Проклятые

Часть1

Наташа плакала. Горько, навзрыд. Плач сотрясал её худенькие плечи, глаза покраснели, стало трудно дышать. Всхлипывая, прошлёпала босыми ногами на кухню, выпила воды с валерьянкой, встала у окна, прислонившись лбом к холодному стеклу.

Над городом навис вечер. Редкие снежинки медленно плавно опускались на застывшую черную землю. Первый снег. Наташа всегда радовалась ему. Но сегодня...

— Как же я теперь без тебя?— болью сдавило грудь, застучало молоточками в висках.

Паника, граничащая с отчаяньем.

-Дима! Пожалуйста, вернись! Ведь я же люблю тебя. Люблю, слышишь?

Но Дмитрий ничего не слышал. Да и не хотел он ничего слышать! Как же она ему надоела! До смерти! Упрёки, ревность, слёзы, скандалы. Зачем ему всё это? Он уходил. Навсегда. И был этому рад.

Дима всегда поступал, как хотел. Чуждый сомнений и сожалений, он шел по двору довольный собой и тихим снежным вечером. Легкие снежинки приятно холодили лоб и щёки. Похоже, зима таки решилась прикрыть снегом голую землю. Пора бы. Как и ему, самое, что ни на есть время прекратить зашедшие в тупик отношения с женой. Не торопясь он подошёл к машине, открыл дверцу и не удержался, взглянул-таки на окна оставляемой им квартиры. Впервые за вечер подумал о дочери. Неприятное чувство вины перед ребёнком кольнуло дрогнувшее сердце, но всплеск раздражения заставил замолчать возмутившуюся совесть. В его дальнейшей жизни места ни Наталье, ни Таточке не было.

Наташа долго стояла у окна, глотая слёзы. Хорошо, что хоть Татка осталась ночевать у мамы. Напугали бы малышку своими криками. Мысли о дочери заставили напрячься. Что она ей скажет? Девочка обожала отца, в любом конфликте принимая его сторону. Как объяснить случившееся шестилетнему ребёнку?

Наташа задёрнула шторы, включила свет, достала из бара бутылку коньяка. Она вертела в руках пузатый бокал на дне которого плескалась коричневатая жидкость, всё не решаясь влить в себя спиртное, к которому никогда не испытывала особой симпатии.

Вторая рюмка вызвала уже меньший протест. Третья? Ёе Наташа не заметила. Полбутылки были выпиты ею без закуски под музыку всхлипываний и монолог жалоб. Она так и уснула на кухне в любимом Димином кресле.

Кресло стояло у окна, и муж любил посидеть в нём после ужина, читая газеты, с сигаретой в руках.

В счастливую пору, когда Диме нравилось проводить с женой почти всё своё свободное время, он устраивался в этом кресле с Наташей на коленях и, перебирая пальцами пряди её волос, делился с нею своими мыслями, планами. Им не было тесно в этом большом уютном кресле, а мысли и советы жены Диму тогда ещё не раздражали. Напротив, он считал её деловой и умной.

— Ну и каково мнение моего "наимудрейшего визиря"? — шутил муж.

— Что ж, над этим стоит подумать.— уже гораздо серьёзней говорил он, выслушав Нату.

А она чувствовала себя нужной ему и ужасно счастливой!

Только длилось всё это не долго. Через какое-то время Наташа стала замечать, что, усевшись в кресло у окна, Дима смотрит на неё невидящим взглядом, и в ответ на её попытки заговорить с ним хмурится, а не протягивает к ней руки, чтобы усадить к себе на колени.

Отчуждённость мужа больно ранила, но, не желая навязываться, она смирилась, прекратив безуспешные попытки обратить на себя его, более не заинтересованное в ней, внимание. Вот так и канули в никуда мгновения их удивительной близости.

А потом родилась Таточка, и Наталье стало не до мечтаний о беспечных посиделках. Ребёнок забирал всё её время и силы. Заботы о дочери молодая женщина полностью взвалила на себя. Муж не возражал. Он ведь уставал на работе и вечерами нуждался в отдыхе. Даже мысль принести в дом буханку хлеба или пакет молока не приходила Диме в голову. Он был центром своей семьи, вокруг него всё вертелось и под него все подстраивались.

Наталья ни на что не жаловалась. Она ведь так любила своего Диму! У неё дух захватывало и замирало сердце, когда его руки с лаской касались её трепещущего тела. Она очень многое готова была ему простить. Дима интуитивно почувствовал это и не преминул воспользоваться её слабостью. Чувство вседозволенности развращает. Угрызения совести мучили Дмитрия не долго. Если, вообще, мучили.

Может, и по сей день всё так вот и продолжалось бы, не положи на успешного молодого человека жадный глаз одна из его многочисленных пассий. Она стала звонить Наташе по телефону, оставлять на теле своего любовника следы ногтей и поцелуев. Счастливой Натальиной слепоте пришел конец. Она попыталась призвать мужа к ответу. Он назвал её дурой и скандалисткой. Обиды и ревность отравили налаженную жизнь.

Какое-то время Дима злился, но терпел сложившуюся ситуацию, ведь был и в самом деле не безгрешен. Вот только, долго чувствовать себя виноватым он не мог, потому и решил проблему радикально, для собственного успокоения обвинив во всем свою, слишком уж зарвавшуюся, жену.

Машина неслась по сонному городу. Дмитрий, наслаждаясь скоростью, летел по припорошенным снегом улицам. Ощущение обретённой свободы пьянило и возбуждало. "И на кой ляд я вообще женился?— вопрошал себя с недоумением.— Больше подобной глупости от меня никто не дождётся".

Его внимание привлекли яркие огни казино. "Почему бы и нет?"— решил Дмитрий.

У стола с рулеткой шла оживлённая игра. Для разминки поставил на черное. И выиграл. "Семёрка" не принесла успеха, а "двадцать три" осчастливило. Азарт будоражил кровь, судьба то улыбалась, то строила гримасы. В какой-то момент Дима, отведя взгляд от не оправдавшего на этот раз его ожиданий шарика, увидел бархатисто черные с миндалевидным восточным разрезом огромные глаза, что смотрели на него с пристальным вниманием и явной заинтересованностью.

Сердце пропустило удар. Очевидно, он побледнел, потому что обладательница взволновавших Дмитрия глаз, с улыбкой заметила: " Удача отвернулась? Бывает. Но, право, стоит ли так расстраиваться? Ставьте на девятку, сейчас повезёт".

Дима перевел дыхание, сглотнул комок, застрявший в горле. Игра его больше не интересовала.

-Расстраиваться? С чего вы взяли? Но, пожалуй, остановлюсь на достигнутом.

— Как знаете. А я бы "девятку" сыграла. Но...

Что собой представляет эта женщина, Дима уже понял. Вот только, его интерес к ней не проходил, и он решил развлечься.

Для начала протянул ей выигранные фишки:

— Ставьте.

Она не заставила себя просить дважды. Шарик рулетки скользил по кругу, но Дима не следил за его завораживающим танцем. Стоящая подле него девушка всецело поглотила его внимание. Длинные ноги, высокая грудь, царственная осанка, копна волос цвета палой осенней листвы и глаза, потрясающей глубины и выразительности. Природа одарила её красотой, возможно, даже с избытком. С такой внешностью нелегко жить, не имея за спиной надёжного тыла. А его-то у этой красавицы, похоже, и не было.

"Девятка" не сыграла. Девушка смотрела на Дмитрия виновато, в повлажневших глазах даже собирались слёзы.

-Стоит ли так расстраиваться? — повторил он её же слова.— Буду рад, если составите мне компанию на сегодняшний вечер.

— Лика,— изящная ладошка легла в его протянутую руку.

— Дмитрий. Как насчёт коктейля?

* * *

Имя на французский манер и шикарная внешность достались Анжелике от матери. Отца своего она не знала. Да и родительница Лики не смогла бы наверняка сказать, кто, из множества прошедших через её постель мужчин, наградил нечаянно дочерью.

Почему ей позволили родиться? Странный сон преследовал мать Лики, вынуждая от всех скрывать свою беременность. А когда растущий живот стал заметен, стареющая проститутка впервые за свою жизнь проявила характер.

— Этот ребёнок должен родиться. Не возьму грех на душу. Боюсь.

Сутенер понял — боится, и куда больше, чем его. Плюнул и отступил. Пусть себе рожает.

— Какая же ты красавица, девочка моя. Просто, настоящая Анжелика! — только это и смогла сказать роженица, борясь со слабостью от всё усиливающегося кровотечения. Врачи так и не смогли ей помочь.

Осиротевшая в день своего рождения Лика выросла в детдоме. Но был "добрый дядюшка", который время от времени навещал девочку. Когда стало понятно, что красотой дитя пошло в мать, сутенёр, предвидя большие доходы, решил вложить в Анжелику деньги. Он оплачивал её занятия танцами и иностранными языками, к которым у девочки обнаружился дар. Лика, вообще, хорошо училась, жадно впитывая всё, что могла дать ей школа. Она мечтала о будущем, хотела поступить в университет. Но в семнадцать лет ей пришлось расстаться со всеми своими иллюзиями. Добрый дядюшка предъявил "счета к оплате". Глотая слёзы, замирая от ужаса, Анжелика повторила судьбу своей несчастной матери.

* * *

На эту ночь Дмитрий снял номер в гостинице. Лика оставалась с ним до утра. Перед рассветом сон ненадолго сморил её. А вот Дима так и не смог вздремнуть. Нервы не желали расслабляться, память выталкивала из своих глубин обрывки фраз, гримас, жестов. Бесконечный вечер! И эта чужая женщина в его постели. Зачем она здесь?

Дима склонился над спящей девушкой, вглядываясь в её лицо. Чужая? Нет, он так не чувствовал.

Хотя, несомненно, видит он её впервые. Такую не забудешь. Вот сейчас проснётся, уйдёт своей дорогой. А он будет её помнить. И не от того, что красивая. Мало ли их, красивых? Встревожила чем то, взволновала.

Дмитрий смотрел на спящую Лику, пока не поймал себя на мысли, что не хочет, что бы она уходила. Додумался! Такое только на очень не трезвую голову придумать можно! А ведь считал, что не так уж и много выпил. Ну уж, точно — не на столько.

— Лика, просыпайся, тебе пора.

Огромные глаза распахнулись, взгляд неосмысленный. Она ещё блуждала дорогами сна, в котором Диме места не было. А может, как раз и наоборот. Прижалась щекой к его руке на своём плече. Улыбка медленно рождалась на её губах.

Дмитрий набросился на девушку: в голове пустота, чувственный водоворот утянул на самое дно, вынырнуть бы, не задохнуться.

Способность соображать вернулась к Диме не скоро. Чувства никак не соглашались поступиться первенством разуму. Лика уже ушла, а он всё продолжал лежать с сожалением глядя ей во след.

Из оцепенения Дмитрия вывел звонок мобильного телефона. Инга? И как он только мог о ней забыть?!

— Ты, вообще-то, где?

— Еду. К тебе. Приютишь бездомного?

— Ты что...

— Я ушел от Натальи.

-Дима!

— Так принимаешь или нет?

— Подумаю! Праздничный стол в честь новоселья за мной. Шампанское за тобой. И приезжай поскорей!

-Жди.

Конфеты, шампанское, фрукты, цветы. Дима ехал устраиваться на новом месте. Не ютиться же ему по гостиницам. И еду он предпочитал домашнюю. Инга девушка славная: море энергии в быту, источник вдохновения в постели. Жизнь с ней не обещала проблем, одни сплошные удовольствия. Так, по крайней мере, было за всё время их знакомства. Она ничего от него не требовала. Встречала радостно. Провожала легко. Если не станет заводить речь о женитьбе, он готов задержаться у неё достаточно долго. Брать же на себя какие либо обязательства Дмитрий в обозримом будущем не собирался.

Инга добивалась приглянувшегося ей мужчину настойчиво, целеустремлённо, но для Димы совсем незаметно. Её собственный муж оказался бесхребетным ничтожеством. В Димином лице Инга подыскала ему замену. Она не давила на своего избранника, не требовала от него скорых решений. Зачем? Пусть ему покажется, что это он жаждет заполучить её в жены.

Инга умела ждать. Она плотно, но ненавязчиво заполнила собой его жизненное пространство. Всё случалось само собой, так естественно и приятно, что протестовать не хотелось. Дима и сам не заметил, как основательно привязался к Инге. Он по прежнему твердил себе, что свобода для него — главное, но с удовольствием переступая порог Ингиного дома, уже не был готов с лёгкостью уйти в никуда.

А вот в казино Дмитрий продолжал заглядывать. И, совсем, не ради игры. Его по-прежнему тянуло к Лике. Разумеется, что об этой стороне его жизни, тщательно от всех скрываемой, Инга ничего не знала.

* * *

Влюбиться в проститутку, что может быть глупее и пошлее? Дмитрий не сразу понял, что его интерес к Анжелике выходит за рамки допустимого. Открытие сие он сделал в тот вечер, когда, придя в казино чуть позже обычного, увидел Лику за работой. Она призывно щебетала на хорошем английском с мужчиной совсем не юных лет, который глаз не спускал с русской красавицы, предвкушая удовольствие от скорого более близкого общения с ней. Иностранец увёл его Лику. Дима смотрел им вослед, наливаясь злой ревностью, пока с отвращением не осознал природу возмутивших его чувств. На него словно вылили ведро холодной воды. Отрезвление было мгновенным и беспощадным. Спасаясь от себя самого, он поспешил покинуть казино, дав себе слово больше никогда здесь не появляться.

Хотелось напиться, но одному пить тоскливо. Для Инги он всё равно сегодня в командировке, так почему бы не навестить старого друга Кольку. Да, пожалуй, ни с кем другим этот процесс не будет таким приятным. Колька не только составит компанию, не приставая с ненужными расспросами, но и внимательно выслушает, если захочется облегчить душу. Да, к тому же, давно не виделись.

Дима подумал о том, что Николай принадлежит к той породе людей, к которым не приходят в период взлёта, а приползают, свалившись вниз, ища поддержки у этого жизнерадостного неудачника, всегда довольного своими обстоятельствами.

— Привет, Николка.

— Димка! Привет дружище! Вот молодец, что пришёл. Проходи на кухню. Счас сообразим по маленькой.

— Ага, но пить сегодня будем серьёзно. Мне жизненно необходимо твоё живое участие в этом важном деле.— Дима одну за другой водрузил на кухонный стол две бутылки водки, колбасу, сыр, банку солёных огурчиков.

— Ладно. Я только картошечки по быстрому поджарю. Накрывай на стол. Тарелки, вилки, рюмки в шкафу, грибочки маринованные в холодильнике, лук под мойкой.

Колька жил один. Он никогда не был женат. Женщин боготворил и... сторонился. Работал в газете, считался ценным сотрудником, хотя карьеру так и не сделал. Работу свою любил. Мог легко сорваться с места и укатить за тридевять земель, если требовалось. На жизнь никогда не жаловался, радовался друзьям, гостеприимно принимая их на своей, хорошо оборудованной для этой цели, кухне.

Выпить Колька мог сколько потребуется, почти при этом не пьянея. Имел большой опыт, можно сказать производственный навык. За рюмкой коньяка, водки, виски у его визави легче развязывался язык, и горячие новости попадали журналисту в навострённые уши.

Над массивным деревянным столом свисала лампа в синем абажуре. Её не яркий спокойный свет располагал к долгим и приятным возлияниям, приправленным разговорами на разнообразнейшие темы. Хозяин много знал и видел, собеседника чувствовал, с ним легко и приятно было говорить.

Мягкие стулья с подлокотниками оказались на редкость удобными, Дима сидел у накрытого стола, с удовольствием вытянув перед собой ноги. Жарилась картошка на плите. Остывала водка в морозильнике. Тарелки и блюдечки с закуской соблазняли своим видом и ароматами.

— Хорошо у тебя. Тихо так.

— А я, что-то тяготиться начал этой тишиной.

-Неужели жениться надумал?

— Нет! Собаку хочу завести.

— А я уж было подумал...

— Шутник. Ты же меня знаешь. Я и семья понятия трудно совместимые. А вот собака... Да, только, мои постоянные командировки. Никак не получается.

— С соседями дружишь?

— Ну?

— Так договорись. С породистой собакой хлопот не много. Главное выгулять вовремя и покормить.

— Может и правда? Подумаю. Доставай бутылку. Картошечка готова.

-А ты удачно зашёл.— Николай в пару глотков справился с содержимым рюмки, закусил грибочком.— Я ведь через два дня уезжаю на пару недель в Вену.

— Да ну? Везет же некоторым. Я бы тоже махнул куда подальше. Так не посылают.

— Я в отпуск.

— Это с каких же пор наши журналюги себе подобный отдых позволить могут?

— А ни с каких. Скажешь тоже! Приятель у меня там нарисовался. Интересный мужик. Ему серию очерков о реалиях нашенской жизни его издательство заказало, так он у меня жил, я и материал помогал собирать.Ничего так очерки получились.

— Так у тебя что-то вроде ответного визита?

— Вроде. Вена, окрестности, старинные замки. Любопытно посмотреть. Может, книжку напишу. Есть у меня одна задумка, информации не хватает, колоритных впечатлений.

— О чем книжка-то будет?— Дима наполнил рюмки, следуя золотому правилу между первой и второй дистанцию не соблюдать. Выпили дружно, похрустели огурчиками.

— Книжка? — глаза у Кольки заблестели. Он рад был такому повороту разговора.

— Сейчас он мне выдаст по полной программе,— понял Дмитрий.— А, пусть!

Говорить о своих проблемах желанья не было.

— Димыч, вроде и не моя тема. А покоя не даёт. Значит, надо писать. О любви книжка, только не о счастливой, а о проклятой.

— О любви? — Дима даже протрезвел, недоумённо уставился на друга, — С чего это тебя, Николка, на такое потянуло? Тебе-то какое дело до вечной проблемы, именующей себя любовью? Ты, вроде, на этом поле не игрок.

— Не смейся— приснились Они мне. Такие красивые и несчастные. Старинный замок. Сквозь узкие окна пробирается в комнату вечер. Горит огонь в камине. Молодая женщина с выплаканными потухшими глазами и мужчина, подавленный, растерянный. Знаешь, я словно кино посмотрел. И главное, запомнил. С утра бросился к компу. Записал. Вот послушай:

Хозяин потянулся к ноутбуку.

— Я тебе сейчас прочитаю. Моя будущая повесть пока состоит всего из несколько строк пролога, из предыстории.

" Она так сильно любила! А он! Как он мог?! От рыданий она потеряла голос. И глаза, которые никак не оставляли жгучие слёзы, почти ослепли.

— Уходи!— её шёпот обрушился на его повинно склонённую голову.— Ты влюбчив? Так пусть же в сердце твоём пробуждается любовь к каждой заинтересовавшей тебя женщине. Ты не способен на верность? Знай же, что ни одна из них не сможет тебя удержать, и при каждом расставании будет болеть твоё сердце, как сейчас разрывается от боли моё. Ты уйдёшь из этого мира и придёшь в него вновь, моё же проклятье пусть всегда следует за тобой.

Вспыхнул огонь в очаге. Потянулся к супругам.

-Так будет, — понял он.

— Бремя проклятья всегда несут двое,— сказал, уходя, мужчина.

Дверь закрылась за ним, и в опустевшей комнате она вдруг ощутила, как ледяной холод вползает в душу.

-Мне никогда уже не согреться,— поняла женщина. — Я прокляла любовь, и она навсегда ушла из моего сердца. Бремя проклятья всегда несут двое.

Что же мы с тобой натворили?!".

Николай закончил читать и смотрел на друга вопросительно. Но Дима молча потянулся к бутылке. Плеснул себе. Выпил залпом. Взглянул исподлобья. Снова налил. Теперь уже обоим.

— Ну, ты даёшь. Я к тебе чего напросился? Напиться и забыться. Забыть об этой самой проклятой любви. А ты...

— Рюмку в руках не грей. Пей! А любовь не кляни. Не надо. Не бери грех на душу.

— Что ты-то о любви знаешь?!

— А ты?

— И я не много. Но больно от неё бывает. Точно. И тошно. Как мне сейчас. Будешь?— Дима поднял быстро пустеющую бутылку.

— Чего спрашиваешь? Лей! Иногда напиться — самый правильный выход из тупиковой ситуации.

— Коля, я запал на публичную девку. Представляешь? На шлюху! Как такое возможно? Ну?!

— Наверное, возможно. Она сильнее нас.

— Кто?

-Любовь.

— А я не хочу такой любви! Понимаешь? Не-хо-чу. Свалилась мне под ноги...

— Говоришь "свалилась под ноги"?

Николай не на долго задумался и, вдруг, заговорил стихами:

— Судьба её

Тебе свалила под ноги,

Ты ж небеса об этом не просил.

Хватило б сил

Жизнь обуздать свою негодную.

Тут на себя хватило б сил!

Подними, не гони,

Смири своё неистовство.

На подарок Судьбы

Погляди

Пристально.

Что с того, что людьми гонима?

Ты, и впрямь, готов пройти

мимо?

Нежным будешь

Или от злости

Грубым,

Голод твой

Утолят лишь её губы,

Боль твою

Исцелит только её сердце,

Сквозь века

Суждено

Вам идти вместе.

— Коля, стихи твои врут!

— Может и врут. В бутылке уже на дне плещется. Дай-ка вторую достану.

Они сидели за столом ещё долго. Пили водку, кофе и снова водку. Травили анекдоты, пьяно смеялись невпопад. Потом Николай доволок бесчувственного друга до дивана. И сам отключился мгновенно, едва добравшись до кровати и приняв горизонтальное положение. Друзей ожидало не очень приятное утро.

* * *

Лика, Лика, Анжелика... За что же ты, жизнь, так над ней посмеялась? Бесталанной сироте зачем пытливый ум, к чему ранимая душа?

Люди не были к ней добры. Да разве ж можно их винить? Её броская красота, словно плевок в лицо, дерзкий вызов, брошенный в толпу. Нет, она не была заносчивой и капризной, не старалась любой ценой привлечь к себе внимание. Лика и так никогда не была им обойдена, хотя скорее тяготилась, чем радовалась проявляемому к ней повышенному интересу.

Отлично понимая чувства других людей, Анжелика умела находить оправдание тем гадостям, что творили её недоброжелатели. Но больно-то всё равно было! Нет, она не проклинала обидчиков. Просто, всё больше замыкаясь в себе, возвела непреодолимую преграду между внешним и своим внутренним миром.

И только для одного человека Лика невольно сделала исключение, не смотря на то, что знала — у их отношений не могло быть будущего. Лика никогда не ошибалась в оценке натур и характеров. Дмитрий слишком любил себя, чтобы полюбить её. Но это не имело никакого значения, пока он искал с нею встреч.

Она называла его, на забытый манер, Митей. Сперва, он недовольно морщился, но потом махнул на её причуду рукой. Как и на многое другое в их странных отношениях.

Лика не была свободна. Её время стоило денег. И не малых. Но Дмитрий не отпускал от себя Анжелику до утра. Он щедро оплачивал не только её любовь, но и её сон у него под боком, и долгие разговоры, забавляющие обоих.

— Ты не правильная блондинка.

— Изволил оценить мой острый ум?

— Язычок не менее острый.

— Важно, что не злой.

— Не злой. Но глаза у тебя ведьмины.

— Разве? Просто зоркие.

— Женщину украшает близорукость. Только тогда с нею можно жить под одной крышей.

— Митя, вседозволенность опустошает.

— Я так не думаю. Ты ведь рада нашим встречам. Нет?

— Рада.

— Вот видишь. А исповедуй я другие принципы... Те, кто думает иначе, к таким, как ты не ходят.

Лика не подала виду, что ей больно от его слов, лишь на миг прикрыла глаза, пряча тоску под опущенными ресницами.

Девушкам её профессии любовь противопоказана. Ум Анжелики не спорил с очевидным. Но сердце...

Оно замирало от счастья, когда Лика встречалась взглядом с избранным им мужчиной. Это не она, а её своевольное сердце сделало этот выбор. Оно любило Митю вопреки его скверному эгоистичному характеру и всем его прочим недостаткам. Сердце молило позволить ему это недолгое счастье. И Анжелика не стала с ним спорить. Она ведь верила в любовь, хотя давно уже имела все основания избавиться от иллюзий.

А счастье, и впрямь, было не долгим. Анжелика перехватила Димин злой взгляд, брошенный вослед ей и мистеру Риду, американцу Джону Риду неожиданно всерьёз увлёкшемуся ею. Джон приходил в казино ежедневно. Он с сожалением говорил о скором своём отъезде, а в тот злосчастный день сказал Лике, что хотел бы на ней жениться. Девушка только улыбнулась в ответ. Разумеется, она ему не поверила.

Анжелика заметила наблюдающего за нею Дмитрия, но она не могла оставить иностранца, с которым должна была поужинать, а потом провести пару часов в его гостиничном номере. На следующий день Джон улетал домой, обещая непременно за ней вернуться.

Лика чувствовала на себе тяжёлый Димин взгляд. То, что больше ей его не увидеть, она поняла раньше, чем он сам. Но все эти бесконечные, похожие друг на друга дни и месяцы Анжелика с надеждой искала его глазами среди посетителей казино.

А потом судьбе вздумалось преподнести Лике подарок. Так иногда случается даже с такими девушками, как Анжелика. Приехал Джон Рид. Чтобы на ней жениться.

Миссис Рид улетела с мужем в далёкую Америку. Подружки Лики долго с завистью обсуждали это достаточно незаурядное событие.

Отпуск близился к концу. Николай провёл несколько дней в Вене. Объездил вместе с другом почти все рекомендованные к посещению старинные замки. Сегодня он был предоставлен сам себе, и, взяв машину на прокат, решил просто поездить по близлежащим окрестностям.

Он ехал не спеша. Заметив стоящего у обочины немолодого мужчину, Николай притормозил и предложил его подвезти.

— Это не близко,— честно предупредил австриец.

— А ничего,— решился Николай— за пару часов доедем?

Он благополучно доставил своего пассажира в одну из живописных горных деревушек. И уже на обратном пути заметил, расположившиеся на высоком пологом холме развалины старинного замка.

Николаю захотелось посмотреть на них поближе.

Это было довольно безлюдное место. Но навстречу Николаю из распахнутых ворот вышел человек. Он представился смотрителем замка. Объяснил, что Рубиновый замок закрыт на реставрацию, но он готов провести для Николая экскурсию.

— А вот эти развалины достойны особого внимания и отдельного разговора, — смотритель Рубинового замка подвёл гостя к груде камней, дышавших древностью.

Николай поднял с земли маленький белый камешек, оказавшийся на ощупь шершавым и тёплым.

— Возьмите с собой. В темноте он слегка мерцает.

-Что это?

— Обломки Мерцающей башни. Говорят, она простояла века и рухнула в один день. Это был особый день! Господь долго испытывал людей страшной засухой и вызванной ею холерой. И в тот самый день, когда, наконец, небеса благословили землю дождём, в одночасье, рухнула, рассыпавшись мелким щебнем, Мерцающая башня. А ведь она, загадочное порождение колдуна Лития, ранее не подвластна была ни человеческой руке, ни беспощадному времени.

— Колдуна? Звучит многообещающе.

— Отказываетесь верить в мистику?

— Да, как вам сказать...

— Хотите, расскажу вам эту невероятную историю?

— Ещё бы, я за этим сюда и приехал. Собираю впечатления и невероятные истории. Хочу написать книгу.

— Ну, тогда поищем местечко поудобней. Говорить мне предстоит долго. И начну я повествование с того, чем обычно сказочники любят свои сказания заканчивать.

— Со свадьбы?— улыбнулся Николай.

— Да, молодой человек. Со свадьбы.

* * *

Свадьба отшумела. Всего на этом празднике оказалось вдосталь. От изысканных напитков и вычурных яств, способных удовлетворить самый привередливый вкус, ломились столы. И в развлечениях недостатка не было. Гости разъезжались отяжелевшие от еды и алкоголя, что вовсе не мешало им, рассевшись по каретам и экипажам, с упоением перемывать косточки молодожёнам. Да и как же иначе! Ловко пристроил французский купчишка свою девицу! Из грязи в князи! Правда, князь из провинции. И не первой свежести к тому же. Но князь! И то, что жених беднее церковной мыши — не беда, денежек папаша невесты за дочкой много дал. С таким приданным девица вполне могла претендовать на приличную партию. Обнищавшее дворянство слишком уж нуждалось в деньгах, зарабатывать которые стыдилось и не умело.

