Имперский цикл

Но Кай покачал головой.

— Увы, сэр. Они... как эти дети в клинике. Истощены, больны. И уже немолоды, не оправятся так легко. Если бы кто-то из них был дееспособен, он был бы в Сопротивлении, как и я.

Или не был бы, если бы был с тобой не согласен и мог помешать твоим планам. Касательно лично меня, например. Адмирал встал из-за стола и прошёлся по кабинету, чтобы размяться. Он отдавал себе отчёт, что не спит четвёртые сутки. Бороться с усталостью на ногах было легче.

— Йелена, подберите для лаборатории персонал. Особое внимание на их лояльность. Кандидаты, обиженные на оба ордена, на империю и повстанцев одновременно, на результаты гражданской войны, на вас, меня, на семью Оками — сразу в корзину. Орда, увы, не состоит из одних только рукоголовых монстров, она не настолько враждебна жизни, чтобы кто-нибудь упрямый не мог предать в её пользу. Комплекс лаборатории на Титане-1 — ваша задача, генерал. Организуйте как нашу флотскую базу сверхмалого типа, её легко оборонять. Оками-сан — тропы времени. Надприродная безопасность от орды и прочего. Вы с Нив и Бао, других ведьм у нас пока что нет. — Кай намеревался что-то возразить, но Торн не дал ему слова: — Не говорите сегодня с Бао, я сам ему сообщу. Помню, что вы не ладите. И... Кай, у вас есть плащ с символом Ордена Храма?

— С Кругом Света? Нет, сэр. Только чёрный, этот.

О как. У парня только один плащ. Легендарный герой повстанцев, шесть лет наводивший на офицеров империи страх и ужас — нищий.

Тут адмирал Торн вспомнил, что у него самого всего четыре комплекта одежды, причём два из них — униформа. И никаких сокровищ, никаких богатств. Всё, что награбил и собрал за годы флот — собственность флота, империи. Не его.

— Напечатайте на нём символ. Завтра мы с вами пообщаемся с СМИ, продемонстрируем им запись атаки сегодняшней ночью и, думаю, даже труп монстра — замороженный, конечно. Я вас и Нив представлю как хранителей столицы и всей империи от ордынских агентов-чудовищ. Имперские рыцари, так мы вас назовём. Она тоже наденет орденский символ. Встанете рядом со мною, справа и слева. Сможете заодно объявить о своей помолвке.

Оками оторопело глядел на Торна, а потом уголки его губ как бы сами собой сдвинулись и образовали улыбку. Юность мгновенно вернулась к нему, мастер Храма словно бы превратился в мальчишку. Светился, сиял. Голос его был тих от счастья:

— Это приказ, сэр?

Вон оно что...

— Нет, Оками-сан. — Торну тут же стало жалко парня, но он продолжил: — Я мог бы отдать такой приказ. Это было бы политически выгодно, но всему есть предел. Я не вмешаюсь насилием в вашу личную жизнь, как вы с сестрой вмешались в мою. Хотите Нив Уэллан — уговорите её. Ухаживайте за ней честно, соблазните, как мужчина женщину. Начинайте хоть сейчас, Кай. Вы свободны до утра. Йелена, если у вас всё, вы тоже. Ланс, вы останьтесь.

— Да, сэр. Честь имею, сэр, — Кай поднялся, изрядно отрезвевший. Вместо того, чтобы идти, однако, он протянул руку к Гериону. — Мой меч, генерал.

Герион молча отдал ему железяшку.

Кай вышел.

— У меня не всё, сэр, — сказала Сигурдотир, — ещё текучка...

...

...

Йелена полагала, что Кай Оками отправился в атрий, оттуда — в сады, а оттуда куда-то исчез. Так ей показывала система слежения, и когда храмовик внезапно заступил ей дорогу в сотне метров от адмиральского кабинета, ей на мгновение стало нехорошо. Йелена остановилась. Оками-младший стоял и смотрел на неё в упор — как когда-то его отец, только хуже. Холоднее.

— Пожалуйста, — вежливо сказала она, подаваясь в сторону и указывая назад. — Если вы с адмиралом не договорили — ...

Оками покачал головой и указал ей в атрий.

