Проклятые

— Как думаешь, она простит меня?

Наташа кусала губы, борясь с неожиданными слезами. Ошибки и всевозможные глупости совершает каждый. Готовы их признать не многие. Не хотела она быть Диме судьёй. Не хотела!

— Сам у неё спроси. Хотя, думаю, что Танюша будет тебе рада. Для неё папа уехал далеко и надолго. Она скучает по тебе.

— Господи, Ната, какой же я дурак! Ты тоже меня прости, ладно?

— Ладно. Только давай внесём ясность: мы с тобой Татины родители, и ничего больше. Пойми меня правильно, я просто не хочу лишать свою дочь отца. Она ведь нуждается в нас обоих. Можешь забирать Таточку со школы, когда будет такая возможность. Только предупреди, чтобы я не волновалась.

— Спасибо тебе, Натка.

Прощаясь, Дима сказал:

-Через два месяца намечается сбор одноклассников. Ты приходи обязательно.

— Я подумаю.

Наташу новость заинтересовала мало и Дима ещё раз настойчиво повторил:

— Будь другом, приди на встречу.

— Зачем?

— Неужели никого не хотела бы увидеть?

— Да не в этом дело. Ловить любопытные взгляды, объяснять наши с тобой обстоятельства. Ты не понимаешь или притворяешься?!

— Плюй на всё. Ты же выше этого. Дай шанс одному человеку.

— Стоп! Ты это о чём сейчас?

— Смеяться не будешь?

-Буду.

— Ну и смейся на здоровье. Из меня никудышная сводня. Но хорошо, если судьба даёт второй шанс.

— Ты подрабатываешь судьбой по совместительству? Решил устроить мою жизнь? Тебе не кажется, что это, по крайней мере, пошло?

— Натка! Твоя жизнь — твоя проблема. Я не о тебе сейчас говорю.

— Дмитрий! Уймись, а?

— Ни за что! Спрячь колючки. И пообещай, что придёшь. Один наш общий знакомый, как дурак влюблён в тебя со школы, других женщин не замечает, и молчит, кретин.

— Значит, влюбиться в меня — глупость?

— Ну, уж не знаю. Сами разбирайтесь. Так придёшь?

— А ну, колись, кто это в меня влюблён.

— Натка, буду молчать даже под пытками. Единственная надежда на твоё любопытство.

— А твой приятель знает о твоих стараниях?

— Да он бы меня убил!

— Ясно. А в целом не плохая идея.

— Это какая же?

— Убить тебя, конечно!

— Кровожадность женщине не к лицу. Ей больше свойственно любопытство и снисходительность.

— Ты сейчас договоришься!

Наташа, вдруг, рассмеялась. У неё было легко и спокойно на душе. И на встречу одноклассников, о которой она, кстати, уже знала, она, пожалуй, теперь пойдёт. Любопытство, конечно, сгубило кошку.

Но оно, и правда, присуще истинным женщинам.

* * *

— Папа, ну как же ты не понимаешь — я сильно хочу собаку!

Дмитрий смотрел на дочь нечастными глазами, ему очень не хотелось говорить "нет", но Наташа на сей счёт была категорична.

-Не вздумай! — предупредила, зная, о каком подарке ко дню рождения, будет просить отца Татьяна.

— Таточка, может, остановимся на котёнке?— предложил Дима. По крайней мере — этого ему запретить не успели, и он согласен был навлечь на себя гнев возмущённой Наты, зато доставить радость ребёнку.

— Котёнка?

— С домиком и прочими необходимыми принадлежностями.

— Купим и мисочки, и мышку...

— Стоп! Мышку?!

— Не живую!— Тата заразительно рассмеялась. — У кошек бывают такие игрушки. Я видела.

Дочка, похоже, заинтересовалась Диминой идеей, и продолжала её активно развивать:

— Шампунь, чтобы купать и щётку для шерстки. И постельку.

— Пижаму и тапочки.— Диме захотелось поддразнить дочь.

-Папа!— возмутилась Тата нелепому предложению. Оно, конечно и неплохо бы, особенно после купания, но в девять лет уже понимаешь, что кошка не кукла и имеет свои привычки, с которыми нельзя не считаться.

