Беззаконные края

Беззаконные края. Борис Громов на правах рукописи (с). Подмосковье, 2017 год.

2024-й.

И снова у меня 'круиз по воде'. Речная часть обратного пути прошла, по сравнению с дорогой в Ярославль, спокойно, можно даже сказать — скучно. Негромкие шлепки мелкой речной волны по бортам баржи, шипение белой пены, расходящийся из под носа баржи бурун. Теплый уже почти летний ветерок в лицо. Красотища... Разве что солярным выхлопом на палубе воняло гораздо сильнее, а дизель судовой рычал громче и натужнее. Механик тут — явно не Семёныч. Но — дареному танку в дуло, как известно, не заглядывают. А плохо идти на барже по реке — все равно лучше, чем хорошо топать это же расстояние на своих двоих, вроде, озвучивал я уже эту нехитрую истину.

К тому же я теперь плыл в почетном и уважаемом качестве пассажира грузовой баржи, носящей гордое имя 'Бесшабашная'. Ей богу — не вру, так на корме и написано. Раньше название было другим, понятное дело. Но прежнее теперь скрыто под толстым слоем черной краски, а текущее — вот оно, у всех на виду, набито крупными буквами по чуть кривоватому, явно самодельному трафарету. Владелец, он же капитан, похоже, изрядный шутник. Впрочем, каждый сходит с ума по-своему. К нему я по понятным причинам за разъяснениями не полез, а вот у старпома названием поинтересовался. Впрочем, получить мало-мальски вразумительный ответ у крепкого чернявого мужика мне так и не удалось. Тот лишь недоуменно литыми плечами повел и глубокомысленно изрек: 'Ну и? 'Бесшабашная' — да, так все же не 'Безбашенная'...'. И, явно довольный собой, потопал дальше по своим важным и срочным старпомовским делам.

Статус пассажира сделал путешествие куда более комфортным: никаких тебе дежурств или ночных дозоров. Разве что при нападении придется с автоматом в руках место у борта занять (и это самое место 'по боевому расчету' мне в первые же минуты пребывания на борту продемонстрировали). Но нападение то ли будет, то ли — нет, а вот все остальное время я предоставлен самому себе. Поначалу как-то чудно было, непривычно. Первые пару дней, не буду лукавить, тупо отсыпался, вставая с комковатого, не первой свежести, но, хотя бы без насекомых (и то хлеб), матраца только для того, чтобы по графику камбуз навестить и чего-нибудь на зуб закинуть. Ну, еще предельно вдумчивую чистку оружия провел, пока время есть. И когда в Кинешму заходили, у трапа постоял, поглазел.

Похоже, капитан 'Бесшабашной' старается названию собственного плавсредства соответствовать. Или просто фрахт денежный подвернулся? Я теперь не охранник, пусть и временный, никто со мной информацией о характере и стоимости перевозимых грузов делиться не спешит. Впрочем — а оно мне вообще надо? Правильно говорят: 'Меньше знаешь — крепче спишь'. Решили капитан и штурман в Кинешму зайти — значит, дело у них там. И плевать они хотели на разные суеверия. Опять же заходили-то буквально на пару-тройку часов: какие-то ящики сгрузили, другие, почти такие же — на борт приняли. И пошли себе дальше 'вниз по матушке по Волге'. Вот мимо устья Меры, кстати, прошли, не снижая хода. Может, не знает капитан о здешних сектантах, а может с ними только Гольденцвайг дела ведет...

Кстати, сама Кинешма, вернее, та ее часть, что я с баржи разглядеть сумел, мне чем-то уж совсем зловещим не показалась совершенно. Ну, город... Разрушенный, да. И что? Таких сейчас не то, что в Поволжье — по всему миру едва ли не двенадцать на дюжину — вся планета в руинах лежит. Здание речного вокзала и причалы выглядят, конечно, обветшавшими, не чета ярославским, но совсем уж в труху пока не рассыпаются. Опять же, это именно причалы старой постройки, а не новодельная деревянная пристань, как в Никольске. Ремонт основательный не помешал бы, спору нет, но бойкой ярмарки, как в Ярославле, тут не имеется, а значит — нет и лишних средств. Вот и пользуются местные 'остатками роскоши былой', своими силами латая их в меру сил и возможностей. Домики вокруг порта тоже, по большей части, выглядят вполне обжитыми. Словом, ничего инфернального, я таких поселений за последние годы не один десяток видел. Это Ярославль или Киров на общем фоне выделяются сильно, практически мегаполисы, а тут — ничего особенного.

