Приключения человека в шляпе

ПРИКЛЮЧЕНИЯ ЧЕЛОВЕКА В ШЛЯПЕ.

Например, если кто-нибудь расскажет историю странствований Одиссея, Менелая или Иасона, то не следует думать, что он поможет этим практической мудрости своих слушателей (к этому и стремится практический деятель), разве только присоединит к своему рассказу полезные уроки, извлеченные из несчастий, которые эти герои претерпели.

Страбон. География

Часть 1

Глава 1

Меня много раз просили рассказать, как же все это начиналось. Ну что ж. Слушайте...

— И на этом замечательном моменте, разрешите мне... — сделав паузу, я обвел взглядом притихшую аудиторию, — завершить сегодняшнюю лекцию. Приятных каникул, и до встречи тем, кто в следующем семестре пожелает продолжить знакомство с курсом сравнительно-исторического языкознания.

Я захлопнул кожаную папку с материалами и стал неторопливо удалять с доски меловые следы древних языков, ожидая пока лекционный зал опустеет, и я смогу спокойно отправиться в свой, с позволения сказать, кабинет, штудировать очередной том "Сравнительной грамматики нордических наречий". Никаких других планов на начинавшееся лето у меня не было.

— Господин доцент?

Я обернулся. Это был Отто, бессменный швейцар и привратник нашего флигеля.

— К вам профессор Карл.

Однако отличная новость. Старик был моим учителем еще до войны и именно его стараниями после ее окончания я стал, как говаривала моя родня "приличным человеком с уважаемой профессией". Впрочем, не стоит о грустном.

Он уже ждал меня внизу. В том закутке между лестницей и шкафом, который носил гордое звание моего личного кабинета. И к моему немалому удивлению ждал не один. Декан филологического факультета был последним, кого бы я хотел сегодня видеть. Не хватало еще одной "маленькой услуги"... И откуда только его знакомые и родственники извлекают эти орды великовозрастных оболтусов, срочно нуждающихся в частных уроках латыни или древнегреческого? А ведь у меня законный отпуск начинается. Определенно сегодня я скажу ему твердое "нет". Ну или в крайнем случае попытаюсь сказать... Однако декан меня опередил.

— Послушайте, э-э-э... у меня к вам деликатная просьба... так сказать, о небольшой личной услуге.

Проклятье, и вот почему я всегда угадываю?

— Опять латынь? Или для разнообразия санскрит? Герр декан, у меня отпуск с завтрашнего дня.

— Нет, на этот раз дело несколько иного свойства. Впрочем, у моей племянницы как раз дочурке нужно помочь с древнегреческим... Но не буду Вас этим беспокоить. М-м-м. В общем я хотел вас попросить, как я уже сказал, о небольшой услуге.

На лице стоявшего позади Карла было хитро-довольное выражение. Он определенно что-то замышлял.

Именно в этот момент я испытал то странное чувство надвигающейся опасности, какое люди, не слишком отягощенные аристократическим воспитанием, отчего-то связывают с частью тела, обычно используемой для комфортного сидения. Нет, исключительно в переносном смысле. Вы можете как угодно пренебрежительно относится к подобным суевериям, но я хорошо помню, как под Бухарестом именно это чувство выгнало меня из блиндажа ровно за десять минут до прямого попадания туда 13-дюймого русского "чемодана". С тех пор я склонен относится к предчувствиям крайне серьезно... Но вернусь к повествованию.

Логика подсказывала мне, что ничего страшного случиться не должно, и вместо того, чтобы бежать этих ученых мужей как огня, я лишь спокойно осведомился:

— Что вы имеете в виду?

— Вы, кажется, не читаете никаких лекций в ближайшие пару месяцев.

— Именно, герр декан, и я положительно не склонен менять эту ситуацию.

— Отлично, значит ничто не помешает вам совершить небольшое путешествие...

— М-м-м... — прямо скажу, я был крепко озадачен таким поворотом разговора.

— Естественно все расходы будут оплачены университетом.

— М-м-м... — мой второй ответ оказался столь же содержателен, как и предыдущий.

— Вкратце дело таково, — продолжал декан, явно воодушевленный моим мычанием, — один из наших коллег сообщил нам, что некие египетские грабители гробниц распродают коллекционерам крайне интересные манускрипты первого века от Рождества Христова. Конечно, официально университет не может иметь никаких дел с подобной публикой...

— И вы решили послать меня? — я постарался придать своему лицу максимально невинное выражение.

— Посудите сами, вы молоды, достаточно крепкого сложения, отлично знаете древние языки и кхм... довольно многоопытны... если Вы понимаете о чем я?

Еще бы я не понимал. Тем не менее, в ответ я лишь промолчал. Не люблю ворошить прошлое.

— Не можем же мы послать профессора Клюге?

Это да, Клюге один из лучших специалистов по древним языкам, но я бы его без надзора и на курорт бы не отпустил. Ходячее воплощении понятия "рассеянный профессор".

— В конце концов, у нас не так уж много специалистов способных отличить подлинные папирусы от поддельных, и, думаю, не стоит говорить, что потеряет наука вместе с этими манускриптами?

Я вздохнул, что было расценено как согласие.

— Вот и ладно, профессор Карл введет вас в курс дела, — с этими словами декан буквально выбежал из кабинета и скрылся в полумраке университетских коридоров.

— Ну что ж, садись, — довольно потирая руки, сказал Карл, — не буду скрывать, именно я добился того, чтобы тебя привлекли к этой авантюре.

— Зачем?

— Посмотри сюда, — Карл протянул мне фотографию, ты знаешь что это?

На карточке была запечатлена обсидиановая статуэтка, изображавшая странного зверя — не то медведя, не то гиену, с длинным телом, короткими лапами и несоразмерно огромной головой на мощной как у бизона шее. Лапами зверь попирал человеческую фигурку с некими щупальцеподобными отростками на лице и голове.

— Естественно знаю, она стоит у меня над кроватью на полке... Но как...

— Ты не понял, это вторая!

Карл посмотрел на меня и рассмеялся.

— Ты сейчас похож на сеттера почуявшего утку...

— Где она, откуда, кто ее выкопал? На ней есть надписи? — я пропустил его замечание мимо ушей...

— Не гони лошадей. Это фото — все, что у нас есть. А за подробностями я тебя и посылаю в Африку. Статуэтку предложили на продажу на черном рынке древностей Каира. Вместе с теми манускриптами. Кстати, очень интересные тексты. Если они подлинные, то они вполне стоят того чтобы за ними съездить. Ну что? Ты в деле?

Эх, знал бы Карл, во что ты нас втягиваешь... Но ни он, ни я этого не знали, и я без разговоров согласился.

Я позволю себе опустить события последовавших дней, ибо ничего примечательного они собой не представляли. Обычные сборы и хлопоты, вокзалы, паровозы, таможенники и пограничники...

Так или иначе, но где-то неделю спустя я стоял у причальной мачты столичного аэропорта, лениво разглядывая как швартуется прибывающий из Кенигсберга "Виллем Оранский", которому предстояло в ближайшие дни пронести мою скромную персону по маршруту Франкфурт — Париж — Рим — Александрия. Старый Карл каким-то неведомым мне способом смог уговорить попечительский совет раскошелиться на цеппелин, вместо банального парохода. Впрочем, резон в этом действительно был. Все эти революции и прочая политика сделали восточное Средиземноморье достаточно малогостеприимным и плыть в Египет теперь приходилось кружным путем через Францию и Алжир. Учитывая неизбежные задержки с паспортами и прочей бюрократией на нескольких границах, успеть в Каир в этом случае можно было бы лишь к шапочному разбору.

Все ж таки "аэронавтика — великий шаг человечества", как говорил, наш лейтенант, и добавлял — "главное не попасть ему под ноги"... Слова оказались пророческими — буквально за полгода до перемирия его накрыло авиабомбой. Но что-то я слишком часто стал вспоминать о войне, хотя обещал рассказать совсем о другом.

Цеппелин закончил швартовку точно по расписанию, и я направился прямиком в отведенную мне каюту. Соседом оказался блондин в офицерском мундире польской армии.

— Полковник Эрык Левинский, — представился он с довольно заметным остзейским акцентом.

— Летите в Париж? — надо было проявлять хотя бы формальную вежливость.

— Да, — с некоторой горечью в голосе отозвался офицер...

— Эмиграция? — сочувственно заметил я.

— Она самая... новое правительство республики сочло необходимым "освежить силы Войска Народова"...

— Честно говоря, не очень слежу за событиями на востоке, но всегда полагал, что армия вне политики? — параллельно с разговором я пытался закрепить чемодан на верхней полке.

— Если бы... увы, руководство посчитало, что армия должна соответствовать лозунгам победившей партии, и уволило в отставку всех "неблагонадежных". Вы просто не представляете, сколько грамотных офицеров стали жертвами этой "чистки". Взять хотя бы командира моего полка — Антона Ивановича...

— Полагаю, вам с благонадежностью как раз не повезло? — чемодан упорно не желал занимать предписанное ему место.

— Хуже того. Я неблагонадежен дважды — не поляк, и потомственный аристократ, — полковник снова вздохнул, — пришлось вербоваться в Иностранный легион.

— А вас не пугает новый политический курс французского правительства? Их, скажем так, нелюбовь, к северным соседям, давно уже секрет Полишинеля.

— Но я ведь не тевтонец.

— Все же германец? В смысле принадлежности к германским народам? — увидев на его лице некоторое замешательство, я спешно поправился, — по профессии я лингвист, поэтому иногда злоупотребляю научной терминологией, не удивляйтесь. С научной точки зрения остзейцы, тевтонцы и остмаркцы — единый народ, разделенный четыреста лет назад исключительно религиозными причинами...

— Да, конечно, но французы прагматичны и ценят хороших солдат. Впрочем, если не выйдет, можно будет попытать счастья на русской службе. Антон Иванович, о котором я Вам уже говорил, как-то предлагал мне пост в гарнизоне крепости Севастополь. Это в Крыму.

— Ну что ж, хоть не на северной Балтике, не люблю сырость — заметил я, — желаю удачи в Ваших начинаниях.

Полковник остался в каюте, читать последний номер какого-то военного обозрения, а я направился в кают-компанию. Стоило познакомиться с теми, с кем волею обстоятельств я оказался связанным на предстоящие несколько дней полета.

"Виллем Оранский" был цеппелином новейшей по тем временам конструкции, с жестким каркасом, газотопливными двигателями и по праву считался гордостью пассажирского воздушного флота Тевтонии. Его более чем трехсотметровый корпус представлялся живым олицетворением научной и промышленной мощи ведущей европейской державы. Пожалуй, только британская серия цеппелинов "Куин Джейн II" могла поспорить с ним по размерам и производимому впечатлению.

Отделка кают-компании вполне соответствовала традиционному тевтонскому дизайну. То есть напоминала что-то среднее между жестяной коробкой для гвоздей и армейским ранцем... Нет, я абсолютно ничего не могу сказать в упрек тевтонской добросовестности и надежности, но эстетика никогда не была их сильной стороной. Как минимум со времен Реформации точно. Все эти геометрически ровные и конструктивно безупречные ряды заклепок в дюралевых стенах, рифленые каучуковые плитки на полу и пухлые бежевые кресла никак не вызывали ассоциаций с чем-то художественно ценным, что бы по этому поводу не говорили сторонники конструктивизма и прочих новомодных течений. Я консерватор и ценю старые добрые изящество и стиль.

К счастью, собравшаяся в кают-компании публика в достаточной степени украшала собой это невзрачное помещение. Когда я туда вошел, в центре всеобщего внимания был средних лет человек, судя по акценту богемец или венец, горячо споривший с более молодым собеседником.

— Вы просто не представляете себе всех возможностей синематографа. Это полноценное искусство сопоставимое с такими его классическими формами как театр или живопись. А с появлением звука он получает буквально неограниченные возможности.

— Нет, нет, Рудольф, — темпераментно возражал ему собеседник, сначала показавшийся мне южанином, но приглядевшись, я понял, что это лишь загар, — синема никогда не станет чем-то серьезным. Это легкий, развлекательный жанр...

— Хеммет, я понимаю твою ревность как репортера, но признай, что синематограф уже вышел из пеленок...

Надо заметить, что те времена были действительно революционными в жанре синематографической съемки. Совсем недавно в ней появился звук, и уже снимали первые фильмы в цвете. Впрочем, я тогда не был поклонником этого вида искусства, да, пожалуй, глядя с сегодняшней точки зрения, его вполне можно так назвать. В общем, я не стал прислушиваться к их спору, а обратил непосредственное внимание на двух, надо сказать весьма симпатичных, спутниц поборника синематографа. Не сочтите, что я рисуюсь или приукрашиваю события, но я тогда был моложе, а перебитую бровь многие находили весьма пикантным дополнением к моей внешности. Особенно когда я пускал в ход старую байку о том, что якобы получил эту отметину от казачьей шашки. Не верьте, все было намного банальнее... К тому же я знаю, что такое удар холодным оружием по незащищенной голове, если это оружие в руках человека пользующегося им с детства. После этого так просто не выживают.

Ну вот, я опять ухожу от темы. Итак, я приступил к планомерным действиям по привлечению к себе внимания спутниц синематографиста, и довольно скоро достиг первых результатов. Блондинку звали Мария Магдалена, брюнетку — Берта Хелена. Они вместе с Рудольфом летели в Венецию на художественную выставку, где должны были представлять его новый фильм, в котором обе играли заметные роли. Мы довольно мило беседовали, но тут спор о синематографе закончился, и режиссер увел актрис обсуждать какие-то их профессиональные вопросы, и мне ничего не оставалось, кроме как познакомиться с его собеседником.

— Хеммет Синклер, — представился тот, широко улыбаясь, — репортер, охотник, искатель приключений. Вообще-то мое имя Хамнет, его мне дали увлекающиеся английской историей родители, но я почти не встречал людей способных это выговорить.

— Вы англичанин?

— Почти, новоангличанин, из Бостона. Но последнее время больше живу в Испании и работаю на Лондонскую прессу. Так что при желании можете считать меня испанцем или британцем.

— Летите во Францию, Италию или Египет?

— В Александрию. Редакционное задание. А Вы?

— Я тоже. Но уже по делам науки.

— Вы ученый?

— Скорее учитель, — я не очень рвался посвящать случайных попутчиков в детали своей миссии, — преподаю древние и восточные языки.

Наш разговор прервал хрипловатый голос капитана, искаженный репродуктором.

— Спешу уведомить уважаемых пассажиров, что "Виллем Оранский" вошел в воздушное пространство Франции.

— Вот за что ценю цеппелины, — заметил Хеммет, выглядывая в иллюминатор, — никакой многочасовой мороки на каждой пересекаемой границе. При моей профессии это экономит просто кучу времени...

Мне послышалась в его словах какая-то недосказанность, но я не придал ей тогда никакого значения. Вместо этого я разглядывал медленно проплывавшие под серебристым брюхом цеппелина лесистые вершины Арденн и пребывал в совершенно расслабленном и философском расположении духа.

К Парижу мы подлетели только вечером, а поскольку таможня оказалась уже закрыта, то пришлось ждать до утра. К счастью "Виллем Оранский" предоставлял пассажирам достаточно комфорта.

Вернувшись в каюту, я застал полковника Левинского за подробным разбором какой-то из статей. Он что-то бормотал себе под нос и поминутно выписывал особо заинтересовавшие его моменты в блокнот. Увидев меня, он оторвался от конспектирования и поспешил поделиться впечатлениями.

— Вы просто не представляете какие неожиданные идеи выдвигает этот англичанин...

— Неужели? — меньше всего меня в этот момент интересовали идеи очередного гения-теоретика предлагавшего какие-нибудь "лучи смерти" или "ныряюще-летающие миноноски". Куда как больше я мечтал добраться до подушки. Но остзеец не сдавался.

— Что Вы думаете о панцервагенах, тех, которые Вы по какому-то странному недоумению назвали танками?

Я пытался не поддаваться на провокации и решительно направился к койке.

— А что о них думать, сундук на гусеницах...

— Ну а все же?

Я остановился на полпути к вожделенному отдыху, и пояснил:

— Все зависит от того с какой стороны фронта. Если с нашей, то чертовски полезная штука, а если с чужой, то такая заноза в...в этой самой... в общем, ничего хорошего.

— Нет, я не о том. Понимаете, все считают танки лишь средством преодоления полосы обороны, а ведь это совсем не так. Я и сам много об этом думал.

Стараясь не обидеть полковника, я по возможности симулировал глубокую заинтересованность в его танковых фантазиях, но бочком и аккуратно добрался таки до койки, и начал готовиться ко сну. А он тем временем развивал свою мысль дальше.

— А на самом деле танки это средство глубокого маневра. Только представьте себе эту картину: аэропланы обрушиваются на вражеские центры связи и управления, парализуя любые сообщения, пехота взламывает оборону, а колонны скоростных танков врываются в его тыл, действуя по заранее намеченным линиям наступления, эдаким "танкоулицам", рассекая его боевые порядки, парализуя волю к сопротивлению и сея панику. Я почти уверен, что таким образом можно делать по десять — двадцать миль в сутки, да что там, все пятьдесят!

Я оторвался от расстилания постели и с сочувствием посмотрел на увлеченного стратега. Его глаза пылали, на лице застыло восторженное выражение, казалось, он уже видел себя на головном панцервагене, врывающемся в глубокий тыл противника и захватывающем мосты и города... Но предложить ему принять успокоительное, было бы явно не вежливо. Бедняге положительно стоит обратиться к доктору. До войны в Вене я знавал несколько прекрасных специалистов... Ну да ладно.

— Нет, вы не понимаете, — продолжал развивать охватившую его идею Левинский, — в прошлой войне проблема была не в прорыве обороны, как всем кажется, а в том, что обороняющийся успевал построить новую быстрее, чем наступающий ее прорывал...

Тут я уже не выдержал.

— Поздно уже, давайте-ка лучше спать, полковник.

Конечно, это было не очень-то по-джентельменски так прозаично обрывать полет его фантазии, но он задел больную тему. Напрорывался я обороны в ту войну... до сих пор, ощутив запах прелого сена, вздрагиваю и начинаю судорожно хвататься за правую ягодицу, где по уставу должна была находиться сумка с противогазом... А уж что иногда по ночам снится, лучше и вовсе не вспоминать.

— Да, да конечно, извините, — спохватился полковник, — просто это давний спор с товарищами по оружию, вот я и увлекся.

— Да ничего, я тоже погорячился, — перспектива, наконец-то лечь спать, придала мне добродушия.

На следующее утро Эрык Левинский удалился навстречу своей судьбе, а на борт поднялось несколько новых пассажиров. Одного из них я узнал сразу — высокий худой шатен с моноклем в правом глазу и в безупречном темном костюме в тонкую полоску. Жиль Гастон дю Понт. В определенной степени мой коллега... И один из идейных врагов. Охватившее после великого кризиса Францию поветрие везде и всюду видеть римское влияние сказалось и в науке. Возможно, тут есть и что-то личное. Слишком уж упирали итальянцы на эту идею, когда разваливали Тройственную монархию. Нет, я не в восторге от того, что представляла собой Апеннино-Дунайская держава Виттельсбахов накануне своей гибели, но я все же там родился...

Но не буду морочить Вам голову всеми этими научными и политическими дискуссиями. Скажу кратко — наши с дю Понтом разногласия носили глубоко принципиальный характер и частенько сопровождались бурной полемикой в специальных изданиях... В общем, я не имел ни малейшего желания находиться в его компании.

Париж в то утро был восхитителен. Его не смогли испортить даже грандиозные небоскребы, массивными глыбами возвышавшиеся вокруг исторического центра. Пока цеппелин маневрировал над мировой культурной столицей, практически все пассажиры прильнули к иллюминаторам. И скажу вам честно, там было на что посмотреть...

Когда город окончательно скрылся на горизонте, все вернулись к обычным занятиям — разговорам обо всем и одновременно ни о чем конкретном. Мы с дю Понтом заняли стратегически выбранные места на противоположных концах кают-компании и демонстративно расположились спиной друг к другу. Но долго это продолжаться не могло. Жиль был слишком известен среди широкой публики и не прошло и получаса как вокруг него завязалась дискуссия о великой цивилизаторской роли римлян среди "диких северных варваров". Я пару раз порывался сделать несколько язвительных комментариев, но каждый раз сдерживался, отчего настроение у меня стало донельзя желчным.

— Эти французы стали такими скучными, — прервал мои размышления женский голос, это была вчерашняя актриса, Берта Хелена.

— Да что вы, по сравнению со шведами...

— Я не о том. Все эти рассуждения про национальную и расовую политику так утомляют...

— О, вы еще не слышали Муссолини, — я усмехнулся.

— Слышал, слышал, — к нам присоединился Хеммет Синклер.

— Ну, вот он то как раз потрясающе киногеничен, — заметила Берта.

— Что?

— Ну, идеален для кинематографа, харизматичен, прекрасно смотрится в кадре — пояснила девушка. Она произносила "кинематограф" вместо "синематографа", тогда это было признаком своего рода близости к этому занятию, неким профессиональным шиком.

— Я вижу, вы неплохо разбираетесь в режиссуре, — продолжал внедряться в наш разговор Хеммет.

— Вы мне льстите, — она смутилась, — честно говоря, я мечтаю снять собственный фильм, но пока мне еще многому надо научиться...

— Только держитесь подальше от политики, — заметил Синклер, — Вы даже не представляете, насколько это неджентльменское занятие. И от политиков тоже...

— Вы преувеличиваете, — она засмеялась, — они совершенно безобидны.

— Нет, нет, не обольщайтесь, — горячо возразил Хеммет.

— А вы что думаете о политиках? — девушка попыталась найти поддержку у меня.

Я несколько растерялся. Значительную часть того, что я думал о политиках, было решительно невозможно произнести при дамах.

— Ну... Среди них есть самые разные люди...

— Но крайне мало приличных, — улыбнулся Синклер.

— Вы на редкость язвительны, — она обиделась.

— Ну что вы, — он словно не заметил ее раздражения, — я просто само обаяние. Но надо же как-то компенсировать глубокомысленное молчание нашего ученого друга.

Ну да, я не всегда могу блеснуть красноречием, особенно в разговорах о политике... Но с другой стороны, Хеммет был уж слишком назойлив.

— А вы, часом, не коммунист? — теперь язвила уже Берта.

— Нет, но если честно, левые мне симпатичнее разнообразных фашистов, ничего не могу с собой поделать, — Синклер развел руками.

— Давайте лучше поговорим о чем-нибудь еще, — сдалась девушка, потом обратилась ко мне — Вы ведь остмаркец?

— Сложный вопрос, честно говоря, я и сам не знаю, кто я такой... Уроженец несуществующего государства, "профессиональный иностранец" как сказал обо мне один из коллег. В данный момент я числюсь гражданином Великого Герцогства Силезского... Но не будем о грустном, так вы говорили, что хотели снять собственный фильм?

За разговорами день прошел быстро. А поскольку нового попутчика вместо польского танкофила в каюте у меня не оказалось, то я смог перед сном детально порыться во взятых с собой бумагах и как следует заняться подготовкой к предстоящей в Египте миссии.

Манускрипты меня волновали умеренно. Крайне маловероятно, что удастся найти что-то действительно оригинальное. Скорее всего, еще некоторое количество стандартных античных текстов, вряд ли это будет полное собрание всех сорока книг Полибия или еще что-то столь же ценное. А вот фото статуэтки это другое дело. По сути, самая интересная задача в моей карьере.

Ту обсидиановую фигурку я нашел совершенно случайно и в совершенно немыслимом месте. В самом конце войны, когда боевые действия окончательно приобрели хаотический характер, и нормальная (если к войне вообще применимо это слово) война между государствами определенно стала перерастать в гражданскую, мой батальон занесло в Анатолию. Турки, столетиями наши исконные враги, как-то незаметно оказались вдруг союзниками, и несколько месяцев мы дрались плечом к плечу с ними. Один из турецких аскеров и передал мне эту статуэтку перед смертью. Насколько я смог понять из его сбивчивых объяснений, он просто обязан был вручить эту вещь "знающему и сведущему человеку", а поскольку вокруг никого кроме меня не оказалось... в общем, вот таким, приличествующим скорее приключенческому роману образом, я и стал обладателем того, что поначалу посчитал обычной безделушкой.

Уже потом, я обнаружил, что ничего подобного ни в одном музее нет, причем вещь явно была достаточно древней, и мало походила на современную подделку. Да и подделку чего? Где оригинал?

Еще больше меня заинтересовали надписи. Вокруг основания статуэтки тянулась цепь орнаментальных значков, вполне похожих на письменность, но опять же начисто лишенную каких-либо аналогий. На нижней же стороне было грубо нацарапано несколько слов греческими буквами.

Одно из них — Стимфалополис — было похоже на название города. Мне стоило нескольких лет разысканий выяснить, что это название носил один из небольших гарнизонов в Верхнем Египте эпохи Птолемеев. Остальная часть надписи сохранилась очень плохо, и читались лишь отдельные слова "намант... дусиос... брива", скорее всего, были галльскими, а не греческими "враг... демон... мост". Понять, что именно соединяло заштатный египетский гарнизон с Галлией, мне пока не удавалось. Равно как и то, откуда вообще взялась эта фигурка, и с какой древней культурой она могла быть связана.

Вернувшись, я показал вещь Карлу, и его она заинтересовала еще больше. В отличие от меня, человека довольно ленивого и не слишком любопытного, профессор был настоящим ученым с мертвой хваткой. Несколько лет он посвятил собственным изысканиям, но даже они не привели ни к какому осмысленному результату. Много раз Карл сокрушался, что был бы он лет на двадцать моложе и не случись гражданской войны на Ближнем Востоке, он лично бы отправился в Турцию разбираться в происхождении статуэтки... Не удивительно, что обнаружение парной вещи нас так взволновало.

Тут меня отвлек от размышлений некий звук. Не то скрип, не то скрежет, как будто отвинчивали ржавый болт. Я выглянул из каюты. Снаружи было пустынно и тихо. Звук смолк. Я притворил дверь и продолжил разбирать бумаги. С той стороны отчетливо прозвучали удалявшиеся шаги. Моя каюта располагалась в самом конце прохода, и могу поклясться — только что в коридоре никого не было. Для того чтобы пройти мимо моей двери обладателю шагов нужно было сперва материализоваться из воздуха. Я отложил бумаги, прихватил на всякий случай увесистое пресс-папье, лежавшее в ящике стола, и выглянул в коридор. Не успел. Дверь в кают-компанию, расположенная в дальнем конце прохода, закрылась, так и не дав мне разглядеть неизвестного.

Я еще раз оглядел проход между дверями кают и внешней стеной гондолы. Он определенно был пуст. Даже поднял глаза к потолку и вот тут-то и заметил нечто странное. Приглядевшись, я понял, что одна из панелей обшивки пригнана неплотно. Естественно я ее ощупал и немедленно обнаружил, что она вообще не закреплена.

Хоть я и несколько располнел за прошедшие годы, но кое-что из старых навыков сохранил, и менее чем через полминуты был уже наверху.

Как раз над гондолой располагалась несущая конструкция, собранная из ажурных балок и перемычек, внутри которой я и оказался. С боков нее шли две служебные галереи, снабженные небольшими иллюминаторами, через которые внутрь проникал хоть какой-то свет. Над головой тянулись через все многосотметровое чрево цеппелина пучки каких-то труб. Пахло бензином и солидолом.

Я огляделся. Вокруг располагалось нагромождение планок, реек, лееров, кабелей и еще каких-то деталей. Ничего странного или подозрительного... Откуда взялся человек в пустом коридоре, мне стало более или менее понятно, но что он здесь делал? Я спустился и прошел в кают-компанию. Как я и предполагал, она была пуста. Неизвестный не стал тут задерживаться и растворился где-то в недрах служебных и технических помещений расположенных дальше к носу гондолы.

Так ничего толком и не выяснив, я вернулся в каюту, и для надежности запер входную дверь. Мало ли что. Какие бы темные игры не велись на цеппелине, ко мне это не относилось, а заняться и так было чем. Я вернулся к изучению того, что нам было известно о найденной мной статуэтке.

Как я уже говорил, единственной зацепкой относительно таинственной фигурки было название городка Стимфалополис. Вполне логично, что мы с Карлом попытались собрать всю информацию о нем. Увы, ее оказалось на редкость мало. Впервые город упоминался в связи с войной императора Аврелиана против царицы Зенобии в 273 году. Тогда эта честолюбивая супруга Пальмирского царя Одената попыталась выкроить себе собственное государство из римских и персидских владений. Однако военная удача сопутствовала римлянам. Армия Зенобии была разбита, а сама царица попыталась спасти бегством в Персию, но была захвачена римской кавалерией, и несколько лет спустя проведена торжествующим победителем по Риму закованная в золотые цепи.

Что же до Стимфалополиса, то в большинстве источников про него вообще не было написано ни слова. Но пару лет назад мы с Карлом смогли на пару недель получить доступ к хранилищам Венской коллекции древних манускриптов. Туда в свое время вывозили все, что наши бравые солдаты, скажем так... обнаруживали в ближневосточных колониях в ходе их присоединения к Тройственной монархии. Война и последовавший развал империи привели хранилище в полное запустение, и множество находок по сей день пылятся в хранилищах, ожидая изучения и публикации. Среди них нам с профессором и удалось обнаружить средневековый список знаменитой "Истории Августов" содержавший не дошедшие в других вариантах рукописи фрагменты.

И посланные царицей наемники должны были вывезти часть золота, пурпурных тканей и иных ценностей из Египта, и доставить их в Пальмиру. Но предупрежденный Аврелиан направил в Египет верных людей с достаточным количеством воинов. И когда поставленный Зиновией над наемниками предводителем некий Акроком узнал об этом, то бежал со всеми своими людьми на юг, в Стимфалополис, где был настигнут и ...

К сожалению, как раз на этом месте найденная рукопись обрывалась, и подробности тех событий так и остались неизвестны.

Вообще интересно было само имя города. Его египетское название источники не упоминали. Греческое же было дано в честь тех самых стимфалийских птиц. Все мы в школе читали и разбирали мифы античности. Среди них и третий подвиг Геракла по истреблению этих весьма агрессивных пернатых, нападавших на жителей аркадского города Стимфала и его окрестностей. Обычно считается, что герой перебил всех хищниц. Однако многие авторы полагали, что он лишь прогнал их, подняв жуткий шум с помощью сделанных лично богом Гефестом медных тимпанов. О том, куда именно делись птицы, до смерти напуганные исполнением Гераклом этой музыкальной партии, мнения античных авторов разделились. Географ Павсаний размещал их в Аравии. Писандр предполагал, что они улетели на Черное море, где в дальнейшем доставили ряд неприятностей искавшим там Золотое Руно аргонавтам.

Так вот, судя по найденным Карлом в архивах Мюнхенского музея отрывкам, в Стимфалополисе они тоже как-то отметились. По крайней мере, в найденном им списке одного из античных географических сочинений говорилось:

А в двух днях пути к западу от Нила находится крепость Стимфалополис, названная так в честь птиц, изгнанных Гераклом из окрестностей Стимфала в Аркадии. Впрочем, некоторые говорят, что местные птицы не имеют никакого отношения к тем, а название крепости дали аркадяне, призванные туда наемниками при Птолемее Филопаторе и пораженные величиной и силой орлов, обитавших в одном из соседних оазисов. Мы же не беремся делать никаких утверждений, предлагая читателю и то объяснение и другое

Позднее в Стимфалополисе располагался какой-то коптский монастырь. Все в тех же подвалах Венского хранилища манускриптов нам удалось раскопать несколько записей о поставках из Стимфалопольского монастыря св. Христофора в Александрию сушеных фиников и иных фруктов.

Понятно, что на фоне всего этого нахождение еще одной статуэтки именно в Египте означало, что этот городок заслуживал куда более пристального внимания, чем нам казалось ранее.

Следующее утро явно не заладилось. Сначала я благополучно проспал посадку в Риме, упустив прекрасную возможность осмотреть Вечный Город с высоты птичьего полета. Затем меня вздумали навестить призраки прошлого. Направляясь после завтрака в кают-компанию, я наткнулся на одного из матросов. Банальная вещь, но его лицо поразительно напомнило мне Адриано — одного из типов, с которыми я имел дело сразу после войны. То было своеобразное время, когда зарабатывать себе на пропитание приходилось самыми причудливыми способами. Тяжелое, но со своеобразным шармом. Мрачным и бесшабашным. Когда-нибудь я о нем вам тоже расскажу.

Сходство с Адриано у матроса было поразительное. Я бы однозначно счел, что это он и есть, если бы не твердая уверенность, что чем-чем, а честным и тем более физическим трудом тот заниматься станет разве что под дулом пистолета. Тем более что последнее, что мне было о нем известно — вполне ожидаемый и закономерный итог его похождений: пожизненная французская каторга в Новой Зеландии.

Не успел я переварить эту странную встречу, как буквально налетел у дверей в кают-компанию на Жиля дю Понта. Тот не замедлил ехидно поинтересоваться, написанием какой очередной фантасмагорической статьи я так поглощен, что не замечаю окружающих. Я, в свою очередь, тут же указал достопочтенному ученому мужу, что его собственные творения не претендуют даже на фантасмагоричность, будучи читаемы только его немногочисленными сторонниками и поклонниками...

Дю Понт надулся, выпятил грудь, украшенную позолоченным значком изображавшим римского орла восседавшего на ликторском пучке, и произнес:

— Ваше варваролюбие может быть объяснено исключительно элементарным непониманием самих основ исторического процесса. Вы отрицаете сам прогресс...

— Ничего подобного, я никогда не принижал роль римской цивилизации в истории, но я утверждаю, что и другие европейские народы...

— Они лишь подорвали изнутри римскую державу, если бы не разлагающее влияние греческих извращенцев...

— Ага, вот и любимая тема...

— ... и удар в спину со стороны германских дикарей, предавших своих римских учителей...

— Не забывайте про галлов...

— ... в решающий момент битвы с декадентским Востоком...

— Ну, полноте. вы опять начинаете свою ахинею про несостоявшийся триумф романской расы.

— А вы мечтаете о торжестве грязных дикарей во всем мире! Они лишь жалкая и искаженная тень действительно великого народа!

— Они заслуживают своего места в истории. Кто подхватил выпавший из римских рук огонь Прометея? А ваша версия о кельтах как об искаженных германцами италиках так и вовсе смехотворна!

— Полагаю, вы бы с радостью приветствовали победу гуннов или торжество магометан в Европе!

— Я этого не говорил!

— Но вы это подразумевали!!

— Не приписывайте мне ваши фантазии. Не я утверждал, что варварство — естественное состояние человечества...

— А ведь именно северные дикари и восточные плутократы не позволили флотам римских пентероконтер достичь Америки и положить начало...

— Конечно, эти бедняги всего лишь не стремились быть галерными рабами на этих флотах...

— ... и добравшись до недр Азии в зародыше задушить деспотизм татарских орд... Развитие всей мировой цивилизации было задержано на тысячелетия!!! И теперь вы и вам подобные снова пытаетесь остановить железную поступь новых легионов, ведущих мир в светлое будущее...

— Полагаю, именно это светлое будущее мы сейчас наблюдаем в Испании!

— Вы что-то имеете против действий Каудильо по искоренению коммунистической заразы?

— Я что-то имею против его методов!

— Болезнь должна быть выжжена каленым железом! Пусть даже при этом пострадают невинные.

— Так Вы все-таки поборник тирании? Где же Ваша хваленая римская демократия?

— А вы самый настоящий либерал-анархист, если не того хуже!

— Да чтоб я когда-нибудь...

— Ах ты заальпийский...

Тут нас растащили и спор прервался... Я не отношусь к сторонникам крайнего "варваризма", но и обратная позиция мне совершенно не близка. Особенно когда она порождает такие фантасмагории, как попытки доказать древнеримские плавания в Мексику или представить цивилизацию ацтеков неуклюжей попыткой индейцев подражать римским "цивилизаторам".

На следующее утро я был разбужен странными маневрами цеппелина, буквально вытряхнувшими меня из койки. Мысленно призвав все возможные кары на голову неумелого штурмана, я кое-как умылся, оделся и выбрался в кают-компанию.

— Что происходит?

— Не пойму, погода ясная, а цеппелин мотает как в шторм...

— Смотрите, мы снижаемся!

Я выглянул в иллюминатор — аэростат действительно заметно терял высоту, ярко-синяя гладь Средиземного моря угрожающе приближалась. Кажется, где-то тут должны были храниться пробковые жилеты...

Репродуктор ожил, сообщив нам голосом капитана:

— Все в порядке, господа. Небольшие технические затруднения вынуждают нас немного изменить курс и несколько снизится. В ближайшее время все будет исправлено.

Словно в подтверждение, где-то над головой раздался треск и несколько хлопков. Особо впечатлительные дамы начали падать в обморок. Репродуктор тем временем не сдавался и продолжал нас обнадеживать:

— Все под контролем, аварийная команда уже заканчивает починку...

Наверху что-то отчетливо кракнуло и заскрежетало.

— Это крушение! Мы все умрем!!! — один из молодых пассажиров в панике заметался по кают-компании.

Дю Понт, ни на йоту не изменившись в лице, поймал молодого человека за лацканы и слегка встряхнул, лишь после этого произнеся ряд вполне приличествующих ситуации выражений. Часть из них, я к своему стыду, раньше даже не знал, хотя и полагал свои познания в области французской лексики достаточно обширными... Паникер съежился и затих.

Я почему-то подумал, что сколько бы Жиль не пытался подчеркнуть свое романское происхождение, достаточно взъерошить ему шевелюру и наклеить усы, и он вполне сможет позировать художнику изображающему Верцингеторикса под Алезией...

Оставив юношу в покое, дю Понт взял на себя роль лидера.

— Всем сохранять спокойствие! Раздайте спасательные жилеты. Женщинам в первую очередь! Господа, будьте джентльменами. Эй, вы!! Да, я вам говорю! Куда вы побежали с этим жилетом, я же сказал в первую очередь женщинам... Немедленно уберите револьвер, я вам говорю!

У него определенно был организаторский талант.

Репродуктор продолжал жить своей собственной жизнью.

— Починка уже завершается, господа, и как только мы сможем запустить этот чертов двигатель... Клаас, заткни газопровод, болван, еще чуть-чуть и мы намочим брюхо... все в порядке господа... выравнивай, выравнивай... как я смогу посадить эту тушу с таким тангажом!!

Человек, к которому обращался дю Понт, не только не убрал револьвер, но стал совершать им движения, вызвавшие у меня серьезные опасения за безопасность себя и окружающих. Пришлось вмешаться. Не ожидавший нападения сзади, тот достаточно быстро присмирел и расстался с оружием.

— Как сядем, верну, — пообещал я ему, убирая "Смит-Вессон" в карман брюк.

Дю Понт смерил меня взглядом и вполне искренне сказал:

— Спасибо, коллега, вы мне очень помогли...

Сверху еще что-то хлопнуло и лязгнуло, но цеппелин выровнялся, и, насколько я смог разглядеть через иллюминатор, перестал так резко снижаться. На горизонте я заметил белую линию берега.

— Господа, похоже, нам придется совершить вынужденную посадку. Вам решительно не о чем волноваться господа. Все под контролем... — сообщил нам репродуктор.

Как ни удивительно, но в ходе аварийной посадки никто не только не погиб, но даже серьезно не пострадал. Капитан цеппелина не зря ел свой хлеб. Моя благодарность этому простому тевтонскому воздухоплавателю безмерна.

В общем пару часов спустя мы сидели на шикарном песчаном пляже и наслаждались возможностью видеть Солнце, море, дышать и говорить... Впрочем, последнее для некоторых было все же лишним. Обезоруженный мной пассажир, не успев придти в себя, тут же начал на меня жаловаться.

— Вы все видели. Этот негодяй меня покалечил, буквально изуродовал! Только посмотрите на мое лицо!!!

Я внимательно осмотрел его физиономию. Нет, отбирая у него револьвер, я меньше всего думал о минимизации телесных повреждений, но следует честно признать, этот тип невероятно легко отделался. Все полностью заживет уже через пару-тройку недель...

— Вы просто не представляете себе, каких проблем удалось избежать, — неожиданно поддержал меня дю Понт, — а что если бы от ваших забав с огнестрельным оружием загорелся бы газ в баллонах? Ваш попорченный портрет не такая уж большая цена за жизни остальных пассажиров!

Однако. Оказывается наш романофил-профессор умеет изъясняться не только в сугубо научном стиле... Интересно, где это он набрался таких выражений?

Пристыженный возмутитель спокойствия несколько притих, пробормотав себе под нос что-то про суд и адвокатов... Однако револьвер потребовал вернуть.

И я совершенно честно выполнил свое обещание. Ведь про патроны речи же не шло, правда?

Корпус цеппелина, похожий на выброшенного на берег кита, нарушал своей серебристой тушей идеально ровную линию прибоя. Внутри него что-то ритмично поскрипывало под мерными ударами волн, настраивая на философский лад. Только тут я понял, что меня так смутило во время аварии. Там не было Хеммета. А при том, что я успел о нем узнать, с его деятельным характером он явно должен был быть в самом центре событий. Но я точно помню, что с момента как проснулся, его невысокая коренастая фигура ни разу не попалась мне на глаза. Действительно странно... Если бы он утонул при крушении, то во время суеты и паники в кают-компании он должен был присутствовать? Не проспал же он все это?

Еще он мог сойти в Риме. Но ведь он прямо сказал, что летит в Александрию? Странно, очень странно. Я стал прокручивать в памяти наш последний разговор...

... Но не будем о грустном, так вы говорили, что хотели снять собственный фильм?

— Да, — кивнула головой Берта Хелена, — про Альпы...

— А почему именно про Альпы, — перед моим мысленным взором отчего-то сразу предстало широкое лицо нашего ротного старшины, окаймленное густыми рыжими бакенбардами и зелеными петлицами с шитым серебряной нитью эдельвейсом. Я с трудом поборол искушение замотать головой, отгоняя назойливое видение...

— Они волшебны, вы бывали в Альпах?

— О, да...

— Они ведь волшебны? Суровая красота, полная древних тайн...

— В какой-то степени, это так, — я не стал спорить, хотя и был абсолютно прагматичным человеком, не склонным верить в древние тайны пока не удастся лично потрогать их руками.

— Все это так романтично, и так хрупко перед натиском банальной реальности... я обязательно сниму об этом кинокартину.

— Альпы красивы, — заметил Хеммет, — но меня в последнее время все больше влечет тропическая Африка. В ней есть что-то древнее, первобытное. Думаю, если бы кто-то всерьез взялся снимать там, это было сенсацией...

— Ах, да, вы же охотник, — воскликнула Берта, — а какого охотника не влечет Африка?

— Индия тоже ничего, — вмешался я.

— Ни малейшего сходства, — горячо возразил Синклер, — Индия полна следов цивилизаций, бывших древними уже тогда, когда Эней еще только приплыл в Италию... Ее джунгли хранят множество тайн и секретов. Но это тайны человеческого рода. Африка же потрясающа именно своей первобытностью и незамутненной дикостью, почти не тронутой человеком. Должно быть, доледниковая Европа была подобна ей со своими стадами мамонтов и мастодонтов...

— Вы преувеличиваете, еще карфагеняне и египтяне бывали в Африке...

— Это всего лишь путешественники. Подобные современным белым европейцам... В основе своей же Африка остается такой же, как была на заре человеческого рода. Я не удивлюсь, встретив в индийских джунглях заброшенный город, но в Африке мы никогда ничего подобного не увидим. Она чиста от воздействия цивилизации и лишь слегка затронута первобытным варварством.

— Вы мизантроп? — удивилась Берта, — в ваших словах чувствуется какая-то неприязнь к цивилизации.

— Да нет, пожалуй, — задумался Хеммет, — не сказал бы. Хотя перед отъездом из Испании я видел многое, что способно посеять у любого думающего человека, достаточные сомнения в благотворном воздействии цивилизации. Под воздействием обстоятельств ее налет легко тает, обнажая средневековую дикость, и даже еще того хуже...

— Вы преувеличиваете, Хеммет, каудильо и его фалангисты лишь подавляют коммунистический мятеж. Они отвечают жестокостью на жестокость.

— Поверьте, дорогая Берта, вы даже не представляете, что там происходит на самом деле... Вы читали мои репортажи?

— Немного.

— Если хотите, я готов показать вам мои испанские очерки. Думаю со временем их опубликовать.

— Очень интересно...

— Лени, иди сюда, нам нужно подготовить наше послезавтрашнее выступление в Венеции — прервала разговор Мария.

Берта Хелена извинилась и направилась в каюту.

Хеммет Синклер проводил ее задумчивым взглядом.

— Потрясающая девушка, положительно наше знакомство нуждается в продолжении...

Вот и все, что я смог вспомнить. Так что же могло случиться? Хеммет наплевал на редакционное поручение и решил продолжить знакомство с тевтонской актрисой? Или дело глубже? Все эти намеки на продажных политиков, левые симпатии и упреки испанским фалангистам. Может под этим что-то и есть.

Надо заметить, что бульварная пресса тех лет была полна рассуждений о шпионах, террористах и анархистах. А в естественную поломку нового цеппелина на ровном месте верилось с некоторым трудом. По крайней мере мне так казалось. Хотя с другой стороны мои технические познания всегда оставляли желать лучшего, по натуре я вполне соответствую образу классического джентльмена — ничего не понимаю в механизмах и явно предпочитаю умственные занятия физическим... Жалко только, что силою обстоятельств мне постоянно достаются вторые.

От этих размышлений меня оторвал треск мотора. Из недр североафриканской пустыни выплыл небольшой открытый грузовичок светло-бежевого цвета. До нас добралась помощь.

Все пассажиры собрались вокруг новоприбывших. Это оказались двое насквозь пропыленных и провяленных сахарским солнцем унтер-офицера французского иностранного легиона. Хотя Египет и стал после войны итальянским владением, французы и британцы не преминули разместить там свои армейские базы "для обеспечения порядка и безопасности мирного населения". Именно одна из таких баз и оказалась единственным очагом цивилизации вблизи места нашей вынужденной посадки.

После недолгой беседы военные забрали с собой помощника капитана цеппелина (сам капитан остался рядом с остатками судна и пассажирами) и дю Понта, как единодушно выбранного лидера, и отправились на переговоры с командованием базы. Мы же остались ждать остальных грузовиков, которые, по словам легионеров, "были уже в пути".

В пути они были долго. Потом нас грузили, попутно разбираясь с перемешанным багажом. В итоге, когда нас, наконец, довезли до военной базы, я отчетливо представлял себе, что должен чувствовать изюм по завершению сушки... Если вам скажут, что в Ливийской пустыне жарко, не верьте. Там страшно, безумно, дико жарко...

Глава 2

База затерялась между дюнами, и представляла собой обнесенный забором плац, несколько бараков и пару финиковых пальм. Над всем этим разносился звук патефона. Кажется что-то из последних венских шлягеров.

Дю Понт ходил взад-вперед по краю плаца, и судя по выражению лица был крайне недоволен. Увидев капитана, он тотчас же разразился возмущенной тирадой:

— Эти легионеры не имеют никакого уважения к французскому народу!!! У них, видите ли, нет свободного транспорта! Придется ждать, пока из Александрии пришлют автобусы. Я опаздываю в Каир... Проклятье. Каждый час на счету, ведь эти мошенники могут в любой момент продать..., тут он заметил меня и резко сменил тему, — они прозвали здешнего коменданта "лисом", очень подходит к этому двуличному типу. Он определенно недолюбливает французов. Германский дикарь.

Выговорившись, дю Понт отвернулся и стал разглядывать длинную тень, отбрасываемую вечерним солнцем от его фигуры.

"Хм, сдается мне,что мы едем в одно и то же место, и с одной и той же целью" — подумал я, но вслух сказал:

— А что это Вас понесло в Каир? Ищете следы Цезаря и Клеопатры?

— Не Вашего ума дело.

— Нет, ну все же, вы же не египтолог?

— Я решительно не обязан отчитываться перед каждым шарлатаном в том, что еду на личную встречу с хранителем каирского музея. Надеюсь, вы удовлетворены, — он демонстративно отвернулся.

— Вполне, месье дю Понт, — еще бы, я то прекрасно знал, что пост хранителя каирского музея уже второй месяц как остается вакантным...

Раздумывая над вновь открывшимися обстоятельствами, я брел по плацу. В вечернем воздухе далеко разносилась песенка про Петера, что хитер как лис в своей норе:

Jaja, der Peter der ist schlau,

schlau wie der Fuchs in seinem Bau

Лис, значит...

Я остановился возле одного из танков. Это была довольно компактная, "колониальная", машина, выкрашенная все в тот же светло-бежевый цвет. Здоровенный детина, вполголоса подпевая, ковырялся в двигателе.

— Извините, милейший, где я могу видеть коменданта?

Танкист оторвался от механизмов, обтер руки ветошью и с подозрением посмотрел на меня.

— Прямо и потом направо. А тебе зачем?

— Хочу поблагодарить за наше спасение...

Перед бараком, надпись на котором утверждала, что это "штаб и командование", располагался небольшой парусиновый навес. Под навесом находились стол, тумбочка, патефон и пишущая машинка. За столом сидел невысокий сухощавый человек в мятом офицерском кепи и что-то писал.

— Господин комендант?

— Я уже сказал, автобусы будут завтра, и если еще хоть один из пассажиров этого проклятого цеппелина вздумает...

— Герр лейтенант?!

— Взводный?!

— Тебя же накрыло бомбой под Яссами!

— Нет, это тебя накрыло...

— Эрвин, в смысле, лейтенант, или кто ты тут теперь... как я рад тебя видеть!

— Капитан-комендант... а ты, вижу, совсем штатский стал?

— Абсолютно и окончательно...

В вечернем воздухе все еще звучал венский шлягер про Петера, при полном параде выходящего на вечерний променад:

frisch rasiert und gut gekдmmt,

schicker Anzug, weiЯes Hemd,

rote Nelke am Jackett,

fein von A bis Z.

Моя фамильярность по отношению к бывшему командиру была простительна. Штурмовой батальон — не совсем то место, где авторитет командира поддерживается нарочитым отдалением от подчиненных. Хотя, конечно, на фронте за подобное мне бы досталось... Но теперь все не так.

В общем, не буду надоедать личными воспоминаниями. Достаточно быстро мы перешли к делу.

— Мне определенно хотелось бы добраться до Александрии раньше, чем французскому профессору. Ничего принципиального, просто небольшое личное соперничество...

Тут я немного слукавил. В последнее время итальянские и французские научные круги взяли неприятную привычку, всячески выпячивая роль Рима в античной истории, умалчивать о том, что эту роль, скажем так, недостаточно сильно подтверждало... В свете этого, мне очень не хотелось, чтобы ценные манускрипты и прочие древности попали бы в руки дю Понта раньше, чем в мои. Кроме того, учитывая его вхожесть в окружение первого консула Франции, мои шансы в дальнейшем получить доступ к запасникам Парижского музея и вовсе оказывались крайне низкими. И окажись интересующая меня статуэтка там, вся наша с Карлом затея бы оказалась совершенно напрасной.

— В принципе, я отправляю одного из офицеров в штаб, — задумчиво пробормотал Эрвин, — и хотя присутствие штатского... но в порядке личной услуги... тем более, ты не совсем уж штафирка, — он усмехнулся.

Четверть часа спустя я уже стоял рядом со штабным бронеавтомобилем в ожидании упомянутого офицера, завершавшего оформление каких-то бумаг. От нечего делать я разглядывал стоявший в освещенном ангаре танк. Он довольно мало походил как на привычные мне по фронтовым воспоминаниям вагонообразные монстры, так и на украшавшие обложки журналов вроде "Популярной механики для молодежи" сухопутные броненосцы и подвижные крепости. Довольно небольшой, с причудливо многогранным корпусом, усыпанным стройными рядами заклепок разного размера, всего одной башней, из которой вилкой торчали в разные стороны вороненые стволы малокалиберной пушки и тяжелого пулемета...

— Вот достались на мою шею, — проворчал Эрвин, — ты же знаешь, я не танкист, я штурмовик. Мой стиль — быстрый прорыв и занятие обороны, движение вперед, не глядя на тыл и фланги. Танковая же медлительность и их неторопливое продавливание окопов... Нет, я положительно не знаю, что мне делать с этими железками.

Он вздохнул.

— Не скажи, — я вспомнил монолог вдохновенного танкофила Левинского, — один мой попутчик, польский полковник, как раз предлагал использовать танки для быстрого прорыва.

— Танки? Для быстрого прорыва? Но как?! — он удивленно посмотрел на меня.

Я по мере сил постарался пересказать ему все, что запомнил из пламенных речей полковника.

— Хм, — задумался, Эрвин, — с этой точки зрения я бронированные части не рассматривал. В отличие от бронеавтомобилей у танков достаточно проходимости для... Однако в этом определенно что-то есть...

Он снял фуражку, протер лоб платком, и внезапно обратился к механику, колдовавшему около машины.

— Зепп, как быстро может ехать эта бронированная обувная коробка?

— По инструкции 15 километров в час, герр майор, это кавалерийская модель. Но скажу Вам честно, при хорошем уходе да по здешним равнинам можно выжать все 20, а то и побольше. Главное чтобы фильтры не забивались и в дюны не заехать.

— Определенно в фантазиях этого поляка, что-то есть... если бросить их в рейд вместо кавалерии... нет, это явно надо будет попробовать...

Я уже начал было раскаиваться в своих словах, но тут появился отправлявшийся в штаб лейтенант со свежезаклеенным пакетом.

— Отлично, — оторвался от нездоровых фантазий капитан-комендант, — Оливье, я препоручаю моего товарища по оружию Вашим заботам, доставьте его в Александрию в целости и сохранности и как можно скорее.

— Так точно, мой командир, — лейтенант взял под козырек и бросил на меня оценивающий взгляд.

Не скажу, что бронеавтомобиль "Панар-Левассор" это очень комфортабельный транспорт. Довольно быстро у меня затекла спина, откуда-то постоянно сквозило, а уж дорожная пыль...

В дополнение ко всему лейтенант оказался на редкость неразговорчив, а водитель и сопровождавший нас аджюдан в присутствии начальства предпочитали помалкивать .

Лишь когда через пару часов мы сделали остановку в каком-то оазисе, заменить воду в радиаторе и немного перевести дух, я, воспользовавшись временным отсутствием лейтенанта, смог дать голосовым связкам небольшую практику.

— Аджюдан, Ваш командир всегда такой молчаливый?

— Можете звать меня по имени, Жослен Лярош, — представился тот, — раз вы друг нашего командира, то, думаю, вам можно доверять... Да, лейтенант у нас такой. Поговаривают, что он настоящий граф.

— Неужели? Что французский аристократ забыл в иностранном легионе?

Лярош пожал плечами.

— Мало ли что... Здесь не принято интересоваться прошлым.

— Ясно, — я решил не углубляться в обстоятельства, приведшие моих спутников в африканскую пустыню, — смотрю, ваш капитан-комендант пользуется большим авторитетом.

— О, да, — с чисто испанской темпераментностью вмешался в разговор водитель, — он лучший командир в легионе, правду говорю. Настоящий zorro del desierto — пустынный лис.

Испанец добродушно улыбнулся. Я уже хотел спросить, откуда Эрвин получил это прозвище, но тут появился лейтенант, и мои собеседники как по команде замолчали...

Когда мы достигли Александрии, уже светало. Бронеавтомобиль мчался по пустынным улочкам города, заволакивая их густой пеленой желто-бурой пыли. После нескольких замысловатых маневров, он замер на небольшой площади. Над воротами в одном из заборов гордо развевался французский триколор.

Напоследок я не удержался от колкости.

— Лейтенант, Вы просто кошмар для вражеских шпионов, за всю дорогу вам удалось не сказать ни слова...

— Молчание — золото, — флегматично пожал он плечами, потом внимательно взглянул на меня и добавил, — надо заметить для отставного унтер-офицера Тройственной монархии вы отменно говорите по-французски...

— Языки — мой хлеб, моя профессия...

— Вы переводчик?

— Нет, древние языки... Я доцент кафедры языковедения.

В глазах лейтенанта впервые за все время вспыхнул интерес.

— Вот как? Не ожидал. Право сказать, человека ученых занятий в здешних краях повстречать весьма затруднительно.

— Ну, в вашем распоряжении остается целый профессор — Жиль дю Понт. Более чем правильный и соответствующий текущей политической линии муж вполне ученых занятий.

Губы лейтенанта едва заметно скривились...

— Политика и правильность не лучшие спутники ученым занятиям.

— А вы, не лишены некоторого вольнодумства, лейтенант.

— Просто я могу себе позволить говорить то, что думаю...

— Теперь понятно, отчего вы так молчаливы... Что ж, цените эту возможность. В наше время это изрядная редкость.

— Было приятно познакомиться, — козырнул он.

— Взаимно, может быть еще как-нибудь встретимся, — в знак прощания я слегка приподнял шляпу, щедро осыпав свой костюм скопившейся на ней за время поездки пылью.

Теперь мне предстояло как можно быстрее найти старых египетских знакомых Карла и приступить к реализации нашего плана. В соответствии с инструкциями профессора я направился в портовую часть города. С набережной открывался прекрасный вид на Средиземное море. Надо заметить, что как раз в это время случилась очередная демонстрация союзных флагов, отчего Александрийский рейд был буквально забит итальянскими, французскими и британскими кораблями. Каждый из флотов стремился продемонстрировать свое безусловное превосходство над соперниками. Я всю жизнь считал себя человеком достаточно далеким от мореплавания, и рассматривавшим океан исключительно как место проведения отпускного досуга, но в ту эпоху, когда величие государства прямо измерялось количеством и размером линкоров, даже такая сухопутная крыса как я не могла не иметь хотя бы общего представления об этой овеществленной военно-политической мощи. Нет, опознать этих бронированных монстров по силуэту я естественно не мог, в конце концов, я же не военный моряк. Но названия посетивших тогда Александрийский порт левиафанов я из газетных заголовков извлек.

Королевский флот Британии представляли линкоры "Генри IV", "Канут Великий", "Эдуард Исповедник", линейные крейсера "Джеймс Кук" и "сэр Генри Морган", а также с полдюжины менее внуштельных кораблей. Республиканский флот Франции делегировал на встречу "Шарлеманя", "Маршала Моро" и "Дантона" не считая крейсеров. Хозяева, итальянцы, пригнали в Александрию "Джулио Чезаре" (бывшего "Императора Фердинанда Великого"), "Шипьоне ль'Африкано" (бывшую "Императрицу Софию Луизу") и два последних слова итальянского военного кораблестроения — линкоры "Лючио Корнелио Силла" и "Гайо Марьо".

Вся эта армада практически целиком закрывала горизонт и решительно лишала утреннюю гавань какого-либо романтического шарма. Впрочем, долго любоваться всем этим мне возможности не представилось, я свернул в отмеченный профессором на схеме переулок и постучал. Мрачного вида привратник долго рассматривал меня через окованную металлом бойницу в центре двери и лишь затем молча взял рекомендательное письмо и скрылся в недрах сада. Подождав минут пять, я уже начал было нервничать и оглядываться в поисках ломика или чего-то иного, что можно было бы использовать для принудительного вскрытия этого дубового шедевра домашней фортификации. Но тут дверь открылась, и я был весьма почтительно приглашен внутрь.

Омар, старый контрагент профессора, был весьма рад встрече:

— Друг Кара бин Немсави, мой друг, — довольно напыщенно приветствовал он меня.

Мое лицо видимо выразило некоторое недоумение.

— Так мы обычно называли профессора в старые добрые времена, — торговец древностями и антиквариатом довольно бегло изъяснялся по-итальянски, — впрочем, за глаза его чаще звали "лицо со шрамом".

Последнее как раз очевидно, молодость Карла была весьма бурной, и во многом оставалась покрыта для меня тайной. В том числе в части происхождения нескольких рубцов, пересекавших его лицо. Одни видели в них следы университетских дуэлей, другие — последствие странствий по довоенному Востоку. Сам профессор упорно отмалчивался и лишь хитро улыбался в ответ на вопросы молодых друзей и знакомых.

— Он написал мне, что вам понадобится мое содействие в некоем деликатном деле, — продолжал Омар, — думаю, нам стоит выпить кофе и обсудить подробности.

Не буду тратить время на пересказ нашей беседы. Мне и Омару предстояло решение вполне технических проблем — как можно быстрее вступить в общение с продавцами древностей, и в случае необходимости обеспечить финансовую сторону сделки. Послевоенный Египет был не тем местом, где считалось приемлемым оплачивать услуги банковскими чеками...

Надо заметить, что вопреки моим ожиданиям, Омар действовал поистине с тевтонской точностью и распорядительностью — уже вечером я трясся в вагоне, прицепленном к направлявшемуся в Каир паровозику, имея при себе набор векселей, которые, по словам антиквара должны были "открыть для меня двери всех сокровищниц Востока". Перечень сокровищниц, с именами ростовщиков, готовых превратить эти векселя в наличность, прилагался.

Встреча проводилась в лучших традициях бульварной приключенческой литературы. Двое худосочных арабов в причудливых обносках, видимо символизировавших приход цивилизации на патриархальный Восток, и обвешанные целым арсеналом холодного и огнестрельного оружия, завязали мне глаза и долго водили кругами по городу, периодически начиная громко спорить на какую улицу лучше повернуть и не забывая здороваться с многочисленными друзьями и родственниками. За битый час блуждания по окрестностям каирского базара я довольно подробно узнал о семейных заботах моих конвоиров, достоинствах приплода у ослицы брата жены одного из них, мнении двоюродного дяди второго о перспективах изменения цен на кунжут в предстоящем году и еще кучу самых разнообразных подробностей.

Наконец, достаточно утомившись, они провели меня в какой-то темный и мрачный склад, где сняли повязку и представили боссу — толстяку в довольно приличном европейском костюме и красной турецкой феске. Его, видимо для солидности, сопровождало трое охранников, отягощенных оружием в еще большей степени, чем мои конвоиры.

Босс широким жестом пригласил меня сесть на истертые подушки, сложенные кучкой рядом с ящиком, временно исполнявшим роль стола. Солдатским чутьем я понял, что после близкого контакта с этими подушками мне предстоит серьезный риск расстаться с купленным специально для этой поездки парусиновым костюмом (по крайней мере, все остальные известные мне методы уничтожения, несомненно с вожделением ожидавшей меня в этих подушках шестиногой фауны, были слишком трудоемкими). Однако отказываться довольно неприлично, и я занял предложенное мне место.

— Исключительно из уважения к досточтимому Омару эфенди я согласился показать вам ценности, с таким трудом добытые мною в подземельях проклятых язычников... — он сделал знак рукой и появившийся откуда-то из темноты человек в довольно приличном халате выложил на ящик несколько свитков и кожаный мешочек с монетами.

Начался торг.

Я с показным пренебрежением высыпал монеты на дощатую поверхность и убедился, что, в общем, пренебрежение могло быть и не показным. Ничего действительно интересного там не было. В лучшем случае пара поздневизантийских солидов и кератиев. Свитки были куда более занимательны. Хотя тоже довольно поздние, и судя по всему, извлечено все это было не из "подземелья язычников" а из развалин какого-то коптского монастыря.

— Ты хочешь потратить все мое время на эту ерунду? — я постарался максимально войти в роль разборчивого покупателя.

Босс сделал знак рукой, и на ящике появились новые свитки и еще несколько монет. Тут уже были изделия римской чеканки с портретами Аврелиана и Клавдия. Был даже довольно редкий серебряный антониан с надписью Zenobia Augusta. Свитки тоже оказались постарше, но опять же явно монастырского происхождения. Определенный интерес мог представлять лишь один из пергаментов, текст на котором, судя по всему, был написан поверх затертого более старого — обычная практика в эпоху редкости и дороговизны писчих материалов. Такие документы называют палимпсестами, и при изучении того, что было написано изначально, удавалось находить довольно редкие античные тексты.

— Думаю, теперь мы можем посмотреть действительно ценные вещи, — я скорчил самую придирчиво-недовольную гримасу на какую был способен.

Босс крякнул и сделал еще жест. Тут уже двое людей в халатах выплыли из мрака за его спиной, держа за края шерстяное полотнище, на котором в беспорядке лежали ржавые железки, еще несколько свитков, и какие-то мелочи. Но мое внимание было привлечено к обсидиановой статуэтке, видневшейся в самом низу.

Я постарался придать себе как можно более безразличный вид и стал копаться в груде древностей. Обломки римских доспехов, кусок каски, проржавевший настолько, что едва не рассыпался, сердоликовые бусы, медный крестик, еще монеты... Вот и она. Точно как и та, что стояла у меня в комнате. Снизу такие же странные, похожие на письмена, узоры. Я повернул ее вверх ногами. Увы, тут ничего нацарапано не было...

Так, надо отложить, не давая им заподозрить мой интерес. Что тут еще. Снова пергамент, что-то про монастырь в Стимфалополисе. Нужно будет потом изучить подробнее. Каменный скарабей, обычная вещь в Египте. Какие-то уже и вовсе не опознаваемые обломки...

Я отложил в сторону несколько монет, большинство свитков, кроме совсем уж бесполезных. В последний момент, будто случайно, я добавил статуэтку.

— Я заплачу за это, остальное можете выбросить...

Естественно я понимал, что никто ничего не выбросит, но дю Понту оставшееся можно было и отдать.

Вопрос цены обсуждался долго и по-восточному витиевато. С восклицаниями о неизбежном разорении, обещаниями немедленно все бросить и уйти, призывами к разуму, совести и чести собеседника. Наконец, согласие было достигнуто, мы ударили по рукам, и я отправился за деньгами. Мне опять завязали глаза и вывели из склада. Впрочем, теперь никто уже не водил меня кругами, вместо этого я был весьма быстро доставлен на край базарной площади и отпущен на все четыре стороны. Правда, при этом меня упорно сопровождали державшиеся в некотором отдалении все те же два молодца-конвоира. И они, и я старательно делали вид, что друг друга не замечаем. Но лично меня этот эскорт вполне устраивал. Гробокопатели курицу несущую золотые яйца грабить не будут, продажа ценностей европейцам это их бизнес, а вот уличные бандиты вполне могут. И вот тут вмешательство моих спутников могло бы оказаться нелишним. В конце концов это их деньги...

Открыв двери одной из "сокровищниц Востока" и проведя еще одну коммерческую беседу с местным ростовщиком, сначала норовившим обналичить вексель итальянскими лирами, вместо оговоренных тевтонских талеров, а затем долго отстаивавшим собственную точку зрения на обменный курс, я нагрузил саквояж требуемым количеством банкнот и двинулся в обратный путь.

После очередного маскарада, я снова оказался на том же складе, однако теперь таинственный полумрак уже отсутствовал. Фонари горели, и при нормальном освещении склад оказался вполне банальным и явно заброшенным.

Мы уже завершали расчет, когда из-за полок вышел собственной персоной Жиль дю Понт.

— Уже уходите, мой друг?

Скажу честно, в тот раз я был крайне невежлив. Вместо ответа я метнул в него подушкой, схватил саквояж, в который успел переложить свои приобретения (сначала товар, потом деньги), и, даже не попрощавшись, спешно покинул склад. Обвешанные оружием стражи босса сочли наиболее разумным не принимать непосредственного участия в личных разборках неверных, а Жиль, по неопытности, вздумал действовать в одиночку и не чуждаясь театральных эффектов. То есть, конечно, не совсем в одиночку, но его люди были крайне непредусмотрительно оставлены снаружи...

Выскочив со склада, я довольно успешно разминулся с одним из сопровождавших профессора субъектов и со всей возможной скоростью бросился в ближайший переулок. Это был не самый фешенебельный квартал города и состоял он из нагроможденных в самом немыслимом беспорядке глинобитных стен и заборов, создававших настоящий лабиринт. Дополняли его какие-то тенты, балконы, навесы и прочие конструкции, закрывавшие небо и окончательно лишавшие возможности хоть как-то понять куда бежать. Где-то позади слышались французские и арабские проклятья, они то и служили основным ориентиром в моих перемещениях — я последовательно двигался в противоположную сторону. Однако все хорошее когда-то заканчивается, довольно быстро я обнаружил, что зашел в тупик. В буквальном смысле этого слова. Минуту или две я метался среди известковых стен и заборов, надеясь обнаружить какой-нибудь проход или лаз... Увы, все было тщетно. Я окончательно потерял ориентацию и лишь слышал медленно, но верно приближавшиеся звуки погони. Видимо людям дю Понта глаза не завязывали.

Сидя в уютном кресле хорошо воображать себя героем — "я просто так не дамся"! В реальности я достаточно трезво оценивал свои шансы в столкновении с людьми профессора. Насколько я успел рассмотреть, их было самое меньшее трое. Все довольно рослые и крепкие. А судя по доносившимся арабским ругательствам, к ним еще присоединился либо кто-то из гробокопателей, либо какие-то местные головорезы. В общем, ничего хорошего меня явно не ожидало. Я огляделся в поисках места, где можно было бы попытаться спрятать мой саквояж. Конечно шансы, что его не найдут, оставались довольно призрачными, но все же...

Позади заскрипели несмазанные петли.

Я обернулся. В проеме малозаметной калитки возникла фигура в черном балахоне и черном же капюшончике, украшенном вышитыми золотом крестиками. Коптский монах. Откуда он здесь? Впрочем, этот вопрос меня в тот момент интересовал в последнюю очередь.

Незнакомец сделал недвусмысленный жест, приглашавший меня войти внутрь. Я даже не стал раздумывать. Ни слова не говоря, монах закрыл за мной калитку и быстрыми шагами двинулся вглубь сада жестами призывая следовать за ним. Я не возражал. Мы пересекли небольшой дворик, прошли узкой галереей между какими-то постройками и уперлись в еще одну калитку.

Мой провожатый открыл засов, и опять же молча предложил мне войти. Я решил, что выбора у меня особого нет, и последовал приглашению. С той стороны оказалась улица. Монах выглянул в проем и впервые нарушил тишину:

— Прямо, потом направо и еще раз направо. Базар...

После этого он закрыл калитку, оставив меня на улице. Лязгнул засов и с той стороны донеслись удаляющиеся шаги. Я оглянулся. Улица была пустынна. Шум погони практически стих. Я решил не терять времени и двинулся в указанном монахом направлении. Он не ошибся. В указанном месте я действительно обнаружил проход на базарную площадь. Теперь я уже мог ориентироваться в городе.

Первым делом я отправился в одежный ряд и после небольшого торга сменил основательно потрепанный костюм на продукцию каирских портных. Не то чтобы я был лицом похож на египтянина, но при достаточной запачканности физиономии и разумном подходе к наматыванию чалмы на меня вполне могли не обратить внимания. Могу поспорить, дю Понт первым делом обратится к властям. И те, естественно, начнут искать европейца...

Предчувствия меня не обманули. На полпути в Александрию поезд остановила банда, по-другому назвать этот коллектив я не могу, лиц в мундирах местной колониальной жандармерии и устроила бурный и длительный досмотр... Официально искали европейца в белом костюме, фактически каждый жандарм по мере сил старался обеспечить себя и свою семью доходами, дополняющими более чем скромное жалование туземного блюстителя порядка. Несколько белых начальников благоразумно держались поодаль, брезгливо наблюдая за происходящим.

Когда процесс достиг закономерного результата — искомый европеец найден не был, а отступные с пассажиров за все мыслимые и немыслимые нарушения ими колониального правопорядка были получены — поезд возобновил свое движение в Александрию.

— Этот отпрыск шакала и скорпиона сдал тебя французу, который заплатил больше! — Омар в ярости ударил кулаком по углу столика.

— Угу, — я отхлебнул кофе, и кивнул головой.

— Он еще пожалеет, — пообещал Омар, — достойные люди так дела не ведут.

Я снова кивнул головой, не отрываясь от кофе.

— Однако француз поднял много шума, тебе стоит уехать как можно быстрее.

— Сначала мне нужно выяснить, где они откопали эти вещи.

— Мои люди сами все узнают, тебе незачем торчать в Египте. Полиция объявила награду за твою голову.

— Никогда не думал, что моя голова стоит так дорого, — улыбнувшись, я отставил пустую чашечку.

— Не стоит искушать судьбу...

— Хорошо, я уеду, но рассчитываю, что ты выполнишь свое обещание узнать, где этот проходимец откопал свитки и статуэтку.

— Можешь не сомневаться, — Омар утвердительно закивал головой, — а теперь тебе нужно отправиться в порт, в заведение мадам Катрин, там ты встретишь капитана Пруэля, который без лишних вопросов возьмет тебя на борт и перевезет на Крит в обход таможни.

Глава 3

Снова приняв европейский вид, и не расставаясь с саквояжем, я направился в указанное место. Оно оказалось весьма шумным и совершенно не восточным. Обычное портовое заведение без излишних претензий.

— Я ищу капитана Алекса Пруэля, — обратился я бармену.

Тот приподнял бровь.

— Который все знает? Пока я его не видел, но вроде он в городе, можете его подождать, если не торопитесь.

— Пожалуй, я подожду, — я оглядел заполненный матросами, девицами неопределенных занятий и вполне определенного поведения и прочей портовой публикой зал.

— Что пить будете?

Темно... Жестко лежать... В гостинице же вроде были нормальные матрасы... Странно... Откуда в приличном отеле эти решетки на окнах? Почему темно? Где я вообще? Голова... однако, похоже большая шишка... Что это? Где я?!! Почему дверь заперта, откройте немедленно! Эй, ты, за окошком, немедленно открой дверь, я тебе говорю... Что значит кто я? Я иностранный гражданин... я требую прокурора, нет, адвоката... да открой же дверь, болван... Что значит, как я сюда попал? Не помню... Проклятье, я действительно не помню! Ничего не помню...

Так, надо сосредоточиться. А шишка на макушке приличная, и болит при этом... До чего же нары неудобные. Надо сосредоточиться...

Так, я сбежал от людей дю Понта. Это помню. Потом говорил с Омаром, и он послал меня в портовый кабак. Зачем? Ведь зачем-то же послал? Ах, да, я должен был с кем-то встретиться. С кем? Не помню... голова как пустое ведро... О, вспомнил, с каким-то капитаном. Он должен был взять меня на борт. Встретился я с ним или нет? Не помню... Закройте дверь, свет слепит, он слишком яркий... Какой следователь? Где? Куда вы меня ведете?

Я же сказал, я не помню! Ничего не помню. Какие украденные древности? У кого?! У меня?!!! Где!!!? Ничего я не спрятал... Вот так и не спрятал. Если найдете что, скажите. Не знаю никаких древностей. Я иностранный гражданин, я требую адвоката. Ни на какие вопросы я отвечать не буду...

Какой доктор? Не знаю я никакого доктора. Уберите от меня этот стетоскоп и не размахивайте передо мной пальцами... Я прекрасно вижу, сколько их у вас... Эй, вы, перестаньте стучать меня по коленкам... Я тебе говорю... Какое сотрясение? У кого?! У меня? Какого мозга? Да оставьте вы меня в покое, куда вы меня все время тащите? Эй, ты, в белом халате, убери шприц немедленно... Я тебе говор... гово... рю...

Не скажу, что Александрийский тюремный лазарет комфортабельное место. Но все же получше, чем камера. Даже матрасы на койках есть. Немного придя в себя, я начал вспоминать, что же произошло. События проступали медленно и по частям, но постепенно картина восстанавливалась.

— Что пить будете?

Заказав что-то, я отправился искать свободный столик в не слишком заметном месте.

— Эй, ученый!

Я остановился. Один из посетителей в белой рубашке и цилиндрическом кепи, дополненными широким синим кушаком и аляповатыми эполетами, приветственно махал рукой из дальнего угла.

Аджюдан Жослен Лярош. Как же помню, помню. Мы с ним ехали в Александрию.

— Какими судьбами?

— Да вот, задержались в городе, а у меня как раз очередь на увольнение. Все лучше, чем в пустыне.

— Ну, это без сомнений. Можно сказать вам повезло.

— Еще как, виски будете? Оно здесь отвратительное, но другого нет...

— Господа угостят даму шампанским? — возле столика появилась накрашенная девица.

— Если даму устроит красное вино, то угостим, — практично заметил Лярош, придирчиво оглядев девицу от перманента до каблуков.

Она недовольно надула губы, но заняла место за нашим столиком.

— Жозефина, — представилась девица, — но вы можете называть меня Жози...

— Очень приятно, — заметил Жослен, разглядывая как по волшебству появившегося официанта.

В заведение ввалилась очередная партия матросов в широченных клешах и бескозырках с красными помпонами.

— Это с "Жанетты", — поморщился Лярош, — опоздали, теперь наверстывают...

— В смысле?

Легионер, снисходительно взглянув на меня, пояснил.

— Матросы с флагмана "Жанна д'Арк", пришедшего вчера. Пока их коллеги с других кораблей гуляли, они были в море. Теперь рвутся наверстать упущенное, пока визит не кончился...

Наверстывали "жанеттовцы" весьма решительно. Не прошло и четверти часа, как у них завязалась горячая перепалка с кучковавшимися в углу британцами. Уже через пять минут дискуссия между представителями союзных флотов закономерно эволюционировала в рукоприкладство. Памятуя еще с армейских времен о том, насколько быстро темпераментные южане склонны превращать мордобой в поножовщину, я решил, что капитана Пруэля стоило бы подождать в другом месте. Тем более, что близкое общение с полицией в мои планы никак не входило.

— Так быстро уходишь? — на лице Жозефины появилось растерянно-недовольное выражение.

— Извините, мадемуазель, я спешу...

Она задумчиво вертела в руках початую бутылку красного вина.

Я поднялся из-за столика и, держась возле стены, направился к выходу. Боковым зрением я заметил что-то странное. Оглянувшись я увидел сухопарого человека к хорошем костюме, он подмигнул кому-то за моей спиной и, отступив на шаг в сторону, скрылся за пилоном. Могу поклясться, это должно брат-близнец моего старого знакомца Адриано. Но у того не было братьев, только сестры... Уже второй раз. Сначала на цеппелине перед катастрофой, теперь здесь. Положительно такие видения не к добру, может, стоит показаться доктору?

Драка стремительно набирала обороты и распространялась по залу. В ход уже пошли посуда и мебель, как и ожидалось, французы достали ножи, британцы тоже не отставали... На улице раздался характерный свист. Надо срочно отсюда выбираться. Через пару минут здесь будет полиция, и вот тогда у меня начнутся действительно серьезные проблемы.

Уворачиваясь от периодически пролетавших мимо предметов, я уже почти достиг черного хода. Сзади донеслись быстрые шаги. Я обернулся. Жозефина. Интересно, зачем ей бутылка от красного вина?

Пощупав шишку на темени, я понял, зачем она была ей нужна... Спасибо прижимистости Жослена, будь это шампанское, я бы так легко не отделался. Череп у меня все-таки не чугунный...

Я сел на кровати. Меня не оставляло ощущение, что я забыл что-то важное... Саквояж!! Конечно! Когда я вошел в заведение он определенно был со мной. Когда меня пригласил Лярош, я оставил его под столом. Что было потом? Кажется, уходя, я взял его с собой... Но вот что сталось с ним позже?

Ну что ж, подведем итоги. Мало того, что я потерял все приобретенные мной свитки и статуэтку, я еще и оказался под стражей с весьма туманными перспективами на будущее. Колониальное правосудие всегда и повсеместно отличалось суровой решительностью и отсутствием излишнего внимания к мелочам. И меня это никак не радовало... Съездил, называется, в отпуск.

Нет, формально, я, конечно же, поступил, далеко не безупречно. С точки зрения колониальных властей я был "расхитителем великого прошлого итальянского народа" (не совсем, правда, понятно какое отношение к итальянскому народу имели египтяне, но Муссолини, видимо, лучше знать). Хотя с другой стороны я фактически спасал эти рукописи от мрачной перспективы упокоения в недрах парижских или римских музеев. Достаточно посмотреть на судьбу раскопок в Долине Царей. До ученого сообщества дошли лишь смутные упоминания о находках практически нетронутых античными и средневековыми грабителями погребений. И все. Никаких подробностей, никаких отчетов — "доримская история Египта не является приоритетной для нашего внимания", как заявил дон Виченцо Моретти — куратор археологических раскопок в Египте. И все... Золотые маски, мумии, папирусы — все это бесследно скрылось в подвалах музеев в ожидании тех времен, когда археология в Италии перестанет быть столь тесно связана с политикой.

Нет, я с большим уважением отношусь к тому, что делают итальянские археологи в Карфагене или Лептис Магна. Их вклад в изучение римских древностей исключителен, но ведь и древнеегипетские находки тоже заслуживают внимания.

Впрочем, сейчас куда важнее другое. Тюремное заключение, никак не входило в мои планы и следовало подумать, как можно отсюда выбраться.

— Танкред? — с удивлением посмотрел на меня следователь.

— Вас это удивляет?

— Нет, просто у Вас редкое имя, синьор Бронн...

Я сделал неопределенный жест, который чиновник мог истолковать по собственному желанию.

— Гражданин Великого Герцогства Силезского? — он убрал мой паспорт в картонную папку, и, достав из ящика стола чистый лист бумаги, начал со скрипом заправлять его в пишущую машинку.

— Так точно.

— Вы силезец?

— Нет, я уроженец Тройственной монархии...

— Вот как? — удивился следователь, — практически наш соотечественник...

Он с лязгом отодвинул каретку в крайнее положение и бойко застучал по клавишам.

— Я могу поинтересоваться, в чем меня обвиняют? И на каком основании я задержан?

— А вы не в курсе? — следователь оторвал взгляд от бумаги и внимательно посмотрел на меня поверх круглых очков.

— Абсолютно, — я улыбнулся, стараясь выглядеть как можно глупее.

— Что вы делали с момента прибытия в подмандатную зону Египет? — игнорировал мой вопрос следователь.

— Отвечать вопросом на вопрос — невежливо...

Следователь снова посмотрел на меня поверх очков.

— Не стройте из себя тупицу, здесь я имею исключительное право задавать любые вопросы, а ваше дело на них отвечать. Понятно?

Я кивнул...

— Итак, что вы делали, прилетев в Египет?

Я наморщил лоб, и стал перечислять, загибая пальцы:

— Сначала мой цеппелин разбился. Нас подобрали военные, они же привезли меня в Александрию. Здесь я пошел в порт, нашел дома моего друга Омара бен ...

— Можете не так подробно, — прервал меня следователь, — пока, не так подробно.

— Пожалуйста. Я остановился у моего друга и отдыхал до вчерашнего дня, когда пошел в порт, где какая-то девица огрела меня бутылкой по голове...

— И вы ни разу не покидали Александрии?

— А я должен был?

Следователь оторвал руки от машинки, сложил их на груди и укоризненно посмотрел на меня.

В ответ я широко раскрыл глаза и молча улыбнулся... Уверен, что облик простодушного идиота в данный момент был самым уместным.

Мой собеседник вздохнул, и вернулся к клавиатуре.

— Итак, вы утверждаете, что не покидали город все время с момента своего прибытия?

— Именно.

— Мы располагаем данными, что вас видели в Каире.

— Когда? Кто?

— Ответьте, так вы были в Каире?

— Кто вам сказал?

— Так вы там были?

— Нет, конечно, с чего вы взяли?

Следователь одернул засученные рукава хлопчатобумажной рубашки, и поправил галстук.

— Хорошо... Итак, вы все время провели в доме Вашего друга Омара?

— Да. Он может это подтвердить.

— Почему вы отправились в порт?

— Знаете ли, все время сидеть дома было несколько скучно, и вот я решил немного развеяться...

— Развеялись?

— Еще как... — я машинально дотронулся до бинта на темени, — никак не ожидал, что у вас здесь настолько темпераментные барышни.

— А что вы ей сделали? — усмехнулся следователь.

— Ничего, честное слово, только вошел...

— Знаю я вас... только вошел... — следователь едва заметно усмехнулся, — вам стоило выбирать более пристойные места. Например, какую-нибудь кофейню. В Александрии прекрасно готовят кофе. Даже в Каире так не умеют... А вы как считаете?

— Если буду в Каире, обязательно попробую тамошний кофе и сравню.

— Не забудьте... Итак, следующий вопрос. Вам знаком некий Жиль Гастон дю Понт?

— Конечно, его каждый знает...

— Я имею в виду, знакомы ли вы лично?

— Да я имел такое несчастье

Следователь встрепенулся.

— О чем это вы?

Это было его ошибкой. Примерно четверть часа я подробно и в деталях рассказывал о наших научных разногласиях и довел несчастного чиновника до состояния полной потери нити рассказа...

— Так вот когда он взялся утверждать, что лениция анлаутного консонанта...

— Хорошо, хорошо... — вы оба ученые люди и у вас свои споры, — сдался следователь, — когда вы встречались с ним последний раз?

— В день катастрофы моего цеппелина.

— И позже вы с ним не встречались?

— Нет, видимо мы с ним выбирали разные заведения...

— Хорошо. Следующий вопрос. Знаком ли вам некий Юсуф ибн-Дауд аль-Асвани?

— Нет, а кто это?

— Это не важно... — следователь закончил печатать бумагу, с треском вытащил ее из машинки и протянул мне, — подпишите.

Я старательно изучил свои немудреные показания, и, окунув перо в чернильницу, начертал: "С моих слов записано верно, замечаний и дополнений не имею".

— Я могу идти?

— Куда? — поинтересовался следователь.

— Домой к моему другу, куда же еще?

— Пока нет.

— На каком основании? Я даже не знаю причин моего задержания... Я иностранный гражданин! Я буду жаловаться в ... — тут я задумался, я ведь даже понятия не имел, есть ли в Египте посольство или хотя бы консульство Силезского герцогства.

— Вас обвиняют в похищении исторических ценностей — нехотя произнес следователь, убирая папку с моими показаниями в ящик стола.

— Что?! Каких еще ценностей! Вы с ума сошли?!

— Мы обязаны все тщательно проверить, — следователь приподнялся со стула и указал рукой на дверь, — следуйте за мной, пожалуйста.

— Куда вы меня ведете?

— Вопросы — моя прерогатива, — повторил следователь, — просто идите за мной.

Целью нашего путешествия оказался еще один кабинет, как две капли воды похожий на тот, в котором я давал показания.

Усадив меня на стул, следователь пригласил в кабинет еще кого-то. Им оказался Жиль дю Понт. Он по-прежнему был в строгом темном костюме в тонкую полоску. Лицо профессора выражало крайнюю степень раздражения. Не став дожидаться ритуального начала процедуры очной ставки, он немедленно перешел к делу.

— Куда ты дел их, негодяй! Грабитель гробниц!!

— Кого? Каких гробниц? О чем это вы?

— Ты прекрасно знаешь, Танкред.

— Понятия не имею...

— Отпираться бессмысленно.

— Отпираться в чем? Я не понимаю...

— Прекрати ломать комедию! — дю Понт вскочил и ожесточенно почесал темя, — проклятая жара...

— Я действительно ничего не понимаю, — я невинно разглядывал взъерошенного профессора.

Тот вопросительно посмотрел на следователя. Чиновник лишь молча развел руками.

— Вы даже этого не можете? — теперь ярость дю Понта обратилась на колониальные власти, — у вас средь бела дня крадут археологические ценности, а вы тут сидите и ничего не делаете!!

— У нас нет никаких доказательств — оправдательно пробормотал смущенный его напором следователь.

— Какие вам еще нужны доказательства?! Этот проходимец там был. Я видел его собственными глазами. Он заплатил ибн-Дауду за древности и бежал с ними. Если бы он не... — профессор снова почесался, — я бы схватил его с поличным, но он будто сквозь стены просочился...

Следователь попытался взять ход беседы в свои руки.

— Что вы на это скажете? — обратился он ко мне.

— А что я могу сказать, представления не имею, о чем говорит уважаемый месье дю Понт. Видимо он обознался...

Профессор побагровел и нервно подергал за узел шелковый черный галстук, подпиравший его накрахмаленный воротничок.

— То есть Вы отрицаете, что были в Каире и похитили какие-либо ценн... то есть древности? — уточнил следователь.

— Естественно отрицаю, меня же там не было.

Темпераментный галл окончательно вышел из себя.

— Куда ты девал саквояж, мерзавец!!!

— Убери руки!!

— Господа, что вы творите... Охрана!!!

Нас растащили по разным углам комнаты. Дю Понт тяжело дышал...

— Я все равно найду эти рукописи... Тебе их от меня не спрятать...

— Какие рукописи, профессор, вы явно перегрелись...

— Вы не представляете себе ценности любых рукописей, найденных в южной пустыне, — немного успокоившийся француз обращался уже к следователю, — и всю сложность их поиска там. Вы должны, вы обязаны, вырвать их из лап этого негодяя! Выясните у него, где саквояж!! Вырвите, выбейте, клещами и каленым железом вытащите из него сведения...

— Профессор! — несколько удивился и даже вроде как обиделся следователь, — у нас не испанская инквизиция...

— Я выражался фигурально... хотя к черту, мне плевать на методы, мне нужны рукописи! Достаньте их... Как хотите, но достаньте.

Дю Понт вырвался из рук все стоявших рядом жандармов, одернул костюм, и громко хлопнув дверью, вышел из комнаты. С потолка упало несколько кусочков штукатурки...

Следователь поглядел на потолок, потом на пол, хмыкнул и опустился на стул.

— Ну и что прикажете мне с вами делать?

— Может домой отпустить?

— Издеваетесь? — он страдальчески посмотрел на меня, — в камеру его, — скомандовал он жандармам.

Однако меня увели не в камеру, а обратно в лазарет, где я смог потратить остаток дня на размышления о своем будущем. Итак, саквояж со свитками и статуэтками исчез. Также стало ясно, что мадемуазель с бутылкой действовала не по поручению дю Понта. Хотя об этом можно было бы догадаться и так. Подобные выходки — не его стиль. Из хороших новостей — местная полиция не особо горит желанием связываться с иностранным гражданином и его тюремным заключением. Возможно, у меня есть еще шанс отделаться легким испугом... Однако где все же может быть саквояж? Если девица не замешана в махинациях дю Понта, то она могла прихватить саквояж, так сказать, из корыстных соображений. Бедняжку ждет серьезное разочарование... Меня, впрочем, тоже, наиболее вероятная судьба моих приобретений после того как она поймет, что ничего, что представляло бы для нее ценность там нет — быть выброшенными в Нил. Проклятье... Неужели все это было только ради того, чтобы статуэтка лишь подразнила меня и снова исчезла бесследно!

Должен же быть хоть какой-то выход? Вдруг саквояж подобрала полиция? Хм-м... Но тогда следователь должен был сделать разумные выводы из сегодняшней выходки Жиля, и поинтересоваться тем, что его коллеги подобрали в кабаке? Ну тогда я это скоро узнаю...

— Кофе? — следователь протянул мне фарфоровую чашечку.

Я задумался...

— Не бойтесь, он не отравлен, — засмеялся тот, — это только в шпионских романах месье Леблана героев постоянно угощают "наркотиком правды". Поверьте, при нашем финансировании даже лазарету не всегда хватает денег на йодовую настойку для заделки разбитых лбов и порезанных пальцев. Что уж тут говорить о дорогих препаратах... Так что берите, берите.

Я последовал совету. Напиток оказался весьма недурен.

— Понимаете, — продолжал тем временем следователь, — наш французский, хм... партнер, весьма эмоционально требует добыть из вас сведения о каком-то саквояже. Это очень невежливо с его стороны, что-то от нас требовать, но мое руководство дало прямое указание всячески содействовать миссии господина дю Понта, так что просто указать ему на его место мы, к сожалению, не можем.

Я сочувственно кивнул.

— С другой стороны господин Омар-эфенди весьма хлопотал за вас.

— Неужели?

— Естественно. Вы его гость и ему весьма неловко, что оно все так приключилось. Он поручился за вашу кристальную честность, и у нас нет никаких оснований не верить столь уважаемому человеку.

— Так что же вы от меня хотите? — поинтересовался я.

— Скажите честно, вы хоть как-то связаны с тем, в чем вас обвиняет месье дю Понт?

— У меня нет, и никогда не было ничего, что бы принадлежало месье дю Понту — совершенно честно ответил я.

— Ну вот и славно, — откинулся следователь на спинку стула, — я со своей стороны постараюсь уладить это дело как можно скорее.

— Буду премного благодарен.

— Однако, я бы попросил вас, естественно строго в частном порядке, а не от лица колониальных властей, как можно скорее покинуть территорию подмандатной зоны, — следователь внимательно посмотрел на меня, — нам было бы много легче общаться с месье дю Понтом если вас не будет в Египте.

Ну что ж. Все более или менее понятно, полиция не хочет лишних проблем и лишней работы. И для нее будет лучше, если я исчезну с их территории, и они честно смогут развести перед дю Понтом руками...

— Для этого мне надо будет, как минимум, выйти из тюрьмы — уточнил я, — но как только это случится, я обещаю, что приложу все усилия к тому, чтобы вы никогда больше меня не видели...

— Вот и хорошо, — следователь даже начал потирать руки от радости, — думаю, что к вечеру мы сможем уладить все формальности, и не позднее утра вам представится возможность исполнить данное обещание.

Трудно передать чувства охватывающие человека, когда за ним захлопываются ворота тюрьмы. Конечно, они сильно зависят от того где в этот момент человек находится — внутри или снаружи. Тем не менее, искренне желаю вам никогда подобных чувств не испытывать...

Я осмотрелся. Первое, что увидел — грузную фигуру Омара, торопливо шагавшую ко мне от автомобиля.

— Я так рад, так рад... — он обнял меня и потащил в машину.

— А я то как рад...

— Как тебя угораздило? Просто немыслимо, стоит отпустить европейца одного в город, как он немедленно вляпается в какую-нибудь историю... — Омар укоризненно покачал головой.

— У нас мало времени, — перешел я к делу, — следователь прямо намекнул, что мне стоит немедленно покинуть страну. А я не намерен этого делать, пока не выясню, что случилось с моим саквояжем... Кстати, спасибо, что поручился за меня.

— Знал бы ты, сколько мне стоило это поручительство, — вздохнул Омар, — у местной полиции аппетит голодной гиены. Просто не представляю, куда они тратят эдакую прорву денег... Так что ты говорил о саквояже?

Я изложил Омару суть произошедшего в заведении мадам Катрин. Омар внимательно слушал, покачивая головой и в особо драматичных моментах прищелкивая языком.

— Значит, ты думаешь, что она могла просто выбросить содержимое саквояжа? — Омар задумался, — не уверен, если она не полная дура, то должна быть в курсе, что древности в хорошей цене. Скорее она бы попытается их продать. А если это случится, то уж кто-кто, а я то точно буду в курсе, — Омар усмехнулся, — так что можешь быть спокоен, мои люди ее найдут.

— А если она все-таки дура?

— Тогда хуже. В Ниле много чего плавает... О большинстве плавающего лучше вообще не знать.

— Вот это-то меня и волнует... И времени в обрез, как назло, — я не без труда сдержал готовые слететь с языка проклятья.

— Ты говорил, что знаешь легионера, с которым сидел за столиком?

— Да. И что?

— Вдруг он видел, что случилось с саквояжем.

— А что с ним могло случиться? Или его забрала девица, или полиция. Насколько я понял, у полиции его нет. Хотя следователь мог... Проклятье, это еще хуже!

— Вот ты и узнаешь, кто его взял — девица или полиция, — рассудительно заметил Омар, — поговори с легионером, все равно больше ты ничего сделать пока не в состоянии.

На достопамятную военную базу я добрался только через день. Было все так же жарко, но Омар смог раздобыть потрепанный фиат повышенной проходимости с брезентовым тентом, дававшим спасительную тень.

На самой базе и в ее ближайших окрестностях царило оживление. Вздымая тучи пыли, метались тут и там грузовики, рокотали окутанные сизыми выхлопами танки. Где-то за дюнами отрывисто стрекотали пулеметы и хлопали выстрелы автоматических винтовок.

— Маневры? — поинтересовался я у часового...

Тот подозрительно осмотрел меня, но все же ответил:

— Командир проводит испытания боевой техники.

— Понятно.

Тут появился дежурный офицер. Им оказался мой старый знакомый — молчаливый лейтенант Оливье.

— Вы к капитан-коменданту?

— Э... В общем, да, к нему — я решил, что приехать за несколько десятков километров и не повидать его будет, как минимум, невежливо.

Своего товарища я нашел в обществе стоявшего на окраине базы танка. На Эрвине была аляповатая брезентовая куртка испещренная множеством масляных пятен и кожаный шлем, напоминавший головные уборы авиаторов. Огромные защитные очки придавали ему некоторое сходство со стрекозой.

— О, ты как раз вовремя! Мы сейчас испытываем новую модель быстроходного танка. Он с гордостью указал на стоявшее рядом железное чудовище.

— Весьма интересно, — пробормотал я, думая как бы повежливее перейти к сути дела.

Но Эрвин был не на шутку увлечен новой идеей.

— Ты только подумай. Его броня спокойно выдерживает попадания тяжелых винтовок и пулеметов калибром до полудюйма с любых дистанций. По существу этот танк можно подбить только прямым попаданием шрапнели, если поставить взрыватель на удар, либо снарядом легкой противоаэропланной пушки. Но при его скорости движения обороняющиеся просто не успеют развернуть артиллерию на прямую наводку. Конечно, обстрел с цеппелинов может представлять собой определенную опасность, но для этого авиаторам придется снизиться до предела, что сделает газовые баллоны цеппелина слишком уязвимыми. Особенно, если смонтировать второй пулемет для ведения огня на больших углах возвышения...

Я осмотрел этот шедевр французской военно-инженерной мысли. Урод — уродом. Клепаная железная коробка с ломаными и наклонными стенками, какие-то кошмарные ножницеподобные конструкции по бортам для поддержки крошечных колесиков поддерживающих гусеничные цепи. Венчала все это сооружение небольшая башенка, из которой торчала малокалиберная пушечка, отчего-то собранная в один блок с пулеметом. Чувствую, мои опрометчивые слова были брошены на благодатную почву. Эрвин не на шутку увлекся этими бронированными монстрами.

Но тут он, наконец, спохватился.

— Впрочем, думаю, ты приехал не за тем, чтобы слушать мои рассказы о танках?

Я вкратце изложил ему суть моего дела, не вдаваясь, впрочем, в излишние и ненужные подробности.

— Тебе повезло, буквально на днях я отправляю две роты на юг, к оазисам Дахла и Харга. Задержись ты чуть-чуть и уже не застал бы Ляроша здесь.

— Я бы мог съездить за ним...

— Ничего подобного. Ты хоть знаешь, что творится в Верхнем Египте?

— Ну, вообще-то... понятия не имею.

— Ясно. И тебе ничего не говорят имена, к примеру, Гамаль-бей, Джавдат аль-Вади или Абдалла аль-Асвад?

— Нет. А кто это?

— Это некоторые из тамошних самозваных эмиров. Кто-то бывший османский офицер, кто-то обычный проходимец. Но теперь каждый из них обзавелся собственной частной армией и безраздельно правит тем или иным клочком пустыни. Формально они признают себя состоящими на службе у колониальных властей, но по факту редкий европеец рискнет в тех местах выйти за пределы местного гарнизона... Так что вряд ли ты там кого-то смог бы найти.

— Ясно.

— Вообще-то итальянские власти стараются нас и британцев туда не особо пускать, так что, судя по тому, что меня попросили выделить часть моих людей им на усиление, дела там идут совсем плохо. Ладно, это уже наши проблемы. А Жослена Ляроша ты сможешь найти на стрельбище, вон за теми барханами.

Аджюдан действительно оказался в указанном месте, где надзирал за тем, как легионеры расстреливают из автоматических винтовок выстроенные на песке мишени.

— Рад вас видеть, профессор...

— Я не профессор, всего лишь доцент...

— Это важно?

— Ну, примерно как отличать аджюдана от офицера.

— О-о, не думал, что у вас все так серьезно. Как ваша голова?

— Спасибо, уже нормально.

— Я как увидел, что эта девица вас ударила, бросился за ней, но была такая суматоха. А пока я пытался ее догнать, полицейские вас уже подобрали... Так она и сбежала.

Свою речь Жослен подкрепил рядом выражений и относящихся к сбежавшей даме характеристик, которые хотя и отличались экспрессией и колоритностью, но все же не будут слишком уместны в культурном обществе, отчего повторять я их лишний раз не буду.

— Кстати, аджюдан, вы не помните, со мной был небольшой саквояж. Такой пузатый, из желтой кожи.

— Конечно, помню, месье. Я еще его подобрал после драки и хотел вам отнести, но пришлось срочно ехать в часть. Клянусь, я передал бы его вам в первое же увольнение, либо отослал с оказией!

Какое-то время я лишь совершал нижней челюстью неопределенные жевательные движения, осмысливая услышанное. Потом как можно осторожнее, опасаясь спугнуть удачу, спросил.

— То есть, вы хотите сказать, что этот саквояж... мой саквояж, все еще у вас? Прямо здесь?

— Конечно месье. Я его убрал на склад ротного имущества. Там он и лежит.

— И я могу его забрать... Прямо сейчас?

— Естественно, это же ваши вещи.

Выйдя с территории базы, я первым же делом открыл саквояж и дрожащими руками перебрал его содержимое. Жослен был честным солдатом и, похоже, даже не пытался выяснить, что было внутри. А может и пытался, но это не суть. И статуэтка и свитки были на месте. Кажется, даже монеты остались нетронутыми. Я вздохнул с облегчением.

Вернувшись в Александрию, я первым делом предпринял меры по обеспечению максимальной надежности и безопасности перевозки древностей.

Я провел тщательную ревизию монет и рукописей, и составил подробный список. Изображения на монетах и узоры на основании статуэтки я с помощью мягкого карандаша перенес на листы папиросной бумаги. Довольно простая технология — прикладываешь к поверхности и заштриховываешь. На бумаге остается детальное изображение даже самых мелких неровностей.

Свитки копировать много сложнее, но тут мне на помощь пришел одолженный Карлом фотоаппарат. Это была компактная модель, использовавшая вместо стеклянных пластинок гибкую пленку, что позволило мне за один вечер перенести содержание свитков на пару небольших рулонов целлулоидной ленты. Все это я сложил в отдельную водонепроницаемую папку из прорезиненной ткани.

Закончив с этим, я занялся упаковкой собственно древностей. Свитки были тщательно уложены в специальные тубусы, монеты заняли свое место в жестяной коробке, а статуэтку я убрал в отдельную коробочку. В саквояж все не поместилось, и папку с копиями пришлось везти отдельно. Тем не менее, теперь я был полностью готов к возвращению в университет.

Глава 4

В Европу я должен был отправиться уже морем, расходы в Египте оказались достаточно велики, и еще один цеппелин был уже мне не по карману. Я приобрел билет на британский лайнер "Майкл Блонден". Попрощавшись с гостеприимным Омаром, ранним утром я направился на причал. До отхода еще оставалось достаточно времени, и я не спеша брел по направлению к морю.

Пока не пришла полуденная жара, все спешили по делам, и на улицах уже царила толчея. Арабы в белых головных платках торговали всякой всячиной, европейцы в полотняных костюмах деловито ехали в бричках и автомобилях на службу, матросы с осоловелыми с похмелья глазами просто шатались без дела...

Мое внимание привлек человек в черном балахоне и вышитом крестами капюшоне. Копт торговал какими-то изделиями из монастырской мастерской. Особой популярностью его товар не пользовался и покупатели рядом с ним не слишком задерживались. Неожиданно он обратился ко мне.

— Купите, господин...

— А? Что?

Он протянул мне какой-то кожаный предмет.

— Прекрасный бурдюк для воды, господин.

Я остановился и внимательнее посмотрел на товар. Добротный кожаный бурдюк странно изогнутой формы...

— Зачем он мне?

— Господин может хранить в нем воду, вино, масло...

— Мне не нужно хранить ни воду, ни вино, ни масло...

— Он все равно может вам пригодится, его благословил наш настоятель...

— Да не нужен мне никакой бурдюк...

— Совсем дешево, господин, он всегда поможет вам в пути...

Я даже сам не знаю почему, но достал кошелек и заплатил. Став обладателем бурдюка я немедленно оказался перед сложной задачей. Куда деть этот шедевр кожевенного мастерства.

— Послушай? — я огляделся в поисках продавца, но тот словно сквозь землю провалился.

Немного почертыхавшись, я все же сложил бурдюк вдвое и засунул под мышку. Убирать его в саквояж с ценными находками я не рискнул, а больше багажа у меня не было.

К причалу я добрался уже ближе к полудню. Пестрая толпа вползала по сходням на борт судна. Поскольку большая часть маршрута "Майкла Блондена" пролегала по итальянским владениям — Крит, Сицилия, Рим, — таможню мне проходить было не надо. Что, собственно, и определило наш с Омаром выбор пути.

Моя каюта располагалась по правому борту. У ее дверей я столкнулся с долговязым итальянцем в пробковом шлеме и белых шортах.

— Профессор Гульельмо Пикколо, — представился тот, — я так понимаю, мы соседи по каюте?

— Похоже на то, — я удивленно разглядывал окружавшие его коробки и ящики, которые он пытался разместить в каюте, — позвольте поинтересоваться, вы археолог?

— Нет, герпетолог... зоолог, занимаюсь экзотическими животными. Вы любите животных?

— Смотря каких... Герпетолог это специалист по змеям, кажется?

— Не только, по черепахам, ящерицам и крокодилам тоже, по рептилиям в целом...

— Надеюсь в ящиках у вас не крокодилы? — пошутил я.

— Только один... но совсем маленький, уверяю вас, он совершенно безопасен!

Из глубины одной из коробок донеслось раздраженное шипение. Я решил пока не выяснять подробностей о ее обитателе. Главное, что коробки представлялись мне достаточно надежными...

Александрия постепенно таяла в дымке за кормой. Где-то по правому борту серыми утюгами виднелись покидавшие Египет линкоры. Визит и демонстрация флагов закончились. Флоты возвращались по домам.

Наш же пароход держал курс на Крит. Погода была великолепной, и большинство пассажиров проводили время на палубе. Я не стал исключением. Мой сосед-герпетолог уже болтал о чем-то с дамами. Компания вокруг собралась на редкость пестрая — британские и тевтонские туристы, французские и итальянские чиновники и военные, даже было двое русских, один помоложе в щегольском костюме, второй постарше и попроще с висевшей на перевязи рукой.

— Неудачно упал, — пояснил профессор Гульельмо, успевший каким-то немыслимым образом выяснить все, что можно об окружающих.

— А вот этот молодой француз, — он показал на бледного юношу, опиравшегося на палочку у перил, — летчик, совершивший неудачную посадку, — кстати, настоящий аристократ...

Француз, заметив наш интерес, подошел.

— Меня зовут Антуан, я всего лишь летчик, а заслуги предков, ничего о человеке не говорят.

— Не скажите, — возразил итальянец, — наследственность играет очень большое значение в биологии...

— Вы летали в Сахаре? — поинтересовался я.

— Да, 2-й истребительный полк. Нас перебросили на границу Судана из-за гражданской войны на Верхнем Ниле. Периодически мы базировались в Асуане. Там и случилась эта... неприятность, — он огорченно вздохнул, — теперь я еще долго не смогу летать.

— Уверен, Вы сможете найти себе достойное занятие, — посочувствовал я молодому человеку.

— Судан, Верхний Нил? — встрепенулся итальянец, — извините за профессиональный интерес, но я как раз собирал коллекции местной фауны. Очень интересный регион. К сожалению, из-за всех этих беспорядков мне так и не удалось толком туда добраться. Так изучал периферию. Вы не поверите, что я смог там раскопать... Кстати, вам случайно не доводилось пролетать в местности к юго-западу от оазиса Харга? Где, по словам кочевников, находятся легендарные горы Увейнат и пещеры джиннов Гилф-Кебира? Это, конечно, не Нил, но местность должна быть крайне интересной, если верить бедуинам. Где-то в тех краях, возможно, находится мифический "белый город" Зерзура.

— Нет, мифических городов я там не встречал, хотя в тех краях бывал, — улыбнулся француз, — мы патрулировали область ближе к Нилу. Но однажды сильный ветер отнес мой аэроплан к западу, и я действительно видел на горизонте что-то похожее на горы. Но топливо уже заканчивалось, и я не смог приблизиться, чтобы разглядеть, не показалось ли мне. А через несколько дней и произошла эта неудачная посадка. Буквально мелочь, но самолет опрокинулся, и защиты моего шлема оказалось недостаточно... — он дотронулся до перебинтованной головы.

— А вы что на это скажете? — итальянец повернулся ко мне.

— Все это, конечно, весьма интересно, но только с точки зрения местного фольклора, — пожал я плечами, — я реалист и скептик. Сначала надо найти эти мифические оазисы, а уж потом делать какие-либо выводы.

— Со своей стороны могу сказать, — возразил Гульельмо, — я действительно обнаружил глубоко в пустыне останки крокодилов, что неоспоримо свидетельствует о наличии там, в древности оазисов, в дальнейшем пересохших. Да и присутствие гор, подобных Ахаггару, но восточнее, никак не противоречит геологии, а среди скал и возвышенностей вполне могли сохраниться источники пресной воды. И я все забываю вам рассказать, как я нашел...

— Разрешите даме присоединиться к Вашему разговору, — к нам подошла, средних лет женщина в богатом платье и с характерным техасским акцентом, — надеюсь, я не слишком бесцеремонна?

— Нет, конечно же, — галантно поклонился ей итальянец, и добавил уже нам с французом, — разрешите представить Вам миссис Уиллелу Одом, в девичестве Лирайт.

Мы представились в ответ. Несмотря на некоторую техасскую непосредственность, миссис Одом оказалась на редкость приятной собеседницей.

— Пока мой супруг занимается овцами на нашем ранчо в Пимиенте, я решила немного развеяться в Европе. Америка прекрасна, но временами скучна до невозможности... Вы видели когда-нибудь пустую столешницу? Тогда вы представляете окрестности нашего ранчо. Как говорят в наших краях "зато вы часами можете наблюдать, как ваша собака убегает от дома". Но, насколько я слышала, вы обсуждали загадочные города и оазисы?

— Это старая легенда, — улыбнулся Гульельмо, — в 1481 году в Бенгази добрался полуживой погонщик верблюдов. Он рассказал эмиру фантастическую историю. Направляясь с караваном из долины Нила в оазисы Дахла и Харга, он попал в жуткую песчаную бурю. Она была столь страшной, что погибли все, кто был в караване, уцелел лишь он один, прикрытый от буйства стихии телом своего павшего верблюда. Самым же страшным было то, что буря смела все ориентиры по которым он обычно проводил свой путь. Погонщик с ужасом осознал, что заблудился в пустыне... Небольшой запас воды, уцелевший после бури, быстро закончился, и бедняга уже было решил, что настал его последний час, когда из окружавших его песков вышло несколько людей в странных одеждах и с прямыми мечами вместо обычных сабель.

Незнакомцы были высоки ростом, их лица были белыми, а глаза голубыми. Они подобрали обезумевшего от жажды погонщика и отвезли его в большой город, располагавшийся в глубоком ущелье среди скал.

Придя в себя, погонщик увидел вокруг прекрасные белые здания, множество фонтанов и бассейнов среди пальм, и отдыхавших в их тени прекрасных светлокожих женщин, даже не закрывавших лица, как подобает истинным мусульманкам.

Жители города были гостеприимны. Они хорошо отнеслись к погонщику, и рассказали, что их город называется Зерзура. Говорили они на странном, но похожем на арабский языке, поэтому погонщик не так много смог понять из их рассказов. Хотя и сообразил, что они не мусульмане, ибо за несколько проведенных в городе месяцев ни разу не видел, как они совершали намаз, и не слышал призывов муэдзина к молитве.

— Как интересно, но почему погонщик вдруг оказался едва живым в пустыне близ Бенгази? — спросила заинтригованная миссис Одом.

— Вот и эмир задал ему этот же вопрос. Тот смутился, и ответил, что однажды ночью ему пришлось бежать из города.

— Отчего же ты бежал, — воскликнул тогда эмир, — если ты говоришь, что жители Зерзуры были так добры к тебе?

Погонщик в ответ только мычал что-то невнятное и разводил руками...

Заподозрив неладное, эмир приказал обыскать погонщика, и к его удивлению стражи нашли спрятанное в лохмотьях золотое кольцо с огромным рубином.

— Откуда оно у тебя — спрашивал эмир, но погонщик так и не смог ничего объяснять.

— Значит, ты его украл у своих спасителей и из-за этого бежал из города, — решил эмир, и приказал отрубить погонщику обе руки за воровство...

— Какое варварство, — не сдержалась американка, — но что было дальше?

— Рассказывают, что эмир и его люди много лет искали белый город в пустыне, но так ничего и не нашли. А рубиновое кольцо, по слухам, до сих пор хранится в сокровищнице беев Бенгази...

— Потрясающая история, — покачала головой Уиллела, — она заслуживает быть изображенной на киноэкране. По крайней мере, она ничуть не хуже, чем события положенные в основу историко-биографической картины "Дон Педро Гомес", снятой англичанами в прошлом году. Особенно хороша у них получилась первая часть — "Лев Кастилии", вторая "Осада Памбы", на мой взгляд, заслуживает более эффектной концовки...

— Меня более интересует вопрос правдоподобности этой средневековой легенды, — заметил итальянец, — как я уже сказал, возможность существования ныне высохших оазисов в пустыне можно считать доказанной, но некоторые ведь вполне могли сохраниться, и где гарантия, что среди них не отыщется тот самый "белый город". Уверен, технические новшества вроде автомобилей и аэропланов окажутся крайне полезны для подобных исследований. Вот вы, молодой человек, могли бы после выздоровления принять участие в научной экспедиции?

Француз пожал плечами.

— Сначала должна кончиться эта необъявленная война. Сейчас там не до науки. Нельзя заниматься изучением легенд, когда твой дом горит... А у местных жителей он горит, и еще как.

— Ошибаетесь, молодой человек, даже когда говорят пушки, музы не должны молчать! — Гульельмо темпераментно воздел руки к небу, — люди постоянно воюют, и если бы они переставали на это время заниматься наукой, то мы бы до сих пор жили в каменном веке. Наука и война — вещи существующие независимо друг от друга.

— Скажите это тем, кто придумал отравляющие газы, — заметил я.

Итальянец поморщился.

— Они не заслуживают права называться учеными. Но я все-таки хочу рассказать о том, как забравшись настолько глубоко в пустыню, насколько позволял запас топлива моего автомобиля, нашел там...

Дикий, нечеловеческий вопль, прилетевший с нижней палубы, прервал его слова. Я с ужасом осознал, что он доносится как раз оттуда, где располагалась моя каюта.

Меньше чем через пять минут я был на месте. Тут уже толпились пассажиры и матросы. Дверь в каюту была распахнута, в нескольких метрах от нее, буквально обвившись вокруг вертикальной стойки (кажется, моряки зовут их пиллерсами) и уцепившись ногами за стенной кронштейн для спасательного круга, висел в метре над палубой некрупный чернявый мужчина.

— Что случилось? — к месту событий протиснулся кто-то из судовых офицеров.

— Т-т-там... — пробормотал мужчина с густым сицилийским акцентом, и, не теряя равновесия, ухитрился указать рукой в направлении каюты.

— Что там? — сурово поинтересовался офицер.

— Это... господи Иисусе, я думал мое сердце разорвется... — поведал мужчина, по-прежнему оставаясь в подвешенном состоянии.

— Что "это"?

— Слава святым Модесту и Кресценции, я спасся... клянусь, никогда больше...

Разочаровавшись в попытках выяснить что-то у набожного сицилийца, офицер шагнул в каюту. Секунду спустя он выпрыгнул оттуда, сопровождая свои перемещения впечатляющим набором ругательств сразу на нескольких языках...

Офицер остановился в нескольких метрах и вытер рукой вспотевший лоб. Его лицо пошло белыми и красными пятнами и выражало крайнее удивление и некоторый испуг.

— Клянусь всеми святыми, Розарио Агро никогда больше, — продолжал тем временем свой монолог мужчина на пиллерсе.

— Там змея... — выдохнул офицер, осторожно заглядывая в дверь каюты с безопасного расстояния.

Я последовал его примеру. Ровно посреди комнаты свернулась кольцами черная блестящая лента. Видимо заметив нас, рептилия раздула капюшон, и угрожающе зашипела. Мы немедленно ретировались.

Не то чтобы я панически боялся змей... но все же. Не самое приятное соседство, надо сказать. Вот чего я, скажу честно, действительно боюсь, так это высоты. Точнее даже не высоты, а края — балконов, карнизов, мостов... Доктора говорят это проблемы с чувством равновесия. Может оно и так.

— Позвольте... пропустите... да пропустите же, — к нам пробился через толпу Гульельмо Пикколо.

— Ваша? — спросил я его, показывая на дверь.

Профессор заглянул туда, всплеснул руками и вбежал внутрь. Я сделал шаг и опасливо посмотрел за край проема. Профессор схватил какую-то тряпку и самым неосторожным образом стал дразнить кобру. Та снова зашипела и попыталась атаковать кусок ткани. Но в этот самый момент профессор ловко ухватил ее за шею позади головы, и поднял над полом. Кобра шипела и бессильно извивалась. Герпетолог открыл какую-то из своих коробок и засунул рептилию внутрь.

— Ума не приложу, как ей удалось освободиться, — развел руками итальянец, ковыряясь в своих ящиках и коробках.

— Вы что, перевозите ядовитых змей в каюте?!! — ужаснулся офицер, предусмотрительно оставаясь снаружи.

— Ядовитых всего пара экземпляров, и я абсолютно надежно все запер, не представляю, как это могло случиться!

— Кстати, а вы что делали в нашей каюте? — поинтересовался я у сицилийца, который наконец-то попытался слезть с пиллерса.

— Кто? Я?!

— Именно...

Сицилиец грузно съехал на палубу, и растерянно почесал в затылке.

— Я... это... того...

— Смотрите!! Кто-то сломал замок! — торжествующе воскликнул профессор, потрясая в воздухе какой-то железкой.

