| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Наджед отстранил с дороги префекта и пошел на зов. Мем — следом за ним. У ведущей в префектуру широкой лестницы стояла запряженная осликом тележка, на окровавленной соломе в которой лежала девушка, почти ребенок, лет тринадцати, в изорванной и пропитанной кровью одежде. Наджед стремглав слетел со ступеней, приложил к шее девушки ладонь и в гневе крикнул на доставивших тело солдат: "Болваны! Какой труп? Она живая! Ко мне на стол ее, быстро!" Мема, который остановился наверху у парадных дверей, чуть не сбили с ног, он махнул на все происходящее рукавами и велел подать лошадь, чтобы ехать в адмиралтейство.
* * *
Присутственное собрание у генерал-губернатора в этот раз проходило не совсем обычно. Во-первых, на него явился господин Химэ, раскланявшийся с Мемом, словно со старым добрым знакомым. Во-вторых, кроме господина Химэ, круглый зал для совещаний почтили присутствием еще несколько крупных купцов, судостроителей и финансистов города.
Генерал-губернатор говорил не про установление и соблюдение имперского порядка на суше и на море, как всегда. Темы, поднятые им, касались объединения сил для противостояния угрозе с островов Одиночества. Некоторые моменты звучали откровенно угрожающе. Вероятно, цель присутствия на собрании городских финансистов и прочих, не чуждых финансовой сферы господ — предупредить их, что за финансирование пиратских островов с арданского берега на самом берегу плата будет жестокой.
Мем не очень понимал, зачем на такие собрания каждый раз вызывают его самого. Его функции относились к сугубо городским, а никак не общефинансовым, военным или политическим. И даже если он кому-то на своем месте помешает, все равно это коснется Арденны, а не Ардана в целом. Но, раз кир Хагиннор хочет его видеть, значит, относительно Мема у него есть какой-то план.
Поэтому Мем просто наблюдал, как на угрозу расплаты за темные делишки с пиратами реагируют те, к кому эта речь обращена. Вот господин Химэ кивает в такт словам, словно с каждым из них от всей души согласен. Возможно, кивает лицемерно, потому что уголок рта у него все время дергается вниз. Вот откровенно скучают, глядя в пол, главы купеческой гильдии и побаиваются те, кто там на вторых и третьих, но не последних, ролях — отвечать, случись что, будет не руководство, крайних найдут в линии второго и третьего порядка, есть, чего опасаться. Вот представитель банка "Золотой прииск Хиракона" пристально следит за господином Химэ, не отрывая взгляда; оно и понятно, конкуренты. В перехвате доли ходжерского денежного пирога — в том числе. "Золотой прииск" пока не филиал ходжерского банка, но адмиралтейство сейчас ведет свои дела именно через него, зато все реальные денежные ручейки самой Арденны в цепких руках господина Химэ. Вот тревожно переглядываются страховщики помельче, кто-то из них женат на сестре известного пирата, надо будет уточнить, кто именно. А вот улыбается и почти потирает руки хозяин "Южной верфи", главный судостроитель Арданского берега, его дело на побережье новое, и он здесь новый человек, обвинений в старых связях не боится, а если тумаки достанутся другим — будет только рад...
Мем не настолько далек был от политики, чтобы не понимать: война с Римеридом на море и на островах лишь часть дела, не самая большая и не самая сложная. Помимо войны кораблей, идет и будет продолжать идти война финансов. Наджед сказал верно: Арденна и пиратское островное гнездо срослись и кошельками, и семьями. Ходжерский флот своим присутствием отрезал друг от друга многих родственников, и многие незавершенные торговые соглашения превратил в чьи-то долги, которые так или иначе нужно будет закрывать, несмотря на сложившиеся обстоятельства. Флот в этой войне лишь прикрытие. А сама Арденна, по сути, такая же пиратская столица, как сейчас остров Тобо, просто бывшая. Моряки и следаки бывшими не бывают, а бывают ли бывшими пираты?..