Аврора смотрела на мужа, и сердце её сжималось от страха. Она была едва знакома с этим мужчиной, губы которого изогнулись в снисходительной улыбке, а глаза непристойно и жадно изучали её одеревеневшее тело.

Деспотичный отец распорядился судьбой дочери, не утруждая себя получением на то её согласия.

— Мои внуки, Аврора, родятся в Рубиновом замке,— сказал старый купец, сообщая девушке о предстоящем замужестве.

Что она могла противопоставить безжалостной отцовской воле? Сбежать из дому? Но она не на столько глупа, чтобы не понимать ужасающих последствий такого поступка. Аврора не стала спорить. До этой минуты она послушно говорила и делала всё то, что от неё требовали. Но сейчас всё естество её возмутилось, она искала и не находила в себе покорности, она боялась и ненавидела этого чужого человека, который имел теперь на неё все права.

Аврора опустила глаза, и мысленно обратилась к мужу, прибегнув к старой испытанной привычке в общении с отцом. Пусть она не смеет ничего сказать вслух, но от чётко сформулированных мыслей и дерзких непроизнесённых слов, всё же становится легче. Она имела возможность не раз это проверить.

— Не обольщайтесь, мой отец использовал нас обоих. Он выдал меня замуж за ваш родовой замок, в который имел глупость влюбиться с первого взгляда. А я, я не хочу быть ничьей женой. Не подходите же ко мне. Не подходите!

Девушка не сразу поняла, что в панике прокричала последнюю фразу в лицо князю, протянувшему к ней руки.

Князь Прост не рассердился. Аврора была нынче хороша, как и полагается невесте, и не оттолкни она его сейчас, Прост, возможно, и не отказался бы провести с ней вдвоём часок на ожидающей супругов огромной кровати, но уламывать и уговаривать перепуганную девицу не имел ни сил, выпил таки лишнее, ни особого желания.

Для хозяина Рубинового замка женитьба была мерой вынужденной. Ему и без жены неплохо жилось. Но

имение нуждалось в незамедлительном ремонте, денег на который взять было негде. Его наследники, которым, кстати, пора уж и появиться на свет, разрушение замка князю Просту не простили бы. Да и сам он с детства любил оставленный его заботам Рубиновый замок.

Корни рода князя Проста терялись во времени. Прошедшие века породили множество преданий о его далёких предках. Некоторые из них казались нынешнему хозяину Рубинового замка и вовсе плодом нездоровых суеверий. Чего только стоила передававшаяся из поколения в поколение легенда о князе Литии, могущественном колдуне, навлёкшем на всех своих потомков страшное проклятие. За оказанные королю услуги князь Литий получил обширные земли. На высоком лесистом холме построил он неприступный замок, стены которого с наступлением темноты загадочно мерцали. Главным украшением замка стала высокая башня, на куполе которой из очень крупных рубиновых камней сложен был причудливый узор. Никому, кроме хозяина, в ту башню хода не было. Там предавался колдун своим богопротивным занятиям и хранил запретные колдовские книги.

Немногословный управляющий тщательно отбирал прислугу в замок. До конца своей жизни в деревню эти люди уже не возвращались, родным предстояло забыть о них навсегда. Крестьяне не роптали — плата семье выделялась князем щедрая, да и возразишь ли тут, если старому колдуну ничего не стоит обратить тебя в шелудивого пса или лягушку. В деревнях о князе много всяких небылиц рассказывали.

Из года в год собирали крестьяне хорошие урожаи. Ни мора в их краях не случалось, ни другой какой напасти. Смирился народ со своим странным господином, вреда то людям от него особого не было.

Легенда о князе Литии на том не заканчивалась. Но дальше повествование становилось уж и вовсе невероятным, а Прост, будучи человеком трезвого мышления, сказок не любил и в них не верил. Вот только, наперекор его суждениям и здравому смыслу, по-прежнему высилась в неоднократно перестроенном поместье не тронутая временем старинная башня, стены которой таинственно мерцали в темноте, рубиновые камни, кто знает, может стекляшки, а может и впрямь драгоценные, всё ещё украшали купол, а главное, входа в башню не было, в круглых стенах её не имелось даже намёка на дверь.

* * *

Женитьба подвела черту под затянувшейся разгульной молодостью князя Проста. Неожиданно для себя он проникся симпатией к своей молодой жене. Аврора не капризничала, не требовала к себе постоянного внимания, ни о чем его не просила. Тихая сельская жизнь пришлась девушке по душе.

Зимние ночи длинны, и у Проста, который нашел в том немалое удовольствие, оказалось достаточно времени, чтобы приручить свою совсем ещё юную испуганную жену.

К мужу Аврора привыкла, оценила его спокойный покладистый нрав. После жизни с деспотом-отцом она с благодарностью принимала добродушное отношение к ней князя. А вот Рубиновый замок девушка полюбила всей душой. Именье и впрямь обладало странной притягательной силой. Аврора не злилась больше на отца, не смеялась над его упрямым желанием увидеть свою единственную дочь хозяйкой в Рубиновом замке. Она и сама не могла противиться чарующей прелести здешних мест.

За два года князь закончил в поместье необходимый ремонт. Господин Босье, отец Авроры был в замке частым гостем, но благодаря его щедрости — гостем желанным. Старик предложил оплатить реставрацию главного фасада. Старинный замок возрождался на глазах, к радости влюблённых в него хозяев.

Однажды Аврора нашла в библиотеке альбом с акварельными зарисовками парка. Её отец долго и внимательно рассматривал акварели. А через месяц привёз с собой садовника, которому было поручено вернуть беспорядочным зарослям приличествующий парку благородный вид.

Жизнь в Рубиновом замке текла размеренно и спокойно. Каждый из его обитателей имел возможность проводить время согласно собственным желаниям и склонностям. И только одно обстоятельство омрачало

семейство: прошло пять лет, а Аврора так и не смогла подарить мужу наследника.

Однажды тесть решился затронуть в разговоре с зятем щекотливую тему. Князь Прост долго молчал.

— Этот замок,— наконец начал он,— и благословение и проклятие его владельцев. Существует поверье, есть такая традиция... В общем, чтобы иметь наследника, мне следует исполнить дурацкий ритуал.

— Ритуал?!

— Звучит впечатляюще? Всегда считал это предсмертным бредом моего отца, но как видно — зря.

Существует обычай, который, если верить легенде, не нарушался ни одним из князей-наследников

нашего рода. Я только посмеялся над этим и забыл, хотя должен был, после смерти отца провести ночь на Жёлтой поляне.

-Что за поляна такая?

— Не желаете составить мне компанию? Проедемся верхом. Я покажу. Это не далеко от замка.

Они спустились с холма, на котором располагалось поместье. Добрались до дубовой рощи, которая казалась такой же древней, как и замок на холме. Пробираться пришлось по узким плохо проходимым тропинкам. Наконец деревья расступились и мужчины увидели идеально круглую поляну, заросшую желтыми цветами.

— Неуютное местечко!— Господин Босье вплотную подошел к поляне и остановился, не решаясь ступить в чётко очерченный природой круг.— У этих цветов удушливый аромат. Не хотел бы я здесь ночевать. И зачем это нужно?

— Ночь, проведённая на этой поляне, называется "испытанием властью". Точнее — испытание на пригодность претендента властвовать в замке и его окрестностях. Вынужден вам сказать, уважаемый тесть, что мой далёкий предок, построивший Рубиновый замок, был, простите, колдуном! Я всегда насмехался над этой легендой. А вы готовы поверить в подобный бред?

— У меня мужицкие корни. — Старый купец был на редкость серьёзен.— Я не стал бы насмехаться над родовой традицией. И в колдунов, простите, верю. И в ведьм.

— Да, ведьма, конечно же, тоже была. Вот с неё-то всё и началось. Присядем вон на то поваленное дерево. Я вам кое-что прочитаю.

Князь Прост достал из внутреннего кармана сюртука лист пожелтевшей бумаги.

— Это списано моим дедом со старинного пергамента, который якобы хранится в нашей библиотеке. Сам я этот пергамент не видел. Но библиотека огромна, может и найдётся когда оригинал. Текст, скажу я вам, престранный, да и автор послания похоже хорошо это осознавал. Вот послушайте:

" То, что расскажут эти строки, пусть не будет принято читающим за вымысел. Она жила на этой земле, властвовала в замке вместе со своим стариком-мужем. Это он приобщил её к колдовству, научил убивать взглядом. Участь старого колдуна оказалась столь же плачевной, как и села, расположившегося слишком уж близко к Рубиновому замку. Она погубила всех. Но старик просто позволил ей это, пресытившись жизнью. А несчастные селяне возроптали в смертельном страхе. И тогда я пошёл к ней. Госпожа Мора встретила меня насмешкой, мои слова вызвали у неё гнев, вспыхнувший в ней подобно пламени. И будь во мне хоть искра ненависти, пламя это сожгло бы меня. Но я не мог ненавидеть ту, которую любил, хотя неуёмная жажда власти и искалечила её душу, превратив в чудовище.

Отпущенная на свободу ненависть не останется без жертвы. Не поразив меня, она вернулась к той, кем была исторгнута. Госпожа Мора упала мне на руки. Последние капли жизни истекали из неё. Удивительную красоту уходящей в небытие женщины больше не искажала погубившая её злоба.

Я омыл слезами лицо моей прекрасной мачехи. Я просил Всевышнего о возможности искупления и молился о загубленных госпожой Морой невинных душах. И в ночь перед погребением я услышал голос: "Не плачь. Твоя просьба услышана. Пройдут века и госпожа Мора возродиться, чтобы заслужить прощение. Во имя же высшей справедливости Рубиновый замок сможет получить нового хозяина только с благословения загубленных госпожой Морой душ. Ночь, проведённая в Мёртвом селе, утвердит право выжившего на наследство, либо станет последней — в жизни недостойного. Никто не сможет избежать установленного испытания, ибо ни один из князей Рубинового замка не будет иметь потомства, если не исполнит данный завет".

Я, как единственный сын князя Лития стал первым, кто прошёл это испытание. Я уснул в деревне, а восход солнца встретил на круглой поляне, проросшей жёлтыми цветами скорби. Мёртвое село скрылось от глаз людских.

Это моё послание я оставляю своим потомкам. Помните об испытании властью. Да найдутся в ваших семьях достойные, что защитит вас от скорби".

— Вот такое послание из глубины веков.

-И что, ваши предки послушно следовали завету?

— Отец утверждал, что да. Он, по крайней мере, ночевал в этом жутком месте. И его отец тоже. А ещё я знаю, что старший брат моего деда умер молодым, его нашли в лесу, на лице несчастного застыл ужас, тело свело судорогой.

— И вы...

— Умру, не оставив наследника?

— Вы же не собираетесь провести здесь ночь?!

-Именно на это я похоже и решился. От судьбы не убежишь. Смеркается. Возвращайтесь в замок. И приезжайте за мной поутру.

Прошло три года. Погожим летним днём Поль Босье прогуливался по парку, крепко держа за руки своих двухгодовалых внуков, которые настойчиво тянули деда в разные стороны. Смотреть на это было довольно забавно. Господин Босье пытался угодить и брату и сестрице, в результате чего троица попросту топталась на месте к огромному неудовольствию и деда и внуков.

Аврора наблюдала за детьми из окна своей спальни.

-Интересно,— думала она,— и кто кого в этот раз переупрямит?

Мало того, что Марк и Агна никогда друг другу не уступали, их желания к тому же очень редко совпадали. Если бы не отец, способный заставить маленьких упрямцев слушаться, спасу от этих детей

не было бы. У матери не хватало на них характера, а дед, такой суровый некогда со своей дочерью, уподоблялся мягкому послушному воску в своевольных детских руках.

Агна появилась на свет через пятнадцать минут после рождения Марка. Близнецы мало походили друг на друга внешне, но на этом их различие не заканчивалось. Марк имел весёлый лёгкий нрав, и, по мнению отца, со временем должен был превратиться в милого повесу, общительного и любвеобильного. Агна удивляла недетской степенностью и холодностью.

— Я не возражал бы,— вздыхал князь Прост,— если бы они обменялись характерами.

— Уж больно ты серьёзна, девочка моя.— расстраивалась мать, натыкаясь на непонятную отчуждённость не нуждающегося в ласках ребёнка.

Из всех обитателей замка лишь господин Босье не испытывал никакой неловкости в общении с Агной. Для Поля Босье его внучка была "ангелом" и "красавицей", лишённый особой чуткости и щепетильности он обнимал и целовал девочку, ни разу не усомнившись в том, что ребёнку это так же приятно и необходимо, как и ему самому. К удивлению Авроры её строптивая дочь не сторонилась деда, не отталкивала его.

Марку и Агне шёл шестой год, когда в замке случился страшный переполох — близнецы пропали! Их искали повсюду, но безрезультатно. На следующий день дети нашлись сами. Отчаявшиеся родители увидели малышей, идущих с той стороны поместья, где за стеной дубов и вязов притаились остатки древней крепости, среди которых всё ещё возвышалась загадочная башня.

Дети шли, держась за руки, что само по себе могло стать причиной для удивления, но в радостной суматохе на это не обратили внимания.

— И где же вы изволили быть?— потребовал ответа от своих счастливо обретённых отпрысков князь.

Подхваченный матерью на руки Марк похоже не понимал, отчего встревожен и сердит его, всегда такой спокойный, отец.

— Мы ходили посмотреть на башню, это совсем рядом. Мы опоздать к ужину, папа?

— И к завтраку, и к обеду, сын мой.

— Да?!— искренно удивились дети.

Взрослые переглянулись и решили все вопросы отложить на потом, чтобы не пугать малышей и не в меру насторожившихся слуг.

Легенды живучи. Народ хранит их бережно, и верит в сказания старины трепетно. Преданья о Мерцающей башне, страшной обители колдуна и его супруги— ведьмы жителям Рубинового замка и близ лежащих селений были, конечно же известны. Князь Прост понял отчего слуги не смогли отыскать детей — никто из них не решился на ночь глядя пойти в то проклятое место, которое и при свете дня предпочитали обходить стороной.

Проголодавшихся близнецов накормили ужином. И только потом, отослав прислугу, князь усадил брата и сестру напротив себя у растопленного камина и попытался расспросить детей об их приключении.

— Башня такая высокая!— охотно делился впечатлениями Марк.— А стены у неё шершавые и теплые, и светятся. Там не было темно. Нет, страшно тоже не было. Только, когда я не смог найти Агну. Я её звал, звал. А она не отвечала. Я сел подождать её на поваленное дерево. Спал? Нет, наверное. Не думаю. Когда Агна вернулась, мы пошли домой. Разве нас долго не было?

— И куда же отлучались вы, юная леди?— спросил князь Прост свою притихшую дочь.

Но Агна молчала. За весь вечер она не сказала и десяти слов. Отец пристально посмотрел на девочку и решил не настаивать, ребёнок выглядел слишком уж усталым. К тому же между отцом и дочерью не было доверительных отношений. Если Агна заупрямиться, ему не разговорить её. Может у деда это лучше получиться?

Господин Босье на руках отнёс свою любимицу в постель.

— И где же ты бродила, проказница?— шептал он, укрывая девочку одеялом,— Вон ножки-то как оцарапала.

— Я спешила за кошкой и упала.

— Ушиблась?! Где болит?

— Не болит. Она полизала ранку, и крови больше не было.

— Кошка?

— Она такая мягкая! Мы с ней теперь подружки. Я тебе потом расскажу, ладно?

— Ладно. Спи, моя красавица.

— Ишь, людей сторонится, а с кошкой, подружилась,— сокрушался старик, спускаясь по лестнице.

Ночью у Агны случился жар. Девочка стонала, не открывая слезившихся глаз. С рассветом послали за доктором, который мало чем смог помочь. Агна металась по постели, щёчки её лихорадочно пылали. Господин Босье, выставленный доктором за дверь, бродил по парку, не выбирая дороги. Он и сам не заметил, как оказался у подножия старинной башни. Полю Босье уже случалось захаживать в этот заброшенный уголок поместья. Но царящая вокруг тишина угнетала, и старик никогда подолгу не задерживался у этих, дышащих древностью, стен. Сейчас же ему захотелось здесь остаться. Он осмотрелся и увидел то самое поваленное дерево, о котором говорил Марк. Господин Босье сел на лежащий неподалёку ствол и опустил на руки отяжелевшую голову.

Поля Босье потревожила кошка. Она потёрлась о его ноги, требуя внимания. Поль протянул руку, что бы погладить животное.

— Это ты подружка Агны? Захворала моя девочка! — пожаловался старик, — Доктор озабоченный такой. Прогнал меня прочь. Ему не понять, как я тревожусь за малышку. Да и то — правда, чем я могу помочь? Что же теперь будет?!

Кошка выгнула спину и пристально так уставилась своими горящими зелёными глазами на господина Босье. Ему стало не по себе, на лбу выступила испарина, страх сковал движения. Кошка издала странный урчащий звук больше похожий на приглашение следовать за ней, чем на обычное кошачье мяуканье. А когда её не поняли, попросту подошла и достаточно сильно толкнула недогадливого человека.

Завороженный старик медленно поднялся. Он пошёл следом за зверем, который то и дело оглядывался на него. Идти, впрочем, далеко не пришлось. По ту сторону Мерцающей башни, среди густой зелёной травы желтела небольшая проплешина. Эти цветы ни с какими другими Поль Босье не спутал бы, хотя и видел их лишь дважды. Каким образом часть Желтой поляны переместилась в замок? Зачем странное животное привело его к ним?

А кошка стала один за другим скусывать стебельки цветов. Она не оставила расти ни один цветочек, все уложила на землю, а потом подошла к опешившему человеку и очень выразительно, требовательно посмотрела ему в глаза.

— Мне следует их взять?

Кошка потёрлась Полю о ноги, выражая тем своё одобрение.

— Для Агны?

Наверное господину Босье почудилось, но только в тот миг он не сомневался, что его пушистая спутница кивнула изящной головой.

— И что же мне с ними делать? Положить под подушку?

Кошка хранила полную неподвижность.

— Заварить чай?

Наклон кошачьей головы подтвердил очередную догадку. А потом странное создание вдруг невесть куда исчезло.

Поль Босье почувствовал настоятельную потребность поспешить. Не теряя ни минуты он собрал приготовленные для него цветы, спрятал их в карман и чуть ли не побежал к дому.

Старик сам приготовил питьё для внучки, никому, даже князю Просту ни о чём ни рассказав.

Когда он вошёл в спальню к Агне, девочка открыла глаза и попросила воды. По расстроенным серым лицам родителей и хмурому виду доктора, господин Босье понял, что ему всё же придётся напоить малышку отваром из страшных цветов.

Агна пила жадно. Бледное её личико чуть порозовело. Допив всё, без остатка, она улыбнулась деду, который бережно положил её головку на подушку. Ребёнок почти сразу уснул, но дыхание его стало ровней, спокойней, губы больше не казались синими, прядки на лбу вскоре слиплись от пота, жар

наконец-то спал.

Через три дня от болезни Агны не осталось и следа. Поль Босье мог снова чувствовать себя

счастливейшим из людей, и только одно обстоятельство, о котором он предпочитал помалкивать, огорчало старика: Агна стала проводить слишком уж много времени в той части поместья, которую другие его обитатели старательно обходили стороной. Господин Босье и сам частенько захаживал туда с тех пор, как однажды, проследив за внучкой, увидел её играющей со странной кошкой, благодаря которой Агна смогла справиться со своей непонятной болезнью. Поль наблюдал за ними издалека, не решаясь подойти поближе: отчего-то он знал, что не следует этого делать, так для его девочки будет лучше.

* * *

Даже в такой глуши, где время не столь стремительно, годы слишком уж быстро следуют друг за другом.

Аврора и не поняла, когда успели так вырасти её дети. Скоро близнецам исполнится семнадцать. Марк и Агна стали совсем уже взрослыми. А какие красивые у неё дети! Как два ослепительных солнышка. Нет, скорее, как ясное солнышко и великолепная, но холодная луна.

Годы мало изменили характер близнецов. Их хорошие и скверные наклонности обрели определённость, стали чётче выражены. Марк страдал от избытка любви, не умея обуздывать порывы юного сердца. А вот у Агны сердца, похоже, и вовсе не было. Холодная красота девушки пугала даже родителей.

— И за кого я смогу выдать её замуж?!— сокрушался отец.

— Агна не только красавица, она ещё и добра, — сердился на глупые слова зятя господин Босье.— Я дам за моей девочкой великолепное приданое. Да у вас, князь, отбоя не будет от претендентов на её руку.

Старик совсем уже одряхлел. Он всё больше сидел в кресле у камина или в теплые летние дни на террасе. Внучка часто составляла ему компанию. Она читала деду вслух, за что тот был ей от души благодарен. Только господин Босье интуитивно понимал сложную натуру своей внучки. Ведь, не способный любить и злой — это вовсе не одно и то же. Редкая способность к состраданию составляла стержень характера Агны. Отстранённость от людей, которые внушали ей болезненную жалость, служила для Агны защитой от чужих страданий, слишком уж близко принимаемых ею к сердцу.

И только одного человека действительно не любила Агна. Марк вызывал в ней столь глубокую неприязнь, бороться с которой девушке становилось с каждым годом всё трудней. Она не понимала, за что и почему не любит брата! Агна просто ничего не могла с собой поделать.

Ко дню рождения близнецов в замке ждали гостей. Аврора, прожившая в уединении поместья большую часть своей замужней жизни, не очень любила балы и приёмы. Но детей следовало вводить в общество,

и по настоянию мужа Авроре пришлось не только время от времени навещать соседей, а и принимать их у себя в Рубиновом замке. "Нечаянная" княгиня всё ещё нервничала, стремясь не допустить неловкого жеста или слова, которые непременно и с удовольствием многократно обсудит "светское общество". Она боялась осуждения своих высокородных гостей, не подозревая о той зависти, которую внушали большинству из соседок её стройная фигура, гордая осанка и всё ещё нежная гладкая кожа.

Князь Прост с улыбкой наблюдал за женой, которая прихорашивалась перед зеркалом. Аврора не сознавала своей привлекательности, но муж вполне способен был оценить её и, не сдержавшись, невольно испортил тщательно уложенную причёску.

Аврора чуть не расплакалась.

— Нет-нет! — запротестовал князь, заметив блеснувшие на её глазах слезинки,— Тогда придётся спасать не только причёску!

Его жена передумала плакать и попыталась выставить нарушителя приличий за дверь своей спальни.

Став серьёзней Прост, в знак примирения, поцеловал жене руку и заговорил о том деле, ради которого потревожил Аврору.

— Я хотел бы сделать подарок нашей дочери. Помните ли вы, Аврора, то старинное овальное зеркало, которое двадцать лет назад попросили убрать из вашей комнаты?

— Оно пугало меня. Впрочем, я тогда многого боялась. Почему вы решили отдать зеркало Агне?

— Это реликвия рода. Ему много лет. Оно всегда передавалось по женской линии, но у меня не было сестры, а моей жене оно не пришлось по душе. Возможно, Агна отнесётся к нему по-другому?

— Возможно.

-Значит решено? Я прикажу отнести зеркало в её комнату.

Аврора кивнула, соглашаясь, хотя и почувствовала неясную тревогу. Но хлопоты предстоящего приёма занимали все её мысли, и княгиня отмахнулась от дурных предчувствий.

Хозяин Рубинового замка умел так принимать гостей, что к нему приезжали охотно и не спешили откланяться. К тому же, вдобавок к древнему роду, стараниями тестя, а с некоторых пор и своими собственными, князь Прост более не был беден. Его взрослеющие дети являлись желанной партией для большинства присутствующих. И хотя о женитьбе Марка пока не могло быть и речи, но вот о муже для Агны её отец уже думал. Аврора вошла в его дом почти такой же юной. Князь Прост и сам не понимал, отчего так спешит, но мысль поскорее выдать дочь замуж весь этот год попросту преследовала его. Вот только отпрыски ближайших соседей мало подходили в мужья его дочери.

Под звуки музыки кружились пары. Агна вальсировала с молодым хозяином соседнего поместья, который неожиданно оставил столицу и поселился в их горной глуши. Холодная красота и неприступность Агны, которые надёжно удерживали местных женихов на расстоянии, на столичного повесу произвели обратное действие. Молодой человек весь вечер топтался неподалёку от хозяйской дочери и даже был удостоен её мимолётной улыбки. Всё это не осталось не замеченным Простом, и он решил присмотреться повнимательней к потенциальному жениху для княжны Агны. Кто знает, может и впрямь сладится? Не пригласить ли ему господина Стефана, так помнится зовут их молодого соседа, поохотиться вместе?

Жизнь, время от времени, к каждому бывает благосклонна. Для Стефана Альмоша она нынче вовсю расстаралась! Сбежав от кредиторов в родовое поместье, Стефан просто обязан был поскорее жениться.

За прошедший месяц, наведя справки, он наметил себе пару— тройку подходящих девиц на выданье, разумеется, с хорошим приданным. Дочь хозяина Рубинового замка среди них не числилась. Породниться с князем Простом Стефану и не мечталось! Но на сегодняшнем балу Агна пленила его воображение своей изысканной красотой, а её не притворная холодность подстегнула самолюбие молодого столичного сердцееда. К тому же, княжеская чета оказалась не заносчива, и его ухаживания за юной княжной принимала вполне благожелательно. Стефан не стал кол

* * *

*ся. Пан или пропал! Пусть будет, что будет. Отказываться от Агны он не хотел, да и не мог уже, наверное.

Наконец-то последние гости покинули замок! Аврора облегчённо вздохнула, стоя посреди опустевшего зала.

— Я— княгиня понарошку. -думала она, перебирая в памяти слова и взгляды своих гостей,— Никогда не стать мне похожей на них! Ну и ладно! А вот мои дети — им вполне комфортно в любом обществе. И не только Марку. Похоже, и Агна слегка оттаяла. Внимание Стефана было девочке приятно. Славный молодой человек, стоит пригласить его как-нибудь с нами отобедать.

Шумное общество утомило Агну. Поднявшись в свою комнату, девушка опустилась на кровать, наслаждаясь тишиной и уютным теплом, исходящим от огня, мерцающего в камине.

— Семнадцать, вот мне уже и семнадцать лет.— думала княжна неотрывно глядя на игру пламени, которое то вспыхивало то гасло над потрескивающими потемневшими дровами.— Маме было восемнадцать, когда её выдали замуж. Замуж! Как отвратительно звучит это слово. Я не хочу выходить замуж! Но отец... Как он внимательно приглядывался к гостям. Последнее время он стал просто не выносим. Что за безумная идея поскорее подыскать мне мужа? И дед не встанет в этом вопросе на мою сторону. Значит нужно самой хотя бы выбрать меньшее из зол. Этот Стефан, возможно, окажется более приемлем, чем остальные. Он

чужд местным порядкам и предрассудкам, и при наличии средств, думаю, не откажется проводить без меня несколько месяцев в году в столице. Обменяю деньги на свободу. Муж мне совсем, совсем не нужен. Там, в Мерцающей башне, притаилась тайна и она ждёт урочного часа, чтобы открыться мне. Я чувствую, знаю это!

Резко поднявшись с кровати, Агна подошла к камину, протянула дрожащие от возбуждения руки к огню. И вдруг в поле её зрения попало старинное зеркало, которого раньше в её комнате точно не было.

Заинтересовавшись княжна подошла ближе. Она отразилась в нём в полный рост. При свете свечи и камина девушка показалась сама себе нереально прекрасной и загадочной. Она не могла отвести глаз от своего отражения и, невольно протянув руку, коснулась древнего стекла. Поверхность зеркала дрогнула,

ожила и... потянулась к Агне. Голова девушки сильно закружилась, она сделала по инерции шаг, другой и упала, теряя сознание, на мягкий ворсистый ковёр, благодаря которому не так уж и сильно ушиблась.

* * *

Солнечный луч блуждал по лицу княжны Агны, побуждая девушку поскорее пробудиться от ночных грёз. В комнате стало совсем уж прохладно. Свежесть раннего весеннего утра пробралась в дом, а погасший камин не давал более тепла. Открыв глаза, Агна с минуту продолжала лежать на ставшей вдруг не удобной кровати. Потом резко поднялась, оглянулась вокруг. Она не могла понять, как оказалась в этой незнакомой комнате. Как могло случиться, что она уснула одетой в чужой, явно рассчитанной на двоих постели?

Дверь приоткрылась, и в комнату вошёл Марк. Что делает её брат в этом чужом доме? И с чего это ему вздумалось вырядиться в столь странную одежду? Её взгляд, обращённый к нему, очень красноречиво выражал испытываемое ею недоумение.

