Партизан.

— Воздух! — Истошно заорал Агафонов.

Застывший мгновение назад Сергеев, рванул в нашу сторону, не выпуская из рук гранату. Застучали пулеметы, но, каким-то чудом, Вовке-танкисту удалось проскочить сквозь фонтаны пыли, поднятыми пулями, абсолютно невредимым. В этот момент, вой сирен перекрыл свист падающих бомб. Сдвоенный взрыв прозвучал в тот момент, когда Сергеев рыбкой, как в воду, нырнул в кювет с дороги. Разрывы накрыли КВ. На первый взгляд, танк не пострадал, его бронированная туша вынырнула из клубов дыма. Внезапно, из люка механика-водителя вырвался столб огня. Видимо, в открытый бронещиток влетел раскаленный осколок и воспламенил бензин, разлитый в боевом отделении. В это время, второй пикировщик сбросил свой смертоносный груз. Одна бомба легла метрах в десяти от танка, а вот второй двухсот пятидесяти килограммовый подарок закончил свой последний полет прямым попаданием. Взрыв второй авиабомбы, практически, совпал со взрывом внутри танка. Рвануло, дай Боже! Можно было не волноваться за боевую машину. Вряд ли ее можно будет восстановить в ближайшее время, если вообще будет возможно. Чудовищной силой башню сорвало с погона и бросило на землю. Мы рванули в лес, однако, через триста метров деревья поредели, а, еще метров через сто, под ногами захлюпало. Мы заметались, так как эти долбанные стервятники решили проштурмовать и лес, окружающий дорогу. Может, они решили отбомбиться, просто так, для профилактики, а может, заметили наше поспешное ретирование. Конечно, по сравнению с теми бомбами, которые обрушились на КВ, это был детский лепет, но и взрывы пятидесятикилограммовых гостинцев не придавали оптимизма. У нас даже не возникло мысли затаиться под кронами деревьев, так как, наверняка, за штурмовиками появяться пехотные подразделения, чтобы зачистить место нападения на колонну. В любом случае, надо было уходить, и как можно дальше. Так мы и неслись через кустарник сквозь фонтаны грязи, поднятые пулями и взрывами бомб. Хотя, если честно, это 'товарищи' неслись, причем, как испуганные лоси, а я скакал за ними, как помолодевший капитан Сильвер, попугая на плече только недоставало. Серега, надо отдать должное, несколько раз делал попытки помочь моим перемещениям, но, видимо, своя рубашка ближе к телу и я его за это винить не могу. Сам не знаю, как повел бы себя на его месте, когда вокруг свистит смертоносный металл, который может убить по-настоящему. И это, вовсе не игра. Танкисты, а за ними и Серега, побежали левее, к еле заметной балке, заросшей кустарником. Я не успел. Рядом разорвалась авиабомба и меня, словно пушинку, подкинуло в воздух и швырнуло в болото. Последнее, что помню, это смачный шлепок в жидкую грязь, комья грязи и земли, падающие сверху, жуткая боль во всем теле, выбивающая дух и сухой щелчок в колене, раздавшийся, казалось, на всю округу. Потом меня поглотила спасительная темнота. Не знаю, через сколько, я очнулся. Сначала, в уши ворвалась тишина. Да, да, именно, тишина. Не было рева моторов, свиста бомб, рявканья пулеметных очередей и грохота разрывов. Потом, проступило кваканье лягушек и чириканье птиц. Я приподнял голову, она жутко гудела, словно, с перепоя. Я лежал в болоте, весь заляпанный грязью. Светка и костыль, как ни странно, находились подо мной, крест-накрест. Видимо, это и удерживало меня на поверхности, не давая соскользнуть в вонючую трясину. Вдруг, я услышал голоса. Говорили на немецком. Что-либо понять я не мог, за исключением выражения ...gefangen vier russischen Panzersoldat.... Уж, последние два слова в особом переводе не нуждались, а первое, никак, не было похоже на слово стрелять или убить. Эти слова хорошо были знакомы по фильмам о войне. Скорее всего, моих знакомых взяли в плен, причем, всех четверых. Тут тоже ошибиться было сложно. Не знаю, как другие, а я, изучавший в школе и университете английский язык, все же мог свободно считать по-немецки до десяти и эти числительные