— Он лжет, командир, — прошипел сквозь зубы араб-лучник, — я родился в пустыне, я знаю, что такое буря, он лжет...
— Посмотрим, — проворчал центурион, — если он солгал, я лично зарежу его как свинью... А пока вперед, что остановились?
Бурая дымка постепенно сгустилась в плотное облако, закрывавшее уже половину горизонта.
— Командир, ты все еще думаешь, что этот пес говорит правду? — обычно смуглое лицо араба стало сероватым, а на лбу выступил пот.
Центурион подошел к проводнику.
— Ты солгал... Я выполню свое обещание. Но сначала скажи мне почему? Разве тебе мало заплатили? Или мятежница Зенобия, или как вы ее зовете аль-Забба, заплатила больше?
— Римляне были щедрее, — покачал головой проводник.
— Тогда почему?
Проводник сделал небольшую паузу, потом сказал.
— Царица аль-Забба правит нами по древнему закону. В ее жилах течет кровь Дидоны и Ганнибала. Наши предки пришли из Карфагена и ее род правил там со времен основания города. Судьи Серсуры признали ее право быть царицей моего города. Я буду служить ей... Я все сказал.
— Проклятый варвар, — буркнул кто-то из легионеров.
— Тебя бы стоило распять в назидание другим, — произнес центурион, и, прищурившись, взглянул на надвигавшееся пылевое облако, — но не уверен, что мы переживем эту бурю, а я не хочу уйти в царство мертвых, не исполнив своего обещания...
Солдаты схватили проводника и опустили на колени. Центурион вынул из ножен меч, подошел ближе и, взяв оружие обеими руками, резко опустил острие на спину жертвы, вложив в удар весь свой вес. Клинок с легким хрустом пробил лопатку и ушел в сердце.
Отерев меч от крови, центурион скомандовал:
— Всем собраться в кучу и накрыться плащами...
В зал проникал отчетливый запах свежей извести. Случившееся пару месяцев назад взятие города не обошлось без обычных в подобных случаях пожаров и разгрома. Теперь строители приводили дворец наместника в относительный порядок.
Гулко отдаваясь эхом, прозвучали шаги сандалий по мраморному полу.
— Что там у тебя? — поинтересовался префект, не глядя на вошедшего секретаря.
Префект был занят разборкой массы документов, свалившихся на него после успешного занятия войсками Египта, и посетители не радовали его ни в малейшей степени.
— Извещение о казни сторонников мятежницы.
— Давай сюда, — префект пробежал глазами длинный список, — значит старика Лонгина все-таки казнили... жаль, умный был человек... Это все?
— Нет, еще прошение из Стимфалополиса...
— Что просят?
— Оставить ценности переданные мятежницей Зенобией в дар местному храму...
— И большие ценности? — в глазах префекта появился интерес.
— В основном книги и свитки, золота и серебра довольно немного, пурпур...
— Пурпур и половину золота пусть принесут в дар императору Аврелиану, а остальное могут оставить себе. Книг у нас и так хватает.
— Я им так и передам...
— Передай, и больше не беспокой меня по пустякам.
Я проснулся... В голове царил форменный беспорядок. Я кое-как вылез из койки и побрел к умывальнику.
— Неважно выглядите, мистер Бронн, — скептически поглядел на меня Лайвсли, — хотите, я дам вам снотворного?
— Нет, спасибо, — я зачерпнул прохладной воды и плеснул себе в лицо.
— Ну как знаете, после всех потрясений, выпавших на вашу долю в последнюю пару недель, думаю, вам стоит всерьез заняться собственным здоровьем. Лично я бы рекомендовал полный покой и хороший отдых где-нибудь на Ривьере...
