Юрген зачерпнул песок с того места, где прежде был нарисован знак обды, и сжал голубоватые песчинки в кулаке.
— Контролировать обду? — Даша подняла брови. — Знаешь, Клима не выглядит человеком, которому можно диктовать свою волю.
— Как бы ни выглядела, — фыркнул Юра. — Ей сейчас деваться некуда. Мы дадим ей необходимые для выживания средства и натравим на Орден. Веды пока пусть будут, а вот наиблагороднейшего в Мавин-Тэлэе надо хорошенько припугнуть, чтобы не зарывался. А когда Орден сложит крылышки и станет покорным, платить обде перестанут. Если у нее получится скинуть ведов — хорошо, можно будет и с ней торговые отношения наладить, раз так хотела. Тогда нам будет платить золотом и зерном весь Принамкский край.
— А если нет? Если Клима без нашей поддержки погибнет?
— Это жизнь. Это политика, — безжалостно отрезал Юрген.
Холодное северное солнце мягко светило сквозь ветреную дымку. Дело шло к вечеру, холодало. Из неизведанных глубин кислотного моря прибивало к серо-голубым берегам все новые и новые махры тины. Как будто на дне кто-то непостижимо могучий, но еще в древности смертельно раненный, все истекал багряной кровью, не в силах исцелиться или оставить навсегда этот мир, сложенный из Земли, Воды и Небес.
* * *
Липка был возбужден и взволнован, его голубые глаза сегодня смотрели не с деланой наивностью, а остро и проницательно. Форменная куртка с серебряными эполетами небрежно расстегнута, рукава закатаны.
Еще с утра Костэн Лэй сдвинул оба стола в их с Юргеном небольшом кабинете и расстелил на них подробную карту Принамкского края. Край был так велик, что ему не хватало отведенного места, поэтому добрая четверть карты свисала южной стороной на пол, из-за чего Голубая пуща и Мавин-Тэлэй немного запылились. Но до орденской столицы сейчас никому из присутствующих не было дела: Липка водил кончиком грифеля по северо-западу ведской половины.
— Деревни эти примерно вот здесь. Точнее пока не нарисовали, сам понимаешь, прежде там было жуткое захолустье. И кто бы мог подумать... Лететь лучше днем, ориентироваться по Редиму или тракту, тогда точно не заблудитесь.
Юрген деловито кивал. Он склонился над картой вместе с Липкой, и у столов не осталось места, поэтому Даша, которой из-за недостаточных познаний в картографии смотреть на Принамкский край было необязательно, переминалась с ноги на ногу чуть поодаль, между шкафом и березой. От дерева разило полезным, но неаппетитным удобрением: береза к осени захирела, а уборщица Тоня решила ее подкормить, невзирая на слабые протесты обитателей кабинета, которые считали, что березу, конечно, жалко, но свой комфорт дороже.
— Лететь днем, — продолжал начальник, — а посещать обду ближе к ночи или рано утром, чтобы вас никто не видел. Не стоит пока Ордену знать о наших планах, иначе вздумают, чего доброго, встречные обвинения нам выдвинуть. Тогда торговый союз точно полетит ко всем смерчам.
— Ты все-таки заявил во всеуслышание, что у тебя украли наградную саблю? — фыркнул Юрген.
— Конечно, — Костэн пожал плечами. — Все давно согласовано, ждали только подходящего момента. Позавчера у Верховного был прием, туда пригласили благородных господ, и в официальной части я выступил с докладом. Мол, во время дипломатической встречи представитель Ордена набросился на меня, ранил, похитил саблю и улетел. Требую разбирательства, возвращения украденного и выдачи преступника.
— Если представить, выходит полнейший анекдот, — рассмеялся Юра. — А господа что?
