Рано или поздно история с побегом ото всех и сразу неизбежно закончится. Либо нас поймают, либо граф Марино разберётся с этим делом, и Рейн сможет вернуться. И что же со мной будет тогда? Что, если Декар не оставит меня в покое? А ведь наверняка не оставит, уже из принципа.
Сейчас Рейн, может быть, решил, что я могу пригодиться ему как свидетельница или вроде того. Или, может, просто поговорить хотел, вот как я с ним, высказать всё в лицо. А увидев, что я вляпалась, решил побыть рыцарем. Но это же не навсегда. Всё закончится, и он обо мне забудет.
И вот тогда никто меня не защитит. Я вернусь домой, к прежней, обычной жизни. Однажды так же пойду утром за продуктами и навсегда исчезну. Кто станет меня хотя бы искать? Да никто. Никому попросту не будет до меня дела, кроме, разве что, Питера, но что он сможет? Начать расследование, докопаться до правды и когда-нибудь отомстить? Это, конечно, приятно, но участь мою не облегчит.
От этих мыслей хотелось завыть. Нет у меня никаких шансов. Это по поводу Рейна идёт расследование, меряются влиянием влиятельные люди, и неизвестно, как всё в итоге сложится. А мой приговор вынесен, нынешнее бегство только оттягивает неизбежное. Я как щепка, угодившая в водоворот: пока, вроде бы, кружусь поверху, но уже ясно, что не выберусь.
Так стоит ли вообще трепыхаться, мучить себя, переживать новые и новые страхи и потрясения? Бороться за жизнь, отбиваться... убивать? Может, проще поставить точку прямо здесь и сейчас? Чтобы не стало больше ни моральных терзаний, ни физической боли. Да, так будет проще. Лучше.
Открыв глаза, я огляделась. На полочке у зеркала рядом с пакетиком шампуня лежала упаковка лезвий для безопасных бритв. Старых таких, тонких, обоюдоострых. Я даже не думала, что их до сих пор производят, а вот поди же ты. Хорошая штука эти лезвия, точно лучше, чем нож. Потому что острые. И потому, что ножа у меня сейчас нет.
Упаковка оказалась вскрытой, одного лезвия не хватало. Интересно, его взяли чтобы побриться, или... Так и не додумав эту мысль, я медленно опустилась на пол в углу, приложила уголок лезвия к коже и зажмурилась. Только бы рука не дрогнула. Последний раз проявить решимость — и всё закончится.
Раздался треск. Хлипкая задвижка отлетела, не выдержав резкого рывка снаружи. Я распахнула глаза и увидела сначала срывающуюся в воду каплю крови, и уж только потом бледное, маской застывшее лицо Рейна. Пальцы разжались, роняя лезвие.
— Спятила?!
Пискнув от боли, я перелетела через бортик душа и оказалась прижатой спиной к собственной висящей на крючках одежде. Рейн навис надо мной, стоя вплотную, сжимая мои запястья, тряхнул ещё раз и прорычал:
— Чего ты творишь?!
— Отпусти, — шепнула я, опустив глаза. — Мне всё равно конец, зачем ты меня мучаешь?
— Ты что несёшь?! Какой ещё конец?!
Из глаз неудержимым потоком хлынули слёзы, и я, заикаясь и путаясь в словах начала объяснять, что ведь потом, когда я останусь одна, до меня всё равно доберётся Декар. А я не хочу так же, лежать в лесу под листьями, после того как...
— Дура! — рявкнул Рейн, выпуская мои запястья, беря в ладони моё лицо и заставляя поднять взгляд. — Не тронет он тебя!
— Кто ему запретит?! — отчаянно выкрикнула я. — Ты что ли?! Да на меня всем плевать, и тебе первому! Как только тебя в покое оставят, ты имя моё через час забу...
Договорить я не успела, сухие горячие губы просто заткнули мне рот. От неожиданности я даже не попыталась сопротивляться, застыла, позволяя им вытворять со мной всё, что вздумается. Губам, рукам, скользнувшим на мою талию, а потом и ниже.
