Граф-3. "Клинок его Величества"

...Принц был совершенно прав — эти дни пролетели, как одно мгновение. Тренировки в Зале Воинов, в котором я учил Илзе дышать, падать и ходить; занятия в моей гостиной, где она учила меня видеть, слышать и чувствовать; совместные завтраки, обеды и ужины, во время которых мы беседовали обо всем и вся. Все восемь дней каждая минута моего бодрствования была полна ею, и это меня нисколько не утомляло! Мало того, я бы с радостью посвятил ей еще и ночи. Если бы, конечно, не боялся окончательно сойти с ума.

А в это время весь остальной мир жил! И жил совсем по-другому. Оказывается, за эти дни произошло несколько событий, напрямую касающихся нас с Илзе. А мы не имели о них никакого представления!

Во-первых, мой бывший оруженосец с помощью сотрудников Тайной службы умудрился арестовать сто семнадцать стражников, имевших хоть какие-то дела с Серым кланом. Причем не в Арнорде, а во всех крупных городах Элиреи! Во-вторых, он и его люди схватили и отправили на плаху двадцать семь самых кровавых приспешников Эгера Костлявого! В-третьих, он уничтожил всех Барсов Иаруса Молниеносного, посланных по мою душу!

'Узнав' о столь выдающихся успехах 'обычного сотника', король Вильфорд вызвал Томаса в королевский дворец и в присутствии десятка самых именитых дворян Элиреи, в числе которых был и мой отец, предложил ему место начальника Тайной службы.

Указ о назначении моего бывшего оруженосца еще зачитывали на площадях и городов и деревень, как Томас нанес Серому клану еще один удар — его подчиненные в одночасье заявились в лавки купцов, обеляющих деньги ближайших подручных Костлявого, и наложили арест на их имущество.

Королевство залихорадило. Ни с того ни с сего закрывались или меняли хозяев таверны и постоялые дворы. Отчего-то дешевели товары первой необходимости. С улиц и рынков вдруг пропадали карманники и попрошайки, а некоторые поставщики продуктов для королевского двора бросали свои дела и пытались сбежать в неизвестном направлении.

— Количество обращений в Тайную стражу выросло всемеро, а количество регистрируемых преступлений упало в двенадцать с половиной раз! Мои подчиненные сбили ноги, проверяя разнообразные доносы, а воины Правой руки, наоборот, умирают от безделья... — посмеиваясь, рассказывал Томас. — Забавнее всего ведут себя обычные стражники: они несут службу с такой радостью, как будто за каждый караул им вручают по мешку с золотыми монетами...

...А еще, не успев вступить в должность, новый начальник Тайной службы наведался в Последний Приют, чтобы лично проверить деятельность его коменданта. Проверил. В результате чего имел весьма неприятный разговор с мессиром Жаком Оттсом.

Слух о том, что Волкодав — так в народе прозвали новую грозу Серого клана — пообещал лично обезглавить Палача, если в его владениях повесится еще одна дворянка, распространился по королевству быстрее лесного пожара. А история о самоубийстве одной из заключенных, вызвавшая такой гнев всесильного начальника Тайной службы, обросла безумным количеством невероятных подробностей.

Безусловно, ни Томас Ромерс, ни граф Орассар, ни тем паче, король Вильфорд не надеялись на то, что Иарус Молниеносный или граф Дартэн Ратский поверят в самоубийство 'некой молодой девицы, посаженной в Последний Приют Утерсом Законником'. Однако, по их мнению, такое нехитрое действо могло заставить проявиться еще кого-нибудь из их лазутчиков. И, тем самым, ослабить Ночной двор Делирии и Тайную канцелярию Онгарона...

...В общем, все эти восемь дней король Вильфорд последовательно выполнял данные нам обещания, а мы — мы наслаждались друг другом. При этом я забыл и про Элирею, и про обязанности Указующего Перста короля.