Я обернулся, а когда снова перевел взгляд на сицилийца, тот уже исчезал за поворотом коридора. Я бросился за ним. Следует отдать ему должное, бежал он быстро. Но и я был настроен, во что бы то ни стало, выяснить причины его появления в моей каюте. Расстояние между нами медленно, но неуклонно сокращалось. Казалось еще чуть-чуть, и я смогу его схватить... И тут передо мной возникла створка внезапно распахнутой двери, внезапно преградившая путь. Только чудом я не разбил об нее лицо. Этой помехи хватило, чтобы убегавший сицилиец сумел перескочить через преграждавший проход тросик, и шумно скатиться по лестнице куда-то вниз... Я пробормотал какие-то невнятные извинения застывшему у злосчастной двери пассажиру, чье желание прогуляться прервало мою погоню и, игнорируя висевшую над лестницей табличку — "Только для команды. Пассажирам вход воспрещен", — спустился палубой ниже.

Увы. Расходившиеся в разные стороны проходы были пустынны. Зато возникший словно из ниоткуда сурового вида моряк, укоризненно качая головой, попросил меня покинуть служебные помещения. Как ни обидно, но пришлось последовать его указанию.

Когда я вернулся в каюту, профессор был занят объяснениями с капитаном.

— Это немыслимо! Я, Гульельмо Бенедетто Джакопо Пикколо, — профессор Туринского университета! Секретарь Венского общества испытателей природы, почетный член Британского географического...

— Мистер Пикколо, несмотря не все ваши регалии, я имею полное основание высадить вас в первом же порту как контрабандиста!

— Нигде не сказано, что мне нельзя перевозить мою научную коллекцию!

— Ядовитые змеи не являются научными экспонатами.

— То есть, как это не являются?

— Элементарно, это живой груз, перевоз которого создает опасность для остальных пассажиров.

— Ни малейшей, упаковка абсолютна надежна...

— Тем не менее, одной из кобр удалось вырваться...

— Это злой умысел, кто-то взломал коробку!

— Вы обвиняете моих людей в проникновении в вашу каюту?

— Нет, но кто-то же проник сюда и открыл коробку с коброй? Или дверь в каюту тоже сама открылась? Я отлично помню, что запер ее перед тем как подняться на верхнюю палубу.

— Могу подтвердить, — вмешался я в разговор, — дверь была заперта.

— Хмм, — задумался капитан, — я проверю. Тем не менее, я настаиваю, чтобы ваши "экспонаты" были перемещены в грузовой отсек и надежно заперты.

— Они нуждаются в уходе и регулярном кормлении...

— Пожалуйста, только не на пассажирских палубах.

— Вы предоставите мне отдельное помещение для моей коллекции?

— Да, полагаю это возможно.

Я облегченно вздохнул. Провести остаток плавания в компании змей и крокодилов мне как-то не хотелось. На всякий случай я проверил саквояж. Он остался нетронутым. Возможно, сицилиец элементарно хотел поживиться, но лучше быть настороже... Копии ценностей стоит постоянно носить с собой. На всякий случай. Я сложил прорезиненную папку вдвое и убрал ее во внутренний карман костюма. К счастью тот был достаточно емким.

Как стемнело, профессор Пикколо отправился в трюм кормить своих питомцев. Я же остался готовиться ко сну. Однако этот процесс был достаточно скоро прерван стуком в дверь. Я открыли и слегка обомлел. Опять! Передо мной стоял человек, который по моим представлениям должен был сейчас ворочать камни где-то среди гейзеров и попугаев Новой Зеландии... Адриано Феличетти.

Видя мою растерянность, гость вежливо улыбнулся.

— Да, это я, ты не ошибся.

— Но как?!

— Сбежал из тюремного поезда... Это долгая история, Танкред. Ты разрешишь мне войти?

— Конечно...

Я отступил на несколько шагов. Адриано был одет в безупречный костюм шоколадно-коричевого цвета в тонкую полоску, светлую шляпу и лаковые туфли с белым верхом. Он всегда был щеголем.

— Чем обязан? — я отложил полотенце на столик к зубной щетке.

Я не испытывал особых иллюзий. Адриано был профессиональным вором и аферистом, и вряд ли его привело в мою каюту сентиментальное желание пообщаться со старым знакомым.

Феличетти по-хозяйски опустился в кресло.

— Видишь ли, Танкред, твои похождения в Каире создали ряд проблем...

— Откуда ты...

— Не важно. Но итальянское правительство не любит когда всякого рода проходимцы расхищают древние сокровища.

— Я не...

— Ну не строй из себя ребенка. Я же тебя знаю. Напомнить, чем ты зарабатывал на жизнь, вернувшись с фронта?

— Не стоит. Чего ты хочешь?

— Лично я ничего, но люди, на которых я работаю, желают обсудить с тобой кое-какие детали.

— Полагаю, они хотят напомнить мне старую истину — "делиться надо"?

Адриано усмехнулся, откинулся на спинку и достал из внутреннего кармана пилочку для ногтей.

— Я так понимаю, твои наниматели не собираются ждать до утра? — поинтересовался я.

— Естественно...

Я накинул пиджак, и стал обуваться.

— Не забудь саквояж, — назидательным тоном заметил Адриано, не отрываясь от маникюра.

Я хотел было возразить, но решил, что в данной обстановке это будет не слишком полезно.

— Я готов.

Адриано не спеша убрал пилочку, поднялся с кресла и оглядел меня. Потом окинул взглядом комнату.

— Что это? — его взгляд остановился на лежавшем на тумбочке кожаном бурдюке, купленном по пути в порт.

— Сувенир из Александрии...

— Тоже возьми.

— Зачем? — я искренне удивился.

Адриано лишь приподнял бровь.

Я пожал плечами и забрал бурдюк с собой.

На улице было уже свежо. Мы прошли полкорабля поднялись и спустились по нескольким трапам, и в итоге достигли полутемной каюты, где нас уже ждали.

Сказать, что я был удивлен, значит, ничего не сказать. Я даже не смог удержаться от не слишком уместного восклицания.

— Черт побери, Адриано, с каких пор ты работаешь на правительство!

— С тех пор как оно вытащило его с французской каторги, — ответил мне сидевший за столом человек, — присаживайтесь синьор Бронн. Чувствуйте себя как дома.

Я последовал приглашению. Человек, чье присутствие меня так поразило, был Никколо ди Мартти — комиссар итальянского правительства при Национальном Археологическом совете, правая рука Виченцо Моретти — всесильного руководителя любых раскопок в итальянских колониях в Африке.

— Коньяк, сигару? — дон Никколо был подозрительно щедр.

— Я не курю...

— Тогда Вам придется терпеть, — улыбнулся ди Мартти, — я курю.

Он затянулся. Я воспользовался паузой, чтобы оглядеться. В полумраке за спиной комиссара я разглядел пару неясных фигур.

Никколо отряхнул пепел с сигары, и расправил белоснежный галстук, ярко выделявшийся на фоне черной рубашки. Золотая запонка с римским орлом и ликторской связкой указывала на высокий статус своего обладателя в государственно-партийной иерархии.

— Чем я обязан вниманию столь значительной персоны? — поинтересовался я.

— Вашей исключительной везучести, — дон Никколо снова улыбнулся, — Вы ухитрились пару раз избежать как нашего... хм, воздействия, так и посягательств нашего французского коллеги дю Понта.

— Неужели? — у меня в голове что-то словно щелкнуло, — так катастрофа "Виллема Оранского" ваших рук дело!?

Мои представления о миропорядке несколько пошатнулись. Ди Мартти официальное лицо, с каких пор диверсии на международных авиатрассах стали обычным занятием государственных органов?

— Это было не лучшее решение, — вздохнул комиссар, — но нам иногда приходится прибегать к разного рода, скажем так, неофициальным методам. Особенно когда по-другому остановить напор нашего французского друга не удается...

— Вы хотите сказать, что Виченцо Моретти и итальянское правительство было в курсе этого!? — произошедшее все еще не хотело укладываться у меня в голове.

— Мы предпочитаем не беспокоить дона Виченцо такими мелочами, а он, со своей стороны, не проявляет излишнего любопытства. Главное, что дело было сделано.

— Но это немыслимо!

— Не будьте наивны, синьор Бронн, — он затянулся сигарой, — времена благородства и рыцарства прошли. Все эти кодексы чести, открытые забрала — пыль ушедших эпох. Сейчас все решают прагматичность и здоровый цинизм.

Я ничего не ответил.

— Посудите сами, — продолжал он, — кем я был при Империи? Мелким землевладельцем, перед которым пресмыкались крестьяне, но ни один напыщенный миланский аристократ не подал бы мне руки, не говоря уже о должности в правительстве. "Мафиозо" — фыркали эти чванливые фанфароны. И что? Где теперь они и где я? Новые власти сочли разумным воспользоваться моими услугами и нисколько о том не пожалели.

— Да уж, — только и смог произнести я.

— Но раз уж моим людям не удалось все решить самостоятельно, что, надо сказать, бывает крайне редко, мне пришлось вмешаться лично.

— Я весьма польщен, синьор ди Мартти.

— Розарио, передай мне вещи синьора Бронна, — он обратился к кому-то стоявшему позади него.

Из темноты вышел тот самый низенький сицилиец, что наткнулся на кобру в моей каюте. Он взял мой саквояж и пустой бурдюк и передал их Никколо. Тот вынул из стола какой-то листок и, открыв саквояж, стал доставать его содержимое, сверяя со списком. Дойдя до бурдюка, он долго крутил его в руках, а потом спросил.

— А это еще что такое?

— Сувенир из Александрии, — пожал я плечами, — купил в порту.

Никколо осуждающе поглядел на Адриано.

— Откуда я знал, что он не врет? — оправдывающимся тоном сказал тот.

Никколо бросил пустой кожаный мешок мне на колени.

— Его можешь взять на память. Остальное — собственность итальянского правительства.

Я понимающе кивнул. А что мне оставалось делать?

— Вы точно не хотите ничего выпить, — поинтересовался ди Мартти, убирая мои каирские приобретения в сейф.

Я понял, что терять мне уже нечего...

— Пожалуй, промочить горло не помешает.

— Жозефина, налей гостю коньяк...

Из полумрака появилась еще одна фигура. На этот раз это была Жози из портового заведения. Она протянула мне рюмку. Я машинально выпил, не ощущая вкуса.

Заперев сейф, дон Никколо дал мне знать, что аудиенция закончена.

— Можете идти, синьор Бронн, Адриано вас проводит.

Мы вышли на свежий воздух. Я еще не до конца пришел в себя после случившегося. Может это давало о себе знать недавнее сотрясение мозга. Так или иначе, я шагал словно автомат, не слишком хорошо осознавая, что происходит. Лишь почувствовав знакомое неприятное ощущение, возникавшее у меня на возвышенных местах, я резко остановился. Мы стояли у борта, леерное ограждение было почему-то снято, и в нескольких метрах подо мной поблескивала в лунном свете гладь Средиземного моря.

Желудок немедленно свернулся в комок, и я испытал непреодолимое желание за что-нибудь уцепиться и не отпускать. У меня всегда так, стоит мне оказаться на мосту, балконе или ином подобном месте. Противнейшее ощущение, но ничего не могу с собой поделать — акрофобия, как говорят доктора.

Я обернулся, собираясь отойти от края. Адриано грустно посмотрел на меня.

— Извини, Танкред, не думал я, что все вот так закончится, в старые добрые времена мы были почти что друзьями...

В другой ситуации я бы бросился на него, сбил с ног, или еще что, но страх высоты буквально парализовал меня.

— Ничего личного... — вздохнул Адриано и резко толкнул. Я попытался его схватить, но поздно, ботинки скользнули по кромке борта и мои пальцы сжали лишь воздух. Я осознал, что лечу в бездну.

Глава 5

Скажу честно, пловец я весьма посредственный. Особенно в открытом море. К счастью я упал не плашмя, поэтому контакт с водой обошелся для меня без тяжелых последствий. Беспорядочно дергая всеми конечностями, я вынырнул. На фоне ночного неба силуэт "Майкла Блондена" был практически неразличим, лишь созвездие огней, занимавшее полнеба, указывало на удалявшееся судно.

Несколько минут я судорожно и бесцельно бултыхался, периодически окунаясь с головой в воду.

Так надо сосредоточиться. Ситуация более чем неприятная. Я в открытом море, за сотню миль от ближайшего берега, без шлюпки и даже спасательного круга... Правда в какой-то книге утверждалось, что человек способен удерживаться на плаву несколько суток, но эта информация меня не слишком радовала. Удерживаться может и способен, но вот доплыть до берега — явно нет. Мной овладела некоторая растерянность. Неужели это все? Конец?

Прошлый раз я чувствовал подобное, когда наша рота попала под обстрел на нейтральной полосе. Обстрел вжимал нас в землю, а минометы медленно, но верно с этой землей перемешивали. Деваться было некуда. Отступать по ровному полю — так нас перестреляют как уток, оставаться на месте — накроет артиллерия, либо кончатся боеприпасы и останется только сдаться... Тогда Эрвин поднял нас в атаку. Этого никто не ожидал, в том числе и противник. Лейтенант получил орден, а мы все куда больше — остались живы.

Итак, главное не паниковать. Утонуть я всегда успею. Первая задача — как можно дольше оставаться на плаву, возможно рано или поздно на меня наткнутся какие-нибудь рыбаки.

Я перестал дергаться и по возможности осмотрелся. Было темно. Но я разглядел что-то чуть более черное, чем окружавший мрак, плававшее рядом со мной. Тот самый александрийский бурдюк. Он был у меня в руках и тоже вылетел за борт. Похоже, в нем осталось какое-то количество воздуха, из-за чего он держится на плаву.

Стоп! Если он держится на плаву сам, то почему не может держать и меня? Надо только его надуть...

Не скажу, что надувать бурдюк, находясь в воде, задача из легких. Но разве у меня был выбор? Закончив с этим занятием, я оценил изогнутую форму кожаной емкости. Почти готовый спасательный круг.

Что дальше? Насколько я помнил армейские инструкции, которые нам раздавали, когда готовили к галлиполийскому десанту, оказавшись в таком положении, следовало в первую очередь сбросить обувь и тяжелую выкладку, чтобы уменьшить свой вес. К счастью выкладки у меня сейчас не было. Обмундирование инструкция рекомендовала по возможности оставить, особенно если не было видно берега, к которому плыть. Так дольше не замерзнешь.

Что больше всего злило меня в этот момент — полное отсутствие возможности как-то активно влиять на события. Плыть к ближайшему берегу — бессмысленно. За половину суток лайнер ушел от Александрии даже по самой скромной оценке километров на триста, если не на все четыреста... Так что я сейчас находился где-то в самой середине моря, одинаково далеко как от Африки, так и от Турции. Оставалось лишь болтаться на волнах в ожидании появления случайного корабля.

Это была самая долгая ночь в моей жизни. Чтобы хоть как-то скоротать время я решал в уме лингвистические задачи, планировал курсы лекций, складывал числа — лишь бы как-то занять рассудок и отогнать постоянно лезшие в голову мысли о бренности жизни и образы друзей и родственников, которые, может быть, уже никогда больше меня не увидят...

Темнота постепенно сменялась полумраком, а он розовым рассветным светом. А еще говорят, на юге день наступает быстро... Мои надежды, что как только рассветет, в море появятся корабли и меня подберут, довольно быстро рассеялись. Ярко-синие просторы, окружавшие меня, по-прежнему были пустынны, и лишь раскаленное солнце немилосердно пекло голову. От попадавшей в рот соленой воды жутко хотелось пить. Но делать этого было нельзя, морская вода содержит больше соли, чем человеческий организм, поэтому она не только не спасает от жажды, но лишь усиливает ее. Я безвольно качался на волнах, и единственным моим занятием было периодически надувать бурдюк, слегка травивший воздух через пробку.

К вечеру мои мысли начали путаться. Периодически возникала идея все бросить, перестать бороться и тихо и спокойно пойти ко дну... Я гнал ее от себя. Слишком много дел в этой жизни я еще не сделал.

Так прошла вторая ночь, кажется, я несколько раз засыпал, и просыпался от сводившей ноги судороги... Пожалуй, коптский монах, всучивший мне этот бурдюк, заслужил свое место на небесах... Ну, или, по крайней мере, сильно приблизился к нему. Если бы не он, той ночи я бы уже не пережил.

Очередной раз меня привел в чувство сильный толчок. Что-то достаточно массивное и явно живое неплохо наподдало мне под мягкое место. Я огляделся, мой спасательный бурдючок почти опустел. Видимо я неплотно закрыл пробку. На горизонте разливался золотисто-розовый свет моего второго рассвета в Средиземном море... Меня снова толкнули. Акулы?!

Словно в подтверждение морскую гладь вспорол треугольный плавник. Чуть поодаль второй... третий! Этого еще не хватало. Пройти войну, пережить революцию и развал страны, чудом избежать тысячи опасностей и в итоге оказаться банально съеденным какой-то рыбой?! Из воды рядом со мной высунулась лобастая голова с тонким рыбом. Уф-ф... это всего лишь дельфины.

Помнится, еще древние греки рассказывали истории о людях спасенных этими морскими животными. И чем я, спрашивается, хуже древних греков? Я ухватил одного из дельфинов за спинной плавник. Тот поплыл, и я, словно на буксире, поехал за ним. Не знаю, довезет он меня до берега или нет, но хоть на поверхности поддержит. Товарищи моего провожатого периодически выскакивали из воды, и вся стайка двигалась в сторону восходящего солнца.

Воспользовавшись дополнительной опорой в виде дельфиньей спины, я поднадул свой бурдюк. Теперь, даже если они уйдут на глубину, я смогу продержаться еще какое-то время. Дельфинья компания несколько развеяла гнетущее настроение. Меня должны найти и подобрать. Уже скоро... Совсем скоро. Если бы еще не так сильно хотелось пить...

Дельфины внезапно свернули и поплыли в другом направлении. Похоже, их что-то привлекло. Что это там на горизонте? Не может быть?! Корабль!!! Это корабль!

Я попытался закричать и замахать руками, но обнаружил, что голос у меня практически пропал, да и вряд ли они что-то могли расслышать с расстояния в несколько миль. К счастью дельфинов определенно заинтересовало судно, и они направлялись прямо к нему. Довольно скоро (а может и не скоро, чувство времени меня к тому моменту окончательно оставило) я уже смог разглядеть трехногие мачты и массивные орудийные башни. Над ними белел в ярко-синем небе флаг с алым крестом... Британцы.

Я снова махал руками и кричал, хотя подозреваю, выпрыгивающие из воды дельфины были куда как более заметны.

Они спускают катер! Ура!! Меня увидели!!!

Остальное я помню уже не слишком отчетливо. Дельфины, испугавшись катера, ушли на глубину. Помню, как меня вытаскивали и грузили на брезент, чтобы поднять на борт корабля. Потом все... Провал в памяти. Очнулся я уже в судовом госпитале.

— Как вы себя чувствуете, милейший? — первым делом поинтересовался обходительный эскулап.

— Спасибо, полагаю весьма неплохо для моего положения...

— Нет, нет, пока не вставайте. Значительные нагрузки и резкий приток остывшей крови из конечностей к сердцу могут быть опасны. Пока вам стоит полежать и восстановить водно-солевой баланс в организме...

Я опустил голову в пышность накрахмаленной подушки, и спросил.

— Вас не затруднит сообщить мне, на какое судно я попал?

— Линейный крейсер Его Королевского Величества "Джеймс Кук". А я здешний судовой врач Алан Лайвсли.

— Очень приятно, — я представился в ответ.

— Ну что ж, мистер Бронн, — никаких существенных повреждений я у вас не обнаружил. Полагаю, через день-два вы будете как новенький.

Дверь открылась, и на пороге я увидел молодого человека в синем флотском мундире. Он церемонно откозырял и представился:

— Лейтенант-коммандер Джеймс Хокинс.

Доктор подал ему стул, и офицер присел у меня в изголовье.

— Только не слишком долго, он еще достаточно слаб — заметил врач, и деликатно вышел из палаты.

— Капитан занят, и попросил меня навестить вас и задать несколько пустяковых вопросов...

Уважаю англичан. Даже допрос они способны превратить в светскую беседу.

Я кратко рассказал о себе. В деталях живописал злоключения в открытом море. Но вот большинство подробностей о том, как именно выпал за борт, предпочел опустить.

— Прогуливался вечером по верхней палубе, немножко выпил, наклонился через перила... резкий порыв ветра... и вот я здесь.

— Ясно, — Хокинс закрыл блокнот, где делал пометки, — вы хотите что-нибудь у меня спросить?

— Я был бы чрезвычайно благодарен, если бы мне удалось узнать, в какой порт направляется "Джеймс Кук", где бы я смог покинуть его гостеприимный борт?

— К сожалению, мы совершаем длительный поход с минимальным числом заходов в порты. Могу лишь сказать, что ближайшим местом, где Вы сможете сойти на берег, будет Аден.

— Мы идем Суэцким каналом?

— Да, но останавливаться в Суэце мы не будем, и высадить вас, полагаю, возможности у нас не представится. Кроме того, доктор Лайвсли полагает, что вы еще недостаточно окрепнете к этому моменту.

На следующее утро меня разбудил какой-то шум. Доктор Лайвсли и невысокий щуплый моряк возились в какими-то измочаленными тряпками.

— Ваши вещи — извиняющимся тоном произнес доктор, заметив, что я проснулся, — увы, они сильно пострадали...

Я осмотрел то, что еще недавно было довольно неплохим летним костюмом. Теперь он больше напоминал лохмотья, снятые с видавшего виды огородного пугала. Видимо оценив выражение моего лица, доктор добавил.

— Я попросил матроса Фокса подобрать Вам что-нибудь по размеру из наших запасов. Примерьте.

"Что-нибудь" оказалось комплектом тропического обмундирования морского пехотинца без знаков различия. Буро-оливковые брюки, светло-бежевая рубашка, тяжелые башмаки и бесформенная панама, заменившая собой в тропическом снаряжении традиционный пробковый шлем после того как выяснилось, что поверх нее можно без проблем надеть металлическую каску.

Выглядел я комично, но следует отдать должное матросу Фоксу, сидел мундир неплохо и по размерам вполне подходил.

— Хотите забрать ваши вещи?

Я с сомнением осмотрел жалкие остатки костюма.

— Вряд ли... Проще новый сшить. Только бурдюк возьму. Он мне жизнь спас.

— Полагаю, в карманах костюма могло остаться что-то полезное? — заметил доктор.

— Это сомнительно.

Я отлично помнил, что все ценное успел как раз перед приходом Адриано убрать в тумбочку в каюте.

— Как ни прискорбно, но практически все мои документы, билеты и деньги остались на пароходе.

— А это? — доктор вытащил из внутреннего кармана прорезиненную папку.

Как я мог забыть. У меня же остались копии и фотографии, казалось бы, навсегда утерянных древностей! После истории со змеей и сицилийцем я как раз убрал их в карман, где они все это время и лежали. Интересно, пострадали ли они от морской воды.

Я, не без дрожи в руках, открыл папку. Сухо. И бумаги и фотопленки остались целы.

— У вас на корабле есть фотолаборатория? — спросил я, не отрывая взгляда от моих бесценных сокровищ.

— Естественно, — удивился Лайвсли, — а вам зачем?

— Хочу проявить несколько фотопленок... сувениры из Египта.

Я стал укладывать пленки и прорисовки монет и надписей обратно в папку. Один из листов выскользнул и, описав плавную дугу, спланировал на пол. Матрос Фокс услужливо поднял бумагу и хотел протянуть мне, но замешкался с удивлением глядя на узор, срисованный мной со статуэтки.

— Я такое уже где-то видел, сэр, — вполголоса произнес он, протягивая, наконец, мне листок.

— Где?!

Лицо матроса стало задумчивым.

— Не помню, сэр, не могу вспомнить...

Я разочарованно выдохнул. Мелькнувшая было ниточка, способная привести меня к вожделенной цели, оборвалась... Придется заняться фотохимией. Все равно до Адена еще несколько дней пути.

Проявка и печать фотографий не заняла много времени. Закончив с этим, я смог хотя бы изучить рукописи, которые так драматично были у меня изъяты. Все лучше, чем ничего.

Большая часть не представляла собой ничего интересного. Привлекший мое внимание раньше документ стимфалопольского монастыря оказался занудной хозяйственной описью.

Братии в Диосполис Мегале отправлено три вьюка фиников

Братии в Пселхис отправлено два вьюка фиников и пять вьюков сушеных фиг

Александру в Хибис отправлен вьюк отборных фиг и три крокодиловых кожи из Западного оазиса

От Елены из Суэны получено в дар четыре амфоры оливкового масла

...

Пять мешков муки попорчено мышами

Три мешка роздано жителям Серсуры в счет оплаты за их работу по ремонту крыши трапезной на прошлой неделе

Десять мешков съедено братией

Итого...

...

Сие заверяю, келарь монастыря Св. Христофора в Серсуре именуемой иначе Стимфалополис, Иероним.

Куда более интересен оказался палимпсест, документ, написанный поверх старого. Фотография прояснила прежний текст, особенно после некоторых манипуляций с фотоувеличителем и проявителем. Теперь он довольно сносно читался. Я узнал тот самый список Истории Августов, кусок которого мы с Карлом откопали в подвалах Венского музея.

И посланные царицей наемники должны были вывезти часть золота, пурпурных тканей и иных ценностей из Египта, и доставить их в Пальмиру. Но предупрежденный Аврелиан направил в Египет верных людей с достаточным количеством воинов. И когда поставленный Зиновией над наемниками предводителем некий Акроком узнал об этом, то бежал со всеми своими людьми на юг, в Стимфалополис, где был настигнут и ...

Но эта версия сохранила продолжение!

... где был настигнут и опечален вестью о том, что преследователи совсем близко. Тогда он приказал двоим своим доверенным людям стимфалопольцам Ксанфу и Сипитбалу надежно спрятать ценности, а сам со своими воинами вышел навстречу преследователям, в сражении с которыми он и все его наемники были убиты до единого человека. Сокровища же Зенобии остались нетронутыми, поскольку, когда люди Аврелиана попытались пройти через пустыню к Стимфалополису то боги послали столь сильную бурю, что пройти в город стало невозможно. А поскольку предпринятые гадания дали неблагоприятные предзнаменования, и многие воины наблюдали дурные знаки в небе, то посланцы Аврелиана решили вернуться в Александрию.

О спрятанных же ценностях сообщают разное. Говорят, что кроме золота и пурпурных тканей ритор Кассий Лонгин погрузил в караван множество книг и свитков из Александрийской библиотеки. Одни утверждают он сделал это из опасения, что при штурме города много книг может погибнуть или быть расхищено и вывезено в Рим, другие же говорят, что он погрузил их вместо золота и порфир, которые были проданы для оплаты наемников, чтобы создать для царицы видимость сохранности ее ценностей.

Так или иначе, но позднее Август дал дозволение оставить вывезенное в сокровищнице Стимфалопольского храма, где эти ценности пребывают и поныне, как дар божеству.

Я некоторое время осмысливал прочитанное. Библиотека в Александрии была крупнейшим книжным собранием античности. Однако до нашего времени из колоссального числа древних книг дошли жалкие остатки. Многие труды мы знаем, по сути, только потому, что их упоминают либо цитируют другие авторы. Из сорока книг Полибия подробно описывающих историю Средиземноморья до нас дошли только пять и отдельные пересказы и цитаты остальных. Другие труды этого историка не сохранились вообще. И это, увы, не исключение. Представьте себе, что вам бы пришлось судить о мире исключительно на основании отдельных томов и вырванных страниц из большой энциклопедии. Примерно в таком положении находимся и мы в наших знаниях об античности.

Поэтому любой ранее не известный античный текст представляет собой куда большее сокровище, нежели золото или драгоценные камни.

К сожалению, наши предки не всегда разделяли это мнение. Библиотека в Александрии многократно горела и разорялась. Самым значительным был урон, нанесенный книжному собранию при взятии Александрии войсками Аврелиана.

И вот я нахожу текст, из которого следует что какая-то, возможно даже значительная, часть книг была вывезена из города буквально накануне его штурма и спрятана где-то в ливийской пустыне! И что она возможно сохранилась до нашего времени!

Если даже несколько свитков удастся найти, это будет открытие века! Да что там века, тысячелетия. Оно сможет перевернуть наши представления об истории... об античности...

Я выдохнул и провел ладонью по лбу. Открывшиеся передо мной перспективы были слишком велики для быстрого осознания. Нужно время, чтобы все это смогло уложиться в голове. Стоит подышать свежим воздухом и подумать...

Я поднялся на палубу и долго смотрел, как солнце медленно опускается в Красное море.

— Царица Юлия Аврелия Зенобия Септимия шлет тебе приветствия и это письмо, — гонец низко поклонился и протянул свиток.

Секретарь принял от него папирус, развернул и передал Кассию. Старик предпочитал читать послания своей ученицы сам, а не доверять делать это рабу вслух.

Пробежав папирус, он вздохнул.

— Если убрать все оговорки, то сражение при Антиохии мы проиграли, царица даже готова бежать в Персию...

Секретарь, склонив начавшую седеть голову, покорно слушал.

— Ты пригласил Акрокома?

— Да господин, он ждет.

— Зови.

Рослый смуглый воин остановился в десяти шагах и приветствовал Кассия традиционной фразой.

— Радуйся...

— Философ лишь кивнул в ответ и сказал.

— Ты слышал о Стимфалополисе?

— Кажется, это маленький город где-то в южной пустыне, — неуверенно произнес воин.

— Это не просто город. Это очень интересное место, весьма благоприятное для размышлений... Но речь сейчас не об этом. Я хочу, чтобы ты отвез некоторые мои вещи в это место. Причем немедленно. Вещи весьма ценные, поэтому возьми достаточно воинов и хороших проводников, чтобы не затеряться в пустыне.

— Да, я сделаю все, как ты велишь.

— У тебя не больше двух дней на сборы...

— Хорошо...

Когда Акроком вышел, Лонгин повернулся к стоявшему неподвижной тенью секретарю.

— Я сильно сомневаюсь, что римляне простят мне все, что я внушил царице...

— Не ты один призывал ее восстать против Рима, господин.

— Не меня одного и казнят...

— Не стоит гневить судьбу, господин, никто из нас не может сказать точно, что ждет нас.

— Ладно, не буду об этом. Ты подготовил все книги, которые я просил?

— Да, господин, но они займут больше вьюков, чем предполагалось, может, стоит часть оставить?

— Нет, лучше выложите что-нибудь другое, серебряную посуду, ткани, реши сам...

— Как скажете, господин.

— Без серебряной тарелки я, может быть, и обойдусь, а вот книги мне в изгнании могут пригодиться. Я уже слишком стар, чтобы подобно Зиновии искать убежища у персов. Все, что мне нужно — хорошая библиотека и люди с которыми можно говорить о философии. И если второго меня лишат, то я хочу оставить хотя бы первое...

— Поднимается буря, — араб указал на бурую дымку на горизонте.

Центурион ничего не ответил, и лишь отер рукой пот. Проклятая пустыня. Лучше уж германские леса, чем это песчаное море.

Он осмотрел вверенный ему отряд. Этот Акроком и его наемные галлы и германцы дрались слишком хорошо. Пятерых легионеров пришлось оставить на поле битвы, еще дюжина была ранена.

— Сморите — один из легионеров указал рукой на что-то черневшее справа в небе. Это был огромный орел, уже третий, которого они видели в этих местах. Птица, тяжело махая крыльями, улетала от надвигающейся бури.

По рядам легионеров прокатился легкий шумок. Этот орел, как и предыдущие, летел справа налево. А это было дурной приметой, предвещавшей самые разные неприятности.

Центурион понимал, что птицы лишь спасались от непогоды и летели к оазису, в котором были их гнезда. Но где-то внутри шевелился суеверный страх — "мало ли что"...

Он обернулся к проводнику.

— Ты уверен, что мы должны идти дальше?

— Да, господин, никакой бури не будет... Мы скоро уже дойдем до Серсуры.

— Он лжет, командир, — прошипел сквозь зубы араб-лучник, — я родился в пустыне, я знаю, что такое буря, он лжет...

— Посмотрим, — проворчал центурион, — если он солгал, я лично зарежу его как свинью... А пока вперед, что остановились?

Бурая дымка постепенно сгустилась в плотное облако, закрывавшее уже половину горизонта.

— Командир, ты все еще думаешь, что этот пес говорит правду? — обычно смуглое лицо араба стало сероватым, а на лбу выступил пот.

Центурион подошел к проводнику.

— Ты солгал... Я выполню свое обещание. Но сначала скажи мне почему? Разве тебе мало заплатили? Или мятежница Зенобия, или как вы ее зовете аль-Забба, заплатила больше?

— Римляне были щедрее, — покачал головой проводник.

— Тогда почему?

Проводник сделал небольшую паузу, потом сказал.

— Царица аль-Забба правит нами по древнему закону. В ее жилах течет кровь Дидоны и Ганнибала. Наши предки пришли из Карфагена и ее род правил там со времен основания города. Судьи Серсуры признали ее право быть царицей моего города. Я буду служить ей... Я все сказал.

— Проклятый варвар, — буркнул кто-то из легионеров.

— Тебя бы стоило распять в назидание другим, — произнес центурион, и, прищурившись, взглянул на надвигавшееся пылевое облако, — но не уверен, что мы переживем эту бурю, а я не хочу уйти в царство мертвых, не исполнив своего обещания...

Солдаты схватили проводника и опустили на колени. Центурион вынул из ножен меч, подошел ближе и, взяв оружие обеими руками, резко опустил острие на спину жертвы, вложив в удар весь свой вес. Клинок с легким хрустом пробил лопатку и ушел в сердце.

Отерев меч от крови, центурион скомандовал:

— Всем собраться в кучу и накрыться плащами...

В зал проникал отчетливый запах свежей извести. Случившееся пару месяцев назад взятие города не обошлось без обычных в подобных случаях пожаров и разгрома. Теперь строители приводили дворец наместника в относительный порядок.

Гулко отдаваясь эхом, прозвучали шаги сандалий по мраморному полу.

— Что там у тебя? — поинтересовался префект, не глядя на вошедшего секретаря.

Префект был занят разборкой массы документов, свалившихся на него после успешного занятия войсками Египта, и посетители не радовали его ни в малейшей степени.

— Извещение о казни сторонников мятежницы.

— Давай сюда, — префект пробежал глазами длинный список, — значит старика Лонгина все-таки казнили... жаль, умный был человек... Это все?

— Нет, еще прошение из Стимфалополиса...

— Что просят?

— Оставить ценности переданные мятежницей Зенобией в дар местному храму...

— И большие ценности? — в глазах префекта появился интерес.

— В основном книги и свитки, золота и серебра довольно немного, пурпур...

— Пурпур и половину золота пусть принесут в дар императору Аврелиану, а остальное могут оставить себе. Книг у нас и так хватает.

— Я им так и передам...

— Передай, и больше не беспокой меня по пустякам.

Я проснулся... В голове царил форменный беспорядок. Я кое-как вылез из койки и побрел к умывальнику.

— Неважно выглядите, мистер Бронн, — скептически поглядел на меня Лайвсли, — хотите, я дам вам снотворного?

— Нет, спасибо, — я зачерпнул прохладной воды и плеснул себе в лицо.

— Ну как знаете, после всех потрясений, выпавших на вашу долю в последнюю пару недель, думаю, вам стоит всерьез заняться собственным здоровьем. Лично я бы рекомендовал полный покой и хороший отдых где-нибудь на Ривьере...

Глава 6

Остаток плавания прошел в беседах с доктором Лайвсли и лейтенант-коммандером Хокинсом. У последнего в Адене оказались тетушка и вверенная ее попечению племянница, которая как раз нуждалась в нескольких уроках классических языков... Я галантно вызвался помочь юной леди в освоении сложностей латинской грамматики и стал обладателем рекомендательного письма адресованного тетушке Камилле Хокинс.

Впрочем, и сам лейтенант-коммандер оказался не чужд историческим наукам, и мне удалось скоротать пару вечеров за увлекательными разговорами на самые разные темы.

Следует заметить, что Аден в те годы был одной из "трех жемчужин" Британской короны, наряду с Бомбеем и Калькуттой. По существу это была столица британских владений на западном побережье Индийского океана, центр из которого тянулись нити управления в Британскую Восточную Африку, Месопотамию, Персию и Аравию — колонии и зоны влияния могущественной империи.

Одновременно это была столица авантюристов и искателей наживы и приключений всех мастей, обретавшихся в британских владениях, контрабандистов и торговцев сомнительными товарами. В общем, это был впечатляющий и многоликий город, плоть от плоти той незабываемой эпохи... М-да, я, кажется, впадаю в ностальгию по молодости. Но вернемся к нашей истории.

"Джеймс Кук" подходил к Адену ранним утром, и я, не без некоторого изумления, смотрел на открывающуюся передо мной в лучах рассветного солнца панораму одного из крупнейших портов мира... Однако мое созерцание было прервано вежливым покашливанием матроса Фокса.

— Вы ко мне?

— Да, сэр, я вспомнил, сэр...

— Что вспомнил? — не понял я

— Ну, ту картинку, узор, Вы еще спрашивали...

Тут я, наконец, сообразил, что речь идет об узоре, срисованном мной с основания статуэтки.

— А... О! Где?!

— Точно такой же рисунок был наколот на руке одного старшины с "Рассерженной Кошки", я еще обыграл его в карты в Александрии...

— Какой еще кошки? — снова ничего не понял я.

— Ну, с "Генриха IV", линкора первого класса...

Конечно же, Henry IV по-французски звучит почти также как английское angry cat — рассерженный кот, ну а поскольку для британского моряка его корабль всегда существо женского пола... Надо заметить, в метком слове британским морякам не откажешь. На какое-то время лингвист во мне взял верх над археологом:

— И много у вас таких прозвищ?

— О, много, сэр, "Туманная" это "Лондон", "Мэгги" — "Магнифисент", "Одноглазая" — броненосец "Полифем", "Ниффи Джейн" — "Ифигения"... — начал перечислять Фокс.

Удовлетворив свое любопытство, я вернулся к делу.

— Итак, речь шла о татуировке у проигравшегося старшины? — все определенно запутывалось, что могло быть общего у матросской татуировки и таинственной статуэтки — артефакта неведомой древней цивилизации?

— Так точно, сэр, старшины торпедной команды.

— И где сейчас этот старшина?

— Понятия не имею, сэр, в Александрии, в порту, у нас вышла заварушка с французами с "Жаннетты", и в суматохе его пырнули кортиком... Последнее, что я слышал, его свезли в александрийский лазарет. А он так и не заплатил мне карточный долг...

— И как зовут этого старшину?

— Кажется, Дик... или Ник... — матрос Фокс задумался, — нет, пожалуй, Рик... — у меня плохая память на имена, сэр, вот в лицо я его так сразу узнаю. Я всегда с первого взгляда запоминаю, кого увидел.

Интересно, как я потащу матроса в Александрию опознавать раненного старшину?

— И больше о старшине ничего не известно?

— Почему, известно. Он из Килларни. Ходил на "Чайной Чашке", я хотел сказать крейсере "Цейлон", потом перешел с повышением на "Кошку"...

— Это прекрасно. Но как я могу найти его в Александрии?

— А зачем? Он же вам ничего не должен? — глаза матроса Фокса были полны простодушного непонимания.

— Я хочу узнать, откуда у него татуировка... Эта татуировка точно как на этом рисунке? — я вытащил листок из кармана. (Вот чем хороша униформа морского пехотинца — в ней масса карманов самых разных форм и размеров, на самых неожиданных местах).

— Почти, сэр, вот только здесь... и вот здесь... — Фокс указал пальцем на отдельные элементы узора, — чуть-чуть по-другому, — а Вам нужна именно татуировка того старшины?

— А разве есть какая-то еще такая же?

— Есть...

Я смог лишь растерянно открыть рот, не произнося ни звука.

— У нашего боцмана Кробара очень похожая.

Я так же молча закрыл рот. Мои таинственные иероглифы, похоже, были довольно популярны в среде британских моряков. В качестве декора...

— Надеюсь, его-то не пырнули кортиком в Александрии?

— О, Кробара так просто не пырнешь, — улыбнулся Фокс, — Вы можете найти его в кладовой...

Обнаружив боцмана по указанному адресу, я понял, что имел в виду матрос Фокс, говоря "так просто не пырнешь". Я человек, прямо скажем, не маленького роста, но боцман был примерно на голову меня выше, и довольно таки крепкого сложения...

— Мистер Сильвестр Кробар?

— Так точно... — я даже немного оробел, бас у боцмана был вполне соответствующий телосложению.

После непродолжительного вступления я продемонстрировал ему рисунок узора.

— Похож... — боцман был по-спартански лаконичен.

Лопатообразной ладонью он закатал свой рукав, обнажив внушительный бицепс. Среди якорей и русалок я отчетливо разглядел цепочку затейливого орнамента. У матроса Фокса действительно была отличная зрительная память...

— Если не секрет, откуда она?

— Мне ее наколол один китаец, тут в Адене.

Мои глаза загорелись, кажется, я поймал удачу...

— Китаец? Где я могу его найти?

— Может и не китаец. Азиат, в общем. Они все на одно лицо. А где найти, не помню. Где-то рядом с портом.

... но удача, похоже, упорно не желала идти мне в руки.

— Ну, хотя бы примерно?

— Буду в городе, может и вспомню. Если ногами пройдусь, вспомню, — великан почесал затылок — у ног своя память...

Не все еще потеряно...

— Полагаю экипаж "Джеймса Кука" получит увольнение на берег после этого похода?

— Неплохо бы.

— Если с моей стороны это не будет слишком смело, я бы просил...

— Почему бы не помочь хорошему человеку, — прервал мои витиеватые словеса боцман, — как сойду на берег, помогу.

Теперь у меня была хотя бы какая-то ниточка, ведущая к интересующей меня цели. Интересно связана ли статуэтка с историей о книгах и рукописях, скрытых в Стимфалополисе? Весьма вероятно. Будем искать параллельно. Надо сообщить Карлу о моих находках и попросить его приложить все усилия к выяснению того, где именно располагался этот античный городок. Пока он будет этим заниматься, я разберусь с татуировкой, а затем придется возвращаться в Египет и приступать к поиску сокровищ Александрийской библиотеки...

Сложность была в том, что я оказался в чужом городе, без денег, документов, багажа. С одной стороны поразительное чувство свободы, с другой — понимание того, что надо что-то есть и где-то жить. К счастью, лейтенант-коммандер Хокинс, рекомендовал меня своей тетушке, что давало шанс на временное пристанище, как минимум пока Карл не вышлет мне денег. Но сначала надо было решить вопрос с документами.

Поэтому сойдя на берег, я первым делом направился в военную комендатуру.

— Полковник Монтгомери, — представился сухощавый невысокий офицер, — начальник оперативно-разведывательного отдела Аденской пехотной бригады. Присаживайтесь.

— Спасибо, — я вручил ему справку, выданную доктором Лайвсли, и изложил обстоятельства моего появления в Адене.

Полковник внимательно выслушал меня.

— Значит, случайно выпали за борт?

— Совершенно случайно, господин полковник.

— Странно, вы не производите впечатления человека, способного случайно выпасть за борт... — он сделал ударение на слове "случайно".

— Почему Вы так думаете?

— Мой личный опыт подсказывает мне, что тот, кто способен без спасательного круга выжить в центре открытого моря, крайне редко бывает столь рассеян, чтобы на ровном месте выпасть с корабля. И наоборот...

Я лишь молча развел руками, давая понять, что уверен в своей позиции.

— Хорошо, — после небольшой паузы сказал полковник, — я выдам вам временное удостоверение личности, но если вы будете намерены покинуть город, даже на короткое время, вам будет необходимо уведомить комендатуру. Сожалею о причиненных неудобствах, но мы вынуждены заботиться о безопасности подданных Британской короны. Надеюсь, вам у нас понравится.

Полковник протянул мне украшенный фиолетовым штемпелем листок желтоватой бумаги, словно по волшебству превращавший меня из сомнительной личности с туманными намерениями в респектабельного и законопослушного члена общества.

Меня несколько смутила подозрительность офицера, но после непродолжительного размышления я отбросил сомнения и списал это на профессиональную въедливость. Какое ему, в конце концов, дело до подробностей того, как я оказался в море?

Дом семейства Хокинсов оказался внушительной виллой в колониальном стиле, вальяжно расположившейся на каменистом склоне давно потухшего вулкана. При виде безупречного, буквально архетипичного, дворецкого, словно сошедшего со страниц романов Вудхауза, мне показалось, что я вернулся на несколько десятилетий назад — в патриархальный и чинный довоенный мир...

Тетушка Камилла Хокинс подтвердила мои первые впечатления — безумная, джазовая, пропахшая дешевым табаком и бензином современность никак не затронула эту добродушную британскую даму в шелковом платье с белоснежным накрахмаленным воротником. Я вручил ей мое рекомендательное письмо и заверил, что ее племянник Джеймс в прекрасном здравии, но дела службы не предоставляют ему возможности немедленно посетить любимую тетушку.

Со своей стороны леди Камилла ознакомила меня с семейной портретной галереей и в подробностях рассказала об истории рода Хокинсов, с XVIII века снабжавшего Королевский Военно-морской флот первоклассными офицерами.

— А теперь, разрешите пригласить Вас к чаю.

— С преогромным удовольствием, леди Камилла, сочту за честь, — я церемонно поклонился, царившая вокруг атмосфера девятнадцатого века оказала свое облагораживающее воздействие и на мою, развращенную веком двадцатым, персону.

Мы прошли на открытую веранду. Там уже беседовали о чем-то две весьма симпатичные юные особы в абсолютно несовременно пышных летних платьях.

— Позвольте мне представить Вам нашего гостя, доцента кафедры древних языков университета Карла Великого, магистра филологии Танкреда Бронна.

Я снова поклонился.

— Моя племянница Мелисса, ее компаньонка мадемуазель Полетта Клери...

Видимо именно их мне и было необходимо просвещать в области латыни и древнегреческого. Мелисса Хокинс оказалась довольно хрупкой девушкой с чисто британским сочетанием голубых глаз, молочно белой кожи, при малейшей возможности заливавшейся пунцовым румянцем и густо-черных волос. Ее подруга была шатенкой и выглядела чуть старше. В чертах ее лица промелькнуло что-то знакомое, но я не придал этому значения.

Чаепитие было по-английски неспешным и благочинным. Мы обсуждали погоду в Адене в это время года (похоже, для англичан эта тема неизбежна, где бы они не жили), книжные новинки, еще какие-то мелочи. Как-то малозаметно разговор перешел на археологию и римскую историю.

— Вам доводилось принимать участие в раскопках, мистер Бронн? — поинтересовалась тетушка Камилла.

— Да, несколько раз. В Стоунхендже, например...

— А его действительно построили римляне?

Только наивное выражение лица Мелиссы вынудило меня сдержаться от резкой оценки...

— Почему вы так решили?

— Полетта сказала, что ее дядя написал по этому поводу целую статью...

Мои челюсти свела судорога, но я еще раз сдержался.

— Ваш дядя, мадемуазель?

— Да, вы должно быть читали эту статью, он очень известный археолог.

— Наверное, запамятовал, вы не напомните его имя?

— Жиль Гастон дю Понт...

Я поперхнулся чаем.

— Э-м-м... У меня немного другое мнение. Я полагаю... м-м-м... это было несколько раньше римского завоевания Британии.

— Мне тоже казалось, что сторонники кельтской версии могут быть правы, — встрепенулась Полетта, — кстати, мой дядя должен со дня на день приехать в Аден, вы могли бы с ним побеседовать об этом...

Я поперхнулся чаем второй раз.

— С вами все в порядке, — забеспокоилась тетушка Камилла.

— Все нормально, просто не в то горло попало — просипел я...

Мысль о личной встрече с дю Понтом радовала меня меньше всего. Пожалуй, стоит поторопиться с завершением моих дел в Адене.

На следующее утром я был разбужен все тем же каноническим дворецким.

— Вас спрашивает какой-то матрос, сэр, что прикажете ему ответить?

Каким-то немыслимым образом дворецкий ухитрился, сохраняя абсолютно бесстрастное выражение лица и речи, передать богатую гамму дополнительных смыслов, начиная от "ну и знакомые у такого с виду приличного джентльмена" до "и по какому именно адресу Вы хотите, чтобы я послал этого матроса"...

— Я сейчас к нему спущусь.

— Как вам будет угодно, сэр, — в его безупречном ответе явственно читалось "я был о Вас куда как лучшего мнения..."

Как я и ожидал, утренним гостем оказался боцман Кробар. Чуть поодаль стоял Фокс и еще несколько матросов. Последовавший за этим день слился в моей памяти в бесконечную череду баров, борделей, курилен опиума и гашиша, игорных домов и прочих портово-развлекательных заведений. Количество здешних притонов и ассортимент услуг, предлагавшихся ими публике, превосходили любое воображение. До того я вполне серьезно полагал себя человеком немало повидавшим на своем веку... Как же я был наивен.

Увы, цель вояжа так и не была достигнута — никаких следов китайского татуировщика обнаружить не удавалось. Зато матрос Фокс ухитрился продемонстрировать выходящее за всяческие разумные пределы везение за карточными столами всех без исключения игорных заведений — к вечеру его совокупный выигрыш вплотную приблизился к величине моего месячного жалования.

— Вы должны быть жутко несчастливы в любви, Фокс...

Тот лишь скромно улыбался в ответ, размещая добычу в специальных кожаных карманах на внутренней стороне пояса.

— Я всего лишь простой моряк, сэр.

Тем временем начинало смеркаться.

— Еще один салон татуировок, и будем возвращаться, — подвел я итог дня.

— Ума не приложу, где я эту штуку накалывал, — вздыхал боцман, — ведь вроде и почти трезвый был...

Мы зашли в очередную каморку украшенную вывеской с радужными китайскими драконами.

— Чем могу? — нас встретил беспрестанно кланяющийся человек, похоже, действительно китаец.

Я показал ему образец рисунка.

— Я хочу сделать такой узор...

— О такой сложный рисунок, такой сложный. Но у нас есть хороший мастер, из самая Нагасаки, очень хороший мастер. Два фунта — работа, два — китаец выставил руку с двумя выпрямленными пальцами.

— Да это грабеж! — не удержался кто-то из матросов.

— Очень сложный работа, только один мастер умеет такой работа сделать, меньше никак нельзя. Два фунта.

— Хорошо, пусть будет два...

Китаец сразу перестал подобострастно кланяться и повел нас куда-то вниз по крутым ступенькам.

— Вы будете довольны. Может какой-нибудь мастер где-нибудь и может сделать такое, но я не знаю. Здесь только наш может. Вы останетесь довольны... — бормотал он, пропуская в еще более тесную подвальную каморку.

— Этот, точно этот — не успев даже войти в комнату, пробасил Кробар, — я его вспомнил, шрам вспомнил. Все время ему на шрам смотрел, пока он накалывал...

Сидевший у углу на табурете смуглый узкоглазый человек поднял голову, и я действительно увидел тонкий белый шрам у него на лбу.

— Что угодно господам? — лицо мастера осталось совершенно бесстрастным.

Я показал образец рисунка.

— Минуту, нужна тушь, — японец поднялся и скрылся за занавеской в углу. Секундой позже я отчетливо услышал как там хлопнула дверь.

Мы не стали задерживаться и рванулись за ним. Татуировщик отличался исключительным проворством и имел преимущество в знании местности. На нашей стороне было численное превосходство. Грохоча и пыля как стадо гиппопотамов, мы неслись за ним по закоулкам, распугивая нищих и бродячих собак. Наконец беглец на чем-то поскользнулся и покатился по улице. Он вскочил, но ему не хватило буквально секунды, чтобы избежать железной хватки боцмана.

Татуировщик съежился, подогнул под себя руки и испуганно забормотал:

— Только не пальцы, только не пальцы, я все верну, сегодня же, только не ломайте пальцы...

— О чем это он? — как-то натянуто удивился Фокс.

Сзади донесся топот еще одного стада бегемотов. Мы обернулись. Перед нами возникло несколько человек в основном европейского вида в потрепанных пиджаках и обмятых кепках.

— Эй вы, отпустите узкоглазого, если он вам чего-то должен, мы сами это решим, — из группы людей в кепках выступил довольно таки крупный субъект с кирпично-красным от загара лицом и бесцветно-серыми глазами.

— У меня есть несколько вопросов к нему, решительно безобидных — ответил я, на всякий случай, удерживаясь на достаточной дистанции от новоприбывших.

— Ты можешь задать их мне, — краснолицый заложил большие пальцы рук за проймы жилета.

— Боюсь, что он лучше сможет на них ответить.

— Ты чего-то не понял, солдатик? — мой собеседник набычился...

Я несколько удивился, но потом сообразил, что на мне до сих пор униформа морского пехотинца, выданная на "Джеймсе Куке".

Приняв мою паузу за моральное поражение, краснолицый опустил руки в карманы.

— Ну, вот и хорошо...

— Да нет, я все же задам ему нужные мне вопросы, — я не собирался упускать шанс открыть тайну, занимавшую меня долгие годы.

— Ну как знаешь...

Дальнейшие события поддаются литературному описанию с некоторым трудом. К счастью боцман Кробар отличался выдающимися физическими данными, да и я хоть и был не в лучшей форме, но приобретенные на фронте навыки траншейной рукопашной свалки растерял еще не до конца. Остальные матросы также приняли в общей драке посильное участие. Минут через пять стало ясно, что поле брани осталось за нами. Не ожидавшие столь решительного сопротивления громилы позорно отступили, осыпая нас проклятьями и обещаниями вернуться и победить... К сожалению, в общей суматохе наш татуировщик благополучно исчез.

— Уфф, я уж думал за мной... — пробормотал матрос Фокс, проверяя цел ли пояс и его потайные карманы.

— С чего ты им сдался?

— Ну... мало ли... Я так много сегодня выиграл, — матрос отвел глаза, — вот я и подумал...

Я решил не уточнять, что именно подумал Фокс. В любом случае всем нам следовало возвращаться. Им на корабль, мне на виллу Хокинсов. Некоторую проблему представлял тот факт, что после всего случившегося выглядел я не слишком презентабельно для появления в приличном обществе. Моя одежда срочно нуждалась в починке и стирке, да и сам я был, хм... немного помят.

В силу этого последующие несколько часов я провел, транжиря полученные по почте от Карла деньги на парикмахеров и продавцов готового платья. К полуночи я выглядел почти элегантно. Ссадины на кулаках успешно скрывали белые перчатки, а незначительный урон, нанесенный моему лицу, вполне можно было замаскировать, надвинув пониже шляпу.

Лишь приведя себя в порядок, я вернулся к Хокинсам. Тетушка Камилла встретила меня с совершенно ледяным выражением лица.

— Где вы пропадали, мистер Бронн?

— Встретил нескольких коллег по университету, и задержался, дискутируя с ними.

— Вы пропустили визит моего племянника...

— Какая жалость! — я действительно был расстроен тем, что упустил возможность лишний раз побеседовать с Джеймсом.

— Очень надеюсь, вы не будете встречать ваших коллег по университету каждый день. У нас не принято возвращаться домой за полночь...

Да, это однозначно был старый, добрый довоенный мир. Даже удивительно, что этот островок старой доброй Англии расположился всего лишь в нескольких кварталах от того, что я видел внизу.

Глава 7

Я не рискнул искушать судьбу и даже весьма аккуратно намекнул, что готов в случае обременительности моего общества переехать в гостиницу. Однако тетушка Камилла искренне возмутилась, заявив, что Хокинсы издавна славились гостеприимством и щедростью, и она не позволит запятнать семейную честь подобным позором...

Я рассыпался в благодарностях и изо всех сил старался держать себя максимально благопристойно и соответственно обстановке. Вел светские беседы, консультировал барышень в отношении латинских глаголов, и даже был представлен нескольким соседям. Похоже, моя репутация в качестве если не "настоящего джентльмена", то, по крайней мере "воспитанного молодого человека" была полностью восстановлена.

Попутно я связался по телеграфу с Карлом и родными, успокоил их относительно моего бесследного исчезновения с парохода, переслал авиапочтой фотокопии найденных свитков и договорился о том, чтобы мне по возможности скорее выслали оставшийся в моих вещах на "Майкле Блондене" паспорт. Возможности продолжить поиски таинственного японца мне не предоставлялось, выехать в Египет на поиски древнего города, не имея полноценных документов, тоже. Поэтому я просто ждал.

Безукоризненно исполняя все необходимые преподавательские и светские обязанности, я посчитал себя вправе немного злоупотребить гостеприимством и воспользоваться фамильной библиотекой, где, как я успел заметить во время занятий, имелось несколько интересных книг. Там я и проводил остававшиеся свободными вечерние часы.

Так минула неделя. В субботу вечером я, как обычно, устроился в библиотеке, но на этот раз насладиться чтением мне не удалось. Стоило мне подойти к книжному шкафу, как в комнату буквально вбежала тетушка Камилла.

— Мистер Бронн, мистер Бронн!!!

— Что случилось?

— Мелисса... Она... Она...

— С ней что-то произошло!? — я слегка занервничал.

— Я узнала, что их с Полеттой видели у Арнольда...

— У кого?

— Это вертеп, настоящий притон... называется "У Арнольда" их туда, несомненно, затащили. Насильно! Бедные девушки! Вы должны что-то сделать!!

Перед моим мысленным взором немедленно возникли образы виденных во время розысков татуировщика злачных мест, и я решил, что действительно необходимо что-то срочно предпринять.

— Полиция, должн...

— О, какой ужас, только не это! Что скажут люди?!! Мистер Бронн! Вы должны вызволить их оттуда... Как можно быстрее. Я уже послала за Джеймсом в порт, но я боюсь... боюсь... мы можем опоздать...

Казалось, она вот-вот зарыдает.

— Я немедленно отправлюсь туда и сделаю все, что в моих силах, вы можете назвать мне адрес?

Выслушав путаные и сбивчивые указания тетушки, я сразу же направился в указанное место. Честно говоря, я совершенно не представлял себе, что я буду там делать, но решил положиться на удачу, и сориентироваться на месте.

К моему удивлению заведение "У Арнольда" оказалось расположено не в припортовых кварталах, а недалеко от центра. Также с фасада оно выглядело вполне пристойно и даже, я бы сказал, респектабельно. Глубоко вдохнув, я вошел, готовый, как мне казалось, к любым неожиданностям.

Оказалось не ко всем. За дверями располагался отнюдь не грязный притон, а вполне приличное и довольно современное заведение. Столики, пианист в углу наигрывает что-то джазовое, в центре медленно танцуют пары. Вполне обычная публика. Все чинно и благородно. Неужели я ошибся адресом?

Нет, похоже, не ошибся, доносившиеся голоса были мне определенно знакомы...

— Вы не слишком-то похожи на похищенных, — заметил я, подойдя к столику.

Девушки хором ойкнули, а мисс Хокинс немедленно залилась краской...

— Откуда тетя...то есть вы... узнали, что мы здесь?

— Понятия не имею, но она послала меня вас спасать...

— От кого?!

— Ну, это вы мне объясните. Я, сверкая доспехами, врываюсь в логово дракона, и что же я здесь вижу? Жертвы самым преспокойным образом развлекаются!

Девушки выглядели достаточно растерянно. Да уж, похоже, мои восторги по поводу старой доброй довоенной атмосферы разбились о суровую реальность... Эх, молодежь, молодежь.

— Может быть, Вы предложите мистеру Бронну сесть? — теперь уже я растерялся...

— Мария Магдалена? — это была одна из актрис, вместе с которыми я летел в Александрию, ее сопровождал рослый молодой человек с квадратной челюстью и карими глазами.

— Можете звать меня Марлен, — она улыбнулась, — присаживайтесь. Удивительно, как тесен мир.

— Да уж... — это определенно был вечер сюрпризов.

— Девушки всего лишь мечтают об артистической карьере, ну и, узнав о нашем визите, не смогли удержаться...

— Вашем визите?

— Да, мы с подругой после Венеции прилетели сюда. Аден достаточно заметный город, и входил в нашу программу. Кстати, я забыла представить Вам моего спутника: начинающий, но многообещающий актер Рональд Блекхарроу.

— Очень приятно. Что ж, думаю теперь я вполне смогу успокоить тетушку Камиллу...

— Нет, нет, не надо ей об этом говорить?! — испуганно воскликнула Мелисса.

— А что вы предлагаете мне ей сообщить?

Ответом было растерянное молчание.

— Будьте джентльменом, придумайте что-нибудь, — рассмеялась актриса.

— Да, тетя не перенесет этого, при одном слове "джаз" ей становится дурно!

— Вы предлагаете мне обмануть пожилую леди?

Девушки смущенно заулыбались, а Марлен засмеялась.

На смех подошел среднего роста и неопределенного возраста человек в настолько безукоризненном костюме, что казался сошедшим со страниц модного каталога. В его смуглом лице ясно проглядывали восточные черты.

— Рад видеть, что мои посетители довольны, — у него был приятный, но несколько вкрадчивый голос.

— Мистер Арнольд, ваше заведение бесспорно одно из лучших в городе, и это чистая правда...

— Ну что вы, Марлен, я всего лишь скромный ресторатор.

Он повернулся ко мне.

— Арнольд Морли, к вашим услугам. Вы друг или поклонник мадам?

Я даже затруднился ответить сразу...

— Можете считать его моим другом, — заметила Марлен.

— Ваш друг, мой друг, госпожа.

— Арнольд, вы производите слишком неотразимое впечатление на девушек, смотрите, они уже настолько разомлели, что даже забыли попросить у меня автограф, — толи в шутку, толи всерьез обиделась актриса.

Лицо Мелиссы стало пунцовым настолько, что это бросалось в глаза даже в полутьме. Ресторатор лишь загадочно улыбнулся и скрылся между столиками.

— Интересный человек — сказала ему вслед Марлен, — говорят его мать — японка...

— А Берта Хелена с вами? — спросил я.

— Лени? Нет, она уже отправилась домой, а ее поклонник, Хеммет, поплыл в Африку...

— Хеммет Синклер?

Я сразу вспомнил бойкого американца, летевшего со мной в Египет, но исчезнувшего незадолго до катастрофы. Тогда я еще заподозрил его в причастности, но, похоже, в свете последних событий, к крушению цеппелина он отношения не имел.

— Да, он самый. Темпераментный молодой человек... для американца, конечно. Он даже бросил редакционное задание и увязался за нами в Венецию...

— Однако, если мне не изменяет предчувствие, то в скором времени сюда прибудет ваш кузен Джеймс Хокинс. Тетушка за ним тоже послала...

— Ой, только не это! Он же замучает нас нотациями, а если тетушка опять запретит нам выходить на улицу, как в прошлый раз... Нет, нет... Вы же сделаете что-нибудь? А?

— Приведите их домой и расскажите историю про то, как геройски вырвали их из рук бандитов, — усмехнулся Блекхарроу.

— Видимо только это мне и остается... Но не уверен, что достопочтенная тетушка нас не раскусит.

— Нет, нет — запротестовали юные дамы, — мы ее убедим, она поверит, точно-точно...

— Надеюсь, вы будете достаточно убедительны.

— Скорее я стану президентом Калифорнийской республики, чем найдется человек способный устоять перед убеждениями столь милых особ, — засмеялся Блекхарроу.

— Вашими бы устами... Ладно, жаль, что наша встреча была столь краткой, но мне действительно стоит отвести юных леди домой до того, как их поиски приобретут характер вселенского скандала.

Я раскланялся, и мы направились к выходу. По пути меня осенила мысль, и пока мои спутницы старательно удаляли следы косметики, излишне смелой, по мнению тетушки Камиллы, я подошел к владельцу ресторана.

— Мистер Морли, я бы хотел задать вам довольно странный вопрос.

Тот очень внимательно посмотрел мне в глаза и, выдержав небольшую паузу, спросил.

— Какой именно?

Я показал ему образец рисунка.

— Я ищу мастера, который сделал одному моряку такую наколку, судя по всему этот татуировщик — японец...

— Хм-м. Аден достаточно пестрый город, но все же не настолько чтобы здесь было много японцев. Тем более хороших татуировщиков. Не возьмусь утверждать, что знаю их поголовно, но предполагаю, что практически все они так или иначе могут быть связаны с неким Гаэтаном Невером, также известным как Гоше — левша. Вы сможете найти его в паре кварталов отсюда в "Серебряном Гонге", он там часто бывает.

Ресторатор еще раз внимательно посмотрел на меня, и добавил.

— Но имейте в виду, Невер не совсем тот человек, с которым стоит беседовать излишне самонадеянно. Надеюсь, вы понимаете, о чем я?

— Думаю, что догадываюсь... Но с чего вы мне об этом говорите?

— У меня хорошее чутье на людей, мистер Бронн. И вы мне показались заслуживающим симпатии. Полагаю, когда-нибудь в будущем мы вполне сможем оказаться полезны друг другу. Но для этого мы оба должны остаться живы... Не так ли?

Девушки тем временем завершили сокрытие улик, и мы вышли на улицу. Странно, Морли мне в ресторане представился, но я то ему нет... Интересно, откуда он узнал, как меня зовут?

Вечер был по-южному теплым, а улицы пустынными.

— Завтра приезжает мой дядя, — заметила Полетта, — вы хотите с ним встретиться?

Мне показалось, что вокруг резко похолодало.

— Не уверен, что смогу выкроить для этого время, увы.

— Это не страшно, я уверена, что он сразу же нанесет нам визит. Вы сможете поговорить с ним вместо наших занятий. Может быть уже завтра. Вы же расскажете про кельтскую версию строительства Стоунхенджа?

Я уже смог различить в конце улицы виллу Хокинсов. У ворот суетились люди. Судя по фраку и флотским мундирам, это были дворецкий и лейтенант-коммандер Джеймс с товарищами по службе...

— Знаете что, милые барышни, отправляйтесь-ка домой, тут не больше пары сотен ярдов по освещенной улице, и скажите тетушке Камилле, что я отправился преследовать похитивших вас бандитов. И никаких возражений! Вы уже взрослые и будьте готовы сами отвечать за свои поступки.

Завтра, судя по всему, меня ждал тяжелый день, и кое какие дела мне хотелось бы завершить до его начала...

Убедившись, что Мелисса с подругой направились домой, я свернул в проулок и быстрым шагом отправился на поиски "Серебряного Гонга".

От заведения Морли "Гонг" отличался куда большими шиком и размахом, а также явным стремлением изобразить дальневосточный колорит. Вместо одинокого пианиста здесь имелся целый оркестр, рядом с которым на стене красовался символ заведения — огромный серебристый диск с выгравированным изображением китайского дракона парившего над горами.

Ни времени, ни желания организовывать хитроумные комбинации у меня не было, и я решил идти напролом — подозвав официанта, я просто его спросил, не знает ли он человека по имени Гаэтан Невер и как я могу этого человека найти.

— Я посмотрю, — очень вежливо ответил тот и удалился.

Через пять минут он вернулся и столь же вежливо предложил проводить меня к искомому лицу. Пока все выходило довольно гладко.

Моим визави оказался человек средних лет с жестким тонкогубым лицом. На столике перед ним лежала небольшая тетрадь в черной кожаной обложке с латунной застежкой в виде штурвала. Увидев меня, он перестал листать страницы и застегнул обложку.

— Вы меня искали?

— Если вы Гаэтан Невер, то да.

— Да, меня зовут Гаэтан Мария Никола Невер, чем могу быть полезен?

Я показал ему образцы узора и кратко, без лишних деталей, объяснил суть дела.

— Боюсь, что ничем не могу вам помочь, — произнес Невер, возвращая мне листки с рисунком, — я никогда прежде не видел подобного орнамента. Я также не припоминаю среди известных мне людей японских татуировщиков. Сожалею, но вы зря потратили свое время... Всего наилучшего. Возможно, это не слишком вежливо с моей стороны, но мне бы не хотелось, чтобы мой ужин остыл.

Молчаливый официант подкатил к столику тележку, на которой красовалась подрумяненная баранья туша с луком и фруктами, и поклонившись, удалился.

— Благодарен, что вы согласились уделить мне время, мистер Невер.

Я убрал листки в карман, поднялся из-за столика, собираясь уходить, и тут мой взгляд уперся в знакомый тонкий белый шрам на лбу. Я так и застыл в полусогнутом состоянии, глядя поверх головы Невера на подходившего к нам японца. Тот удивленно посмотрел на меня. Говорят, европейцы для людей с Востока тоже кажутся все на одно лицо и он меня не узнал.

Невер обернулся. Японец попятился, видимо что-то его насторожило.

— Боюсь, я вынужден вас срочно покинуть, — я окончательно разогнулся и изготовился к броску.

— Боюсь, в силу изменившихся обстоятельств, я вынужден буду вас на некоторое время задержать — абсолютно спокойным тоном сказал Гаэтан, не поднимаясь со стула.

— Что?

Я удивленно посмотрел на него.

— Присаживайтесь, нам есть о чем побеседовать, — все так же спокойно продолжал Невер.

— Извините, как-нибудь в другой раз...

— В этот.

— Ваши просьбы недостаточно убедительны, увы, но я весьма спешу, — я начал обходить столик, японец стал пятиться заметно быстрее, кажется, теперь он меня узнал...

Невер сделал знак рукой. Между мной и отступающим японцем возникло несколько фигур. В одной я узнал того самого краснолицего субъекта с которым мы не смогли достичь согласия в мою предыдущую попытку общения с татуировщиком... Кажется, провалы стали входить у меня в привычку.

— Вы все еще находите мои аргументы недостаточно убедительными? — по-прежнему спокойным тоном поинтересовался Невер.

Я оценил выстроившихся передо мной типов. Человек восемь, самый субтильный из которых тянул минимум кило на семьдесят пять живого веса.

— Уже нет... Пожалуй, они даже излишне убедительны, — я сел обратно за столик, — так о чем вы хотели со мной побеседовать?

— Приятно иметь дело с умным человеком, — Невер убрал лежавшую на столе тетрадь в карман старомодного сюртука, и одернул манжеты, — могу я поинтересоваться, зачем Вы искали этого татуировщика?

— Хочу сделать точно такую же наколку...

-Посмотрите внимательно на мое лицо, пожалуйста.

— Зачем?

— Нет, вы посмотрите, и скажите, я кажусь вам похожим на доверчивого сельского идиота?

— Ну не то чтобы очень...

— Тогда никогда больше не говорите со мной так, будто я им являюсь. Итак, повторяю вопрос — зачем вы искали этого татуировщика?

— Мне нужно знать, откуда он взял образец рисунка.

— Уже лучше, вот видите, достаточно говорить правду, и все будет прекрасно. А зачем вам нужно знать, откуда он взял образец?

— А вот это уже никоим образом вас не касается, мистер Невер.

— Я вас перехвалил. Но надеясь на ваше благоразумие, все же переспрошу...

— Вот вы где, мистер Бронн!

Мне показалось, что зал содрогнулся, словно от землетрясения... Мелисса!!! Неужели эта неразумная девчонка пошла за мной?!

— Я пошла за вами, мистер Бронн, я подумала...

— Вы обознались, мисс.

— То есть как, мистер Бронн...

— Вы меня с кем-то путаете, мисс. Я не...

— Думаю, с нашей стороны будет категорически невежливо заставлять юную леди стоять, присаживайтесь, пожалуйста, — по знаку Невера, кто-то из его громил моментально придвинул ей стул, — сейчас мы во всем спокойно и неторопясь разберемся... Меня зовут Гаэтан Невер, а вас, прекрасная незнакомка?

Какой кошмар. Надо было сдать девушек с рук на руки... И о чем я только думал... проклятый эгоист, надо же было догадаться, что они побоятся сразу идти к тетушке... Интересно где Полетта, хорошо, если хоть ее здесь не будет...

— Мелисса Хокинс, сэр... — опустившись на стул, она растерянно оглядывалась по сторонам, даже не подозревая в какой переделке оказалась.

— Мелисса. Прекрасное имя. Искренне рад знакомству. Ваш друг как раз хотел рассказать мне... нам, очень интересную историю о некоем древнем орнаменте. Не правда ли?

— Вы что-то перепутали, я понятия не имею, о каком орнаменте вы говорите... Наоборот я как раз собирался уходить. Уже довольно поздно, знаете ли...

— Ну, ну, не стоит так спешить. Вот Мелисса только что вошла, а вы уже хотите лишить нас вашего общества.

— Ее я заберу с собой, ее родственники уже волнуются...

— Совершенно зря, юная леди здесь в полной безопасности... Если конечно, некий не слишком сговорчивый джентльмен, изменит свою позицию, и расскажет нам несколько интересных историй.

— О чем вы говорите... — Мелисса непонимающе смотрела то на меня, то на Невера.

Я оглядел зал. Народу довольно много, и хотя наш столик стоит особняком, но если поднять шум...

— Думаю, нам с мистером Бронном будет уютнее беседовать наверху, в отдельном кабинете, вы не возражаете, Мелисса?

Он что, умеет читать мысли?!!

Невер поднялся из-за стола, и я с удивлением отметил, что в его худощавой фигуре почти два метра роста.

— Позвольте вас проводить, мисс, — он галантно взял ее под руку.

Делай же что-нибудь Танкред, что ты сидишь как болван?! Пока ты в зале у тебя еще есть шанс, но если ты дашь им затащить себя и Мелиссу в отдельный кабинет... Эта невинная девушка будет на твоей совести Танкред...

Мой взгляд упал на стоявший рядом столик с остывавшей бараньей тушей. Рядом с ней на салфетке лежала внушительного размера двузубая вилка.

Схватив вилку, я сделал выпад, заставивший Невера отскочить... Кстати, у него отменная реакция...

— Мистер Бронн, вы что?!

Я оттолкнул Мелиссу себе за спину. Громилы молча выстроились в ряд, отсекая меня от зала и закрывая своими спинами происходящее от любопытных взглядов посетителей.

Я медленно отступил к окну. Судя по высоте лестницы на входе — это второй этаж. Внизу было темно, лишь белели парусиновые козырьки-навесы.

— Не стоит, — покачал головой Невер, — положите вилку и поднимайтесь на третий этаж. Там мы спокойно уладим все наши разногласия.

Почему мне так не везет... Я же боюсь высоты. Проклятье, они что, не могли устроить зал на первом этаже?!

— Мистер Бронн, что происходит? — в глазах Мелиссы читался нешуточный испуг.

Выбора нет... Когда-нибудь я обязательно раскаюсь в содеянном, если, конечно, выживу...

— Мистер Бро... а-а-а-а!!!

Левой рукой я обхватил девушку за талию, а правым плечом высадил окно. Мы рухнули на парусиновый козырек и покатились по нему вниз, я успел воткнуть вилку в ткань, парусина затрещала и расселась, но падение замедлилось и наше приземление оказалось достаточно мягким.

Я огляделся. Задний двор. Жестяные баки с мусором. Дверь, похоже, служебного входа. Позади кирпичная стена с намертво вделанной пожарной лестницей.

Дверь распахнулась, и оттуда посыпались громилы Невера.

Я выставил перед собой вилку. Добротный стальной инструмент, ты мне еще немного послужишь.

Громилы не спешили, бежать нам все равно некуда, а напороться на острый предмет кому хочется?

— Мне страшно, — прошептала Мелисса.

— Позади стена, на ней лестница. За ней должна быть улица. Перелезай через нее и беги домой. Так быстро, как можешь. И не вздумай оглядываться. Не стоит юной леди видеть то, что здесь сейчас будет... Ну же быстро!!!

Насколько я мог слышать, смотрел я на толпившихся передо мной громил, она последовала моему приказанию. Думаю, они смогут повалить и скрутить меня секунд за пятнадцать, если повезет я побрыкаюсь с полминуты. Плюс время, которое им понадобится, чтобы решиться напасть... Не густо, но шанс убежать у девочки будет. Надеюсь, она быстро бегает.

— Не выпускайте девчонку! — крикнул кто-то из них, — быстрее...

— Беги, Мелисса, беги!!! — я метнул в громил крышку мусорного бака и бросился в атаку первым.

— Вилку, вилку хватайте, этот паршивец горазд драться!! Да куда ты лезешь! Сверху наваливайся, сверху... Ах-ты... У!! А!!! О!!! Эх! Трах бах ба-бах...

Что за стрельба?! Я надеялся, они будут меня живьем брать! Куда они делись... Что за...

Я кое-как поднялся на ноги.

— Это вы, Бронн? Вы живы? Целы?

— Похоже жив... А вот цел ли, представления не имею. Как же я рад тебя видеть Джеймс...

Я прислонился к порогу служебного входа. Это действительно был лейтенант-коммандер Хокинс с отрядом морских пехотинцев.

— Где Мелисса?! — я испуганно обернулся.

— Все в порядке, сэр, — донесся голос одного из солдат, — девушка не пострадала.

Из-за спины Хокинса показалась головка Полетты.

— Я так перепугалась, так перепугалась... И пошла к Джиму.

— И правильно сделала... — я, наконец, смог перевести дух.

— Я даже не знаю, как вас благодарить Танкред, — Джеймс Хокинс неловко жестикулировал от избытка эмоций, — вы спасли мою кузину... Я никогда, никогда этого не забуду!

— "Надеюсь, ты никогда не узнаешь всех подробностей" — подумал я...

— Пойдем, пойдем, мне надо успокоить тетушку, и увести девушек из этого страшного места. Да и тебе, Танкред, не мешало бы поскорее показаться врачу...

— Сначала я должен убедиться, что девушки, наконец-то, добрались домой, — сказал я, направляясь к выходу.

— "Еще одного приключения этой ночью я уже не выдержу"

— Идем, идем, — Хокинс потащил меня через подсобку к выходу.

— Кхм, — раздалось у меня за спиной.

Я обернулся. В проеме виднелась невысокая фигура в оливковой униформе с офицерским стеком в руках. Полковник Монтгомери. Тот самый, что выдавал мне временное удостоверение...

— А вот вас, мистер Бронн, я бы попросил задержаться.

Я подошел. Монтгомери внимательно осмотрел меня с ног до головы.

— Чуть позже я попрошу батальонного хирурга вами заняться, но сейчас у меня к вам есть дело. Следуйте за мной.

Мы прошли в зал, под ногами похрустывали осколки стекла. Около гонга в стене виднелась приоткрытая дверь. Та самая, которая вела на третий этаж. Мы вошли. Практически у самого входа на полу было размазано что-то бурое. Потеки вели по ступеням вверх. Я остановился. Монтгомери жестом предложил мне двигаться дальше.

В небольшом уютном кабинете прямо на столе лежало нечто продолговатое, накрытое простыней. Рядом стоял часовой в униформе морской пехоты. Он откозырял полковнику и отступил, чтобы не мешать. Монтгомери откинул край простыни.

— Вам знаком этот человек?

Я сразу же узнал тонкий белый шрам над уже начавшими стекленеть глазами. Это был татуировщик...

— Увы, я так и не успел с ним познакомиться.

Монтгомери ничего не ответил.

— Как он умер?

— Пуля 45-го калибра в спину. В упор. Убийцу он явно знал — сухо подвел итог полковник, закрывая лицо трупа простыней.

— Надеюсь, вы не меня подозреваете? Я все это время был, скажу так, несколько занят...

— Нет, судя по траектории выстрела, убийца был заметно выше вас ростом, — невозмутимо ответил полковник.

— Невер?! Вы задержали его?

— Нет.

— Почему?

— На это были две причины. Во-первых, в отличие от некоторых, он не устраивал дебоша в публичном месте...

— Только не говорите мне, что это вас остановило.

— ...во-вторых, мы, хм... в общем, мы его пока не нашли.

— Ясно. А что касается меня? Я задержан?

Монтгомери выдержал паузу. Потом сказал.

— Не скажу, что ваша личность, как и туманная история с выпадением за борт, вызывают у меня доверие. Судя по тому, что мне сообщили коллеги из Александрии, перед отъездом у вас были определенные проблемы с полицией.

— Я был задержан по ошибке...

— Возможно. С другой стороны то, что я смог узнать из французских источников, меня тоже не обнадежило.

— В смысле?

— Семь лет назад. Марсель, Париж? Ничего не припоминаете?

— Если мне не изменяет память, то мы с французской уголовной полицией тогда расстались не то чтобы друзьями, но все же без взаимных претензий. И с тех пор вплоть до этого недоразумения в Александрии у меня вообще не было ни малейших разногласий с блюстителями закона.

— Я в курсе, мистер Бронн. Мало того, меня вообще менее всего трогают ваши реальные или потенциальные конфликты с уголовным либо таможенным законодательством.

— Тогда что же вас так смущает?

— Понимаете, когда в наше время неизвестный без документов внезапно оказывается на борту новейшего линейного крейсера, для человека находящегося на моей должности это повод заподозрить что угодно. И принять меры. Поверьте, будь у меня хоть малейшее основание подозревать Вас в каких бы то ни было связях с тевтонской, русской или японской разведкой, мы бы с Вами беседовали совсем в другом месте и на совсем иные темы. Но сейчас у меня таких оснований нет. Тем не менее, имейте в виду мистер Бронн, пока вы остаетесь на подведомственной мне территории, я буду обязан тщательно следить за всеми вашими действиями. Так что постарайтесь, чтобы эти действия более не сопровождались публичными скандалами и простреленными трупами. Очень постарайтесь.

— Я постараюсь.

— Честь имею, — полковник козырнул, давая мне понять, что беседа окончена.

Глава 8

Я неспешно прохаживался от книжного шкафа к окну и обратно. Мелисса Хокинс и Полетта Клери старательно конспектировали.

— Таким образом, различия в транскрипции греческих слов, наблюдаемые нами при сравнении заимствований с современным звучанием, объясняются произошедшими за тысячелетия фонетическими изменениями. Например, в современном греческом буква "бета" звучит как "в", но в древнегреческом она звучала как "б"...

— А откуда мы это знаем? — поинтересовалась Мелисса.

— Например, из того, что в ряде греческих текстов блеяние овцы передается именно буквами бета и эта. Согласитесь, даже античные овцы не могли блеять "ви"...

— А почему оно поменялось? Почему вообще язык меняется?

— Это сложный вопрос, — я остановился возле стола, — над его решением бьется множество умов. Но кое-что мы уже знаем. Вот, к примеру, если честно, ведь вы сами частенько употребляете разные модные словечки, услышав которые из уст тетушки Камиллы, скорее всего, окажетесь весьма озадачены? Вряд ли она скажет "клёвый день сегодня"?

Девушки дружно хихикнули.

— Это довольно наивный пример, но даже он показывает, что живой язык не является чем-то застывшим и незыблемым. Изменения в нем происходят постоянно и на первый взгляд незаметно.

Девушки прекратили записывать и внимательно слушали.

— Рассмотрим это на примере близких нам германских языков, к которым относится родной для вас английский. Как сообщают нам античные писатели, в римскую эпоху германские племена говорили на одном и том же языке. После переселения на Британские острова англы и саксы продолжали говорить на этом языке, но с каждым столетием он в силу тех или иных причин менялся, и в итоге стал хорошо знакомым вам английским. В то время как на континенте язык менялся по-другому, становясь все менее и менее понятным жителям Островов. Решающую роль здесь сыграл Ла-Манш отделявший саксов Британии от их соплеменников на материке.

— А почему сейчас в Германии целых три языка? Там же нет Ла-Манша.

— А здесь ключевую роль сыграла Реформация. Казнив Мартина Лютера, католическая церковь и император не смогли остановить распространение новых идей и несколько десятилетий спустя множество подданных империи стали последователями Жана Кальвина. После того как в 1583 году в Пассау был подписан договор признавший двух императоров, единая Германия навсегда распалась на протестантскую Тевтонию, включившую также избавившиеся от власти Габсбургов Нижние Провинции и Швейцарию, и католический Остмарк, объединивший Баварию и Австрию. Северные же и восточные германские территории надолго оказались в подданстве Швеции и Польши. На каждой из трех получившихся частей развитие языка шло по-своему и сейчас мы имеем три родственных языка, соответственно тевтонский, остмаркский и остзейский. Понятно?

Девушки утвердительно закивали.

На пороге библиотеки возник дворецкий.

— Мадам Камилла просила передать, что юным леди пора готовиться к вечернему приему.

— Ну что ж. Значит, о третьем склонении древнегреческих прилагательных мы поговорим как-нибудь в другой раз, на сегодня урок окончен.

Прием начался в пять часов. На нем мне пришлось играть крайне утомительную роль почетного гостя и героя с риском для жизни спасшего юных дам из лап преступников. От постоянных приветственных полупоклонов у меня заныла шея, а от бесконечного повтора одних и тех же фраз начал заплетаться язык. А дворецкий все объявлял и объявлял новых гостей:

— ... Джон Трелони, эсквайр. Его превосходительство генерал Ванделер, кавалер Почтеннейшего ордена Бани, с супругой Кларой. Его светлость лорд Сарн с дочерью Рианнон...

Ко мне подошел Жиль дю Понт. По случаю приема он надел фрачную пару. На черном лацкане одиноко алел орден кавалера Почетного Легиона. Я слегка напрягся.

— Вам крепко досталось, — начал дю Понт.

— Не слишком, всего пару швов пришлось наложить...

— Ну, ну. Ваши приключения и подвиги останутся ведущей темой светских бесед еще минимум на полгода. Здесь не так уж и много примечательного обычно случается. В общем-то провинциальный по европейским меркам и довольно сонный город. И тут возникаете вы. Сначала вас подбирает корабль в открытом море, затем вы спасаете юных девушек. Мало кому удается так эффектно появиться в здешнем обществе.

— Не скажу, что меня это очень вдохновляет. Я вообще не слишком-то рад всей этой шумихе. Но, мне показалось или у вас ко мне было какое-то дело?

— Вы совершенно правы, у меня к вам дело. Но сперва давайте выйдем на балкон, здесь очень уж шумно...

Мы прошли на открытую террасу. Перед нами открывался вид на ночное море, из дверного проема позади доносились звуки вальса.

— Наша последняя встреча в Александрии была не слишком-то удачной...

— Вы правы. Но моя племянница мне дорога в достаточной степени, чтобы я был благодарен человеку, оказавшему ей такую услугу. Так что если когда-нибудь наши пути серьезно пересекутся, то я, фигурально выражаясь, не буду спешить нажать на курок... Однако вернемся к делу. Мы взрослые люди и можем быть честны друг с другом. Где купленные вами в Египте вещи?

— В распоряжении итальянского правительства...

— Не лгите.

— Я абсолютно честен. Вскоре после моего отъезда из Александрии у меня состоялся довольно малоприятный разговор с комиссаром по делам раскопок Никколо ди Мартти. По итогам этого разговора все мои приобретения перешли в руки официальных лиц. Совершенно безвозмездно, замечу. А я... Я выпал за борт.

— Вот как?! Но он же мог вас просто арестовать.

— Возможно ему не хотелось поднимать шумиху вокруг этих находок?

— Но какие у него могли быть причины ее опасаться?

Я посмотрел на собеседника.

— А Вам не кажется, что одна из этих причин со мной сейчас беседует?

Дю Понт задумался.

— Такого оборота я не ожидал — наконец произнес он, — неужели итальянцы затеяли собственную игру...

— Как говорил один мой знакомый "Да у вас здесь нечисто играют"...

— Вы крепко озадачили меня, Танкред. Надеюсь, вы говорите правду.

На балкон вышла тетушка Камилла.

— Почему вы решили нас оставить, господа?

— О, всего лишь беседа двух ученых о скучных материях, — дю Понт словно взмахом кисти стер со своего лица озабоченное выражение.

— Об этом вы всегда сможете друг с другом поговорить, необязательно делать это на приеме. Вы ведь не торопитесь, месье дю Понт?

— Нет. К сожалению человек, ради которого я прилетел в Аден, куда-то отлучился, так что, полагаю, до следующей недели я совершенно свободен.

Мы вернулись к гостям, и лишь еще несколько часов спустя я смог, наконец, добраться до своей комнаты. Войдя, я даже не зажег света, а лишь сбросив фрак, тяжело повалился на кровать.

— Устали?

Я подпрыгнул как ужаленный. В кресле у окна сидел Арнольд Морли, владелец ресторана своего имени.

— Что вам надо?

— Во-первых, вас поблагодарить...

— За что?

— Благодаря вашей эксцентричной выходке мсье Невер был вынужден скоропостижно покинуть город и на некоторое время отойти от дел. И то и другое весьма положительно скажется на определенных аспектах моего бизнеса. Кстати, мистер Бронн, где вы так мастерски научились владеть вилкой? Тюремный хирург клялся, что долго не мог поверить, что вы сделали все это один...

— Будь у меня траншейная дубинка, нож или, на худой конец, саперная лопатка, работы у хирурга было бы меньше.

— Вы хотите сказать, что ее было бы больше у тюремного гробовщика?

— Именно. Так что же вам все-таки надо, мистер Морли? Я, знаете ли, не поклонник сюрпризов, и появление непрошеных гостей в собственной спальне меня обычно не радует, — на всякий случай я подошел к камину, — лежавшая рядом чугунная кочерга в случае чего вполне могла заменить собой оружие.

— Увы, но мое смешанное происхождение, и недостаточно джентльменское, по мнению здешнего общества, занятие, полностью исключили возможность быть приглашенным на сегодняшний прием, — мой гость драматично развел руками, — так что мне не оставалось ничего иного кроме, как нанести вам визит, если можно так выразиться, неофициально...

— Вы так и не ответили на мой вопрос, мистер Морли, — я взял кочергу и демонстративно начал разглядывать литые завитушки у рукояти.

— Не горячитесь, мистер Бронн. Я пришел сюда по делу, которое будет интересно нам обоим.

— А именно?

— Вы, кажется, спрашивали о некоем татуировщике?

— Да, но это уже не важно, беднягу застрелили.

— Увы, ему не повезло... Он имел несчастье связаться не с теми людьми. Однако речь о другом. Полагаю, что могу вам подсказать, где именно он мог познакомиться с интересующим вас орнаментом.

— Неужели? А отчего это вами овладело желание поделиться этой информацией со мной? Полагаете, я за нее заплачу?

Морли улыбнулся.

— Я уже говорил, что вы показались мне симпатичны. После этого я навел некоторые справки, в частности у глубокоуважаемого Омара-эфенди из Александрии, и мое первоначальное мнение лишь укрепилось.

— Вы знакомы с Омаром?

— Скорее деловые контакты. Мир так мал, если задуматься.

— Итак? Что вам известно об этом орнаменте?

— Лично мне — ничего. Но я предполагаю, что наш покойник подглядел его, работая одним из слуг в доме генерала Ванделера. Где-то с месяц назад он покинул это место и занялся татуировками. А примерно две недели назад в доме генерала произошла странная кража — исчезло несколько документов и памятных безделушек. Кражу связали с интересующим нас лицом, но полиция все никак не могла его найти... До позавчерашнего дня. Так или иначе, я бы настоятельно рекомендовал вам нанести генералу визит. Благо теперь вы ему официально представлены и вообще стали достаточно заметной в обществе фигурой.

— И что вы от меня хотите за эту информацию? Не по доброте же душевной вы со мной ею поделились?

— Вы циник и мизантроп, мистер Бронн. Однако не буду спорить, у меня есть некоторый интерес в этом деле. Я рассчитываю, что если в дальнейшем у вас или профессора Карла появится заинтересованность в проведении различного рода мероприятий в Персии, Индии или Восточной Африке, то вы будете знать, к кому обратиться...

— То есть, выражаясь по-простому, если нам вдруг понадобится контрабандист или подпольный торговец древностями, то вы будете готовы выполнить эту работу за определенное вознаграждение с нашей стороны?

— Это сказано довольно грубо... но мою мысль вы поняли точно.

— А если я откажусь?

Морли усмехнулся.

— Я хорошо разбираюсь в людях, мистер Бронн. И крайне редко делаю предложения тем, кто от них откажется.

Не скажу, что я убежденный сторонник противозаконных действий. Но человек с подобными связями был сейчас необходим нам как воздух. Тем более что наши с профессором поиски носили совершенно частный характер, и рассчитывать на помощь официальных властей Египта не приходилось.

Генерал Ванделер представлял собой классический тип колониального британского офицера — небольшой, круглолицый, лысеющий, но с обязательными седыми бакенбардами и сабельным шрамом в половину лица.

— Вы просто не представляете себе, молодой человек, в скольких кампаниях мне привелось побывать. Афганские и Тибетские войны, Панджшерское восстание, Бухарский инцидент... Меня носило от самого Аральского моря до верховьев Янцзы. А ведь я начинал простым корнетом в 1-м уланском полку Нового Южного Уэльса... Ах, юность! Молодой Горацио Китченер, зеленые долины Бадахшана и голубые вершины Гиндукуша...

Генерал явно был не избалован слушателями, с которыми мог бы поделиться историями о своем боевом прошлом.

Я покорно внимал его рассказам, попутно оглядывая комнату, хранившую многочисленные следы бурного прошлого своего хозяина. Персидские и туркменские ковры, тигриные шкуры, слоновые бивни, индийские сабли и тибетские молельные ступы занимали большую часть доступного пространства.

Наконец старый вояка выговорился, и я смог перейти к делу.

— Вам никогда не доводилось встречать ничего подобного? — я протянул ему листки с прорисовками орнамента и фотографию статуэтки.

— В Азии, нет. Но очень похожие вещицы у меня были.

— А я могу на них взглянуть?

— Увы. Какие-то мерзавцы выкрали их пару недель назад. Просто удивительно до чего беспомощна местная полиция. Они до сих пор так и не смогли ничего сделать! В мое время в Индии все решалось быстро и эффективно. Уж можете мне поверить... Даже к фанатикам можно было найти особый подход.

— Какая жалость. А вы не могли бы описать, что именно там были за вещи?

— Конечно. Статуэтка была очень похожа на вашу, только вместо этого гиеноподобного монстра она изображала сидящего павиана. Но орнамент был такой же.

— А больше ничего не было?

— Похожего нет. Очень запоминающийся стиль. Я бы не забыл.

— А вы не в курсе, откуда эта статуэтка? Как она к вам попала?

— Что самое неприятное, ее оставил мне на хранение мой зять Том Мильвовский, и вот как я теперь смогу глядеть ему в глаза?

— Томаш Мильвовский! Ваш зять? Знаменитый географ и исследователь?!

— Да, он женат на моей дочери Саре.

— Вашей дочери? — перед моим мысленным взором предстал образ леди Клары Ванделер — белокурой дамы лет, самое большее, тридцати...

— От первого брака, — уточнил генерал.

— Даже не верится, сам Мильвовский...

— Это долгая история — поморщился генерал, — но я не мог отказать моей Салли. И вот теперь эти негодяи украли именно его вещи.

— Вы не могли бы рассказать подробнее. Это может быть очень важно. Не исключено, что эти предметы помогут нам сделать потрясающие археологические открытия.

— Конечно, я понимаю, все эти таинственные города атлантов и монументы древних гиперборейцев... Так вот слушайте. Девять лет назад, еще во время Дунайской войны, мой зять занимался исследованиями в Судане и верхнем Египте. Кажется, имперское правительство нуждалось в подробных топографических картах или еще что-то им было от него нужно. Потом в Вене случилась революция, Тройственная монархия развалилась, и им стало уже не до карт, а в Египте, плюс ко всему, началась гражданская война, и ему пришлось вернуться. С собой он привез много разной всячины, в том числе и этого обсидианового бабуина. Поскольку Том постоянно был в разъездах, а моя дочь часто гостила здесь, то многое из его коллекций хранилось у меня.

— Ясно. А неизвестно где именно он мог найти эту статуэтку?

— Это должно было быть написано в его полевых дневниках. Вместе со статуэткой хранились его записи и карты...

— Только не говорите, что их тоже украли!

— Увы, мой юный друг, именно это и случилось. Тетрадь, где все было записано, пропала вместе со статуэткой.

— Какая жалость... Может хоть что-то осталось?

— Можете сами посмотреть.

Генерал провел меня в соседнюю комнату. На добротном секретере тикового дерева виднелись следы недавнего ремонта — свежие вставки и новые ручки.

— Эти грабители испортили мой лучший секретер, — проворчал Ванделер, доставая из халата ключ, — сейчас таких уже не делают.

Внутри были кожаные тетради с латунными застежками в виде штурвалов, пожелтевшие топографические карты с чернильными пометками, бумеранги, бронзовые китайские треножники, еще какие-то вещи. Не было только ничего, что хоть как-то могло пролить свет на тайну моих статуэток и их возможную связь со Стимфалополисом и книгами Александрийской библиотеки.

— Похоже, грабители точно знали, что им нужно, — заметил я, — тут довольно много вещей, за которые можно выручить большие деньги у любого антиквара.

— Именно это я и сказал полицейским, но эти болваны так ничего и не сделали...

Я взял в руки одну из кожаных тетрадей. Где-то я уже что-то подобное видел.

— Интересный переплет, откуда они?

— Их делали в Кракове по заказу моего зятя. Он очень щепетильно относится к своим записям. Говорит, что когда-нибудь издаст их как мемуары...

— Значит больше ни у кого точно таких же тетрадей быть не может?

— Насколько я знаю да, он говорил, что сам нарисовал эскиз застежки.

— Ну что ж. Большое спасибо за помощь. И еще один вопрос. Вы не подскажете, где бы я мог найти вашего зятя?

— Подскажу. В Капштадте. Он уехал на конференцию о разграничении Верхнего Конго. Эти тевтонские банкиры и лавочники возомнили о себе невесть что. Видите ли, в договоре восемьдесят седьмого года границы обозначены недостаточно определенно. И теперь они уверены, что наши фактории построенные год назад в горах, как их бишь, Мумба... Бумба... Митумба — вот, находятся на их территории. Представляете!? Теперь они собрали топографов и прочих ученых и решают, где и как на самом деле должна проходить граница.

— Я же говорил, что от моих предложений редко отказываются, — губы Арнольда Морли тронула едва заметная под тонкой чертой щегольских усов улыбка, — чай, кофе, виски?

— Чаю, пожалуйста...

— Итак, что вас привело в мой скромный ресторан?

Я подождал, пока подававшая чай блондинка скроется за дверью, и продолжил.

— Мне нужно попасть в Капштадт.

— На другой конец Африки? В столицу тевтонских владений? Но причем здесь моя скромная персона?

— Возможно у меня развивается излишняя подозрительность, но мне представляется, что в текущих событиях активно участвую не только я один. И прочие их участники не очень-то рвутся меня к происходящему допустить. Пока я совершил две поездки и обе закончились далеко не так, как я рассчитывал. На третий раз моего везения может уже не хватить. Так что я заинтересован попасть в Капштадт максимально быстро и, по возможности, не слишком афишируя свои перемещения.

Морли сложил руки домиком и задумался.

— Пожалуй, я смогу вам помочь. Паспорт у вас есть?

— Да, мне его, наконец-то, прислали.

— Это сильно упрощает дело. Завтра из аэропорта Адена вылетает почтовый самолет компании "Эйр Африка". Он летит по довольно замысловатому маршруту, который закончится именно в Капштадте. Я договорюсь с пилотом, чтобы вы смогли выступить в качестве груза... Вам будет достаточно завтра к полудню добраться до аэропорта и найти нужного человека.

— И кто именно мне будет нужен?

— Пилот Витт. Спросите у восьмого ангара.

Глава 9

Восьмой ангар оказался длинным и унылым сооружением из начинавшего ржаветь гофрированного кровельного железа. Ветер с Аравийского моря гнал по взлетным полосам бурые струйки пыли. У бочек с водой, спиной ко мне, стоял молодой человек в мешковатом синем комбинезоне и летном шлеме.

— Извините, Вы не подскажете, где я могу найти пилота Витта?

Юноша повернулся, попутно снимая кожаный шлем. По плечам рассыпались длинные золотистые волосы...

— Я вас слушаю.

— Э.. м-м-м... не ожидал увидеть здесь девушку. Мне нужен пилот Витт.

— Я же сказала, я вас слушаю.

— Вы что, родственница пилота?

— Нет, я и есть пилот витт. И, насколько мне известно, единственная кого так зовут в этой дыре...

Я, конечно же, слышал о женщинах-авиаторах, но все же это было довольно неожиданно.

— Извините, вы — пилот Витт?

— Именно, меня зовут Эрика Витт, и я действительно пилот. Хотите посмотреть лицензию?

— Нет, нет, зачем же...

— А зря, я целых шесть месяцев убила в Дублинской летной школе ради ее получения...

— Ну, если вы этого хотите... — я окончательно растерялся.

— А вы, я так понимаю, и есть тот самый "важный молодой человек", которому срочно понадобилось в Капштадт?

— Полагаю, да.

— Ясно. Где багаж?

— Вот, — я показал чемоданчик с моими немногочисленными пожитками.

— Это все? Не густо, — в ее светлых глазах мелькнуло что-то похожее на уважение, — вы всегда путешествуете налегке?

— Нет. Просто в силу ряда обстоятельств, я оказался в Адене, в то время как мой багаж в Риме...

— Неплохо промахнулись... Вы, часом, не военный?

Мой парадный костюм был приведен в полную негодность в ходе приключений в "Серебряном Гонге" и я снова облачился в полученное на "Джеймсе Куке" армейское обмундирование. Его как раз успели заштопать...

— Нет, конечно. Вот уже скоро десятилетие, как я человек принципиально штатский.

— Отлично. Не люблю иметь дело с дезертирами... С этих томми не станется и истребитель за нами послать. У вас есть теплая одежда? Там, наверху, между прочим, холодно.

— М-м-м... Боюсь, что нет.

— Ох уж эти мужчины, сама предусмотрительность... — она зашла в ангар и немного спустя вышла, держа в руках кожаную летную куртку, — держите, это за счет фирмы.

Ожидавшее нас воздушное судно оказалось пузатой алюминиево-фанерной конструкцией, выкрашенной синей и белой краской и с довольно аляповатой надписью "Air Africa" через весь фюзеляж.

— Нравится? — не без гордости поинтересовалась Эрика.

— Неплохо... — упавшим голосом сказал я. Всегда не доверял тому, что летает, и если внушительный цеппелин еще был достаточно убедителен, чтобы успокоить мои сомнения, то эта одномоторная жестянка никакого уважения не внушала, — вы уверены, что он поднимет нас двоих, да еще и с грузом?

Девушка посмотрела на меня с подозрением.

— Я в курсе, что бипланы начинают выходить из моды, но моя "Ванесса" довольно мощная и надежная машина. Двести двадцать лошадиных сил, полтонны грузоподъемности. Вы ведь не весите больше полутонны?

Я молча улыбнулся в ответ и полез в трюм, или как оно там у аэропланов называется...

Эрика разместилась в пилотской кабине.

— Пока можете расслабиться и отдохнуть... Перелет займет дня четыре. Вообще-то обычно я управляюсь за три, но в этот раз надо заскочить на Занзибар, доставить кое-какой хлам Ланнигану. Вы знаете Ланнигана?

— Представления не имею, кто это такой.

— Ну и хорошо... Думаю, сегодня к полуночи мы доберемся до Могадишо, сделав по дороге посадку в Оббии, а уже завтра к обеду будем в Момбасе, откуда перелетим на Занзибар. Так что устраивайтесь там сзади поудобнее, дорога предстоит долгая. До Капштадта семь тысяч километров с четвертью, а кабина, уж извините, одноместная

Я огляделся. Доставшийся мне грузовой отсек был достаточно просторен. До того как его нагрузили почтой и тем самым "хламом для Ланнигана". Теперь же мне предстояло проявить исключительную гибкость тела и духа, чтобы удобно расположиться среди всех этих ящиков, тюков и коробок.

Аэродромный механик раскрутил пропеллер, и мы взлетели.

Эрика не ошиблась — время тянулось медленно. Стартовав в Адене, аэроплан пересек пролив, миновал острие "Африканского рога" и заскользил вдоль берега на юг, к экватору, периодически опускаясь на казалось забытых всеми аэродромах, чтобы наполнить баки к следующему перелету. В Могадишо мне даже удалось проспать целых шесть часов в постели, если, конечно, снабженный противомоскитной сеткой гамак в небольшой казарме близ взлетной полосы можно назвать постелью...

В Момбасе мы выгрузили часть почты и приняли новую. Строго говоря, погрузочные работы никоим образом не входили в мои задачи, но возможность хоть как-то размять мышцы и подвигаться после многочасового полета упускать не хотелось.

Вечером второго дня мы приземлились в аэропорту Занзибара. Здесь нам предстояло остаться, как минимум до утра, и я смог осмотреться. Полстолетия, прошедшие с момента колонизации острова Тевтонией, оставили едва заметный налет в виде аккуратных вывесок с названиями улиц, чинно скользивших по мостовым автомобилей и вышколенных постовых в неизменных траурно-черных мундирах. Но стоило вглядеться, и весь этот налет исчезал, обнажая массивные дома с резными эбеновыми дверями, тонкие минареты, взлетавшие над черепичными крышами в пронзительно синее небо, и старомодные парусные доу, словно выплывшие со страниц легенд о плаваниях Синдбада... По расселинам улиц чинно вышагивали мужчины в белоснежных одеждах и ярких чалмах, между кокосовых пальм, позвякивая золотом украшений, торопливо семенили закутанные в разноцветные шелка женщины. Душный тропический воздух старого города был полон духом арабских легенд и сказок.

— Поможешь? — голос Эрики Витт вернул меня из атмосферы "Тысячи и одной ночи" в реальность ХХ века.

— Надо отнести груз Ланнигану — извиняющимся тоном пояснила девушка, указывая взглядом на стопку фанерных ящиков с устрашающей надписью "Осторожно! Опасные химикаты! Не кантовать!"

— Конечно, — я с опаской подошел к ящикам.

Эрика довольно бесцеремонно подняла один из них, внутри что-то стеклянно звякнуло. Я последовал ее примеру. Взгромоздив груз на раздобытую ей тележку, мы покатили его в город.

Целью путешествия оказалась новая постройка в колониальном стиле, вход в которую украшала вывеска "Бальный зал Ланнигана". Меня сразу же весьма заинтересовало, зачем это его владельцу могли понадобиться опасные химикаты?

При дальнейшем рассмотрении "Бальный зал Ланнигана" оказался вполне банальным питейно-танцевальным заведением средней руки, коих легион во всех крупных колониальных портах мира. В отличие от дешевых таверн подобные места посещают не столько матросы, сколько публика, считающая себя достаточно взыскательной — колониальные чиновники, не слишком хорошо представляющие, на что среди пальм и баобабов можно потратить исправно выплачиваемое им жалованье, офицеры коммерческих и военных судов, искатели экзотики и приключений самого разного пошиба...

Не успели мы добраться до служебного входа, как нас встретил сам хозяин. Я ожидал увидеть классического ирландца — рыжего и круглолицего, но ошибся. Ланниган был высокого роста, довольно худ, его костлявое лицо с огромным носом обрамляли клочковатые белокурые бакенбарды.

— Привет, Джереми, — помахала рукой Эрика, — я привезла, что ты просил...

— Спасибо, спасибо, девочка, выручила старика, — впрочем, тут Джереми Ланниган сильно преувеличил, на мой взгляд ему не было и пятидесяти, — а это что с тобой за хлыщ?

— Ценный груз, — засмеялась она, — я везу его в Капштадт, и по возможности приспосабливаю к делу...

— Будь он лет на десять помоложе, я бы посчитал его британским дезертиром, — проворчал ирландец.

— Послушайте, папаша, — не выдержал я, — давайте воздержимся от излишних деталей, ладно? Я помог вам с грузом, и надеюсь хотя бы на спасибо...

Джереми Ланниган поднял на меня взгляд ярко-голубых глаз, прятавшихся за кустистыми бровями.

— Ты не похож на англичанина, сынок...

— Во-первых, я вам никакой не "сынок", во-вторых, я действительно не англичанин, в-третьих...

— Это хорошо, — уже более миролюбивым тоном прервал меня ирландец, — после Дублинского восстания я, честно скажу, крепко англичан недолюбливаю. Я их и раньше не любил, но после того как эти сукины дети перебили всю мою семью...

— Я не знал...

— Но это не значит, что я сразу же буду тебе доверять, раз ты не англичанин, — для острастки пробурчал Ланниган.

— Не спорьте, — вмешалась Эрика, — Джереми, лучше подари нам что-нибудь из последней партии, так сказать, за проделанную работу.

— Разорить меня хочешь, — усмехнулся ирландец, — ладно берите, но не больше двух бутылок...

Эрика подтолкнула меня к ящикам с химикатами.

— Выбирайте... Это задача для джентльмена.

Я озадаченно посмотрел на нее.

— Я ничего не понимаю в химии...

Ланниган, Эрика и негр-грузчик одновременно расхохотались.

— Ты, в самом деле, думаешь, что это химикаты! — давясь от смеха, воскликнула Эрика.

Я ощущал себя полным идиотом.

Негр ломиком сорвал крышку с одного из ящиков. Из золотистой пены стружек торчали темные горлышки бутылок.

— Колониальные власти, по их словам исключительно из уважения к набожному султану Занзибара, взвинтили до небес пошлины на ввоз спиртного, вот и приходится... — отдышавшись, пояснила девушка, — берите две и пойдем наверх, до утра мы все равно не вылетим.

Мы сидели на веранде и смотрели, как разноцветные огни города отражаются в тяжелых волнах Индийского океана. Где-то внизу шуршали листья бесчисленных на Занзибаре кокосовых пальм. Было уже за полночь, и публика понемногу начинала расходиться.

— Вы умеете танцевать? — неожиданно спросила Эрика.

— Немного...

— Пригласите?

Не мог же отказать даме. Это был какой-то медленный танец сильно напоминавший вальс. Если честно, я не очень-то хорошо разбираюсь в современной музыке.

— Это вы называете "немного"? — выдохнула Эрика, когда мы вернулись за столик, — вы точно ученый? Мне начинает казаться, я несколько неверно представляла себе университеты...

— Да нет, не думаю, что вы сильно ошибаетесь в отношении научных работников.

— Вы хотите сказать, что являетесь счастливым исключением?

— В какой-то степени — да.

— И что же превратило занудного ученого в подобное исключение?

— Вы уверены, что действительно хотите это знать?

— Это большая тайна?

— Да нет, просто вопрос разумнее ставить иначе, что превратило респектабельного прожигателя жизни в занудного ученого...

— Только, ради всего святого, не очередная история про благородного принца обстоятельствами превращенного в лягушонка, я не так наивна, как кажусь на первый взгляд!

— Ну что вы, все много прозаичнее. Романтичный юноша из среднего класса с задатками вертопраха, война, послевоенный кризис... Мне повезло вылезти из этой трясины, благодаря некоторому таланту к языкам и помощи друга семьи, взвалившего на себя бремя превращения потерянного молодого человека во что-то полезное. Но многие мои друзья и товарищи остались там навсегда... Но это все дела давно ушедшие в прошлое. Лучше скажите мне, как такая милая девушка приобрела столь неординарную профессию?

Эрика задумчиво посмотрела в бокал.

— Раз уж мы решили поговорить о своем прошлом, то почему бы не и рассказать... Вы, наверное, подумали, что я ирландка?

— Если честно, то да. Мне так показалось.

— Всем так кажется. Но нет. Ирландка моя мать Катерина Дейли. Мой отец — остзеец. А родилась я в Калифорнии, в Сан-Франциско. Вот такая вот дикая смесь... Отец был механиком на заводе. Там я впервые и увидела аэроплан. Я тогда еще подумала "должно быть это так интересно — подняться над землей и лететь куда захочешь".

Она провела пальцем по краю бокала.

— А потом я встретила Джейка. Он называл себя музыкантом, а я была совсем еще девчонкой. В общем, я удрала за ним в Дублин. А когда началось восстание, он оказался бойцом Республиканской армии...

— Его арестовали? — спросил я, хотя, в общем, ясно было, что для неведомого мне Джейка все закончилось много хуже...

Она внимательно смотрела в полупустой бокал, словно рассчитывала там что-то увидеть.

— Нет. Он предал своих товарищей и бежал. Я не знаю, что с ним стало потом... А его друзей... наших друзей расстреляли. И я осталась одна без гроша и без единого близкого человека посреди Ирландии. И тогда я подумала "Эрика. Или ты пойдешь на панель, или найдешь работу". Я выбрала работу. Сначала машинисткой, потом медсестрой, потом окончила курсы пилотов... И вот теперь я гоняю самолеты с почтой и контрабандой по Восточной Африке.

— Мне жаль, что я заставил вас про все это вспомнить...

Эрика протерла салфеткой уголок глаза.

— Да нет. Ничего. Я сама во всем виновата. Вам, военным, проще. У вас есть приказ, которым всегда можно все объяснить и оправдать... и на который возложить ответственность за свои ошибки.

— Приказ... Приказ говорите... Я редко рассказываю эту историю. Очень редко. Но сейчас я, похоже, уже достаточно пьян, чтобы сделать исключение.

Моя собеседница подняла глаза от бокала. Я продолжал.

— Это как раз история о приказе. Война уже заканчивалась, нас занесло на Ближний Восток, и командовали нами разные случайные личности, называвшие себя "революционными офицерами". Один из них, некий юный теоретик, одолеваемый мечтами лично выиграть какую-нибудь историческую битву, посмотрел на карту и сказал что вроде "Ба, да до этой железнодорожной станции всего ничего, нужно послать туда пехотную роту, чтобы не дать русским ее захватить". И он приказал нашей роте "максимально быстро выдвинуться к станции такой-то, и занять ее". И все бы ничего, если бы умения этого "полководца" не ограничивались способностью измерять расстояния линейкой по карте. Потому что тогда он бы сообразил, что расстояние это проходит по горам и пустыне без единого жилья и колодца на многие десятки километров. Но в его голове квадратики подразделений двигались по картам местности, не задумываясь о таких мелочах как дизентерия, питьевая вода и тепловые удары... Вы знаете, милая Эрика, что я с тех пор больше всего ненавижу?

— Нет...

— Пыль. Да, да, именно пыль. Мы шли по пустыне, и пыль клубилась над нами. Облака, тучи, моря пыли от наших мерно шагающих сапог. Мы шли и шли, а стервятники летели по нашим следам. И с каждым днем мы худели и сохли, а стервятники жирели. И пыль скрипела на зубах... А мы все шли. Потому что у нас был приказ. Мы шли. Пока те, кто выжил не дошли, наконец, до этого чертова полустанка. А там уже были русские. Они не стали в нас стрелять. Они знали, что это лишнее. Им не надо было нас убивать, достаточно было всего лишь подождать пару дней и просто собрать трофеи. И знаете, что мы сделали?

— Что?

— Мы сдались... Да, мы нарушили приказ. Нас оставалось едва два взвода, и по сравнению с мучившей нас жаждой все эти приказы были пустым сотрясением воздуха. Мы сдались без боя... Мы взяли ответственность за свои жизни на себя, и наплевали на приказ. Так для меня закончилась та война... В плену я достаточно много думал, благо времени было хоть отбавляй. И решил, что впредь буду принимать решения сам и отвечать за них тоже.

— Извините, мы закрываемся.

Я посмотрел на официанта. Или на двух?

— Да, конечно, мы уже идем. Эрика?

Голова раскалывается... Не надо было столько вчера пить... Что за зелье ввозит контрабандой этот ирландец?

Я не без труда выполз из кровати и добрел до умывальника. Ура, в емкости есть вода... Такую роскошь как собственный водопровод на Занзибаре мало кто может себе позволить.

Я натянул все тот же бессменный мундир морпеха без погон и нашивок: бежевую рубашку, оливковые брюки, башмаки и мятую панаму. Кожаная летная куртка, врученная мне Эрикой, осталась в самолете. В городе, расположенном на шестом градусе южной широты, она явно была лишней.

Снизу доносились раздраженные голоса. Я спустился в пустой еще зал. В это время посетителей в заведении Ланнигана еще не было.

— Я не могу отложить вылет, — отрицательно качала головой Эрика, — я и так потеряла более 12 часов в Занзибаре, хотя должна была лететь из Момбасы прямо на Коморы...

— Что случилось? — поинтересовался я...

— Джереми узнал от метеорологов, что со стороны Африки идет грозовой фронт, предлагает задержаться здесь на пару дней, — охотно пояснила девушка, — ему легко говорить, у него нет нанимателей из "Эйр Африка"...

— Эти наниматели так ужасны, что способны заставить вас лететь в шторм?

— Еще бы, проходили уже, — она передразнила неведомого мне представителя компании, — "где вверенный вам самолет, леди? Упал в джунгли и сгорел со всем грузом? Осмелимся спросить каким образом вам, пилоту, при этом удалось самой не сгореть? Вы абсолютно уверены, что отказ и возгорание двигателя были случайны?"

Она даже топнула от ярости.

— Да ладно, тебе, — пробурчал Ланниган, — если их самолет вместе с грузом утонет в Мозамбикском проливе, вряд ли они будут очень довольны.

— Главное чтобы я при этом тоже утонула... Тогда они спишут все на стихию. А иначе мне опять придется терпеть их многомесячные расследования.

— Лично я не собираюсь тонуть в Мозамбикском проливе, — вмешался я, — но и задерживаться тут больше чем на день мне бы не очень хотелось...

Насколько я смог выяснить, конгресс по урегулированию границ будет продолжаться еще четыре дня. От Занзибара до Капштадта где-то два дня полета. У меня в запасе и так оставался только один день.

— Да я и на один день задерживаться не собираюсь... — вспылила Эрика, отчего ее лицо залилось краской, — собирайте вещи, мы вылетаем через полчаса и ни минутой позже.

Она развернулась на каблуках и зашагала на улицу...

— Какая девушка, — задумчиво протянул Джереми Ланниган, глядя ей вслед, — огонь... Так что ты, сынок, приглядывай за ней... Ей нужен кто-то с достаточно холодной головой.

— Почему вы говорите это мне?

— А кому ты предлагаешь мне это говорить? Самолету?

— Я всего лишь случайный пассажир...

Ланниган внимательно оглядел меня с ног до головы, но ничего не ответил.

Эрика оказалась хорошей прорицательницей. Самолет действительно вылетел ровно через 32 минуты после того разговора. Набрав высоту, мы развернулись на юго-восток, и направились к лежавшим между Мадагаскаром и Африкой Коморским островам. До них мы добрались только через пять часов.

— Хочу попасть в Порт-Мозамбик еще до наступления вечера, — пояснила Эрика, перегнувшись с пилотского кресла назад в грузовой отсек, — так что далеко от самолета не уходите, ждать не буду, примем почту, заправимся, и в путь...

Я послушно кивнул и вышел на взлетную полосу. После пяти часов неподвижного сидения в компании писем и посылок возможность размять затекающие конечности большое счастье. Боюсь, к концу путешествия я насквозь пропахну бумагой и канцелярским клеем...

Взлетная полоса располагалась недалеко от берега. С моря налетали порывы ветра. В ярко-синем небе громоздились живописные облачные замки.