Кстати, к вопросу о Гольденцвайгах, что старшем, что младшем: даже интересно, как там у них дела идут и чем все закончится? Смогут они этого своего Колывана к ногтю взять? Не мое, конечно, дело, да и не знаю я, кто там из них изначально прав или виноват был, но болею, понятно, за Костю и отца его. И не только потому, что они для меня вроде как 'свои'. Скорее потому, что бизнес, конечно, бизнесом, но наемных убийц к конкурентам подсылать, заложников брать да засады устраивать — это уже не про торговлю совершенно. Это уже чистой воды бандитизм. И у меня, как у бывшего 'мента специального назначения', ни малейшего сочувствия и понимания такие фокусы не вызывают. Особенно с учетом того факта, что засаду в том числе и на меня устраивали. Не персонально, разумеется, но мне и того хватить могло за глаза. Тюкнул бы в меня шестиграммовый кусочек свинца в медной 'рубашке', или даже куда меньшего размера и веса рваный стальной осколок и все — 'спокойной ночи, малыши'. Человек вообще животное хрупкое, ему много не нужно. Но интуиция мне подсказывает, что если и узнаю я окончание этой истории, то еще очень нескоро. Когда еще судьба в Ярославль занесет? Нет, ярмарка у них там отличная, но я все же не купец. А просто так, для своего удовольствия, такие крюки давать — это уже совсем 'бешеной собакой' быть нужно. Да еще и весьма при этом состоятельной.

Врать не буду, приподнялся я на этом контракте очень солидно: и деньги мне Костя выплатил все, честь по чести, и отец его, после моего 'скромного участия' в неприятной ситуации, в которую Костя умудрился влететь посреди собственной конторы, щедроту души проявил истинно русскую, несмотря на фамилию и национальность 'по пачпорту'. Сначала хотел было благодарность выразить, что называется, в денежном эквиваленте, но, видно, сообразил, что не очень красиво это со стороны смотреться будет. И, как я понимаю, слегка встряхнув, как ту грушу, Валеру и Юрку, выяснил, за чем именно я собирался на торжище в тот самый момент, когда банда отмороженных наркоманов с Пустошей решила к его сыну в офис 'на огонек' заглянуть. По крайней мере, именно так я его осведомленность для себя объяснил. Потому что вариант, в котором он с моим словесным портретом обходит торговые ряды на ярославской 'стрелке', выясняя, не видел ли кто эту морду лица, мне кажется еще более фантастическим.

Словом, подарил он мне и радиометр, причем именно такой, как я сторговывал (видимо, не врал продавец — ничего лучше в данный момент на всей ярмарке ни у кого в продаже просто не было), и шлем. Правда, вот тут не угадал: я себе старого образца 'Маску' приглядывал, а он практически не пользованный (даже наклейки с клеймами заводскими на внутренней стороне шлема не стерлись еще) питерского производства ЗШ купил, тот, что 'один точка два'. Со снимающимся забралом и с встроенной радиогарнитурой. Вообще, конечно, шлем отличный, пусть и с немного избыточными для меня 'опциями' — нет у меня сейчас рации, и вряд ли в ближайшее время появится: и удовольствие это недешевое, и переговариваться по ней мне попросту не с кем... Но в остальном — все просто отлично. А про дуло даренного танка я, вроде, упоминал буквально только что.

Зато уголовный розыск ярославский мне подкузьмил, кабы грубее не сказать. Ни один из честно добытых в бою стволов так и не отдали, паразиты. Хотя, на один 'Вал', тот, что главарю принадлежал, я втихаря губу уже раскатать успел. Но — 'не склалось'. Опера уперлись рогом. Давили, негодяи, на то, что это — орудия преступления и вообще — вещдоки. И ведь не поспоришь. Это в Никольске при попытке тамошних 'дружинников' таким образом отжать честно нажитое, можно было всех послать по матушке и идти к Гвоздю, прояснять ситуацию. А тут, выходит, все по закону: и полиция у них есть, и следствие, и даже суд. Все как у настоящих... А раз все по-взрослому, то где это видано, чтобы полиция вещественные доказательства по уголовному делу раздавала направо и налево? Правда (и, полагаю, при участии на этот раз уже Кости), заплатили за каждый автомат и пистолет 'лысых' вполне справедливую компенсацию, не по верхней ценовой планке, понятно, но — без обмана. А больше при налетчиках, по большому счету, и не было ничего. Видимо, или припрятали они полученные от заказчика деньги до того, как в двухэтажный домик на Волжской набережной заявиться, или вообще должны были расчет 'по факту' получить. Кто мне теперь правду скажет? Из выживших бандитов сейчас опера в Ярославле ударными темпами жилы тянут, мне с ними пообщаться уже никто не даст. А потому, если и есть у них тайная ухоронка, то расскажут о ней точно не мне. Эх, Сан Саныч, опять ты мимо кассы!

Впрочем, я теперь и без того парень вполне состоятельный. Оплатил себе пассажирское место на 'Бесшабашной' и неспешно и спокойно дочапал сначала по Волге, а потом по впадающей в нее речке Унже до небольшого городка Мантурово, что в бывшей Костромской губернии. Это, конечно, не совсем то, что нужно, даже не земли 'князей', а самая их южная граница, оттуда до Никольска пехом по дороге еще сто восемьдесят километров, если по трассе, вернее — тому, что от нее осталось. Но что такое неполные две сотни верст по сравнению с изначальным расстоянием от Ярославля? Да можно сказать, что и ничего. За пять дней спокойным шагом по дороге дойду. В принципе, можно и ускориться. Читал я когда-то в журнале 'Солдат удачи' про Французский иностранный легион, так у тех был какой-то 'марш кепи блан' — этакое уже ставшее ритуалом испытание: марш-бросок на семьдесят километров без остановки. Я, конечно, не иностранный легионер, да и возраст у меня уже... Но полсотни километров, если не по лесам-буеракам, в день сделать пока еще могу, если очень нужно. Просто сейчас жилы рвать не буду. Ни к чему оно. Не настолько я в Никольск спешу. Приду — как приду. А там — 'Две кружки' и таинственные 'серьезные мужики', что хотят встретиться именно со мной. Причем настолько, что уже в третий раз Никольск навестить ради этого собираются. А ведь времена нынче такие, к частым путешествиям из чистого интереса совершенно не располагающие.