Впрочем, стоило мне об этом заикнуться, как Вальдар потемнел от еле сдерживаемого гнева:

— Что ты несешь, Ронни?! Все, что удалось сделать Томасу, получилось только благодаря тебе и твоей невесте! Если бы ты не остановил войну — то нам было бы не до Серого клана. Если бы леди Алиенна не вывела нас на Эгера и не поработала бы с ним, то мы не узнали бы о Сером клане и десятой доли того, что нам добровольно рассказал Костлявый! Вы заслужили свое счастье — вот и радуйтесь, сколько влезет... Кстати, приехав в Вэлш на вашу свадьбу, я, скорее всего, там и задержусь... Надолго... Возможно, до весны: отец решил, что я действительно засиделся в четырех стенах и мне необходимо растрясти жирок. Поэтому, леди Алиенна, я заранее прошу у вас прощения за то, что ваш будущий супруг будет вынужден часть своего времени тратить на меня...

— Ничего страшного, ваше высочество! — улыбнулась Илзе. — Друзья Ронни имеют полное право на часть его души...

— Спасибо, графиня! — искренне поблагодарил ее Вальдар. — Знаете, я даже жалею, что в следующий раз увижусь с вами только через две недели...

— А что, мы скоро уезжаем? — удивленно спросил я.

— Да! Причем уже завтра! — ухмыльнулся принц. — Я, собственно, приехал к вам для того, чтобы познакомиться с твоей невестой и попрощаться...

...Услышав душераздирающий визг, донесшийся со двора, Илзе спросонья вцепилась в ножны лежащего в изголовье кинжала, выхватила клинок, скатилась с кровати, метнулась к окну, и, осторожно выглянув наружу, растерянно опустила оружие. Я удовлетворенно улыбнулся: принцесса стояла не перед окном, а рядом с ним, не на ровных ногах, а, чуть согнув колени, и держала кинжал не как куриную ножку, а как оружие. Да, ее стойка была далека от совершенства, а реакция на визг зарезанного поросенка — уж слишком агрессивной, но основные мои рекомендации она выполнила, не задумываясь.

'Вас, девушек, учить легче, чем мужчин...' — я вдруг вспомнил слова Кузнечика, когда-то сказанные им Айлинке. — 'Мы с самого детства мечтаем стать воинами, поэтому начинаем повторять движения старших раньше, чем берем в руки меч. И, естественно, повторяем их неправильно. В результате наши мышцы привыкают сокращаться не так, как надо, и для того, чтобы заставить нас заменить эти привычки на единственно верные, нашим учителям приходится попотеть. У вас, девушек, таких привычек нет. Поэтому технику движений вы берете намного быстрее, чем мы. Так, словно пишете ее на чистый лист пергамента...'

...Тем временем Илзе, поняв, чем вызвано ее пробуждение, в сердцах вбила кинжал в подоконник, и, вместо того, чтобы повернуться, вдруг... застыла! Я встревоженно приподнялся на локте, потом свесил ноги с топчана, потянулся к мечам...

— Не может быть!!!

В ее голосе было столько радости, что я, забыв про мечи, метнулся через всю комнату, и, замерев за ее спиной, выглянул наружу.

Двор 'Толстого пекаря' выглядел как обычно — темные пятна конюшни и кузницы, громадная лужа, в которой могла увязнуть телега, высоченный забор, за которым чернела опушка Льесской чащи. В общем, ничего такого, что бы могло вызвать у Илзе радостное удивление.

Почувствовав, что я стою за ее спиной, Илзе вытянула руку, и, ткнув пальчиком в закопченное оконное стекло, воскликнула:

— Дождь перестал! Совсем! А на небе — звезды!

Я покосился на ярко-розовую полоску, сияющую над вершинами елей Льесского бора, на звезды на небе и их отражения в луже, потом перевел взгляд на тоненькую шейку моей будущей супруги, вдохнул запах ее волос, и... без особо труда изобразил расстроенный вздох:

— Какая досада...

Моя принцесса развернулась на месте и ошарашенно уставилась на меня:

— Тебя это расстраивает?

Я удрученно сгорбил плечи и утвердительно кивнул:

— И еще как...

— Почему?

— Это значит, что через пять-шесть дней в Элирее не останется ни одной лужи... Высохнут, понимаешь?

