Раздвоение личности (часть 1)

Ладно уж. Лара вот считает, что этот Додик — такой-растакой, замечательный. Он, наверное, знает, что делает.

Вдруг глаза защипало, и в носу тоже. Она глаза протерла осторожно, кончиками пальцев — мокро было, как будто слезы.

-Что такое? — Додик наклонился к ней. — Что-то в глаз попало?

-Да, щиплет.

-Странно, — он достал из ящика бумажную салфетку и подал Регине.

По ее щеке катилась слеза.

Регина не сразу поняла, что это опять Лара. Лара плакала.

-Ну, вот, готово, — заявил Додик наконец.

Он последний раз расчесал щеткой, а потом зачем-то слегка разлохматил, как бы встряхнул ее волосы.

-Смотрите.

Регина посмотрела. И ничего не сказала. Не нашлась, что сказать. Она широко раскрыла глаза, и опять посмотрела. В зеркале была она, и в то же время в зеркале была не она. Точнее, такой она еще никогда не была. Волосы цвета ореховой кожуры лежали на ее голове свободной волной, которая отливала рыжим и золотым. Кажется, линии лица, его пропорции тоже изменились, и особенно глаза — глаза стали совсем другими. Таких женщин Регина видела на фотографиях в журналах, по телевизору, иногда на улице, но в зеркале — никогда.

-Видишь, что значит хорошая стрижка? — усмехнулась Лара. — Доставай деньги. Только не ахай, пожалуйста. Хорошее и должно стоить дорого.

Ахать Регина не стала, она, как в полусне, достала из сумочки деньги и расплатилась. Странно — ее не удивила цена, хотя в своей всегдашней парикмахерской она платила втрое меньше. Она сразу решила, что такое преображение и должно стоить много, много дороже обыкновенного...

-Большое вам спасибо. Мне очень понравилось.

Додик кивнул.

-Приходите еще. У вас хорошие волосы. Вот, возьмите мою карточку. Позвоните дня за два, или за три, — он протянул ей картонный прямоугольник.

На карточке стояли два слова: "Давид Сарукян", и телефоны, тоже два.

Он даже подал Регине пальто, и спросил:

— А вы близко знали Лару?

-Ну, не знаю, — Регина чуть не засмеялась. — С одной стороны — очень близко, с другой — вроде бы и нет.

Лара в ответ хохотнула:

-Ловко вывернулась, подруга. Молодец!

А Додик сказал, глядя на Регину глазами ласкового спаниеля:

-Я вас понял. Она была такой человек, неоднозначный. Но все равно, она потрясающий человек.

-Да, полностью с вами согласна...

На улице Лара сообщила:

-А ты ему понравилась, между прочим. Как материал, имею в виду. Волосы у тебя — закачаешься, мне бы такие.

-Да обычные у меня волосы. Растут, и все дела...

Лара захохотала, потом добавила:

-Ты пользуйся, и не вздумай денег жалеть — вложения в себя обычно окупаются. Зато теперь все будет классно.

-Почему это?

-Да потому что прическа новая. Странная ты. Неужели непонятно? — И Лара опять захохотала.

-Поглядим, — улыбнулась и Регина. — Кстати, и это — пятьдесят процентов? У меня ведь могло и не быть таких денег.

-Но мы-то знаем, что они у тебя были.

-Да. Потому что я хотела заплатить за телефон и свет.

-Ты жалеешь?

-Нет!

-Меня он стриг бесплатно. А я на него бесплатно шила. Он большой пижон и любит одеваться, так я столько всего ему сшила.

И Лара вздохнула с непередаваемой грустью — как будто жалела, что больше не шьет Додику, но, скорее всего, она жалела о чем-то другом.

Они помолчали.

-А ты с чего взяла, что в компьютере у Чапаева нет пароля? — спросила вдруг Регина.

-Как это — с чего? Я видела, как он его включает. Ты же не так уж редко к нему в кабинет заходишь, вот, я и видела.

-Да. И в налоговой инспекции ты все видела. Послушай, а как долго ты здесь... со мной?

-Недели две.

-Так долго? — поразилась Регина.