И даже если они не появились еще, просто задержусь в Никольске, подожду их. Заодно отосплюсь, отъемся и силы после болезни восстановлю, благо деньги теперь имеются пусть и не поражающие воображение, но — вполне солидные. А то что-то не устраивает меня текущее состояние. Вроде, и поправился, не кашляю больше, одышка и учащенное сердцебиение при нагрузках уже не беспокоят, а все равно, силенок и выносливости прежних — как не бывало. Что при моем роде занятий — очень даже не есть хорошо и может закончиться проблемами. Серьезными, вплоть до полной несовместимости с жизнью. Вот на кой, скажите, мне такое счастье?

На третий день, поняв, что окончательно отлежал все ребра на стареньком, набитом комковатой ватой матрасе, выбрался на палубу. Май 'раскочегарился' по полной программе: даже от воды уже холодом не так сильно тянет, а там, где высокие борта от речного ветерка прикрывают — так и вовсе натуральный солярий. Эх, еще б так сильно выхлопом не воняло — и вообще благодать. Но, нет в мире совершенства. Поболтал немного со скучающими охранниками из отдыхающей смены. Ни о чем, просто ни к чему не обязывающий треп, время занять. Послушал новости из Мантурово, Шарьи и окрестностей, рассказал, что знал, про творящееся вокруг Никольска, да и в Емве я тоже с портовой охраной тамошней не просто так за жизнь трепался..

Это раньше хорошо было: газеты, радио, телевизор, интернет. А теперь в сотне километров от тебя полномасштабная война идти будет — а не узнаешь, пока до тебя не докатится. Выяснил мимоходом, что в Ярославль 'Бесшабашная' ходила с грузом стройматериалов: бруса, досок и прочего, и тканей, которые тамошние бабы за долгую зиму наткали из выращенного прошлым летом льна. Что везли назад — охранник не сказал, а я и спрашивать не стал. Но, полагаю, или медицину разную (насколько опасен в наших краях в отсутствие вакцины тот же энцефалитный клещ — я уже рассказывал) — сейчас как раз самый сезон. Или радиотехнику. Остальное, вроде, и свое должно быть. С другой стороны, вроде, в здешних краях до войны какие-то свои фармацевтические мощности были — помню, был тут в первые недели после 'обмена любезностями' со Штатами, колонны беженцев вдоль железной дороги, что от Ярославля через Галич. Мантурово и Шарью на Киров ведет, в сторону Вятки сопровождал... Так что, возможно, не просто что-то покупают. Может там все взаимовыгодно. Впрочем, мне оно не очень-то и важно.

Из действительно полезного узнал только, что 'князья', и правда, объединив свои банды... в смысле, конечно же 'дружины' в одну весьма впечатляющих размеров кодлу, ушуровали с кем-то воевать. С кем — охранник был не в курсе, но о том, что объединенные княжьи силы пошли не на юг, а куда-то на запад, говорил с немалым облегчением. Ну, да, на юге-то как раз они — Мантурово да Шарья. Границы 'княжьих' земель как раз практически по 'железке' и провели когда-то. А каково оно — с 'князьями' хлестаться, тут позабыть не успели еще. И, хотя те уже давно не позволяли себе лишнего, и даже какое-то подобие мирного договора с костромскими землями заключили, известие об объединении 'дружин' многим добавило седых волос и сожгло немало нервных клеток. По словам моего словоохотливого собеседника, и у них, и в Шарье и еще полудюжине близлежащих городков поменьше чуть не в набат ударили, подняв в ружье все силовые подразделения и даже подготовив к мобилизации резервистов по принципу 'все способные держать оружие'. И знаете, даже не пытаюсь обвинить здешнее руководство в трусости. Но что способны 'дружинники' лично я нагляделся еще в Чухломе. И повторения чего-то подобного категорически не желаю. Впрочем, тревога оказалась ложной, а 'князья' дружною толпой отбыли куда-то в сторону Нижнего, вернее, его до сих пор не шибко безопасных в плане радиации развалин...

Странно, вроде проходили мы в тех местах по дороге в Ярославль, пусть и водой и несколько выше. И ничего особенного я там не заметил. Впрочем, 'куда-то в сторону' — совершенно не означает 'именно туда'. Как я уже упоминал, все 'князья' — бывшие авторитетные уголовники. И хитрых лисов среди них предостаточно, следы запутывать и туману напускать, маскируя свои реальные планы, они умеют очень хорошо. Так что, куда и зачем вся эта шайка-лейка отвалила — вопрос открытый.