— Что вы здесь делаете, сударь?

— Позвольте мне говорить с вами, Агнешка!— воскликнул Марк, или человек очень похожий на него, потому что Агна внезапно осознала, что мужчина, с мольбой протягивающий к ней руки, лет на десять старше её брата.

Как странно он произнёс её имя! Агнешка? Так её никто в семье не называл. У Агны закружилась голова, она оглянулась в поисках опоры, и вдруг взгляд её наткнулся на зеркало. Княжна растерянно созерцала своё отражение. Своё? В зеркале отражалась не Агна, а княгиня Агнешка, дочь основателя их княжеского рода, с которой, если судить по портрету, украшающему библиотеку Рубинового замка, Агна имела разительное сходство. Платье и причёска княгини были почти такие же, как на старинном портрете.

Рассудок юной княжны имел определённый опыт прикосновения к неведомому, он не взбунтовался, позволяя сознанию наблюдать со стороны, за пробуждавшейся в Агне княгиней Агнешкой, женой князя Яноша, который стоял сейчас перед нею, виновато склонив красивую гордую голову.

-И что же вам нужно от меня, князь? — холодно поинтересовалась прапрабабка Агны, презрительно отстраняясь от протянутых к ней рук.

-Всего лишь немного любви. Я не могу более сносить ваше безразличие. Вы мне жена, Агнешка!

— Любви? Да на что вам такая обуза?! Ваше сердце столь же любвеобильно, как и непостоянно. Вы можете иметь столько женщин, сколько их пожелает откликнуться на ваше непреодолимое очарование. Я вышла замуж по воле отца. Этот замок теперь ваш. Что заставляет вас добиваться моих чувств, Янош?

— Я люблю лишь вас, жена моя, и будь вы со мной поласковей, вам не в чем было бы меня упрекнуть.

— Вам угодно винить меня в ваших изменах?

— Агнешка! Мне никто кроме вас не нужен.

— Полноте, князь. Прошу, выйдите из моей спальни. Мне нужно одеться к завтраку.

Сжавшись в комочек, сознание Агны наблюдало за тем, как понуро уходил князь Янош из покоев своей оскорблённой неприступной жены. Как же болело у княгини сердце, вовсе не холодное, любящее, но в непомерной гордости своей не способное поверить и простить. Оказывается, её прабабка была очень сильной и очень несчастной женщиной!

Оставшись одна, княгиня заметалась по комнате. Непролитые слёзы мучили её, жгли глаза, опустошали душу.

— Я гоню тебя прочь, но... ты мне нужен! Нужен! Если б я только могла смириться и принять тебя таким, как есть. Я тебя ненавижу, потому что люблю. Отчего ты не можешь быть только моим? Только моим...

Агнешка подошла к зеркалу.

— Говорят, что я удивительно хороша. Что дала мне эта красота?! — княгиня сердито ткнула пальцем в своё отражение.

Агна почувствовала, как дрогнула поверхность стекла, зазеркалье откликнулось, позвало её. Легкая тень отделилась от ничего не заметившей княгини Агнешки. Зеркало пропустило через себя Агну, она снова была в своей комнате, в своём распростёртом на полу у камина теле.

Медленно поднявшись, Агна с трудом добралась до кровати. Её дрожащее тело просто рухнуло на постель. Ни думать, ни анализировать случившееся она сейчас не могла, уснула сразу, едва коснувшись головой подушки.

Весь день княжна провела в постели и только к ужину вышла из своей комнаты. Сидя за столом девушка пытливо всматривалась в такие знакомые лица родителей, деда, брата.

А ведь Марк и правда очень похож на своего далёкого предка. И не только внешне. Его пустое очарование повесы повергнет в отчаяние не одно женское сердце. "Как же отвратительны мужчины!"— решила для себя Агна,— "Теперь мне понятно моё не желание связать свою жизнь с одним из них".

За столом отец и брат говорили о скорой охоте, на которую стоило бы позвать и соседа, господина Стефана. А мама, улыбаясь, сообщила о своем намерении пригласить "этого милого молодого человека как-нибудь с нами отобедать". Агна вспомнила свои вчерашние рассуждения на его счёт и вздохнула одновременно облегчённо и грустно: меньшее из возможных зол она получит без труда, но зачем ей вообще всё это нужно? У неё уже есть чудесное зеркало, а впереди ждёт разгадка тайны Мерцающей башни! Теперь Агна не сомневалась, что удивительная сила, которую она в себе ощущает— ключ ко многим таинственным дверям, которые рано или поздно, но приоткроются для неё.

Ужин подходил к концу, когда князь Прост сообщил семье:

-Дела требуют моего присутствия в столице. Это ненадолго. Максимум две недели. Я хотел бы, Аврора, что бы вы с Агной поехали со мной. Вам самое время походить по магазинам, обновить гардероб. Да и в театре мы с вами, дорогая, давно не были.

Глаза Авроры широко распахнулись, в них отразился явный восторг. Муж знал, чем её соблазнить. Нет, не новыми нарядами. Аврора обожала оперу и готова была ради этого удовольствия терпеть дорожные неудобства, помноженные на шум и суету большого города.

Агна вздохнула. Поездки не избежать! А ей так хотелось продолжить эксперименты с зеркалом.

Может нынешней ночью? Но когда девушка поднялась в свою комнату и подошла к чудо-зеркалу у неё вдруг резко заболела голова, тело налилось непомерной тяжестью.

— Нельзя!— поняла Агна.— Ну что же, буду терпеливой. Съезжу за нарядами. Мне нужно купить...— и княжна задумалась над тем, какие магазины посетит, чего бы ей хотелось, а что и вовсе, попросту, необходимо!

* * *

Стефана огорчил отъезд Агны. Первой его мыслью было последовать за княжной в столицу. Но потом он решил сперва сблизиться с Марком, чтобы на правах его друга получить доступ в Рубиновый замок. За две недели молодые люди и правда сдружились, и Стефан стал частым гостем в княжеском доме. Но если вначале он хотел жениться на Агне ради её денег, то теперь не на шутку увлекся недоступной холодной красавицей, которая то подпускала его к себе поближе, то напоминала о необходимости держаться на почтительном расстоянии.

— Твоя сестра так прекрасна! Но она не даёт мне никакой надежды,— жаловался Стефан своему другу.

— Ты и впрямь готов на ней жениться?— Марк не понимал, как можно желать его сестру.— Да от её взгляда леденеет кровь! На что тебе такая жена? Она или испепелит тебя взглядом, или совершенно заморозит. Имей в виду: Агна неспособна прощать мужские шалости и слабости. Не усложняй себе жизнь. Мало ли добрых и ласковых девушек вокруг, дружище?

Стефан имел возможность заметить, что между братом и сестрой, существует странная неприязнь, которую они были не способны сдержать, и которую трудно понять, ведь обычно близнецы сильно привязаны друг к другу.

— Ах, Марк, я готов всё стерпеть от твоей сестры. Я, похоже, влюблён, понимаешь?

— Нет.— Марк добродушно рассмеялся.— Хорош хандрить. И поторопись, а то опоздаем к обеду.

Не занимай так Агна мысли Стефана и не будь его финансы в столь плачевном состоянии, молодой человек давно сбежал бы из этой глуши, спасаясь от скуки. Но с обстоятельствами не поспоришь. Пришлось искать доступные развлечения. Одним из немногих удовольствий провинциальной жизни Стефан считал прогулки верхом по живописным окрестностям. А уж если вдвоём с Агной, то ничего лучшего и желать не приходилось. Жаль только, что княжна не часто радовала его своим обществом. Но

чем больше на то положено усилий, тем острее удовольствие от достигнутого. Поведение Агны било по самолюбию Стефана, щекотало ему нервы, возбуждало воображение и желания, удовлетворить которые представлялось то вовсе не возможно, то вполне реально. Молодой человек уже и не знал, чего больше в его отношении к дочери князя Проста: азарта или любви, упоения красотой девушки или увлечения от игры, навязанной ею.

Ухаживания Стефана мало занимали Агну, которая в течении последних двух месяцев настойчиво, но безуспешно пыталась повторить свой эксперимент с зеркалом. По ту его сторону, что отражала события давно минувших лет, попасть никак не удавалось! Агна зачастила к Мерцающей башне. Она приходила сюда после обеда, садилась на поваленное дерево и... ждала. Но ничего волшебного и необычного не происходило.

Как то под вечер княжна соизволила согласиться на прогулку верхом в обществе брата и Стефана Альмоша. Позволив лошадям самим выбирать дорогу, молодые люди не сразу заметили, что очутились неподалёку старой дубовой рощи.

— Эти места пользуются у крестьян дурной славой,— сказал Марк.— Ни один из них добровольно не станет прохаживаться меж тех вон дубов.

— Какие стволы! Да этим деревьям не одна сотня лет! — воскликнул Стефан и, повернувшись к своим спутникам, предложил.— Сказки о злых приведениях меня не пугают. Прогуляемся?

Сердце у Агны тревожно сжалось. Но выглядеть в глазах Марка и Стефана трусихой вовсе не хотелось.

Лишая себе возможности передумать Агна стремительно тронулась с места и первой въехала под сень вековых деревьев.

То, что это и впрямь дурное место, девушка почувствовала сразу. Чем дальше вглубь она пробиралась, тем ощутимей становился тяжёлый удушливый аромат. Какие цветы имеют такой запах? Где они растут?

Большая круглая поляна выступила из-за деревьев. Она ослепительно желтела всего в нескольких шагах от Агны. Но преодолеть это расстояние оказалось ох как не просто! А повернуть назад было нельзя. Агну неудержимо влекло к удушливым цветам, головки которых вдруг повернулись в её сторону и потянулись к девушке. Вот только видела она уже не тонкие хрупкие стебельки, а руки, множество человеческих рук, что жадно тянулись к ней.

Агне стало так страшно, что охваченная ужасом она пронзительно закричала и упала с лошади в самую гущу страшных цветов, ломая, приминая их своим бесчувственным телом.

Услышав крик, молодые люди бросились на помощь. Марк подоспел первым. Он бросился к сестре, но поляна у него под ногами вспыхнула огнём, стена жаркого пламени отделила его от Агны, неведомая сила швырнула юношу вон, за пределы огненного круга.

А вот Стефан ничего особенного не увидел: посреди желтой цветочной поляны лежала бледная княжна, упавшая очевидно с лошади. Молодой человек кинулся к Агне, поднял на руки, уловив её слабое дыхание, облегчённо вздохнул и только тогда взглянул на Марка.

— Она жива,— сказал испуганному другу.

Марк, потерявший вместе с ощущением реальности и дар членораздельной речи, молча кивнул в ответ.

Так и не пришедшую в сознание девушку Марк с помощью Стефана усадил перед собой на лошадь, крепко обнял одной рукой, ухватившись другой за поводья. Ехали медленно. Марк никак не мог справиться с дрожью, сотрясающей его тело. Он был почти так же бледен, как и лежащая на его плече сестра. Дорога до замка показалась юноше бесконечной.

* * *

Поль Босье прожил долгую жизнь. Он много повидал на своём веку, немалого достиг. Судьба хранила его от катастроф и потрясений, но и то чувство, что люди зовут любовью ни разу не встревожило, не смутило его. Господин Босье вообще легко расставался с людьми, которые в его жизни мало что значили, и с вещами, красота которых никогда не очаровывала его. Делец, прагматик, скептик. Даже странно, что такого человека смог однажды покорить, влюбить в себя, загадочный и прекрасный Рубиновый замок, ставший единственной слабостью его холодного сердца.

Но потом родились внуки. И стареющий Поль внезапно по другому взглянул на жизнь. Ради этих детей, наполнивших его существование теплом и радостью, он был готов на всё. И потому тепер старик не раздумывая взгромоздил своё непослушное тело на самую покладистую лошадь, которая нашлась на княжеской конюшне, и поскакал в ту самую дубраву, откуда неделю назад Марк и Стефан привезли его бесчувственную внучку.

Чётко очерченный круг Жёлтой поляны отыскать не составило труда. Но когда старик протянул к цветам руки, намереваясь собрать для Агны лекарство, которым ему уже пришлось однажды поставить на ноги свою умирающую девочку, головки цветов стали закрываться у него на глазах, стебельки склонились к земле. Поль растерялся. Он понял, что напрасно пришёл сюда. Помощи не будет.

-И что же мне делать?— прошептал, обращаясь к страшной поляне.— Как помочь?

— Она наша, наша....— пронеслось над дубравой.— Как ты посмел сюда придти?

— Моя девочка умирает.

— Она должна нам жизнь. Должна... Жизнь...Жизнь...

Поль Босье оглянулся вокруг. Вековые деревья скрипели ветвями, которые раскачивал всё усиливающийся пронзительный ветер. Яркое зловещее пятно желтело в шаге от него. И тогда не раздумывая, повинуясь скорее импульсу, чем рассудку, старик шагнул в круг. Он остановился в центре поляны, цветы обвились вокруг его ног, которые вдруг так ослабели, что пришлось опуститься на землю. Желтое марево плыло перед глазами, удушливый аромат стал почти невыносим.

— Я выкупаю её жизнь своей, — прохрипел Поль Босье, ложась на живой ковёр.

— Пусть будет так... Пусть... Будет...— пронеслось над умирающим стариком.

* * *

Князь Прост с тоской в сердце смотрел на бледное лицо дочери. Едва уловимое дыхание Агны было единственным признаком чуть теплящейся в ней жизни. Верить не хотелось, разум князя отказывался смириться с тем, что родовое проклятье настигло его детей.

Рассказ Марка поверг хозяина Рубинового замка в отчаяние. Огонь, Желтая поляна встретила его сына огнём! Его мальчику не суждено пройти Испытание властью, и потому Марк не должен узнать о нём.

Но что не так в его детях? Отчего Мертвая деревня отвергает их?

Прост злился и терзался одновременно. Его трезвый ум, чуждый мистики и романтики, с трудом воспринимал реальность происходящего. Да, он когда-то, повинуясь порыву, провёл ночь на проклятой поляне. Но с ним там ровным счётом ничего не произошло. Удушливый запах погрузил его в бредовый сон, обрывки которого какое-то время оставались в памяти, а потом забылись. Он отдал дань традиции, но воспринимать всерьёз покрытый пылью веков бред решительно отказывался! Выходит— напрасно?

Угнетенный безрадостными мыслями князь не заметил, как дрогнули веки его дочери. Агна открыла глаза.

— Папа.

Прост вздрогнул.

— Девочка моя, слава Богу, очнулась!— облегчение, испытанное князем, было так велико, что на глазах блеснули слёзы.

— Почему ты плачешь? Что со мной случилось?— Агна попыталась подняться.

Отец помог ей сесть в постели, опершись спиной на подушки.

— Ты просто упала с лошади.

— Не помню. Я ничего не помню.

— Не надо, ни о чем не думай.

— Хочу пить. И... есть, наверное, тоже.

Князь Прост, смеясь, поцеловал дочь.

За суетой, вызванной улучшением самочувствия Агны, как то не сразу заметили исчезновение господина Босье. И только когда Агна спросила о дедушке, выяснилось, что его давно никто не видел.

Князю Просту сообщили о том, что его тесть вчера ещё поехала куда-то верхом на Смолке. Князь и сам не знал, что заставило его искать старика в злосчастной дубраве. Но поехал он именно туда и, притом, один. Оказалось — не зря. То, что пришлось увидеть, о многом сказало Просту. Захотелось кричать, выть! И он позволил себе это. А потом вошёл в круг, поднял скорченное тело, бережно вынес, глотая слёзы, положил на спину, привязанной неподалёку Смолки. И об этом он будет молчать. Никто никогда не узнает от него о пожирающей жизни Желтой поляне. А благодарность старику, ценой своей жизни, вернувшего ему дочь, князь Прост сохранит в своем сердце навсегда.

* * *

Марк слишком легко воспринимал жизнь, что бы всерьёз отнестись к тому, что случилось с ним в древней дубраве. Мало ли что привидится человеку со страху, а он ведь тогда сильно испугался за сестру. Хорошо, что у Стефана нервы оказались покрепче. А Агне и правда изрядно досталось. Как только эта девчонка умудрилась свалиться с лошади? Да ещё так неудачно!

Марк немного сожалел о том, что рассказал отцу о своем глупом видении. Хотя князь не стал над ним насмехаться, понял его переживания.

Стефану князь с княгиней были очень благодарны. Причём на столько, что когда тот решился рискнуть и попросить у них руки их дочери, то отнеслись они к его предложению весьма благосклонно. Княгиня даже пообещала поговорить с Агной.

Княжна не оттолкнула воздыхателя. Замуж так замуж. Через год, разумеется, когда закончиться положенный траур по дедушке. На том и порешили.

Стефана радушно принимали в Рубиновом замке. И хотя Агна держалась с ним ровно, чуть холодновато и даже слегка насмешливо, но молодой человек всё равно был счастлив, особенно после того, как будущий тесть, потребовав от него признаний начистоту о всех существующих долгах, долги эти оплатил. Стефан вздохнул с облегчением.

Зиму провели в столице, занимаясь приготовлениями к свадьбе, которую собирались сыграть в сентябре в городском доме Стефана . У господина Альмоша хватило ума и такта вести себя осмотрительно, он не наделал новых долгов, занят был исключительно своей невестой. Так что князю Просту не пришлось пожалеть о своём выборе. С наступлением весны все вернулись в Рубиновый замок.

Чем меньше времени оставалось до её свадьбы, тем неспокойней становилось на душе у Агны.

Однажды она не выдержала и поделилась своими сомнениями с матерью. Расстроенная Аврора поспешила к мужу.

— Я всё улажу, дорогая.— пообещал князь жене.

На следующий день, после мучительных размышлений, он приказал оседлать лошадей для него и княжны и пошел к дочери.

— Нам нужно поговорить с тобой, Агна.

Девушка согласно кивнула. Самое время принять окончательное решение.

— Только не здесь. Как смотришь на прогулку верхом? Ну, если ты не против, то через пятнадцать минут жду тебя у конюшен, лошадей уже седлают.

То, что отец целенаправленно скачет к той самой дубраве, где её угораздило свалиться с лошади, показалось Агне странным. Она попыталась возразить, но князь попросил довериться ему. Вздохнув, девушка согласилась. Когда до Желтой поляны осталось рукой подать, на Агну вдруг нахлынули воспоминания. Резко натянув поводья, она обернулась к отцу.

— Я вижу— тебе есть, что мне рассказать?— князь Прост спешился и помог дочери сойти с лошади.— Пойдём, не бойся. Мне тоже доводилось бывать здесь раньше.

Последние несколько метров они преодолели в молчании, ведя за собой фырчащих лошадей. Привязав животных, уселись на ствол поваленного дерева. Круглая поляна была не далеко, о чём говорил тяжёлый удушливый запах, исходящий от неё.

— Мы с тобой принадлежим к древнему роду, дочка. И у рода нашего есть своя история. Когда то, умирая, мне рассказал её отец. Я ему не поверил, но и забыть не смог. Отмахнулся, как от бреда, но в память врезалось навсегда. К тому же он передал мне и вот эту бумагу. Читай. Пришло твоё время.

Агна прочла. Взглянула на отца широко распахнутыми глазами.

Он грустно усмехнулся.

-А ведь ты не считаешь всё это бредом. Поверила. Сразу поверила.

Агна вздохнула и рассказала отцу, что же на самом деле случилось с ней год назад в этом недобром месте.

— Ты не знаешь, но Марк не смог добраться до тебя. Пламя разделило вас и вышвырнуло его с поляны вон.

Своей жизнью, дочь, ты обязана Стефану.

— И поэтому должна стать его женой?

— Нет. Не поэтому. У Рубинового замка должен быть хозяин. Род нуждается в наследниках. Ни ты, ни Марк не пройдёте Испытание властью. Но поляна безвредна для Стефана. Как видишь, я вынужден просить тебя сдержать данное господину Альмошу слово.

Девушка задумалась. Отец не торопил её.

— Хорошо,— сказала, наконец, Агна.— Но первую брачную ночь он проведёт не со мной, а на Жёлтой поляне. И объясни ему всё сам, отец.

* * *

Слишком уж всё хорошо для него складывалось. Стефан понимал, что так вот в жизни не бывает и подсознательно ожидал от судьбы удара, пакости, на которые она гораздо чаще бывает щедра, чем на неожиданно свалившиеся на него милости. И потому странный разговор с владельцем Рубинового замка и перспектива закончить свадебное торжество не в постели с молодой женой, а одному в "дурном месте" посреди ночного леса не так уж сильно расстроила его и возмутила.

Оказалось, что у древнего рода, с которым ему выпала честь породниться, имеется свой "скелет в шкафу". Ну что же из того? Господин Альмош к мистике склонен не был, во всякие глупости не верил, странный ритуал не вызвал в нём страха, скорее недоумение: да кто сейчас в колдовство верит?! Но если его тесть настаивает — он готов заплатить за право назвать Агну своей женой неудобством лесного ночлега. Крепкие молодые нервы Стефана могли с лёгкостью вынести и не такое.

А вот когда он увидел свою невесту в подвенечном платье, дыханье у него перехватило!

Агна была нынче ослепительно хороша! Бледна, правда, сильнее обычного. Но огонь, дрожащий в её глазах, затмевал всё.

Где уж было знать жениху, что лихорадочный блеск в глазах невесты вызван вовсе не предстоящей церемонией, а пережитым ею этой ночью приключением.

Старинное зеркало упорно отвергало все попытки Агны проникнуть в прошлое. Но накануне свадьбы... Всё случилось, как и в тот раз, стремительно и неожиданно.

Прапрабабка Агны стояла у зеркала, поправляя причёску. Сознание Агны, проникая в неё, мягко коснулось сознания княгини, которая ничего не почувствовала и незваную гостью не заметила.

Княгиня Агнешка была нынче в превосходном настроении. Она любовалась своим отражением, и мягкая улыбка красила молодую женщину неимоверно! Агнешка отошла от зеркала и вернулась к кровати, на которой лежал спящий мужчина. Смущённая Агна узнала в нём князя Яноша.

Вот как, оказывается, её прапрабабка поверила ветреному мужу! Агна чувствовала, как замирает от счастья и нежности сердце Агнешки, которая осторожно присела на край постели, стараясь не потревожить князя, веки которого смежил глубокий сон.

И хотя чувства княгини переполняли Агну, и сила этих переживаний была оглушительна, но холодный рассудок девушки возмутился подобному всепрощению.

Кто знает, возможно, сознания Агнешки коснулся этот протест, принятый ею за укол собственной гордости, но молодая женщина прошептала, успокаивая себя:

— Он обещал. Я захотела поверить и не жалею о своей слабости, сделавшей нас такими счастливыми.

— И надолго хватит его постоянства?! Или для тебя это уже не важно? — Агна была безжалостна, но она не сомневалась — княгиню ждут разочарование и унижение. Девушка вдруг поняла, что ненавидит, презирает мужчин и просто неспособна им верить.

Княгиня Агнешка резко тряхнула головой, прогоняя навязчивое наваждение. Её муж открыл глаза и потянулся к ней. Для юной девушки, последовавшие вслед за тем переживания, стали полнейшим потрясением. Сознание Агны попыталось защититься, забившись в самый отдалённый уголок чужого сознания, но эмоций Агнешки были слишком сильными и яркими, и Агне, помимо воли, пришлось усвоить преподнесённый ей судьбою урок.

* * *

Свадьбу своей дочери князь Прост отгулял в Рубиновом замке с небывалым размахом. И хотя от торжества в столице пришлось отказаться, это обстоятельство никого не огорчило. Но каждый вечер неумолимо завершается ночью, князь Прост нервничал всё более: он думал о Стефане, для которого эта праздничная ночь могла ведь оказаться и последней. Перед тем, как молодожены отправились в поместье Стефана, где им теперь предстояло жить, князь напомнил зятю о его обещании.

— С рассветом я приеду за тобой.— сказал он, прощаясь.

Стефан вздохнул. Ему совсем не хотелось оставлять невесту, не в том он был сейчас настроении и состоянии. Но куда деваться? Обещал ведь!

Едва первые лучи восходящего солнца осветили землю, хозяин Рубинового замка оседлал лошадь и поскакал за зятем. Князь Прост не ожидал беды, но волнение всё же будоражило ему кровь. Возможно от того, что теперь он уже не сомневался — проклятье рода существует и с этим обстоятельством приходится считаться.

Князь Прост не ожидал беды, но то, что он увидел, подъехав к Жёлтой поляне, вызвало у него немного истеричный смех. То ли сдали нервы, то ли... Нет, это было уж слишком! Поколения наследников Рубинового замка с трепетом и страхом ступало на проклятую поляну, а этот юноша устроился с удобствами и спит, как ни в чём не бывало: под головой седло, укрылся пледом и похрапывает.

Смех князя Проста разбудил Стефана. Молодой человек поднял голову, потянувшись, зевнул, встав с земли, оправил одежду, и широко улыбнувшись поздоровался с тестем.

До поместья добрались быстро и ни кем не замеченные. Утро ещё только вступало в свои права, когда Стефан Альмош приоткрыл дверь в спальню своей молодой жены.

Агна провела беспокойную ночь. Она боялась за Стефана. Не потому, что он что-то для неё значил, но испытав сама ужас, вселяемый проклятым местом, она не могла без содрогания думать, что по её вине другому человеку предстоит испытать нечто подобное. И помимо её воли чувство благодарности к мужу, пошедшему ради неё на такую жертву, рождалось в душе Агны. Но страх за Стефана переплетался в её сознании со страхом перед Стефаном. Муж! Стараниями провидения прошлой ночью она получила представление о том, что ждёт её, когда этот мужчина переступит порог, теперь уже их, спальни.

Измученная переживаниями, истерзанная страхами и ожиданием Агна уснула под утро. Приход Стефана не потревожил её.

Стефан Альмош стоял перед кроватью, на которой спала его мечта. Этой девушкой он бредил столько месяцев! Холодная красавица, в которую его угораздило влюбиться, теперь ему жена. Он имеет на неё все права, так почему же волнуется о том, любит ли она его? Какое это имеет значение, разве это важно?

А ведь важно и для них обоих необходимо! Стефан не смог бы объяснить ни то что кому-то, но и себе самому, отчего его так волнуют чувства Агны. Ещё вчера подобные мысли ничуть не тревожили его. Но теперь он определённо знал, что готов положить на то всю свою жизнь, но пробудить, отогреть бестрепетное сердце своей "спящей красавицы".

На большой кровати было много места. Стефан, не раздеваясь, прилёг рядом с Агной. Девушка тут же проснулась и, отстранившись, воскликнула:

— Ты?!

— Ну, да. Прости, что заставил себя ждать. Но так хотел твой отец. Он решил, что вначале мне следует вздремнуть в лесу, и только потом отправиться к тебе. Желтая поляна не очень приятное место, конечно. Но волки в тех местах не водятся, так что бояться было нечего. И я не стал спорить с тестем.

Разве ты не знала об этом?

Широко распахнутые глаза Агны светились сочувствием и страхом. Напряженный голос княжны удивил Стефана.:

— Что, что ты пережил на Желтой поляне? Она не причинила тебе вреда?

— Вреда? Надеюсь, что не простудился. Я, как то сразу, уснул.

— Уснул?!

— Ну, да. Даже снилось что то.

— Что снилось?

— Какие— то люди, много людей в такой смешной одежде. Они окружили меня и что-то говорили, говорили...

— Что?!

— А я не понял. Или забыл... Ну, это же всего лишь сон, Агна! Неужели ты веришь во все эти вековые бредни?

Девушка отвела в сторону глаза и Стефан, стремясь прекратить глупый разговор, потянулся к ней, обнял. Он тут же почувствовал, как напряглась в его руках Агна, но не отпустил свою жену, а, устроившись поудобней, прижался к её спине, впитывая тонкий аромат роскошных волос. Рука Стефана словно нехотя, медленно, ритмично, поглаживала напряженное тело девушки, и согретая исходящим от него теплом, убаюканная даримым ей покоем, Агна уснула так сладко, как никогда ещё не спала.

* * *

Над Рубиновым замком собирались тучи. Подул резкий холодный ветер. Смотритель замка, прервал

свой рассказ.

— Похоже, молодой человек, вам пора уходить. Надеюсь, успеете добраться в город до ливня.

Николай неохотно поднялся.

— Я на машине. Так что дождь мне не страшен.

— Не скажите. Непогода в этих краях бывает опасна. Так что, вам следует поспешить.

— А что было дальше? Когда я смогу услышать конец вашей занимательной истории?

На губах смотрителя промелькнула загадочная улыбка.