Глава 6
Остаток плавания прошел в беседах с доктором Лайвсли и лейтенант-коммандером Хокинсом. У последнего в Адене оказались тетушка и вверенная ее попечению племянница, которая как раз нуждалась в нескольких уроках классических языков... Я галантно вызвался помочь юной леди в освоении сложностей латинской грамматики и стал обладателем рекомендательного письма адресованного тетушке Камилле Хокинс.
Впрочем, и сам лейтенант-коммандер оказался не чужд историческим наукам, и мне удалось скоротать пару вечеров за увлекательными разговорами на самые разные темы.
Следует заметить, что Аден в те годы был одной из "трех жемчужин" Британской короны, наряду с Бомбеем и Калькуттой. По существу это была столица британских владений на западном побережье Индийского океана, центр из которого тянулись нити управления в Британскую Восточную Африку, Месопотамию, Персию и Аравию — колонии и зоны влияния могущественной империи.
Одновременно это была столица авантюристов и искателей наживы и приключений всех мастей, обретавшихся в британских владениях, контрабандистов и торговцев сомнительными товарами. В общем, это был впечатляющий и многоликий город, плоть от плоти той незабываемой эпохи... М-да, я, кажется, впадаю в ностальгию по молодости. Но вернемся к нашей истории.
"Джеймс Кук" подходил к Адену ранним утром, и я, не без некоторого изумления, смотрел на открывающуюся передо мной в лучах рассветного солнца панораму одного из крупнейших портов мира... Однако мое созерцание было прервано вежливым покашливанием матроса Фокса.
— Вы ко мне?
— Да, сэр, я вспомнил, сэр...
— Что вспомнил? — не понял я
— Ну, ту картинку, узор, Вы еще спрашивали...
Тут я, наконец, сообразил, что речь идет об узоре, срисованном мной с основания статуэтки.
— А... О! Где?!
— Точно такой же рисунок был наколот на руке одного старшины с "Рассерженной Кошки", я еще обыграл его в карты в Александрии...
— Какой еще кошки? — снова ничего не понял я.
— Ну, с "Генриха IV", линкора первого класса...
Конечно же, Henry IV по-французски звучит почти также как английское angry cat — рассерженный кот, ну а поскольку для британского моряка его корабль всегда существо женского пола... Надо заметить, в метком слове британским морякам не откажешь. На какое-то время лингвист во мне взял верх над археологом:
— И много у вас таких прозвищ?
— О, много, сэр, "Туманная" это "Лондон", "Мэгги" — "Магнифисент", "Одноглазая" — броненосец "Полифем", "Ниффи Джейн" — "Ифигения"... — начал перечислять Фокс.
Удовлетворив свое любопытство, я вернулся к делу.
— Итак, речь шла о татуировке у проигравшегося старшины? — все определенно запутывалось, что могло быть общего у матросской татуировки и таинственной статуэтки — артефакта неведомой древней цивилизации?
— Так точно, сэр, старшины торпедной команды.
— И где сейчас этот старшина?
— Понятия не имею, сэр, в Александрии, в порту, у нас вышла заварушка с французами с "Жаннетты", и в суматохе его пырнули кортиком... Последнее, что я слышал, его свезли в александрийский лазарет. А он так и не заплатил мне карточный долг...
— И как зовут этого старшину?
— Кажется, Дик... или Ник... — матрос Фокс задумался, — нет, пожалуй, Рик... — у меня плохая память на имена, сэр, вот в лицо я его так сразу узнаю. Я всегда с первого взгляда запоминаю, кого увидел.
Интересно, как я потащу матроса в Александрию опознавать раненного старшину?
— И больше о старшине ничего не известно?
— Почему, известно. Он из Килларни. Ходил на "Чайной Чашке", я хотел сказать крейсере "Цейлон", потом перешел с повышением на "Кошку"...
— Это прекрасно. Но как я могу найти его в Александрии?
— А зачем? Он же вам ничего не должен? — глаза матроса Фокса были полны простодушного непонимания.
