шрамы таинственного зверя. Так и хочется перевести все символы, узнать их смысл. Помочь Клариссе в разгадке, освободить ее от изнурительного мученья.

— Я хочу вас поцеловать, — слова вылетели сами собой, и отвергнутый королем воин потянулся навстречу к женщине, отвергнутой миром. — Это так странно... Спрашивать, просить. Все так странно!

— Наверное, — согласилась Кларисса тихо. — Никогда не думала, что доверюсь первому встречному и отправлюсь с ним неизвестно куда.

— Куда лучше сидеть под замком с тварями снаружи? — Сухие губы Секиры потерлись о губы герцогини, пробуя их нежность и беззащитность. — Теперь вы сожалеете? Вы ведь считаете меня обманщиком?

— Не совсем, — ответить на призыв оказалось куда проще, чем думала Кларисса. Она только попыталась сказать, и мужчина сразу воспользовался этим.

Кажется, они тогда больше и не говорили. Не смотрели на звезды. Не следили за пасущимися лошадьми. И даже то мучительное единение, которое напоминало о далекой встрече в реке, не остановило женщину от близости с человеком, пришедшим из ниоткуда. Мягкая трава поглотила два тела. Поглотила до самого рассвета, когда пробуждение куда тяжелее, чем рождение нового солнца.

Кларисса открыла глаза и приподняла голову от груди Секиры, сразу начав тормошить того за плечо и одновременно натягивая на плечи развязанное почти до середины платье. Даже в предутренних сумерках, размазавших мир на гротески, она четко видела, что трава вокруг превратилась в пепелище, а на краях, по кругу, сидят довольно узнаваемые тени. Им ничего не стоило сделать несколько прыжков к углям костра!

— Что случилось? — Мужчина затряс головой, сел и присвистнул: — Вот вам и новости!

— Не шевелись, — Кларисса плотнее прижалась к Секире, который почему-то не собирался исполнять требования оторопевшей сони, разбуженной всего лишь тихим шорохом.

Глаза тварей напротив вспыхнули. Они издали довольно членораздельный звук и бросились со всех сторон прямо на горе-кладоискателей. Первый монстр преодолел расстояние в два прыжка, взлетел вновь, чтобы приземлиться прямо на груди у Клариссы, но так и остался в воздухе, потому что Секира вскинул руку и насадил чудовище на длинный меч. Кровь полилась на воина сверху и расплескалась на лицо герцогини и на ее белоснежную кожу.

Удар же с левой руки ударил по второй тени, вырвал из его живота внутренности и бросил к ногам совершенно оторопевшей женщины. Висящее на мече тело полетело в третью тварь, которая кубарем покатилась по траве, подняв вихрь пепла, и сшибла четвертую, издавшую яростный вопль. Секира же вскочил, в чем был, и с боевым кличем помчался прямо на всю поколебавшуюся в победе свору.