— Такие же, как эта? — тоже вспомнив, как я вчера нес ее к дверям постоялого двора, спросила Илзе. Потом хихикнула, отпихнула меня в сторону, слегка приподняла подол ночной рубашки и решительно залезла на табурет.

— Угу... — не понимая, что она творит, растерянно подтвердил я.

— Для того чтобы носить меня на руках, ТЕБЕ лужи не нужны... — заявила она. И прыгнула. На меня...

Сделав шаг в сторону, и поймав ее на руки, я прижал Илзе к груди, склонился к ее уху и еле слышно прошептал:

— Спасибо...

— И... все? — сделав круглые глаза, возмущенно спросила Илзе.

У меня тут же пересохло во рту:

— Н-не понял?

Принцесса зажмурилась, облизала губы, глубоко вздохнула... и рассмеялась. Вполголоса. Так, чтобы ее не услышал отец, ночующий в соседней комнате:

— Поймать — поймал, а покружить по комнате не догадался...

...Я кружил по комнате, вслушивался в свои ощущения так, как учила Илзе, и все глубже и глубже погружался в состояние какого-то чувственного безумия: теплые руки любимой, обвивающие мою шею, жгли кожу ничуть не слабее, чем огонь костра. Правая грудь горела от прикосновений ее груди. Живот и правое предплечье пылали от жара ее бедра, а левая рука, поддерживающая ее спину, мелко-мелко дрожала. А еще я чувствовал ее запах, слышал ее смех и кожей шеи ощущал тепло ее дыхания...

...— Что ты сейчас чувствуешь, Ронни? Не торопись отвечать. Сначала закрой глаза и прислушайся к своим ощущениям. Тепло от камина? И все? А как же спинка, сидение и подлокотники кресла? Разве их ты не касаешься? А твой пояс — неужели он не сдавливает твой живот, бока и спину? Родовой перстень на пальце — как насчет него? Нижняя рубаха, камзол, перевязь, шоссы, сапоги...Пойми — чувствует все твое тело. И ты должен научиться ощущать все оттенки этих ощущений...

...Илзе была права — чувствовало все мое тело. Правда, там, где я касался ее, ощущения были такими острыми, что все остальное постепенно терялось: я как-то незаметно перестал чувствовать холод пола под босыми ногами, перестал слышать голоса, раздающиеся со двора и из коридора, забыл про будущую тренировку и даже про желание выйти до ветру. А когда весь мир вдруг съежился до нас двоих, я не выдержал и остановился:

— Илзе?!

Почувствовав, что мне не по себе, принцесса выпрямила руки и встревоженно заглянула мне в глаза:

— Что, Ронни?

— Как ты с этим живешь?

— С чем, милый?

— Я только что пытался чувствовать так, как Видящие, и...

Илзе понимающе улыбнулась:

— ...и теперь те места, к которым я прикасаюсь, горят огнем, твое сердце колотится так, как будто готово вырваться из груди, а еще, наверное, кружится голова?

Я утвердительно кивнул:

— Да... И... меня словно не стало! Есть только ты, твое тепло, твой голос, твой запах... Я как будто растворился в тебе, понимаешь? И, знаешь, мне безумно хочется почувствовать, что ощущаешь ты...

Илзе вздрогнула, посмотрела на меня круглыми от удивления глазами, попросила поставить ее на пол и без тени улыбки попросила:

— Можешь повторить еще раз то, что ты только что сказал?

— Мне безумно хочется чувствовать то, что ощущаешь ты...

— Я тебя люблю... — выдохнула она. Потом встала на цыпочки, нежно прикоснулась губами к моим губам и тихонько добавила: — Знаешь, я с самого детства привыкла, что всем плевать на то, что творится в моей душе. А для тебя моя душа значит не меньше, чем мое тело. Знаешь, эта фраза — самое приятное, что я слышала за всю свою жизнь...

Глава 13. Коэлин Рендарр, маркиз Честский.

...Сидеть в новом кресле было крайне неудобно: сидение, наклоненное к спинке под довольно большим углом, было слишком длинным и чересчур мягким, ножки — слишком высокими, а край сидения, специально выступающий за край закрепленной на нем подушки, здорово врезался под колени и вынуждал периодически выпрямлять затекающие ноги. Еще одним 'достоинством' этого произведения пыточного искусства были подлокотники — хлипкие и чудовищно ребристые, они вынуждали сидящего постоянно контролировать положение рук. И тоже не давали ему сконцентрироваться.