— Но в целом идея принимается?

— Да!

— Тогда поехали в зоомагазин. Или, сперва, поедим мороженного?

На борьбу с соблазном ушла минута-другая. Котёнок оказался вне конкуренции, ради него Танюшка готова была отказаться даже от любимого лакомства.

— Мороженное потом, хорошо, папа?

Дима кивнул. Отец с дочерью шли к машине, держась за руки. Наташа, наблюдавшая за ними из окна квартиры, подумала: "Мы престранно устроены, чтобы узнать чему-то цену, должны сперва потерять, потом изрядно помучиться, осознавая важность того, от чего в легкомыслии своём беспечно отказались.

А Димка, похоже, не плохой отец. Зря я его от дочери столько лет оберегала".

Звонок телефона, который Наташа, задумавшись, проигнорировала, настойчиво требовал обратить на него внимание. Ната нехотя сняла трубку, предчувствуя, чей голос сейчас услышит.

— Привет. Ты готова? Так я минут через двадцать буду?

После того, как не без Диминого участия, Николай решился-таки поухаживать за Наташей, он постоянно искал с ней встреч. Но очень боялся казаться навязчивым. Нату это и смешило, и раздражало отчасти.

Она, вообще, не могла разобраться в своих чувствах к Кольке, доброму, славному человеку, любить которого, казалось бы, должно быть так легко, а вот у неё не получалось. Возможно от того, что слишком уж его нерешительность контрастировала с Диминым снисходительным нахальством, которое, вопреки здравому смыслу, так нравилось Нате.

"Чем больше женщину мы любим, тем меньше нравимся мы ей"! Да уж, кто-кто, а великий Пушкин, в делах сердечных был сведущ.

Наташа не решилась отказаться от свидания. Может, она и не любила Кольку, но никогда ещё её жизнь не была столь насыщенной впечатлениями и любопытной информацией, как теперь. Николай ввёл Нату в круг своих друзей, она познакомилась с людьми мыслящими неординарно, живущими по своим правилам, совершенно не известной и недоступной ей ранее жизнью.

Сегодня намечалось посещение выставки молодого дарования в области художественной фотографии с последующим фуршетом для избранных. Николаю предстояло освещать событие в местной прессе.

У Наташи особого желания сопровождать Кольку не было, но раз не хватило духу решительно отказаться, пришлось ей срочно приводить себя в надлежащий вид. Незаметно для себя она увлеклась процессом прихорашивания и выбором платья. Появившийся слишком рано Колька, был отправлен с глаз долой, на кухню варить кофе. Возражать он не стал.

Аромат свежее сваренного кофе коснулся Наташиных ноздрей. Коля варил вкусный кофе, и это его умение в Натиных глазах дорогого стоило. Она взглянула на себя в зеркало и, решив, что достигла в своих усилиях совершенства, поспешила на кухню.

Похоже — она перестаралась. А может день выдался нынче такой, но Николай посмотрел на неё с неподдельным восхищением. Чашка дрогнула в его руках, он неловко поставил её на стол, а потом подошел и обнял растерявшуюся Нату. Она хотела отстраниться, но он, вдруг, не отпуская её, заговорил тихо и проникновенно:

Указала луна мне дорожку к тебе

Зыбкую.

Среди россыпи звёзд я бреду

За твоею улыбкою.

Я иду,

А на встречу мне

Воды талые,

В них сомненья твои,

Сожаленья мои запоздалые.

Плачет небо дождём,

Гром гремит,

Надо мной.

Насмехается.

Ну и что из того,

Что пока у меня

Мало что получается?

Смоют струи тугие

Серую пыль

Придорожную.

Всё возможно ещё.

Всё возможно!

Коля заглянул в широко распахнутые Натины глаза.

— Ведь возможно же? Да?— спросил, не отводя напряжённый, полный надежды взгляд.

Кто знает, не пожалеет ли она об этом однажды, но сказать "нет" Наташа не смогла.

Закрыв глаза, Ната позволила себя целовать.

Безнадёжно были испорчены макияж и причёска, измято платье. Остывал забытый кофе.