— Я к вам.

— После вас, — она не торопилась оставлять его за спиной и приготовилась отразить возможный удар.

— Пойдёмте вместе, — сказал он неожиданно мирно и ступил меж колонн.

В атрии было почти темно, лишь у фонтана и на ведущей к нему тропе горели свечи, да мягко светилась трава. Кто-то с характерными звуками страсти возился в кустах. Йелена знала, что это некий мерсианский экс-сенатор — теперь всего лишь нефтепромышленный магнат — с постоянной любовницей-туки. Оками повёл рукой, и парочка стихла. Заснули... то есть Йелена на это надеялась.

Кай ступил на клумбу. Прямо на траву, и это во дворце. Быдлище деревенское. Примятые травинки засветились сильнее, как всегда, если их повредить. Оками стоял и играл с колышущимся на стебле высоким цветком ночной розы. Сорви ещё тут что-нибудь...

— Вы много знаете об адмирале Торне, Йелена-сан, — задумчиво произнёс он.

— Я обо всех много знаю. Это моя работа.

Она попыталась улыбаться приветливее. Как и Торн, она могла защитить свой разум от надприродных атак, но была не уверена, что её защита выстоит против Кая. Против его отца она бы не потянула.

— Больше, чем я сам, — продолжал он, будто не услышал. — А уж я знаю о нём немало, поверьте.

— У вас есть вопросы?

Она могла с ним поделиться информацией. Это было бы начало. Что-то же ему нужно, как каждому существу — ...

— Нет, Йелена. Есть ответ. — Он повернулся к ней, резко, в неверном ночном свете, но всё же с лицом гораздо старше своих двадцати трёх лет, почти лицом старика. — Вы убили Оуэна, собирались убить Гетера. Убрали практически весь министерский совет, кроме тех, кто лизал вам пятки. Вы тысячи людей убили, не делая разницы между империей и собой. Империя — это вы, ИСБ, Йелена Сигурдотир. Всех, кто мешает, вы убираете в морг. Вам приходило в голову и его убрать? Адмирала Торна?

— Что... — Что вы несёте, хотела сказать она, совсем идиот? Мальчишка! — но Кай шагнул к ней, и Йелена отступила на шаг.

Нога увязла в песке.

Свет. Жара и свет. Она крутнулась вокруг себя. Марево, сушь и дюны. Гигантские, океан песков.

Иллюзия. Небо было жёлтым. Ветер трепал её форму, волосы, задувал под одежду песчинки. Дюны двигались, медленными волнами, цунами испепелённого кварца. Их непокой угадывался даже за секунды. Ветер гнал их, стачивал слой за слоем с их гладких вершин. Сколько я здесь пробыла? Минуты? Часы?

— Это Гешу, мой мир. Познакомьтесь.

Оками стоял в объятиях ветра, закутанный в свой покров, тёмный пустынный странник.

— Ваши трюки меня не пугают, — сказал Йелена. — И не такое видала. И делала.

— Вы много сделали злого, Йелена-сан.

Голос был другим, знакомым.

— ...Оками-сама?

Нет, показалось. Это Кай. Или всё-таки Гэн? Лица было не видно под покровом. Тень, или что-то чёрное, как ожог.

Наваждение.

Надо взять себя в руки.

— Однажды вы арестовали Торна. Мой отец и вы. Пытали его в подземелье, мучили, как живодёр скотину. Он не говорил мне, я сам узнал, — Кай постучал себе пальцем по лбу, всё-таки это был Кай. — Он вас простил, работает с вами вместо того, чтобы расстрелять. Почему?

— Он не дурак, в отличие от тебя, — сказала Йелена.

— Почему вы его пытали? С какой такой целью? Вот что мне не даёт покоя. Когда пытаете наших, это хотя бы ясно. Но Ариан Торн? Зачем мучить верного человека, который пришёл служить вам по доброй воле?

— Найди ответ сам. Или спроси его, адмирал ответит.

Йелена заправила за ухо выбившуюся из хвостика прядь и сложила руки на груди. Ветер тут же бросил эту прядь обратно ей в лицо. Йелена стояла, воплощённое упрямство.