— Я хочу узнать, откуда у него татуировка... Эта татуировка точно как на этом рисунке? — я вытащил листок из кармана. (Вот чем хороша униформа морского пехотинца — в ней масса карманов самых разных форм и размеров, на самых неожиданных местах).
— Почти, сэр, вот только здесь... и вот здесь... — Фокс указал пальцем на отдельные элементы узора, — чуть-чуть по-другому, — а Вам нужна именно татуировка того старшины?
— А разве есть какая-то еще такая же?
— Есть...
Я смог лишь растерянно открыть рот, не произнося ни звука.
— У нашего боцмана Кробара очень похожая.
Я так же молча закрыл рот. Мои таинственные иероглифы, похоже, были довольно популярны в среде британских моряков. В качестве декора...
— Надеюсь, его-то не пырнули кортиком в Александрии?
— О, Кробара так просто не пырнешь, — улыбнулся Фокс, — Вы можете найти его в кладовой...
Обнаружив боцмана по указанному адресу, я понял, что имел в виду матрос Фокс, говоря "так просто не пырнешь". Я человек, прямо скажем, не маленького роста, но боцман был примерно на голову меня выше, и довольно таки крепкого сложения...
— Мистер Сильвестр Кробар?
— Так точно... — я даже немного оробел, бас у боцмана был вполне соответствующий телосложению.
После непродолжительного вступления я продемонстрировал ему рисунок узора.
— Похож... — боцман был по-спартански лаконичен.
Лопатообразной ладонью он закатал свой рукав, обнажив внушительный бицепс. Среди якорей и русалок я отчетливо разглядел цепочку затейливого орнамента. У матроса Фокса действительно была отличная зрительная память...
— Если не секрет, откуда она?
— Мне ее наколол один китаец, тут в Адене.
Мои глаза загорелись, кажется, я поймал удачу...
— Китаец? Где я могу его найти?
— Может и не китаец. Азиат, в общем. Они все на одно лицо. А где найти, не помню. Где-то рядом с портом.
... но удача, похоже, упорно не желала идти мне в руки.
— Ну, хотя бы примерно?
— Буду в городе, может и вспомню. Если ногами пройдусь, вспомню, — великан почесал затылок — у ног своя память...
Не все еще потеряно...
— Полагаю экипаж "Джеймса Кука" получит увольнение на берег после этого похода?
— Неплохо бы.
— Если с моей стороны это не будет слишком смело, я бы просил...
— Почему бы не помочь хорошему человеку, — прервал мои витиеватые словеса боцман, — как сойду на берег, помогу.
Теперь у меня была хотя бы какая-то ниточка, ведущая к интересующей меня цели. Интересно связана ли статуэтка с историей о книгах и рукописях, скрытых в Стимфалополисе? Весьма вероятно. Будем искать параллельно. Надо сообщить Карлу о моих находках и попросить его приложить все усилия к выяснению того, где именно располагался этот античный городок. Пока он будет этим заниматься, я разберусь с татуировкой, а затем придется возвращаться в Египет и приступать к поиску сокровищ Александрийской библиотеки...
Сложность была в том, что я оказался в чужом городе, без денег, документов, багажа. С одной стороны поразительное чувство свободы, с другой — понимание того, что надо что-то есть и где-то жить. К счастью, лейтенант-коммандер Хокинс, рекомендовал меня своей тетушке, что давало шанс на временное пристанище, как минимум пока Карл не вышлет мне денег. Но сначала надо было решить вопрос с документами.
Поэтому сойдя на берег, я первым делом направился в военную комендатуру.
— Полковник Монтгомери, — представился сухощавый невысокий офицер, — начальник оперативно-разведывательного отдела Аденской пехотной бригады. Присаживайтесь.
— Спасибо, — я вручил ему справку, выданную доктором Лайвсли, и изложил обстоятельства моего появления в Адене.
Полковник внимательно выслушал меня.
— Значит, случайно выпали за борт?