Задерживаться в Мантурово я не стал: дел у меня тут особых нет, да и взяться им было неоткуда. Не ходят отсюда обозы в края 'князей'. С ними тут, ну, скажем так, вооруженный нейтралитет. Классическое 'войны не хотим, но к отпору готовы'. И никаких торговых связей. Возможного агрессора прикармливать — себе дороже выйти может. Так что, попутный контракт мне тут не светит, однозначно. Разве что на выездном КПП подошел поздороваться и парой слов перекинуться к старшему наряда. Мы с ним знакомцы старые, еще с тех времен, когда первый, наступивший сразу после ядерных ударов, хаос тут совместными усилиями в подобие нормы приводили. Лучшими друзьями, может, и не стали, но воевали рядом. А это, знаете ли, сближает.

— День добрый, Анатолий-джан!

— И тебе не хворать, Саныч, — невысокий, бритый, как и я, наголо, мужик примерно моего возраста явно встрече обрадовался. — Давно не виделись. Сам как?

— Да нормально, вроде, — развожу руками я. — Руки-ноги на месте, чего бога жалобами гневить?

— Тоже верно, — соглашается тот и, чиркнув несколько раз старенькой типа-'зиппой', прикуривает самодельную папиросу. — Угостишься?

— Не, дружище, я так и не начал.

— Удивительно, — хмыкает мой собеседник, — при таких-то как у тебя 'соседях' я б не то, что закурил, спился бы... Как ты среди всей этой сволочи жить вообще умудряешься?

— Ну, давай уж по-честному: сволочи там далеко не все. Хотя, что 'князья' в большинстве своем, что 'дружиннички' их... Но кто-то же должен, случись что, всех этих 'быков' назад в стойло загонять... Куда ж без нас?

— В большинстве? — скептически хмыкает Анатолий — Ну-ну...

Не буду я спорить, у него на эту тему свое мнение: он во время попытки 'князей', тогда еще земли не поделивших и одной кодлой по окрестностям куролесивших, подмять здешние края под себя, брата и отца потерял. Ему бессмысленно объяснять, что некоторые 'князья', вроде Гвоздя или того же Черномора уже, действительно, из 'коротких штанишек' рэкета и бандитизма выросли — не поверит и не поймет. Они для него так бандитами и остались. Впрочем, таких, как Черномор и Гвоздь — единицы. Остальные... Словом, по поводу остальных Толя прав.

— И что, — выдув в сторонку клуб ядреного махорочного дыма, продолжает он, — хорошо у вас выходит этих... кхм... 'бычар' за рога, да в стойло? Только честно?

— Если честно, — скривившись, сплевываю в пыль я, — с каждым месяцем все хуже и хуже. Буреют. Силу набрали, забывать начали, кто мы и на что способны. Да и мы — не молодеем нифига. Многие уже учеников набирать стали, обучают. Но они — не мы, к сожалению. Для подготовки просто толкового учителя мало. Методика нужна, матбаза... Инструктора грамотные.

— Как в армии, — подсказывает Толя.

— Точно, — соглашаюсь я. — Сам знаешь: далеко не все, кто сами что-то умеют, могут толково других обучить. Тут тоже немалый талант необходим... А откуда у нас это все? Так что, случись новая Чухлома — можем уже и не сдюжить...

— Настолько мрачно? И что делать думаешь?

— Уходить, — честно признаюсь я. — Еще прошлой осенью на эту тему подумывать начал, но по зиме с двусторонним воспалением легких слег — еле на ноги поставили. Но сейчас уже нормально все. Одно дело в Никольске осталось. С ним разберусь и — ухожу.

— А куда? — досмоливший свою вонючую до невозможности папиросу, Анатолий тушит ее о железные перильца крылечка, у которого мы с ним стоим, и отправляет окурок в недолгий полет — точно в стоящую неподалеку старую, грязную и побитую уличную мусорную урну.

— В Вятку.

— А чего не к нам? Тут тоже люди, — выделив последнее слово, явно намекая на свое отношение к 'князьям', — живут, не только в Кирове...

— Толь, вот не обижайся только, но... Ты в том Кирове сам был?

— Ну, — коротко соглашается тот, — один раз, пару лет назад...

— Вот и вспомни Киров, а потом, — я демонстративно развожу руками, словно пытаясь обвести жестом все окрестности...

— Это да, — Толя насупился, но вынужден вновь согласиться. — Там живут, конечно, покучерявее...

— Даже не в этом дело, — перебиваю его я. — Там для таких как я — возможностей больше, чем у вас тут. Намного.

— Так, насколько я знаю, не шибко-то вашего брата, 'хэдхантера', в Вятке привечают, — не сдается он.

— Это смотря кто, — глубокомысленно выдаю в ответ я. — И смотря кого...

Не найдя что ответить, собеседник мой лишь плечами пожал.

— Гляди, дело хозяйское. Если что — тут тебя тоже примут. А вот от этих... — он лишь молча мотает головой на север, в сторону Никольска, — ...уходи. Люди разное говорят, но все как один — нехорошее. Прав ты, силу они набрали, и немалую. Думаю, сначала попробуют вас придавить, а потом, если не дай бог выйдет — и нас на крепость по-новой попробовать. Тесно им там, 'жирных кусков' мало, а сладко жрать желающих — все больше. Ничем хорошим оно не кончится. У нас вон, тут давеча знатный шухер был...