Самого Мема тоже разглядывали. Может быть, он всерьез прославился благодаря вчерашней истории с Мировым Злом. Может, привлекал взгляды просто в силу того, что кулак у него был почти с голову господина Химэ. Такое нечасто увидишь. На Мема и на улице постоянно оглядывались. Не только в Арденне. Будучи одного роста с северянами-таргами, Мем был вдвое шире почти каждого из них в плечах, и от этого смотрелся еще выше. Вслед ему оборачивались даже в Столице. Тем более, что высокорожденным он не был, поэтому оскорбить многовековую таргскую честь любопытством и тыканьем в его сторону пальцами никто не опасался. К вниманию и шепоту за спиной Мем привык.
Наконец собрание было окончено. Кир Хагиннор, вопреки обыкновению, не стал говорить: "У кого есть нерешенные вопросы — останьтесь". Тем не менее, Мем проявил наглость и остался.
— Мне нужен ваш совет, — сказал Мем, скромно поклонившись.
Кир Хагиннор выжидательно смотрел на него. Кажется, он был не в настроении сегодня. Оттого и застращал совсем арданцев.
— Объясните мне, зачем господин Химэ вчера дал мне взятку, — продолжил Мем.
— Большую? — поинтересовался генерал-губернатор.
— Триста дян.
— Большую. Для Арденны это много. И за что же он тебе ее дал?
— Я у вас хотел спросить. Я ничего для него не сделал. И не собирался делать. Это местная традиция превентивного подкупа и я ему теперь обязан?
— Повезло тебе, — сказал кир Хагиннор. — Не успел приступить к работе, и сразу взятка. Большая и ни за что. Нет такой традиции ни у одного народа — просто так разбрасываться деньгами. Наверное, проверяет тебя. Хорошая ли у тебя память.
— Как мне себя с ним вести?
— Если он о чем-нибудь попросит, сделай удивленное лицо и переспроси: какие деньги? Будто нет у тебя ни памяти, ни совести, ни денег, как и положено имперскому чиновнику. Человек он, конечно, непростой. В Ардане за этим человеком сила. Такая сила, пределов которой не знаю точно даже я.
— Он сказал мне вчера, будто его компания страхует корабли, перевозящие грузы ценностью в несколько миллионов.
— В несколько? — приподнял бровь кир Хагиннор. — Как по-твоему, несколько — это сколько?
— Три... Пять. Может быть, восемь...
— Триста восемьдесят не хочешь? Ничего от него больше не бери. От потери впустую трехсот дян он не обеднеет. Но, если в следующий раз принесет тебе пять тысяч, ты должен будешь отказаться. Понял меня? Даже если будет, за что тебе платить. Даже если он обратится с просьбой в рамках закона, и ты не откажешь ему в услуге.
Мем поклонился:
— Да, кир Хагиннор.
— Я вот что подумал. Одному тебе с местными, наверное, управляться трудно. И людей тебе не хватает. Я выделю тебе помощь. Есть свободное инспекторское место? Отлично. Пришлю тебе своего человека.
Мем поклонился еще ниже. Позавчера эта новость его бы обрадовала. Сегодня почему-то нет.
* * *
Следующее дополнение к спискам на доске объявлений было сделано без бумаги. Прямо на стене рядом с доской, зеленовато-черным грифелем крупными круглыми буквами оказалось написано:
Нас учили добру.
Видимо, плохо учили.
Нас просили о помощи —
Камень в ответ получили.
Это уже было не смешно. Тем более, что доска хоть и располагалась сбоку от писарской, ближе к служебным помещениям и немного в стороне от пути, по которому внутрь попадали жалобщики и просители, все равно могла попасться посторонним на глаза. Мем потер надпись пальцем. Грифель пачкался, но буквы не пропадали. Мем подозвал писаря, спросил:
— Кто автор?
— Юншан, — отвечал писарь, прочитав строчки.
— Кто такой Юншан? — удивился Мем. Никого с таким именем в префектуре он не помнил.
— Поэт, — пожал плечами писарь. — Его казнили лет двенадцать назад. За вольнодумие и оскорбление власти.
