Три маски греха

— Нечего ждать, — с неожиданной твердостью сказал босмер. — Беги отсюда и предупреди ярла Маркарта. Грядет напасть, и к ней нужно готовиться уже сейчас.

— К чему готовиться?

— К войне. Ни много, ни мало. Эйсватиид набирает силу. К весне он обретет свою былую мощь, и тогда жителей Маркарта не спасут ни стены, ни подземные укрытия.

— Я поняла, мастер. Сделаю все, чтобы донести вести до ярла Тонгвора.

— Храни тебя Кинарет, — Корлбэйн положил ладонь на лоб Тедара. Покойник уставился на жреца невидящими глазами, и Арифель так и не смогла понять, кого именно благословил жрец...

3.4. Гадюка близ Скорбного Трона

Кем бы ни был при жизни Снорр, в городе его не уважали. Некогда красивый особняк, выстроенный внутри двемерского оружейного ряда, меньше чем за полгода превратился в настоящий памятник человеческой жадности и зависти. Замки на воротах были сорваны, все входные двери в жилой комплекс отворены нараспашку, а все, что хоть за какие-то деньги скупалось в маркартских лавках, растащено. Арнье неспешно прошелся по двору, явно служившему тренировочной площадкой. Деревянные чучела, обряженные в драные тряпки, глумливо смотрели на пришельца выведенными известкой и углем глазами. Тренировочные мечи и топоры — поломанные, погнутые, с разбитыми гардами — в изобилии валялись на гладко вытоптанной земле.

Бретонец зашел в дом. Поморщился, увидев светильники с высаженными стеклами и разбросанную в беспорядке мебель. Загадочные механизмы древних мастеров, которых Арнье так уважал, в городе, выстроенном поверх двемерской цитадели, оказались безделицей. Ценить творения гномского гения норды не научились. Что имеем — не храним; эта присказка стара как мир, но всегда безупречно верна.

Арнье обошел все комнаты особняка, пытаясь найти хоть какую-то ниточку, связывавшую покойного наемника с рагнвальдскими руинами. Тщетно. Потайные ходы бретонец не стал даже и искать. Снорр явно был не из тех людей, которые балуются ими. Простой наемник, скопивший за долгие годы промысла немаленькое состояние, если верить 'свитку 2'. Простой, как два фунта картошки, и грубый, как объятия разлюбившей женщины. Деньги липнут к таким. Арнье порой шутил, что каждая частичка драгоценного металла обладает долей некоего общего разума, который распределяет богатства между смертным. Наемников вроде Снорра золото любило; главным образом потому, что они ценили приобретенное и уважали потом и кровью добытые деньги.

Бретонец покинул особняк. Грустно скрипнула входная дверь. Повинуясь внутреннему импульсу, Арнье закрыл ее и запечатал простеньким заклинанием. Пусть Снорр никогда больше и не посетит свой дом, он явно не заслуживает того, чтобы его очаг стоял на всеобщем виду обнаженным и оскверненным.

Странный шум, донесшийся откуда-то сверху, заставил Арнье насторожиться. Он поднял голову — и в этот же момент с крыши на него хищной птицей бросился человек в закрытом шлеме. Бретонец отпрянул в сторону, и острие короткого кривого меча разминулось с его лицом в считанных дюймах. Приземлившись на ноги, убийца атаковал вновь. Арнье с легкостью увернулся от первых ударов. Нападавший явно не был мастером своего дела. Желание как можно скорее разделаться с жертвой превалировало над разумом, и вместо осмысленных выпадов он наносил яростные удары, которые могли бы располовинить бретонца на месте, но — не достигали цели.

Арнье мыском сапога подцепил тренировочную алебарду, подкинул ее и ловко поймал. Тяжеленное оружие легло в ладонь будто влитое. Приняв очередной удар убийцы на древко, бретонец резким движением выбил меч из рук противника. Затем съездил незадачливому асассину коленом в живот, повалил его на спину и приставил ржавое лезвие к горлу.

— Ручки опусти на землю, ладошками вниз, — ласково произнес Арнье начавшему было дергаться убийце. — Вот так, умница. Теперь назови мне два имени.

— Какие еще имена?

— Твое и того ублюдка, который оскорбил меня, наняв по мою душу бесполезного увальня.

— Я гро-Гамарж из Картвастена. Клянусь, я бы ни за что не взялся за дело, если бы не...