— Собираетесь лететь? — поинтересовался любопытный чернокожий парень, грузивший почту.

— Да

— Ха, плохое время для полетов, поднимается ветер...

Я ничего не ответил. Разноцветные облачные горы, клубившиеся на западном горизонте, особого доверия и мне не внушали. Мимо, с моря в глубину суши, пронеслась стайка каких-то береговых птиц...

— Пора, залезайте, и вылетаем, — Эрика вернулась от начальника аэропорта, и, убрав карту и бумаги в планшет, забралась в пилотскую кабину.

— Боюсь, — заметил я, — действительно собирается шторм...

Эрика посмотрела мне прямо в глаза.

— А вы не бойтесь...

Она захлопнула дверцу и сделала механику знак запускать пропеллер. Я, проворчав про себя что-то обиженное, полез на свое бумажное лежбище.

Лететь нам предстояло в Порт-Мозамбик, какую-то всеми забытую дыру на восточном побережье Африки. Общее направление — на юго-юго-запад, зюйд-зюйд-вест, как говорят моряки. Но именно с запада на нас двигался грозовой фронт.

В закрытой машине трудно оценить скорость ветра. Да и иллюминаторами грузовой отсек был, если честно, весьма небогат. Только по натужному гудению мотора, да участившимся воздушным ямам можно было заподозрить, что ситуация за бортом складывается напряженная.

Лишь когда в иллюминатор ворвался слепящий свет молнии, а весь корпус содрогнулся от звуковой волны, мне стало понятно, что дело окончательно приняло дурной оборот. Я пролез вперед и через плечо Эрики заглянул в пилотскую кабину. Заметив меня, она, не отрывая взгляда от приборов, бросила:

— Тут становится неуютно, придется отвернуть на восток, топлива у нас немного, но должно хватить, обойдем грозовой фронт по краю...

Я вернулся в трюм, подложил под голову бандероль помягче, и стал ждать. Это чем-то напоминало отсиживание в лисьей норе под артобстрелом. Сквозь многометровую толщу земли, отделяющую укрытие от поверхности доносятся глухие удары снарядов, чем-то напоминающие раскаты грома в небе за бортом. Разница только в том, что там при прямом попадании сразу останешься похороненным, а здесь придется пролететь пару километров вниз до земли... или воды... Постепенно к бродящей за стенами смерти привыкаешь, и начинаешь воспринимать ее как нечто обыденное. Кажется, я даже задремал...

Марк Аттилий Регул отер пот. В Африке было жарко. За спиной слышалось мерное журчание реки и шорох пальмовых листьев. Впереди лежала раскаленная пустыня, в которой стояло выстроенное в полном боевом порядке карфагенское войско. Ветер дул римлянам в лицо нагоняя под ноги стоявшим плотным строем легионерам струйки песка и пыли.

Конница и легкая пехота уже завязали бой. На пространстве между выстроенными армиями двигались группы метателей дротиков, лучников и пращников, поднимая тучи пыли, мчались конные отряды. Отсюда они казались римскому консулу игрушечными солдатиками.

Спартанец Ксантипп сидел на складном походном стульчике и задумчиво выводил концом прутика на песке непонятные каракули. Казалось, что сражение, от которого зависела судьба самого Карфагена, его абсолютно не трогало. Стоявшие позади карфагенские командиры явно нервничали. Ксантипп стал их последней надеждой, положение пунийского государства было отчаянным — римляне высадились в Африке, занимали города, варвары бунтовали и целыми племенами переходили на римскую сторону... Только отчаяние и вынудило сенат города передать власть этому надменному спартанцу, обещавшему победу. И вот теперь он сидит как истукан и молча ковыряет песок тросточкой!

Вестовые подбегали к Ксантиппу и сухо докладывали, а тот даже не кивал головой. Похоже, сражение ему вообще было не важно...

— Командир, римская конница уходит, мы их преследуем, — поклонившись, сообщил очередной вестовой.

— Пускайте слонов, — прервал, наконец, свое затянувшееся молчание Ксантипп.

Регул прищурился. Нет, ему не показалось, еще совсем недавно стоявшие неподвижно карфагенские ряды пришли в движение. Десятки серовато-бурых гигантов зашагали навстречу. Слоны раскидывали огромные уши и трубили. Сидевшие на них верхом воины вздымали копья и дротики, наконечники которых вспыхивали на солнце. Погонщики знали свое дело и постепенно разгоняли слонов с медленного шага на легкую рысцу, бежать галопом эти великаны не могут, но этого и не требовалось.

По шеренгам легионеров прокатился ропот, слонов воины уже видели, и кое-кто даже с ними сталкивался в бою, но сейчас этих монстров было слишком много...

Ксантипп покинувший, наконец-то свой стульчик, и оседлавший коня, проскакал перед строем пунийских ополченцев. Оглядев выстроенных в восемь шеренг воинов, он сделал знак рукой. Длинные копья не спеша склонились к земле, создав перед линией сплошное заграждение из восьми рядов наконечников, надежно преграждавших любому врагу подступы к строю. Теперь, те римляне, которым удастся вырваться из творившегося на равнине кошмара, наткнутся на эти ощетиненные копья...

— Консул, бегите, — прохрипел легионер, отбивая щитом направленный в командира дротик.

Регул лишь замотал головой.

— Мое место с солдатами...

Обезумевший слон с трубным ревом метался, не разбирая ни своих, ни чужих. Даже сквозь шум битвы консул отчетливо слышал чавканье и хруст, раздававшиеся, когда под ноги зверя попадал очередной солдат...

— Ты — главный? — Ксантипп снял шлем, до этого защищавший его глаза, в том числе и от африканского солнца, и теперь по-кошачьи щурился, разглядывая добычу...

— Марк Аттилий Регул, консул и триумфатор, — прохрипел римлянин, стараясь держаться ровно, по лицу текла кровь, он не мог понять своя или чужая, а ноги предательски подкашивались от накатившей после боя усталости...

— Что не убежал — хорошо, что не умер — плохо, — лаконично подытожил спартанец.

Он, все еще щурясь, оглядел толпу пленных — все, что осталось от могущественной римской армии, сегодня утром встречавшей рассвет.

Самолет попал в воздушную яму, я слетел с бандероли, и, ударившись лбом об алюминиевый стрингер, проснулся. Эти сны на античные темы начинают меня беспокоить... С чего это мне вздумала присниться битва при Тунете, случившаяся в 255 году до нашей эры? Буду в Вене, стоит, пожалуй, заскочить к старине Зигмунду... А чтоб... Что за...

Самолет замотало так, что мой лоб снова вступил в жесткий контакт со стрингером. Я поднялся на ноги. За иллюминаторами царила непроглядная тьма, спорадически разрываемая вспышками молний. Я поднялся на ноги и зашагал в нос отсека, к пилотской кабине. Впрочем, "зашагал" — сильно сказано, скорее пополз, цепляясь руками и ногами за любые выступающие предметы.

— Что происходит?

— Нас все-таки зацепило краем урагана, я сожгла почти все топливо, если мне не удастся вытянуть к Мадагаскару, нас ждут крупные неприятности — сквозь зубы процедила Эрика, — а теперь уйдите и не мешайтесь...

Я посмотрел через ее плечо вперед. Сквозь мокрое лобовое стекло виднелась проносившаяся под нами поверхность океана. Вода казалось черной, и по ней грязно-белыми полосами тащилась пена... Чувствую, сейчас меня начнет мутить. Я отполз назад и затих. Противное ощущение, надо что-то делать, а сделать-то как раз ничего и не можешь.

Что-то изменилось. Я закрутил головой, пытаясь понять что именно. Эрика что-то крикнула. И тут я понял... Исчез шум мотора!

— Что случилось!?

— Топливо... Кончилось... — Эрика со злостью ударила кулаком по приборной панели, — каких-то полтораста километров не дотянули... всего-то час полета...

Я подполз к пилотскому креслу и выглянул. Море медленно и неуклонно приближалось...

— Вы хоть плавать умеете? — с надеждой в голосе спросила девушка.

— Умею...

— А я — нет...

— Не бойтесь, я Вас буду поддерживать, — мои обещания прозвучали достаточно фальшиво, было ясно, что на такой волне даже очень хороший пловец долго не продержится.

Мое внимание привлекло что-то белевшее на горизонте справа по ходу...

— Эрика, смотрите, что там? Кажется это земля!?

— Не валяйте дурака, здесь нет земли... Мы в самом центре Мозамбикского пролива...

— Да нет, смотрите же, смотрите, вон там, справа!

— Перестаньте, с нами уже все кончено... мы уже умерли, только сами этого еще не знаем...

— Вон же она, это точно земля! Остров!!

— Ну, какой остров, в самом деле... будьте же мужественны... о, чтоб меня! Действительно похоже на остров!!

— Вы сможете там нас посадить?

— Я попробую... может нам удастся спланировать... держитесь крепче...

Несколько раз подскочив на кочках, самолет наткнулся на куст и с треском наматывая его на пропеллер, остановился.

— Молодец, Ванесса, молодец моя дорогая, — прошептала Эрика, обращаясь к машине, словно к живому существу...

Она медленно, словно с усилием, оторвала руки от штурвала и приоткрыла дверцу. Внутрь ворвался сырой и холодный воздух. Девушка спрыгнула на землю и покачнулась.

— Голова... Кружится... — Эрика взмахнула руками, и мягко повалилась под колеса неподвижно стоявшей машины.

Я, бормоча проклятия на всех известных мне языках, перелез через груды беспорядочно перемешавшейся почты и вывалился наружу. В лицо мне ударил ветер. Я подбежал к девушке.

— Эрика, что с тобой, скажи что-нибудь, Эрика!

Она приоткрыла глаза и едва слышно пробормотала.

— Никак... не могу... проснуться... я...не... — ее глаза снова закрылись.

Похоже всего лишь переутомление и нервное потрясение. Я облегченно выдохнул. Кажется никаких серьезных травм. Я выбросил из грузового отсека лишние ящики, и соорудил подобие матраса из пакетов и тючков, на которое аккуратно положил моего отважного пилота. Ее дыхание стало ровнее.

Я сел на порожек и огляделся. Похоже, скоро рассветет, горизонт уже стал не черным, а лиловато-серым. Свежий ветер трепал какие-то кусты, чуть поодаль виднелась полоса прибоя. Никаких признаков людей. Неужели остров необитаем? Что ж, подождем утра, и узнаем...

Шторм медленно уходил, к рассвету из туч уже даже стало проглядывать ярко-синее тропическое небо.

— Где я, что случилось?

Я встрепенулся и слез с порожка. Эрика сидела в грузовом отсеке и удивленно озиралась.

— Думаю небольшой обморок, в сочетании с сильной усталостью. Как вы себя чувствуете?

— Нормально... Это вы меня сюда притащили?

— Я не столь жесток, чтобы бросить вас на улице.

— Спасибо... — она спустилась и огляделась.

Самолет одиноко стоял на плоской пыльной равнине, поросшей травой и кустами. С трех сторон было видно море. На юге равнина тянулась до самого горизонта.

— Что это за остров? — спросил я.

— Если я еще не до конца забыла географию, то в Мозамбикском проливе к югу от Коморских нет никаких других островов. Наверное, какой-то мелкий риф...

— Думаете, он необитаем?

— Я предпочитаю об этом не думать... Никогда не любила "Робинзона Крузо"...

Не сговариваясь, мы зашагали на юг. Туда где оставалась хоть какая-то надежда. И удача нас не оставила. Через полчаса ходьбы мы заметили британский флаг. Юнион Джек одиноко болтался на тонкой длинной жерди. Рядом виднелась метеорологическая башенка и приборы. Непосредственно под флагштоком притулился крошечный домик, выкрашенный уже начавшей облезать белой краской.

Обитателем домика оказался умеренно молодой и очень полный человек с бледным одутловатым лицом, дополненным старомодным пенсне и крошечными светлыми усами. Он тяжело дышал и постоянно отирал пот большим клетчатым платком.

— Начальник метеорологической станции острова Хуан ди Нова, — представился он, — с кем имею честь?

— Почта и авиаперевозки "Эйр Африка", — деловито отрекомендовалась Эрика, — из-за грозы нам пришлось ночью совершить вынужденную посадку на северной оконечности острова.

— Очень приятно, — метеоролог заинтересованно оглядел девушку, и облизнул губы...

— На острове есть бензин? — Эрика сразу перешла к делу, — компания оплатит все расходы в полном объеме.

— Увы, — метеоролог тяжело вздохнул, и не без усилия оторвал взгляд от девушки...

— А рация у вас есть? Мы могли бы связаться с офисом компании, чтобы нам выслали топливо?

— Она неисправна, — белобрысый метеоролог устремил отсутствующий взгляд светло-серых глаз куда-то на потолок...

— Но я могу попробовать ее починить? — вмешалась Эрика, — у меня на самолете радио не может работать без аккумулятора, да и радиус действия... Я немного разбираюсь в радиостанциях! Нам очень надо получить топливо как можно быстрее!

— Я полагаю, — метеоролог снова облизнулся, — мы сможем придти к соглашению... уверен, что сможем, мисс... Ваш спутник, думаю, поможет нам доставить сюда необходимые инструменты с вашей машины?

"Какие инструменты, идиот? Ты думаешь, я тебя оставлю наедине с Эрикой? Да ты того и гляди, слюной захлебнешься, на нее глядя".

Эрика повернулась ко мне.

— Я думаю, мне стоит сначала взглянуть на радио... Инструменты потом.

Метеоролог набычился.

— Пойдемте, я покажу.

Они вышли из комнаты. Даже удивительно, как в таком крошечном домике ухитрились сделать больше одной комнаты. Через пять минут из-за стены донесся звук пощечины.

— "Быстро", — подумал я, и шагнул к двери, где чуть не столкнулся с Эрикой. Метеоролог шел вторым, и на его левой щеке хорошо просматривался отпечаток ладони, — "кстати, у нее довольно маленькая рука, раньше я как-то не обращал на это внимания".

— Нам надо поговорить, — Эрика взяла меня за рукав и потащила на улицу.

Толстяк тяжело опустился на стул перед обшарпанным деревянным столиком и исподлобья посмотрел на нас. Мы вышли на свежий воздух.

Девушка совершенно остекленевшим взглядом уставилась в пустоту.

— Что-то случилось?

— А? Да... нет... ничего...

— Ты хотела о чем-то поговорить?

— Ах да. Да. Сходи к самолету... Мне нужен паяльник. И отвертка. И ключ. Они в чемоданчике под креслом...

Я с подозрением оглядел девушку. У нее был вид человека собирающегося пожертвовать собой...

— Может не стоит торопиться? Подождем пару дней, что-нибудь придумаем.

— Нет, нет. Вы не знаете этих людей из центрального офиса "Эйр Африка"... Они меня съедят... Я и так должна им после прошлой катастрофы... Еще одну я не выдержку... Лучше уж этот... это... Прошу вас, принесите мне инструменты.

— Хорошо, но сначала я скажу пару слов нашему гостеприимному хозяину, подождите секундочку на улице.

Я вошел. Метеоролог посмотрел на мое лицо, вздрогнул и начал судорожно открывать выдвижной ящик в правой тумбочке.

— Сейчас я пойду за инструментами, — начал я, — и если когда я вернусь, с моим пилотом что-то будет не так...

— На что вы намекаете? — метеоролог, наконец, справился с ящиком, сунул туда руку и загромыхал чем-то металлическим.

— Ни на что, просто я, на всякий случай, исключительно на всякий случай, вас предупреждаю...

— Не надо меня ни о чем предупреждать! И вообще, что это за угрозы... — металлический предмет никак не извлекался из ящика, цепляясь за стенки.

— Понимаете ли, я был солдатом, я прошел Дунайскую войну. В пехоте. И в штурмовом батальоне. У меня в послужном списке 21 учтенная рукопашная. И всю войну я убивал людей. Я убивал их из винтовки, пулемета и огнемета, гранатами, штыком, ножом, кастетом и голыми руками... Я не знаю точно, сколько людей я убил, хотя многие из них до сих пор являются мне по ночам. И я полагаю, что когда, в конце концов, я предстану перед апостолом Петром, то наличие в этом списке убитых еще и одного метеоролога ни на что существенное уже не повлияет...

Он выронил револьвер, который, наконец-то, смог вытащить из ящика, и его побледневшее лицо густо покрылось испариной.

— Думаю, мы друг друга поняли, — я вышел из домика и пошел к самолету.

Когда я вернулся, Эрика сидела на скамейке рядом с приборами.

— Что вы сказали этому бедняге? Он все это время шарахался от меня как от заразной...

— Да решительно ничего такого. Что с рацией?

— Она заработала. Но бензин мы сможем получить не раньше, чем послезавтра...

Я подсчитал в уме. В Капштадт я опоздаю минимум на сутки... Я ошибся. Я опоздал на двое суток. "Эйр Африка" задержалась на день с доставкой топлива на остров. Но я не сожалел об этом. Три дня проведенные на заброшенном в Мозамбикском проливе островке были единственными, которые можно было бы считать отпускными. Я все же формально был в отпуске... Правда в южном полушарии, в полном соответствии с законами природы, была зима, но море оказалось достаточно теплым, а погода достаточно солнечной. А уж какие были пляжи на острове Хуан ди Нова!

Но вернемся к делу. Капштадт встретил меня уже вполне зимней погодой. Низкие облака нависли над городом, навалившись на возвышавшуюся над ним Столовую гору. С моря тянул пронизывающий ветер. Моросил противный мелкий дождик.

Мы стояли в ангаре. Механик со скрипом подвинчивал какую-то деталь в стоявшем рядом механизме, в углу радиоприемник пел голосом Веры Линн что-то меланхоличное.

Я заговорил первым.

— Спасибо, за помощь. Я должен вернуть тебе куртку...

— Оставь ее себе, в Южной Африке все же зима. А "Эйр Африка" как-нибудь переживет...

Я точно знал, что должен что-то сказать. Только вот понятия не имел что именно.

— Мы когда-нибудь еще встретимся, — Эрика улыбнулась, — не знаю где, и не знаю когда, но встретимся. И в этот день будет светить солнце... Обязательно.

Она поправила свой летный шлем, повернулась и пошла к сине-белому силуэту "Ванессы" проступавшему сквозь пелену дождя. А я так и стоял как истукан и молчал...

Механик оторвался от своей работы, глянул на меня, хмыкнул и продолжил завинчивать свою гайку.

— А что я должен был сказать!? "Это может стать началом прекрасной дружбы"? — я махнул рукой и тоже пошел в дождь, искать Томаша Мильвовского и его путевые заметки...

Глава 10

Капштадт совершенно не напоминал то что обычно представляют при словах "африканский город". Лишь пальмы, заменявшие вдоль улиц традиционные липы и вязы, указывали, что я не в Европе. Правильные шеренги каменных зданий, безупречно асфальтированные улицы, полицейские в двубортных темно-зеленых шинелях и черных кожаных касках, неспешно выхаживающие по тротуарам. И над всем этим, низкие серые тучи, зацепившиеся за Столовую гору.

Когда-то давно она была островом, отделенным от материка небольшим проливом. Со временем пролив занесло песком, и остров стал мысом, соединенным с Африкой песчаной грядой. Первые колонисты обосновались у подножия горы, но город рос и шаг за шагом занял сначала перешеек, соединявший его с материком, а затем стал понемногу выползать и на обширную плоскую равнину, лежавшую восточнее — Зандплатт.

Мой путь лежал в деловой центр города, заполнявший середину большой котловины в северной части бывшего острова, и окаймленную Столовой горой и еще несколькими холмами и скалами. За последние десятилетия здесь выросли многочисленные небоскребы, ставшие одним из символов южноафриканской столицы. Положение ведущего порта на пути в азиатские колонии и одновременно ворот в Африку сделали Капштадт крупнейшим городом южного полушария.

Мильвовского я обнаружил в отеле "Ритц". Портье с явным подозрением осмотрел мою потрепанную фигуру в кожаной куртке, но ничего не сказав, отнес визитку наверх. Да, да, во всей этой кутерьме у меня уцелело несколько визиток.

Великий первооткрыватель и географ оказался среднего роста мужчиной вполне обыденного вида — твидовый пиджак, шелковый шарф, воинственно торчащие нафабренные усы. Он о чем-то беседовал с худощавым англичанином в мундире полковника.

— Господин Танкред Бронн?

— К вашим услугам, — я по возможности старался не выдать одолевавшей меня легкой робости.

— Разрешите мне представить вам моего коллегу Персиваля. Он представляет британскую делегацию.

Англичанин ровно на два дюйма приподнял фуражку.

— Я немного слышал о ваших изысканиях в области археологии, и с удовольствием бы выслушал ваше мнение по некоторым вопросам. Особенно касающимся археологии Нового Света.

— Всегда буду рад помочь, мистер Фосетт.

Мильвовский достал из жилетного кармана часы.

— К моему величайшему огорчению мы должны срочно ехать на внеочередное заседание комиссии. Вы можете пока побеседовать с моим секретарем и назначить время для новой встречи. Прошу еще раз меня извинить.

Они двинулись прочь по коридору.

— Чем могу помочь?

Я обернулся. Передо мной стояла обаятельная темноволосая девушка в белой блузке с блокнотом и карандашом в руках.

— Вы и есть секретарь господина Мильвовского? — поинтересовался я, хотя особых сомнений в этом не возникало.

— Именно. Меня зовут Катрана Штильрайм. Чем я могу вам помочь?

— Мне нужно побеседовать с господином Томашем об одном крайне важном деле.

— Если вы подождете пару минут, то я смогу назначить вам время для визита.

Она определенно произнесла "подождеде"...

— Извините, можно задать вам личный вопрос?

Девушка удивленно подняла взгляд. Хм-м... один глаз у нее карий, а другой — зеленый...

— Мне? Личный?

— Вы, случайно, не из Баварии?

— Нет, из Будвайз... — она осеклась, — неужели это так заметно?

— Ну что вы. Почти незаметно. Уничтожить акцент вообще очень трудно, и вам почти это удалось. Просто мы с вами в какой-то мере соотечественники. По крайней мере, когда-то ими были. До того как распалась империя...

Мне показалось, что она отчего-то смутилась.

— Думаю, вы сможете переговорить с господином Томашем завтра в шесть.

— А раньше, никак?

— Разве что только сегодня совещание быстро закончится.

— У меня просто океан свободного времени. Я могу его здесь подождать?

— Конечно, располагайтесь...

Я воспользовался приглашением и расположился. Отель был отделан по последнему слову дизайнерского искусства — полированное желтое дерево, таинственно мерцающий хром. Голубовато-белые светильники матового стекла воздели к терявшемуся в высоте потолку угловатые плафоны... Конструктивизм во всей своей красе. Вообще-то я не очень большой поклонник нового стиля, но здесь надо было отдать должное декоратору, все это смотрелось не так устрашающе как обычно.

Время тянулось удручающе неспешно, и я постепенно разговорился с фрейлейн Штильрайм. Она была на редкость мила. Мы немного повспоминали родные пенаты — горы Австрии и замки Трансильвании, равнины Венгрии и леса Богемии, и, конечно же, вечный голубой Дунай... Потом побеседовали о географии и заслугах Мильвовского в стирании с карты мира белых пятен.

— А я чем-нибудь могу вам помочь? — поинтересовалась Катрана.

— Не думаю. Меня интересует несколько подробностей его экспедиции на Верхний Нил около десяти лет назад.

Мне показалось, что в ее разноцветных глазах мелькнуло удивление или даже настороженность. Но тут же потухло, и я не обратил на это внимания.

— Увы, я не сопровождаю господина Мильвовского в его путешествиях. Он всегда утверждал, что это решительно не женское дело. Да и тогда я еще была слишком юна.

— Поэтому мне и придется подождать его самого.

Она поднялась и прошла к аквариуму покормить рыбок.

— Не уверена, что он сегодня не задержится на совещании допоздна, — заметила она, не отрываясь от аквариума, — если у вас есть телефонный номер, я бы могла перезвонить вам, когда согласую точное время для вашего визита.

— Не беспокойтесь. Я вполне могу еще подождать. Тем более в таком прекрасном обществе.

— О, вы мне льстите, я всего лишь обычный секретарь.

Мы еще поболтали о какой-то не относящейся к делу ерунде.

Массивные настенные часы пробили восемь.

— Боюсь, что господин Томаш рано сегодня уже точно не вернется. А мне пора домой... — вздохнула Катрана.

— Конечно же. Это я бездельничаю в отпуске, а у вас работа.

Она закрыла выступавший в качестве рабочего кабинета гостиничный номер, и мы спустились вниз.

Дождь упорно не желал заканчиваться. По мокрым улицам, фыркая и урча, катились поблескивавшие влажными лаковыми боками автомобили.

Отель располагался в фешенебельном квартале и значительную часть прохожих составляли одетые по последней моде люди, спешившие на вечерние представления театров и мюзиклов. В глазах рябило от высоких цилиндров, модных воротничков и белых гетр...

Афиша на цилиндрической тумбе гласила:

"Только сегодня!" "Фредерик Аустерлиц!!" "Единственное представление!!!"

Катрана поплотнее запахнула пальто.

— Вы уже пробовали местную кухню?

— Честно говоря, нет. И жутко проголодался. Может быть, вы что-то порекомендуете?

— Если вы не против составить мне компанию, то мы вполне можем поужинать тут совсем недалеко.

— Ну как я могу быть против составить компанию столь симпатичной даме.

Мы свернули в какой-то проулок, и зашли в небольшой ресторанчик. Под потолком клубился табачный дым, распространяемый трубками и сигарами посетителей. Солидные капштадские господа неспешно потягивали вино и пиво из емкостей совершенно устрашающих объемов.

Следует отдать должное местным кулинарам, все было потрясающе вкусно. Даже без учета того факта, что всю предшествующую неделю я питался в основном армейским сухим пайком и жареной на костре рыбой...

— Так вас интересовал визит моего шефа в Судан? — поинтересовалась Катрана.

— Да. Точнее несколько предметов, оттуда привезенных...

— Попробуйте омара, здесь они бесподобны. Вы, говорили, вы археолог?

— Скорее лингвист, но археологией тоже занимаюсь. Отличный омар...

— Хотите раскопать что-то в северной Африке? Там же пустыня?

— Вы что-нибудь слышали об Александрийской библиотеке?

— Конечно! Крупнейшее собрание книг древности, безвозвратно погибшее в Средние века.

— Все сложнее, фрейлейн Штильрайм...

— Можете называть меня Катрана...

— Вы слишком любезны. Так вот, гибло книжное собрание не сразу. Многое сгорело при занятии Александрии войсками Цезаря. Что-то при императоре Аврелиане. Город неоднократно брали штурмом, храм Сераписа, где хранилась часть рукописей, был разрушен... Собственно говоря, мы точно не знаем, когда и куда делась большая часть книг.

— Неужели вы думаете разыскать их в Судане?

— Скорее в Верхнем Египте. Мне в руки попали сведения, из которых вытекает, что какая-то часть собрания рукописей была спрятана как раз где-то там...

— Вряд ли мой шеф что-то об этом может знать. Он никогда ничего подобного не говорил.

— Он может знать другое, где именно следует искать этот забытый город.... Еще вина?

— Нет. Спасибо. Уже достаточно.

Мы вышли на улицу. Когда же прекратится этот дождь?

— Так у вас есть телефон? — спросила Катрана, — я вам перезвоню, как только Томаш сможет вас принять.

— Я могу дать номер моей гостиницы. Аппарат внизу, но меня позовут.

— Отлично, — она достала блокнот, — я записываю...

На следующее утро меня разбудил звонок в дверь номера.

— Вас к телефону. И вам почта. — лаконично сообщил портье.

Звонила Катрана, она страшно извинялась и сообщала, что Томаш Мильвовский никак не сможет меня принять ранее, чем утром следующего дня. Опять внеочередное заседание комиссии...

Почта обрадовала меня больше. От Карла пришел подробный отчет о его разысканиях касательно Стимфалополиса.

Точное местоположение города пока оставалось тайной, но ему удалось раскопать текст об основании крепости. Для большей убедительности он выслал оригинал и сделанный им перевод.

Разузнав от местных жителей о существовании плодородного оазиса, изобилующего дикими зверями и населенного пещерными эфиопами, и подвергающегося время от времени набегам ливийцев, Птолемей Филадельф решил основать там крепость. С этой целью он послал туда наемников под командой некоего спартанца Ксантиппа. Завоевав оазис, и покорив троглодитов и ливийцев, Ксантипп основал там крепость, ныне известную под названием Стимфалополиса...

Точная дата основания города не сообщалась, но если это был тот же самый Ксантипп, что разбил римлян при Тунете и позднее воевал за Птолемеев в Месопотамии, то это должно было произойти где-то 40-е годы III века до Рождества Христова.

Утром моего третьего дня в Капштадте я снова общался с немногословным портье отеля "Ритц".— Мне назначена встреча с Томашем Мильвовским из номера...

— Вчера вечером минхеер Мильвовский изволили съехать.

— !!! ????

— И администрация отеля не имеет ни малейшего понятия куда именно...

— !!?

Я стоял перед отелем и растерянно оглядывался по сторонам... Единственная радость, здесь, в отличие от чопорной Англии, вид человека в солдатском обмундировании и потертой летной куртке с идиотским видом стоящего у входа в фешенебельный отель не вызывал у публики шока и стремления немедленно позвать полисмена. Нет, шок, конечно, вызывал, но без полиции.

Я нащупал в кармане что-то жесткое. Это был кусочек картона с адресом — Капштадт, ул. Слангстеех, дом 7...

Мне вспомнился разговор, состоявшийся в Адене вечером накануне моего вылета.

— и еще... — Арнольд Морли по-прежнему выглядел задумчиво.

— Да?

— Вы, мистер Бронн, достаточно самостоятельный человек, но если вдруг у вас в Капштадте возникнут сложности...

— То что?

— Я бы мог дать вам несколько полезных советов...

— Не уверен, что они так необходимы.

— Никто вас не обязывает им следовать, мистер Бронн...

— Здесь вы правы. Я уверен, что вполне способен решить свои проблемы самостоятельно.

— А вдруг вы его не застанете?

— Кого?

— Согласитесь, ваше внезапное желание полететь в Капштадт после визита к генералу Ванделеру, наталкивает на некоторые мысли? И из этих мыслей вполне можно сделать определенные выводы.

— Именно поэтому я и обратился к вам, надеясь, что про мое путешествие, хотя бы в газетах не напечатают.

— Уж это-то я вам обещаю, — он едва заметно улыбнулся, — но на всякий случай все же хотел дать ряд советов.

— Я внимательно слушаю, — холодно согласился я, решив, что никакая информация лишней не бывает.

— Первый совет. Человек, который, как мне кажется, вас интересует, находится там на конференции по урегулированию ситуации в Верхнем Конго. Вы в курсе, что именно происходит в Конго?

— Не совсем...

— Я вкратце поясню. Верховья Конго это совершенно дикое и не слишком хорошо известное место. В силу этого границы там никто толком не проводил, да они никого и не интересовали. Пока французское "Акционерное общество Конго" не направила туда некоего своего сотрудника. По имени Пти. Шарль Пти. Дело в том, что именно в тех краях сходятся зоны английского, французского и тевтонского влияния.

— И что случилось с этим Пти?

— Ничего... Если не считать того, что он выжил и принес компании колоссальную прибыль. Достаточную, чтобы представители соседних держав сильно озаботились, не за их ли счет получается эта прибыль. И горячо возжелали определить точные границы своих владений в самом сердце джунглей. Именно за этим они и собрали в Капштадте данную конференцию. И меня не удивит, если она закончится выездом делегации картографов в Конго для окончательного решения вопроса, так сказать, непосредственно на месте...

Подробный оборот событий меня не радовал. Путешествие в Центральную Африку в мои отпускные планы никак не входило. Арнольд тем временем продолжал.

— ... поэтому мне кажется, что вам не помешает знать в Капштадте пару-тройку людей, за помощью к которым вы сможете обратиться в случае возникновения подобных или иных затруднений.

— Пожалуй, здесь вы правы.

Он протянул мне небольшую визитную карточку. Когда и откуда она возникла у него в пальцах я так и не понял. Только что его руки были совершенно пусты...

— И еще, — продолжил мой собеседник, убедившись, что я убрал визитку в карман, — вы умышленно или нет, но слегка прищемили хвост Гоше Неверу. Гоше — личность начисто лишенная таких человеческих слабостей, как мстительность или необузданный гнев... Во многом благодаря этому он и добился столь впечатляющих результатов. Я более чем уверен, что лично вы ему даже в чем-то симпатичны. Но он также прекрасно понимает, что сам факт существования на белом свете человека, нанесшего ущерб его бизнесу и репутации, является крайне нежелательным примером для других... И свои люди в Капе у него тоже имеются. Поэтому мой второй совет — отрастите вторую пару глаз на затылке и никому не доверяйте.

Поезжавший мимо отеля автомобиль громко просигналил. Я поежился. Первое предсказание Арнольда рискует оправдаться. Не хватало еще, чтобы он оказался прав и во втором.

Конференция проходила в новом здании Капштадской ратуши. В необъятной приемной царил полумрак, почти не рассеиваемый бледным светом, просачивавшимся сквозь высокие и узкие окна. Темно-синие, почти черные, бархатные портьеры придавали помещению довольно траурный вид.

Передо мной стоял внушительный стол, за ним на стене висела большая карта Африки. Ровно посредине континента змеей свернулась голубая линия великой реки.

— Делегация отбыла в верховья Конго для решения ряда спорных вопросов непосредственно на месте.

Маленький сухонький чиновник поразительно напоминал мне грифа. Слегка тронутая пушком лысина, белый воротничок и черный фрак еще больше усиливали впечатление.

— Это случилось так внезапно? — спросил я.

— Нет, это было запланированное и подготовленное решение.

— Хорошо. Вы не можете мне подсказать, куда точно они отправились. Я должен выехать за ними.

Я вгляделся в карту. Как раз у самого хвоста картографической змеи виднелось большое белое пятно...

— Это невозможно.

— Почему? — я оторвал взгляд от карты.

— Территория является спорной и относится к юрисдикции Министерства Колоний. Вы не являетесь подданным Его Королевского Величества, не наняты на государственную службу и не числитесь сотрудником какой-либо частной корпорации, имеющей исключительные права в данном районе. А для туристов доступ в эту провинцию закрыт.

— То есть как это "закрыт"? А если я просто туда поеду?

— В случае вашего задержания силами безопасности вы будете преданы суду как нарушитель территориального суверенитета...

— Вы хотите сказать, что я буду рассматриваться как контрабандист?

— Скорее как шпион. Я ответил на все ваши вопросы?

— Э-э-э... А есть ли какой-то способ туда попасть?

Чиновник устремил на меня взгляд немигающих птичьих глаз.

— Я, кажется, вполне ясно выразился — удостоиться подданства Его Королевского Величества, поступить на государственную службу, наняться в частную корпорацию, имеющую исключительные права на ведение деятельности в данном регионе. Что непонятно?

Выйдя из здания ратуши, я отправился на поиски улицы Слангстеех. Она располагалась в юго-восточной части города между песчаными пустошами, насыпанными ветром на месте бывшего пролива, и подножием скального массива, носившего мрачное название Дейвельспик — Чертова Гора. Согласно местной легенде, некий живший на ней колонист-отшельник однажды поспорил с чертом, кто больше выкурит табака. С тех пор надо горой часто висят туманы...

Слангстеех — в переводе "змеиный переулок" — вполне оправдывала свое название. Это была узкая и на редкость извилистая улица проложенная возле самой горы. Вдоль нее тянулись высокие дома с узкими фасадами и решетчатыми окнами. Человечество давно освоило технологию получения оконных стекол практически любого размера, но местные обитатели стойко держались традиций той эпохи, когда стекла были на вес золота, и даже самое большое окно ухитрялись застеклить кусочками, каждый из которых был не крупнее почтовой открытки...

Дом номер семь оказался оружейным магазином. Я вошел. Внутри было темно. В полумраке поблескивали лакированное дерево и вороненая сталь.

— Чем могу служить? — глухо поинтересовался продавец, крупный мужчина, с щегольскими черными усиками, — желаете ружье? Винтовку? Штуцер? На какого именно зверя?

— Не совсем...

— Могу также предложить обширный выбор короткоствольного оружия от ведущих производителей. Братья Маузер, Эмиль и Леон Наган, Кольт, Волканик...

— Мне вообще-то нужен Датчанин Михель... или Юлиус...

— Я Юлиус. У вас какое-то особое дело?

Я молча протянул ему визитку с автографом Морли. К моему удивлению в лице продавца не дрогнул ни один мускул. Вообще казалось, он меня ждал.

— Нам лучше пройти внутрь.

Он запер дверь, развернул табличку надписью "закрыто" наружу, и провел меня через массивную дверь в заднюю комнату. Судя по антуражу, помещение выполняло одновременно функции склада и оружейной мастерской. В комнате было двое мужчин, один в низко надвинутой на глаза кепке, сидел верхом на стуле сложив руки на спинке, второй, средних лет человек с козлиной бородкой, устроился на скамейке у верстака в углу.

— Это Михель — указал мой провожатый на сидящего на стуле, — а это герр Гамсбок, мои партнеры.

Когда я закончил свой рассказ, воцарилась тишина. Как говорится — "выпускайте муху". Лишь Герр Гамсбок тихонько протирал свое пенсне кусочком замши, Михель и Юлиус задумчиво глядели в пол. Затем Юлиус молча встал и вышел из комнаты. Пару минут спустя он вернулся с географическим атласом в руках.

— Посмотрим, — Юлиус распахнул атлас, — добраться из Капштадта до западного Ньясаланда проблем не составит. Поезда к Дар-эс-Саламу на Индийском океане уже семь лет как ходят. За неделю или самое большее дней десять вы сможете доехать туда с полным комфортом. Но вот дальше... Смотрите.

Его указательный палец заскользил по карте.

— Железная дорога идет на север до городка Лусака. Затем она поворачивает к северо-востоку, по направлению к озеру Ньяса. Вам же нужно на север. Да еще и разыскать там географов.

Я с тоской рассматривал указанную часть карты, испещренную устрашающе звучавшими названиями: болота Лутанга, горы Мушинга, озеро Бангвеулу... Предприятие с каждой минутой представлялось все менее и менее выполнимым.

— По верховьям Конго, насколько я помню, есть судоходство, — продолжал Юлиус, — но там всем заправляют военные. А они не станут даже разговаривать со штатским без документов. Так что задача очень сложная.

— Не думаю, что просто так может что-то получиться, — заметил Михель, — как ни крути, но нужно искать подход к военным. Иначе — никаких шансов...

— Может попробовать их догнать, пока они еще не ушли на спорную территорию? — предложил я.

— Вряд ли, — покачал головой Юлиус, — для похода по вельду потребуется снаряжение, лошади, мулы... за пару — тройку дней это организовать нереально. А потом будет уже поздно. Нужно в самом деле говорить с военными, либо найти какую-нибудь корпорацию, работающую в тех краях и получить от нее пропуск...

— Боюсь, необходимы хотя бы день — два, чтобы придумать разумный вариант, — подытожил Михель наше импровизированное совещание...

Казалось бы закончившийся дождь зарядил снова. Похолодало. Когда я добрел до своей гостиницы, то больше всего мечтал о стакане чего-нибудь горячего. Все равно чего — чая, кофе, грога. Я уже представлял себе, как заказываю все это у степенной хозяйки, но все эти образы моментально вылетели у меня из головы, как только я вошел в холл. Прямо у входа, в потертом плюшевом кресле, сложив руки на коленях, сидела Катрана Штильрайм.

Я остановился, думая как сформулировать крутившиеся у меня в голове идеи о случившемся, не сильно выходя при этом за рамки приличий. Но фрейлейн Штильрайм меня опередила.

— Какое счастье, что вы пришли! Я уже почти не надеялась!

— Да ну...

— Нет, нет, это была ужасная ошибка! Герр Томаш имел в виду девять вечера, а я не поняла и сказала вам про утро! Когда все выяснилось, я звонила, но вас не было на месте!! Мне так жаль, так жаль!

Вид у нее был настолько расстроенный, что я смягчился.

— Теперь это дело прошлое. Сейчас...

— Это я во всем виновата!— мне показалось, что я заметил слезы в уголках ее глаз.

— Ну, ну... Не стоит так переживать. Лучше скажите, вы случайно не знаете, как я могу добраться до вашего шефа?

— Да, да, — с ее лица исчезло страдальческое выражение, — я как раз за этим и пришла! Я нашла человека, который отправляется в те края и готов взять вас с собой! Его зовут Ялмар. Ялмар Шмидт. Если вы поторопитесь, то сможете нагнать Томаша уже через несколько дней!

Я испытал легкое головокружение. Подобные развороты кого угодно могут сбить с толку. Меньше чем за сутки все кардинально поменялось уже в третий раз...

— В итоге она разыскала некоего человека по имени Ялмар Шмидт отправляющегося в те края. Горнорудная компания Катанги наняла его для отстрела диких зверей, нападающих на рабочих. Этот тип готов помочь мне нагнать экспедицию. Не даром, конечно, но этот вопрос я решу...

Сидевший на краю стола Юлиус снял шляпу и пригладил зачесанные назад волосы.

— Ялмар Шмидт? Слышал о нем, но ничего определенного не скажу. Оружие он у меня никогда не покупал. Вообще в наших местах он редкий гость, обычно он охотился на востоке — Серенгети, Лимпопо, Замбези... В принципе это реальный шанс нагнать вашего географа раньше, чем он окончательно залезет в джунгли. Я тоже кое-что нащупал, но мне нужна неделя как минимум.

— Честно говоря, реальный шанс сейчас привлекает меня больше, чем возможный через неделю...

— Решать вам. Если соберетесь, то, скорее всего, не сможете обойтись без кое-какого снаряжения. Думаю, герр Гамсбок с удовольствием поможет.

Герр Гамсбок ожидал меня в складской комнате. Его густые светлые брови смешно топорщились над стеклами пенсне. Убрав в карман синего рабочего комбинезона трубку, он пожал мне руку, и сразу же перешел к делу.

— В первую очередь вам понадобится оружие. Вы знакомы с основами стрельбы из ружья?

— Еще бы... я бывший пехотный унтер-офицер.

— Отлично. Но есть некоторые отличия. Армейские винтовки имеют небольшой калибр и предназначены для стрельбы на большие расстояния. Здесь этого не потребуется. Если только вы не собираетесь профессионально добывать слоновую кость, стрелять дальше, чем на пару сотен шагов вам никогда не придется. Однако местные звери намного тяжелее и сильнее человека. Поэтому желательно брать оружие более крупного калибра. Несомненно, самым эффективным из него будет штуцер калибром 13 мм...

— Да в войну из таких по танкам стреляли!

— Вы ошибаетесь, противотанковая винтовка это немного другое...

— Да не суть, у этих монстров такая отдача, что контузить может!

— У штуцеров чуть меньше. Но соглашусь, человеку легкой комплекции из него стрелять проблематично. Но вы то достаточно крепко сложены.

— Но зачем?

— Это гарантирует, что вы остановите атаку любого зверя. Если, конечно, попадете...

— А есть что-нибудь, что гарантирует то же самое, не грозя при этом вывихом плеча и разрывом барабанных перепонок?

— Можно использовать магазинную винтовку, но они в большей степени чувствительны к пыли и загрязнению, кроме того слон или носорог...

— Герр Гамсбок, я не собираюсь охотиться на слонов, мне всего лишь надо найти человека и поговорить с ним.

... так вот слон или носорог способны устоять на ногах после попадания и даже если через полчаса — час они и сдохнут от полученных ран, то вам будет уже все равно. Вы даже не представляете, на что способен разъяренный слон, — педантично закончил герр Гамсбок свою мысль.

— Хорошо, хорошо, — может быть у вас все же есть что-нибудь достаточно убийственное, но при этом легкое и компактное?

— Вы уверены, что компактность важнее надежности?

— Именно. Я не охотник и просто так, на всякий случай, таскать с собой винтовку мне не хочется.

— Тогда могу предложить карабин-пистолет фирмы братьев Маузер.

Он извлек с полки деревянную кобуру, чем-то напоминавшую силуэтом миниатюрный рояль, и достал из нее вороненую конструкцию с длинным стволом.

— По мощности с винтовкой не сравнить, но оружие достаточно невелико и его легко постоянно носить с собой. Перед стрельбой вы закрепляете кобуру на рукоятке. Вот так. После этого можно стрелять как из карабина. Прицел размечен на расстояние до тысячи метров.

— Это уже лучше.

Герр Гамсбок посмотрел на меня с нескрываемым осуждением.

— Лично я, — заметил он, — крайне бы не рекомендовал стрелять из него по крупному зверю. Только разозлите...

— Обещаю, что стрелять из него по слонам не буду, — я улыбнулся.

Однако оружейный мастер остался серьезен.

— Стандартный образец использует армейский боеприпас калибром шесть с половиной миллиметров, но эта модель сделана под более мощный патрон. Это несколько сократило боезапас, но существенно повышает ваши шансы выжить, столкнувшись, например, со львом. Также здесь предусмотрена возможность вести стрельбу очередями. Видите — это переключатель огня с одиночного на автоматический...

Я взглянул на карабин-пистолет с заметно возросшим уважением. Львов я стрелять не собирался, но в свете последних событий, иметь при себе подобную штучку было не лишним. Уж явно лучше, чем отбиваться от толпы головорезов вилкой...

Закончив с огнестрельным оружием, герр Гамсбок перешел к следующим элементам списка необходимых в путешествии вещей.

— Кроме карабина вам понадобятся хороший нож, компас, бинокль, фляга...

— У меня есть прекрасный кожаный бурдюк уже однажды выручивший меня в тяжелой ситуации...

— ... патронташ, противомоскитная сетка, фонарик.

— А это что? — спросил я, указывая на нечто, сильно напоминавшее очень большое кожаное портмоне и лежавшее на задней полке.

— Это? — герр Гамсбок явно смутился, — набор походных инструментов... тоже... для охотников...

Я расстегнул пряжку. Кожаный чехол распахнулся, продемонстрировав содержимое — кусачки, пассатижи, пара отверток, буравы, напильники, миниатюрный ломик, зубила...

— Я так понимаю, добыча этих охотников обитает в Капштадте? И в основном в банках? Такие, знаете ли, металлические зверьки... с крепкими замками.

— У нас на редкость разнообразная клиентура, — не без гордости заметил герр Гамсбок.

— Пожалуй, я этот наборчик тоже возьму... на всякий случай.

— Вы умеете ЭТИМ пользоваться? — Гамсбок с удивлением посмотрел на меня поверх пенсне.

— Не то, чтобы специалист, но некоторое представление имею... А в ходе археологических изысканий, с чем только не приходится сталкиваться.

Нагруженный покупками я ввалился в гостиницу.

— Вам телеграмма — флегматично оповестил меня портье, и, оглядев мой багаж, добавил, — носильщика позвать?

— Было бы неплохо, — я свалил тщательно упакованное герром Гамсбоком снаряжение на пол и взял в руки телеграмму. К моему удивлению она была не от Карла. Подпись отправителя отсутствовала, но пометка телеграфного отделения свидетельствовала, что послание было отправлено из Адена.

Помните второй совет. Гоше спустил гончих. Они взяли след.

Проклятье. Хорошо, что я уже завтра убираюсь из города.

Глава 11

Пасмурным утром следующего дня Катрана Штильрайм ожидала меня на перроне. Рядом с ней стоял щеголеватый человек средних лет в длинном кожаном плаще и перчатках.

— Ялмар Шмидт, охотник, — представился он, — вижу, вы уже взяли походное снаряжение. Что ж. Отлично, на поезде мы доберемся до станции Кабве, где нас будет ждать все необходимое для путешествия по вельду.

— Прощайте, — грустно улыбнулась Катрана, — с вами было забавно. Даже немного жаль, что все оно так вышло...

В ее глазах промелькнуло что-то похожее на сожаление. Потом она перевела взгляд на Шмидта и быстро отвернулась.

Паровоз резко свистнул и мы с Ялмаром прошли в вагон.

В купе он снял плащ, оставшись в светло-сером костюме и коричневых кожаных перчатках. Повесив одежду на крючок, Шмидт достал свежую газету, устроился поудобнее и погрузился в чтение.

Поезд, грохоча на стрелках, покатился на северо-восток. Преодолев равнины взморья, он начал карабкаться в горы. Дождь, наконец, прекратился окончательно, и сквозь серые облака все чаще стало пробиваться солнце.

— В Капштадте всегда такая мерзкая погода зимой? — поинтересовался я у собеседника, чтобы поддержать разговор.

Шмидт поднял взгляд от газеты.

— Часто. Иногда получше... Поэтому я и предпочитаю зимой держаться на севере. Там как раз сухой сезон. И при этом не слишком жарко. Да и охотиться в это время удобнее. Листва с деревьев опадает. Целиться легче.

— Вы зарабатываете на жизнь охотой?

— В основном, да. Слоновая кость, отстрел хищников. Не золотые горы, но на жизнь хватает. И я люблю свою работу...

— Как мне сказала фрейлейн Штильрайм, вы заключили контракт касательно хищников?

— Именно. В тех местах не так давно нашли богатые рудные залежи. В Кабве — столь ценный для моей профессии свинец, — он усмехнулся, — дальше на севере — медь. Горнорудная компания наняла множество рабочих. И кому-то нужно следить за тем, чтобы хищники их не ели.

— Кого не ели, — не понял я, — рабочих?!

— Именно.

— Я полагал речь идет о случайных нападениях, а не о зверях-людоедах...

Я почувствовал себя не слишком уютно и задумался, не погорячился ли при выборе оружия... Одно дело рисковать случайной встречай с царем зверей, и совсем другое выступать в качестве его добычи.

— Увы, но речь именно о них. Предполагается, что лев-людоед начал охотиться на шахтеров свинцовых приисков. Хотя может и леопард. Леопарды опаснее.

— Почему? Лев намного больше и сильнее, — удивился я.

— Сила не главное — глаза Ялмара полыхнули внутренним огнем, — главное — дерзость и расчет. Леопард безумно дерзок и быстр. И это полностью окупает меньшую силу. Так на счету зверя из индийского городка Рудрапраяг сто двадцать пять человек.

— Пожалуй, мне все же стоило купить штуцер, — вслух подумал я.

— Это не поможет. Говорят, что однажды ночью тот леопард вошел в дом, где спали паломники, схватил одного и вытащил наружу, не разбудив никого из остальных. Вы только представьте себе. Вот это хищник!

Я представил, и у меня по спине пробежал холодок. Ялмар отложил газету и наклонился ко мне.

— А все эти крупнокалиберные монстры — они для богатых бездельников и тупиц, способных стрелять только в тех зверей, которые сами на них бросаются. Это не охотники, — Шмидт брезгливо поморщился, — это артиллеристы... Ствол побольше, шум погромче. Настоящий охотник не нуждается в этих пушках, даже слона элементарно можно убить из обычной армейской винтовки с пулей в две восьмых дюйма. Главное знать, куда стрелять...

Он нервно облизнул губы.

— Настоящий охотник побеждает не силой, а хладнокровным планированием и решительностью. Он все предусматривает заранее, тщательно выслеживает цель и в нужный момент наносит удар. Один удар. Только один... И побеждает. Всегда.

— У вас солидный опыт... — меня поразил напор его речи.

— Да. 341 слон, 78 носорогов, 173...

— Вы что, всех так точно подсчитываете?

Шмидт достал из кармана потертый блокнот в кожаной обложке.

— Здесь все они записаны. До единого. Отдельно те — кому удалось уйти. Но таких намного меньше... Я не люблю проигрывать.

Он вновь усмехнулся.

— Вы последовательны, — заметил я.

Он убрал блокнот, вынул портсигар слоновой кости и закурил.

— Это основа моей профессии. А профессионал обязан соответствовать стандартам. А вы сами — охотник?

— В общем нет. Как-то не было времени и возможности... Не сложилось.

— Ясно. Говорят в Альпах и Карпатах как раз прекрасная охота. Только дичь мелковата.

— Это как сказать, даже медведей иногда встретить еще можно, — возразил я.

— Разве это медведи... вам доводилось видеть аляскинских гризли?

— Да. В зоопарке. Вы, кажется, говорили мы едем в Кабве. Что это за место? — решил я сменить тему разговора.

Огонь, блестевший в его глазах, потух, и они стали бесстрастны как стекло.

— Дыра... Свинцовые и цинковые рудники. Люди мрут как мухи даже без помощи львов. Но климат намного лучше, чем на восточном побережье или в долине Лимпопо. Почти нет лихорадки и сонной болезни. Впрочем, я не думаю, что мы там надолго задержимся. Вам же нужно догнать экспедицию географической комиссии?

— Именно.

— Я планирую выяснить на месте, как обстоит дело со львами, затем доставлю вас в лагерь экспедиции, не думаю, что они успеют далеко уйти. Это займет всего несколько дней, не думаю, что больше.

Он снова взялся за газету. Я откинулся на спинку сиденья и задумался.

Вся эта затея была чистой воды авантюрой. Ясно, что версия Катраны про забывчивость не выдерживает никакой критики. Впечатления настолько рассеянной она не производила. Значит сам Мильвовский, по какой-то причине решил избежать беседы со мной. Интересно, почему? Странно. Ну что ж. Тем более, мне крайне необходимо с ним встретиться.

С другой стороны задерживаться в Капштадте дальше становилось опасно. Человеку бесследно пропасть в большом городе — элементарное дело. Говорят, в заливе на восток от Столовой Горы много акул... Так что даже могилы не останется. А учитывая мое не слишком афишируемое пребывание, так и искать никто особо не будет. Именно эти обстоятельства и вынудили меня бежать из Капштадта при первой же возможности. Оставался вопрос, как Невер мог меня выследить.

По существу о моем прилете в город знало не так уж много людей. Сам Морли, пилот Эрика, местная троица из оружейного магазина... Если Морли не ведет двойной игры, то выдать меня Неверу могла либо Эрика, либо кто-то из капштадцев. Скорее они. Эрика не произвела на меня человека способного пойти на это. По крайней мере, добровольно... А что если не добровольно? Проклятье! Только не это. Что-то мне подсказывало, что такие человеческие слабости как милосердие и сострадание были столь же чужды Гоше Неверу как гнев и мстительность.

— Вас что-то беспокоит? — оторвался Шмидт от своей газеты.

— Да нет, — просто задумался...

У него действительно было чутье настоящего охотника.

Поезд размеренно катился по рельсам добротной крупповской стали. Сначала мы ехали по капским провинциям — за окнами вагона мелькали аккуратные фермы с неизменными кружевными занавесками на окнах все из тех же крошечных стеклышек, стада овец, кукурузные поля. Иногда однообразие нарушали маленькие, словно игрушечные, чистенькие городки. К вечеру третьего дня поезд добрался до легендарных холмов Витватерсранда — Хребта Белой Воды. Тех самых, что сказочно обогатили многих, и лишили имущества, а зачастую и жизни, еще большее число в годы южноафриканской золотой и алмазной лихорадки.

За ними местность изменилась. Фермы практически исчезли, и вокруг путей раскинулась саванна с зонтиками акаций и зарослями кустарника. Антилопы, зебры, газели паслись среди высокой травы, лениво поглядывая на пыхтевший рядом локомотив. Все это напоминало какой-то странный зоопарк навыворот. Где животные свободно бродят среди дикой природы, а посетители заперты в клетках вагонов.

Ощущение нарушали лишь железнодорожные станции, одиноко поставленные среди равнин и холмов. Они походили одна на другую словно планки в заборе. Совершенно одинаковые домики, выкрашенные белой краской и крытые рыжей черепицей, темно-зеленые водокачки, угольные склады. Обязательный перрон и столь же обязательный железнодорожный служащий в белом полотняном мундире и фуражке с ржаво-красным верхом... Отличались только надписи на вывесках с названиями да лица железнодорожников.

Примерно через неделю мы добрались до Великих Водопадов. Именно их геологи объявили принципиально невозможными как раз за год до открытия, подробно и обстоятельно доказав, что строение южноафриканского плоскогорья не допускает существования в этих местах крупных водопадов, о которых вот уже пару десятилетий твердили местные племена и отдельные буры-первопроходцы...

Зрелище впечатляющее, но не буду тратить время на подробное описание. Нынешнее состояние синематографа сделало его, хотя бы и в упрощенном виде, доступным практически любому.

И вот, наконец, цель нашего путешествия — станция Кабве. Еще один перрон с белым домиком и полотняным железнодорожником в красной фуражке...

На перроне нас встретил молодой туземец шоколадно коричневого цвета в рубашке, шортах и бусах.

— Это Иоганн, — представил его Шмидт, — каннибал... шучу. Рассказы о людоедстве африканцев очень сильно преувеличены.

Парень широко заулыбался и жестами пригласил нас идти за ним.

— Он, что, немой? — удивился я.

— Нет, я всего лишь хорошо его вышколил. Поэтому голос он подает лишь когда это действительно крайне необходимо.

За станцией нас ждали оседланные лошади.

— Иоганн подготовил снаряжение для нашего путешествия. Но оно пока в шахтоуправлении, — пояснил Шмидт, — а кроме коней, мулов и собственных ног транспорта тут нет. Вы хорошо ездите верхом?

— Посредственно, я все же не кавалерист, — заметил я, с подозрением оглядывая выделенное мне верховое животное, — вы уверены, что она достаточно спокойная?

— Привыкайте, — усмехнулся Ялмар, — ближайшие недели вам предстоит провести в седле.

Лошадь оказалась действительно спокойной, и мы без лишних приключений добрались до горняцкого поселка. Он приютился в небольшой лощине среди пыльных холмов, поросших чахлой растительностью. Позади виднелись отвалы породы, подъемники с ажурными колесами-маховиками и пути для вагонеток. Ближе к нам громоздились довольно неопрятные бараки. Чуть левее заметно выделялась солидностью и чистотой группа кирпичных зданий аккуратно выкрашенных суриком в темно-красный цвет. Судя по всему именно это и было шахтоуправление.

Мы поднялись на второй этаж. Ялмар решительно направился в дверь снабженную табличкой "Главный инженер".

За ней оказался небольшой кабинет, основательно загроможденный венскими стульями, кульманом, сейфом, стеллажами с любовно разложенными на них разнообразными камнями и еще каким-то хламом. В середине стоял грандиозный письменный стол, обитый выцветшим изумрудно-зеленым сукном, вызывавшим у меня исключительно ассоциации с университетской бильярдной.

Обитатель кабинета — рослый блондин в стандартном тропическом комплекте: куртка, шорты, пробковый шлем — что-то чертил. Увидев нас, он отложил рейсфедер к стоявшей на столике готовальне и поднялся из-за кульмана.

— Петер Форстер — главный инженер, чем обязан?

— Ялмар Шмидт, охотник — представился мой спутник, — а это Танкред Бронн, археолог и лингвист...

— Археолог? — оживился инженер, — одну минуту, сейчас...

Он шагнул в угол и вытащил оттуда деревянный ящик, который с гордостью водрузил на стол.

— Что вы на это скажете? — он жестом фокусника распахнул крышку.

Я посмотрел внутрь.

— Череп. Человеческий, — я с удивлением перевел взгляд на инженера.

— Нет, нет, вы только посмотрите, — инженер аккуратно, словно боясь повредить, вытащил кость на свет, — какие надбровные дуги, а эти глазницы, а верхняя челюсть!

— Действительно, череп странный, — согласился я, сильно недоумевая, что происходит.

— Не просто странный, архаичный! Это, несомненно, обезьяночеловек! Я, конечно, всего лишь любитель, но...

— Да, определенное сходство с находками из Фельдгоферского грота в Неандертале имеется, — согласился я, — но это не моя специальность. Я занимаюсь в основном античностью и железным веком...

— Какая жалость, — инженер Форстер явно расстроился.

— Увы. Я вряд ли смогу чем-то помочь в отношении этого, все всяких сомнений, интереснейшего черепа. Но очень советую обратиться в Институт Естественной истории в Капштадте. Они должны заинтересоваться.

— Уже обратился. Я думал вы оттуда и прибыли...

— Нет, — вмешался в разговор Шмидт, — мы прибыли по поручению компании для решения вопроса со львом-людоедом.

Где-то совсем недалеко прогремел сильный взрыв. Стекла в окнах мелко задрожали, а я с трудом преодолел искушение залечь и накрыть затылок руками...

— Что это было!? — хором воскликнули мы с Ялмаром.

— Взрывные работы на стволе Z-5, не обращайте внимания. Так вы говорите для решения вопроса со львом-людоедом? Отлично. Присаживайтесь, пожалуйста.

Он убрал ящик с костями обратно.

— Это очень кстати. Знаете, что находится под нашими ногами?

— Нет? — мы снова ответили хором и одновременно же посмотрели на затоптанный линолеум у наших ботинок.

— Под нами крупнейшее в Африке, а может и в мире месторождение свинцовых и цинковых руд! И компания крайне заинтересована разрабатывать его как можно быстрее. Спрос растет, и мы должны расширяться и наращивать добычу. К сожалению здесь очень трудно найти рабочие руки. Местные туземцы слишком дикие, белые поселенцы больше интересуются охотой и сельским хозяйством. Приходится нанимать рабочих из азиатских колоний — малайцев, вьетнамцев, цейлонцев, сиамцев... Люди они не воинственные, но и спокойными не назовешь. Христиане вечно ссорятся с мусульманами, а буддисты и с теми, и с другими. В общем, поддерживать спокойствие и порядок на шахтах не так уж и просто, я вам скажу. А тут еще и этот лев. Пару раз мы уже были на грани мятежа и забастовки... Люди паникуют и злятся на администрацию.

— Сколько было нападений? Где и когда? У вас есть карта? — глаза Шмидта снова полыхнули внутренним огнем.

— Пропало около тридцати человек. Думаю, что часть просто сбежала. Но шесть трупов мы нашли. Все были... были... в общем, это было весьма неприятное зрелище, если вы понимаете, о чем я.

— Я в курсе, в каком виде их обычно находят, — холодно заметил Шмидт, — так у вас есть карта? Мне нужно знать места и даты нападений. Время суток тоже будет полезно.

Инженер достал карту, и они со Шмидтом углубились в детали. Мне же не оставалось ничего другого как смотреть в запыленное окно на унылый пейзаж шахтерского поселка. Кровавые подробности меня абсолютно не привлекали.

Через полтора часа мы с Ялмаром вышли из шахтоуправления.

— Если кратко, то логово зверя должно быть где-то недалеко от местечка Донкервод на востоке. Там живут колонисты, недавно перебравшиеся из Трансвааля. Судя по словам инженера, лев на днях задрал у них несколько коров. Туда мы с Вами, Танкред, сейчас и направимся.

Он весело усмехнулся и поправил свои неизменные коричневые кожаные перчатки.

— Но мне бы хотелось догнать экспедицию...

— Они опережают нас всего на два дня. Догоним. Но чуть позже. Сейчас нас ждет охота, герр Бронн.

Он лукаво подмигнул и пришпорил лошадь.

Донкервод оказался небольшим бурским поселком километрах в тридцати пяти от Кабве. Деревянные ратуша и церковь, кузница, некое подобие таверны, и разбросанные вокруг фермы. Молчаливые бородатые люди в широкополых шляпах и злобного вида золотисто-рыжие псы.

Бургомистр колонии Алларт Блакфорст вполне соответствовал общему впечатлению. Массивный и коренастый, чуть ли не до самых глаз заросший начавшей седеть каштановой бородой. Первоначально оказанный нам прием можно было назвать как угодно, только не сердечным и теплым. Впрочем, узнав о цели нашего визита, он смягчился.

— Алтея, принеси гостям выпить, — распорядился бургомистр, усаживая нас за стол в центральной комнате ратуши.

Молчаливая темноволосая девушка в черном платье расставила на столе несколько кружек, стопки, кувшин воды и графин с каким-то местным зельем, распространявшим вокруг себя крепкий сивушный дух.

— Моя дочь, — сухо прокомментировал Алларт, то ли хвастаясь, то ли предостерегая, — значит, хотите этого льва убить?

— Именно, — кивнул головой Шмидт.

— Хорошее дело. Вол и три коровы, — бургомистр для верности продемонстрировал лопатообразную ладонь с четырьмя оттопыренными пальцами, — мои ребята последний раз шли за ним до самого ущелья, но там потеряли след. Хитрый лев. Большой. И старый.

— Почему вы так решили?

Бургомистр посмотрел на Шмидта как на неразумного ребенка.

— По следам.

— Понятно, — сдался Ялмар, — ваши люди могут показать места, где он задрал коров и где они потеряли его след?

— Ясное дело.

— Сейчас уже поздно, — продолжал Шмидт, — начнем охоту завтра. Мы можем переночевать у вас в Донкерводе?

— На постоялом дворе должны быть комнаты. Но деньги вперед. Мало ли что. Лев — зверь не простой.

Он был в первую очередь экономным и рачительным хозяином, заботившимся о процветании вверенной ему колонии.

Когда мы выходили из ратуши, я обернулся привлеченный странным бульканьем. Бургомистр Блакфорст аккуратно сливал так и не выпитое мною зелье из рюмки обратно в графин...

На улице уже собралась ребятня, серьезно и молчаливо разглядывавшая наш караван. У церкви виднелась стайка девушек в темных платьях, фасон которых, пожалуй, сочла бы несколько старомодным даже моя бабушка.

Иоганн перековывал лошадей и мулов у кузни, а мы прошли на постоялый двор. Комнаты оказались каморками на втором этаже больше напоминавшими просторный шкаф, чем жилое помещение. Одну из торцевых стен почти полностью занимала дверь, противоположную — окно. Между ними каким-то образом удалось втиснуть койку прямо таки спартанской комфортности. Судя по количеству пыли на умывальнике и заноз в досках койки, номер сдавался внаем крайне редко. Если вообще сдавался кому-нибудь до моего прибытия. Впрочем, белье оказалось безупречно чистым, да и традиционной для провинциальных постоялых дворов в тропиках фауны клопов и блох я тоже не обнаружил.

Спартанская койка полностью соответствовала первому впечатлению. Я полночи вертелся с боку на бок на ее досках, безуспешно пытаясь заснуть. Донесшиеся из коридора шаги и отблески света, пробивавшиеся сквозь щели, окончательно подняли меня с постели. Я поправил пижаму и выглянул наружу. Алтея Блакфорст спускалась по лестнице на первый этаж. На ней было все тоже черное платье, а в руке она держала латунный подсвечник.

— Вы не спите? — она обернулась.

— Уже нет...

Я хотел было пожаловаться на жесткость постели, но вовремя сообразил, насколько двусмысленно это прозвучит.

— Вы не похожи на охотника, — заметила тем временем Алтея, разглядывая мою помятую физиономию в отблесках свечи.

— Почему вы так решили?

— Вы не привыкли убивать, ваш друг привык, а вы нет.

— Вы ошибаетесь, я был солдатом и убивал...

— Не наговаривайте на себя. Вы человек совсем иного сорта. Вам можно довериться, а вот вашему другу я бы не рискнула.

— Но почему?

— Мне так кажется, — ответила она с обезоруживающей простотой, — ваш друг похож на пантеру. Мягкий и ловкий, но непредсказуемый и кровожадный.

— А я на кого похож?

Она задумалась. Потом ответила.

— На слона...

Пока я осмысливал ответ, она повернулась и пошла вниз по лестнице. Потом снова остановилась и добавила.

— Будьте осторожны в саванне. И почаще оборачивайтесь.

Ее шаги стихли внизу. Я вернулся в комнату и наконец-то заснул.

Утром я спустился в общий зал таверны. Там был пусто, если не считать Шмидта занятого подготовкой оружия. Впервые с момента выезда из Капштадта он сменил костюм — тройку на походный — кожаные брюки, высокие сапоги и светло-серый парусиновый жилет со множеством карманов и нашитыми патронташами. Лишь коричневые кожаные перчатки остались прежними. На столе перед ним лежал карабин с оптическим прицелом.

— Неплохая вещица, надо отметить...

— Индивидуальный заказ, — не без гордости ответил Ялмар, — на редкость точный бой, специальная форма ложи, цейсовская оптика. Предпочитаю надежное оружие.

Он несколько раз передернул затвор, проверяя его ход. Вошла Алтея.

— Отец просил передать, что его ребята уже готовы и ждут возле колодца, — она посмотрела на меня и добавила, — не забывайте, что я сказала вам ночью...

— Ого, — присвистнул Шмидт, — а вы, я смотрю, мой друг, времени даром не теряли.

— Да все было вполне невинно — сконфузился я, — просто перекинулись парой фраз...

— Ну, глядите, — усмехнулся Ялмар, — если бургомистр потребует от вас срочно жениться, я вас защищать не буду.

— Да не было ничего...

Шмидт заправил обойму, и задвинул затвор.

— Однако нам пора.

"Ребята" Алларта оказались компанией молодых людей со строгим выражением на лицах. Они как на подбор были одеты в темные узкие пиджаки, вельветовые жилеты и парусиновые штаны. У каждого было по винтовке или штуцеру из разряда отнесенных Ялмаром к категории артиллерии. Плюс к этому больше чем у половины на поясе висело минимум по одному револьверу, а кое у кого и по два.

Наша колонна двинулась по саванне. Впереди ехали мы со Шмидтом и бурами, позади держался молчаливый Иоганн с вьючными мулами. Мы последовательно объехали несколько ферм, где были убиты животные, затем направились на восток.

Солнце уже почти коснулось горизонта, когда мы выехали из зарослей кустарника и резко остановились.

— Здесь мы след, значит, и потеряли — пояснил кто-то из буров.

Но я его не слушал. Все мое внимание поглотила открывшаяся передо мной картина — словно гигантский нож рассек опаленную солнцем палевую равнину саванны, оставив в ней прямой рубец гигантского ущелья, сколько хватало глаз тянувшегося с юга на север. Аккуратно прорезанные склоны уходили наклонно вниз, теряясь в вечернем тумане далеко под ногами.

— Я всегда думал, что Великий Каньон находится в Америке, — пробормотал я, — сколько же здесь глубины?

— Метров пятьсот, — прищурившись, оценил Шмидт, — если верить карте это ущелье реки Лунсемфва...

Он оглядел местность и скомандовал.

— Лагерь ставим здесь.

Буры помогли нам разгрузить мулов и поставить палатки, после чего отправились обратно в Донкервод.

— Интересный случай, — Шмидт пододвинул веткой полено в костер, — похоже, лев специально охотился на людей. Буры говорят, что, судя по следам, зверь очень крупный. Я тоже заметил несколько следов. Они просто огромны... Это будет жемчужина моей коллекции. Судя по всему, взрывные работы отпугнули зверя от шахт и заставили уйти сюда. Он задрал несколько коров и присматривался к пастухам. Кто-то из них сказал, что видел следы под самым окном своей фермы. Пока они не боятся, но зря. Это не обычный лев.

— В каком смысле?

— В том, что он держится один и охотится на людей специально, а не нападает на случайно подвернувшихся. Вы помните историю с полковником Патерсоном съеденным львами в Кении?

— Да, что-то читал в юности...

— А ведь он был неплохим охотником, замечу я вам. Львы могут быть чертовски умны. Сдается мне, шахтеры нашли далеко не все трупы.

Он задумался, медленно вороша прутиком угли.

— Всегда мечтал встретить достойного противника... Действительно равного мне... В чем-то.

Шмидт бросил начавший тлеть прутик в огонь.

— У меня появилась идея...

Он посмотрел на меня. В глазах снова мерцало внутреннее пламя.

— ... это будет великая охота. И на ней я убью сразу двух зайцев...

— О чем это вы?

— Нет, ничего, просто думаю вслух — он отвернулся и застыл, глядя в костер, — как лучше подкараулить льва...

На следующее утро Шмидт разбудил меня еще на рассвете.

— Если мы планируем догнать экспедицию, то не стоит терять времени...

План Ялмара заключался в организации в ущелье засады на льва. По его словам зверь все еще держался где-то рядом, и этим было необходимо воспользоваться. Принцип засады был элементарен. Приманка для хищника привязывалась к столбу недалеко от водопоя, а охотник занимал позицию где-нибудь на дереве рядом. Пытавшийся схватить приманку зверь оказывался на прицеле, и дальше уже все становилось делом техники.

Первая половина дня ушла на выбор места. Осмотрев несколько потенциальных вариантов, Ялмар выбрал участок ущелья почти у самого лагеря. Здесь по склону сбегал небольшой ручеек, вдоль которого шла старая звериная тропа. Выше по склону росла большая акация, на мощных сучьях которой охотник мог устроиться с достаточным комфортом и при этом оставаться в безопасности. Как заверил Шмидт, залезть на это дерево крупный лев не сможет.

В обед Шмидт дал Иоганну какие-то инструкции и отослал в Донкервод.

— Он привезет нам козу нужную в качестве приманки, — пояснил Ялмар, — а мы пока подготовим сцену для предстоящего спектакля. Нужно расчистить место от кустов и валежника. Иначе будет сложно прицелиться во льва, тем более ночью. Еще надо вкопать столб, к которому мы привяжем козу...

Этим мы и занимались все послеобеденное время.

Совместными усилиями мы срубили довольно ровное и длинное дерево и, очистив его от коры и мелких веток, вкопали в качестве столба.

Надо заметить, что утром было достаточно холодно. Хоть и тропики, но зима и высота более километра над уровнем моря давали о себе знать. К обеду солнце нагрело воздух, стало даже жарко и я, сняв куртку, повесил ее на сучок, на краю расчищенной нами полянки.

— Будьте добры, — попросил меня Ялмар, — проверьте, прочно ли держится столб...

Я подошел к выполнявшему эту роль дереву и слегка покачал.

— Прочно.

— Проверьте, не вытягивается ли оно вверх, лев очень сильный зверь, и мне бы не хотелось, чтобы он опрокинул столб и убежал.

Я обхватил бревно руками и потянул вверх.

— Очень прочно.

— Отлично!

Я даже не успел ничего сообразить, как Ялмар защелкнул на моих запястьях наручники.

— Что за...

Я рванулся, но мое туловище было с одной стороны столба, а скованные руки — с другой.

— Что это за выходки, Шмидт!? Немедленно прекратите...

Ялмар отошел на несколько шагов, и оценивающе посмотрел на меня.

— Понимаете ли, герр Бронн, рассказывая вам о моих планах на охоту, я забыл сообщить одну деталь. Этот лев не польстится на такую мелочь, как коза.

— Я не понимаю...

— Сейчас объясню, — он опустился на корточки в нескольких метрах от меня, — в роли приманки выступите вы...

— То есть как... — до меня начало доходить в какую ситуацию я вляпался.

— Элементарно. На какую приманку лучше всего заманивать льва-людоеда? Правильно — на человека.

— Вы что с ума сошли, отпустите меня немедленно!

Ялмар покачал головой. Я не удержался и попытался его пнуть... Ботинок не достал до сидящего Шмидта каких-то полметра. А он даже не пошевелился.

— Не стоит так горячиться, герр Бронн. Ваши эскапады бесполезны. Я вас не отпущу, а больше некому. На несколько десятков километров в округе нет ни одной живой души. Буры обычно сюда не заходят, Иоганн вернется только завтра к обеду...

Как ни прискорбно, но он был прав. Я оказался в полной его власти.

— Но почему?

— Такова уж ваша судьба, Танкред. По крайней мере, вы можете утешать себя тем, что благодаря вам зверь будет убит, и никто больше не пострадает. В конце концов, это даже можно рассматривать как самопожертвование... Однако Солнце уже садится. Мне пора в засаду.

Он поднялся и пошел вверх по склону к акации, где уже был оборудован небольшой помост для стрелка.

Я прислонился лицом к столбу и попытался сосредоточиться. Меня же предупреждали... Идиот. Как было можно так ошибиться?! Мозаика сложилась. Ни Эрика, ни капштадцы никакого отношения к Неверу не имели. Я сам все разболтал Катране. Она же все это и устроила. А что? Если Невер организовал кражу дневников Мильвовского, то более чем логично было приставить своего человека к самому Томашу. Для выяснения деталей. Ясно же, что грабитель точно знал, что ему было нужно в доме Ванделера. Выяснив мои планы, Катрана сначала не дала мне пересечься с географом, а потом отправила в это путешествие с убийцей... Ну, если эта... эта... ну только попадись ты мне в руки...

Я громко произнес несколько далеко не парламентских выражений, и пнул столб, к которому был прикован. Из соседнего куста шарахнулась испуганная птица.

Не пойму только с чего Шмидт затеял эту комедию с охотой на льва. Места тут дикие. Несчастный случай с одиноким путешественником событие далеко не редкое. Проще было бы столкнуть меня с обрыва, ударить камнем и выдать это за падение... Масса вариантов. И если здесь еще был шанс на полицейское расследование, то стоило отойти километров на сто в саванну, и он мог бы сделать со мной что угодно. Может он подумал, что я могу что-то заподозрить и поспешил сымпровизировать? Тогда он слишком хорошего мнения о моих умственных способностях... Нет, ну надо же было так опростоволоситься. Все же лежало на поверхности!

Катрана оказалась моей соотечественницей, и я тут же развесил уши как последний олух... Как же "свой человек", в какой-то степени родной и близкий. Все банально и просто.

Так, хватит рефлексий и трагического заламывания рук, хотя бы и мысленного. Нужно что-то придумать...

Я огляделся. Солнце еще не закатилось, но луна уже торчала в небе серебряной монетой. Шмидт свое дело знал, всю ночь я буду виден ему как на ладони, и если что, он меня просто пристрелит. Но все же лучше чем стать обедом льва. Как говорили в подобных случаях римляне? Кажется damnatio ad bestias — предание хищникам. Ну уж нет. Чтоб этот лев мной подавился...

Так. Снять наручники мне не удастся. Их конструкторы и изготовители не зря ели свой хлеб. Правда у меня был набор инструментов, приобретенный в Капштадте. Осталась небольшая мелочь. Как до них добраться?

Я посмотрел на висевшую на сучке куртку. Набор был во внутреннем кармане. Дотянуться до нее никак не получится. Слишком далеко. Вот если бы какая-нибудь ветка или палка. Увы, все их я лично отнес в сторону, чтобы не мешали... Нет, если я отсюда выберусь, я никогда больше так по идиотски не подставлюсь... А вообще, что значит "если"? Никаких "если". Я точно выберусь!

Но как все-таки достать инструменты? Можно попробовать залезть на столб. Избавиться от наручников это не позволит, но я буду, по крайней мере, свободен в своих перемещениях... Это уже плюс.

Я попытался вскарабкаться по гладкой поверхности ствола. После нескольких падений, мне удалось подняться на пару метров, но там меня ждала большая неприятность — отходивший в сторону мощный сук. Надо было его отрубить...

Я сполз вниз и снова начал думать. Если нельзя залезть на столб, надо попробовать его выдернуть. Я начал тянуть и раскачивать столб. Сколько времени на это ушло не знаю. Но в итоге я вымотался, но ничего, кроме того, что немного разболтал бревно, не добился. Слишком уж тяжелое и глубоко вкопано. Интересно, почему Шмидт никак не реагирует на мои попытки освободиться?

Я посмотрел вверх. Фигура охотника отчетливо виднелась в лунном свете. Он был молчалив и неподвижен, как ветви акации, на которой затаился. Судя по всему, он абсолютно уверен в надежности своих расчетов. Проклятый маньяк!

Я снова начал качать столб пока не выдохся окончательно. Я рыхлил ботинками землю, в которую он был вкопан, ругался на всех известных мне языках, еще раз пытался влезть на дерево... В конце концов я полностью обессилел, и затих, навалившись на столб. В горле пересохло, ободранные наручниками руки болели. Неожиданно я осознал, что уже светает. Я поднял глаза вверх. Помост на ветвях акации был пуст.

Захрустел щебень под сапогами. Ялмар Шмидт вышел из кустов и остановился на краю прогалины, задумчиво глядя на меня. Винтовка была зажата у него под мышкой.

— Не представляю почему, — произнес он, — но льва вы не привлекли. Он долго бродил кругами вокруг поляны, но так и не решился напасть, и, в конце концов, ушел... Зверь определенно весьма хитер.

— Всю ночь я хотел вас спросить, — прохрипел я, — почему вы просто меня не застрелили или не столкнули в пропасть?

— Я собирался. Но этот лев... Выдающийся трофей и я не мог упустить такой шанс. Даже не пойму где я ошибся. Он должен был напасть, он обязан был на вас напасть! Это была гениальная идея и не понимаю, что могло пойти не так.

— Может я не в его вкусе?

— Да вы шутник, герр Бронн. Однако мне нужно теперь что-то с вами делать. Я рассчитывал предъявить ваши останки как свидетельство несчастного случая на охоте, но этот паршивый лев все испортил. Не отвязывать же вас, в самом деле...

— Я бы, между прочим, не возражал.

— А ведь я уже отправил через Иоганна телеграмму о вашей безвременной кончине. Нехорошо вышло. Придется все делать самому.

— Вы все-таки планируете меня застрелить?

— Боюсь, в это сейчас никто уже не поверит. Придется инсценировать нападение льва.

Он приставил винтовку к дереву, снял рюкзак и стал что-то там искать.

— Безупречного качества достичь не удастся, но я рассчитываю на гиен и грифов... После них уже трудно будет что-то установить. Конечно, для этого придется оттащить ваш труп подальше и не находить его несколько дней. Но я не тороплюсь...

Шмидт вынул из рюкзака металлический крюк для подвески туш.

— Думаю, это подойдет. Раны не будут слишком аккуратными и отдаленно походить на реальные. Но сначала мне придется вас оглушить...

Он переложил крюк в карман, и подобрал на краю поляны здоровенный узловатый сук. Взвесил в руке и нервно облизнул тонкие губы.

— То, что надо. Боюсь, что не смогу предоставить вам, герр Бронн, право на исполнение последнего желания. Высокопарно выражаясь, сейчас вы смотрите прямо в глаза смерти...

Он был прав. Именно в этот момент я и увидел глаза смерти. Они были желто-коричневыми, цвета не очень крепкого чая.

И я испугался. Первый раз в жизни... Нет, я много чего пережил, и не буду врать, что чувство страха было мне не ведомо. Еще как ведомо... Но тут было что-то другое. Какой-то совершенно неконтролируемый, первобытный ужас, вызывающий желание с верещанием взлететь на вершину дерева и прыгая по ветвям, кидаться оттуда сучьями, и одновременно парализующий и не дающий пошевелиться. Если Дарвин прав со своей теорией, то этот чувство осталось с тех времен, когда наши далекие предки еще сидели на пальмах с ужасом глядя на бродивших вокруг саблезубых тигров... или львов.

Видимо на лице у меня все это отразилось в полной мере. Шмидт недобро улыбнулся.

— Вижу, наконец-то вы осознали вашу судьбу, герр Бронн... — он поднял сук и шагнул ко мне.

В литературе часто встречается утверждение, что лев перед нападением благородно оповещает жертву громовым рычанием, и вообще нападает так, чтобы та его видела... Ничего подобного!

Вылетевший из рук Ялмара сук покатился по траве и врезался мне в ногу. Что-то теплое брызнуло мне на грудь, а длинный хвост с кисточкой на конце чуть не задел меня по носу.

Я механически отметил, что у льва почти нет гривы, какие-то жалкие рыжие клочки и бакенбарды. Зверь подхватил безжизненно обвисшее тело Шмидта и легкой рысцой умчался с ним в заросли кустарника.

Я вспомнил вчерашние слова охотника: "всегда мечтал встретить достойного противника"... Что ж твоя мечта исполнилась.

Прошло наверно полчаса, прежде чем я снова оказался в состоянии логически рассуждать. Со Шмидтом покончено, но я по-прежнему прикован к столбу. И ключ от наручников в лучшем случае в кармане трупа, а в худшем в желудке льва... Или они не едят одежду? Да о чем я думаю! Надо выбираться, пока лев не решил перейти ко второй перемене блюд. Вроде Шмидт говорил, что Иоганн должен вернуться сегодня к обеду, можно позвать на помощь... А если он заодно с хозяином?

Я осмотрелся, и мой взгляд упал на сук, так и не ставший орудием убийства. Отлично, им вполне можно попытаться дотянуться до все еще висевшей на сучке куртки...

С третьей попытки мне это удалось. Подтащив ее поближе, я вынул из кармана набор инструментов. Нет, я не располагал навыками квалифицированного взломщика, но этого и не требовалось. Кусачки, напильник, пилка по металлу и довольно скоро обломки моих кандалов полетели в ручей.

Я забрал с собой уже не нужную Шмидту винтовку, и направился в лагерь. Там-то я и наткнулся на Иоганна.

— Баас Ялмар сказал, что вас должен съесть лев, — тот так удивился, что даже подал голос.

— Вышло так, что лев съел его... — мрачно заметил я, снимая на всякий случай с плеча винтовку.

И тут я в первый раз увидел, как бледнеют негры... Судя по всему, Иоганн достаточно хорошо понимал, что представлял собой его хозяин. И сделал из моих слов логичный вывод, что я должен быть еще страшнее, раз смог переиграть Ялмара. Бедняга потерял дар речи и попятился.

Я в двух словах пояснил, что не собираюсь его немедленно убивать и скармливать львам. Убедившись, что нормальный цвет лица у него восстановился, я перешел к более практическим действиям. Оставаться здесь смысла уже не имело. Нужно возвращаться в Донкервод. А вот что делать дальше? Ладно, разберемся... Потом.

До поселка мы добрались только много после обеда. Там было пустынно. Я сказал Иоганну, чтобы он пристроил лошадей, а сам прошел в таверну. Хлопотавшая в зале хозяйка посмотрела на меня как-то странно и что-то зашептала на ухо одному из молодых парней стоявшему у стойки. Он понимающе закивал и выбежал на улицу.

Я согласен, что выглядел после всего случившегося не самым лучшим образом, но все же...

Решив пока не проявлять излишнего любопытства, я разузнал о состоянии наших комнат и уже собрался подняться наверх, когда меня окликнули.

Оглянувшись, я увидел деревенского пастора и рядом с ним того самого парня. Значит, его посылали за священником. Но зачем?

— Вы не могли бы вы пройти со мной? — вежливо поинтересовался пастор.

— "Что еще такое?" — подумал я, но приглашению последовал.

Оказавшись на улице, я все же спросил.

— Что-то произошло?

— Слуга сообщил, что вашего друга растерзал лев.

— Да... Это так.

— Мы сочли возможным подготовить все необходимое, идемте.

Он направился в сторону церкви. Я последовал за ним.

— Мы предположили, что он не принадлежал к пастве реформатской церкви... Это так?

— "Понятия не имею" — подумал я и сделал неопределенный кивок головой.

— В любом случае, мой долг как священнослужителя заключается в том, чтобы это сделать. К сожалению, бургомистр Блакфорст на две недели уехал в город, но мы все сможем организовать. Обещаю.

Мы обошли церковь, и я понял, что священник привел меня на кладбище...

Мы остановились у пустой могильной ямы.

— Это здесь, — сказал пастор.

Я перевел взгляд на аккуратно оструганный крест, лежавший рядом с ямой, и прочел — "Здесь покоится в мире Танкред Бронн".

Я попытался сглотнуть, но в горле пересохло...

— С вами все в порядке, минхеер Ялмар?

— Ага... Да...

— Может воды?

— Нет... Да... Пожалуй...

— Танкред Бронн был вашим близким другом?

— Очень... Близким...

Мысли летели по извилинам с калейдоскопической быстротой. Итак, они приняли меня за Шмидта. А почему бы и нет. Мы приехали в поселок пару дней назад. Представились бургомистру, записались в гостиницу... Ни с кем особо не говорили. Большинство из жителей поселка понятия не имел кто из нас кто. Просто двое городских охотников приехали выследить людоеда... Потом Ялмар приказал Иоганну сказать, что один из нас был разорван львом, и назвать мое имя. Кстати, Иоганн еще и телеграмму успел в Капштадт послать о моей смерти... А теперь слуга является со вторым охотником, потрепанным, но живым. Какие выводы должны сделать местные жители? Правильно — я тот, который выжил. То есть Ялмар Шмидт.

Единственный, кто мог нас помнить по фамилиям — бургомистр Алларт Блакфорст, но он, по словам пастора, уехал на две недели. В гостинице мы вписывались сами, и вряд ли кто-то обратил внимание, кто из нас какое конкретно имя вписал... Хм-м. А ведь в этом даже есть определенное преимущество. Львы, львами, но мне необходимо догонять экспедицию Мильвовского. Для этого нужны документы от горнорудной компании. Но они выписаны на имя Ялмара. Кроме того, как-то спокойнее себя чувствуешь, когда уверен, что Невер не пошлет за тобой новых головорезов, сочтя мертвым...

С каждой минутой эта идея казалась мне все более и более разумной.

Ко мне подошел плотник.

— Минхеер пастор сказал, что вы хотели поправить надпись на кресте?

— Я?! Нет. Просто показалось... все нормально...

Останки настоящего Ялмара мы нашли на следующее утро. Опознали по перчаткам... В тот же день состоялись скромные похороны. Могу поклясться, что в высокой, почти в человеческий рост, траве покрывавшей равнину за церковью, я заметил львиный хвост. Однако пастор меня заверил, что даже самый отъявленный лев-людоед не настолько безумен, чтобы средь белого дня заходить в поселок.

Я вернулся в мой, с позволения сказать, номер и начал разбирать вещи Шмидта. Мне нужно было как-то догнать экспедицию Мильвовского. У меня были карты, снаряжение, лошади, мулы... Не было одного — проводника и опыта. Иоганн был исполнителен, но никакого представления куда идти и где искать экспедицию не имел. А время шло. Если в момент нашего прибытия в Кабве я отставал от Мильвовского на два дня, то с тех пор прошло еще пять. Мои шансы на успех стремительно падали.

Трудно сказать, что именно я надеялся найти в вещах покойника. Документы, позволявшие мне спокойно путешествовать в пограничной зоне, я обнаружил практически сразу. А дальше просто убивал время в надежде что-то придумать...

Дверь распахнулась, и на пороге возник молчаливый Иоганн.

— Что случилось?

— Белый баас приехал.

— Какой еще баас?

— Не знаю, но он спрашивал вас. И когда ему сказали, что вас съел лев, он огорчился и пошел на кладбище...

— Ну и ... Что? Повтори? Кого именно он спрашивал?! Бронна или Шмидта?

— Вас, баас, — испуганно попятился Иоганн, — настоящего...

Так. Неужели Невер послал своих людей на проверку? Но как он мог что-то заподозрить? Да нет... за два дня никто бы просто не успел сюда добраться. Может он просто не доверяет Шмидту?

Я все бросил и помчался на кладбище. У свежей могилы я увидел невысокую коренастую фигуру, обвешанную походным снаряжением и с тропическим шлемом в руках. Похоже еще один охотник... Может просто услышал про льва-людоеда и решил его подстрелить? Я отбросил эту мысль как неправдоподобную... Официально на эту работу подрядили Шмидта, а всякую самодеятельность руководство горнорудной компании не поощряло.

Заслышав мои шаги коренастый человек, не оборачиваясь, произнес.

— Я ведь знал этого парня... Недолго правда. Но он произвел на меня хорошее впечатление. Как неожиданны бывают повороты судьбы...

Его голос показался мне определенно знакомым. Тут он надел шлем и обернулся...

Я видел самые разные выражения человеческого лица. То, что возникло у моего визави, было одним из самых необычных.

Некоторое время он молча смотрел на меня. Потом повернулся к могиле, прочитал надпись, и снова посмотрел на меня...

— Черт побери, Бронн... Но как?!!

— Вы, если меня не подводит память, Хеммет Синклер? Мы с Вами летели в Александрию на цеппелине, но вы сошли раньше...

— Да, но...

— Детали позже. Пока я выступаю в качестве охотника Ялмара Шмидта.

— А сам Ялмар?

— Увы, но то немногое, что нам удалось собрать, покоится в этой могиле...

Я посмотрел на его озадаченное лицо.

— Как вы относитесь к тому, чтобы продолжить беседу в более удобной обстановке?

Взяв Хеммета под локоть, я повел его в мой номер, лихорадочно обдумывая на ходу план действий. Может ли он быть человеком Невера? Да после всего случившегося я готов поверить, что куст акации посреди саванны может быть его человеком!

С другой стороны с Хемметом я впервые столкнулся задолго до визита в Аден. Невер интересовался статуэтками еще тогда? Чушь! В тот момент я и понятия не имел, куда все это вывезет. Да и почему он тогда сошел с цеппелина в Риме? Если он имел отношение ко всему этому, то наоборот должен был стремиться в Александрию. Может он связан с итальянскими властями? Бред. Уж они-то могут выяснить, место находки статуэтки, просто очень попросив грабителей рассказав, где они это взяли... Уверен, эта публика может быть весьма убедительна. Тогда как он сюда попал и зачем?

Может действительно случайно? В конце концов, Хеммет репортер и имел законный повод приехать на место событий.

Однако сейчас у меня особо нет выбора что делать. Придется хоть как-то объяснять ему в чем дело... Хотя и без лишних подробностей.

— ...вот так я и стал Ялмаром Шмидтом, — я внимательно посмотрел на Хеммета, пытаясь оценить его реакцию.

— Занимательная история, из нее могла бы получиться эффектная статья.

— Давайте мы опубликуем подробности этого как-нибудь потом?

— Не обращайте внимания. Я еще не совсем отошел после встречи с вами... Сначала мне говорят, что вас сожрал лев, потом я стою на вашей могиле и тут же вижу вас живым и здоровым. Не каждый день такое случается. Так вы говорите ссора с этим, как его, Гоше, у вас случилась из-за женщины?

— Именно. Жутко ревнивый тип...

— "Интересно, он действительно не знает Невера или прикидывается?" — я старался уловить минимальные признаки неискренности на его лице, но либо он отменный актер, либо действительно не причем.

— Скормить соперника львам... да уж. Ревнивый — не то слово.

— Именно поэтому я бы не хотел пока спешить... хм, исправлять возникшее недоразумение. До личной встречи с Гоше. Надеюсь вы понимаете, что я имею в виду.

Хеммет утвердительно кивнул.

— Вы хотите, чтобы он считал вас погибшим... понимаю.

— Но собственно вас-то, что занесло в эти края? — я решил, что самое время поменять тему разговора.

— Та актриса, из цеппелина, помните? Она подбросила мне прекрасную идею — подготовить серию фоторепортажей о тропической Африке. Этим я и занялся. Тут вести о нападениях льва. Я еду в Кабве, и узнаю, что вы с Ялмаром отправились на охоту. Я оставляю экспедиционное снаряжение там и налегке мчусь сюда. Ну а дальше вы уже все знаете...

Экспедиционное снаряжение. Кажется, он говорил, что охотник и спортсмен. Поклонник дикой Африки... А что? Это идея. По крайней мере, он будет у меня под наблюдением... Или я у него? А ладно, рисковать, так рисковать. После ночи в качестве живой приманки меня уже трудно чем-то испугать.

— Значит, вы путешествуете по Африке? — вкрадчиво поинтересовался я.

— Да.

— По редакционному заданию или, так сказать, ради собственного развлечения?

— Редакция заплатит мне за фоторепортажи. Но маршрут я выбираю сам...

— А вы в курсе, что как раз недалеко от нас сейчас находится сам Том Мильвовский?

— Сам? Пан Мильвовский? Где? Это же великий географ, интервью с ним, да еще в сердце Африки! Да об этом можно только мечтать.

— Он направляется в верховья Конго. Думаю, мы вполне смогли бы его нагнать, если поторопимся. Он был в Кабве где-то с неделю тому назад.

— Это прекрасная идея... Вы сказали "мы"? Вы тоже собираетесь с ним встретиться? Я полагал, вы остаетесь добивать льва?

— Лев, скорее всего, ушел. Вряд ли он нападет в ближайшие недели, а потом мы сможем вернуться. А я бы не хотел упустить шанс встретиться с самим Мильвовским. Полагаю, вы сможете составить мне компанию?

— Но Вы же не можете оставить людей на расправу этому зверю?!

Проклятье. Он прав... Но с моими охотничьими талантами я буду выслеживать этого льва годами. И в итоге, скорее всего, займу место на Донкерводском кладбище рядом с настоящим Шмидтом...

Неприятный выбор. Или я, как порядочный человек, остаюсь и делаю вид, что охочусь на льва, или продолжаю свои поиски...

Александрийская библиотека — величайшие памятники античной мысли. Достояние всего человечества. А на другой чаше весов — шахтеры и фермеры, за которыми идет смерть с глазами цвета не очень крепкого чая... И для полноты картины — аденские бандиты, охотящиеся за сокровищами. Стать честным, но мертвым, либо богатым и известным? Старый как мир выбор... Быть мертвым львом или живым псом.

— Здесь нужен более опытный зверолов, чем я. Шмидт был исключительным охотником, но и он погиб...

— Вы можете, по крайней мере, хотя бы отогнать хищника! А не бросать все ради встречи со знаменитостью!

И снова Хеммет прав. В его глазах я выгляжу трусоватым бездельником, готовым сбежать от малейшего риска, ради возможности получить автограф известного путешественника...

— Я более чем уверен, что в ближайшее время лев не нападет...

— Вы ошибаетесь, герр Бронн. Зверь где-то рядом, и готов убивать снова.

Я повернулся к открывшейся двери. В проеме стояла Алтея Блакфорст.

— Да, я слышала, как вы представлялись отцу. Но считала, что если вы посчитали нужным поменяться местами друг с другом, это, в конце концов, ваше личное дело.

— Присаживайтесь, фрейлейн Блакфорст...

Дело запутывается. Возможно, идея выступить под чужим именем была не так уж хороша, как показалась в начале...

— Я постою. Но раз вы взяли его имя, вы должны взять и его обязательства.

Да что ж такое. Почему они все правы?

— Вы должны убить зверя, — продолжала девушка, — или признать свой обман...

В конце концов, еще неизвестно, кто из них двоих хуже — лев или Невер. Может действительно стоит вернуть себе собственное имя... Но тогда. Тогда прощай путешествие в Конго, прощай разговор с Мильвовским! Конечно, рано или поздно он оттуда вернется, я все смогу выяснить. Проблема в том, что будет как раз "поздно". Древнюю сокровищницу к этому времени разграбит банда Невера, и судьба бесценных рукописей окажется печальна. В лучшем случае их просто выбросят, в худшем пустят на растопку. Грабителей не интересуют древние свитки, их интересуют золото и драгоценности.

— Предпочту компромисс, — вздохнул я, — убить льва на обратном пути.

Конечно моих охотничьих талантов не прибавится, но до того еще дожить надо, как-нибудь выкручусь, надеюсь зверь никого не убьет за это время...

— Вы трус и лжец, — мрачно заметила Алтея.

— Это серьезные обвинения, — вмешался Хеммет, — но сдается мне, дама не так уж неправа...

Лет десять назад человек, публично и в лицо назвавший меня лжецом и трусом серьезно рисковал. Нет, речь не о девушке, конечно, но Хеммет бы гарантировано получил вызов. Интересно, он умеет фехтовать... Но времена изменились и все это в прошлом. На фронте и потом я много чего повидал и многому научился.

— Не стоит горячиться, все можно обсудить...

— Нет, — отрезала Алтея, — но раз вы сделали свой выбор, то и я выполню, то, что должна. Как Ялмар Шмидт вы скованы обязательствами, но как Танкред Бронн вы вправе идти на все четыре стороны. Раз вы выбрали второе, я сделаю за вас то, на что вы сами не решились. Скажу правду.

Она резко повернулась, и быстро зашагала вниз по лестнице.

— Я тоже был о вас куда лучшего мнения, полагаю, что наши пути больше никогда не пересекутся... — буркнул Хеммет и вышел за ней.

Передо мной как наяву возникли дороги, одну из которых мне предстояло выбрать. Деревянный крест позади крошечной африканской церковки и триумфально рукоплещущий зал докладов Королевской Академии Археологии. И я выбрал...

— Ты знаешь, как обычно охотятся на львов? — обратился я к неподвижно стоявшему у входа Иоганну.

Тот широко раскрыл глаза от удивления.

— Старый хозяин все делал сам. Я не охотник. Я не знаю. Мое дело...

Я снял со стены винтовку Ялмара.

— Вот и я тоже понятия не имею, как это делается... А ведь придется.

Я подошел к окну. Хеммет суетился у коновязи. Алтея шла по улице к зданию церкви. Сегодня на ней было светлое платье, ярко выделявшееся на золотисто-оранжевом фоне высокой травы. Легкий ветер гнал по этой траве волны...

Я на секунду замер. Нет. Только не это. Я схватил обойму и, заряжая на ходу, винтовку, с грохотом слетел по лестнице и выпрыгнул на улицу. Успел. Алтея еще не дошла до крыльца.

— Стой!!! — рявкнул я, вскидывая винтовку.

Алтея медленно развернулась. Или мне показалось, что время замедлилось? На ее лице отразилось удивление при виде направленного на нее ствола...

Я обязательно поставлю свечку за нашего армейского инструктора по стрельбе. Первые две стреляные гильзы вылетели в уличную пыль быстрее, чем Хеммет с диким воплем "Ты за это ответишь, мерзавец" успел добежать до девушки и сбить ее с ног... Они упали как раз вовремя. Львиная туша снесла аккуратную белую ограду и пролетела ровно там, где только что стояла Алтея. Лев был умен, он не стал хватать ушедшую из лап добычу, а бросился ко мне. Я передергивал затвор и стрелял, а он продолжал бежать... Неужели я ни разу в него не попал? Ну хоть раз? Я попятился и уткнулся спиной в стену постоялого двора. Затвор выплюнул очередную гильзу, но вместо следующего выстрела лишь глухо клацнул.

Лев в три прыжка преодолел площадь, потом споткнулся и тяжело упал, разбросав лапами песок. И я снова увидел глаза цвета не очень крепкого чая... Всего на мгновение. А потом они закрылись. Навсегда. Я выпустил из рук разряженную винтовку и бессильно сполз по стене на землю.

— Все пять раз попали, — лаконично сообщил один из буров, закончив осмотр зверя, — но лучше бы вы, минхеер охотник, винтовку помощнее прикупили. Метра два до вас не добежал. Чудом живы остались.

Перед моими глазами еще стоял выпрыгивающий из травы лев, наполовину закрытый от меня удивленной фигурой Алтеи. Я попал в него пять раз, а он ни на секунду не остановился и даже не зарычал...

— Тот самый? — спросила подошедшая девушка.

Я молча кивнул. Я отлично помнил неестественно короткую гриву. Именно этот зверь убил Шмидта. Тогда он фактически спас мне жизнь, а теперь я его убил... Из винтовки Шмидта. Вот как все запутанно вышло.

Я посмотрел на девушку.

— Почему вы не побежали и не попытались спрятаться, когда я навел на вас ружье? Вы же не видели льва и не знали в кого я целился? — задал я совершенно идиотский вопрос, о котором даже не думал когда открывал рот.

— Я просто знала, что в кого бы вы не целились, вы все равно не промахнетесь, герр Шмидт.

— Я рад, что вас не задел. Но вы, кажется, хотели поговорить с пастором?

— Я передумала...

— Почему?

— Вы выполнили обязательства, и мое второе обвинение потеряло смысл. И я видела ваше лицо когда вы стреляли во льва. И поняла, что с первым я тоже ошиблась...

Хеммет, хмыкая, бродил по площади, разглядывая следы. Наконец он подошел ко мне.

— Вы отменный стрелок. Ни разу не промахнулись...

— Повезло.

— Вы рисковали задеть девушку.

— Я знаю, но иначе я не мог попасть во льва. Выбирать позицию было некогда. Лев бы успел схватить Алтею... Так ей оставался хотя бы какой-то шанс выжить.

— Но все равно не скажу, что ваше прежнее решение было честным, по отношению к этим людям.

Я поднял глаза на Хеммета.

— Стреляю я, может быть, и сносно, но в саванне смогу выследить разве что паровоз. И то лишь идя по путям и глядя на дым. Я мог бы сидеть здесь еще год и подсчитывать убитых этим зверем, но я бы не застрелил его, пока тот сам бы не подставился мне под пулю...

Хеммет присел рядом.

— Так вы в курсе, где сейчас Мильвовский?

— Неужели и вы тоже передумали? Отчего?

— Понимаете ли. Если бы вы застрелили льва ПОСЛЕ, никто бы вам и слова в упрек не сказал.

— Ну, знаете, я может и не эталон героя, но чтобы...

— Я встречал самых разных людей, мистер Бронн. И многие из них, стреляли бы именно после...

— Вы мизантроп.

— Я реалист. И журналист. И вы показались мне достаточно интересным типом, чтобы рассмотреть вас поближе. Так куда мы отправляемся?

— Значит где-то в районе гор Митумба, — подвел Хеммет итог моему рассказу.

Мы сидели в традиционно пустующем зале постоялого двора. На столе была расстелена топографическая карта.

— Единственное место в тех краях, где они могут остановиться, это Казембе, столица небольшого вассального царства, и по совместительству тевтонская фактория на берегу озера Мверу. Попасть туда можно только одним путем — по реке Луапула. Это сильно упрощает нашу задачу. Мы сможем двигаться тем же маршрутом и, если повезет, догоним его еще в пути.

Хеммет вооружился циркулем и склонился над картой.

— Итак, отсюда нам разумно идти по тому самому ущелью, где вы столкнулись со львом первый раз... Немного севернее речная долина свернет на восток, в горы Мучинга. Мы двинемся по ней, пересечем водораздел, отделяющий бассейн Конго, и спустимся к болотам Бангвеулу, откуда по долине реки Луапула мы сможем добраться до порогов Мамбилима...

Я молча ужасался. Разгадка исторических тайн, поиски Александрийской библиотеки — ради этого я и ввязался в эту авантюру. Но экспедиции в Центральную Африку в мои замыслы никогда не входили. Хеммет же тем временем вымерял циркулем наш предстоящий маршрут.

— Если грубо, то пути до Бангвеулу около трехсот километров. Дальше мы будем сплавляться по реке до Мамбилима, ну а там уже рукой подать до Казембе, к тому же ниже порогов есть регулярное судоходство. Первый речной отрезок это где-то километров триста. Ну а после Мамбилима мы уже сможем плыть с комфортом на каком-нибудь армейском пароходе, там еще километров двести. В общем, весь путь составит около восьмисот километров...

— Сколько! — я подпрыгнул на стуле, — это немыслимо, мы туда за сто лет не доберемся...

— Не преувеличивайте, — усмехнулся Хеммет, откладывая циркуль, — глаза боятся, а ноги идут. Дойдем как-нибудь. Для решительного и целеустремленного человека нет ничего невозможного.

Эх, мне бы его уверенность...

Глава 12

На следующее утро мы навьючили мулов, проверили запасы провианта и пресной воды, и наш караван выстроился на городской площади, полностью готовый к выступлению. Я не удержался и еще раз навестил свежую могилу на кладбище.

— Когда-нибудь я это исправлю, — произнес я вполголоса, еще раз прочитав надпись, надел потрепанную армейскую панаму и пошел к площади.

На углу я наткнулся на Алтею. Прежде, чем я успел поздороваться, она протянула мне какой-то черный предмет.

— Вот. Возьмите. А то ваша совсем изорвалась...

Я взял подарок. Это была фетровая шляпа. Чуть старомодная, но вполне добротная и, похоже, даже не ношеная.

— Вы слишком добры...

— Вы спасли мне жизнь. Должна же я вас как-то отблагодарить?

Я еще раз посмотрел на шляпу. Конечно, темный цвет не лучшее для головного убора в тропиках, но в остальном она была достаточно хороша. В любом случае предпочтительнее лохмотьев оставшихся от панамы после всех приключений.

— В ней вы будете меньше похожи на солдата в увольнении, — она улыбнулась, — берите, отец все равно их не носит...

— Тан... Ялмар, да оставьте вы, наконец, девушку в покое, нам пора выезжать — крикнул с площади Хеммет.

— Ну что ж, спасибо вам, Алтея... — я надел шляпу, и пожав ей руку, побежал к лошадям.

Донкервод постепенно скрылся за горизонтом. Наш путь лежал на северо-восток.

— Вам определенно идет эта шляпа, Танкред... — улыбнулся Хеммет, — и почему я теперь не удивлен, что какой-то ревнивец попытался скормить вас львам?

— Лучше пока не нарушать конспирацию, — осторожно заметил я.

— Вокруг никого нет...

— Войдет в привычку, а потом будет поздно.

— Вы великий конспиратор, — рассмеялся Синклер, — но бросьте эту ерунду. В ближайшую пару недель мы вряд ли увидим хоть одного белого человека. Кстати, вы знаете местные языки?

— Нет

— А суахили?

— Слов десять... А вы?

— Я в состоянии спросить дорогу до ближайшей миссии, но не больше. К счастью у нас есть Иоганн, надеюсь, он сможет выступить в качестве переводчика. Иоганн, ты знаешь язык бемба?

— Немного, баас.

— Ну вот видите, переводчик у нас есть.

Трясясь в седле я искоса бросал взгляды на беспечного Хеммета и размышлял. Связан он с Невером или нет? Явных признаков подобной связи я не видел. Но это ни о чем не говорило. Шмидта я тоже не подозревал до последнего момента. В саванне я полностью в его руках. Может быть, стоило отказаться от этой идеи и искать другие способы? Но какие? Никогда бы не подумал, что буду способен на подобное безрассудство... Однако жребий брошен. Остается лишь следовать рекомендации Морли — обзавестись второй парой глаз на затылке.

Первый лагерь мы разбили на том же месте, где случилась история со львом. Однако в этот раз ночь прошла без потрясений. Только Иоганн заметно нервничал и что-то бурчал про себя, сразу же замолкая, если кто-то из нас с Синклером подходил близко. Я не стал его лишний раз беспокоить. Мне и самому было как-то не по себе.

Утром, запрягая лошадей, я заметил, что животные тоже неспокойны.

— Зверя чуют, — отмахнулся Синклер.

При этих словах Иоганн дернулся и уронил один из вьюков.

— Осторожнее! — крикнул Хеммет, — мы с вами не в английском парке на прогулке. Это Африка...

Потянулись однообразные дни. Если вы представляете себе экспедицию в диких местах как захватывающее путешествие, то вы решительно ошибаетесь. Это нудная и тяжелая работа, изматывающая даже крепкого человека, это ночи на открытом воздухе, москиты, отвратительная пища, затхлая вода и мозоли на всех мыслимых и немыслимых частях тела...

Все это тысячекратно усиливалось необходимостью быть постоянно начеку. Я ни на секунду не расставался с приобретенным в Капштадте маузером, и вскакивал ночью на каждый шорох.

Где-то дней пять мы двигались вдоль реки среди монотонных выжженных холмов, зыбью катившихся по бескрайней равнине. За это время я окончательно вымотался и меня стали посещать мысли о том, что по завершении этого отпуска я рискую стать законченным пациентом клиники для душевнобольных. На шестой день пейзаж оживила массивная каменистая возвышенность, выросшая на горизонте.

— Это гора Мумпу. Предположительно две тысячи метров над уровнем моря... — Хеммет сверился с картой, — здесь мы чуть-чуть задержимся. Мне нужно сделать несколько снимков. Я буду первым, кто запечатлит эти места на фотопленке. Предлагаю вам разделить эту славу со мной — он убрал карту в планшет и добродушно улыбнулся.

Мы заночевали у подножия горы. Вокруг лагеря возвели импровизированный вал из колючих веток, долженствующий отбить у слишком любопытных местных хищников желание нанести нам поздний визит. Я дежурил первым, после полуночи меня сменил Иоганн. Мне показалось, что я едва успел смежить веки, как в мой сон ворвался дикий крик.

— Иоганн, что случилось? — Хеммет возвышался посреди лагеря в одном нижнем белье, но со штуцером наперевес.

— Ничего, баас, — упавшим тоном отозвался съежившийся Иоганн.

— Не темни. Что-то не так. Что? — Хеммет подошел ближе и пристально глянул ему в глаза, — говори!

— Это старый баас... Настоящий Ялмар.

— Он умер.

— Да, да. Но его дух не успокоился.

— Так ты испугался привидения! — расхохотался Хеммет.

— Не смейтесь, баас, я видел его...

— Кого? Шмидта? — тут уже задергался я

— "А вдруг это был не его труп"? — пронеслась в голове шальная мысль, — "но ведь я сам видел, как лев прокусил ему шею!"

— Нет, — замотал головой Иоганн, — его привидение...

— Привидений не бывает, — отрезал я, — скажи точно, что ты видел.

— Я его видел еще там... На юге... Где он... он... его убили.

— Кого ты видел? — мы с Хемметом были решительно настроены понять, что, в конце концов, случилось.

— Следы... А теперь его самого.

Похоже, добиться от парня внятного ответа будет сложновато. Но судя по необычайной разговорчивости и бледности, испугался он сильно. Вот только кого? Или чего?

— Может я не очень разбираюсь в привидениях, — заметил Хеммет, поеживаясь, зимние ночи не слишком жаркие даже в Африке, — но вот следов призраки точно не оставляют.

— Ик... — сказал в ответ Иоганн, глядя совершенно безумными глазами куда-то мне за спину, — ...баас Ялмар...

Он съежился и закрыл голову руками. Я развернулся, одновременно пытаясь вытащить из кобуры маузер.

"Зачем тебе маузер? Привидения не боятся пуль! Привидений не бывает!!! А интересно, если попробовать серебряной пулей? Это для оборотней и вампиров, идиот! А вампиры разве бывают?" — мысли проносились у меня в голове беспорядочным потоком.

Темно. Кажется какая-то тень. Что это?! Я отчетливо различил во тьме два желтовато-зеленых огонька. Неужели Иоганн действительно... Но тут мне показалось, что у меня под ухом ударила как минимум трехдюймовка. На пару секунд я оглох, а в глазах засверкали звезды. Когда они исчезли, огоньков в саванне уже не было.

Хеммет опустил дымящийся штуцер и, щурясь, вглядывался в темноту.

— Рассветет, посмотрим, что там было...

Иоганн сидел на корточках, держась за голову, и раскачивался, что-то бормоча.

— Успокой парня, Танкред, и ложись спать, я сейчас оденусь и подежурю до утра.

Я накинул Иоганну на плечи одеяло и дал выпить немного бренди из неприкосновенного запаса. Он перестал раскачиваться, но впечатления счастливого человека все равно не производил.

Я лег и до самого рассвета честно пытался заснуть.

Когда стало достаточно светло, мы с Хемметом растащили ограду и пошли в направлении, где вчера виднелась странная тень со светящимися глазами.

— Как ни странно, я ни во что не попал, — сумрачно констатировал Синклер, разглядывая прогалину между кустами.

— Я же говорил, это мертвый баас, — робко заметил державшийся позади Иоганн.

— Привидений не бывает, — упрямо возразил я, — должно быть рациональное объяснение...

— Пока я его не вижу, — Хеммет разглядывал пожухлую траву, — хотя нет... вот тут, смотрите!

Он указал пальцем на какие-то ямки в сухой красноватой пыли.

— Что это? — спросил я.

— След. Леопард. Всего лишь леопард, — Хеммет облегченно засмеялся — а я то уж было подумал.

— Это не просто леопард, — горячо возразил ему Иоганн, — это призрак бааса... Он пришел за мной. Он хочет, чтобы я служил ему после смерти. Он должен меня забрать.

— Брось, — я взял его за плечо, — ты же умный человек. Это просто зверь. Самый обычный зверь. Ялмар умер. Его убил лев.

— Я видел его следы на том месте, где был первый лагерь, он идет за нами, он не успокоится.

— Леопард так далеко от логова не уходит, — покачал головой Хеммет, — это действительно странно...

— А если это разные леопарды? — возразил я, — Иоганн, ты видел леопарда или его следы с тех пор как мы ушли от того лагеря и до сегодняшней ночи?

— Нет, баас, не видел.

— Ну вот. Я же говорил это разные звери.

Иоганн недоверчиво покачал головой.

— Подумай сам. Здесь много леопардов. Ты часто их встречал, когда охотился? — спросил я.

— Очень часто.

— Тогда что странного, что мы тоже их встретили?

— Ничего, баас...

Тем не менее, мне показалось, что я его не убедил.

Успокоившись и позавтракав, мы с Синклером начали восхождение на гору, а Иоганн остался в лагере.

Перед этим Хеммет извлек из своего багажа две фотокамеры. Одну компактную и одну стационарную со штативом. Вооружившись ими мы и двинулись в путь.

Время от времени мы останавливались, и он начинал метаться вокруг, выбирая ракурс. Я отдыхал, а он то взбирался на дерево, то ложился на землю, стараясь выбрать лучшее расположение камеры. К обеду мы поднялись до половины утеса. В каменных склонах чернели провалы.

— В одной из этих пещер мы вполне можем заночевать, — заметил Хеммет, — теплее и ветра нет, надо только перенести сюда вещи.

— Предлагаю выбрать самую удобную, и сразу же отправиться вниз за вещами, — заметил я, — а то до вечера не успеем.

— Вон ту, наверное, — махнул рукой Синклер.

Мы поднялись по склону к выбранной пещере. Она выходила на каменистый откос, резко уходивший вниз. В паре десятков метров под ней лежала большая осыпь. Я ощутил неприятное ощущение, возникавшее у меня на склонах и обрывах, и сразу вспомнил о своей боязни высоты.

— Может другую, а то здесь слишком уж обрыв опасный...

— Ничего страшного, хищникам сложнее будет сюда забраться.

Заменив фотокамеру на штуцер, Хеммет заглянул в пещеру. Я включил фонарь. Нам в лицо обрушилась коричневатая шелестящая метель.

— Летучие мыши, — отмахнулся Синклер, — не самое приятное соседство, но лучше, чем гиены.

Мы осмотрелись. Ближайшая ко входу часть пещеры была достаточно велика, чтобы разместить лагерь и достаточно высока, чтобы в ней можно было ходить, распрямившись в полный рост. В дальнем углу виднелся лаз, ведший куда-то вниз, а сверху, через расселину, пробивался свет, лучи которого уходили вглубь провала.

— Что ж, — подытожил Синклер, — здесь сухо и просторно. Тут и заночуем.

Мы вернулись в лагерь и, забрав Иоганна и лошадей, двинулись к пещере. Уже начинало смеркаться и нам хотелось как можно быстрее разбить лагерь. Как назло лошади заартачились и не желали идти к пещере. Пока Хеммет пытался их усмирить, мы с Иоганном начали таскать вещи ко входу. Я споткнулся о корень, и чуть не упал. Вьюк выскочил из рук, и я задержался его поправить.