Не знаю, сколько это длилось. Мне показалось, целую вечность. По телу разлился болезненный жар, настойчиво требующий выхода. Но выхода какого? Этого я не знала. Понимала только, что всё ещё живу потому, что меня держат, сжимают в объятиях, не позволяя выскользнуть.
— Илона, — пробормотал Рейн сквозь тяжёлое, прерывистое дыхание. — Не выдумывай... глупостей... Я никогда... не смогу... тебя... забыть... Веришь?
— Верю, — механически выдохнула я.
— Идём.
На пороге ванной я пошатнулась и стала оседать на пол. Меня охватила странная лёгкость и какое-то сумасшедшее спокойствие. Словно мозг мой вспомнил, наконец, что я несколько пьяна, и решил повести себя соответственно. Тело отказалось подчиняться, обмякло, словно из него внезапно пропали все кости. Рейн легко меня подхватил, донёс до уже расправленной кровати и осторожно уложил. Я схватила его за руку, потянула к себе, заставляя наклониться, и шепнула:
— Поцелуй ещё.
Рейн отрицательно мотнул головой, попытался отстраниться, но я не пустила.
— Пожа... луйста...
— Нет.
— Да... — улыбнулась я, приподнимаясь и свободной рукой обнимая Рейна за шею.
Он пытался сопротивляться. Правда, очень недолго и откровенно слабо. На какой-то миг я и сама очнулась, задумавшись, что же, собственно, творю. В голове не нашлось даже намёка на разумное объяснение. У меня ведь был Питер, с которым вроде намечались какие-то отношения, возможно, даже серьёзные.Но сейчас...именно сейчас я просто не могла оставаться одна. Хотелось чувствовать себя кому-то нужной. Или хотя бы желанной. Да просто живой!
И что обиднее всего, если я, даст бог, благополучно выберусь из этого кошмара, всё равно наслушаюсь оскорблений на три жизни вперёд. Останется только всплакнуть на могилке доброго имени и хорошей репутации. Так какой смысл беречь то, чего всё равно уже нет, если тебя так целуют? Было в этом что-то дикое и безумное. Настоящее.
Руки отчаянно дрожали, но проклятую пряжку ремня я победила. С остальным мне помогли, я даже не поняла, когда и как. Выгнулась с тихим стоном, запрокидывая голову, отдавая главную роль, подставляя поцелуям и прикосновениям грудь. До странности отчётливо понимая, что уже происходит и ещё произойдёт, и почему-то точно зная, что всё это правильно, более того, необходимо. Именно здесь и сейчас, именно так. Я точно знала, чего хочу.
Почему он так тянул и медлил?! Разве не понимал, что мне не нужны эти бесконечно нежные, осторожные касания губ и пальцев? Я была готова, я уже горела в адском пламени, извиваясь на кровати, даже не пытаясь сдерживать стоны.
Губы, шея, плечо, снова губы. Наконец-то нежности закончились! Я изо всех сил стиснула попавшее в руку одеяло, сжала зубы, задержав дыхание. Больно! Больно... Господи, как вообще может быть так больно и так хорошо одновременно? Нет, нет, ещё, пожалуйста, ещё...
Дыхание пополам со стонами, бешеный стук сердца о рёбра и невыносимый жар, собирающийся в одной точке, раскаляющийся до предела, чтобы вместе с последним вскриком взорваться ослепительной вспышкой. Сдавленный стон рядом. Блаженная слабость и покой. Так хорошо и тепло... Уха коснулся тихий шёпот, но я не разобрала слов, неудержимо проваливаясь в сон.
* * *
Проснувшись, я довольно долго лежала неподвижно, слушая ровное дыхание за спиной. Потом осторожно выползла из-под обнимающей меня руки и пошла в ванную. Пустила воду, дождалась, когда она станет тёплой, и встала под душ. Сначала просто стояла, наслаждаясь прикосновениями упругих струек воды, потом принялась отмываться.
Даже странно, но у меня ничего не болело. И крови оказалось совсем немного, всего несколько размазанных по коже капель. Воображение, помнится, рисовало всё совсем иначе: трепетно, медленно, осторожно. И довольно неприятно. А вышло резко, быстро, безумно и... потрясающе.