— Довольно, — оборвал убийцу Арнье. — Ты у нас, оказывается, еще и орк. Сними-ка шлем.

— Руками?

— Нет. Руки лежат ладонями вниз, ты забыл? — улыбнулся бретонец.

— У меня не выйдет. Надо расстегнуть, — пояснил орк.

— Запросто, — лезвие алебарды перерезало кожаные ремешки, скрещенные под подбородком. Гро-Гамарж дернул головой, сбрасывая шлем. Он был еще совсем юн, не старше семнадцатой весны. Арнье вздохнул. На занятие заказными убийствами в таком возрасте толкает либо нищета, либо жажда крови. И то, и другое бретонец презирал.

— Ты отпустишь меня? — жалобно спросил орк.

— Когда назовешь второе имя. Мне нужен заказчик.

— Я не знаю его. Он велел мне убить того, кто придет сегодня в дом Снорра. Дал денег в задаток.

— Как выглядел?

— Такой бородатый, высокий, — начал описывать гро-Гамарж.

— Под это описание подходит половина Маркарта, мой любезный орк, — тяжело вздохнул Арнье. Алебарда опустилась на полдюйма ниже. — Знаешь, перерезать горло ржавым тяжелым топором очень сложно. Сразу не выйдет, ты будешь мучиться, обделаешься от боли...

— Не-не-не-не! Не надо! — завизжал убийца. — Я еще скажу! Он часто сидит в 'Серебряной Крови'. У него на левой руке не хватает мизинца. Очень опасный человек! Убьет меня, если узнает, что я проболтался.

— Не убьет, — Арнье поднял алебарду. Орк заулыбался и начал вставать. Улыбка так и не сошла с его лица, когда бретонец с силой рубанул его, рассекая грудную клетку от плеча до самого сердца. Гро-Гамарж кулем плюхнулся на землю, не издав ни звука. Охотник за головами подобрал его меч и сунул за пояс. Несмотря на то, что мальчишка был полным профаном, клинок он носил вполне достойный.

Ширашши ожидала Арнье в таверне. Клетушка Арифели Хлаалу оказалась практически пуста, и, потратив драгоценное время на обыск, аргонианка обнаружила там разве что пару старых платьев и несколько осколков драгоценных камней. Бретонец ввалился в 'Серебряную кровь' на час позднее, чем туда пришла Ширашши. Обвел взглядом посетителей, злорадно усмехнулся и подошел к одному из них. Аргонианка наблюдала, не делая попыток вмешаться или привлечь внимание Арнье.

Могучий норд, до самых глаз заросший курчавой бурой бородой, отпихнул тарелку с недоеденной курицей. Глаза северянина налились кровью, и аргонианка поняла, что драки не избежать. Она встала и подошла к выходу на случай если подозреваемый дернется бежать. Но излишне беспокоиться Ширашши явно не стоило. Одним молниеносным движением Арнье выхватил из рукава короткий меч орочьей работы и пригвоздил руку громилы к столу. Норд дико заорал и вскочил с места, но бретонец встретил его ударом в челюсть. Кулаками Арнье работал на славу; аргонианка даже слегка завидовала точности и силе его ударов. Не промахнулся бретонец и теперь. Бородач тяжело рухнул, увлекая за собой стол. Пол под ним моментально окрасился кровью. Старый трактирщик, его в кои-то веки трезвая жена и посетители таверны опасливо вжались в угол близ камина.

— Что у вас здесь происходит? — Ширашши повернула голову и увидела двух стражников с мечами наголо.

— Личное задание ярла, — аргонианка достала свиток с печатью Тонгвора. — Дело гос-сударс-ственной важнос-сти!

— Ясно, — один из солдат с неохотой опустил оружие. — Но смотрите — чтобы без беспорядков!

— Мы пос-стараемс-ся по мере с-сил, — вежливо поклонилась Ширашши. Стражники скрылись, а аргонианка подошла к поверженному норду.

— И что мы имеем? — Арнье облокотился прямо на поваленный стол, придавив бородача к полу. — Безобразный ты человек. Плетешь заговоры против ярла, якшаешься с наемными убийцами и разбойниками из холодных руин. Что можешь сказать в оправдание?

— Да пошел ты, недомерок! — сплюнул норд.

— Плохое оправдание, — бретонец ударил каблуком здоровую руку норда. Тот зарычал от боли.