— Иди вверх к той пещере, — я указал на вход, — я сейчас догоню.

Иоганн, дойдя до пещеры, уложил тюк у входа и решительно заглянул внутрь.

— Аккуратнее, — крикнул ему Синклер, но было поздно.

Иоганн с диким воплем шарахнулся от входа, споткнулся об тюк, перекувырнулся и полетел вниз по склону прямо на валуны осыпи...

Из черного проема выскочила черная гибкая тень, на секунду замерла, блеснув янтарно-желтыми глазами, и метнувшись в сторону, исчезла среди кустов.

— Проклятая пантера! — заорал Хеммет, пытаясь удержать паникующих лошадей.

Я же так и застыл на склоне с вьюком в руках. Все произошло слишком быстро...

Когда мы спустились, помощь уже не требовалась. Никаких шансов выжить при падении у несчастного парня не было.

— Жаль, я не пристрелил эту тварь прошлой ночью, — Хеммет снял шляпу над телом, — пожалуй, его стоит похоронить...

Когда мы закончили, было уже почти совсем темно. Лошади успокоились и пофыркивали недалеко от входа, под защитой колючих веток.

Все произошедшее вполне объяснялось естественным и рациональным способом. Леопардов в этих краях много и нет ничего странного, что один из них держался там, где мы убили льва-людоеда. Еще меньше странного, что второй жил на склонах горы и устроил себе логово в этой пещере. Днем он или уходил, или мы его не заметили в глубине пещеры, а при втором нашем визите зверь попытался сбежать. Вбивший себе в голову невесть что, Иоганн при виде черной пантеры испугался и сорвался со скалы. Просто несчастный случай и никакой мистики... Тем не менее, нам было как-то не по себе.

— Пожалуй, стоит проверить дальнюю часть пещеры, — заметил Хеммет, — мало ли что.

Мы зажгли фонари, и спустились в лаз в дальнем конце пещеры. Он вел в небольшое помещение чуть ниже входной части. В потолке виднелась большая расселина, через которую днем сюда проникал свет. На полу еще одна, ведущая вниз.

Хеммет посветил в нижнюю расселину. Метрах в трех внизу бурело сплетение ветвей и листьев, провалившихся с поверхности. Среди сучьев маслянисто блестело что-то напомнившее мне пестрый резиновый шланг.

— Еще и змеи... — вздохнул Хеммет, — к счастью вверх им не взобраться. Видимо где-то внизу есть щели, через которые уходит вода, и они могут выползать.

— Вы уверены, что мы в безопасности?

— Более чем, при всей их ловкости, по вертикальным стенам им не залезть. Идемте спать, Танкред. На эти сутки происшествий уже достаточно...

Но спать не получалось. В голову лезли малоприятные мысли. Пока Иоганн был жив, он был каким-никаким, но свидетелем. Теперь мы с Синклером остались наедине. И если он действительно человек Невера, то никто не сможет ему помешать. Кроме меня... Но мне надо спать. Я и так жутко вымотался за прошедшие дни. А теперь еще и эта история с Иоганном. А если бы я шел первым? Конечно, я не так нервничал из-за суеверий, но при виде выскакивающей на меня пантеры, шарахнулся бы ничуть не меньше Иоганна. И тогда уже мой труп бы лежал среди валунов под склоном.

А что если это было задумано? Ведь именно я должен был идти первым, и не споткнись об тот корень... Но это немыслимо! Почему немыслимо? Синклер прекрасно мог догадаться о том, что в пещере логово зверя и специально послал меня туда с вещами. Если бы меня порвала пантера или я бы упал со скалы, он мог честно доложить властям о моей гибели от несчастного случая. Мало ли людей гибнет в африканской глуши. И даже если бы кто-нибудь не поленился провести экспертизу, никаких оснований усомниться в его версии ни у кого не будет!

Бедняга Иоганн. Ловушка ведь предназначалась мне! Я сел и, взяв фляжку с бренди из неприкосновенного запаса, сделал большой глоток.

— Не спится? — поинтересовался Хеммет, сидевший у костра, закутавшись в одеяло.

— "Еще бы. А ты, наверняка, планируешь еще один "несчастный случай", подлый убийца?"

Я молча убрал фляжку и лег на другой бок, на всякий случай убедившись, что маузер под рукой.

Итак, мы в дикой глуши и выжить должен только один. Сколько еще времени у меня есть? Похоже нисколько. Хеммет должен понять, что я догадался и попытается устранить меня как можно скорее. Возможно даже этой ночью...

Может напасть первым? Нет, явно он не сделал ничего предосудительного. И тогда все будет выглядеть как самозащита с его стороны... Перед кем выглядеть? Вокруг на сотни миль нет ни одного судьи или полицейского! А нет ли? Вдруг у Синклера есть сообщники, о которых я не знаю? Ведь захотел же Невер продублировать Ялмара?

Ну уж нет, просто так они меня не возьмут. Поступим следующим образом. Надо незаметно отползти, оставив вместо себя, что-то создающее впечатление спящего, а самому затаиться в дальнем углу возле лаза. Когда Синклер нападет, я смогу воспользоваться неожиданностью, скрутить его и выяснить подробности о возможных сообщниках... Точно, так и надо поступить.

Я незаметно выскользнул из-под одеяла, подсунул вместо себя лежавший рядом тючок и отполз в лаз, держа маузер наготове. Клевавший носом у костра Хеммет, кажется, ничего не заметил. Теперь осталось дождаться его нападения...

Но он не спешил. Я чуть не задремал, когда он резко поднялся и сделал несколько шагов в направлении к устроенной мной ловушке. Я напрягся. Сейчас он попытается чем-нибудь ударить меня спящего. Представляю его удивление, когда он поймет, что сам попал в западню! Надо только занять удобную позицию для прыжка, у него хорошая реакция и он быстро сообразит, в чем дело... Как же здесь узко...

Я освободил руку, державшую маузер, и постарался покрепче упереться ногами в выступ стены у самой расселины.

Хеммет обошел костер. Так приготовься, Танкред, настал решающий момент. Вот Синклер берет толстый сук, взвешивает его в руке, точно как Ялмар, вот он его поднимает и... бросает в костер?! Что? Он же должен был ударить мое одеяло!

Как же тут неудобно.

Я попытался передвинуть затекшую ногу. Камень, в который я упирался ботинком, с оглушительным грохотом сорвался и покатился куда-то вниз. Хеммет резко обернулся, и бросился к штуцеру. Я вскочил, ботинок за что-то зацепился, я потерял равновесие и замахал руками. Снятый с предохранителя маузер все-таки выстрелил, пуля с визгом срикошетила от потолка куда-то в небо, отдачей оружие выбило у меня из руки, я окончательно лишился опоры, и полетел назад, в расселину...

Несколько мгновений я летел в пустоте, потом тяжело врезался в кучу гнилых ветвей и сухих листьев. Рядом кто-то рассерженно зашипел.

Змеи! Этого еще не хватало. Я вскочил и посмотрел вверх. На фоне звездного неба возник подсвеченный отблесками костра силуэт Хеммета.

— Что вы себе позволяете, Бронн? Что это за стрельба посреди ночи?

Эх, будь у меня сейчас маузер... Но он где-то наверху, в пещере.

— Дайте руку, у меня здесь внизу полно змей.

Сейчас главное вылезти наверх. А уж там...

Хеммет стал наклоняться, чтобы подать мне руку, но на полпути замер.

— Ну же, давайте руку! Хеммет?

Он распрямился, и его фигура исчезла из проема. Конечно. Все получилось самым лучшим образом. Я провалился в яму со змеями, из которой нет выхода. Теперь ему достаточно подождать, пока одна из змей меня не ужалит, после чего достаточно будет предъявить труп властям. Еще один несчастный случай, в саванне так много ядовитых змей...

Интересно, они специально так планировали? Сначала растерзание львом, теперь яма со змеями? Прям какая-то пьеса со средневековыми страстями. Я опустился на кучу листьев и веток. Одна из обитательниц с раздраженным шипением отползла в сторону.

Сверху донесся шорох. На фоне звезд снова возник силуэт журналиста. Что-то змееподобное пролетело возле моей руки. Неужели ему недостаточно местных гадов и он решил добавить своих?

— Бронн, вы еще долго собираетесь там рассиживаться? Ваше дежурство подходит. Беритесь за веревку и вылезайте!

— Вас не покусали? — он с сомнением оглядел мою потрепанную фигуру, — выглядите ужасно...

— Кажется, нет... — мысли в моей голове окончательно заплелись в тугой и нераспутываемый узел.

— Так что случилось? Почему вы стреляли, и что делает походный вьюк под вашим одеялом?

В конце концов, если он хотел меня убить, возможность ему представилась... И вытаскивать меня ни малейшей необходимости не было. Значит, убивать меня он не собирался. И я в общих чертах рассказал ему о своих подозрениях.

К моему удивлению он не обиделся, а рассмеялся.

— Вы приняли меня за подосланного убийцу? У кого же вы женщину отбили? У главаря банды гангстеров? Ладно, забудем об этом досадном недоразумении. Проблем у нас и так хватает с лихвой. Вам надо поспать. Нет, нет, не спорьте. Мы в достаточно безопасном месте, а если вы еще полночи будете дежурить, то завтра мы никуда ехать не сможем...

Глава 13

На следующее утро мы продолжили наш путь на северо-восток. Миновав гору Мумпу, мы несколько дней шли, придерживаясь русла речушки, стекавшей с возвышенности в другую сторону. Местность с каждым днем понижалась и выравнивалась. Холмы уступали место невысоким увалам, в низинах стала появляться зелень, резко контрастировавшая с желто-бурой равниной высохшей саванны.

Наконец, на пятый день, мы вышли на край плоской равнины, заросшей тростником и папирусом. Травянистое море прерывали отдельные зеркала воды — протоки, озерца, лужи... Солнце иссушило тростник, придав равнине насыщенно желтый цвет с красноватым оттенком. Какие-то похожие на цапель птицы важно выхаживали по мелководью, выхватывая из грязи мелкую живность. Кое-где однообразие нарушали отдельные корявые деревья, покрытые бородой мха и лишайника.

— Это и есть те самые болота? — спросил я.

— Именно. Одно из самых неизученных мест Африки. Из-за совершенно плоского рельефа вода, приносимая с окружающих равнину гор, застаивается и образует огромное пространство болот, не пересыхающих даже в самую продолжительную засуху. Многочисленные реки теряют здесь свои русла, сливаясь в единую систему протоков, наполняющую лежащее севернее озеро Бангвеулу. Избыток воды стекает с плато в западном направлении, образуя реку Луапула.

— Но как мы сможем передвигаться по этим болотам?!

— Элементарно. Нам лишь нужно обменять лошадей на лодки...

— У кого? Это же болота? Тут никто не живет.

— Ошибаетесь, Танкред. В здешних засушливых местах болота — очаг жизни. Бангвеулу и прилежащие влажные равнины — одно из самых населенных мест в южной части внутренней Африки. Местные папирусные топи столь же плодородны как наносные поля Египта, а воды проток и озер буквально кишат рыбой.

— Тогда почему эти места так плохо изучены?

— Все просто, Бронн, — лихорадка и сонная болезнь. Европейцы тут обычно долго не живут. Нам еще повезло, что мы добрались сюда в засушливое время года. Летом здесь постоянно идут дожди и невыносимо сыро и жарко.

Хеммет вытащил из планшета карту.

— А вот в чем нам крупно не повезло, так это в том, что Иоганн столь нелепо погиб. Мы остались без переводчика. Это сильно осложнит наше положение. Но если верить этой карте, тут неподалеку должна располагаться миссия. Если она цела, то есть шанс найти там кого-нибудь говорящего по-тевтонски.

Мы двинулись по краю тростникового моря. Вопреки первому впечатлению оно оказалось далеко не безжизненным. Среди пожелтевшей растительности китами плыли слоны. Целые стада слонов.

— Как они ухитряются не увязнуть в этой трясине? — удивился я.

— Вы их недооцениваете, Танкред. То, что они большие, еще не означает, что они неуклюжие. Я встречал этих великанов и в густых лесах и в высокогорье. В болотах они вообще чувствуют себя прекрасно. Их нога содержит своеобразную подушку на стопе, которая способна расплющиваться и выступать в качестве подобия снегоступа, надежно удерживая животное на зыбкой почве...

Я с уважением посмотрел на пасущихся гигантов.

— Лучше поглядите вон туда, Бронн, что вы видите? — Хеммет указал пальцем куда-то в тростниковые волны.

— Похоже на дым.

— Именно. Думаю, что миссия как раз там.

Мы повернули лошадей и двинулись вглубь болотной равнины. Вокруг нас сомкнулись травяные стены, красная, похожая на слежавшуюся кирпичную пыль, земля саванны сменилась жирным буроземом. Под копытами захлюпала вода. Мы спешились и повели животных в поводу.

На поверхности водоемов местами поблескивала буро-охристая пленка, кое-где сливавшаяся в рыжеватые нити, извивавшиеся между полузатопленными корягами и стеблями папируса.

— Что это за гадость? — я стряхнул рыжий налет с ботинка.

— Железо. Точнее болотная руда. Болота Бангвеулу и Луапулы — местный центр черной металлургии. Туземцы издавна плавили тут железо. Арабские и занзибарские торговцы приезжали за ним с побережья, пока не пришли европейцы с их дешевой промышленной сталью.

Дымы приближались. Местность стала посуше, затем тростники отступили, освободив место для явно обработанного поля. Росшие там зеленоватые кусты с перистыми листьями были мне незнакомы. Но больше всего меня удивил огромный ров, шедший по краю поля.

— Это еще что такое? Напоминает противотанковое заграждение...

— Понятие не имею, — обычное всеведение Хеммету на этот раз отказало.

Мы некоторое время стояли у рва. Преодолеть его без моста было затруднительно.

Я посмотрел на ту сторону. За полем виднелись хижины, из-за которых поднимался столб дыма.

— Интересно, что там так горит?

— Скоро увидим, — решительно заявил Хеммет, — а пока пойдем вдоль рва. Я уверен, где-то здесь должен быть мост.

Он не ошибся. Через полчаса мы наткнулись на выстеленную стеблями папируса тропу, ведшую к довольно зыбкому мостику. Перебравшись через ров, мы двинулись по тропе к хижинам.

— Как-то не слишком похоже на миссию, — заметил я, глядя на приближающиеся ряды крытых тростником построек.

— Наверное, она где-то дальше, на окраине, — предположил Хеммет.

Мы подошли ближе. Можно уже было разглядеть небольшую площадь среди хижин, где что-то густо дымило, вокруг толпились чернокожие люди и какие-то странные фигуры в масках и причудливых костюмах. Ветер доносил до нас отчетливый запах паленого мяса.

— Что они там делают?

— Должно быть какой-то местный обряд...

— Вы все еще полагаете, что это христианская миссия?

Танцоры в масках и раскрашенные зрители меньше всего ассоциировались у меня с деятельностью европейских миссионеров.

— Надо это сфотографировать, — Хеммет остановился и полез за фотокамерой.

— Может, сначала выясним, что происходит?

— Я не могу упустить такую возможность, — Хеммет достал экспонометр и начал устанавливать выдержку.

Кто-то из зрителей церемонии нас заметил. Со стороны поселка донеслись удивленные крики, быстро перешедшие в женский визг и панический гвалт.

— Хеммет, может как-нибудь в другой раз?

— Буквально минуту, Бронн, такой возможности нам уже не представится...

— Если мы немедленно отсюда не уберемся, нам может уже вообще ничего не представиться... Они выглядят настроенными весьма агрессивно!

— Еще пара кадров, это будет сенсация! Вы только посмотрите на эти копья!

— Хеммет!!

— Подобного еще никто не снимал... Настоящая атака туземцев!

Я отнюдь не разделял его энтузиазма. Я никогда специально не занимался этнографией тропической Африки, и мои знания о ее аборигенах проистекали в значительной степени из популярной и приключенческой литературы. А литература эта никоим образом не способствовала восприятию их как людей милых и добродушных... Вид бегущей на нас толпы с воинственными криками потрясавшей над головами холодным оружием способствовал этому еще меньше.

Хеммет, наконец-то, смог оторваться от фотокамеры. Но было уже поздно. Жители деревни окружили нас полукругом.

Синклер попытался заговорить с ними. Ответом была новая порция воинственных криков.

— Суахили они, похоже, не понимают... — констатировал Хеммет

— Что предлагаете предпринять? — я не отрывал взгляда от копейного наконечника шириной не меньше ладони и длиной добрых полметра описывавшего замысловатые фигуры в опасной близости от моего торса, — стрелять, полагаю, бессмысленно, их слишком много и они слишком близко...

— Надо как-то убедить их в наших добрых намерениях...

— Хотелось бы знать, насколько добры их намерения, — возразил я, — мало ли кого они там жарили в момент нашего визита...

— Слухи о каннибализме местных жителей сильно преувеличены, Танкред.

— А если нет? Кого-то же они жарили?

— Это был жертвенный кабан — донесся голос откуда-то сзади.

Мы дружно повернулись. За нами стоял добродушного вида европеец в поношенном, но чистом тропическом костюме и широкополой шляпе.

— Вы их напугали, — добавил незнакомец.

— Мы!? Их?

— Именно. Вы довольно неожиданно появились в самый разгар церемонии выплавки железа. Кстати, забыл представиться, меня зовут Якоб Тарау, миссионер.

Он вежливо приподнял шляпу, потом прошел между нами и о чем-то заговорил с туземцами. Обменявшись несколькими фразами, он снова повернулся к нам.

— Вождь боится, что дух, обитающий в вашем железе, может повредить их обряду. Они верят, что каждая железная вещь обладает собственной сверхъестественной сущностью, и ваши могут повлиять на процесс выплавки дурным образом. Вдруг ковавшие их мастера были врагами местных духов-покровителей железа. Поэтому они просят вас либо уйти, либо оставить все металлические вещи за пределами деревни.

— Фотоаппарат можно взять с собой? — немедленно спросил Хеммет.

— Ничего металлического, даже пуговиц... Увы, но моя просветительская деятельность приносит пока лишь весьма скромные плоды. Так что нам придется считаться с их суевериями.

Хеммет вздохнул. Его надежды продолжить фотосъемку обряда разбились о местные традиции.

— Не бойтесь, я отведу вас в миссию, — Якоб Тарау снова добродушно улыбнулся.

Я еще раз с опаской посмотрел на копейный наконечник, продолжавший болтаться у моего живота. Металл был черным, грубым и пористым, но выглядел достаточно острым, чтобы нанести серьезные телесные повреждения.

— Думаю, это весьма своевременное предложение, — заметил я, — мы будем крайне благодарны вам за гостеприимство.

Глава 14

Миссия представляла собой несколько кирпичных построек, стоявших на сухом участке почвы вблизи пары деревьев. Вокруг сгрудились деревянные навесы и тростниковые хижины. Сооруженная на открытом воздухе во дворе плита распространяла совершенно восхитительный аромат жаркого.

Мы перебрались через еще один противотанковый ров, на этот раз окружавший миссию.

— Что это за инженерные заграждения, — спросил я миссионера.

— Защита от диких слонов. Они частенько заходят полакомиться посевами, и других способов сдерживать их огромный аппетит нету. Лет десять назад сюда еще добирались охотники за слоновой костью с восточного побережья, но после того как военные закрыли свободный доступ их стало меньше. А слонов — больше.

— Не думал, что сюда часто заглядывали белые, — Хеммет, похоже, расстроился, судя по всему, слава первооткрывателя ему очень импонировала.

— Нет, европейцы тут большая редкость, — пояснил миссионер, — обычно арабы или чернокожие с побережья. Раньше они шли сюда из Дар-эс-Салама или Мозамбика за железом и рабами, а когда колониальные власти начали бороться с работорговлей, переключились на слоновую кость. Однако, думаю, господа вы устали и проголодались? А то у нас как раз время обеда...

Я в первый раз за десять дней поел с тарелки и получил возможность сесть в кресло... Буду честен, моему восторгу не было предела. Видимо в душе я, все-таки, домосед.

Хеммет же горячо обсуждал перспективы того, где бы отыскать нам на голову дополнительных приключений.

— В Дар-эс-Саламе мне довелось беседовать с Гансом Шомбургком. Он рассказал, что обратил внимание, что в ваших краях почти нет гиппопотамов.

— Это так, — кивнул миссионер, — и я благодарен господу, что он избавил нас от этой напасти.

— Почему? — я на секунду оторвался от жаркого.

Якоб Тарау снисходительно вздохнул.

— Вы представляете себе разъяренного кабана, герр Бронн?

— Немного...

— Тогда увеличьте его в пятнадцать раз, и вы получите представление о раздраженном гиппопотаме...

— Никогда не думал, что эти существа могут быть опасны, — удивился я.

— Еще как. К счастью в этих болотах их практически нет.

— Так вот Шомбургк утверждал, что, по словам местных жителей, гиппопотамов убивает и поедает какое-то чудовище, — продолжил Хеммет.

— Да, слухи о нем ходят, — кивнул миссионер, — но лично я его не видел, и не знаю никого, кто бы видел, а не говорил с чужих слов.

— Тем не менее, возможно, что это реальный хищник? — гнул свою линию Синклер.

— Не знаю... Зачастую можно встретить самые неожиданные вещи — развел руками Тарау.

— Насколько я в курсе, — заметил я, — современная наука не знает хищника, способного уничтожить всех бегемотов в округе. Это не под силу даже львам.

— Речь не о львах, — отмахнулся Хеммет, — это что-то совсем другое.

— Да, это существо, чимпекве, описывают как своего рода дракона, — кивнул миссионер.

— Я не верю в драконов, даже в Африке...

— Речь не о драконе, Бронн, — покачал головой Синклер, — скорее о каком-то древнем монстре, динозавре, выжившем в этих местах с допотопных времен. Если бы мне удалось его хотя бы сфотографировать...

— Только не в наших местах, — возразил миссионер, — может быть где-то дальше на севере. Здесь практически нет глубоких водоемов и большому зверю просто негде спрятаться.

— Динозавры это, конечно, интересно, — возразил я, — но не уверен, что подобные гигантские рептилии могли дожить до нашего времени. Скорее всего, они вымерли, подобно мамонтам.

— Поверьте, — усмехнулся Хеммет, — наука еще очень мало знает о существах, обитающих в наиболее глухих уголках Африки. Кто еще недавно что-то слышал о карликовых родственниках обсуждаемых нами гиппопотамов? О лесных жирафах окапи или гигантских горных гориллах? Все эти животные стали известны науке всего-то лишь за последние пару десятилетий! Так что кто знает, что еще таится в здешних болотах?

— Доля правды в ваших словах, несомненно, есть, — согласился я, — но динозавры... это немыслимо.

— Это сенсационно! Но сейчас у нас нет времени на подробное изучение местности и охоту за чимпекве, — вздохнул Хеммет, — но очень надеюсь, что может не здесь, и не сейчас, но какие-нибудь уникальные первобытные звери рано или поздно мне попадутся...

— Да, мы действительно торопимся, — воспользовался я случаем сменить тему разговора, — мы ищем экспедицию Комиссии по Разграничению, которая должна была пройти здесь примерно неделю назад.

— Конечно я знаю о ней. Мою миссию экспедиция не посетила, но я нашел время съездить в их лагерь. Приятно, знаете ли, встретить цивилизованного человека в этих местах, поговорить с ними о чем-то, неважно о чем, о любых пустяках. Это были первые белые люди, которых я увидел за последние полтора года.

Якоб Тарау вздохнул.

— А вы не в курсе, куда направилась экспедиция, нам бы хотелось их догнать?

— В курсе. Они разбили лагерь километрах в двадцати к западу, на краю болот, в верховьях Луапулы. Кажется, они собирались оборудовать там временный аэродром.

Итак, еще немного и я смогу, наконец-то, получить вожделенную информацию о происхождении статуэток. Неужели эта безумная гонка закончится? Я перевернулся в гамаке на другой бок и закрыл глаза. Солнце уже садится, надо выспаться. Завтра будет долгий день.

Ксантипп стоял в тени мраморного портика. Его отсутствующий взгляд был устремлен куда-то в глубину раскинувшегося перед ним папирусного царства. Легкий ветерок шевелил стебли, создавая ряды катившихся по травяной глади волн. Они напоминали спартанцу море.

— Секретарь готов вас принять, почтенный.

Ксантипп не глядя на склонившегося в поклоне человека, прошел в приемный зал.

— Я должен говорить с царем, — бесстрастно произнес спартанец, глядя на облаченного в белую льняную ткань сухопарого человека, сидевшего перед ним на креслице.

— Божественный Птолемей занят государственными делами, но я стану его устами...

— Ушами тоже станешь?

— И ушами тоже, почтенный Ксантипп, — казалось, секретарь ничуть не обиделся на фамильярность лаконца.

— Тогда слушай. Для похода мне нужны корабли и люди.

— Божественный Птолемей распорядился о выделении десяти барок для плавания по Нилу. Также вы получите под команду нескольких боевых слонов.

— А люди?

— Увы, но тут вам придется обходиться своими силами...

— Сил мало.

Секретарь тяжело вздохнул, всем своим видом выражая крайнее сожаление.

— Со мной на службу царю перешло не более полутора сотен наемников, раньше служивших Совету Карфагена. Они хорошие солдаты, но этого мало, — упрямо продолжил спартанец.

— В Александрии несет службу множество галлов и галатов. Срок найма некоторых из них подходит к концу. Если у вас найдется определенное количество свободных денег... — задумчиво произнес секретарь, разглядывая ползущую по стене муху.

— А у царя не найдется этого количества?

— Царские кладовые бездонны... Но, как ни прискорбно, сейчас выделить должное количество серебра невозможно.

Секретарь снова горестно вздохнул.

— А потом? — спросил Ксантипп

— Если поход увенчается успехом, то божественный распорядился вознаградить участников похода землями в оазисе. Кроме того, если рассказы об оазисе правдивы, вас ждет богатая добыча...

— И как это богатство в будущем поможет мне нанять людей сейчас?

Секретарь посмотрел на спартанца как на несмышленого ребенка.

— Например, вы можете взять требуемые средства в долг...

Ксантипп нахмурился...

— Хорошо, я готов.

— Вот и прекрасно, — секретарь сделал знак сидевшему за столиком писцу, — с этого момента вы исполняете распоряжение божественного Птолемея и никто во всем Египте не вправе вам помешать.

Когда писец закончил скрипеть пером, секретарь взял у него папирус, скрепил печатью и передал Ксантиппу.

— Вот письмо, удостоверяющее ваши полномочия. К кому вы сможете обратиться по поводу займа, я сообщу чуть позже...

Спартанец молча кивнул, взял папирус и вышел.

Секретарь проводил его взглядом и довольно потер руки. От занавеси чуть позади отделилась темная фигура.

— Как ты его находишь? — спросила она секретаря.

— Достойным, о, божественный, — поклонился фигуре секретарь, — если он справится, вы смело можете назначать его на любую должность. А я думаю, что он справится, разве только сами боги не пожелают обратного.

Мы поднялись чуть свет, позавтракали, и сразу же поехали в лагерь экспедиции. Якоб выделил нам проводника, и мы добрались туда быстро и без приключений.

Лагерь расположился в небольшой ложбинке чуть в стороне от болот. Белые парусиновые палатки были выстроены правильным кругом, ящики сложены аккуратными штабелями, по периметру стояли часовые. Сразу чувствовалась армейская организация.

— Ротмистр Гиацинт фон Каменец, — козырнул аристократического вида молодой офицер в тропической униформе, — позвольте ваши бумаги?

Я протянул ему заранее подготовленные документы Ялмара.

— Далеко забрались, герр Шмидт, — заметил ротмистр, возвращая бумаги.

— Охота, львы... — пробормотал я, убирая документы.

— А ваши? — ротмистр обернулся к Хеммету.

— Он со мной, журналист, — вмешался я, — в бумагах отмечено, что у меня может быть сопровождающий.

— Да, я обратил внимание, — согласился ротмистр, — журналист говорите? Персональный летописец, видимо.

Офицер заулыбался.

— Да как-то так...

— Извините за беспокойство, служба такая, — он откозырял и пошел в другой конец лагеря, насвистывая себе под нос "Полет Валькирий" Вагнера.

Я облегченно вздохнул. Хеммет что-то недовольно пробурчал. Роль "персонального летописца" явно затрагивала его самолюбие.

— Ну что же... Настал этот момент, — произнес я, поправляя костюм и стряхивая пыль со шляпы, — идемте.

Томаш Мильвовский что-то старательно писал убористым почерком в положенном на штабель ящиков блокноте. Я деликатно кашлянул. Географ поднял взгляд.

— Герр Танкред Бронн, если не ошибаюсь?

— У вас отменная память, — не удержался я.

— Это необходимый атрибут профессии, — улыбнулся Мильвовский, — присаживайтесь. Как вас сюда занесло?

— Это целый роман, но не буду тратить ваше время по пустякам, если вы помните, то еще в Капштадте я хотел задать вам один вопрос.

— Как же, помню, странно, что тогда вы так со мной и не встретились...

— Это случилось по независящим от меня обстоятельствам, — про себя я помянул недобрым словом Катрану Штильрайм.

— Итак, что вас интересует?

Я по возможности детально изложил суть дела. Разве что не стал вдаваться в подробности участия в событиях Невера и Катраны.

— Интересно, — подытожил Мильвовский мою речь, — к сожалению, я не археолог и мало что могу сказать по поводу тех мест с этой точки зрения. Статуэтку я нашел в развалинах на западном берегу Нила. Точнее не на самом берегу, а в нескольких десятках километров от него. Раньше там был оазис, но питавшие его родники пересохли, и поселение было заброшено. Мы нашли что-то вроде развалин часовни, и пары жилых кварталов. Все было сильно занесено песком, а раскопками мы не занимались.

— Вы хотите сказать, что статуэтка была на поверхности? — впервые за последнюю пару недель я получил возможность заняться своим делом.

— Не совсем, кусок стены обвалился и открыл нишу, в которой лежала статуэтка, несколько монет и истлевшие свитки...

— Свитки — я чуть не подскочил, — они сохранились?

— Увы, не все, часть была в настолько плохом состоянии, что буквально рассыпались в руках.

— Но хоть часть то уцелела?

— Да. Несколько из них оказались почти не повреждены.

— Где они? — я даже подпрыгивал от нетерпения.

— Поскольку к моменту завершения нашей экспедиции в стране фактически началась революция, и местные власти не могли обеспечить их сохранность, то я передал их французской миссии, работавшей тогда в Каире.

— ?!!! — слов у меня не было. Подразнив меня, свитки бесследно сгинули в недрах недоступных французских архивов...

Пережив это потрясение, я набрался сил продолжить.

— Вы не могли бы точно указать место, где находятся руины?

— Конечно. У вас есть карта?

Я лихорадочно начал перебирать содержимое планшета. Естественно, карты верхнего Египта там не оказалось...

— Вот, держите — Хеммет протянул мне лист из своих запасов.

— Так, — Мильвовский с красным карандашом в руке склонился над картой, — во-о-от здесь.

Он поставил аккуратный крестик посреди пустыни.

— Сложность в том, что добраться туда довольно сложно. Местность практически лишена ориентиров и там легко заблудиться даже опытному путешественнику. К тому же почти нет водных источников. Без проводника вам будет очень непросто туда попасть.

— А кто-то кроме вас знает туда дорогу?

— Думаю мой коллега по той экспедиции — профессор Гульельмо Пикколо, зоолог...

— Профессор Пикколо? Специалист по змеям!? — я сразу же вспомнил своего попутчика на корабле из Александрии.

— Вы с ним знакомы?

— Н-нет... Просто встречались. Мир тесен. Иногда, даже слишком.

— Мир не тесен, — улыбнулся Мильвовский, — узок круг наших знакомых...

Выйдя от Томаша, я остановился в раздумьях. Итак, местоположение руин более или менее ясно. Являются ли они Стимфалополисом? И как это связано со статуэтками? Единственный путь это выяснить, — добраться до развалин часовни и провести там хотя бы предварительные раскопки.

— Сдается мне, вы меня дурите, Танкред, — в мои размышления ворвался хитроватый баритон Хеммета.

— О чем это вы?

— О вашей истории со статуэтками, женщинами и ревнивыми мужьями...

— В каком смысле?

— В самом прямом. Сначала вы рассказываете мне сюжет посредственной оперетты, объясняя им то, что вас якобы хотят убить. При этом вы вполне серьезно боитесь чуть ли не собственной тени. Потом вас охватывает прямо таки неодолимое желание повидать Вильмовского, и вы бросаетесь за ним в самое сердце Африки, невзирая ни на какие трудности. И теперь выясняется, что интерес у вас совершенно не праздный, а на свет выплывает детективная история с древними книгами, таинственными руинами и похищенными картами сокровищ...

— И?

— Не надо быть Шерлоком Холмсом, чтобы сопоставить эту историю с вашими рассказами о покушении...

— Что вы имеете в виду?

— Не валяйте дурака, Танкред, — я достаточно успел вас изучить, чтобы догадаться о полной несостоятельности версии про ревнивого мужа. Но убить вас, похоже, действительно собирались. Говорите уж начистоту, это как-то связано с вашими поисками сокровищ?

— Нет никаких сокровищ, это вполне серьезный археологический вопрос...

— Ясно, что речь идет не о сундуке с пиастрами, зарытом капитаном Флинтом. Но с моей журналистской точки зрения то, что вы ищете это и есть сокровища. И мое репортерское чутье подсказывает мне, что это золотая жила, и при ее разработке вам непременно понадобится помощь. Что скажете?

Я задумался. В конце концов, помощь в поисках свитков действительно лишней не будет. А напарник из Хеммета выйдет толковый.

— Ну хорошо, Хеммет, слушайте...

Мы сели на штабель ящиков, и я рассказал Синклеру практически всю историю о статуэтках, татуировщике, секретарше Мильвовского и остальном.

— Приключенческий роман как минимум, — констатировал Хеммет, — а может и детективный...

— И роман этот весьма далек от завершения, — уточнил я, — и финал его совершенно неясен.

— Это так. Но сейчас нас должна интересовать более прозаическая вещь. Как нам выбраться из этой глуши?

— Видимо так же как мы сюда попали...

— Это слишком долго. Если мне не изменяет зрение, то вот эта бело-синяя штука, — он показал на импровизированную посадочную полосу за краем лагеря, — транспортный самолет. Вопрос только в том, как уговорить военных нас отсюда забрать?

Я пригляделся.

— Знаете что, Хеммет, кажется, у меня есть идея. Подождите пару минут.

— Что вы задумали, Танкред?

— Синклер, вы когда-нибудь ощущали себя посылкой? Или письмом?

— Что?

— Подождите пару минут, сейчас я кое-что выясню.

Я быстрым шагом направился к посадочной полосе. Зрение меня не подвело. Это была старушка "Ванесса". А рядом с ней сосредоточенно копошился пилот Эрика Витт.

— С каких это пор "Эйр Африка" работает на тевтонских военных?

Девушка обернулась. Выражение ее лица вызвала у меня острый приступ дежавю. Точно такое же было у Хеммета на кладбище в Донкерводе.

— Только не говорите мне, что вы полагали меня сожранным львом! — воскликнул я.

— Полагала... Так лев вас не съел?

— Нет, похоже, я ему не слишком понравился.

— Тогда у нас с этим львом совершенно разные вкусы... Как же я рада вас видеть Танкред!

Часть 2

Глава 1

Дверь мне открыла средних лет горничная с выражением мировой скорби на лице. И где только Карл таких находит?

Она молча впустила меня в просторную, абсолютно пустую и сумрачную прихожую, ни слова не говоря поднялась по небольшой лесенке и постучала в крашеную филенчатую дверь:

— Профессор к вам гость, — бесстрастным тоном сообщила она, и с видом человека исполнившего свой долг удалилась на кухню.

Дверь распахнулась, и на пороге появился опирающийся на свою неизменную палочку Карл.

— Где ты ошивался, Танкред? Я тебя уже три часа жду! Заходи.

Я пробормотал что-то невнятное про железнодорожное расписание, и вошел.

Профессор широким жестом разметал лежавшие на столе бумаги, освобождая пространство для работы.

— Итак. Пока ты разъезжал по Африкам и прохлаждался с девицами на необитаемых островах Индийского океана, я успел провести небольшое исследование.

Он вытащил из ящика стола лист ватмана. Лист был разделен карандашной линией на две половины. Вдоль линии с двух сторон ритмично сплетался знакомый мне по статуэткам орнамент.

— Что это? — спросил я.

— Это прорисовка орнамента с нашей статуэтки и с фотографии присланной тобой из Адена. Сверху наш вариант, снизу аденский.

— Но это две части одного целого! Смотрите, концы штрихов одной части точно соответствуют таким же другой! Не может быть!

— Что не может быть? Ты хоть знаешь, о чем это говорит?

— Понятия не имею... Но это же должно что-то значить?

— Естественно должно. Осталась самая малость. Выяснить что именно, — ехидно заметил профессор, — однако ты недостаточно наблюдателен. Смотри. Вот здесь орнаменты не сходятся. А еще здесь, здесь и здесь.

— Действительно, — согласился я, — в нескольких местах рисунок нарушается.

— Причем это не просто места, а середины сторон основания. То есть в угловых участках орнаменты идентичны, но в середине отличаются.

— Очень интересно. Но абсолютно не понимаю, что бы это могло значить.

— Африка плохо сказалась на твоих умственных способностях, — проворчал профессор, — но это еще не все. Теперь внимательно посмотрим на саму фигурку.

Он вытащил из того же ящика переданную ему мной на хранение статуэтку.

— Как видишь, орнамент покрывает не все основание, а немного не доходит до его нижнего края. Причем именно по нижней стороне орнаменты сходятся штрих в штрих. О чем это говорит?

— Минуту, профессор, — я выхватил статуэтку из его рук, — камень залощен в нижней части и соответствующая кромка орнаментального пояска заметно потерта. Я всегда предполагал, что это естественный износ, но с учетом данных о симметрии рисунка можно предположить, что... Карл, эту штуку во что-то вставляли! И на ответной детали была вторая часть орнамента, позволявшая точно определить какую статуэтку, в какое место нужно было поместить!

Карл победно улыбнулся.

— Узнаю старину Танкреда, а теперь смотри дальше. Угловые кромки нижней части основания стесаны и кое-где чуть отколоты. Как и на фотографиях аденской статуэтки.

— И что это может означать?

— Смотри!

Профессор положил статуэтку на стол, захватил рукой за фигурку зверя и повернул, словно включая горелку газовой плиты.

— Это же...это же ключ, Карл!

— Именно, Танкред! Эта статуэтка использовалась как ключ, для поворота какой-то детали, имевшей ответную выемку, подходившую под форму и размер основания. А орнамент служил для опознавания того, что именно должен открывать тот или иной ключ.

— Стоп... Но ведь статуэток минимум три, и все они одинаковой формы и размера. Зачем тогда все эти причуды с орнаментами?

— Ты не прав, Танкред. По крайней мере, для тех двух, что прошли через твои руки непосредственно. На основании прорисовки и фотографий, присланных тобой из Адена, я заметил еще одно различие. Та часть орнамента, которая на твоей фигурке находится у головы зверя, на второй оказалась со стороны хвоста. Если установить их на одно и тоже основание с хотя бы частичным соответствием узора, то изображения животных будут смотреть в разные стороны. Какую это играет роль пока сообразить трудно. Но явно каждая из них предназначена для своего замка.

Я задумался. Значит это не просто скульптура, а нечто более существенное... Но где могут быть эти замки?

— Судя по тесной связи фигурок с Верхним Египтом и Стимфалополисом, — продолжал профессор, — то, что эти ключи открывают, с высокой степенью вероятности находится там же.

— Но первая попала мне в руки в Анатолии?

— Это нарушает закономерность, — согласился профессор, — но с другой стороны, мы же не знаем как эта статуэтка попала в руки того солдата? Он вполне мог служить в Египте, либо кто-то из его предшественников вывез ее оттуда...

— Возможно, — согласился я.

— В связи с этим, — продолжил Карл, — я полагаю, тебе стоит все время иметь статуэтку под рукой, чтобы при случае сравнивать ее с другими, и использовать по назначению, когда ты доберешься до цели.

— Если доберусь, — поправил его я.

— Нет, именно "когда", — настойчиво повторил он, — и никаких "если".

— Вы слишком во мне уверенны...

— Я слишком хорошо тебя знаю, — усмехнулся мой учитель, — но пора к делу. Рассиживаться тебе некогда. Необходимо как можно быстрее добраться до профессора Пикколо. Я навел необходимые справки. Он живет в Турине недалеко от университета, в районе площади Сан-Карло. Вот адрес.

Он протянул мне листок, вырванный из блокнота.

— А вот железнодорожный билет до Турина, — он добавил к листочку плотную карточку, — итальянская виза у тебя есть, так что можешь выезжать немедленно...

Выйдя из дома, я побрел в направлении вокзала. Узкая, мощеная булыжником улица прихотливо извивалась по склону холма. Нависающие над ней дома чуть не касались друг друга карнизами. Белая штукатурка стен, прочерченная бурыми деревянными балками и оттененная вьющейся зеленью, тихое августовское небо в расселине между крытыми серо-сизой сланцевой плиткой крышами. Интересно, что здесь изменилось за последние пятьсот лет? На этих улицах одинаково легко представить и кружевных дам эпохи рококо, и компанию ландскнехтов, сошедших с рисунков Урса Графа.

Звуки танго, донесшиеся откуда-то из переулка, развеяли это впечатление. Двадцатый век вступил в свои права и в этом сонном и патриархальном городе. И мне стоит поторопиться, чтобы не отставать от темпа времени.

Итак, обнаружилось, что статуэтка оказалась ключом к чему-то. Причем ключей таких, как минимум, три. Один у меня, второй у итальянских властей, точнее у Никколо ди Мартти — комиссара итальянского правительства при Национальном Археологическом совете. Того самого, чьи громилы столь бесцеремонно выкинули меня за борт в Средиземном море. Третий ключ был украден из дома генерала Ванделера в Адене, судя по всему, людьми Гоше Невера, посланный которым убийца пытался скормить меня льву в Южной Африке... Интересно, это случайность, что они оба пытались меня убить? Как-то не верится. Похоже, я втянулся в игру с весьма большими ставками. Рискованную игру.

Невидимый мне патефон рассказывал что-то довольно бессвязное и слегка фривольное про "пинии в Аргентине". Видимо, автора песни совершенно не волновало, что в Аргентине не растут пинии, там растут араукарии... А не все ли мне равно? Меня ждала Италия.

В Турин я прибыл уже под вечер. Пристроив багаж в отеле, я решил не терять времени и связаться с профессором Пикколо. Недолго думая я отправился по написанному на листке адресу. Проплутав около часа по узким улочкам бывшей итальянской столицы, я дошел к нужному дому уже затемно.

Это был обычный доходный дом в пять этажей. Бежевая штукатурка, красная черепица, маленькие балкончики с цветами. Консьержа не было, и я поднялся на четвертый этаж, гадая, дома ли профессор, и что я ему, собственно, скажу при встрече.

Гульельмо Бенедетто Джакопо Пикколо, доктор зоологии — прочел я на аккуратной эмалированной табличке.

Я вздохнул и нажал на кнопку звонка. За массивной, мореного дуба, дверью тихо звякнуло. И тишина. Подождав минут пять, я позвонил еще раз. С тем же результатом. Похоже, специалиста по змеям и прочим пресмыкающимся не оказалось дома. Я уже развернулся, чтобы спуститься по лестнице, но решил для успокоения совести еще и постучать. Но стоило мне лишь стукнуть по дубовой поверхности двери, как створка медленно и бесшумно поддалась.

Я замер. Потом еще раз толкнул дверь, она распахнулась. В квартире было темно, лишь откуда-то сбоку падал луч света, желтой полосой пересекая гостиную. Немного подумав, я решился и шагнул внутрь.

В абсолютном безмолвии я миновал прихожую и вошел в гостиную. Вдоль стен выстроились ряды книжных шкафов. На полках белели какие-то кости и странные черепа. Поверх них, под самым потолком в полумраке виднелось что-то похожее на корягу, Приглядевшись, я понял, что это было чучело крокодила.

Я заглянул в освещенную комнату. Никого. Похоже это кабинет профессора. Стол с бумагами, видимо недавняя почта, лампа с зеленым стеклянным абажуром, вязаная кофта, брошенная поверх спинки кожаного кресла... Ничего странного или необычного.

Сзади донесся какой-то шорох. Я обернулся и практически уткнулся носом в ствол пистолета...

Нет, я, конечно же, понимал, что после, скажем так, возникновения у нас Никколо ди Мартти, хм... небольших разногласий, посещение мною Италии вполне могло повлечь за собой определенные сложности. Но чтоб вот так, сразу, и браунингом в физиономию?

Я присмотрелся. За пистолетом виднелись довольно миловидное лицо с большими серыми глазами и белый шерстяной берет.

— Руки вверх, — сообщило мне лицо в берете, — и не вздумайте...

— Не вздумаю, — тотчас же согласился я, — даже не попытаюсь. А вы кто?

— Ортенсия Пикколо... ой... это я здесь задаю вопросы!

— Конечно, конечно, я понимаю... Кстати, вы забыли его с предохранителя снять.

— Да? — она поднесла пистолет к груди, и стала его внимательно рассматривать, видимо пытаясь сообразить, где находится предохранитель.

— Позвольте, — я попытался отобрать у нее браунинг.

— Что вы делаете? — девушка еще крепче ухватилась за рукоятку.

— Пытаюсь спасти себя, вас и мебель от последствий неосторожного обращения с оружием, да отпустите же вы его, наконец.

После непродолжительного перетягивания пистолета победа осталась за грубой силой. Лишившись браунинга, нежданная гостья упала в кресло и закрыла лицо ладонями. "Сейчас заплачет" — подумал я. Но она не заплакала, а подняв голову, посмотрела на меня большими серыми глазами.

— Пожалуйста, только скажите где мой отец? Что вы с ним сделали?

— Хм... вообще-то я сам собирался задать вам этот вопрос. В смысле первый... В смысле о профессоре... Вы ведь его родственница?

— Дочь... То есть это не вы его... — она сглотнула, — похитили?

Тут она все-таки заплакала.

— Похитил? — я осознал, что все намного хуже, чем мне казалось еще сегодня утром, — у вас есть что-нибудь выпить?

Она отрицательно замотала головой.

— "Так, профессор был трезвенником. Или язвенником... Но почему был? Есть! Отставить пессимизм"

— Может хотя бы валерьянка?

— Там — девушка неопределенно махнула рукой.

Взглянув в указанном направлении, я обнаружил там аптечку. Надеюсь, окрестные коты не сбегутся.

— Выпейте и успокойтесь, — я вручил ей стакан воды с валерианой.

Она выпила, и даже перестала плакать.

— Прекрасно, а теперь подробно расскажите мне, что случилось с профессором? — перешел я к делу.

Она молча протянула распечатанный конверт. Внутри оказалось письмо.

Милая Ортенсия. Я был вынужден срочно покинуть Турин. Неотложные дела. Со мной все в порядке. Не покидай университет, и, ради всего святого, не пытайся разыскать меня ни под каким видом. Когда будет нужно, я с тобой свяжусь. Ничего не предпринимай и никому не говори, что я уехал. Не вздумай обращаться в полицию.

Твой любящий отец Гульельмо

— И почему вы решили, что его именно похитили?

Она посмотрела на меня как на идиота.

— У отца конференция, лекции... Он никогда не уезжал так внезапно! Еще два дня назад он был у меня дома, мы обсуждали планы на эту неделю, а сегодня днем я получаю это письмо! Прибегаю к нему, а тут... Он умчался, бросив все, никому не сказав ни слова...

— "Забыв запереть входную дверь и выключить свет в кабинете" — подумал я, но вслух уточнять ничего не стал.

— ... и это упоминание про полицию. У него никогда не было проблем с властями! Я так испугалась, взяла у друга пистолет и бросилась сюда... Я думала... думала... А вы, собственно, кто? Полицейский?

— Нет. Меня зовут Танкред Бронн. Университет Карла Великого. Доцент кафедры древних языков.

— Ортенсия Пикколо, учусь на медицинском факультете. Но что вы делали в квартире моего отца? Вы с ним знакомы?

— Не то чтобы очень близко. Мы как-то плыли с ним из Александрии. В одной каюте...

— Так вы и есть тот самый таинственно исчезнувший молодой человек?!

— Да, в силу ряда обстоятельств, я был вынужден спешно покинуть борт...

— Посреди моря?

— Не будем ворошить старого, синьорина. Я всего лишь хотел поговорить с вашим отцом об одном весьма интересном деле, и не меньше вашего озадачен его внезапным отсутствием.

Девушка посмотрела на меня с явным подозрением. Похоже, мои заверения ее не убедили.

Я осмотрел почтовый конверт. Адрес отправителя, как и следовало ожидать, отсутствовал, но штемпель исходящего почтового отделения никуда не делся. Почтамт Марселя. Франция. Либо похитители слишком глупы, либо наоборот, это ловушка. Либо профессора вообще никто не похищал, и он ударился в бега по какой-то одному ему ведомой причине. Так или иначе, мне крайне необходимо его разыскать. Учитывая, что у меня в Марселе оставались некоторые старые связи, это не представлялось таким уж невыполнимым.

Тут мой взгляд упал на лежавшую на столе почту. Письма даже не были распечатаны. Профессор явно покинул квартиру весьма поспешно. Я начал перебирать конверты. Мало ли что... Оп-па. Вот этот конвертик имеет обратным адресом французский археологический институт. С чего бы это к профессору-змееведу так зачастили археологи?

Я недолго думая разорвал конверт и бегло пробежал глазами письмо. Проклятье, дю Понт меня опередил. В письме он интересовался возможностью побеседовать с профессором Пикколо об экспедиции в Верхний Египет десятилетней давности и просил о сотрудничестве по ряду вопросов, которые обещал подробно изложить при личной встрече. Интересно, как это связано с исчезновением Гульельмо и марсельским почтамтом, откуда было отправлено послание его дочери? И вообще, сколько еще участников в этой гонке за свитками Александрийской библиотеки?

— Вы точно не из полиции? — с подозрением спросила Ортенсия, внимательно наблюдавшая за моими действиями.

— Точно.

Я вернул послание дю Понта на стол.

— Подведем итоги. Вы, синьорина, вернетесь домой и будете ждать весточки от вашего отца. Я попробую что-нибудь выяснить о его судьбе, и сразу же напишу вам, как только что-нибудь прояснится.

— А что это вы тут распоряжаетесь? — к дочери профессора начала возвращаться прежняя решительность, — и отдайте мне пистолет.

Я протянул ей браунинг.

— Когда в следующий раз соберетесь им воспользоваться...

— Да, я обязательно сниму его с предохранителя, — она буквально выхватила у меня пистолет, и сразу же направила его в мою сторону.

— И главное зарядить не забудьте...

Ее лицо приобрело настолько удивленно-озадаченное выражение, что я не выдержал и рассмеялся.

Ортенсия насупилась, и убрала пистолет в сумочку.

— Если хотите чем-нибудь помочь, — сказал я, переведя дыхание, — то осмотрите квартиру, и скажите, не пропало ли чего-нибудь. Особенно из одежды.

Ортенсия еще больше надулась, но отправилась проверять шкафы.

Я же снова посмотрел на конверт с марсельским штемпелем и убрал его в карман. Девушке придется ограничиться самим письмом.

— Вроде бы все на месте. Кроме домашнего халата, ночного колпака и тапочек, — сообщила мне синьорина Пикколо спустя полчаса.

Итак, профессор явно покинул квартиру не по собственной воле. По крайней мере, впечатления сумасшедшего он не производил, а идея добровольно отправиться из Турина в Марсель в халате и ночном колпаке вряд ли бы пришла в голову человеку, находящемуся в здравом уме и трезвой памяти.

Я отдал девушке отцовское письмо.

— Заприте квартиру профессора, отправляйтесь домой, и следуйте его рекомендациям, данным в этом письме. Если что-то узнаете, позвоните мне в отель, — я надписал телефонный номер на листочке бумаги, — я буду там еще день или два. Потом мне может понадобиться уехать. Я обязательно свяжусь с вами, как только будет что-то известно про вашего отца.

— Вы обещаете?

Девушки с такими глазами обязаны носить темные очки. По крайней мере, когда они меня о чем-то просят...

— Обязательно. А теперь езжайте домой, я провожу вас хотя бы автобуса.

Глава 2

Насчет того, что я останусь в отеле еще день или два, я синьорину Пикколо бессовестно обманул. Уже на следующее утро, я собрал вещи, заказал билет в Марсель и, расплатившись, пошел на вокзал. Увы, но дошел я только от номера до входа в отель.

— Синьор Бронн?

— Да?

— Вас к телефону...

Наверное, это Карл. Я взял трубку.

— Синьор Бронн. Это Ортенсия. Приезжайте, пожалуйста, срочно...

— Я сейчас как раз занят решением вопроса...

— Это очень важно, я... нет, не надо! Помогите... — из трубки донесся звук падения чего-то тяжелого, потом зазвенело разбившееся стекло и связь прервалась.

Я застыл с трубкой в руках. Ну вот почему опять я? Неужели мне так идут сверкающие доспехи?

Опустив трубку на рычаг, я достал из кармана конверт. Кроме марсельского штемпеля там был адрес получательницы. Надеюсь, я не опоздаю.

Обитель моей новой знакомой располагалась в бедном квартале, где-то за железнодорожными путями. Я лавировал в междомовых расселинах, в силу какого-то недоразумения именуемых улицами и гадал, что именно я застану на месте? В любом случае если неведомые злодеи собирались убить или похитить девушку, времени на это у них было достаточно...

— Поберегись! — донеслось сверху.

Я замер, но поздно. Вода была холодной... и, похоже, мыльной.

— Я же предупреждала, — сообщил недовольный голос с балкона, — ходят тут всякие.

Я мысленно произнес все, что могло приличествовать случаю, и продолжил свои продвижение к цели. Она оказалась в нескольких минутах ходьбы, и когда я поднимался по скрипящим деревянным ступеням, за мной еще оставались мокрые следы.

Вот и дверь. Чуть приоткрыта. И гробовая тишина. Неужели опоздал? Недолго думая я распахнул створку и немедленно пожалел об этом. Невысокий брюнет с револьвером, в отличие от Ортенсии, не производил впечатления человека не умеющего пользоваться своим оружием. Я увидел направленный себе в живот ствол и шесть медненых пуль в барабане.

— "Сейчас выстрелит", — пронеслось в голове.

Но он не выстрелил. Вместо этого он выронил оружие и размашисто перекрестился.

— Защитите меня Святой Модест и Кресценция! Спаси и оборони...

Я узнал сицилийца Розарио с парохода "Майкл Блонден", того что выпустил змею, обыскивая нашу каюту.

Я решил не терять времени и пинком отправил упавший револьвер куда-то под шкаф. Этот факт, видимо, убедил моего оппонента, что я не призрак, явившийся за ним из глубин Средиземного моря, а вполне реальный человек.

Осознав это, сицилиец нагнулся и боднул меня головой в солнечное сплетение. Пока я разгибался, он сунул руку под шкаф, но до револьвера не дотянулся. Выругавшись, он перескочил через меня и загрохотал по лестнице вниз.

Восстановив нормальное дыхание, я огляделся. Ортенсия Пикколо сидела в углу, привязанная к стулу. Воспользовавшись ножом для бумаг, я освободил пленницу.

— Что произошло?

Избавившись от кляпа, она немедленно обрушила на меня поток информации.

— Они постучали утром. Я открыла, а они ворвались... Я едва успела набрать ваш номер, пока не оборвалась дверная цепочка. Это был кошмар! Они все разгромили!! Связали меня и ...

— Что они хотели?

— Хотели? Ах да. Они угрожали. Говорили, что я не должна ничего предпринимать, и если я обращусь в полицию, то они... они... Потом я попыталась сбежать и укусила главного. Они связали меня, оставили этого недомерка сторожить и ушли, сказав, что вернутся и куда-то отвезут.

Я присел на стул, и некоторое время глубокомысленно пялился в стену. Симпатичные обои... в цветочек... Ничего более полезного мне в голову не приходило.

— Вы же сможете что-то сделать? — робко спросила девушка.

Наконец мои мыслительные способности восстановились. Итак, в деле замешаны люди Никколо. Судя по нашей прошлой встрече, этот бывший мафиозо хоть и занял государственный пост, но прежних методов решения проблем не изменил. И если раньше я мог надеяться, что он полагает меня утонувшим, то сейчас это прикрытие рассеялось. В самое ближайшее время он узнает, что я как-то остался жив, и тогда... Лучше не думать, что "тогда". Однозначно ничего хорошего. Чем быстрее я окажусь в Марселе, тем больше у меня шансов остаться целым.

Я посмотрел на Ортенсию.

— У вас есть родственники? Желательно не в городе? Которые могут вас приютить?

— Только отец, но он...

— Ясно. Вы живете здесь одна? Почему вы вообще переехали в эти трущобы?

— Это не трущобы! Здесь живут почти все студенты. Мы с подругой сняли эту квартиру, чтобы...

— А где ваша подруга?

— Она уехала на пару недель в Милан. Еще три дня назад.

Я снова задумался.

— А что мы будем делать? — поинтересовалась синьорина Пикколо.

— "Мы? Однако, я ей, кажется, ничего еще не предлагал. Впрочем, не оставлять же ее здесь?"

— Мы едем в Марсель...

— Куда?

— Поезд через час.

— Так скоро? Хорошо, сейчас я буду готова...

— "Она не так безнадежна, как кажется на первый взгляд. Большинство известных мне дам немедленно стали бы убеждать меня, что без минимум суточных сборов никакой отъезд невозможен"

Кондуктор с большим сомнением осмотрел мое успевшее слегка подсохнуть одеяние, но ограничился тем, что указал номер нашего купе.

Оно было в середине вагона. Попутчиками оказались два молодых человека в серых полуспортивных костюмах с гольфами и одинаковых кепках.

— Моя фамилия Файнзильбер, — представился тот, что выглядел чуть постарше, — журналист. А это мой коллега Евгений.

— Очень приятно, Танкред Бронн, лингвист и археолог. А вы, судя по акценту, из России?

— Именно так. А вы хорошо разбираетесь в акцентах.

— Это моя профессия, — улыбнулся я.

О том, что русский язык я изучал в плену, я предпочел умолчать.

Поезд отправился. Постепенно мы разговорились.

— Вы сказали, что едете в Англию? — поинтересовалась Ортенсия.

— Не совсем, мы с коллегой планируем совершить поездку по континенту и островам, и совместно написать о ней очерк. Показать, так сказать, малоэтажную Европу, без древних замков и современных небоскребов, мир простых и обычных людей, не так уж и часто попадающих на страницы прессы.

— Интересный подход. Мне всегда казалось, что читателя привлекают пафос и сенсации — светская хроника, личная жизнь кинозвезд, преступления и катастрофы.

— Естественно. Но за ними не видно реального мира. Ведь не состоит же он исключительно из аристократов, политиков, кинозвезд, маньяков и уголовников?

Я рассмеялся.

— Великолепный набор профессий...

— Тем более интересно писать о совсем других людях, — горячо продолжил журналист, — даже роман можно посвятить казалось бы малозаметным персонам, не принцам и королям, а провинциальным чиновникам, шоферам, бухгалтерам... И мелкий аферист ничуть не менее эффектен в роли главного героя, нежели благородный грабитель, столь обыденный на страницах современных детективов. В конце концов, уважение к уголовному законодательству не такая уж и плохая вещь для литературного персонажа.

— Пограничный контроль, — прервал нашу беседу, возникший в дверях купе человек в униформе, — ваши паспорта.

Я сразу вспомнил про взятый с собой револьвер сицилийца. Два раза за сутки я уже оказался в положении безоружного человека, в которого тычут пистолетом. Оба раза мне повезло. Но повторять это в третий раз я был не намерен. Везение рано или поздно кончится.

К счастью французский пограничник был достаточно беспечен, чтобы не обратить внимания на содержимое моего чемодана, избавив меня от необходимости объяснять происхождение оружия и цель его ввоза во Францию.

Вечером мы прибыли в Марсель. Ортенсия с интересом осматривалась по сторонам.

— Интересный город. Я еще ни разу не была во Франции. Когда я была маленькой, отец брал меня с собой в экспедиции на Восток и в Грецию. Но там все совсем другое.

— Садитесь в трамвай, — прервал я ее воспоминания.

— Куда мы едем?

— Скоро узнаете.

Ортенсия надулась и замолчала.

Вот и нужная дверь.

— Здравствуй, Элен, это я, Танкред. Ничего, что так поздно?

— О боже, что с тобой случилось? Тебя окунули в чан в прачечной?

— Почти. Можно войти?

Она пошире распахнула дверь, пропуская нас в дом.

— Элен, моя кузина; Ортенсия — студент-медик, — представил я женщин друг другу, — девушке нужно где-то пожить несколько дней.

Кузина насупилась.

— Все совершенно невинно, Элен. Просто я не хочу, чтобы о ее и моем пребывании в Марселе трубили на каждом углу...

— Ты опять за старое? А я то была уверена, что ты стал, наконец, солидным человеком.

— Это совсем другое. Просто... просто... В общем, так сложилось. Приюти ее, пожалуйста, на пару дней, а мне еще нужно сегодня кое с кем встретиться.

Элен осуждающе вздохнула и повела Ортенсию внутрь.

— Только костюм смени, выглядишь как клошар. Сейчас я что-нибудь подыщу.

— Инспектор Шарль Леман дома? — поинтересовался я у пожилой консьержки.

— Комиссар Леман, — поправила она, — а кто его спрашивает?

Я протянул визитку.

Пять минут спустя она вернулась.

— Мсье Леман вас ждет.

С нашей последней встречи Шарль Леман существенно пополнел и приобрел, как бы это поточнее выразить, законченно буржуазный вид. Но хватки не потерял, на что указывала предусмотрительно опущенная ниже уровня столешницы правая рука.

— С повышением, Шарль.

— Спасибо. С каких это пор ты стал ходить при оружии?

Глаз у него тоже не притупился, не всякий обратит внимание на небольшую оттопыренность над карманом моего пиджака.

— С тех пор как на мою жизнь не менее пяти раз покушались, не считая пары крушений и катастроф. И это только за месяц.

— Ты всегда был везунчиком... Присаживайся.

Я воспользовался приглашением и демонстративно разместил ладони на столешнице. Леман поднял руку из под стола, и отложил бывший в ней пистолет.

— Что тебе надо? — поинтересовался он.

— Пару дней назад из Марселя было отправлено вот это, — я протянул ему конверт.

Комиссар бегло пробежал его глазами.

— И что?

— В конверте было письмо, из которого следовало, что его автор похищен.

— Он сам об этом написал?

— Нет, но можно было догадаться.

Леман неопределенно пожал обтянутыми белой рубашкой плечами.

— Кроме того на адресата письма на следующий день напали...

— Это уже более весомо, чем твои догадки. Но причем здесь я? Хочешь сделать официальное заявление? Двери полиции всегда открыты.

— Если бы я хотел сделать официальное заявление, я бы не пришел к тебе домой. Мне нужен человек от чьего имени было послано это письмо. Очень нужен. Его зовут профессор Гульельмо Пикколо.

— Почему ты думаешь, я буду тебе помогать?

— Когда-то давно один молодой человек, вытащил другого, раненого, из горящего склада...

— ... и другой, тогда даже не арестовал первого, — продолжил мои слова комиссар, — но не будем предаваться воспоминаниям. Много лет прошло. Тогда я тебя знал, а сейчас... Многое могло случиться за это время.

— Ты полагаешь, я сильно изменился?

— Я опасаюсь, что ты мог измениться. Я слишком долго работал в полиции, и почти перестал верить людям.

— Как знаешь, — ответил я.

— Я должен подумать, — после недолгой паузы сказал Леман.

Колеблется. Значит, не совсем он перестал верить людям. Я всегда знал, что ты хороший парень, Шарль.

— Если надумаешь, ты сообразишь, где меня искать, — я встал, — и еще. Похитители — люди, нанятые итальянскими властями для "неофициальных поручений". И как минимум одного из них ты знаешь. Это "счастливчик" Феличетти. Адриано Феличетти.

Мне показалось, что в бесстрастных глазах Лемана что-то мелькнуло. Он откинулся на спинку стула и заложил большие пальцы рук за подтяжки

— Я подумаю, — повторил он.

Я взял шляпу, попрощался и вышел на улицу. Был теплый летний вечер. По тротуарам брела разношерстная толпа. Горели витрины развлекательных заведений, где-то неподалеку надрывался свисток постового. Не так уж много поменялось в Марселе, с тех пор как я покинул его семь лет назад.

То было суматошное послевоенное время, когда рассыпавшиеся армии выбросили на улицы европейских городов бесчисленных молодых людей мало что смысливших в мирной жизни. И одним из них был я. Наверное, год жизни я посвятил тогда этим улицам. Эх, да что вспоминать...

Я аккуратно подцепил ложечкой верхушку сваренного всмятку яйца. Утреннее солнце пересекло клеенку стола ослепительно яркими лучами. В дверь постучали. Выглянувшая в окно Ортенсия сообщила:

— Там какой-то усатый господин, похожий на лавочника.

— Это Леман, — насторожилась Элен, — что ты еще натворил Танкред?

— Просто встреча старых знакомых, — я отложил ложечку, — я сам открою.

— Передачи готовить? — сухо спросила кузина.

Я грустно рассмеялся.

— И почему никто не верит, что я начал новую жизнь...

Вошедший комиссар снял канотье и церемонно раскланялся с дамами.

— Рад вас видеть в добром здравии, мадам Элен. Мадемуазель?

— Ортенсия

— Очень приятно. Шарль Леман, — он поцеловал ей руку, чем ввел девушку в некоторое смущение, подобная старомодная церемонность явно не была принята в студенческой среде Турина.

— Полагаю, вы хотели поговорить со мной? — спросил я.

— Вы поразительно догадливы, мой друг...

Мы поднялись во временно выделенную мне спальню. Делать всеобщим достоянием то, что мог мне рассказать комиссар, я не собирался.

— Ты надумал? — спросил я, закрывая дверь.

— Честно?

— Честно.

— Я навел о тебе справки. Не буду скрывать, я не был в тебе уверен, Танкред. Да, семь лет назад ты сделал правильный выбор. Не пошел с теми, кто стрелять начал. Но люди меняются. Надо было проверить. Уж не обижайся...

— Я не обижаюсь. На твоем месте я бы поступил точно также. А бандитом я и тогда не был, и сейчас быть не собираюсь.

— Знаю. И я рад, что ты действительно стал уважаемым и солидным человеком. Даже статьи издаешь в умных журналах. Не то что старый Леман, который как ловил жуликов, так и ловит их до сих пор.

— Не прибедняйся, Шарль. От тебя людям пользы куда больше, чем от моих умствований.

— Ты еще студентов учишь. А это большое дело. Дураков нам и так хватает, а тут глядишь умными станут.

— Ладно, давай ближе к делу.

— Завидую я тебе, Танкред, — хитро усмехнулся Леман.

— Ну уж... Так ты что-то выяснил?

— Значит так. Письмо отправил с почтамта сам Феличетти. Естественно под чужим именем. Мои люди уже его ищут, но не обещаю, что найдут. Похоже он уже в Италии.

— Не стоило поднимать шум по этому поводу, профессор мне нужен живым и здоровым.

— Я же не вчера родился. Адриано в розыске с тех пор как ухитрился удрать из поезда, который вез его в порт для отправки на каторжные работы. То что его опознали и начали искать вполне естественно. Никто ничего не заподозрит.

— Это хорошо... Но ничем мне не поможет.

Леман хитро прищурился.

— Тебе поможет другое. За день до отправки письма в Марсель прибыл некий итальянец, предъявивший на границе документы на имя Джулио Гарпаго, но при этом поразительно похожий на вашего профессора. С ним было трое спутников. Один — Феличетти, двое других в нашей картотеке, похоже, не значатся. Знаю лишь, что их имена Филиппо и Родольфо.

— Что было дальше?

— Последний раз этого Гарпаго видели вот здесь, — он протянул мне листочек с адресом, — это достаточно фешенебельный квартал, агентуры у меня там нет, а чтобы влезть туда, нужны какие-то основания. Ордера, судебные решения и так далее. Сам понимаешь, это можно только официально. И тогда за жизнь и здоровье твоего итальянца я и ломаного гроша не дам. Так что дальше ты сам.

— Что ж, спасибо, Шарль. Ты мне очень помог.

— Уж извини, что не до конца. Но если что, я буду начеку. У тебя есть к кому обратиться?

— Да.

— Хорошо.

Он сделал паузу.

— Но не лезь на рожон. Не хочется, чтобы твои студенты остались без преподавателя... и студентки тоже, — он подмигнул.

Кажется, я покраснел...

— Студентки непричем, Ортенсия — дочь профессора. Ее тоже пытались схватить.

— Я ни на что не намекаю, — Леман поднялся со стула, — но все-таки будь осторожнее. Судя по всему это достаточно серьезные ребята.

Мы с комиссаром спустились вниз. Элен провожала Лемана настороженным взглядом. Судя по нему, твердой уверенности, что наша с комиссаром беседа не завершится предложением захватить пижаму, мыло, зубную щетку и отправиться в дом предварительного заключения у нее не было до последнего момента.

Попрощавшись с комиссаром, я еще раз прочитал адрес и задумался к кому из старых знакомых я могу обратиться. Приняв решение, я снял с крючка шляпу.

— Пожалуй, мне сегодня надо будет нанести еще один визит.

— Подождите минуту! — ко мне подбежала Ортенсия, — я... я... в общем, я слышала кое-что из вашего разговора... случайно.

Я осуждающе посмотрел на девушку. Она выдержала мой взгляд, почти не смутившись.

— Вы ничего не слышали, синьорина. Решительно ничего. Это дело не предназначено для юных барышень. Просто ждите, и все будет хорошо.

Ее глаза вспыхнули.

— Почему это не для барышень! Оно касается моего отца, и тоже хочу...

— Просто ждите, — я постарался вложить в эту фразу всю убедительность, на которую был способен.

Ортенсия чуть попятилась.

— Ждать. Да, конечно, женщина должна сидеть и ждать. Ждать пока ее спасут, ждать пока ее осчастливят, пока за нее все решат... Ожидание это наше основное занятие. Не считая, конечно, исправления ваших ошибок.

Она резко повернулась и пошла прочь по лестнице.

Я немного постоял, развел руками в ответ на недовольный взгляд Элен, и вышел на улицу.

Вывеска над входом гласила:

Франсуа Пуарье — экзотическая древесина.

Под вывеской располагалась довольно фешенебельная контора, а чуть позади виднелись обширные двери склада.

— Меня зовут Танкред Бронн, мне нужен ваш шеф, — выпалил я прежде, чем рыжеволосая дама за конторкой успела открыть рот.

Она выдохнула, не без некоторого усилия остановив висевшую на языке дежурную фразу. На секунду задумалась, потом взялась за трубку телефона.

Франсуа я знал еще с тех пор, как он именовался Францем Бирнбаумом и торговал автомобилями в Зальцбурге.

— Кредль! Как я рад тебя видеть! — за прошедшие семь лет он еще заметнее растолстел так, что я даже слегка испугался за судьбу резной деревянной лесенки, по которой он спускался. Но от привычки звать меня на тирольский манер уменьшительным Кредль вместо Танкреда не отказался...

— Привет Франц. Вижу, твое дело процветает?

— Разве это процветание! — добродушно заворчал тиролец, — скорее прозябание...

Он явно прибеднялся. Семь лет назад его дровяной бизнес был жалкой тенью того, что я видел сейчас.

— Пойдем, я тебя угощу моей лучшей наливкой, — Франц подхватил меня под руку и потащил куда-то в недра конторы.

— У меня к тебе небольшое дело, — перешел я к насущному, когда мы закончили предаваться воспоминаниям.

— Слушаю.

Я протянул листок с адресом, полученным от Лемана.

— Что ты знаешь об этом месте?

— Модный ресторан, дорогой бордель, место, где бандиты могут спокойно пересидеть несколько дней... не мой стиль. Я человек семейный и давно бросил рискованные дела. А тебе зачем?

— Хм-м. Леман назвал его "фешенебельным" и недоступным для его людей...

— Старина Леман, как всегда, себе на уме. Впрочем, ему туда действительно сложно сунуться, не заработав проблем с большими шишками в городских верхах. Ты, надеюсь в курсе, что люди управляющие Марселем далеки от примеров модной ныне римской добродетели?

— Да, я читал в свое время о гангстерских войнах несколько лет назад. Вскоре после моего отъезда из города.

— Много народу тогда безвременно покинуло сей мир... Но ты так и не ответил, что у тебя за дела в том месте, и с чего ты связался со стариной Леманом?

Я рассказал об обстоятельствах приведших меня в Марсель. Франца я знал достаточно хорошо. Он был увлеченным коллекционером древностей, и пару раз оказывал мне неоценимые услуги в их поиске. Поэтому я упомянул и о том, что предметом наших общих поисков является таинственный Стимфалополис, основанный карфагенскими наемниками Ксенофонта где-то в долине Верхнего Нила.

— Египет, говоришь... один момент.

Франц сорвался с места и быстро вышел из комнаты. Пару минут спустя он вернулся с небольшой скульптурой в руках.

— Ну, что скажешь?

Это было изделие совершенно непохожее на мои обсидиановые "ключи" ни по размеру, она была почти полметра в высоту, в то время как таинственные статуэтки едва насчитывали сантиметров пятнадцать, ни по материалу — обожженная глина со следами росписи. Статуя изображала женщину в античном одеянии с голубем в руке. Вторая рука и нижняя часть лица были отколоты, но глаза уцелели. Меня удивило, что один из них был покрашен желтовато-коричневой, а второй — зеленой краской.

— Богиня Таннит. Греко-пунийский стиль. Возможно, делал греческий ремесленник для карфагенского заказчика. Скорее всего, первые века до нашей эры. Время падения Карфагена. Довольно хорошая сохранность. Странные глаза. Похоже второй как-то странно выцвел, либо это окислы меди. Интересная вещь. Но какое отношение она имеет к моей истории? — я с удивлением посмотрел на Франца.

— Как ты думаешь, где ее нашли?

— Скорее всего, острова Средиземного моря — Сицилия, Майорка, Ибица... Может быть Испания. В Карфагене вряд ли, после римлян там мало что уцелело.

— Верхний Египет! — улыбнулся Бирнбаум.

— Не может быть. Нереально! Либо твои источники ошиблись, либо... либо не знаю что, но этого не может быть, потому, как не может быть никогда.

— Я перепроверил трижды. Ее откопали грабители древностей в каком-то из верхнеегипетских оазисов. Мне не удалось точно выяснить в каком именно, но то, что она оттуда — вне всякого сомнения.

— Очень странно, — я еще раз осмотрел скульптуру, — совершенно не характерно для того региона. Может случайно завезли?

— Я вспомнил о ней, когда ты начал говорить о заселении оазиса. Птолемеи как раз в те времена начали селить греков и македонцев по сахарским окраинам. Если, как ты говоришь, этот Стимфалополис основали карфагенские наемники, то они вполне могли занести туда и статую, и собственные традиции.

— Очень странно, — повторил я, — но стоит учесть. Я подумаю об этом. Может быть, твоя версия и имеет право на существование.

— Но это потом. Сейчас, насколько я понимаю, тебе нужно вызволить профессора?

— Именно. Ты можешь помочь в этом?

— Посмотрю, что можно будет сделать. Зайди завтра.

Тиролец хитро улыбнулся.

Вернувшись от Франца, я поинтересовался у Элен:

— Как наша гостья?

— Обиделась...

Еще не хватало, чтобы она ввязалась в эти довольно-таки грязные игры. Пришлось идти на переговоры.

— Понимаете ли, синьорина, люди, похитившие вашего отца, далеко не романтические злодеи. Они вполне реальные бандиты. И поверьте моему опыту, от них лучше держаться как можно дальше. И если мне, так или иначе, необходимо попытаться что-то сделать, то ваше участие в этом не принесет ни малейшей пользы.

— Вы ошибаетесь. Я не домашний ребенок, отец брал меня в свои экспедиции. Я умею обращаться с оружием...

— Я заметил.

Она смутилась.

— В экспедиции я научилась стрелять из винтовки, но с пистолетами никогда раньше не сталкивалась.

— Ортенсия. Это не игрушки. Это люди способные убивать не задумываясь и потом пойти с друзьями пить красное вино и обсуждать футбол. Не играйте с огнем, пожалуйста. Мне достаточно хлопот с вызволением вашего отца. Спасать еще и вас, может оказаться выше моих сил.

Он снова надулась.

— Я достаточно самостоятельна, чтобы меня не надо было спасать каждый день. И польза от меня может быть. Одна из моих подруг как раз сейчас во Франции. Ее отец здесь важный человек...

— Даже не вздумайте еще кого-то вмешивать в эту историю. Никаких подруг и их родственников!

— Но...

— И никаких "но" тоже. Если все пойдет хорошо, то уже через несколько дней вы забудете обо всем происшедшем как о страшном сне.

Ортенсия обиженно закусила губу, и замолчала.

— Итак, — Франц отставил чашечку с венским кофе, — наш профессор действительно там. Его поселили на верхнем этаже под надзором пары громил. Из дома не выпускают, но в остальном он достаточно свободен. Судя по всему, у них есть какие-то дополнительные методы убеждения. По крайней мере, в заточении его не держат.

— Возможно, его шантажируют судьбой дочери, — предположил я, — сообщать, что она сбежала, они ему не обязаны.

— Очень вероятно. Хуже то, что незаметно вывести его из здания довольно проблематично. Внизу ресторан, вечно толкутся девицы и их клиенты. Хотя те и предполагают, что посещают куртизанок инкогнито, на самом деле все они на виду. Выходов из дома всего два и они постоянно под наблюдением.

— Даже не верится, что твое основное занятие — продажа тропической древесины, — удивился я.

— Основное, основное, в твоем деле я так, развлекаюсь... Но не будем уходить от темы. Способ извлечь нашу жемчужину из раковины естественно имеется.

— Я весь внимание.

— Ты помнишь Пешека?

— Яна Пешека из Праги? Естественно.

— Он сейчас основал фирму по установке сейфов и бронированных дверей для банков. Гордо именует себя Жаном Пеше.

Я улыбнулся.

— Значит, он смог все-таки применить свои таланты к делу.

— Сейчас он их в основном чинит. Сейфы и двери, естественно, а не таланты. Но и стариной тряхнуть не откажется. И у него уже есть гениальный план. Ты умеешь пользоваться альпинистским снаряжением?

— З-зачем? — я сглотнул и ощутил, как врожденный страх высоты начинает брать свое, несмотря на отсутствие непосредственной близости с обрывами и прочими высоко расположенными кромками...

— Ты же не собираешься брать дом штурмом?

Я отрицательно замотал головой.

— Вот и я тоже. Поэтому мы зайдем с другой стороны.

Глава 3

Войдя в вестибюль, я бросил взгляд в зеркало. Картина мне понравилась, костюм сидел отлично, шляпа, шелковый шарф... Я совершенно не походил на того небритого проходимца, который еще месяц назад брел по африканской саванне. Но что-то мне подсказывало, что и обратное превращение не будет таким уж сложным.

Я вручил швейцару чаевые и осмотрелся. Ресторан был дорогим и шикарным. Все ж таки французы знают в этом толк. Не Париж, конечно, но все равно впечатляет. Однако не стоит чрезмерно бросаться в глаза. Я занял позицию за кадкой с пальмами и присмотрелся ко входу. Как минимум трое вышибал, швейцар, человек за стойкой. И это не считая тех, кого я не вижу, но кто может видеть вход. Франц был прав — незаметно выйти отсюда крайне сложно. Я достал из жилетного кармана часы. Если профессор не изменил своим привычкам, то он спустится обедать минут через пять. Будем ждать...

— Мсье один? — раздался подозрительно знакомый голос.

Я осмотрел девицу. Я ее определенно где-то видел...

— Пока да.

— Если мсье скучно, то он мог бы пригласить даму...

— О нет, здесь достаточно весело, — нет, ну где же я все-таки ее видел?

Она пожала плечами и развернулась. Я вспомнил. Жозефина. Александрия. Заведение мадам Катрин, удар бутылкой по голове... Проклятье. Она связана с ди Мартти! Неужели кто-то нас сдал? Или просто случайность? Узнала она меня или нет?

— Хотя с другой стороны... — протянул я.

Жозефина обернулась.

— Дама предпочитает шампанское? — я пододвинул ей стул.

Она улыбнулась и опустилась на стул.

— У вас прекрасный вкус, мсье.

Или она меня не узнала, или ей стоит поменять род занятий. Такая актриса стоит большего...

Пока официант ходил за шампанским, я лихорадочно размышлял. Я не знаю, узнала она меня или нет, но в любом случае ее нужно оперативно нейтрализовать. Мало ли когда она вспомнит. Все повисло на волоске и времени в обрез. Я должен поговорить с профессором до того, как он, закончив обедать, поднимется обратно. Нужно срочно что-то сделать. И в первую очередь увести ее из зала...

— Здесь достаточно шумно, возможно нам стоит выбрать более, хм... уединенное, место? — я постарался, чтобы мой голос был достаточно бесстрастным.

— Прекрасное шампанское, — заметила она, — а вы так торопитесь?

— Не стоит откладывать на потом то, что можно сделать сейчас...

— Какой вы, однако, бойкий, — она рассмеялась.

Интересно узнала или нет? Я почувствовал, как мой лоб начинает покрываться испариной.

— Так как вы относитесь к идее найти укромное место?

— "Танкред, ты начинаешь вести себя слишком дуболомно" — пронеслось в голове.

Жозефина снова улыбнулась, и оценивающе оглядела мой костюм. Видимо его стоимость ее устроила.

— Хорошо. Мы можем поискать что-нибудь подходящее наверху...

Я вытер лоб платком. Подозвал официанта, расплатился за шампанское и дал чаевые. Жозефина искоса взглянула на толщину бумажника и удовлетворенно отвела глаза. Чувствую, я буду отдавать долги Францу не один месяц. Я всего лишь доцент кафедры языковедения, а не нефтяной магнат...

Проклятье, профессор Пикколо уже спустился, и теперь заказывает обед. Выражение лица герпетолога было растерянно удрученным. Вряд ли он получал большое удовольствие от еды. Если все пойдет хорошо, завтра он будет обедать на свободе. Если пойдет... Я посмотрел на Жозефину, и отер предательски мокрый затылок. У меня самое большее полчаса, чтобы вывести ее из игры и спуститься к профессору.

Девушка засмеялась и поманила меня за собой.

— Пойдемте...

Я покорно двинулся наверх. Интересно, кто из нас двоих сейчас является дичью, а кто охотником?

— Думаю этот номер достаточно, — она многообещающе улыбнулась, — уединенный...

Я осмотрелся. Она права. Небольшой, но в конце коридора, если сильно не шуметь, никто ничего не заметит. Засады, похоже, нет. Вряд ли бы ее сообщники стали ждать так долго. Скрутить меня им сейчас решительно ничего не мешало. Значит, она меня не узнала...

Я прикрыл дверь и еще раз вытер платком лоб.

— Не нервничайте же так, — сказала она, — лучше выпейте.

Я опустил шампанское на столик.

— У меня... м-м-м... не очень много времени.

— Тогда не будем его терять, — она сбросила шляпку на диван.

— Извините за подобный вопрос, — спросил я, убирая платок в карман, — у вас есть какой-нибудь шнур? Попрочнее?

Жозефина удивленно приподняла бровь.

— У вас настолько... нетрадиционные вкусы.

— Именно.

— Ну что ж. Это обойдется чуть дороже.

Я кивнул головой в знак согласия. Время шло...

Она достала из ящика комода длинный шелковый шнур. То, что надо. Длинный и достаточно прочный. Проклятье, как не хочется этого делать...

— Вы не могли бы присесть вот сюда, — я подвинул ей достаточно массивное кресло с подлокотниками, и размотал шнур.

— Месье знает толк в оригинальности... — она с некоторой опаской глянула на меня, но опустилась в кресло.

Я вздохнул и приступил к делу.

— Эй, что вы делаете, немедленно развяжите! Прекратите! Я буду кричать!!

— Мадемуазель Жозефина, самое неразумное, что вы сейчас можете сделать, так это попытаться звать на помощь. Поверьте.

— Вы маньяк, немедленно отпустите... постойте, откуда вы знаете как меня... боже мой, нет, вас же... вы же утонули?!!

Ее лицо моментально стало одного цвета с салфеткой на спинке кресла.

Затянув узел, я использовал эту салфетку как кляп, дополнительно зафиксировав его своим шарфом.

— Не бойтесь, я не злопамятный. Хотя, если честно, с вашей стороны было крайне невежливо бить меня той бутылкой. Я, знаете ли, очень дорожу своей головой.

Жозефина попыталась дернуться.

— Не стоит. Веревка достаточно прочная, а узлы только затягиваются. Можете просто отдохнуть. Через несколько часов вас освободят. А пока сидите спокойно, и все будет просто отлично. Увы, но мне пора...

Я посмотрел на часы. Потом развернул кресло так, чтобы случайно зашедшему в номер не было видно, что там кто-то есть.

Не люблю выступать в роли злодея... Но что мне оставалось делать?

Профессора я перехватил уже на выходе. Он был один. "Опекавшие" его Филиппо и Родольфо обедать не спускались. Видимо ди Мартти посчитал, что они могут столоваться и не в ресторане первого класса...

— Извините, синьор Гульельмо?

— Да. Это я? Мы разве знакомы? Хотя... постойте. Синьор Бронн! Вы так неожиданно оставили нас на пароходе.

— Маленькое недоразумение.

Профессор заговорщицки оглянулся, схватил меня за рукав и потащил в угол.

— Я должен вам рассказать! — зашептал он, — меня похитили, поверьте, я в своем уме! Это действительно так. Меня похитили и мне нужна помощь!

— Я в курсе.

Он отшатнулся.

— Значит. Значит вы тоже... из этих...

— Нет. Я здесь чтобы вызволить вас. Делайте все как я скажу, и уже через час мы будем в безопасном месте.

— Нет, нет, — он горячо замотал головой, — это невозможно. Моя дочь. Если я сбегу они угрожали...

— Ваша дочь Ортенсия в полной безопасности. Они пытались ее схватить, но у них ничего не вышло.

— Правда! Вы уверены?!

— Абсолютно. Она в надежном месте, и вы увидите ее уже сегодня вечером.

Мне на секунду показалось, что Гульельмо сейчас упадет в обморок, но он моментально восстановил самообладание.

— Что надо делать?

— Сейчас вы поднимитесь к себе и подготовите вещи, которые нужно взять с собой. Надеюсь, багажа у вас не много?

Он сухо улыбнулся.

— Потом начнется пожар... Не пугайтесь, это инсценировка. В поднявшейся суматохе вы пройдете по этажу к уборной. Внутри вас будут ждать мои друзья...

Я посмотрел на его слегка вытянувшееся лицо.

— Так надо, профессор.

Он кивнул. Потом спросил.

— А если мои... спутники попытаются меня сопровождать?

— На этот случай я буду поблизости. Не бойтесь, все спланировано и ошибки быть не может.

Он снова кивнул и пошел к лифту.

Я немного подождал и поднялся за ним. Коридор этажа был пуст. Отлично. Я прошел до конца и зашел в туалет. Запер дверь. Постучал в стену под вентиляционной решеткой. С той стороны донесся скрип бура. Через полминуты, из стены показался наконечник сверла. Менее чем через десять минут в стене образовалось отверстие размером достаточным, чтобы сквозь него мог пролезть не слишком полный человек. За проломом открылась вентиляционная шахта, в ней на страховочном тросе висел один из ребят Пешека с необходимым оборудованием. Он вылез и передал мне дымовые шашки.

— Ждите профессора здесь, — я открыл дверь и выглянул в коридор. Тихо.

План наш являлся банальным, но как ни странно достаточно эффективным. Вы просто не представляете какой эффект можно произвести в борделе с помощью небольшого количества дыма и хорошо срежиссированных криков "Пожар! Горим!". Задним числом приношу извинения сотрудникам и клиентам заведения. В конце концов, мы действовали из лучших побуждений...

Как я и ожидал, моего вмешательства не потребовалось. Филиппо и Родольфо меньше всего помышляли о спасении вверенного им профессора. Похоже, ди Мартти решил сэкономить на охране, больше полагаясь на боязнь профессора за жизнь и здоровье дочери. На бандитов эти парни не тянули, так — пара мелких жуликов на подхвате.

Гульельмо выполнил свою роль блистательно. Пробившись через толпу мечущихся полуодетых людей он оказался в уборной уже через пару минут. Мы прицепили его с тросу и подняли через шахту на чердак.

— Пора, — кивнул Пешек в сторону дыры в стене.

— Минуту, — мотнул я головой, — мне нужно еще кое-что сделать...

— Я знаю, что ты боишься высоты, но идти через главный выход безумие.

— Я о другом. Но если не вернусь через пять минут, уходите сами. Я догоню.

Я вышел в заполненный дымом коридор. Прошел по нему до лифта, повернул в другое крыло. Этот номер. Я отпер дверь и вошел. Кресло стояло на прежнем месте. Я развернул его. Жозефина глянула на меня с испугом. Узнала и ее взгляд изменился. Видимо примерно так Медуза смотрела на тех, кого хотела превратить в камень...

— Мадемуазель. Я лишь хочу сообщить, что пожара нет, и я не собираюсь поджаривать вас заживо. В конце концов, мне было бы крайне неловко, если бы вы покалечились, пытаясь освободиться, или заработали разрыв сердца... Не смотрите так. Ничего личного. Я вообще принципиально не убиваю людей кроме случаев крайней необходимости.

Взгляд Медузы стал еще более окаменяющим. Не думаю, что она была полна благодарности за мой широкий жест.

— Я оставлю дверь полуоткрытой, а кресло прямо у нее. Вас найдут и отвяжут очень быстро. Ничего личного, мадемуазель...

Я отвязал шарф, и выскочил из номера раньше, чем она смогла выплюнуть кляп. Впрочем, много времени у нее на это не ушло. Какие выражения, какая экспрессия...

Оставив ее высказывать все, что она обо мне думает и звать на помощь, я пробежал к пролому. Пешек уже натянул капюшон и газовую маску, но упрекающее выражение его лица чувствовалось даже так. Я зацепил карабин и проследовал через вентиляционную шахту на чердак.

— Все на месте, — констатировал Ян, и мы двинулись к выходу на крышу.

В дальнем конце чердака хлопнула дверь. По рядам сушившегося белья пронесся сквозняк. Пешек сделал знак своим парням быстрее выводить профессора, а сам снял со спины автомат. Я последовал его примеру, перехватив оружие за ребро дискового магазина.

— Может прачка? — прошептал я...

— В разгар пожара? Ты идиот?

Я ничего не ответил. За рядами мокрых простыней слышались аккуратные шаги. Мы медленно двинулись навстречу. Так и есть. Я недооценил Родольфо и Филиппо. Они, похоже, сообразили, что должны найти профессора и вернулись. А тут я как раз бегаю по пустому этажу... Не стоило проявлять благородство. Жозефина — девушка крепкая, ничего бы не случилось, если бы ее нашли попозже. В конце концов, не думаю, что она мучилась угрызениями совести, зная, что меня выбросили за борт посреди Средиземного моря. С другой стороны, я бы не хотел оказаться в охваченном пламенем здании привязанным к креслу человеком, который имел основания мне мстить.

Мои размышления прервал выход Филиппо и Родольфо из-за развешанных простыней.

— Руки вверх! — они оба вскинули револьверы.

Мы с Пешеком почти одновременно передернули затворы "Томпсонов". Стало очень тихо. Я отчетливо слышал, как шуршит где-то в мусоре крыса.

— "Интересно, кто начнет стрелять первым", — пронеслось в голове.

Тот из бандитов, что повыше, (я так и не удосужился выяснить кто именно из них Родольфо, а кто Филиппо) сглотнул. По его лицу тек пот.

Молчание нарушил Пешек.

— Мсье... Не стоит горячиться. Мы делаем свою работу, вы свою... Лишнее кровопролитие никому не нужно.

Высокий бандит снова сглотнул. Мне показалось, что револьвер в его руке слегка дрогнул. Не хватало еще, чтобы он открыл пальбу случайно...

Пешек снова заговорил.

— Предлагаю разойтись без стрельбы. Спокойно и аккуратно.

Бандит нервно кивнул. Второй заморгал, и сделал осторожный шаг назад. Пешек тоже отшагнул. Так, пятясь, мы отступили к слуховому окну, а они к двери на чердак.

Пешек перехватил автомат, и выскользнул в окно, пока я продолжал держать их на прицеле. Я увидел, как на лицах Филиппо и Родольфо проступило явное облегчение.

— "Все-таки мелкие жулики", — подумал я, — "не дураки, но на серьезное дело не годятся. Ди Мартти сэкономил и приставил к Гульельмо мелких сошек".

Пока мой напарник целился в них из-за окна, я тоже пролез на крышу. Мы быстро обежали от окна и замерли, на случай если итальянцы все же передумают и решатся на погоню. Но они не решились...

— Вы уверены, что моя дочь в полном порядке? — сидевший на заднем сидении профессор явно нервничал.

— Не переживайте, все под контролем, сейчас вы ее увидите.

Автомобиль затормозил у дома кузины. Не успел я выйти, как Элен выбежала мне навстречу. По выражению ее лица, я сразу понял, что под контролем далеко не все...

Я еще раз прошел по гостиной. От комода к окну и обратно.

— Как ты могла это допустить, Элен?

— А что я могла? Это были жандармы! Они пришли и забрали девушку. Что я, по-твоему, должна была сделать? Отстреливаться?

— Ничего не понимаю... Откуда жандармы? Какое вообще военные ко всему этому имеют отношение?

— Ну если уж ты ничего не знаешь, то мне-то откуда? Это все твои делишки!

— Ладно, не будем об этом...

Я заглянул на кухню. Лицо профессора Пикколо все еще оставалось бледным, но землистый оттенок уже сошел.

— Как вы?

— Спасибо, мне уже лучше...

Я знаком подозвал Пешека.

— Отвези его к Францу, лягте на дно и заройтесь так глубоко, как сможете. Я к Леману, попробую разобраться, что случилось.

На этот раз я не стал таиться и явился прямо в управление. Рабочий кабинет Лемана был тесным и прокуренным.

— Мне нужно у тебя срочно кое-что выяснить? — без обиняков начал я.

Шарль поднял глаза от бумаги, которую старательно разглядывал.

— Сначала я дам тебе кое-что прочитать, — он протянул мне один из лежавших на столе документов, — знаешь что это?

— Ордер на арест...

— Обрати внимание, на чей арест.

— Что?! Какого... Это же мое имя!!

— Ты потрясающе проницателен. Именно твое. Так что присаживайся.

Я растерянно опустился на стул. Развитие событий вышло из-под контроля окончательно. И я решительно перестал что-либо понимать.

— Тебя интересует, на основании чего тебя предписано арестовать?

— Еще бы...

Леман снова просмотрел бумагу, которую все еще держал в руках.

— Некая девица Ортенсия Пикколо обратилась в полицию с заявлением, что ты похитил и насильно удерживаешь ее отца, профессора Туринского университета Гульельмо Бенедетто Джакопо Пикколо.

— Что?!

Леман расхохотался.

— Что ты ржешь как конь? — обиделся я.

— Извини, но более идиотского выражения лица, чем у тебя я давно не видел, — он вытер рукавом слезинку в углу глаза.

— Лично мне не смешно... И еще я абсолютно ничего не понимаю. Как она могла?

Леман пожал плечами.

— Для начала тебе было бы очень неплохо как-то выпутаться из этого. Все-таки формально я обязан тебя арестовать...

Я обхватил голову руками и несколько минут пытался собрать разбегающиеся мысли.

— Я могу воспользоваться телефоном?

Комиссар показал уголком листа на стоявший в углу аппарат.

— Надеюсь, ты будешь столь деликатен, чтобы не отслеживать, куда я звоню? — поинтересовался я.

Леман хмыкнул, и демонстративно отошел к окну. Я набрал номер.

— Франц? Он у тебя?

— Змеевед? Да, я нашел ему уютное гнездышко. Он в порядке и полной безопасности.

— Ты уверен?

— Только что с ним говорил.

— Отлично, будь у телефона, возможно я сейчас перезвоню...

Я повесил трубку и обратился к Леману.

— А что если похищенный итальянец найдется живым и здоровым? И подтвердит, что я на его свободу не покушался?

Комиссар отвернулся от окна, и внимательно посмотрел на меня.

— Я принесу тебе официальные извинения и отпущу на все четыре стороны... С большим облегчением. Честно говоря, мне очень не хочется брать тебя под стражу. Но пока профессор не найдется, тебе придется посидеть у меня в кабинете.

Прошло около получаса. Я ходил из угла в угол, ожидая появления Гульельмо. Леман, читал газету.

— Послушай, — спросил я, — мог ди Мартти попросить французскую жандармерию о помощи?

Комиссар не спеша сложил газету.

— Ты говорил, он отвечает за археологические раскопки в Египте? В ранге правительственного агента в колониях?

— Да, полномочный представитель министерства культурного наследия.

— Попросить мог. Получить помощь — нет, — Леман снова раскрыл газету, — слишком мелкий чиновник. Либо ты зацепил птиц куда более высокого полета, либо этот Мартти тут вообще не причем.

— Как он может быть не причем? Если не он, то кто?

— Подумай. Кого еще могла затронуть эта история?

— Да никого... хотя. Стоп, — я вспомнил письмо, лежавшее на столе профессора в Турине, — дю Понт собирался привлечь его к своим раскопкам буквально перед похищением.

— Может он?

Я задумался.

— Вряд ли. Пожалуй, это все-таки итальянцы.

Леман окончательно отложил газету.

— Подумай, Танкред, обвинять тебя в похищении для ди Мартти имело смысл только в том случае, если бы профессор все еще оставался в его руках. Иначе зачем выдвигать обвинение, которое рассыплется спустя час.

— А ведь ты прав... Может он хотел его выманить и перехватить?

— В полицейском управлении соседнего государства? Он может и мафиозо, но не самоубийца. За подобный скандал его вышибут с должности на следующий день. Скорее всего, это вообще не его рук дело.

Я задумался. В общем-то, да. И смысла у ди Мартти так поступать не было, да и вообще это не его методы. С его стороны логичнее ожидать пули в спину, но никак не ордера на арест... Он вообще в силу каких-то причин предпочитал в этой истории действовать тихо и неофициально. Но тогда кто? Неужели дю Понт? Связи у него достаточные, чтобы привлечь жандармов. Но как он узнал, и какое отношение имел к Ортенсии?

В дверном проеме возникло лицо одного из сержантов.

— Комиссар, к вам посетитель. Говорит какой-то итальянский профессор с заявлением...

Франц протянул мне рюмку.

— За твое освобождение.

— Меня даже арестовать толком не успели...

— Все равно стоит отметить.

Я немного отпил, и поставил рюмку на стол.

— Теперь о неприятном, — вздохнул Бирнбаум.

— Неужели еще не все?

— Во время сегодняшней операции тебя опознала некая девица...

— Кажется, я знаю о ком ты. Она что, тоже решила заявить в полицию?

— Хуже. Она пожаловалась одному из клиентов...

— И кто этот клиент?

— Большой босс Марселя.

Я залпом допил рюмку.

— Интересно, есть хоть что-то плохое, что еще сегодня не случилось?

— Ты пессимист, Танкред.

— Если я правильно понимаю, то сейчас за мной начнут гоняться все бандиты Марселя, обуреваемые горячим желанием отомстить за нанесенное пассии их босса оскорбление. И ты еще что-то говоришь о пессимизме?

— У меня в доме ты в безопасности. Тебе лишь стоит воздержаться от прогулок по улицам и регистрации в отелях под собственным именем.

— Если бы у меня было чужое...

— Мои люди над этим уже работают.

— Что?

— Через пару дней ты получишь новое имя и паспорт. А пока я поселю тебя на своем чердаке. Там вполне комфортно.

— Ладно. Но мне надо зайти к Элен за вещами. И было бы неплохо, чтобы кто-нибудь за ней приглядел.

— Я уже попросил кое-кого из знакомых. За ее домом присмотрят. Не думаю, что ей что-то грозит, но лучше перестраховаться.

— Спасибо, Франц.

— Не за что, — он вынул из ящика браунинг и протянул мне, — возьми с собой, пока будешь ходить по городу.

— Она оставила вот это, — Элен протянула мне сумочку Ортенсии, — если найдешь девушку, верни.

Я взял сумочку и повертел в руках. Потом открыл. Кузина бросила на меня осуждающий взгляд.

— То, что за ней приехали жандармы, еще не означает, что она в безопасности, — проворчал я, — и моя обязанность...

Я замолчал. Потом опустил сумочку на стол и застыл, разглядывая небольшую фотокарточку, лежавшую на самом видном месте. На ней была изображена Ортенсия на фоне площади Сан-Марко. Рядом с ней стояла еще одна девушка. И я знал эту девушку...

— Кажется, Ортенсия что-то говорила о своей французской подруге, — голос у меня отчего-то сел, и я прокашлялся, — ты не в курсе как ее зовут?

— Вроде Полетта, да, точно, Полетта Клери.

Я перевернул фото и прочел надпись.

Моей лучшей подруге Ортенсии от Полетты.

Перед моими глазами встало аденское чаепитие в доме Хокинсов:

— А кто ваш дядя?

— Жиль Гастон дю Понт...

Я опустился в кресло, и закрыл лицо рукой. Какой же я идиот... Нет, чтобы выяснить, уточнить, хотя бы спросить имя подруги. Вместо этого высказал несколько поучительных банальностей и помчался геройствовать. Идиот... определенно.

Выйдя от Элен, я направился к Францу. Было уже довольно поздно, трамваи не ходили, и я решил добираться пешком. Дойдя до конца улицы, свернул в арку. Навстречу выезжал со двора какой-то автомобиль. Проход был узкий, я развернулся, чтобы пропустить машину и увидел перекрывшую мне обратный путь фигуру в широкополой шляпе. Моя рука немедленно потянулась к браунингу. Заметив это, незнакомец, не доставая рук из карманов, осуждающе покачал головой. Я обернулся. Еще один тип в шляпе вышел из остановившегося автомобиля и задумчиво смотрел на меня. Я отвел руку от кармана. Незнакомец удовлетворенно кивнул, и жестом указал мне на открытую дверцу...

Мы ехали за город. Не скажу, что мне это понравилось. Но пистолет у меня отобрали сразу как я сел в машину. Оставалось надеяться, что если они собирались меня элементарно пристрелить, то не стали бы тратить время и бензин на загородные прогулки.

Машина остановилась у аккуратно подстриженной живой изгороди. За ней виднелся ярко освещенный трехэтажный особняк. Ну что ж хорошо, что не кладбище, и не портовый склад. Похоже я им нужен все-таки живым. По крайней мере, пока.

Меня высадили из машины и проводили внутрь. За все это время мои спутники не проронили ни слова.

Пока я разглядывал картины и античные скульптуры в гостиной, ко мне спустился дворецкий. Я ожидал увидеть очередного громилу, но это был совершенно обыденный пожилой человек в ливрее.

— Мсье ждет вас наверху, — он жестом пригласил меня следовать за ним, привезшие меня громилы остались внизу.

Наверху оказался просторный кабинет с видом на море.

— Рад видеть вас в добром здравии, мсье Бронн, — приветствовал меня хозяин кабинета, сидевший за гигантским ореховым столом, — вы меня помните?

Естественно я помнил этого низенького, полного и лысого человека с грустным взглядом. Это Бернар Кальви. Семь лет назад он контролировал треть Марселя. Каковы были его успехи за прошедшие годы я не знал, но, судя по газетам, хозяева остальных двух третей города один за другим умерли насильственной смертью...

— Да, мсье Бернар. Хотя мне и не довелось быть представленным вам лично.

— До недавнего времени вы не заслуживали привилегии быть мне представленным, но ваши последние выходки... хотите сигару?

— Нет, спасибо, я не курю.

— Как хотите.

— А что я такого сделал, чтобы заслужить аудиенцию у столь важного человека, как вы?

— Для начала вы перевернули вверх дном принадлежащее мне заведение, распугали клиентов, проломили стену... Вы хоть представляете, во сколько обойдется ремонт?

Я отрицательно замотал головой. Похоже, Бернар и был тем самым "большим боссом Марселя", о котором говорил Франц. Да уж... попал я в переделку.

— Впрочем, это сущая мелочь по сравнению с тем, что вы сделали потом.

Я нервно сглотнул.

— Вы даже не представляете, сколько сил мне пришлось положить, чтобы наладить нелегальную доставку различных древностей из Египта и их сбыт частным коллекционерам.

— Я вас не понимаю. Какое я имею отношение...

— Самое прямое. Зачем вам понадобился профессор Пикколо?

— Э-э-э... ммм... простите кто?

Меньше всего я ожидал услышать имя почтенного герпетолога.

— Неужели вы его не знаете?

— Профессора?

— Именно.

— А какое он имеет отношение к вашим делам в Египте?

— Ни малейшего. Кроме того, что известный вам Жиль дю Понт пригласил его в экспедицию.

Я удивленно смотрел на Бернара, ничего не понимая.

— Дело в том, мсье Бронн, что уважаемый дю Понт добился права на проведение раскопок в Верхнем Египте. И с помощью мсье Пикколо имеет вполне реальные шансы найти ряд очень многообещающих развалин.

— И что?

Бернар посмотрел на меня как на слабоумного.

— То, что с этого момента все найденное там окажется в руках ученых, а не моих. И это меня весьма удручает.

— Понимаю...

— Мои итальянские партнеры, узнав о планах мсье дю Понта, приняли необходимые меры. И если бы не ваши непредсказуемые действия...

По моей спине пробежал холодок. Похоже, я попал в куда более серьезный переплет, чем даже мог предположить.

— ... экспедиция была бы успешно сорвана, а развалины остались бы источником моих непосредственных доходов. Думаю, вы догадываетесь, что фактический ущерб, нанесенный вашей выходкой моему бизнесу, не идет ни в какое сравнение с расходами на заделку жалкой дыры в стене сортира?

Я издал неопределенный звук.

— Что вы мяукаете? Вы поставили под угрозу налаженную мною торговую сеть. Вы это понимаете?

— Д-да... — в горле у меня пересохло.

— Узнав об этом, мсье ди Мартти, со свойственной ему сицилийской простотой и горячностью, предложил скормить вас рыбам.

Я вздрогнул.

— Но я ему возразил. Я сказал: пусть тот, кто нам мешает, нам поможет. Вы понимаете, о чем я?

Я отрицательно замотал головой.

— Я объясню. Вы располагаете информацией о ряде документов, которые очень интересуют дю Понта. И в силу этого можете в той или иной степени влиять на его решения.

— Что вы от меня хотите?

— Сделайте так, чтобы его экспедиция не состоялась.

— Это невозможно!

— А вы постарайтесь.

— Но как?

— Вы же неглупый человек, мсье Бронн. В свое время я даже жалел, что вы предпочли карьеру ученого, карьере делового человека. Вы могли бы стать одним из моих помощников. Если бы не ваша нездоровая щепетильность...

— Я не люблю крови.

— Вы идеалист. Я надеялся, что со временем это пройдет, но увы... Вы оказались неисправимы. Однако мы отвлеклись. Итак, вы должны встретиться с дю Понтом и, ссылаясь на добытые вами в Каире документы, убедить его либо отказаться от экспедиции, либо направить его по ложному следу.

— Но почему я?

— Он вас знает, и уверен, что никакого отношения к нам с ди Мартти вы не имеете.

— Полагаю, мне не стоит уточнять, что будет, если я откажусь?

— Вы совершенно верно полагаете. Даже не спрашивайте об этом. Помните, рыбы всегда голодны...

Глава 4

Я глядел на скользившую внизу поверхность моря. Она была не настолько далеко, чтобы вызвать боязнь высоты, но воспоминания о времени, проведенном среди волн, навевала. Уверен, в следующий раз бросая в море, они снабдят меня грузом. Для надежности. Интересно, а если бы я поступил по-другому? В соответствии с "пожеланиями" Бернара? Я вспомнил наш разговор с дю Понтом в его кабинете в Марселе.

— У вас начинает входить в привычку сажать меня в тюрьму по ложным обвинениям...

— А что вы хотели? Я приезжаю в Турин и не застаю там ни профессора, ни его дочери. Квартира дочери перевернута вверх дном. Соседи припоминают, что девушка внезапно уехала с неким весьма похожим на вас типом. Моя племянница сообщает мне, что Ортенсия звонила ей и говорила что-то о похищении отца. Какие я должен сделать выводы?

— Самые разные... Или вы решили, что я столь экстравагантным способом решил помешать вам добраться до Стимфалополиса?

— Если честно, то да... Но раз уж вы заговорили о нем, то, полагаю, нам пора открыть карты.

— Не вижу препятствий к этому. Но сначала мне очень хотелось бы знать, почему Ортенсия обвинила в этом меня?

— Это была моя идея. Я был уверен, что вы сами похитили профессора, а потом разыграли спектакль перед его дочерью, чтобы и ее убрать из Турина.

— С такой фантазией вам бы детективы писать... Ортенсия то мне чем в Турине помещала?

— Вы не в курсе, что она была в той экспедиции вместе с отцом и тоже знает путь к руинам?

Если честно, то я этого действительно не знал. Но не стал подавать виду.

— Ну хорошо. Но как вы убедили ее написать заявление?

— Элементарно. Подозрения, что вы не собираетесь искать профессора, а только тянете время у нее и так были.

— Ха. Она хоть представляет себе насколько трудно найти и выкрасть человека в Марселе? Или я Шерлок Холмс, способный распутать преступление и организовать эффектную концовку за полдюжины страниц? Я торопился изо всех сил...

— По уголовной части у вас больший опыт, чем у меня, мсье Бронн, — дю Понт ехидно усмехнулся, — вам должно быть виднее.

— Ладно, вернемся к делу. Вас интересует, что было в приобретенных мной в Каире документах?

— Очень. Но мне кажется, что просто так вы об этом мне не расскажете. Что вы хотите взамен?

— Участия в экспедиции...

— Это невозможно, — дю Понт отрицательно замотал головой, — ни при каких обстоятельствах.

— Полагаю, вам придется найти такие обстоятельства, при которых это станет возможным.

— Интересно, почему вы так в этом уверены?

Я довольно кратко изложил ему суть нашей беседы с Бернаром Кальви.

— Таким образом, ваша экспедиция хоть и не положит конец налаженной ди Мартти и Кальви системе расхищения и сбыта древностей на черном рынке, но лишит их доступа к руинам Стимфалополя, которые они, насколько я понимаю, уже несколько лет как потихоньку разворовывают.

— Проклятье... — только и смог произнести дю Понт.

— И они поручили мне любыми доступными методами эту экспедицию сорвать, — закончил я.

— Но пока вы делаете ровно обратное...

— Вы думаете, я могу согласиться на то, что возможно величайшее археологическое сокровище в истории будет обращено в пыль и прах какими-то проходимцами?

— Но вы сильно рискуете.

— Не намного больше, чем врываясь во вражескую траншею на фронте. Там я успел немного привыкнуть. Однако в обмен на это, я рассчитываю, что вы позволите мне составить вам компанию.

Он поднялся из кожаного кресла и несколько раз прошел по кабинету. Нервно пригладил рукой волосы.

— Хорошо. Я возьму вас с собой. Одного. И вы будете выполнять все мои распоряжения. И не рассчитывайте на возможность получить хоть что-то из находок. Все они будут собственностью Франции.

Я кивнул. В конце концов, лучше чтобы эти свитки оказались в подвалах парижских музеев и хранилищ, чем пошли на растопку костров у местных гробокопателей...

Дю Понт выполнил обещание. И теперь я плыл в Александрию на борту яхты "Мальтийский сокол" и размышлял о том, сколько времени понадобится Кальви и ди Мартти чтобы выполнить свое обещание... Рыбы всегда голодны.

— Скучаете? — ко мне подошел профессор Пикколо.

— Вроде того. Размышляю.

— Полезное занятие. Вы помните наше прошлое плавание?

— Еще бы...

— Вы покинули корабль как раз где-то в этих местах. Ой, извините, я не хотел лишний раз напоминать...

— Ничего страшного. Это в прошлом.

— Я, в общем-то, хотел сказать о другом. В тот день я все хотел поведать вам как раз о нашей находке руин, но все время что-то мешало. А потом вы... э-э-э... исчезли.

— О руинах?

— Именно. Мы нашли их практически случайно, заехав в пустыню и потеряв ориентиры. Мильвовский хотел осмотреть выходы горных пород, а я увязался за ним в надежде отыскать нескольких ящериц для моей коллекции. Мы практически заблудились, когда наткнулись на остатки этого оазиса. По словам Мильвовского на больших глубинах там находятся огромные запасы пресной воды, питавшие многочисленные источники. Но затем, в силу каких-то геологических процессов, направление течения подземных рек переменилось и колодцы, питавшие селение, иссохли.

— Да, припоминаю, при нашей встречи он что-то об этом говорил.

— Так вот. Подобных высохших оазисов там должно быть много. Я нашел неподалеку следы древнего водоема и скелеты крокодилов, живших там несколько столетий назад. И я практически уверен, что где-то в глубине пустыни еще сохранились не пересохшие родники. Вода не ушла совсем, она лишь сместила свое течение, высушив одни места и оросив новые!

Глаза профессора пылали энтузиазмом.

— Эти оазисы могут быть не меньшим открытием для науки, нежели ваши рукописи! Они отрезаны от долины Нила десятки тысяч лет, самое меньшее, со времен последнего оледенения. И я уверен, что там могли сохраниться самые редкие и неожиданные образчики фауны и флоры. Осколки древней Африки!

— Вполне возможно, — флегматично согласился я.

Куда больше осколков древней Африки меня сейчас волновала перспектива сохранения собственной шкуры в условиях, когда на меня объявили охоту бандиты Невера, Бернара и ди Мартти одновременно. Я ощущал себя лисой на облаве. Профессор же тем временем увлеченно продолжал:

— Жаль, что уважаемый коллега Жиль не планирует дальней разведки в окрестностях. Ах, если бы у меня только был самолет... Как жаль, что наш знакомый летчик, Антуан, помните, мы еще разговаривали с ним на пароходе, до сих пор не восстановился после катастрофы. Врачи категорически запрещают ему летать...

Я поднял взгляд от лазурной глади моря, и посмотрел на профессора.

— Может, мы и сможем найти пилота. И даже самолет. Хотя не уверен, что мсье дю Понт это одобрит.

— Это было бы превосходно! Я очень надеюсь на вашу помощь.

— Я подумаю, что можно будет сделать.

"Мальтийский сокол" вошел в гавань Александрии пару дней спустя. Пока лоцман проводил яхту к пирсу, дю Понт пригласил меня в каюту.

— Вы хотели меня видеть? — я снял шляпу и повесил ее на рожок стоявшей у входа деревянной вешалки.

— Мы прибываем в Египет. Я не сомневаюсь, что у вас здесь достаточно широкие связи, и в силу этого настоятельно рекомендую вам не сходить на берег.

— Вы хотите сказать, что я под арестом?

— Если вам так нравится, зовите это арестом. Я бы предпочел термин "добровольное ограничение свободы".

— А если я не проявлю "доброй воли"?

— Понимаете ли, мсье Бронн, мне бы очень не хотелось, чтобы вы начали вести собственную игру. Или вздумали перейти на сторону ди Мартти.

— Вы столь низкого мнения обо мне?

— Наоборот. Я уверен, что вы не оставили надежды приобрести находки в собственное распоряжение. И можете ради этого пойти на самые изощренные комбинации. Поэтому я приложу любые усилия, чтобы этого избежать.

Выражение его лица стало жестким. За переборками зазвенела якорная цепь. Мы причалили.

— Я могу заверить, что не стану иметь дел с ди Мартти и Бернаром. Это дело принципа, — сухо ответил я, — но никаких гарантий на будущее, что не воспользуюсь той или иной представившейся мне возможностью, давать не стану.

— Я это предполагал, — вздохнул дю Понт, — поэтому в ближайшее время к нашей экспедиции присоединятся несколько человек. В их обязанности будет входить обеспечение безопасности моего предприятия. В том числе и надзор за вами. Надеюсь, вы не в обиде? Я вас предупреждал, что вам придется выполнять мои распоряжения...

Я промолчал.

Позади раздался легкий скрип открываемой двери.

— А вот и наши новые коллеги, — указал Жиль на кого-то за моей спиной.

— Мои спутники прибудут на борт в самое ближайшее время мсье... — раздался подозрительно знакомый голос.

Я обернулся.

Голос резко смолк, словно подавившись. Карий и зеленый глаза широко раскрылись, но лицо их обладательницы сохранило прежнее деловое выражение. Я испытал чувство дежа-вю, за последний месяц столкновение с людьми, считавшими меня мертвым, начало входить в число обыденных вещей.

— ... дю Понт, — голос справился с возникшим в горле комом и завершил фразу.

— Если не ошибаюсь, мадемуазель Штильрайм? — произнес я, вежливо поднимаясь с дивана, все-таки сидеть, когда дама стоит, было не слишком прилично.

— Вы ошиблись, мсье Бронн, мое имя Эльза Кралле.

— Конечно же. Я все перепутал. У меня такая отвратительная память на имена... — я галантно поклонился.

Дю Понт насупился.

— Вы знакомы?

— Нет, просто как-то встречались, — беззаботно улыбнулся я Жилю.

— На каком-то приеме, — дополнила меня Катрана... или Эльза...

— Что ж, тогда не буду тратить время на церемонии, — сухо отрезал Жиль, — мадемуазель Кралле представляет здесь новую часть нашей экспедиции, и располагает исключительными полномочиями до прибытия остальных. Вы, Танкред, будете выполнять ее указания, как если бы они исходили от меня. Вы все поняли?

Я кивнул и, надев шляпу, вышел на палубу.

Мой новый босс догнала меня через пару минут.

— Можно вас на минуту, мсье Бронн?

— Всегда к вашим услугам, мадемуазель... — я сделал вопросительную паузу.

