02. Помещик ( часть-2.)

А это что за молодой хлыщ? Вообще не понятно. Кто он и откуда тут взялся? На нём какая-то форма синего цвета, очень похожа как у Шварца. Сам довольно высокий, с вытянутым лицом и "бульдожьими" щеками и небольшими, щегольскими усами. Из-под шапки "пилотки" с белым султаном, виднелись тёмные волнистые волосы. Шествовал он рядом с Кучковым, о чём-то с ним беседуя.

После довольно долгого наблюдения я выяснил, что в доме проживает ещё четверо мужчин, разного возраста. Три женщины и десяток детей, разного пола. На русских явно не похожи, но и не татары. Одеты довольно прилично. Плохо конечно, но и делать нечего. Отступать я тоже не намерен.

— Фатей, видишь того в синем мундире? Что скажешь?

— Не уж-то жандарм в высоких чинах? — внимательно всё рассмотрев в подзорную трубу он.

— И у нас Максим тут... — машу неопределённо пальцами.

— А Пётр?

— А вот Пётр, как раз и не причём. Его я сам пригласил — после немного помолчал, обдумывая варианты. Неужели меня сюда специально заманили? Если так, то нам только и остаётся, что напасть первыми. — Отходим к нашей стоянки в лесу и вяжем Максима. Ночью нападём — даю команду.

— А Савельев?

— Связанный пока полежит. Потом разберёмся.

Обговариваем ситуацию. Что меня сейчас смущает, что тут власть казаков. А законы империи они соблюдали очень своеобразно, то есть как им выгодно. Это в городах ещё можно покомандовать. А в этой глухомани можно только договориться или заставить, если имеешь силу.

Но и сама служба на Дону у казаков была нелегкою. Казаки-донцы неохотно принимали в свою среду лиц, по происхождению не из казаков. Относились к ним враждебно, называли их "иногородними". В их лице видели своих недоброжелателей, попиравших права казачества и казакоманства.

А именно, главным образом, с упразднением закона о наделении казачьих офицеров по чинам земельными наделами и с отменой закона по предмету недоступности права приобретения "иногородними" казачьих земель и городских угодий, домов и прочих городских имуществ. Словом, Донской край делался общедоступным во всем. Главным образом, по приобретению земель и городских домов, угодий и имуществ, для всех русских и иностранных граждан. Казакам было, естественно, и не по характеру и по внедрившемуся в казачью плоть и кровь убеждению, что все войсковое имущество и земли составляют достояние одних только казаков. К войсковой собственности казаки относились так, что они всё считали своим достоянием. Даже войсковую казну, на которую простирали свое право самым незатейливым образом и приемами. Но всему этому был положен конец во время управления военным министерством генерал-адъютантом графом Милютиным, но это будет ещё не скоро и не сейчас.

А сейчас мне надо решаться на какие-то последовательные действия. Мы что зря столько времени гнали лошадей? Что готовится что-то очень противозаконное, я уже почти не сомневался, но вот последствия меня откровенно пугали.

Чёрт. Да ещё женщины и дети, без них было бы намного проще. Если не дай бог их зацепим, живыми нас отсюда не выпустят. До Воронежа по любому догонят. Да и стрелять в казаков неправильно, они же будут делать тоже, что и я сам сейчас.

— Но, а кто сказал, что будет легко — произношу сакральное вслух.

Подходим к стоянке.

— Гриша, иди, понаблюдай — отдаю команду и протягиваю трубу. Потом заглядываю в дилижанс и беру веревку. Кулик, Пётр, Савельев и Савва, расположились около печки. Фатей спокойно обошёл по кругу и оказался у Максима за спиной. Я тоже, как ни в чём небывало подхожу, резко выхватываю мариэтту и наставляю на Савельева. Фатей повторяет за мной только сзади. Все замерли.

— Это что, Дмитрий Иванович? — удивился Пётр.

— А вот пусть нам Максим расскажет? Что тут делает жандарм в больших чинах?

Все резко намного отодвинулись от Савельева.

— Максим на колени, ногу за ногу. Савва с Куликом вяжите его и крепко — кидаю веревку.