— Господа сначала пытались отпираться, но мы позаботились, чтобы в доказательствах недостатка не было, вплоть до сличения отпечатков подошв и тому подобного. Ведь место преступления оказалось полностью в нашем распоряжении. Теперь люди не знают, чего от Холмов ждать, смятены. Они наверняка вообразили себе, будто мы теперь решим разорвать торговые договора. Мне иногда кажется, что люди считают сильфов поголовно стукнутыми об тучу, — Костэн саркастично усмехнулся. — Они рассчитывали, мы на весь мир заорем о предательстве и откажемся менять технику на принамкское зерно. Как будто мы не в состоянии понять, чем нам это обернется. Теперь, если люди наконец-то прозреют и поймут, что стукнутые вовсе не мы, а они, то выдадут саблю, вора, а ближайшие лет тридцать будут сидеть тихо и делать выгодное нам. Если нет — получат от нас обду, которую так боятся. Собственно, это и есть ваша задача — посредничество в переговорах с Климэн Ченарой. Своих интриг не плести, на рожон не лезть.
— А чего ты на меня смотришь? — вскинулась Даша. — Я уже не та восторженная дурочка, какой была полтора года назад!
— Но все так же вспыльчива. Дарьянэ, — голос Липки сделался вкрадчивым, — в Принамкском крае молчи и слушай, прошу тебя. Тебя бы вообще не отправили на это задание, но во-первых, ты уже неплохо знакома с Климэн; во-вторых, с Юркой замечательно сработалась.
— Да помню я, — буркнула Даша и еще дальше отступила за кадку, брезгливо морща нос: удобрение у Тони было на редкость ядреное, у березы явно не осталось шансов на тихое сезонное увядание.
Обидно чувствовать себя не ценным сотрудником, а чем-то вроде верительной грамоты. Мол, гляди, госпожа (или сударыня, как там у ведов правильно?) Климэн, твоя знакомая сильфида, а с ней — такой же хороший спутник, которому можно доверять. И мы все уже заочно знакомы, правда? Значит, и дела у нас хорошо пойдут, и тайн у тебя от нас не будет.
Хотя сейчас, многое поняв и передумав, Дарьянэ сильно сомневалась, что на свете есть хоть одно существо, от которого у несгибаемой Климы нет тайн. Странное впечатление производила эта девушка. Она была добра к Даше и честна с ней. Но в то же время чувствовалось — Клима может быть жесткой, даже жестокой. Она была властная, ее хотелось слушаться, потому что при первых же минутах знакомства возникало впечатление, будто только Клима знает, что делать. Клима была младше Дарьянэ на три года, а по разуму казалась старше на тридцать лет. Об истинной честности новой обды сильфида вообще старалась не думать. Совершенно ясно, что Клима хитра и изворотлива, но насколько большую ложь она может позволить по отношению к союзникам? Тем более — и Дарьянэ отдавала себе отчет — сильфы и сами не честные союзники для обды. Их честность слишком зависит от обстоятельств.
Утро уже давно миновало, день перевалил за середину. В приоткрытое окно задувал сквозняк, ветром приносило редкие крупинки снега. В начале ноября Холмы были запорошены снежной крупой, сухие укропные веточки над усадьбами покрывал иней. Солнце пряталось за тучами, и оттого пороша казалась серо-голубой, как песок на кислотных морях. И многочисленные холмы словно все были сложены из этого мелкого песка. Ветер дул, приводил в движение верхний слой песчинок, и их разносило по округе, обнажая темные хребты земли. Холмы сыпались, пока не рассыпаясь, но все равно походя на огромный песчаный город, который вот-вот закружит, взметнет к небесам особенно сильный порыв ветра, и уже не будет ничего — ни темной земли, ни серо-голубых песчинок, только бесхозная равнина, оплакиваемая кислотным ядовитым морем.
Рассыпался песчаным домиком прежний мир, прежний порядок дел. Притом рассыпался по вине людей — тех, кто мог и не бывать никогда на Холмах. Ветер тоже не смотрит в глаза песчинкам, которые кружит. Нужно было уберечь развалины старого дома и на его месте возвести новый, для защиты от ветра смочив и укрепив песчинки кровью. Желательно — не своей.
Поэтому Верховный сильф Амадим отправлял в Принамкский край не войска, а двоих агентов тайной канцелярии.