— Сейчас Кралле, Эльза Кралле.

— Как вам будет угодно.

— Не буду скрывать, я крайне удивлена, застав вас здесь. У меня были совершенно иные сведения о вашей судьбе. Что случилось с Ялмаром?

— Он умер.

Впервые за все время нашего разговора ей немного отказало самообладание. Она вздрогнула и на шаг отступила от меня. Мне показалось, что в ее глазах промелькнул страх.

— Как вам удало... как это случилось?

— Ему не повезло.

С ним должен был быть человек... негр...

— Ему тоже не повезло.

— Он тоже... умер? — тихо спросила она.

Я кивнул.

— Я вас сильно недооценила, мсье Бронн, — заметила она после небольшой паузы, — вы не производили впечатления человека, способного на подобное.

— Впечатление может быть обманчиво...

Я решил не уточнять, что в случае с Ялмаром меня спасло стечение обстоятельств, а Иоганн погиб вообще случайно. В конце концов, репутация матерого бандита мне сейчас будет весьма кстати.

— Гаэтан будет удивлен, — продолжила девушка, — впрочем, скажу честно, много за вашу жизнь я все равно не дам.

— Посмотрим, — решительно заявил я.

Впрочем, на самом деле никакой решительности у меня не было.

Она посмотрела на меня с сомнением. Я уже хотел что-то ей ответить, но тут увидел поднимавшихся по сходням людей, и понял, что теперь я и сам не дам за собственную жизнь и ломаного гроша.

Высокую и худую фигуру Гаэтана Марии Никола Невера я узнал сразу, узнал и еще нескольких аденских знакомых. Так вот кого дю Понт привлек в качестве охраны экспедиции... В этом было разумное зерно. Но для меня это было крайне неудачное развитие ситуации. Я уже дважды ускользал из рук Невера. Третий раз мог оказаться для меня роковым.

Я оторвался от перил и нырнул в дверь надстройки раньше, чем они успели меня заметить. По крайней мере, я на это очень надеялся.

Так что делать? Как что? Бежать! Нет, я понимаю, что герой должен встречать опасность лицом к лицу. Но в данном случае это было бы, как говорили в таких случаях мои коллеги и товарищи бурных марсельских времен — "с финкой на паровоз". Краску у паровоза финкой я, может, и поцарапаю, но на выживание рассчитывать не стоит.

Я вбежал в свою каюту, не особо раздумывая схватил чемодан, швырнул в него, первое, что подвернулось под руку. Вынул из-под подушки любезно одолженный сицилийцем Розарио в Турине револьвер. Теперь надо быстро и по-английски, не прощаясь, покинуть яхту.

Я вышел из каюты и наткнулся на одного из новоприбывших. Видимо того или уже проинструктировали или у него просто была привычка стрелять в незнакомых. Он выдернул из кармана "Парабеллум". Осечка. Пока громила лязгал рычагами затвора, я отскочил за угол и поднял свое оружие. Как только тот высунулся из-за угла, я аккуратно сшиб выстрелом у него с головы соломенное канотье — отягощать свое положение лишними трупами я пока не собирался. Бандит пригнулся и отскочил обратно под прикрытие стены.

Я побежал на верхнюю палубу. Прыгать в иллюминатор я счел излишним. Не потому, что мне не хотелось искупаться в мутной портовой воде, а по причине того, что плывущий человек слишком выгодная мишень.

На верхней палубе стояли дю Понт, Невер, Катрана/Эльза и еще несколько человек. Я рванулся к сходням, постаравшись задействовать все мои спринтерские возможности.

— Держите его! — заорал дю Понт, — не дайте ему уйти!

Невер шагнул за спины стоявших перед ним, одновременно потянувшись к внутреннему карману сюртука.

Я развернулся, на секунду задержался и прострелил две дырки в переборке позади них. Невер стоял в толпе, и попасть в него, не задев других, было сложно, мои претензии к дю Понту были не настолько велики, а в женщин и случайных прохожих я избегаю стрелять принципиально...

Катрана вздрогнула, но осталась на месте, дю Понт отшагнул, споткнулся и упал на палубу, Невер пригнулся, укрывшись за опешившими моряками.

Я спрыгнул с мостика и побежал по сходням.

Сзади доносились крики.

— Держите его! Хватайте!!

Выскочив на пирс, я чуть не налетел на группу местных полицейских в фесках. Прежде чем они сообразили в чем дело, я проскочил между ними и помчался к ближайшим зданиям. Если я добегу до них раньше, чем Невер и его парни успеют начать стрельбу, то мои шансы можно будет считать уже неплохими.

Тут до полицейских дошло, и они, загалдев, бросились за мной.

Пришлось стрелять.

Два выстрела поверх фесок внушили полиции мысль, что в данном случае не стоит бежать слишком быстро, они залегли за тюками и ящиками и открыли беспорядочную пальбу. Моя искренняя благодарность тому, кто экономил на их обучении. Я смог покинуть пристань без единой царапины и устремился в лабиринт проходов между складами и остальными портовыми сооружениями.

Мое положение оказалось довольно сложным. Я начал стрелять первым и теперь доказать, что это самооборона, было уже затруднительно. Если бы не осечка у того бандита... Впрочем, если бы не та осечка, я бы сейчас ничего не рассказывал.

Я мчался среди всех этих проулков и отчетливо понимал, что дыхание у меня заканчивается. Возможно, стоило уделять больше внимания регулярным занятиям спортом. Я остановился и попытался прислушаться. Топот армейских ботинок был слышен вполне отчетливо. Точных данных о моем положении у полицейских не было, но направление они смогли определить верно.

Я выдохнул, и трусцой побежал дальше. На полноценный бег сил у меня уже не оставалось.

Площадь, навесы, торговцы... Куда дальше? Наобум побежал направо. Какой-то араб схватил меня за полу, бормоча что-то о несравненном качестве своего товара...

С той стороны площади донеслись крики. Я обернулся. Там мелькали красные фески полицейских. Щелкнул выстрел. Я увидел того самого парня с парабеллумом. Кого только Невер себе набрал? Сначала осечка, теперь вообще промазал... Я выстрелил в ответ. Громила выронил оружие и схватился за руку выше локтя. А ведь я целился в плечо.

Ошалевший торговец выпустил мою полу и с дикими криками шарахнулся в сторону. В мгновение ока на площади началось форменное столпотворение. Расталкивая прохожих, я побежал в какой-то переулок. Проклятье, как же душно. Если они начали в меня стрелять, значит, не хотят, чтобы я попал в руки полиции живьем. Мало ли что я там расскажу... Может сдаться? Нет. Пристрелят "при задержании".

Я остановился, привалившись к стене. Воздуха не хватало. Даже голова начала кружиться. Нет, определенно надо было по утрам заниматься гимнастикой. Я совершенно не в форме. Что за ерунда? Откуда эта кровь?

Я опустил глаза. Левый борт белого пиджака пошел ярко-алыми пятнами, медленно переходившими на брюки. Я был несправедлив к Неверу и его громиле. Похоже, тот все-таки не промахнулся... Да о чем я думаю! Я же ранен! Ранен!

В проходе возникла фигура в европейском костюме. Я не стал разбираться человек ли это Невера или случайный прохожий. В конце концов, нечего тут шляться во время перестрелки. Выстрелив в его направлении, я свернул за угол и поплелся дальше. Если я не ошибаюсь, у меня еще один патрон в барабане. А запасных сицилиец мне не оставил.

Дорогу перегородила телега. На козлах сидел человек в расшитом крестами черном капюшоне коптского священника. Я замахал на него револьвером, чтобы тот убирал с дороги свою колымагу. Откуда-то выскочила пара дюжих монахов. Они подхватили меня под руки, и моментально загрузили в повозку. Я вяло попытался сопротивляться, но револьвер вылетел из руки и с лязгом покатился по мостовой. Кажется, он даже последний раз выстрелил... Один из монахов забросил в телегу мой чемодан, который я каким-то чудом ухитрился не выпустить из рук до самого последнего момента, и задернул служившую пологом мешковину. Я рванулся, но тут силы меня оставили окончательно, я просто свалился на дно и затих. Потом стало темно.

Глава 5

Потолок был сводчатым. И белым. Также как и стены. Я рискнул приподняться на локте. Левый бок потянуло и он неприятно заныл. Я откинулся на подушку и осмотрелся. Маленькая комнатушка. Очень чистенькая. Крошечное, похожее на бойницу, оконце. Из мебели — кровать, тумбочка, табурет. На стене иконы. Значит, это копты.

Правой рукой я ощупал торс и левый бок. Плотно и основательно забинтовано. Профессионально, судя по всему. Крови вроде не видно. Но бок болит. Интересно насколько серьезно меня ранили? Я глубоко вздохнул. Левый бок отозвался резкой болью, но дыхание не перехватило, и кашля не было. Я задержал дыхание и начал считать, сколько смогу выдержать... Уфф. Немного. Ныряльщик из меня не выйдет, но легкие, судя по всему, не прострелены. Уже хорошо.

В дверь вошел сухопарый человек в монашеском одеянии. Увидев, что я очнулся, он сделал предостерегающий жест.

— Не надо вставать. Сейчас я позову настоятеля.

Я перестал дергаться, и решил подождать. В конце концов, особого выбора у меня не было.

Настоятель оказался добродушным мужчиной средних лет.

— Как вы себя чувствуете?

— Спасибо, неплохо...

— Мы за вас молились.

— Большое спасибо. Чем я обязан столь пристальному вниманию с вашей стороны? И насколько серьезно я ранен?

— Не спешите. Понимаю, у вас много вопросов, — он присел на внесенный монахом стул.

— И мне очень хочется знать ответы, — добавил я.

— Сначала о ранении. Как мне сообщил врач, Господь был милостив к вам, и пуля лишь прошла по ребрам. Вы потеряли достаточно много крови, но серьезной опасности пока нет. Будем молиться, чтобы рана не загноилась.

Я еще раз пощупал бинты на груди. Похоже, мне крупно повезло.

— Так чем все таки я обязан подобному вниманию с вашей стороны?

— Мы же не могли оставить вас, раненого, на улице...

— Но и скрывать меня от полиции вы тем более не были обязаны. Почему вы не передали меня властям?

— Вы проницательны, сын мой. Мы действительно сочли за лучшее пока не выдавать вас властям.

Я подозрительно нахмурился. Определенно у монахов были на мой счет какие-то планы.

— Дело в том, — продолжал настоятель, — что мы уже весьма давно обратили на вас наше внимание.

В моей памяти промелькнул монах, показавший мне путь в Каире, когда я скрывался от людей дю Понта, и второй, буквально всучивший мне бурдюк, послуживший спасательным кругом в море... Кажется, я становлюсь суеверным.

— Не удивляйтесь. Впервые мы вами заинтересовались, когда узнали о статуэтке.

— Какой статуэтке? — с подозрением спросил я.

— Вы прекрасно знаете, о чем речь, — улыбнулся настоятель, — она, должно быть, попала к вам в конце войны.

— Откуда вы знаете?

— Мы не знаем. Мы догадываемся. До войны она хранилась у одного из наших братьев. По делам веры он должен был выехать в Бейрут, где его застали печальные события конца войны. Нам известно, что он погиб при бомбардировке города кораблями имперского флота. Мы полагали, что статуэтка утеряна, но несколько лет спустя упоминания о ней случайно попали нам на глаза в бумагах вашего университета.

— Почему вы решили, что это именно та статуэтка?

— Другой не было.

— Вы ошибаетесь. Я знаю, минимум, о трех. Возможно их вообще десятки...

— Всего четыре, — он снова снисходительно улыбнулся, — а нахождение трех других было нам известно.

Я приподнялся на локтях.

— Лежите, лежите, вы еще слишком слабы. Эти статуэтки были вывезены из старого Серсурского монастыря.

— Вы имеете в виду Стимфалопольский монастырь?

— Да. Это его греческое название.

Я упал обратно на подушку.

— Его нашли итальянцы и местные грабители. Они уже выкрали оттуда что смогли. Остальное в ближайшее время раскопает дю Понт...

— Увы, Господь попустил, чтобы две статуэтки были похищены из монастырского тайника.

— А где четвертая? — спросил я.

— У нас. Но мы несколько уклонились от главного. Мы не знаем, как статуэтка попала к вам в руки...

— Мне ее передал один из солдат.

— Возможно. Пути господни неисповедимы. Возможно, перед смертью наш брат в Бейруте передал ее кому-то, и так она дошла до вас.

— И что из этого следует? — устало спросил я, все-таки ранение давало о себе знать, и я ощущал заметную слабость, — вы рассчитываете, что я ее верну?

— Не обязательно. Если вы согласитесь нам помочь, то она сможет остаться у вас.

— Помочь?

Настоятель кивнул.

— Но как?

— Достаточно просто. Много столетий назад, с приходом арабов Амра ибн аль-Аса в Египет пришел ислам. Тогда мы приняли их как освободителей от власти считавшего нас еретиками константинопольского правительства. Но прошли десятилетия, и в Египте вспыхнуло восстание. Многие наши монастыри оказались в опасности. Война ничего не щадила. И тогда множество святынь и книг из обителей Верхнего Египта было укрыто в отдаленном и труднодоступном монастыре Серсуры. Прошли годы, и Господь отвел воду из тех мест и мы больше не могли попасть в монастырь. А наши святыни так и остались там.

— Но почему вы не вывезли их, когда источники стали пересыхать?

На лице настоятеля появилось некоторое смущение.

— Возникли определенные сложности. Мы смогли забрать лишь небольшую часть того, что там хранилось.

— Не переживайте. В ближайшее время дю Понт найдет оставшееся.

Монах отрицательно покачал головой.

— У вас, европейцев, есть много необычных вещей. Есть машины и самолеты. Но кое-чего вы не знаете. У нас, коптов, есть знание, но нет машин и самолетов. Если бы мы могли объединить усилия...

— А что вам мешает объединить усилия с дю Понтом? И причем тут я?

— Увы, но он не отдаст нам того, что нам принадлежит по праву.

— Это да. Все найденное он отправит во Францию. А местные власти?

— Итальянские чиновники весьма жадны. Их помощь стоит слишком дорого.

— Полагаю, вы сможете договориться.

Лицо настоятеля стало жестким.

— Эти святыни наши по праву, и мы не будем платить за них выкупа.

— Воля ваша, — пожал я здоровым плечом, — но все-таки я так и не понял, я то тут причем?

— Полагаю, вы бы не отказались найти этот монастырь сами? У вас есть необходимые возможности, мы же знаем, где его искать.

Я усмехнулся.

— Вы опоздали, сейчас это известно половине бандитов Ближнего Востока.

Настоятель лишь снова мягко улыбнулся.

— Без нас, они ничего там не найдут.

— Вы так уверены? Дю Понт при всех его недостатках и причудах свое дело знает. Он перевернет монастырь вверх дном, и пролезет во все дыры. Сомневаюсь, что после него там останется что-то кроме пыли и мусора.

— На все Его воля, — воздел глаза к небу монах, — так вы готовы оказать нам посильную помощь в разыскании наших святынь?

— Вы опоздали. Дю Понт уже в пути. Кроме того за мной охотится та самая половина бандитов Ближнего Востока. И пока не безуспешно, — я кивнул на свою перебинтованную грудь, — эти игры зашли слишком далеко.

Настоятель грустно вздохнул.

— Мы полагали, что находка вами статуэтки была знаком свыше. Она уже несколько раз терялась, но каждый раз находилась снова...

— Я материалист и ученый. Уж извините за резкость. Я не верю в мистические совпадения.

— Тем не менее, поверьте, все случившееся с Вами не случайно. И я надеюсь, что, в конце концов, вы исполните возложенную на вас свыше миссию.

Я замотал головой по подушке.

— Последние несколько месяцев я чувствую себя зайцем, убегающим от волков и охотников. Я попадал в подстроенные и естественные авиакатастрофы, тонул в открытом море, меня пытались бросить львам, я падал в ямы со змеями... В конце концов, меня чуть не пристрелили. И знаете что? Хватит с меня острых ощущений!

— Вы находите все это вполне случайным?

— Только не надо мистики. Ничего сверхъестественного и чудесного не случилось. Мне просто везло. В конце концов то, что я прошел всю войну в пехоте и остался не только жив, но и сохранил все свои конечности и внутренние органы в целости и сохранности это везение куда большее.

— На все воля Его... — философски заметил монах.

— В общем, я планирую вернуться домой к моей кафедре и студентам, и забыть про все эти статуэтки и свитки как про страшный сон.

— И вы даже не хотите узнать, для чего все эти статуэтки? — лицо настоятеля приобрело хитрое выражение.

— Искусительство — не ваш профиль, — проворчал я.

Естественно, мне было жутко любопытно узнать все эти детали. Но понимание того, что совсем недавно пуля прошла у меня где-то сантиметрах в пятнадцати от сердца, заметно охлаждало мои эмоции. Ситуация становилась чрезмерно опасной, а шансы — слишком призрачными. Мне уже не двадцать, и стремление к риску постепенно уступает желанию спокойно дожить до старости.

— Ну что вы, — взмахнул рукой монах, — какое искушение. Я всего лишь хочу быть уверен, что вы знаете от чего отказываетесь.

— Я рассчитываю ознакомиться с этим в публикациях дю Понта.

— Что же. Это ваше решение. Мы не можем от вас ничего требовать. Просто если вдруг вы передумаете...

Я отрицательно покачал головой.

— Так вот если передумаете, то я дам вам рекомендательное письмо, которое позволит найти помощь и поддержку среди наших братьев, — он положил на тумбочку желтый запечатанный конверт.

— Спасибо, но это напрасные надежды.

— Кто знает, кто знает... Теперь о насущном. Мы сохранили все ваши вещи. Как только вы достаточно окрепнете, мы принесем их вам. Вы сможете оставаться у нас сколько хотите.

— Думаю, с моей стороны будет не слишком вежливо злоупотреблять вашим гостеприимством.

Если монахи действительно сохранили все мои вещи, то в чемодане должны быть документы на чужое имя, подготовленные для меня в Марселе друзьями Франца. Это позволит мне спокойно и незаметно покинуть Египет и добраться домой. Надо будет только телеграфировать Хеммету в Аден, что дело не выгорело, и задуманная нами экспедиция отменяется. Что ж. Ему так и не удастся войти в историю человеком запечатлевшим на фотопленку сенсационную находку Александрийской библиотеки.

Я вытер пот со лба и сверил адрес. Это здесь. Однако в конце августа в Египте довольно жарко. Я поднялся по ступеням и постучал.

Дверь открылась, и в проеме показалось знакомое лицо с большими серыми глазами.

— Ой. Синьор Бронн. Я не знала, что вы в Александрии...

— Дела, синьорина Ортенсия, пришлось задержаться, вы позволите войти?

Профессор Пикколо не собирался везти дочь в экспедицию, но в свете случившегося рассудил, что лучше, если она будет не слишком от него далеко. И под присмотром его александрийских друзей. Поэтому студенческие каникулы девушке предстояло провести в Египте.

— Это квартира друга нашей семьи, — пояснила Ортенсия, видя, как я озираюсь по сторонам, — он хирург в центральном госпитале Александрии. Отец решил, что будет лучше, если проведу лето здесь. Заодно немного попрактикуюсь. Я думала, что вы отправились в экспедицию вместе с ним.

— Вы одна?

— Да, в госпитале как раз обход и...

— Это хорошо. У меня, синьорина, к вам довольно специфическое, я бы даже сказал личное дело.

Я, морщась, стащил пиджак.

— Что вы себе позволяете? — лицо Ортенсии сначала побледнело, потом покраснело, и в итоге пошло пятнами...

— Вы медик? — я расстегнул рубашку.

— О боже! Что с вами?

— Бандитская пуля. В силу ряда обстоятельств мне бы не хотелось обращаться к официальной медицине, а другого знакомого врача у меня в Александрии нет...

— Садитесь, я сейчас посмотрю.

— Ай-яй-яй! У-у...

— Что вы так кричите? Вы меня напугали...

— Больно.

— Бинты присохли. Так. Что у нас здесь...

— Ой!

— Не дергайтесь, пожалуйста.

— Я стараюсь...

— Вообще заживает довольно ровно. Воспаления особого нет. Надо проверить ребро...

— Ой-ёй. Вы смерти моей хотите, синьорина?

— Кажется, не сломано, но исключить однозначно нельзя. Надо бы показаться врачу в госпитале. Еще рентген бы не помешал...

— Это исключено.

— Я бы сказала, что вы подвергаете себя излишнему риску, не обращаясь за квалифицированной помощью.

— Я полагаю вашу квалификацию вполне достаточной. По крайней мере, выражаться, как заправский врач вы уже научились.

Насколько я смог разглядеть ее щеку и шею, девушка покраснела. Руки у нее немного дрожали, но в целом держалась она молодцом. Для студента она оказалась очень неплохим хирургом. Далеко пойдет.

— Не вертитесь. Я обрабатываю рану.

— Насколько она серьезная?

— Скользящая. Возможна трещина или даже перелом седьмого ребра. Мышцы порваны...

— Ерунда.

— Уж позвольте об этом мне судить. Я хоть и студентка, но все же старшего курса.

— Поверьте, синьорина. На войне я достаточно насмотрелся на пулевые ранения, и авторитетно могу заявить — то, что вы описываете это именно ерунда... Ох! Ну, аккуратнее же, в самом деле.

— Сидите спокойно. Я сейчас наложу повязку. Послезавтра ее надо будет сменить. Вы сможете зайти после обеда.

— Вообще-то я собирался в это время уже плыть в Европу.

— Как хотите. Но я бы настоятельно рекомендовала перевязку под надзором врача. Впрочем, если вас устроит судовой медик...

— Хорошо, хорошо. Я зайду послезавтра после обеда.

Я сидел у маленького оконца, смотрел на залитую солнцем улицу через мутное стекло и размышлял.

Что мы имеем? Где-то в Ливийской пустыне находятся руины, в которых, вероятно, спрятаны остатки Александрийской библиотеки. А также книги и иконы коптов. За этими впечатляющими призами охотятся дю Понт, с нанятым им Невером, ди Мартти со своими сицилийскими головорезами и марсельскими бандитами, и египетские монахи. Первым двоим участникам гонки я уже изловчился стать поперек дороги, и теперь и те и другие очень жаждут видеть меня мертвым. Монахи, наоборот, рвутся привлечь меня на свою сторону.

Ну уж нет. Ди Мартти был готов меня утопить еще в самом начале. С дю Понтом еще можно было бы иметь дело, не свяжись он с аденскими бандитами. Кстати, похоже, что именно для него Невер и выкрал дневники Мильвовского. По крайней мере, в день своего приезда в Аден дю Понт жаловался, что человек, с которым он хотел там встретиться, неожиданно уехал. А как раз накануне произошли события в "Серебряном Гонге" из-за которых Гоше Неверу пришлось бежать... Какое, однако, странное совпадение. Похоже, наш французский профессор с самого начала имел дополнительные козыри в рукаве.

В такой ситуации лезть в эти руины чистое самоубийство. Финита ля комедия. Занавес. Пора возвращаться домой.

Я забрал шляпу и спустился на улицу. Пока не домой, а к моему, если там можно сказать, лечащему врачу. Ортенсия хотела сегодня сменить повязку.

Решение было принято, и настроение у меня было просто отличным. Скоро я уже буду в стенах университета рассказывать о древних языках жаждущим знаний студиозусам. Я шел по александрийским улочкам мурлыкая под нос старую песню саксонских шахтеров.

... и едем мы туда, где рудокопы добывают в ночи серебро и золото из скал...

Я вырос в стране рудных шахт и с детства остались теплые воспоминания о небольших уютных кабачках и звучавших там песнях.

... и в глубокой темной шахте я думаю о тебе...

Я поднялся по ступеням и постучал в дверь. Она медленно подалась, и меня охватило сначала чувство дежа вю, а потом ужас... Неужели опять! Ее-то за что?

Я распахнул дверь и вбежал внутрь. Цепочка темно-бурых пятен на паркете тянулась от входа к кабинету.

— "Может грязь, или машинное масло"? — пронеслась мысль.

Увы, это не было ни то, ни другое.

Я бросился в кабинет. Никого. Те же пятна на полу, то каплями, то размазанные, словно по полу двигали что-то тяжелое. Отпечаток башмака. Мужской. Размером почти с мой. Разорванная штора, большой лоскут оторван и брошен на пол. Женская туфля в углу. Кажется, в тот день на Ортенсии были такие же... Или нет? Не помню.

У кресла что-то блеснуло. Хирургический нож. На лезвии все те же красно-бурые разводы. Я коснулся одной из клякс пальцами. Уже густеет, но еще не засохла. Эту кровь здесь пролили совсем недавно.

— Сядь и успокойся. Выпей кофе.

— Омар, ты не понимаешь...

— Она тебе так дорога?

— Она еще почти ребенок, Омар. И я уверен, что именно из-за меня ее похитили!

— Ты был у нее позавчера. А похитили ее, ты говоришь, лишь сегодня. Они так неторопливы, или твой визит не имеет к этому отношения?

— Не знаю, — я покачал головой, — все эти похищения, покушения и перестрелки. Я начинаю уставать от них, Омар. Хочется уехать и отдохнуть.

— Это последствия твоего ранения, — мой визави прошелся по комнате, — ты еще не до конца оправился.

— Возможно. Но сейчас я должен что-то сделать!

— Сделаешь. Я уже попросил моих людей поговорить с соседями и прислугой. В ближайшее время мы будем знать, что там случилось.

— А если будет поздно?

— Если они хотели ее убить, то сделали бы это сразу. Значит, она им зачем-то нужна живая. Так что пей кофе и жди.

В дверь постучали. Омар вышел. Я оставил в покое кофейную чашку и заметался по комнате. Это, положительно, выходит за всякие рамки. Во что ты меня втянул, Карл? Еще немного и дело кончится трупами...

Омар вернулся.

— Ну что?

— За час до твоего прихода в квартиру поднялись несколько европейцев. Вышли они оттуда с большим мешком. У одного из них куском шторы была перевязана рука. Они положили мешок в автомобиль и уехали на юг.

— Мы должны ее найти...

— Это были люди ди Мартти. Машина, на которой они уехали, сейчас находится в местечке называющемся Ком-Эль-Шукафа. Это в южных пригородах.

— Едем! — я вскочил.

Омар осуждающе покачал головой, но ничего не сказал.

Ком-Эль-Шукафа оказалась глухой окраиной, застроенной складами и сараями. Запыленный "Фиат" притулился в небольшом переулке. Позади машины белела вывеска какой-то конторы торгующей фруктами. Похоже здесь у нее был склад.

Мы с Омаром и его людьми обошли его по переулку. Я вскарабкался на массивную ограду. Во дворе было пыльно и пусто. Я сделал знак остальным и мы, стараясь не шуметь, один за другим перелезли внутрь. Начинало темнеть. Мы прошли внутрь массивной кирпичной постройки. Полутемный коридор, заставленный товаром, тянулся вглубь здания.

Лавируя между ящиками с яблоками и апельсинами, я прополз к дверному проему из которого в коридор падал яркий луч света. Изнутри доносились знакомые голоса.

— Проклятая девчонка, — я узнал своего старого знакомого Адриано Феличетти, того самого, что подстроил катастрофу цеппелина, столкнул меня за борт "Майкла Блондена" и похитил профессора в Турине, — прошлый раз она прокусила мне ладонь, теперь руку порезала. Хорошо левую.

— Ты просто не умеешь обращаться с женщинами, — засмеялся его невидимый собеседник, судя по голосу и акценту — еще один мой старый знакомец — Розарио.

— Вот тебе смешно, а она могла серьезно меня покалечить. Чуть до кости не дошло. Кому я нужен без руки?

— Бери пример с меня, ни единой царапины...

— Ты просто всегда в стороне стоял. А из женщин ты умеешь обращаться только с женой. Семь дочерей — это суметь надо...

— Конечно только с женой. Я честный католик. И чту заповеди...

— Ага, особенно шестую...

— Ты о чем?

— Просто так. Лучше скажи, ты давно вниз спускался?

— Часа два, наверное.

— Надо бы еще раз сходить. Проверить.

— Да куда эта девка денется. Замок надежный.

— Все равно мне не спокойно. Надо было ее прикончить сразу, как она все рассказала...

— Дону Никколо виднее, он сказал оставить до утра.

Я оглянулся. В дальнем углу темнел спуск в подвал. Я отполз от двери и спустился туда. Рассохшаяся лестница предательски скрипела, но увлеченные беседой мафиози этого не заметили.

Внизу оказалось небольшое помещение с четырьмя дверьми, по одной в каждой стене. Крошечная лампочка у лестницы едва освещала каморку. Я потянул за ближайшую ручку. Заперто.

Один из людей Омара отодвинул меня плечом и зазвенел отмычками. За дверью оказался склад ящиков. Крепко пахло яблоками.

— Не здесь, — прошептал я, — открывай следующую.

Позади кто-то с грохотом свалился с лестницы. Кажется, это был Омар...

Над нашими головами загрохотали башмаки.

— Кто здесь? — крикнул из коридора Розарио.

Омар выстрелил. Сверху донеслись сначала проклятия, потом ответные выстрелы. К счастью при таком освещении попасть в кого-либо из нас было достаточно сложно. Впрочем, нам в кого-либо из них тоже.

Я бы предпочел выждать и стрелять наверняка, но любовь южан к внешним эффектам оказалась сильнее. Помещение моментально наполнилось пороховым дымом, а уши заложило от бесконечного грохота выстрелов.

— "Хоть бы шальной пулей Ортенсию не зацепило", — подумал я, отступив в дверь, и укрываясь за штабелем ящиков с фруктами.

— Девку прикончи! — заорал где-то наверху Феличетти, — она не должна уйти.

— Я не могу спуститься... — это, кажется, Розарио, значит, Омар промахнулся.

— У тебя была граната, идиот! — снова Феличетти.

— "Ох, чтоб... только этого не хватало", — я бросился ничком на пол.

— Кидай гранату через отдушину, и уходим, их слишком много!

Взрыв. На меня посыпалась штукатурка. Потом что-то сильно ударило по голове и спине. Я поднес руку к затылку. Мокро... Если останусь жив, никогда больше... я поднес мокрые пальцы к лицу и лизнул. Кисло. Всего лишь яблоки. Уже начали подгнивать. Видимо упали от сотрясения. Над головой загрохотали башмаки убегавших мафиози.

Я с трудом оторвался от пола и пригибаясь на всякий случай, подбежал к лестнице. Омар, одной рукой держась за перила, а в другой сжимая револьвер, вглядывался в черневший сверху проем.

— Слава Аллаху, они сбежали...

Увидев меня, он смущенно добавил.

— У них такие узкие ступени, я споткнулся...

— Что с девушкой?!

Он указал рукой в сторону. Я похолодел.

Взрыв внутри одной из комнат вышиб дверь и разметал ее щепой по каморке. В проеме еще клубился дым, пронизанный лучами падавшего откуда-то изнутри света.

— Они забросили гранату через какую-то дыру сверху. Прямо туда. Мы ничего не могли сделать...

Он вздохнул и покачал головой.

— Никаких шансов. Там никто бы не выжил.

Я перешагнул через груду рассыпавшихся фруктов и вошел в дымящийся пролом.

Пустая комнатушка, выбоины от осколков на стенах, мешающиеся друг с другом запахи взрывчатки и яблок. Где-то здесь должен быть труп. Я достал фонарик и повел лучом по углам каморки. В пятно света попала куча тряпья. Я вздрогнул, но заставил себя посмотреть внимательнее — мешковина, вторая туфля, какие-то обрывки. Тела нет. Я продолжил осмотр. Луч пробежал по стене к углу и провалился в неровную дыру, которая вела прямо вниз.

Я подошел ближе. Судя по всему, еще недавно это был сток, ведший из каморки в канализацию. В паре метров внизу блестела выломанная чугунная решетка. Неужели Ортенсия спаслась?

Я еще раз обвел фонариком комнату. По крайней мере, трупа здесь нет. Но как она могла выломать решетку?

Я осмотрел края пролома — деревянные брусья поддерживавшие раму насквозь прогнили. Достаточно было сильно ударить по решетке сверху или просто подпрыгнуть... Недолго раздумывая, я протиснулся вниз.

Из-под ног с писком и плеском шарахнулась невидимая в темноте крыса. Я обвел вокруг лучом фонарика. Действительно канализация. В десятке метров с одной стороны — ржавая решетка, с другой — уходящий в темноту низкий коридор. Что ж. По крайней мере, от проблемы выбора я избавлен.

Омар пыхтел, силясь пролезть через отверстие в полу. Наконец плюнул и, взяв откуда-то лом, начал его расширять.

Я побрел вперед. Проход был низкий и довольно узкий. Под ногами булькали лужицы воды и шуршали вездесущие крысы.

Насколько далеко она могла уйти? Зависит от того, насколько давно ей удалось проломить решетку. Бойкая девушка. Позади зашлепал по мокрой грязи наконец спустившийся вниз Омар.

Я свернул в очередное колено и ударился лбом о низкий карниз. Канализационный ход резко снижался. Я присел и направил свет фонарика в глубину прохода. Если она ползла, то могла продвинуться еще метров на десять — двадцать. Но дальше проход становился насколько узким, что пролезть туда могла разве что кошка. Я поднял взгляд наверх. Штольня колодца уходила к поверхности. Странно, обычно тут бывают скобы. Я еще раз осмотрел стены — никаких зацепок. И чугунная крышка сверху. Здесь она не могла вылезти. Но не сквозь стены же она просочилась?!

Грузная фигура Омара загородила проход сзади.

— Где она?

— Ума не приложу?

Я присел и еще раз осветил низкий проход впереди. Кажется в стене есть какая-то боковая ниша. Я опустился на четвереньки и пополз к ней. Вечером обязательно надо будет принять душ...

Точно, сбоку ниша, наполовину заваленная кирпичами и песком. Но тупиковая. В полу решетка для стока воды дальше вниз. Я поднял фонарик. Так и есть. Там провал, свод ниши обвалился, открыв проход в пустоту. Ну, кто так строит? Они канализацию сооружали или Критский лабиринт?

Я пролез в соседний канал. Он тянулся параллельно первому. В отличие от того здесь было сухо. Судя по паутине эту часть системы посещали не слишком часто.

Но в какую сторону идти? Начнем с этой. Я побрел направо. Метров через двадцать в полу возник еще один провал. Строители явно халтурили. Хотя... Провал вроде совсем свежий. Я посветил вниз. На куче кирпичей и пыли виднелась какие-то куски ткани. Я ухватился за края и спустился вниз.

Ткань совсем новая, и кажется на ней следы крови. Наверное, девушка провалилась... Она могла пораниться.

Я поднял взгляд к Омару.

— Жди здесь, и попроси кого-нибудь принести веревку. Сам я отсюда не вылезу, слишком высоко.

Я поднял обрывок ткани. Ортенсия должна быть где-то рядом. Я осветил ближайшую стену и опешил. На меня задумчиво смотрела вырезанная в камне шакалья голова. Я сдвинул луч света ниже. Это что угодно, но только не канализация!

Я лихорадочно водил фонариком. Фрески, барельефы, саркофаги... На секунду я забыл о девушке. Катакомбы! Настоящие катакомбы древнеримского времени! Это же величайшее открытие, надо срочно... Да о чем я думаю, где-то тут находится живой человек. И не исключено, что она ранена.

Я опустил фонарик. На вековой пыли отчетливо виднелись следы босых ног. Отпечаток правой был едва заметен. Я пошел по следам. Вот тут она упала, видны отпечатки рук. Я огляделся. Проход вел в обширное помещение с рядами массивных саркофагов вдоль стен.

— Ортенсия! Вы здесь?

Мой голос нарушил вековую тишину подземелья.

— Отзовитесь!

Тишина. Хорошо, что следы так хорошо видны. Она начала приволакивать ногу. Возможно, она ее сломала при падении. В луче света мелькнуло что-то белое возле одного из саркофагов. Кисть руки. Я подбежал.

Пульс есть. Уже хорошо. Надо ее вытащить отсюда.

Я положил фонарик на резную каменную крышку. Луч выхватил из темноты резной барельеф на стене. Я начал поднимать Ортенсию и замер. Археолог внутри меня снова победил. На камне был вырезан тот же странный зверь, не то медведь, не то гиена, что и на моей статуэтке. Он попирал лапами небольшую человеческую фигурку, еще две такие же в ужасе убегали от него. Перед зверем стояла фигурка чуть ли не в два раза больше убегавших и замахивалась на хищника копьем. Под барельефом была высечена латинская надпись.

Я вытащил блокнот и дрожащими руками начал переписывать. Переводить и разбираться в деталях было некогда. Девушка застонала. Я оторвался от надписи.

Ортенсия открыла глаза и дернулась.

— Все в порядке. Это я. Сейчас я вытащу вас отсюда.

Она шмыгнула носом.

— Кажется, я растянула лодыжку. И ободрала ногу. Не могу идти. И платье изорвала...

— Все в порядке.

Я быстро дочертил последние штрихи и убрал блокнот.

— Пора наверх. Я вас понесу, а вы будете держать фонарик и освещать дорогу.

Я взвалил ее на плечо и двинулся назад.

— Что это за место? — с удивлением спросила она.

— Насколько я понял древнеримские катакомбы. Вы только что совершили величайшее археологическое открытие последних лет.

— Я должна вам сказать...

— Сначала нам нужно вылезти наверх.

— Нет, это важно. Пока они держали меня в этом подвале с яблоками...

— Что они вообще от вас хотели?

— Подробностей о прошлой экспедиции отца. Что и где они с Вильмовским тогда нашли.

— Но вы то здесь причем?

— Я была в той экспедиции. Конечно, меня тогда мало куда пускали... Но это все не важно. Пока я сидела под замком, они там обсуждали страшные вещи! Я все слышала через вентиляционную решетку. У меня абсолютный слух...

— Омар, давай веревку, и аккуратно поднимай, она, кажется, вывихнула ногу

— Да не перебивайте меня, я должна вам рассказать...

— Синьорина. Ваш рассказ вполне может подождать несколько часов.

— Не может! Как вы не понимаете? Они всех их убьют! Понимаете, всех!!

— Кого? — не понял я.

— Всех! Отца, Полетту, ее дядю... Всех!!

Врач-египтянин был высок, носил обязательную феску, длинную рубаху и небольшие усы.

— Она очень нервничала, все время что-то говорила, про родственников, которых кто-то собирается убить, — вздохнул доктор, — но мне все же удалось дать ей успокоительное. Девушке просто необходимо немного поспать. В остальном — ничего серьезного. Сильное растяжение, но без вывиха и переломов. Несколько глубоких царапин. Я наложил повязку. Полагаю, через неделю она уже сможет ходить.

Омар поблагодарил врача и проводил его к выходу. Вернувшись, он спросил.

— Итак. Что это еще за история с убийствами? Я кое-что слышал, но тебе она рассказала все в деталях и, кажется, раза три...

— С одного раза я бы не понял. Бедная девочка сильно перепугалась. В общем, Никколо ди Мартти, сообразив, что его идея отвлечь дю Понта с моей помощью сорвалась, решил прибегнуть к запасному варианту — нанять какую-то из местных банд, и ее руками уничтожить экспедицию, раз и навсегда покончив с конкурентами. Розарио и Адриано как раз обсуждали это друг с другом, пока сидели на складе. То, что Ортенсия из своей камеры может слышать их разговор, они и не догадывались. Либо были уверены, что ее убьют раньше, чем она успеет кому-либо рассказать.

— Хм. План достаточно авантюрный, но может сработать, — пробормотал Омар, — ди Мартти, как говорите вы, европейцы, пошел ва-банк. Если его участие в торговле древностями раскроется... В общем, я бы не хотел тогда оказаться на его месте. В Риме ему этого не простят.

— Ты лучше меня знаешь, что творится на юге. Девушка могла что-то напутать, не так понять, в конце концов? Насколько все это вообще реально?

— Вполне реально. Власть европейцев там призрачна. Местные эмиры хоть и носят итальянские мундиры, но далеко не во всем прислушиваются к словам из Каира. Они опираются не на законы европейцев, а на винтовки верных им аскеров. Племена же нубийцев так и вовсе живут по своим обычаям и подчиняются только собственным вождям. Найти в этой ситуации сотню бандитов готовых за мзду перебить застигнутую в пустыне экспедицию не так уж сложно...

— Это немыслимо! Будет колоссальный международный скандал. Восходящее светило французской науки... Не то чтобы я был в восторге от идей дю Понта, если честно я вообще считаю большинство из них бредом, но это же не повод убивать его как собаку!

— Война, — развел Омар руками, — белые солдаты проведут шумный рейд, повесят для впечатления нескольких бедуинов, после чего тот же ди Мартти произнесет драматическую речь, призвав других исследователей не рисковать жизнью и не посещать эти места до "успокоения туземцев". Что ему, собственно, для процветания его подпольной торговли и надо.

— Кошмар! — я даже вскочил и несколько раз прошел из угла в угол, — неужели вот так все просто?

— Конечно, — улыбнулся Омар, — это же не Европа.

— Мы должны сообщить властям!

— Ты предлагаешь жаловаться льву на то, что тот задрал корову?

— В Египте разве нет других властей?

— У тебя есть чем подтвердить твои слова? Власти не любят когда их обвиняют без серьезных на то оснований. А ди Мартти — большой человек в Египте.

Я задумался...

— Можно не называть имен. Тогда они могут распорядиться хотя бы усилить охрану экспедиции!

— Правильно. И поручат это ди Мартти. Потому, что за безопасность археологов отвечает именно он.

Ну почему Омар прав? Я опустился на стул. Ди Мартти конечно же пообещает все сделать в лучшем виде. Ученых, тем не менее, перебьют. Скандал? Ну да... Ди Мартти скажут, что он не оправдал оказанного ему высокого доверия. Не смог уберечь экспедицию. Он будет разводить руками и посыпать голову пеплом. Но разве это можно сравнить с тем, как с ним бы поступили, узнав о его роли в контрабанде древностей?

— Неужели все так плохо? Хоть что-то можно сделать? — с надеждой обратился я к Омару.

Он покачал головой.

— Мои связи так далеко не простираются. Тут нужен человек вхожий к кому-то из местных эмиров. Но у меня нет таких людей... Извини, Танкред, здесь я бессилен.

— Омар! Карл не так уж много рассказывал, но я же знаю. В молодости вы с ним проворачивали довольно рискованные авантюры. Должен же быть какой-то выход?

Лицо Омара на секунду приобрело мечтательное выражение, потом опять стало бесстрастно серьезным.

— Пока я вижу только один выход. Но он весьма опасен.

— Какой?!

— Ты можешь рискнуть лично предостеречь дю Понта...

— Он не поверит. Решит, что я пытаюсь сбить его с толку. И даже если поверит, не бросит этой затеи. Я его знаю. Ради такого открытия он не испугается поставить под удар всю экспедицию.

Омар лишь пожал плечами.

— Тогда мы можем только помолиться за них...

Я снова вскочил.

— Допустим, я смогу добраться туда и люди Невера не пристрелят меня на месте... Что я скажу дю Понту? Что мне кажется, будто его хотят убить?

— У тебя есть девушка. Думаешь, она не сможет объяснить положение дел своему отцу достаточно убедительно?

— Ты предлагаешь тащить ее в этот гадюшник? Омар, ради всего святого, ты хочешь обвешать меня кучей спутников, которых мне нужно будет постоянно спасать?

Он философски пожал плечами.

— Без нее ты вообще не найдешь туда дороги...

Я опять сел на стул, и задумался.

— И что ты конкретно предлагаешь?

— Тебе нужно добраться туда как можно раньше и попытаться объяснить французу, чем он рискует. Если он откажется, забери тех, кого хочешь, и уходи оттуда. Даже ди Мартти нужно будет время, чтобы подготовить нападение. Так что несколько недель у тебя, скорее всего, есть.

— А если они меня банально пристрелят?

— Ты же не вчера родился, Танкред, — усмехнулся Омар, — стрелять ты сам умеешь. А пулемет я тебе дам.

— Я ученый, а не бандит!

— Иногда даже ученому приходится браться за оружие. Ты хочешь спасти этих людей?

— Конечно.

— Тогда тебе придется немного запачкать руки. Если не кровью, то оружейным маслом.

Я надолго замолчал. Потом сказал.

— Хорошо. Я подумаю, что можно сделать. Но ничего не обещаю.

Омар лишь улыбнулся.

— Если надумаешь, я всегда готов помочь, чем могу, а теперь ответь мне на другой вопрос. Что будем делать с найденными катакомбами?

— А что с ними делать? Надо бы доклад сделать в академии, конечно... Но не сейчас. Как все это некстати...

— Дю Понт постарался на славу, — вздохнул Омар, — Танкреда Бронна сейчас ищет вся египетская полиция. Хорошо еще, что на объявлениях о розыске твой портрет выглядит так, что сам пророк Сулейман не смог бы найти в нем и малейшего сходства с тобой. Полиция всегда экономила на собственной типографии... Но оставлять в катакомбах все как есть мы не можем. Смотрители канализации рано или поздно найдут дыру. Даже если мы ее замуруем, они обратят внимание на свежую кладку.

— Я понимаю... Ладно. Придумай что-нибудь. Ну, какую-нибудь правдоподобную историю, чтобы объяснить, как мы их нашли...

Омар задумался.

— Можно подкопать верхние проходы, а потом сказать, что туда случайно провалился какой-нибудь верблюд... или ишак...

— Реши сам.

Я вздохнул. Мой доклад на заседании Королевской Академии Археологии о находке римских катакомб в Александрии пошел прахом. Это открытие никогда уже не будет связано с моим именем. В другой ситуации я бы даже мог сдаться властям, и ценой небольшого тюремного сидения с последующим судебным разбирательством, обрести законное право вписать собственное имя на скрижали археологической науки. На что только не пойдешь ради славы... Но людоедский план ди Мартти спутал все карты. Хладнокровно принимать награды и поздравления, зная, что возможно прямо в это самое время нанятые им головорезы безжалостно истребляют невинных людей... Нет, на подобный шаг количества выделенного мне при рождении и приобретенного в дальнейшем цинизма было явно недостаточно. Как честный человек, я был обязан предупредить дю Понта, а не отсиживаться в тюрьме.

За окном увлеченно ревел о чем-то глубоко личном ишак. Солнце опускалось за крыши соседних зданий. Собранный багаж громоздился у входа кожаными чемоданами. Последнюю ночь перед отъездом из Александрии я посвятил изучению скопированную мной в катакомбах эпитафии.

Конечно, было бы здорово снова туда залезть и все подробно изучить. Увы, сейчас это было невозможно. Омар быстро устроил провал "случайного" человека на верхнюю галерею, и теперь там царило небывалое за последние полторы тысячи лет оживление. Местные археологи с вытаращенными от возбуждения глазами метались вокруг провала, даже не замечая роившихся под ногами журналистов. Человеку разыскиваемому полицией находиться там было категорически противопоказано. Оттого мне пришлось ограничиться сделанным при свете фонарика наброском. Разгладив вырванный из блокнота листок, я старательно рассматривал нацарапанные мной в спешке каракули. Часть надписи не читалась, местами выпадали буквы, но общий смысл кое-как мне восстановить удалось:

Марк из Стимфалополиса, гладиатор... 37 боев... четырежды отпущен стоящим на ногах... получил деревянный меч за бой в Пергаме. Свободным добывал зверей для арены. Трижды входил в ущелья оазисов своей родины для ловли слонов и крокодилов и одолел там в единоборстве великого зверя. Умер шестидесяти семи лет от роду богатым и счастливым в Александрии...

Увы, ничего интересного. Похороненный в катакомбах некий Марк из Стимфалополиса был гладиатором. Удачливым, раз выжил в 37 боях, и четырежды был помилован публикой и отпущен из боя "стоящим на ногах". В итоге получил символ свободы — деревянный меч "рудис" и занялся добычей диких зверей для арены в оазисах родного Стимфалополиса. Победил там какого-то хищника... Все достаточно банально. Жаль. Я-то рассчитывал на что-нибудь полезное в моих поисках библиотеки.

Глава 6

— Мистер Бронн, я уже вполне могу идти без этих ужасных костылей! Я же врач, наконец, — лицо Ортенсии пылало возмущением, — мне виднее.

— Еще рано, — безжалостно развеял я ее надежды, — пока тебе нужно беречь связки.

Она демонстративно отвернулась и стала обиженно разглядывать бурлящий Аденский порт. Я положил костыли на заднее сиденье открытого авто и занялся погрузкой багажа.

— Вы жестоки, — возмутился Арнольд Морли, по случаю нашего прибытия он даже оставил ресторан своего имени на попечение управляющего, и взялся лично встретить нас в порту, — такая милая девушка, а вы заставляете ее ходить с этой жуткой повязкой на чудной ножке, да еще и с костылями.

— От ее чудной ножки зависит исход всего дела. Я хочу быть уверен, что когда мы доберемся до Аравийской пустыни, костыли уже больше не понадобятся.

Морли ответил мне испепеляющим взглядом.

Последний ящик был тяжел и вдвоем мы, кряхтя, едва затащили его в багажник.

— Что это? — удивился Арнольд, — научное оборудование?

— Это наш ответ на вопросы, которые может задать синьор ди Мартти...

— Представляю, что это могут быть за вопросы... — раздался знакомый голос за моей спиной.

Я обернулся и растерянно замер с широко открытыми глазами.

— Ты меня не узнаешь?

— Похоже, наш ученый друг несколько озадачен. Нарушение стереотипа — так, кажется, говорят венские психологи, — рассмеялся Морли, — не переживайте Эрика, сейчас он придет в себя.

— Конечно, узнал, — ко мне, наконец, вернулся дар речи, но Арнольд прав, — я первый раз вижу тебя в платье... обычно это был летный комбинезон...

— Я сама очень редко себя в нем вижу, — улыбнулась Эрика, — а это кто?

— Позвольте вам представить — Ортенсия Пикколо, студент-медик, и наш будущий проводник. А это — Эрика Витт, наш пилот и технический эксперт.

— Очень приятно, — довольно сухо заметила Эрика, — а что у вас с ногой?

— Я провалилась в катакомбы в Александрии, когда убегала от бандитов. К счастью, Танкред меня довольно быстро оттуда вытащил.

— Вот как? — мне показалось, что в голосе Эрики появился какой-то холодок.

— Он уже дважды спасал меня из рук этих головорезов, — поспешила поделиться с ней Ортенсия.

— Вы что, так часто оказываетесь в подобных обстоятельствах, сударыня? — холодок в голосе Эрики начал приобретать антарктические масштабы.

— Ее преследуют, потому что она и ее отец знают, где находятся руины... — вмешался я, — а нам лучше занять места в автомобиле. Мы спешим.

— Это точно, — задумчиво отозвался Морли с водительского сидения.

Встретивший нас на месте Хеммет Синклер сразу же взял руководство операцией в свои руки.

— Итак, господа, — приветствовал он нас, не успели мы выбраться из автомашины, — мисс Гортензии сейчас нужно показаться врачу. Доктор Лайвсли был настолько любезен, что согласился оказать нам эту маленькую услугу...

— Меня зовут Ортенсия, — робко попыталась вмешаться она в поток его распоряжений.

— Тысяча извинений, сударыня. Я всегда путаюсь в именах. Доктор ждет вас наверху...

— Но я не смогу дойти сама с этими костылями. Если бы синьор Бронн...

— Конечно, я помогу...

— Нет, Танкред, ты нам нужен в другом месте. Девушку проводит Арнольд. Он уже в курсе наших планов, кроме того он остается в Адене, а тебе нужно подготовиться к отъезду. Времени очень мало.

Оставив Ортенсию на попечение Морли, мы прошли на веранду.

— Итак, — приступил к рассказу Хеммет, — вам пришлось сделать довольно большой крюк. Увы, но плавание по Нилу в условиях, когда тебя ищет полиция было бы слишком рискованно. Одно дело — многолюдные города, как Александрия или Каир, и совсем другое — городки Верхнего Нила, где каждый европеец на виду. Поэтому мы зайдем с другой стороны. Опорной базой станет Коссейр, на берегу Красного моря. Это единственный приличный порт на участке от Суэца до Порт-Судана.

Он указал на висевшую на стене карту.

— Там мы заберем необходимое снаряжение. Доставить его в Коссейр заранее нам помог ваш старый знакомый лейтенант-коммандер Джеймс Хокинс.

— Как это любезно с его стороны... — ехидно заметила Эрика, со времен ирландского восстания сильно недолюбливавшая британских военных.

— Наш бравый Танкред ухитрился спасти еще и его племянницу...

Эрика довольно холодно посмотрела на меня.

— Ты спасаешь всех девиц, попадающихся тебе на пути?

— Нет, только тех, кому действительно грозит опасность...

— Не отвлекайтесь, — постучал линейкой по столу Хеммет, — итак в Коссейре мы заберем снаряжение и двинемся через пустыню на запад к Луксору.

— Вы смогли раздобыть автомобиль? — спросил я.

— Да. У нас будут машины улучшенной проходимости.

— Имейте в виду, — предупредил я, — мои навыки вождения этих жестяных монстров совершенно нулевые... Нам понадобится шофер.

— Управлять автомобилем совсем не сложно, — улыбнулся Хеммет, — кроме того мы с Эрикой вполне можем сами с этим справиться.

Я удовлетворенно кивнул.

— Из Луксора мы по железной дороге или на автомобиле сможем добраться до оазиса Харга, — продолжал свой рассказ Хеммет.

— Там есть железная дорога? — усомнился я.

— Армейская узкоколейка. Ее проложили в последние годы перед войной. Если не сможем договориться с властями, поедем сами через пустыню. А уже из оазиса мы отправимся к искомым руинам.

— Вы уверены, что Невер нам не помешает?

— А вот это, — заметил Хеммет, — уже ваша работа, Танкред. Переговорами с местными варлордами и дю Понтом будете заниматься вы. Наша с Эрикой задача — транспорт и техническая поддержка.

Вот уже который раз за последние месяцы я оказался на корабельной койке, терзаемый приступами морской болезни. Что поделать, я решительно сухопутная крыса... И если на средиземноморском лайнере или британском линкоре качка чувствовалась еще не так сильно, то на этом потрепанном моторном баркасе, который вез нас из Адена в Коссейр, в желудке отдавалась каждая волна, ударявшая в борт. Хорошо Синклеру, его никакая качка не берет. Даже Эрика держится молодцом, и только я валяюсь в душной и пыльной каюте, стараясь не думать о завтраке. А еще этот сон...

Марк отбросил валявшуюся на пути ветку ногой, затянутой в армейский шнурованый сапог — калигу. Он уже достаточно глубоко зашел в эти влажные заросли. Ветер шелестел стеблями папируса и задумчиво перебирал ветви пальм. На дальнем берегу медленной протоки зеленой стеной стояли оплетенные лианами деревья. Даже не верится, что всего в нескольких часах пути отсюда, по ту сторону окружавших низину скал, лежит безжизненная пустыня.

Эти оазисы стали для него золотым дном. Цирки империи нуждаются в постоянном завозе диких зверей. Редко какие игры обходятся без боев гладиаторов и травли. Ради таких доходов он терпел сырость и трепавшие его приступы лихорадки, нападения дикарей и атаки диких зверей.

Но на этот раз он зашел в оазис слишком глубоко. От царившей вокруг тишины ему было неуютно. Он оглянулся. Сопровождавшие его ловцы тоже не выглядели счастливыми. Пожалуй, стоит вернуться. Преследуемый ими слон будто растворился в этих зарослях.

— Идем назад, — скомандовал он, — поймаем другого.

По лицам его спутников пробежали улыбки.

Это были крепкие ребята, опытные охотники. В основном все местные, потомки поселенных здесь еще при Птолемеях карфагенян, ливийцев и галлов. Но даже они не чувствовали себя в своей тарелке в этих чащобах. Похоже, жить здесь без страха могут лишь местные эфиопы, да жрецы храма Минервы, выстроенного в самом сердце оазиса. Говорят, что богиня лично защищает своих слуг...

Из кустов появился один из ловчих. Обычно невозмутимый он был бледен как призрак.

— Что?

Охотник лишь указал рукой в кусты.

Марк свернул в указанном направлении, и, продравшись через заросли, вышел на небольшую прогалину. Перед ним лежал растерзанный труп слона.

Конечно, слоны, жившие в оазисе, не шли ни в какое сравнение с огромными животными, которых иногда привозили из далекой Индии. Редко какой из местных слонов был достаточно высок, чтобы Марк не мог достать рукой ему до макушки. Но все же это были слоны, а не коровы. И старый гладиатор с трудом мог представить себе зверя, способного вот так убить и разорвать взрослого толстокожего. Это не по силам даже льву.

Подошедшие охотники зашептались. Марк не слышал деталей, но знал о чем идет речь. Все жители Стимфалополиса знали, что в глубине оазиса водится много странных зверей. В том числе и тот, кого обычно звали медведем. Марк видел медведей, и мог твердо сказать, что ничего общего со зверем из оазиса они не имели. Но слова, которым его звали варвары-эфиопы, ни один цивилизованный человек выговорить не мог. Цивилизованные люди не используют вместо слов причмокивания и прищелкивания языком...

В любом случае поймать этого "медведя" было бы вершиной его звероловной карьеры. С другой стороны, как утверждали люди зверя встречавшие, и после этого выжившие, поймать его было невозможно. Марк в юности собственными глазами видел перекушенную надвое цепь, на которой была привязана растерзанная чудовищем корова. Вид аккуратно откушенной слоновой ноги, которая прямо сейчас находилась у него перед глазами, убеждал в том, что детские воспоминания его не обманывали.

В кустах на той стороне прогалины что-то зашуршало. В горле у Марка пересохло, а сжимавшая копье рука стала скользкой от пота. Молва утверждала, что зверь всегда нападает молча, и никто и никогда не слышал его голоса. Другие и вовсе говорили, что это не зверь, а демон, выходящий на охоту из подземного царства...

— "Останусь жив, посвящу копье Минерве, куплю поместье в Дельте и брошу ловить зверей" — подумал Марк.

...

Я проснулся, и некоторое время тупо разглядывал потолок каюты. Потом сполз с койки и доковылял к умывальнику. Из зеркала на меня тупо пялилась небритая физиономия тоскливо-серового цвета. Я плеснул в лицо холодной водой. Выражение небритой физиономии стало чуть более осмысленным. Когда же, наконец, мы доплывем?

Коссейр был крошечным городком, затерянным на пустынном берегу Красного моря. Рядом с ним совершеннейшим диссонансом смотрелись массивные силуэты французского линкора "Жанна д'Арк" и британского линейного крейсера "Джеймс Кук".

— Что они здесь делают? — первым делом спросил я у Хеммета, разглядывая массивные башни и многочисленные орудия с палубы нашего моторного баркаса.

— Полагаю, в основном следят друг за другом. Французы заняты какими-то испытаниями, британцы проявляют вежливый интерес. Политика, одним словом...

— Это уже слишком, Хеммет! — на палубу вышла Эрика.

— Что случилось? — я обернулся к раздраженной девушке.

— Мало того, что вы пытаетесь взять с собой этого англичанина Лайвсли. Так он еще только что сказал, что с нами будут какие-то солдаты!

— Согласитесь, мисс Витт, врач ведь не самый лишний человек в экспедиции?

— Мы отправляемся туда болеть?

— Не горячись так, Эрика, — я постарался говорить самым примиряющим тоном, на который был способен.

— Не горячиться?! Чтобы я поехала в одной машине с этими... этими... Знали бы вы, как эти молодцы вели себя в Ирландии.

— Мисс Витт, — снова заговорил Синклер, — я понимаю вашу личную неприязнь к британским военным. Но сейчас нам крайне необходима их помощь...

Она гордо вздернула подбородок и молча вернулась в каюту.

Я повернулся к Хеммету.

— Я, честно говоря, тоже не слишком понимаю, зачем нам солдаты?

— Речь не о солдатах. Точнее не совсем о них. Платой, которую нам пришлось уплатить за помощь со стороны британского флота, является необходимость взять с собой доктора Лайвсли и еще нескольких человек, которых лейтенант-коммандер Хокинс откомандирует в наше распоряжение.

— Неужели мы не могли обойтись своими силами?

— Посудите сами, Танкред, мы фактически едем на войну. Ваши связи в Европе весьма помогут с научной частью экспедиции, но вряд ли ваши университетские коллеги обеспечат нам вооруженных людей в помощь.

— Это так, — не смог не согласиться я...

— Поэтому кроме интеллектуальной мощи, нам понадобятся куда более приземленные вещи. Включая элементарные рабочие руки. Кроме того, буду честен, британские власти располагают достаточным влиянием на военных предводителей Верхнего Египта. И не рискну утверждать, что их поддержка будет для нас лишней.

— Вы хотите сказать, что наша экспедиция будет действовать от имени британской разведки?!

— Нет, конечно. Просто мы с ней достигли некоторого компромисса. Англичанам интересно получить информацию о положении в оазисах из первых рук, а нам — воспользоваться их помощью и авторитетом в условиях, когда любой вооруженный бедуин имеет возможность безнаказанно нас убить или ограбить.

— Что-то мне в этом не нравится, — проворчал я...

— Мне тоже, — вздохнул Хеммет, — именно поэтому я попросил Арнольда также прислать нам нескольких своих людей, никак не связанных с Британской империей.

— Ваши сюрпризы неисчерпаемы... Собранный вами коллектив начинает напоминать мне банку с пауками.

— Вы неправы, — обиделся Синклер, — наш пилот, конечно темпераментная девушка, но она вполне разумна. Остальных людей мы с Арнольдом и офицером Хокинсом подбирали специально.

— Будем надеяться, что вы не ошиблись.

Заблаговременно доставленное в Коссейр экспедиционное снаряжение хранилось в небольшом сарае недалеко от берега. Здесь же были припаркованы три свежевыкрашенных полугусеничных автомобиля. Сквозь тонкий слой краски песочного цвета проглядывали эмблемы Королевского флота Его Величества...

Рядом с машинами суетился механик. Я узнал знакомую фигуру в пенсне с козлиной бородкой.

— Герр Гамсбок?! Не ожидал увидеть вас так далеко от Капштадта.

Механик выглянул из-под капота. Это действительно был мастер из оружейного магазина в Капштадте. Тот самый, у которого я выбирал снаряжение для путешествия в Южной Африке.

— А, господин Бронн, рад вас видеть живым и здоровым. Одно время распространился слух, что вы стали жертвой льва-людоеда.

— К счастью я остался жив. В отличие ото льва. Ваши инструменты мне тогда здорово помогли, герр Гамсбок.

Глаза механика довольно заблестели под стеклами пенсне.

— На мой товар еще никто не жаловался.

— Но что вы здесь делаете?

— Герр Морли попросил нас с Михелем и Юлиусом помочь вам с путешествием по пустыне...

Так вот что за "нескольких своих людей" прислал Арнольд. Видимо он ценит их достаточно высоко, раз вызвал из такой дали. Интересно будет узнать чем кроме продажи оружия они так знамениты? Но вслух я сказал другое:

— Я рад, что вы сможете нам помочь. Там в моем багаже есть один ящик... Со специальным грузом. Попрошу вас за ним особо присмотреть, герр Гамсбок.

— Как я узнаю, о каком именно ящике идет речь?

— Вы не ошибетесь, герр Гамсбок...

— Вот это и есть наш транспорт?

Я обернулся. Пока мы с механиком беседовали, к нам подошла Ортенсия. Она уже избавилась от костылей и теперь обходилась небольшой палочкой. Я представил ее.

— Синьорина Пикколо, наша проводница.

Тевтонец галантно поклонился.

— Клаус Гамсбок, к вашим услугам, фрейлейн.

— А можно посмотреть внутри?

— Конечно, фрейлейн, — механик приоткрыл дверцу.

Ортенсия попыталась заглянуть внутрь, но споткнулась, и мне пришлось помочь ей забраться в кабину. Закончив с этим, я повернулся и обнаружил метрах в двадцати Эрику, внимательно наблюдавшую за происходящим. Увидев, что я ее заметил, она резко отвернулась и зашагала прочь. Я пошел за ней. Эрика прибавила шаг, и я догнал ее только у самой воды, рядом с валявшейся на песке какой-то кучей шлангов и баллонов.

— Подожди, Эрика...

Она остановилась, и повернулась на каблуках лицом ко мне.

— Вам не кажется, что знаки внимания, оказываемые этой девочке, становятся излишне заметными?

— Что ты говоришь, Эрика! Какие знаки. У нее повреждена нога, не мог же я...

— Конечно, конечно, как я могла забыть... когда ты ее очередной раз спасал, она повредила себе ногу, ну раз так, можешь продолжать, — она снова развернулась и пошла теперь уже от берега к сараю.

Я же так и остался стоять на пляже с открытым ртом.

Из оцепенения меня вывел металлический грохот и французские проклятия.

Я обернулся. Молодой человек, лет двадцати в мокрой от пота тропической униформе французского флота, пытался что-то сделать с грудой металлических баллонов. Железные цилиндры не поддавались, скользили и разъезжались, сопровождая эти эволюции гулким звоном.

— Я понимаю, что вам сейчас не до этого, мсье, — пробормотал француз, чудом предотвращая падение очередного баллона, — но не могли бы вы мне чуть-чуть помочь? Мне крайне не хватает третьей руки, чтобы собрать все это...

— Конечно, — я подхватил угрожающе наклонившийся баллон.

Вдвоем мы быстро восстановили порядок в штабеле.

— Я вам крайне благодарен, — выдохнул француз, отирая пот бескозыркой, — меня зовут Жак...

— Очень приятно, Танкред. Надеюсь, это не отравляющией газы? — я с опаской оглядел штабель, но никакой маркировки на баллонах не было.

— Нет, что вы, — рассмеялся Жак, — это всего лишь кислород, мы здесь занимаемся исследованием водолазного снаряжения.

-Да!? Мне всегда казалось, что водолазное снаряжение это огромные колокола для погружения, резиновые костюмы с такими, знаете, смешными медными шлемами и шланги для подачи воздуха с палубы...

Француз возмущенно замахал руками.

— Что вы, что вы, — это позапрошлый век. Будущее водолазного дела — легкие костюмы использующие баллоны с кислородом.

— Я слышал, что сжатый кислород тоже ядовит, — мой скепсис пока еще не рассеялся.

— Это зависит от давления, — поучительно заметил Жак, — при аккуратном использовании никакой опасности нет.

— Странно, почему тогда это новое снаряжение такая редкость?

— Увы, у него есть масса недостатков, в первую очередь проблема отвода выдыхаемого углекислого газа. Да и кислород, если честно, не лучший вариант. Я даже думаю, — он заговорщицки поднял указательный палец, — что было бы здорово заменить кислород обычным атмосферным воздухом. Но пока не ясно как это сделать технически. Да и азот воздуха может быть крайне опасен при резком подъеме с глубины. Он при падении давления буквально закипает в крови...

— Да я что-то слышал, кажется, это называется кессонной болезнью, — блеснул я эрудицией.

— Именно, — закивал головой француз, — но я уверен, рано или поздно нам удастся создать легкий и удобный водолазный аппарат, способный сделать ныряльщика свободным от сковывающего его с поверхностью шланга.

— Хм... Нырять, имея с собой пузырь с воздухом, — заметил я, — в этом явно что-то есть.

— Конечно! — воскликнул француз, но тут же спохватился, — ради всего святого, извините. Я так бесцеремонно отвлек вас от личных проблем.

— Ничего страшного, небольшое недоразумение, — улыбнулся я, — рад был помочь.

Попрощавшись с французским водолазом, я направился к лагерю, размышляя о разговоре с Эрикой.

В лагере я наткнулся на доктора Лайвсли, отдававшего распоряжения двум морским пехотинцам.

— Эти ящики разместите во второй машине, канистры с бензином по четыре в каждую, коробку с секстантом передайте мистеру Синклеру...

Приглядевшись, я узнал их обоих. Это были мои старые знакомые еще со времен поиска татуировщика — матрос Фокс и боцман Кробар. Что ж, в этих двоих я, по крайней мере, был уверен.

Остаток дня прошел в суете и подготовке к отъезду. Уже на рассвете, наша автоколонна выехала из Коссейра и двинулась на запад. До Луксора было немногим более полутора сотен километров, и мы рассчитывали добраться туда уже к вечеру. Эрика категорически отказалась везти британских солдат в своей машине.

— Мириться с их присутствием в экспедиции я готова, — заявила она, — но служить для них шофером я не буду!

В итоге ей в качестве пассажиров достались наши капштатские друзья — Михель и Юлиус. Экипаж второго автомобиля включал Хеммета, Ортенсию и матроса Фокса. Мне достался последний автомобиль, которым управлял герр Гамсбок. Компанию мне составили доктор и боцман Кробар.

— Нам попалась самая населенная машина, мистер Лайвсли, — заметил я, занимая свое место на заднем сидении, — зато багажа меньше.

— Зовите меня Алан, просто Алан, — улыбнулся он, — мы с вами теперь, фигурально выражаясь, в одной лодке.

— Приятно это слышать. Тем более от моряка.

— Ну что вы. Разве я моряк? Вот Хокинс — моряк. В пятом поколении. А я врач. Тоже в пятом, кстати говоря. Лайвсли пользовали жителей туманного Альбиона, начиная с восемнадцатого столетия. Если, конечно, наши семейные предания не врут, — он улыбнулся.

— Отлично, что нам достался столь трепетно относящийся к своей профессии доктор, но думаю, нам стоит немного раскрыть карты...

— Я весь внимание, — устремил на меня невинный взгляд Лайвсли.

— Я прекрасно понимаю, что Джеймс Хокинс, а может даже и сам полковник Монтгомери, приставил вас к нашей экспедиции не за одни только медицинские познания. Я также понимаю, что всех деталей вы все равно не откроете. Но поскольку мы все-таки не на пикник собрались, хотелось бы понимать в какой степени я могу на вас рассчитывать...

— Было бы глупостью отрицать, что я получил определенные указания со стороны командования. Но они состоят в первую очередь в том, что я должен всячески вам содействовать, и сделать все, чтобы вы вернулись живыми и здоровыми. И как врач, и как офицер Его Величества.

— Это хорошо. А теперь скажите честно, в какой степени я могу рассчитывать на ваше, хм... понимание.

— В той, в которой оно не выходит за рамки допустимого для офицера и джентльмена.

— У вас поразительный талант уклончиво отвечать на вопросы, — я улыбнулся, — тем не менее, никто не может избежать ситуации, что нам придется, к примеру, применить оружие. И не только чтобы отбиваться от гиен... Я бы хотел точно знать, что я в этом случае могу ожидать от офицера и джентльмена.

— Британия не находится в состоянии войны... — начал врач.

— Бросьте дипломатию. Скажите прямо, в какую сторону вы будете стрелять.

Лицо Алана Лайвсли посерьезнело.

— Пока вы не повернете оружие против моей страны в ту же, куда и вы. И если обстоятельства заставят меня это изменить, то я поступлю как джентльмен, но не как офицер. Я предупрежу вас заранее.

— Спасибо, Алан.

Я понял, что британец говорил честно.

— Думаю, что вам будет интересно, что именно ждет нас в Луксоре, — продолжил тем временем доктор.

— Еще как.

— Луксор и окрестности управляются пашой Гамаль-беем. Это бывший офицер османской армии и официальный представитель итальянского правительства получивший от него должность хедива — наместника Верхнего Египта. Фактически же он самовластный правитель области. Субъект довольно вздорный, но слишком осторожный, чтобы играть по правилам ди Мартти. Он, скорее всего, будет вести собственную линию и не рискнет слишком явно идти против закона.

Я кивнул. Алан продолжал.

— Западные оазисы — Дахла и Харга, а также караванные пути между ними управляются эмирами Джавдатом аль-Вади и Абдаллой аль-Асвадом. Они периодически воюют друг с другом, либо интригуют через Гамаль-бея за контроль над оазисами. Кого из них ди Мартти втянул в свои махинации с древностями, наша разведка точно не знает. Но без поддержки хотя бы одного из них он действовать не мог. Скорее всего, именно партнера по бизнесу он и попытается использовать для реализации своего плана.

— Скорее всего, — согласился я.

— Ситуацию также осложняет пограничное положение, — добавил Алан, — сразу к югу от порогов Нила располагается султанат Нубия. Он, конечно же, находится под протекторатом Италии, но тамошний правитель проводит вполне самостоятельную политику. И пытается влиять на эмиров Верхнего Египта.

Я кивнул. Ситуация выглядела отвратительно. Предстояло найти черную кошку не просто в темной комнате, а в темной комнате наполненной пантерами.

Сквозь мутную пелену вздымаемой колесами пыли развертывались за бортом автомобиля фантастически красивые пейзажи Аравийской пустыни. Видимо в глубине души я романтик и бывает, что останавливаюсь, залюбовавшись красотой окружающего вида. Но не сейчас. Меня на редкость отчетливо терзало то самое чувство надвигающейся опасности, что уже возникало у меня в самом начале этого безумного предприятия, когда я стоял в университетском кабинете и соглашался съездить на пару дней в Каир. И которое за много лет до того спасло меня от участи быть заживо похороненным в блиндаже. Но теперь возможности уйти из блиндажа у меня не было.

Глава 7

К Луксору мы добрались почти в сумерках. У въезда нас ждал импровизированный шлагбаум. Я ехал в хвосте колонны, и не сразу понял, в чем дело. Однако, когда шум дошел и до нашей машины, я сообразил, что необходимо идти разбираться в чем дело.

— Что случилось?

Даже в темноте было видно побагровевшее лицо Хеммета. В ответ на мой вопрос он кивнул в сторону долговязого феллаха в сильно поношенной рубахе, грязной чалме и обмотанного патронными лентами, за которые было заткнуто несколько устрашающего размера кинжалов. Под мышкой он сжимал длинную пехотную винтовку. За спиной постового виднелась хижина, из окон и дверей которой с любопытством выглядывало еще несколько лиц дополненных винтовочными стволами.

— Этот тип спрашивает у меня пропуск. Зачем ему пропуск? Он же даже читать не умеет...

Судя по флегматичному лицу феллаха, ни по-английски, ни по-итальянски он не понимал. Пришлось вспомнить мои познания в арабском.

— В чем дело, милейший?

Шлагбаумохранитель оживился.

— Пропуск. Нет пропуска, нет дороги. Нет дороги, есть арест. Есть арест, есть тюрьма...

Похоже, и на родном языке красноречие не было его сильной стороной.

— Какой пропуск, — я сделал невинное лицо, — мы не знаем ни про какой пропуск. В Коссейре нам говорили...

— Здесь не Коссейр. Здесь Луксор, — бесстрастно отрезал постовой, — все приезжие должны иметь пропуск.

— А где его можно получить? — поинтересовался я.

— У писарей Гамаль-бея, да продлятся его дни...

— А где можно найти писарей?

— Там, — он махнул рукой куда-то за шлагбаум.

— Но для этого мы должны сначала туда проехать, — деликатно заметил я.

— Нет пропуска, нет дороги.

— Но как мы получим пропуск там, если мы не можем туда проехать? — воззвал я к здравому смыслу часового.

Феллах задумался. На его смуглом лице отчетливо проступили следы напряженной мысленной работы. Наконец, он ответил.

— А я почем знаю? Нет пропуска, нет дороги.

Мимо нас чинно прошагал верблюд, ведомый в поводу крестьянского вида арабом. Осмотрев нашу колонну презрительным взглядом, животное надменно отвернулось, миновало шлагбаум и удалилось в направлении города.

— Почему его пускают без пропуска, а нас нет? — возмутился Хеммет, — я требую объяснений!

Из хижины позади медленно выплыл импозантный тип в пышной чалме и чистой рубахе. Судя по полноте, важному лицу и отсутствию оружия это был начальник караула.

— Что за шум? — поинтересовался он по-итальянски.

— Этот тип требует с нас пропуск! — опередил меня Хеммет.

— А у вас нет пропуска? — довольно наигранно удивился начальник, — какая оплошность...

Он покачал головой. Из хижины позади один за другим начали появляться вооруженные люди, сильно напоминавшие обликом первого нашего собеседника. Их глаза сияли отчетливым голодным огнем.

— У него, — Хеммет махнул рукой в сторону удалявшегося верблюдовладельца, — тоже не было пропуска, но его пропустили...

— То есть, как это пропустили?! — нахмурился начальник, — вы хотите сказать, что наши гвардейцы плохо исполняют свои обязанности? То есть вы не только странствуете без документов, но еще и клевещите на людей почтенного Гамаль-бея, да продлит Всевышний его дни?

Пока Хеммет пытался сообразить, что на это ответить, я перехватил инициативу в свои руки.

— Полагаю, мой друг неточно выразился...

Хеммет открыл рот, но я наступил ему на ногу, а доктор Лайвсли попытался оттащить назад.

— Да? А что он имел в виду? — приподнял брови начальник караула.

Голодный блеск в глазах вооруженных людей слегка потускнел.

— Думаю, он собирался уточнить детали пропуска...

— А-а-а... — протянул начальник караула.

Я вытащил бумажник и извлек из него банкноту в десять тысяч лир.

— Возможно, этот пропуск будет достаточен...

— Вы полагаете, что сможете подкупить гвардейцев Гамаль-бея деньгами?!

— Какими деньгами? — искренне удивился я, — разве это не пропуск?

— Это? — начальник взял банкноту и внимательно осмотрел, — возможно... но учитывая размер вашего каравана...

Я достал еще одну банкноту.

— Жизнь на границе так тяжела, — вздохнул начальник караула, — бедные стражники жестоко страдают от голода и холода...

Я нахмурился и достал третью банкноту.

— ... а их жены и дети...

— Наш караван не настолько велик, почтенный, — сухо отрезал я.

— Так, где ваш пропуск? — теперь нахмурился уже мой собеседник.

— Я вот просто подумал, — вздохнул я, — ведь мы можем вызвать кого-либо из достопочтенных советников Гамаль-бея, да продлятся его дни, и поговорить о пропуске с ними...

— Но вам понадобится очень убедительный пропуск, — возразил начальник караула.

— Не сомневаюсь, но ведь и предъявлять его мы будем достопочтенным мужам, приближенным к Гамаль-бею...

Начальник оценивающе осмотрел наш караван.

— Хорошо, — сказал он после непродолжительного размышления, и махнул рукой охранявшему шлагбаум феллаху.

Я обернулся к красному как рак Хеммету и сказал по-английски, чтобы не поняли местные хранители порядка:

— В следующий раз доверьте переговоры с местными официальными лицами мне. По крайней мере, это обойдется нам много дешевле...

— Вы не должны были давать ему денег, — буркнул тот, — это вымогательство.

— Тогда его башибузуки немедленно бы взяли нас под арест. И хорошо еще, если бы обошлось без стрельбы или поножовщины.

— Мы вполне могли отбиться!

— И получить возможность схватиться со всем местным гарнизоном?

— Они бы не посмели нас долго задерживать — уже менее напористо продолжал Хеммет.

— Конечно, они бы нас отпустили, возможно, даже с извинениями, но вот большинство экспедиционного имущества бы при этом бесследно пропало, — перед моим мысленным взором снова появились наполненные голодным блеском глаза стражников, — и мы бы его даже с собаками потом не отыскали.

— Это произвол, — буркнул Хеммет, — мы не должны подобного допускать... в будущем.

И он зашагал к своей машине. Сидевшая в ней Ортенсия бросила на меня хмурый взгляд.

Наша колонна медленно втянулась на улицы Луксора.

В городе оказался довольно сносный отель, выстроенный еще до войны и чудом переживший все последовавшие потрясения. Мы без проблем нашли общий язык с его владельцем и получили в свое распоряжение пустующий второй этаж.

Я разобрался с размещением багажа и, поднявшись на второй этаж, наткнулся там на Эрику. Она бросила на меня холодный взгляд и, ничего не сказав, прошла мимо по коридору. Навстречу из-за поворота вышли Ортенсия и Хеммет. Репортер что-то темпераментно рассказывал профессорской дочери. Увидев меня, она усмехнулась.

— Не ожидала. Вы, оказывается, не только девушек спасать умеете, но и целые экспедиции. Ваш торг с тем толстяком у шлагбаума... Это было нечто впечатляющее. Если мне понадобится что-то приобрести на местном рынке, теперь я буду знать, к кому обратиться.

Эрика остановилась у своей двери, посмотрела в мою сторону и хмыкнула.

— Вы определенно несправедливы к Танкреду, — вступился за меня Синклер, — он довольно неплохо стреляет.

— Надеюсь, — ответила Ортенсия, — в пустыне это куда важнее хорошо подвешенного языка. Но вы, Хеммет, что-то говорили о вашей встрече с разъяренным носорогом в Кении...

Она ухватила слегка растерявшегося репортера за локоть и мягко подтолкнула к лестнице.

Я проводил их взглядом. Потом перевел его на Эрику. Ее глаза блестели, но лицо сохраняло полную серьезность.

— А что я должен был сделать? — вырвалось у меня.

— Возможно, устроить героическую перестрелку? — невинно предложила она.

— Я что, так похож на идиота?

— Честно?

— Да.

— Очень, — она вошла в комнату и захлопнула за собой дверь.

— Все, — пробормотал я, — надо срочно начинать карьеру игрока в карты. В них мне должно ужасно везти...

Как и следовало ожидать, прибытие группы европейцев в город не прошло незамеченным. Уже на следующее утро нас осчастливили приглашением к паше Гамаль-бею. Я с тоской посмотрел на возвышавшиеся на другом берегу Нила руины стовратных Фив. Увы, но в этот раз мне доведется их посетить. А будет ли следующий раз — кто знает...

— Вы уверены, что нам следует принять это приглашение? — спросил я у Алана, как человека хоть что-то знавшего о местных политических раскладах.

— Несомненно. А вы полагаете, что мы теряем время зря?

— Есть такая мысль... Я уже навел справки — железная дорога до Харги пока безопасна, мы сможем погрузиться на поезд в любое время и со всеми удобствами добраться в оазис. Какая польза от этого приема и всех этих политических игр?

Алан нахмурился.

— Это не игры. А польза самая прямая. На него приглашены оба конкурирующих "льва пустыни" — Абдалла и Джавдат. Если они готовы воевать друг с другом, то лишь один из них может поддерживать ди Мартти, в то время как второй окажется нашим союзником. Враг моего врага, как говорится.

— И который из них враг, а который союзник?

Лайвсли вздохнул.

— Вот это-то нам и стоит попытаться выяснить на приеме.

Теперь уже и я вздохнул. Пантеры в темной комнате, похоже, весьма голодны...

Гамаль-бей оказался невысоким щеголеватым человеком, всячески подчеркивавшим свою европейскость. Он был затянут в безупречный итальянский мундир, украшенный коллекцией орденов и медалей, носил монокль и не расставался со стеком. Вообще, в толпе наполнявшей зал приемов мундиры, галифе и фуражки явно преобладали над традиционными восточными одеяниями.

Я, как находящийся в полицейском розыске, держался на заднем плане. Переговоры вел Алан.

— Вы очень кстати приехали, господа, — обратился к нему паша, — сегодня исторический день. Многие говорили о войне, идущей в Верхнем Египте. Но сегодня на нашей земле настает мир. Злейшие враги примиряются перед лицом цивилизации и прогресса.

Он широким жестом указал на стоявших ближе к входу гостей.

— Вы сами видите как почтенные Джавдат аль-Вади и Абдалла аль-Асват лично прибыли засвидетельствовать свое почтение закону и власти. И мне, как их представителю.

Конкурирующие эмиры стояли в разных углах и смотрели в разные стороны. Было не слишком похоже, что их примирение глубоко и искренне.

Я прошептал Алану:

— Нам бы стоило поторопиться, сегодня про нас знают в Луксоре, завтра будут знать в оазисах, послезавтра слухи докатятся до экспедиции и людей ди Мартти.

— Просто так уйти мы не можем. Вы же понимаете, что это воспримут как оскорбление. Лучше попробуйте приглядеться к эмирам. Может, сможете выяснить, кого из них следует опасаться. Я же буду развлекать пашу европейскими новостями.

Однако его план провалился. Желая подчеркнуть свою прогрессивность, наместник Луксора прислал приглашения и женской части нашей экспедиции, чем ввел в сильное недоумение своих достаточно традиционно настроенных гостей. При виде женщин на приеме, добрая половина присутствующих либо столбенела, либо начинала бессмысленно улыбаться. Европейская вольность нравов здесь еще явно не смогла пустить глубокие корни.

Ортенсия с Хемметом пристроились в углу и о чем-то беседовали. Эрику же угораздило привлечь к себе внимание эмира. Гамаль-бей игриво подкрутил нафабренный ус, и незамедлительно принялся любезничать с нашим пилотом, вспоминая о том, как в молодости провел несколько лет в Венском университете. Алан оставался рядом, но слово ему вставить удавалось не всегда.

Я почувствовал острое желание присоединиться к этой компании, но благоразумие победило. Скрежеща зубами, я принялся изучать наших потенциальных противников и союзников.

Джавдат аль-Вади оказался среднего роста человеком на редкость заурядной внешности. Неприметное лицо, неброская одежда, бесцветный голос. Обычный человек из толпы.

Однако по словам Алана на самом деле это был очень решительный и жестокий правитель железной рукой державший оазисы и караванную торговлю. Со своими противниками он расправлялся стремительно и безжалостно, чем нажил себе массу врагов и уже пережил несколько покушений. Из-за этого он постоянно держал при себе двух телохранителей-нубийцев довольно устрашающего вида.

Я достаточно плохо представлял себе, как должны вести себя шпионы, поэтому действовал в лоб.

— Я бы хотел поговорить с почтенным Джавдатом о поиске древних руин в пустыне.

— Я слушаю.

— Раскопка древностей — моя профессия. Мне бы хотелось изучить некоторые места. Но для этого ведь нужно согласие эмира?

— Нужно. Где именно вы хотите копать?

— Примерно двести километров южнее оазиса Харга.

Джавдат сделал знак стоявшему позади адъютанту. Тот молниеносно извлек из портфеля карту и протянул эмиру.

— Покажите...

— Я довольно приблизительно ткнул пальцем в пустыню.

— Половина найденного мне, и мои люди вас не тронут, — сухо констатировал мой собеседник.

— Но отдельные вещи могут быть очень важны для меня! Не все же можно поделить?

— Ничто не помешает вам их у меня выкупить — по-прежнему бесстрастно ответил Джавдат, возвращая карту адъютанту.

— А если мне будут мешать люди... других эмиров?

— Я об этом позабочусь.

— Ваша доброта не имеет границ, — я поклонился.

— Посол его величества повелителя Нубии падишаха Махмуда аль-Бахр-ас-Сабах-ибн-Дауда, — оповестил присутствующих цереймонимейстер.

В зал вошла небольшая делегация людей в колоритных белых одеждах, резко выделявшихся среди массы френчей и кителей.

Воспользовавшись ситуацией, я покинул эмира и растворился в толпе.

Итак, о торговле древностями он представление имеет. Удивления мой вопрос у него не вызвал. Как и замешательства. Хотя с таким лицом у него наверняка железные нервы... Вполне вероятно он в доле с ди Мартти. Но почему тогда так спокойно отнесся к потенциальному конкуренту в моем лице?

Убедившись, что Джавдат занят в другой стороне комнаты, я направился к Абдалле аль-Асвату. Ставить конкурентов в известность, что я обратился одновременно к ним обоим, не стоило.

Абдалла по контрасту с соперником был высокого роста и отличался весьма импозантной внешностью. Его окружала группа вооруженных людей, среди которых было и несколько европейцев. Похоже, эмир охотно собирал имперских военных, оставшихся без дела после прошлой войны.

Я опять завел песню о своем желании пораскапывать руины в пустыне.

— Что у вас, европейцев, за странные причуды, — проворчал Абдалла, — возитесь в песке, как муравьи...

— Древности стоят больших денег, — я решил не пускаться в рассуждения об истории и археологии, пусть считает меня обычным гробокопателем.

— Много что стоит денег, — философски покачал головой мой собеседник, — зачем же искать их среди высушенных мертвецов и могил?

— Эти деньги ничем не хуже прочих. Но почтенный эмир не ответил мне, как он отнесется к моим раскопкам?

— За провоз любого товара через мои оазисы заплатите мне пошлину. Золотом, бумажных денег я не беру.

— Даже талеры и фунты?

— Золотом.

— А за раскопки?

— Это ваше дело. Главное не мешайте мне заниматься моим. Помешаете — убью...

Что ж. Он был прям.

Я вернулся к Алану.

Гамаль-бей продолжал что-то рассказывать явно скучавшей Эрике. Алан периодически вклинивался в беседу, рассуждая о последних новостях, скаковых лошадях и роли образования в современном обществе

Я отозвал его в сторону, и кратко доложил о результатах беседы с хозяевами пустыни.

— Я бы поставил на то, что ди Мартти в сговоре с Абдаллой, — подвел я итог.

— Не исключено. Но возможно ему действительно нет дела до раскопок, и он не пытался тебя отвлечь. Однако я, со своей стороны, выяснил кое-что интересное, — Алан понизил голос, — несмотря на все эти примирительные встречи оба эти эмира на грани войны и собирают вооруженных людей. Сейчас оазисом Харга владеет Абдалла, а оазисом Дахла, к западу от него — Джавдат. Так что нам волей-неволей но придется договариваться с первым. Мимо Харги мы проехать не сможем. Хотя вроде бы там еще стоит небольшой правительственный гарнизон, но вряд ли они смогут нам существенно помочь.

— Другого пути нет?

— Можно попытаться подняться по Нилу до северных рубежей Нубии и пройти оттуда. Но мы потеряем много времени. Думаю, будет лучше приберечь этот вариант для обратного пути.

— Пожалуй ты прав... Ты выяснил подробности про экспедицию дю Понта?

— Да, — кивнул головой Лайвсли, — они были здесь десять дней назад и выехали в западные оазисы. Будем надеяться, что люди, нанятые ди Мартти, до них еще не добрались. Но времени у нас мало.

К нам подошел высокий полный человек с несколько одутловатым лицом. Из толпы его выделяли белая восточная рубаха и головной платок.

— Это достопочтенный Хасан, правая рука султана Нубии Махмуда аль-Бахр-ас-Сабах-ибн-Дауда, — представил мне гостя Алан, — а это один из членов нашей экспедиции, ученый, археолог...

— Приятно видеть умных людей в наших краях, — неожиданно высоким тенором и на хорошем итальянском ответил посол, приветственно кивая мне.

Я почтительно наклонил голову.

— Его величество заинтересован в европейском образовании?

— Не совсем, — задумчиво ответил Хасан, — хедив Гамаль-бей излишне горяч в своем увлечении новшествами. В Египте может быть люди к ним и готовы, но у нас в Нубии... Нет, это решительно невозможно. Но при этом ничто не мешает двум умным людям поговорить друг с другом.

Он поднял на меня пронзительный взгляд темно-карих глаз.

— Нас интересуют затерянные в пустыне руины, — пояснил я, слегка ошарашенный контрастом между бесстрастным бледным лицом и пылавшим в глазах огнем.

— Их многие ищут... Последнее время. Но зачем вам они, если совсем рядом с городом, на другом берегу Нила, лежат огромные развалины?

— Возможно, в отдаленных местах окажется что-то особенно интересное для науки. Да и просто стоит нанести их на карту...

— Тогда удачи, пусть она от вас не отвернется, и, если на то будет воля Всевышнего, вы найдете, что ищите, — он церемонно поклонился, — однако вынужден покинуть столь интересного собеседника. Государственные дела.

— Странный тип, — сказал я Алану, когда Хасан отошел, — мне показалось, что вы знакомы?

— Не показалось. Я как-то оказал ему небольшую услугу... Точнее не ему, а его подопечным. По должности он смотритель султанского гарема... В общем, это было достаточно давно. Не стоит вспоминать. Думаю, лучше заняться почтенным Гамаль-беем, а то еще немного и выдержки нашего прекрасного пилота может и не хватить... Я попробую отвлечь пашу беседой.

Он подошел к хедиву, а я попытался спасти Эрику от напора темпераментного восточного владыки, отведя ее к столу с закусками.

— Может, хочешь что-нибудь съесть?

Она перевела взгляд на блюдо с бутербродами.

— Наверное вот их... Как ты думаешь, что это?

Я присмотрелся к закуске.

— Полагаю, котлета из верблюжатины...

Эрика вздрогнула и вернула бутерброд обратно.

— А это? Похоже на курицу.

— Это тушеный хвост крокодила, мадам, — услужливо подсказал официант.

Выскользнувшая из ее рук вилка зазвенела по полу...

— Нет, пожалуй, я сегодня не очень голодна.

Она направилась к окну.

— Наш хозяин вас не очень утомил? — спросил я.

— Еще как. А ты, как я заметила, вовсю беседовал о чем-то с гостями. Погоду обсуждали?

— Какой смысл здесь говорить о погоде, она всегда жаркая...

— Тогда о чем же вы так увлеченно говорили?

— Как сказал поэт "великие вещи, все, как одна: женщины, лошади, власть и война".

— Это в начале, — заметила Эрика, — а в конце "великие вещи, две, как одна: во-первых — любовь, во-вторых — война"...

Я посмотрел на нее с удивлением.

— А вы, оказывается, ценительница современной поэзии?

— Так о лошадях или о войне? — игнорировала мой она мой вопрос.

— Обо всем, — я немного смешался.

Она ничего не ответила, глядя в окно.

— Почему ты согласилась на эту затею? Я имею в виду эту поездку, — спросил я.

— Не знаю. Наверное, от природной склонности к авантюризму. А может просто надоело возить контрабанду...

Она посмотрела на меня.

— ... и хочется эффектно закончить свою карьеру.

Я вздрогнул.

— Ты говоришь, словно человек решивший свести счеты с жизнью.

— Не переживай за меня, — она грустно улыбнулась, — просто этот паша меня утомил...

Прием закончился только поздно вечером. Я брел по закатным улицам к приютившему нас отелю. Как я и подозревал, времени на осмотр развалин на том берегу у меня не оставалось, и тем более я не мог рассчитывать на визит в знаменитую Долину Царей — место погребения могущественных фараонов древности. Мне на глаза попалась невзрачная коптская церковь. Я вспомнил о письме, переданном мне настоятелем александрийского монастыря. Может как раз настало время обратиться за помощью к монахам? Они явно знают о руинах что-то, чего не знал ни я, ни Жиль дю Понт.

Нет. Я не собираюсь искать древние клады. Даже Александрийскую библиотеку. Пропади оно все пропадом. Вот только вытащу из этой переделки профессора Пикколо и племянницу дю Понта. В конце концов, она в какой-то степени мой студент... Я целую неделю преподавал ей древние языки в доме тетушки Хокинс. А уж профессор дю Понт пусть сам решает. Мое дело его предупредить. А потом вернусь домой, в Европу и возьму, наконец, нормальный отпуск. Уеду куда-нибудь в деревню, в глушь, в Альпы... Или в Шварцвальд.

Я решительно зашагал прочь от церковки. Все. Больше никаких авантюр.

Где-то на окраине города тарахтя мотором, заходил на посадку небольшой аэроплан.

Глава 8

До оазиса Харга мы добрались без особых приключений. Паша выделил нам небольшой эскорт своих солдат, которые помогли с погрузкой и сопроводили нас до места.

Оазис выглядел зеленым одеялом, брошенным среди песка и скал. Несколько прудов были окружены густой порослью финиковых пальм, среди которых белели двух-трех этажные домики с плоскими, устланными тростником крышами.

Пока Гамсбок и Хеммет занимались разгрузкой и подготовкой автомобилей к путешествию, мы с Аланом отправились в резиденцию эмира. Сам Абдалла еще не вернулся из Луксора, и мы имели дело с мрачного вида типом по имени Махмуд. Он содрал с нас кучу пошлин и вынудил купить пресную воду, муку и финики из эмирских запасов по тройной цене. Наконец он счел, что обобрал нас в достаточной степени и предоставил самим себе.

Алан отправился вместе с нагруженными мешками и бурдюками носильщиками к нашим машинам, я остался бродить по небольшому базару. Вспомнив о купленном когда-то в Александрии бурдючке, я наполнил его свежей водой у одного из торговцев. Краем глаза заметил Эрику. Она задумчиво рассматривала лоток вовсю расхваливавшего свой товар продавца сувениров. Я подошел.

— Хочешь что-то купить на память?

— Да вот, думаю что-нибудь послать родителям в Сан-Франциско. Я их уже сто лет не видела...

— Доцент? Я не ошибся?

Я обернулся. Передо мной стоял загорелый субъект в мундире французского иностранного легиона. Я сразу же узнал нос картошкой и светло зеленые глаза.

— Аджюдан Лярош? Жослен Лярош?

— Собственной персоной, — широко улыбнулся легионер, — рад вас видеть в этой глуши. Что вы тут позабыли?

— Все то же, что и в Александрии... Дела науки.

— Никогда не думал, что ученые такие непоседы, — покачал головой Лярош, — мне всегда казалось, что они больше по кабинетам рассиживаются...

— Просто Танкред очень необычный для них тип, — рассмеялась Эрика, — я вообще первый раз в жизни вижу ученого мужа с таким талантом попадать в разные истории.

— Мадмуазель Эрика Витт, пилот из нашей экспедиции, — спешно представил я ее, — а это аджюдан Жослен Лярош из французского иностранного легиона.

— Очень приятно мадмуазель, — легионер неожиданно галантно поклонился, — не ожидал увидеть столь милую даму в таком негостеприимном месте. Мы тут, знаете ли, не избалованы женским обществом.

— А Эрвин тоже здесь? — перебил я, помощь фронтового товарища была бы сейчас весьма кстати.

Легионер помотал головой.

— Командир остался на севере. У моря. В эту же глушь отрядили только нашу усиленную бронепехотную роту. Начальником лейтенант Оливье Монтань, вы его помните?

— Да. Но я не знал, что его фамилия Монтань... Гора?

— Это не фамилия. Он так записан в легион, а как его по-настоящему зовут, знают только командир и писарь. А прозвище взял, потому что родом откуда-то с наваррской границы, из нижних Пиренеев.

— Понятно. А вы прямо в оазисе квартируете?

— Если бы... — вздохнул Лярош, — в пустыне. Наши саперы пробурили скважину, чтобы была своя вода, и теперь в оазис только в увольнение. И то когда по тревоге не поднимут. А поднимают часто. Неспокойно здесь.

— А что такое?

— А вы не знаете? — легионер искренне удивился, — Джавдат уже несколько месяцев как пытается захватить этот оазис. Только наше присутствие и дружба Абдаллы с нубийским султаном удерживают его от атаки. Но если дело пойдет так и дальше, то я уже и не ручаюсь за последствия. Джавдат набрал в свои отряды массу сброда из нубийцев и просто разбойников и должен либо нападать, либо распустить их. В общем, я бы советовал вам месье, смотреть в оба, и держаться поближе к нам. Я уверен, что лейтенант охотно вас примет в нашем лагере.

— Увы, сейчас нам нужно ненадолго выбраться на юг, но позже я с удовольствием воспользуюсь приглашением.

— Ну, смотрите. Опасно тут.

— У меня есть кое-что за пазухой на этот случай, — я улыбнулся, вспомнив о лежавшем на дне одной из машин ящике. Так просто они нас не возьмут.

Мы попрощались с Жосленом и двинулись к машинам.

— У тебя довольно обширные связи, — заметила Эрика, — эта итальянка говорила что-то о твоих друзьях в Марселе.

— Ортенсия? Да, старые знакомые. Они помогли мне вытащить ее отца из переделки. Если бы она не бросилась тогда за помощью к дю Понту, все сложилось бы куда удачнее. Но что теперь жалеть о случившемся... А Жослен. С его командиром мы вместе были на фронте.

Эрика понимающе кивнула.

— Колоритный легионер.

— Он пару раз меня выручал из неприятностей. Но не будем ворошить прошлого. Главное, что у нас есть к кому обратиться за помощью, если все обернется совсем плохо...

Первый день марша по пустыне прошел спокойно. Мы двигались на юг, туда, где на карте стоял поставленный Томашем Мильвовским красный крестик. Ортенсия перебравшаяся в головную машину должна была уточнять маршрут по известным ей приметам. Десять лет назад профессор Пикколо возил ее этой дорогой показывать руины.

Мы заночевали в небольшой ложбинке под укрытием скал, защищавших от наносившего мелкий песок ветра. Вокруг тянулись бесконечные ряды многометровой высоты дюн, кое-где разделенных участками каменистой почвы.

Утром меня разбудили спорившие голоса.

— Но я точно не помню. Десять лет прошло, возможно, это и не та скала... — Ортенсия явно была обижена.

— Тогда зачем ты вызвалась быть проводником?! — это уже Эрика

— Девушки, не ссорьтесь! — кажется Хеммет.

Я вылез из-под одеяла, и огляделся. Только начинает светать. Пока еще не слишком жарко, и солнце не раскалило песок до состояния кухонной плиты. Самое время собираться.

— Она завела нас за тридевять земель, а теперь, видите ли, не помнит дорогу! — кипятилась Эрика.

— Вы пилот, а я врач, — возмутилась Ортенсия, — у меня не такой большой опыт...

— Спокойнее, спокойнее, — Хеммет, старательно разглядывал карту, — руины должны быть строго на юг. Если я не ошибся с оценкой того, что мы проехали вчера, то до них от силы километров пятьдесят. Ну, максимум, семьдесят пять. Вопрос в том, что надо точно определить направление.

— Как раз этого-то она теперь и не помнит!

— Да помню я! Дайте сосредоточиться...

— Что происходит? — я подошел ближе.

— Ваш пилот убеждена, что я специально завела нас в пустыню! — воскликнула Ортенсия.

— Ха... — фыркнула в ответ Эрика, — нечего было набирать в экспедицию кого попало.

— Если уж серьезно, то надо еще посмотреть кто здесь лишний!

— Так! — рявкнул я самым суровым голосом, на который был способен, — прекращаем балаган и начинаем действовать осмысленно.

Девушки притихли, бросая друг на друга раздраженные взгляды.

— Синьорина, что вы помните?

— Там должна быть скала. От нее надо двигаться строго на юг, тогда за небольшим гребнем будет долина с руинами.

— Это та скала? — я указал на темневшие на горизонте зубцы.

— Может быть. Но я не уверена. Возможно другая, что правее, — Ортенсия вытянула руку в другую сторону.

— Если подъехать ближе, сможешь точно узнать?

— Наверное, смогу...

— Предлагаешь потратить день на езду по окрестностям от одной скалы до другой, — воскликнула Эрика, — от одной до другой километров тридцать, если не больше!

— Не кипятись. Мы с Ортенсией подъедем поближе и определим та ли эта скала или нет, а вы пока посидите здесь. Думаю, за пару-тройку часов мы управимся.

— Не уверен, что разделяться будет разумно, — проворчал Хеммет.

— Ну не тащить же действительно всю экспедицию, в самом деле. Мы сейчас разгрузим машину от лишнего снаряжения и быстро проедемся налегке туда и обратно.

Хеммет покачал головой, но промолчал. Эрика бросила на меня мрачный взгляд и безмолвно ушла на другой конец лагеря.

Освободив машину от ненужного в короткой поездке груза, мы с Ортенсией поехали к темневшей вдали гряде. Солнце медленно выкатывалось из-за барханов и заливало окрестности густым, тяжелым жаром. Девушка уверенно вращала штурвал, и мы довольно быстро продвигались вперед, лавируя между дюнами. Расстояния в пустыне обманчивы. Я стал осознавать, что за пару часов мы можем и не доехать до цели.

Прошло уже больше часа, когда, выехав из-за очередной песчаной гряды, я больше не увидел на горизонте скал.

— Стоп!

— Что случилось, — вздрогнула Ортенсия.

— Ты видишь скалу?

— Нет... Куда она делась?

Я вышел из машины и пригляделся. Воздух дрожал над раскаленным песком.

— Похоже, что из-за жары горизонт сузился. То, что было хорошо видно в прохладном утреннем воздухе сейчас размыто дрожанием перегретого воздуха.

— Что же нам делать? — в ее голосе послышался испуг, — возвращаться?

Я мысленно представил наше возвращение и неизбежное продолжение утренней перепалки.

— Нет. Я попробую подняться на бархан и оттуда посмотрю, где скала. В нем под сотню метров высоты, оттуда должно быть далеко видно.

— А я?

— Ты подождешь в машине.

— Но...

— Никаких но.

Я забрал с собой бурдючок с водой, пересек небольшой пустырь, и полез на бархан. Довольно быстро я осознал, почему в пустыне всегда рекомендуют идти по ложбинам или гребням дюн, но не по их склонам. Песок под ногами полз и поддавался, я падал, карабкался на четвереньках, но не успев подняться на пару метров, съезжал обратно. Моя одежда и ботинки немедленно наполнились мелким и горячим песком.

Я оглянулся. Ортенсия, приподнявшись в машине, внимательно следила за моими эволюциями.

— Все в порядке, — крикнул я, — жди, я скоро вернусь.

Будь на ее месте Хеммет или Алан, я бы плюнул на все и вернулся, но сейчас мое самолюбие поступить так не давало.

Пыхтя как паровоз, я все же кое-как всполз на бархан. Ветер неспешно тянул по склону песчаную поземку, затягивая оставленные мною на склоне следы. Я открыл бурдючок и отпил. Солнце высушивало меня со страшной силой, обливая потом, который немедленно превращался в соляную корку на одежде.

Я огляделся. Дрожащий воздух по-прежнему скрывал горизонт. Хотя кажется вот там... Я сделал несколько шагов, стараясь разглядеть неясные силуэты за дюнами. Песок под ногами предательски заскользил, я замахал руками, несколько раз выругался и, кувыркаясь через голову, покатился вниз.

Остановиться удалось лишь у самого подножия. Кое-как отплевав набившийся в рот горячий песок, я полез обратно на дюну. Это оказалось еще сложнее, чем в начале. Дважды я доползал до середины и снова съезжал вниз. Ветер задувал мои следы, и я испугался, что потеряю ориентировку. Отогнав эти мысли, я продолжал упорно карабкаться на огромные сахарские дюны. Солнце уже перевалило за зенит, когда я дополз до гребня и радостно выглянул на ту сторону. Там ничего не было...

То есть нет, там был песок. Много песка. Очень много. Но не было машины. И Ортенсии.

Некоторое время я лежал на животе и пытался сосредоточиться. Мысли тяжело переползали с места на место в моей раскаленной голове. Каждый удар сердца тяжело отдавался в висках.

Неужели я все-таки потерял направление во время своих падений и ухитрился залезть не на тот бархан? Немыслимо. Я же помнил, откуда падал, да и следы на песке... Я посмотрел назад. Следы на нижней части бархана уже толком не читались. Ветер медленно, но верно зашлифовывал ее песчаной поземкой. И уронил лицо на песок, и тут же подпрыгнул. Раскаленная солнцем поверхность дюны обожгла кожу. Я перевернулся на спину и застыл, бессмысленно глядя в остекленевшее от жара небо.

Итак, или я ошибся барханом, или, не дождавшись меня, Ортенсия вернулась в лагерь... Я приподнялся на локте и еще раз посмотрел вниз. Там где мы ехали определенно был каменистый пустырь. Но тут только песок. Значит я все-таки влез не на ту дюну.

Я поднялся на ноги. Нужный бархан должен быть с той стороны. Какие-то полкилометра. Ерунда, в самом деле... Главное — идти по гребню, а потом перейти на соседний, в месте, где они снижаются, и залезть будет несложно. Я поплелся по верхней кромке дюны, высматривая, где легче всего перебраться на соседнюю. Подходящее место никак не находилось, а солнце тем временем все отчетливее клонилось к горизонту.

Вздохнув, я ринулся вниз по склону, рассчитывая перебраться на соседний гребень лихим наскоком. Увы. Мои ноги быстро увязли, и я снова закувыркался в песке. Докатившись до подножия, я попытался встать и понял, что уже не могу... Ноги отяжелели, в ушах звенело. Меня охватила апатия, бессмысленная и пустая. Я лежал полузасыпанный съехавшим за мной песком и даже ни о чем не думал. Просто лежал.

Я не знаю, сколько это продолжалось пока из марева надо мной не появилось до глаз замотанное потрепанной чалмой лицо. Загудели невнятные голоса. Меня приподняли, осмотрели. Деловито сняли куртку, рубаху, брюки и ботинки, подобрали слетевшую с головы шляпу.

— Оставим его здесь? — проник в мое сознание глухой голос.

— Если сможет идти, возьмем с собой. Нубийцы дадут за него хорошую цену, — ответил второй.

Меня подняли на ноги. Протянули флягу с водой. Я жадно сделал несколько глотков. Араб сноровисто захлестнул вокруг запястий колючую волосяную веревку. Другой конец передал сидевшему на верблюде товарищу, который закрепил ее у седла. Верблюд пошел с каждым шагом разгоняясь все быстрее.

Единственное о чем я тогда думал — все в этом мире рано или поздно кончается, и этот кошмар тоже...

Я бежал, привязанный к верблюду, и изо всех сил пытался не упасть. Упаду — меня просто бросят на корм стервятникам. И я бежал, вырывая из песка заплетающие ноги и повторяя фразу царя Соломона "И это пройдет".

Было уже темно, когда мы добрались до горевшего между дюнами костра. Вокруг сидели какие-то люди. Тут я, наконец, упал.

Ночная прохлада, отдых и влитые в меня несколько глотков воды постепенно восстановили способность понимать окружающее. Я прислушался к разговорам у костра.

— Что делать с этим неверным?

— Продадим нубийцам. Он крепкий, здоровый, должны хорошо заплатить.

— Глупцы, — вмешался начальственный голос, — люди из руин будут искать своего.

Я слегка повернул голову. В темноте было не слишком хорошо видно, но свои кожаную куртку и шляпу на предводителе я опознал. Похоже, мое имущество уже перешло в разряд "законной военной добычи".

— И что с того? Пропал и пропал... А нам прибыль, — продолжал хозяйственный бандит.

— Да, — поддержал идею еще один голос, — уже две недели сидим тут без дела. А Ахмад обещал нам хорошую добычу...

— Точно, мы давно могли бы перебить всех неверных в руинах, а вместо этого из-за одного беспокоимся.

— Эмиру Джавдату виднее — огрызнулся предводитель, — он скажет, когда мы сможем их перебить.

— "Значит, ди Мартти все-таки в сговоре с Джавдатом", — подумал я, — "надо сказать Алану"...

— Долго ждем, — жалобно проворчал еще один из невидимых мне в темноте собеседников, — еды мало, добычи нет, забыл о нас эмир...

— Точно, а сколько всего обещали!

— Молчать! — разозлился окончательно главный, — уже скоро. Ахмад сказал, что приведет еще людей, тогда и их и перебьем, а потом уже и на оазис пойдем. Вот там действительно есть что взять.

— Это да, — мечтательно согласился тот же голос, что недавно жаловался на забывчивость Джавдата, — Харга богатое место.

— А зачем нам еще люди, — тем временем продолжал первый спорщик, — в руинах неверных совсем мало, и вообще нет солдат. Нас добрая половина сотни, сами справимся, да и взятое делить не придется. Зря что ли мы тут столько времени без дела сидели.

— Эмиру виднее, — подвел итог разговору главный...

Утром я смог рассмотреть своих "спасителей" получше. Судя по всему это именно те проходимцы, которых Джавдат навербовал для схватки с Абдаллой за оазис. Потрепанные жизнью субъекты, не умеющие особо ничего кроме как убивать и грабить. Неизбежные спутники любой войны. Предводитель уже вполне обжился в моих вещах, остальные выглядели достаточно оборванно.

Меня поставили на ноги. Главный внимательно осмотрел мою запыленную фигуру, и вынес решение.

— Отведите его в пустыню и бросьте, если найдут — решат, что сам умер...

— "Ага, а в одном исподнем его стервятники оставили..."

— Погодите, эфенди — подал я голос...

Предводитель оглядел меня с неприкрытым удивлением.

— Я могу заплатить, если вы доставите меня в оазис Харга. Хорошо заплатить, — продолжил я.

Тот глубоко задумался...

Лишь бы не сообразил, что я мог его ночью слышать. Хоть бы жадность победила.

— Нет, — замотал он головой, отгоняя искушение, — отведите в пустыню и бросьте. Все равно оазис скоро будет наш со всем, что там есть...

— Сколько ты хочешь? Я все отдам! — я пошел ва-банк, — "Только дай мне добраться до хоть какого-нибудь оружия, я тебя собственными руками..."

Было видно, что в нем борются жадность и благоразумие. Увы, победило благоразумие.

— Вы двое, — он указал рукой, — отведите его подальше от лагеря и бросьте там. Я с остальными поскачу к Ахмаду. Там и встретимся.

Он вскочил на коня, его примеру последовали и прочие, кроме назначенных мне в палачи.

— Послушайте... — начал я.

— Заткнись, — было мне ответом, — у нас есть идея получше.

— Ты о чем? — спросил второй, отвлекшись от привязывания моей веревки к седлу верблюда.

— Я знаю, где остановились нубийцы, мы продадим им неверного, деньги поделим, а всем скажем, что бросили в пустыне...

Да здравствуют человеческая жадность и несоблюдение воинской дисциплины. Похоже, у меня еще есть шанс.

И я снова побежал за верблюдом...

К моей удаче нубийский караван остановился не слишком далеко. Бандиты привязали меня к коновязи и отправились торговаться. Сквозь шерстяную стену шатра до меня доносились обрывки деловых переговоров.

— Здоровый... все зубы на месте... бегает как конь...

— ...триста...

— Вы только на него посмотрите, семьсот — не меньше!

— За семьсот я в Хартуме троих куплю!

— Совсем белая кожа, не то, что сброд в Хартуме! Так и быть шестьсот пятьдесят...

— Разорить меня хотите? Триста пятьдесят...

Теперь я понимаю, что ощущает жеребец на конском базаре...

— Пятьсот — последняя цена. Только представьте, какой из него выйдет евнух для султанского гарема!

Э-э-э, вы что... Такой поворот в мои планы не входит.

— Четыреста пятьдесят или забирайте своего неверного и убирайтесь откуда пришли...

— По рукам!

Интересно удастся ли мне сбежать? Или уговорить своих новых владельцев о выкупе? Будь проклят тот ремесленник, что сделал такую крепкую веревку... Должна же она когда-нибудь перетереться?

Мои лихорадочные попытки как-то избавиться от пут были прерваны появлением моих старых и новых владельцев.

Я с удивлением узнал в своем новом хозяине Хасана — смотрителя нубийского гарема... Несмотря на жару меня прошиб холодный пот. Конечно, у евнуха есть неплохие шансы сделать карьеру при дворе. Но лично мне вполне нравилась прежняя...

Хасан подошел и внимательно осмотрел меня своими темно-карими глазами.

— Хороший невольник, — сухо произнес он, — сейчас вы получите свое.

Мои продавцы довольно заулыбались.

Хасан сделал знак кому-то из своих людей. Тот нырнул в шатер и почти тотчас же появился с узорчатой сумой в руках. Смотритель гарема опустил туда руку, вытащил позолоченный револьвер и дважды выстрелил...

Я нервно сглотнул.

Хасан протянул револьвер слуге, и бесстрастным голосом распорядился:

— Перезарядите, уберите трупы и развяжите моего гостя.

— Не думаю, что когда-нибудь буду торговаться с вами при заключении сделки, — ошарашено пробормотал я...

— Я не всегда прибегаю к подобным методам, — по-прежнему бесстрастным голосом произнес Хасан, — но, полагаю, вам сейчас больше всего понадобятся отдых и новая одежда.

Согласно легенде слабость к кофе жители дунайских провинций приобрели после одной из осад Вены турками, обнаружив среди брошенных отступавшей султанской армией трофеев кофейные зерна. Так или нет, но Тройственная монархия всегда была восторженной потребительницей этого напитка. В этом отношении я не совсем типичный ее уроженец. Кроме кофе я люблю чай... Но я отвлекся.

Хасан накормил меня до отвала и теперь поил меня отменным кофе. Все-таки на Востоке знают в нем толк. Я впал в благодушное настроение и охотно слушал рассуждения гостеприимного хозяина.

— Вы спросите, отчего я так поступил? — Хасан отпил из чашечки ароматный напиток, — возможно, это личное. В молодости я был точно также захвачен грабителями и продан в рабство. В конечном итоге я много добился, но и многим за это заплатил...

Я сочувственно вздохнул.

— Но это не главное. Причина в другом.

— В чем же?

— В том, что вы дружны с Аланом Лайвсли, которому я обязан. Спасая вас, я отдаю свои долги...

Понимание того, что я избежал весьма мрачных перспектив лишь потому, что Хасан счел себя обязанным доктору Лайвсли, несколько уменьшило мой оптимизм. Слишком уж близок был призрак невольничьего рынка в Хартуме... Надеюсь, Хасан, по крайней мере, не передумает.

— Кроме того, я рассчитываю на то, что вы окажете мне небольшую услугу.

— Какую? — слегка насторожился я.

— Отношения султана с Джавдатом довольно враждебны. Эмир укрывает у себя людей покушавшихся на жизнь и власть моего повелителя. Кроме того он стал чрезмерно силен. Если Джавдат захватит Харгу и разобьет Абдаллу, то это откроет ему путь к посту хедива Верхнего Египта. Гамаль-бей сам с ним не справится, а итальянцы склонны поддержать сильнейшего. В итоге мой султан получит излишне могущественного соседа. Причем соседа алчущего наших земель, и пригревшего у себя мятежника Ахмада.

— В плену я слышал это имя...

— Я не удивлен. Этот негодяй уже поднимал мятеж феллахов против власти султана. Дело дошло до того, что падишах на время был вынужден покинуть столицу... Какой позор. К счастью Всевышний отвратил катастрофу. Мятежник был разбит, его пособники истреблены верблюжьей кавалерией, но самому ему удалось скрыться. Однако в случае победы Джавдата, мы столкнемся с серьезной угрозой...

— А я здесь причем?

— Вы сможете убедительно объяснить нашим европейским друзьям, что с Джавдатом не стоит иметь дела.

— Не уверен, честно говоря. Я, знаете, не слишком хороший дипломат. Увы.

— Вам ничего не придется делать. По крайней мере, того, что бы вы не сделали и так.

— Я вас не понимаю.

— Вы ведь хотите отвратить угрозу, нависшую над экспедицией французов?

— Э-э... ну в общем да... А откуда вы узнали?