После того как связали, мы с Фатеем спрятали пистолеты.

— Так что Максим. Повторяю, что тут делает жандарм?

— Дмитрий Иванович, богом клянусь, я не знаю — оправдывается Савельев.

— Откуда он взялся?

— Не знаю.

— Ничего-то ты не знаешь. А вот что мне и моим людям сейчас делать, не подскажешь?

Всё же хороши эти жандармы из третьего отделения. В его глазах и мимике я так ничего уловить и не сумел, что меня ещё больше убедило в моих подозрениях.

— Ночью штурм. Стараемся не убивать женщин и детей, раз. И надо постараться захватить Качукова и жандарма живым, два.

— Дмитрий Иванович, это...не слишком — Пётр.

— Боюсь Пётр и этого мало... чтобы сохранить наши никчемные жизни...причём всех. Нам надо как-то ещё и корабль, захватить который придёт.

— Корабль? — Кулик.

— Да Степан. Они не так просто сюда заявились. Будет корабль, обязательно будет.

Такая перспектива всех не очень обрадовала. Все поняли, что без наших потерь тут вряд ли обойдётся.

— Что головы повесили? Штурмовать его мы не будем, мы не самоубийцы. Если ночью удачно произведём захват, то ружей у нас будет много. Будем отстреливать команду на палубе с дальнего расстояния.

Оттащили связанного Максима подальше и оставили Савву его охранять. Причём перевернули его на живот по моей команде. Савву я хорошо проинструктировал, а из оружия ему дали большую и крючковатую палку и топор. Дальше мы сели планировать ночной штурм, всё же у меня были крепкие профессионалы особенно Кулик с Ремезом. Плюс мой "киношный" опыт. Будь другие, я бы думать не стал.

— Точно сумеете снять? — переспросил Степана и получаю кивок.

— Значит так. Не спешим, всё делаем аккуратно. Пётр ты чуть дальше, вот тут с ружьями — дорисовываю схему на песке. Не потому что я против его, а потому что он слишком большой.

— А не окажемся мы все потом на каторге за это? — Ремез. Ну что же я его понимаю, он ещё и за сына переживает.

— Только вместе со мной. Скажите, что я вам это приказал. Вы люди подневольные, а Пётр это подтвердит — подвожу итог.

На "дело" пошли после полуночи. Снять двоих сторожей у Кулика, старшего Ремеза и Фатея получилось ...нормально. Как не странно, очень помогло моё копьё и то, что остальные находились в доме. Иначе бы остальные точно услышали.

Провозились они, правда, очень долго. Из этого я сделал вывод, что подобраться абсолютно бесшумно к нормальному сторожу, практически не возможно. Ну не знаю, может и есть такие мастера, но мы к ним точно не относимся. Вот тут я и пожалел об арбалетах, которые не стал брать.

Первого сняли без особых проблем, только дождались, когда он стал, "клевать" носом, прислонившись к краю дома. Думаю, что он ещё не отошёл от дороги, ведь не только она нас вымотала. А вот второй, ...с ним возникла проблема. Он по лестнице, прислонённой к сараю, забрался на выступ бревна и там сел, спрятавшись в тень. На колени положил ружьё, а за поясом два пистолета. Если бы мы не наблюдали за ними в подзорную трубу, подкрадываясь поближе по мере наступления ночи, и не увидели бы его. Сторожу открывался отличный вид большей части местности. Подвёл его, его же напарник полудремавший на посту. Когда первого зарезали, второго обошли справа, прикрываясь домом.

Ремез метнул моё копьё, а Кулик как ни странно для меня, камень величиной с кулак. Закончил всё Фатей своим коротким клинком.

Общей картины я не видел, лишь приблизительно краем глаза. Сам лежал, направив капсульный трофейный пистолет на дверь дома. Рядом со мной ещё четырех ствольный баварский карабин, это на случай, если попрут толпой из дома. Зато хорошо услышал громкий стон, удар и падение тела.

