Фламенко - танец огня

Утром двенадцатого августа почтенный аббат Мариуш, настоятель небольшого монастыря Непорочного Сердца Святой Девы Марии, находящегося в окрестностях Лиссабона, приступил, как обычно, к исполнению своих неявных обязанностей, возложенных на него генералом ордена иезуитов. Обязанности эти заключались в контрразведывательном обеспечении безопасности сеньора Салазара.

Случись постороннему человеку узнать о 'втором дне' добрейшего аббата, он бы вряд ли поверил в это — невысокий худощавый священник, заметно прихрамывавший на правую ногу, которую он повредил, служа Господу миссионером в Анголе, славился в округе своим добродушием и терпимостью к людским недостаткам, у него всегда находилось доброе слово для всех, а дети просто обожали падре Мариуша, неизменно угощавшего их леденцами из казавшихся бездонными карманов рясы. Тем не менее, почтенный аббат был именно тем человеком, которому была доверена столь важная миссия. Объяснялось это просто — приехавший на юг Африки еще молодым священником, падре Мариуш не только нес погрязшим во тьме богопротивных языческих культов неграм слово Божье, но и неустанно трудился, отстаивая интересы Ордена на 'золотой трассе'.

Сие предприятие, одно из крупнейших в мире на многотрудной ниве контрабанды, возникло в середине XIX века (здесь и далее, все написанное о 'золотой трассе' соответствует РеИ — В.Т.). Суть его была проста и незамысловата: с одной стороны, золото на юге Африки мыли с незапамятных времен, причем, масса приисков, находившихся в глубине джунглей, контролировалась исключительно племенными вождями, совершенно не склонными делиться доходами от столь ценимого белыми людьми желтого металла с колониальной администрацией; с другой стороны, со столь же давних времен, в Индии было принято не только вести расчеты в золотых слитках и монетах, но и хранить в них сбережения, делать подарки на значимые события; да, почти столь же высока была роль золота не только в Индии, но и в странах Персидского залива.

Естественно, тут же возникли противоречия между требованиями закона и потребностями людей, далеких от совершенства. Проще говоря, колониальные чиновники в Анголе и Мозамбике, делая выбор между пополнением казны и приятной тяжестью собственного кошелька, в массе своей выбирали второе; негритянские же вожди нуждались в сбыте товара по более выгодным ценам, чем могла предложить португальская казна; британская администрация в Индии обложила поставки этого благородного металла в страну стопроцентным акцизом, а состоятельные индусы, как ни странно, желали покупать желтые 'шоколадки' по меньшим ценам; сходные движения души были и у арабов, не склонных платить закрепившимся в Договорном Омане англичанам запрашиваемые ими цены на золотые украшения.

Разумеется, нашлись добрые люди, готовые помочь всем терпящим неудобства от строгости законов — ими оказались ливанские торговцы-контрабандисты, династии которых веками занимались не вполне законными операциями в Средиземноморье и за его пределами. Их представители наладили скупку и вывоз золотого песка и самородков из Анголы и Мозамбика; далее, по прибытии в Бейрут, это золото аффинировалось до монетной чистоты или ювелирных сплавов, и, из него изготовлялись слитки и украшения, шедшие по трассе дальше на восток — большая часть шла в Британскую Индию, меньшая попадала к арабам.

Само собой разумеется, таким положением дел были довольны все: негритянские вожди, получавшие за свой песок много больше официальной цены; колониальные чиновники, скромные подношения которым от почтительных ливанцев многократно превышали их жалованье; покупатели золота и изделий из него, платившие за желаемое цену в полтора раза меньше установленной британцами. А уж как были довольны некоронованные владыки Бейрута, получившие источник доходов, приносивший миллионы фунтов в год!