Столько историй об ужасных сожалениях, столько советов обдумать всё десять раз и в итоге не делать. А я не сожалела ничуть. Может, это потом придёт, когда я пойму, что из-за минутной слабости, желания расслабиться и отвлечься от жуткой реальности, разрушила свою жизнь? Но каким же это образом? Если любят, то любят какой есть, со всеми твоими ошибками, а если не любят, найдут к чему прицепиться, будь ты хоть самим воплощением совершенства.
Да и вообще, в первую очередь подумать стоило не о том, как ко мне будут относиться другие люди и я сама, а о более, так скажем, материальных возможных последствиях. О том, собственно, что от подобных порывов имеют свойство появляться дети.
Тёплая вода струилась по коже, а я напряжённо раздумывала. Теоретически шансы очень малы, но календарный метод неспроста считается самым ненадёжным. Тем более, последние недели выдались у меня не из простых, мало ли что там могло сбиться. Вот через пару-тройку дней и узнаю.
Закрыв кран, я взялась за полотенце, про себя кляня на чём свет стоит всех борцов за нравственность разом. За нравственность, ха! От презервативов, значит, нравственность никак не страдает, что их на каждом углу продают, а вот таблетки — ужас и разврат, только по рецепту и с разрешения мужа. Письменного. Чтобы женщина ничего не могла контролировать.
Не дай бог, конечно, но если что, рожать не буду. Не настолько мне нравится собственная жизнь, чтобы обрекать на такую ещё одного человека. К Рейну без претензий: он меня не насиловал, сама напросилась. Даже и говорить ничего не буду.
Вытершись и отжав мокрые волосы, я выбралась из душа и посмотрела на себя в зеркало. Уж не знаю, что ожидала увидеть, но ничего не изменилось. На меня смотрела всё та же девушка, довольно высокая, худая, черноволосая. Пожалуй, немного бледнее обычного — без того светлая кожа приобрела сейчас совсем фарфоровую, прозрачную белизну. Хотя нет, одно изменение всё-таки было: губы заметно припухли и казались особенно яркими на фоне остальной бледности. Под тёмно-зелёными глазами залегли синеватые тени, придавая лицу немного скорбное выражение. Может, будь у меня курносый нос, о котором всегда мечтала, общий вид был бы повеселее, но чего нет, того нет.
Оглядевшись, я заметила так и валяющееся на полу лезвие. Подобрала и выбросила в мусорную корзину. Щёки обожгло краской стыда — надо же было такое вытворить! Я, конечно, заслужила право на нервный срыв, но не до такой же крайности. Впрочем, неважно, повезло, что не позволили. Кстати, а как Рейн узнал, что я задумала?
Поднеся ладонь к так и лежащей на полочке упаковке, я криво улыбнулась. Надо же, какой предусмотрительный, догадался повесить маячок, чтобы сразу заметить, если мне взбредёт в голову ими воспользоваться. А если бы я просто побриться решила? Хотя бритвы-то у меня и нет...
Высушив феном и расчесав волосы, я оделась, порадовавшись, что все мои вещи так и остались висеть здесь на вешалке, и вышла в комнату. Рейн, оказывается, тоже уже успел встать и одеться, и теперь сидел на кровати с сэндвичем в руках. Ни дать, ни взять прикидывал, с какого конца начинать его кусать. Я сглотнула голодную слюну. Нашёл, о чем думать! Да с любого, так есть хочется!
— Будешь? — спросил Рейн, кивнув на пакет.
— Ага, — с энтузиазмом кивнула я, плюхнулась на кровать рядом и тихо охнула от неожиданного укола боли.
— Больно?
— Ерунда, — отмахнулась я, распаковывая сэндвич.
— Прости, я... — начал было Рейн, но сразу и осёкся, глядя в сторону, будто слова правильные подбирая, мучительно но безуспешно.
— Ой, закрой тему.
