Так, вот тут уже что-то совсем серьезное. Всех нас с самой катастрофы не собирали ни разу. Максимум четыре группы совместными усилиями одну сильно борзую банду гоняли. Что ж на этот раз случилось? Так, точка 'восемь' — это гуманитарный пункт на повороте на Галич и Чухлому. От нас — больше сотни километров, но нам — не пешком, так что через пару-тройку часов будем на месте.

— Татарин принял, — отозвался я, и повернулся к сидящему за рулем 'Хантера' Боровкову. — Игорян, слышал? Погнали к вышке, теперь нам Самсона вызывать...

— Не услышишь тут, пожалуй, — мрачно хмыкает он. — Поехали...

Настрой Боровкова понять можно, сейчас его очередь лезть на сотовую вышку.

Я всегда считал себя резким и серьезным парнем, напугать которого — задачка не из легких. Но, не буду врать, сейчас мне страшно. Страшно даже оторвать взгляд от грязных мысков своих ботинок и поднять на нее глаза. Думаю, я тут сейчас такой не один. От услышанного становится зябко шкуре, а волосы, если б моя голова не была обрита наголо, давно уже стояли бы дыбом. И дело не только в том, что она рассказывала, и даже не в том что... Еще и вид рассказчицы жути нагонял такой, что сердце сбоило временами.

Вы фильм 'Иди и смотри' глядели? Да, тот самый, про сожженную фашистскими карателями вместе с жителями белорусскую деревеньку? В нем еще совсем молодой Алексей Кравченко снимался... Я смог от начала и до конца осилить ровно один раз и пересматривать не могу. Не потому, что фильм плохой а потому что не могу. Так вот, помните лицо главного героя в момент, когда фашисты амбар с жителями подожгли? Помните эту застывшую перекошенную маску вместо детского лица? Сейчас перед нами почти тоже самое, но только настоящее, без грима. И женское.

Она стоит перед нами, в накинутом на плечи тяжелом ватном армейском бушлате и чьих-то берцах на босу ногу. Да, в гуманитарный лагерь она пришла босая. По этой хрустящей под ногами полужидкой ледяной каше. До Чухломы — почти сорок километров, сколько она шла босиком — я не знаю, вряд ли все расстояние но... Даже пара сотен метров по вот этому босиком — уже пытка. Ей сразу же принесли табурет, но она его словно не заметила и продолжила стоять. По-моему, она вообще плохо осознает, что происходит вокруг кроме одного: она дошла до тех, кому должна все рассказать. И теперь рассказывает.

Отец — участковый в Чухломе, мама — бухгалтер в какой-то купи-продайной конторе, младший брат... Все как у всех. Потом — земля, заходившая ходуном и рушащиеся, как костяшки домино, пятиэтажки по соседству. Им повезло — частный сектор, только стекла повылетали и мебель попадала... А через три дня пришли толпой ЭТИ. Тюремные робы с номерами по описанию узнать не сложно, но вот количество беглых 'зе-ка'* малость ошарашило. Как и тот факт, что все они были вооружены. Тут явно не только охрану ИК* разоружили, у фсиновской 'вохры' столько просто нет. Отец, получивший табельный пистолет в 'околотке' еще перед самым ядерным ударом, пытался отстреливаться и велел им бежать в сторону Галича, к гуманитарному лагерю, к людям, к 'Стрижам', к нам...

Но ПМ — плохой помощник против десятка автоматов, думаю, он и первый магазин отстрелять не успел... Что было дальше, она описывает очень подробно. Как прибивали к стене дома уже мертвого отца, что делали с мамой, с ней самой, с младшим братом. И как их добивали выстрелами в голову, а в нее, воющую над телом матери, почему-то не выстрелили... Но при этом голос у нее, словно компьютерная программа, что на вокзалах в Москве отправления поездов объявляла: ровный, безжизненный, без малейшего намека на эмоции. И от этого тоже страшно и неприятно глядеть в ее сторону, проще землю взглядом буравить. Она сейчас вообще на манекен похожа, но не тот, что в витрине модных магазинов, а будто из комнаты страха в заезжем 'луна-парке': замершее морщинистой неподвижной маской лицо, длинные, белоснежные волосы, ярко зеленые, но при этом совершенно пустые, будто у целлулоидной куклы, глаза. И ровный голос без эмоций... Седая безумная старушка с лицом страшной статуи... Четырнадцати лет отроду. На которую боятся поднять взгляд битые-перебитые жизнью взрослые мужики, не боящиеся ни бога, ни черта.