— Услышите,— заверил он.— В своё время непременно услышите.

— Я приеду завтра?

— Завтра? Посмотрим. Может и завтра.

Смотритель явно торопился поскорее избавиться от не желающего уходить гостя. А Николаю, и впрямь, не хотелось покидать Рубиновый замок, не дослушав до конца странную историю, пленившую его

воображение. Он словно чувствовал, что не стоит надеяться на завтра. И оказался прав. На следующий день Николай не смог добраться до замка. Разгулявшаяся ночью непогода перекрыла к нему дорогу.

Рубиновый замок и его история долго ещё преследовали Николая. Он записал услышанное. Но книга не получалась.

Работа в редакции занимала всё время, и Николай решил отложить неоконченный роман. Всему своё время.

Когда-нибудь он непременно к нему вернётся.

Инга поставила на стол тарелку с горячими бутербродами, разлила по чашкам кофе. Присела рядом с Димой, который, не глядя на неё, торопливо завтракал. Она попыталась пригубить ароматный напиток, но рот наполнился слюной. Инга с трудом справилась с тошнотой. Звонок мобильного резанул ей по нервам. Дима, жуя, потянулся к телефону.

Инга смотрела на своего избранника, которого совсем недавно так жаждала заполучить в мужья. Вот он здесь, в одной с нею комнате, а будто и нет его вовсе. Третий день она ищет удобный момент, собираясь сказать ему о будущем ребёнке. Но он, то занят, то раздражён какими-то служебными неурядицами, то, как сейчас, ужасно куда-то спешит.

— Дима, — Инге надоело ожидание, больше оставаться один на один с возникшей проблемой она не желала, — у меня есть для тебя новость.

— Да?— Дмитрий бросил на неё мимолётный взгляд.— Давай потом. Очень спешу. Правда.

— Дима!

— Потом.— Он мимоходом поцеловал её и снова поднёс к уху оживший телефон.

Через минуту за ним захлопнулась входная дверь.

— Дура!— Инга отчаянно злилась на себя.— Угораздило же вляпаться.

Хотя, если рассудить здраво, может не так уж и несвоевременна случившаяся беременность? Куда ей дальше тянуть? Ребёнок крепче их свяжет. Трое уже семья. Дима, конечно, не обрадуется, но, если действовать с умом, навряд ли захочет отказаться от сына.

Инга запивала бутерброд остывшим кофе, напряжённо соображая, как с наибольшей для себя выгодой использовать сложившуюся ситуацию.

Дима позвонил ей ближе к вечеру, сказал, что срочно уезжает недели на две — на три.

— Может оно и к лучшему,— решила Инга.

Он вернулся через месяц в хорошем настроении от удачно законченного дела. После безликости гостиничных номеров и еды, зачастую впопыхах и всухомятку, Диму радовали домашний уют, вкусный обед и соскучившаяся по нему женщина. Он всегда ценил ощущение дома, того места, где тебя ждут и куда приятно возвращаться. Дима не мыслил своего существования без женской заботы. Но осчастливленная им особа не должна была осложнять ему жизнь. Он сменил Наташу на Ингу, и в принципе, готов был двинуться дальше, в том случае, если его к этому вынудят.

Умная Инга отлично понимала, что лежащий с ней рядом мужчина — законченный эгоист, но если отбросить этот момент, то всё остальное в нём её вполне устраивало. И потому...

-Ты такой замечательный, самый лучший, — ластясь, промурлыкала Инга.— Никогда не думала, что решусь на такое, но ты стоишь того, чтобы я забыла о себе, ради твоего продолжения. Так и быть, я согласна родить тебе сына.

-Сына?!— взгляд ошарашенный.— Почему сына?

— Так сказал доктор. Похоже, что это мальчик.

— Ты беременна?

— Не переживай. Я на тебя не сержусь. Как подумаю, что малыш будет похож на тебя, сразу готова смириться с его существованием.

Ребёнок? Дима не способен был оценить свалившуюся на него новость. Инга уверенна, что он его хочет.

Может и правда— хочет? В своё время Таточка не доставляла ему особых проблем. С ней, под настроение, приятно было возиться. А как трогательно и забавно она ему радовалась. Ребёнок? Да, наверное, это не такая уж и плохая мысль.

Дима положил руку на слегка округлившийся Ингин живот.

— Молчит,— сказал разочарованно.

— Ещё же рано!— рассмеялась Инга.

Она была довольна. Всё у неё, пока, получилось наилучшим образом.

И кто бы мог в тот момент предположить, что маленькое слово "пока" так много таит за собой?!

Беременная женщина — загадка. И не только для окружающих, но и для себя самой.

Вот, зачем непременно нужно вернуться и поправить завернувшийся угол коврика перед дверью в поликлинику? Отчего ей не всё равно прямо или косо он лежит?! Почему мужчина, от прикосновений которого так сладко замирало сердце, сейчас вызывает отвращение и панику, от необходимости делить с ним постель?

Инга не любила отца своего будущего ребёнка. Не потому, что он не соответствовал её представлениям и идеалам. Он соответствовал. Инга попросту не способна была любить. Вообще. Никого. Она шла по жизни: не опираясь на мечты и иллюзии, трезвая, целеустремлённая, самоуверенная. Ещё в детстве, когда отец бросил её мать, до безумия в него влюблённую, девочка решила, что никогда никто не дождётся от неё подобной глупости. Себя нужно любить, а не стелиться мужикам под ноги, если не хочешь, что бы об тебя их вытерли.

Инга натренировала тело. Душу, попытавшуюся противиться её воле, загнала в угол. Подчинила разуму беспокойное сердце. Всегда всё выходило, как она задумала.

И вот теперь, когда до намеченной цели казалось рукой подать, она ничего не способна была с собой поделать. Её умелое, страстное тело, инструмент, решающий любые проблемы, неожиданно вышло из-под контроля.

Дима же ничуть не собирался лишать себя привычных удовольствий. Он настаивал на своем праве, и его злила непонятная Ингина холодность. В итоге, закончилось тем, что чрезмерно настырному будущему папаше указали на диван в гостиной, на котором ему теперь предстояло спать в одиночестве. Ну, и ради чего он должен был всё это терпеть? С чего, вдруг, Инга решила, что им вообще нужен этот ребёнок?

Она лишила его не только потрясающего секса, но и вкусных, разнообразных завтраков, обедов, ужинов.

Её стряпня теперь отвратительна, как и, вообще, жизнь с ней под одной крышей.

Инга страдала от токсикоза, она отекла, стала нервной и раздражительной. Димин эгоизм, воспринимаемый ею раньше, как нечто естественное и вполне управляемое, казался ей нынче невыносимым. Они часто ссорились, Дмитрия бесили Ингины слёзы и упрёки. Он, никогда не испытывавший к ней нежных чувств, начинал тихо ненавидеть вздорную женщину, обременяющую его требованиями и капризами. Ребёнок ещё не родился, а их отношения уже зашли в тупик.

* * *

До конца рабочего дня оставалось чуть более получаса. Наташа разложила документы по папкам. Навела порядок на своём столе."Только бы Степнов не задержал меня сегодня"— в который уже раз проговорила мысленно, как заклинание. Шеф вышел из кабинета в приёмную.

— Олег Степанович, я вам буду ещё нужна сегодня?

— Да нет, Наташенька. Вы можете идти.

"Ура!" — Ната сорвалась с места, едва за директором закрылась дверь.

Весь день она с нетерпением ждала этой минуты. Домой, скорее домой. Ася уже часа три, как приехала.

— Я так за тобой соскучилась!— Наташа порывисто обняла сестру.— Блудная ты, наша!

— Точно, блужу по свету, место себе никак не нагрею,— озорная Асина улыбка осветила комнату.— Я тоже очень за вами скучала. Потому и прикатила. Ну, ничего, Филиппа переводят в Мюнхен, а Германия не Штаты, до неё рукой подать. Так что будем видеться теперь чаще. Может, и вы к нам выберетесь погостить.

Елена Васильевна, Наташина и Асина мама, накрывала в гостиной на стол. Дочери вызвались помогать ей, они мотались на кухню и обратно, заставляя белую праздничную скатерть тарелками, блюдами, салатницами. Их отец, Петр Сергеевич, сидя в кресле, держал на коленях Таточку. Девочка исподлобья поглядывала на гостью, вызвавшую в доме переполох. Она её не помнила. В руках Тата держала красавицу-куклу, полученную от тётки в подарок. Весёлая шумная девушка, сильно похожая на её маму, в общем-то, нравилась Тате, и она решала, надо ли и её целовать перед сном.

Праздничный ужин в честь Асиного приезда затянулся. Никому не хотелось выбираться из-за стола. Сестра много и интересно рассказывала о своей жизни в далёкой и незнакомой Америке. И только когда Таточка, не смотря на шум, задремала у деда на руках, крепко прижимая к себе куклу, вспомнили, что и взрослым надо бы поспать — завтра рабочий день.

Тема Наташиного развода за весь вечер так и не всплыла. Мама успела, видно, предупредить Асю. Ната была благодарна родным за проявленную чуткость. Ей всё ещё больно было говорить об этом. Не стоило омрачать такой чудесный праздник. Наташа выберет момент и, конечно же, расскажет обо всем Асе. Но пусть это будет не сегодня.

Неприятный разговор состоялся на следующий день. Сестры решили поужинать в уютном ресторанчике неподалёку от Наташиной работы. Прелесть заведения заключалась в его удачном расположении. Ресторан был устроен на набережной, он нависал над водой, при этом со стороны реки его стена имела высоту не более метра и была сплетена из тростника. Она не мешала движению воздуха и позволяла наслаждаться речным пейзажем.

— А здесь очень даже ничего,— Ася оценивающим взглядом прошлась по залу.— Неужели, и покормят неплохо?

— Покормят неплохо. А вино— дрянное.

— Ну, тогда может водочки?

— Ася!

— Ну, что— Ася?! Мой отпуск следует отметить? Не хочешь водку, давай закажем коньяк.

— Аська, я тебе и без анестезии всё расскажу.

Сестра взглянула на Наташу исподлобья, свела у переносицы тонкие брови.

— Если захочешь.

— Захочу. Я много передумала. А поделиться не с кем. Только сперва поедим. А то мне сегодня и пообедать было некогда.

— Достает работа?

— Да, нет. Она меня спасает. От мыслей, от тоски. К тому же, повышает мою самооценку. Представляешь, мужики-то на меня оглядываются?

— Тебя, что — это удивляет?

— Удивляло поначалу. После того, как Дима меня бросил, я вообще себя уродихой считала. А потом... Знаешь, поймаю на себе чей-то заинтересованный взгляд, ненароком взгляну в зеркало и думаю:

— А ведь и впрямь, вроде ничего. Местами, даже, хорошенькая. Так что от сильных претензий к собственной внешности я почти избавилась.

— Ты у меня красавица, Натка! Без всяких преувеличений.

Официантка принесла сёмгу, запечённую с овощами, и коньяк, который Ася таки заказала. Наташа пригубила и отставила спиртное. Ароматный запах горячего блюда возбуждал аппетит.

Девушки отдали должное ужину. Рыба просто таяла во рту.

— Недурно!— вынесла вердикт Ася, глядя на опустевшую тарелку.— Мороженное мы тоже будем! И кофе.

Курить, надеюсь, здесь можно?

Наташа попросила принести им пепельницу, взяла предложенную Асей сигарету.

— Асенька, ты ведь помнишь, как я влюбилась в Диму,— начала, грустно улыбнувшись. — Ни тебя, ни маму слушать не хотела. Ты не подумай, я не жалею. От настоящего чувства нельзя отказываться. Я ведь была очень счастливой.

— Почему он ушёл?

— А меня не стало. Я растворилась в нём, исчезла. Везде был только он! Всё по его вкусу, согласное его желаний, только для него, любимого.

— Но так нельзя.

— Нельзя. Себя терять большая ошибка. Разве любят тех, кто сам себя не любит? Вот только, я поняла это слишком поздно. Ну, и кроме всего прочего...

— Появились другие женщины,— закончила за сестру Ася.

— Появились. Я стала ревновать, упрекать, плакать. В итоге Дима сбежал.

— Наташа, мне вот, отчего-то, кажется, что ты способна его простить и принять обратно. Или я ошибаюсь? Ты всё ещё его любишь?

— Похоже на то. Мне никто кроме него не нужен, никто не интересен. Я не живу. Я вспоминаю и жду. Дура, да?

— Честно? Как по мне, то — да. Если он не смог оценить такое к себе отношение, то и пусть себе катиться куда подальше. Ты о себе подумай. А от него освободись, избавься. Разве можно любить эгоиста?

— Выходит — можно. А может именно их-то и любят, а?

— Не знаю, не пробовала. И пробовать не хочу. Предпочитаю с такими особями плыть параллельным курсом, в разные стороны. Не пересекаясь.

— Ты и тогда его не жаловала.

— Я его ещё тогда почувствовала. Ладно, Ната, Бог ему судья. Послушай, а что этой девке от нас надо? Коситься в нашу сторону уже минут десять. Ты её знаешь?

То ли мир, и впрямь, тесен, то ли его величество Случай решил, в очередной раз, позабавиться шуткой, но за столиком, на который показывала Ася, спиной к девушкам, сидел Дима, а напротив него расположилась немного вульгарная крашенная блондинка, обладающая копной густых длинных волос и яркой броской внешностью.

Наталья побледнела. Беспомощное выражение её лица разозлило Асю, которая уже не сомневалась, что за парочка ужинает неподалёку от них.

Это Наташа ничего не знала о настырной любовнице своего супруга. А Инга, оставаясь незамеченной и не узнанной, не раз пересекалась с Наташей в момент охоты за её мужем. Ведь чтобы добиться успеха противника требуется понять.

Присутствие Наташи в ресторане вначале встревожило Ингу. Интуитивно она чувствовала, что эта женщина всё ещё для неё опасна, и от того ненавидела Димину жену. Ей захотелось не только упрочить пошатнувшуюся власть над Димой, но и причинить Наташе боль, да посильнее.

Зазвучавшая музыка подняла несколько пар, которые закружились в медленном танце. Наблюдающая за сестрами блондинка усмехнулась, и вот уже Дима, помогает ей подняться и выводит на середину зала.

Забытое Ингой ощущение азарта, пробудилось в ней и приятно возбуждало нервы. Инга светилась от удовольствия. Она никак не рассчитывала, соглашаясь в знак примирения пойти с Дмитрием в ресторан, на такое развлечение.

Танцуя, Инга прижималась к Диме, многообещающе призывно улыбалась, заглядывала ему в глаза, изо всех сил создавая иллюзии счастливой идиллии, в которой они яко бы прибывают. Дмитрий тоже улыбался.

Он даже надеяться не мог, что такая малость, как ужин в ресторане, рассеет нависшие над ними тучи. Впереди вырисовывалась приятнейшая ночь, и в предвкушение её Дима смотрел на Ингу не менее многообещающе и довольно плотоядно.

Наташа не могла отвести глаз от упивающейся друг другом парочки. Димина любовница цепко ухватилась за его плечо. Такие, как она, своего не отдают и чужое чужим не считают. В какой-то момент взгляды двух женщин пересеклись. Жесткий Ингин взгляд, как удар наотмашь. Наташа вздрогнула. Она, вдруг, отчётливо вспомнила, что видела эту крашенную блондинку рядом со своим мужем задолго до его ухода. Как то он тогда это объяснял, но Ната не слишком вникала в его слова, одурманенная его близостью, блеском улыбающихся глаз и ироничным изгибом любимых губ.

— Так, значит, уже тогда ты мне лгал!— запоздалое возмущение мощной волной поднялось в ней, только сейчас Наташа полной мерой осознала всю глубину Диминого предательства.

— Ася, я его ненавижу!

— Не поняла, с чего так резко?

— Я, таки, знаю эту дрянь! Она давно путается с Димкой. А я то, дура, думала, что это моя глупая ревность разрушила нашу семью. Мужчинам же приходиться прощать их слабости, так уж они устроены!

— Дикая мысль!

— Понимаешь, я во всём винила себя?!

— Больше винить не будешь?

— Я на них отыграюсь!

— Ого! Это как, сестрёнка?

— Придумаю как!

Наташины глаза заблестели, румянец играл на щеках, резким движением она забросила за спину длинную черную прядь и..., впервые за весь вечер, Дима споткнулся об неё взглядом. Он слегка растерялся, слишком уж эффектно выглядела его бывшая жена, да и увидеть её здесь он никак не рассчитывал. Наташа, неожиданно для всех заинтересованных лиц, подняла руку в приветственном жесте и лучезарно улыбнулась. Вслед за ответным кивком, на который Дмитрий всё же сподобился, Ната принялась за изрядно подтаявшее мороженное. Дима и его спутница её больше не интересовали.

— Браво!— выдохнула Ася и засмеялась.

Наталья не стала сдерживать рвущийся изнутри смех. То, что он был скорее истерический, чем весёлый, знали лишь она и её сестра. Заинтригованный Дима нет-нет, да и поглядывал на веселящихся девушек, пока в конец разозлившаяся Инга не уволокла его из ресторана.

— Знаешь, Натка, а шанс отыграться у тебя однозначно есть,— заметила Ася, провожая взглядом парочку, бесславно ретирующуюся с поля боя.

* * *

Диму терзали сожаленья. Он думал о Наташе. Её ослепительная улыбка, насмешливо-манящий взгляд не давали ему покоя. Память услужливо извлекала из своих глубин самые счастливые моменты их любви. Любви, а не просто совместной жизни, удачно приправленной сексом. Он, неожиданно для себя, почувствовал разницу, а ведь раньше не задумывался об этом.

Ну, почему у него не хватило ума сохранить и жену и любовницу?

Инга возникла на его горизонте совершенно случайно. Положение обязывало определённые моменты деловой мужской жизни сдобрять подобной приправой. На следующую их встречу Инга напросилась сама, ему же просто захотелось проверить, действительно ли она так хороша в постели, как ему в прошлый раз с пьяных глаз показалось. Вторая попытка оказалась ничуть ни хуже первой. Но Дима был далёк от желания искать с ней новых встреч. У него и до Инги случались забавные приключения, будут и ещё, он не гонялся за женщинами, брал то, что само шло в руки. Дома его ждала Наташа. И это было важно. Всё же остальное не имело особого значения.

Но Инга проявила настойчивость и немалую изобретательность. Дима и сам не понял, как вышло, что он стал нуждаться в её страстном, умелом и таком соблазнительном теле. А тут ещё и Наташа со своими страданиями и глупой ревностью. Её доверчивые любящие глаза смотрели на него с удивлением и укором, наполняя дискомфортом его существование. Любовница же ничего не требовала и ни о чём не просила.

Больная совесть не долго мучила Диму. Чувство вины утомительно и в больших дозах непереносимо.

Жалость к себе затмила прочие чувства. Теперь Дмитрий во всём винил свою глупую скандальную жену, возомнившую его своей собственностью. Это Наташа спровоцировала их разрыв, о котором Дима сейчас впервые сожалел. И хотя мысль вернуть себе жену не рассматривалась Димой всерьёз, но всё же возникла в его сознании и даже показалась на миг довольно заманчивой и дразнящей.

Инга злилась: на себя, на Наталью, на Диму. Отыгралась на мужчине. А зря. Её всегдашнюю осторожность заглушили взбесившиеся гормоны. Ей бы после сегодняшней встречи стоило быть поласковей с Димой. Она опомнилась, почувствовав на себе его тяжёлый оценивающий взгляд.

— А ведь, сбежит,— подумала холодея.

Инга попыталась спасти положение, забыв о своих эмоциях, поступившись своими желаниями и удобствами. Тот Димин взгляд испугал её, на долго лишил покоя.

Может Инге и удалось бы удержать Диму, но ей помешала Наташа. Тот вечер в ресторане стал переломным моментом в её жизни. Пути любви нам не подвластны и не ведомы. Она приходит и уходит, когда сама пожелает. В тот вечер Наташа, наконец, освободилась от любви к мужу. Но "свято место пусто не бывает". Желание отомстить завладело ею.

-Хочу, чтобы он понял, что потерял. А она пусть поймёт, что ничего не приобрела, что её торжество временное. У этой хищницы надолго отпадёт охота играть чужими жизнями,— сказала Ната сестре.

И Ася с ней согласилась.

Наивную влюблённую девочку сменила холодная расчётливая женщина, и эта женщина, вполне, была способна потягаться с Ингой. Наталья прекрасно знала, что и как ей следует делать.

Дима и не понял, как умело и тонко его "сыграли".

Он снова "случайно" встретил Наташу. Она была доброжелательна, мила, красива. И совсем не держала на него зла. Словно встретились добрые давние знакомые. Дима слегка удивился, но он ничего не имел против от предложенного Наташей тона.

Он вдыхал знакомый аромат её любимых духов и невольно любовался стройной ладной фигуркой, соблазнительные изгибы которой всё ещё помнили его руки и губы.

Когда-то он любил эту женщину. К тому же Наташа казалась Диме не только заманчивой, но и доступной. Он предложил провести вмести вечер. Ната не отказалась. И хотя Дима предпочел бы поскорее оказаться с ней в одной постели, но предложенная Натальей игра в ухаживание по-своему забавляла его.

В конце концов, он решил, что бывшая жена имеет право на небольшую компенсацию за прошлое, и не стал торопить события.

Наташа изменилась, уверенность в себе сделала её более заметной, яркой. Дима не без удовольствия отмечал производимое ею впечатление. Ему даже нравилось водить её по барам и ресторанам. Пусть покрасуется. Он и сам любовался ею. И думал о том, как бесподобно было чувствовать себя любимым, каким сильным и умным ощущал он себя, глядя в восхищённо распахнутые ему навстречу Наташины глаза.

Вот только так, она на него сейчас уже не смотрит. Желание вновь отразиться в её влюблённом взгляде становилось порой невыносимым. Дима пустил в ход всё своё очарование, он задарил Наташу подарками и совсем забыл об Инге, в квартиру которой возвращался, чтобы переночевать и переодеться.

А потом возникла необходимость в длительной командировке. Дима уехал. Обе его женщины облегчённо вздохнули.

Николай почесал за ухом лохматого щенка. Тишка тут же положил довольную мордочку на колени хозяина, преданно заглядывая ему в глаза.

— Ну, что, приятель, кушать будешь?

Собачий хвост завилял с поразительной скоростью.

— Если я тебя правильно понял, ты ничего не имеешь против того, чтобы подкрепиться.

Николай поднялся, Тишка поспешил за хозяином на кухню, стал у плиты, внимательно наблюдая за каждым его движением.

Коля налил в мисочку суп, поставил на пол.

— Кушать подано. Прошу вас, сер.

Тишка ел с таким аппетитом, что Николаю и самому захотелось поужинать.

— Так я с тобой скоро растолстею,— пробурчал, наливая суп себе в тарелку.

— А ведь ты прав — вкусно!

Тишка покосился на хозяина, не отрываясь от миски. На его потешной мордочке отражалось полное довольство.

Николай потянулся к холодильнику, достал бутылку пива.

— Уж извини, детям алкоголь не предлагаю.

Тишка и не просил. Вылизав мисочку, он удобно устроился у хозяйских ног и задремал.

Потягивая холодное пиво, Коля улыбался, любуясь своим лохматым сокровищем.

Он взял себе щенка семь месяцев назад, заключив соглашение с соседским парнишкой Венькой, что тот станет приглядывать за Тишкой, когда Николаю будет нужно уехать из города.

Венька так привязался к щенку, что готов был отправить соседа в перманентную командировку.

— Дядя Коля, скоро уезжаете?— с надеждой спрашивал он при каждой встрече.

— Да нет, пока, никуда не собираюсь.

— А!— весь Венькин вид говорил "Зря!".

— Да ты заходи к Тишке в гости,— усмехался Николай, хорошо понимающий мальчонку.

— Можно, да?

— А то! Тишка за тобой скучает.

— Так я с ним вечером погуляю?

Николай не возражал. Очень скоро Тишка и Венька стали ему лучшими приятелями.

Вениамин учился в седьмом классе. Хотя точнее было бы сказать — посещал седьмой класс.

С учёбой дело у него не ладилось. Коля, как то выручил его с сочинением. И пошло! Помня о том, что "долг платежом красен", Николай ничего не имел против школьного творчества. В дневнике у Веньки появились и приличные отметки.

— Дядя Коля, а как у вас с математикой?

— Задача не получается?

— Такая дурацкая!

— Ну, неси свою "дурацкую" задачу.

Учился Веня плохо, но глупым вовсе не был. Просто круг его интересов не вписывался в школьную программу, а времени на всё не хватало. Да, и не очень-то и хотелось заниматься тем, что не интересно.

— А вы лихо сочиняете. И как это у вас выходит?— однажды сказал Венька.

— Так профессия у меня такая — журналист. — улыбнулся Николай.

— А я только читать люблю. Вы и книжки пишите?

— Разок попробовал.

— Почитать дадите?

— Не вопрос, но там конца нет.

— Почему?

— С этой книжкой, вот какая вышла история.

И Николай рассказал парнишке о Рубиновом замке.

— И вы так больше туда и не попали?

— Ну, это, знаешь ли, не так-то просто. Другая страна. Виза, деньги, отпуск, наконец, нужен.

— Книжку дадите?

— Ну, бери. Ты, между прочим, первый читатель.

Венька вернул повесть на следующий день.

— Не пошла?— расстроился Николай.

— Не, я прочитал уже. Неужели всё и правда так было? Я раньше во всё волшебное не верил.

— Реалист, значит.

— Ну, да. Это девчонки сказки любят. А я в технику верю, в компьютер.

— Я вообще-то тоже. Но было в том месте нечто загадочное. Ты уж мне поверь. Мое журналистское чутьё меня никогда ещё не подводило. У меня и камешек где-то был из развалин Мерцающей башни.

— Покажете?— заинтересовался Веня.

— Я поищу. Не помню куда положил.

Допив пиво, Николай помыл посуду, сожалея о том, что ему не дано так лихо вылизывать тарелки языком, как трущемуся об его ноги Тишке. И решил-таки поискать обещанный Веньке камешек.

Он нашел его в кармане ветровки, которая была на нём в тот памятный день. Маленький шершавый камешек казался тёплым на ощупь. Николай подержал его в руке, чувствуя непонятное волнение, и положив на письменный стол, стоящий недалеко от его кровати, пошел в ванную, чистить зубы перед сном.

Ночью ему приснился сон.

Он бродил по Рубиновому замку. Было безлюдно и темно. Вдруг, под ноги ему бросилась кошка.

— Неужели та самая?— подумал Николай, совсем не испугавшись.

Он пошел за зверьком, чьи глаза оказались единственным источником света в кромешной мгле. Свет кошачьих глаз с каждым шагом становился всё ярче и ярче. Николай подумал, что это не возможно, и,

вдруг, кошка исчезла. Но теперь навстречу ему шел человек с факелом в руках.

— Да это же мой знакомый смотритель!— узнал его Николай.

— Зачем ты пришел?— голос смотрителя звучал напряженно и глухо.

— Я хочу услышать продолжение истории Рубинового замка.

— Ты имеешь на то право,— согласился смотритель — Слушай и запоминай.

* * *

Всё в жизни Агны сложилось не так, как она рассчитывала. Её муж не пожелал соблазниться предложенной ему свободой. Теперь у него не было устрашающих долгов и деньги водились, а он не умчался проматывать их в столицу, застрял в поместье, занявшись разведением породистых лошадей.

Незаметно для себя Агна увлеклась задумкой мужа, стала вникать в дело. Она с удовольствием возилась с жеребятами, строго следила за порядком в конюшнях, отбирала вместе с мужем животных для закупки. Стефан Альмош всячески поощрял усилия супруги, не уставал благодарить её за бесценную помощь. Он вообще уделял жене столько внимания, что Агна недоумевала — зачем ему это нужно, ведь получил же уже всё, что хотел?!

Стефан ни в чём не отказывал жене. Даже когда на следующее утро после свадьбы Агна пожелала иметь

с мужем разные спальни — спорить не стал, согласился. Девушка постаралась воссоздать в своих покоях с детства привычное обустройство: забрала из родительского дома заветное зеркало, дорогие для неё вещи и безделушки, написанный маслом портрет деда.

Агна часто навещала Рубиновый замок. Она подолгу сидела в одиночестве у Мерцающей башни, но та упрямо хранила свои секреты. И девушка сдалась, решив, что всему своё время. От зеркала тоже было мало проку! И только заинтересованное в ней присутствие Стефана немного развлекало скучающую княжну.