Очень хорошо, что нет собак. Но тут больше экономическая составляющая часть, чем практическая. Кормить собак, когда сами жители питаются "очень скромно" и это ещё мягко сказано, никто сейчас не будет. Вот их и держат в основном помещики.

Все замерли. Ждём. Прождав полчаса выступаем. Первым Кулик, в кирасе с щитом и валлонской шпагой. За спиной у него пистолет. Потом я с мариэттой, дагой за поясом и лампой в руке, пистолет засунул сзади, а карабин оставил. Дальше Фатей с мариэттой. Леонид со шитом, трофейной иранской саблей и пистолетом на другой стороне дома, на улице.

Пётр на углу дома. Савва в лагере, сторожит Максима. Младший Ремез сторожит сам лагерь. В общем, негусто, подумал я, только вся надежда на внезапность.

Заходим. Я сам вызвался идти в дом, слишком случай "скользкий", да и принято тут так. Темно жуть. Лампа горит чуть-чуть. Коридор узкий. Я сразу перемещаюсь в сени-веранду, где спят трое слуг Катукова. Рядом оружие. Приходится аккуратно ставить лампу в угол и доставать дагу. Наука мне, д..., надо срочно "летучую мышь" с рефлектором в хозяйство приобрести. По команде вонзаем клинки. Я, холодным оружием вот так убиваю первый раз, мерзко. Но придётся привыкать, хочу я этого или нет. Вдыхаю и выдыхаю несколько раз, беру лампу и киваю головой, что готов. Открываем накидку вместо дверей. Во второй маленькой комнате повторяется, почти то же самое действие. Но мой противник, в это время вдруг открыл глаза, успел повернуться набок и издав крик — Матка Боска. Мне пришлось наносить беспорядочно кучу ударов, залив и испачкавшись всё кровью. Дальше мы бросились в следующую комнату, благо нет дверей. Комната оказалось большим залом с очагом расположенным посередине.

Часть людей спало на широкой кровати, часть на полу. И больше никакой мебели. Не разберешь кто где.

— Всем лежать, не двигаться, работает ФСБ — кричу я.

В углу кто-то зашевелился, и я стреляю туда. Мне надо увеличить свет лампы, но как это сделать не представляю. И поставить тут некуда. Пока мы размышляем, что делать на улице слышится выстрел. Через некоторое время второй. Чёрт, там-то что?

На полу начинается интенсивное шевеление, и я киваю Фатею с Куликом. Степан подскакивает и начинает наносить удары плашмя шпагой и кричать, чтобы все лежали смирно.

Стоило мне чуть скосить туда глаза, как звучит выстрел. Пуля проскакивает в каких-то миллиметрах от моей руки с лампой. Я, вместо того чтобы стрелять в ответ, зачем-то мчусь к очагу чтобы спрятаться за него. Второй выстрел, и я тут же получаю сильнейший удар в живот.

— А с.. — хриплю я, привалившись к кирпичной стенки очага.

Все застыли, ожидая, что будет дальше.

Мариэтту под мышку и быстро добавляю пламя, заливая всё светом.

— Вот же,.. дуракам везет — увидев, что пуля раздробила рукоятку даги не пробив кирасу, и где-то затерялась в одежде. Слышится звук сдвигаемой мебели.

Кулик не растерялся и всех положил на живот. Фатей выглянул из-за угла.

— Два мужика с саблями в руках — констатирует он.

Ощупываю себя, крови нет. Но что же, синяки потом посчитаем.

— Замени. Его сюда — киваю на Кулика. — Выходим, как учил.

Сам никак не могу перевести дух, больно зараза.

Степан впереди со щитом, я за ним с двумя пистолетами. Лампу оставили на полу. За кроватью стоят два мужика в длинных рубахах с разными саблями и колпаками на головах.

— Секретная служба императора. Бросайте оружие, иначе застрелим — а сам морщусь от боли.

Мужики думают. Тут от двери послышался топот, и мне пришлось развернуться. Ввалился Ремез.

— Твою мать, дурак — выругался я, разворачиваясь обратно.

В это время противники решили напасть, сделав выпады. Нет, не зря у нас были тренировки, а может мужики не проснулись. А может и фехтовальщики из них не очень.