— Нам всегда очень мало было известно о ведской половине Принамкского края, — говорил Липка, расхаживая по кабинету. Подчиненные внимали: Юрген — сидя на столе (а точнее — на южном пригороде Гарлея), Дарьянэ — стоя у карты, к которой ей наконец-то удалось подобраться, оставив соседство благоухающей удобрением кадки. — Сильфов там не жалуют, вербовать агентов из местных очень трудно, все, сочувствующие Холмам, давно перебрались в Орден. Сведения скудны, но есть. А вот про окружение Климэн мы не знаем почти ничего. Больше всего сведений предоставила полтора года назад Дарьянэ. И нечего задирать нос, Даша, тебе просто повезло. Благодаря тому, что сама Климэн и ее "правая рука" Гернес Таизон — бывшие воспитанники Института, их биографии известны наиболее полно, — Липка говорил как по писаному, наверняка ему уже не раз за полтора года приходилось это рассказывать. — Гернес родился в центральной части Принамкского края, в крупном селении близ Косяжьей крепости. Это не так далеко от Гарлея. Кстати, Юрка на том месте сейчас сидит. Даша, не пинай мужа, вид пары кружочков на карте тебе все равно ничего не скажет. Итак, родители юноши — почтенные зажиточные селяне, помимо старшего ребенка, Гернеса, у них есть четыре юные дочери. Семи лет отроду Гернес поступил в Институт, подавал большие надежды, был отличником и кандидатом в благородные господа. Почему он спутался с обдой при таком блестящем будущем — неизвестно.
— Гера Климу очень почитает, — не упустила случая блеснуть знаниями Дарьянэ. Но восторгов не последовало, Липка только слегка кивнул.
— Второй сподвижник Климэн — колдун, мы не знаем даже его фамилии. Только имя — Тенька. Возможно, сокращение от "Артений". Или от "Теньяр". Если Даша не приукрасила, рассказывая, что вытворяет этот колдун, то способности Теньки довольно незаурядные. И четверть ведских колдунов не может такое. Конечно, до коллег древности ему далеко, но для современности очень неплохо, — ценителю магии и колдовства Костэну Лэю в голову не могло прийти, что на дремуче-непрофессиональный взгляд друзей и соседей Тенька не "обладает незаурядными способностями", а просто мается дурью. — Известно, что у Теньки есть сестра, отец то ли убит, то ли воюет на границе, мать умерла. Предположительно, Климэн сейчас живет в доме именно у Теньки. Любопытный факт: ни в один из своих городов она не переехала, это известно точно. Будет неплохо, если вы узнаете причину.
— То есть, мы будем не только налаживать союзнические отношения, но и понемножку шпионить, — сделал вывод Юрген.
— Но смотрите, чтобы вас не прибили и не выдворили за шпионаж, — нахмурился Костэн. — Главная задача все-таки дипломатия, а не разведка. Хорошо, если вы сможете кого-нибудь завербовать. К примеру, Ристиниду, дочь покойного Жаврана Ара. Если она еще при Климэн, конечно.
— Что мы можем ей гарантировать? — уточнил Юрген. — Нам выделят средства на вербовку?
Липка назвал сумму. Агенты переглянулись. В этот момент им стало особенно ясно, что Холмы занялись новой обдой всерьез.
— Первое время я буду безвылазно сидеть дома, в дедовом особняке у границы. Ты помнишь дорогу, Юрка? Хорошо. Как только появятся вопросы, сразу лети туда, — Костэн Лэй подошел к окну и задумчиво вгляделся в кружащуюся по ветру снежную взвесь. — Мы посовещались, и начальство решило, что так будет удобнее передавать сведения, получать новые инструкции, брать необходимое количество золота. Дальше посмотрим, может быть, оставим для встреч день-два раз в несколько недель. Теперь детали. Юрка, слезай с карты...
* * *
И Дашин отец, и родители Юры всеми силами избегали слова "проводы". От него веяло чем-то тревожным, нехорошим. Все смутно чувствовали, что эта командировка в Принамкский край совсем не похожа на остальные. Первобытная опасность исходила от самого слова — "обда". Вовсе не последняя правительница людей, слабая и преступившая клятву, запомнилась сильфам, нет.