нисколько из памяти не стерлись и, не смотря на чистый немецкий говор, вполне адекватно ассоциировались. Я перестал шевелиться, боясь выдать свое местонахождение, даже, лишний раз вдохнуть боялся. Но немцы и не собирались лезть в болото, так, дали веером несколько очередей, по наиболее подозрительным местам. В мою сторону не стреляли. Не удивительно, моей маскировке позавидовал бы Рэмбо из одноименного фильма. Я, скорее, был похож на обычную болотную кочку, коих было немало вокруг. Фашисты еще минут десять, видимо, для собственного самоутверждения, погорланили и свалили. Я, даже, понял куда. Просто, слово Mogilitsa очень сильно выбивалось из арийского лексикона. По-видимому, пленных увезли с собой. Знать бы еще, где эта Могилица находится? Мелькали еще слова Schara и Volka. Затем, голоса удалились в сторону дороги, послышался звук мотоциклетных моторов, который постепенно стих в южном направлении. И то, хлеб. По крайней мере, буду знать направление. Полежав, на всякий случай, без движения еще минут двадцать, я осторожно вытянул из-под себя винтовку. Снял с нее ремень, с одной стороны, и закрепил его, рядом с другим концом на одной антабке. Получилась своеобразная петля на довольно длинном шесте, если можно так выразиться. Затем, взяв светку за ствол, попытался накинуть петлю на какой-то пенек, или некое образование покрытое мхом. Получилось с третьего раза. Причем, во время моих болотных заигрываний, ноги довольно глубоко погрузились в болотную жижу. Я стал подтягиваться за ремень к более-менее сухому месту, возле пня. Постепенно, мне удалось выбраться, правда, пришлось бросить костыль. Болото отпустило меня из своих объятий с обиженным чавканьем. Ощутив под собой твердую опору, а не колышащийся ковер из сплетения травы, мха и бог знает чего, я немедленно встал на ноги. Что-то показалось мне необычным. Чего-то не хватало. На ум пришел костыль. Это-то понятно... Стоп. Я сделал пару шагов. Эврика. Было бы счастье, да несчастье помогло. Травмированное колено встало на место, когда взрывом меня швырнуло в болото. Я сел, размотал конструкцию из бинта и палок, и осмотрел ногу. Опухлость постепенно спадала. Задрав, в недавнем прошлом, поврежденную ногу на пенек, я занялся чисткой СВТ и пистолетов. Конечно, не лучшее место и время, зато есть чем заняться, пока нога, более-менее, придет в норму. После чистки оружия, я провел ревизию своего богатства. Две банки мясных консервов, немецкого производства, какая-то плоская консервная жестянка из Норвегии, пара, слегка подмокших, сухарей и фляга с водой. Из боеприпасов, на все про все, было три неполных магазина к СВТшке, четыре винтовочных обоймы и четыре полных магазина к ТТ. Из карманной артиллерии присутствовала одна Фка и одна РГД-33. Не густо. Но и с этим можно прожить, и повоевать. На десерт был штык к СВТ и саперная лопатка, которую мне выдали, когда хоронили погибшего танкиста. Я опять, на всякий случай, замотал колено, наверняка, его может опять заклинить. Знаю, что покой нужен. Только, на болоте, думаю, я раньше коньки откину, вариантов масса. Главное, была карта, подобранная хозяйственным Серегой на месте разгрома немецкой колонны. Я раскрыл карту и попытался найти населенные пункты, упомянутые фашистами. Есть. Нашел. По-прямой, через болото, было километра четыре, если обходить болото, то в два раза дальше. Пошел я по длинному пути. С детства помню, что нормальные герои всегда идут в обход. Шучу. Просто, в одиночку через незнакомое болото только самоубийца полезет. Со стороны дороги послышался слитный залп. Я бросился на землю. Вот тебе раз, — Подумал я, — Что бы это значило? Через какое-то время послышался удаляющийся рокот автомобильных двигателей. Я потихоньку двинул по более-менее сухому берегу, по широкой дуге обходя болото. К дороге лезть я не решился. Кто знает, может, там меня ждала толпа радушных СС-овцев. Продвигался я медленно и осторожно. Торопиться мне было не куда.