Все, не могу больше! Отхожу, да что там, почти отбегаю в сторону. Едва успев разглядеть, чуть не врезаюсь в Артема Рыбальченко, отзывающегося на прозвище Фишер, бывшего офицера армейской контрразведки.

— Ты откуда? — непонятно зачем тупо спрашиваю я у него.

— Из Галича, в УВД катался. Пытался информацию проверить.

— И что?

— Ничего. Вообще. Сразу после ядерных ударов и землетряса связь была. Хреновая, но была. А теперь — тишина. По всем линиям. И отдел полиции молчит, и военкомат, и горадминистрация. Даже пожарную часть МЧС и пункт ПИО* тамошнего аэродрома вызывать пытались. Все без толку, нигде не ответили. Видимо, все правда.

— А были сомнения? — отмахиваю я рукой в сторону окруженной кольцом наших седой детской фигурки в огромном для нее бушлате, и голос мой чуть не срывается.

— Не заводись, Саныч. Это во мне прежняя должность говорит. 'Особист' на веру не принимает ничего и проверяет все. Иначе — говно он, а не 'особист'.

— Ладно, — чуть успокаиваюсь я. — Проверил. Информация не опровергнута, но и не подтверждена, разве что косвенно. Дальше что?

— Дальше — наших ждем. Я одну машину в сторону Чухломы отправил. Со всеми предосторожностями, да и ребята там бывалые — из 45-го полка*. Справятся. Вернутся, доложат, тогда и решим, что к чему.

Разведчики вернулись через три часа, уже поздним вечером. Хотя, сейчас, с этой висящей над головой мутной непроглядной мглой, утро, день и вечер почти неотличимы — серый сумрак повсюду, разве что ночь от дня отличается, ночью вообще ни черта не видно. На их доклад собрались все, кто к этому моменту в лагерь прибыть успел — больше двух сотен 'Стрижей' и тех самых, отовсюду понемногу набранных, резервистов. В общем, если коротко — все подтвердилось. Чухлома захвачена какими-то непонятными вооруженными людьми. Пресловутых тюремных роб и бушлатов ни на ком почти уже не видно, но нескольких человек все же углядели: переодеться-то они переоделись, но некоторые, видимо, из 'форсу бандитского' свои синтепоновые бушлаты черного цвета с серыми полосами и номерами на груди снимать не стали, так и таскали их поверх обычной гражданской одежды. Причем, что характерно, одежды по виду совсем новенькой, будто только из магазина или со склада какого. Впрочем, почему 'будто'? Наверняка тамошние магазины раздербанили.

На въездном КПП в Чухлому со стороны Галича — ни одного знакомого нашим разведчикам лица, а ведь парни с тамошней администрацией еще четверо суток назад контакт установили и с ополченцами на КПП дозиметрического контроля если и не задружились, то уж как минимум — познакомились. Зато сама будка КПП вид имеет очень характерный: словно после недолгой, но активной перестрелки, все стены пулями испятнаны — живого места нет, сплошное решето. Тел не видно, но оно и понятно, кто ж прямо рядом с трупами сам обустраиваться будет? Это уже совсем на голову больным нужно быть. Опять же, холод — не холод, а все же не совсем трескучий мороз на улице — разлагаться и вонять начнут. Вот тела и оттащили куда-нибудь.