Обда — объединяются в непобедимую рать разрозненные прежде общины, реет в грозовом небе золотое знамя, герб на нем расцвел пурпурными росчерками. Все окутано дымом, падают в холодную росу пустые окровавленные кольчуги: сильфы в них развеиваются, уходят к Небесам. В песнях, книгах, в беспощадных южных ветрах, с молоком матерей дошла до нынешних жителей Холмов эта память. Когда крепости приходится сдавать одну за другой. Когда деды забавы ради кормили хлебом свиней, а несколько десятков лет спустя, уже на Холмах, их полупрозрачные от голода внуки вынуждены были бегать за пограничную межу и выпрашивать у крестьянок хоть щепотку зерна. Когда Небеса впервые оказались глухи, а Земля и Вода гнали, гнали прочь на исконную родину в холодные пустоши. Обда разорвала веревки, связывавшие руки Принамкскому краю, и заставила эти руки сжаться в кулаки, бить без пощады. И теперь она вернулась. Даже Небесам неведомо, чем все обернется.
Не поворачивался язык назвать эти посиделки проводами. Тут очень кстати все вспомнили, что очаровательной Рафуше только неделю назад исполнилось четырнадцать лет. Решено было отметить это еще раз, но не в компании друзей виновницы торжества, таких же ветрогонов, как она сама, а в тихом семейном кругу. И собраться, к примеру, у Дашиного отца. А то совсем одиноко ему нынче живется.
По такому случаю в запорошенный снежной пылью и заиндевевший сад вынесли стол с парой изящных кованых скамеек, заварили укропник, напекли пшеничных лепешек, а на керамическом блюде ради утехи молодежи развели настоящий небольшой костерок из собранных Рафушей веточек, щепочек и травинок, с добавлением ароматного масла. Дыма было много, ко всеобщей радости. Для сильфов дым считался главной частью костра. Огонь опирается на землю и заливается водой, дым же вечно свободен и летит к Небесам.
Раферия не смогла долго высидеть за столом, чинно попивая укропник, глядя на дым и предаваясь унынию, поэтому вскоре утащила Дашу раздувать по двору снег, благо обе прекрасно управлялись с ветрами. Дарьянэ ничего против утаскивания не имела, ей тоже не нравилась эта траурная атмосфера. Словно не в Принамкский край молодых агентов на важное интересное задание провожают, а их дым в последний путь. Вскоре сестрички вовсю носились по саду, взметая снег и радостно хохоча.
Надо сказать, из всех присутствующих лишь Рафуша не знала, что Дарьянэ приходится ей не только снохой и доброй подругой.
Юрген старался помнить, что уже вышел из возраста ребячьих забав, поэтому остался с тестем и родителями, то и дело завистливо поглядывая на веселящихся девчонок.
— Юность легка и мимолетна, как первые ветерки весны, — меланхолично отметил отец Дарьянэ.
— Моя юность осталась позади, — ответствовал Юрген, как ему показалось, сурово.
Матушка отчего-то улыбнулась. Но тут же снова сделалась встревоженной и в который раз спросила:
— Юрочка, я не прошу сказать, с каким именно заданием вас отправили к этой обде, но ты только намекни: это очень опасно? Почему послали именно вас, таких молодых? Почему летит Дашенька? Она и пары лет агентом не проработала.
— Все будет в порядке, мама, — в который раз насупился Юрген. — Это обычная командировка, просто длиннее прочих. Вот увидишь, уже к весне вернемся. Мы соберемся точно так же, как теперь, здесь, в саду, только сливы будут не запорошены снегом, а убраны цветами. Мы снова будем жечь ароматный костер, взметнется дым, и наш смех услышат даже Небеса.
Мама смотрела на него, а в ее фиолетовых глазах стояли слезы. И от этих невыплаканных слез Юре делалось не по себе. В последний раз мама плакала, когда он женился на Даше, а жизнь Раферии висела на волоске.