— Совершенно случайно, господин полковник.
— Странно, вы не производите впечатления человека, способного случайно выпасть за борт... — он сделал ударение на слове "случайно".
— Почему Вы так думаете?
— Мой личный опыт подсказывает мне, что тот, кто способен без спасательного круга выжить в центре открытого моря, крайне редко бывает столь рассеян, чтобы на ровном месте выпасть с корабля. И наоборот...
Я лишь молча развел руками, давая понять, что уверен в своей позиции.
— Хорошо, — после небольшой паузы сказал полковник, — я выдам вам временное удостоверение личности, но если вы будете намерены покинуть город, даже на короткое время, вам будет необходимо уведомить комендатуру. Сожалею о причиненных неудобствах, но мы вынуждены заботиться о безопасности подданных Британской короны. Надеюсь, вам у нас понравится.
Полковник протянул мне украшенный фиолетовым штемпелем листок желтоватой бумаги, словно по волшебству превращавший меня из сомнительной личности с туманными намерениями в респектабельного и законопослушного члена общества.
Меня несколько смутила подозрительность офицера, но после непродолжительного размышления я отбросил сомнения и списал это на профессиональную въедливость. Какое ему, в конце концов, дело до подробностей того, как я оказался в море?
Дом семейства Хокинсов оказался внушительной виллой в колониальном стиле, вальяжно расположившейся на каменистом склоне давно потухшего вулкана. При виде безупречного, буквально архетипичного, дворецкого, словно сошедшего со страниц романов Вудхауза, мне показалось, что я вернулся на несколько десятилетий назад — в патриархальный и чинный довоенный мир...
Тетушка Камилла Хокинс подтвердила мои первые впечатления — безумная, джазовая, пропахшая дешевым табаком и бензином современность никак не затронула эту добродушную британскую даму в шелковом платье с белоснежным накрахмаленным воротником. Я вручил ей мое рекомендательное письмо и заверил, что ее племянник Джеймс в прекрасном здравии, но дела службы не предоставляют ему возможности немедленно посетить любимую тетушку.
Со своей стороны леди Камилла ознакомила меня с семейной портретной галереей и в подробностях рассказала об истории рода Хокинсов, с XVIII века снабжавшего Королевский Военно-морской флот первоклассными офицерами.
— А теперь, разрешите пригласить Вас к чаю.
— С преогромным удовольствием, леди Камилла, сочту за честь, — я церемонно поклонился, царившая вокруг атмосфера девятнадцатого века оказала свое облагораживающее воздействие и на мою, развращенную веком двадцатым, персону.
Мы прошли на открытую веранду. Там уже беседовали о чем-то две весьма симпатичные юные особы в абсолютно несовременно пышных летних платьях.
— Позвольте мне представить Вам нашего гостя, доцента кафедры древних языков университета Карла Великого, магистра филологии Танкреда Бронна.
Я снова поклонился.
— Моя племянница Мелисса, ее компаньонка мадемуазель Полетта Клери...
Видимо именно их мне и было необходимо просвещать в области латыни и древнегреческого. Мелисса Хокинс оказалась довольно хрупкой девушкой с чисто британским сочетанием голубых глаз, молочно белой кожи, при малейшей возможности заливавшейся пунцовым румянцем и густо-черных волос. Ее подруга была шатенкой и выглядела чуть старше. В чертах ее лица промелькнуло что-то знакомое, но я не придал этому значения.
Чаепитие было по-английски неспешным и благочинным. Мы обсуждали погоду в Адене в это время года (похоже, для англичан эта тема неизбежна, где бы они не жили), книжные новинки, еще какие-то мелочи. Как-то малозаметно разговор перешел на археологию и римскую историю.
— Вам доводилось принимать участие в раскопках, мистер Бронн? — поинтересовалась тетушка Камилла.
— Да, несколько раз. В Стоунхендже, например...
— А его действительно построили римляне?
