— Молчать! Вопросы здесь задаю я! — я повысил голос, — А то я смотрю тебе одного "фонаря" под газом мало, мы тебя вторым для симметрии украсим.
— О! Вы знакомы с трудами греческих авторов! Приятно видеть грамотного человека...
Мы с Ториром переглянулись.
— Вождь, оформи ему, — быстрый и резкий удар мурмана прервал речь чернявого.
Разговор пошел в более деловом ручье. Кто такие, как зовут, сколько лет, родовое имя, где живет. Хазарин, зовут Самуил, обитает на Днепре. Род занятий — купец. Конкретнее — скупал пушнину у корелов по дешевке в обмен на железо, возил на Ладогу, там продавал дороже. Так и запишем, спекулянт. Обстоятельства пленения? Попался на пути обратно, шел вдоль западного берега озера на лодке с восемью гребцами, вон она на берег вытащена. Часть народу даны убили. часть забрали в плен. Кто еще в плену — список имен его спутников. Из команды чернявого выжило четверо, включая его. Опять пошло нытье на тему "Отпустите, вам же легче будет". Бить не стали, завязали ему рот. Сунул ему на подпись протокол, с подписью "С моих слов записано верно", дата, подпись. Тот помычал — не силен в русском языке. Получил подзатыльник — таким уважаемым людям как мы верить нужно на слово. Покрутил карандаш в руке, помычал удивленно, и что-то написал. Отнесли его обратно.
Начали таскать по одному теперь его спутников. Вопросы те же, ответы тоже. Дата, подпись, протоколы в папку.
— Зачем так сложно? — Торир наблюдал за моими телодвижениями.
— Потом слова их сравню, вдруг обмануть хотят? Так и поймаю, да выведаю, почему обманывают.
— Хитро придумано, — Торир почесал голову, — Следующий!
По одному таскали остальных. Они оказались с балтийского побережья, добывали и возили янтарь на продажу на Ладогу. Командовали ими два брата, старший погиб, младший перед нами. В двух их лодках было двенадцать человек, в живых осталось только шесть, все легко ранены. Нормальные мужики, вроде, не то что этот спекулянт. Сидят вон хмурые, отпустить даже не просят. Закончили со взрослыми, перешли на подростков.
Подростки оказались из рыбацкой деревни на севере. Сами корелы, имена трудные, как у финнов в мое время. Их даны ограбили как нас в свое время, напали рано утром на деревню, жителей, кто убежать не успел, перебили, а этих пленили чтобы продать как рабов. Девчонку одну жалко, самую старшую, ее еще и изнасиловать успели, и не раз. Остальных не трогали, девственницы дороже стоят при продаже. Их тоже пока связали, да положили на прежнее место.
— По обычаю, что теперь с ними делать-то со всеми, Торир?
— Что в бою взято — то наше. Рабы тоже. И товар. И лодки.
— Н-да, сурово у вас тут. Тебе они нужны?
— Нет. Дома хватает. Моим может надо.
— Да блин жалко этих, мелкие которые. Что с ними будет теперь? — я все-таки не лишился еще остатков гуманизма.
— У нас — жить будут, да работать. Чего тут такого? — Торир пожал плечами, мол, дело привычное.
Ярослав вдохнул. Вот, точно, он же тоже раб, вроде нормально ему с мурманами. Но надо еще подумать.
— А с купцами этими как поступим?
— Товар — к нам, самих — на весла. На Ладоге, если есть кому выкуп внести, продадим.
— Просто у тебя, однако все. А если нет?
— Ну так в рабство продать, если кто возьмет, — Торир недоуменно на меня пялился.
— Может, в долг отпустим, особенно тех, с Варяжского моря? Вроде нормальные мужики.
— Будут в твоей доле добычи — отпускай, — усмехнулся мурман.
— Тоже верно, чего заранее гадать. Ладно, покормить их надо, одежки выдать из добычи, если надо, да тоже спать укладываться. Я только пока писанину почитаю еще раз, вдумчиво.
— И то верно, — мурман поднялся на ноги и пошел раздавать указания.