Словом, прояснили ситуацию. Среди наших 'нестроевых' резервистов из Чухломы — четверо. Они как рассказ о творящемся в городе услышали — так их еле удержали. И то, исключительно доводами о том, что от четверых там толку не будет, только сами лягут почем зря. Мол, выдвигаться всей толпой нужно. И они теперь только команды и ждут, по всему видно. В общем, вопрос 'Что делать?' в нашем случае не возникает. Есть другой вопрос: 'Как?'. У уголовников явное преимущество в количестве 'активных штыков'. И они, упрощенно говоря, на укрепленной позиции, а мы — в чистом поле, хотя, скорее — в лесу. Зато на нашей стороне — высокий уровень индивидуальной подготовки, неплохая сработанность в малых группах, просто богатый опыт ведения боевых действий. Как в той поговорке, что я в какой-то книжке прочитал? 'Каждый мексиканец рождается с ружьем в руках, но половина большая половина так и не может научиться из него стрелять до самой смерти'. Так и тут толпой задавить горстку плохо вооруженных и не готовых к нападению деревенских ментов — это вам не с обученной 'спецурой' тягаться.

Впрочем — недооценивать противника тоже нельзя. Нас слишком мало — и трех сотен не будет. А в Чухломе, по самым примерным и скромным прикидкам разведчиков — не меньше тысячи рыл, а скорее — ближе к полутора. Четыре, а то и пять к одному при самом благоприятном раскладе... Какими бы подготовленными мы ни были — без толкового плана действий лезть не стоит. Так я Фишеру и сказал.

— Согласен, — кивнут он. — Я сейчас от местного УВД и военкомата людей жду. С крупномасштабными картами Чухломы и соображениями по проблеме. Сама по себе карта — это разноцветная бумага, на ней дыры в заборах и старые, не зарытые котлованы да траншеи под трубопровод на стройках не обозначены. А они — местные, глядишь, и подскажут что. И это, резервистов из Чухломы найди. От них, надеюсь, подробностей еще больше узнаем...

Операцию планировали до полуночи. Рядили и так, и этак, прикидывали, откуда в город входить удобнее. Зеки в Чухлому пришли с северо-востока, мы входить будем с противоположной стороны, с юна и юго-запада. Здорово портит планы здоровенное озеро, на берегу которого Чухлома стоит, но — делать нечего. Охватываем город в полукольцо и малыми группами движемся вдоль улиц по заранее намеченным маршрутам, уничтожая всех встреченных уголовников. Судя по тому, что от девочки узнали, там сейчас чисто средневековый беспредел, примерно как после команды: 'Отдаю вам город на три дня'. Все пьяные и творят, что хотят. А публика там изначально к дисциплине не приученная. Так что, ни про боевое охранение, ни про дозоры можно сильно не волноваться. Это не вражеская армия, это банда. Причем, банда свежесобравшаяся, стихийная, в которой никакого подобия иерархии (ну, кроме чисто зоновской: кто у них там в законе, кто — мужик, а кто и вовсе — чушкарь-парашник) в этом стаде пока еще нет. Этим и воспользуемся.

Когда постановка задач подходила к концу, в палатку тихой тенью проскользнула молодая женщина в полевой форме МЧС.

— Умерла ваша девочка.

Вокруг стола враз стих гомон десятка голосов и стало настолько тихо, что сломавшийся в кулаке Фишера карандаш треснул, будто винтовочный выстрел.

— Писец тварям. Я не я буду — живыми не уйдут!