— Я смотрю, ты начитанный, — покачал головой Мем. — Здесь это кто написал?
— Я не заметил, — развел руками писарь.
"И преданный, своих не сдаешь", — подумал Мем, но вслух сказал:
— Ты в префектуре работаешь, а не ткань в лавке по полкам перекладываешь. По сторонам смотреть должен. Сотри это. И списки ваши собери и спрячь. Доска объявлений существует не для того, чтобы каждый оставлял на ней все, что думает.
В общем зале инспектор Лурум за своей ширмой писал какие-то бумаги. В темном отводке коридора, ведущем к архиву и к прозекторской, дрожало на стене пятно от света лампы и слышались голоса. Видимо, там тоже меняли замки. Сразу после адмиралтейства Мем заехал домой, пообедать. Солнце пекло нещадно, поэтому он задержался. И сейчас пришел в префектуру через общий с усадьбой сад. Времени было — самый конец рабочего дня. Он обошел префектуру, поднялся в свой кабинет, посмотреть, сдала ли госпожа Мирир рапорт, и узнать, выполнены ли его хозяйственные распоряжения.
Рапорта не было. В кабинете, высунув язык, пыхтел над большой таблицей городской преступности Илан. При виде префекта он, не прекращая водить стилом, привстал с табурета и сразу же спросил:
— Господин префект, если человек переоделся в женское платье, взял топор и пошел в музыкальную академию, к какому разряду это преступление относится?
— В Арденне есть музыкальная академия? — удивился Мем. — У тебя на сколько еще работы?
— Еще на четверть стражи примерно. Просто я два раза переделывал...
— Не торопись, делай аккуратно. Замок в двери заменили?
— Заменили. Вот ключи. Оба.
— Один оставь себе. Когда закончишь — не забудь запереть дверь. Ключ не потеряй и не давай никому. И даже не показывай.
Мем забрал свой ключ и снова спустился в общий зал. Одна из ширм уже была развернута так, чтобы полностью загораживать то, что за ней происходит. Инспектор Лурум из-за своего стола исчез. Насколько мог бесшумно, Мем приблизился к ширме и заглянул за край. Тяжело облокотившись на стол, там сидел доктор Наджед, госпожа Мирир гладила его по спине, а инспектор Лурум раскладывал на листе пальмовой бумаги копченую рыбу и крошащийся, поломанный кусками свежий хлеб. Маленькие деревянные стаканчики под вино или виноградную водку уже стояли на столе, бутылка пока отсутствовала.
— Что за траур? По ком поминки? — осторожно спросил Мем.
Лурум от неожиданности вытянулся по стойке смирно и просыпал на пол крошки с руки. Госпожа Мирир подняла на Мема тяжелый взгляд и сказала:
— Не палите нас снаружи, идите уже или мимо, или внутрь... господин префект.
Мгновение поразмыслив, Мем подвинул ширму и сел рядом с доктором на скамью. Лурум опомнился, достал из ящика еще один стаканчик.
— Так что случилось, доктор? — повторил Мем.
— У вас чертовски сволочная работа, — объяснил Наджед, выпрямляясь и поднимая голову. Госпожа Мирир убрала руку с его спины. — Это в самом деле страшно — видеть все говно жизни в такой концентрации.
— А, — сказал Мем. — У нас со справедливостью оказалось еще хуже, чем у вас в лепрозории? Ну... вы сами попросили. Получайте — не скучайте. Что тут без меня было-то?
На самом деле ничего необыкновенного в префектуре в отсутствие Мема не произошло. Простая и, можно сказать, хрестоматийная история про бессилие и несправедливость.