Молодое дарование так и не дождалось присутствия прессы на своей выставке.

Но что всё это значило в сравнении со счастьем, которое переполняло Николая.

Наташа тоже была счастлива. И ей вовсе не хотелось анализировать сейчас свои чувства к обнимающему её мужчине. Она уснула на его плече, приняв случившееся без терзаний и сожалений.

"Всё возможно ещё,— думала она засыпая.— Всё возможно".

Инга злилась. Её претензии к судьбе и людям, ставшими орудием безжалостного рока, были безграничны, хотя и мало обоснованы.

Неудовлетворённость собственными обстоятельствами порождали зависть к тем, кто был на её взгляд незаслуженно обласкан жизнью.

Особенную ненависть вызывали у неё Наталья и Дима. Слишком уж неплохо они устроились!

Инга не выпускала из виду отца своего сына. Она взвалила на свои плечи такую обузу, а этот негодяй знать о них ничего не желает! А о дочери своей не забывает. Инга часто видела их вместе.

Чем её сын хуже?! Ладно ещё, раньше Дима щедро снабжал их деньгами. Но теперь за те крохи, что поступают на её счёт, она отказывается растить его ребёнка. Если так и дальше пойдёт, пусть сам о нём заботится!

Ингины претензии удивили Диму. Он, и правда, урезал её содержание, его материальное положение оставляло сейчас желать лучшего, и он вынужден был экономить, но перечисляемых Инге денег должно было хватить на нормальное существование семье, состоящей из двух человек.

Но Инга думала иначе. Она ни в чём не собиралась себе отказывать!

На горизонте у Инги замаячил перспективный мужчина. Вот когда она основательно пожалела о рождённом ею ребёнке.

Маленький Даниил так и не сумел пробудить в Инге материнских чувств. Вскоре после его рождения Инга наняла для мальчика няньку. Она продолжила жизнь охотницы за мужчинами, но стала гораздо более изворотливой и осторожной. Повторять свои ошибки Инга не собиралась.

Данька рос, не зная родительской любви. Нянька заботилась о нём, и только. У неё были свои внуки, для которых она, нянча Даню, зарабатывала деньги.

К счастью Даниил практически не болел. Крепкий, хорошо развитый и не капризный мальчик не доставлял Инге особых проблем, но он оставался ребёнком, требующим постоянного ухода, а на услуги няньки денег теперь не хватало.

Однажды вечером вернувшись домой из очередной командировки Дмитрий услышал за своей дверью голос Клавдии Ивановны. С кем ей было разговаривать в его отсутствие в его квартире?

К очередному зигзагу своей судьбы Дмитрий оказался абсолютно не готов. Он так и остался стоять истуканом в прихожей, под сердитым осуждающим взглядом своей домработницы, которая держала на руках мальчонку лет трёх. Ребёнок тёр глаза и собирался уснуть или заплакать, это зависело от обстоятельств и сердитого мужчины, немного испугавшего мальчика своим внезапным появлением.

За неделю проведённую с бабушкой Клавой Данька искренне привязался к доброй женщине, которая не только кормила и купала его, но и играла с ним, пела колыбельные и рассказывала сказки. А ещё она, отчего-то, плакала, прижимая к себе Даньку. Может у неё что-то болело?

У Клавдии Ивановны болела душа. С тех пор, как вернувшись с магазина, она увидела под дверью Диминой квартиры сидящего на большой сумке мальца, сжимающего в ручонке измятый конверт.

— Ты что здесь делаешь? — спросила она, присматриваясь к мальчику.

На бездомного бродяжку тот явно похож не был.

— Я жду. Папу.

-И кто же твой папа?

— Не знаю. Мама сказала, что теперь я буду жить с ним.

— Так. А это у тебя что?— Клавдия Ивановна взяла в руки запечатанный конверт.

— Письмо. Для папы.

Не мучаясь сомнениями, Клавдия вскрыла конверт и достала из него записку.

Лучше бы она этого не делала! То, что было в записке, не могла написать женщина:

" Дима, нравится тебе это или нет, но Даниил твой сын, и теперь твоя очередь о нём побеспокоиться.