Но, оказывается, она почти перестала сердиться. Купила ее Лара новой прической, что ли?

Регина еще подумала, что вчера, в спальне, с Иваном, Лара тоже была — здесь, с ней... в ней... И дальше будет, никуда не денется, пока Регина что-то там такое для нее не сделает... Вот с этим ей что делать, а?

Рассказать все Ивану. Объяснить, что это ненадолго. Тогда все будет честно и практически нормально.

Стоп! Ну, совершенно же невозможно. Как раз будет не нормально, а в миллион раз хуже!

Она даже успела приготовить ужин, до того, как явились домой ее мужчины, веселые и довольные. Ваня даже чмокнул ее в щечку, и потерся щекой о ее новую прическу, как будто она была ничуть не новая.

Ужин был почти съеден, и Ваня уже шарил рукой в поисках пульта от телевизора, когда Сережка вдруг заявил с некоторым удивлением:

-Мам, а ты, это... ты сегодня красивая какая-то!

-Наша мама всегда красивая, — заметил назидательно Ваня.

То есть, он упрямо ничего не замечал. Собственно, он никогда сразу не замечал ее новые стрижки. Но на этот раз? Нет, правда, как ТАКОЕ возможно не заметить?

-Спасибо, сынок, — сказала она. — Я была в парикмахерской.

-Мам, классно, правда, — искренне оценил Сережка, и даже многозначительно выставил большой палец. — Делай так всегда, тебе, правда, идет!

Муж тоже посмотрел. Внимательно.

-Если в парикмахерской, то все ясно. А то я подумал, чего это от тебя кокой-то химической дрянью пахнет? А прическа ничего, хорошая прическа.

Вот. Это называется — муж оценил.

-А цвет? Цвет тебе нравится? — не унималась Регина.

Ей хотелось, чтобы он одобрил. Похвалил. Был в восторге. А то, что он демонстрировал, было даже не одобрение, и тем более не восторг.

-И цвет хороший, — тут же согласился Ваня. — Только ведь у тебя и был приблизительно такой же, разве нет? А вообще, Ринчик, ведь у вас, у женщин, не поймешь — то ли вы стрижетесь, то ли просто расчесываетесь по-новому. Но тебе все идет.

Вот так-то. Просто, ясно, и годится на все случаи жизни.

-Да, мам, — поддержал Сережка. — Ты в следующий раз малиновым голову покрась, тогда это сразу же будет видно.

-Молодец, умный мальчик, — похвалила Лара.

Регине она сказала ласково:

-Ты только не напрягайся. Ему понравилось, видишь? Он отреагировал, как нормальный муж.

Регина отвернулась к плите, и махнула рукой, прося Лару исчезнуть. Да знает она, как реагируют нормальные мужья! Не хватало еще, чтобы Лара и здесь начала действовать на нервы.

Лара упрямо продолжала:

-Мужчины деталей не замечают. В основной своей массе, конечно. Она все видят в целом. Значит, какая наша задача? Беспокоиться о деталях, чтобы они восхищались целым. Я давно перестала спрашивать у мужа, нравятся ли ему моя прическа, кофточка или туфли. Все равно бесполезно.

-Да, конечно, — согласилась Регина. — Помолчим пока, ладно?

-Ладно, — удивленно согласился Ваня. — А ты чего такая? Случилось что-нибудь?

Ларе не хотелось молчать.

-Он сказал, что ты всегда самая красивая, а это и есть то, ради чего стоило разводить весь сыр-бор. То есть не только ради этого, конечно...

-Я все поняла, успокойся, — опять попросила Регина, тихонечко так.

Очень не хотелось ей сейчас слушать Ларину болтовню.

-Да что ты поняла-то? — удивился Ваня. — Ты можешь мне все сказать так, чтобы я тоже понял?

-Это я не тебе, Вань, — вздохнула Регина. — Это я ... себе. Думаю вслух...

-Ну, как хочешь, — буркнул Ваня, выключил телевизор и вышел.

Вот такие дела. Сделала себе на голове красоту неописуемую! Лучше бы не делала, наверное.