Да уж, последние следы этого, как выразился один комический кинозлодей, 'грандиозного шухера', я прямо сейчас вокруг наблюдаю. Правда, уже только следы: пустые капониры с лужицами протекшего масла и солярки на дне, покоцанный и раскрошенный совсем недавно гусеницами асфальт, и без того на ладан дышащий, подновленная стена вокруг города, особенно на северном направлении. В общем, готовились ребята к самому худшему. Да и сейчас все еще готовы. Танки, конечно, в ангары назад загнали, но вот БТР-'восьмидесятка', который 'А', что с тридцатимиллиметровой пушкой в пушечно-пулеметном модуле на месте башни — вот он, под маскировочной сетью слева от КПП притаился. И, судя по открытому люку в левом борту, экипаж — на месте, а не в караулке чаи гоняет. Парни ко всему готовы. Впрочем, имея таких соседей, как вологодские 'князья', расслабляться — себе дороже. Иначе проснешься как-нибудь поутру, а голова твоя — в соседней тумбочке...

— Ладно, Толя-джан, пойду я, пожалуй, — протягиваю я ему ладонь, прощаясь

— Бывай, головорез отмороженный, — крепко сжимает он мою руку, — осторожнее там. И это... Реально, уходи оттуда. Чем быстрее, тем лучше.

Еще раз кивнув на прощание, одновременно и прощаясь и давая понять, мол, понял тебя, я выхожу за ворота КПП. Да, я действительно планирую уходить с территории 'князей'. Но не сегодня.

Придорожные заросли давно наползли на обочины, скрыв под собой уже всеми позабытую полосу отчуждения, и здорово вытянулись вверх, образовав если и не туннель, то уж как минимум — зеленый 'коридор', хорошо освещаемый солнцем разве что в полдень. Поэтому идти в тени и прохладе было легко и приятно. Дорожное полотно тоже сохранилось весьма неплохо: чинить его, конечно, не чинят, но зато и движение оживленностью, мягко говоря, не отличается. Поэтому разбивать асфальт последние годы было особенно некому. И даже ставшего привычным ржавого автохлама на бывших дорожных полосах, на обочинах и в кюветах — не так уж много: все же довольно близко до обжитых мест, все что могло хоть на что-то сгодиться — давно укатили и утащили. В общем — вполне себе ничего условия для пешего перехода. Главное — бдительности не терять. Мало ли, кто еще мог забрести в здешние края, пока Гвоздь и прочие 'князья' в отлучке. Одних разбойников залетных я совсем недавно лично в 'страну вечной охоты' отправил, но кто поручится за то, что не набежали новые?

Впрочем, видимо, весь лимит отпущенных судьбой на мою долю приключений я за последние недели выбрал начисто. До самого вечера вокруг меня разве что птицы на разные голоса надрывались, да ветер кронами деревьев шумел. Ну, еще облезлая, не до конца вылинявшая лиса дорогу перебежала, причем, зараза, особенно не торопясь. Чем дальше — тем смелее зверье, я об этом, вроде, упоминал уже. Впрочем, от лисы особого вреда не будет, если не бешеная, а вот на что-то более серьезное, вроде волков, или, не приведи боже, 'волколаков' — нарваться не хотелось бы... С другой стороны — крупных брошенных городов на моем пути нет, а значит — и волко-собакам взяться тут неоткуда, те как раз вокруг больших руин обитают.

Ночевать устроился в салоне ржавого автобуса 'Неоплан', протаранившего некогда кондовую, еще во времена Союза из бетонных плит сложенную, остановку. Та подобного обращения не вынесла, и сложилась, будто гигантские фишки домино кто-то бросил неаккуратно, но и обидчику своему нанесла 'несовместимые с жизнью' повреждения. Уж не знаю, когда именно эта авария произошла: непосредственно в момент обмена 'ядерными любезностями', или в суматохе последовавшей за ними эвакуации — плохо организованной, поспешной, бестолковой и оттого повлекшей не намного меньшие жертвы. Как бы там ни было, к настоящему моменту в салоне не осталось ни одного кресла, все оконные стекла, пережившие аварию, были позже выдраны вместе с уплотнителем, даже резиновое покрытие с пола центрального прохода оторвали безвестные мародеры... Впрочем, меня сейчас слегка иное интересовало. Какая ни есть, а крыша над головой — это раз. А то ближе к вечеру весьма многозначительного вида темные тучи наползать с востока начали, как бы дождь ночью не начался. Пусть и лишенные оконных стекол, но по-прежнему высокие борта давали некоторую защиту от лесного зверья. Обе распахнутые настежь пассажирские двери, пусть и изрядно поржавевшие, я, поднажав плечом, привел в состояние 'окупадо', что в испанских общественных туалетах означает 'занято'. Человек откроет запросто, а вот волку или лисе такое не под силу. Медведь, конечно, справится легко, но против мишки у меня автомат имеется. Это уже номер два. Ну, и в качестве традиционного третьего 'за' (вот как-то принято у русских причины, как положительные, так и отрицательные, в тройки собирать, не больше, не меньше) выступала здоровенная черемуха, растущая позади остановки и сейчас покрытая белоснежными цветами, одуряюще-сладко пахнущими. Вот под этот запах я и заснул, натянув на случай весьма вероятного дождя прямо в разгромленном салоне брезентовый тент из армейской плащ-палатки, постелив под себя нарубленных по-быстрому в лесополосе еловых веток, и укрывшись плащом-пыльником. Не шинель, конечно, но за неимением графини — и горничная вполне сойдет, давно и не мной подмечено. И сны мне в ту ночь снились просто замечательные. Про давно ушедшие в прошлое спокойные и безмятежные времена и, полагаю, канувшие в небытие места... Красивые... Там почти так же сладко пахли цветы, пусть и совсем другие и шелестело волнами чистое и теплое море... Последние по-настоящему мирные и спокойные дни моей жизни...