Утром отправили Кнута с частью команды за лодками, что на озере остались, а сами устроили совет. У нас тут проблема вывоза трофеев. Лодок тринадцать, нас — двадцать. Мы даже то, что с данов сняли не довезем, много слишком. Надо искать выход. В идеале — довести все лодки до Ладоги, там сдать за любые деньги. Как это сделать — непонятно. Надо бы Лиса подключить, но до него еще доехать надо, а это ополовинить экипаж. А вдруг еще кто нападет? Да и пленных куча, прыснут в разные стороны, и поминай как звали. Вернулся Кнут с первыми двумя лодками — думали на троих. Мозги плыли, аж захотелось курить. Давно у меня такого не было. Эх-х-х, был бы табак — я бы трубку сделал, как у капитана Врунгеля. Капитан Врунгель... О! А это мысль!
Мысль я озвучил своим мурманам, те покривились, потом оживились, потом прониклись. Нормальное будет развлечение после битвы, и полезное, и веселое. Только надо где-то взять пару лодок на четыре человека каждая. Прикинул, попросил Кнута взять пленного подростка, да до деревни их бывшей смотаться. Выбрали того, что постарше казался, он ни в какую не соглашается. После пары тумаков согласился, суровые тут способы убеждения. До обеда свезли все лодки данов с озера, приступили в разгрузке тел. Надо уже жечь, а то вонь уже стоит. Всех нарядил в прокипяченные тряпки, чтобы не заболели, и только в таком виде разрешал возиться с трупами.
Трупов было 432 человека. Именно такую цены заплатили мне даны за нападение на неприметный род на Ладоге несколько лет назад. Не сунулись бы — я бы тоже не выеживался. А так получите то, зачем пришли.
Кнут из разоренной рыбацкой деревни вернулся только вечером. Пацан пленный уже не сопротивлялся, мрачный как туча, тихонько пошел к своим.
— Там все сгорело. — махнул рукой Кнут, — если кто и остался, так в леса ушли, не найдешь теперь. Лодки две взял, как ты и просил.
От пленных послышался девичий плач. Видать, узнали, что стало с их селом. Я вздохнул, жалко ребят.
— Ладно, завтра у нас будет отдых, а вот пленным придется потрудиться. Покормите их, да пусть ложатся.
Утро было солнечным, ярким. Поднялись все мурманы, Торир им рассказал про нашу задумки, мужики оживились. Развлечений тут мало, любое отклонение от обыденности уже праздник. Пленных взрослых под такое дело тоже разбудили. Развязали их, построили, те потирали затекшие руки и ноги.
— Так! Слушайте меня. Есть у вас шанс добраться домой, да еще и с лодкой своей, и с частью товара.
— Ой вей! И Что таки должен сделать Самуил... А-а-а! Молчу, молчу... — затараторившего чернявого прервали легкой оплеухой.
— Так вот, чтобы отработать лодку да половину товара, надо донести вот это послание Лису на Ладогу, — я достал пару листочков бумаги.
На листочках были написаны наши координаты, кратко описан бой, и просьба прислать людей за долю малую для перевозки трофеев. Все это было на двух языках, чтобы не подделали, на русском и словенском. Да еще и печати стояли, моя с серпом и молотом, и Торира, с молниями.
— Кто первый дойдет до Ладоги и передаст Лису это, тот забирает лодку, половину товара, и идет спокойно домой. Кто придет вторым — на Ладоге разберемся, может, и вам чего перепадет. Вот вам транспорт, — я ткнул в качавшиеся на озере четырехвесельные лодки, — выход прямо сейчас. Определите, кто пойдет, и за дело.
Пленные сгрудились, две группы обсуждали услышанное.
— А мы на двух лодках были, обе отдашь? — это с Балтики спрашивают.
— А вы обе домой довезете?
— Не-а...
— Ну а чего спрашиваешь? Давайте быстрее определяйте гребцов, потом поесть, и в путь.
— Оружие дадите?
— Копья дановские да щиты, вам хватит.
— О! Это дело! — народ оживился, жизнь налаживается.
За пятнадцать минут разобрались, кто идет, а кто остается. Покормили гребцов, дали еды на пару дней, вывели лодки с ними подальше от берега.