— Боюсь, что да, — сказал Кай. — Я начинаю понимать, действительно. Смысл пытки. Смысл империи как таковой.

— Когда поймёшь, пойми ещё раз, — она криво улыбнулась. — Потрать время и всё обдумай как следует. Поживи с моё там, где я.

Будь как я, и будь — я. В этот момент ей казалось, будто вместе с ней говорит нечто гораздо большее, старшее, чем она, то, что важнее всего. Будто бы это нечто в каком-то смысле она и есть.

— Пожил, — сказал он, юноша и старик. — Понял. Я не оставил бы от вас мокрого места, Йелена-сан, от вашего государства и идеалов, если бы у меня был какой-то выбор. Хоть какой-нибудь.

— Никакого выбора нет, — тот голос, который был и она, продолжал говорить. Йелена торжествовала. — Его не было никогда. Только империя или хаос — я или смерть. Ты убил императрицу — скоро будет коронован император. Или предай опять, иди к орде, служи всеобщей гибели, молись тому, что хуже смерти. Жизнь — это я, только я. Храмовики, много веков служившие сенату, знали это. Государство — формация Света, а не формация Тьмы, о убийца Кай.

Он согласно кивнул:

— А кроме того, вам это просто нравится. Пытки. Приятно топтать человеческое достоинство, смотреть в искажённые болью лица, да? Усиливает величие государства.

— Я бы тебе показала, насколько, милый, если бы у меня был какой-то выбор, — нежно сказала Йелена. — На тебе четыреста пятьдесят тысяч смертей, полмиллиона солдат и граждан. Любой из этих людей стоил больше тебя, намного. Когда я думаю о том, что ты помилован и на свободе, кажется, я могла бы пытать тебя целый год за каждого из убитых. Четыреста пятьдесят тысяч лет, и мне бы не надоело.

— О, да. Это интимнее, чем секс, — согласился Кай Оками. — Вы не пытали Торна собственными руками, но руки чесались, да? И не только руки. Он был любовником императрицы, заполучить его иначе вы не смели — только так. Вы пробыли с ним эти трое суток. Пытались лечить его раны — даже это вы никому не отдали. Вы это сделали плохо, Йелена. Он весь в шрамах. Вы не умеете делать добро. Идёмте.

Он взмахнул рукой, и они оказались в воздухе, высоко над пустыней. И очень вовремя: внизу, где они только что ругались, в песке шевелилось что-то. Что-то большое.

— Это дайдан, — донёсся голос Кая. — Он тоже интересный, но я не его вам хотел показать. Вон там, у скал...

Он потянул её за собой — снова вовремя. Снизу взметнулось что-то, словно облако шрапнели. Сбивает добычу. Йелена вспомнила, что такое дайдан.

Рёбра скалы казались острыми даже сквозь подошвы сапог. И горячими. Ущелье белело зыбким песком. В нём была воронка, она уходила куда-то вглубь почвы. У входа в ущелье, подальше, лежало что-то круглое и крошечное с высоты.

— Один мой троюродный родственник так попался, — сказал Оками. — Продал раскам даки — что-то вроде мучных галет — только они были порченые. Для них — яд. Он об этом знал. Раски его поймали...

Кай указал на кругляш, и картинка приблизилась, будто в голограмме.

Человеческая голова.

— Когда они тебя закапывают, есть два выхода. Либо сидишь очень тихо и умираешь под солнцем, надеясь, что кто-то тебя случайно найдёт. Это мучительно, смерть от солнца, да и не быстро. Или орёшь, пытаешься привлечь внимание. Тогда...

Он указал в ущелье.

Воронка двигалась.

— Абадд. Он чует вибрации, звук, ползёт к тебе. Под тебя.

Воронка перемещалась к голове в песках.

— Падаешь прямо в пасть, — сказал Кай. — Абадд — странное существо, его будто выдумал какой-нибудь Тёмный магистр. Чет Кейн, например, или мой отец. Он не убивает сразу, в нём как бы связь жизни и умирания. Медленно. Очень. Там как в аду.

Не доползя до закопанного на три метра, воронка внезапно обмелела, закрылась и ушла вглубь.