За семь лет до описываемых событий.

Теплый вечер, легкий ветерок несет с моря прохладу. Дневная жара уже спала, и народ выбрался с пляжей и гостиничных двориков на здешнюю Мейн-стрит. Улица, на самом деле, на греческом называется как-то иначе, куда длиннее... Но греки — ребята ленивые, как я успел уже подметить, и сами в этом вопросе не напрягаются, и туристов не напрягают, когда, например, дорогу объясняют. Мейн — он и в Африке Мейн, и в Греции — Центральная улица.

Вот по Центральной улице городка Фалираки отдыхающие сейчас и вышагивают чинно, кто парами, кто, как я, сам по себе — вечерний променад. Погулять перед ужином, поглазеть на симпатичных и весьма условно одетых девчонок, зазывающих туристов в ночные дансинги, которых тут хватает. Здесь через фасад — если не дискотека, так ресторанчик или таверна, ну, или магазин сувениров. Еще на Мейне имеется пара стрип-клубов, правда, тамошние 'зазывалы' от дискотечных не так уж сильно отличаются: все же не разнузданный Таиланд, а вполне себе спокойная Греция, на Родос кроме русских разве что немцы массово отдыхать приезжают, причем в большинстве — семейные. Тут с нарушением общественной морали все строго. Поэтому и реклама стриптиза тут такая, умеренная. У одного заведения — лишь светящаяся надпись 'Exotic Dance' на фронтоне. Второй стрип-клуб вообще прячется за названием 'Tiger Club', и что там за 'Тайгер', можно понять, лишь подойдя вплотную и разглядев пару небольших афиш прямо возле входной двери, из которых все и становится ясно. Ну, и барышня в мини-юбке и маечке-топике перед входом. То ли просто зазывалы, то ли уже хостес — не знаю, не в курсе пока. Не заходил еще ни в одно заведение, ни в другое. Словом, если не особенно приглядываться, то можно и проворонить здешние 'злачные места'. Да уж, это точно не Рио-де-Жанейро и даже не Патонг, не говоря уж про Бангкок... Впрочем, сегодня я на стриптиз и не собирался, возможно — в другой день загляну, у меня в планах на этот вечер значится только вкусно покушать и погулять по вечерней свежести.

Втягиваю носом воздух. Хорошо! Близким морем пахнет. И цветущими олеандрами. Ага, я еще и в цветах понимаю. Вот такая многогранная личность... На самом деле, у меня мама цветы очень любит: в родительской старенькой 'хрущевке' все подоконники горшками и горшочками заставлены. Правда, для меня олеандр всю жизнь был этаким цветущим 'мини-фикусом', ну, в смысле — крупный цветок, куда больше фиалки или еще какой орхидеи, но все же цветок — в горшке растет. А вот на Родосе у меня приключился натуральный разрыв шаблона, когда я опознал олеандр в здоровенном — в три моих роста и в четыре обхвата, кусте на улице. Но цветы — те же самые, белые и розовые, с нежным ароматом. В общем — сбылась мечта идиота, выбрался я на теплое море. И мне здесь очень нравится. Отпуск не начался толком, а я в глубине души уже повторение в следующем году планировать начал. Словом — благодать. Вот еще бутылочку ледяного 'Мифоса' себе сейчас прикуплю, и будет вообще волшебно. Кстати, забавно, никогда бы не подумал, что греки способны такое отличное пиво варить, вроде, не совсем их направление, они все больше по винам да узо — крайне мерзкой на вкус анисовой водке, сногсшибательно пахнущей сиропом от кашля 'Пектусин'. В общем, это самое узо — та еще пакость, пить которую русский человек, избалованный нормальной водкой, будет разве что с самой великой тоски и отчаянья. А вот вина тут реально приятные. И пиво отличное — 'Мифос' и 'Альфа', но первое мне чем-то больше понравилось.

Проходя мимо хорошо освещенной витрины, делаю ручкой стоящему прямо за ней пухлому мужичку в возрасте, который там сейчас меняет какие-то висящие под стеклом рекламки с фотографиями автомобилей. Тот, явно узнав, приветливо улыбается, и машет в ответ. Запомнил. Ну, еще бы. Когда я четыре дня назад зашел в его заведение под названием 'Билл Ангелов — Рент э Кар', он на меня и внимания не обратил сперва: ну, зашел очередной турист поглазеть — эка невидаль. Греки вообще напрягаться не любят, я, вроде, об этом говорил уже, даже те, что в сфере обслуживания туристов 'трудятся' (тут разве что официанты — приятное исключение, эти жужжат, как пчелки). Остальные — те еще флегматики. Ну, зашел турист — и зашел, надо ему чего — подойдет и скажет. В общем, в отличие от египетских арабов, на которых я один раз успел поглядеть еще до того, как полицейским выезд за границу запретили, в Греции тебя никто за руки хватать и к полкам с сувенирами тащить не будет. Скорее — наоборот, у меня уже сложилось впечатление, что если слямзить по-тихому с полки какой-нибудь магнитик с картинкой, или гипсового Колосса, и броситься на выход — следом никто не побежит. Потому как лениво и ну его нафиг.