— Раз! Два! Три! Поехали! — мужики без суеты, мощными гребками двинули посудины на юг. Теперь только ждать. Ну, не только, ладно:
— Господа! Делайте ставки! Первая Ладожская Регата началась! Кто ставит на то, что первым придут хазары? Так, я вижу интерес у Атли. Нет? На Балтику ставишь? Запишем.
Блин, а ведь реально весело пошло! Мурманы азартно ставили на ту или иную лодку, на разницу в приходе их обратно, да и на срок их в пути. По лагерю шли обсуждения тонкостей местных течений, ветров, погоды, способов управления на веслах, режима гребли. Я в этом не участвовал, только ставки принимал. У меня было занятие поинтереснее. Я переписывал трофеи.
— Меч, пятьдесят сантиметров, состояние удовлетворительное, без украшений, три штуки. Щит овальный, с умбоном, дубовый, одна штука. Копье, наконечник листовидный, с перекладиной. Это рогатина? Странно, я думал у нее два зуба должно быть, как у вилки. Ладно, рогатина, наконечник...
Записная книжка пополнялась новыми строчками. Еще там, на Ладоге, я договорился, что если мне будет что-то надо из трофеев, я беру в свою долю, без продажи на торге. Вот я и выяснял, что из этого всего мне надо, а что не очень. Пока ничего путного не попадалось. Ну хоть рассортировал добычу, бирки на мешки с добычей прицепил, да шмотье кожаное и доспехи от крови отстирали в озере. До вечера переписывал трофеи, самым ценным оказался бочонок с серебром, на лодке нашли. Его аккуратно пересчитали, там гривны были, и печатью из смолы закрыли. Не то чтобы боялись что наши украдут, но на всякий случай заделали. А то пригонят судно транспортное с Ладоги для перевозки трофеев, а в пути случится "утруска и усушка" военной добычи — с кого спрашивать? Подумали, и остальные мешки опечатали. Теперь у нас в лагере чистота и порядок. Только трупы смердят.
Костер с данами зажгли в полдень, да потом еще дрова из леса до вечера таскали. Трупов было много, дров, необходимых для сожжения, соответственно тоже надо много. По лагерю стоял запах жженого мяса. Причем мой мозг понимал, чье это мясо, поэтому я сидел на диете, аппетита у меня не было, да и тошнило постоянно. Так и вегетарианцем стать недолго, вон, уже мужики на этот счет прикалываются. Мол, переходи на траву, как конь будешь. И спать в стойле. Хохмачи, блин.
— Как думаешь, когда придут за нами? — подошел Кнут, — Да и придут вообще?
— Придут, я там такое расписал Лису, что сам приедет, вот увидишь. Лишь бы гребцов у него хватило.
— Три или четыре лодки мы и сами оттащим, а остальные если не заберут бросать придется.
— Да на доски их пустим, если что, да и загрузимся ими. Доски-то на Ладоге в цене, сам видел.
— И то верно, — повеселел корабел, — а по дням как?
— Я думаю, если все нормально будет, дня два-три они туда, потом столько же или больше обратно. Дней семь, и станет ясно. Ну еще два подождем, на всякий случай.
— О! Здорово! А то у нас дрова кончились, надо пополнить. Да корпуса протянуть. Да машину Обеслав пока посмотрит.
— Кстати, где он?
— А вон он, с пленными сидит...
Мой племянничек сидел у костра со связанными пленными, и что-то им рассказывал. Они возраста примерно одного, вот и общаются. Решил уши погреть, чем там молодежь нынче интересуется. Незаметно так, бочком, со своей записной книжкой в руках подошел к ним.
— ... гул стоял, от того и проснулся. Даны вечером на кораблях были. Утром своих искать собирались, тех что за лодкой с парусом странным большим пошли. Я проснулся от гула того, глядь — чудище пятиглазое! Страшное! Огнем глаза горят ярко, да дышит так... Пых, Пых, Пых! И давай чудище то данов убивать! За нас, рыбаков, мстить! То Хозяин озерный послал, нас выручить. Даны кричат, а чудище все не успокаивается, огнем их жжет, дыханием своим губит. Они уже и в плавь бы бросились, да то мы на озере свои, они тут чужие, чудище бы их забрало. Они гибнут, я а рад, отомстил за нас Хозяин озерный, не дал в обиду детей своих верных. Потом уже вы пришли, добили данов..., — старший, тот что ходил к рыбацкой деревне, рассказывал свою версию ночного боя.