В результате доклад мэтра Гаурена, сидевшего в таком же кресле, превратился во что-то совершенно невразумительное — и без того не особо уверенный в себе королевский картограф начал картавить намного сильнее, чем обычно, и в какой-то момент Коэлин напрочь перестал понимать смысл того, что он говорит.

'Не совет, а фарс какой-то...' — раздраженно думал принц. — 'Сидим в этих креслах, как мухи в сиропе и тупо хлопаем глазами. Вместо того чтобы советовать! Смешно! Определенно, настоящий король не может быть таким трусом!'

Естественно, свое мнение по этому поводу он держал при себе. А что касается взглядов — Иарусу Рендарру было не до них. Он внимательно слушал мэтра Гаурена, делал какие-то пометки на лежащем перед ним листе пергамента, и иногда задумчиво посматривал на камерария и начальника Ночного двора, преданно пожирающих его глазами.

'Два десятка бойниц!' — бесился принц, раз за разом вглядываясь в стену кабинета. — 'Спинка трона толщиной в локоть, четыре телохранителя, кресла, не позволяющие достать ногами до пола — и это называется советом? Тут трое самых доверенных людей в королевстве! А что будет на каком-нибудь приеме или балу?'

'Скорее всего, приемов и балов в ближайшее время не будет...' — внезапно подало голос его второе 'я'. — 'А если будут, то присутствовать на них может быть поручено тебе...'

'Никаких 'может быть'!' — мысленно рыкнул Коэлин. — 'Я должен взять на себя все те обязанности, которые не может выполнять отец. Тогда наши подданные, наконец, смогут понять, что бразды правления Делирией уже в моих руках...'

— Чему ты улыбаешься, сын? — внезапно поинтересовался Иарус Молниеносный. — Мэтр Гаурен сказал что-то смешное? Или ты придумал способ, который позволит ускорить процесс картографирования Морийора?

— Нет, ваше величество... — почтительно склонив голову, пробормотал принц. — Я просто подумал о том, что пир по поводу окончания так называемой Десятиминутной войны, по сути, был тризной по будущему Элиреи, Морийора и Онгарона! Если бы Красавчик , Скромняга и Ленивец знали, какой страшной будет ваша месть, они бросили все и уже ползли бы в Свейрен на коленях...

— Ну да... — мстительно оскалился монарх. — Только это бы им все равно не помогло. Надо было сдаваться сразу. А теперь уже слишком поздно...

'Угу...' — согласился с ним Коэлин. — 'Степь поднялась с колен. А, значит, не успокоится, пока от ее армии не останутся одни воспоминания...'

— Ладно, поулыбались — и хватит... — увидев, что граф Фроел пытается что-то сказать, рыкнул король. И, подняв руку, заставил заткнуться поддакнувшего графа Игрена. — Итак, Гаурен, насколько я понял, проблемы у тебя следующие...

...Проблемы у картографа были самыми обычными: для того, чтобы воссоздать рельеф Морийора, мэтру не хватало времени, обученных соглядатаев и почтовых голубей. Все три его проблемы были решаемы. Но только в теории. И Степь можно было поднять и позже. Но тогда у армии трех королевств появлялось слишком много возможностей для маневра. Новых соглядатаев учили — но недостаточно быстро. Ну, а с голубями — чуть ли не четыре сотни подчиненных графа Игрена только и делали, что мотались в Делирию и обратно, доставляя отработавших свое птиц к тем, кто составлял планы...

Кстати, каждое письмо, приходящее от помощников мэтра Гаурена, мотающихся по окрестностям крупнейших городов королевства, тут же шло в дело. И добавляло какие-то подробности к новой карте. Граф Игрен, днюющий и ночующий рядом с ней, отправлял очередные письма к соглядатаям, действующим в этих городах, а те, в свою очередь, при необходимости связывались с подчиненными сотника Гогнара Подковы...