Самым влиятельным среди недовольных оказался Орден Иисуса, привыкший за столетия непростых трудов к вящей славе Господней (девиз иезуитов — В.Т.) полагаться только на себя, в том числе, и в многотрудном деле финансового обеспечения своей деятельности. Задача оказалась в высшей степени сложной — ливанские кланы привыкли не подпускать к своим операциям никого, кроме родственников, такого же принципа придерживались и ведшие с ними дела многими поколениями рода индийских и арабских купцов. Верность же родне у ливанцев, даже у католиков-маронитов, стояла куда выше, чем вера в Господа; такой же расклад был и у индусов с арабами — поэтому внедриться в ключевые звенья 'золотой трассы' было непосильной задачей даже для иезуитов.

Таким образом, ни полный перехват, ни разрушение этого делового проекта были невозможны. Собственно, уничтожение 'золотой трассы' не было целью Ордена по двум причинам: во-первых, это не сулило ни малейших доходов, во-вторых, с высокой вероятностью приводило к жестокому противостоянию с королями международной контрабанды, что, без крайней необходимости, было нежелательно даже для столь могущественной организации, как Орден Иисуса.

Оставалось одно — перехватить хотя бы часть скупки, чтобы имея в руках этот важный козырь, выторговать себе часть прибыли от работы 'трассы'. Задача была крайне сложной, поскольку даже принявшие католическую веру негры веровали то ли в Бога, то в местные культы; законом же в Черной Африке всегда были джунгли, а прокурором — леопард, каковой, по неграмотности своей, никаких писаных законов не признавал. Проще говоря, попытавшиеся договориться с негритянскими вождями о скупке золота миссионеры-иезуиты запросто могли не вернуться — и, почти никогда нельзя было установить точно, то ли вождь приказал прикончить настойчивых монахов, то ли постарался кто-то из его окружения, подкупленный ливанцами на тот случай, если вождь соблазнится более высокой ценой, то ли причиной стали межплеменные распри, то ли расстарались сами контрабандисты, то ли лодку опрокинул потревоженный гиппопотам.

Задача усложнилась после открытия на юге Африки алмазных месторождений. Естественно, вскоре после этого простимулированные обещаниями хорошо заплатить за мутно-белые камешки с желтоватым отливом (алмазы из разных алмазных провинций отличаются цветом, если, например, многие якутские алмазы имеют идеальный бело-голубой цвет (т.н. бело-голубая гемма), то южноафриканские алмазы в большинстве своем желтоватые (т.н. первый желтый кейп, второй желтый кейп) — В.Т.), режущие стекло, негритянские вожди организовали поиск таких камешков и наладили их примитивную добычу. Соответственно, поскольку ставки в игре резко выросли, более ожесточенным стало и противостояние — тогда падре Мариуш и получил в ночной перестрелке на окраине Луанды пистолетную пулю в ногу, хорошо еще, что из маузера С96, а не из кольта 45-го калибра, в этом случае, скорее всего, ногу пришлось бы ампутировать. После этого священнику пришлось переключаться на работу в относительно цивилизованной местности — путешествовать по джунглям он больше не мог.

В конце концов, тяжелая работа братьев дала хоть и довольно скромные, но, все же, положительные результаты, заключавшиеся в том, что ливанцы согласились на заключение мира в этом вопросе, поскольку им требовались прибыли от стабильной работы трассы, а не бесконечная война с изрядными потерями. Стороны договорились о сохранении статус-кво в разделении скупки и о получении Орденом пусть и небольшой, но доли, от конечной прибыли в обмен на помощь в прикрытии доставки товара к покупателям. Падре к этому времени руководил работой братьев, занимавшихся этой работой в Луанде и ее окрестностях.

Этим богоугодным трудом он и занимался полтора десятилетия, уже и не надеясь увидеть Родину. Конечно, служба Господу превыше всего, но, слаб человек! — Мариуш все-таки надеялся хотя бы перед смертью увидеть родной Лиссабон, пройти по знакомым с детства узким улицам, выпить чашку кофе в скромной таверне, обнять родственников, поклониться могилам родителей. Всевышний услышал молитвы недостойного слуги своего — вскоре после того, как достойный генерал ди Кошта взял власть, падре получил приказ сдать дела заместителю и возвращаться в Португалию.