И только ради всего святого, не надо меня спрашивать, зачем и почему. Наверное, это просто оказалось логичным способом окончательно захлопнуть дверь в прошлое. Сама во всём виновата. Жила себе спокойно тихая, мирная, приличная девушка. Но нет же, нарушила закон, связалась с бандитом, поплатилась за это. Убила человека, защищая свою жизнь. Прежняя Илона не была на такое способна, я изменилась, раз и навсегда. И секс с первым подвернувшимся парнем... просто овеществление перемен, что ли. После утраты невинности нравственной, невинность физическая уже какая-то лишняя.
— Что дальше? — спросила я, доев сэндвич и запив его минералкой.
— Дальше доберёмся до Ганара. Там есть место, где можно отсидеться.
— Ладно, — кивнула я. — Вперёд?
Выйдя и заперев номер, Рейн огляделся по сторонам и сунул мне деньги.
— Я пока ключи верну, — сказал он, — а ты сходи в магазин, купи еды какой-нибудь и воды.
Возражать я не стала, направилась туда, где переливалась белым и голубым знакомая вывеска сети магазинов "Метель". Не самой дешёвой, но вряд ли тут есть выбор, а еды купить надо, одним сэндвичем я не наелась. Да и на будущее пригодится, хотя бы в дорогу до следующего укрытия.
Вместе с теми деньгами, что имелись у меня, сумма получилась нормальная, и я позволила себе прихватить одноразовый предоплаченный телефон. Дешёвка — никакой магии, только примитивная электроника. Зато триста минут разговоров и никакого контракта. Полная анонимность — именно то, что нам сейчас нужно.
Взяв десяток бананов, очень полезных, когда нужно быстро восстановить растраченный резерв, и с той же целью прихватив кроме минералки ещё пакет молока, я положила в корзину сэндвичи и призадумалась. Зубная паста и щётки точно не будут лишними. Расчёска тоже пригодится. И средства гигиены, женские и походные — мало ли, куда нас занесёт.Уже у самой кассы добавила к покупке пару плиток шоколада, и жевательную резинку. Так, на всякий случай. Всегда сгодятся.
Рейн дожидался меня у входа. Сразу забрал пакет, бегло взглянул, что я набрала, удовлетворённо кивнул и сунул всё в рюкзак. Признаться, ожидала вопроса о том, кому я собралась звонить, но его не последовало.
— Идём. До автобуса десять минут осталось.
Я покорно пошла следом к остановке, вновь возвращаясь мыслями к своему поступку, пытаясь ответить самой себе на вопрос о его причинах. Страх, истерика, выпитый на пустой желудок алкоголь — годное оправдание? Отчасти, пожалуй, но это ведь не все причины, если быть до конца честной.
Вот какая Рейну выгода со мной возиться? Никакой же, одни неприятности, если хорошо подумать. Терпеть мою постоянную панику, мои незаслуженные оскорбления, в конце концов, сопли мне вытирать, следить, чтобы ничего не натворила. По-хорошему всем своим откровенно безобразным поведением я заслужила, чтобы он меня бросил и вздохнул с облегчением. Но не бросил же. Почему?
Народу на автобусной остановке было немного, кроме насвсего две пожилых женщины. Интересно, что они вообще тут делали? Судя по сумкам, что-то покупали или, может, продавали.
— Ты всё время дрожишь, — тихо сказал Рейн, опять притягивая меня к себе и обнимая. — Тебе нужна нормальная тёплая одежда.
Я затихла, пытаясь разобраться, что чувствую. Не считая Амиры, это был первый человек, который заботился обо мне совершенно бескорыстно. И что досадно, не потому что я чем-то это заслужила, а потому что он такой... хороший? Пожалуй.
— Подождёт, — ответила я. — Пока обойдусь.
— Простынешь, — вздохнул Рейн. — Хуже будет.
— Не простыну, я привыкла.
— Тогда почему так дрожишь?
Хороший вопрос. Отвечать, что из-за холода, было теперь уже довольно глупо. Да и не было мне так уж холодно на самом деле. Просто я совершенно растерялась. Сама себя не понимала. Всё в моей жизни было просто, понятно и, в сущности, распланировано на много лет вперёд. А потом вдруг рухнуло в один момент, я наделала кучу чудовищных глупостей и теперь вот стою и понятия не имею, как со всем этим жить дальше.