Можешь оставить его себе, или сдать в детдом, но на твои жалкие подачки растить ребёнка я больше не собираюсь. Ты ведь не возражал против его рождения, а теперь пытаешься избежать ответственности. Не выйдет, Дима! Прощайте. Инга".

Сердце Клавдии Ивановны сжалось от жалости. Повезло же малышу с родителями!

— Значит так, Даня. Я — бабушка Клава. Поживём мы с тобой пока вдвоём.

— А папа?

— Папа? Папа приедет. Вернётся из командировки, и мы покажем ему тебя и это письмо, пусть оно у меня полежит. Сейчас я открою дверь. Ты подвинься чуток. Вот так, хорошо.

Всю неделю Клавдия Ивановна думала о том, что скажет Дмитрию. Сердитые слова уже готовы были сорваться с её губ, но мальчик её опередил.

— Ты, мой папа?

Диму оставили последние сомнения. Так значит, эта стерва Инга не угрожала попусту? И что же теперь ему делать? Мальчик спросил: " Ты, мой папа?". Нужно ответить ребёнку. Что ответить?!

— Папа, папа!— Клавдия Ивановна без церемоний вручила окаменевшему Диме Даньку.— Вы знакомьтесь, а я пойду разогрею ужин.

Старая женщина поспешила прочь, боясь сказать лишнее, для детских ушей не предназначенное.

Так вот ты оказывается какой! Отец и сын пристально смотрели друг на друга. И молчали.

Даньку пугала Димина серьёзность, которому всё ещё не удалось справиться с испытанным шоком. На глаза мальчику навернулись слезы, с которыми он никак не мог справиться, хотя мама и очень сердилась, когда он начинал "разводить сырость".

— Я тебе не нравлюсь, папа?

-Ну, что ты, малыш?! Ты очень славный, Даня.

Выходит, что и взрослые иногда плачут? Дима прижал к себе ребёнка, пряча от него покрасневшие глаза.

Данька обнял отца за шею.

— Ты мне тоже нравишься,— прошептал он, склоняя ему на плечо свою голову.

Теперь, когда ему больше ничего не угрожало, Даньке снова захотелось спать. Он уснул на теплом отцовском плече, убаюканный его дыханием.

Клавдия Ивановна помогла Диме уложить в постель так и не проснувшегося ребенка.

— На, читай!— брезгливо протянула мятый конверт.

— Догадываюсь, что там, — скривился Дима.

— Она от него отказалась. Что же это за мать, а, ты мне скажи, что же это за мать такая?!

— Отказалась? Так даже к лучшему. Обратной дороги для неё не будет.

Дима спрятал бегло прочитанную записку.

— Ты о чем это? Что решил, спрашиваю?

— Да что же тут решать? Вы же не откажетесь заботиться теперь о двоих мужиках, вместо меня одного?

— Хорошо подумал? Дитё ведь мужчине одному поднимать совсем не просто. Мальчику без матери плохо будет.

— Лучше уж совсем без матери, чем с такой. Она у меня от Даньки официально откажется. Я вычеркну её из нашей жизни раз и навсегда. А вам не тяжело с ним будет?

— Да уж управлюсь. Я ведь ещё не старая. Самое время внуков нянчить.

— Я, тетя Клава, законченным эгоистом был. Почти, как Инга. Не зря ведь нас вместе судьба свела. Мне рядом с ней удобно было, комфортно. А потом, словно глаза открылись. Подумал, что же я со своей жизнью делаю? И дал задний ход.

— Вперед ты шагнул, сынок. Вперёд. А с мальцом мы управимся. Не сомневайся. Мой руки. Ужинать будем.

* * *

Николай держал в руках свою, полученную из типографии, книгу. Повесть "Проклятые" была издана совсем небольшим тиражом, но для автора это было не важно. Больше заниматься писательским трудом Николай не собирался. Он был хорошим журналистом. Вот его дело! А писатель из него никудышный. Он ведь не написал, а записал поведанную ему историю. Весьма поучительную, для тех, кто способен проникнуться. Ему, словно, поручили донести её до людей. Он сделал всё в лучшем виде.