Закуси горе луковицей

— Не там вы их добываете. Они должны обжигать врагов, а не своих. Наши ребята говорят: есть журналисты, а есть пираньи. Судя по всему, вы из их стаи, и мне это неприятно.

Дениса передёрнуло.

— Я рад, что мы всё выяснили. В свою очередь, хочу сообщить вам, что вы мне тоже не очень симпатичны. На этом и прощаюсь, — он сделал энергичный полупоклон. И, уже обращаясь к Зое, бросил: — Я подожду тебя у ворот.

— Хорошо, — ответила она.

Владимир с усмешкой посмотрел вслед Денису.

— Не разговор получился, а склока. Ведь именно из-за таких, как он, наши ребята в засады попадают. Ты уж извини, Зоя. Но своими вопросами он меня сегодня раззадорил. Что он так кидался на меня?

— Ничего, зато мы кое-что новое узнали друг о друге.

— Это да. Однако неловко признаться, но я ещё во власти инерции: спор уже закончен, а я всё подыскиваю аргументы повесомей. Извини, а ты о чём сейчас думаешь?

— А я почему-то вспомнила нашу давнишнюю беседу о литературе, — сказала Зоя. — Ты меня тогда очень удивил, когда прочёл стихи именно Бунина, а не чьи-либо другие.

— Что же тут удивительного?

— А то, что накануне той встречи я тоже читала Бунина и, затевая разговор, собиралась поделиться впечатлениями именно о его стихах. Что это, случайное совпадение? Или ты прочитал мои мысли?

— Ну что ты, Зоенька, у меня никогда не было сверхъестественных способностей. Может быть, лептонная почта сработала?

— Это что ещё за почта такая?

— Общение на уровне элементарных частиц, — улыбнулся Владимир, — когда оба настроены на одну волну.

Погуляв ещё минут пятнадцать, молодые люди расстались.

Денис ожидал Зою на скамье у ворот. Девушка присела рядом.

— Наговорились? — с раздражением спросил он.

— Да, — односложно ответила она.

Он покосился на неё.

— Сердишься? Извини. Что-то нервы сегодня на взводе.

— Денис, а как здоровье... твоей жены?

Он вздрогнул, колюче взглянул на неё и досадливо хмыкнул.

— Хм. А какое тебе дело до неё?

— Ты прав, — она беспечно улыбнулась, — мне не должно быть никакого дела ни до неё самой, ни до тебя — её мужа.

— Я её не люблю! — озлобленно сказал он. — И скоро раз и навсегда освобожусь от этой стервы.

— Денис, так отзываться о женщине может только низкий человек.

— Да что ты о ней знаешь?

— О ней — ничего, но о твоих победах...

— Зоя, пойми, всё, что со мной случилось до встречи с тобой, — это всё не в счёт, лёгкие увлечения и не более.

— А после моего отъезда?

Он словно поперхнулся, возмущённо взглянул на неё.

— Нашла к кому ревновать... Да они все просто курицы! А с тобою у нас всё по-настоящему. Как ты этого не поймёшь?!

— Мне этого и в самом деле не понять, — произнесла Зоя. — У тебя есть жена, дети, любовницы... Я узнаю об этом случайно. И после всего этого я ещё должна тебе верить? Извини. Как-то не получается. Да и вообще, начинать серьёзные отношения с такой чудовищной лжи — плохой знак. Я в тебе ошиблась. И очень крепко.

Денис вскочил. Лицо его побледнело.

— Ну, знаешь, подобной глупости я от тебя не ожидал. Другого такого шанса у тебя может и не быть.

— Как и у тебя. Однако жить в ожидании измен я не хочу. Так что прощай.

Денис стиснул зубы и молча ушёл в посёлок.

'Вот и всё, — подумала Зоя. — Был Диомед — и нет. С мечтами о принце покончено'.

Она медленно брела на квартиру. Целое скопище мыслей одолевало её. Зоя думала, что ещё недавно в характере Дениса её устраивало почти всё. И лишь последние двое суток вернули ей былую зоркость. Сейчас за его привычками: высоко держать голову, всё время поглядывать по сторонам, вплотную подходить к собеседнику, она усмотрела его жадное желание доминировать над всеми, понравиться всем и каждому. Это манеры соблазнителя. А его цинизм, вывихнутая логика, раньше существующие как бы сами по себе, теперь естественным образом дополнили и прояснили его сущность.