Через час я подобрался к шоссе, по которому двигались колонны немецкой бронетехники и пехотных частей. Да, видимо, пропажа Гудериана не сильно замедлила продвижение немцев на восток. Не удивительно. Немцы славятся своим отношением к порядку. Генералов, да и просто блестящих офицеров, у них достаточно. Наверняка, замена прошла без особых проблем.

Вражеские войска двигались без остановки и не особенно заморачиваясь потенциальной опасностью нападения советских войск. По-крайней мере, обособленных охранных отрядов и патрулей я не заметил. Странно. Видимо, не успели еще тевтоны понять — с кем имеют дело. Я зло сплюнул в кусты.

— Ничего, это вам не Польша с Францией... Умоетесь кровушкой на наших дорогах.

Наверняка, это шли тыловые части, по большей части непуганые. Хотя остатки наших войск, выходя из окружения, нанесли немало неприятных ударов доблестным солдатам Вермахта. Если бы не извечное русское упрямство, немцы уже через неделю были бы под Москвой, не испытывая никаких осложнений в своем глубоком тылу. Во всяком случае, в отличие от французов, англичан и поляков, хлебнувших горя в столкновениях с немцами, когда они, чувствуя безысходность ситуации, целыми подразделениями сдавались в плен, добрая половина русских мужиков принимала последний бой, стараясь забрать с собой на тот свет как можно больше врагов. Может, виной всему была врожденная вредность, а может, желание — не пустить супостата к отчему порогу, даже ценой собственной жизни.

Приближался вечер, движение на шоссе понемногу затихало. Судя по карте, мне придется пересечь не только полотно шоссе, но и две ветки проселочных дорог, на которых, все-таки, был достаточно велик шанс напороться на вражеских солдат. Но обошлось. В сгущающихся сумерках, я по сайгачьи прорысил шоссе, юркнув в придорожные кусты. Обошлось. Я остался незамеченным для врага. Еще через час за спиной остались и опасные проселки, впрочем, никаких особых неудобств они мне не доставили. Единственным неудобством была болотистая местность. То там, то здесь приходилось обходить небольшие болотца, подернутые ряской. В болота лезть было боязно, ну не люблю я их. К тому же я был один. И если что, то помочь будет некому. Уж я, как-нибудь стороной обойду опасные участки. Дольше, зато безопасней.