— Это не важно. Мы, восточные люди, тоже кое-что умеем, — он улыбнулся, — важно то, что для этого вам придется, так или иначе, противостоять Джавдату. Так почему бы нам не объединить усилия, раз наши цели все равно сходны?

Я задумался. В конце концов, мне нет дела до мятежей и политических интриг африканских султанатов. Но так сложились обстоятельства, что люди, которым я был обязан, и с которыми меня связывали личные отношения, оказались на одной стороне конфликта, а мои враги — на другой. Что ж будем считать, что жребий брошен.

— Я согласен.

Хасан удовлетворенно кивнул.

— Вы не пожалеете о сделанном выборе.

— Что я должен сделать?

— Сначала поговорить еще с одним из моих гостей. В принципе ему вы тоже можете быть в какой-то мере благодарны. Именно ради встречи с ним я и примчался из Луксора в эту глушь. А если бы этим гиенам некому было вас продать, то они бы, скорее всего, вас просто убили.

Он повернулся к стоявшему у входа в шатер слуге:

— Зовите эмира.

Занавеси распахнулись, и из вечернего сумрака в шатер вошел Абдалла аль-Асват.

Я решил, что больше уже ничему удивляться не буду.

— Полагаю, вы знакомы? — уточнил Хасан.

— Да, — настороженно ответил Абдалла, — я говорил с ним в Луксоре. Но я не знаю, могу ли я ему доверять.

— В данном деле — полностью, — заверил его Хасан.

— Посмотрим...

— Можете рассказать достопочтенному Абдалле, что вы узнали, пока были в плену?

Я кратко пересказал то, что услышал и запомнил за сутки пребывания в руках людей Джавдата.

Абдалла внимательно выслушал.

— Он ждет. Этот шакал Джавдат боится напасть на меня в моем доме и хочет выманить в пустыню, — подвел он итог моему рассказу.

— Но как? — я проявил далеко не дипломатическое любопытство.

Абдалла посмотрел на меня как на малого ребенка.

— Когда он перебьет европейцев, мне надо будет вывести своих людей, чтобы схватить тех, кто это сделал. У него больше сабель, в пустыне он рассчитывает победить.

— А если вы останетесь в оазисе?

— Тогда он скажет, что французов перебили мои люди. И Гамаль-бей ему поверит и прикажет своим и европейским солдатам помочь Джавдату напасть на меня. Мой враг хитер.

— А почему он не напал раньше? Чего он ждет?

Абдалла снова посмотрел на меня с сожалением, потом перевел взгляд на нашего хозяина.

— Хасан, где ты нашел столь несообразительного человека?

Я хотел обидеться, но передумал. Хасан пояснил.

— Джавдат осторожен. Он не спешил. Съездил в Луксор и поговорил с Гамаль-беем. Узнал о вашем приезде и догадался, что вы едете туда же. Решил подождать, пока вы присоединитесь к французам. Ему нужны трупы, а не свидетели.

— Ясно.

— Хорошо. Теперь вам следует добраться до экспедиции и уговорить их вернуться в Харгу.

— Дю Понт может и не согласиться. А не будет ли любезен почтенный эмир Абдалла дать мне часть своих аскеров для защиты экспедиции?

Эмир только фыркнул.

— Наш противник умнее, чем вы думаете, — менторским тоном заметил Хасан, — если Абдалла выведет своих людей в руины, то Джавдат просто захватит оазис, оставшийся без защиты. Его план хорош тем, что работает в любом случае. Вы должны вернуть французов из пустыни.

— Хорошо. Я попробую.

— Тогда вам стоит как следует выспаться — вас ждет тяжелый день. Утром я дам вам оружие и коня, чтобы вы могли добраться до руин.

— Хорошо бы еще выяснить, что там происходит, — добавил я, — не хочется лезть туда наобум. Кое с кем из французов у меня были существенные разногласия.

— Я подумаю, что можно сделать, — успокоил меня Хасан.

Утром меня разбудил немногословный слуга. Он жестом пригласил следовать за ним. Я надел доставшийся мне от щедрот Хасана бурнус и последовал приглашению.

В шатре на краю лагеря меня ждало нечто завернутое в ковер. Нечто подавало слабые признаки жизни, изредка подергиваясь. Мой провожатый кивнул стоявшим рядом бедуинам и те развязали веревки и раскрутили ковер.

— Отпустите меня! — немедленно донеслось изнутри, — грязные негодяи...

Мне показалось, что я узнаю этот голос.

Освобожденный пленник сел, протирая глаза от пыли.

— Вы еще ответите, я британский... что за ерунда? Это вы? Но зачем вы напялили на себя это полотенце?

— Матрос Фокс! — воскликнул я, — рад вас видеть.

Я с удивлением посмотрел на приведшего меня слугу.

— Хозяин распорядился привезти вам одного человека из руин, — пояснил тот по-арабски.

— Что он лопочет? — подозрительно осведомился Фокс.

— Все в порядке. Это было... э-э... небольшое недоразумение. Надеюсь, вы не пострадали?

Фокс старательно ощупал бока.

— Вроде цел.

— Расскажите что случилось. И как вы попали в руины? Что с экспедицией?

— Что случилось? Я вышел из лагеря по нужде, а тут на меня как набросились эти молодцы. Я и пикнуть не успел, как они закрутили меня в этот коврик.

— Это понятно. Но что произошло пока меня не было?

— А-а... понял. А вы вообще куда пропали то?

— Потом расскажу. Нам надо торопиться. На экспедицию могут напасть в любой момент.

— Ну как скажете. В общем, уехали вы с девицей. Прошел, наверное, час, когда вторая, которая все в шлеме летном ходит, села в машину и помчалась вас искать. С ней этот в пенсне, механик... Вечером вернулись они втроем и говорят, что вы пропали. Искали они вас до темноты, но не нашли. Ох, скажу вам, что тогда началось! Одна девица ревет белугой, вторая мечется по лагерю как дикая кошка, никто ничего не понимает, форменный бедлам...

— Никогда бы не подумал, что мое исчезновение способно вызвать такие эмоции.

— Короче, на следующее утро снова поехали вас искать. Но воды мы с самого начала брали на три дня и когда днем никого не нашли, решили уже к руинам отправиться. К французам. А то сидеть в пустыне было уже сложновато. Добрались к ним вчера к вечеру. А ночью я по нужде пошел и вот я теперь тут... а мы вообще где?

— Понятия не имею. Когда я сюда добирался, мне было немного не до того, чтобы запоминать дорогу, — я нервно погладил запястье, стертая веревками кожа была далеко не в лучшем состоянии.

— Ясно. Вас тоже поймали?

— В общем да. Но сейчас все улажено. Нам нужно как можно быстрее вернуться в лагерь. Хеммет рассказал дю Понту что происходит?

— Они долго о чем-то говорили. Крику много было. Я по-французски не понимаю, но видать крепко француз ругался, ох крепко.

— И что?

— Мне не сказали. Знаю лишь, что сегодня утром Эрика с механиком должны были опять вас искать ехать...

Хасан выполнил обещание. Мы с Фоксом получили по коню и карабину с парой обойм. Мне, кроме того, Хасан вручил саблю.

— Большое спасибо, — пробормотал я, разглядывая темно-серый с синевой клинок, — это поистине царский подарок.

— Человек в пустыне без коня как без ног, а без оружия как без рук, — улыбнулся он, — не могу же я отпустить вас беспомощного как младенца?

Еще раз, поблагодарив хозяина за гостеприимство, мы направились к руинам. Дорогу нам указывал один из привезших Фокса бедуинов.

— До полудня будем на месте, — сухо пояснил он, и мы поскакали.

Увы, бедуин не учел, что я наездник посредственный, а матрос Фокс вообще никакой. К полудню мы еще неспешно тащились между барханов. Бедный моряк навалился на шею лошади и тихо причитал при каждом ее движении. Уверен, в ближайшие несколько дней сидеть на чем-либо ему будет очень трудно — длительная верховая езда без привычки сопровождается образованием весьма болезненных мозолей на предназначенном для сидения месте. Я мог лишь посочувствовать бедняге.

Въехавший на очередную песчаную гряду проводник внезапно резко осадил коня и предупреждающе поднял руку. Мы остановились. Матрос Фокс охнул и пробормотал что-то неразборчивое, но судя по всему достаточно ругательное. Бедуин соскочил с коня и, пригибаясь, поднялся по гребню дюны немного повыше. Оглядев что-то невидимое, он сделал мне знак рукой. Я тоже спешился и побежал к нему.

— Смотри, — бедуин указал рукой вперед.

Я пригляделся. Над барханами вдали ползли облачка пыли.

— Что там — шепотом спросил я, хотя вряд ли кто-то на таком расстоянии мог бы что-то расслышать, даже если бы я говорил в полный голос.

— Кони. Верблюды. Много. Идут к руинам.

Я пожалел, что мой бинокль сейчас был в руках кого-то из людей Джавдата. Единственное, что они мне оставили кроме нижнего белья — кожаный александрийский бурдючок.

Без оптики я видел отсюда только пыль и какое-то неразборчивое мелькание за гребнями дюн.

Неожиданно мой спутник схватил меня за плечо и пригнул вниз.

— Там!

Я повернулся и увидел на соседнем бархане силуэт всадника с длинной винтовкой за спиной. Неизвестные двигались грамотно, выставив боевое охранение. К счастью всадник нас не заметил. Мы скатились за гребень к страдальчески замершему на лошади Фоксу.

— Поедем в обход, — сказал проводник, — надо спешить.

Похоже, что Джавдат решился. Я опоздал. Упрямец дю Понт. Выехав сегодня, он еще имел шанс убраться из руин до того, как туда заявится вся эта бандитская публика. Особых иллюзий в отношении того, что ждет экспедицию, я не питал. Моя прошлая встреча с этими людьми была достаточно красноречива.

Я перехватил повод лошади Фокса, и мы поскакали по низине на юг.

— Придется потерпеть, — сказал я ему, — но эти ребята нас в ковер заворачивать не будут.

Мы отъехали уже далеко, когда из-за бархана донеслись приглушенные выстрелы.

Мы с нашим провожатым переглянулись.

Я отпустил повод и сказал Фоксу:

— Слезай и бери карабин. Жди нас здесь.

Оставив матроса позади, мы поскакали наверх. Лошадь вязнет в песке не меньше человека, но бедуин как-то ухитрился выбрать наименее рыхлый участок бархана.

У гребня мы увидели нескольких бандитов спешившихся, и стрелявших во что-то по ту сторону дюны. На стоявшем позади я узнал свои куртку и шляпу.

— "Вот и свиделись", — злопамятно подумал я, — "теперь ты от меня не уйдешь".

Я схватил поднявшего винтовку бедуина за плечо.

— Этого не трогай... он мой.

Тот кивнул и подстрелил соседнего. Я же выстрелил в третьего. Мой "старый знакомый" обернулся, и, поняв, что дело приобрело для него неприятный оборот, вскочил на коня и помчался за дюну.

Я последовал за ним. Перевалив за гребень, я увидел, во что они стреляли. Это была одна из наших машин. Я вспомнил слова Фокса, что Эрика собиралась ехать меня искать и похолодел.

Поднявшись на стременах, я пригляделся к автомобилю. Никого. Наверное, спрятались позади... Что это чернеет рядом? Похоже на костер, возле на песке брошена не то сковородка, не то чайник. Видимо их застали, когда они остановились на привал. Но где же Эрика и Гамсбок? А вот. Вижу.

Фигурка в летном шлеме и комбинезоне выбежала из-за машины, и побежала навстречу бандиту, махая руками и что-то крича. Наверное, она приняла его за кого-то из своих.

Я закинул край головного платка за плечо и вскинул карабин. Потом опустил. Мне стало жалко портить подаренную Эрикой куртку. Пожалуй, я догоню его раньше, чем он доберется до девушки. Я пришпорил коня и, забросив карабин за спину, потянул из ножен саблю. Не фехтовальная, но как-нибудь справлюсь.

Расстояние между мной и бандитом быстро сокращалось. То ли его лошадь устала, то ли просто была хуже. Эрика почему-то повернула назад и, увязая в песке, брела к машине.

Она попала в полосу рыхлого песка, и бандит почти догнал ее. Девушка смогла дойти лишь до костра и разбросанной вокруг него посуды, до машины ей оставалось еще метров десять — пятнадцать.

— Беги, Эрика, беги, — заорал я, пришпоривая коня.

— Сейчас, Танкред, я уже почти дошла, держись, я помогу... — она споткнулась и на четвереньках поползла мимо кострища.

Бандит обернулся, остановился и направил на меня карабин. Это было ошибкой. Пока он целился, я преодолел разделявшее нас расстояние. Его конь шарахнулся в сторону, выстрел ушел в пустоту, а он не удержался и вместе с лошадью повалился в песок.

Я спрыгнул с седла и повернулся к встающему с песка бандиту.

— Держись, я уже иду! — донесся сзади голос Эрики.

В другой ситуации я, может быть, и испытал бы некоторые муки совести, зная, что у противника не было времени даже достать оружие. Но две пробежки за верблюдом и его слова "отведите в пустыню и бросьте" начисто лишили меня подобных мыслей. Кроме того я не мог рисковать Эрикой. Я столкнул клинком с его головы мою шляпу, в конце концов, это тоже был подарок, и почти не замахиваясь рубанул от темени к подбородку. Кровь залила лицо бандита, и он тяжело опрокинулся навзничь.

— А-а-а... донеслось сзади, — ты его убил, негодяй!

— Но Эри... — повернулся я.

Тут прямо перед моим лицом возникло что-то круглое и металлическое.

Бамс!

— Ой!

У меня потемнело в глазах, и я на какое-то время потерял ориентацию в пространстве. Но судя по ощущениям в, скажем так, нижней части туловища, я с размаху сел на песок, выпустив из рук саблю.

Когда способность воспринимать окружающее восстановилась, я разглядел перепуганную Эрику, которая трясла меня за воротник бурнуса. В глазах у нее блестели слезы.

— Скажи же что-нибудь!

— М-м-м... что это было?

Я осторожно ощупал лицо, чтобы убедиться, что оно осталось на месте и не слишком помятым.

— Сковородка... Я думала, что ты это он, и что он это ты... Как здорово, что я не успела добежать до машины, где было оружие... — она всхлипнула и протерла рукой глаза, оставив на лице след копоти.

— Значит, мне еще повезло. Хотя сковородка явно тоже должна считаться оружием, — я еще раз ощупал свой нос, кажется, удар его почти не затронул, придясь левее и выше.

— Танкред. Ну, нельзя же так. То говорят, что тебя лев съел, то ты в пустыне пропал... Третий раз я этого не переживу.

— Все нормально, — я медленно поднялся на ноги, — всего-то чуть-чуть заблудился.

— Тебя не было два дня!!

Я сделал несколько неуверенных шагов, Эрика подхватила меня под руку.

— Почему у этого типа твои вещи? Что случилось? Где ты пропадал?!

— Потом расскажу. Сейчас некогда.

Я огляделся. Мой провожатый спускался по бархану, ведя в поводу лошадь с матросом Фоксом.

— Мы должны предупредить дю Понта, на лагерь вот-вот нападут. Необходимо срочно ехать за помощью в Харгу.

— Они ранили Гамсбока... — пробормотала Эрика, удивленно глядя на моих приближавшихся спутников.

— Серьезно?

— Ты думаешь я шучу?! Ой, извини, я не поняла... нет, не очень, прострелили ногу, но он не может ходить.

— Плохо дело.

Я подошел к машине. Герр Гамсбок лежал за ней, поправляя импровизированную повязку.

— Как вы нас здесь нашли, герр Бронн?

— Поехал на звук выстрелов... Кость задета?

— Не знаю точно, но надеюсь, что нет.

Я присел на корточки и задумался. Потом заговорил.

— Эрика, ты сможешь добраться отсюда до Харги?

— По идее да, — удивилась она, — но не хочешь же ты...

— Хочу, — отрезал я, — ты возьмешь с собой Гамсбока и Фокса, все равно от них пользы в лагере никакой, и поедешь в оазис за помощью.

— Я тебя здесь не оставлю!

— Оставишь. Не спорь. Ты найдешь там Абдаллу аль-Асвата, и либо ты, либо Гамсбок передадите ему то, что я сейчас скажу. Потом свяжешься с французским гарнизоном...

— Но...

— Никаких но, от этого зависит жизнь нас всех, — я посмотрел ей в глаза, — Эрика, ты должна это сделать. Больше некому. У нас нет времени возвращаться в лагерь.

— Ты обещаешь, что с тобой все будет в порядке? — спросила она.

— Обещаю... — я понял, что бессовестно лгу, бандиты Джавдата атакуют лагерь не позднее завтрашнего утра, и тогда, как говорится в дешевых приключенческих романах "и живые будут завидовать мертвым". Но ей сейчас всего этого знать не обязательно.

— Помни, ты обещал, — произнесла она и пошла к машине.

Мы погрузили Гамсбока, пристроили кряхтящего Фокса, я подробно пересказал, что нужно сообщить Абдалле. Эрика еще раз оглянулась, и автомобиль затарахтел, покатившись на север...

А мы, проводив их взглядом, поскакали на юг.

Глава 9

Гоше Невер обвел меня оценивающим взглядом с головы до ног.

— Вы начинаете меня поражать, мсье Бронн. Ваша живучесть определенно выходит за рамки обычного. Я всегда предостерегал Ялмара от излишней увлеченности его профессией. Убийца не должен чрезмерно любить свое занятие или он теряет чувство осторожности и благоразумие... Однако вижу, что даже пески Сахары не смогли так просто с вами справиться. Браво, мсье Бронн, браво.

— Благодарю за похвалу, но сейчас нам следует заняться куда более важными делами.

— Сколько, вы говорите, этих головорезов? — вмешался в наш разговор дю Понт.

— Они говорили о полусотне, но возможно они дождутся подкрепления.

— Это весьма малоприятно, — сухо заметил Невер, — в лучшем случае мы сможем достаточно дорого продать свои жизни...

— Не надо пессимизма, — прервал его дю Понт, — мы должны организовать оборону. У нас достаточно мужчин, способных носить оружие, да и оружия, в общем, хватает.

— Не валяйте дурака мэтр, я отвечаю за безопасность экспедиции, и могу прямо заявить, что отбиться от пятидесяти вооруженных противников мы не в состоянии!

— Невер, следите за выражениями — дю Понт побагровел.

— К счастью я предполагал такое развитие событий, — вмешался я в перепалку, — и предпринял некоторые меры.

— Какие? — в голосе Невера зазвучал интерес.

Я махнул рукой боцману Кробару. Великан подтащил ко мне деревянный ящик. Я отстегнул защелки и сбросил крышку.

— Это кардинально меняет дело, — Гоше едва заметно улыбнулся одними губами, — я положительно начинаю относиться к вам с уважением, мсье Бронн.

— Надеюсь, это позволит урегулировать возникшие между нами разногласия к обоюдному согласию? Услуга за услугу. Я спасу вам жизнь, а вы отзовете своих ищеек с моего следа?

— Себя вы тоже спасаете, Бронн, но я подумаю над вашим предложением.

Дю Понт тем временем задумчиво разглядывал содержимое ящика.

— Что это такое? — не выдержал он наконец.

— Станковый пулемет, — объяснил я, — конструкции барона Одколека. Он поможет немного уравнять наши шансы.

— Вы умеете с ним обращаться? — с некоторым подозрением спросил дю Понт.

— Доводилось. А теперь скажите, есть ли у вас подробная карта руин и окрестностей?

— Конечно. Но я буду настаивать, чтобы вы сначала пообещали соблюдать условия нашего прежнего соглашения. Все находки принадлежат Франции.

— Не будьте ребенком Гастон. Меня сейчас интересуют не древности, а сектора обстрела... Эх, будь у меня несколько мотков колючей проволоки. Ну да ладно. Обойдемся тем, что есть.

Ортенсию я застал в палатке на краю лагеря. Лицо у нее было довольно бледным.

— Как ты мог? Ты даже не представляешь, что мне пришлось пережить... — в ее голосе прозвучала обида.

— Я не ожидал, что все так обернется. У меня не слишком большой опыт выживания в пустыне. Если бы меня не подобрали те бандиты, то мои кости уже стали бы добычей стервятников.

— Да, конечно, я все понимаю, прости, — она чуть всхлипнула, — просто вырвалось. Я осталась одна в пустыне... ты ушел и пропал... это было так ужасно.

— Мне не стоило лезть в дюны. Это была моя ошибка. Извини, я не подумал, что оно так обернется.

— Она... они... в общем они сказали, что это все из-за меня, что это я заставила тебя идти в пустыню... И если бы не Хеммет. Только он за меня вступился.

— Не бери в голову, это было мое решение и моя глупость. К счастью все обошлось. Как гласит старая мудрость — "все живы, значит все в порядке".

В моей голове пронеслось страшное "пока еще все живы, но что будет завтра?". Я прогнал эту мысль прочь. Она отступила, но затаилась где-то в подкорке, ожидая возможности появиться вновь.

Подошли Синклер с Аланом.

— Вижу, вы уже обменялись впечатлениями с нашей очаровательной проводницей? — улыбнулся Алан, — ваше отсутствие стоило ей немало неприятных минут.

— Я приношу все возможные извинения синьорине, моя выходка была абсолютной глупостью.

— Ладно, забудем об этом, — проворчал Хеммет, — лучше подумаем о завтрашнем дне. Что вы предлагаете нам делать?

— Тебе я найду особое применение, а Алан и Ортенсия будут заняты своими профессиональными обязанностями. За ночь им предстоит развернуть импровизированный лазарет.

Ортенсия еще больше побледнела.

— Я надеюсь, что удастся обойтись без серьезного кровопролития, — не слишком убедительно заверил я ее, — однако нужно быть готовым ко всему.

К нам присоединился профессор Пикколо. Он был полон энтузиазма

— Мне удалось найти несколько прекрасных экземпляров tarentola annularis... Хотя о чем это я? Кому это сейчас интересно? Я готов взять в руки винтовку и с оружием в руках встретить опасность... Хотя я всегда утверждал, что наука не имеет ничего общего с войной и никогда бы не поднял оружия, если бы эти... эти... в общем, если бы они не угрожали моей дочери! Да, совсем забыл, как вы себя чувствуете синьор Танкред? Вы так поспешно покинули нас в Александрии.

— Спасибо хорошо, — я скептически оглядел профессора, — вы стрелять из винтовки умеете?

— В юности я, бывало, постреливал из ружья, но давненько уже не практиковался... Но я уверен, что у меня получится. Только дайте мне оружие!

Я кивнул Хеммету. Тот протянул профессору стоявший у тумбочки "Манлихер".

Это то что надо! Сейчас минутку. Кажется это затвор, да? Момент, я только его взведу... Еще минуточку... Ну вот я уже почти разобрался...

— Дайте сюда, — я чуть не вырвал оружие из рук почтенного ученого, мало ли, вдруг оно было заряжено?

— Нет, нет, я ведь уже почти понял, как оно работает!

— Мы не можем вами рисковать, профессор, — вмешался Алан, — ваши таланты и умения будут крайне нужны нам в лазарете, да и синьорине Ортенсии ваша поддержка очень понадобится.

— Да? Ну, если вы серьезно так полагаете...

Я бросил на доктора Лайвсли благодарный взгляд. В бою профессор, несомненно, стал бы главным кандидатом на первую пулю.

— Еще я бы просил выделить нам в качестве помощницы Эльзу Кралле, — добавил Алан, — тут она принесет больше пользы, чем в окопах.

— Кого? Ах да... Конечно, — я еще не совсем разобрался, как следует звать мою капштадтскую знакомую — Катрана или Эльза, — она поможет вам с подготовкой к завтрашнему дню.

— А что будут делать этой ночью остальные? — спросил Хеммет.

— Копать... Надеюсь лопат у нас достаточно?

К утру вокруг стоявшего на окраине руин лагеря появилось несколько траншей. Внутреннюю часть укрепили баррикады из ящиков и мешков, наполненных песком. Всем, кроме назначенных в лазарет, раздали оружие, я прочел им краткую лекцию об основах современной войны и распределил по огневым позициям. Откопанное за ночь пулеметное гнездо заняли мы с Синклером.

— Будешь вторым номером, Хеммет, твоя задача подавать обоймы и следить, чтобы их не заклинивало.

Я пододвинул ему жестяной ящик с уложенными в длинные латунные полосы патронами.

— Мне казалось, что у пулемета должны быть ленты, — удивился Хеммет.

— Не у этой модели. Смотри, — я достал одну из полос, — патроны по две дюжины штук закреплены на жесткой металлической обойме. На конце у нее язычок, которым она подается в приемник. К другому ее концу можно этим же язычком зацеплять вторую обойму, чтобы не прерывать огня. В процессе стрельбы обойма протягивается слева направо и, опустев, выпадает с другой стороны. В этот момент ты должен вставить в приемник новую. Понятно?

Хеммет кивнул.

— Вести огонь придется во все стороны, поэтому готовься, что тебе надо будет скакать вокруг пулемета как арлекину на карнавале. И не хватайся за ствол, обожжешься...

Я установил прицел, и вгляделся в начинавшее светлеть на востоке небо.

— Уже скоро...

— Танкред. Скажи честно. Как ты оцениваешь наши шансы?

— Наша единственная надежда — продержаться несколько дней до подхода войск.

— Неужели так долго?

— Абдалла нам на помощь не пойдет — побоится оставить оазис без защиты. А легионеры пешком будут двигаться очень медленно.

— А мы сможем столько продержаться?

— Зависит от того есть ли у них ручные гранаты. Если нет, то мы сможем выдержать сутки, максимум двое. Ну а если есть, то часа два-три... как повезет.

— Может тогда лучше сдаться?

— Они не будут брать пленных...

— Неужели у нас нет никаких шансов?

На горизонте показались едва заметные фигурки на гребнях дюн. Я засучил рукава и передернул затвор пулемета.

— А теперь, Хеммет, забудь все, что я только что говорил про наши шансы и следи за обоймами.

Меня часто просят описать бой. Любой. Хоть на фронте, хоть тот, в африканской пустыне. И я всегда отвечаю — "не могу". Это пережить надо. Трудно описать эмоции. А по существу дела рассказывать тем более нечего. Что я делал в бою? Стрелял. Прицел, затвор, гашетка — цель слева, цель справа, поворот, очередь... Остальные тоже стреляли. Кто целился, кто просто палил в сторону противника, продолжая жать на курок и дергать затвор, даже когда магазин уже опустел. Обстрелянных бойцов у нас было всего около дюжины. Остальные штатские: ученые, землекопы, картографы...

Спасло нас то, что нападавшие ожидали налететь на спящий лагерь мирных ученых, а никак не на окопанную позицию, встретившую их кинжальным огнем с развернутых в несколько рядов окопов и брустверов. Да еще с пулеметом.

Добрая половина атакующих, сообразив, чем дело пахнет, немедленно удрали за ближайшую гряду. Остальные рискнули перестроиться и атаковать с другой стороны. Но я развернул пулемет, наши бойцы перебежали по траншеям на новые позиции и все повторилось.

Больше атак бандиты не предпринимали. Лишь время от времени какой-нибудь лихой бедуин выходил на гребень бархана, садился и делал несколько выстрелов в нашу сторону. Хеммет приподнимался и начинал всматриваться в стрелка...

— Не суетись. С такого расстояние по нам они не попадут, разве шальной пулей кого задеть может. И то если он из укрытия высунется, — я прилег у пулеметной треноги и просто отдыхал.

— Все равно надо смотреть, что там делается, — проворчал Синклер.

— Ты говорил, что был в Испании? — спросил я

— Довелось. Но там немного другая война. Да и на передовой я там был всего несколько раз. И то, как репортер, а не солдат. Блокнот и фотоаппарат, а не винтовка...

— Ясно. Но все равно хоть как-то обстрелян.

Пригибаясь, к нам добрался дю Понт.

— Теперь я начинаю понимать, что такое окопная война, — француз опустился на патронный ящик.

— Да не совсем. Вы еще артиллерии не видели, — я усмехнулся.

— Надеюсь, пушек у них нету. Увы, но мой военный опыт исчерпывается тремя годами службы вольноопределяющимся в Габоне. У туземцев там обычно даже винтовок не было... Так что сейчас вы явно более компетентны, Танкред. Отчего я и хотел узнать ваше мнение — повторят ли они атаку?

— Вряд ли. Они явно не рассчитывали на подобный прием.

— Не верится, что все вот так просто, — подозрительно заметил Хеммет, — так не бывает...

— А я и не имел в виду, что мы уже победили...

— Тогда я вас не понимаю, мсье Бронн, — нахмурился дю Понт.

— Еще раз на пулемет они в лоб не полезут, — разъяснил я, — но это еще не означает, что они готовы оставить нас в покое.

— И?

— На их месте я бы или выждал подхода новых сил, или рискнул напасть ночью, подкравшись в темноте.

— И что вы предлагаете делать?

— Ждать. Экономить силы, воду и патроны. Все это нам еще понадобится...

— Ждать помощи? Но как долго?

— Рискну поставить серебряный талер, что раньше, чем дня через три сюда никто не доберется, — заметил я, беззаботно глядя в раскаленное голубое небо.

Дю Понт тяжело вздохнул, и отправился на свою позицию на другом конце лагеря. Хеммет, проводив его взглядом, спросил меня.

— Ты на фронте кем был? По званию?

— Унтером, иногда взводом командовал. А что?

— В офицеры не взяли?

— Жесткости характера не хватило. Дослужился до кандидата, потом передумал. А тут и война кончилась... В принципе по производству военного времени могли дать лейтенанта. Но зачем? Я индивидуалист и разгильдяй. Не выйдет из меня военного...

— Смотри! — перебил меня Синклер.

Я выглянул за бруствер. На гребне дюн выстроилась длинная цепь всадников. Даже на глаз их было не менее полутора-двух сотен.

— А вот и подкрепление, — пробормотал я упавшим голосом, — надеялся, что они задержатся...

Из пустыни донеслись отголоски воинственных криков. Фигурки поднимали над головами винтовки и беспорядочно палили в воздух.

— Что они делают? — спросил Хеммет.

— Пугают нас. И заодно поднимают свой воинский дух.

От цепочки отделился всадник и поскакал к лагерю, размахивая белым флагом.

— Неужели парламентер? — удивился я

— Наверное... Что делать будем?

— Подпустим ближе, — я слегка высунулся над бруствером и гаркнул, — не стрелять!

Подъехав метров на двадцать к окопам, парламентер остановился. К моему удивлению это оказался не араб, а европеец, хотя и в восточной одежде. Похоже Ахмад набрал весьма разношерстную компанию.

— Что тебе? — переговоры взял на себя дю Понт.

Мы с Хемметом вылезли из-за защищавшей нас груды мешков с песком, и подошли ближе. Из лазарета к нам подбежал Алан Лайвсли.

— Командир Ахмад прислал сказать, что если вы хотите сохранить свои жизни, то оставьте оружие и уходите. Он вас не тронет.

— А с чего мы должны ему верить?

— Если не уйдете — он перебьет всех.

— Не соглашайся, — прошептал Хеммет, — ничто не помешает ему спокойно вырезать нас в пустыне.

— Может попробовать как-нибудь вывести хотя бы женщин и раненых, — пробормотал Алан, — но боюсь, это не тот случай, когда законы джентльменской войны будут соблюдаться.

— Пусть твой Ахмад сам уходит откуда пришел, — с металлом в голосе ответил парламентеру дю Понт, — мы вправе делать, что считаем нужным и не какому-то проходимцу нам указывать.

— Командир велел передать, что он не пощадит отставшихся. И вы будете умирать очень страшно. Лучше уходите по хорошему...

— Передай этому бандиту, что его повесят. И всех вас тоже.

— Глупцы, — вышел из себя парламентер, — вы не увидите рассвета! Ахмад придет за вами и вы жестоко пожалеете о своем упрямстве!

— Я буду ждать с нетерпением, — усмехнулся дю Понт, — даже веревку намылю...

Парламентер нахлестнул лошадь и ускакал к горизонту.

— Вы его явно разозлили, — заметил Алан, — думаете, это было разумно?

— А вы думаете, что степень его злобы хоть как-то повлияет на наши шансы? — пробурчал Хеммет, — они намерены перебить нас в любом случае.

— Еще как повлияет, — заметил дю Понт, — чем злее противник, тем сильнее он ошибается.

Ближе к вечеру со стороны каменистой гряды появился отряд в сотню всадников и с криками и стрельбой поскакал в нашу сторону. Повторился утренний бой. С тем же результатом. Попав под огонь, всадники рассыпались и довольно быстро умчались назад, забрав раненых.

Я отпустил рукоятку пулемета.

— Не нравится мне это...

— Почему? — удивился Хеммет, — все прошло как нельзя лучше, похоже на этот раз у нас никто даже ранен не был.

— Это-то меня и пугает. Они атаковали малыми силами и почти не стреляли.

— И?

— У меня есть сильное ощущение, что они просто оценивали наши возможности.

— Ахмад подставил своих людей под огонь только чтобы разведать наши силы?

— На войне как на войне... И мне это не нравится. Этот Ахмад, похоже, опасный противник, грамотный и жестокий. Ночью надо быть настороже.

— Ты думаешь, они попытаются напасть в темноте?

— На их месте я бы так и поступил. Единственное, что могло бы меня остановить — недисциплинированность бойцов, способных в неразберихе перестрелять друг друга. Либо разграбить лагерь, и втихаря разбежаться... Будем надеяться, что люди Ахмада не слишком хорошо вымуштрованы. Либо он слишком самонадеян, и захочет лично разобраться с оскорбившим его Гастоном.

Всю ночь я бродил по лагерю, всматриваясь в бездонную тьму пустыни. Ахмад не напал. К утру я ненадолго забылся сном. Едва я смежил веки, как меня растолкал Хеммет.

— Что? Где?

— Ты просил разбудить, когда будет светать...

— Я только что заснул! Хотя... — я огляделся. Уже действительно начинало светать.

Я выглянул за бруствер. Нежный свет встающего солнца скользил по песку, бросая глубокие темно-синие тени.

— Хеммет, дай-ка мне бинокль.

Я внимательно обвел взглядом ближайшие дюны.

— Так я и думал...

Я развернул пулемет и стал тщательно выставлять прицел.

— Что ты делаешь? — удивился Синклер, — там же никого нет.

— А ты присмотрись...

— Проклятье! — острый глаз охотника его не подвел, — они же совсем рядом!!

— Ахмад умен, его люди ночью подползли к лагерю, и теперь ждут сигнала к атаке.

Я, наконец, справился с прицелом, передернул затвор и, нажав гашетку, медленно провел стволом слева направо. Хотя прошло много лет старые навыки сохранились — пули распахали песок, срезая кромки дюн и скользя вдоль их поверхности как раз там, где залегли выделенные Ахмадом бойцы.

Поняв, что их обнаружили, уцелевшие поднялись в атаку. Воздух наполнился криками и стрельбой. Наши часовые открыли шквальный огонь, к ним на помощь спешили разбуженные стрельбой товарищи. А из ложбин между барханами выбегали все новые и новые бандиты. На этот раз они атаковали пешими. Кое-кому из них даже почти удалось добежать до наших траншей...

Когда я отпустил гашетку, мои руки дрожали. Хеммет вытер пот, испачкав лоб оружейным маслом.

— Хорошо, что у нас есть пулемет, — пробормотал он.

Остатки атакующих, осыпая нас проклятьями, отбегали к дюнам.

Сняв куртку, я стянул бурнус, и достал из чемодана свежую рубашку.

— Что ты делаешь?

— Переодеваюсь в чистое...

— Зачем?

Я поднял на него взгляд.

— Сейчас самое время, чтобы вся твоя жизнь промелькнула у тебя перед глазами. Потом будет некогда.

— Что ты такое говоришь?

— Если Ахмад не идиот, а он не идиот, то подползавшие головорезы должны были лишь навязать нам рукопашную, позволив коннице беспрепятственно подойти к лагерю. Мы смешали его планы, вынудив пехоту атаковать раньше времени и без поддержки. А это значит, что сейчас на нас ударят основные силы...

— Мы отобьемся!

— Посмотри сколько у нас осталось патронов. И учти, что Ахмад привел сюда если не всех своих людей, то минимум три — четыре сотни.

— Но не может же все вот так кончиться!

— Извини за банальность, но ты собрался жить вечно, Хеммет?

— Проклятье... Я должен был кое-что сказать Ортенсии! Они же ее пощадят?

Я молча посмотрел ему в глаза.

— Скажи мне правду, Танкред!

— Есть шанс, что ее продадут в гарем нубийскому султану...

— Нет! Только не это!

— По крайней мере, она хотя бы останется жива. Поверь Хеммет, это само по себе уже большой плюс.

— Я не могу этого допустить, Танкред! Я должен быть с ней...

— Пока у нас еще остаются патроны для пулемета, ты будешь защищать ее здесь. Потом — делай, что считаешь нужным.

Через гребень дюн перевалила и потекла к нам живая река. Похоже, их было куда больше трех сотен.

Я снова взялся за затвор. Какой-то едва слышный посторонний звук достиг моего слуха. Мне отчего-то стало не по себе.

— Как же их много... — прошептал Хеммет, — но почему они так беспорядочно бегут в атаку?

Первый снаряд разорвался в нескольких сотнях метров от лагеря.

— Откуда у них пушки!!! — Синклер побледнел, — и что это за лязг?

Я не ответил. Я уже понял, что это за лязг и откуда шум моторов. И мне стало жутко... Я понимал, что этого не может быть, но мои глаза и уши настойчиво твердили обратное.

Первый танк выполз на гребень и, стрекоча пулеметами, покатился за беспорядочно удиравшим воинством Ахмада. За ним появились второй и третий, чуть поодаль клубилась пыль, выдавая четвертый. Разбрасывая гусеницами песок, машины продвигались мимо лагеря. За ними группами бежали фигурки в защитной униформе. На танковых бортах синели изображения пиковых и червонных тузов и пестрели щиты с эмблемами.

Мы с Хемметом как завороженные молча смотрели на разворачивавшуюся перед нами картину. С другой стороны из-за дюн вылетела еще одна конная лава и помчалась наперерез отступавшим. В утреннем свете заполыхали блики на поднятых клинках сабель, и донеслось едва слышное с такого расстояния улюлюканье. Танки притормозили и повернули к лагерю. Пехотные цепи продолжали бежать, отрезая лагерь от склубившихся на склоне дюн кавалеристов.

— Ты что-нибудь понимаешь? — спросил Хеммет.

— Ничего, — честно признался я.

Головной танк подполз к нашим импровизированным укреплениям. Над башней полоскался на ветру красный треугольный флажок с белой полосой. Люк с гулким ударом распахнулся, и оттуда высунулась голова в кожаном шлеме и стрекозиных очках. Откинулась боковая дверца, и показался второй шлем.

— Вы в порядке? — первый танкист снял очки, и я узнал лейтенанта Оливье.

— Вроде да, — произнес я, — если, конечно, вы не галлюцинация...

— Надеюсь, это приятная галлюцинация? — второй танкист сбросил шлем и светлые длинные волосы рассыпались по плечам...

— Эрика! Но как?!

— Я не смог отказать даме, — слегка смутившись, пробормотал лейтенант, — это, конечно, не по уставу, но ее напору может позавидовать бульдозер. Если бы я ее не взял, она бы все равно за нами увязалась...

Я опустился на штабель патронных коробок.

— Ничего не понимаю...

— Ты цел? — деловито осведомилась Эрика, выбираясь из танка, — не контужен?

— Да цел он, цел, — заверил ее Хеммет, — просто закоптился слегка за пулеметом.

— Но откуда вы здесь взялись?

— Посланная вами мадмуазель Витт, — пояснил лейтенант, — смогла разыскать в Харге Жослена, а дальше уже дело техники...

Я поднял на него недоумевающий взгляд.

— Вы сами подтолкнули Эрвина на опыты с использованием танков для быстрых рейдов, — терпеливо продолжил Оливье, — теперь нам представилась возможность опробовать методику на практике. Два танка, к сожалению, не выдержали марша, но остальные машины смогли преодолеть необходимое расстояние и, насколько я вижу, прибыли как раз вовремя...

— Еще как вовремя, — кивнул Хеммет.

— Но откуда солдаты? — спросил я, — они же не могли дойти пешком за это время?

— Мы везли их на грузовиках. Это тоже идея Эрвина. И опять же с вашей подачи. Теперь я могу честно доложить ему о полном успехе операции. И уверен, что командующий нашими частями в северо-восточной Африке полковник Шарль...

— А что это там за молодцы рубятся с нашими противниками? — перебил я его.

— Абдалла выделил нам два эскадрона для поддержки. По данным разведки почти все силы Джавдата ушли сюда...

— Хватит с нас войны, — вмешалась Эрика, — все уже кончилось, а местные эмиры разберутся друг с другом и без нас.

К нам подошел дю Понт. Я кратко представил их с лейтенантом друг другу. Хеммет умчался в направлении лазарета, а я выбрался из пулеметного гнезда и остановился глядя на залитые утренним светом руины. Я впервые смотрел на них глазами ученого, а не унтер-офицера и теперь видел за ними древние дома и храмы, а не укрытия и препятствия для ведения огня.

Я вздохнул полной грудью и идиотски заулыбался. Неужели мы смогли выжить?

— Чему ты так рад? — спросила Эрика.

— Жить хорошо...

— Тебя точно не контузило? Ты уверен?

Дю Понт оторвался от беседы с лейтенантом, который направился к Алану обсуждать вопросы эвакуации раненых, и подошел к нам.

— Хотите получить выигрыш? — я полез в карман за серебряным талером.

— Оставьте себе, — отмахнулся он, — Думаю теперь, мсье Бронн, мы должны вернуться к вопросу о раскопках и вашем обещании касательно судьбы находок.

Я повернулся к нему.

— Знаете что, Гастон, я вот тут подумал, посмотрел на руины, вспомнил карту местности...

— И что? — дю Понт явно почувствовал какой-то подвох.

— Вы не там ищете...

Часть 3

Глава 1

— Вы не там ищете...

Я заложил руки в карманы и принялся насвистывать что-то легкомысленное.

Дю Понт побагровел.

— Потрудитесь объясниться, мсье Бронн.

— Элементарно, — я вынул руки из карманов и заломил шляпу на затылок.

— Я внимательно слушаю.

— Что вы видите? — я указал на лежавшие перед нами руины.

— Раскопки... — осторожно произнес дю Понт.

— Я не об этом. Мы видим довольно скромный монастырский комплекс и что-то около пяти отдельных зданий рядом. И если меня не подводят мои знания, то все это было заброшено не позднее эпохи Крестовых походов.

— Скорее даже раньше. Еще до Фатимидов. Я бы сказал в первой четверти девятого века, — уточнил мой собеседник, — но что из этого? Мы, действительно, пока не нашли слоев эпохи Птолемеев, но так ведь далеко не все еще раскопано. Работы едва начаты.

— Посудите сами, Гастон. Во-первых, если ливийский погонщик верблюдов, рассказывавший эмиру Бенгази о Зерзуре в конце XV века, не фантазировал, то оазис должен был существовать в конце Средневековья. Другими словами он все еще был обитаем пятьсот лет спустя, после того как на этих руинах прекратилась всякая жизнь.

— А вы уверены, что речь идет об одном и том же месте?

— Судя по выкупленным мной в Каире рукописям — весьма вероятно, что это так. Стимфалополис и Зерзура там однозначно обозначают один и тот же поселок.

— Это еще не факт. Возможно совпадение. Или название было перенесено на другой оазис. Погонщик, в конце концов, мог все выдумать...

— Не спорю. Но есть еще несколько фактов.

— Что за факты?

— Рядом со Стимфалополисом должны были располагаться обширные оазисы, где встречалось множество крупных зверей. В надписи на стене римских катакомб в Александрии...

— Каких-каких катакомб?

— Тех, что были найдены спустя неделю после вашего отъезда.

— Проклятье! — воскликнул дю Понт, — и почему я не задержался...

— Так вот. В обнаруженной мной эпитафии говорилось, что из Стимфалополиса в Рим вывозили диких зверей. Включая слонов. В монастырских документах сообщалось о заготовке крокодильих кож в окрестных оазисах. Вы видите рядом что-то указывающее на обитание слонов и крокодилов? Хотя бы в прошлом, — я широким жестом обвел окружавшую нас пустыню.

— Честно говоря, нет, — согласился дю Понт.

— В итоге у меня сложилось мнение, что настоящий Стимфалополис располагался в куда более обширном и богатом водой оазисе. Здесь же мы имеем дело с каким-то небольшим монастырем, построенным достаточно поздно и быстро заброшенным, когда из местных источников вода ушла.

— Но как объяснить все местные находки, указывающие на Стимфалополис?

— Не знаю. Может быть, здесь была промежуточная остановка на пути в большой оазис?

— Возможно. Но что вы предлагаете делать?

Я усмехнулся.

— У меня есть одна идея, но прежде я хочу вернуться к нашей договоренности о находках.

— Торг в делах науки неуместен! — дю Понт надулся и гордо выпятил грудь.

— Обстоятельства изменились. Теперь мы на равных. У вас есть техническая возможность, а я располагаю информацией. Думаю, мы вправе говорить о партнерстве.

— Никогда! Франция располагает исключительными правами.

— Почему? Мы находимся не на ее территории, и в экспедиции участвуют представители многих стран. Почему ваша должна иметь особые привилегии?

— Вы хотите забрать все себе?

— Я может быть и тщеславен, но не жаден. Меня вполне устроит слава первооткрывателя. Но я не хочу, чтобы кто-то монополизировал то, что является достоянием всех нас. Никаких исключительных прав ни одной из сторон.

— Что вы предлагаете?

— Предлагаю с этого момента рассматривать экспедицию как совместное предприятие Французской Академии и Университета Карла Великого. Находки представляются и Академии, и Королевскому Археологическому обществу. К изучению допускаются представители обеих сторон безо всяких ограничений.

Дю Понт покачал головой.

— Думаю, что в этом случае, я вполне в состоянии справиться с поиском оазиса самостоятельно.

— Я вот тоже думаю, что смогу обойтись без постороннего содействия, — улыбнулся я, — вопрос, что будет быстрее — вы догадаетесь, где искать, или я найду людей и доберусь до места.

Француз задумался.

— Хорошо. Терять время невыгодно ни мне, ни вам. В любую секунду может полыхнуть новая война, и мы оба в итоге останемся с носом. Но где гарантии, что вы очередной раз не измените свое решение?

— Если бы ваши люди не начали в меня стрелять, я бы его и в первый раз не изменил. Я ведь покинул вас в Александрии не по своей воле.

Дю Понт поморщился.

— Ладно. Посмотрим, чем кончится. Какова ваша идея?

— Так вы согласны?

— Да, — француз протянул мне руку.

— Отлично. Но для этого мне сначала надо вернуться в Луксор. Детали будут после.

Мы направились обратно в лагерь. Там что-то обсуждали Оливье, доктор Лайвсли и Эльза Кралле (она же Катрана Штильрайм).

— Увы, — вздохнул, увидев нас, лейтенант, — их предводителю, Ахмаду, вместе с несколькими телохранителями удалось бежать. Мы уже направили в погоню кавалеристов. Бандит допустил роковую ошибку — он поскакал не к оазисам, а прямо в пустыню. Но там ему не выжить. Остается лишь сдаться. Полагаю скоро мы уже его увидим.

— Очень хорошо, — злорадно пробормотал дю Понт, — а это кто? Пленные?

Мимо нас брела цепочка связанных людей.

— Скорее преступники. Формально никакой войны не объявлено, и оснований считать их военнопленными у нас нет. Я вынужден передать их Абдалле, как представителю местных властей. В этом отношении у меня строжайшие инструкции командования.

— Ага! — перебил его дю Понт, — этого субъекта я помню. Он изображал из себя парламентера...

Лейтенант жестом остановил колонну.

Я тоже узнал в одном из проходивших мимо того самого человека, с которым мы только вчера обсуждали наши мрачные перспективы на будущее.

— Что ж, в этот раз повезло вам, — буркнул вполголоса пленный.

— Кажется, он европеец, — заметил Гастон, — надо его забрать...

— У меня приказ, — мягко, но настойчиво возразил Оливье.

— Неужели вы отдадите европейца в лапы этим дикарям! — удивилась Эльза.

Люди Абдаллы, стоявшие рядом, недовольно заворчали.

— Я тоже европеец! — воскликнул по-французски сосед парламентера, — меня зовут Алекс, заберите меня...

— Вы подданный Франции? — спросил лейтенант.

— Нет, но...

— Подданным какой страны вы являетесь?

Тот на секунду замялся.

— Его разыскивает полиция как минимум четырех, — усмехнулся бывший парламентер.

— Заткнись, Михал, — огрызнулся Алекс, — сам-то не лучше...

Парламентер лишь заухмылялся в усы.

Оливье задумался.

— Я, конечно, могу забрать вас под свою ответственность...

Алекс широко улыбнулся.

-... и передать жандармерии в Каире, — закончил лейтенант.

Улыбка моментально сошла с лица нашего собеседника.

— Я слышал в легион можно поступить, не вспоминая о прошлом... — пробормотал тот разочарованно.

— Увы, но практики вербовки пленных у нас нет, — назидательно заметил Оливье, — но ничто не мешает вам после проверки в жандармерии...

Парламентер Михал фыркнул.

— Что? — удивился лейтенант.

— Висельнику не выйдет туда наняться, — философски заметил бывший парламентер, — петля мешать будет.

Оливье повернулся к конвоиру.

— Пожалуйста, вот этих двоих...

— Не, благодарю покорно, я лучше останусь, — покачал головой Михал.

— Вы предпочитаете плен здесь, жандармерии в Каире? — удивился лейтенант.

— Ясное дело.

— Ну как хотите, тогда вот этого одного пленного...

— Я тоже, — воскликнул Алекс, — хочу остаться.

Лейтенант удивленно приподнял бровь.

— Вы же только что требовали...

— Я передумал.

— Ну, если вы сами этого хотите, — Оливье пожал плечами, — пусть тогда эмир с вами разбирается.

Он отвернулся и подошел к нам. Цепь пленников зашагала дальше.

— Странные люди, предпочли иметь дело с эмиром, а не властями в Александрии. Там, по крайней мере, закон имеет хоть какой-то вес...

— Думаю именно поэтому они и предпочли остаться, — философски заметил Алан, — здесь их прошлые деяния мало кого волнуют.

Я повернулся к Эльзе.

— Мадемуазель, неужели вас так тронула судьба пленных? Всего лишь несколько часов назад эти люди собирались вас хладнокровно убить. Полагаете, они бы стали с вами церемониться?

Она задумалась.

— Не знаю. Но я слышала множество рассказов о зверствах местных бандитов. Мне бы не хотелось, чтобы даже мои враги так умирали...

— Абдалла скор на расправу, но в особой жестокости не замечен, — возразил лейтенант.

Девушка пожала плечами.

— Все равно мне бы не хотелось оказаться в руках дикарей. Я бы лучше покончила с собой... — в ее глазах промелькнула какая-то тень, похоже, пока я стоял за пулеметом, она о подобном исходе серьезно задумывалась.

Эльза резко взмахнула рукой, словно отгоняя эти мысли и добавила:

— Хотя действительно, что мы беспокоимся об этих бандитах, они сами избрали свою судьбу.

— А вот уже и погоня возвращается, — произнес лейтенант, глядя на горизонт, — думаю, сейчас мы познакомимся с самим Ахмадом...

Увы, он ошибся. Преследователи вернулись ни с чем. Ахмад упорно двигался вглубь пустыни, словно предпочитал смерть от жажды плену. В итоге посланные за ним люди отстали, и предоставили его собственной судьбе.

— В этом пекле не выживет даже верблюд, — покачал головой сержант, — мы не могли забираться дальше. Слишком опасно.

— Вы уверены, что он не сможет найти где-нибудь там убежище? — озабоченно спросил дю Понт.

— Не бойтесь, ваш обидчик либо сгинет в песках, либо вернется сюда. Оазисы есть к востоку и северу, а на юго-западе, куда он направился, обитаемых мест нет почти на тысячу километров, до самого Дарфура.

Я снова разглядывал проплывавшие мимо руины Фив и снова понимал, что покопаться в них мне не удастся. Что за невезение... Наш автомобиль сиротливо разместился на палубе влачившего нас на правый берег Нила парома. Феллахи с самого начала с подозрением отнеслись к шумной и воняющей бензином повозке, и значительная их часть вообще осталась на причале до следующего рейса, а самые рисковые или спешившие сбились в кучку в стороне от машины. Мысль же о том, что этим железным монстром управляет женщина, окончательно привела их к убеждению о сомнительном происхождении нашего транспортного средства и его прямой связи с джиннами, маридами и прочими злобными духами огня и пустыни. Кто-то на всякий случай бормотал молитвы, другие бросали в нашу сторону опасливые взгляды.

— Думаешь, у нас получится? — спросила Эрика.

— Будем пытаться, — я вздохнул, — настоятель довольно откровенно намекал на то, что без технической поддержки, добраться до настоящего Стимфалополиса мы не сможем. Так что самолет нам необходим как воздух.

— Так точно, сэр, — сидевший на заднем сидении матрос Фокс на всякий случай вежливо согласился.

Бедняга скучал, и я бы с огромным удовольствием оставил его в оазисе Харга, но Алан и дю Понт настояли, чтобы я взял хотя бы одного человека для охраны в пути. Кроме того я предполагал, что наличие сопровождающего придаст нам солидности на переговорах с хедивом.

Паром мягко навалился на причал. Эрика завела мотор, и мы съехали на берег, сопровождаемые испуганными взглядами попутчиков.

— Есть ли у меня аэроплан? — Гамаль-бей оказался явно шокирован моим вопросом, — есть ли у меня аэроплан, хотите вы знать? Да, у меня есть аэроплан. А что?

Я объяснил.

— Нет, господа, это решительно невозможно! Аэроплан является государственной собственностью, и я не могу сдавать его в аренду ради научных целей. А если он разобьется? Или совершит вынужденную посадку в пустыне? Нет-нет. Увы, но я ничем не могу вам помочь.

— Он не разобьется! — вмешалась Эрика, — я сама буду его пилотировать...

— О! Я и не знал, что такая прелестная женщина еще и хороший пилот, — поразился Гамаль-бей, — но даже ради вашей красоты, я не готов пойти на такую жертву. Этот самолет крайне необходим нам для выполнения ответственных правительственных заданий.

— Всего на пару дней? — Эрика наивно хлопнула ресницами...

— Мое сердце буквально разрывается, когда я вам отказываю, — хедив глубоко вздохнул, — но я не могу преступить моего долга!

Он еще раз тяжело вздохнул и бросил на нас глубоко-трагический взгляд.

— Ну, пожалуйста? — мне даже показалось, что ее широко открытые глаза увлажнились, — только на пару дней...

Гамаль-бей сложил руки на столе и нервно захрустел пальцами.

— Даже не знаю, что вам ответить. Я бы от всей души хотел вам помочь. Но мой долг говорит мне о невозможности посягнуть на государственное имущество. Даже ради вас, милая барышня...

— У него нет сердца, — вздохнула Эрика, когда мы спускались в холл, — как он мог отказать бедной девушке. Не в самом же деле ему этот самолет так нужен.

— Ты переигрывала, — заметил я.

— Ничего подобного. Я старалась быть убедительной.

— Если ты будешь продолжать в том же духе, мне ничего не останется, как вызвать хедива на дуэль.

— Боюсь, его телохранители тебя сразу же зарубят...

— Тем более. Моя трагическая кончина останется на твоей совести...

— Ладно, давай серьезно. Что мы будем делать? — Эрика надела шляпку, и мы вышли на солнце.

— Думать. Вы с Фоксом пока можете развеяться в городе, а я пойду, наведу кое какие справки. Только не забудьте, пока будете развеиваться, закупить все необходимое для нашего предприятия. Теперь без компаса, карты и недельного запаса воды, я в пустыню ни ногой...

— Помощь вам не нужна? — почтительно осведомился Фокс.

— Нет, спасибо, на этот раз все безопасно.

Оставив их на рыночной площади, я отправился к коптской церковке, затерявшейся среди луксорских кварталов.

Вежливо поздоровавшись со священником, я протянул ему письмо от александрийских единоверцев. Тот распечатал конверт, немного изменился в лице и вернул бумагу мне.

— Думаю, вам стоит поговорить с настоятелем обители Святого Христофора, я попрошу, чтобы вас проводили.

Обитель располагалась на другом конце города, у самой окраины. Практически сразу за внешней стеной начиналась пустыня.

Долговязый бородатый настоятель оказался крайне любезен.

— Меня предупреждали, что вы можете прибыть в любой момент. Честно говоря, я был уверен, что рано или поздно это должно случиться. Наши молитвы не могли остаться не услышанными.

Я улыбнулся.

— Рад за вас. Но для начала я бы хотел узнать некоторые детали...

— Понимаю. Наша обитель продолжает традиции Стимфалопольской. Так что я могу подробно рассказать вам всю историю.

— Буду крайне рад с ней ознакомиться.

— Думаю, вы уже в курсе, что удаленная и безопасная обитель Серсуры стала укрытием для множества книг и святынь. Увы, ее сильная сторона была и слабой. Единственный путь в нее лежал через маленький оазис в пустыне. Миновать его было невозможно, слишком труден и долог был путь, даже опытные проводники, случалось, теряли дорогу и погибали в песках.

— Потом источник пересох, и вы лишились промежуточной стоянки? — догадался я.

Монах кивнул.

— Так все и было.

— Но не моментально же это произошло? Почему вы не вывезли ценности, когда вода стала уходить?

Настоятель вздохнул.

— Жители Серсуры всегда отличались дурным характером и гордыней. Они долгое время придерживались греческой традиции и называли нас еретиками. Позднее они признали свои заблуждения, но многие из серсурцев упрекали нас за недостаточную, по их мнению, решительность в борьбе за веру. В ходе одного из восстаний они приютили отряды мятежников, истребивших арабский отряд. Мусульмане захватили наших братьев в лежавшем на пути малом оазисе, и под пыткой заставили их проводить воинов к Серсуре. К счастью Господь послал бурю, рассеявшую силы арабов и до обители добралась лишь небольшая часть шедшего туда войска. Оно было разбито и уничтожено у ее стен. Но обуреваемый гордыней и опьяненный победой настоятель монастыря обвинил несчастных проводников в предательстве, и заявил, что отныне ни один чужак не войдет в Серсуру, пока страна не будет полностью очищена от завоевателей. Немногие братья, осознавшие его ошибку, бежали, унеся с собой часть ценностей. Но посланная серсурцами погоня отобрала у них почти все. С тех пор нам были доступны лишь те книги, что сами жители оазиса приносили для нас в малый монастырь, выстроенный на пути в их город. А потом вода ушла, и мы больше ничего не слышали о Серсуре...

Он замолк.

— Получается, что о ней уже почти тысячу лет ничего не известно! — воскликнул я.

— До нас доходили отдельные слухи. Время от времени мы даже пытались добраться до оазиса. Но, увы, одни из посланных нами не вернулись, другие ничего не нашли. За прошедшие века история оазиса стала легендой, а затем и вообще была забыта. Лишь немногие из нас помнят, что все это правда.

Я задумался.

— А что это за таинственные статуэтки?

— Вы об этом? — настоятель извлек из стоявшего на полу ларца черную обсидиановую вещицу.

Я вздрогнул. Это, несомненно, была вещь из этой серии. Видимо аналогичная похищенной у Мильвовского. В отличие от моей она изображала сидящего павиана. Или какую-то очень похожую на него обезьяну. По основанию бежал все тот же причудливый орнамент. Четвертый ключ...

— Это, — продолжал настоятель, — то немногое, что было вынесено из Серсуры. Легенда гласит, что когда благоразумные наши братья покидали город, одному из них было обещано право забрать с собой то, что он захочет. Он попросил у настоятеля эти четыре статуэтки. Тот не хотел их отдавать и обещал золото и любые ценности, но наш брат был непреклонен. Тогда настоятель серсурской обители вручил их ему и сказал, что отныне эти камни станут символом. Когда Египет освободится от всех завоевателей, статуэтки вернутся в обитель и путь в нее снова будет открыт для всех.

— То есть вы полагаете, что они откроют для вас путь в оазис? Своего рода пропуск?

— Мы не знаем точно, но верим, что они когда-нибудь приведут нас туда.

— А в чем их ценность? Почему настоятель не хотел их отдавать?

Монах пожал плечами.

— Легенды ничего не говорят о том.

— Жаль, — вздохнул я.

Очевидно, что статуэтки явно античные, и их действительное назначение вполне могло быть забыто к моменту всех этих драматических событий в оазисе Стимфалополиса. Но что-то же они открывали?

— Теперь перейдем к делу, — я поправил костюм, — я готов сотрудничать с вами на определенных условиях.

— Все в руках господних, — заметил монах.

— Тем не менее, я бы хотел эти условия оговорить. Я не претендую на имущество церкви, но хотел бы осмотреть найденные книги. И, возможно, сделать с них копии. Так же все, что окажется найдено за пределами монастыря, будет принадлежать науке.

Настоятель кивнул.

— Мы рассчитываем только на то, что было укрыто в обители и раньше принадлежало нашей общине.

— Хорошо. Вы хотите какие-либо письменные гарантии?

— Вашего слова будет достаточно.

— Прекрасно. Тогда второй момент. Как нам найти оазис?

— Мы не знаем, — покачал головой мой собеседник, — лишь туманные намеки остались в книгах.

— Я должен видеть эти книги, — заявил я.

— Конечно, я провожу вас в нашу библиотеку.

Когда я закончил выписывать заинтересовавшие меня фрагменты в блокнот, я вдруг осознал, что понятия не имею, сколько времени провел в книгохранилище монастыря. Меня же ждут...

Я попрощался и выскочил на улицу. Было темно. Неужели уже вечер? Я огляделся. Темные силуэты зданий и финиковых пальм, а над ними рассыпанные по черному бархату неба бриллианты звезд. Где-то брешут собаки, из пустыни доносится хохот гиен и подвывание шакалов. Да, похоже, я совсем потерял счет времени. Над книгами у меня такое бывает. А собрание этого заброшенного монастыря это нечто. Настоящий клад... Обязательно надо будет вернуться и договориться о копировании нескольких манускриптов.

Я побрел по улице, стараясь понять, где находится центр города. Такая роскошь как уличное освещение явно была властям не по карману.

Плутать мне пришлось долго. Наконец, я смог выбраться на свет, и сообразить в какой стороне находится дворец хедива. Как я и рассчитывал, наш автомобиль стоял неподалеку. Матрос Фокс задумчиво сидел на заднем сидении и демонстрировал сам себе карточные фокусы.

— Где Эрика? — спросил я.

— Пытается убедить султана организовать поиски.

— Какого султана, какие поиски? — не понял я.

— Ну этого, местного, как его — Камиля, или Гималая... не помню.

— А что она собирается искать?

— Вас, конечно.

— Что?

— Танкред! Ты жив?!

Я обернулся. Эрика сбежала ко мне по парадной лестнице.

— Ты цел? Что случилось?

Она внимательно осмотрела меня, словно я мог сломаться.

— Мне пришлось задержаться. Это было необходимо для дела...

— Задержаться!? Ты уходишь невесть куда, ничего толком не объяснив. Обещаешь скоро вернуться и исчезаешь. Ты это называешь "задержаться"?

— Конечно. Я вел переговоры о поиске оазиса, мне было нужно ознакомиться с документами, и я засиделся до вечера.

— До вечера?!

— Да... было много работы... — я отчего-то начинал ощущать себя виноватым.

— Вечера?! — не унималась она, — ну-ка посмотри вон туда!

Она протянула руку в сторону противоположную Нилу.

— Посмотри, посмотри. Что ты там видишь?

— Э-э-э... кажется рассвет? Не может быть! Неужели уже утро!!

— Конечно. А теперь объясни, где ты шлялся всю ночь?

Я ошарашенно посмотрел на Эрику.

— Ты не поверишь, в библиотеке...

Мне показалось, что сейчас она влепит мне пощечину. Но она сдержалась, лишь резко повернулась спиной и зашагала к машине.

— Ох уж эти женщины, — вздохнул стоявший рядом матрос Фокс, — у меня в Ливерпуле осталась знакомая. Салли Браун зовут. Который год не могу убедить ее за меня замуж выйти...

Из дворца хедива доносился какой-то шум. По лестнице спустился офицер в феске и белых перчатках.

— Это вы — Танкред Бронн? — спросил он.

— Да, с кем имею честь?

— Адъютант его превосходительства, — отрекомендовался офицер, — полагаю, можно сообщить хедиву, что вы нашлись?

— Я сам это сделаю.

Вздохнув, я зашагал наверх. За мной увязался Фокс.

Гамаль-бея я застал в кабинете. Одетый в халат он сидел в кресле с бокалом виски в руке. На столе валялись разбросанные игральные карты. Рядом на стуле пристроился незнакомый мне миловидный молодой человек.

— Входите, входите, — приветствовал меня хедив Верхнего Египта, — все равно ночь уже пропала... Вы, так полагаю, нашлись?

Я кивнул.

— Вы того. Поаккуратнее с женщинами, уж придумывайте что-нибудь для одной, если направляетесь к другой. Я всегда считал, что в этом отношении вы, европейцы, что-то недодумали. Хотя, честно говоря, не ожидал от вас, что вы оставите вашу столь милую спутницу ночью одну. Впрочем, если вас интересуют не одни только женщины...

— Ваше превосходительство, — пробормотал я, — мне лишь хотелось успокоить вас в отношении мнимого исчезновения. Никоим образом не имел в виду нарушать ваш ночной отдых...

Сидевший на стуле молодой человек слегка покраснел.

Я хотел было еще раз извиниться за доставленные Гамаль-бею неудобства, но хедив меня опередил.

— Вы думаете так легко отделаться, — он усмехнулся,— и это после того как ваша спутница поставила среди ночи на ноги весь дворец? Нет уж. Вам придется составить мне компанию до утра. Вы в покер играете?

Я на секунду задумался. Потом в моей голове созрел коварный план.

— Если вы позволите моему адъютанту присоединиться, — я показал на прислонившегося к дверному косяку и задремавшего было Фокса.

— Валяйте, — махнул рукой хедив, — больше народу, веселее играть. Тряхнем стариной. Вена — чудесный город во всех отношениях. Кстати, я вам рассказывал как мы с тогда еще капитаном Редлем...

-"Не подведи меня, Фокс" — подумал я, и мы сели за накрытый зеленой парчой стол.

Когда я спустился к нашей машине, было уже позднее утро. Эрика дремала на водительском сиденье, закутавшись в клетчатый плед. Я даже немного на нее засмотрелся. Но тут она проснулась.

— Опять библиотека? — холодно спросила девушка, поправляя блузку.

— Нет, на этот раз я пытался исправиться...

— И как? Получается?

— Надеюсь, — я бросил ей наш выигрыш, — держи.

— Что это?

— Ключи.

— Вижу. Но от чего?

— От самолета. Заводи машину, мы едем в аэропорт.

Аэропорт, или, точнее, взлетная полоса с ангаром и парой бараков, находилась за городом. Пока мы туда добирались, я пытался сложить все узнанное прошлой ночью в монастырской библиотеке в единую картину. Выходило плохо. Бессонная ночь и утро в компании Гамаль-бея давали о себе знать. Мысли путались, а глаза слипались.

В аэропорту Эрика отправилась знакомиться с самолетом, а я присел на скамейку, вкопанную близ ангара, откинулся назад, прислонившись спиной к теплой стене, надвинул шляпу на лицо и стал ждать...

Паламон вбежал в келью настоятеля и неловко поклонился. Старец Макарий оторвался от книги и сурово посмотрел на нарушителя спокойствия.

— Чего тебе?

— Отче... — Паламон облизнул пересохшие губы, — они захватили Перепутье.

— Что?!

Макарий отложил книгу, вышел из-за кафедры, зачерпнул чашей воды и протянул Паламону.

— Выпей. И расскажи, как это случилось.

Молодой человек жадными глотками осушил чашу.

— Никто не ждал нападения. Они вышли из песков на рассвете и захватили нас врасплох. Я едва успел ускакать чтобы предупредить вас...

— За тобой не было погони? — озабоченно поинтересовался старец.

— Нет. Но они смогут узнать путь у других.

Макарий опустил глаза в пол и не проронил ни слова.

— Это должно было когда-то случиться, — добавил Паламон, — мы не можем прятаться вечно.

Старец оторвал взгляд от пола.

— Сколько их было?

— Немного. Но они наверняка пошлют за остальными. У них большой гарнизон на берегу Нила.

Макарий сделал несколько шагов по келье.

— Поступим так, — сухо подвел он итог, — ты заберешь самое ценное и повезешь его в дальний тайник...

— Но отче, никто им не пользовался уже несколько веков! Лишь язычники хранили там свои книги и кумиров.

— Не перечь. Тем надежнее. Спрятав, вернешься сюда. Если мы будем в осаде, уходи к кочевникам. Завоеватели не должны узнать ни о чем.

Макарий снял с полочки в углу четыре каменные статуэтки, и протянул их Паламону.

— Вот ключи от тайника.

Несколько всадников выбирались из ущелья на равнину. Топкая зеленая тьма оставалась позади... Паламон посмотрел на товарищей. Путь в тайник и обратно обошелся им дорого. Едва ли не половина выехавших из Серсуры нашла в этих ущельях и зарослях свой конец. Но они выполнили порученное. Молодой человек еще раз ощупал лежавшие в поясе статуэтки. Он знал, что они никуда не делись, но от ощущения их тяжелой неровности на душе становилось спокойнее.

— Возвращаемся? — спросил его один из спутников.

— Нет, у нас есть еще одно дело.

Паламон развернул коня и направил его в пустыню. Его расчет оправдался. К вечеру они увидели поднимавшиеся из-за холмов дымы.

Вождь кочевников был представительным мужчиной. По обычаю племени его борода и пышная шевелюра были старательно заплетены в толстые, похожие на змей, косы.

— Что привело вас к нашему очагу? Война или мир? — традиционно приветствовал он Паламона.

— Война...

Вождь приподнял бровь. Одна из его жен, подававшая гостям миску с верблюжьим молоком опасливо застыла.

— Мы не хотим воевать с вами, — поспешно уточнил молодой человек.

Миска с молоком пошла по рукам.

— Тогда о какой войне ты говоришь? — вождь откинулся на подушку.

— Люди с реки пришли в Серсуру. Не с миром они пришли к нам.

— Да я слышал. Говорят людей с реки много как муравьев в плошке с медом. Пять раз по сто и еще десять раз по сто. Так я слышал...

Паламон вздрогнул. Он догадывался, что врагов будет в избытке. Но что столько.

— Люди с реки для вас тоже враги, — заметил он, стараясь не выдавать своего волнения.

— Почему? — спросил вождь, взяв с поданного женщиной блюда лепешку.

— Они разорят Серсуру, вам негде будет покупать товары...

Вождь отрицательно покачал головой, разломил лепешку и дал половину гостю.

— Всем нужны шерсть, мясо и молоко. Люди с реки тоже могут их покупать и продавать нам товары.

Паламон задумался. Нужны более убедительные аргументы.

— Люди с реки не будут иметь с вами дела, пока вы не откажетесь от поклонения демонам.

— Духи наших предков не демоны, — заметил вождь.

— Они не будут так терпеливы как мы, — покачал головой Паламон, — людей книги они заставляют выплачивать подать, от вас же потребуют отказаться от ваших обычаев.

— Наши отцы почитали духов, отцы их отцов почитали духов, почему мы не должны поступать так же?

— Времена меняются, — вздохнул Паламон, — рано или поздно свет истины придет и сюда, — но люди реки не будут иметь дел с вами, пока вы не примете их веры.

— Или вашей? — уточнил вождь.

— Или нашей, — согласился Паламон.

— Твои слова не совсем лишены смысла, — заключил вождь, доедая лепешку, — я буду думать. А вы оставайтесь моими гостями.

Макарий выглянул из бойницы. Уже светало, но огни костров окружавших Серсуру были еще хорошо видны. Осада велась старательно и терпеливо. Запасов еще хватало, но слишком уж ветхи стены и мало хороших бойцов. Жители города отважны, но они крестьяне и торговцы, а не воины.

— Рано или поздно нам придется сдаться, — заметил стоявший позади городской судья, — хорошо, если мы сможем выговорить себе достойные условия.

Макарий молчал. Каким бы ни были достойные условия, сдача города неминуемо закончится грабежом и погромом. И скорее всего жестоким. Предводитель осаждавших был настроен весьма решительно и кровожадно.

— Что это за человек? — спросил Макарий, заметив пробиравшуюся к стене фигурку.

— Наверное, лазутчик, сейчас я дам команду стрелкам...

— Подожди, кажется, я его знаю. Откройте ему ворота.

Слуга поставил перед новоприбывшим чашу с водой и пиалу с инжиром.

— Рассказывай, — сурово распорядился Макарий.

Тот быстро отхлебнул воды, и начал говорить.

— Паламон уговорил кочевников выступить. Четыре племени привели сюда воинов. Они готовы к бою и прячутся за грядой. Они присоединятся к вам, как только вы начнете атаку.

— Ты не лжешь? — с подозрением спросил судья.

— Я сам отбирал людей для Паламона, — отрезал Макарий, — я ему верю.

— Но если он врет, то наша вылазка станет для нас роковой!

— Все в руках господних, трубите сбор.

Приведенные Паламоном берберы с гиканьем метались по барханам, вылавливая беглецов и обирая мертвых. Макарий стоял у входа в город и в глазах у него блестели слезы. Когда Паламон и его изможденные спутники пересекли ворота, воздух содрогнулся от ликующих криков.

Пробившись через толпу, молодой человек поклонился старцу.

— Ты послал нас в далекий путь, но мы вернулись, выполнив все с честью.

Тот обнял гостя.

— Ты совершил великое дело и можешь просить любую награду.

Паламон еще раз поклонился.

— Разрешите мне вернуться в Перепутье. Я должен принести братьям радостную весть...

Легкая тень пробежала по лицу Макария.

— Не спеши. Сперва нам надо поговорить. Пройдем внутрь...

Лицо молодого человека побледнело. Он вскочил и пробежал взад-вперед по келье.

— Вы ошибаетесь!

— Как ты смеешь! — насупился судья.

Макарий жестом остановил его.

— Пусть говорит. Он не глуп, и он спас наш город...

— Руками язычников, между прочим, — пробурчал судья себе под нос, — лучше бы их бурей засыпало...

— Отче! Отгородившись от мира, мы лишь заключим сами себя в тюрьму, — с горячностью проговорил Паламон.

Макарий покачал головой.

— Мир меняется. И нам с ним не по пути. Мы должны сохранить то, что божьей волей оказалось в наших руках. На этот раз мы смогли устоять, но враги будут приходить снова и снова, и что тогда?

Паламон на минуту замялся. Но затем возразил.

— Мы не одни. Мы не должны впадать в гордыню и почитать себя единственными чистыми среди грешников.

— У нас выбор либо покориться, либо погибнуть, — холодно произнес судья, — я предпочту третий путь. Отец Макарий прав, нам нужно отгородиться от мира.

Паламон лишь развел руками в бессильном несогласии.

— Я не заставляю тебя быть с нами, сын мой, — вздохнул Макарий, — но я был бы рад видеть тебя здесь.

Молодой человек отрицательно замотал головой.

— Нет, отче, я должен вернуться к братьям в Перепутье. И я останусь в мире, а не буду искать укрытия в песках. Бегство не выход.

— Мы не бежим.

— Вы прячетесь. Прячетесь от мира, от его изменений. Они могут вам не нравиться, но такова божья воля.

— Ну что же, — Макарий приподнялся, — раз таково твое решение, я не буду тебе перечить. Но покинув Серсуру, ты больше не сможешь сюда вернуться.

— Я это понимаю, — кивнул Паламон, — но перед отъездом я хотел бы напомнить вам, отче, о вашем обещании вознаградить меня.

— Проси, что хочешь, я выполню данное слово.

— Это, — молодой человек развязал пояс и высыпал четыре каменные статуэтки.

— Что?! Ты не можешь!

— Вы дали слово.

— Но зачем? Неужели ты хочешь нам отомстить?

— Нет. Просто я хочу, чтобы вы помнили о том, что не сможете уйти от мира. И рано или поздно передумали. И тогда ключи от тайника вернутся.

— Негодяй! — судья вскочил.

Макарий остановил его жестом руки.

— Я не буду предлагать тебе иных наград, — сказал он, — я тебя знаю, ты все равно их не возьмешь. Что же. В твоих словах есть доля правды. Если миру суждено до Страшного суда вернуться на круги своя, то и ключи вернутся в Серсуру. И мы отпразднуем воссоединение. Но и я своего решения не изменю. Ты покинешь город утром, вместе со всеми кто еще пожелает. И не вернешься, пока не придет время. Пока миру снова не потребуется то, что мы храним. И когда это случится, ты принесешь эти ключи сюда. И тайник будет открыт.

Звук работающего двигателя вернул меня к реальности.

— Выспался?

Я поднял глаза на Эрику. Она явно ожила. В ее глазах появился озорной блеск.

— Поднимайся, мы перегоняем самолет в Харгу. Там есть временная посадочная полоса рядом с французским гарнизоном. Автомобиль заберем потом...

Глава 2

Авиабаза, организованная при французском гарнизоне, выглядела захудалой даже по сравнению с Луксорским аэродромом. Просто расчищенный пятачок в пустыне, несколько палаток и парусиновых навесов. Я сидел под одним из этих навесов и задумчиво разглядывал лежавшую на импровизированном столе карту. Стол был сооружен из снятой с петель двери и двух установленных на попа ящиков. Карта была настоящая. На ней я чертил циркулем круги, отмечавшие расстояния от разыскиваемого нами оазиса до тех или иных населенных пунктов. Если сведения, подчерпнутые мной из монастырских свитков правильны, то наша цель должна располагаться где-то на пересечении этих окружностей.

Я взял лежавшее рядом полотенце и старательно вытер лоб и затылок. Жарко... Под навес заглянул Хеммет.

— Погода сегодня особенно удалась, — заметил он глядя на мокрое полотенце у меня в руках.

— Не то слово... Меня пора поливать маслом.

— Это еще зачем?

— Я уже начинаю подгорать... Это не пустыня, это сковородка.

— Да. Жарковато. Вычислил что-нибудь новое?

Я отрицательно покачал головой.

— Эрика будет вне себя, — вздохнул Хеммет, — уже неделя полетов, и никаких результатов... Кстати, сегодня она что-то задерживается.

Я взглянул на лежавшие на столе часы. Уже половина второго, обычно она возвращалась из разведки до полудня.

— Будем надеяться, все в порядке, — я еще раз отер полотенцем мокрый затылок, — увы, но никаких новых координат я извлечь из записей не могу. Стимфалополис где-то там...

Хеммет посмотрел в раскаленное марево пустыни.

— Вот именно, что где-то... О! А вот и наша Эрика.

Я присмотрелся, действительно в небе показался размытый дрожащим воздухом силуэт приближающегося аэроплана.

Девушка выкарабкалась из раскаленной металлической кабины. Я протянул ей фляжку с водой.

— Опять ничего?

Эрика мотнула головой.

— Нашла!

— Что? Что нашла? — загалдели мы с Хемметом наперебой.

Она вернула мне полупустую фляжку.

— Оазис. Постройки. Далеко в стороне от того места, которое ты обозначил на карте...

Мне показалось, что мои уши немного начинают гореть. Впрочем, это могло быть африканское солнце.

— Мои расчеты...

— Не оправдывайся, Танкред, — перебил меня Хеммет, — так что ты там нашла?

— У меня заканчивался бензин, я смогла только бросить взгляд издалека. Довольно большой поселок, крепостные стены, невдалеке горы... Больше ничего не смогла разглядеть.

— Отлично, — сказал я, — сейчас отдохнешь, заправимся и полетим.

— Помедленнее, Танкред, — вмешался Хеммет.

— Все нормально, — отмахнулась Эрика, — сейчас я передохну, жара спадет, и можно будет лететь.

— Но зачем так спешить?

— Я планирую установить контакт с жителями оазиса, — пояснил я, — надеюсь, моих познаний в арабском и коптском должно хватить. Кроме того надо определить его точное положение, чтобы можно было добраться на автомобилях. А вы готовьтесь к наземной экспедиции. Наконец-то мы поймали удачу за хвост!

Под крылом монотонно скользило бесконечное песчаное море. С высоты огромные песчаные дюны казались мелкой рябью на желтовато-бежевой воде.

— Это где-то здесь, — Эрика оторвала руку от штурвала и указала вперед и в сторону.

Я выглянул из-за ее плеча, но с моего заднего сиденья кроме расчалок крыльев ничего толком видно не было.

— Сейчас сделаем несколько кругов, — добавила она и повернула штурвал.

Самолет накренился, делая вираж, и я немедленно пожалел о том, что перед вылетом решил пообедать. Морская болезнь никакая не морская, в полете может укачивать не хуже. Хорошо еще, моя боязнь высоты решила пока не слишком часто проявляться. Ладно, главное покрепче держаться за края кабины.

Мы описали несколько кругов над пустыней, но внизу не наблюдалось ничего, кроме песка.

— Кажется на горизонте какие-то скалы, — крикнул я в ухо Эрики, — попробуем там глянуть?

Она кивнула и снова заложила вираж. Никогда больше не полечу на полный желудок... Да еще и уши закладывает.

Мы начали снижаться. Бежевая рябь дюн нарушилась проступавшими сквозь песок рыжевато-бурыми скалами. Сколько можно было видеть, с юга на север тянулась каменистая стена, изъеденная глубокими язвами каньонов. Самолет перевалил за его передовой гребень и полетел над источенными временем грядами. Эрика взяла курс чуть левее. В одном из каньонов под нами мелькнула зелень.

— Держи вдоль ущелья! — крикнул я сквозь шум набегающего ветра.

Мы полетели над зазубренной бороздой каньона. Он явно становился глубже, а отдельные кусты и пучки травы сливались в монолитный ковер на его дне. Сквозь него проблескивал небольшой ручей.

Эрика снизилась, и теперь мы летели почти на уровне окаймлявших долину скал. В нескольких десятках метров под нами проносились верхушки небольших акаций.

Профессор Пикколо не ошибся. В здешних горах действительно каким-то чудом сохранились источники воды. И я даже предположить боюсь, что еще могло здесь уцелеть...

Мы повернули, следуя изгибу ущелья, и я не поверил своим глазам — стены каньона раздвинулись и мы вылетели в обширную котловину, окаймленную скальными обрывами. Их подножие лежало заметно глубже дна каньона, и текший вдоль него ручей падал в котловину серебристой нитью водопадов.

Я был ошеломлен. Под нами распростерлось огромное, заполненное тропическим лесом, пространство. Местами виднелись зеленые плоскости не то лугов, не то зарослей папируса, стеклянно отсвечивали зеркала небольших озер. Дальний край котловины терялся на горизонте, лишь кое-где выступали из зелени плоские вершины рыжеватых столовых гор. Но по разделявшим их широким долинам тропическая зелень уплывала дальше, насколько хватало глаз.

Эрика что-то удивленно пробормотала, но за рокотом мотора и свистом ветра я не смог разобрать слов.

Мы повернули и немного набрали высоту. Стало ясно, что огромная система долин тянется далеко вперед, змеясь между разрушенными эрозией обломками древнего плато. Похоже, что мы открыли что-то весьма необычное. Но, так или иначе, это вполне могло быть тем оазисом, где жители Стимфалополиса добывали слонов и крокодилов.

— Город должен быть где-то рядом! — прокричал я на ухо Эрике, — нужно немного вернуться.

Мы вылетели из котловины, и заскользили над каменистыми грядами, ограждавшими ее с восточной стороны.

— Если в ближайшее время не найдем, полетим в лагерь, — сказала Эрика, — иначе не хватит бензина на обратный путь.

Но нам повезло. Почти сразу после этого мы заметили постройки, возвышавшиеся в ложбине в нескольких километрах от края скал.

— Сможешь посадить? — спросил я.

Она кивнула, и наш аэроплан пошел вниз.

Выбравшись из кабины, я присмотрелся к городу. Белые крепостные стены, башенки, ворота. Жителей не видно. Возможно, они слегка перепугались, впервые увидев самолет.

Я поправил шляпу и куртку. Первое впечатление самое главное, желательно выглядеть представительно. На всякий случай у меня был с собой маузер, приобретенный еще в Капштадте, но я был уверен, что это не понадобится.

— Может, останешься здесь?

Эрика отрицательно замотала головой.

Я глубоко вздохнул, и мы зашагали к воротам. Чем ближе я подходил, тем отчетливее становились мои сомнения. Ни малейших признаков жизни, да и стены кажутся довольно ветхими. Неужели и этот город оставлен?! Неужели все надежды найти не затронутый цивилизацией кусочек древности пошли прахом?

Откуда-то из города взлетела большая черная птица и тяжело взмахивая крыльями полетела в сторону гор. Я вспомнил про огромных орлов, в честь которых Стимфалополис получил свое название. На всякий случай расстегнул кобуру.

Город встретил нас гробовым молчанием. Ворота были закрыты, но, судя по рассохшемуся дереву и густо позеленевшей меди скоб и петель, случилось это уже очень давно. Без особой надежды я стукнул рукояткой маузера по створке. Заклубилась пыль, мне на ботинки посыпалась труха. Глухой звук бесследно растаял в тишине вечерней пустыни. Я ударил сильнее. Створка затрещала и подалась. Я отскочил. Позеленевшие медные гвозди вывалились из серебристо-серой трухлявой балки, ворота зашатались и с сухим треском осыпались, окутав нас с Эрикой густым облаком песка и вековой пыли.

— Надеюсь, они не выставят нам счет за испорченную собственность? — пробормотала она.

Я не оценил шутки. Чихая и кашляя, я пробрался через обломки ворот в город. Выбеленные солнцем здания глядели на меня потухшими глазницами проемов, улицы покрывал толстый слой песка. Из-за угла донесся какой-то топот. Мы побежали туда. За поворотом лежала городская площадь. Краем глаза я заметил скрывшиеся в боковом проходе странные фигуры.

— Кто бы это мог быть?

— Судя по следам — страусы, — заметила Эрика, показывая на отпечатки двупалых ног на песке.

Я посмотрел на следы, потом еще раз огляделся. Обветшавшие здания, занесенные песком проулки. В центре площади одиноко возвышается пересохший фонтан. Сомнений не оставалось, город был мертв. И уже давно.

Я тяжело опустился на каменную скамью возле фонтана.

— По крайней мере, мы его нашли, — попыталась ободрить меня Эрика, присев рядом.

— Это да... Летим обратно?

Она отрицательно покачала головой.

— Надо подождать ночи. Вылетим утром.

— Зачем?

— Я хочу записать точные координаты этого места, мы с самолета его еле отыскали, с земли будет еще сложнее.

— Будешь определять широту по звездам? — спросил я.

— И долготу тоже. Секстан и хронометр в самолете. Нужно замерить высоту двух любых звезд и по астрономическому ежегоднику выяснить, откуда их в это время видно под таким же углом.

— Не знал, что ты разбираешься в навигации...

— Это мой хлеб, — она улыбнулась, — не расстраивайся, будет и на твоей улице праздник. Рано или поздно мы найдем все, что ты ищешь и даже больше.

— Спасибо, — сквозь опустевший проем ворот я посмотрел на небо, солнце нижним краем уже коснулось каменистой гряды, — в тропиках темнеет быстро, скоро уже можно будет увидеть звезды.

— Заночуем у самолета? — спросила Эрика.

— Можем и в городе. Ночью в пустыне бывает прохладно. Тут какие-никакие, но стены.

На лице девушки появилось смущение.

— Что-то не так?

— Да нет ничего... просто... мертвый город. Неуютно как-то.

— Это суеверия, — я решительно поднялся со скамьи, — я много месяцев ночевал в окопах среди непогребенных тел и ни разу не встречал привидений.

Подойдя к ближайшему дому, я решительно толкнул истлевшую дверь, она с треском провалилась внутрь.

— Видишь? Тут никого нет...

Я шагнул через порог. После солнечной улицы царивший там полумрак казался непроницаемой тьмой. В углу что-то взвизгнуло и зашуршало, я попятился, споткнулся и потерял равновесие. Под ногами у меня пронеслось что-то небольшое и рыжевато-серое. Я попытался схватиться за косяк двери, но трухлявое дерево рассыпалось и я, чертыхаясь, вывалился через проем на улицу. В довершение всего, развалившийся косяк потащил за собой укрепленную сверху балку, и на меня с шумом посыпались обломки дерева, солома, куски штукатурки, какие-то веревки...

Вызвавшее весь этот погром существо тем временем выскочило на улицу, тявкнуло на Эрику и умчалось прочь, оставляя за собой пыльный шлейф.

— Проклятый шакал! Я не ожидал, — оправдываясь, пробормотал я, пробуя подняться и стряхнуть с себя обломки, — наверное, у него здесь было логово...

— Сейчас я тебе помогу, — Эрика начала сбрасывать насыпавшийся на меня хлам.

— Все в порядке, я сам.

— Ай! — она резко отдернула руку, отбросив в сторону лежавшую на мне веревку.

Веревка, отлетев в сторону, свернулась клубком, зашипела, и раздула капюшон. Я нервно выхватил маузер и несколько раз выстрелил. Кобра размоталась, и абсолютно невредимой ускользнула в щель между зданиями.

— Я так испугалась, — пробормотала Эрика, — не люблю змей. К счастью все обошлось.

Она протерла рукой покрывшийся испариной лоб. Я посмотрел на ее ладонь и похолодел. Эрика увидела изменившееся выражение моего лица и испуганно воскликнула.

— Что с тобой, Танкред? Она тебя укусила?

— Дай сюда руку!

— Ты что?

Мои худшие опасения оправдались. Между большим и указательным пальцами виднелась небольшая ранка и несколько пятнышек крови.

— Танкред, что ты делаешь? Немедленно отпусти...

— Высасываю яд из ранки, — я сплюнул, — она тебя укусила, а не меня...

— Не может быть... я ничего не почувствовала.

— Так бывает.

— Не суетись. Может она и не ядовитая вовсе. Я вполне хорошо себя чувствую. Разве что болит немного...

— Спокойно, все будет хорошо, — убеждал я больше себя, чем ее.

Кровавые плевки сворачивались в пыли бурыми комками. В моей голове метались отрывки сведений оставшихся от моей службы на Ближнем Востоке. Вроде надо обеспечить покой. Прижигать и накладывать жгут не надо... или наоборот? Но главное — удалить как можно больше яда из раны.

— Голова болит, — пожаловалась Эрика, — и спать хочется...

В ее глазах появилось отсутствующее выражение, а из-за немного опустившихся век она теперь выглядела совсем оглушенной.

Я подхватил ее на руки и понес к самолету.

Я положил Эрику в тени машины. Под голову пристроил свою куртку. Препротивнейшее состояние — надо что-то срочно делать, а сделать ничего не можешь. Только ждать и надеяться...

— Как жаль, что так вышло, — медленно произнесла она, — я тебя подвела. Не смогу вернуть назад.

— Все сложится хорошо, через день ты будешь в норме, и мы полетим в лагерь!

Она попыталась покачать головой.

— Не думай обо мне. Береги воду. Тебе... — у нее перехватывало дыхание, — нужно дождаться... помощи. Несколько дней... пока найдут... другой самолет.

— Брось эту трагичность! Ты выкарабкаешься. Подумаешь, змея. Мы еще с тобой будем смеяться над этим случаем, греясь зимой у камина. Будешь снова летать.

— Никогда... не хотела возить почту... работать на этих... — ей было тяжело говорить.

— И не надо. Я заберу тебя в Европу. Найдем тебе занятие там...

Ее речь стала путаной и медленной.

— Зря мы сюда пришли. Это город мертвых... живые ушли отсюда, и звери пустыни поселились в нем... стал он жилищем шакалов, пристанищем страусов... и ночное привидение будет отдыхать там... и коршуны будут собираться один к другому...

Что ты такое говоришь? Какие привидения? Успокойся. Потерпи, я что-нибудь сделаю...

Она не ответила. Только губы едва заметно шевелились. Я попробовал дать ей воды, но влага лишь вытекала по щеке на песок.

Я поднялся и прошел вдоль самолета. Ударил кулаком по борту. Кажется, разбил руку, но боли не почувствовал.

Это не должно так закончиться, не может. Я специально отослал ее тогда из лагеря, чтобы спасти от боя, но опасность подстерегла ее здесь. Почему этот аспид не ужалил меня, в конце концов?!

Я снова посмотрел на Эрику. Даже не знаю, была ли она в сознании. Заметно было ее редкое тяжелое дыхание. Я вдруг понял, что больше всего на свете хочу одного — чтобы она выжила. Опустился на песок и замер, глядя на ее бледное, покрытое испариной лицо.

Не могу сказать, сколько времени я так просидел, с ужасом ожидая увидеть, как останавливается едва заметное движение ее тела на выдохе и вдохе. Мир сжался до двух человек, притулившихся у шасси затерянного в Сахаре аэроплана...

Высохший старик в странном одеянии шел по улицам Стимфалополиса, тяжко опираясь на длинный посох. При его приближении жизнь на улицах затихала, женщины, бросая все дела, хватали детей и прятались по домам. Мужчины молча сторонились, бросая на путника боязливые взгляды.

— Колдун. Колдун из Бездны, — катился шепот по переулкам, — зачем он пришел? Ох, не к добру, не к добру... Мой отец еще мальцом был, когда они последний раз появлялись...

Старик остановился у ступеней церкви. Столпившиеся наверху монахи не без опаски смотрели на странного гостя.

— Надо спросить, зачем он пришел, — пробормотал один из них, — кто пойдет?

Повисло неловкое молчание.

— Я попробую...

Аристарх, на всякий случай, перекрестился, и вышел к терпеливо ждавшему внизу колдуну. Братия провожала его молчаливыми взглядами.

— Чего ты хочешь?

— Как тебя зовут? — ответил вопросом на вопрос старик.

— А... Аристарх.

— Ты смелый человек, Аристарх.

— Твоему колдовству нет власти надо мной...

— Я не колдун, — вздохнул старик, — это все досужие сказки.

— Верно, — кивнул Аристарх, — сказки. Но зачем ты пришел?

— Разреши сесть. Мои кости уже не те, что в молодости, а разговор не будет скорым.

Кто-то из служек выставил табурет. Старик медленно опустился на сиденье.

— Ты знаешь, кто мы такие? — спросил он, переведя дух.

— Вы язычники, отказавшиеся от крещения и скрывшиеся в болотах Зеленой Бездны, среди диких зверей и пещерных эфиопов...

Старик кивнул.

— Мы были служителями храма Нейт, или Афины, или Таннит. У нашей госпожи было много имен. Не возражай, я прекрасно знаю, что ты скажешь... Да наши боги — суть камень. И ты возможно и прав.

Аристарх слегка опешил.

— Ты хочешь принять крещение?

— Может быть... потом... но не беги подобно молодому дромадеру, опережающему весь караван. Моя речь еще далека от завершения.

Аристарх кивнул, однако смятение его не покинуло.

— Так вот, — продолжил тем временем старик, — из поколения в поколение мы были хранителями построенного в недрах Зеленой Бездны святилища. Когда люди отвернулись от старых богов и храм в Стимфалополисе был перестроен в церковь, многие из нас бросили служение. Но немало и осталось. Кое-кто из горожан даже пополнял наши ряды. Но наша госпожа покинула нас... Все меньше оставалось хранителей, и еще меньше было среди нас молодых. И, наконец, остался я один.

Вокруг них постепенно собиралась толпа, молчаливо внимавшая надтреснутому старческому голосу жреца, явившегося призраком из тех стародедовских времен, когда храмы древних богов стояли в Стимфалополисе бок о бок с церквями.

— Но я не могу умереть, не передав другим хотя бы части того, что мы хранили...

— О чем ты говоришь? — насторожился Аристарх.

— Ты же наверняка слышал, что когда божественный император повелел отдать все храмы церкви, мы смогли унести и спрятать все ценности?

— Конечно. И десятки неразумных охотников до легкой наживы сгинули потом в болотах и ущельях, пытаясь их отыскать.

— Золото ничто. Его много в мире... Но среди спрятанного были папирусы. Множество их. Самые разные книги хранились в храме и были укрыты в тайнике. А мудрость превыше золота.

Аристарх понимающе кивнул.

— Однако наше время ушло. Древние боги умерли, и у храма в оазисе больше нет служителей. Однако я не могу оставить его сокровища мертвым грузом. Ты храбрый человек. Прими мой дар.

Старик развязал висевший на поясе кошель и выложил четыре каменные статуэтки.

— Что это? — опасливо покосился на них Аристарх.

— Это ключи к тайнику.

— Но где замок, что они открывают?

— Я покажу. Если тебе, конечно, хватит смелости, пройти к нему сквозь Зеленую Бездну.

Аристарх внутренне содрогнулся, но постарался не подать виду.

— Я готов.

По толпе пробежал взволнованный ропот.

— Конечно, если отец настоятель позволит мне это, — на всякий случай поправился Аристарх.

Старик лишь молча улыбнулся.

— Так это он и есть? — Аристарх еще раз осмотрел закрывавшую тайник конструкцию.

— Ты понял, как его открывать?

— Да, смотри?

Аристарх еще раз повторил все необходимые действия, открыв и потом закрыв проход

— Ты не только храбр, но и сметлив, — старик едва заметно улыбнулся, — дорогу ты хорошо запомнил?

— Да. Но мы же еще пойдем по ней назад. Я смогу еще лучше ее запомнить.

— Ты пойдешь по ней назад, — старый жрец опустился на каменное сидение у стены, — а я останусь здесь.

— Но... — начал было Аристарх, однако глянув в его глаза осекся.

— Я не от вашего мира, — вздохнул старик, — мне нечего там делать. Мое место среди моих товарищей.

— Пусть Господь судит тебя по делам твоим, — Аристарх перекрестил его.

Вздохнув, он сделал несколько шагов. Затем повернулся и неожиданно спросил.

— Послушай. А почему у статуи внизу один глаз зеленый, а другой карий?

Старик удивленно посмотрел на него. Аристарх густо залился краской.

— Прости, это был глупый вопрос... Не знаю, что на меня нашло. Забудь.

— Отчего же. Отнюдь не глупый. Это просто любознательность. Ты молод и любопытен. В этом нет ничего предосудительного.

— Ну я не знаю...

— А о разных глазах легенда говорит, что явившись в подобном облике, богиня спасла Ксантиппа от ужасной смерти, позволив убить мать всех гиен, жившую здесь. В честь этого события он и повелел построить на этом месте храм и изваять ту статую богини, что ты видел внизу...

Я резко очнулся... Несколько минут тупо смотрел в предрассветный сумрак, пытаясь осознать, где я и кто я. Потом вскочил, ударился головой о стойку шасси, упал на четвереньки и подполз к лежавшему передо мной телу.

— Эрика?!

Я склонился над ней и коснулся ее плеча. Где-то внутри меня гнездилось ужасное ощущение, что это будет застывшая в окоченении плоть, но плечо оказалось мягким и горячим. Я выдохнул.

— Танкред? Это ты... — ее голос был тусклым и слабым.

— Да. Я, я... подумал, что... не бери в голову.

— Хорошо, не буду...

Я присел рядом.

— Как все быстро меняется. Еще вчера днем я думал, что все наши проблемы остались где-то далеко, а теперь даже и не знаю, все пошло не так, проблемы снова здесь. Да что за чушь я несу, звучит как слова из какой-то песни... Прости, все путается в голове.

— Когда-нибудь, кто-нибудь такую песню обязательно напишет... — Эрика попыталась улыбнуться, — не переживай за меня, мне уже лучше.

— Правда?

— Она едва заметно кивнула.

Поднимавшееся солнце сокращало тень, которую отбрасывал на нас аэроплан. Я подбросил несколько кусочков трухлявых ворот в огонь. Они немедленно испустили облако противного, едкого, светло-голубого дыма. Увы, иных дров здесь не было. Я постучал ложкой по краю котелка, сбрасывая туда прилипший к ней жир.

— Сейчас немного остынет, и тебе надо будет поесть.

— Что это? — спросила Эрика, приподнимаясь на локте.

— Бульон.

— Где ты раздобыл мясо?!

— Охотник из меня не ахти, но здешние страусы не слишком-то расторопны...

Она откинулась на свернутую вместо подушки куртку.

— Ты вчера ночью говорил...

— Что?

— Нет, ничего, не бери в голову. Мне почудилось...

— Но что?

— Ничего. Лучше давай сюда бульон.

Глава 3

Полотняные своды палатки придавали застолью несколько походный вид, но это вполне компенсировалось общим воодушевлением. Несмотря на мое упорное сопротивление и ссылки на плохое самочувствие Эрики, избежать торжественного ужина в честь нашего спасения не удалось. Теперь практически вся экспедиция, щедро разбавленная офицерами и сержантами Иностранного легиона, шумно праздновала наше возвращение из пустыни. Мы с Эрикой сидели во главе стола, и лично я чувствовал себя полным болваном. Она, судя по выражению лица, тоже не была в восторге. Но, положение обязывало...

— Вы даже не представляете, как мы рады, что все обошлось, — в который раз убеждал меня растроганный профессор Пикколо, — я просто не находил себе места. Вы с синьориной еще так молоды. Кстати ей очень повезло. Судя по всему, это была гайя, или египетская кобра. Весьма ядовитая рептилия. Именно от ее укуса, между прочим, погибла Клеопатра. Но, осмотрев ранку, я обнаружил, что прокол был один, то есть только один из двух ядовитых зубов...

Я понимающей кивал, стараясь не слишком вслушиваться в поток его речей.

Сидевшая невдалеке Полетта Клери, племянница дю Понта, улучив момент, когда герпетолог отвлекся, заметила.

— А я наоборот была уверена, что вы не можете пропасть вот так, не выполнив своего обещания...

— Какого обещания? — насторожился я.

Я решительно не помнил, чтобы обещал ей что-либо способное помешать моему исчезновению в песках.

— Вы же еще в Адене собирались обсудить с моим дядей историю Стоунхенджа. Мне было бы жутко любопытно это услышать.

Эрика улыбнулась.

— Ну ты попал, Танкред...

— Нет, это ты попала, — шепнул я, — сейчас тебе предстоит полночи слушать нашу с Гастоном ругань насчет археологии Британии.

Дю Понт, привстал. Я приготовился к небольшой разминочной перепалке о ролях варваров и римлян в развитии Европы.

— Знаете, что, — сказал француз, — у меня есть деловое предложение...

Я недоуменно уставился на него.

— ... до конца нашего предприятия установить мораторий на обсуждение спорных вопросов истории и археологии. Я не буду говорить о римлянах, а вы о варварах. Идет?

— Конечно, — я кивнул, — ушам наших товарищей по палатке будет явно спокойнее. Голоса у нас громкие, закаленные многочасовыми лекциями и семинарами...

Я перегнулся через стол, и мы пожали друг другу руки.

— Ну вот, — надула губки Полетта, — а я так рассчитывала это послушать.

— Вернемся в Европу, я обещаю произнести разгромную речь и не оставить камня на камне от его дилетантских построений, — заверил племянницу дю Понт, — но не раньше.

Я вполне довольный опустился на табурет, и тут мне на глаза попался сидевший в дальнем углу Невер. Несмотря на жару, он неизменно был в черном сюртуке и шляпе с широкими плоскими полями. Мое настроение сразу же испортилось.

Я вылез из-за стола и подошел к нему.

— Рад видеть вас живым и здоровым, — сухо поздоровался тот.

— По вам и не скажешь... что рады.

— Эмоции — пустая трата сил.

— Возможно. Но памятуя о наших прошлых разногласиях, мне очень хочется узнать, на что я могу рассчитывать, поворачиваясь к вам спиной.

— Пока мы не найдем что ищем, вы можете быть вполне спокойны...

— А потом?

— Зависит от обстоятельств... Но я все равно благодарен вам за наше спасение в тех руинах.

— И? Или благодарность, благодарностью, а бизнес — бизнесом?

— Именно. Ничего персонального, мсье Бронн, чисто деловой подход.

— Вы больше напоминаете американца, чем француза, мсье Невер.

— А я не француз, я как раз луизианец...

— Не знал.

— А я вам раньше этого и не говорил, — он холодно улыбнулся, давая знать, что наша беседа окончена.

Я вышел на улицу. К ночи жара немного спала, и там можно было дышать. Я облокотился на ящик. Мрачной глыбой на фоне темно-красного закатного неба чернел силуэт танка.

Я вспомнил наш вчерашний разговор с Хемметом.

— Мы уже подготовили спасательную партию, когда вы с Эрикой так внезапно приземлились. Честно говоря, я уже не ждал увидеть вас живыми. Три дня. У вас же почти не было воды.

— Меня выручило вот это, — я показал Хеммету купленный Александрии бурдючок, — после того случая по дороге к руинам я стал весьма предусмотрителен.

— Разумно. Но вернемся к делу. Пока вы... хм... отсутствовали, мы с Аланом выпросили у лейтенанта Монтаня военную поддержку, а у эмира Абдаллы — охрану и проводников. Предполагалось использовать все это для поиска вас в пустыне, но теперь... В общем, не возвращать же их обратно.

Я улыбнулся.

— Так что мы уже прямо сейчас готовы двинуться на раскопки найденного вами Стимфалополиса, — закончил Хеммет.

— А танк зачем? — подозрительно спросил я.

— Ахмад со своими телохранителями бесследно исчез в пустыне. Я искренне надеюсь, что в отличие от вас с Эрикой, он там и сгинул. Однако Абдалла подозревает, что он затаился где-то в песках. Лейтенант настаивает на том, что мы должны быть готовы к любому повороту событий.

— А что с Джавдатом?

— Что, что. Он заявил, что никакого отношения к нападению на вас не имеет, что Ахмад действовал сам, и обещал, изловив мерзавца, передать его в руки правосудия в Луксоре. Естественно ему никто особо не поверил, но и доказать его соучастие сложно. Тут замешана местная политика. Короче без охраны нам, увы, пока не обойтись.

Я кивнул. Снова вставать самому за пулемет мне очень не хотелось.

— А танк, — продолжал Хеммет, — это идея лейтенанта. Он сказал, что так как выделить достаточно людей для нашей охраны он не может, то нам необходимо что-то более весомое на случай нападения бандитов Ахмада.

— Да уж. В весомости этому не откажешь.

Я оглядел бронированного монстра. Это не была одна из тех легких однобашенных машин, виденных мной в лагере Эрвина. На сей раз передо мной стояло нечто вагонообразное, с обтянутым гусеницами корпусом и двумя полубашнями в бортах. Третья, полноценная, башня увенчивала это чудовище сверху.

— Два полевых орудия в бортовых спонсонах, скорострельная пушка в башне, спаренные пулеметы — не без гордости произнес аджюдан Лярош, заметив мой интерес к его машине, — запросто отобьемся хоть от полка.

— А в песке не увязнем? — спросил я, скептически разглядывая массивный клепаный бронекорпус.

— Обижаете, расширенные гусеницы, двойные пылевые фильтры, специальный выпуск для африканских условий.

— Становишься настоящим танкистом, — усмехнулся я.

— Так на моторе оно куда как лучше, чем ногами песок топтать, — он поправил стрекозиные очки на кожаном шлеме, и нырнул в люк.

Внутри танка что-то заурчало, и машина окутала нас с Хемметом сизым вонючим дымом.

— Не думаю, что от него будет польза, — пробормотал я, отмахиваясь от выхлопа.

— Как знать, как знать, — философски заметил репортер, — мало ли какая от него может быть польза...

Это было днем, а сейчас Жослен, заперев танк, вместе со всеми отмечает наше возвращение... Или пытается напиться от души напоследок. Впереди долгие недели раскопок в пустыне.

Я запахнул куртку. Скоро уже окончательно стемнеет, и ветерок становится прохладным. Араб-часовой одиноко маячил рядом с танком, посверкивая в наступающей темноте огоньком сигареты.

Я повернулся, собираясь вернуться в палатку и замер... Что-то явно было не так. Араб. С сигаретой? Я похолодел и машинально потянулся к кобуре маузера.

А чтоб... Кто же ходит на праздничный ужин с оружием? Маузер вместе с кобурой спокойно лежал в палатке на другом конце лагеря.

— Подышать вышли? — раздался за спиной подозрительно знакомый голос.

Я медленно повернулся. Слух меня не подвел. В отблесках сигареты я узнал черты лица. Это был тот самый парламентер, что привозил нам в руины ультиматум Ахмада.

— Кажется, Михал? — пробормотал я, стараясь потянуть время и сообразить, что делать.

— Точно. Михал Корчевский, — он протянул мне руку.

Я настороженно замер.

Увидев мое замешательство, тот глухо рассмеялся.

— Да вы совсем местной жизни не знаете. Абдалла, он не дурак людьми разбрасываться. Всех пленных, кто знал, за какой конец держать винтовку, он в свои отряды забрал. Война. А хороших солдат в этих краях еще поискать. Так что я теперь охранять вас буду.

Я растерянно пожал протянутую мне руку, машинально представившись.

— Танкред Бронн...

— Вот и познакомились. Я ведь специально к вашей охране прибился... Большой бакшиш заплатил.

— Зачем? — я решительно перестал что-то понимать.

— Как это зачем? Друг мой, тут война с Джавдатом назревает. В пустыне вас от скорпионов охранять куда спокойнее.

— Прошлый раз, позволю себе заметить, спокойно не было...

— А-а-а, бросьте. За то уже уплачено. Дело прошлое. Сейчас эмирам не до вас.

Мы с ним опустились рядом на сложенные у палатки ящики.

— А Ахмад? — спросил я.

— С ним людей раз-два и обчелся. Не будет он рисковать. Этот шакал удрал в пустыню и долго еще не покажется...

— В вас определенно есть что-то от местных, — заметил я, — даже сначала принял вас за араба.

— Так я десять лет по Востоку мотаюсь. С волками живешь рано или поздно сам завоешь, — философски пожал плечами Михал, — и это. Давайте уж на "ты", как-никак мы в одном бою были, хоть и по разные стороны... Скрестили, так сказать, оружие на брудершафт.

— Хорошо. Ты сам откуда будешь?

— Из Варшавы, — мечтательно вздохнул он, — что за город, чистая сказка.

— Как же тебя сюда-то занесло? — спросил я нашего нежданного стража.

— Да так... Я еще с детства о море мечтал. Паруса там, яхты, шхуны и прочие бригантины. Ну и мир посмотреть, само собой. Оттого и совсем молодым еще дурнем удрал в Гданьск, и нанялся на сухогруз... Да вот незадача — досталось мне все больше кочегаром, да в машинной команде ходить. А там кроме котлов, да топок особо ничего и не увидишь. В общем, в Тулоне я взял расчет и немного поболтавшись без дела завербовался в легион. С ним и попал в Алжир...

— Тоже мир посмотреть хотел?

— Ага, — он хмыкнул, — молодой был, глупый. Но в легионе мне быстро надоело. Здорово нас там сержанты гоняли. Сбежал я, короче, оттуда, и пошел уже сам неприятностей себе искать. Без сержантов. Тут как раз революция началась. В общем, поглядел я на мир. От Марокко до Индии меня носило.

— Ясно, — меня одолели воспоминания о революции и конце войны. А закончилась она для меня пленом...

Михал щелчком отбросил докуренную сигарету. Окурок искрой прочертил воздух и покатился по песку.

— Вот так вот, — подвел он итог своему рассказу.

— Вот тут все и случилось, — я указал профессору на безобразную дыру, оставшуюся вместо дверного проема.

— Странно, — герпетолог почесал бороду, — кобры никогда не встречаются в совершенно безводных местах. Да и шакал тоже не чисто пустынное животное... В общем, где-то здесь должна быть вода.

— Невероятно, — покачал головой дю Понт, — люди ушли отсюда уже несколько столетий назад. И судя по всему именно потому, что вода закончилась.

— Не могу сказать, что здесь было несколько столетий назад, но сейчас где-то недалеко просто обязан быть источник.

— Может в горах? — я указал на хребет на горизонте.

— Далековато. На глаз километров тридцать, а то и все пятьдесят...

— Ну что ж, будем искать.

Мы с дю Понтом побрели вдоль по заброшенной улице, а профессор Пикколо остался изучать фауну пресмыкающихся в разломанном мной проеме.

Все вокруг производило гнетущее впечатление. Есть все-таки в заброшенных городах нечто мрачное. Даже солнечным днем. Мы пересекли еще одну небольшую площадь, и подошли к массивному строению в дальнем от ворот конце города. Судя по всему, когда-то это была церковь. Двери рассохлись и выпали на каменные плиты высокого фундамента.

Внутри царил пыльный полумрак, рассеченный лучами падавшего сквозь дыры в крыше света. В золотистых столбах вальсировали искристые пылинки. Высоко под потолком шуршали какие-то местные обитатели, явно не слишком довольные нашим визитом. Кто-то из них, гулко захлопав крыльями, вылетел через дыру на улицу.

— Смотрите, — дю Понт указал в один из боковых проходов, — неужели это они.

Мы подошли ближе. В небольшой келье был темно и душно. Но даже сквозь полутьму можно было разглядеть лежавшие в беспорядке у стены папирусные свитки.

— Надо вынести рукописи, — завороженно прошептал я, — но сначала зафотографировать и зарисовать их порядок...

— Скорее в лагерь за фотоаппаратом, — тоже шепотом ответил дю Понт.

Лагерь бурлил и кипел. Ставились палатки, протаптывались дорожки, сооружались навесы для машин и ящиков с оборудованием. Приставленные нам охранниками люди Абдаллы расположились в тени полуразрушенной городской стены и с интересом наблюдали за происходящим. Кроме варшавского романтика нам достались его напарник по плену — Алекс, несколько арабов и пара нубийцев. Мне они внушали скорее опасения, нежели чувство опасности, но выбирать не приходилось.

Вооружившись всем необходимым, мы вернулись в церковь и старательно все сфотографировали и зарисовали на схеме. Потом бережно разобрали свитки и отнесли их в лагерь. К моему разочарованию все манускрипты были относительно поздними. Похоже, жители города вели подробную хронику своей жизни.

Последующие дни я провел разбирая папирусы. Нежно и бережно разворачивая их, чтобы не повредить, фиксируя между стеклянными пластинами, фотографируя и прорисовывая. За стенами палатки кипели раскопки, Лярош постоянно что-то ковырял в своем танке, Гульельмо Пикколо бродил по пустыне с набором мешков, сачков и банок, занятый сбором своих коллекций, а передо мной разворачивалась драматическая история затерянного в песках и надежно отрезанного от мира оазиса.

Касим завязал пояс и спустился на улицу. Жизнь его была хороша — сытная еда, чистая вода, красивые женщины... Когда его после той бури подобрали в пустыне, он какое-то время еще не до конца был уверен, что остался жив, а не попал в рай. Но по здравому размышлению пришел к выводу, что его предыдущая жизнь не была настолько праведной, чтобы вот так просто ему там оказаться.

Он не сразу научился разбирать довольно странный местный говор, но когда смог, то достаточно быстро уяснил сказанное местным шейхом:

— Мы рады гостям. И даем им все, что можно пожелать — крышу над головой, жену, пищу. Лишь об одном должен ты помнить — никогда не пытайся вернуться назад. Отныне твой дом здесь.

— А если... — заикнулся было Касим.

— Видишь? — протянул руку к городским воротам шейх.

На выступавших из аккуратно выбеленной стены колышках рядами были надеты человеческие черепа.

Погонщик кивнул.

— Они хотели уйти. И твоя голова будет там, если ты пожелаешь того же...

Больше лишних вопросов он не задавал.

Касим прошел по улице, подмигнул симпатичной девушке набиравшей воду из фонтана и постучал в дверь одного из домов.

— Ты вовремя, — приветствовал его брат хозяина, — Марк уже ждет тебя.

Касим понимающе кивнул и прошел внутрь. Марк был главой многочисленного клана и его дом был обширен и полон комнат и переходов. Идти пришлось долго.

Хозяин встретил бывшего погонщика верблюдов как лучшего друга. Обменявшись с гостем приветствиями, он приступил к делу.

— Ты готов?

— Да, господин.

— Ты уверен, что не ошибся?

— Я вожу караваны по пустыне уже много лет, господин, я не мог ошибиться. Я узнал то место и могу вывести оттуда тебя и твоих людей в оазис Харга.

— Очень хорошо, — Марк нервно потер ладони, — посуди сам, мы уже много поколений живем вдали от мира, но это не может продолжаться вечно. Твои слова о жизни по ту сторону пустыни запали в мою душу...

Касим сочувственно кивнул. Он слышал это уже много раз, но Марк снова и снова говорил об одном и том же, словно пытался убедить самого себя в правильности своего решения.

— ... если наши старейшины не готовы к этому шагу, мы сделаем его сами. И мои враги еще пожалеют, что оговорили меня. Когда-нибудь я вернусь, и они содрогнутся, перед тем, что я принесу сюда.

Гость взял с блюда финик. Хозяин же продолжал.

— Жди меня в полночь в условленном месте. Мы возьмем лучших верблюдов, и они не смогут нас догнать...

Касим с легким звоном сплюнул косточку на блюдо.

— ... ты будешь моей правой рукой, — пообещал ему Марк, — я буду щедр. Очень щедр.

Он нервно покрутил на мизинце перстень с большим рубином.

Закончив с переговорами, погонщик направился к выходу. Один из молодых друзей Марка одернул его за рукав.

— Да, господин? — остановился Касим.

— Послушай. А в большом мире действительно так много людей?

— Конечно... Не сравнить с вашим оазисом.

— А они... они какие?

— Обычные. Мужчины, женщины, дети...

— Понятно. Слушай, — снова остановил юноша собравшегося было уходить Касима, — а женщины там красивые?

— Разные бывают...

— Ясно... Многие из нас боятся идти туда, но мы должны следовать за нашим вождем. Надеюсь, он не ошибается.

— Ваш повелитель не ошибается, — заверил его Касим, — большой мир стоит того, чтобы его увидеть.

Марк пристально вглядывался в горизонт.

— Это погоня, — наконец произнес он, — не понимаю как, но они узнали о нашем плане...

— Среди нас нет предателей, — обиделся кто-то.

— Я знаю, но сейчас это уже не важно.

Они спешились. Женщины и дети укрылись в кругу верблюдов. Мужчины обнажили оружие. Касим пристроился за Марком.