Отношение резко переменилось, стоило мне сказать, что я планирую арендовать машину сразу на двадцать дней. Куда только вся лень подевалась? Уж не знаю, Билл он на самом деле, или нет (скорее — нет, тут все больше Никосы, Ставросы да Костасы), но хватка в нем проснулась сразу истинно американская: оформлять договор аренды метнулся шустро, будто электровеник. Опять же, скидку дал хорошую, за 'долговременность'. Поинтересовался, где проживаю, услышав название 'Уайт Пэлас' кивнул, знаю, мол, такую гостиницу (а чего не знать — тут идти-то метров триста, разве что с Мейн свернуть влево на перпендикулярную улочку придется) и сходу обрадовал: назад перед отъездом машину к нему можно и не гнать, достаточно просто оставить ее на гостиничной парковке с документами в бардачке и ключом под ковриком перед сиденьем водителя. Разве что попросил бензина залить 'на прощание' не менее трети бака. Нифига у них тут коммунизм!

В общем, по итогам, машину я выбирал дольше, чем документы оформлял. Поначалу Билл пытался мне втюхать открытую 'Ауди-ТТ', мол, отличная машина, быстрая, да еще и кабриолет! Но я благоразумно отказался. На Родосе гор достаточно, пусть и не особенно высоких. И серпантины дорог в тех горах весьма извилистые. Не настолько я Шумахер, чтоб на малознакомом спортивном кабриолете по тем серпантинам кататься. Довод господина Ангелова, мол, не боись, парень, по договору вся расходы по страховке, что машины, что здоровья водителя — с фирмы, был подвергнут жесткой критике. Так и сказал ему на своем слабеньком и изрядно подзабытом школьном английском: 'Мистер, я сюда отдыхать приехал, а не в больнице лежать, пусть и за ваш счет'. Билл на пару секунд надулся обидчиво, как хомяк и в сердцах предложил мне 'Смарт'. Вот, мол, бери, раз так безопасности хочется, безопаснее просто некуда... На 'бешеную табуретку' я тоже не согласился. В конце концов, сошлись на японском внедорожнике 'Судзуки Джимни' в 'пляжном' исполнении, в смысле, вместо крыши — дуги, на которые можно тент натянуть, а так крыши нет. Глянулся он мне: серебристо-серый, ухоженный, слегка подлифтованный, на внедорожной резине с 'зубастым' протектором. И с открытым верхом — давно мечтал на чем-то таком покататься, да в наших широтах оно как-то не складывалось. К тому же — подключаемый полный привод... Читал я где-то, что изначально 'Джимни' для японских сил самообороны делался и, вроде, военные на него не жаловались. То есть — с армейскими корнями машинка, вроде нашего УАЗа-'Хантер' или американского 'Хаммера'. Только куда компактнее, не такая прожорливая и весьма комфортабельная. В общем — беру, заверните.

И вот уже четвертый день я нещадно эксплуатирую этого достойного представителя японского автопрома. Вышло, кстати, очень выгодно: в комплекте с хорошим путеводителем я тут в самом прямом смысле сам себе экскурсия. Не нужно никому платить (ну, разве что за бензин, но он тут хоть и дорогой, но все же дешевле экскурсионной поездки). Зато при этом нет необходимости вприпрыжку куда-то ломиться, чтобы не отстать от группы, все достопримечательности осмотреть можно спокойно и неспешно, а если понадобилось притормозить на 'техническую остановку', или, совсем наоборот, если захотелось прикупить себе черешни свежей, или лимонада какого — тоже запросто. Взял, и остановился, никого уговаривать не нужно. Словом — с машиной лучше, чем без нее. Объехать, правда, успел пока немного, но в самом Родосе побывал, по старому городу побродил, полюбовался на парочку оленей при входе в бухту, где некогда, если мифам верить, стояла статуя того самого Колосса Родосского, бывшая каким-то там по счету легендарным Чудом Света. И в Камирос заехал, не смог упустить возможность побывать в мини-Помпее. Этот городок, если моему путеводителю верить, тоже когда-то, чуть не три тысячи лет назад, засыпало напрочь, только не пеплом вулканическим, а землей — какой-то мега-оползень тут приключился. И откопали его, вроде, только итальянцы уже в тридцатых годах, перед самой Второй Мировой, так что город сохранился удивительно хорошо. Все остальное время, как и хотел, валялся кверху пузом на пляже, да в удивительно чистом и прозрачном море купался.