'А какой симпатичный малыш у той женщины... и подумать только, Денис — его отец. Если бы мы с ней случайно не встретились (а, может, всё и не случайно?), то я бы, вероятно, трепетала сейчас в его объятиях. Ужас! Не дай Бог такой слепоты... Единственный, кто меня понимает, так это Володя. С полунамёка уловил моё настроение. И в который уже раз! А спорщик он ещё тот. Сегодня я почти не участвовала в их разговоре? Откуда такая странность?.. Может быть, от уверенности, что Володя поставит его на место? Или от наивной фантазии, что предмет их спора не армия, не политика, а я. Признаться, мне нравилось, что они спорят.

Пожалуй, хорошо, что всё так закончилось. Может, это и не потеря вовсе?.. А как там бабушка? Не попробовать ли позвонить Даше?'

В три часа пополудни из поселковой почты Зоя дозвонилась до бухгалтерии своего бывшего колхоза. Там работала её знакомая, Нина Викторовна. Она оказалась на месте и с готовностью согласилась пригласить Дарью на переговоры. Договорились, что минут через сорок Зоя перезвонит. Побродив по улочкам, в условленное время она снова зашла на почту. На её звонок в конторе подняли трубку.

— Мохова. Слушаю вас.

— Это Зоя. Здравствуй, Даша.

— Здравствуй.

— Даша, твоё письмо я получила. Спасибо, что написала.

— Не за что.

— Как там бабушка?

— Сейчас специально забегала взглянуть на неё: жива пока. Кто-нибудь приедет из вас?

— Да. Я приеду. Она очень слаба?

— Слаба. Она ведь почти ничего не ест.

— Даша, я сейчас в командировке, но постараюсь что-нибудь придумать. Спасибо тебе. А бабушке передай, что я скоро буду.

— Хорошо. Но поторопись, пожалуйста. К моим словам она уже не прислушивается.

Зоя ещё не пришла ни к какому решению, а ноги уже несли её к санаторию. Нужно выяснить: есть ли у них возможность уехать уже завтра. Да и, конечно, поговорить об этом с Володей.

В администрации удивились такой спешке, но вошли в её положение и пообещали к десяти утра все документы подготовить, а броня на билеты у них имеется.

Поиски Володи затянулись. Зоя вдруг подумала: 'Уж не купается ли он?' Через десять минут она подходила к лодочной станции. Пляж был пуст. Коляска Владимира стояла возле будки, обвешенной пробковыми спасательными кругами.

— Э-эй! — прокричала Зоя.

Из будки вышел инструктор. Он, как и в первую их встречу, был в синей выгоревшей на солнце майке.

— Весь во внимании.

— Здравствуйте. Не у вас ли Некрасов?

— День добрый. Здесь он. Уже больше часа на волне. Скоро будет.

— Извините, где он? И на чём?

— В море, конечно. На лодке.

— С кем-то катается?

— Он всегда ходит на вёслах один.

— Как один? Разве в лодке можно усидеть без ног? — с сомнением спросила она.

— Выходит, можно. Я думал, вы в курсе, что он уже больше месяца регулярно выходит в море.

— Нет. Я уезжала отсюда. И то, что я сейчас слышу, меня крайне удивляет.

На лице инструктора проявилось удовлетворение.

— Этот парень, кого хочешь, удивит. Я, по совести говоря, и сам не верил, что это возможно. За мою практику Митрофаныч — первый, кто без ног сел за вёсла. Он сам продумал, где и как устроить крепёж.

— Так он что, привязывается к скамейке?

— Если точнее, то к скамейке мы привинчиваем останки креслица из кинозала, а уж в нём с помощью страховочного пояса и капронового шнура фиксируется Володя.

— Но там же такая нагрузка... а если кресло не выдержит?

— Не беспокойтесь: Митрофаныч на всякий случай ещё четыре упора из хоккейных клюшек сотворил. Они тоже на болты прихвачены к шпангоутам, то есть к поперечным рёбрам. Так что там всё надёжно.