Кстати, Ваня отлично чувствовал и форму, и цвет. Если бы речь шла о цвете лака, к примеру, он мог бы сказать, на сколько тонов такой-то лак отличается от того, что он видел на прошлой неделе, а дуб он никогда не перепутал бы ни с березой, ни с вишней, ни еще с чем-нибудь. А когда ему понадобилось перекрасить машину, он подбирал краску так долго, что довел Регину почти до истерики.

За стеной загудело — Иван включил токарный станок. Мастерская у него была в кладовке, точнее, в половине кладовки, другую половину занимали полки со всякой всячиной. Это счастье, что у них такая большая кладовка. Мастерская побольше находилась в гараже — серьезных размеров верстак и разные другие приспособления. Правда, последнее время Иван не занимался деревом в гараже, потому что на теперешней работе к его услугам была мастерская еще лучше. Дома, в кладовке, он только точил на маленьком токарном станке. В основном, когда у него портилось настроение — тогда станок мог реветь весь вечер.

Вот широкий деревянный бокал, в который она ставит салфетки. Тонкий, почти как стеклянный, покрытый несколькими слоями темного лака, бокал кажется вырезанным из какого-то благородного камня, и только взяв его в руки, понимаешь — это не камень, потому что легкий и теплый. Регина получила его в подарок на прошлое восьмое марта, и очень берегла, боялась уронить и разбить — он хрупкий и тонкий, хоть и деревянный. Это раньше, очень давно, Регина думала, что все деревянное не бьется — еще как бьется!

-Давай позвоним, — попросила Лара.

-Кому?

-Его маме, кому же еще. Спросишь, когда Женька вернется. Пусть скажет точную дату.

То есть, надо позвонить "бывшей свекрови". Регина возражать не стала — ей самой было интересно, когда же там "точная дата".

Она подошла к телефону, покосилась в сторону Вани, тот как раз выключил станок и сгребал опилки. Но он был в наушниках — как обычно, и плеер болтался у него на ремне, и руки его двигались немножко в такт неслышной Регине музыки — обычно это был рок, что-нибудь "из старого". Регина не любила рок, и Ваня уважал эту ее нелюбовь и слушал рок в наушниках. Короче говоря, можно было смело говорить по телефону, и даже петь в полный голос, он не услышит.

-Ну, что же ты? Звони, не мучай, — торопила Лара.

-Я ничего, ты номер говори.

Лара смущенно хихикнула и продиктовала семь цифр.

Трубку взяли сразу. Регина постаралась придать голосу как можно больше мягкости и приятности, но она успела сказать только несколько слов, как услышала гневное:

-Я же попросила вас отстать от моего сына! Какая же вы нахальная!

И трубку бросили.

-Узнала, — вздохнула Лара. — Да уж, следовало ожидать. Ее чутье меня всегда поражало. Ей бы с такими данными где-нибудь в органах работать, а она оттрубила всю жизнь в НИИ химических технологий, научным сотрудником!

-Еще кому-нибудь можно позвонить?

-Погоди-ка, дай подумать. Ага, давай вот так. Спросишь Игоря, представишься Жениной знакомой, и спросишь, когда он вернется.

-Так себе легенда, — засомневалась Регина. — А, впрочем, давай, какая разница.

-Ты что-нибудь изобрази. Ну, сыграй. Волнение такое, голосок с придыханием...

Регина не умела изображать и не собиралась пытаться, но у нее вдруг получилось именно это — волнение с придыханием.

-Девушка, не знаю, — удивленно ответил бодрый басок. — Мы с ним этот момент как-то не обговорили — когда же именно он вернется. А вы ему на мобильный позвоните, и задайте все свои вопросы!

-А какой номер мобильного? — спросила Регина быстро.

-Э, нет, девушка, — в трубке раскатисто засмеялись. — Если у вас нет номера, значит, не такая уж вы и знакомая. Значит, ждите.

-Послушайте, — взмолилась уже не Регина, а Лара. — А что, если от этого зависит все счастье его жизни?

-Что? Счастье жизни? — в трубке опять зарокотал смех, и басок логично поинтересовался: — А если не зависит? До свиданья, девушка. Всего вам наилучшего!