— Хе-хе, чудище. Да мы то были, и днем тоже мы, только парус весь не разворачивали. А гул то от машины моей. И глаза его — то мы прожекторы установили, — Обеслав посмеивался над сверстниками, да еще и словечки мои в речь вставлял, понты детские они и в Африке понты.
— Врешь поди? — парень недоверчиво посмотрел на него.
— Да с чего вдруг? Машину ту я запускал, и прожектора ставил. А потом мы из винтовок постреляли, да и высадились чтобы добить. Они у меня батю убили, даны эти.
— У нас тоже никого после них не осталось, — девчушка, которой больше всех в плену досталось, старшая, грустно произнесла это, и положила голову на плечо парню.
— Они к нам четыре лета назад по осени пришли. Папку моего, да братьев его побили, мы в лес уйти успели. Зиму пережили, потом к нам Сергей пришел, странный такой, он вас на разговоры тянул, — Обеслав рассказывал нашу историю.
— Колдовал что-то, я тебе точно говорю — оживилась мелкая девчушка, — я видела.
— То не колдовство, то письмо. Он писать любит, мы для этого ему из дерева делаем штуку такую специальную, бумага зовется. Я тоже так могу писать, он научил. Он многому научил, машины делать, трактор, железо доброе плавить, да рыбы много на озере брать.
— Мы тоже много брали — это второй пацан, поменьше, — бывало, целую лодку отец привозил.
— Ты нашу лодку видел? Вот мы ее за полдня всю рыбой набивали, там под тонну выходило, — Обеслав гордо посмотрел на сверстников.
— Сколько? — в тоннах тут не понимали.
— Ну, вот если это — он достал магазин от винтовки, — полтора килограмма, то много сотен таких вот по весу.
Магазин пошел по рукам. Руки были связаны между собой, забыли их развязать, да и просто так легче было.
— Сотни таких вот!?— старший посмотрел на Обеслава, — Врешь, небось?
— А чего мне вам заливать? Сами и посмотрите вскоре.
— Да как мы посмотрим-то, доля рабская, тяжелая, куда теперь — сами не знаем, — старшая девчушка приуныла.
Разговор сворачивал в нехорошее русло, сейчас он им наобещает кучу всего, а потом балаболом выйдет, если по-другому все пойдет.
— Обеслав! Познакомился уже? — я подошел к костру, пленные поежились при виде меня, и сбились в кучу, — Тоже страдальцы, от данов натерпелись. Ладно, потом пообщаетесь, дело есть.
Обеслав махнул ребятам рукой, и пошел со мной.
— Что за дело-то?
— Дело об одном очень разговорчивом мальчике, — я посмотрел на племянника.
— Ты про этих? Ну а разве... А как с ними дальше будет-то?
— А не знаю. Их с меча взяли, по обычаю теперь в рабстве прибывают, — я развел руками, — пока.
— Так давай их себе заберем, у нас людей не хватает, а эти без роду без племени верные будут, — пацан, кстати, дело говорил, молодец.
— Ты понимаешь, что если мы их себе возьмем, вообще без добычи останемся? Только с ними и придем?
— Да хрен с ней с добычей!
— Не ругайся!
— Извини, наслушался от... некоторых, — он еще и хамит, послали небеса племянничка, — добычу мы сами себе сделаем. Что они предложить-то могут? Сами как звери живут, ни сортира теплого, ни трактора, конями пашут! Даже на Ладоге! Гвоздь выпал из ЗИПа — так чуть не налету схватили! Проволоку мою, которой прожектора укреплял, чуть не уперли, потом еще и выкупить пытались. С мурманами на торг ходил, стекло оконное посмотреть в рубку капитанскую — так нет его! Только стаканы какие-то, да побрякушки! Я...