— А вдруг лодка перевернётся, что тогда?

— Этого я больше всего боюсь. Говорю ему, утонешь, а я из-за твоей прихоти в тюрьму сяду. Кстати, давайте присядем, — он указал на скамеечку, врытую под самым окошком будки.

Они сели.

— Так вот, — продолжил инструктор, — говорю ему, что с такой перспективой я не согласен. Тогда Митрофаныч надел на шею нож в чехле, зафиксировался и говорит: 'Переворачивай лодку. Если через полторы минуты не выберусь из-под неё, то начинается твоё время: хватай меня за жабры и тащи на берег'. Я и перевернул. Отсек время. На сорок пятой секунде он вынырнул.

— Как вы могли согласиться на это?

— Вы что, брата своего не знаете? Если ему что-то втемяшится в голову, то его и пять инструкторов не переубедят. Да и я хлеб недаром ем: кое-что умею. Ну, а уж потом деваться мне было некуда: капитулировал. И очень рад этому. Сегодня я в нём уверен, как в себе.

То, что инструктор хвалил Володю, Зое почему-то льстило. Ей захотелось услышать о нём что-нибудь ещё.

— И что же, он всегда благополучно возвращался? И с ним никогда и ничего не случалось на воде?

— Вообще-то был один случай.

— Тонул?

— Нет, Бог миловал. Произошла история несколько иного рода. Но Володя просил меня до поры до времени никого не посвящать в неё. Так что я не знаю, как и быть с вами.

— В ней что-нибудь предосудительное, чего можно стесняться?

— Что вы, напротив. Но он всё равно не хочет огласки.

— Ну, сестре-то можно рассказать по секрету?

— Ладно уж, уговорили. — Он задумчиво почесал затылок. — Однажды... где-то дней двадцать назад, передали мне штормовое предупреждение. Часам к одиннадцати на море — волна до трёх баллов. И вдруг Вова нарисовался. Говорит, мне надо в море. Я, естественно, отказал ему. Так он как взял меня в оборот. Но, поймите, и мне в тюрьму не охота. Наорались мы друг на друга до полного удовлетворения. В конце концов, плюнул я в сердцах, говорю, плыви хоть в Турцию, глаза б мои тебя не видели. И он уплыл. Иду на обед и думаю: 'Чем сегодня день закончится?'

Дома сел за стол — ложка в рот не лезет. Повалялся на диване, взял с собой бутылку водки — и на работу. Жду его, а его всё нет и нет. И вот где-то на исходе третьего часа смотрю, заходит Володя в пролив, и представьте себе, в лодке у него русалочка — в море выловил. Кожа у неё голубая, в гусиных пупырышках. Девчонка настолько озябла и устала, что на ногах стоять не может. Вынес я раскладушку, переложил на неё девочку. И пока я не перевёл на её растирку всю свою водку, Митрофаныч с меня не слазил. Позже я ему говорю, об этом надо непременно рассказать, чтобы у ребят боевой дух поднять. А он: 'Когда моего духа здесь не будет, тогда и рассказывай. А сейчас ни мне, ни девочке это не к чему'. Представляете? Я, вот честное слово, за всю жизнь ещё не встречал таких мужиков.

— Да. Любопытная история, — сказала Зоя. — Он не рассказывал об этом.

— Ещё расскажет. Только вы уж не подавайте виду, что в курсе дела. Не зря я вам сболтнул?

— Нет-нет, не беспокойтесь. И спасибо за доверие.

— Кстати, теперь уж по секрету от него, — у меня на посту всегда есть фотоаппарат: подрабатываю немножко. Так вот, в тот день, когда они причаливали, я увидел в лодке надувной матрац и, сообразив, что это неспроста, сфотографировал их. Так что у меня есть документальное подтверждение этого факта. Когда он уедет, я напишу заметку в нашу газету. А передам её его знакомой, Марье Ивановне.

— Хорошая новость. Володя умеет находить себе друзей. Спасибо.