Инспектор Лурум принял дело по изнасилованию и причинению телесных повреждений, доктор привел девочку в себя, помыл, перевязал, напоил успокоительным. Она назвала имена родителей и имена насильников. Как положено, послали за родственниками, отправили пристава и солдат для задержания. Из пятерых виновных сразу нашли трех, за одним из них мигом примчались родственники с деньгами и стали шуметь в префектуре и искать, от кого здесь можно откупиться. За вторым явилась мать и устроила ему в арестантской камере такую трепку, что его еле вытащили оттуда полуживого. Третий, наглый гаденыш лет пятнадцати, сам был сыном уличного судьи из верхних кварталов, ко всему происходящему относился с издевкой и сразу заявил, что вокруг него "пусть хоть все усрутся", но ему никто ничего не сможет сделать. Четвертый и пятый были двоюродными братьями девочки, догадались, что наделали глупостей, но боялись при этом больше родственников, чем правосудия, и куда-то спешно отчалили из города.
Девочка рыдала у доктора в подвале. И тут появились ее родители. Люди не бедные, известная в городе семья. Отец с каменным лицом демонстративно остановился возле писарей, вниз не пошел, и сказал только, что она сама во всем виновата. Мать ворвалась в подвал, стащила девочку со стола за волосы и стала возить ее по полу, крича, что она шлюха, опозорила семью, ввязала в это дело полицию, ославила их на весь город, что лучше б она сдохла — тогда это была бы достойная сочувствия трагедия, а не позорище. При том, что девчонку на самом деле без сознания и всю в крови подобрал прямо на улице патруль. Доктор, разумеется, за девочку вступился. Он-то привык оказывать помощь тем, кто сам хочет лечиться, а не тем, кому положено сдохнуть. Заодно досталось и доктору.
Разумеется, никакого дела заводить не стали. Был бы труп — было бы и дело, несмотря и на судью из верхних кварталов, и на тяжелый кошелек с деньгами. Просто доктор подвернулся вовремя. Родители забрали своего истерзанного ребенка, а уличный судья из верхнего квартала забрал всех остальных. Инспектор Лурум свернул начатые бумаги и бросил их в мусор.
На середине рассказа ширма качнулась, за нее заглянул один из помощников госпожи Мирир, присвистнул и сказал:
— Шубись, братва, тут хозяин мельницы.
— Заносите, — окликнула подошедших госпожа Мирир.
Они протиснулись внутрь оба, сели по другую строну стола. Второй виновато сказал, выставляя на стол пузатую бутыль:
— Мам, красной не было, мы белую взяли.
Госпожа Мирир молча составила стаканчики к центру, а ее сын, по возрасту, наверное, ровесник Мема, налил их по края чистейшим горлодером.
— Пейте, господа, — сказала госпожа Мирир. — С почином вас, доктор.
Доктор закусывать не стал, Мем тоже.
— А как же вы раньше работали, доктор Наджед? — поинтересовался Мем, когда тепло от самогона стало проходить внутри. — Ведь ваша работа тоже не делает людей мягче и добрее. Неужели у вас недостаточно толстая шкура? У меня был повод почувствовать на себе ваши руки. Я могу уверенно сказать: жалость — чуждое вам чувство. Вы либо не жалеете пациента, либо сознательно переступаете в себе через эту мелкую слабость.
Госпожа Мирир отщипывала кусочки от рыбы, вынимала тонкие косточки и с интересом смотрела на префекта. Кажется, Мем сделал или сказал что-то неожиданное для нее.
— Верно, — кивнул Наджед. — Когда режешь людей, действовать нужно быстро. Жалость задерживает руку. Жалея, только доставляешь лишние мучения. Жалеть нельзя. Моя работа — причинять боль. Чтобы стало лучше. Но не так, как сегодня.
— Наша — тоже. Когда находишь в обществе больной палец, не размышляешь, как поступить с ним аккуратно, чтобы никто не пострадал и не обиделся. У нас есть нож, называемый "закон". Тяп, и отрезал. Но некоторые дураки, как видите, вырываются и убегают умирать домой. У вас же, наверное, тоже так бывает? Мне, например, после таких историй людей вообще не жалко. Так, как сегодня, не так, как сегодня, — работа есть работа. Либо вы работает с нами, либо попали не туда, куда думали, и вам нужно отказаться, пока не поздно.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