По возвращении выяснилось, что его ждет явная служба Господу в секретариате архиепископа Лиссабонского, и, тайная, как специалиста по контрабандистам, по порту столицы, за время его отсутствия ставшего одним из центров нелегальной торговли. Конечно, братья тщательно присматривали за крупнейшим портом страны, будучи в курсе многих дел — но и его скромная лепта, так сказать, 'лепта вдовицы', не оказалась лишней. Удалось вычислить многие уязвимые точки господ контрабандистов — и, когда дом Антониу начал наводить порядок, ему не пришлось делать это вслепую.

К этому времени падре Мариуш уже стал настоятелем скромного монастыря, богобоязненная братия которого равно умело управлялась и с работами на винограднике, и с винтовками Маузера. Его же главной обязанностью стало сбережение верного сына Церкви сеньора Салазара. Угроза жизни господина министра финансов была вовсе не шуточной, одни контрабандисты, наладившие транзит бразильских алмазов и золота, добытых нелегальными старателями-гаримпейрос, мексиканского серебра, с добычи и ввоза которого не были уплачены должные налоги и пошлины, турецкого и сербского опиума, используемого вовсе не в благородных целях облегчения болей страждущих, стоили очень многого. Положим, Орден сумел найти общий язык с ливанцами, договорившись о взаимных уступках, вне всякого сомнения, члены корсиканских, сицилийских, баскских, бразильских кланов, нарушая законы человеческие, никогда бы не пошли против ясно выраженной воли Церкви — но ведь оставались черногорцы, македонцы, албанцы!

Кто из этих господ был хуже, было известно разве что всеведущему Господу, а не его скромному слуге. Во всяком случае, все они были искренними поклонниками метода, согласно которому всякий, кто пытался помешать им заниматься наследственным ремеслом, подлежал ускоренной отправке на тот свет. Договориться с этими господами было практически невозможно, а хорошей иллюстрацией используемых ими методов было то, что албанцы нынче соперничали с македонцами, перед Великой войной почти монополизировавшими европейский рынок — прости, Господи! — наемных убийц (это действительно так — перед ПМВ в Македонии были деревни, где взрослые мужчины профессионально занимались либо контрабандой, либо заказными убийствами; что же касается албанцев, то у них на побережье контрабанда была самой престижной профессией — В.Т.). Черногорцы также нажимали на спусковой крючок, не утруждая себя долгими раздумьями.

Конечно, их возможности заметно уступали сицилийцам и корсиканцам, не говоря уже о хозяевах негласной столицы международной контрабанды, Бейрута — но, такое уж ли великое могущество требуется для того, чтобы оборвать одну хрупкую человеческую жизнь? Падре достоверно знал ответ на этот вопрос.

Первые зарницы.

В сентябре 1934 года Хосе Диас и Долорес Ибаррури приехали в Москву — Испания кипела, и, несмотря на то, что отъезд руководителей ИКП в такой обстановке был крайне нежелателен, необходимость обсудить действия коммунистической партии в столь сложной ситуации со Сталиным все же перевешивала.

Столица первого в мире социалистического государства встретила их холодной, по испанским меркам, погодой — выйдя из самолета 'Аэрофлота', Диас и Ибаррури обнаружили, температура воздуха едва ли выше пятнадцати градусов, что соответствовало ноябрю в Мадриде. Впрочем, сопровождающий и машина ждали их у трапа, так что замерзнуть им явно не грозило.

— Буэнос диас, компаньерос! — приветствовал их высокий, смуглый брюнет, с несомненной военной выправкой. Если бы не сильный акцент, его вполне можно было бы принять за испанского офицера в штатском.