Преследователи окружили беглецов полукругом. От них отделился богато одетый всадник на стройном дромадере.

— Марк? — крикнул всадник, — как ты мог? Как?

— Не лицемерь, Агафон. Ты сам не раз ведь об этом думал?

Преследователь на секунду замолчал.

— Нет, Марк. Я достаточно разумен, чтобы понимать, что по ту сторону пустыни нас ждет лишь гибель.

— Нет. Там нас ждут свобода и истинная мудрость! Свободная от замшелых идей наших выживших из ума старейшин.

— Это ты безумен, Марк. Наши праотцы много лет назад укрылись от пытавшихся уничтожить нас врагов, а теперь ты хочешь сам открыть им путь к нашим воротам?

— Времена меняются. Вражда проходит. Вы же уткнули головы в песок будто страусы!

— Все! Хватит! — раздраженный Агафон с леденящим шуршанием вынул меч из ножен, — сдавайся или все твои люди умрут.

— Господин, мы будем сражаться за вас. Не сдавайтесь, — раздались голоса вокруг.

— С нами наши жены и дети... Они не могут сражаться.

Марк замолк в нерешительности.

— Я жду, — сухо произнес Агафон.

— Ты обещаешь сохранить жизнь нашим женам и детям?

— Даю слово.

— Тогда мы сдаемся...

Марк и его люди один за другим побросали клинки на песок и отступили.

— Дай мне последний раз посмотреть на восход, — попросил он Агафона.

Тот кивнул.

Марк не спеша пошел по склону бархана. Агафон на дромадере следовал за ним. Неожиданно он обернулся и поманил стоявшего в толпе Касима.

— Ты. Иди с нами...

Они поднялись на гребень дюны. С той стороны открывался вид на бескрайнюю пустыню. Через волны песка то здесь, то там просвечивали зубчатые скалы.

— Посмотрел?

Марк кивнул. Агафон спешился и не без удовольствия проверил ногтем остроту клинка.

Позади его люди согнали беглецов в толпу и оттесняли их от державшихся кучкой верблюдов.

— Что они делают? — занервничал Марк, — ты обещал сохранить жизнь хотя бы женщинам и детям!

— Я солгал... никто из решивших покинуть город не должен остаться в живых, таков обычай.

— Негодя...

Голова Марка покатилась по ребристому склону дюны. Касим проводил ее взглядом.

— Острый меч, — спокойно произнес Агафон, вытирая клинок о полотняную хламиду убитого.

Убрав оружие, он снял кольцо с рубином с пальца мертвеца и протянул его Касиму.

— Твоя награда.

— Вы очень щедры, господин, — Касим надел перстень.

— А ты здорово придумал, — усмехнулся Агафон, — сказать, что узнаешь эти скалы, и можешь вывести его в большой мир.

Он сделал еще несколько шагов вниз по склону, любуясь пейзажем. С другой стороны бархана его люди сноровисто вязали пленников. Но гребень дюны скрывал их от Касима. Погонщик несколько раз оглянулся, затем подошел к Агафону.

— У бедняги не было никаких шансов. Мои дромадеры быстрее. Что ж. Давно было пора с корнем вырвать эти мечты о большом мире... Правда, Касим?

— Правда, господин.

С этими словами погонщик вытащил из-за пазухи кинжал и несколько раз ударил собеседника в спину. Тот захрипел и упал на песок.

— За что? Ты же получил награду...

— Дело в том, — произнес Касим, перерезая упавшему горло, — что я действительно узнал эти скалы.

Он тщательно отер кинжал от крови и убрал за пазуху. Затем по-хозяйски завернул в тряпицу и спрятал в одежде рубиновый перстень. Весь мир лежал перед ним. Пока остальные заняты пленными, он успеет оторваться от возможной погони. А дромадер у Агафона действительно был очень быстрым...

Дю Понт мерил палатку шагами. От входа к противоположной стене и обратно. Раз за разом, как маятник.

— Не верю, что ничего не осталось!

— Увы. Две недели и практически ничего существенного, кроме тех первых свитков, — вздохнул я.

— Еще немного утвари и иконы, — добавил Гастон, — впрочем, вы так и так подписались отдать их монахам...

— Иначе мы бы вообще не узнали, где искать, — заметил я.

— Ну хорошо, хорошо. Но где главное? Где древние рукописи? Где большая монастырская библиотека? Мы уже докопались до античного фундамента, и ничего! Ничего!!

— В некоторых текстах мне попадалось упоминание о каком-то древнем тайнике.

— Я в курсе. Но где его искать?

— Ума не приложу, — честно признался я, — ни малейших подробностей мне пока найти не удалось.

— Это то и странно, — дю Понт ударил по ладони кулаком, — не могли же горожане коллективно покончить с собой, уйдя в пустыню и унеся все документы и ценности? Не лемминги же они, в конце концов. Значит все это спрятано где-то в городе.

— Логично. Только вот как узнать где именно.

— Как узнать... как узнать. Копать надо. Рано или поздно мы на этот тайник наткнемся.

На дне ямы булькала на редкость неаппетитного вида жижа. Песок, ил и еще какая-то склизкая зелень.

— Я же говорил! Говорил!! А вы мне не верили! — профессор Гульельмо Бенедетто Джакопо Пикколо буквально раздувался от гордости.

— Действительно, вода здесь есть, — без особого энтузиазма признал Хеммет, — возможно она вернулась в оазис позже. Хотя вид у нее сомнительный...

— Нормально, — заверил его Лярош, — я уже такое видел. Надо дать немного отстояться, можно профильтровать и будет как из горного ручейка. Ну почти.

— Между прочим, — добавил профессор, — вы говорили, что если я ухитрюсь найти здесь воду, то вы позволите мне сделать вылазку в каньоны.

— Кто ж мог подумать, — развел руками Хеммет Синклер.

— Нет, нет, не отпирайтесь, вы обещали.

— Ладно. Но под охраной и не больше, чем на пару дней. Разделяться надолго нам не стоит.

— Но здесь я уже собрал все, что представляло интерес, а вот какие сокровища могут ждать нас в каньонах...

— Сокровища? — оживился Лярош.

— Он про ящериц, — пояснил я.

— Ох уж эти ученые, — разочарованно пробормотал легионер, — а я то было подумал.

Безмерно счастливый герпетолог, вместе с дочерью и увязавшйся за ними Полеттой отправились в каньоны ловить ящериц. Для надежности им навязали компанию матроса Фокса и аскеров Абдаллы. Там, в глуши, эти перелетные головорезы представлялись менее опасными. Эрика выступила в качестве проводника. Доставив их на место, она вернулась в лагерь, взяв с Гульельмо клятвенное обещание вернуться не позднее чем через два дня.

Все это прошло мимо меня. Я продолжал разбирать папирусы. Зерзурские летописцы старательно фиксировали все происходившее в оазисе. Но ни начала, ни конца записей мне не попадалось. Хроники начинались во времена уже после изоляции города, и внезапно обрывались на событиях XV века.

— Ничего не понимаю, — пожаловался я дю Понту, — где ранние тексты? Что случилось потом?

— Загадка... Но нет таких укреплений, что могли бы нас остановить, мы рано или поздно, но отыщем недостающее.

В подтверждение своему энтузиазму Гастон развернул бурную деятельность на раскопках. Пока я возился со свитками, он основательно взялся за дело. Город был слишком велик, чтобы раскопать все за один сезон, и дю Понт сосредоточил усилия на церкви и примыкающем комплексе зданий.

И не ошибся. Постройка оказалась весьма интересной — под наслоениями многочисленных пристроек и перестроек отчетливо были видны следы древнего храма. В его подвалах удалось найти еще церковную утварь и несколько десятков книг.

— На всю библиотеку не тянет, но хоть что-то, — заметил дю Понт, — скорее всего это часть богослужебного убранства, которое монахи зачем-то спрятали.

— Может на них напали враги? — предположил я.

— Какие враги? В этих местах мы первые люди из внешнего мира за последние полторы тысячи лет!

— И то верно... Я думал про эпидемию, но в этом случае бессмысленно что-то прятать. Все-таки не понимаю, что могло случиться. Вода же в оазисе, похоже, оставалась.

— Не волнуйтесь, Танкред, рано или поздно мы все узнаем. Единственное, что меня огорчает, это ваше поспешное обещание отдать все найденное в монастыре коптам... В музейных коллекциях эти находки могли бы найти себе куда более достойное место.

Я покачал головой.

— Я дал слово. Будем надеяться, что за пределами монастыря нас ожидают не менее захватывающие открытия.

Глава 4

Как я и предполагал, герпетолог возвращаться не спешил. Вечером второго дня от него все еще не было никаких вестей.

— Придется напомнить, — проворчал Хеммет, — я сам за ним съезжу. Ты, Танкред, тоже можешь, хоть развеешься от своих папирусов. Ну и заодно танк испытаем, Лярош давно рвется его на пересеченной местности погонять.

Я подумал, и решил, что один выходной мне действительно не помешает.

На следующее утро мы с Хемметом и моими капштадскими знакомыми — Михелем и Юлиусом, заняли место в одной из автомашин. Рядом пыхтел заводившийся танк.

К нам подошел дю Понт.

— Послушайте. Раз уж все равно получается увеселительная прогулка, может возьмете с собой Эльзу...

Эльза Кралле уже стояла рядом, глядя на нас широко открытыми наивными глазами.

— Вообще-то мы едем забрать профессора, а не любоваться пейзажами, — проворчал Хеммет.

— Ну пожалуйста, — вздохнула Эльза, — мне так хочется увидеть эти каньоны о которых так много говорили. А то уже месяц как кроме этого песка вокруг ничего нет.

— Ну ладно, — сдался Хеммет, — сейчас мы найдем вам место в машине...

После истории с Мильвовским в Капштадте я не горел желанием составить ей компанию, отчего решил проявить галантность.

— Думаю, Лярош подвезет меня на своем броневагоне. Можете занять выделенное для меня место, сударыня.

Она обворожительно улыбнулась, а я бурча себе под нос побрел к танку. На глаза мне попалась черная фигура Невера в неизменной шляпе и сюртуке.

— "И как он в такую жару еще не заработал тепловой удар в своем черном костюме?" — подумал я, залезая на танк, — "и с чего, интересно, он вообще тут шляется? Так то его не слышно, не видно было".

Я довольно скоро пожалел о своей галантности. Даже на ровном песке танк немилосердно трясло и раскачивало. Я постоянно бился всеми местами о выступающие детали, периодически съезжал с жесткого и неудобного сидения и чуть не выстрелил из пушки, случайно ухватившись за спусковой механизм на особо жестоком ухабе. К счастью она не была заряжена.

В довершение ко всему в танке было жарко как в духовке, жутко воняло бензином и смазкой, а через смотровые щели чуть ли не струями летели внутрь пыль и песок. Когда я попытался выглянуть в одну из них, то смог разглядеть лишь густое бурое марево. Как Лярош ухитрялся ориентироваться и вести машину в такой пыли я даже представить себе не мог.

Наконец мы добрались до цели. Кряхтя, я выкарабкался из люка, и испытал неземное блаженство от возможности стоять на твердой почве и расправить, наконец-то, затекшие и покрытые синяками конечности.

Мы остановились в небольшом каньоне, тянувшемся вглубь нагорья. Сквозь оседавшую вокруг нас пыль я смог разглядеть кустарники и высохшие пучки травы.

— Дальше пешком, — констатировал Хеммет, — Лярош, останешься с танком и машиной, а мы пойдем к лагерю профессора коротким путем.

Легионер кивнул, и поудобнее расположился в тени своего монстра, явно собираясь вздремнуть часок — другой. Мы же гуськом двинулись через извилистую боковую расселину.

— Ого! — удивленно воскликнула Эльза, — что это?

Я присмотрелся. На каменной стене проступали полусмытые красноватые абрисы людей и животных. Схематичные человечки преследовали слонов и кабанов, сражались с павианами и леопардами, а рядом спокойно паслись антилопы и буйволы.

— Похоже, наскальная живопись. Удивительно! Здесь, в самом сердце Сахары. Никогда бы не подумал.

— Какие странные пропорции... — задумчиво пробормотала Эльза, — только посмотрите.

Я посмотрел.

— Обычные искажения примитивных рисунков. Люди и слоны маленькие, кабаны и обезьяны большие. Видимо, чтобы масштаб уравнять...

— Нет, нет, Танкред, наскальные рисунки всегда отличались исключительным реализмом. Примитивным народам чужд абстрактный подход, — заявила Эльза.

— Если это не абстрактный подход, то кабаны здесь были с носорога, а павианы больше гориллы. Ну, или люди очень маленькие...

— Может пигмеи? — спросил Хеммет, разглядывая рисунки.

— Не полметра же ростом, — возмутился я, — даже если считать эти фигурки пигмеями, то вот этот вот кабанчик в плечах почти такого же размера. Ну не с носорога, так с корову. Скорее я уж поверю в абстракционизм людей палеолита, чем в кабанов такой величины. Кстати, фрейлейн Эльза, неужели вы так хорошо разбираетесь в искусстве древних?

Она едва заметно смутилась.

— Живопись — моя слабость. Обожаю красивые вещи. Может когда-нибудь и сама начну рисовать...

— Это достойное занятие, — кивнул я, — буду рад, если вы смените свое амплуа.

— Вы еще обижены за тот случай в Капштадте? — она пристально посмотрела мне в глаза.

— Еще бы. Знаете ли, фрейлейн, это довольно малоприятно занятие выступать в роли приманки для льва-людоеда.

— Я не подозревала, что Ялмар задумал подобное, — на этот раз смущения у нее на лице я не заметил.

— Так, заканчиваем воспоминания и идем дальше, — распорядился Хеммет, и мы зашагали вверх по ущелью.

Через полчаса восхождения, мы добрались до гребня. Вокруг нас раскинулись причудливо источенные красновато-желтые скалы.

— Как красиво, — едва слышно прошептала Эльза.

Следует отдать ей должное, зрелище было действительно впечатляющее. Вода и ветер прекрасные скульпторы. Замысловатые арки, пики и колонны, громоздившиеся вокруг нас в причудливом хороводе, казались чем-то нереальным. Дальше вниз открывался вид на еще один каньон, а западнее едва заметно проступали силуэты далеких столовых гор обнаруженной нами с Эрикой котловины.

— Эрика предлагала устроить лагерь в первом ущелье, но профессор настоял обустроиться здесь. Видите ли тут ящериц больше... Будьте аккуратны, тут легко можно сорваться.

Хеммет недовольно вздохнул, и мы начали спуск.

Камни вылетали у нас из-под ног и со стуком катились вниз. Я судорожно цеплялся за любые выступы и прораставшие между камней ветки. Мой страх высоты был готов вырваться на свободу в любой момент. В результате я понемногу отставал.

— Посмотрите туда, — стоявшая на краю обрыва Эльза указывала куда-то в сизую глубину каньона.

— Что там? — опасливо поинтересовался я, цепляясь за торчавший из щели между глыб корень.

— Подойдите ближе. Ну, не бойтесь.

Она ободряюще улыбнулась.

Я сделал несколько шагов, но тут боязнь высоты окончательно победила, и я застыл и попятился. Обрыв на самом краю которого стояла девушка был слишком глубок. Может у нее и хватает смелости, но я обливался холодным потом и думал только о том, чтобы за что-нибудь покрепче схватиться.

— Ну что вы застыли как истукан? — настороженно спросила она.

Данное определение было как нельзя кстати. Мои мышцы свело, и любое движение требовало чудовищного усилия воли. Слишком высоко, слишком близко к краю. Я еще попятился и протянул руку назад в попытках нащупать опору.

— Лучше скажите что там, — просипел я.

Он немного побледнела.

— Что с вами?

— Акрофобия... Я боюсь высоты. Ничего не могу с этим поделать. Так что там?

На ее лице появилось выражение не то разочарования, не то облегчения.

— Не берите в голову, забудьте, давайте спускаться дальше, — она отошла от края и протянула мне руку, — держите.

Я облегченно отступил к скале и несколько пришел в себя.

— Ладно, потом расскажете.

И мы побрели дальше.

Внизу мы догнали Хеммета и капштадцев. Они поджидали нас в зарослях каких-то довольно колючих кустов.

— Лагерь вон за той скалой, — махнул рукой Синклер, — сейчас я этому герпетологу выскажу все, что я думаю о его увлечении змеями и прочими гадами...

Мы прошли по дну каньона вдоль небольшого ручейка, журчавшего среди камней. Свернули за скалу, и перед нами открылся лагерь.

Одного взгляда было достаточно, чтобы понять — случилось что-то ужасное... Палатки были разбросаны и местами порваны. Перевернутый котелок валялся в костре, клетки и ящики для пресмыкающихся пусты и разбиты. Мы бросились вперед.

— Что за... — пробормотал Хеммет, озираясь.

Я подобрал валявшуюся под ногами винтовку. Манлихер, выданный профессору для самообороны. Я потянул затвор, он не поддался, заклинило. Аккуратно глянул в ствол — никаких следов нагара. Наш ученый муж если и пытался выстрелить, то ему это определенно не удалось. Но только вот в кого он собирался стрелять? Или во что?

Мы потрясенно разбрелись по опустевшему лагерю, силясь понять, что же могло случиться.

— Профессор Пикколо? Ортенсия? Эй! Кто-нибудь? — но лишь эхо было нам ответом.

Я освободил затвор профессорской винтовки и глянул в магазин. Патроны на месте. Я не ошибся, ее зарядили, но из нее не стреляли. Прислонив оружие к опрокинутой клетке, я осмотрел палатку. Нашел пробковый шлем профессора и аккуратно сложенные стопочкой блокноты с записями и зарисовками. Но ничего, что могло хоть как-то прояснить исчезновение наших товарищей.

— Может на них львы напали? — негромко спросил Юлиус.

Я еще раз оглядел лагерь. Он был разбит у самой стены каньона, в небольшом углублении, так что с трех сторон к нему почти вплотную подходили каменные стены, рассеченные в нескольких местах узкими вертикальными трещинами. Вдоль подножия тянулась поросль кустарника и валялось несколько больших валунов. На мой взгляд среди всего этого спокойно можно было спрятать пехотный взвод как минимум, не то что пару львов.

— Земля сухая, как камень, — пробормотал растерянный Хеммет, — следов почти не видно. Но крови нет. На атаку хищников совсем непохоже...

— Это-то меня и пугает, — вздохнул я, — а вдруг это Ахмад и его головорезы?

— Здесь? Невозможно, — замотал головой Хеммет, — это место люди не посещали уже несколько столетий. Если бы Ахмад знал о нем, сюда бы уже добрались охотники за древностями от дона Никколо.

Я хотел что-то ответить, но Хеммет меня перебил.

— Лучше посмотрим, что это там виднеется, — он указал вниз по ущелью.

Оставив Михеля и Юлиуса изучать окрестности лагеря, мы пошли к заинтересовавшему Синклера месту. Эльза присела в тени скалы за палатками.

Пройдя метров пятьдесят, мы оказались у края обрыва. Плавно спускавшийся до этого места каньон, здесь резко срывался вниз. Ручеек, добежав до откоса, рассыпался брызгами миниатюрного водопада.

Под нами, в нескольких десятках метров, лежал каменистый уступ, за ним дно ущелья быстро понижалось, уходя на запад, в котловину, вид на которую открывался нам через узкий просвет между его стенами.

На краю обрыва было установлено массивное бревно. К нему крепилась длинная веревочная лестница.

— Может они спустились туда? — предположил я.

Хеммет отрицательно покачал головой.

Лестница свернута здесь, наверху. Кто-то же должен был ее втащить. Хотя бы один человек точно оставался в лагере.

— Может часть людей спустилась, а на оставшегося кто-то напал? Тот же лев, например? — не сдавался я.

— Не исключено. В любом случае глянуть что там внизу не помешает.

Хеммет сбросил лестницу с края обрыва. Она с шуршанием размоталась, аккуратно достав точно до дна.

Я вздрогнул. Лезть не хотелось.

Синклер обернулся в сторону лагеря и окликнул:

— Эй, Михель, Юлиус, кто-нибудь подойдите сюда. Надо подстраховать.

Гробовая тишина была ответом.

— Эй, вы что оглохли...

Мы с Хемметом переглянулись.

Пронзительный женский крик разлетелся над каньоном и тотчас же задрожал и прервался.

Мы бросились в лагерь. Там никого не было.

— Кажется, я слышу какой-то шорох, — пробормотал Хеммет, и, вскинув карабин, заглянул в одну из расселин в окружавших лагерь скалах.

Несколько минут мы молча вглядывались в заполнявший ее полумрак, потом Хеммет сделал несколько осторожных шагов вглубь.

— Прикрой мою спину, Танкред.

Я потянулся к висевшему на боку маузеру, но передумал, и решил воспользоваться манлихером профессора. С винтовкой оно как-то надежнее. Я повернулся, чтобы взять оружие и замер. Прямо мне в грудь целился наконечник копья.

Я нервно сглотнул. Передо мной стояло человек пять в белых одеяниях и с копьями в руках. На поясах у них виднелись мечи и кинжалы. Еще несколько подобных типов, но уже с дротиками и луками заняли позиции чуть поодаль и на невысоком пригорке справа. Судя по выражениям лиц и обращенному против нас оружию, настроена эта компания была весьма недружелюбно.

— Хеммет, — негромко сказал я.

— Что там еще? Я, кажется, что-то вижу в глубине расселины...

— Хеммет. У нас возникли проблемы.

Он раздраженно повернулся. Выскочивший откуда-то из-за кустов еще один копьеносец оказался прямо перед ним. Синклер машинально передернул затвор. Воин ударил древком копья по стволу винтовки и пуля, с искрами и визгом срикошетив от каменной стены, ушла в небо. Еще трое воинов окружили Хеммета, отобрали у него оружие и оттолкали в сторону от скалы.

Я здраво рассудил, что, даже учитывая висевший на боку маузер, особых шансов у меня все равно нет, и без сопротивления позволил им отобрать у меня нож, бинокль, фонарик, набор купленных в Капштадте инструментов а в заключение еще и деревянную кобуру с пистолетом. Полагаете у меня был выбор?

— Что это еще за парни? — удивленно спросил Хеммет, когда меня, освобожденного от излишних с их точки зрения вещей, поставили рядом.

— Понятия не имею... И что еще хуже не представляю, как они рассчитывают с нами поступить дальше.

— Сразу они нас не убили. Что обнадеживает.

Забрав еще какие-то вещи из лагеря, нападавшие тычками и парой ударов пояснили, что планируют небольшое путешествие, в котором нам будет необходимо принять участие.

Пришлось двинуться в указанном направлении. Выйдя из лагеря и пройдя метров пятьсот, наши провожатые свернули в одну из боковых расселин. Она оказалась настолько узка, что идти пришлось гуськом. Хуже того, по мере движения она еще больше сузилась, и в итоге, отличавшийся довольно плотной комплекцией и широкими плечами Хеммет, оказался в несколько затруднительном положении.

— Эй вы, я здесь не пройду, — он остановился, — дальше лезьте сами, если такие тощие.

Конвоир покачал головой и несколько раз указал тупой стороной копья вперед.

Хеммет побагровел и решительно замотал головой.

Конвоир вздохнул и развернул оружие к нему острием. Синклер злобно покосился на внушительную и довольно остро заточенную железку. Его визави легонько кольнул репортера пониже спины. Хеммет засопел, развернулся боком и, кряхтя, протиснулся в расселину.

— Я вам это еще припомню... — пообещал он с той стороны.

Настала моя очередь. Я тоже не отличался субтильностью, хотя до богатырских плеч Синклера мне, конечно, было далеко. Лишившись нескольких пуговиц и слегка порвав штанину о выступ скалы, я смог пробраться через сужение. Дальше расселина начинала расширяться и в итоге мы оказались в крошечной долине, слегка напоминавшей большую кастрюлю — почти цилиндрической и с отвесными стенами. К моему немалому облегчению Эльза, Михель и Юлиус уже были здесь живы и здоровы... кажется.

— Эльза, вы в порядке? У вас кровь на рукаве.

— Нет, это не моя, когда они напали, я успела выхватить стилет, и ранила одного из них...

— Довольно смелый шаг, — заметил Хеммет.

— И опрометчивый, — добавил я, — вряд ли он поспособствует их дружелюбию... Кстати, а откуда у вас стилет? Никогда не думал, что это популярный дамский аксессуар для выездов на природу.

Она подняла на меня разноцветные глаза.

— Вы могли бы напасть на них в проходе, отобрать оружие и отбиваться. Там узко, им пришлось бы нападать по одному...

— Фрейлейн Кралле. Я всего лишь одинокий научный работник, а не все триста спартанцев во главе с царем Леонидом. Как ни удивительно, но я все еще питаю надежды вернуться в Европу по возможности целиком, а не по частям.

Она насупилась. Привлеченный нашим разговором один из людей в белом что-то пробормотал и тронул ее за рукав. Девушка вырвала руку и отшатнулась к стене. Я вспомнил ее слова о том, что она лучше покончит с собой, чем окажется в руках дикарей. Похоже, сейчас ей действительно было очень страшно. Что ж у каждого свои фобии.

— Не бойтесь, — попытался я ее ободрить, — все нормально, они настроены достаточно миролюбиво...

Мне на спину незамедлительно обрушилось древко копья одного из миролюбцев. Указав острием на проход с другой стороны долины, он недвусмысленно дал понять, что наше путешествие еще очень далеко от завершения.

Идти пришлось долго. Мы кружили по ущельям, поднимались на каменные гребни и петляли в каких-то провалах среди замысловато обточенных ветром скал. Довольно быстро я потерял ориентацию и понял, что, обратной дороги уже не найду. Хоть бы Хеммет оказался лучшим следопытом.

В конце концов мы оказались на дне небольшой расселины, открывавшейся в сторону котловины. Стены нависали козырьками, укрывая дно от палящих лучей африканского солнца. Вдоль расселины рядами возвышались небольшие хижины и навесы. Между ними чернели вырубленные в бежевом камне проходы, уходившие в толщу скалы. Довольно шаткого вида лестницы поднимались к жилищам и пещерам верхних ярусов. Над всем этим курился сизый дымок множества очагов. Толпившиеся поодаль дети и женщины с любопытством и испугом разглядывали наш отряд.

— Да тут целый город! — воскликнул Хеммет, — кто бы мог подумать.

— Кажется, вы как-то заявили, что Африка чиста от признаков цивилизации и встретить заброшенный древний город здесь решительно невозможно, — напомнил я, — помните нашу беседу на цеппелине?

Синклер пробормотал что-то не слишком внятное.

Нас ввели под естественный скальный навес. В дальней стене виднелся проем, за которым уходила наверх вырубленная в песчанике лестница. Сбоку я с удивлением заметил массивную кованую решетку, отгораживавшую темную полуподземную нишу. Кто-то из местных с душераздирающим лязгом освободил циклопический засов и отодвинул решетку.

— Вы хотите сказать? — возмутился репортер, — Что... Туда!? Да как вы...

Легкий укол копья вынудил его отказаться от дальнейших протестов, и мы спустились в царивший внизу полумрак. Кованая решетка с грохотом задвинулась, надежно отгородив нас от внешнего мира.

— Lasciate ogni speranza voi ch 'entrate, — пробормотал расстроенный Хеммет, — оставь надежду, всяк сюда входящий...

— Вы любите Данте? — донесся знакомый голос из темноты, — отрадно слышать, но все же не стоит настолько драматизировать наше положение.

— Профессор! Вы живы?

Я постарался разглядеть говорившего. В нише было на редкость темно, особенно после яркого солнца наверху.

— Вполне, мой друг. Мы как раз собирались возвращаться, когда эти... эти... даже не знаю как их лучше назвать. Наверно туземцы, да туземцы, нас атаковали. Эти чудовища выпустили всю мою коллекцию! Представляете? Varanus niloticus необычной окраски, уникальный экземпляр, возможно даже новый подвид!

— Как я рад вас видеть, профессор, — Хеммет горячо тряс его руку, — я уж было подумал о самом худшем, когда наткнулся на перевернутый вверх дном лагерь.

— Да что со мной могло случиться. Вот моя коллекция. Они всех... всех до одного выпустили. А ведь я убежден, что пойманный мной накануне шипохвост принадлежал к новому виду, я уже хотел назвать его Uromastyx Zerzurae — Шипохвост Зерзурский. Впрочем, мы можем использовать и иной вариант обозначения...

— Ортенсия с вами? — поинтересовался Хеммет, оглядывая яму.

— Увы...

— Что с ней случилось!?

— Девушки как раз перед нападением отправились вниз, в ущелье, мы нашли там несколько весьма симпатичных цветов, и им захотелось взять их с собой.

— И вы их отпустили? Одних?!

— Почему одних? С ними был этот, как его, Фокс.

— Но этот картежник совершенно не способен защитить их от опасности! Как вы могли быть так легкомысленны!

— Какой еще опасности. Они отлучились на четверть часа набрать цветов в полумиле от лагеря... Мы сто раз туда спускались и никого крупнее цесарок не встретили.

Хеммет отер лоб и присел на камень.

— Когда мы нашли вашу стоянку, лестница была поднята наверх, — добавил я.

— Значит, они поднялись уже после того, как туземцы угнали нас сюда, — рассудительно заметил герпетолог.

— Тогда мы бы застали их в лагере, — пробормотал Хеммет, — им должно было хватить сообразительности остаться там, ожидая нашего прибытия. Если только туземцы не...

— Вряд ли, — покачал я головой, — раз они доставили нас сюда, значит и их тоже должны были привести.

— Может они приносят девственниц в жертву, — неожиданно серьезно произнесла Эльза.

— Уж матроса Фокса то эта участь должна была миновать, — я фыркнул, не в силах удержать смешок, — ради всего святого, оставьте эти страшные истории для приключенческих романов.

— На вашем месте я бы не была столь оптимистична, — пробурчала девушка, — я слышала буквально душераздирающие рассказы о судьбе пропавших в Центральной Африке путешественников.

— Большая часть из которых, не правдивее рыбацких баек о поимке во-о-о-т такой форели, — хмыкнул я, — не бойтесь, никто вас приносить в жертву не собирается. Судя по виденным мною в деревне изображениям святых, они вообще христиане.

— Мне тоже так показалось, — добавил профессор.

— Но что могло случиться с Ортенсией... и Полеттой? — вмешался Хеммет.

— Если они не поднялись в лагерь, то возможно лестницу вытащил кто-то из нападавших и тогда они остались в котловине? — предположил я.

— Возможно... — согласился профессор, — увы но пока мы этого проверить не можем. Будем надеятся, что с ними все будет нормально.

Хеммет грустно вздохнул и замолчал.

— Насколько я понимаю, вы здесь уже давно? — спросил я профессора.

— Вторые сутки.

— Как вы думаете, что это за люди?

— Их язык показался мне похожим на арабский. Но не совсем идентичным. Увы, наши стражи не слишком разговорчивы. Вообще я думаю, что это какая-то часть жителей Зерзуры, переселившихся сюда из города.

Я вспомнил рассказ, записанный в пятнадцатом веке со слов попавшего в оазис погонщика верблюдов. Он утверждал, что жители Зерзуры светлокожи. Людей, с которыми столкнулись мы, блондинами назвать было нельзя. Хотя, следует признать, кожа у них была светлее, чем у местных бедуинов и внешне они больше напоминали средиземноморцев или западных берберов, чем египтян. Что ж. Вполне вероятно. Судя по известным мне текстам, город изначально населили в основном выходцы из Карфагена, греки и галлы. Возможно, погонщик слегка преувеличил их белокожесть. Тем более, что сам он был местным и оценивал со своей точки зрения.

— Я не увидел у них ничего, что бы указывало на связь оазиса с внешним миром, — добавил Пикколо, — это настоящий рудимент глубокого средневековья! Полная изоляция в течение столетий! Мы буквально вернулись на доброе тысячелетие назад...

— Вот это-то меня и пугает, — вполголоса пробормотал Хеммет.

Уже в сумерках решетку снова открыли, и в яму спустилось несколько человек с факелами. Я попробовал заговорить с ними по-арабски, но особого фурора не произвел. Может они меня, и поняли, но отвечать не пожелали. Осмотрев нашу компанию, они отобрали Михала, Алекса и солдат-бедуинов с нубийцем и повели их куда-то наверх. Кое-кто из уводимых арабов нервно молился. Нас же оставили в яме.

Эльза выбралась из угла, куда забилась, когда пришли туземцы, и тронула меня за плечо.

— Вы точно уверены, что они не принесут нас в жертву? — робко спросила девушка.

— Абсолютно, — заверил ее я, — видимо они решили допросить тех, кто в большей степени выглядит на них похожим. В конце концов, они ведь никогда не видели европейцев. Мы их пугаем ничуть не меньше чем они вас.

— Знаете что, — пробормотала она, — возьмите это.

Она протянула мне какой-то металлический предмет. Приглядевшись, я понял, что это миниатюрный карманный пистолет.

— Эльза! Вы неисчерпаемы. Откуда он у вас?

— Не важно... Если все же... В общем, если что-то случится... Прошу вас, не отдавайте меня им живой, пожалуйста.

Я несколько опешил.

— Но...

— Я не могу сама. Я думала... Но не могу. Я католичка... Да. Вы можете в это не верить, но это так. Действительно так. Пожалуйста, вы сделаете это?

— Бросьте, в самом деле. Все будет хорошо. Обещаю, до самого завершения нашей экспедиции с вашей очаровательной головы ни один волос не упадет.

Она посмотрела на меня с явным сомнением. Поправила темный локон, спадавший на лоб. Потом молча вернулась в свой угол.

Но пистолет я на всякий случай убрал себе в карман. Там он принесет больше пользы, чем в руках невесть чего возомнившей и до смерти перепуганной девицы.

Решетка снова загрохотала. В возникший просвет мешком упало тело. Мы бросились к нему. В свете поднимавшейся луны я узнал Михала Корчевского. Насколько можно было разглядеть, он был жив, но заплывший глаз и потеки крови на лице указывали, что досталось ему крепко.

Эльза тихо ойкнула.

— Что случилось? Где остальные? — затряс его Хеммет.

— Лучше вам этого не знать, — пробормотал Михал и замолк.

Все наши попытки выяснить что-либо еще провалились. Он лишь качал головой, чертыхался на нескольких языках и постанывал. Отделали местные костоломы его весьма серьезно.

Убедившись в бесполезности попыток его разговорить, Хеммет отвел меня в угол.

— Мне это перестает нравиться, Танкред.

— Мне тем более. Что ты предлагаешь?

— Пока не знаю. Охраны у решетки нет, но сама решетка слишком прочна и надежно заперта. Ты видел засов?

— Нет, — я покачал головой, — времени досконально изучить нашу тюрьму у меня пока не нашлось.

— А я осмотрел, пока еще было светло. И результат меня не утешил. Решетка выкована из железа и чертовски прочная, ей слонов запирать можно.

— Слонов или не слонов, но судя по запаху, какую-то живность они в этой дыре время от времени держат, — заметил я.

— Это не важно. Пока они держат здесь нас. И решетка заперта на мощный засов, снабженный замком. Механизм прост, но голыми руками его не открыть. Сломать тоже будет сложно, даже если мы все навалимся.

Он перевел взгляд на остальных пленников.

— Пока были эти арабы шансы еще оставались, но сейчас... — он скептически хмыкнул, — мы с вами и капштадцы еще что-то можем, но от профессора и девушки толку мало, а поляк — не работник еще несколько часов как минимум. А времени у нас в обрез.

— Все еще хуже, — покачал я головой, — ну выломаем мы решетку и дальше что? Мы в самом сердце их поселка и не слишком хорошо представляем себе куда бежать.

— Что предлагаешь?

— Есть шанс, что не дождавшийся нас Лярош, вернется в лагерь, и они вышлют на поиски Эрику с самолетом. Уверен, скоро мы услышим звук его мотора...

— А если туземцы не дадут нам столько времени?

— Да, это будет не слишком хорошо. Хотя... Пожалуй, стоит попробовать.

— Что? — настороженно уточнил Хеммет.

— Я попробую с ними поговорить.

— Ты уверен, что это имеет смысл?

— Переговоры всегда имеют смысл, — заверил его я, — будем надеяться, что язык у меня подвешен достаточно хорошо, и я хотя бы смогу понять, что происходит и чего они от нас хотят.

Немного погромыхав решеткой и покричав, я смог таки привлечь внимание одного из местных воинов.

Язык туземцев действительно представлял собой экзотичный и весьма древний вариант арабского с небольшим добавлением коптских слов. Кое-как я ухитрился донести до нашего стража идею о том, что я хочу переговорить с их главным.

Меня выпустили из ямы. Наверху я с наслаждением вдохнул прохладный ночной воздух. Там внизу, в яме, отчетливо смердело хлевом.

Я огляделся. Полная луна заливала ущелье серебристым полусветом. Через проем в скалах виднелись собиравшиеся над котловиной низкие тучи. Похоже, что водяные пары, поднявшиеся из джунглей под действием солнечных лучей, теперь конденсировались.

Мой провожатый вооружился факелом и повел меня в прорубленный в скале рядом с нашей ямой проход. Мы немного поднялись по каменной лестнице, и я оказался в обширном помещении. Под потолком были пробиты ведущие наружу бойницы. На дальней стене разместилась треснувшая каменная плита с выбитыми коптскими буквами. Перед ней сидел на циновке почтенного вида бородатый старец в белой хламиде.

Он жестом указал на место возле себя. Я сел. Желтоватые отблески факела и масляных ламп бросали на моего визави неровные отблески. В их пляске мне трудно было разглядеть выражение его лица.

Я по возможности огляделся. В правом углу кучей лежали экспроприированные в лагере вещи. Я узнал планшет Хеммета, мой бинокль в чехле, снизу из кучи торчала кобура маузера. Винтовок нигде видно не было. В противоположной от кучи стене чернел дверной проем, из которого мне в левый бок тянул сильный прохладный сквозняк.

— Чего ты хочешь? — спросил старец.

Собрав все свои лингвистические навыки, я постарался излагать свои мысли как можно более понятно.

— Я бы хотел понять, отчего ваши люди заперли нас как диких зверей?

Старец на пару минут задумался.

— Мы живем здесь уже много поколений...

Я кивнул, давая знак, что понимаю его речь.

— ... до того мы жили там, — он сделал неопределенный жест рукой — по ту сторону гор. В городе, что лежит в пустыне.

Бесшумно вошедшая женщина молча подала нам грубое блюдо с сушеными фигами.

— "У многих примитивных народов не принято убивать людей преломивших хлеб с хозяевами", — подумал я, — "надеюсь, здесь дело обстоит также".

Старец продолжал.

— Однажды в наш город пришел чужеземец, ведомый джиннами пустыни. Он совратил многих из нас, и они пытались уйти с ним во внешние земли. Пустыня не отпустила их, но соблазнитель бежал. Сначала мы надеялись, что он сгинет в песках. Но джинны вели его. И через некоторое время мы увидели в пустыне воинов искавших наш город.

— "Точно. Эмир Бенгази долго и безуспешно разыскивал Зерзуру" — вспомнил я.

— Некоторых мы убили, от остальных укрылись. Но стало ясно, что чужеземцы не успокоятся, пока не найдут наше убежище и не уничтожат нас...

— "Откуда у них такой страх перед внешним миром? Наверное, воспоминания о восстании, когда они чудом избежали разгрома и боязнь карательных отрядов".

— И тогда наши старейшины помолясь, решили оставить город и укрыться здесь, в этих священных ущельях. Мы забрали все, и ушли из города.

Я снова понимающе кивнул.

— А вот теперь чужеземцы снова пришли сюда, — вздохнул старец, — и мы задумались, как нам быть дальше.

— "Все меняется, вас ждет возвращение в большой мир".

Меня охватило умиротворенное ощущение, я казался себе Прометеем, наставлявшим людей в науках и искусствах, еще немного и они узнают, каких достижений цивилизации они лишились, прячась столетия в этих скалах...

Старец тем временем продолжал.

— Завет отцов гласит, что ни один пришедший к нам чужеземец не должен покинуть город. Наши предки позволили себе нарушить это правило и лишились дома. Мы не хотим повторить их ошибку.

— "Ты куда это клонишь, старый пень? Как это не должен покинуть? Ты чего?"

— Поэтому мы должны вас убить, — сухо и бесстрастно закончил он.

Я чуть не подавился инжиром.

— То есть как? Как это убить? За что?!

Он вздохнул.

— Вы не должны рассказать другим о нашем убежище.

— "Пятьсот лет прошло. Самолет изобрели. Уже завтра этот городишко все равно найдут!"

Я вытер испарину.

— Почтенный. Мир изменился, и за нами придут другие. Ваше убежище будет раскрыто. Но если вы нас убьете, то идущие за нами будут мстить.

Тот лишь покачал головой.

— Мы не преступим обычая. Вы должны умереть.

— "Так-с. Надо хотя бы протянуть время. Эрика с аэропланом будет здесь уже завтра, самое позднее к вечеру. Мы вряд ли ушли от лагеря больше чем на пару десятков километров, несколько кругов и она наткнется на этот гадюшник".

— Когда? — спросил я, — И как?

— Завтра на рассвете. А как... Это вам знать не обязательно. Если вы верите в Бога, то помолитесь, ожидая смерти. Мы похороним вас как соплеменников, в большом склепе, — он указал на проем в стене.

— "Интересно, если я сейчас огрею его блюдом, а потом выхвачу из кучи маузер, успеет охранник пырнуть меня копьем или нет... Стоп. У меня есть идея получше".

— Мы очень трепетно относимся к спасению души, — заметил я, — и благодарны, что вы удостоите нас благочинного погребения.

Старец понимающе закивал.

— Но мне кажется, что этот склеп имеет выход в долину под нами...

— "Еще бы, оттуда дует как из вентиляционной шахты, чтобы разогнать такую тягу определенно должен быть выход снизу".

— ... и я опасаюсь, что дикие звери...

Старец остановил меня жестом ладони.

— Звери не поднимаются сюда, нижний выход надежно охраняется стражей.

— Рад это слышать.

— Ты узнал все что хотел, чужестранец?

— Да, почтенный.

— Тогда иди, подготовь твоих спутников к их судьбе.

Я поклонился и задал невинный вопрос.

— Ты позволишь мне взять с собой утварь необходимую для нашего ритуала?

— Какую? — удивился старец.

— Там, — я указал на кучу наших вещей в углу.

— Разве белоголовым людям нужна какая-то утварь для молитвы?

— Мы принадлежим к другому племени, — уклончиво заметил я.

— Ну хорошо, — не слишком уверенно произнес старец, — можешь взять, что вам нужно. Мы не хотим, чтобы вы открыли наше убежище, но мы не будем брать на душу грех, оставив вас без надлежащего погребения...

В его последних словах прозвучал легкий испуг. Похоже, он побаивался, как бы призраки невинно убиенных, являясь по ночам, не испортили благочинное существование его общины.

Я забрал нужное из кучи наших вещей, и воин с факелом проводил меня обратно в яму. Тучи над котловиной налились чернотой, заслонили луну и отчетливо погромыхивали. В ущелье врывались порывы влажного прохладного ветра.

— Ты уверен? — вполголоса спросил Хеммет.

— Более чем. Старик не выглядел выжившим из ума, завтра с утра они решительно настроены нас прикончить.

— Почему тогда они не прикончили их, — Хеммет взглядом указал на задремавшего профессора, — сразу как захватили? Как будто они знали, что мы за ними придем.

— Понятия не имею. Но предлагаю решать эти шарады потом. Сейчас нам надо побыстрее уносить отсюда ноги.

— У тебя есть план?

— Конечно.

Я достал из-под куртки выпрошенный под видом ритуальной утвари походный набор инструментов взломщика.

— Засов, может и мощный, но заклепки, на которых он держится, не толще мизинца, а железо здесь отвратительное — болотное, ручной ковки.

— Они услышат звук напильника.

— В грозу то? — я кивнул на надвигавшиеся со стороны котловины низкие тучи, — здесь хоть и Сахара, но испаряемая болотами вода обеспечивает дожди в оазисе и на его склонах.

Хеммет кивнул.

— Отлично, будем работать по очереди. Один пилит, второй следит за охраной.

Я не ошибся. Заклепки не выдержали и часа. Начавшаяся гроза заглушила скрип отодвигаемой решетки, и мы вылезли на поверхность незамеченными. Один за другим мы проскользнули в проход в дальнем конце, что вел к комнате, где я выслушивал наш приговор.

Старейшина ушел, и мы спокойно и без лишнего шума забрали наши вещи.

— Проклятье, — зашептал Хеммет, — тут нет ни винтовок, ни патронов.

— Некогда искать, куда они их задевали, — отмахнулся я, — хватит моего маузера.

— Хорошо, тогда бежим вниз.

— Погоди... — я достал блокнот и стал переписывать буквы с потрескавшейся каменной плиты на дальней стене комнаты.

— Ты что, идиот! — зашипел Хеммет, — брось сейчас же, и бежим.

— Это важно... еще минуту.

— Прекрати, сейчас не время для научных забав...

Я внес последние штрихи, и убрал блокнот.

— Вот теперь бежим.

Мы нырнули в проход. Почти сразу началась круто шедшая вниз лестница. По бокам виднелись ниши и целые штреки, уходившие в скалу. В них лежали продолговатые рогожные свертки.

Эльза ухватилась за один из них рукой и тут же отдернула.

— Т-там... там скелет, — прошептала она, — мертвец...

— Конечно. Это же склеп, — пояснил я, — кладбище. Естественно, что там скелеты. И если мы не хотим составить им компанию, то нам очень стоит поторопиться.

Проход начал ветвиться, и мы двигались наугад, ориентируясь по дувшим в лицо сквознякам. К счастью среди наших вещей был фонарик.

— Стойте! — поднял руку Хеммет.

Мы замерли.

— Слушайте...

Я прислушался. Ошибки быть не могло, в подземелье мы были не одни. Сверху доносились шаги. Они приближались и шагавших ног, похоже, было много.

— Погоня?

Хеммет кивнул.

— Кому-то приспичило заглянуть в нашу яму. И обнаружить, что она пуста.

— Тогда бежим, — скомандовал я.

Эльза схватила меня за рукав.

Я обернулся.

— Помните о своем обещании, — прошептала она.

— Но я ничего, не...

— Пожалуйста, — она посмотрела мне в глаза и быстро зашагала вниз.

Я про себя чертыхнулся, и побежал вместе со всеми.

Наши преследователи явно лучше ориентировались в подземелье и быстро нагоняли. Я расстегнул кобуру маузера.

Впереди замаячила стена дождя. Надежная охрана нижнего входа сладко спала в боковой нише, и не проснулась, даже когда мы прогрохотали ботинками в полудюжине метров от них.

Мы выбежали через расселину. Воздух был сырым и пах грибами и какой-то растительностью. Вокруг громоздились россыпи камней. Дальше от входа местность быстро понижалась. Судя по всему, мы находились у подножия ограждавшей котловину гряды.

В полумраке я разглядел стоявшие у входа в пещеру две каменные статуи, изображавшие архангелов с мечами.

Мы пробежали между ними и начали спускаться. Идти по скользким от дождя камням было непросто, и стало ясно, что нас вот-вот догонят.

— Будем отстреливаться, — распорядился Хеммет, — в проходе им некуда деваться.

Я кивнул и постарался занять позицию поудобнее. Синклер вооружился булыжником.

Замерцали огни факелов. Преследователи столпились у входа в пещеру и, переговариваясь, вглядывались в дождливую темноту снаружи.

— Почему они не идут дальше? — пробормотал Хеммет, — не грозы же испугались.

— Не знаю, но отсюда стрелять бесполезно, я не попаду... Слишком темно.

Один из преследователей робко вышел из пещеры сделал несколько шагов и остановился между вкопанными статуями.

Позади меня полуживой от побоев Михал оступился, упал на камни и многосложно и содержательно выругался на родном польском языке.

Эльза попыталась зажать ему рот, но было поздно. Нас услышали. Вышедший наружу воин сделал несколько шагов, пытаясь нас разглядеть, пересек невидимую линию между скульптур и немедленно сзади донеслись испуганные и возмущенные крики. Воин тотчас же отступил.

— Кажется, они бояться выходить из пещеры, — я опустил маузер, и вытер лицо от струившейся воды.

— Какое-то суеверие? — прошептал Хеммет.

— Или эти места чем-то опасны? — добавила Эльза.

Профессор Пикколо только невнятно фыркнул.

— Не знаю. Видимо табу... Запрет пересекать рубеж между скульптурами, охраняющими вход в пещеру. Нам это только на пользу. Похоже, гнаться за нами дальше они не намерены.

Словно в подтверждение, воин убрался под своды пещеры и огни факелов стали меркнуть.

— Кажется, они собираются подождать, пока мы вернемся, — сказала Эльза.

— Этого они будут ждать долго. Возвращение в наши планы не входит. Перед тем как нас захватили, я сбросил веревочную лестницу с утеса. То ущелье должно быть немного к югу. Думаю, мы уже завтра к обеду туда доберемся и спокойно вылезем по ней к вашему старому лагерю.

Я протер маузер подолом рубашки и убрал в кобуру. Мы двинулись вниз. Далеко уйти было трудно, но и сидеть рядом со входом в пещеру не хотелось. Я прикрывал наше отступление в джунгли. Хеммет с неизменным булыжником в руке шагал рядом.

— Знаешь, что не дает мне покоя, — вдруг сказал он.

— Что?

— Когда они нас хватали, они первым делом отобрали у меня винтовку. А когда я навел ее на одного из них, он оттолкнул ствол в сторону. Да и выстрел его не испугал. Такое впечатление, что они отлично знают, что это за штука... И ведь из всего, что у нас отобрали, они отчего-то унесли куда-то именно оружие и патроны.

— И что?

— Ты же археолог, Танкред, в пятнадцатом веке не было винтовок!

Я задумался. Действительно некоторая странность в их действиях была налицо. Они никогда не видели европейцев, но встретив нас, не выказали явных признаков удивления. Предводитель долго и обстоятельно рассказывал мне об истории селения, но даже не попробовал узнать кто мы и откуда. Да и их отношение к винтовкам и патронам. Хотя с другой стороны маузер они не забрали. Странно все это.

Возможно, они что-то узнали от Михала и его спутников... Надо будет у него спросить.

Я посмотрел на небо. Гроза утихала. Капли воды стекали по листьям и, звеня, падали на камни. Пожалуй, стоит дождаться утра.

Мы находились в восточной части котловины, отгороженной от восхода сплошной стеной утесов, и лучи солнца могли спуститься здесь до ее дна лишь к полудню. Ждать до этого времени мы не собирались. Я успел лишь немного подремать в нише меж камней, прежде чем был разбужен Хемметом сразу после рассвета.

— Нечего разлеживаться, мы и так сильно задержались.

Я потянулся, вылез из моего убежища, и огляделся. С одной стороны возвышалась почти отвесная гряда, окаймлявшая котловину. Вертикальные скалы поднимались на пару сотен метров, а то и больше. У их подножия располагалась полоса осыпей и нападавших с обрыва скал и валунов. Дальше начиналось дно котловины, лежавшее еще метров на сто ниже того места, где мы находились. Между заполнявших котловину кустов и деревьев тонкой пеленой струилась утренняя дымка.

Мы двинулись по осыпям на юг. Там, согласно нашим предположениям, располагалась спасительная веревочная лестница. Я все собирался расспросить Михала о судьбе наших пропавших товарищей, но Хеммет торопился уйти как можно дальше от преследователей, и я как-то не смог улучить подходящего момента.

Мы прошли, наверное, с пару километров, когда перед нами открылся небольшой овражек. Крошечная речушка, почти ручей, пробивала себе путь среди обломков и каменных россыпей, петляя между особо крупными скалами. Вода была кристально чистой, над ней совершенно по-домашнему парили стрекозы и порхали крупные, разноцветные бабочки. Легкий ветерок шевелил перистые листья каких-то растений. Поверить, что мы находимся чуть ли не в центре Сахары, было решительно невозможно.

— Пожалуй сделаем привал, — распорядился Хеммет, — ковылять по этим скалам не так уж легко.

— Самое тяжелое позади, — оптимистично перебил его профессор Пикколо, — теперь нам нужно только идти вверх по ручью и он сам приведет нас... постойте-ка.

С неожиданной для солидного ученого мужа прытью он схватил какое-то насекомое, ползавшее по стволу акации.

— Что там, профессор? — поинтересовался Хеммет.

— Муха...

— Вы еще и насекомыми интересуетесь?

— Нет, но это не просто муха.

— И чем же она особенна?

— Это муха цеце. Еще ни один ученый не находил ее так далеко к северу! Она, несомненно, осталась здесь еще с тех геологических эпох, когда пустыни Сахары не существовало, и джунгли простирались на север до самых Альп, а гиппопотамы плескались в Темзе и Рейне. Как я и предполагал, этот оазис настоящее золотое дно для любого зоолога. Даже боюсь предположить свидетелей какой седой древности мы сможем тут встретить.

Его пламенную речь прервал звук осыпающихся камней. Я расстегнул кобуру и выступил вперед.

— Не стреляйте, не стреляйте...

Над краем валуна показался человек в оборванной одежде. Я узнал Алекса. Значит, ему тоже удалось спастись из лап этих дикарей!

Я убрал маузер и бросился ему навстречу.

— Nie. Czekaж... — крикнул Михал.

Я не слишком хорошо понимал по-польски, и не сразу сообразил о чем речь.

— Как я рад... — начал я, обращаясь к Алексу.

— А я то как рад.

Он улыбнулся, и направил на меня револьвер.

Я остановился.

— Что за шутки, Алекс?

— Ничего личного, просто опустите маузер на камни, поднимите руки и отойдите на десять шагов. И все будет отлично.

— Лучше делайте как он говорит, — прохрипел сзади Михал, похоже, он был единственным, кого не шокировал такой поворот событий.

Из-за камней один за другим появились сначала наши недавние товарищи с винтовками наизготовку, а за ними зерзурцы со своими копьями.

— А ты говорил, табу, пройти не могут... — пробормотал Хеммет, — а они всего-то подмогу ждали.

Глава 5

На этот раз нас связали. Путь в селение занял явно меньше времени и сил, чем наше бегство оттуда. В то время как мы бежали напролом, наши преследователи знали удобные тропы. Уже к полудню мы снова были в знакомой яме.

— По крайней мере, мы попытались, — заключил Синклер, осматривая решетку.

— Это был не наш день, — согласился я.

— Вы то зачем вообще поехали? — спросила меня Эльза, — могли бы остаться в лагере...

Я почему-то вспомнил разговор с доктором Лайвсли накануне моего отъезда.

— На Вашем месте я бы остался на раскопках, — заметил он тогда, — резкие изменения температуры и влажности плохо влияют на здоровье.

Я заметил, что на здоровье вроде не жалуюсь. Доктор сокрушенно покачал головой, но настаивать не стал. Словно у него было какое-то предчувствие. Или он что-то подозревал...

— Михал, может быть объясните, наконец, что происходит? — Хеммет решительно встряхнул поляка за куртку.

Тот вздохнул.

— Мы внимательно слушаем, — добавил я.

— Да что происходит.. Все просто. Ахмад добрался сюда еще несколько лет назад и оборудовал себе недалеко отсюда базу на крайний случай. После разгрома он там и укрылся. Когда местные нас захватили, они сразу же послали к Ахмаду. Пока разбирались тут и вы подоспели.

— Проклятье, — я подскочил и прошел несколько раз по яме, — все даже хуже, чем можно было предположить.

— Не кипятись, — перебил меня Хеммет, — пусть расскажет до конца. Там посмотрим.

— В общем, Ахмад предложил нам опять перейти к нему, и все кроме меня согласились...

— А ты?

Михал пожал плечами.

— Мне не захотелось.

— Но почему?!

— Решил остаться с вами. Надоело мне по пустыням бродить, глядишь, с вами домой вернусь, наконец. Да и просто вы мне понравились.

— Они нас убьют — вполголоса пробормотала Эльза.

— Бросьте, — отмахнулся я, — у них нет никаких поводов это делать. Старик просто водил меня за нос своими рассказами о прошлом. Никто не собирался нас казнить. Не будь я настолько уставшим, я бы вмиг его раскусил. Да и Эрика вот-вот должна нас отыскать...

— Она не прилетит, — грустно заметила Эльза.

— Это еще почему?

— А вы все еще не поняли?

— Что я должен был понять?

Она грустно рассмеялась.

— Вас не удивляет, что все вы почему-то одновременно покинули раскопки? Именно вы, а не другие?

Я непонимающе оглядел наш небольшой коллектив. На что она намекает?

— Объяснитесь, сударыня? — неожиданно сухо вопросил профессор Пикколо, — о чем вы говорите?

— Да неужели непонятно? Из лагеря, так или иначе, отослали практически всех, кто мог хоть как-то помешать мсье дю Понту проводить собственные решения...

А ведь она права! Дю Понта по рукам и ногам связывали мои обещания коптам и наша с ним договоренность о судьбе находок. В случае чего Хеммет наверняка бы взял мою сторону, капштадтцы тоже находились в моем подчинении, еще Лярош и арабы с Михалом и Алексом... Профессор Пикколо угодил в этот переплет, скорее всего, случайно, но в остальном все складывается. В данный момент на раскопках безраздельно распоряжается дю Понт и его люди. Эрика и Лайвсли вдвоем вряд ли смогут существенно на это повлиять. А если плюс ко всему мы еще и пропадем без вести или погибнем...

— Гастон не мог такого сделать, — возмутился профессор, — сударыня, вы лжете!

— Не буду отрицать, авторство плана принадлежит мсье Неверу, но дю Понт с ним согласился, — заметила Эльза.

— Но это немыслимо! — профессор лишь развел руками.

— Постойте, Эльза, — в моей голове начала складываться единая картина, — Невер просто обязан был послать с нами своего человека для надзора и ... содействия...

— Наконец-то вы начали понимать, — она снова горько улыбнулась.

— И этот человек вы, фрейлейн Кралле?!

— Именно. Думаете, я просто так носила с собой оружие? Помните наш спуск к лагерю? Если бы не ваша боязнь высоты вы были бы уже мертвы. Впрочем, теперь мы все уже мертвы.

Я некоторое время осмысливал услышанное.

— Синьорина Кралле, я был лучшего мнения о вас! — обиженно заявил профессор и, сложив руки на груди, отвернулся.

— Ладно, Невер и дю Понт будут только рады бросить нас на произвол судьбы, но Эрика? Она не может так поступить! — пробормотал я, когда ко мне вернулся дар речи.

— Ей не дадут, — покачала головой Эльза, — они не допустят, чтобы вас нашли.

— Но ведь вы тоже пропали?

Она поморщилась.

— Неужели Невер бросит и вас? — ужаснулся я.

— Он называет подобное "неизбежными издержками"... — мне показалось, что в ее глазах блеснули слезы.

Я замолчал.

— А туземцы это тоже часть плана? — спросил Хеммет.

Эльза отрицательно замотала головой.

— Мы ничего про них не знали. Предполагалось по возможности организовать несчастный случай и... нейтрализовать вас с Танкредом. Никто не ожидал, что все так обернется.

Стало тихо.

Нас вывели из ямы, и повели куда-то наверх. Мы долго петляли среди лестниц и переходов и, наконец, оказались на просторном уступе, нависавшем над городом. Здесь уже ждали знакомый мне старейшина, наши бывшие товарищи во главе с Алексом, еще несколько человек с современным оружием — видимо из числа бежавших с Ахмадом.

Нас построили рядом с краем обрыва. Оглянувшись, я смог рассмотреть внизу крыши города. Мне стало неуютно.

Эльза с потухшим взглядом беззвучно шевелила губами, профессор Пикколо близоруко щурился, Хеммет озирался по сторонам, оценивающим взглядом.

— Если нас развяжут, то мы могли бы... — зашептал он мне в ухо.

Нас прервал Алекс.

— Михал! Ты не передумал? Это твой последний шанс.

Поляк сплюнул в пыль.

— Нет, не передумал. Ахмад теперь все равно покойник... И вы с ним вместе. Англичан я знаю, эти вас нанимать не будут, а сразу повесят. Зря он решил их убить...

— Придурок! — фыркнул Алекс, — ну так и подыхай, раз сам хочешь.

Он зашагал в сторону. Уже знакомый мне старец выступил вперед.

— Что ты за бред нес про англичан? — зашипел Хеммет Михалу.

Тот не ответил. В моей голове лихорадочно суетились мысли.

— Почтенный! — обратился я к старцу.

Тот приподнял бровь в знак внимания.

— Ты ведь знаешь, что написано в пророчестве на стене в комнате внизу. Там где мы говорили.

— Конечно, — удивился тот, — почему ты спрашиваешь?

— Развяжи меня.

Старец задумался.

— Двух медведей и двух обезьян принесет тот, — процитировал я слова с разбитой каменной плиты, — из черного камня каждая...

Старец замер и внимательно посмотрел мне в глаза. Потом едва заметно кивнул. Один из туземных воинов подошел ко мне и освободил мои руки. Я немедленно стал растирать затекшие уже запястья.

— Эй вы, что это еще за выходки? — настороженно спросил Алекс.

Старец проигнорировал вопрос и внимательно смотрел на меня.

Я расстегнул кожаный планшет, который на этот раз у меня не отобрали, извлек оттуда тряпичный сверток и развернул. Солнце заблестело на глянцевой поверхности обсидиана.

Лицо старика будто помолодело.

— Свершилось! — воскликнул он, — ты пришел! Я даже помыслить не мог, что доживу до этой минуты...

— Как бы она не оказалась для тебя последней, — проворчал Алекс, делая знак своим людям.

Старец же, не слыша его, обернулся к столпившимся позади него зерзурцам

— Слушайте же дети мои, — у него оказался неожиданно сильный голос, — настал конец нашим бедствиям! Пророчество исполнилось! Это они!

— Ты будешь их казнить, старый хрыч, или нам самим это сделать?! — рявкнул Алекс.

Старец повернулся к нему, и выражение просветленности сошло с его лица.

— Это невозможно, пророчество...

Алекс направил ствол револьвера в переносицу старика. Тот осекся и часто заморгал.

— Но мы не можем... пророчество... они посланы свыше...

Толпа зерзурцев отчетливо заволновалась. Над ней заблестели поднятые наконечники копий. Стоявшие чуть выше дозорные потянули стрелы из колчанов. Наемники Ахмада тоже взяли оружие наизготовку. Алекс оглянулся и опустил револьвер.

— Хорошо мы сами убьем их, — примирительно сказал он, — пусть твои люди нам не мешают.

— Но...

— Ты разве слышал приказ эмира Ахмада? — чужаки должны умереть. И мне плевать на твои замшелые пророчества.

Старик молча кивнул.

— Что происходит? — Хеммет не слишком хорошо понимал архаичный арабский, чтобы уследить за их восклицаниями.

— Сейчас нас будут убивать... — пробормотал я.

Алекс подошел к лошадям, стоявшим у выхода с уступа. Обернулся.

— Джафар, займись ими. Как все сделаешь, догонишь.

Огромный субъект в темной одежде молча кивнул.

Алекс вскочил на лошадь. Еще пара человек последовало его примеру. Но большинство из людей Ахмада остались на уступе, держа под прицелом нас и безмолвно наблюдавшую за происходившим толпу зерзурцев.

— Прощайте, — крикнул нам наемник, — ничего личного, вам просто не повезло... Увы, но мне нужно торопиться к эмиру.

Всадники один за другим скрылись за скалой. Перед нами остался десяток вооруженных наемников во главе с мрачным типом по имени Джафар. Тот достал из ножен устрашающего размера саблю, явно экспроприированную им в каком-то музее.

— Кто первый? — хрипло спросил он по-арабски с заметным магрибским акцентом.

— Думаю, ты, — я выхватил карманный пистолет, данный мне Эльзой, и выстрелил, потом еще пару раз, для надежности.

Старец не обманул мои ожидания. Недолго думая он скомандовал

— Убейте святотатцев!

Толпа зерзурцев бросилась на растерявшихся наемников. Прозвучало несколько беспорядочных выстрелов, но уже через пару минут все было кончено.

Я подошел к Эльзе. Когда началась стрельба, она зажмурилась и упала на колени. Я поднял ее и слегка встряхнул. Девушка открыла глаза.

— Неужели мы остались живы!?

— Похоже не то.

— Простите меня за... Я не хотела. Гаэтан... Невер, он... приказал мне.

— Ладно, все в прошлом. Но вот только пистолета я вам не отдам.

Она улыбнулась.

Ко мне подошел Хеммет, снимавший с запястий обрывки веревок.

— Честно говоря, я уж подумал, что нам конец. С меня ужин в хорошем заведении, хотя бы "у Рика". Наше спасение стоит того, чтобы его отметить.

Возле нас появился старейшина деревни и почтительно мне поклонился.

— Мы рады, что все обошлось, посланец.

— Я всего лишь обычный человек, — засмущался я.

— Ты исполнил пророчество и вернул древние символы. Отныне мы свободны от нашего проклятия.

Конечно, у меня было только две статуэтки — моя и переданная коптами, но я знал и где находятся две остальные. Правда, как добыть ту, что была у дона Никколо я пока представлял весьма приблизительно.

— Меня зовут Пахомий, — представился старец.

Я поклонился и хотел сказать что-нибудь приличествующее моему новому положению человека, чей приход был предсказан в пророчестве, но не успел. Наше внимание отвлек приближающийся шум мотора.

Аэроплан вылетел из-за края скалы и пролетел мимо нас в сторону котловины.

— А вы говорили — не позволят ей лететь, — я торжествующе повернулся к Эльзе, — все складывается как нельзя лучше...

Я закричал и замахал руками, стараясь привлечь внимание Эрики. Самолет начал разворачиваться, чтобы зайти на новый круг над нами.

— Как-то странно работает, — пробормотал Хеммет, — что-то не так.

Я прислушался. Действительно звук мотора был неровным и прерывистым. Я пригляделся. Самолет повернулся к нам боком, и я заметил струйку дыма, тянувшуюся снизу из-под двигателя.

Вдруг что-то хлопнуло, аэроплан дернулся и резко стал набирать высоту.

— Что происходит!

Мотор чихнул, из него вырвалась яркая вспышка, и сразу же повалил густой черный дым.

— Эрика! — закричал я, — она горит!!

Самолет свечой шел вверх. Потом завалился набок, опрокинулся и штопором ввинтился в зеленую бездну котловины. От него отделилась крошечная фигурка, и, кувыркаясь в ярко-голубом небе, понеслась к земле...

— О боже... Нет!

Кажется, Хеммет схватил меня за плечо и не дал свалиться с обрыва, к которому я подбежал. Точно не помню. Даже моя боязнь высоты в тот момент куда-то исчезла.

— Смотри! — крикнул он мне в ухо, указывая на падавшую в бездну фигурку.

Отделившаяся от нее нитка развернулась белоснежным куполом и остановила стремительное падение.

— Парашют! — одновременно сказали мы оба.

Купол, плавно вращаясь в восходящих потоках, уносился все дальше, в глубину котловины. До нас донесся глухой звук взрыва — аэроплан Гамаль-бея окончил свое земное существование...

— Мы должны отправиться на поиски Эрики как можно скорее!

— И Ортенсии тоже, — дополнил меня Хеммет, — они уже двое суток как пропали.

— Да, и ее тоже. К сожалению, местные туземцы избегают углубляться в котловину. Они говорили что-то о тамошних демонах и чудовищах, но моего знания их наречия не хватает, чтобы разобраться в деталях. Я понятия не имею, каких зверей они как называют. Кроме того, я подозреваю, что они боятся возвращения людей Ахмада.

— Он не рискнет, — покачал головой Михал, — с ним ушло очень мало людей, отчего он так и хотел нас нанять. Но больше половины своих бойцов он потерял в стычке, когда нас освобождали. С теми, кто у него остался он нападать побоится.

— Это хорошо, — кивнул Хеммет, — значит, на какое-то время про него можно забыть. Тогда мы сможем отправиться уже утром.

— Хотя бы пару человек здесь, думаю, все-таки оставить стоит, — добавил я.

— Оставим Михала, он еще не совсем оправился, и Эльзу, — распорядился Хеммет, — остальные идут на поиски.

— Но, — пискнула Эльза.

— Никаких "но", сударыня. На вашем месте я бы вообще старался лишний раз нам на глаза не попадаться, — отрезал он.

Она всхлипнула, но настаивать не стала.

— Итак, — продолжил Хеммет, — карты у нас нет, но насколько я смог разглядеть с уступа, Эрика приземлилась где-то за рекой, недалеко от озера. Я попробовал набросать схему.

Он развернул кусок оберточной бумаги, временно ставший картой.

— Вот эта линия — река, на которой нас утром перехватили. Она сливается еще с несколькими потоками и стекает вглубь котловины. Километрах, на глаз, в десяти она впадает в небольшое озеро. Предполагаю, что Эрику забросило куда-то в район ее устья. Я отметил это место крестиком.

— Мы точно не сможем выйти сегодня вечером?

Я понимал, что подобный шаг был бы самоубийством... Но одной, ночью в джунглях. Может она вообще ранена!

— Извини, Танкред, но это невозможно, — покачал головой Хеммет.

На рассвете мы снова миновали двух каменных ангелов, охранявших нижний вход в катакомбы. Наш поисковый отряд состоял из меня, Синклера, профессора, тащившего с собой несколько мешков для отлова змей и ящериц, двух как всегда молчаливых капштадцев и троих зерзурцев, выступавших в роли проводников.

— Сначала надо осмотреть место спуска у старого лагеря, — распорядился Хеммет, — нужно понять, что могло случиться с Фоксом и девушками. Тем более оно как раз в верховьях реки. Если никого не найдем, двинемся к озеру.

Туземцы показали нам удобную тропу, и мы неожиданно легко добрались до расселины с водопадом. Лестница все еще свисала вниз со скалы. Мы внимательно обследовали местность вокруг. Увы, на камнях не осталось никаких следов.

— Одно из двух, — предположил я, — или они спустились в котловину по ручью, или как-то забрались наверх. В первом случае мы должны наткнуться на них двигаясь по течению, во втором их мог подобрать Лярош. Вряд ли он вернулся на раскопки, даже не попытавшись нас отыскать. А путь до лагеря профессора он знал.

— Что ж, будем надеяться, что они уже в безопасности, — вздохнул герпетолог.

Хеммет не удержался, и вскарабкался по лестнице. Лагерь наверху был пуст и заброшен. Спустившись, он махнул рукой в сторону котловины.

— Идем по реке.

Мы достаточно быстро пересекли каменные осыпи, и вступили на плавно уходившую вниз равнину.

— Странное место, — огляделся Хеммет, — настоящие джунгли в сердце пустыни. Откуда здесь взялось столько воды?

— Я, конечно, не геолог, — оправдывающимся голосом отвечал профессор, — но Вильмовский говорил, что под Сахарой на достаточных глубинах залегают водоносные слои, питаемые из долины Нила и даже Судана. Обычно они недоступны с поверхности, но здесь, похоже, провал достаточно глубок, чтобы эти воды смогли наполнять озера и болота.

— А реки? — удивился я, — они же стекают со скал.

— Вчерашняя гроза довольно хорошо показала, что немалая часть испаренных солнцем вод котловины, возвращается назад в виде дождей. Видимо, именно они и питают эти ручьи и реки...

Кусты и заросли травы, росшие между камней у подножия обрывов, постепенно сомкнулись в сплошной полог и мы оказались в настоящем лесу. Чтобы не потерять путь мы двигались вдоль речушки, течение которой на ровном месте стало мерным и спокойным. Тем не менее, за счет сохранявшегося уклона местности вода катилась достаточно быстро, чтобы оставаться прозрачной и чистой.

— Спроси у них, — сказал Хеммет, — нет ли короткого пути к озеру? Река, петляет, и, двигаясь по ней, нам придется сделать крюк километров в пять.

Я обратился к нашим проводникам. Поняв смысл вопроса, они растерянно покачали головами.

— Говорят, что так далеко никто из них никогда не заходил. Они всегда стараются держаться у самого края скал, — перевел я.

— Тогда на что они рассчитывали, идя проводниками?

— Если честно, то они полагали, что я, как человек из пророчества, сам знаю дорогу, — смущенно пояснил я.

Хеммет чертыхнулся.

— Ладно, пойдем по реке. Может хоть носильщики из них выйдут приличные.

Солнце поднималось, и от воды начинало парить. В зарослях летали насекомые и изредка перепархивали какие-то мелкие птицы. За одним из поворотов мы наткнулись на пришедших к водопою антилоп, заметив нас, животные грациозно вскинули головы и умчались в кусты.

— Странно, таких я еще ни разу не видел, — пробормотал Хеммет, — но что еще более странно, они боятся людей. Если зерзурцы сюда никогда не заходят, то почему животные нас испугались? Танкред, попытайся, что-нибудь выяснить.

Я кивнул и приступил к опросу наших туземных спутников. Результат был поразительный.

— Они говорят что-то о нижнем городе, а свой называют верхним. По их словам где-то у подножия скал есть еще одно поселение, жители которого могут охотиться в этих местах.

— И мы только сейчас об этом узнаём? — возмутился репортер.

— Я все-таки не настолько свободно говорю на их наречии, чтобы запросто беседовать, — обиделся я, — а специально об этом мы их не спрашивали.

— Тут мы недосмотрели, — уже спокойнее произнес Хеммет, — надо было все лучше разузнать, а не бросаться в котловину сломя голову. Как мы можем связаться с этим "нижним городом"?

— Похоже, никак, — сообщил я пару минут спустя, — их жители враждуют друг с другом. Причем настолько, что даже пленных не берут.

— Это очень плохо... Будем надеяться, что тогда нам хотя бы удастся избежать встречи с ними. Только участия в местной вендетте нам и не хватало. Надо поторапливаться. Мы должны добраться к озеру засветло.

Местность постепенно становилась ровнее, течение реки замедлялось, и она заметно расширилась. По берегам начали появляться заросли осоки и папируса, а почва у берега стала топкой. Нам пришлось слегка отдалиться от воды и идти через немного поредевший лес.

Хеммет резко остановился и предостерегающе поднял руку.

— Что такое? — пробормотал наткнувшийся на него профессор.

— Буйвол, — вполголоса уточнил кто-то из капштадцев, кажется Михель.

— Где? — прошептал я.

Хеммет указал в переплетение акациевых сучьев. Я пригляделся, но ничего кроме листьев и ветвей не увидел.

Он тем временем поднял винтовку и стал осторожно подкрадываться. Я еще раз пригляделся. Действительно вроде бы сквозь подлесок мелькала какая-то буроватая тень.

Мы двинулись за ним. Деревья расступились, и мы выбрались на опушку небольшой поляны. На дальней ее стороне виднелась покрытая длинной грубой щетиной выпуклая спина. Животное стояло к нам тылом, да еще было почти до плеч скрыто высокой травой. На мой взгляд, оно было не слишком большим для африканского буйвола. Так с упитанную корову... Впрочем, живых буйволов я видел только в зоопарке.

— Dit is nie 'n buffel — удивленно прошептал на родном языке Юлиус, — это не буйвол...

Ветка звонко лопнула под моей ногой.

— O, gaats! — чертыхнулся кто-то из капштадцев.

Животное подняло голову и повернулось в нашу сторону. Мы замерли с открытыми ртами. Это был кабан. Или бородавочник. В общем, свинья... Но свинья размером с быка. Пучки жестких волос свисали с массивных выростов на скулах, клыки... нет, не клыки, бивни, угрожающе поблескивали остриями. Пятачок, размером больше моего лица, с шумом втянул воздух. Зверь громко фыркнул и с недовольным сопением удалился в заросли, помахивая хвостиком.

— Что это было? — пробормотал я.

— Не знаю... — ответил Хеммет, — будь оно раза в два пониже, я бы предположил, что какая-то разновидность бородавочника, но при таких размерах... Могу сказать только одно. В Африке такое не водится. Спроси местных, они видели подобное?

Я обернулся к нашим туземцам. Они робко жались где-то позади.

— Они говорят, что изредка ловят поросят и откармливают их в поселке. Но взрослых кабанов никогда не трогают, — доложил я после консультации с нашими проводниками.

— Теперь понятно, чем в той яме так воняло... Интересно, что еще мы узнаем сегодня о местной фауне?

— Это немыслимо, — обрел, наконец, дар речи профессор Пикколо, — неведомый науке вид диких свиней! О, боже, я даже и думать не мог о подобном!! Этот оазис... это... это... это величайшее открытие!

— Как бы какой-нибудь из этих неведомых науке видов не вздумал бы нами пообедать, — не разделил его восторга Хеммет, — если тут такие свиньи, то какие здесь львы?

— На наскальных рисунках мы видели гигантских кабанов, — вспомнил я, — и гигантских павианов, но леопарды там выглядели нормальными...

— Гигантских павианов? — настороженно спросили оба капштадца почти одновременно.

С момента встречи со зверем они стали необычно разговорчивыми.

— Если исходить из того, что масштаб этого животного передан аккуратно, — напряг я память, — то павианы должны быть с небольшого медведя, ну или гориллу...

— Гориллу? — опять же хором переспросили Михель с Юлиусом, и их небритые физиономии побледнели даже сквозь африканский загар.

— Будем надеяться, что встреча с гигантскими приматами нас минует, Танкред, спроси у них про здешних хищников. Львы, леопарды, гиены?

На обсуждение местной фауны у меня ушло минут пятнадцать. Туземцы смущались и вообще не горели желанием рассказывать подробности. К тому же они явно не все толком знали.

— Леопарды здесь встречаются, но, похоже, обычного размера, львов здесь нет, говорят их изредка можно встретить в горах наверху, но в котловину они не спускаются.

— Почему? — подозрительно спросил Хеммет.

— Толком не понял. Они говорят про какого-то медведя, который убивает львов...

— Медведя? — вмешался профессор Пикколо, — это невозможно. В Африке нет медведей.

— ...они называют его "дуббун" — медведь. Но, может быть, это слово в их языке изменило значение и стало обозначать какого-то другого зверя. Пока я не могу ничего гарантировать.

— Да какая разница. Гигантских кабанов в Африке тоже нет, но мы только что своими глазами одного видели... Лучше узнайте у них подробности об этих медведях.

— Они путаются. Сами никогда их не видели, но несут какую-то чушь, будто он убивает и пожирает слонов, гигантских кабанов и гиппопотамов... Называют его демоном и посланцем из мира духов. В общем, сплошные суеверия. Что радует, говорят, они очень редки, и на жизни их поколения рядом с городом ни одного такого медведя не видели.

— Ну, хоть что-то хорошее... Ладно, идем дальше. До озера еще далеко.

Мы вернулись ближе к реке. Оценив ее ширину, Хеммет решил переправиться на другую сторону.

— Чем дальше, тем она шире и глубже. Тут мы еще можем перейти ее вброд, да и течение уже не такое сильное. А Эрика должна была приземлиться с той стороны.

Местами глубина была выше колена, но особых проблем переправа не вызвала. У самого берега я обратил внимание на странный след.

— Эй, кто-нибудь в курсе, что это за зверь?

Капштадцы молча покачали головами. Хеммет почесал бороду.

— Больше всего похоже на отпечаток лопаты с пальцами и когтями. Никогда не видел ничего подобного. Если бы его не так размыло водой... Туземцы что скажут?

Но они тоже не знали.

— В любом случае зверь большой и с острыми когтями, — констатировал Синклер, — стоит быть осторожнее. После сегодняшней свиньи я буду счастлив, если мы хотя бы динозавров не встретим...

Профессор Пикколо мечтательно закатил глаза.

Через полчаса из-за поворота реки донеслись плеск и фырканье. Мы ощетинились винтовками и медленно пошли вперед, нервно вздрагивая при каждом шорохе.

— Уф-ф... Всего лишь слоны, — я облегченно вздохнул.

Это действительно было небольшое стадо этих животных, плескавшихся в реке. Заметив нас, они забеспокоились и быстро ушли в заросли. Я удивился, насколько мелкими они оказались. Самый крупный был едва больше двух метров в вышину.

— Животные, обитающие на океанских островах, часто бывают мельче, континентальных собратьев — пояснил герпетолог, — сказывается недостаток пищи. Мелким легче прокормиться на той же территории. А этот оазис, своего рода остров наоборот. Думаю, по площади он никак не меньше, к примеру, Мальты.

— Но вот свиньи тут никак не мелкие, — возразил я.

— Это странно. Может быть, это какой-то вымерший вид, который был намного крупнее современных? — предложил профессор, — увы, я не очень большой знаток свинообразных. Здесь необходима полноценная зоологическая экспедиция.

— Смотрите! — Юлиус показал на что-то белевшее в кронах деревьев, — похоже на парашют.

Мы бросились туда. Как назло на пути оказались густые заросли. Мы с треском, шумом и ругательствами продрались через хитросплетение ветвей и оказались у подножия огромного дерева. Подобные великаны виднелись и дальше. Местность тут стала ниже и более влажной, отчего редколесье начинало сменяться настоящей тропической чащобой.

Метрах в пяти над землей безвольно раскачивались оборванные стропы парашюта. Его купол был прочно намотан на нижние ветви лесного исполина. Под ним на траве и опавших листьях валялись планшет, походный нож в ножнах и кобура с револьвером. И кобура и ножны были аккуратно застегнуты ремешками, чтобы оружие не выпало.

— Эрика!

Никакого ответа.

Хеммет внимательно осмотрелся. Наклонился и поднял что-то блестящее. Протянул мне. Маленькая зажигалка с выгравированным листком клевера. Она говорила, что это подарок кого-то из ее дублинских друзей...

— Опять этот след, — Михель указал на траву.

Я пригляделся. Та же лопата с когтями. Почва была не слишком мягкой, и разглядеть детали у меня не получалось.

— Должна была остаться кровь, — пробормотал профессор, — если только хищник не унес...

— Нет! — прервал его Хеммет, — здесь человеческие следы.

Он опустился на корточки, потом привстал и пошел в сторону, внимательно разглядывая землю.

— Что там?! — я не мог сдержаться.

— Следы ботинок. Видимо это Эрика. Рядом еще следы... Босые ноги. Несколько человек. Плохо видно на такой почве, только местами.

Он указал на лужу между папоротниками. Я отчетливо разглядел след босой ноги.

— Ее похитили туземцы?!

Я оглянулся на наших проводников. Те испуганно жались друг к другу.

— Пойдем по следу. Он довольно свежий. Думаю, они прошли сегодня утром.

Я убрал зажигалку в карман, и мы зашагали в джунгли. К счастью она жива, а у дикарей мы ее отобьем...

Хеммет двигался уверенно, как взявшая след гончая. За ним шагали с винтовками наизготовку капштадтцы, а замыкали отряд я с профессором и зерзурцами.

Прошло, наверное, около часа, вокруг зеленым калейдоскопом мелькали кусты, деревья, поросль бамбука. Часто попадались поваленные деревья, которые приходилось обходить.

Мне показалось, что около моей щеки пролетела очередная тропическая бабочка. Только отчего так быстро? И что это за стук?

— Ого!

Я обернулся к воскликнувшему профессору. Тот с удивлением разглядывал покачивавшийся в паре дюймов от его лица оперенный прут. Прут завершался металлическим наконечником, глубоко засевшим в стволе акации.

Мимо пролетела еще стайка бабочек. Я удивленно оглянулся.

— Ложись!

Я еще не до конца осмыслил происходящее, но реакция на данную команду у меня давно была рефлекторной. Я упал ничком и отполз за ближайшее поваленное дерево. Герпетолог продолжал удивленно стоять на опушке, разглядывая стрелу. Хеммет на четвереньках метнулся к нему, схватил за ногу и дернул. Оглашая джунгли непарламентскими выражениями, профессор Пикколо повалился в куст папоротника.

Я приподнялся и выглянул из-за ствола. Еще несколько стрел с легким шелестом пронеслось совсем рядом. Я втянул голову обратно.

— Не пойму, откуда стреляют, — проворчал Хеммет.

Я перехватил винтовку и попробовал выглянуть и засечь стрелков. Увы. Стрелы было видно, только когда они пролетали мимо, пока же они летели к нам, разглядеть их на фоне джунглей у меня никак не получалось. С торца они были почти незаметны.

Мы сделали несколько выстрелов наугад. Обстрел не прекратился. Похоже, Ахмад успел познакомить с огнестрельным оружием и жителей нижнего лагеря тоже.

— Лучше пока не стрелять, — сказал я, — Эрика где-то там, и мы можем ее случайно задеть.

Хеммет кивнул, и мы затаились в нашем укрытии.

— Надо что-то делать, — констатировал он, — скоро вечер, и в темноте они нас перережут.

Я еще раз выглянул. Одна из стрел воткнулась в подгнивший ствол буквально в сантиметре от моего уха. Я нырнул обратно.

— Нам еще повезло, что они ни в кого не попали...

— Как сказать, — Хеммет кивком указал назад.

Я увидел, что один из наших туземных спутников безжизненно лежал среди кустов пронзенный сразу несколькими стрелами.

— Проклятье...

— Что будем делать? — спросил профессор, с явным любопытством осматривавшийся вокруг.

Я лишь пожал плечами.

— Когда будет видно в кого, начнем стрелять...

— Я вот о чем подумал, — начал Хеммет, — может эти тоже верят в пророчество. Ну то, из-за которого мы так удачно выпутались из переделки в верхнем городе.

— Снаряд дважды в одну воронку не попадает, — покачал я головой, — нам и так неслыханно повезло с этим пророчеством. Второй раз подряд — это уж слишком. Элементарная теория вероятностей не допускает.

— Давай все-таки попробуем? В конце концов, мы ничего не теряем. Стрелять всегда начать успеем.

— Ты перечитал бульварных романов Хем, может мне еще солнечное затмение подгадать, для большего эффекта?

— Не ломайся, Танкред, тебе что, жалко пару слов им крикнуть?

— Крикну... Но особо не обольщайся.

Набрав в легкие побольше воздуха, я начал по памяти цитировать написанное на стене пророчество. Лезть за блокнотом, кудая его переписал, мне было лень. Вместо этого я достал маузер, переключил его на автоматический огонь и стал крепить к жесткой деревянной кобуре, выполнявшей роль приклада.

— Постой! — перебил меня Хеммет.

Я замолчал, и передернул затвор. Вообще для схватки с толпой туземцев, вооруженных только холодным оружием, я лично бы предпочел огнемет. Негуманно, но до жути эффективно и эффектно. Но огнемета у меня не было. Впрочем, стреляющий очередями автоматический пистолет в этой ситуации тоже ничего. Уж лучше магазинной винтовки.

— Слышишь? — насторожился Синклер.

— Не-а. Ничего не слышу...

— Вот и я не слышу. Они перестали стрелять!

— Подкрадываются... Или еще какую-нибудь гадость задумали.

Из джунглей что-то крикнули.

Хеммет вопросительно посмотрел на меня.

Мне было неловко, но я толком не разобрал, что они кричали. Поэтому еще раз процитировал в сторону джунглей последнюю строку. В ответ прозвучало.

— Кто вы такие?

По крайней мере, я истолковал фразу именно так. Наречие этих туземцев тоже было в основе арабским, но отличалось от того, что я слышал в верхнем городе.

— Я тот человек, чей приход был предречен в пророчестве...

Прозвучала эта фраза коряво, пафосно и одновременно фальшиво, словно в дешевом водевиле. Посланец, исполняющий древнее пророчество, лично с моей точки зрения должен был быть почтенным старцем в пышных одеждах, являющимся в окружении грома и молний. Но никак не усталым типом в потертой куртке, рваных штанах и с надвинутой на небритую физиономию шляпой. Да еще и с автоматом наперевес. Подобного вида проходимец в роли мистической фигуры — нонсенс.

Тем не менее после непродолжительного молчания из джунглей раздалось:

— Вы пришли с миром?

— Что они спрашивают? — не удержался Хеммет.

— Интересуются, насколько враждебно мы настроены...

— Лучше бы с ними мирно договориться. В этих джунглях мы на чужом поле. Да и патронов у нас не так уж много. А сколько там этих лучников я даже понятия не имею.

— Хорошо, — я кивнул, — но если что пойдет не так, стреляйте без предупреждения. Я абсолютно не горю желанием попасть на этакий вот оперенный вертел...

Я вздохнул. Высунулся из-за ствола и крикнул.

— Мы пришли с миром! Я принес символы, названные в пророчестве.

Стрел в мою сторону не полетело. Уже неплохо.

Джунгли молчали. То ли они там совещались, то ли еще что. Наконец листья заколыхались и из зарослей вышли несколько человек в луками в руках. Внешне они напоминали жителей верхнего города, но вместо просторных белых одеяний ограничивались набедренными повязками и боевой раскраской.

— Мы проведем тебя к старейшинам, им ты расскажешь о пророчестве, — пояснил один из них, — если ты солгал, мы тебя убьем.

— Они пойдут со мной, — я указал на моих спутников.

Заметив вдалеке жителей верхнего города один из туземцев вскинул было лук, но второй перехватил его на полпути. И очень вовремя. Я отчетливо услышал, как клацнул взводимый кем-то курок. Еще чуть-чуть и мирные переговоры обернулись бы стрельбой.

— Они пойдут со мной, — повторил я, стараясь говорить твердо и настойчиво.

Первый из туземцев кивнул.

— Вы нашли здесь девушку? — спросил я.

— Да. Наши охотники увели ее в город... — не слишком уверенно сказал тот, — она ведь спустилась с неба? Это разве тоже было предсказано?

— Она пришла с нами... То есть перед нами... В общем, она тоже должна пойти со мной... — я окончательно запутался в словах.

— Старейшины решат, — философски заметил туземец, — они мудры.

Глава 6

Город действительно оказался "нижним". Если первое из встреченных нами поселений расположилось в небольшом ущелье на самом верху окружавших котловину утесов, то это карабкалось по их основанию. От джунглей город отделяла грубо сложенная из огромных валунов стена, упиравшаяся краями в скалы. Сверху вдоль нее тянулась прикрытая бамбуковым частоколом галерея. Там и сям поблескивали копья дозорных. В самом центре стена прерывалась массивными бревенчатыми воротами.

— Внутри мы окажемся в ловушке, — шепнул я Хеммету.

— У тебя есть лучший план? Ночевать в джунглях в компании гигантских кабанов и еще невесть каких местных хищников?

Я не ответил.

— Тогда положимся на твое красноречие и меткость наших винтовок, — подвел итог Хеммет.

Мы прошли между чудовищно тяжелых створок и, сопровождаемые, длинными лиловыми тенями вошли в город. Солнце за нашими спинами медленно опускалось в джунгли.

Сопровождавшие нас туземцы из верхнего города шли в хвосте отряда, неся с собой тело погибшего товарища. Оставлять его хищникам или похоронить на месте они категорически отказались. За стеной их появление было встречено угрожающими взглядами и глухим перешептыванием. На нас же, к моему удивлению, внимания обращали пожалуй меньше. Неужели и здесь до нас уже побывали какие-то европейцы?

Мы прошли через сгрудившиеся вдоль подножия утесов здания, и оказались у приставленной к скале хрупкой бамбуковой лестницы. Она вела на лежавший метрами десятью выше скальный карниз. Там возвышались еще какие-то постройки. Видимо, старейшины предпочитали держаться на верхних ярусах города.

— Эти дальше не пойдут, — распорядился наш проводник, указывая на сопровождавших нас уроженцев верхнего города.

Те заметно побледнели. Я осмотрелся. Судя по всему, вражда между городами была нешуточной, и за жизнь наших бывших проводников я бы сейчас не дал и ломаного гроша...

— Надо бы кого-то с ними оставить, — зашептал я на ухо Хеммету, — если их тут прирежут, то наши отношения с верхним городом окажутся безнадежно испорчены. А это не лучшее, что может случиться.

Синклер утвердительно хмыкнул.

— Михель, Юлиус — подождите нас здесь.

Капштадцы как всегда флегматично кивнули, и опустились на корточки, направив винтовки в сторону толпы.

Мы же полезли наверх. Бамбуковая лестница нещадно раскачивалась, от чего моя нелюбовь к высоте пыталась еще и перейти в морскую болезнь. Чертыхаясь сквозь зубы, я все-таки вскарабкался наверх. Там нас уже ждал пожилой благообразный туземец, сразу же зашепелявивший что-то непонятное. Нет, говорил он все на том же местном наречии, однако логопед в детстве ему явно бы не помешал.

Продравшись через причуды его дикции, я смог понять, что нас очень хочет видеть какая-то местная не то прорицательница, не то знахарка.

Что ж, хочет, так хочет, не нам выбирать... Я шагнул в проем одной из стоявших на уступе хижин. Там царил полумрак, едва рассеиваемый горевшим в углублении пола костром. Вокруг него сидели полуосвещенные фигуры.

Я вошел, и даже начал было произносить что-то приветственное, но разглядев сидящих вокруг костра, так с отвисшей челюстью и остался...

— Ну и лицо у тебя, Танкред, — рассмеялась Ортенсия.

Еще бы у меня не было такого лица... Вокруг костра, на циновках, комфортно расположились Ортенсия, Полетта, Эрика и матрос Фокс. Последний выглядел особенно колоритно обвешанный бусами и ожерельями из ракушек, косточек и зубов...

— Что это вы тут делаете? — единственное, что я смог выдавить, когда моя челюсть вернулась на положенное ей природой место.

— Ждем, когда вы нас найдете, — усмехнулась Ортенсия, — что же вы так долго?

— Нас слегка отвлекли различные непредвиденные обстоятельства, — пробормотал я, — но как вам удалось?

— Очень просто, — разъяснила она, — несколько дней назад местный вождь сломал зуб, и когда нас подобрали туземцы, у него уже начался острый периостит, а я все-таки медик. Обезболивающее оказалось весьма кстати... Ну и Фокс произвел совершенно неотразимое впечатление на местных своими фокусами.

Тут в хижину проникли Хеммет с профессором и надолго завладели вниманием девушки.

— А где старейшины? Нам сказали, что мы будем говорить с ними? — поинтересовался я.

— Ярусом выше, — сказала Полетта.

Опять эти качающиеся бамбуковые лестницы. Видимо я такой везучий, что даже на равнинах Сахары могу отыскать возможность карабкаться по скалам с риском для жизни.

— Куда ты пропал? Что случилось? — подошла ко мне Эрика.

— Да так, сущие мелочи. Меня чуть не сбросили со скалы, потом засадили в пустовавший зверинец, дважды пытались казнить... Не обращай внимания, за последние несколько месяцев подобное уже стало казаться мне обычным.

— Старейшины вас ждут, — донеслось сзади шепелявое бормотание нашего проводника.

Я опять лез вверх по бамбуковой лестнице пытавшейся изображать из себя гитарную струну в момент исполнения фламенко...

Предводители города оказались вполне ожидаемыми почтенными старцами в расшитых одеждах. Особым скептицизмом они не отличались, предъявленные мною статуэтки их вполне убедили, в общем, все прошло как нельзя лучше. Единственное, что оставить ночевать наших спутников из верхнего города они категорически отказались, и нам пришлось отослать тех домой, взяв со старейшин обещание не пытаться их убить по дороге.

Решив эту проблему, я не удержался и попытался осторожно выяснить, как произошло разделение жителей Зерзуры на нижний и верхний города, и чем вызвана их враждебность. Старейшины охотно удовлетворили мое любопытство, начав долгий и обстоятельный рассказ...

Площадь быстро заполнялась народом. Осужденные плотной массой стояли в центре. Отцы города совещались.

— Согласно обычаю мы должны всех их казнить.

— Это немыслимо!

— Таков закон!

— Но их больше двухсот человек...

— А что мы можем сделать?

— Такого еще не было. Они наши сограждане, многие из них еще неразумные дети. Они не ведали, что творили!

— Они пытались уйти из города. Наши предки завещали нам...

— Да, да, я знаю про обычай, но посудите сами, у многих из них есть родственники и друзья среди добропорядочных граждан. Видите, люди уже волнуются.

Толпа действительно нервно шумела.

— В конце концов, главный виновник — Марк убит. Остальные лишь поддались его наущениям...

— Но мы не можем просто так их отпустить! Это немыслимо. Они нарушили закон и обычай. Если мы начнем прощать святотатцев, то завтра нам придется миловать убийц и воров!

— Надо отыскать какой-то другой выход...

Наконец отец-настоятель вышел перед осужденными. Толпа затихла.

— Знаете ли вы, — начал священник, — что наши предки завещали нам оставаться в этом благословенном месте среди пустыни до тех самых пор, пока к нам не явится посланец несущий четыре знака?

Над площадью зависла тишина.

— Отвечайте мне!

— Знаем... — донесся нестройный хор голосов из толпы осужденных.

— Но знаете ли вы, пришел ли уже этот посланец?!

— Не-е-ет...

— Тогда почему вы решили преступить заветы ваших отцов?

— Не тяни... — крикнул кто-то из неудачливых беглецов, — зови палачей.

Соседи зашикали на него.

— Мы виноваты, — повысил голос один из сподвижников Марка, — и заслуживаем смерти. Но пощадите наших жен и детей. Они лишь следовали за нами...

— Дурной крови не должно оставаться, — окрысился кто-то из старейшин, — никому не будет снисхождения.

Стоявшая вокруг площади толпа загудела. Из задних рядов донеслись рыдания и неразборчивые выкрики.

Настоятель поднял руку.

— Не спеши Парфений. Твой брат Марк заплатил за свое безумство жизнью, но погоди вести по его стопам остальных.

Толпа снова притихла в ожидании.

— Вы нарушили законы, надругались над нашими обычаями, над заветами предков! — голос настоятеля далеко разносился над городом.

Толпа снова зашумела, но уже на другой лад.

— Негодяи! Лучше других себя считаете. Клятвопреступники...

В гуще народа вспыхнуло несколько драк. Сидевшие на карнизах и крышах мальчишки засвистели и заулюлюкали. В связанных пленников из толпы вылетело несколько камней.

— Но Господь не хочет, чтобы мы проливали кровь своих братьев! — хорошо поставленный голос оратора перекрыл начинавшийся гам.

Толпа настороженно замерла.

— Поэтому мы сохраняем преступникам жизнь, но они должны будут навсегда покинуть город. Вы спуститесь в Зеленую Бездну и останетесь там до тех пор, пока не придет время Посланца...

Расположившись на вершине надвратной башни старейшины наблюдали за уходящей в пустыню цепочкой изгнанников.

— Захотели уйти из города, и желание их было исполнено...

— Все равно им там не выжить...

— Но зато никто теперь не сможет сказать, что это мы их убили...

Когда последний из обреченных спустился с обрыва, стражники втянули лестницу наверх и бросили в костер.

Изгнанные нестройной толпой побрели вниз по ущелью в сторону котловины.

— Теперь вам нет возврата, — крикнул сверху один из стражников вслед уходящим.

— Мы вернемся, — донеслось снизу, — когда-нибудь мы все равно вернемся...

Смех был ему ответом.

Разведчик выбежал из-за скалы и начал бурно жестикулировать.

— Что там? — ведший изгнанников Парфений выхватил меч.

Дыхание разведчика срывалось, и он лишь пыхтел и бормотал что-то невнятное.

— Лев... я убил... люди... язычники...

— Вперед, — скомандовал Парфений.

За поворотом они увидели тушу льва. Из покрытого короткой желтоватой шерстью бока торчал дротик разведчика. Рядом в пыли валялось сломанное копье. Его обладатель лежал тут же, в нескольких шагах. Даже издалека было ясно, что дела земные его уже больше не волнуют. Чуть в стороне виднелось еще одно тело.

Парфений обошел льва, перешагнул через растерзанные останки первого охотника и наклонился ко второму.

Тот был еще молодым смуглым человеком. Густо вьющиеся борода и волосы были сваляны в косички, осьминожьими щупальцами свисавшие с темени и подбородка. Парфений слышал о подобном обычае. Такую прическу носили кочевники пустыни, жившие по краю котловины. Раньше они были многочисленны, но после жестоких засух часть крестилась и поселилась в Зерзуре, прочие укрылись где-то на самой окраине Зеленой Бездны. Иногда они приходили в город выменивать еду и товары на шкуры и зубы диковинных зверей и самоцветные камни.

— Кажется язычник еще дышит, — заметил кто-то сзади.

— Дайте воды, — распорядился Парфений.

Раненый жадно глотал содержимое фляжки. Наконец он оторвался от нее и дрожащей рукой вытер губы.

— Моя есть Мба. Имя моя... — пробормотал он на ломаном арабском.

— Его зовут Мба, — пояснил кто-то.

— Помолчи, — оборвал его Парфений, — пусть он говорит.

— Моя охота ходи. Лев копье кидай, не попадай, лев прыгай, брат Мба умирай, сам Мба живой оставайся...

Он снова прильнул к фляжке и сделал еще несколько глотков.

— Твой люди Мба спасти, лев убивай. Мба им помогать за это.

Парфений задумался. Потом спросил.

— Ты можешь показать нам в котловине место, где мы сможем поселиться?

— Зачем верхний люди низ селиться? Там плохой зверь ходи, слон кушай, гиппопотам кушай, люди кушай, да.

— Мы обречены там жить...

— Хорошо. Ты Мба спасай, Мба показать место, где твой люди жить. Родичи Мба вам помогай...

Когда старейшины закончили свой рассказ, было уже заполночь. Но едва начавшая убывать луна давала еще достаточно света. Мы с Эрикой вышли на скальный карниз. Затихший город лежал под нами, залитый серебристыми лучами, только где-то вдали громыхали раскаты очередной грозы.

— Если бы мы не были в центре Сахары, — пробормотал я, — мог бы поклясться, что это трехдюймовка...

— Откуда здесь пушки, — покачала головой Эрика, — когда вы пропали, я боялась, что с тобой что-то случилось. И Алан и Жиль были против, но я настояла, чтобы лететь на поиски. Я не верила, что вы просто решили остаться с профессором...

— Мы уже были в безопасности. А ты чуть не погибла из-за поломки аэроплана.

— Сама не пойму. Двигатель был в полном порядке. С чего он мог загореться? Хорошо, Алан настоял, чтобы я взяла с собой парашют.

— А ты обычно летала без парашюта?!

Она отмахнулась.

— Кто же мог знать, что так обернется.

Я похолодел. Мое воображение немедленно изобразило мне ужасающие картины... Алан Лайвсли, я твой должник.

— Ты слишком легкомысленна. Ты могла разбиться!

— Танкред, ты начинаешь напоминать мне не в меру заботливую тетушку.

— Я видел следы диких зверей. А все твое оружие и вещи остались там... Что я должен был подумать? Да. Еще это!

— Ой, где ты ее нашел? Я так расстроилась, когда поняла, что ее потеряла, — Эрика схватила зажигалку.

— Все под тем же деревом, — мной овладело ворчливое настроение.

— Понятно. Мой парашют вынесло прямо на его сучья. Я даже не поцарапалась, но от рывка оружие и планшет сорвались с ремня и упали. А я так и осталась висеть там как груша. Пряжку заклинило и пришлось жечь стропы зажигалкой. Пока я этим занималась, стемнело. Внизу шуршал какой-то зверь, и я решила подождать до утра... Ты даже не представляешь, насколько противно всю ночь вот так провисеть на дереве!

— Именно это и спасло тебя от хищников. Они просто не смогли до тебя добраться.

— Может быть. Я об этом не думала. В общем, утром я пережгла оставшиеся стропы и оказалась, наконец, на земле. Осмотреться не успела, как вокруг эти туземцы. Они отвели меня сюда, ну а дальше ты знаешь... Оказывается, Ортенсия и Полетта видели, как я падаю, и убедили старейшин послать охотников меня подобрать. Мы же не знали, что вы с Хемметом уже на подходе.

— Ладно. Забудем об этом, — отмахнулся я, — все уже прошло. Лучше посмотри какая луна...

— Танкред, а ты романтик, — рассмеялась Эрика.

— Это плохо?

— Отнюдь! В наше время это редкость.

Следующее утро выдалось солнечным. Впрочем, в этих местах было бы странно, если бы оно выдалось другим. Несмотря ни на что мы все же были глубоко в песках Сахары.

Некоторое время я рассматривал потолок хижины. Потом мое внимание привлек доносившийся снизу шум. Я накинул куртку и вышел наружу. На нижнем ярусе собралась толпа. Среди полуобнаженных местных жителей я разглядел белые одежды уроженцев верхнего лагеря. Зачем они вернулись? Им что, жить надоело?

Я спустился по лестнице и пробился сквозь толпу.

Увидев меня, наш вчерашний проводник грохнулся на колени, и начал громко причитать.

— Что случилось? — удивленно пробормотал я.

Бедняга запричитал еще чаще. С немалым трудом я смог понять, что ночью Ахмад и его люди все ж таки напали на верхний город, и его старейшины зовут нас на помощь.

Пока я его выслушивал, к нам подошли Хеммет и профессор. Я перевел им рассказ туземца.

— Наш общий знакомый, летчик Антуан, помните, мы с ним говорили на корабле, — сказал профессор, — как-то произнес замечательную фразу — "мы всегда в ответе за тех, кто на нас положился". Думаю нам нужно срочно вернуться в лагерь и защитить их от бандитов. Копья и стрелы не лучшее, что можно противопоставить винтовкам.

— Думаю, Гульельмо прав, — кивнул Хеммет, — с этим Ахмадом надо покончить раз и навсегда.

— Хорошо. Девушкам и профессору лучше остаться здесь, а мы с капштадцами и Фоксом пойдем в верхний город.

— Но я тоже могу сражаться! — возмутился герпетолог.

— Именно поэтому мы оставляем вас защищать наших дам, — успокоил я его.

— А вот мне показалось, что вы мне не доверяете, — насупился он.

— Вам это только показалось. Наоборот, мы доверяем вам самое ценное, что у нас есть.

Глава 7

Путь до знакомой нам пещеры, ведущей в город, занял несколько часов. Уже внизу я почувствовал легкий запах гари. Странно. Михал заверял нас, что у Ахмада людей всего ничего. Неужели он нас обманул? А если он вообще шпион Ахмада!? Как же мы были наивны. Ладно, будем смотреть на месте...

Мы прошли через склеп и оказались в зале, где совсем недавно я беседовал со старейшиной о нашей скорой казни. В стене над входом зиял огромный пролом, выбитые из него камни засыпали почти весь пол. Запах гари смешивался с запахом крови. Перешагнув через обломки, я выбрался на улицу и остолбенел. Такого я не видел с войны. Поселок был обращен в дымящиеся руины. Везде трупы, кровь...

— Десять человек не могли такого сделать... — Хеммет был потрясен

— Да, здесь что-то не так... Бьюсь об заклад у них был пулемет и ручные гранаты.

Я наклонился к одному из тел. Мне показалось, что я вижу признаки жизни. Увы...

— Будьте настороже, — предупредил я, — двигаемся вдоль стены, если что, стреляем без предупреждения.

Мы пошли вдоль ущелья, потрясенно разглядывая окружавшее нас побоище.

— Хоть кто-то уцелел? — спросил Хеммет.

— Не знаю. Надеюсь, что кому-то удалось спастись.

Я поднял взгляд. Над нами покачивался веревочный мост. Он вел к расселине на той стороне ущелья. Из расселины бил небольшой родник, падавший в выдолбленную снизу чашу, где женщины обычно набирали воду.

— Я поднимусь и осмотрю что там, наверху. Не хочется получить пулю в темя. Прикройте меня.

Я вскарабкался по приставной лестнице и перебежал по мосту на другую сторону ущелья. Выстрелов не прозвучало. Это хорошо.

Мостик вел к пещере с источником. На дне грота располагался бассейн, из которого и вытекал небольшой ручеек. Бассейн представлял собой выход заполненного водой тоннеля, уходившего в камень. Где-то дальше, в толще скалы, должен был располагаться достаточно обширный подземный водоем, служивший естественным резервуаром, обеспечивавшим жизнь города.

Убедившись, что в пещере никого нет, и из нее не ведет никаких дополнительных выходов, я вышел наружу и по следующей лестнице выкарабкался на край нависавшей над городом скалы. Огляделся. Вроде никого. Но что это? Танк!! Действительно. Это машина Ляроша. Узнаю номера и знаки подразделения. Они все-таки послали нам подмогу. Отлично. Значит Лярош и спугнул Ахмада своим бронированным монстром.

Я зашагал к танку. Щебень под ногами предательски зашуршал, и я чуть не упал в черневший на земле провал. Отверстие чуть больше метра в поперечнике было почти незаметно, затаившись в небольшой ложбине между пожухлых шипастых кустов. В его глубине поблескивала вода. Похоже, это как раз тот самый водный резервуар, что питает виденный внизу источник. В нем собирается дождевая вода с окрестных холмов. Византийцы строили для этого специальные цистерны, но за жителей верхнего города это сделали природные силы.

Обогнув яму, я подошел к запыленной бронированной машине. Откинутая крышка люка загрохотала по броне.

Оттуда высунулась голова танкиста, и я узнал комиссара итальянского правительства по делам раскопок дона Никколо ди Мартти.

— Рад видеть вас живым и здоровым, синьор Бронн. Надеюсь, впрочем, что это ненадолго... Стоп, стоп... Не надо хвататься за пистолет. А вот это правильно, поднимайте руки. Повыше, пожалуйста. Так нам всем будет куда спокойнее.

— "Откуда? Каким образом?" — я был настолько ошарашен, что даже не попытался сопротивляться.

Пока высунувшийся из водительского люка Адриано держал меня на прицеле, сицилиец Розарио не спеша и обстоятельно меня разоружил. Из ложбинки за камнями показались люди Ахмада. Человек десять-пятнадцать не больше. Не так уж и много, но танк... Как они смогли его захватить? Где Лярош? Что случилось с экспедицией?

— Правду говорят люди, — вздохнул дон Никколо, — если хочешь, чтобы что-то было сделано, берись за это сам... Вы, синьор Бронн, доставили мне просто астрономическое количество проблем. Но на этот раз выпутаться у вас уже не получится.

— Но...

— Ничего больше не говорите, синьор Бронн... Адриано, Розарио, покончите с этим субъектом, и отправьте людей разведать ущелье, вряд ли он пришел сюда один. Да, еще. Как все сделаете, принесите мне голову этого языковеда-археолога, на этот раз я хочу быть уверен, что он точно мертв.

— Прости, Танкред, — вздохнул Адриано, покинувший свое место в танке, — но такова судьба, никуда не денешься. Тебе просто не повезло сегодня...

Я смог привести свои мысли в некоторый порядок и лихорадочно думал. Увы, никакой идеи, способной дать мне способ ускользнуть из рук дюжины вооруженных людей в голову не приходило. Хотя... Нет, это не поможет, верная смерть... Но с другой стороны, что я теряю?

— Послушай, Адриано, может я сентиментален, но мне не хочется, что бы ты, маневрируя танком, размазывал по камням мой труп. Да и гусеницы тебе же чистить потом. Может пристрелишь меня где-нибудь в сторонке, а? Думаю вон та ложбинка, — я указал на поросль напоминавших проволочное заграждение кустарников, — вполне подойдет...

— Мне все равно, Танкред. А гусеницы Розарио почистит, если что. Он не брезгливый, правда, Розарио?

Сицилиец перекрестился.

— Побойся бога, миланец, недостойно честного католика так измываться над трупом. Пусть отойдет в сторону.

— Хорошо, только руки подними.

Я сложил руки на затылке и зашагал по щебнистому склону.

— Остановись у кустов, — крикнул Адриано, — не хватало еще потом твой труп из колючек выковыривать.

— Как скажешь, — отозвался я, — только скажи перед тем как будешь стрелять, не хочу умирать неожиданно...

Шаг, еще шаг, еще один... Адриано, ради всего святого, не торопись стрелять, буквально пара метров осталось.

— Ладно, стой, а то ты, похоже, решил в Европу ушагать.

Я зажмурился и сделал последний шаг. Подо мной разверзлась черная бездна, и я полетел в темноту...

Вода оказалась неожиданно холодной, но достаточно глубокой. До дна я не достал. Вынырнув, я метнулся в сторону от зиявшего вверху пролома. Из него доносились проклятия и богохульства, адресованные темпераментными итальянцами на мою голову. Через пару минут свет закрыла чья-то голова. Как и следовало ожидать, ничего толком разглядеть ей не удалось. Я подплыл к стене и затаился.

Пещера, в которую я провалился, была так называемой карстовой воронкой. Подземный ручей выточил полость в толще известняка и когда ее свод стал достаточно тонким, он провалился, создав небольшую дыру, в которую я и упал. Но дальше книзу стены пещеры резко расширялись, так что несколькими метрами глуже она была уже добрый десяток метров в поперечнике. Получался своего рода бассейн, перекрытый куполом с небольшим отверстием. Увидеть меня глядя в этот провал было невозможно. Однако и мне выбраться наружу самостоятельно тоже. Единственный мой шанс на спасение был в том, что кто-нибудь меня отсюда вытащит. Желательно, чтобы это были не люди Никколо.

Выстрелы ударили мне по ушам. В замкнутом объеме пещеры они казались оглушительными. Но реальной опасности не представляли. Бандиты стреляли либо наугад, либо, надеясь осветить пещеру вспышками. Не выйдет, ребята, тут вам меня не достать, только если сами не прыгнете... А тогда мы еще посмотрим, кто из нас выживет.

Стрельба прекратилась. Наверху завязалось бурное обсуждение.

— Идиоты... Как вы могли такое допустить?!!

— Дон Никколо, все в порядке, ему оттуда не выбраться, сейчас мы что-нибудь придумаем...

— Немедленно выковыряйте его оттуда, остолопы! И это одни из моих лучших людей... Что вы стоите?! Делайте же что-нибудь!

— Один момент, сейчас мы придумаем... Розарио, что ты молчишь? Это ты дал ему уйти...

— А что сразу я? Ты сам его отпустил!

— Мне еще долго ждать, тупицы? Немедленно выколупайте оттуда этого свиноголового пожирателя картошки и кислой капусты!! Вы даже не представляете, что я вами сделаю, если он опять выкрутится!

— Дон Никколо, еще минута... секундочку... Розарио, что ты стоишь как истукан? Прыгай немедленно, я прикрою...

— Сам туда прыгай, миланец... Ты должен был его пристрелить, а не я. И вообще я плавать не умею!

— Я жду, между прочим.

— Не нервничайте синьор Никколо, сейчас все будет в порядке. Розарио, может гранатой его?

Я вздрогнул. Граната это плохо, это очень плохо... О таком повороте я не подумал. Хотя даже если бы и подумал, куда мне было деваться?

— Розарио! Я сказал гранату!

— "Чтоб под вами свод от этого взрыва обвалился, мафиози проклятые, хоть не один помирать буду"...

— Нету...

— Что значит нету?

— То и значит, я же по-итальянски говорю. Нету у нас гранат. Ни одной не осталось...

— "Уфф. Пронесло".

Снова загрохотали выстрелы. Видимо от полноты чувств кто-то из них разрядил в пролом всю обойму.

— Попал в кого-нибудь? — ехидно поинтересовался дон Никколо.

— Не нервничайте, синьор, еще минута... Эврика! Бензин! Розарио, тащи сюда канистру! Сейчас ты у нас запляшешь, проклятый капустник... Проклятье, куда подевались эти спички.

— "Упс!" — я поежился, — "а ведь это сработает, даже если не обгорю до смерти, они смогут меня разглядеть и пристрелить".

Я нервно огляделся. Что ты хотел увидеть в полной темноте? Дверь к спасению? Думай, Танкред, думай. Можно нырнуть и переждать пока бензиновая пленка будет гореть, но насколько мне хватит воздуха? Если глубоко вдохнуть... Да нет, гореть будет дольше. Хотя? Мне вспомнился француз с его баллонами на берегу Красного моря. Запас воздуха носимый с собой. В точку. То, что нужно. Главное как-то набрать воздуха... Но куда? Бурдюк! Ты уже не раз спасал меня, не подведи и сейчас... Объем не велик, но если его надуть, то несколько лишних минут под водой он мне даст. Интересно, много ли у них бензина?

Я осторожно вылил из бурдюка воду и стал его надувать.

— Не переживайте, дон Никколо. Сейчас мы его поджарим, — донеслось сверху.

Один раз я смогу пересидеть под водой, но потом? Сколько раз мне придется нырять? Момент... Вода поступала в нижнюю пещеру из скалы. Маловероятно, чтобы тут было несколько водоемов. Значит должен быть проход. Судя по тому, сколько я шел от гребня, он не слишком длинный. Максимум пару десятков метров, может и короче. Если он достаточно широк, то... А если недостаточно?

Донесся гулкий жестяной звон и скрип отвинчиваемой пробки. В ноздри мне ударил резкий нефтяной запах.

Если я не ошибаюсь, проход должен быть с этой стороны пещеры. Я глубоко вдохнул и нырнул.

Отлично, вот и пролом. Хотя бы клаустрофобия меня обошла стороной. Хотя смерть от удушья в толще скал это не самый приятный вариант... А живьем гореть лучше? Что вообще за пессимизм? Танкред, возьми себя в руки немедленно!

Щель в скалах была узкой и скользкой. Я зажал в зубах горловину бурдюка и полз вперед. В какой-то момент я заметил сзади красноватые отблески света. Лишь бы воздуха хватило...

Вот оно! Ура!! Свет... Воздух. Этот капустник вам еще крови попортит! Я поплавком выскочил из бассейна и тут же повалился на каменный пол, изображая из себя выброшенную на берег рыбу. С одним исключением — я дышал воздухом. И этот воздух сейчас наполнял мои легкие, возвращая к жизни.

Немного придя в себя, я приподнялся с пола. Через ведущий наружу проем я увидел людей Ахмада, спускавшихся со скалы и осторожно выходивших на подвесной мост, протянутый на ту сторону ущелья.

Нежели Хеммет их не видит?! Они же сейчас перестреляют их как уток!! Хеммет, ради всего святого, посмотри вверх!

Бандиты растянулись по мосту держа винтовки наготове. Вот их главный что-то показывает. Хеммет ушел дальше по ущелью и подставил спину под пули... Он же должен был дождаться моего сигнала! Или нет? Я специально не сказал об этом, но нельзя же быть настолько неосмотрительным! Мы же на войне... Хотя он не солдат, в конце концов.

Если бы у меня была винтовка или маузер... Я судорожно ощупал мокрые карманы. Увы, Розарио забрал все, даже карманный пистолетик Эльзы. Только складной нож остался. Его за оружие он не посчитал.