Первых бандитов мы взяли в ножи на бывшем дозиметрическом КПП на подъезде к Чухломе, том, что возле местного молокозавода. Сам контрольно-пропускной пункт был смешной: бывший пост ДПС ГИБДД, со стороны похожий одновременно на коммерческий киоск начала девяностых, голубятню и трансформаторную будку. Этакий ярко-желтый из досок сколоченный сарайчик два на два, окна которого были прикрыты здоровенными ржавыми, некогда покрашенными синей краской 'ставнями'. Местные военные уже после ядерных ударов попытались его сделать хоть слегка похожим на фортификационное сооружение и по обе стороны от дороги возвели невысокие, примерно по грудь взрослому мужчине, стены из железобетонных блоков, а саму дорогу перегородили шлагбаумом из тонкой металлической трубы. Вот и вся фортификация. Думаю, когда бандиты напали, то пост сопротивлялся секунд сорок, вряд ли дольше. Но и за это время стены будки КПП превратились в решето. Защиты от холода и ветра они теперь не давали ни малейшей и 'дежурившие' у шлагбаума уголовники жрали водку у костра прямо под открытым небом, разве что полотняный туристический полог над своей лавкой кое-как натянули. Вряд ли они сюда встали добровольно, ведь все 'веселье' сейчас в городе, потому и к несению службы отнеслись, мягко говоря, без энтузиазма. Двое расселись на лавке под провисшим уже пологом, еще двое стояли лицом к костру и спиной к дороге. Бутылку водки передают по кругу и хлебают прямо из горла, закусывая колбасной нарезкой из вакуумных упаковок, навалом валяющиеся в раскисшей картонной коробке у костра под ногами. Караульщики, туда их в дышло! Ну-ну, готовьтесь.

С бесшумным оружием у нас был конкретный швах. Нет, вообще оно в 'оружейках' штаб-квартиры и 'региональных офисов' 'Стрижей' имелось, сам видел неоднократно. Хорошо быть 'дочерним предприятием' Министерства обороны: появляются возможности, о которых обычные ЧОПы, пусть даже и самые крутые, и мечтать не могут. Но когда нас отправляли сюда, о том, что может возникнуть необходимость в 'Валах' или 'Винторезах' никто и подумать не мог. Вооружили обычными модернизированными 'семьдесят четвертыми', магазинов дали с запасом... Патронами нас и местные снабжают неплохо, этого добра в закромах у Родины — эшелоны. Зато теперь без шума — не подойти, а зачем нам ставить в известность о своем присутствии всю уголовную братию в Чухломе еще до начала операции? А без шума как?

Снимать часовых вызвались два 'сорокопятчика', те самые ребята из подмосковного разведполка спецназначения ВДВ, что на разведку по команде Артема катались. Ну, да, их, наверное, такому учат. Отдав нам свои автоматы и разгрузки, чтоб не громыхнуть чем-то невзначай, оставив себе только ножи и пистолеты, парни будто растворились во тьме. Ждать пришлось минут пять, я уже сомневаться в квалификации нашей десантуры начал, до КПП — и полусотни метров нет, где они пропали? Оказалось — зря сомневался: рывок двух стремительных фигур к костру я откровенно проморгал, хоть и ждал его. Чего уж об уголовниках говорить. Те, скорее всего, и понять не успели ничего. Короткая перебежка из темноты в круг света с разных сторон расстрелянной будки и короткие, практически синхронные удары ножами куда-то в область почек. Два тела с висящими на плече автоматами рухнули, как подкошенные. Минус два. Один из сидящих успевает вскочить и тут же получает явно отлично отработанный тычок между ребер, точно в сердце. Последний, похоже, принявший больше остальных, или просто на выпивку не такой крепкий, сидит на лавке, тупо таращась на валяющиеся в грязи трупы подельников. Один из разведчиков бьет его ногой в лоб. Затылок бандита со звуком двух столкнувшихся бильярдных шаров вписывается в стену КПП и тот сползает с лавки. Минус три, да плюс 'язык'. И все за считанные секунды. Хорошо в Кубинке разведку ВДВ готовят, уважаю. Хотя, что-то мне подсказывает, что теперь уже 'готовили', исключительно в прошедшем времени.

'Потрошить' пленного будут прямо сейчас, но уже без нас. Нам еще на исходную выдвигаться, почти до самого озера. Тут недалеко, по прямой примерно два с половиной километра. Но не по дороге, а через поле и старую, давно заброшенную 'промку', скорее всего, бывший мехдвор, где при Союзе колхозные трактора стояли. Между двумя деревушками в три дома, Зубарево и Тимофевской. А там как раз на окраину Чухломы и выйдем, аккурат к улице Октября которая через пару сотен метров пересечется с улицей Калинина, по которой мы в центр городка и двинемся, в сторону военкомата и отдела полиции. Попутно зачищая от зеков частный сектор.