-Надо Жене твоему на работу позвонить, — сказала Регина Ларе. — У кого-то из сотрудников Женин номер наверняка есть. Знаешь, как позвонить?..

-Не знаю.

-Надо выяснить. В крайнем случае — он же не на полгода в командировку уехал...— Регина тут же сама ужаснулась сказанному.

-Нет, конечно, — поспешно согласилась Лара. — Тогда бы меня здесь не было. Тогда, думаю, я была бы... где-то не здесь, в общем.

На Ваню Регина не смотрела, а зря. Тогда она заметила бы, что он уже не убирает опилки, двигаясь немного в такт музыке, а стоит, опершись ладонями о станину, как будто думает о чем-то, напряженно морща лоб. Он не смотрел на Регину. Когда она отошла от телефона, он тронул пальцем кнопку на плеере, чтобы в уши сновь ударила музыка.

Регина пошла на кухню, встала коленями на табурет и прижалась лбом к оконному стеклу. Опять протяжно заревел станок. Ваня точил заготовки для шахмат, Регина видела на полу в кладовке целую коробку таких заготовок. Каждую фигурку он сначала точил, а потом резал вручную. И коробку с шахматной доской он по краям покрывал резьбой. Очень красивые у него получались шахматы, игрушечки просто. Чаще всего он отдавал их Локтеву, чтобы тот выставил в своем магазине. Они быстро покупались.

Те шахматы, которые получались удачней всего, Ваня никогда не продавал. Он их кому-нибудь дарил.

Станок смолк. Муж подошел, обнял ее, поцеловал в висок.

-У тебя красивая прическа. И ты у меня красивая. Всегда.

Его губы привычно скользнули от виска к уху, к шее. Регина думала только — а как же Лара? Ее куда? С ней вместе ведь невозможно делать то, что Иван определенно замышляет. Это получится втроем — извините, нет!

-У меня голова болит, — заявила она решительно, и для убедительности потерла виски руками. — Наверное, после парикмахерской. Там действительно ... какая-то химия.

Иван с неохотой отпустил ее, посмотрел исподлобья. Не поверил.

-Я лягу пораньше, — добавила она.

-Это правильно. Иди, ложись.

Регина еще вымыла голову и сполоснула волосы бальзамом — вдруг и правда Додиковы краски имеют какой-то запах? Ну, вымыла и вымыла. И легла спать. И сделала вид, что спит, что же еще оставалось?

Совсем поздно, когда Ваня уже посапывал рядом, а Регина все еще лежала без сна, натянув на голову одеяло, Лара вдруг предложила:

-Слышишь, подруга. А давай пороемся в моих шмоточках?

-Очень мне надо, в чужом барахле копаться. Я спать хочу.

-Это у тебя — барахло, — начала было Лара, но тут же сменила тон и нежно попросила:

-Ну, пожалуйста, подруга, это необходимо сделать, а сейчас — самое время. И сна у тебя ни в одном глазу, передо мной можешь не притворяться.

Регина со вздохом встала и достала из под кровати тот чемодан. Вынесла его тихонько в кухню, открыла, и сейчас же со стоном удовольствия погрузила руки в разноцветный ворох. Нет, это Лара погрузила руки... Да нет же, руки были Регины, а стон удовольствия — точно Ларин.

-Как здорово... — всхлипнула Лара. — Никогда не думала, что эти мелочи будут на меня так действовать. Я ведь забыла этот чемодан. У Жени. И решила, что больше его не увижу. И даже не огорчилась. Только то платье было немножко жалко. Ну, то, которое мы отдали. Но мне Герхард тут же купил другое. Герхард — это муж.

Регине все было, в сущности, непонятно. Женя — бывший муж, а Герхард — муж настоящий, зато чемодан с вещами, купленными настоящим Герхардом, каким-то образом забыли у бывшего Жени. Прямо сериал. В нормальной жизни так не бывает. Регина, в принципе, хотела узнать подробнее, что там у этой Лары и как. Но расспрашивать не решалась. Потому не решалась, что было страшновато в такое вникать. Лучше уж не вникать. Поскорее со всем разобраться, и точка.