— А вот и он сам на подходе, — инструктор указал на лодку, огибающую мысок на входе в заливчик. Косые лучи солнца то и дело соскальзывали с налитых силой рельефных мышц гребца, поглядывающего через правое плечо на кромку берега. Зауженная и укороченная спинка стульчика не скрывала крепкого, затянутого в оранжевый пояс смуглого торса гребца. Володя согнулся вправо, достал из-под скамьи бухточку верёвки. Мощный гребок, и лодка у самого причала наползла на берег.

— Стёпа, принимай швартовый!

Тётя Маша перебирала козий пух. Известие о завтрашнем отъезде Зои и Владимира застало её врасплох. Оно весьма огорчило её. Но хозяйка тут же всё убрала и немедленно принялась за стряпню. К вечеру запах сдобы витал и на кухне, и в доме. Как ни отказывалась Зоя, но стараниями тёти Маши огромный пакет был доверху наполнен фруктами и выпечкой. А потом Мария Ивановна и её гостья допоздна пили чай и разговаривали.

Ночью Зою одолевали впечатления прожитого дня. Мысль о том, что она может опоздать к бабушке, с постоянством почтового голубя возвращалась к ней и возвращалась. 'Нет. Этому не бывать, — решила она. — У меня в запасе как-никак целая неделя, так что еду в Ольховку. А там уж — по обстоятельствам'.

Тётя Маша, провожая их, напомнила ей: 'Не забывай, что здесь тебя ждёт письмо'.

Глава 9. В ОЛЬХОВКЕ

Володя, узнав, что они заедут в Ольховку, радовался как дисциплинированный ребёнок. Сердце Зои тоже сладостно щемило: ведь у бабушки она не была целых семь лет.

Её посёлок расположен в тридцати пяти километрах от райцентра, где остановился поезд. Дорога туда не асфальтирована, и автобусное сообщение по многим причинам нерегулярное. Поэтому она сразу после выгрузки пошла искать попутку. И, к счастью, тут же нашла её. Водитель ЗИЛа, только что посадивший свою семью на поезд, ехал в нужном им направлении и согласился подвезти. Радовало ещё и то, что не встретилось ни одного человека, кто бы им отказал в помощи.

К бабушкиному дому они добрались около пяти вечера. Выгрузившись и попрощавшись с водителем, остались у калитки одни.

Владимир с жадным любопытством осмотрелся.

— Уютное местечко.

Место было действительно завидное: окраина посёлка, но не дальняя, занятая под сады и огороды, а лицевая. Дома, стоящие по одну сторону улицы, словно заворожённые смотрят своими блестящими глазами на тихие воды красавицы-речки. По обеим сторонам дороги и кое-где по склону берега растут деревья. До воды от забора — метров двадцать. Напротив некоторых домов — дощатые мостки. Вода в реке светлая, с зелёными островками водорослей, течение едва заметное.

— Берег для езды на коляске крутоват, — пробормотал Владимир. — А ведь хорошо бы порыбачить!

— Порыбачим ещё, если настроение будет.

— Однако без снасти только блох ловить.

— Удочки — не проблема. Найдём, если надо будет.

Зоя отворила ветхую от времени калитку. Сердце болезненно сжалось. Основательно заросший травой двор; в конце его, вероятно, выросшее из брошенной косточки вишнёвое деревце; штакетины, прикрученные проволокой к покосившемуся забору; палисадник с единственным буйно разросшимся кустом розы, свесившимся во двор, — всё свидетельствовало о том, что хозяйка состарилась и давно отошла от всяких дел. Жалость и глубокая нежность захлестнули душу девушки. Подумать только, в этом дворе прошло всё её детство.

Оставив Владимира во дворе, Зоя вошла в тихий сумрачный дом. В коридоре пахло плесенью, и почти ничего не было видно. Она с опаской открыла дверь в комнату и первое, что увидела, — огонёк зажжённой лампадки под образами; от сердца отлегло — жива.

— Бабушка! — с нетерпеливой радостью позвала она.

Гнетущая тишина, начавшая было наваливаться на Зою и уже мурашково коснувшаяся спины, внезапно отпрянула. Нехитрые по своей природе звуки: шорохи, поскрипывание кровати и покряхтывания — наполнили дом жизнью. Зоя нашарила рукой выключатель, щёлкнула им — свет не зажёгся.