Отойдя от дорог, я остановился на ночевку. Утро вечера мудренее. Судя по карте, до места мне осталось с километр-полтора, не больше. Под утро меня точно ждать никто не будет. Ночь прошла спокойно. Проснулся я, практически перед рассветом, как будто в голове сработал будильник. Прислушался к своим ощущениям. Вроде бы ничего особенного, если не считать разбитости во всем теле. Не так уж приятно спать на голой земле. Внезапно я насторожился. Что явилось сигналом к этому, я не понял. Это было какое-то внутреннее чувство. Не мешкая, я подтянул к себе СВТ и снял с предохранителя. Патрон уже был в патроннике. Не на охоте, однако, как бывало в юности, а на войне. Вполне реальной войне, хотя и было все, как страшный фантастический сон. Вокруг был обычный летний лес, с его естественными звуками. Шумели кроны деревьев от ветра, недалеко журчал ручей, где-то пели птицы, вот рядом прожужжала оса. Но кое-что выбивалось из этого ритма. Отдаленный, как бы приглушенный, размеренный стук. Это уже было серьезно. Судя по карте, до ближайшего населенного пункта было не менее километра, а то и больше. Причем, они находились на другом берегу Щары. Не думаю, что местные лесорубы поперлись бы за дровами через реку, у них и на своем берегу леса хватало. Да и тут лес перемежался болотистыми местностями. Не самое удобное место, чтобы таскать нарубленные чушки, что на телегах, что на собственном горбу, не говоря уже об автотранспорте. Вот это-то и напрягало. Но проверить стоило. Кто, зачем и откуда? Если местные, это одно, можно узнать о ситуации в этом районе и, при определенном везении, разжиться продовольствием. Если немцы, то можно выйти на след Сереги и танкистов. Не сами же фашики деревья валят. Наверняка, пленные, а пленных где-то содержат. Не думаю, что в прифронтовой полосе немцы развернут концлагерь, скорее тут должно быть несколько своеобразных 'накопителей', где бы фильтровались пленные для дальнейшей отправки к местам назначения. Делать нечего. Я осторожно, ползком, двинулся на звук топора. Страшно. А что делать? Одному в лесу, да во вражеском тылу еще страшнее. Так и с ума можно сойти. Пробиваться к своим, смысла нет. Никто там не ждет, кроме НКВД. Сейчас мания искать шпионов и дезертиров, повинных в поражениях Красной Армии. А я, без документов, очень лакомый кусочек, для продвижения по службе. Нет, есть, конечно, шанс попасть на нормальных следаков и принести хоть какую-то пользу своей стране. Но он не больше, чем обратный вариант, с совершенно несчастливым концом. Будем надеяться, что нашим авиаторам повезло перелететь к нашим. Уж им-то, с Гудерианом на руках, все карты в руки, чтобы облегчать участь станы. Я уж, как-нибудь, тут попробую освоиться. Осесть в какой-нибудь деревушке, не получиться. Местные не примут. Они друг друга хорошо знают, и если немцы припрут к стенке, сдадут, как миленькие. Своя рубаха ближе к телу. Идти на поклон к немцам, тоже не было никакого желания. Трудиться в концлагере на благо великого рейха, уж увольте. Здоровье у меня одно и тратить его на благо чуждой философии совсем не хотелось. Тем более, условия содержания военнопленных далеки от идеала. Я, конечно, люблю экстрим, но не до такой же степени. В роли полицая я себя совершенно не мог представить. Видимо, не так воспитан. Не могу я издеваться над людьми, да и против родины идти не мог. Именно в нынешней ситуации, слово Родина воспринималось совершенно по-другому, нежели когда-то в далеком будущем. Кто-то скажет: Да ладно, главное жизнь сытая и сладкая. На это можно ответить: Зато — недолгая. Максимум, года три, если раньше народные мстители не достанут. Кстати, о народных мстителях. Вариант с партизанами не так уж плох. В Белоруссии их были тысячи. Как 'положенцев' из партийных деятелей, так и 'самостийных' из окруженцев и народных масс, задавленных жестокостью оккупантов и их приспешников из местных и разных национальных уродов. Правда, некоторых из этих уродов, в мое время, возведут в ранг национальных героев по борьбе за светлое будущее своей нации. Бред полнейший, с одной стороны, зато, с другой, возможность сделать политическую карьеру, вкусно кушать и сладко спать, упиваясь своей властью.

Одна проблема, к партизанам тоже просто так не придешь. Не поверят в твои лучшие устремления души, шлепнут. Вот, если бы сбить группу, хотя бы небольшую. Тогда да. Тогда и козыри на руках будут.

Из-за этих размышлений я чуть не посидел, и не потому, что так усиленно думал о своей дальнейшей судьбе. Просто я неожиданно напоролся на белое изваяние пионера-горниста, со всеми вытекающими... Ладно, хоть выстрелить не успел, разглядел, что передо мной не враг, а обычная статуя. Стук топора звучал совсем рядом. Вот где-то за кустами раздались разливы губной гармошки и немецкая брань. Хотя, почему я решил, что это брань. Язык такой, лающий. Тут непонятно, ругается фриц, или дифирамбы глаголет. Я осторожно приблизился и, осторожно раздвинув колючие кусты малины, увидел беспечно играющего на губной гармошке немца, изредка покрикивающего на двух доходяг в изгвазданной красноармейской форме, которые пытались срубить молодую березку. Три срубленных дерева, с уже обтесанными ветками, лежало невдалеке. Наконец, березка, заскрипев, упала. Немец что-то пролаял по своему, убрал в нагрудный карман гармошку и, подхватив с колен маузеровский карабин, направился к пленным, угрюмо топтавшимся возле упавшего дерева.