Теперь, когда девушка почти постоянно находилась рядом, Стефан воспользовался возможностью, чтобы завоевать вначале доверие, а потом и симпатию Агны. Его прикосновения, осторожные, ласковые смущали и волновали юную княжну. Её память предательски воскрешала пережитое в зазеркалье в ночь накануне свадьбы. Однажды, Агна не успела вовремя остановить, ставшего слишком уж настойчивым, Стефана, а потом и не захотела его останавливать, мучительно желая вновь испытать те волнующие ощущения, с которыми ей поневоле пришлось некогда соприкоснуться. Так, наконец-то, Агна стала в полной мере женой Стефана Альмаша, о чем ей вовсе не пришлось жалеть. Нет, она не думала, что любит мужа, но она была с ним счастлива и благодарна ему за это.

* * *

Человека с пытливым умом и живым воображением жажда путешествий и приключений настигнет непременно, покорит, лишив покоя и сна. После женитьбы Стефана, который не на шутку увлёкся ролью примерного мужа и хозяина, Марк заскучал, лишившись общества лучшего друга. Молодому князю стали тесны границы имения. Он не мог более усидеть на одном месте и сообщил отцу о своём желании продолжить своё образование в Сорбонне. Отец не стал его удерживать, хотя и был удивлён выбором сына.

— Марк, но почему ты решил отправиться в Париж?

— Ах, отец, что же может быть лучше, чем учиться в Париже? И потом, во мне, как-никак, течёт и французская кровь тоже.

— Да уж, в тебе бурлит французская кровь! Мне жалко юных парижанок.

— Отец!— Марк старался не засмеяться, но искорки в глазах полностью выдавали его.

— И что же ты намерен изучать?

— Меня интересуют философия и право.

— Право— это не плохо, философия — баловство, изыски ума.

— Философия — основа всему! Нельзя не понимать это в наш просвещённый век, когда ...

— Ладно, уж, ладно!— теперь уже князь Прост прятал улыбку — Изучай свою философию. И против Парижа я не стану возражать. Подходящее место, что бы умерить твой юношеский пыл, а то в окрестностях Рубинового замка скоро не останется девиц, обойдённых вашим внимание, сударь.

Княгиню решение Марка очень расстроило. Она любила сына так сильно, как никого и никогда не любила. Расставаться со своим чудесным мальчиком Аврора не хотела. Но сын не желал слышать её возражений. Не имея возможности помешать отъезду Марка, безутешная мать глотала украдкой слёзы и старалась впрок насмотреться на своё дорогое дитя. Переживания её были так сильны, что в конечном итоге уложили княгиню в постель. Но Марк всё равно уехал.

* * *

Первой была мадам Луиза, хорошенькая смешливая брюнетка, тайком от мужа бегавшая на свидания к Марку. Мадам сдалась не сразу, она изрядно рисковала и отлично понимала, чем грозит ей разоблачение.

Но юный князь был настойчив и так хорош собой, что преступив через страх и сомненья, Луиза упала в его объятья, оказавшиеся, к счастью для безрассудной женщины, совсем не долговечными. Мадам потом горевала и рыдала, тоскуя за молодым повесой, но зато её мужу, начавшему подозревать неладное, уже не в чем было её упрекнуть.

Мадам Луизу сменила мадемуазель Софи, чудное румяное создание с ямочками на щеках. Марк с ума сходил от этих ямочек! Софи имела глупость влюбиться в своего соблазнителя. Счастье длилось почти три месяца. Ни с одной из женщин у Марка не случалось ещё столь продолжительных отношений. Но потом Софи стала строить планы на будущее. Влюблённость Марка тут же испарилась, вмести с ним, конечно же.

Ветряный юноша менял прелестных дам с завидным постоянством, и это было единственное постоянство, на которое молодой князь оказался способен. Марк очаровывал женщин, рядом с ним они забывали обо всём, кроме желания любой ценой подольше удержать его подле себя, но едва очередная возлюбленная предпринимала к тому первые усилия, как теряла его навсегда.

Оправдывая себя в собственных глазах, сын князя Проста прибегал к авторитету поэтов и философов, чьи труды поглощал во множестве, с восторгом и упоением. "Большинство женщин не имеет характера: они или блондинки, или брюнетки; это лучший способ различать их". "Да уж, -соглашался Марк-англичанин Поп недалёк от истины. Интересно его эксперименты были столь же многочисленны, как и мои?".

Пришло лето, проводить которое в пыльном зловонии города не было никакого резона. К тому же, очередная пассия князя, чувствуя его охлаждение, не придумала ничего лучшего, как рыдать и упрекать в недостатке внимания и любви к ней. Изречение Наполеона, о том что "в любви единственная победа— это бегство", так своевременно попалось на глаза Марку! Он сперва улыбнулся, а затем решил принять совет великого человека, как руководство к действию, и отбыл на родину, отдавшись пленительным мечтам о прохладе и уюте Рубинового замка.

Возвращение сына стало лучшим лекарством для Авроры, которая прохворала всю зиму, и только с наступлением весны смогла подняться с постели. Легкий румянец вернулся на бледное лицо княгини, глаза блестели непослушными слезами, руки жаждали коснуться своего, вновь обретенного, сокровища.

Молодой князь неделю был абсолютно счастлив. Потом размеренное однообразие и сельский покой стали тяготить его. Провинциальная жизнь теперь, после знакомства с Парижем, совсем не привлекала Марка. Он навестил сестру и зятя. Возня с лошадьми на какое-то время заняла его. Но Марк никак не мог понять, что заставляет Стефана проводить в имении почти всё своё время.

— Ты не скучаешь?— не удержался он от вопроса.

-Скучаю?— удивление Стефана было абсолютно искренне.

Марк вынужден был признать, что женитьба сильно изменила его приятеля. К тому же, похоже, он счастлив с его холоднокровной сестрой. И как Агне удаётся поддерживать в муже столь очевидную влюблённость? "Когда же ты ею наконец пресытишься?"— думал Марк, наблюдая за тем неподдельным вниманием, которым муж окружил его сестру. Однажды ему пришлось стать невольным свидетелем

теплой щемящей нежности, озарившей лицо Стефана, любующегося увлечённой жеребятами Агной.

Укол ревности пронзил сердце Марка. Это была не ревность утраченного друга к сестре. Марк позавидовал способности Стефана к глубокому и искреннему чувству, на которое тот оказался способен, а вот он, отчего-то, нет. Непонятная тревога одолела Марка. Он впервые задумался о том, что ждёт его в будущем.

Ценность истинной любви приоткрылась ему, встревожив и огорчив. "Всему своё время,— отмахнулся юноша,— я попросту ещё не встретил "мою" женщину. Я нахожусь в поиске. В весьма забавном и приятно поиске. А не пора ли мне возвращаться в Париж?".

* * *

"Ночь придаёт блеск звёздам и женщинам"! Пожалуй, я чуток перефразировал бы вас, лорд Байрон. Только ночь и придаёт блеск женщинам, — смотря на мир через вино в бокале, вяло размышлял Марк. Молодость его давно уж прошла. А вот зрелость, она к нему отчего-то не торопилась приходить. Память князя хранила множество перлов, рождённых чужой мудростью. Но сам он оказался бесплоден: из-под его пера не вышло гениальное творенье, ему не сопутствовала удача в делах, даже семьи, и той не создал.

За промелькнувшие годы Марк всего несколько раз навещал родное поместье, тихая провинциальная жизнь в котором текла своим чередом, почти без всяких изменений. Разве что постарели родители, а у сестры родилось трое ребятишек, да разрослось поголовье элитных скакунов, которые приносили уже приличный доход Стефану Альмошу.

Видеть подрастающих детей Стефана и Агны было отчего-то больно. К тому же, этот идиот Стефан по-прежнему смотрел на свою жену с непереносимой для Марка нежностью. Успехи зятя в делах словно кричали о его, Марка, несостоятельности. Всё это объяснялось тривиальной пошлой завистью, в которой гордый князь ни за что себе не признался бы.

И он возвращался в объятья полюбившегося ему Парижа. Намерения перевернуть мир, с которым он обычно покидал родительский дом, хватало ненадолго, оно не успевало перерасти в желание, стать устремлением. Холодная пустота внутри всё же тревожила Марка, и он искал забвенья, отдавшись философским размышленьям наедине с бутылкой вина, или в компании подобных ему старых университетских приятелей.

Были, конечно же, и женщины. Князь страдал патологической влюбчивостью, которая предельно утомляла его, выматывала душу. Марк определённо знал, чем вскоре завершится для него очередной всплеск эмоций, но не мог устоять, проклиная свою непонятную слабость. Он устал от этих, уже ненавистных ему женщин, каждая из которых, казалось, уносит с собой частицу его живого сердца. Любовь! Марк давно не искал её, да и как можно отыскать то, во что не веришь? Его окоченевшее сердце молило лишь о тепле и покое, а рука привычно тянулась к бутылке, помогающей ему скрасить пустое существование.

* * *

Князь Прост достиг лет весьма преклонных. Вести дела, обеспечивающие его семье стабильный доход, с каждым годом ему становилось всё сложней. И он написал письмо сыну с просьбой без задержки приехать в Рубиновый замок.

Марк, освобождаясь из плена очередного запоя, тупо вертел в руках конверт, подписанный чётким отцовским почерком. Отложив письмо в сторону, он основательно освежился холодной водой, плеснул себе глоток коньяка на дно бокала, отнес и запер на ключ бутылку.

Отец писал редко и только по делу. Марк, вдруг, почувствовал в этом послании начало серьезных перемен в своей жизни.

Через несколько дней Марк выехал из Парижа, с которым его более ничего не связывало, и в который ему уже никогда не суждено было вернуться.

Марк спешил. И не только потому, что его о том просил отец. Ему вдруг отчаянно захотелось увидеть родные, знакомые с детства места. Рубиновый замок звал его, и этому зову невозможно было противиться.

— Погулял вволю, надо и делом заняться, пора, пора за ум браться, — с глупой улыбкой на губах говорил он себе, всматриваясь в мелькающие за окном пейзажи.

К нетерпению его примешивался и оттенок неясной тревоги. Сердце сжималось и замирало. Странному своему состоянию сын князя Проста не находил объяснений.

Долгая дорога — хороший повод для размышлений и воспоминаний. И картинки из детства и юности

беспорядочно всплывали в памяти Марка. То виделся ему дед, пытающийся справиться с двумя упрямыми близнецами, то отстранённое, полное непонятного ему осуждения, лицо сестры, и Мерцающая башня, теплых шершавых стен которой так приятно было касаться. Марк почти засыпал, когда огонь Желтой поляны ярко вспыхнул у него перед глазами; стена огня, окружившая князя, поднималась всё выше, и из неё тянулись к нему руки людей, от криков и стонов которых судорога скрутила Марка, бросила на ковёр из зловонных желтых цветов его непослушное, парализованное болью тело; он закричал, и этот его крик, проникнув в реальный мир, прервал страшное сновидение.

Сознание медленно возвращалось к Марку, он с удивлением смотрел на свои дрожащие руки, хватаясь за обрывки ускользающего сна: огонь и свой отчаянный крик, вот всё, что удалось запомнить, и страх, дикий, ни с чем, испытанным ранее, несравнимый страх.

Это случилось в последний день пути, на следующее утро Рубиновый замок встречал своего молодого хозяина.

* * *

Марк оправдал все отцовские ожидания. Полученное в Сорбонне образование пришлось молодому князю, как нельзя кстати. Методы и способы "делать деньги", как, впрочем, и весь уклад жизни, в стремительно меняющемся мире претерпели значительных перемен, и вскоре князь Прост полностью отошёл от дел, предоставив их заботам сына.

Жил Марк теперь в Вене, но едва выдавалась возможность, спешил навестить Рубиновый замок. У него появилось увлечение: собранная поколениями его предков библиотека вызывала у Марка огромный интерес. Привычка к чтению, получившая развитие в университете, наполняла жизнь князя удовольствием и смыслом, которые, так и не смогла ему дать, ни одна из его женщин.

Женщины! Марк их сознательно избегал. Мысль о женитьбе, лелеянная его отцом, вызывала в молодом князе тоску и отвращение. Милые прелестные создания, по-прежнему, в одночасье пленяли Марка, и столь же стремительно пресыщали его. Каждая новая связь оставляла по себе горький осадок; поразительным было то, что он не хотел их, но ничего не мог с собой поделать! И тогда князь Марк постарался предельно ограничить круг своего общения с представительницами прекрасного пола, страшась и ненавидя их и свою пред ними слабость.

Однажды, на третий день Рождества Марк с утра перебирал тома в библиотеке Рубинового замка и наткнулся на небольшой карандашный набросок, вложенный в книгу. Это была зарисовка к семейному портрету. С пожелтевшей от времени бумаги на него смотрели его собственные глаза, вот только такими безмерно счастливыми они у Марка никогда не были. На этом рисунке невероятно похожий на князя мужчина обнимал за талию стоящую подле него женщину, в которой легко было узнать их прапрабабку княгиню Агнешку, поразительно схожую чертами лица с Агной. У ног их на низеньком стульчике сидел трёхлетний мальчик.

Этот портрет так никогда и не был написан. В замке сохранилось лишь одно изображение княгини Агнешки, и сейчас украшающее библиотеку.

Да, у Агны с прапрабабкой удивительное сходство. На это в семье давно обратили внимание. А вот о муже Агнешки, князе Яноше почти ничего известно не было. Он не оставил после себя портретов. Или их уничтожили?! Кто уничтожил, почему? Семейная хроника гласила о том, что князь Янош в возрасте тридцати лет отправился странствовать. В замок он не вернулся. Княгиня Агнешка дожила до глубокой старости, замуж более не выходила, одна воспитывая их единственного сына.

"Что за обстоятельства погнали тебя прочь от женщины, которую ты любил, и от сына, которому был нужен?"— думал Марк, не в силах отвести глаз от рисунка. Он определённо чувствовал связь с этим мужчиной, на которого был до странности похож. Пришло время для разгадки тайны. У него и Агны их лица! И неприязнь, непонятная, невозможная для двойняшек неприязнь, которая всегда отдаляла брата и сестру друг от друга, возможно, тоже унаследована от предков? То, что случилось несколько веков назад между князем и княгиней, имело последствия для всего их рода, Марк не сомневался в этом. Прихватив с собой рисунок, он отправился к сестре в соседнее поместье.

* * *

Агна сидела у растопленного камина, в окружении своих детей, и листала альбом с цветными картинками. Она поздоровалась с братом со свойственной ей сдержанностью, не проявив ни радости,

ни недовольства от его внезапного появления. А вот, Стефан Альмош обрадовался гостю. Он увлёк за собой Марка, соблазняя его дорогим многолетним бренди и отменными сигарами.

Марк взглянул на сестру, которая снова занялась детьми, и решил подождать с разговором. Почти два часа он пил бренди с мужем Агны, кивал впопад и не очень, в слабой попытке поддержать не клеящуюся беседу, думая о том, что собственно скажет сестре, оставшись с ней наедине.

У отвыкшего от обильных возлияний Стефана стал слегка заплетаться язык, когда Агна наконец отправила спать своих детей и подошла к мужчинам. Марк поднял на неё совершенно трезвые глаза и тихо сказал: " Мне нужно говорить с тобой".

Стефана Альмоша оставили дремать в кресле у камина. Жена заботливо укрыла его пледом и отошла к ожидающему её брату.

— Хочу показать тебе, сестра, мою нечаянную находку.— Марк протянул рисунок Агне и замер в ожидании её реакции.

Агна долго всматривалась в набросок. И молчала. Потрескивали дрова в камине, громко тикали часы, завозился, поудобней устраиваясь в кресле, хозяин дома, но князю казалось, что момента более пронзительной тишины не случалось в его жизни.

"А ведь, похоже, что она не удивлена,— подумал Марк,— растеряна, смущена и только".

— Агна!— голос брата был требовательным, полным решимости во всём разобраться.— Ты не находишь странным такое разительное сходство?

Она не ответила. Да и что могла сказать?

— Я почувствовал с ним, — Марк ткнул в рисунок дрожащей рукой,— связь! Очень сильную связь. Знаешь, а ведь он ждёт от меня чего-то.

— Чего?

В голосе Агны Марку почудился страх.

— Не знаю. Возможно, найти ответ на мучащий меня с детства вопрос : за что ты всегда не любила меня ; почему я не мог тебя любить?

Повинуясь внезапному порыву, Агна схватила брата за руку и буквально потащила его за собой к заветному своенравному зеркалу. Частица далёкого прошлого, оно всегда само решало, что и когда следует показать. Но сегодня Агна не сомневалась в успехе, ведь они с Марком были готовы узнать правду, какой бы та не оказалась!

Древнее зеркало загадочно замерцало, когда Агна подвела к нему брата. Но прошлое не впустило их в себя, как это уже дважды случалось с Агной. Сегодня на серебристой зеркальной поверхности один за другим отразились яркие выразительные моменты давно промелькнувшей и канувшей в лету жизни:

сцена супружеской любви и пронзительной нежности, заставившая залиться краской смущения щёки Агны; миг измены и разоблачения, боль от этого предательства Агна разделила с убитой горем княгиней Агнешкой; терзанья князя Яноша, мимолётная страсть которого стала причиной большой беды; и разговор, последний разговор между супругами:

"— Уходи!— шёпот княгини обрушился на повинно склонённую голову мужа. — Ты влюбчив? Так пусть же в сердце твоём пробуждается любовь к каждой заинтересовавшей тебя женщине. Ты не способен на верность? Знай же, что ни одна из них не сможет тебя удержать, и при каждом расставании будет болеть твоё сердце, как сейчас разрывается от боли моё. Ты уйдёшь из этого мира и придёшь в него вновь, моё же проклятье пусть всегда следует за тобой.

— Агнешка!— князь отшатнулся, страх исказил его красивые черты — Ты сейчас прокляла любовь. Бремя проклятья из века в век нести нам обоим... Что же мы с тобой натворили?!".

Зеркало погасло, комната погрузилась во тьму. Агна вцепилась в руку брата, её бил озноб, ноги подкашивались. Но Марк в ужасе отшатнулся от неё. Сейчас он не видел разницы между сестрой и княгиней Агнешкой, он не знал, кто есть он сам, зато отчётливо понимал, что в этой женщине— причина всех его бед, бессмысленно прожитых лет, измучившей его обречённости и беспросветной тоски.

* * *

Николай проснулся с тяжелой головой. И сразу же бросился к компьютеру. Пусть он опоздает сегодня на работу, но пригрезившаяся ему история не должна быть забыта.

Коля работал так увлечённо, что не замечал ни укоризненных взглядов Тишки, мнущегося у входной двери, ни надоедливого звонка будильника.

Только когда последняя строчка была дописана, он словно очнулся и стал поспешно одеваться.

— Сейчас, Тишенька, ты потерпи ещё чуток, ладно?— уговаривал он нетерпеливо поскуливавшего щенка.

Обошлось без оказии. Накормленный и обласканный Тишка зла на хозяина не держал. Будет ли так снисходительно к нему начальство? Николай однозначно опаздывал на работу.

Уже выходя из комнаты он посмотрел на камешек на своём рабочем столе и понял — надо брать отпуск.

Похоже, что в ближайшее время он допишет начатую книгу.

Дима возвращался из командировки. Он позвонил Наташе ещё с поезда. Именно её ему хотелось поскорей увидеть. В затянувшемся периоде ухаживания пора было поставить точку. Наташа, словно почувствовав его настроение, сама предложила: " Если не потерял ещё ключ от нашей квартиры, приходи.

Постараюсь не задерживаться".

В предвкушении встречи Дмитрий гнал от себя мысли об Инге. Для неё он приедет лишь завтра. Так будет лучше для всех.

Переступив порог их с Наташей квартиры, Дима словно вернулся назад в своё прошлое. Он испытал странное чувство. Тревожно защемило сердце то ли от предчувствий, а может от нахлынувших воспоминаний.

В глаза ему бросились маленькие туфельки. Татины туфельки. Дмитрий, вдруг, почувствовал, что соскучился по дочери. Ему захотелось прижать её к себе, ощутить её ручонки на своей шее. Он не навещал дочку не потому, что не любил. Просто считал — так будет лучше для всех. Видеться с ребёнком время от времени, только травмировать его и свою психику. Нельзя воспитывать детей наскоками. Да ещё пугала перспектива терпеть при этом ревность и раздражительность её обиженной матери. Ни к чему всё это.

Дима прошелся по квартире. Заглянул в детскую, в гостиную, на кухню. Его любимое кресло стояло на своем месте. С наслаждением, его изрядно удивившим, Дмитрий удобно устроился в кресле, прикрыл глаза, расслабляясь. Он и сам не понял, как задремал. Ему снились Наташа и Таточка: дочка забралась к нему на колени и, пытаясь заглянуть в глаза, звала "папа, папа", а Наташа смотрела на них и улыбалась, глаза её искрились любовью и нежностью. Дима потянулся к жене, чтобы и её усадить к себе на колени.

От неосознанного неловкого движения он проснулся. Рядом с ним действительно стояла Наташа. Но взгляд её был напряжённым, колючим.

Ещё ничего не понимая, Дима с улыбкой протянул к ней руки. Ната, уклоняясь, шагнула в сторону.

Она уже справилась со шквалом чувств, всколыхнувшихся в ней при виде мужа, отдыхающего в наконец-то дождавшемся его кресле. Бесхитростное, но болезненное воспоминание, изрядно измучившее её за время вынужденного одиночества, снова стало реальностью. И заставило Наташу усомниться в правильности задуманного ею.

Сегодня она собиралась навсегда изгнать Диму из своей жизни, насмеявшись над ним так, как он, бросив её, насмеялся над ней.

Но теперь Ната смотрела на спящего мужа без обиды и ненависти. Память вернула ей забытое ощущение головокружительного счастья, пережитого ею благодаря этому человеку. Какая же она глупая и неправильная! Неужели по-прежнему любит его? Нет, не любит. Но благодарна Диме за то, что он был и так много значил в её жизни. А ещё, ей по-женски жаль этого самовлюблённого эгоиста, удел которого одиночество и опустошённость. Любовью нельзя безнаказанно пренебречь!

— Ты что, Ната?— Дмитрия удивила её странная нервозность.— Иди ко мне, глупышка.

Чужая усталая женщина с тоскливой горечью взглянула на него.

— Как всё, по-твоему, просто, Дима, — сказала, иронично кривя губы. — Захочу— отшвырну прочь, а пожелаю, так подниму там, где бросил. А ведь ты, похоже, действительно думаешь: достаточно пожелать и любая, приглянувшаяся тебе женщина, послушно ляжет у твоих ног?

— Вовсе нет!— запротестовал Дима.— Я пришёл сказать, что сожалею о своей глупости. Вы с Татой нужны мне. И я хочу к вам вернуться.

— Да?— Наташа опешила от подобного предложения. Она рассчитывала, что бывший муж предложит ей роль любовницы. — А как же твоя подруга? Она ведь, кажется, ещё и беременна? Или мне показалось?

— Нет. Но это ничего не значит.

— Конечно. Для тебя мы все ничего не значим.

Неприятный разговор уже изрядно тяготил Диму. Он не понимал причину внезапного бунта.

— Что всё это значит, Ната? Я остаюсь с тобой, чего ты ещё хочешь?!

— Остаешься?! Да с чего ты взял, что я позволю тебе это?

— Постой,— запротестовал Дима,— если ты всё ещё злишься, зачем притворялась, что скучаешь по мне и мечтаешь вновь стать моей? Ты ведь любишь меня!

Он не спрашивал. Утверждал. Очевидно, очень хотел в это верить.

— Нет. Теперь уже нет. Наконец-то я свободна от тебя, Дима.

Вскочив с кресла, Дмитрий схватил Наташу за плечи и с силой тряхнул её.

— Отвечай, что всё это значит? Что за игру ты затеяла?

Ей не было страшно, не хотелось ни доказывать, ни упрекать. В чём-то он был даже прав.

Ната повела плечами, сбрасывая с них Димины руки.

— Глупую игру, — согласилась с грустной беспомощной улыбкой.— Не нужно было. Но я хотела вернуть себя. И это у меня получилось.

Возмущённый Дима попытался воскресить былую ненависть к жене. Только ничего у него не вышло. Что-то было в её, обращенных к нему глазах, ещё не понятое им, но важное. Дима бросил на стол ключи от квартиры и выскочил вон. Его преследовал странный женский взгляд, в котором слились сожаление, сочувствие, и уж совсем неуместная жалость.

Закрыв за Димой дверь, Ната дала волю слезам. Она сумела справиться с соблазном и не стала цепляться за бледную тень своей большой любви. Но это правильное решение далось ей не легко.

* * *

Инга встретила Диму приветливо. Хлопотала вокруг него. Ублажала. А он, принимая, как должное, её заботу и внимание, хранил в себе холодное равнодушие, с некоторых пор ставшее между ними непреодолимой стеной.

— А ведь наши отношения не имеют будущего,— неожиданно для себя самого подумал Дмитрий.

На следующий день он собрал свои вещи и ушел, игнорируя все попытки и ухищрения, предпринятые Ингой, чтобы остановить его.

— Я буду содержать твоего ребёнка. Но не надейся с его помощью привязать меня к себе.

— И ты не захочешь даже увидеть его?!

— Не вижу в том никакого смысла. Думаю, ты недолго будешь одна.

— Ты никогда не увидишь своего сына!

— Но от денег, насколько я понимаю, ты столь решительно отказываться не станешь?

— С чего вдруг? Ребёнка поднимать дорогостоящее удовольствие. И нравиться тебе это или нет, но ты его отец. Я в любом суде докажу это.

— Не стоит усилий. Я открою на твоё имя счёт в банке. В разумных приделах вы будете обеспечены.

— Ну почему?!— не удержалась Инга.— Ведь всё было так хорошо! Что тебя не устраивает? Это всё твоя Наташа, да? Ты возвращаешься к ней?

— Нет. Я просто ухожу. Ты меня всё равно не поймешь, давай прекратим бесполезный разговор.

— Да ты-то сам себя понимаешь?!

— Ещё не до конца, — подумал Дмитрий.— Прощай, Игна.

* * *

Дима снял для себя однокомнатную квартиру в десяти минутах ходьбы от офиса фирмы, в которой работал. Нанял в домработницы пожилую соседку. Она же ему и готовила. Против его опасений, довольно вкусно, с душой и фантазией.

Домработницу звали Клавдия Ивановна, или тетя Клава, как теперь он её называл. Одинокая женщина, чей единственный сын жил в другом городе и навещал мать раз в два-три года, незаметно для себя привязалась к Диме. Она ухаживала за ним, когда он болел, выговаривала за еду всухомятку и сигарету, выкуренную натощак. Дима только улыбался. Странно, но он, определённо, испытывал благодарность за заботу о себе, хотя раньше принимал её как нечто само собой разумеющееся. В нем происходили перемены мало им осознаваемые, но от этого не менее значительные. С некоторых пор ему стала знакома тоска, избавиться от которой Дима не мог, да и не хотел. Его тоску звали Лика, не забытое им, ранящее сердце имя!

Однажды вечером Диме позвонил друг Колька, о котором он не вспоминал с того тягостного вечера, когда завалился к нему, стремясь утопить в водке своё невозможное, неприемлемое для него чувство к Анжелике.

— Привет,— Дима слегка удивился звонку,— что-то случилось?

— Можно и так сказать. У меня маленький праздник. Закончил книгу. Ну, ту самую. Помнишь, о которой я тебе рассказывал?

Дима помнил. Хотя после тех их возлияний, можно было и себя забыть.

— Написал, значит? Слушай, а ты долгонько с ней провозился. Или так всегда и бывает?

— Не всегда. Весьма занятная с ней вышла история. Приезжай. Выпьем чуток и я расскажу. Поделиться охота, а ты один из немногих, кому я о ней рассказывал.

— Не вопрос. Буду через часок. Выпивка за мной. И даже закуску прихвачу. У меня тут пирог с грибами имеется.

— Не, за выпивкой не заезжай. В холодильнике остывает. А пирог тащи. Жду.

Тишка облаял Диму для порядка, обнюхал и только после этого позволил пройти.

-Серьёзный у тебя страж!

— А то! Правильно, Тишка. Знай наших!

— Псина, у меня пропуск имеется, — Дима сунул щенку под нос вкусно пахнущий свёрток.

Тишка облизнулся.

— Гляди, соблазнился. Любишь поесть?— Дима положил пирог на стол и присел рядом с Тишкой.— Погладить-то тебя можно?