— Ничего не скажу!

— И теперь? — поинтересовался Арнье, наступая бородачу между ног. Норд начал дергаться, еще сильнее распарывая клинком руку и брызжа во все стороны кровью. — Я ведь прошу по-хорошему.

— Разреш-ши попробовать мне? — предложила Ширашши.

— О, пожалуйста, — бретонец убрал ногу с причинного места громилы. — Ты не поверишь, что с твоими яйцами может сделать моя подруга. Когда аргониане воевали с данмерами, их женщины вырывали эльфийским мужчинам гениталии. Когтями. А на их место клали угольки, чтобы жертвы не сразу умирали. Ширашши сейчас продемонстрирует, как это выглядело. На тебе.

— Я скажу! — тут же закричал норд.

— И правильно сделаешь, — одобрил Арнье. — Так что ты хочешь нам рассказать?

— Я не связан с хозяином напрямую! Всем заведует Кредд из канцелярии! Я только ищу исполнителей!

— Вот так-так, — задумчиво протянул бретонец. — Похоже, близ Скорбного Трона свила гнездо гадюка. Что считаешь, напарница?

— С-считаю, что пора нанес-сти визит ярлу Тонгвору.

— И в этом наши мысли совпадают. Кстати, не согласишься ли ты добить нашего друга? Я уже прикончил кое-кого, а двое в один день — дурной тон.

— Разумеетс-ся, — Ширашши присела на корточки возле замершего в смертном ужасе бородача и одной рукой свернула ему шею.

— Ну вот и все, — Арнье подошел к стойке, высыпал на нее горсть монет и повернулся к трактирщику. — Это за неудобства. На уборку и новый стол должно хватить. И меч, который торчит из руки трупа, тоже можете оставить себе.

— А к ужину вас ждать? — окликнул охотников осмелевший хозяин, когда те уже открывали дверь 'Серебряной крови'.

— Обязательно. Мне барана. Только не такого жесткого, как в прошлый раз.

— А мне ягод. И рыбу в с-смородиновой подливе, — прошипела аргонианка.

3.5. Оэра

Они любили друг друга долго и нежно, не в силах разъединить объятия, словно это была их последняя ночь вместе. Мягкая и женственная Арифель, привыкшая отдаваться, а не брать, таяла в сильных, но таких ласковых и надежных руках Оэры. Единственный факел, который любовницы оставили зажженным, играл переливчатыми бликами на теле северянки и отбрасывал дымчатые тени на пепельно-серую кожу эльфийки. Они дышали в такт, их сердца выстукивали одну и ту же мелодию — гимн молодости и страсти — а губы шептали в горячке одни и те же слова. Оэра и Арифель слились в единое целое, и на пике блаженства данмерка почувствовала, что единение душ, о котором говорила северянка в их первую ночь, — не пустое слово.

Потом они долго лежали с открытыми глазами. Арифель положила голову на плечо северянки и закинула ногу на ее бедро.

— Мне было хорошо.

— Мне тоже, киска, — Оэра погладила волосы девушки и поцеловала ее. — Я люблю тебя.

— А я тебя, — ответила данмерка. Она знала, что кривит душой, но портить чудесную ночь горькой правдой не хотелось. Связь с Оэрой, в которую Арифель сначала вступила из одного лишь чувства благодарности, со временем переросло в нечто более глубокое. Эльфийка привязалась к воительнице, ей нравилось сильное тело северянки, ее требовательно-ласковые повадки в постели, вечная ухмылка и хитрый прищур глаз. Это была самая сильная плотская страсть, которую Арифель когда-либо испытывала. Но любовью это не было.

— Скучаешь по мужчинам? — улыбнулась Оэра.

— Самую малость, — ответила, дразнясь, данмерка. — Может, и тебе бы они понравились.

— Нет.

— Почему?

— Это долгая история, солнце мое. И печальная ко всему. Совсем не то, что ты хотела бы услышать, лежа в постели.

— И все же? — Арифель повернулась на спину и до подбородка натянула одеяло из волчьих шкур. — Посуди сама: за все время нашего знакомства я так ничего толком о тебе и не узнала. Да, были рассказы о сражениях и наемничьи байки, были рассуждения о политике и даже пьяная болтовня. Но я так и не узнала ничего об Оэре.

— Я могу рассказать, если хочешь. Может, мне станет легче, кто знает? — воительница вновь улыбнулась, на этот раз печально.