Кулик делает волновое движение щитом, отбивая выпады, а шпагой поражает крайнего в левое плечо нападавшего, с двуствольным разряженным пистолетом в руке. По-моему Качукова. Пистолет падает.

— Больше предупреждать не буду, считаю до пяти и стреляю — предупреждаю их.

— Вас всё равно найдут и повесят. Вы помешали третьему отделу жандармерии — зло говорит молодой парень с "бульдожьими" щеками.

— Разберёмся. Не виноват, отпустим. Даю слово — но соблюдать я его точно не буду.

— Вы не понимаете, куда вы лезете со своим рылом.

— Пять — произношу последнюю цифру, и они бросают сабли на кровать.

Забираем сабли и крепко связываем обоих, одного перевязав.

— Что там на улице? Кто стрелял? — спрашиваю Ремеза.

— Убежал, один убежал — вздыхает он.

— Молодцы — твержу сквозь зубы. — Остаёшься на охране и смотри, чтобы эти даже не шевелились — даю команду Ремезу, взяв его за грудки.

— Вяжем других.

Зажигаем медную масляную лампу, обнаруженную на выступе очага. Одного вязать уже и не надо, до утра вряд ли доживёт. Потом обследуем комнату и находим ещё один выход. Дальше закрытая комната с дверью, в которой испуганно жмутся три девушки. Закрыли обратно, идём дальше. В другой комнате, закрытой тяжёлой занавеской опять женщины и дети на каком-то стеллаже с кучей ковров и подушек. Их то куда?

Идём дальше. Двери маленькие, а проходы узкие, приходится идти гуськом, и согнувшись. Находим лаз, по которому сбежал один из хозяев. Выглядываем и обнаруживаем недалеко Пётра, который интенсивно заряжает оружие. Он хорошо виден в свете звёзд. Понятно, почему он не попал.

— Пётр иди в лагерь и веди всех сюда — окрикиваю его. — Возвращаемся.

Запираем лаз. Возвращаемся.

— Жить хотите. Где подвал? — спрашиваю женщин.

Рассуждать долго некогда, хватаю первую девку и тащу из комнаты. Действительно подвал имелся и немаленький. Мало того, в нём много разного товара, ящиков и бочонков. Быстро обследовав, забрали только оружие. Спрятанные три гладкоствольных ружья, пару сабель, маленький бочонок пороха и мешочек с пулями подняли наверх. Лаза не обнаружили, но возможно он и есть. Тут ещё те хитрецы живут, как я убедился. Туда согнали только местных, а Качукова с неизвестным жандармом оставили.

— Ну что Савва скажешь? — знаю, что плохо с лошадьми, вот только насколько.

— Загнали лошадей, Дмитрий Иванович. Таких лошадей хор... — чуть не плачет наш кучер.

— Савва, я всё понимаю, но так...надо было — перебиваю его. — До Миллерово они хоть довезут.

— Дней через пять, не раньше.

— Тогда бери Гришу, заберите с подвала одного мальчишку. Сделай так, чтобы мы через этих пять дней доехали до Миллерово.

Дальше разные хозяйские хлопоты по доставшемуся хозяйству, организация обороны и всего остального. Пётра тоже занял, чтобы мне не мешал. Мне тут не до соблюдения прав человека. С Максимом ещё пришлось разбираться, его завернули в ковер и связали. Даже не стал слушать его речи. Некогда.

Наконец появилась время очень внимательно обследовать бумаги в двух кожаных сумках для документов, которые цепляют к поясу. Они чем-то похожи на дамские сумочки 21 века. Одна отделана медными бляшками, вторая серебряными.

В той, что попроще, нашел много разных бумаг. Паспорт на имя мещанина Качукова. Графскую грамоту на польского дворянина Станислава Забелло. Какое-то письмо на арабском языке. Пять билетов московской охранной казны по 1000 рублей серебром. Вексель банка Ротшильдов на английском языке на две тысячи фунтов и несколько николаевских серебряных рублей и мелочи. Пузырек с какой-то жидкостью и разная мелочь.