— Буэнос диас, компаньеро! — поздоровались с ним прибывшие.

— Позвольте представиться — майор Ксанти — белозубо улыбнулся их новый знакомый. — На то время, пока Вы будете гостями нашей прекрасной столицы, я буду Вашим сопровождающим.

Конечно, гости прекрасно поняли, что их новый знакомый никакой не Ксанти, и, вполне возможно, не майор — но, за годы в подполье они привыкли воспринимать конспирацию как должное, так что никакой обиды у них такое поведение хозяев не вызвало. Вообще, эта поездка проходила в обстановке чрезвычайной секретности, словно партия снова находилась в подполье — сначала их под чужими документами, на нанятом советскими товарищами самолете перевезли во Францию, потом, с новыми комплектами документов отправили авиарейсом в Стамбул, а, уже там тайно посадили на аэроплан 'Аэрофлота', прилетевший за дипломатической почтой советского посольства в Турции. Поездка проходила со сказочной быстротой, но и выматывала несказанно.

— Сейчас мы с Вами поедем в гостиницу, Вам надо отдохнуть с дороги — доброжелательно сообщил компаньеро Ксанти. — Если Вы не возражаете, то к одиннадцати вечера Вас ждет товарищ Сталин.

— Компаньеро, можно задать Вам вопрос? — не выдержал Диас.

— Вы гости — по древней традиции Вам можно все! — по-прежнему доброжелательно сообщил встречающий.

— Что-то случилось, что понадобилась столь срочная встреча? — прямо спросил Диас.

— Я не знаю всего, но, мне сказали, что в Испании могут произойти нежелательные события — поэтому и потребовалось незамедлительно встретиться — глядя в глаза генсеку компартии ответил майор.

— Спасибо, компаньеро — ответил Диас.

В неброской, но уютной гостинице, находившейся в одном из переулков, расположенных в центре Москвы, гости привели себя в порядок с дороги — и сели пообедать.

— Долорес, как ты думаешь, нас пригласили из-за того, что товарищи узнали о готовящемся пронунсиаменто (военном перевороте — В.Т.)? — спросил Диас, когда было съедено непривычно плотное для испанцев первое, называвшееся странным словом 'борщ'.

— Трудно сказать, Хосе — пожала плечами Ибаррури, умевшая, как и большинство басков, быть, когда надо, рассудительной. — Подумай сам — если дело только в том, что генералы готовят переворот, зачем надо было приглашать нас в Москву? Неужели нельзя было передать нужные сведения в Испании — у нас ведь есть каналы связи?

— Тогда что это может быть? — логично поинтересовался Диас, ценивший умение 'бешеной Долорес', как ее звали враги, при необходимости превращаться совсем в другого человека, холодно рассчитывающего возможные варианты действий.

— Давай дождемся вечера — тогда и узнаем — ответила Ибаррури. — Не думаю, что компаньеро Сталин стал бы устраивать срочную встречу по пустякам.

— У тебя не нервы, а канаты из манильской пеньки — буркнул Диас, приступая ко второму блюду.

Привыкшая к таким оценкам товарищей Долорес снова пожала плечами — и, продолжила обед, благо, он хоть и состоял из незнакомых блюд, но был вкусным и сытным.

В десять часов вечера к ним пришел сопровождающий — майор явно устал за день, но настроение у него было хорошим.

— Буэнос ночес, компаньерос! — приветствовал их Ксанти. — Вижу, Вы готовы — это хорошо, нам пора ехать.

Машина ждала у подъезда, сама же поездка по вечерней Москве, непривычно пустой и малолюдной, после Мадрида, что испанским коммунистам понравилось — видно, что это столица победившего пролетариата, отдыхающего после трудового дня, а не гуляющих ночи напролет аристократов и буржуа! — заняла минут сорок. Проверка у ворот Кремля была короткой — вскоре они оказались в скромно обставленной приемной.