— Мне рассказал один человек, которого я туда бросил, а потом позволил спастись. И мой троюродный дядя, он тоже. Хотя он не очень-то связно потом говорил. Мы его вытащили с друзьями, он бы не вылез — остался без рук и ног, языка у него половину отъело. Но насчёт ада я понял.

Песок вокруг головы казнимого накренился в стороны и взметнулся облаком. Паххх!

И всё, нет ничего.

— Раски если кого закапывают, то обычно там, где живёт абадд. Они знают эти места. И за дело, по мелочам не казнят так. Йелена? Если вы убьёте адмирала или причините ему зло, я привезу вас на Гешу — физически, а не так, как сейчас — и закопаю в этом ущелье. Буду вот здесь стоять и смотреть.

Приятного аппетита, подумала Йелена — то ли абадду, то ли Каю. Надо же, рыцарь Света. Родственная душа! Как его отец.

— То же самое, если причините зло моей семье и друзьям.

— А остальных что, можно? — Йелену разбирал смех.

— У расков есть присказка — "делай, от чего не можешь удержаться", — ответил Оками. — У них это красивее звучит, ритмично. Но не советую не удерживаться слишком часто. Адмирал простил вам собственные муки, но за кого другого, глядишь, велит вас казнить. С удовольствием это сделаю собственными руками.

— Не сомневаюсь.

Оками столкнул её со скалы.

Она оступилась и раздавила полпяди травы на клумбе. Толстые сочные стебельки хрустнули, сок замерцал, пролившись на землю, как нелюдская кровь. У некоторых алиенов кровь светилась, при допросах за этим надо было следить. Придётся сменить обувь, а то буду оставлять следы, решила Йелена.

— Дайте-ка ваш номер комма, — Кай так и не сорвал себе цветок, он вертел в пальцах только один лепесток ночной розы, уже увядший. — Раз мы теперь работаем вместе, он может мне вдруг понадобиться. Сообщу что-нибудь.

— Один — четыре нуля — одиннадцать. Загляните в виртуальный профиль ИСБ, там сразу первым делом памятка для граждан, в каких случаях звонить. Выберите себе подходящие пункты.

Йелена протянула руку и забрала у него лепесток, сама не соображая, зачем. Что мы только что делали? О чём речь, где были?.. Она встряхнула головой. Память будто присыпало песком.

Ах, точно.

— Адмирал Торн необычный человек, — сказал Кай. Кому рассказываешь, парень? Будто я не знаю. — Он создаёт возможности. Хорошие. И прекрасные, даже. Я думал, это я так делаю, я создаю и открываю заново — республику, любовь, свободу, истину и свет. Свет это делает через меня. Но все эти чудеса почему-то потом приводят... в абадд, представьте себе. И даром бы только меня одного... Четыреста пятьдесят тысяч, помню, и сам я принял бы кару. Но миллиарды, триллионы жизней... — Кай обхватил себя руками, как на морозном ветру. — Слишком много зла. Когда же он принимает решение, произносит слова — возникает возможность. Как для меня и Нив, только что. Это лучше, чем раньше. Как будто новая вселенная рождается из слова, в ореоле света.

Ты бредишь, Оками-сама, приди в себя. Грёбаные храмовики, вечно они вот так — многозначительности, метафоры. Пафос, вот где их истинный бог.

— Триллионы? — Он что, и животных тоже считает? Сама Йелена Сигурдотир никогда не задумывалась о масштабе грядущих потерь от орды. Вернее, она их даже просчитывала по разным моделям, но количество жизней подданных при этом не было главным. ИСБ считала в мирах, в кораблях, в ресурсах. В солдатах. — Сколько триллионов?

— От нескольких сотен... до вообще всех.

Она почуяла новую опасность и решила прижечь её на корню.

— Вы думаете, теперь, когда мятежники сдались, жертв больше не будет? Война эта будет ужасной, как ни готовься. Возможны триллионы мёртвых, Ариан Торн потерь не отменит. Он же не бог.

— Я знаю, что погибнут очень многие. Но — они будут сражаться, мы будем, все вместе. — Кай свёл ладони в замок. Я буду как ты, буду — ты. — Они будут знать, за что и зачем, и погибнут достойно. Не так, как со мной. И — у него будет меньше мёртвых. Во много раз.