— Я пойму тебя, Оэра, что бы мне ни довелось услышать.

— Я родилась в Эльсвейре, — начала северянка. — Звучит странно, я знаю. Отца я не видела ни разу в жизни, а мать очень быстро потеряла ко мне интерес. Не могу ее осуждать, впрочем. Я родилась, когда ей было четырнадцать. А когда ей стукнуло семнадцать, она продала меня.

— Как продала? — ахнула Арифель.

— Да вот так. За деньги. Каджиты очень ценят детей человеческих рас. Мне в какой-то степени повезло, что меня выкупили у матери. Пожилая состоятельная чета души во мне не чаяла. Меня любили, баловали, осыпали всем, чем только можно, чтобы я была счастлива. Своих котят у приемных родителей не было, так что вся забота доставалась мне. Так я и росла, пока мне не стукнуло пятнадцать. А потом произошло это.

— Что это?

— Это, — повторила Оэра. — Главный ужас моей жизни. Их было шестеро. Четверо сутаев и двое сенче. Ты представляешь себе, что такое сенче?

— Никогда их не видела, но слышала, что среди каджитов они самые большие.

— Не самые, — поправила северянка. — Но, поверь мне, это чудовища, сопоставимые по размерам и ярости с очень крупным троллем. Когда они чего-нибудь хотят, они это берут. Те двое хотели меня.

— Неужели... — Арифель прижала ладони к глазам, чтобы не видеть подернувшегося болью лица Оэры.

— Меня насиловали час или около того, — воительница сорвалась на громкий шепот. — Каждый по разу. Они разорвали мою плоть изнутри, вывернули наизнанку и оставили валяться одну на пустынной ночной улице, всю в крови и липкой кошачьей сперме, униженную и искалеченную. Я лежала и молила богов о смерти, но меня спасли. Приемные родители выхаживали меня больше месяца, нанимали волшебников и алхимиков. Мне помогли. Снадобья заживили разодранное чрево, а магия вернула девственность. Но, сама понимаешь, прежним милым и добрым ребенком мне было уже не стать. Тогда я взялась за меч. Поставила перед собой цель найти и убить каждого из шестерых ублюдков.

— И убила? Я бы потратила всю свою жизнь на месть, случись со мной такое, — данмерка сбросила одеяло и прижалась к Оэре. Сердце воительницы отчаянно колотилось.

— Всех. Убивала страшно и мучительно. Одного сожгла заживо в его же собственном доме, в троих всадила стрелы с ядом пустынной змеи. А двух сенче прикончила прилюдно, в песчаной арене, вызвав на поединок. Ради такого стоило тренироваться. Я издевалась и играла с ними, наносила мелкие раны одну за другой, выпуская гнилую кровь. Когда же они обессилели и упали, я отрезала им уши и хвосты, вырвала глаза и вспорола животы. Они подыхали очень долго, а я стояла и смотрела. А на следующий день навсегда уехала из города. Каджиты не простили бы мне такого унижения сильнейших из них, — Оэра прервалась. Арифель, не говоря ни слова, поцеловала ее в губы, и некоторое время любовницы лежали, лениво лаская друг друга. Почувствовав, что напряжение покинуло северянку, данмерка вновь отстранилась от нее.

— Ты будешь рассказывать дальше?

— Я стала вольным клинком, — продолжала Оэра. — Каджитские мастера фехтования хорошо обучили меня, так что меня без лишних вопросов приняли в один из лейавинских отрядов. Состоял он в основном из зверолюдей, но им, в отличии от жителей Эльсвейра, было наплевать, сколько сенче я прикончила. И там же я встретила его. Единственного мужчину, которого захотела. Мы провели чудесный вечер в одной из лейавинских забегаловок, сняли комнату, поднялись туда, и он разделся. Когда я увидела его стоящий член, в моем горле словно встал ком. Перед глазами моментально возникли призраки шестерых насильников, и меня обуял страх. Я сдвинула ноги и не позволила несостоявшемуся любовнику даже прикоснуться ко мне. С тех пор я даже и не пробовала лечь в постель с мужчиной, зато познала прелести женской любви. Я спала с каждой смазливой мордашкой в отряде, не делая исключения для орчанок и каджиток. За это, собственно, меня и поперли прочь. Мужчины не терпят соперничества в любовных делах, — усмехнулась северянка.