— Ты вот, семьёй обзавёлся, — Тишка усиленно завилял хвостом, подтверждая, что они с Колькой, конечно же, семья, — а я теперь человек одинокий и абсолютно свободный.

— Ну, абсолютная свобода понятие иллюзорное. Хочешь сказать, что и от Инги тоже ушёл?

— Как колобок: " я от дедушки ушел, и от бабушки ушел..."

— Этот известный господин плохо кончил.

-Ты на что это намекаешь? -Дмитрий выпрямился, поискал глазами куда бы присесть. Сказал, опускаясь на табурет возле открытого окна: "Не, брат, мне очень даже хорошо. ... Пока".

— Димка, а ты не зря это самое "пока" добавил. Такие, как ты — объект усиленного интереса со стороны противоположного пола. Я тебя одиноким бобылём никак не представляю.

— После изрядной дозы противоядия, проглоченной мною, я излечился от способности увлекаться и на женские прелести смотрю с чисто прагматичным скоротечным интересом.

— Это как? Заинтригован.

Николай достал из холодильника две банки пива, протянул одну другу. Дима с удовольствием сделал несколько больших глотков.

— Если серьёзно, то на постоянные отношения, во имя жизненных удобств и секса, я больше не согласен.

— Так чего же ты хочешь?

— А чтоб сердце вздрогнуло! Только со мной такого ещё не случалось.

— Разве? Помниться в прошлый раз...

— Слишком уж у тебя память хорошая.

— А ты, выходит, забыл?

— Черт с тобой, не забыл! Она мне снится. Где-то там, у самого горизонта, стоит: едва различимая, недоступная, желанная. Я ведь искал её. На всё плюнул, на любые отношения с ней готов был. А она исчезла. Только, вот, иногда снится. Я потом весь день хожу сам не свой. Прав ты был, любовь проклинать нельзя.

Николай с интересом взглянул на друга. Дима сильно переменился, если так заговорил. Желание именно ему рассказать о странных событиях, сопровождавших написание только что законченной книги, показалось Николаю правильным. Теперь он не сомневался в Диме и готов был на предельную откровенность. Тем более, что Дима сам вспомнил о дописанной повести:

-Скажи, Николка, чем закончилась твоя история о проклятой любви?

— Надеждой. Всё в мире живёт надеждой. Без неё никак нельзя. Вот и ты надеешься на встречу. Разве нет?

— Наверное, да. Но не очень-то в это верю. Я ведь сам от неё отказался. А стихи твои, выходит, не врали. Вещими оказались.

— Так я тебе сейчас повеселей будущее напророчу.

Николай задумался ненадолго, а потом тихо заговорил, глядя перед собой:

Свет свечи отражался в бокале,

Как луна на холодной воде.

Мы друг друга с тобой потеряли,

Мы -нигде, мы — нигде, мы -нигде!

А за окном швыряет хлопья снега

С небес на землю равнодушная зима.

Вдруг стало былью, горьким смехом,

Что я один, и ты одна.

Мы Вселенные,

Две разные Вселенные.

Там где ты дожди идут осенние,

Там где я бушует злая вьюга.

И никак нам не согреть друг друга.

Гордость с горечью породнились,

И слова любви заблудились.

Припорошенные звёздной пылью,

Станут ли мечты мои былью?

Из моей тянусь к твоей Вселенной.

В стоне вьюг и шёпоте осеннем

Мы блуждаем, слов любви не слыша,

Я тебя во снах теперь лишь вижу!

Да Вселенные мы, разные Вселенные,

Но шагая по ступенькам лет,

Я приду к тебе порой весеннею.

Ничего любви сильнее нет.

Сам себе удивляясь, Дмитрий, замерев, вслушивался в роняемые Николаем слова. Может и впрямь поверил, что друг напророчит ему будущее?

— Если что не так, извини, — Николай чуть растерялся, глядя на своего притихшего слушателя,— слова приходят сами. Я, конечно, мог бы добавить сиропа, но от себя. А так, что вышло, то вышло. Не хочешь — не верь. Какая из меня Кассандра? Пить будем?

— Будем. Но умеренней, чем в прошлый раз.

Дима поднялся, направляясь в ванную:

— Сейчас помою руки и помогу накрыть на стол.

— Что так? — усмехнулся, доставая продукты из холодильника Колька.— Опасаешься похмелья?

— Нет, — Дима принялся нарезать тонкими ломтиками колбасу, — хочу услышать, наконец, о том, ради чего был позван.

— Ладно. Расскажу. Но вначале, для лучшего восприятия, всё же выпьем. История отдает мистикой. Как бы странно это не звучало, но мне пришлось соприкоснуться с непонятным, даже сверхъестественным.

— Правда, что ли?

— Сам рассудишь.

Коля поставил на стол тарелки, положил рядом с ними вилки, достал рюмки и стаканы. Он сервировал стол быстро и ловко, думая при этом, как бы получше, подостоверней преподнести другу свою невероятную историю. Он хотел, чтобы Дима в неё поверил, тогда и ему самому было бы легче в неё поверить.

Только после второй рюмки Николай решился поделиться с другом своими переживаниями.

— Ты помнишь, с чего у меня всё началось? С чего вдруг мне книжку писать вздумалось?

— Сон? Прошлый раз ты что-то говорил о сне.

— О сне наяву. Меня словно выдернуло из этой реальности и забросило в далёкое прошлое. И дало увидеть миг, когда была проклята любовь. Мне, понимаешь, мне, человеку страстями необремененному.

Проснувшись, я записал увиденное.

— Ты мне читал.

— Хочешь сказать, что запомнил?

— Удивительно, но факт. Запомнил. Чем-то зацепило, наверное. Я ведь и сам в ту пору был до одури влюбчив.

Николай кивнул, потянулся к бутылке, вопросительно взглянув на друга. Но Дмитрий пить отказался. Тогда он выпил сам, не закусывая, и продолжил :

— Потом отпуск. Поездка в Вену. Я имел возможность побродить по стране, меня влекли к себе старинные замки. Я искал тот, где могло бы произойти увиденное мною. Искал типаж, впитывал в себя местный колорит, собирал старинные легенды и преданья. И вот однажды, перед самым отъездом, случайно попал в одно древнее место. Там не бродили туристы, но меня встретил человек, назвавшийся смотрителем Рубинового замка. Так он назвал полуразрушенное поместье, в котором я, по воле судьбы, оказался.

— Почему "по воле судьбы"?

— А Рубиновый замок, между прочим, ни на одной карте не обозначен. И сколько я потом не спрашивал, никто о нём ничего не знал.

— Короче, вторично ты туда не попал.

— Точно! Хотя приложил к тому ни мало усилий.

— Чем же этот замок так тебя заинтересовал?

— Его смотритель поведал мне начало удивительной истории, перекликающейся с тем самым сном.

— Вот это да! И что же дальше?

— Дальше? Я записал услышанное. Но сам придумать конец не мог. Так и лежала в столе неоконченная рукопись. До тех пор, пока я случайно не вспомнил о маленьком камешке, единственном материальном свидетельстве моего посещения никому не известного замка.

— Покажешь?

— Да.

Николай выбрался из-за стола, пошел в комнату. Дима ждал его с нарастающим волнением, объяснить которое никак не мог. Колька вернулся, положил ему на ладонь маленький шершавый камешек, а потом, вдруг, выключил свет.

— Ты чего? — не понял Дима.

— Посмотри теперь на него. Видишь?

— Он мерцает?

Николай потянулся к выключателю. В комнате снова стало светло.

— Мерцает. И не только. Он ещё и навевает сны. Я как достал его из кармана ветровки, в котором он благополучно провалялся года два, и положил на свой письменный стол, так и пригрезилось мне продолжение той самой истории. Не веришь?

— Какая разница? Книгу-то ты дописал.

— Дописал.

— Дашь прочитать?

— Конечно. Только доведу до ума. Вычитаю. Всё, как следует, оформлю.

— Отнесёшь в издательство?

— Не знаю. Может и отнесу. Как по мне, так очень даже занятная вещь получилась.

— Не забудь — я твой первый читатель.

— Не, не первый.

— И кто же у тебя, кроме Тишки, ещё завёлся? Начинаешь меня интриговать.

— Напрасно скалишься. Неожиданных поворотов в моей жизни пока не произошло. А Венька— он друг. Сперва Тишкин, конечно, но и мой тоже. Занятный пацанёнок. Любознательный. Рассуждает на разные темы, не по-детски так. Но школу терпеть не может. Мы, вроде, в своё время, нормально воспринимали школьные будни. А он! Сколько отвращения в его глазах, обращённых на учебник математики. С литературой дела обстоят не лучше.

— Погоди, ты что— опекаешь двоечника?!

— Потише,— Колька, усмехнувшись, поднял палец,— Вениамин не двоечник! И это он опекает Тишку в моё отсутствие, а я, всего лишь, помогаю ему писать "дебильные" сочинения и решать "дурацкие" задачи.

— Ну, друг, ты даёшь! Не напрягает? — отсмеявшись, поинтересовался Дима.

Николай посмотрел на приятеля очень серьезно и сказал, прислушиваясь к своим ощущениям:

— Нет. Я очень к нему привязался. Хорошо, наверное, иметь сына? Как думаешь?

Димину весёлость словно мокрой зловонной тряпкой стёрли с лица.

— А я об этом не думаю!— резче, чем ему бы хотелось, сказал сгоряча.— Прости, Коль, но ты умеешь нажать на болевую точку.

— Расскажешь?

— Куда я денусь? С тобой легко говорить. Только, плесни-ка сперва беленькой.

И Дмитрий рассказал другу о своём сыне, от которого отказался, ещё до его рождения.

— Понимаешь, бежать от Инги — однозначно правильное решение. Она, как клещ, впилась в меня и незаметно высасывала душу. Даже местами приятно было. Я ведь не сразу и понял, что со мной происходит. Натка меня встряхнула. Влепила пощёчину.

— Наташа?!

— Что, не допускаешь подобного? Да ладно, плохо ты её знаешь. Я, как оказалось, тоже плохо знал. Сильно так припечатала, хотя, ты прав, не в прямом смысле по роже дала. По самолюбию моему она потопталась! Я, сперва, разозлился на неё. А теперь даже благодарен. После того по-другому начал на жизнь смотреть.

Нет, от Инги я не зря ушёл. Но дети! У меня теперь их вроде, как двое, а и нет вообще! Ты, понимаешь, я ведь скучаю по дочке. И Ингиного малыша не видел нарочно. Чтоб легче было. Эти бабы начнут рвать меня на части, манипулировать мною попытаются, торговаться начнут, прикрываясь детьми.

— Ты и, правда, так о Наташе думаешь?

Дима с удивлением уставился на друга. Колька краснея, опустил глаза.

— Да нет, Коль, так о Нате я уже не думаю. Ты знаешь, она ведь меня больше не любит.

— С чего ты взял?

— Сама сказала.

— Сказать-то можно...

— Нет. Не врала. Это меня больше всего и заело. И отрезвило. Я понял, что отчаянно нуждаюсь в том, что бы меня любили. И Наташа права, что отказалась от меня. Я ведь не в ней нуждался, а в её любви, бескорыстной, щедрой. А сам я ей ничего предложить не мог. Не моя она женщина.... От своей я, как последний трус, сбежал. Отказался!

По последней рюмке друзья выпили молча, каждый думал о своём.

Уже у порога Николай сказал, провожая друга:

— Танюшка, наверняка, по тебе тоже скучает. Поговори с Наташей. Она поймёт.

— И ты — поговори. Да, не прячь глаза! От любви убегать нельзя. Разве ты этого ещё не понял?

* * *

То, что Колька в тайне столько лет вздыхает по Натке, оказалось для Димы полнейшей неожиданностью. Их с Натальей школьный друг чувства свои скрывал умело.

Не хотел навязываться или не умел бороться? А может, понимал, что для влюблённой Наташи никого, кроме Димы не существует?

Дима подумал, что напрасно тогда встал между ними. Хотя не факт, что угловатый Колька заинтересовал бы его бывшую жену. На неё тогда многие заглядывались. Надо признать — Натка довольно красивая, даже по Диминым меркам. Но главное, жаль понял это с запозданием, без гнильцы. Зря он её так обидел. А вот о разрыве их отношений он не сожалеет. Что же касается Таточки, возможно и стоит поговорить с Наташей. Дима чувствовал, что не согласен с перспективой окончательно потерять свою дочь, это раньше он считал, что поступает абсолютно правильно, раз и навсегда отсекая от себя прошлую свою жизнь.

Дмитрий позвонил Наташе и напросился на встречу. Она решилась не сразу. Но потом сама назначила день и место. Дима улыбнулся, отметив Натину самостоятельность, для него странную.

Нельзя сказать, что Наталья не была удивлена неожиданной для неё просьбой бывшего мужа. Их более ничего не связывало. Что же ещё ему от неё может быть нужно? О том, что блудный отец вспомнил, наконец, о дочери, Ната и предположить не могла. Поэтому выслушав Диму, который, обращаясь к ней, старательно отводил глаза в сторону и неосознанно мял пальцами не раскуренную сигарету, хотела было ответить резкостью, вылить на него всю ту горечь, что всё это время жгла её изнутри. Но тут он, наконец, взглянул ей в глаза. И столько в его взгляде было беспомощной растерянности, он осознавал свою вину перед ребёнком.

— Как думаешь, она простит меня?

Наташа кусала губы, борясь с неожиданными слезами. Ошибки и всевозможные глупости совершает каждый. Готовы их признать не многие. Не хотела она быть Диме судьёй. Не хотела!

— Сам у неё спроси. Хотя, думаю, что Танюша будет тебе рада. Для неё папа уехал далеко и надолго. Она скучает по тебе.

— Господи, Ната, какой же я дурак! Ты тоже меня прости, ладно?

— Ладно. Только давай внесём ясность: мы с тобой Татины родители, и ничего больше. Пойми меня правильно, я просто не хочу лишать свою дочь отца. Она ведь нуждается в нас обоих. Можешь забирать Таточку со школы, когда будет такая возможность. Только предупреди, чтобы я не волновалась.

— Спасибо тебе, Натка.

Прощаясь, Дима сказал:

-Через два месяца намечается сбор одноклассников. Ты приходи обязательно.

— Я подумаю.

Наташу новость заинтересовала мало и Дима ещё раз настойчиво повторил:

— Будь другом, приди на встречу.

— Зачем?

— Неужели никого не хотела бы увидеть?

— Да не в этом дело. Ловить любопытные взгляды, объяснять наши с тобой обстоятельства. Ты не понимаешь или притворяешься?!

— Плюй на всё. Ты же выше этого. Дай шанс одному человеку.

— Стоп! Ты это о чём сейчас?

— Смеяться не будешь?

-Буду.

— Ну и смейся на здоровье. Из меня никудышная сводня. Но хорошо, если судьба даёт второй шанс.

— Ты подрабатываешь судьбой по совместительству? Решил устроить мою жизнь? Тебе не кажется, что это, по крайней мере, пошло?

— Натка! Твоя жизнь — твоя проблема. Я не о тебе сейчас говорю.

— Дмитрий! Уймись, а?

— Ни за что! Спрячь колючки. И пообещай, что придёшь. Один наш общий знакомый, как дурак влюблён в тебя со школы, других женщин не замечает, и молчит, кретин.

— Значит, влюбиться в меня — глупость?

— Ну, уж не знаю. Сами разбирайтесь. Так придёшь?

— А ну, колись, кто это в меня влюблён.

— Натка, буду молчать даже под пытками. Единственная надежда на твоё любопытство.

— А твой приятель знает о твоих стараниях?

— Да он бы меня убил!

— Ясно. А в целом не плохая идея.

— Это какая же?

— Убить тебя, конечно!

— Кровожадность женщине не к лицу. Ей больше свойственно любопытство и снисходительность.

— Ты сейчас договоришься!

Наташа, вдруг, рассмеялась. У неё было легко и спокойно на душе. И на встречу одноклассников, о которой она, кстати, уже знала, она, пожалуй, теперь пойдёт. Любопытство, конечно, сгубило кошку.

Но оно, и правда, присуще истинным женщинам.

* * *

— Папа, ну как же ты не понимаешь — я сильно хочу собаку!

Дмитрий смотрел на дочь нечастными глазами, ему очень не хотелось говорить "нет", но Наташа на сей счёт была категорична.

-Не вздумай! — предупредила, зная, о каком подарке ко дню рождения, будет просить отца Татьяна.

— Таточка, может, остановимся на котёнке?— предложил Дима. По крайней мере — этого ему запретить не успели, и он согласен был навлечь на себя гнев возмущённой Наты, зато доставить радость ребёнку.

— Котёнка?

— С домиком и прочими необходимыми принадлежностями.

— Купим и мисочки, и мышку...

— Стоп! Мышку?!

— Не живую!— Тата заразительно рассмеялась. — У кошек бывают такие игрушки. Я видела.

Дочка, похоже, заинтересовалась Диминой идеей, и продолжала её активно развивать:

— Шампунь, чтобы купать и щётку для шерстки. И постельку.

— Пижаму и тапочки.— Диме захотелось поддразнить дочь.

-Папа!— возмутилась Тата нелепому предложению. Оно, конечно и неплохо бы, особенно после купания, но в девять лет уже понимаешь, что кошка не кукла и имеет свои привычки, с которыми нельзя не считаться.

— Но в целом идея принимается?

— Да!

— Тогда поехали в зоомагазин. Или, сперва, поедим мороженного?

На борьбу с соблазном ушла минута-другая. Котёнок оказался вне конкуренции, ради него Танюшка готова была отказаться даже от любимого лакомства.

— Мороженное потом, хорошо, папа?

Дима кивнул. Отец с дочерью шли к машине, держась за руки. Наташа, наблюдавшая за ними из окна квартиры, подумала: "Мы престранно устроены, чтобы узнать чему-то цену, должны сперва потерять, потом изрядно помучиться, осознавая важность того, от чего в легкомыслии своём беспечно отказались.

А Димка, похоже, не плохой отец. Зря я его от дочери столько лет оберегала".

Звонок телефона, который Наташа, задумавшись, проигнорировала, настойчиво требовал обратить на него внимание. Ната нехотя сняла трубку, предчувствуя, чей голос сейчас услышит.

— Привет. Ты готова? Так я минут через двадцать буду?

После того, как не без Диминого участия, Николай решился-таки поухаживать за Наташей, он постоянно искал с ней встреч. Но очень боялся казаться навязчивым. Нату это и смешило, и раздражало отчасти.

Она, вообще, не могла разобраться в своих чувствах к Кольке, доброму, славному человеку, любить которого, казалось бы, должно быть так легко, а вот у неё не получалось. Возможно от того, что слишком уж его нерешительность контрастировала с Диминым снисходительным нахальством, которое, вопреки здравому смыслу, так нравилось Нате.

"Чем больше женщину мы любим, тем меньше нравимся мы ей"! Да уж, кто-кто, а великий Пушкин, в делах сердечных был сведущ.

Наташа не решилась отказаться от свидания. Может, она и не любила Кольку, но никогда ещё её жизнь не была столь насыщенной впечатлениями и любопытной информацией, как теперь. Николай ввёл Нату в круг своих друзей, она познакомилась с людьми мыслящими неординарно, живущими по своим правилам, совершенно не известной и недоступной ей ранее жизнью.

Сегодня намечалось посещение выставки молодого дарования в области художественной фотографии с последующим фуршетом для избранных. Николаю предстояло освещать событие в местной прессе.

У Наташи особого желания сопровождать Кольку не было, но раз не хватило духу решительно отказаться, пришлось ей срочно приводить себя в надлежащий вид. Незаметно для себя она увлеклась процессом прихорашивания и выбором платья. Появившийся слишком рано Колька, был отправлен с глаз долой, на кухню варить кофе. Возражать он не стал.

Аромат свежее сваренного кофе коснулся Наташиных ноздрей. Коля варил вкусный кофе, и это его умение в Натиных глазах дорогого стоило. Она взглянула на себя в зеркало и, решив, что достигла в своих усилиях совершенства, поспешила на кухню.

Похоже — она перестаралась. А может день выдался нынче такой, но Николай посмотрел на неё с неподдельным восхищением. Чашка дрогнула в его руках, он неловко поставил её на стол, а потом подошел и обнял растерявшуюся Нату. Она хотела отстраниться, но он, вдруг, не отпуская её, заговорил тихо и проникновенно:

Указала луна мне дорожку к тебе

Зыбкую.

Среди россыпи звёзд я бреду

За твоею улыбкою.

Я иду,

А на встречу мне

Воды талые,

В них сомненья твои,

Сожаленья мои запоздалые.

Плачет небо дождём,

Гром гремит,

Надо мной.

Насмехается.

Ну и что из того,

Что пока у меня

Мало что получается?

Смоют струи тугие

Серую пыль

Придорожную.

Всё возможно ещё.

Всё возможно!

Коля заглянул в широко распахнутые Натины глаза.

— Ведь возможно же? Да?— спросил, не отводя напряжённый, полный надежды взгляд.

Кто знает, не пожалеет ли она об этом однажды, но сказать "нет" Наташа не смогла.

Закрыв глаза, Ната позволила себя целовать.

Безнадёжно были испорчены макияж и причёска, измято платье. Остывал забытый кофе.

Молодое дарование так и не дождалось присутствия прессы на своей выставке.

Но что всё это значило в сравнении со счастьем, которое переполняло Николая.

Наташа тоже была счастлива. И ей вовсе не хотелось анализировать сейчас свои чувства к обнимающему её мужчине. Она уснула на его плече, приняв случившееся без терзаний и сожалений.

"Всё возможно ещё,— думала она засыпая.— Всё возможно".

Инга злилась. Её претензии к судьбе и людям, ставшими орудием безжалостного рока, были безграничны, хотя и мало обоснованы.

Неудовлетворённость собственными обстоятельствами порождали зависть к тем, кто был на её взгляд незаслуженно обласкан жизнью.

Особенную ненависть вызывали у неё Наталья и Дима. Слишком уж неплохо они устроились!

Инга не выпускала из виду отца своего сына. Она взвалила на свои плечи такую обузу, а этот негодяй знать о них ничего не желает! А о дочери своей не забывает. Инга часто видела их вместе.

Чем её сын хуже?! Ладно ещё, раньше Дима щедро снабжал их деньгами. Но теперь за те крохи, что поступают на её счёт, она отказывается растить его ребёнка. Если так и дальше пойдёт, пусть сам о нём заботится!

Ингины претензии удивили Диму. Он, и правда, урезал её содержание, его материальное положение оставляло сейчас желать лучшего, и он вынужден был экономить, но перечисляемых Инге денег должно было хватить на нормальное существование семье, состоящей из двух человек.

Но Инга думала иначе. Она ни в чём не собиралась себе отказывать!

На горизонте у Инги замаячил перспективный мужчина. Вот когда она основательно пожалела о рождённом ею ребёнке.

Маленький Даниил так и не сумел пробудить в Инге материнских чувств. Вскоре после его рождения Инга наняла для мальчика няньку. Она продолжила жизнь охотницы за мужчинами, но стала гораздо более изворотливой и осторожной. Повторять свои ошибки Инга не собиралась.

Данька рос, не зная родительской любви. Нянька заботилась о нём, и только. У неё были свои внуки, для которых она, нянча Даню, зарабатывала деньги.

К счастью Даниил практически не болел. Крепкий, хорошо развитый и не капризный мальчик не доставлял Инге особых проблем, но он оставался ребёнком, требующим постоянного ухода, а на услуги няньки денег теперь не хватало.

Однажды вечером вернувшись домой из очередной командировки Дмитрий услышал за своей дверью голос Клавдии Ивановны. С кем ей было разговаривать в его отсутствие в его квартире?

К очередному зигзагу своей судьбы Дмитрий оказался абсолютно не готов. Он так и остался стоять истуканом в прихожей, под сердитым осуждающим взглядом своей домработницы, которая держала на руках мальчонку лет трёх. Ребёнок тёр глаза и собирался уснуть или заплакать, это зависело от обстоятельств и сердитого мужчины, немного испугавшего мальчика своим внезапным появлением.

За неделю проведённую с бабушкой Клавой Данька искренне привязался к доброй женщине, которая не только кормила и купала его, но и играла с ним, пела колыбельные и рассказывала сказки. А ещё она, отчего-то, плакала, прижимая к себе Даньку. Может у неё что-то болело?

У Клавдии Ивановны болела душа. С тех пор, как вернувшись с магазина, она увидела под дверью Диминой квартиры сидящего на большой сумке мальца, сжимающего в ручонке измятый конверт.

— Ты что здесь делаешь? — спросила она, присматриваясь к мальчику.

На бездомного бродяжку тот явно похож не был.

— Я жду. Папу.

-И кто же твой папа?

— Не знаю. Мама сказала, что теперь я буду жить с ним.

— Так. А это у тебя что?— Клавдия Ивановна взяла в руки запечатанный конверт.

— Письмо. Для папы.

Не мучаясь сомнениями, Клавдия вскрыла конверт и достала из него записку.

Лучше бы она этого не делала! То, что было в записке, не могла написать женщина:

" Дима, нравится тебе это или нет, но Даниил твой сын, и теперь твоя очередь о нём побеспокоиться.

Можешь оставить его себе, или сдать в детдом, но на твои жалкие подачки растить ребёнка я больше не собираюсь. Ты ведь не возражал против его рождения, а теперь пытаешься избежать ответственности. Не выйдет, Дима! Прощайте. Инга".

Сердце Клавдии Ивановны сжалось от жалости. Повезло же малышу с родителями!

— Значит так, Даня. Я — бабушка Клава. Поживём мы с тобой пока вдвоём.

— А папа?

— Папа? Папа приедет. Вернётся из командировки, и мы покажем ему тебя и это письмо, пусть оно у меня полежит. Сейчас я открою дверь. Ты подвинься чуток. Вот так, хорошо.

Всю неделю Клавдия Ивановна думала о том, что скажет Дмитрию. Сердитые слова уже готовы были сорваться с её губ, но мальчик её опередил.

— Ты, мой папа?

Диму оставили последние сомнения. Так значит, эта стерва Инга не угрожала попусту? И что же теперь ему делать? Мальчик спросил: " Ты, мой папа?". Нужно ответить ребёнку. Что ответить?!

— Папа, папа!— Клавдия Ивановна без церемоний вручила окаменевшему Диме Даньку.— Вы знакомьтесь, а я пойду разогрею ужин.

Старая женщина поспешила прочь, боясь сказать лишнее, для детских ушей не предназначенное.

Так вот ты оказывается какой! Отец и сын пристально смотрели друг на друга. И молчали.

Даньку пугала Димина серьёзность, которому всё ещё не удалось справиться с испытанным шоком. На глаза мальчику навернулись слезы, с которыми он никак не мог справиться, хотя мама и очень сердилась, когда он начинал "разводить сырость".

— Я тебе не нравлюсь, папа?

-Ну, что ты, малыш?! Ты очень славный, Даня.

Выходит, что и взрослые иногда плачут? Дима прижал к себе ребёнка, пряча от него покрасневшие глаза.

Данька обнял отца за шею.

— Ты мне тоже нравишься,— прошептал он, склоняя ему на плечо свою голову.

Теперь, когда ему больше ничего не угрожало, Даньке снова захотелось спать. Он уснул на теплом отцовском плече, убаюканный его дыханием.

Клавдия Ивановна помогла Диме уложить в постель так и не проснувшегося ребенка.

— На, читай!— брезгливо протянула мятый конверт.

— Догадываюсь, что там, — скривился Дима.

— Она от него отказалась. Что же это за мать, а, ты мне скажи, что же это за мать такая?!

— Отказалась? Так даже к лучшему. Обратной дороги для неё не будет.

Дима спрятал бегло прочитанную записку.

— Ты о чем это? Что решил, спрашиваю?

— Да что же тут решать? Вы же не откажетесь заботиться теперь о двоих мужиках, вместо меня одного?

— Хорошо подумал? Дитё ведь мужчине одному поднимать совсем не просто. Мальчику без матери плохо будет.

— Лучше уж совсем без матери, чем с такой. Она у меня от Даньки официально откажется. Я вычеркну её из нашей жизни раз и навсегда. А вам не тяжело с ним будет?

— Да уж управлюсь. Я ведь ещё не старая. Самое время внуков нянчить.

— Я, тетя Клава, законченным эгоистом был. Почти, как Инга. Не зря ведь нас вместе судьба свела. Мне рядом с ней удобно было, комфортно. А потом, словно глаза открылись. Подумал, что же я со своей жизнью делаю? И дал задний ход.

— Вперед ты шагнул, сынок. Вперёд. А с мальцом мы управимся. Не сомневайся. Мой руки. Ужинать будем.