Броситься с перочинным ножиком на десяток бандитов? Лучше уж булыжник взять. При некоторой удаче, я успею одного-двух из них сбросить с моста, и привлечь внимание Хеммета и его парней. Если те быстро начнут стрелять... Я огляделся в поисках камня потяжелее.

Мой взгляд упал на трос, крепивший мост. Хм-м... Толстый, но старый, перетерся уже прилично. Не зря мост так подозрительно скрипел, когда я по нему шел. А бандитов на нем сейчас человек двенадцать. Если немножко помочь старой веревке...

Я раскрыл нож и подполз к месту, где сплетенная из грубого волокна петля охватывала прочно вбитый в камни деревянный кол.

Так парни, главное не оглядывайтесь, и уже скоро вы увидите гурий... Никто не сможет оспорить, что вы погибли в бою с неверными.

Главный бандит о чем-то шепотом совещался с товарищем. Остальные подняли винтовки, целясь вниз. Что происходило в развалинах поселка мне видно не было.

Веревка затрещала и поползла. Мост закачался. Раздались крики. Первая пуля срикошетила от камня в нескольких сантиметрах от моей головы. В лицо полетела каменная крошка. Хороший выстрел, учитывая, что мост болтается как овечий хвост. Еще чуть-чуть...

Обычно в романах пишут что-то вроде "натянутый как струна трос лопнул со звуком выстрела". Этот трос не последовал стереотипу. Он медленно расплелся с сухим шипящим звуком. Ближайший к краю бандит не успел добежать каких-то два метра... Лишенный поддержки одного из двух канатов настил со скрипом развернулся на девяносто градусов, сбросив с моста всех, кто там находился. Вот и все. Тут высоко. Внизу руины сожженного бандитами города и острые скалы. Вряд ли кто выжил или хотя бы долго мучился.

Так. С этими разобрался. Теперь нужно что-то сделать с танком. Это как-никак три пушки и несколько пулеметов. Если что-нибудь немедленно не предпринять, все это начнет по нам стрелять.

Я выскочил из пещеры и снова полез наверх. Пуля чудом не сбила с меня шляпу. Я оглянулся. Неужели внизу тоже бандиты?

Нет, это был матрос Фокс. Я увидел как Синклер, жестикулируя, что-то ему объясняет. Хорошо еще остальные узнали мою куртку и неизменный головной убор. Лица с такого расстояния не разглядеть. Я не ожидал, что наш любитель азартных игр так неплохо стреляет. Чуть ведь не попал.

Я перемахнул через край утеса, залег и огляделся. Никколо и его парни стоят у провала, бурно что-то обсуждая. Подробностей я расслышать не мог. Наверное, собираются искать в пещере мой труп...

Танк остался без присмотра. Я где перебежками, где по-пластунски двинулся к нему. Управлять я им не умею, но будем надеяться, что испортить его удастся без специальной технической подготовки.

Отлично. Еще один бросок и я буду... Розарио, куда ты поперся? Что, нельзя было выбрать другое время, чтобы сходить к танку? Я бросился в пыль и попытался затаиться за кустиком. Только не смотри в мою сторону. За этим кустиком овце не спрятаться...

Как только силуэт машины заслонил меня от сицилийца, я вскочил и бросился к танку.

— Розарио! Сзади!!

Они меня заметили!

Сицилиец обернулся. Я со всей силы заехал ему кулаком. Щуплый мафиозо отлетел в сторону, по броне ударили пули. Я бросился внутрь и захлопнул люк. Где тут что-то можно сломать. Я судорожно оглядывался. Вот оно. Томми-ган у борта. Сейчас вы у меня...

Что-то тяжелое обрушилось на меня сверху и повисло на плечах. Я вывернулся и попытался его отбросить. Незнакомец пронзительно ругался на сицилийском диалекте. Живуч, Розарио... Несмотря не худобу и малорослость сицилиец оказался неожиданно мускулист и подвижен. Мы катались по полу, ударяясь всеми возможными частями тела о разнообразные углы и выступы. Никогда не думал, что внутри танка столько острых ребер и торчащих болтов.

Сверху ударил луч света. Через открывшийся люк донеслось:

— Стреляй, стреляй, это кто-то из туземцев! Проклятые дикари!!!

— Там Розарио!!!

— Плевать! Стреляй... Нет! Стой!!! Там снаряды! Убери пистолет, идиот!

Сицилиец изловчился, вытащил из лежавшей на полу танка сумки что-то черное и жутко твердое и пару раз заехал мне по голове. Из глаз посыпались искры. Но я смог, наконец, его ухватить, и прижать к стене. Увы, это оказалась не стена, а боковой люк, он распахнулся, мы выпали из танка и покатились по камням и песку.

— Не может быть!!!

— О, мадонна!! Чур, меня!!!

Розарио отскочил и на всякий случай перекрестился.

Я, пошатываясь, встал на ноги. Похоже на этот раз все... Я оглядел себя и понял, почему они приняли меня за туземца. Пока я полз, на мою мокрую одежду налип внушительный слой грязи, и выглядел я теперь довольно колоритно...

— Танкред, скотина, ты что бессмертный? — прохрипел дон Никколо.

Адриано вскинул пистолет.

— Нет! — рявкнул ди Мартти, — живо в танк!

— Зачем, дон Ник...

— Его мало пристрелить. Раздави его... Раздави как жабу. Я хочу быть уверен! — голос ди Мартти сорвался резким фальцетом.

Я схватил ошарашенного Розарио, и прикрылся им как щитом.

— К черту! Дави обоих!! — Никколо вскочил в люк, — живее, я хочу это видеть...

Танк взревел мотором. Мы с Розарио переглянулись, и, не сговариваясь, побежали. Если я успею перескочить край ущелья и зацепиться там за лестницу...

Лярош не зря гордился быстроходностью своего монстра. Лязг гусениц стремительно приближался. Не успею. Я резко метнулся в сторону. Ствол пушки, торчащей из бортовой полубашни, сшиб с меня шляпу. Я споткнулся и упал. Проклятый камень, будет чудом, если я не сломал ногу... Я попытался встать, но ушибленная нога не желала слушаться.

Проехавший мимо танк прополз еще несколько метров по инерции, остановился совсем рядом от края и начал медленно разворачиваться.

Съежившийся в стороне перепуганный сицилиец заплетающимся языком перечислял всех известных ему католических святых. Судя по отпечаткам гусеницы, танк проехал буквально в полуметре от него.

Я сглотнул. Многотонное чудовище не спеша разворачивалось на краю ущелья. Еще бы несколько метров, и он бы сорвался. Как не повезло. Бежать я уже не в силах.

Никколо высунулся из люка.

— Сдохни же, наконец! — заорал он, — дави его, Адриано!

Длинная трещина прорезала землю в паре шагов от танка, потом еще одна. Машина странно мягко качнулась.

Пещера! Танк остановился как раз над гротом с источником, и свод не выдерживает его тяжести!

Гусеницы закрутились, но почва уходила из-под них. Вылетевшая столбом пыль скрыла от меня оседающий в бездну корпус танка. Секундой позже глухой взрыв качнул землю у меня под ногами. От удара о дно ущелья сдетонировали боеприпасы.

Я сел на песок и заплакал... Да. Неловко об этом говорить, но из песни слова не выкинешь. Когда Хеммет до нас добрался, он был абсолютно уверен, что от всего произошедшего я повредился в уме. Он ошибся. Я пришел в норму спустя всего каких-то четверть часа.

— Надо выяснить, не выжил ли кто-то из них...

— Танкред, ты видел, что осталось от танка? Никаких шансов... Лучше скажи, что будем с этим типом делать?

Я посмотрел на Розарио Агро. Сицилиец выглядел неважно. Глядел в пустоту и бормотал что-то себе под нос.

Я потряс его за плечо. В глазах мафиози на время появилось осмысленное выражение.

— Господь не допустил моим детям остаться сиротами... Но забрал дона Никколо. Это знак свыше. Я слишком много грешил. Я должен искупить... Надо подумать...

— Этот, похоже, все же рехнулся, — вполголоса пробормотал Хеммет.

— Ладно, надо его связать и оставить где-нибудь в тени размышлять о смысле жизни, — решил я, — потом заберем и сдадим властям. Пусть сами разбираются.

Сицилиец не пытался сопротивляться и только по-прежнему что-то бормотал, стараясь привести свои мысли в порядок.

Из его руки я вытащил предмет, которым во время драки в танке он пытался проломить мне голову. Это оказалась та самая обсидиановая статуэтка, которую я выкупил в самом начале этой истории в Каире. Что ж. Теперь в моих руках три ключа из четырех. Жаль, что я понятия не имею к чему эти ключи...

— Слушай, Танкред, — неожиданно схватил меня за рукав Хеммет, — совсем забыл, мы нашли внизу старика. Ну того, главного. Здешнего старейшину или вождя. Бедняга жив, но совсем плох, все бормотал что-то, но мы не смогли ничего разобрать. Надо бы тебе с ним поговорить до того как он отойдет.

Я сделал несколько шагов. Ушибленная нога хоть и болела, но слушалась.

Лестницу, по которой я забрался наверх, снесло падающим танком, но Синклер с товарищами нашли еще одну, выше по ущелью. По ней мы спустились и подошли к развалинам одной из хижин. Матрос Фокс был там со старейшиной. Бедняге крепко не повезло. Не нужно было быть врачом, чтобы понять, что одной ногой старец уже в могиле да и вторая уже на полпути.

Увидев меня, он горячечно забормотал. Я с трудом разбирал его прерывающуюся речь.

— Я знал, что ты останешься жив... ты придешь... на твоем лице теперь я вижу знак... больше я не сомневаюсь, ты пришел чтобы...

Он закашлялся. Сплюнув кровь продолжил.

— Проклятие исполнилось, выжившие смогут вернуться...

— Кто-то смог выжить? Как это случилось?

— В тот же день как вы ушли... Пришли люди с белой кожей... светловолосые... они говорили с тем мужчиной, что остался у нас. Тот, которого мы знали раньше.

— Михал? Я думаю, он... Что?! То есть как это знали раньше?

— Он был у нас некоторое время назад... несколько месяцев... но не перебивай, у меня не там много осталось слов, чтобы их сказать... мой конец близок... двое людей пришли к нам и говорили с ним. Потом они сказали, что нам надо уходить... спасаться... что Ахмад придет убить нас... Мы стали уводить всех в укрытие, но не успели...

— В укрытие? Где оно?

— Внизу... в Бездне... не все смогли уйти, и я должен был остаться... белые люди все четверо пошли с ними. Ахмад узнал об этом и сам пошел убить их всех.

— Ахмад пошел за ними?

— Да... и его воины с ним... вы должны... за ними.. спасти...

Он снова закашлялся и замолк.

— Что он говорит? — прошептал Хеммет.

— Люди из города ушли в джунгли, Ахмад пошел за ними... И еще какие-то европейцы были здесь до Ахмада.

— Дю Понт?

— Понятия не имею. Он говорит их было двое... Михал как-то с ними связан.

Старейшина открыл глаза.

— Теперь, когда священный знак на твоем лице ты должен... возьми вот это... мы хранили долго...

Он попытался вытащить что-то из лохмотьев своего окровавленного балахона. Я помог ему достать покрытый гравировкой бронзовый цилиндр. Судя по весу, он был пустотелым.

— Что это?

— Прочти... там... но сначала... спаси тех, кто ушел... ты должен... ты послан... они там... внизу...

Голова старейшины бессильно повисла. Он еще дышал, но говорить уже не мог.

Я покрутил в руках металлический цилиндр. Он сказал — "прочти". Похоже на футляр для свитка. Наверное что-то связанное с пророчеством. Надо будет разобраться. Но сначала разбираться надо с Ахмадом и теми из его людей, кто успел уйти.

— Где убежище? Как нам его найти?

Старейшина поднял на меня глаза, попытался что-то сказать, но из его губ вырывался лишь хрип. Несколько минут спустя он умер.

Мы вышли из развалин хижины.

— Что будем делать? — спросил я у Хеммета.

— А у нас есть выбор? С Ахмадом надо покончить до того, как он успеет причинить нам еще больше вреда. Попробуем разыскать его в котловине. Насколько я понял, с туземцами ушли несколько европейцев?

— Да. Михал и Эльза, плюс еще двое неизвестных. Но не уверен, что они будут на нашей стороне.

— Раз они бежали от Ахмада, значит и не на его. Странно, конечно, но доберемся до них, все узнаем.

— Но как? Как мы их найдем? Бедняга не успел ничего сказать!

— Думаю, что найти в джунглях след, по которому недавно прошла добрая сотня человек я смогу...

— Отлично. Тогда в путь. Единственное, я не понял, отчего старейшина все поминал знак на моем лице. Ума не приложу, что он хотел этим сказать?

— Ты в зеркало смотрелся?

— Не-е-ет...

Хеммет достал из кармана полированную металлическую пластинку, которую использовал в качестве зеркальца для бритья, и протянул мне. Я посмотрел и все понял. Над бровями отчетливо синел орнамент с основания статуэтки... Похоже, когда Розарио приложил ей меня во время драки, именно резная часть основания попала мне по лбу.

Мы спустились в котловину и огляделись.

— Видишь что-то?

— Да, вот следы, они пошли на северо-запад. На камнях плохо видно. Надо спуститься ниже, где заканчивается осыпь...

Взяв оружие наизготовку, мы двинулись за Хемметом.

Почва стала мягче и он смог разглядеть оставленные следы получше.

— Сначала прошла толпа местных жителей. Поверх них следы людей Ахмада. Человек десять, где-то.

— А есть следы европейцев? Кроме Эльзы и Михала?

— Есть отпечатки армейских ботинок, но не поручусь чьих. Одна пара буквально выдающегося размера. Настоящий гигант. Может это кто-то из преследователей...

Издалека донеслись характерные звуки.

— Стреляют... — констатировал Фокс.

Мы развернулись цепью, и пошли дальше. Выстрелы прекратились.

Где-то спустя час мы обогнули вдающуюся внутрь котловины скалу и увидели заплетенные лианами руины. Сквозь зелень проглядывали мраморные колонны, поддерживавшие заметно обветшавший фриз. Комплекс был пристроен к скале и поднимался по ее склону несколькими ярусами. Вытекавший из под утесов поток вымыл рядом с ним небольшой овраг, рассекавший осыпи, и тянувшийся в направлении центра котловины. Край оврага с годами подошел к строениям и часть построек осыпалась.

— Смотрите!

Юлиус указал на лежавшее в папоротниках тело. Судя по одежде, это был кто-то из людей Ахмада. Недалеко виднелись ноги еще одного. Растительность там и сям была примята, в траве поблескивали стреляные гильзы.

Преследователи угодили в засаду и потеряли нескольких человек. Видимо их обстреляли со стороны руин. Кто бы это ни был, стрелок он хороший.

Снова затрещали выстрелы. Потом ухнул взрыв. Несколько колонн упало. Из входа в одно из зданий повалил дым. Я увидел фигурки вооруженных людей окружавших комплекс и стрелявших внутрь.

— Гранаты. Ахмад пытается выбить их оттуда! — прошептал Хеммет, — нужно атаковать его сзади.

Мы перебежками бросились к руинам и открыли огонь. Атаки с тыла бандиты не ждали, и среди них возникло замешательство. Потеряв нескольких убитыми, они укрылись за тянувшейся вдоль утеса стеной.

Мы побежали к ведущему в комплекс проходу. Внутри прозвучало еще несколько выстрелов. Стена не давала видеть происходящее, но было понятно, что стреляют не в нас. Потом стало тихо.

— Есть кто живой? — крикнул Хеммет.

— Кто там? — донесся в ответ знакомый голос, — это Вы, Синклер?

— Не стреляйте, это мы...

Откуда здесь Лайвсли? Он же врач? Что он тут вообще делает?

Мы вошли в проход, обогнули пару трупов и в самом деле наткнулись на доктора Лайвсли и боцмана Кробара.

— Рад видеть всех вас в добром здравии, — с истинно британской невозмутимостью приветствовал нас Алан. Честно говоря, после ранения Михала наше положение стало не слишком блестящим...

Среди развалин позади я разглядел перепуганные лица туземцев.

— Вы называете это не слишком блестящим?! — возмутился Хеммет, — да еще полчаса и вас перебили бы как котят.

— В определенной степени можно сказать, вы нас спасли, — по-прежнему невозмутимо признал Лайвсли.

— А куда делись остальные бандиты? — спросил я, — их было минимум пятеро а я вижу только два трупа...

— В нашу сторону никто больше не пробегал... — насторожился доктор.

Я внимательно огляделся.

— Где-то здесь должен быть еще один выход.

Юлиус молча указал в сторону. Присмотревшись я разглядел вырубленный в скале проем, едва заметный среди густой растительности.

— Подземный ход...

— Их нужно добить. Хватит с нас его выходок...

— С вашего разрешения я останусь с ранеными, — заметил доктор, — с вами пойдет Сильвестр.

Он кивнул на двухметровую фигуру боцмана Кробара.

Придется лезть внутрь. Надо бы поговорить с Лайвсли, но это потом. Но выяснить, что они с Кробаром тут делают и где вся остальная экспедиция мне бы очень хотелось...

Проход был узок и круто уходил вниз и в сторону. Через несколько метров мы оказались в небольшой комнатке с выстроенными вдоль стен мраморными изваяниями древних богов и героев. Скульптура Геракла была опрокинута и загораживала собой противоположный выход из комнаты. Отступавший Ахмад и его люди попытались забаррикадировать нам путь.

Уронить ее было просто, но как нам ее оттащить?

Пока я размышлял, Кробар ухватил античного героя за ляжку и потянул. Каменная статуя шевельнулась. В ней же больше центнера! Никогда бы не подумал, что обычный человек способен на подобное. Мы бросились на подмогу и сдвинули сына Зевса в достаточной степени, чтобы можно было пролезть в проход.

Новый коридор был еще уже и довольно извилист. Кроме того там было темно как в преисподней. Мы чуть ли не на ощупь пробирались вперед, ожидая в любой момент нарваться на винтовки или ножи Ахмада и его спутников. Какая жалость, что у нас нет гранат...

Впереди забрезжил свет. Проход заканчивался. Там негромко журчала вода.

Откуда-то снизу донесся жуткий вопль. Затем спешные беспорядочные выстрелы. Тишина. Звуки шагов. Кто-то со всех ног бежал в нашу сторону. Совсем рядом звякнул металл. Этот кто-то уронил на камни винтовку. Зашуршали камни, словно он лез на стену. Я расслышал тяжелое дыхание. Потом в уши ударил жуткий крик ужаса. Он почти сразу захлебнулся. Прозвучал леденящий хруст, потом чавканье и удар чего-то мягкого и мокрого по камню. И стало очень тихо. Только мерный плеск воды доносился до нас из мрака.

Можно было бы сказать, что мы переглянулись. Скорее попытались. Было слишком темно. А говорить все боялись. Я опустился на четвереньки и пополз вперед. В конце концов, в темноте если будут стрелять, то на уровне груди, а не по ногам.

За поворотом однообразие коридора нарушалось внушительной дырой в полу и правой стене. Вода подточила скалу и обрушила тоннель. Я подполз к краю пролома и выглянул. Внизу открылась небольшая пещера. До пола метра два, дальше дно грота отлого идет вниз. Судя по просачивающемуся свету там выход наружу.

В полумраке я разглядел на полу винтовку. Рядом лежащее ничком тело. Точнее его верхнюю часть... Ноги были отброшены далеко в сторону. Меня замутило. Я рванулся назад, камень под рукой сорвался, я попытался удержать равновесие, но голова перевесила, и я полетел вниз. Упал на труп. Это немного смягчило удар. Но полученные мною в драке с сицилийцем ушибы немедленно о себе напомнили.

Я скатился по наклонному дну пещеры на несколько метров, прежде чем смог за что-то уцепиться. Моя винтовка осталась где-то сзади.

Едва сдерживая проклятья, я встал с пола. Болело все тело. Что сегодня за день такой, кажется уже ни одного живого места не осталось.

Краем глаза я увидел огромную тень, абсолютно беззвучно надвинувшуюся из полумрака.

Я ухватился рукой за стену пещеры, обернулся и поднял взгляд.

— "Буйвол", — подумал я, — "или опять гигантский кабан. Странно, почему я не слышал звука копыт?"

Существо остановилось в нескольких метрах. В темноте я не сразу смог его разглядеть. В плечах зверь доходил мне до груди. У него было массивное тело, стоявшее на толстых лапах, и непропорционально огромная лобастая голова на мощной шее. Его глаза мерцали в полумраке желтоватым цветом. Кажется, он меня разглядывал...

Мое сердце подскочило куда-то в гортань. Это был не буйвол, и даже не кабан. Это был тот самый неопознанный хищник, которого туманно и нечетко упоминали легенды и рукописи. Тот самый, что был изображен на статуэтке. И хоть в темноте я не мог его видеть отчетливо, отчего-то я в этом ни секунды не сомневался. И этот хищник был размером со среднего быка! Я могу поспорить, что одна его голова была шире, чем я весь в плечах, а ведь я человек далеко не хрупкого телосложения...

Так спокойно. Главное не бежать... У хищников этот, как его, инстинкт преследования. Он побежит за мной, и... О, боже, да это он порвал того беднягу у провала! Порвал как ветхую тряпку! Только без паники. Ты спасся из лап льва-людоеда. Причем дважды. Да какой лев, эта тварь по сравнению со львом как бульдог против домашнего кота! Что ты меня пялишься, чудо допотопное? Я невкусный! Очень, очень невкусный. Честное благородное слово!

— Танкред, что там? — донесся откуда-то из другого мира голос Хеммета.

Мы со зверем молча смотрели друг на друга. В полутьме пещеры я видел в основном его силуэт, да пару светящихся глаз.

— Танкред! Ты жив? Отвечай?

— "Если я отвечу, то живым после этого уже точно не буду".

— Проклятье! Мы его потеряли...

Сзади загремели камни. Один из них прокатился у меня под ногами и остановился у когтистой лапы. Хищник едва заметно повернул голову, рассматривая что-то за моей спиной. За все время он не издал ни единого звука.

Зазвучали шаги, и в морду зверя ударил яркий свет. У Хеммета был фонарь...

— Танкред, ты жив! Паршивец, что же ты молчал...о, мой бог... что это!!

От направленного в глаза света хищник зажмурился и оскалился. Я увидел желтовато-рыжую редкую и жесткую шерсть, короткую щетку гривы по хребту, свежую кровь на черных губах и клыки... Огромные, желтоватые, блестящие... И их было шесть! Два снизу и четыре сверху. Они смыкались друг с другом, образуя жуткий капкан, способный с легкостью рвать плоть и ломать кости.

Это конец... Сейчас он бросится и...

Зверь шумно втянул воздух неожиданно маленьким сухокожим носом, попятился, развернулся, подставив нам почти лишенный шерсти круп, и скрылся в проходе, махнув на прощание толстым, но гибким хвостом.

— Думаю, Ахмада мы больше можем не искать, — прохрипел я пересохшими губами, когда ко мне вернулся дар речи.

— Надо бы... убедиться... — сглотнул Хеммет, — для верности.

— Ты уверен, что эту тушу можно свалить из винтовки? — поинтересовался я.

— Понятия не имею... Если с большого расстояния, то можно успеть выстрелить несколько раз...

Я вернулся и подобрал свое оружие.

Хеммет тем временем спустился по проходу к проточившему овраг ручью. Я наткнулся на него, когда он уже возвращался. Лицо репортера было серовато-зеленого оттенка.

— Они все там... На берегу.

— Мертвы?

— Да... Я видел, что остается от человека после льва. Но эта тварь, похоже, жрала их как оголодавший кот мышь, целиком и с костями...

Я решил не удостовериваться в их гибели лично, и поверить Синклеру на слово.

Лайвсли мы застали за перевязкой одного из туземцев. Рядом, привалившись к скале, полулежал Михал. Через обтягивавший его торс бинт просачивалась кровь. Эльза была тут же, бледная и растерянная. Увидев нас, она спросила:

— Где эти негодяи? Вы их догнали? Что с ними стало?

— Вам лучше этого не знать, сударыня, — холодно ответил Хеммет, — но больше они нас не побеспокоят...

Я же подошел к Алану.

— Мистер Лайвсли, я буквально пылаю желанием задать вам несколько вопросов.

— Ничуть не удивлен. Я этого ждал, — доктор вытер окровавленные руки обрывком бинта, — я как раз закончил зашивать этого беднягу. Если удастся избежать воспаления, через недельку он будет как новенький. Итак, я полностью в вашем распоряжении, господа.

— Что случилось с экспедицией и как вы сюда попали? — я не был оригинален в своих вопросах.

— Все просто. Ахмад, я так полагаю его уже можно назвать покойным? Так вот он был достаточно умен, чтобы заключить некие сделки с правительством и армией Его Величества. Увы, но в наше время подобные вещи становятся нормой, рыцарство уходит в прошлое...

— Можно ближе к делу, — перебил его Хеммет.

Зелень еще не до конца сошла с его лица, и я подумал, что там внизу он увидел что-то из ряда вон выдающееся. Чрезмерно впечатлительным репортер никогда не был.

— Да, да, конечно, господа, — кивнул головой Лайвсли, — итак я получил указания при возможности найти общий язык с Ахмадом. Его нападение на экспедицию привело меня к мысли о неразумности подобного мероприятия, но полученные мною инструкции были достаточно однозначны. Тем более, выяснилось, что наш Михал довольно хорошо с ним знаком и был в курсе о местонахождении его убежища в пустыне, так что когда мы добрались до руин...

— Ты двуличная скотина, Лайвсли! — лицо Хеммета из зеленоватого стало багровым.

— Я британский офицер — спокойно ответил тот, — и у меня был приказ.

— Вот поэтому, я и не остался в армии, — пробурчал я, — не всякий приказ можно выполнить не вступая в противоречие с самим собой.

— Я служу Британской империи, — продолжил доктор, — и как офицер, и как подданный Его Величества, я обязан действовать на ее благо. Но как джентльмен я постарался сделать все, чтобы никто не пострадал.

— Нас чуть не перерезали как свиней! — возмутился Хеммет.

— Увы, я не предусмотрел, что Ахмад окажется столь неблагоразу... мстительным, и откажется от моих предложений. Кроме того, присутствие здесь итальянцев также не входило в мои планы.

Хеммет засопел.

— Спокойнее, — я взял его за локоть, — как бывший солдат я в чем-то понимаю доктора. Кроме того, мне все же хочется дослушать историю до конца.

— Итак, оказавшись в развалинах города, я задумался об установлении контакта с Ахмадом. Я надеялся, что его удастся убедить перейти на нашу сторону в обмен на обещание убежища на британской территории в Эритрее. Тем более что действия этого луизианца, Невера, внушали мне все большие и большие опасения. В случае успеха переговоров с Ахмадом позиции французов стали бы куда менее прочными...

— В какое змеиное гнездо мы с тобой попали, Танкред! — воскликнул Хеммет, — и это ученые люди?

— Это политика и разведка, — вздохнул я, — на редкость грязная работа. По войне помню. Но без нее никуда...

— Без канализации тоже никуда, — проворчал Синклер, — но это еще не повод героизировать труд золотарей...

Лайвсли вздохнул.

— В общем когда появилась возможность отправить группу людей ближе к убежищу Ахмада, я добился включения туда Михала, в надежде, что тот сможет найти с ним общий язык. Увы, я просчитался, негодяй захватил экспедицию в плен, перевербовал наших людей, а самого Михала избили и решили казнить вместе с вами... Хуже того, люди Ахмада вместе с итальянцами захватили танк.

— Лярош убит? — мне был чем-то симпатичен этот простоватый легионер с перебитым носом.

— Как ни странно, выжил, — в словах Лайвсли прозвучало уважение и одновременно профессиональный интерес, — на редкость крепкий организм. Причем не только выжил, но и смог исправить и завести брошенный итальянцами автомобиль и каким-то чудом добраться до нашего лагеря. От него мы и узнали, что случилось.

— Эрика мне ничего не сказала... — обмолвился я.

— Она в порядке? Мы ничего не знали о ее судьбе?

— Ее спас парашют... Сломанный двигатель тоже ваших рук дело?

— Нет, что вы! Я допускал что-то подобное со стороны Невера, но не смог ее переубедить. Вы сняли камень с моей души, мистер Бронн. Я и вас отговаривал от поездки...

— Как то не слишком убедительно отговаривали.

— Но тогда я еще понятия не имел, как все обернется. Хотя подозревал, что дело пошло не по плану, раз экспедиция не вернулась вовремя. Но рассчитывал, что танк несколько уравняет ваши шансы в случае нападения. То, что Ахмад задействует местных жителей, а вы разделитесь, я не предполагал...

— Что-то вы того не предполагали, тут просчитались, там не ожидали, — съязвил Хеммет.

— Увы, я всего лишь хирург, а не профессиональный разведчик. Я подавал полковнику Монтгомери рапорт с просьбой направить не меня, а Йена...

— Какого еще Йена? — подозрительно спросил Хеммет.

— Вы его не знаете. Молодой лейтенант, но очень способный, очень... Толковый разведчик и ваш бывший коллега, тоже репортер. Довольно легкое перо, надо заметить.

— Может и знаю. Не он ли освещал один из политических процессов в Рио-де-Жанейро?

— Да это он.

— Я с ним встречался... Какая жалость, что он связался с разведкой. Он мог бы стать неплохим романистом.

Лайвсли философски пожал плечами.

— В общем, ему нашли другую работу, а сопровождать вас пришлось мне. Увы, это было не лучшее мое путешествие с точки зрения выполненных заданий. Но это вполне компенсировалось столь выдающимися спутниками...

— Но что было дальше? — вмешался я.

— Эрика улетела вас искать еще до возвращения Ляроша и тоже не вернулась. Честно говоря я даже начал беспокоится, — в словах невозмутимого британца это признание звучало как что-то из ряда вон выдающееся, — тем более, что французы, если честно, были не слишком обеспокоены вашим отсутствием. Дю Понт, правда, рвался отправить еще одну поисковую партию, но Невер его отговорил. А на следующее утро до нас добрался Лярош, и стало известно, насколько все плохо. Танк в руках итальянцев и Ахмада сразу менял все дело. Теперь они представляли опасность уже и для французов и Невер сразу передумал. На ваши поиски отправили всех, кто мог носить оружие.

— И где они все?

— Не знаю, — развел руками доктор, — воспользовавшись удобным случаем, мы с Кробаром отделились от прочих и решили отыскать убежище бандитов, о котором говорил Михал. Там мы наткнулись на Ахмада и его людей.

— И они вас не убили? — воскликнул я.

— Завидев их приготовления к штурму ущелья, мы предпочли себя не обнаруживать, — уточнил Лайвсли, — вместо этого мы проследовали за ними и натолкнулись на селение несчастных туземцев. Пока Ахмад вел разведку и готовил танк, мы успели предупредить Михали и старейшину.

— Что было дальше, мы уже в курсе, — заметил я.

— Со своей стороны осмелюсь поинтересоваться, что с танком, итальянцами и какова судьба поселка? Раз вы живы, полагаю, вам как-то удалось с ними разобраться?

— На свою голову они нарвались на Танкреда, — ухмыльнулся Хеммет, — этот милейший человек за какие-то полчаса перебил их всех и уничтожил танк...

— Не преувеличивай, — прервал его я, — им просто не повезло... Короче говоря, селение полностью разорено людьми Ахмада, танк упал со скалы, из остававшихся бандитов один взять в плен, остальные погибли.

— Снимаю шляпу, — произнес Лайвсли, и действительно стащил с головы белый докторский колпак.

Глава 8

Уже темнело, и мы решили заночевать здесь же. Завтра нам предстояло решить, что делать и как вести себя с дю Понтом и Невером.

— Что за дубинку дал тебе старик перед смертью? — поинтересовался Хеммет, расстилая спальный мешок.

Я достал цилиндр из планшета и осмотрел. Действительно похоже на футляр для свитка. Повернул крышку, она легко подалась. Внутри оказался именно свиток. Даже не очень старый. Я смог аккуратно его развернуть не прибегая к специальным инструментам. Видимо его написали перед самым уходом из Зерзуры.

— Что там? — нетерпеливо спросил репортер.

— Ты будешь смеяться, но это карта, — пробормотал я, — понемногу начинаю ощущать себя героем Стивенсона.

— Карта чего?

— Похоже на проход в какое-то не то святилище, не то тайник. Где-то в глубине котловины у одной из тех столовых гор, — я показал на запад, где на фоне закатного неба громоздились черные каменные исполины.

— Может библиотека именно там?

— Не исключено. Ни в одном из местных городов я ее пока не заметил, может ее действительно упрятали где-то в джунглях... Какая жалость!

— Почему? Мы ее найдем!

— Вопрос, что именно найдем. В сухом климате Сахары папирусы могут храниться тысячелетиями, но в этих болотных испарениях сгниют за несколько лет...

— Ты пессимист, Танкред, нужно всегда надеяться на лучшее.

— Я реалист. Надеюсь на лучшее, но готовлюсь к худшему. Ладно, давай уже спать, завтра разберемся и с французами, и с картой.

Спартанец Ксантипп невозмутимо разглядывал остатки римского лагеря у Тунета. Наемники сноровисто грабили обозы, карфагенские ополченцы старались не отставать, но опыта в этом деле им явно не доставало.

Внимание спартанца привлекли доносившиеся из ближайшей палатки шум, сопение и женское взвизгивание.

Ксантипп вошел. Двое солдат-ополченцев удерживали яростно брыкавшуюся девицу, попутно зажимая ей рот, в то время как третий солдат, судя по всему наемник, стоя спиной ко входу, освобождался от препятствовавшего его замыслам доспеха и снаряжения.

Увидев вошедшего командира, ополченцы выпустили девицу и замерли с на редкость идиотским выражением на лицах. Освобожденная жертва немедленно оглушительно завизжала, обеими ногами лягнула наемника в незащищенный пах и отползла в угол. Наемник попытался уклониться от удара, но немного его все же зацепило.

— Что вы делаете, ослы! — взвыл он, согнувшись, — кто так держит?!!

Тут до него дошло, что сзади что-то происходит, и он обернулся, на всякий случай, пытаясь дотянуться до лежавшего рядом меча.

— Стратег?! — пробормотал он удивленно, — я вас не заметил...

— Поворачиваясь лицом к женщине, спиной ты поворачиваешься к врагу, — сухо отрезал Ксантипп, — твое счастье, что битва уже окончена.

— Мы думали... — забормотал один из ополченцев, — наша добыча...

— Вашей она станет после раздела, — поучительно заметил вошедший за спартанцем грек-адъютант.

— Но стратег... — протянул наемник, — мы победили.

— Прикажете наказать? — поинтересовался адъютант

Лица ополченцев приобрели землистый оттенок. Наемник побагровел и дотянулся все-таки до меча.

— Она рабыня... кого-то из этих римских скотов, — проворчал он исподлобья глядя на адъютанта, — как и всякое имущество, она наша законная добыча.

Ксантипп ничего не ответил, и повернулся, собираясь выйти из палатки.

Девица выскочила из угла и бросилась в ноги спартанцу, что-то бормоча на непонятном тому языке.

— Что она говорит? — стратег повернулся к адъютанту.

— Это какое-то отдаленное галльское наречие... или дакийское, а может германское, — смутился грек.

— Цвет ее кожи я вижу, говорит она что?

— Хочет чтобы вы ее забрали, — проворчал наемник, наконец разогнувшись, и перекинув через плечо портупею для меча, — видать простые парни вроде нас ей не слишком нравятся...

— Ты говоришь по-галльски?

— Это белгский... В молодости я воевал с ними.

— Ты галл?

— Я гельвет, — подбоченился наемник.

— Какие еще языки ты знаешь?

— Кельтиберский, тевтонский, паннонский... — начал перечислять тот.

Ксантипп обернулся к адъютанту.

— Пусть будет у меня под рукой. Толмачом.

Грек понимающе кивнул.

— Я воин! — возмутился гельвет, — а не какой-то паршивый толмач.

— Уже нет, — философски ответил ему адъютант, — приказы стратега не обсуждаются.

Ксантипп опять собрался выйти из палатки, но зацепился за девушку, снова бросившуюся ему в ноги.

— Что с ней делать? — почтительно спросил грек.

Она опять что-то заговорила, но уже спокойнее и на другом языке.

— Говорит, умеет готовить, прясть и лечить раны, — перевел грек.

— Латынь я немного знаю, — прервал его спартанец.

— Так как прикажете с ней поступить?

Девушка переводила взгляд с адъютанта на стратега.

— Смотрите, — удивился грек, — у нее глаза разного цвета! Как у божественного Александра. Это знамение.

— Благоприятное? — поинтересовался Ксантипп.

— Несомненно, — почтительно склонил голову адъютант.

— Если я заподозрю, что ты лжешь, выгоню... — сухо отрезал Ксантипп, — мне нужны толковые советники, а не льстивые.

Грек еще раз поклонился, едва заметно улыбаясь в бороду.

— Но раз знамение благоприятно, забери ее с собой, определи на кухню, что ли... — добавил спартанец.

Преследуемый античными снами я проснулся рано. Пока остальные поднимались и готовились к возвращению в разоренный город, я воспользовался случаем осмотреть руины. Несмотря на прошедшие годы, стены и колоннады сохранились весьма недурно. Сквозь мох и лианы проглядывали потускневшие, но все еще различимые фрески, из буйной поросли папоротников там и сям торчали руки и головы богов и героев давно минувшей эпохи. На глаза мне попалось изображение женской фигуры. Сделанная живописцем для пущей верности подпись гласила, что это богиня Минерва. Странная особенность сразу же привлекла мое внимание — один глаз богини был зеленым. В моей памяти немедленно всплыла виденная в Марселе статуя. Судя по словам купившего ее у контрабандистов Франца, она тоже была верхнеегипетского происхождения. Хотя и старше местных развалин, и изготовлена скорее в карфагенском, чем римском стиле. Но традиция разноглазой богини несомненно была местной. Весьма интересно, надо будет покопаться в источниках. Тут определенно что-то есть. Как минимум тема для доклада на кафедре археологии...

Мои размышления прервал многоголосый гвалт. Ведущую партию составляли женские крики. Схватив маузер я бросился на шум, ко входу в руины, где столкнулся с заспанным Хемметом и наполовину побритым Лайвсли. Вторую щеку англичанина покрывал густой слой мыльной пены, но в руке вместо бритвенного станка был зажат револьвер.

Источником паники оказалась группа туземцев из нижнего города, пестревших в лучах рассветного солнца новенькой боевой раскраской. Перепуганные беглецы из города верхнего, увидев эту воинственную компанию, решили, что теперь то уж точно настал их последний час и выражали эту мысль достаточно громко.

— Спокойно, — я перехватил руку вскинувшего было револьвер Алана, — это наши союзники.

Лайвсли молча опустил револьвер.

Один из туземцев подошел ближе и обратился ко мне.

— Что он говорит? — беспокойно спросил Хеммет

— Какие-то белые люди пришли в нижний город вчера вечером. Их приняли как гостей, и послали гонцов сообщить нам...

— Откуда тут еще белые? — недоумевающе спросил Хеммет, и замер с открытым ртом.

— Дю Понт с Невером, я так думаю, — невозмутимо озвучил Лайвсли мысль, пришедшую нам с Хемметом в голову.

— Эрика! — воскликнул я.

— Ортенсия! — воскликнул Хеммет.

— Она в руках этих негодяев! — воскликнули мы уже хором...

Отправив беженцев и раненого Михала обратно в руины верхнего города, сами мы двинулись к нижнему. Что предпримут французы было непонятно, но предоставлять Невера самому себе казалось нам слишком опасным.

Поселение выглядело как обычно. Никаких следов пожаров и разгрома. Все мирно и спокойно. Тем не менее мы заняли позицию на опушке леса и отправили одного из сопровождавших нас туземцев внутрь с заданием выяснить, что происходит. Шпион из него вышел никудышный. Не прошло и десяти минут, как из ворот показались дю Понт с Невером. На стене за ними я заметил странное движение и характерное поблескивание металла. Луизианец Гоше Невер не зря ел хлеб отвечающего за безопасность экспедиции. Стрелков на стене он разместил заранее.

— Где вы? — крикнул дю Понт.

— Я пойду, — прошептал я Хеммету, — если что, стреляйте...

Я вышел из зарослей и прошагал метров десять навстречу.

— Рад видеть вас живым и здоровым, — кисло улыбнулся дю Понт, — мы уже боялись, что вы погибли.

— "Как бы не так, я еще всех вас переживу", — подумал я, но вслух произнес куда более дипломатичное:

— Взаимно рад. Вижу, вы уже нашли общий язык с местными жителями?

— Да. Не ожидал увидеть в этой глуши такого крупного поселения...

— Как себя чувствует профессор Пикколо?

— О, с ним и его дочерью все в порядке.

— Мсье дю Понт, у меня к вам вопрос.

— Да?

— Почему вы хотели меня убить?

Нападение, как известно, лучшая форма защиты.

— Что?! — он даже поперхнулся, — Что за чушь! Вы в своем уме?

Он, конечно, неплохой актер, но его удивление выглядело достаточно правдоподобным. Либо он не знал, либо он актер куда лучший, чем мне казалось...

— У меня есть неопровержимые свидетельства. Эльза во всем призналась.

— Что? Какая еще Эльза? Вы что, на солнце перегрелись?

— Теперь еще осталось сказать, что и мотор самолета тоже мы поломали, — сухо рассмеялся Невер.

Я открыл рот, но ничего не произнес и закрыл его обратно.

— Танкред! Что это за паранойя, в самом деле? Я понимаю, что вам крепко досталось, но не до такой же степени... Отдохните, полежите несколько деньков, все придет в норму. Вы еще сами посмеетесь над своими дикими подозрениями, — заверил меня дю Понт.

— Я в норме, — твердо ответил я.

Однако внутри у меня подобной твердости не было. Все что произошло за последние дни было настолько странным и необычным, что определенные мысли в здравости собственного рассудка у меня закрадывались. Древние пророчества, разбитые танки, неведомые пещерные монстры и таинственные руины... А на дворе XX век, между прочим. Кому вот просто так расскажешь — палата с мягкими стенами и лечение электричеством гарантированы.

— Ну если в норме то, надеюсь, вы оставите эту идиотскую манию преследования? — поинтересовался дю Понт.

Чтобы Невер или кто-то из его людей меня ночью у костра прирезал? Или в болоте утопил? Ну уж нет! Но прямой атакой тут ничего не добиться. Впрочем, у меня еще оставался один козырь.

— Посмотрите, — я протянул ему листок бумаги, вырванный из блокнота.

— Что это? — он взял и, прищурившись, оглядел листок, — минуточку... это ведь коптский, так? Насколько я понимаю, тут что-то говорится о хранилище, древнем городе в джунглях... Откуда вы это переписали? Где оригинал?

— Если я что-то понимаю в рукописях, а я в них что-то понимаю, то искомое нами находится в этом самом тайнике где-то там, — я махнул рукой на запад, в сторону столовых гор.

— И?!

— У меня есть манускрипт, излагающий путь к этому месту.

— Где? Покажите!

Я покачал головой.

— Может я и параноик, но я предпочту сохранить его в качестве личной собственности.

— Мы же договорились, Танкред! Все находки под общим контролем!

— Это не находка. Это подарок... А о подарках мы не договаривались.

— Вы определенно повредились рассудком, мсье Бронн... Что за чушь вы несете?

— Я могу показать вам путь к тайнику, и обещаю поступить с находками в соответствии с нашей договоренностью. Но...

— Что "но"? Танкред, вы начинаете меня беспокоить.

— Путь буду знать только я. Мне так спокойнее... И если вдруг, совершенно случайно, что-то неприятное произойдет с кем-то из моих друзей, то я сразу же этот путь забуду.

Дю Понт фыркнул. В невозмутимых глазах Невера мелькнуло странное выражение. Я бы сказал, что он посмотрел на меня с некоторым профессиональным уважением. Как на достойного противника.

— Ладно, — вздохнул дю Понт, — но острые предметы я бы у вас отобрал... на всякий случай.

Из ворот показались новые фигуры. Я узнал Эрику, профессора и Ортенсию. Так или иначе, но пока дю Понт и Невер ничего с ними не сделали. Может, я действительно перегибаю палку? И Эльза все придумала, а мотор сломался в силу естественных причин? В конце концов, ни один суд не примет во внимание признание перепуганной девицы и подозрения играющего в шпионов судового врача без реальных доказательств.

Я махнул рукой, и мои товарищи выбрались из зарослей. Теперь на какое-то время я получил щит против возможных происков Невера. Найти сокровища ему хочется, а без меня это будет не так-то просто. Но вот что будет когда мы их найдем? Ладно там уж как-нибудь разберемся... Сначала надо их найти.

Невер подошел к державшейся позади Эльзе. Она заметно побледнела. Я насторожился. Луизианец внимательно посмотрел ей в глаза и тихо произнес.

— Я в тебе разочаровался, Эльзи...

Мне показалось, что от ее лица остались только два широко открытых глаза. Карий и зеленый.

Невер повернулся и зашагал в город. Девушка же так и осталась стоять соляным столпом.

Воссоединение с дю Понтом было опасным шагом. Увы, но иначе никак. Все экспедиционное снаряжение, вода, провизия и транспорт — все в его руках.

Пока я застраховался за счет своего знания пути к тайнику, но все же следует оценить силы сторон. Профессора и женщин принимать в расчет не будем. Из остальных положиться я могу только на Хеммета и, пожалуй, южноафриканцев — Михеля и Юлиуса. Лайвсли вроде бы на моей стороне, но после его признаний в своих шпионских играх с ним тоже следует держать ухо востро. Кробар и Фокс — солдаты. Они будут делать то, что им прикажет их офицер. На другой же стороне баррикад дю Понт (интересно, Невер его действительно не посвятил в свои планы устранения лишних членов экспедиции?), сам Гоше Невер и пятеро его головорезов. Любопытно, что штатских из лагеря он не привел, отряд французов состоял исключительно из парней его "службы безопасности". Кое-кого я даже помнил по драке в "Серебряном Гонге" в Адене.

Первым делом я занялся выяснением у туземцев пути к обозначенным на схеме каменным скалам-останцам в центре котловины. Этот вопрос привел их в смущение.

— Мы можем показать дорогу до большой реки, впадающей в озеро с юга, — пояснил местный старейшина, — но дальше мы никогда не заходим.

— Почему? — спросил я.

— Там плохие люди. Маленькие, злые и черные... Они умеют прятаться в траве и на деревьях, и пропитывают стрелы ядом. От этих стрел наши люди болеют и умирают. Испокон веков мы не ходим на ту сторону реки, а они на эту.

— Та-а-ак, — вздохнул дю Понт, — пигмеи с отравленными стрелами уже появились, теперь для полноты картины нам не хватает только королевы дикарей, груды золота в древнем храме, и скелетов жрецов, оберегающих сокровища... Вам не кажется, что мы попали в приключенческий роман?

— Бросьте ваш скепсис, — отмахнулся я, — вы хотите найти библиотеку, или нет?

— Только ради нее я и готов терпеть ваши выходки и их бредни, — вздохнул француз.

Пара дней подготовки к походу за хлопотами миновала незаметно. Я хотел оставить профессора и девушек в городе, но Невер настоял на том, что разделять экспедицию опасно. Пока местные жители дружелюбны, но мало ли как изменится их настроение в будущем? Тем более, что профессор заявил, что не простит себе и нам, если упустит возможность ознакомиться с уникальной фауной котловины. Полетту дю Понт больше не был склонен от себя отпускать, а Эрика жаждала найти обломки самолета и забрать какие-то приборы и устройства, очень важные и дорогостоящие по ее словам. Оставлять же с туземцами Ортенсию и, ходившую после того разговора с Невером безмолвным призраком Эльзу, было уже бессмысленно.

В ночь перед выступлением мне не спалось. Я бродил по выделенной нам террасе и обнаружил, что не мне одному. Алан Лайвсли, сидел на краю и задумчиво курил трубку. Он снял мундир и в рубашке с закатанными рукавами и подтяжках выглядел совсем не похожим на стереотипного британского офицера.

— Ждете рассвета? — спросил я, присаживаясь рядом, — по большому счету ведь ваша миссия выполнена. Вы обеспечили безопасность экспедиции, убедились, что Ахмад погиб и договориться с ним не удастся... Почему вы все еще остаетесь с нами?

— Можно сказать, что я хочу обеспечить участие Британии в величайшем археологическом открытии нашего столетия... А можно, что просто не хочу бросать людей, с которыми меня связали обстоятельства и которые нуждаются в моей помощи. Выбирайте сами.

— А вы сами что выберете?

Он усмехнулся.

— В конце концов, я не археолог, а Хеммет — тоже подданный его Величества.

— Ясно...

— Когда-нибудь, — вздохнул Лайвсли, вынимая изо рта трубку, — я перестану мотаться по морям и колониям и вернусь домой, в Портленд. Заведу практику и стану обычным провинциальным доктором, пользующим пивоваров и бакалейщиков, и пьющим по выходным чай в компании многочисленных дальних родственниц... И мне хотелось бы встретить это время с как можно меньшим количеством грехов на совести.

— Что ж, — заметил я, — в возможности в старости спать спокойно тоже есть своя прелесть.

Туземцы не обманули. Они достаточно легко и без приключений вывели нас к указанной реке. По пути мы задержались у места падения аэроплана. Эрика немного поковырялась в его обломках и мрачно констатировала, что от машины немного осталось. Отвинтив несколько железок, она повздыхала о поломке прочих, и мы продолжили свой путь.

Река оказалась не то чтобы очень широкой. Честно говоря, так себе речка. Но для знакомых в основном с ручьями туземцев она действительно представлялась могучим потоком.

Хуже оказалось то, что перебраться вброд через нее явно было нельзя.

— Как мы можем пересечь ее? — спросил я у проводников.

Те пожали плечами.

— Мы никогда ее не пересекали. И наши отцы, и отцы наших отцов тоже.

— Может где-то у вас есть лодки?

— Что? — не понял проводник.

— Лодки. Это такие штуки чтобы плавать по воде.

— То есть как это "плавать"?

Я объяснил. Туземец слегка побледнел.

— Человеку нельзя в глубокую воду. Там крокодилы и другие звери.

— Какие другие звери?

— Ну, такие? — проводник сделал неопределенный жест руками, изображая что-то округлое.

— Ладно, заканчивай с обсуждением местной фауны, — перебил меня дю Понт, — будем делать плоты...

Туземцы с большим скепсисом посмотрели на наши действия, помогать отказались, и отбыли домой, сообщив, что им не хочется ночевать в джунглях без необходимости, а время уже далеко за полдень.

— Надо все же было выяснить, что за звери водятся в здешних водах, — пробурчал Хеммет.

— Максимум крокодилы, — отмахнулся дю Понт, — ну может бегемоты, если что профессор Пикколо нас просветит.

— Пока я не видел в реке признаков обитания крокодилов, — уточнил итальянец, — а в озере, мимо которого мы прошли пару часов назад, заметил лишь несколько мелких. Не думаю, что для крупных рептилий в этих водоемах будет достаточно пищи.

— Ну вот, видите, зверей нам боятся нечего. Жаль, что течение достаточно сильное, проще было бы наверное кому-нибудь вплавь на тот берег и зацепить веревку...

— Не будем рисковать понапрасну, — возразил Невер, — мало ли что может быть в воде и, особенно, на том берегу... Обеспечим переправу, заночуем на той стороне и завтра двинемся к горам.

Уже вечерело, когда изготовленные нами два плота были спущены на воду. Вооружившись шестами, мы оттолкнули их от берега и поплыли. Река была довольно узкой, но мы рассчитывали проплыть немного вдоль ее русла, чтобы высадиться на удобном пляже чуть ниже по течению. По моим расчетам все плавание должно было занять от силы полчаса.

Я исправно упирался шестом в дно, взбаламучивая темную прозрачную воду. В поле зрения мне попался торчащий над поверхностью пенек. Тупой скругленный обрубок размером с кулак, выступавший из воды. Наверное, какая-то ветка торчит со дна. Сантиметрах в сорока еще одна. Надо их оттолкнуть, чтобы не мешали плоту. Я протянул шест, чтобы зацепить эту палку, но тут пенек открыл большой карий глаз и моргнул...

Это было какое-то живое существо! С глазами, торчащими на стебельках как у краба. Но глазами в человеческий кулак размером! Какой же там должен быть краб?

Возможно, мне стоило закричать или как-то предупредить остальных, но я на несколько минут застыл неподвижным изваянием. Неведомое существо тем временем задумчиво разглядывало проплывавший мимо плот.

— Танкред, прекрати отлынивать! Греби, давай! — возмутился Хеммет.

— Там — пробормотал я, указывая шестом, — глаза...

— Чего?

Глаза еще раз моргнули и ушли под воду.

— Там... краб... зверь... был. В воде, — пробормотал я.

— Ты уверен? — подозрительно взглянул на меня Хеммет, — крабы в пресной воде не водятся. И вообще какое нам дело до этой ерунды?

Со стороны второго плота, где переправлялись французы, донесся гам. Я увидел, как один из людей Невера указывает куда-то в воду. Приглядевшись, я снова увидел знакомые пеньки.

— Смотри, там! — я показал на них Хеммету.

Прежде чем он успел туда обернуться, кто-то из плывших на том плоту ткнул шестом в воду, явно целясь в один из странных глаз. Пеньки исчезли, оставив после себя внушительный водоворот. Судя по всему, их обладатель был даже крупнее, чем я мог предположить...

— Где? — спросил наконец обернувшийся Хеммет, — что, опять краб?

Я не успел ответить. Сильный удар снизу подбросил край второго плота. Затрещали бревна, в беспорядке полетели в темную прозрачную воду люди, мешки, ящики... Массивная, похожая на чемодан, голова с торчавшими на стебельках глазами ухватила плот огромной розовой пастью за край, и одним рывком оторвала от него несколько бревен. Плот затрещал и разваливаясь на части перевернулся, сбросив в реку тех немногих кому посчастливилось удержаться на нем в прошлый раз.

— Краб?!

Хеммет отбросил шест и потянулся за штуцером. Подводный монстр отбросил откушенные от плота бревна, выставил из воды округлую глянцевую спину и атаковал одного из сброшенных с плота. Сдавленный крик стих почти сразу. Зверь втянул жертву под воду, оставив на поверхности лишь розоватую пену.

Хеммет вскинул штуцер и замер, пытаясь определить, где зверь вынырнет снова. Я тоже схватился за винтовку. Но зверя проглядел. Артиллерийский грохот штуцера на секунду парализовал меня. Зверь выпрыгнул из воды, до него было куда больше десяти метров, но брызги окатили меня с ног до головы, а волна, качнув плот, чуть не сбросила в реку. Стоявшей на краю Эльзе повезло меньше. Слабо вскрикнув, она полетела за борт.

Хеммет выстрелил второй раз, к нему присоединились винтовки наших капштадцев, я тоже выстрелил. Чемоданоподобная голова метнулась к нам, но проплыв несколько метров замедлилась. Как не велик был зверь, но с винтовками не поспоришь. Черно-бурая глянцевая туша завалилась на бок, и течение понесло ее к берегу.

— Похож на гиппопотама, — пробормотал Хеммет, глядя ей вслед, — но большой очень. И странный какой-то. Никогда такого не видел...

— Какой еще к морскому дьяволу гиппопотам? — рявкнул Лайвсли, — люди за бортом!

Я обернулся. В паре метров от плота я увидел неподвижную Эльзу. Она медленно уходила на глубину. Глаза были широко открыты, а на лице застыло отсутствующее выражение. Через желтоватую толщу воды она чем-то напоминала привидение. На какую-то секунду я задумался... Но довоенное воспитание победило. Высказав что-то непарламентское, я отбросил винтовку и прыгнул в реку. Вода была теплой и слегка пахла гнилью. Юлиус протянул мне шест, и мы втащили девушку на плот.

Последовавшие полчаса были заполнены вылавливанием из реки дю Понта и его спутников. Кое-кому удалось выбраться на берег самостоятельно. Атака монстра стоила нам половины экспедиционного имущества и двух человек из команды Невера. Хотя на случай прямого столкновения с ним мои шансы и существенно возросли, но утонувшие провизия и снаряжение были не лучшим началом нашего путешествия через котловину.

Труп странного бегемота вынесло на песчаный пляж рядом с запланированным местом высадки. Пока остальные разводили костер и сушились, мы с профессором и Хемметом осмотрели тушу.

Зверь действительно был огромен. По сравнению с обычным бегемотом он казался чуть более стройным, и имел плоскую голову с далеко выступавшими из черепа глазницами, действительно слегка напоминавшими глаза краба на стебельках.

— Похоже на адаптацию к глубоководью, — заметил профессор, — для маммалиолога тут настоящий рай...

— Кого? — в один голос спросили мы с Хемметом.

— Специалиста по млекопитающим. Хотя, наверное, лучше будет назвать его териологом. Среди научного сообщества ведутся споры... Дело в том, что я специализируюсь на пресмыкающихся, и уже обнаружил массу интересных форм, но столь крупные и своеобразные млекопитающие. Это будет бомбой, настоящей сенсацией в науке!

— Не надо про бомбы, — поежился я, — как-то хочется завершить наше предприятие без лишних жертв...

— Насколько я помню, мясо обычных гиппопотамов вполне съедобно, — задумчиво произнес Хеммет, — профессор, как вы думаете, этого тоже можно есть?

Я решил воздержаться от участия в разделке туши и отыскал у костра Эльзу. Она посмотрела на меня почти с укоризной.

— Зря ты меня выловил. Лучше уж мне было утонуть...

— Что ты такое говоришь?

Она лишь отмахнулась.

— Гоше был мне вместо отца, он подобрал меня, подыхавшую от голода и нищеты на улице, человеком сделал, а теперь... Теперь все кончено. Я его предала.

— Планируете исправиться? — холодно заметил я, — мне что же, и с вашей стороны ножа в спину ждать?

— Нет, — она подняла на меня грустный взгляд, — он все равно не простит. Надеюсь, что это река не последняя на нашем пути. Мне теперь все равно больше некуда идти...

Может ее действительно не стоило спасать. Но, как заметил доктор Лайвсли, старость было бы неплохо встретить без грехов. Если удастся дожить, конечно. В итоге я все же решил, что поступил верно. Но револьвер под подушку, то есть под игравший ее роль тючок с крупой, перед сном все же положил.

Ксантипп молча разглядывал лежавшие перед ним кровавые ошметки.

— Их было трое, — уточнил кто-то из солдат, — заросли густые, зверь напал внезапно.

— Уже второй раз, — вздохнул сиракузец-историограф Логосфен, — но прошлый раз жертв было только двое...

Спартанец ничего не ответил. Похоже на него ополчились все боги и демоны здешних мест. Живших на окраине котловины варваров он разбил и привел к покорности легко. Прятавшиеся среди камней и деревьев пещерные эфиопы, жившие внизу, доставили больше хлопот. Но и их он, в конце концов, смог заставить склониться перед властью божественного Птолемея. Но эта земля продолжала слать ему испытания. Ядовитые змеи, дикие твари, болезни... Отряд таял как брошенный в воду сгусток меда.

Он вздохнул и посмотрел на Логосфена.

— Что говорят афинские философы про эту тварь?

— Ничего, о мой стратег, — развел руками тот, — я никогда не слыхал ни о чем подобном. Это не медведь, как некоторые утверждают. Галлы много раз видели медведей и в один голос клянутся, что те никогда не бывают такими большими, злобными и не оставляют подобных следов. Это существо нападает в тишине, всегда в зарослях, и неожиданно. Первый раз воины его ранили, и теперь оно преследует нас. Посланные его выследить северяне не вернулись. Надо выбираться отсюда на открытое место. Другого я ничего предложить не могу...

— Ты бесполезен, философ, — буркнул Ксантипп.

— Я не философ, — обиделся Логосфен, — я скульптор, мое дело ваять статуи, а не изучать диких зверей. Если бы не мои долги патрону, я бы ни за что не согласился...

Ксантипп не стал его дослушивать и зашагал в лагерь.

Сиракузец еще что-то побурчал себе под нос и пошел за стратегом.

Уже смеркалось. Легкий ветерок слегка волновал кожаные своды палаток. Но тяжелый сырой дух тропического леса разогнать был не в силах. Как и плывший по лагерю зловонный смрад.

— Еще у пятерых кровавый понос и у троих лихорадка, — буднично сообщил командиру мывший в бронзовом тазу руки врач, — я дал им отвар, но обещать ничего не могу. Если так пойдет дальше, мы скоро вообще не сможем двигаться.

Ксантипп глубоко вдохнул. Проклятая зеленая бездна котловины продолжает испытывать его. Отправляясь сюда, он считал это задание легкой прогулкой. Как же он ошибался... Неужели его, сокрушившего римские легионы и спасшего от гибели Карфаген, сможет одолеть какое-то поросшее лесом болото? Как злы иногда бывают насмешки богов... А ведь цель была так близка. Еще несколько отдаленных племен и весь оазис был бы покорен.

Он откинул полог и вошел в палатку. Перебравшаяся к нему с кухни разноглазая рабыня замерла в ожидании. Стратег сбросил плащ и сделал ей знак. Она подошла и помогла ему снять панцирь. С заметным усилием оттащила тяжелые доспехи к стене. Половина лагеря валяется больными, даже мужскую работу приходится поручать женщинам.

Он присел на стул и задумался. Рабыня выскользнула из палатки, отправившись за водой и ужином.

Трапеза его настроения не улучшила. Оставив девушку убирать посуду, он вышел на улицу. Уже почти стемнело. Разбившиеся на группки солдаты молились каждый своим богам. В зарослях кто-то щебетал, хрюкал, скрипел и взвизгивал. Уже ставшие привычными звуки первобытного леса отражались эхом от вздыбившегося за его спиной обрыва гигантской столовой горы. Если бы только можно было взобраться наверх, подальше от болотных испарений и неведомых зверей... Но пути на скалы разведчики пока не нашли, и ему приходилось гнить в этом проклятом месте, каждый день без боя теряя людей.

В шум джунглей вплелось что-то новое. Ксантипп насторожился. Едва слышное пыхтение долетало к нему из полога леса. Призрачные огоньки не то светлячков, не то глаз мерцали между едва проступавших сквозь вечерний мрак стволов.

Стратег выхватил меч

— Выходи, проклятая тварь! — заорал он в темноту, — выйди и покажись, кто бы ты ни был, зверь или демон!! Ну же?! Трусливый шакал... Зловонная гиена!

Ничего. Лишь тишина и монотонное стрекотание ночных обитателей леса. Даже непонятное пыхтение стихло. Ксантипп стер тыльной стороной кисти выступившую на лбу испарину.

— Если кто-то из богов или духов здешних мест мне поможет, — сказал он громко, но уже спокойнее, — клянусь, я возведу в его честь храм, и принесу самые щедрые жертвы!

В джунглях издевательски захохотала и заухала какая-то птица.

Стратег бросил меч в ножны и вернулся в палатку. Сгреб возившуюся с посудой рабыню и повалил на койку. Может хоть она немного улучшит ему настроение...

Очнувшись ото сна, я первым делом выхватил из-под подушки оружие.

— Э, э, тихо, спокойнее, — дю Понт слегка попятился.

— Вы меня напугали, — буркнул я, опуская револьвер, — вам не стоит так внезапно меня будить. В следующий раз я ведь могу и выстрелить. Случайно.

— Этого-то я и боюсь, — негромко сказал француз, — наша экспедиция все больше становится похожа на банку с пауками.

— Есть такое...

— Пока у Невера было достаточно людей, я мог рассчитывать на ваше благоразумие и его опытность, но гибель двоих из-за этого бегемота все меняет. Мне бы не хотелось доводить все до разборок в духе озверевших кладоискателей...

— И что вы предлагаете? — я проснулся уже достаточно, чтобы сообразить, что дю Понт хочет о чем-то договориться.

— Я не знаю, придумала ли эта девица всю историю с покушением или под этим что-то действительно есть. Но я могу воздействовать на мсье Невера с тем, чтобы он дал вам, скажем так, некоторые гарантии...

— Просто так? И он согласится?

— Конечно. Я более чем уверен, что у меня получится его убедить. Он, что ни говори, далеко не самый законопослушный член общества. Но что делать, опереться на официальные власти и армию на территории чужого государства я не могу. Остается действовать по неофициальным каналам. Но будьте уверены, влияние на мсье Невера денег и авторитета французского правительства достаточно велико, чтобы он прислушался к моим словам.

— Говорите проще, Жиль, мы с вами не на дипломатической конференции. Что вы от меня хотите?

— Видите ли, Танкред, — он явно смутился, — ставки в нашей экспедиции крайне высоки. Не мне вам объяснять, что такое находка хотя бы малой части величайшей библиотеки античности. Но кроме всего это может дать нам ключ к пониманию истории Рима, его восхождения к вершине.

— И теперь вы боитесь найти там что-то несоответствующее вашим представлениям об этом восхождении?

Дю Понт, отрицательно замотал головой.

— Бросьте, Танкред, я не боюсь того, чего там не может быть. Но вы не представляете, до какой степени правда может быть искажена моими противниками... Противниками моей страны и прогресса. Не побоюсь этого слова нашими противниками. Я не хочу, чтобы найденное нами сокровище попало в недобросовестные руки до того, как мы сами разберемся, что к чему... Уступите мне ваше право на независимую публикацию. А!?

Я отрицательно покачал головой.

— Я вам обещаю, — продолжал горячо шептать дю Понт, — вы будете упомянуты среди первооткрывателей, сделаете доклад во Французской Академии, получите любой доступ к документам. Только обещайте не публиковать их сами и повремените с докладом в Королевской Академии Археологии? Недолго, максимум годик. Мы успеем за это время все разобрать и подготовиться...

— Нет, Жиль, я этого не сделаю. Я обещал многим людям в университете и Академии, и я не стану их обманывать. Да и вообще, библиотека не может быть чьим-то личным достоянием. Она должна быть опубликована в открытой печати.

Дю Понт немного помолчал.

— Что ж. Мне казалось, что это было бы оптимальным выходом из сложившегося положения. Но как хотите.

— До рассвета еще часа два, — я поглядел на небо, — предлагаю выспаться. Завтра будет тяжелый день.

Дю Понт растворился в предрассветной мгле, а я завалился на бок и закрыл глаза. Прислушался... Шаги француза постепенно удалялись. Потом замедлились и повернули в другую сторону. Я отбросил одеяло и прокрался за ним. Годы уже дают себя знать, и шума я производил достаточно, чтобы опытный часовой мог заподозрить неладное. Но член-корреспондент Французской Академии Жиль Гастон дю Понт не был опытным часовым.

Он направлялся в противоположный конец лагеря, где обосновался Невер со своими спутниками. Челночная дипломатия в действии...

Гоше Невер сладко спал, накрыв лицо неизменной черной широкополой шляпой.

— Гаэтан, проснись! — зашептал дю Понт.

— Я вас внимательно слушаю, мсье дю Понт, — не меняя позы и не снимая с лица шляпы, произнес Невер.

— Я по поводу Бронна...

Я весь обратился в слух, не забыв, впрочем, взвести курок револьвера.

— ... меня сильно беспокоит сложившаяся ситуация.

— Я могу чем-то ее исправить, мсье дю Понт?

— Нет. Не в том смысле... Я, конечно же, не рад тому, что этот тип все время на шаг меня опережает, и с удовольствием бы избавился от его присутствия в экспедиции, но все имеет свои рамки, Гаэтан. Я не знаю, действительно ли ты послал эту девицу его убить, но если это так, то ты сильно превысил свои полномочия. Я не допущу подобного. Мы цивилизованные люди и это официальная экспедиция, а не сборище золотоискателей готовых перебить друг друга за лишний самородок. Тебе понятно?

— Мсье дю Понт, я всегда стараюсь действовать к благу общего дела. Тем более, когда принимаю частные решения в рамках своей компетенции.

— Ты слишком много на себя берешь. Здесь я решаю, что на благо, а что нет. Нам нужна библиотека, а не трупы конкурентов. Вопросы с Бронном я буду решать сам и по своему усмотрению. Ясно?

— Да, мсье дю Понт.

— Отлично. Твое дело — туземцы и дикие звери.

— Конечно, мсье.

— Вот и хорошо. Спокойной ночи.

Я отполз назад, к своему месту. Итак, дю Понт, конечно, еще тот фрукт, но убивать меня он все же не собирался. И хотя я отказался пойти на сделку с ним, свою часть, он как ни странно, выполнил. Почему? Несмотря на все он тоже человек довоенной генерации, почти мой ровесник. Убийства — не его метод. А почему он предлагал мне сделку? А если все равно договариваться с Невером, то отчего бы не получить с этого лишний профит с меня? Все логично. Проблема в другом. Что-то мне подсказывает, что в отношении того, кто здесь реально принимает решения, наш член-корреспондент несколько заблуждается. Как бы ему не разочароваться.

Глава 9

Местность за рекой оказалась более низменной, и местами переходила в откровенное болото. То и дело почва под ногами проминалась как наполненная водой губка, выплескивая на поверхность фонтанчики грязной воды. Густые заросли скрывали от нас цель нашего пути — столовую гору в центре котловины, и двигаться приходилось по компасу. Лишь к середине дня мы выбрались на чуть более высокое и сухое место.

— Смотрите! — воскликнул кто-то, — вон там.

Проследив за его рукой, я различил в зарослях нечто им чужеродное. Подошел ближе. Там открывалась обширная поляна. На ее краю, спиной к нам, возвышалось явно искусственное сооружение. Оно представляло собой нечто вроде святилища или чего-то подобного. В стволе огромного дерева было вырезано грубое изображение женской фигуры с копьем в руке. На животе фигуры виднелось изображение отдаленно напоминавшее символ карфагенской богини Таннит — треугольник, накрытый горизонтальной чертой с кружком. Вокруг дерева было сооружено подобие ограды из украшенных перьями шестов. У корней аккуратно разложены черепа животных. Впрочем, кажется, там было и несколько человеческих...

— Капище туземцев? — предположил Хеммет.

— В Габоне они выглядят по-другому, — заметил дю Понт, — но вообще отдаленное сходство есть.

— Такое впечатление, что они восприняли многое от античных поселенцев Стимфалополя, — добавил я, — довольно неплохо заметны пунические и даже римские влияния.

— Я всегда говорил о цивилизующей роли Рима, — улыбнулся француз, — рад, что вы переходите на мою точку зрения.

Я промолчал. Меня заинтересовали глаза фигуры. Они были нанесены краской разного цвета — один желтой, второй зеленой. Значит, странная местная традиция изображения античных богинь проникла даже к аборигенам. Может быть среди них нашли убежище последние сторонники уходящего язычества?

— Лучше скажите мне, что вот это за зверушка?

Хеммет вытащил из груды один из черепов. Я вздрогнул. Эти шесть клыков я уже видел. Только тогда их обладатель был далеко не черепом. Как же он огромен! Синклер не без труда удерживал массивную черепную кость, вполне достойную небольшого гиппопотама. В ней явно было много больше полуметра в длину. Зверь, которого я видел в пещере, показался мне заметно мельче.

— Очень странно, — склонился над находкой Хеммета профессор Пикколо, — покажите мне, пожалуйста, его коренные зубы. Потрясающе! Они до сих пор острые! Совершенно не стерлись. И эти скуловые дуги и теменной гребень! У этого зверя должна быть совершенно фантастическая сила укуса.

— Профессор, вы когда-нибудь встречали что-либо подобное?

— Нет. Насколько мне позволяют мои знания курса палеонтологии это какое-то весьма архаичное хищное. Но не из отряда Carnivora. Возможно из креодонтов... Но его размер просто немыслим! Я слышал о находке черепа гигантского хищника в Монголии... Лет десять назад его он был подробно описан в статье Генри Осборна. Но тот череп довольно сильно отличался от этого. Совсем другие зубы. Даже не представляю, чем этот зверь может питаться. Ему ведь нужно просто безумное количество мяса.

— Вы уверены, что это хищник? — с некоторой опаской спросил дю Понт.

— Без сомнения. Посмотрите на профиль коренных зубов. И резцы. Одна пара резцов трансформировалась в дополнительные клыки, а прочие вообще исчезли. Что-то подобное демонстрируют вымершие гигантские волки Северной Америки, но они лишь в самом начале эволюционного пути к этому. Тут же мы видим его завершение, вершину развития зубной системы гигантского хищника. Безумно интересный зверь, но встречаться с ним один на один в джунглях мне бы не хотелось.

— Люди много опаснее любых хищников, — педантично заметил Хеммет, — лично мне куда меньше хочется встречаться с теми, кто сюда принес этот череп, чем с его обладателем.

— В этом есть здравая мысль, — произнес Невер, — но все же я полагаю, что нам стоит воспользоваться вон той тропой.

Он указал на небольшую прогалину на другой стороне поляны.

— Встретить дикарей мы сможем и в лесу, но вот идти по тропе будем в пару раз быстрее, — добавил он.

После небольшого обсуждения мы сошлись на разумности предложения Невера. За полдня по болотам и джунглям мы прошли едва ли полтора десятка километров. А до скал было еще далеко.

Шагать по тропе оказалось не в пример легче, и мы быстро наверстали упущенное. К вечеру столовая гора заметно приблизилась, закрывая полнеба. Мы заночевали на сухой полянке, и в этот раз ночь прошла достаточно спокойно.

На следующее утро мы продолжили наш путь. Тропа весьма услужливо шла как раз в интересовавшем нас направлении, туземцы никак себя не обнаруживали, а мы, со своей стороны, не рвались с ними повстречаться.

От жары и размеренного шагания я даже начал подремывать на ходу. Из этого состояния меня вырвал треск, крики и ругательства, огласившие джунгли. Я бросился вперед. Посреди тропы разверзлась внушительная яма. Ее края топорщились обломками жердей и настеленных сверху листьев.

— Профессор! Он провалился! Ловушка!!!

— Отец! Что с тобой!! — закричала пробивавшаяся через столпившихся на тропе людей Ортенсия.

— Все нормально! Я в порядке. Только помогите мне выбраться отсюда...

Подойдя к краю ямы, я обнаружил профессора Пикколо застывшего в причудливой позе между торчавшими со дна ямы заостренными кольями. Как герпетологу удалось проскочить между ними, не напоровшись, для меня загадка до сих пор.

— Вы счастливчик, профессор, — заверил его Хеммет, после того как мы вытащили ученого мужа из ямы, — по всем правилам вы уже должны были быть мертвы, а у вас даже ни царапины!

— И я очень рад этому, — пробормотал тот, отряхивая куртку, — вид этих кольев навел меня на сильные подозрения о том, что они буквально кишат столбнячными палочками и прочей вредоносной микрофлорой.

— Следующему может так не повезти, — добавил Хеммет, — с тропы надо уходить. Пусть медленнее, но хотя бы живы останемся.

Возражений не было. Снова под ногами зачавкала влажная почва. К счастью столовая гора была уже близко и вскоре местность стала повышаться. Заросли постепенно редели, там и сям начали попадаться камни. К вечеру мы приблизились почти к самой горе.

— Ну и куда дальше? — поинтересовался у меня дю Понт, — надеюсь, наш проводник знает дорогу?

— Мы уже почти на месте, — заверил его я.

Судя по описанию и схеме, переданной мне умиравшим старейшиной, где-то здесь должен был располагаться вход в тайник. К сожалению именно эта часть свитка пострадала сильнее прочих, и я больше надеялся на везение, чем на точное описание.

— Нужно отыскать место для ночевки, — Невер огляделся, — я вижу довольно уютную ложбину.

Метрах в ста действительно был небольшой овражек, надежно укрывавший от ветра и лишних глаз. Мы спустились в него. По дну бежал небольшой, но чистый ручеек, в сгущавшемся вечернем сумраке можно было разглядеть нависавшие со склонов валуны. Через дальний вход в долину пробивались красноватые лучи закатного солнца, отбрасывавшие странные тени на дно оврага. Интересно, что может отбрасывать такую необычную тень. Поразительно напоминает человека в головном уборе из перьев...

Я поднял глаза и понял, что не ошибся. И этот человек был не один. Еще не менее двух сотен его соплеменников расположились над нами, готовые в любой момент обрушить валуны на наши головы.

— Упс, — только и смог произнести я...

— О нет, только не дикари, — испуганно прошептала за моим плечом Эльза, — почему опять они? За что! Что я такого сделала?

— Кажется, они настроены миролюбиво, — негромко сказал профессор Пикколо, поправляя очки.

В ответ человек с перьями что-то довольно угрожающе выкрикнул.

— Что он говорит? — толкнул меня в бок Хеммет.

— Я что, волшебник? Ни слова не понимаю...

Речь туземца была полна щелканья, цоканья и причмокиваний. Подобные звуки встречаются в языках аборигенов Южной Африки — бушменов и готтентотов, но здесь, в другом полушарии, в нескольких тысячах километров от пустыни Калахари? Это, несомненно, открытие в лингвистике, только вот будет ли кому про него рассказать?

Предводитель тем временем продолжал свою темпераментную речь. Где-то в стороне ритмично забили барабаны. Небольшой отряд туземцев отрезал нам путь к отступлению, перегородив вход в овраг. В другой ситуации можно было бы сделать ставку на наше явное военное превосходство, но зажатые в глубоком ущелье мы вряд ли могли в полной мере использовать нашу огневую мощь. К тому же солнечный свет бил нам прямо в глаза.

Туземец завершил свою речь особенно яростным пассажем, указав рукой куда-то в сторону. Прищурив глаза, я разглядел там что-то отдаленно напомнившее мне виденное в джунглях святилище.

— Попробуем открыть огонь и прорваться наверх, — предложил Хеммет.

— Их очень много, если они не разбегутся сразу, наши шансы весьма невысоки, — ответил ему дю Понт, передергивая затвор винтовки.

Я оценил предстоявший нам путь. Необходимо было пробежать по узкому, залитому солнечными лучами проходу несколько десятков метров. А все это время стоявшие на скалах туземцы будут забрасывать нас копьями, отравленными стрелами и камнями. "Невысокими" это еще весьма слабо сказано... Нас всего семнадцать человек, считая четырех женщин и профессора. Как минимум половина из нас в этом проходе и останется.

И тут мне в голову пришла мысль.

Я обернулся, схватил побледневшую Эльзу и толкнул вперед.

— Нет! Что вы делаете! Только не это!

Я направил ей в лицо револьвер и обнадеживающе улыбнулся.

— Идите к ним, фрейлейн Кралле. И побыстрее, пока солнце не зашло.

— Танкред, что ты делаешь? — воскликнула где-то позади Эрика.

— Молчите! Я знаю, что я делаю!

Эльза молча замотала головой.

— Не вынуждайте меня стрелять, фрейлейн Кралле. Ну же, идите.

— Нет, вы же знаете, как я боюсь дикарей! Пожалуйста, нет! Лучше уж стреляйте...

Я взвел курок. Она замолкла.

— Идите. И говорите что-нибудь... Все равно что. Только громко и четко. Быстрее. У нас мало времени.

Она зажмурилась, повернулась и нетвердыми шагами двинулась навстречу туземцам.

— Не молчи же... Говори. И открой глаза!

Туземцы настороженно молчали, видимо силясь понять, что происходит.

Эльза медленно вышагивала навстречу Солнцу. Деревянным голосом она повторяла:

Ich weiЯ nicht, was soll es bedeuten,

DaЯ ich so traurig bin,

Ein Mдrchen aus uralten Zeiten,

Das kommt mir nicht aus dem Sinn.

Не знаю, о чем я тоскую.

Покоя душе моей нет.

Забыть ни на миг не могу я

Преданье далеких лет.

О боже, Гейне? Никогда бы не подумал... Мне почему-то вспомнилась гимназия, старый учитель, довоенные Вена и Пришпорок.

Эльзу и туземцев разделяло уже едва метров пять. И тут мой план, наконец, сработал.

Предводитель всплеснул руками и пронзительно закричал. К нему один за другим присоединились ближайшие соседи. Эльза испуганно остановилась. Вождь повалился на колени и перьями головного убора коснулся земли перед ней. За ним последовало еще несколько стоявших рядом аборигенов. Девушка попятилась.

— Что происходит? — пробормотал Хеммет.

— Вперед, — скомандовал я, — все за мной. И без стрельбы!

Я подбежал к Эльзе и схватил ее за локоть.

— Уж извини, что мне пришлось обойтись так грубо, — прошептал я ей в ухо, — но тогда не было времени объяснять. Они приняли тебя за свое божество, так что веди себя соответственно. Лицо поважнее, голос построже. Да прекрати же, наконец, пятиться. Все в порядке. Тебя не будут приносить в жертву. Скорее уж жертвы будут приносить тебе...

Эльза была сообразительной девушкой. Бледность сошла у нее с лица, и она впервые за последние дни немного воспрянула.

Сбежавшиеся аборигены удивленно толпились вокруг, и теперь я смог их поближе разглядеть. Невысокие, темнокожие, с курчавыми волосами. Из одежды — набедренные повязки, бусы из каких-то зубов и белая краска. Похоже, близкие родственники центральноафриканских пигмеев.

Они что-то говорили, но я ничего не понимал, хотя иногда мне казалось, что я слышу знакомые арабские слова, но их смысл от меня ускользал.

Юлиус, один из присланных нам каптшадтцев, прошептал мне в ухо.

— Кажется, они хотят, чтобы Эльза с ними заговорила...

— Говорить то она может, — ответил я ему тоже шепотом, — но они все равно ничего не поймут.

— Я могу рискнуть перевести...

— ???!!!!

— Их наречие похоже на то, на котором говорят охотники хадза на озере Эяси в Танганьике. Я прожил в тех краях почти десять лет...

— Тогда переводи, в смысле говори с ними!

— О чем?

Я на секунду задумался, потом начал шептать ему детали.

Юлиус не соврал. Туземцы его явно понимали. Не без труда, но, в конце концов, боги имеют право на некоторые особенности произношения. Интересно, как так случилось, что ближайшие родственники этих аборигенов оказались в Танганьике? И как их языки сохранили хотя бы минимальную взаимопонятность за четыре тысячи лет минимум? Если не больше. Неужели сторонники теории неравномерной скорости развития языка правы? Будет время, следует обязательно записать местный словарик и попробовать разобраться в их грамматике...

Пигмеи отвели нас к местному святилищу, весьма похожему на то, что мы видели в джунглях. Только рядом с этим располагалась небольшая деревенька из крошечных тростниковых хижин. Разместиться в ней те несколько сотен туземцев, что толпились вокруг, явно не могли. Похоже, что они собрались на какой-то межплеменной праздник, и появление Эльзы в образе разноглазой богини оказалось весьма к месту.

Нас разместили в одной из хижин и щедро одарили бамбуковыми сосудами с чистой водой, фруктами, рыбой и мясом. Дары были приняты с радостью и по большинству съедены на ужин.

— Они же не будут верить в это постоянно? — испуганно спросила меня Эльза, когда туземцы покинули хижину.

— Кто знает. В любом случае какое-то время тебе придется выступать в этой роли. Надо сказать Юлиусу, чтобы он научил тебя нескольким фразам...

— И как долго будет длиться этот маскарад?

— Понятия не имею. Но не переживай. Эльза — королева джунглей. Это звучит.

Ксантиппа растолкала девушка с разными глазами.

— Что?! Где! — он потянулся к лежавшему рядом мечу, — разве уже утро?

— Мне страшно, господин... — прошептала она, — там кто-то есть. На улице. У самой палатки. Клянусь Минервой.

Стратег вздохнул. Этим женщинам вечно что-то мерещится. Если у палатки кто и стоит, так это часовой. Надо бы прогнать ее на улицу и спать дальше. Но в такую жару, пожалуй, стоит глотнуть свежего воздуха.

— Ну если ты ошиблась, берегись, — для острастки проворчал спартанец, накинул плащ и вышел в предрассветный сумрак.

Часовой действительно был недалеко. Точнее его верхняя часть. Ноги зверь уже доедал...

Плащ соскользнул в грязь. Но Ксантипп этого не заметил. На какое-то мгновение он даже испугался.

Зверь с хрустом перекусил кость, проглотил очередной кусок и повернул тяжелую лобастую голову к спартанцу. Тот ощутил неприятное чувство в животе и икнул. Монстр подслеповато моргнул, облизнулся, и негромко засопел.

Ксантипп ухватил стоявшее у входа копье и почти без замаха метнул. Зверь бросился не него практически в тот же момент. Огромная безмолвная машина убийства, быстрая, не знающая жалости и оснащенная самой совершенной зубной системой.

То ли удар копья отвлек зверя, то ли еще что-то, но в живот спартанцу ударили не клыки, а сухой нос чудовища. Ксантиппу показалось, что сейчас его желудок выскочит через рот. Дыхание остановилось и стратег, перелетев через палатку, тяжело ударился о землю. И впервые он возблагодарил болото. Сырая почва мягко чавкнула, но сохранила ему руки и ноги целыми.

Он хотел закричать, поднять тревогу, но от удара дыхание перехватило и больше чем на сдавленный хрип воздуха не хватило. Он беспомощно озирался. Оружия рядом нет, из губ вырывается едва слышное сипение, часовые мертвы, воины спят, а до зверя рукой подать.

Монстр с удивлением ткнулся мордой в торчавшее из плеча копье. Едва слышно рыкнул и перекусил древко. Обернулся к Ксантиппу и решительно направился в его сторону. К спартанцу вернулась икота.

Пронзительный женский визг разодрал тропическое утро. Монстр замер и прижал уши. Это была выбравшаяся из палатки рабыня. Ксантипп бросился к соседней палатке и схватил копье. Разбуженный лагерь зашевелился. Зверь шагнул к девушке. Та съежилась, зажмурилась, но кричать не переставала.

— "Сколько же у нее там воздуха"? — подумал спартанец, бросая в монстра второе копье.

Вонзившееся в бок оружие заставило зверя отвернуться от рабыни и сделать несколько шагов к стратегу. Тем временем из палаток выскакивали заспанные воины. Зевающий и протирающий глаза Логосфен выкарабкался из своего обиталища прямо у самой морды зверя.

— Что ты развизжалась, дура... — пробормотал он, и не глядя побрел вперед, — ночь же еще... ик...

Монстр повел головой в сторону, и его оскаленные клыки оказались в шаге от разлепившего, наконец, глаза сиракузца. Тот моргнул и как шел, так и грохнулся на землю закрыв голову руками.

Спартанец отвернулся от зверя, чтобы схватить третье копье, но когда повернулся к нему опять, того в лагере уже не было.

— В погоню! — заорал Ксантипп.

Голос к нему вернулся, но все же обычного командного крика не получилось, к концу стратег, что называется, "дал петуха", сорвавшись в тонкий фальцет, и закашлялся.

— Лучше подождать пока совсем рассветет и пойти по следу, — рассудительно заметил выглядывавший из палатки врач, — и накиньте что-нибудь, командир.

Спартанец оглядел себя и понял, что одет в лучших традициях эллинских атлетов. То есть совершенно голый...

Светает в тропиках быстро. Не прошло и пары часов, как отряд двинулся по кровавому следу. Зверь уходил к скалам.

— Где-то здесь его логово, — заверил Ксантиппа проводник, — если он, конечно, не демон.

— Его можно ранить, — отрезал спартанец, — значит, можно и убить. И этого достаточно.

След привел их к входу в узкую расселину. Воины настороженно двинулись вглубь, ожидая встретить зверя за любым поворотом. Метров через двадцать они увидели пещеру, уходившую в толщу скалы.

— Лучше бы встретиться с ним здесь, а не внутри, — вздохнул стратег.

Его желание исполнилось. Раненый монстр влетел в самый центр столпившихся воинов, разбрасывая их в стороны как кукол. Кто-то из наемников успел упереть копье в землю и пропороть налетевшего зверя раньше, чем тот снес ему голову. Самого Ксантиппа спасли тяжелый пехотный щит и командирский бронзовый панцирь. Широкая лапа придавила его к земле, но пробить металл когти не смогли. Это дало возможность спартанцу вытащить меч и полоснуть там, где по его расчетам должны были находиться сухожилия.

Охромевший зверь, дернув раненой лапой, отбросил его к стене. И снова панцирь спас Ксантиппа, защитив спину от удара о камни. Развернувшийся к стратегу монстр подставил уцелевшим воинам бок, чем те немедленно воспользовались. Он еще раз повернулся, заурчал, попятился и осел на землю.

Стратег, пошатываясь, встал на ноги, подошел к зверю и добил несколькими ударами меча. Потом сел на тушу и молча снял шлем.

Кто-то из воинов заглянул пещеру.

— Больше ничего живого там не видно, — доложил он пару минут спустя, — и еще, командир, там вроде есть путь наверх...

— Похожа? — не без скрытой гордости поинтересовался Логосфен.

Ксантипп в знак согласия молча наклонил голову. Потом снова посмотрел на статую. Сиракузец не врал. Скульптор он был хороший. Изваяние богини вышло на славу. Даже глаза были разного цвета, как у послужившей моделью рабыни.

Кто-то из строителей споткнулся и чуть не уронил на ноги стратегу куль с камнями.

— Смотри куда идешь! — рявкнул на неуклюжего рабочего Логосфен, — просто ужас какой-то. Того и гляди скульптуру разобьют. Что делать, хороших зодчих тут не разыскать. Хорошо еще, что среди карфагенян оказались толковые люди. Но их так мало... Я надеялся, что моя статуя украсит достойный храм, а получается какое-то полуварварское сооружение. Может, стоило подождать до нашего возвращения в Александрию и пригласить нормального эллинского архитектора?

— Я держу свое слово, — ответил ему Ксантипп, — храм должен быть закончен как можно быстрее...

На следующее утро я с помощью Юлиуса приступил к осторожному выяснению у аборигенов известно ли им что-то о древнем тайнике. Потребовались немалые усилия, чтобы разъяснить туземцам, что именно мы хотим узнать. Наконец пигмеи дружно закивали, о чем-то посовещались и вынесли вердикт.

— Они говорят, что у подножия скал находятся какие-то "странные камни", оставленные древними великанами, — пояснил Юлиус, — может это и есть руины храма, где находится тайник?

— Они могут нас туда проводить? — спросил я.

Юлиус перевел. Аборигены отрицательно закачали головами.

— Что такое? Чем они недовольны?

— Говорят, там живут злые дикие люди, и они боятся туда идти...

— О, нет, только не это! — дю Понт уронил лицо в ладони, — теперь еще и троглодиты...

Я проигнорировал его возмущение.

— Спроси, если богиня им прикажет, они пойдут?

На этот раз туземцы задумались и в итоге ответили уклончиво.

— Они готовы показать нам путь, но пока богиня не истребит диких людей в руины не войдут...

— И то хлеб, — вздохнул я.

Увы, мой оптимизм оказался преждевременным. Как я и предположил, множество туземцев собралось здесь только по случаю ритуального праздника. Обменявшись новостями, поторговав друг с другом, и заключив пару браков, они начали расходиться по собственным деревенькам и становищам, разбросанным по всей котловине. Расчет на их помощь не оправдался. Оставалось надеяться только на себя. Мы начали готовиться к последнему броску. Я воспользовался случаем и занялся изучением языка аборигенов.

Записав очередную партию слов туземного наречия, я закрыл тетрадку и убрал ее в сумку. Сидевший рядом доктор Лайвсли невозмутимо покуривал свою трубку.

— Доктор, прекратите же, наконец, курить. Вы их пугаете...

— Ничего, зато идущих по нашим стопам этнографов ждет увлекательный рассказ об изрыгающих дым и огонь божествах, — едва заметно улыбнулся англичанин.

— Слушайте, Алан, — спросил я, — вы ведь перед выходом спасательной экспедиции в котловину уведомили о происходящем кого-нибудь? Я понимаю, что вы не разведчик-профессионал, но даже мне бы это пришло в голову.

— Мне тоже пришло, — он выколотил трубку, — но у меня почти не было доверенных людей. Фокс пропал с вами, Кробар был нужен мне на месте. Пришлось использовать местных рабочих. Не уверен, что это дало результат. Ближайший наш человек находится в Луксоре. Когда и как это информация до него доберется, никто не знает.

— А французам в Харге вы сообщить постеснялись?

— Они могли быть в сговоре с дю Понтом и Невером.

— Ясно, — вздохнул я, — то есть в случае чего помощи нам ждать будет неоткуда?

— Боюсь, что вы правы, — невозмутимо согласился Лайвсли, — к счастью мисс Кралле достаточно хорошо вошла в роль местной правительницы и под ее властью мы находимся в относительной безопасности.

— Как бы у нее не взыграли деспотические наклонности...

— О, не бойтесь, мистер Бронн, она отлично понимает, что без нас окажется с туземцами один на один. А ей этого не очень-то хочется.

"Странные камни", о которых говорили местные жители, действительно оказались руинами. Причем действительно странными.

— Это не римская архитектура, — констатировал дю Понт, передавая мне бинокль.

— Определенно, — согласился я, приглядевшись, — я бы предположил что-то пуническое с местными ливийскими влияниями. Построено без шика, но основательно.

Древний храм был сооружен у подножия скалы из ее же обломков. Много столетий спустя обвал перегородил путь бежавшему неподалеку потоку, и возникшее болото поглотило часть построек. Теперь заросшие мхом ступени вели прямо в зеленоватую тускло блестевшую жижу. Даже мой не слишком наметанный глаз мог различить среди пучков тростника и плавающих поверх воды листьев ребристые спины крокодилов. И что неприятно, путь к руинам перекрывал широкий топкий рукав. Он пролегал между двумя каменными платформами. Одной с нашей стороны, второй с той. Между ними было метров десять — двенадцать.

— Нужен мост, — я опустил бинокль, — иначе никак.

— Можем срубить любое дерево. С этой стороны их достаточно, — пожал плечами Хеммет.

Идея была разумной, и мы достаточно быстро смогли перебросить бревно с платформы на платформу. Оно было не слишком толстым и упруго раскачивалось под ногами. Это заставило нас оставить большую часть тяжелого снаряжения. Только Эрика категорически отказалась расстаться с отвинченными от самолета "железками".

— Мало ли что тут может случиться с моим оборудованием, — заявила она, — мне спокойнее, когда оно со мной.

Я не без замирания сердца наблюдал, как она с тяжелым рюкзаком за плечами идет по качающемуся стволу дерева. К счастью все обошлось благополучно.

— Ну и где ваши троглодиты? — произнесла Эрика, спрыгнув на замшелые камни платформы.

Ее слова эхом отдались среди руин, и словно в ответ откуда-то сверху, грохоча, покатилось несколько камней.

Мы задрали головы. Увы, ничего кроме зеленой бахромы листьев над скалами. Несколько минут мы ждали, обнаружат ли себя неведомые обитатели руин. Ничего.

Мы осторожно двинулись вглубь развалин. Судя по всему храмовый комплекс несколько раз перестраивали, но сохраняя особенности первоначального стиля. Массивные колонны темного камня поддерживались тяжелыми платформами-стереобатами, возвышавшиеся над болотом словно квадратные острова.

Перебираясь с одной платформы на другую, мы добрались до узкой расселины в отвесной скале. Естественное образование было немного расширено каменотесами и дополнено резными пилонами и полуобвалившейся аркой. Мы прошли через нее и двинулись по извилистому, открытому сверху, коридору. Через пару десятков метров мы наткнулись на небольшой алтарь с вырезанными на боках изображениями гигантского хищника и павианов, остро напомнивших мне про статуэтки, с которых все и начиналось. Позади нее стояла немного обветшавшая, но величественная статуя высокой стройной женщины в легком струящемся хитоне. Прошедшие тысячелетия смыли покрывавшую скульптуру краску, и теперь ее глаза слепо глядели поверх наших голов. Но я отчего-то был уверен, что когда-то они были разноцветными...

— Что здесь написано? — поинтересовался Хеммет, разглядывая вырубленные на алтаре греческие буквы.

Я пригляделся.

— Если кратко, то предупреждение грабителям, что священные животные хранят это место и только достойный может войти и увидеть хранимое. В общем, традиционное запугивание потенциальных расхитителей храмовой собственности...

— Животные это, я так понимаю, первобытный хищник и павианы?

— Похоже на то.

— По сравнению с тем черепом, обезьяны смотрятся как-то неубедительно, — хмыкнул Лайвсли.

— Вы просто не слишком хорошо знаете этих тварей, — заверил его Хеммет, — лично я предпочел бы иметь дело с одним большим хищником, чем со стадом из полусотни раздраженных павианов...

Справа от алтаря виднелся еще один естественный скальный проем обработанный строителями храма. Мы осторожно туда вошли. Спустились по небольшой лестнице и оказались в циклопическом подземном зале. Он представлял собой естественную пещеру, выточенную в толще скалы водой. Затем каменотесы немного обработали ее стены, подравняли пол и украсили нижнюю часть стен грубой резьбой, наполовину заплывшей известковыми отложениями. Из зала вели два прохода, не считая того, по которому мы вошли. Левый спускался куда-то вниз, в сырую, пахнувшую гнилью темноту. Правый взбегал ступенями к середине стены и открывался наружу. Через этот проем в зал и проникал дневной свет.

— Начнем с верхнего, — выразил общее мнение Хеммет.

Мы поднялись по ступеням и оказались на небольшом уступе, нависавшем над храмом. Как раз отсюда к нам тогда скатились камни. Уступ был густо покрыт растительностью, пробивавшейся через обломки небольшого портика. Среди пышной зелени там и сям мелькали коричневатые мохнатые фигуры.

— Не может быть! — прошептал Хеммет.

Увы, это было. Сначала я принял копошившихся среди заросших развалин существ за горилл. Но разглядев длинные прямоугольные морды, понял свою ошибку. Это были павианы. Гигантские павианы!

Мы припали к земле, изготовив винтовки. Даже обычный павиан, несмотря на довольно скромные размеры, может быть страшным противником. Он быстр, поразительно умен и вооружен огромными клыками, у старых самцов достигающих размеров львиных. На что будет способен подобный зверь, увеличенный до размера гориллы мне было даже страшно подумать.

Неподвижно сидевший на обломке колонны огромный самец, похоже вожак, обернулся в нашу сторону. Я отчетливо увидел почти человеческие карие глаза, глубоко спрятанные под колоссальным надбровным валиком. Из-за этого валика казалось, что зверь хмурится. Но в его глазах я увидел что-то непривычное. Я бы даже назвал это интеллектом, если бы не был уверен в отсутствии разума у животных... Вожак слегка наморщил верхнюю губу, продемонстрировав желтые клыки. Принюхался. Недовольно фыркнул.

— Не стреляйте, — прошептал Хеммет, — может они сами уйдут.

Вожак медленно слез с обломка колонны, повернулся к нам ярко-красным задом и не спеша, с полным достоинства видом, прошествовал в дальний конец уступа, слегка бурча по пути. Остальные павианы забеспокоились, и тоже потянулись в ту же сторону. То ли они были знакомы с пигмеями и полагали не слишком разумным затевать драку, то ли еще по какой причине, но все стадо организованно отступило к дальнему краю площадки. Добравшись туда, обезьяны с неожиданной для столь массивных животных легкостью запрыгнули на скалы и растворились среди камней и зарослей.

— Предлагаете оставить их в покое? — спросил я Хеммета.

— Нас и так не слишком много, а эта тварь играючи может оторвать человеку руку или ногу. Не думаю, что в нашей ситуации затевать рискованное сафари будет лучшим выходом. Кроме того павианы достаточно мстительны и если мы убьем нескольких, то могут подкараулить и напасть повторно. По крайней мере, обычные павианы на это способны...

— Ну хорошо. Тогда идем дальше.

С уступа вверх по скалам вела еще одна вырубленная в камне лестница, заканчивавшаяся у проема метрами тридцатью выше. Вскарабкавшись по ней, мы осознали, что это только начало. За проемом лестница продолжалась уже внутри скалы.

— Они что, до самой вершины горы ее прорубили? — воскликнула Эрика, — там же несколько сотен метров!

Нам повезло. Не прошло и получаса нашего восхождения, как мы достигли еще одного зала. В отличие от нижнего, он был узким и длинным и заканчивался круглой каменной дверью. Рядом, привалившись к стене, сидел на камнях человеческий скелет. На нем еще различались остатки полуистлевшего одеяния и позеленевшие медные украшения. Кто-то из хранителей здешних сокровищ оставался на своем посту до самого конца...

На поверхности двери я узнал знакомый по основаниям статуэток узор. А в ее центре было подобие вырезанной в камне ручки.

— Сильвестр, попробуй, — распорядился Лайвсли.

Великан Кробар ухватился за ручку, немного покряхтел и отпустил.

— Что-то ее держит, — покачал он головой, — не поддается.

Я пригляделся. На двери по кругу кольцевой желобок. Сверху, снизу и по бокам он прерывался. В этих местах в каменный монолит были вставлены бронзовые дисковидные бляшки с прямоугольными углублениями. Чем-то они напоминали головки огромных потайных шурупов. Каждое из углублений было повернуто по-своему.

— Минуточку.

Я вытащил из планшета одну из статуэток и приложил к одному из этих углублений. Идеальное совпадение! И орнамент почти такой же. Я поочередно приложил статуэтку к каждой из бляшек, пока не нашел ту, где половинки орнамента на основании статуэтки и бронзе точно не совпали. Затем повторил операцию с двумя остальными.

— Жиль, одолжите мне свою на пару минут... — я повернулся к дю Понту.

— Откуд.. а, ладно, берите, — он выудил четвертую из походной сумки.

Теперь надо понять, как их поворачивать. Логично, чтобы головы животных указывали в какую-то сторону. Предполагаемые варианты — все в центр, все от центра, один за другим по и против часовой стрелки... Не так уж и много. Будем пробовать.

Позеленевшая бронза проворачивалась с трудом и мне понадобилась помощь, но, в конце концов, замки поддались. С той стороны камня что-то заскрипело и застонало, пару раз кракнуло, и я почувствовал как каменная дверь вздрогнула.

— Сильвестр! — крикнул Алан.

Но этого уже не требовалось, все кто смог ухватились за ручку и вытащили дверь из проема на себя, как пробку. Она, мерзко скрипя, отползла по вырезанным в камне желобкам и осталась в вертикальном положении. Но между ней и стенами образовался проем вполне достаточный, чтобы в него можно было спокойно пройти.

Я осмотрел механизм замка. Бронзовые бляшки представляли собой торцы поворачивающихся цилиндров, боковые зубцы которых зацеплялись за выступы стен. Все гениальное просто.

Мы осторожно вошли в проход, начинавшийся позади двери. Воздух там был сухим и чистым, мы уже забрались достаточно высоко над уровнем дна котловины, кроме того эта часть пещер, похоже, сообщалась с верхними частями скалы. В силу чего болотная сырость сюда не проникала.

Пройдя несколько десятков метров, мы оказались в небольшой комнате, заставленной характерными корзинами и цилиндрическими футлярами. Это были книги. Античные книги! И их было много!

Охватившие меня чувства довольно сложно передать. Хеммет в своем репортаже позднее утверждал, что мы с дю Понтом схватились за руки и отплясывали джигу, распугав своими радостными криками всех летучих мышей, обосновавшихся в пещере. Это неправда. По крайней мере, в отношении летучих мышей. В запертом много столетий назад подземелье никаких летучих мышей не было, и быть не могло...

Немного придя в себя, мы решили пока рукописи не трогать, чтобы не повредить ветхие папирусы. Вернув каменную дверь-затычку на место, спустились вниз. Гигантских павианов нигде не было видно, и мы решили осмотреть еще и второй проход из нижнего зала. Было ясно, что там слишком сыро, чтобы рукописи могли сохраниться, но мало ли что еще там сможет найтись.

Проход спускался вниз на несколько метров и заканчивался полузатопленным залом. Через боковые расселины сюда проникал тусклый свет, с потолка свисала бахрома мха и корней. В центре выступала из воды темная груда не то земли, не то камней.

Я направил на нее луч фонарика, и он отозвался характерным блеском. Это была не земля и даже не камни.

В наступившей тишине кто-то сглотнул.

— На глаз под тонну будет, — севшим голосом произнес матрос Фокс, — а может и больше. Кто его знает, сколько его тут еще под водой...

Тут он был прав. Сколько еще золота оставалось ниже уровня воды было неизвестно, но и того что выше было вполне достаточно. Если, конечно, к золоту применимо понятие "достаточно"...

— Неплохо, — пробормотал дю Понт, — конечно, это не идет ни в какое сравнение с тем, что мы нашли наверху...

— Боюсь, что вполне идет, — подал голос Невер.

— Вы о чем, — обернулся дю Понт.

— Обстоятельства изменились, Жиль... Будьте добры положить оружие и поднять руки. К остальным это, кстати, тоже относится.

Я схватился за кобуру маузера. Стоявший между мной и выходом из подземелья дю Понт укоризненно поцокал языком. Я остановил руку, отстегнул кобуру и осторожно положил ее на камни.

За спиной луизианца стояли трое его людей. Но что меня больше поразило там же стояли капштадцы Михель и Юлиус. И оба направляли винтовки в нашу сторону...

— Но как? — только и смог произнести я.

— Увы, — вздохнул Михель, — но минхеер Невер смог предложить нам лучшие условия... Чистый бизнес.

— Сударь, вы — негодяй, — вмешался профессор Пикколо, от возбуждения даже снявший запотевшие очки.

Однако его пассаж не произвел никакого эффекта.

Фокс неохотно положил оружие на камни. Кробар нервно переводил взгляд с Лайвсли на Невера и обратно.

— Отдайте им оружие, Сильвестр, — распорядился Алан, — постараемся избежать лишних жертв.

Боцман подчинился.

— Почему, Гаэтан? — больше всех случившимся был потрясен, похоже, дю Понт.

— Все просто, Жиль, деньги. В нелегальной торговле древностями завязано слишком много людей. И они платят действительно хорошие деньги.

— Ди Мартти мертв, — вмешался я.

— Он не самый крупный человек в деле, и ему легко найдется замена...

— Ты продался им за деньги?! За какие-то жалкие франки! Сколько они дали? Тысячу, десять тысяч? Сто?— не унимался француз.

— Нет. Куда больше — долю в бизнесе, — чуть заметно улыбнулся Невер, — как вы справедливо заметили, место ди Мартти освободилось, за что я вам, между прочим, крайне признателен.

— Нас рано или поздно найдут! — заверил его дю Понт.

Невер лишь молча покачал головой.

— Вся информация шла через мои руки. И ничего лишнего из них не вышло. Руины в пустыне найдут, но там не будет ничего ценного. А про котловину никто кроме нас с вами не знает. Был еще Ахмад, но его вы весьма своевременно устранили сами. С не в меру любознательными туземцами и с царствующей над дикарями мадемуазель Кралле я разберусь чуть позже, а ваши отчеты о руинах не составит особого труда слегка поправить, чтобы исключить лишний к ним интерес. Мало ли в Египте руин?

Дю Понт лишился дара речи и лишь беззвучно открывал и закрывал рот, не зная что говорить.

— А что с нами будет? — испуганно спросила Полетта.

— Для начала вы мне немного поможете. Полагаю, вас не затруднит погрузить часть вон той золотой груды в эти мешки? Честное слово жаль упускать такую удачную возможность. Когда еще кто-нибудь сюда доберется.

За столетия проведенные в болоте золото стало тусклым и скользким от жидкой грязи и тины. Здесь были монеты, слитки и просто бесформенные куски, отрубленные от каких-то изделий. Все это то и дело выскальзывало из пальцев, и упавшее приходилось опять вылавливать из воды. Прошел наверное почти час, пока мешки были наполнены.

— Теперь, — распорядился Невер, — помогите нам вынести их наружу.

Как известно, золото один из самых тяжелых металлов... И его было довольно много. Теперь я понял, почему Гоше нас просто не перестрелял. Тогда ему пришлось бы тащить это по лестницам и перебрасывать с платформы на платформу самому... Наконец, мы добрались до переброшенного через болотный рукав дерева. За ним дорога становилась ровнее, а почва тверже.

— Большое спасибо, — вежливо поблагодарил нас луизианец, — а теперь окажите мне еще одну услугу. Будьте добры, подойдите к краю платформы. Да, да, вон туда. Чуть ближе к краю, пожалуйста...

— Что вы собираетесь делать? — возмутился профессор Пикколо, — обещаю, вы еще поплатитесь за это!

Что собирался делать Невер, я понимал отлично. Если все же котловину найдут, то наши трупы окажутся крайне неприятным для него обстоятельством. А луизианец играл сложную игру. Не знаю, действительно ли он собирался занять место ди Мартти, или воспользовался этой идеей только для того, чтобы захватить ценности, а потом избавиться от сообщников и скрыться. Возможно, он еще сам этого не решил. Но так или иначе свидетелей и следов он оставлять не собирался. Я посмотрел через край платформы, к которому нам предстояло отойти. За ним сонно дремало кишащее хищными рептилиями болото. Вряд ли даже опытный следователь будет способен через несколько недель отыскать наши кости в этой трясине и желудках местных крокодилов... Впрочем, профессору и девушкам все эти грязные подробности знать было не обязательно. Поэтому я молча думал. Время стремительно уходит, но что можно сделать безоружным против шестерых опытных бандитов? Ударить золотым самородком?

— Минуточку, — заговорил доктор Лайвсли, — прежде я бы хотел кое-то добавить...

Невер вопросительно приподнял бровь.

— Раз уж домой, в Портленд, мне другого пути уже нет, — продолжал британец, — я бы хотел предложить вам сделку.

— Я внимательно слушаю? Только не злоупотребляйте моим терпением.

— Посланные мной люди сообщали определенную информацию о ходе раскопок, и если мы с вами придем к взаимопониманию...

Все-таки Хеммет был прав. Двуличная скотин... Хотя.

Обычно хладнокровный британец непривычно бурно жестикулировал, словно пытаясь привлечь к себе внимание Невера и его людей. Или отвлечь это внимание от чего-то другого... Я поднял глаза. По неровной скале позади них медленно спускался на платформу вожак павианов. Если обезьяна доберется сюда незамеченной, то здесь станет очень весело. А это как раз то, что нам сейчас нужно.

— Бросьте, — отмахнулся Невер, — ваши шпионские игры — секрет Полишинеля. Все люди, уходившие из лагеря экспедиции, или приходившие туда, были под моим контролем.

— Но это еще не все! — темпераментно воскликнул британец.

— Только быстро, я не намерен беседовать с вами до вечера... — луизианец заподозрил какой-то подвох, но еще не успел сообразить какой.

— Я... я, это очень важно, — Лайвсли натужно и деланно закашлялся.

Невер махнул рукой.

— Кончайте их, парни!

Вожак с тяжелым шлепком приземлился на камни, ухватил ближайшего из бандитов за ногу и, недолго думая, с размаху ударил им по скале. Судя по звукам кого-то из девушек вырвало. Еще кто-то пронзительно завизжал. Я не стал выяснять, кто именно это был. Перекатившись к одному из мешков, я вырвал оттуда давно присмотренный золотой слиток и метнул его в голову целившегося в павиана Михеля. Тот покачнулся, и не выпуская из рук винтовки, полетел в болото. Невер выхватил револьвер и методично разряжал барабан в бушевавшего павиана. Воинственный примат спас нам жизнь, но лишился собственной. Последним броском он снес еще одного бандита и вместе с ним рухнул в трясину.

Невер обернулся к нам, я судорожно пытался выудить из мешка еще один слиток, но между пальцами скользили лишь грязные монеты.

— Моя вина, — пробормотал луизианец, — надо было пристрелить вас еще в пещере...

Он развернулся ко мне и вскинул револьвер. Я похолодел. Лайвсли схватил полураздробленную павианом винтовку одного из бандитов и взмахнул ей как дубиной. Невер выстрелил.

— Жаль, — прошептал англичанин и упал.

— Доктор! — закричала Ортенсия.

Невер снова перевел револьвер на меня. Я увидел направленный мне в лицо ствол и неожиданно для себя зажмурился. Сухо лязгнул металл. Я открыл глаза... Невер опустил револьвер. У него кончились патроны.

Я наконец-то нащупал золотой слиток. Невер оглянулся. Уцелевшие Юлиус и бандит уже почти добрались до той стороны переброшенного через провал бревна.

— Назад, идиоты! — крикнул им Невер, — стреляйте!!!

Но они явно не собирались останавливаться. Луизианец отбросил бесполезный револьвер и побежал за ними. Я метнул золотой самородок, но зацепил его лишь по плечу. Тогда я побежал за ним. Когда Гоше добрался до той стороны, я уже был на середине бревна. По пути я успел прихватить обломок винтовки, выпавший из рук Алана. Стрелять он не мог, но как холодное оружие вполне годился.

Невер обернулся, вытащил из кармана динамитную шашку, скусил шнур и поджег карманной зажигалкой. Но ради всего святого, откуда у него динамит?!!

Увы, выяснять это было некогда. Луизианец подсунул шашку под край бревна с той стороны и бросился вслед за удиравшими бандитами. Я обернулся и побежал назад. Не успел буквально какой-то метр. Взрыв сшиб меня с бревна, и швырнул грудью на край платформы. Как же больно... Из глаз выступили слезы, но я рефлекторно вцепился пальцами в каменную резьбу на краю платформы и повис над болотом. Увы удержать мой вес тела на осклизших камнях было слишком сложно и начал сползать в трясину, но Кробар буквально в последний момент успел меня подхватить и вытащить наверх. Я мешком повалился на платформу.

— Ты цел? Скажи что-нибудь? — расслышал я голос Эрики.

— Дайте винтовку, а потом врача, — прохрипел я, переворачиваясь на бок. В груди у меня что-то похрустывало...

— У нас не осталось винтовок... — виновато пробормотал боцман.

Значит Невер уйдет. Жаль. Я с трудом приподнялся. Взрыв не только уничтожил мост, но и разбил ветхую древнюю платформу с той стороны. Теперь она, медленно рассыпаясь, сползала в болото. Невер и его спутники не успели выбежать и выписывали на оседавших камнях немыслимые па, стараясь не угодить в трясину. Юлиус споткнулся об один из лежавших там экспедиционных мешков, не удержал равновесия и слетел с платформы. Он что-то крикнул, но в следующий момент на него рухнул кусок стены...

Невер смог удержаться на одном из обломков, но со всех сторон его окружало болото. В воде мельтешили спины крокодилов, сплывшихся на пиршество со всей округи.

— Шеф, помогите, — закричал уцелевший бандит, надеясь перепрыгнуть на островок, где стоял Невер.

Тот протянул руку. Бандит схватился за нее и луизианец втянул его к себе.

— Я уж подумал, мне конец, — пробормотал спасенный бандит.

— Ты не ошибся, — Невер вынул нож и полоснул товарища по горлу.

Тот захрипел и упал в болото. Невер наступил на труп и перескочил на соседнюю кочку, быстрее, чем крокодилы успели до него дотянуться. Нелепо взмахивая руками, он перепрыгивал с камня на камень, медленно, но верно приближаясь к твердой земле. Ему оставалось метров пять, когда он оступился.

Крокодилы были далеко, но вязкая почва цепко держала жертву, и они успели...

— Закономерный конец бандита, — поучительно сказал профессор Пикколо, когда стихли крики.

— Подведу итоги, — перебил его мрачный Хеммет, — бандита постиг закономерный конец, мы лишились всех припасов и снаряжения, остались без еды, воды и оружия и отрезаны от внешнего мира...

— Вы пессимист, — фыркнул профессор, — выход можно найти всегда.

— Интересно какой?

— Не спешите, и мы что-нибудь придумаем!

— Если вместо того, чтобы препираться, вы мне поможете, — забурчала откуда-то сзади Эрика, — то этот выход найдется даже скорее, чем вы думаете.

Мы дружно обернулись. Девушка извлекла из своего рюкзака три весьма загадочно выглядевших механизма и пыталась соединить их вместе.

— Что это? — спросил Хеммет.

— Это, — она подняла механизм, который держала в правой руке, — блок питания, второй — приемник, а у меня под ногами — передатчик. Если мне кто-нибудь поможет, то через пять минут у нас будет радиостанция...

Действительно, на аэроплане Гамаль-бея, кроме всего прочего, была новенькая переносная радиостанция. При ударе о землю радиолампы, разумеется, превратились в осколки, но Эрика, прыгая с парашютом, захватила с собой лежавший в кабине так и не распакованным запасной комплект. Пока Эльза играла роль королевы джунглей, а я прилежно записывал в тетрадку туземные глаголы, Эрика успела привести радиостанцию в порядок.

— Батареи долго не протянут, — сказала она, закончив сборку, — но чтобы успеть связаться с легионерами в оазисе и дать им нас запеленговать, их должно хватить. Главное залезть повыше, чтобы скалы не мешали радиоволнам. Кто-нибудь должен помочь мне отнести рацию наверх, ближе к тайнику...

Ну а дальше вы, в общем, все уже и так знаете. Моментально ставший знаменитостью Хеммет Синклер опубликовал свой репортаж, и только ленивый его не перепечатал, снабдив вымышленными для пущей красоты и эффекта подробностями. Найденные рукописи вывезли в Рим. Жиль Гастон дю Понт произнес в Париже свой знаменитый доклад, известный, наверное, сейчас каждому студенту-археологу. Профессор Пикколо опубликовал классическую монографию "Реликтовая фауна оазисов Сахары" в которой описал, в том числе и уникальный вид гигантских приматов Papio neveri, а также живое ископаемое, дожившего до нашего времени креодонта Megistotherium tankredi... Герр Гамсбок без лишней шумихи унаследовал оружейный магазин в Змеином переулке Капштадта. Эльза Кралле сделала потрясающую цирковую карьеру в качестве "королевы Хо Вув, таинственной повелительницы троглодитов". Ди Мартти выскребли из танка и с почестями, но без чрезмерной помпы, похоронили как героически павшего в борьбе с нубийскими контрабандистами. Большой босс Марселя и почетный гражданин города, депутат городского собрания и прочая, прочая, прочая дон Бернар Кальви был зверски расстрелян из автомата крупного калибра прямо на лестнице городской мэрии. Инспектор Леман продемонстрировал воистину титанические усилия, пытаясь найти убийц, дослужился до шефа городской полиции, но стрелявшего так и не поймал...

Что касается меня, то я большую часть всего этого веселья пропустил, валяясь под бдительным надзором Эрики Витт в больнице Александрии, где начинающий хирург Ортенсия Синклер залечивала мне переломанные об край каменной платформы ребра.

Да, совсем забыл, Ксантипп стал одним из военачальников Птолемея и был направлен воевать в Месопотамию, где его следы и теряются...