* * *

Николай держал в руках свою, полученную из типографии, книгу. Повесть "Проклятые" была издана совсем небольшим тиражом, но для автора это было не важно. Больше заниматься писательским трудом Николай не собирался. Он был хорошим журналистом. Вот его дело! А писатель из него никудышный. Он ведь не написал, а записал поведанную ему историю. Весьма поучительную, для тех, кто способен проникнуться. Ему, словно, поручили донести её до людей. Он сделал всё в лучшем виде.

Если честно, книга ему нравилась. И читать своё имя на обложке было приятно. Николай решил подарить один экземпляр другу Веньке, ещё один Диме. А потом ему, вдруг, захотелось отправить книгу в Вену приятелю журналисту, без помощи которого ему никогда бы её не написать.

И ещё один экземпляр "Проклятых" отправился за границу. Его увезла с собой Ася, возвращаясь домой после очередного посещения родственников. Коля помнил её со школы смешной задиристой девчонкой.

Она же его совсем не помнила, но приняла сразу, на этот раз однозначно одобрив выбор сестры.

Дима повесть прочитал не сразу. Колька вручил ему подарок перед самой командировкой, потом в его жизни появился Данька, и обозлённый на Ингу, Дмитрий занялся усыновлением ребёнка. Он заставил Ингу отказаться от сына, угрожая ей в суде огласить её милую записку. Не рассчитывавшая на подобные последствия своего демарша Инга попыталась сопротивляться, но соблазнившись предложенными ей деньгами, подписала таки все необходимые бумаги. Дима стремился навсегда избавить от этой женщины себя и Даньку, к которому прикипел всем сердцем. Колька снова оказался прав, что это здорово — иметь сына.

Забытая Димой книга валялась на полке никак не меньше года. Наткнулся он на неё совершенно случайно, собираясь с Данькой в отпуск к морю. Решил взять с собой. На отдыхе есть время спокойно почитать.

С первых же страниц повествование до странности взволновало Диму. Эта книга, словно написанная для него, хотела ему о чём-то сказать, что-то важное напомнить.

Море штормило. Дремал в шезлонге уставший за день Данька. А Дима лихорадочно дочитывал последние страницы.

* * *

В тот год крещенские морозы надолго сковали землю. Оно бы и ничего, да только снега выпало

на редкость мало. Бесснежная холодная зима пугала крестьян: хорошего урожая ждать не приходилось.

Припозднившаяся весна принесла с собой несколько щедрых ливней. И всё!

Такого жаркого засушливого лета в здешних местах давно не случалось. Сколько не всматривались люди в безоблачное небо, даже намёка на спасительный дождь не было. Пересохли реки. Даже ночь не дарила желанной прохлады. Изнурительная жара выматывала, лишая сил и здоровья.

Людей поразила страшная гадкая хворь. Не было сил передвигаться, судорогой сводило ноги. Резко выступали скулы на исхудавших заострившихся лицах, запавшие глаза смотрели беспомощно и обречённо. Истерзанные человеческие тела вместо того, чтобы беречь влагу, безудержно исторгали её из себя, пока обезвоживание не приводило их к мучительной смерти.

Болезнь, пришедшая в окрестности Рубинового замка, не пощадила и его обитателей. Князь Прост заболел внезапно. Аврора послала за доктором и, по настоянию мужа, спешно вызвала из города сына.

В комнате больного стоял стойкий запах чеснока, настойка из которого была ему прописана. Старый князь совсем исхудал, он был укутан в одеяла и пледы. Несмотря на невыносимую жару Прост замерзал.

У его постели на столике стоял графинчик с красным вином. Аврора как раз пыталась напоить им слабеющего мужа, когда за дверью раздались торопливые шаги Марка.

— Оставь нас одних,— попросил жену князь.

Сиплый голос отца, его измождённый вид и удушливый запах болезни, витавший в комнате, произвели на Марка тяжёлое впечатление.

— Мне не хотелось бы так умирать, — гримаса горькой иронии исказила лицо Проста.— Возможно, я ещё поспорю со смертью. Но... есть нечто, что тебе лучше узнать теперь и от меня. Не хочу, что бы мой сын, не поняв, стал бы проклинать своего отца. Там, на столе в конверте... Возьми. Прочти сейчас.

— Завещание?!

— Да. Читай!

Марк не стал спорить, настойчивость старого князя не только удивила, но и насторожила его.

Прошло несколько минут. Марк швырнул бумагу на стол и подошёл к постели, на которой лежал

человек, собирающейся лишить его самой большой привязанности, единственной любви в этом холодном мире.

— Почему?! Кто он тебе? Что значит для него Рубиновый замок? Разве ты не понимаешь всей жестокости своего решения?— Марк почти кричал. Ему хотелось схватить отца, встряхнуть его беспомощное исхудавшее тело. Господи, как же такое может быть? За что?!

— Ну, скажи, отчего ты выбрал Стефана?

— Это был не мой выбор.

Усталая обречённость в голосе князя обезоружила Марка. Отец всё понимал, оттого и затеял этот тягостный для него разговор, не стал дожидаться своей кончины, чтобы швырнуть из гроба в лицо единственному сыну оглушительный приговор.

— Мальчик мой, — по щекам старика сползали слезинки, рука, тянущаяся к Марку, дрожала,— нет никого, дороже тебя для моего сердца. Не спрашивай — отчего я так поступаю. Причина есть. С ней не возможно не считаться. Но не спрашивай меня, я тебе ничего не смею сказать.

Марк сунул в карман завещание. Подошел к отцу. Он поправил под ним подушки, заботливо укутал одеялом его дрожащее тело.

— Спи,— сказал, пытаясь улыбнуться.— Я тоже, люблю тебя, отец. Ты, пожалуйста, выздоравливай, ладно?

— Ладно.

Тяжёлый разговор остался позади. Страшная усталость навалилась на Проста. Князь закрыл глаза, погружаясь в спасительный сон.

Марк вышел из комнаты и, ни заходя к матери, отправился на конюшню. Его любимый жеребец Сократ, тонконогий красавец цвета индиго с умными влажными глазами и преданным сердцем, почуял хозяина издалека. Радость животного была такой простой и искренней! Обняв коня за шею, Марк прижался к нему щекой и замер, наслаждаясь входящим в него покоем.

— Прогуляемся, Сократ?— сказал, седлая жеребца.— Сейчас, потерпи немного, дружок.

Марк и сам спешил поскорее убраться прочь из замка, он был не в состоянии сейчас никого видеть и ни с кем не желал говорить. Спустившись с холма, он позволил Сократу самому выбирать дорогу, мысли были заняты поиском способа выведать причину, побудившую отца лишить его, своего единственного сына, права наследовать родовое имение.

Прогулка живописными окрестностями немного успокоила молодого князя и укрепила его решение, возникшее ещё в комнате отца, основательно расспросить обо всём господина Альмоша, которому наверняка известно то, о чём упрямо молчит умирающий старик.

— Стефан не интриган,— размышлял Марк.— Нет, я чувствую, ты меньше всего причастен ко всей этой истории. Тебя просто использовали, друг мой. А ведь он, и правда, считает себя моим другом. С ним стоит поговорить по душам, главное не выдать при этом своих истинных чувств. Потому прогуляемся ещё немного, Сократ, мне нужно привести в порядок мысли и успокоить нервы.

-Как говаривал твой тезка,— Марк потрепал жеребца по холке,— "природа наделила нас двумя глазами, двумя ушами, но лишь одним языком, дабы мы смотрели и слушали больше, чем говорили". Дельный совет, не находишь, Сократ? Им я, пожалуй, и воспользуюсь. Подброшу Стефану тему для разговора и внимательно послушаю старого приятеля. Не помешала бы нам только Агна!

Судьба оказалась благосклонна к Марку. Зятя он отыскал на конюшне. Предложение освежиться холодным вином Стефан охотно поддержал, сообщив при этом, что Агна недавно отправилась к родителям в Рубиновый замок.

— Твоя сестра вернётся не скоро. Как по мне, она проводит в замке слишком много времени! Агна сильно переменилась с тех пор, как ты навещал нас в последний раз. Она тревожит меня, Марк.

Вспоминать, говорить об этой женщине князю Марку совершенно не хотелось. С той ужасной памятной ночи они больше не виделись. Жизнь, несомненно, столкнёт их ещё не однажды, но пусть это случиться как можно позже!

— Хорошее вино.

— Да. Потребляю ежедневно. Доктор велел давать даже детям.

— Холера опасная болезнь. Но больше для бедноты. Всё же я не понимаю, как отец смог заразиться?

— Все мы пьём одну и ту же воду. Хотя и кипятим её, конечно. К старикам и детям хворь легко пристаёт.

Я не прочь бы отправить Агну с детьми куда подальше отсюда, да она и слушать об этом не желает.

А с твоей сестрой, знаешь ли, не поспоришь!

— Меня вызвал отец.

— Состояние князя Проста скверное. Я говорил с доктором, он сомневается в благополучном исходе болезни.

— Вот потому-то и вызвали меня. Ознакомить с завещанием. Прочти.

Стефан чуть удивлённо, но вполне спокойно взял протянутый ему Марком листок.

Прочитав, потер переносицу, искоса взглянул на друга и сказал:

— Понятно, почему ты пришёл.

Не дождавшись ответа, продолжил.

— Я не думал, что так будет, но... Не могу сказать, что удивлён.

— Так, значит ты знал. И давно? Давно он так решил?

— Ещё перед нашей с Агной свадьбой.

-Что?!— Марк забыл о своём намерении сохранять выдержку.

— Понимаешь, тут такая история, очень древняя, между прочим. Ты разве не слышал о вашем родовом проклятье?

— Да, слышал, конечно,— соврал Марк.— Но я никогда не придавал значения глупостям. Так в чём там суть, а Стефан?

— Накануне свадьбы ко мне пришёл князь Прост со странной просьбой. Я должен был после пира отправиться не в спальню к невесте, а в ту дубраву, где свалилась с лошади Агна. Помнишь?

Марк кивнул. Он старательно изображал на лице выражение лёгкой скуки. Но стену огня, выросшую тогда между ним и Агной, он не забыл, хотя и убедил себя, что ему всё привиделось. Жуткая поляна!

Впредь, он старательно избегал тех мест, не зря в народе ходила о них дурная слава.

— Ну, вот, мне и пришлось провести первую брачную ночь не в супружеской постели, а на Желтой поляне.

-Шутишь?— Марк вздрогнул. Потрясенный, он недоверчиво смотрел на друга.

— Согласен. Глупо было с моей стороны, но я мечтал жениться на Агне, а это было непременным условием.

Вот тогда-то князь Прост и сказал мне, что наследник Рубинового замка обязательно должен пройти это испытание.

— "Испытание властью" — так называется ночь, проведённая на Желтой поляне, — мужчины дружно повернули головы на голос Агны, которая неожиданно для обоих появилась в комнате.

— Ты не мог бы оставить меня наедине с братом?— попросила она мужа.

Стефан охотно кивнул, радуясь возможности прекратить неприятный для него разговор. За ним не было вины, но он отлично понимал, что должен чувствовать Марк из-за этого завещания.

А Агна, таки, изменилась — её муж не ошибался. И постарела: не лицом, глазами. Словно душа её навеки лишилась покоя. А может, так оно и было?!

— Ты никогда не смог бы пройти "испытание властью", да и я тоже, — сестра говорила бесцветно, устало. К её тихому голосу приходилось прислушиваться.— У отца не было выбора. Он спасал тебя и меня, переложив бремя на плечи Стефана. Желтая поляна, наверняка, убила бы нас. И это ещё одна тайна, на которую пока нет ответа.

Марк молчал. После той зимней ночи он и хотел бы не поверить, отвергнуть неведомое, но уже не мог. Он ничего не понимал. И даже не знал готов ли он, хочет ли познать ещё и эту тайну? Не слишком ли много для одной короткой жизни?!

А вот, Агна, похоже, намерена идти до конца.

— Тебе не страшно?

— Неведенье страшит меня сильнее.

— Тебе есть, что мне сказать?

-Да.

— Прошу — не сейчас!

— Ладно. Ты только не сторонись меня. Оставим зло прошлому. Мне кажется — я многое поняла. Не поверишь, но благодаря Стефану. Никогда бы не подумала, что он станет для меня так много значить.

— Ты научилась любить?

— Нет, но я научилась ценить любовь, поверила в её силу.

-Значит ты счастливей меня. А может твой грех в глазах мирозданья меньше моего?

— Думаю — на тех весах страданий нам отмерено поровну.

* * *

Когда приходит время для откровений, их уже невозможно избежать. Марк хотел спрятаться от семейных тайн, он торопил свой отъезд в Вену, но накануне неудачно подвернул ногу и вынужден был

задержаться в замке, по крайней мере, ещё на неделю.

Старый князь потихоньку набирался сил. Его жена оказалась заботливой сиделкой. Аврора так упорно сражалась за жизнь мужа, что болезни пришлось отступить.

А вот жителям окрестных деревень приходилось худо. Марк со Стефаном, по совету доктора, устроили в деревнях раздачу красного вина. Агна тоже не осталась в стороне от общей беды. Она приобщила молодых девок к сбору мяты, ромашки, полыни, дикого цикория, учила их готовить из собранных трав горячие настои. В ход шли чесночные капли и перцовые настойки. Деревенские жители, от мала до велика, носили на животах красные шерстяные и фланелевые пояса. Но толку от всех этих усилий было слишком мало. Жара и грязь плохо способствовали выздоровлению. Вот если бы не так беспощадно палило, словно сошедшее с ума, солнце! Если бы вдоволь было воды! Люди молили Всевышнего о дожде, но он не слышал их жалоб и рыданий.

Прячась от изнурительной жары и своих мыслей, Марк дни напролёт проводил в библиотеке. Однажды, пожелтевший от времени лист, словно сам, скользнул ему в руки и поведал о том, что же такое

"испытание властью". Марк истерично расхохотался.

Интересно, какова его роль в этой истории?! В том, что они с Агной причастны к тем давним событиям

сомнений у него не было.

Нога почти перестала болеть. Наложенная повязка позволяла передвигаться без особых проблем. Откладывать отъезд больше не было причин, но Марк проводил в замке уже третью неделю, не понимая, что, собственно, удерживает его. Или не желая понимать?

Он не хотел этого! Просто вышел прогуляться по парку. Возможно, тусклый свет полной луны сыграл с ним злую шутку? Сам не ведая как, но Марк оказался у подножия башни, разрушить которую не смогли ни люди, ни время.

Воспоминания детства тут же обступили его. Им с Агной было по шесть лет: любопытные двойняшки изучали окрестности и забрели в запретное, злое место. Неожиданно стало почти совсем темно: вековые деревья, окружавшие Мерцающую башню, стояли плотной стеной и тянулись высоко в небо, вечер здесь рано становился ночью. Испуганные дети оглядывались вокруг, и, вдруг, им под ноги бросилась дикая кошка. Агна закричала и спряталась за брата.

Его самоуверенная храбрая сестра, тогда сильно испугалась. Это, пожалуй, единственный раз в жизни, когда Агна искала у него защиты. Ему тоже было страшно. Но чего стоил какой-то страх, перед доверием Агны!

"Я никогда не любил свою сестру,— думал Марк, устраиваясь на стволе поваленного дерева. — но она всегда слишком много для меня значила. Наши жизни связаны, хотим мы того или нет".

Стены башни в темноте загадочно мерцали, их тусклый свет завораживал, манил к себе Марка. Его руки помнили живое тепло шершавых стен Мерцающей башни. Желание коснуться их вновь возникло внезапно.

Этой потребности трудно было противиться. Марк поднялся, сделал шаг, другой. Он шел к разгадке тайны, которой не искал, к знанию, от которого предпочел бы отказаться.

Агна, напротив, устала жить в неведении. Что бы ни было ей суждено, пусть уж скорее исполнится!

Разгадка была за этими мерцающими стенами, и каждый вечер Агна приходила к древней башне, упрямо хранившей свои секреты.

А сегодня и Марк был здесь! Он стоял, прижав ладони к мерцающим камням, поглощённый своими переживаниями, не замечающий её присутствия.

Почему Агне захотелось накрыть своими ладонями его руки? Кто знает. Возможно по наитию, дарованному судьбой, но Агна нашла способ проникнуть в заветную башню.

Контур двери проступал всё отчётливей. Страх и смятенье заставили Агну ухватиться за брата. Она снова искала у него защиты, как тогда, как тогда...

В замочной скважине торчал ключ. Агна протянула к нему руку. Нет, не её он ждал столько лет! Все усилия Агны оказались напрасны. Марк безучастно наблюдал за сестрой. Леденящее душу спокойствие — вот всё, что он сейчас чувствовал. Догадка, переросшая в уверенность, больше не пугала его. Какое-то время Марк ещё медлил, а потом...

Ключ, признавая его право, провернулся в замочной скважине без всяких усилий. Марк обернулся к Агне и, сжав её руку, повёл за собой.

Мерцающая башня встречала своего хозяина: сами собой открывались двери и зажигались свечи, светлее становилось вокруг, а в душу Марка вползала тьма. Он и не знал уже, осталось ли в нём хоть что-то от сына князя Проста и брата Агны, или колдун Литий полностью поработил его.

Эту комнату, большую, шестиугольную с массивным дубовым столом в центре и пододвинутым к нему деревянным стулом с высокой спинкой и подлокотниками, обитыми черной кожей, он узнал сразу. На стенах — полки с книгами. Этим книгам не было цены! В них жила магия. Они дарили могущество и власть, огромную власть. Благодаря им, князь Литий мог лишить жизни и исцелить любое человеческое существо.

Исцелить! Как ни велика была сила, пробудившегося в нём колдуна, но Марк окончательно не исчез! В памяти всплыли изможденные лица людей. Они умирали, а он, он мог им теперь помочь!

Борьба была не такой уж и долгой. Добру изначально суждено побеждать зло, если в человеке есть воля к этой борьбе. Душа Марка медленно оживала, это снова был он.

Следившая за братом Агна облегчённо вздохнула. Никогда в жизни ей не было так страшно. Смутные воспоминания пробуждались в ней тоже, но не так стремительно и определённо, как в Марке. Всё в этой башне казалось ей знакомым, но и только. Пелена щадящего забвения оставалась незыблемой.

— Не можешь вспомнить?

Марк и сам не знал, чего больше в его вопросе: сочувствия или зависти?

— Да, — Агна казалась разочарованной. — Возможно, если пробуду здесь ещё немного...

— Не нужно. Уходи сейчас. Не каждого знания следует добиваться.

— Но ведь ты знаешь? Ты вспомнил?!

— Вспомнил. В этих стенах прошла самая страшная из моих жизней.

— И моих тоже?

— Возможно. Уходи, Агна.

— А ты?

— Я должен здесь остаться. Один.

— Почему — один?

— Знаешь, уже много веков мы с тобой блуждаем рядом. И в каждом из нас — одиночество, на которое мы обречены. Я всегда один. И ты одна. Мы пытаемся сделать шаг навстречу друг другу, но тщетно.

— Может быть в этот раз.

— Может. Я позову тебя, Агна. Не волнуйся, ты услышишь. А сейчас уходи.

Марк проводил сестру до лестницы. Он смотрел ей во след, но видел не Агну, а великолепную и холодную госпожу Мору, чья жестокость стала причиной родового проклятья, это она обрекла их род на "испытание властью", вселила ужас в поколения наследников Рубинового зама. Она родилась вновь: проклявшая любовь княгиня Агнешка, бесчувственная госпожа Мора, бесстрастная княжна Агна— звенья одной бесконечной цепи...

Сколько дней и ночей промелькнуло, Марк не знал. К его услугам были книги и опыт князя Лития, он испробовал всё, но ничего не мог поделать. Безо всякого труда он видел происходящее далеко за пределами Мерцающей башни. Его усилия помочь умирающим людям, казалось, не улучшают, а усугубляют их положение. Хворь, в насмешку над ним, обрушилась на несчастных людей с новой безудержной силой.

И тогда Марк подумал о зеркале Агны.

Сестра не стала задавать лишних вопросов, проводила его в свою спальню и ушла, закрыв за собой дверь. Старинное зеркало отличалось упрямым характером. Марк бился над ним долго и безрезультатно.

Но стоило ему подумать об Агне, как поверхность зеркала на миг ожила и... снова застыла в неподвижности.

Вздохнув, Марк мысленно позвал сестру. Она появилась так быстро, словно стояла под дверью. А может, так оно и было?

— Оно не заговорит без тебя, Агна. Спроси, как можно остановить холеру, когда, наконец, небо сжалится и благословит нас дождём? Это испытание неспроста нам послано, иначе я бы уже справился и с хворью, и с засухой.

Агна положила руку на холодную поверхность, Марк накрыл её своей. С минуту ничего не происходило, а потом зазеркалье ожило и втянуло их в себя.

Этого места не могло быть на Земле, здесь не существовало привычного времени и пространства, размытые краски и нечёткие линии изменчивых декораций пребывали в постоянном движении,

пока Марк не догадался остановить их мысленным приказом. И тут же, они оказались на Желтой поляне. Вот только удушливые цветы с неё куда-то исчезли. Между вековых дубов желтела только пожухлая трава, примятая льющимся с неба дождём. Не дождём — спасительным ливнем, который, не утихая, шумел по жадно тянущимся к нему листьям кустов и деревьев. Тяжёлые капли стучали по пересохшей земле, и не было в мире ничего прекрасней и желанней, чем эта животворная музыка.

А потом появился Он. Тот, кто из жизни в жизнь всегда находился с ними рядом : оруженосец князя Яноша, не сумевший скрыть, от боготворимой им княгини, правду о личной жизни своего хозяина; единственный сын колдуна Лития, влюблённый в свою мачеху пасынок, ставший невольной причиной её смерти; их дед, Поль Босье, безгранично преданный своим любимым внукам.

У Поля Босье скатывались по щекам дождинки, или это были слёзы? Он обнял растерявшихся внуков, прижал к себе.

— Вдвоём, по стебельку, цветок за цветком, сорвите жёлтые цветы скорби. Исчезнет Желтая поляна, уйдет с вашей земли напасть, ниспосланная небом. Вот только скорбь — она войдёт в вас, и боли такой сердцу невозможно выдержать. Вы можете жить сами, вам отмерены долгие дни, или, ценой своей, подарить жизнь другим. Только вам это решать.

Они спросили и получили ответ. Реальность вновь теряла очертанья. Зазеркалье закружило Агну и Марка и ... вытолкнуло близнецов в их привычный мир.

Они стояли и смотрели друг на друга. Он понимал, что его ждёт. Она не до конца. Хотя...

— Князь Литий и госпожа Мора— это тоже мы с тобой?

— Да. Нам предстоит срывать воспоминанья. Самые ужасные из наших жизней. И пережить самим ту боль, что причинили когда-то людям. Тебе не страшно?

— Страшно. Но я не оставлю тебя одного. Ведь ты пойдёшь?

— Пойду. Пора остановить череду бессмысленных рождений.

— А если у нас не хватит сил, и Желтая поляна убьёт нас раньше, чем будет сорван последний цветок?

— Я ведь колдун,— улыбка у Марка вышла слишком уж грустной.— Да и ты, в своё время не чуралась магии.

Когда все уснут, приходи в Мерцающую башню, до рассвета мы сумеем себя подготовить. Мы справимся, Агна, я тебе обещаю.

* * *

Он почувствовал её приближение и вышел навстречу. Ночь, робко вступая в свои права, зажигала первые звёзды в высоком безоблачном небе. Даже у этих древних стен сумрак ночи ещё не сгустился, и фигура Агны четко вырисовывалась под сводом вековых деревьев, верных стражей Мерцающей башни.

— Знаешь ,— Агна подошла к ожидающему её брату, — я с детства чувствовала, что принадлежу не себе, а вот этой самой башне. Замужество виделось мне нелепой ошибкой. Я не хотела выходить за Стефана.

— Ты и сейчас так думаешь?

— Смысл того, что с нами происходит, трудно оценить на достаточно близком расстоянии. Любовь Стефана разбудила во мне женщину, без него я бы её в себе никогда не почувствовала. Вот только, детей жалко. Им расти без матери. Марк, мне страшно. Очень страшно!

Как ни странно, но он завтрашнего дня не боялся. Пока не боялся. Ведь всё это случиться с ними лишь завтра.

Князь Марк, сейчас, собирался предпринять нечто, невыразимо смущающее его дух, но, при этом, на его взгляд, абсолютно необходимое.

— Агна, чтобы нам завтра не погибнуть зря, в наших сердцах не должно остаться ни обид, ни ненависти.

И не умом нужно простить друг друга — сердцем.

— Я бы хотела, но, здесь вот, по-прежнему гложет!

— Давай отправимся по реке времени против её течения, к истокам нашей истории. Нет, изменить мы ничего не сможем, но сможем лучше понять друг друга, потому, что ты увидишь всё моими глазами, а я испытаю твои терзанья.

— Сложный способ объясниться. Но он, похоже, и единственный. Давай попробуем. Я бы хотела тебя понять!

... Они смотрели в глаза друг другу. Между ними горел колдовской огонь, пламя которого не обжигало протянутых через него рук. Пальцы мужчины и женщины переплелись, огонь ярко вспыхнул, и поток времени подхватил две истерзанные души, относя их в ту изначальную точку, что на многие века определила им злые судьбы.

* * *

Князь Янош стоял под деревом и наблюдал, как в нескольких шагах от него купается нахальная девица, вот уже несколько дней, вместе с отцом, гостившая в замке. С момента своего появления она

искушала Яноша, умышленно, умело. И сейчас плещется в реке, на мелководье, делая вид, что не замечает наблюдающего за ней князя.

До зуда в ладонях он хотел почувствовать под своими руками это восхитительное тело!

Она и не знала, как не просто противиться зову кричащей о своих правах плоти.

Зачем он противится?! Мысль о предстоящем удовольствии сладостной истомой напрягла тело.

Пошло, гадко,...мощно.

Вот, она обернулась. Тряхнула головой. Струятся волосы по голым мокрым плечам. Он сделал к ней навстречу шаг. Она соизволила его заметить. Засмеялась призывно, насмешливо, звонко. Протянула к нему руки. Князь Янош бросился на добычу, окончательно теряя голову...

Княгиня сидела у зеркала. Горничная, разобрав причёску, причёсывала длинные волосы госпожи перед тем, как заплести их в косу на ночь. Князь Янош подошёл к ней, забрал гребень. Сколько же нежности было в его движениях, с какой любовью он касался шелковистых волос Агнешки.

— Не замёрзла. Дай-ка, я отнесу тебя в постель.

Сильные руки с лёгкостью подняли её располневшее тело и бережно опустили на кровать. Он укрыл её, сел рядом.

— Как думаешь, скоро уже?

— Пожалуй, в следующем месяце.

— Я хотел бы, чтобы родилась девочка. Она будет такой же красавицей, как и её мать. По ней будут сходить с ума лучшие женихи королевства!

Княгиня улыбнулась и закрыла глаза.

— Спи,— прошептал муж, целуя её.

Он сидел рядом пока его жена не заснула. Ещё какое-то время Янош прислушивался к её спокойному, ровному дыханию. А потом... Он не хотел спать. Тело жаждало совсем иного. Страх причинить вред ещё не родившемуся ребёнку уже второй месяц вынуждал его к воздержанию. Он, конечно, выдержал бы, не появись соблазн так близко перед его глазами.

Князь Янош больше жизни любил свою жену. А то, что произошло нынче утром у реки и произойдёт сейчас, не имеет, в сущности, для него никакого значения.

Вот уж, никогда не думала, что сердце и тело способны иметь разные источники вдохновения.

Для нас, женщин, всё совсем не так. Как глупо, как глупо, Янош!

* * *

Она летит в бездну. И не за что ухватиться, невозможно спастись. Это муж, заботливый, нежный и так сильно ею любимый, походя, толкнул княгиню вниз.

И не понять, что страдает сильнее: оледеневшая душа или терзаемое жаром тело. Как мучительно ломит поясницу, судорогой боли скрутило низ живота и спину, кровь и вода — по ногам. Да ведь у неё же схватки! Рано. Ещё не время! А, в сущности, не всё ли равно!? Теперь ничего не имеет значения для княгини Агнешки.

Ребёнок. Слишком уж он маленький.

-Девочки живучие,— пытается успокоить повитуха.— Даст Бог, выживет.

— Девочка? Он хотел девочку. Хотел? Теперь она, определённо, знает потребности своего мужа. Лицемер! Лгун! Предатель!

Как он посмел явиться к ней?! Нет сил видеть эти виноватые глаза. Да он же, плачет!

— Не смей! Слышишь? Уходи! Ты — причина её смерти! И моей боли. Я уйду вслед за ней, не хочу больше жить. Ты слышишь?!

Она так сильно любила! А он! Как он мог?! От рыданий она потеряла голос. И глаза, которые никак не оставляли жгучие слёзы, почти ослепли. Но жизнь в ней всё ещё теплится. Всевышний не забрал её к себе.

Ей предстоит жить. Жить и помнить!

Он! Зачем он снова пришёл к ней? Что ещё ему от неё нужно?!

— Уходи!— её шёпот обрушился на его повинно склонённую голову.— Ты влюбчив? Так пусть же в сердце твоём пробуждается любовь к каждой заинтересовавшей тебя женщине. Ты не способен на верность? Знай же, что ни одна из них не сможет тебя удержать, и при каждом расставании будет болеть твоё сердце, как сейчас разрывается от боли моё. Ты уйдёшь из этого мира и придёшь в него вновь, моё же проклятье пусть всегда следует за тобой.

Вспыхнул огонь в очаге. Потянулся к супругам.

-Так будет, — понял он. — Что же мы с тобой натворили?!

Господи, Агнешка, я и подумать не мог, в какой ад ввергаю нас, когда пошёл на поводу пробудившейся чувственности. Непомерная цена за дешёвое удовольствие!

Женщины чересчур серьёзно смотрят на жизнь. Или это мы слишком уж снисходительны к своим слабостям?

Любовь моя, как же ты всё это вынесла? Не мне упрекать тебя в жестокости, Агнешка. Не мне.

* * *

Марк протянул к ней руки, и Агна подошла к нему, опустила ему на плечо голову. Они стояли, обнявшись, и молчали. По щекам Агны струились тихие слёзы, с ними из сердца уходила горечь, и очень важное понимание рождалось в её душе.

— Марк, -Агна отстранилась от брата.— Мне нелегко признать, но я должна сказать тебе: не любовь Агнешки прокляла Яноша, а её уязвлённая гордость. Сила любви — в способности прощать. Сердце моё свободно от боли и обиды.

— Я тоже, вполне, усвоил преподанный мне урок.

— Уже светает. Пойдём. Время платить последние долги.

* * *

Удушливые желтые цветы на идеально круглой поляне не убила засуха. При приближении Марка и Агны упругие стебли всколыхнулись, заволновались. Мужчина протянул руку, и, не обращая внимания на лизнувшее пальцы пламя, с корнем вырвал ближайший к нему цветок.

Ветер донёс до дубравы первые раскаты далекого грома.

Князя настигло первое воспоминание.

-Старые люди говорят, что тот, кто хочет изменить свою судьбу, должен подняться на вершину Дев-горы.

Юный князь весь превратился в слух, внимая рассказам бродячего музыканта. Отчего-то он ему сразу поверил. Литий всегда ощущал исходящую от горы силу.

Когда-то люди приносили Дев-горе подношения, стремясь умилостивить обитающих на ней духов. Но с тех пор прошли века, унёсшие с собой Древнее знание, что так и не стало достоянием потомков. Ныне живущие отвергли верования предков. И только, суеверный страх оказался на редкость живуч, заставляя путников избирать более дальнюю дорогу, лишь бы ночь не застала их в этом опасном месте.

Над Дев-горой клубился туман. Или это облака запутывались в развесистых лапах одинокой ели, что росла на узком плато, венчающем почти отвесную скалу— вершину горы Девов?

Неприступная Дев-гора с высоты своего величия безмолвно взирала на обмельчавший и телом, и духом народец.

Цветок ложиться рядом с цветком, льнут друг к другу воскрешаемые памятью мгновенья.

Князь Литий стоит, запрокинув голову, и гордый дух его устремлён ввысь, и нет для него преград.

Он не боится посягнуть на святая святых этих мест, у него всё готово, чтобы начать восхождение к заветной вершине.

Дев-гора напряглась, противясь вторжению. Она желала наказать, сбросить с себя дерзнувшего нарушить её покой Лития. У него из под ног посыпались камни. Он повис на головокружительной высоте.

Растеряйся князь всего лишь на миг, испугайся хоть на какое-то мгновение, и гора легко стряхнула бы его со своего тела. Но не было ни липкого страха, ни растерянности в душе человека. Вот он снова овладел ситуацией, а заветная цель стала гораздо ближе.

Упрямо продвигаясь к манящей его вершине, юноша вовсе не бросал ей вызов, он, просто, следовал зову своей судьбы. И гора поняла это. Потому, что в момент опасности дух горы и человека слились в единое целое.

Литий не ощущал себя более отдельным существом, он стал всем: каменным телом неприступной горы, травой у её подножия и елью, растущей на сокрушительной высоте, и самой этой высотой, и пронзительным, хранящим лишь вечности присущий покой, небом.

Литий очень устал. Но теперь гора не боролась с человеком, она делилась с ним силой, и ветер уже доносил до него запах напитавшейся солнцем хвои. Ценой последнего невероятного усилия юноша бросил своё тело на скалистое плато, протянул руку к смолистому стволу и мгновенно уснул, почуяв под собой надёжную опору.

Видно от усталости такими неподъёмными стали его члены. Проснувшись, Литий с трудом смог пошевелиться. Слишком яркое солнце слепило глаза. Он всё же сел, прислонившись спиной к шершавому стволу ели, но те усилия, что для этого потребовались, очень удивили Лития.

А потом князь увидел Их. Духи Дев-горы с любопытством смотрели на него, вот только выдержать этот взгляд было свыше человеческих сил.

Литий прикрыл глаза рукой. Липкий пот проступил у него на спине и груди. Он понял, что дрожит.

И тогда, призвав на помощь всю свою волю, князь Литий приказал себе расслабиться. Преодолевая отчаянное сопротивление, ставшего, вдруг, непослушным тела, он поднял голову и посмотрел на хозяев горы Девов.

Они стояли всё там же, но под покровом легкого тумана. Теперь Литий мог не отводить от них своих глаз. Две фигуры, мужская и женская, две Силы, одаряющие достойных. Миг — и мужской силуэт оказался рядом с Литием, который всем своим естеством потянулся ему на встречу.

Прикосновение обожгло. Перед глазами заплясали языки пламени. Вместо крови — жидкий огонь! Ещё немного и Лития бы не стало, лишь горстку пепла разметал бы вокруг ветер. Но в последний миг, сквозь боль и панику, в мечущемся сознании родился восторг. То, пробудившийся дух Лития, признал своё родство с изначальной стихией.

Восторг погасил панику, вместе с паникой исчезла и боль. Преображённый Литий с сомнением разглядывал своё чудом уцелевшее тело. Потом посмотрел вперёд. Те двое всё ещё стояли на краю обрыва, но туман, окутывающий их, исчез за ненадобностью. Литий мог теперь видеть их без всякого для себя вреда.

Женская фигура качнулась ему навстречу и замерла не приближаясь. Литию предстояло сделать выбор.

Всем своим существом он потянулся вперёд, к ней, но голос разума завопил: "Нет! Остановись! Зачем тебе эта мука?"

Очертания женской фигуры стали менее чёткими. Литий понял — ещё миг, и она исчезнет. И тогда можно будет спокойно натешиться приобретённой нынче Силой.

Но ещё он знал, что не может отпустить её, так и не попытавшись вместить в себе.

-Потеряешь всё! — возмутился разум.— Нет никого сильнее и мудрее тебя. Зачем рисковать?

А рука Лития уже тянулась вперёд.

Тщетные попытки, утраченные возможности. Сколько их было? Литий чувствовал -такое случалось с ним не однажды. Иначе откуда ему знать, что только осененная Ею сила не приносит опустошения?! Иначе, почему он никак не может отпустить ту, что несёт в себе величайшую из сил, так и не попытавшись испытать себя ещё и в этот раз?!

Решившись, Литий коснулся Той, что больше не ускользала от него. Прикосновение всколыхнуло в Литии бурю чувств, обуздать которую ему оказалось не по силам. Беспомощной щепкой втянутый в воронку водоворота, он соприкоснулся со множеством своих "было". Его швыряло из стороны в сторону. Мучительно ища опору, он стремился к женскому силуэту, единственно неподвижной точке, вокруг которой всё вращалось в безудержном вихре.

Он не единожды погибал и возрождался вновь, чтобы пытаться, снова пытаться, ещё и ещё раз, и так до бесконечности.

Наконец его бросило вперёд в существующую реальность, и мир вокруг обрёл устойчивость.

Подъём на Дев-гору стоил ему меньших сил и не измотал и в половину того, что случилось с ним сейчас.

И ни смотря ни на что, князь Литий не сожалел о сделанном им выборе.

Марк и Агна двигались навстречу друг другу. Всё больше сорванных цветов оставалось позади каждого из них. Но они были ещё далеко друг от друга, и к каждому приходили, пока, свои воспоминания.

Маленькая девочка в большом безжалостном мире. Она бредёт вслед за своей матерью по пыльной дороге. В кровь сбиты уставшие ноги. Но мать велит не отставать. Им нужно идти. Начинается дождь. На пути деревня.

— У этих мест дурная слава,— сокрушается мать.— Да, видно, нечего делать, придётся проситься на ночлег.

Она умеет шить. За её работу в любом доме приютят и накормят. Деревня, к тому же, попалась богатая. Может остаться на время? Впереди зима.

Вдовый сын приютившего их хозяина всё присматривался к пригожей пришлой бабе. И, однажды, поздним вечером...

Он ушел довольный, а мама поплакала тихонько, да и пошла в дом, на ходу оправляя одежду. Ей не приходилось жаловаться.

Мора всё видела. Но не бросилась к матери, загнанным зверьком выглядывая со щели. Почуяла — не обрадуется ей сейчас мать.

А хозяйский сын... Он даже, потом, и жениться хотел, когда результат его забав от людских глаз спрятать стало невозможно. Да не успел. Не судилось матери разрешиться от бремени. Померла. Оставила Мору сиротой бездомной.

Но совесть, видно, не позволила дитя малое со двора прогнать, так и осталась девочка-нищенка вместе с хозяйскими внуками расти.

Хорошела она слишком приметно, год от году красотой наливалась. Да гонор имела для селянских детей непривычный. Ей бы потише, понезаметней стать, может и нашлась бы ей в селе пара. А так...

Шептался народ, на Мору глядя: " Кто такая? Откуда пришла? Что за кровь в ней бурлила, не давая покоя".

Чурались её бабы да девки, не любили очень.

А мужики да парни молодые с большим интересом поглядывали. Они бы её, ох как, полюбили, кабы не боялись.

У Моры глаз чёрный, взгляд тяжёлый, злой. Подстережёт её парень, начнёт руки распускать, она извернётся, в лицо обидчику посмотрит пристально, тот руки и опустит. Мора засмеётся и убежит, а мужик стоит слабый, обмякший, круги радужные перед глазами плывут.

Одним словом — ведьма.

Деревенские жители давно уже с Морой разобрались бы, да князя — колдуна прогневить опасались.

Какое-то время терпели, но когда сын старосты по вине ведьмы мужскую силу потерял, тут её судьба и решилась.

Костёр сложили высокий. Привязали к столбу гордую красавицу. Кто хотел — в лицо плюнул. Гори, ведьма неблагодарная!

Мора, Агна, Агнешка! Кто же она теперь? Костёр вспыхнул перед глазами, языки злого пламени лизали её тело, как некогда лизали они прекрасное беспомощное тело, извивающейся от боли Моры. Агна закричала, но не бросила зажатый в руке стебель, вырвала с корнем, чуть не потеряв при этом сознание. Отползла на шаг, страшась упасть на желтые цветы. Мужская рука оказалась рядом, протянула флягу, ободрила пожатием. Марк так и остался подле Агны. Да и воспоминания у князя Лития и госпожи Моры начинались общие.

Крик, ужасный крик, полный беспомощной ненависти и боли, вонзился в мозг колдуна. ЕЁ предсмертный крик! Сердце Лития застонало. Где бы ни находилась сейчас эта женщина, он дотянется и спасёт её — на Дев-горе им обещана была встреча. Он ждал столько бесплодных лет. Князь Литий просто не мог опоздать!

Пламя резко опало. Оно больше не обжигало, ласковым котёнком свернувшись у ног Моры. Слезы тихо катились по её перепачканному гарью лицу, оставляя на щеках приметный след. Устремлённые на селян глаза вещали недоброе, неуправляемое буйство отпылавшего костра плескалось в них.

Толпа возбуждённых крестьян у столба заволновалась, пытаясь осмыслить случившееся. Как им быть дальше? Страх и ненависть вступили между собой в спор, победителем в котором вышел дождь, сплошной стеной обрушившийся на головы спорщиков.

Не догадавшихся поскорее спрятаться в дом , мощным потоком сбивало с ног, волочило по земле. Через несколько минут перед потухшим костром никого не осталось.

Князь-колдун появился ниоткуда и исчез в никуда, унося на руках бесчувственную Мору. Если кто из селян и видел его, то не скоро рискнул обсудить случившееся с соседом.

Судьба всегда выбирала для Лития самые сложные пути. Спасённая князем девушка видела в нем лишь докучливого старика, готового всем пожертвовать за один её благосклонный взгляд. Сердце Моры спало непробудным сном. И всего могущества Лития было недостаточно для его пробуждения. Повстречай он её лет сорок назад! В ту пору, чтобы покорить любую, из увлёкших его женщин, Литию без надобности была магия.

А сейчас... Литий упрямо пытался дотянуться до ЕЁ сердца, она ЕГО не узнавала. И всё же он женился на девушке, сделал её госпожой Морой, всевластной хозяйкой Рубинового замка. Но и это не принесло ему радости.

Тогда князь Литий решился приобщить свою жену к магии. Зерна познания упали на благодатную почву. Но и Великое Знание не просветило её сердца. Кусок холодного льда сковал, упрятал в себе живую искорку. Только власть над людьми, причинившими ей столько страданий, забавляла госпожу Мору. Князь Литий высвободил силу, контролировать которую оказался не способен.

Для жителей окрестных деревень наступили плохие времена.

Цветок за цветком, рука об руку. Покрылись волдырями пальцы. Каждый сорванный цветок— всплеск новой боли. Смятенные души окунаются в ад, который некогда им пришлось пережить, вот только теперь он у них один на двоих. Никогда она не понимала, что значила для него; никогда бы он не подумал, что столько горечи и обиды способно вместить сердце, изгнавшее из себя любовь.

Есть предел человеческим возможностям. Марк едва успел подхватить падающую на остатки Желтой поляны Агну. Их осталось совсем немного, желтых цветов скорби, но и сил двигаться дальше у людей уже не было.

И тогда...

— Поцелуй меня...на прощанье.— мужчина смотрел в глаза единственной для него женщины.— Может и не пересекутся больше наши пути на бесконечной дороге Жизни?

Она не заставила просить себя дважды.

За этот поцелуй она простила ему все прошлые и будущие прегрешения, потому что поняла — невзирая на всю боль, за множество жизней причинённую ими друг другу, он больше всего на свете жаждет их новой встречи, тем самым сплетая общий для них узор в изменчивом рисунке Мирозданья.

— А теперь — смотри мне в глаза! Как тогда — слышишь!

Она с отвращением отшатнулась.

— Я прошу тебя. Ты должна. Другого пути не существует. Это — единственная возможность.

Два бездонных тёмных колодца. В её глазах вновь жила чудовищная, ненавистная ей теперь сила. И ладони, прижатые к трепещущим векам, для неё смешная преграда. Ступивший на дорогу должен иметь смелость пройти её до конца.

— Пусть так будет, — серые губы на сером лице, бесцветный серый голос...

Он не мог поднять на неё руку. Чудовище, похищенное им из небытия, следовало вернуть небытию. Но Литий не мог! И когда он встал на пути у Моры, совершившей своё первое убийство, в нем не осталось ни воли к борьбе с ней, ни желания жить. Он долго смотрел в её бездонные глаза, пока не затрепетала в их глубине слабая искорка узнавания. Молодая женщина вздрогнула и отступила в смятении. Возможно, ему следовало решиться на это раньше? А теперь, теперь истёкал последний миг его жизни. Князь Литий пошатнулся и рухнул к ногам погубившей его женщины.

Марк отдал Агне все свои силы, позволил выпить себя до дна. Она подхватила его падающее тело, бережно положила на траву. И протянула руки к последним оставшимся цветам.

Госпожа Мора вернулась с прогулки. Проворные слуги помогли ей спешиться. Белоснежная кобылица Мцыра, почуяв зажатый в кулачке хозяйки кусочек колотого сахара, ткнулась теплыми подвижными губами в раскрывшуюся перед ней ладонь. Теплая волна нежности к единственно дорогому ей существу накрыла Мору. Только своей Мцыре говорила хозяйка Рубинового замка чудесные ласковые слова, произнести которые, хоть изредка, испытывает потребность даже самое жестокое сердце.

А было ли у неё вообще сердце? Не жалость— удовлетворение испытывала госпожа Мора, когда перед её бестрепетным взглядом в смертельной муке замирала очередная жертва. Вот и ещё одна жизнь выпита до дна, скоро не останется никого из той ужасной деревни, что обрекла на костер ведьму по имени Мора, пришлую бездомную чужачку, которую себе на беду они приютили.

Несчастный старик, зачем он её тогда спас? Какое дело было князю-колдуну до бездомной безродной ведьмы? Кем она ему приходилась? Что за странная связь существовала между ними? Она поняла слишком поздно, что совершила непоправимое. Душа с тех пор непрестанно болела, и только бесхитростная Мцыра дарила ей минуты недолгого покоя. Злясь и беснуясь, ни жизни не желая, ни смерти, Мора жаждала мести, как единственного объяснимого смысла тому, что она творила.

Сама она не могла остановиться. А остановить её было уже некому. И потому, все они здесь обречены...

Горничная так старалась угодить своей хозяйке, но дурное настроение госпожи Моры не сулило ничего хорошего. Девушка испугалась и ... совершила оплошность. Последнюю в своей жизни оплошность.

Но всему в этом мире положен придел. Смерть невинной девушки не должна была остаться безнаказанной.

Когда сын Лития Галл пришёл к Море, она с ненавистью швырнула ему в лицо все его справедливые упрёки, не признавая за ним права говорить и увещевать. И ошиблась... Как тогда, к несчастью, обманулась в Литии. Но сейчас, её промах оказался спасением. Спасением для всех.

Ливень обрушился с неба. Точно такой вот дождь спас ведьме Море жизнь. Ему, с чувством исполненного долга, вручила Агна свои последние мгновенья. Они всё же стерли проклятье. Пусть торжествует жизнь!

* * *

Он был соткан, общий для них узор в изменчивом рисунке Мирозданья! А он не понял. Прошел мимо.

Лика! Где же мне искать тебя? Что же мне теперь делать?

Дима не сомневался, что это послание из глубины веков адресовано им с Анжеликой. А если и не только им? То и им тоже! Сколько же людей на планете прошли подобным путём. Для кого-то он ещё не окончен, но ведь есть и те, кто в глазах Вечности получил право на единственную самую важную в жизни встречу.

— Я найду тебя, Лика! Найду.

В шезлонге заворочался просыпаясь Данька. Позвал:

-Папа!

Дима подошел к сыну, присел с ним рядом.

— Ты дочитал свою книжку?

— Да.

— Она про этот замок?— Данька ткнул пальцем в рисунок на обложке.— Красивый. Вот бы туда поехать. Да, папа?

Мысль пронзила подобно озарению. Дима подхватил сына на руки.

— Мы поедем. В следующем году непременно поедим. Я оформлю документы, визы. Мы разыщем Рубиновый замок, если это нам суждено.

* * *

Анжелика никуда не хотела уезжать. Далёкая Америка пугала неизвестностью. Хотя, если в перспективе там только могло оказаться плохо, то здесь ей было плохо, всегда. Даже Митя отказался от неё. Бросил, словно надоевшую игрушку. Впрочем, он никогда ничего Лике не обещал, не строил с ней совместных планов. Но в её жизни Дмитрий не был случайным человеком. Лика чувствовала это, и боялась, уехав, потерять его навсегда.

Собираясь в дорогу Лика молила судьбу о чуде. Она мечтала, что её Митя придёт за ней, спасёт из постылого рабства её тело и согреет своим теплом её окоченевшую душу. Она пошла бы за ним, не ставя условий, не спрашивая и не сомневаясь. Она любила бы его пока могла. А потом? Что бы ни случилось потом, было бы уже совсем не важно.

Но судьба запас отмеренных Анжелике чудес исчерпала, послав ей не очень молодого, но совершенно очарованного ею американца. И Лика, глотая слёзы, ухватилась за спасающую её руку Джона Рида.

Джон не был особо богат по американским меркам, но его годовой доход обеспечивал семье достойное существование. Теперь у Лики была своя машина. Но главное, у неё появился свой дом, о котором она раньше так мечтала.

Около года Лика осваивалась на новом месте. Муж по-прежнему много ездил по командировкам.

Что огорчало его и радовало Анжелику.

Небольшой двухэтажный коттедж, полученный Джоном в наследство от родителей, окружали деревья и цветы, за которыми Лика заботливо ухаживала. Она много читала. И охотно общалась с соседями. Супруги пенсионеры оценили Ликину приветливость и обходительность. Для неё же они стали неоценимым источником информации о порядках и нравах общества, в котором девушке предстояло жить.

Анжелика осмотрелась и решила восполнить некогда упущенное ею, по вине "доброго дядюшки". Она будет учиться! Её заинтересовал гостиничный бизнес, в котором всю жизнь проработал её нынешний сосед. Старик считал отрасль вполне перспективной. Лика тоже так думала.

Джон не стал возражать, услышав о желании жены получить соответствующее образование. Стремление Лики сделать карьеру казалось ему вполне естественным. Он решил, что это совсем не плохое вложение капитала, которое окупится, когда его очаровательная Анжела начнёт работать.

Лика засела за учебники. Она занималась много и упорно. Право на своё место в жизни она буквально отвоёвывала, но теперь перед ней открывались новые горизонты. Ещё немного и она станет достаточно независимой от обстоятельств, которые вполне способны снова свалиться на её многострадальную голову.

Лика не то, что боялась жизни, скорее не очень ей доверяла. И оказалась права.

— Анжела,— лицо Джона исказила гримаса отчаяния,— я стал безработным. Моя компания переживает тяжелые времена. Сокращают сотрудников. Их не устроил мой возраст. Я стал для них слишком стар!

Но мне ещё почти десять лет до пенсии. Будь проклят этот чёртов кризис!

— Джон,— Лика взяла мужа за руку,— меня берут на работу. Теперь моя очередь зарабатывать деньги. Мы справимся, Джонни.

Она стояла перед ним такая молодая и красивая. А он — безработный старик! Зачем он ей нужен?

— Ты не бросишь меня, Анжела?

Возмущение на её лице было таким искренним, что впервые за сегодняшний день Джон облегчённо вздохнул.

Анжелика обняла мужа. Как же она была ему благодарна! За всё: за его любовь, спасшую её из ада, за его веру в неё, просто за то, что все эти годы согревал её своим теплом.

— Не дождёшься,— глотая слёзы, пообещала она. — Ты от меня никогда не избавишься.

— А я и не хочу избавляться. Я люблю тебя, Анжела.

— Я тоже люблю тебя, Джон.— Лика не солгала, она уже знала, что любовь многогранна, и в сердце её рядом с памятью о далёком, но не забытом Мите, огромное место занимает этот человек, которого сейчас с нежностью заботливо обнимают её руки.

Работала Лика охотно и старательно. Её усилия не оказались не замеченными. К удовольствию моральному добавилось вскоре и материальное удовлетворение. Финансовые проблемы семье более не грозили. Джон воспрянул духом, он тоже работал, в социальной службе. Особых денег это не приносило, но он был занят нужным для общества делом. Казалось, что всё окончательно наладилось.

Но видно запас, припасённых для Лики судьбою бед, ещё не исчерпался до конца. Болезнь Джона, которой вначале не придали особого значения, оказалась много серьёзней, чем они думали.

Предпринимаемые медиками усилия не приносили ощутимых результатов. Муж угасал, и Анжелика не чем не могла ему помочь.

Он ушёл от неё на рассвете. Слабое пожатие его руки и тихое "пообещай мне быть счастливой" долго

преследовало тоскующую Лику. Она снова осталась одна в огромном безжалостном мире. Жизнь пугала своей непредсказуемостью, и спасаясь от страха перед ней, Анжелика с головой погрузилась в работу.

Однажды ей принесли книгу, забытую в гостиничном номере выехавшим постояльцем. Она привлекла Ликино внимание уже тем, что была издана на её родном языке. И названием: "Проклятые"!

— Это обо мне.— усмехнулась Лика, открывая книгу.— За что же ты прокляла меня, жизнь?

Она читала и плакала. И снова читала. А потом, отложив все дела, засобиралась в дорогу. Мысль вернуть книгу её владельцу, может и казалась на первый взгляд вздорной. Тем более, что проживал он в Вене. Но, словно, неведомая сила управляла Анжеликой, сила, противиться которой она не хотела.

Всё сложилось на редкость удачно. Лика вернула книгу удивлённому владельцу. Очарованный Ликой австрийский журналист попытался было за ней поухаживать, но вынужден был срочно уехать. Лика взяла напрокат машину и решила самостоятельно ознакомиться с живописными окрестностями.

Этот замок не был отмечен ни на одной карте. Развалины древней крепости Лика заметила из окна машины. Чувствуя нарастающее волнение, она въехала в распахнутые настежь ворота.

Черная кошка выскочила ей на встречу. Лика испугалась. Зверёк, сверкая зелёными глазами, пристально смотрел на гостью. А потом, вдруг, совершенно неожиданно потерся Лике об ноги. Анжелика пошла за кошкой, и та привела её к древним развалинам. Шершавый камешек, поднятый Ликой с земли, был теплым, приятным на ощупь. Она, будто, прикоснулась к чему-то родному.

— Я, словно, вернулась домой, — подумала ,садясь на ствол поваленного дерева.

Лике никуда не хотелось больше идти.

* * *

Только Николаю сказал Дима куда едет и что намерен искать. Друг не отговаривал его. Напротив, положив Диме на ладонь свой заветный камушек, сказал:

— Возьми. Если ты должен там оказаться, он укажет тебе дорогу.

Даньку Дима взял с собой. Он вообще старался по возможности не расставаться с сыном. Поехали машиной. Дорога предстояла дальняя, но для задуманного нужны были колеса, а Дима всецело доверял своему внедорожнику.

Проведя в Вене два дня, путешественники отправились изучать окрестности. От камушка, положенного в нагрудный карман рубашки, исходило приятное тепло. Оно то усиливалось, то становилось почти не заметным. Дима стал ориентироваться на посылаемый знак. Ближе к вечеру он заметил из окна Рубиновый замок. То, что это именно он, Дима не сомневался. И единственная брошенная за распахнутыми воротами машина непременно должна была принадлежать Анжелике!

— Она ждёт меня,— подумал Дима. Сердце его отчаянно колотилось.

Данька шел за отцом молча, стараясь поспевать за его все ускоряющимся шагом. Он чувствовал Димино волнение. Сейчас должно было произойти что-то очень важное. Может здесь ждёт их настоящая Данина мама? Мальчик мечтал о матери, но совсем не скучал по Инге, которая хоть и родила его, но мамой стать не захотела.

Данька всё же отстал от отца. Его отвлекла кошка. Черная красавица возникла перед мальчиком. Даня протянул к ней руки.

-Ладно уж, можешь меня погладить,— промурлыкала кошка.

Она потерлась мальчику об ноги. Данька был в полном восторге. И даже когда заметил, что потерял отца из виду, не испугался.

Он пошел за кошкой, и та вывела его на поляну.

Данька сразу увидел отца. Дима стоял рядом с какой-то женщиной и смотрел на ней такими глазами, что у Даньки перехватило дыхание.

— Я снова предал тебя.

— Это не важно.

— Ты сможешь меня простить?

— Глупый. Я училась прощать столько трудных жизней.

— Я приехал за тобой.

— Знаю.

— Я не один. Со мною мой сын.

Дима обернулся и поманил к себе замершего неподалёку Даньку.

— Это моя мама?

— Если хочешь,— Лика присела перед мальчиком, заглянула в его широко распахнутые глаза.

— Конечно, хочу. Ребёнку нужна мать!— словно голос Клавдии Ивановны прозвучал на поляне.

Все дружно рассмеялись. И отправились к машинам. Жизнь бывает добра к тем, кто способен оценить её истинные дары.