А сейчас, по вечерней свежести топаю в 'Акрополи', ну, в смысле в 'Акрополь', если по-русски. Это ресторанчик местный, я на него в первый же день налетел и теперь каждый вечер тут ужинаю. Завтраком меня мой 'Белый Дворец' обеспечивает, в строгом соответствии с условиями путевки, обедать и полдничать уже где только не доводилось: и гиросом* в забегаловке на пляже, и нежнейшим творогом с йогуртом и фруктами в кафешке при каком-то малюсеньком местном монастыре... А вот ужинаю я тут, в 'Акрополе', плотно и вкусно. Вообще я в том же путеводителе прочитал, что греческая кухня считается простой, не особенно изысканной, но я и сам парень рабоче-крестьянский, так что от простоты здешней кулинарии не страдаю совершенно. Зато оно все на вкус отличное, и порции тут размерами своими нарушают все положения Женевской конвенции о гуманном отношении к пленным. Из-за стола каждый раз едва ли не колобком выкатываюсь, пытаясь понять — на кой черт я все это съел? И постоянно ответ на ум приходит только один: 'Потому что это было очень вкусно'. Слаб человек. Но, в конце концов, отпуск у меня! Имею законное право!

Тепло и вполне по-приятельски здороваюсь с девушкой-хостес, мы с ней еще в первый вечер познакомились — она не местная, из Братиславы, студентка. А на Родосе подрабатывает во время каникул. Хорошенькая, к слову, можно попробовать замутить курортный роман. Правда, она на работе почти все время, но ведь должны же у нее выходные быть? Тут, кстати, таких много: и в ресторанах-тавернах, и в дансингах, и вообще везде. Присаживаюсь за указанный ею столик.

— Добрый вечер, Саша, — практически мгновенно возле меня материализуется Василис — тутошний официант, очень хорошо, практически без акцента говорящий по-русски. Как я понимаю все мы, из бывшего Союза приехавшие — его законная добыча. Напарник Василиса, я сам слышал, крайне бодро лопочет на немецком и английском. Кто у них тут обслуживает итальянцев или французов — не знаю, не видал таких в 'Акрополе' пока.

— Калиспера*, Василис, — улыбаюсь я в ответ. — Чем угощать сегодня будешь?

На эту тему мы с ним еще в мой первый визит договорились, я парню так и сказал: хочу попробовать настоящую греческую кухню, так что ты меня тут каждый вечер чем-то новеньким на свой вкус и угощаешь. Официант если и удивился, то виду не подал. И сегодня четвертый день, как он меня с кухней своей родины знакомит. Я тут уже и мусаку пробовал — это что-то вроде запеканки из баклажанов, помидор и картошки на оливковом масле и с бараниной, и сувлаки — маленькие такие свиные и куриные шашлычки на деревянных шпажках. Разумеется, греческого салата наелся, настоящего, с греческим сыром фета и оливковым маслом. Тот же фета, кстати, и в поджаренном на гриле виде — чудо до чего хорош. В первый день я был настолько неосторожен, что даже согласился на греческие сладости на десерт... Ну, что тут сказать... Предложат вам попробовать настоящий греческий катаифи — бегите. Быстро, чтобы не догнали. Я вот сдуру попробовал. Урок вынес ровно один — если ты доешь порцию этого самого катаифи до конца — сахарный диабет тебе гарантирован. Из этой пироженки, чем-то напоминающей татарский чак-чак, мед не капает, он оттуда льется потоком. Я в прошлый раз даже половины не одолел, а выйдя из ресторана, в забегаловке прямо через дорогу купил себе порцию дешевого гироса с острым соусом: тупо зажрать мясом и картошкой-фри вкус меда во рту, и избавиться от стойкого ощущения подташнивания. Жуткая штука!

— Сегодня у нас, — последнее слово Василис голосом выделил, мол, именно у нас с тобой, остальные — в пролете, — салат из тунца и лобстер термидор.

— Термидор это как? — на всякий случай уточняю я.

— Это значит — уже вскрытый и запеченный со сливочным соусом, сыром и приправами.

— Круто, — только и развожу руками я. — А это точно греческое блюдо?

— Саша, — укоризненно смотрит на меня официант, — ты где, в Греции? А ресторан — греческий? Ну, и как тебе тут могут подать не греческого лобстера термидор?

— Согласен, — понятливо киваю в ответ, — тут в паре сотен метров — на набережной, 'Макдональдс' стоит... Так там наверное, самые греческие Биг-Маки продают?

— Самые, — с абсолютно серьезным выражением лица соглашается Василис. — На всем свете... Но у нас — приличное заведение, гирос и бургеры — это не к нам. А на десерт...

При воспоминании об истекающем медом недоеденном катаифи на блюдце меня слегка передергивает.

— ... охлажденный йогурт с фруктами.

Вот это другое дело! Йогурты тут знатные. На продаваемые у нас не похожие совершенно. Греческий йогурт — это не напиток, он ближе к нашей домашней сметане по консистенции, а уж охлажденный да с кусочками свежих фруктов — лучше любого мороженого.

— Согласен, неси, пока я слюной не захлебнулся.

— У нас посетителям слюной захлебываться нельзя, — парирует официант и ставит передо мной небольшое блюдце и плетеную тарелочку с пышной, еще теплой лепешкой.

Это тут в качестве 'разогрева' перед основными блюдами. Соль, перец, оливковое масло и винный уксус на каждом столе стоят все время. И, пока ждешь, можно в блюдце налить оливкового маслица, посолить, и обмакивать в него кусочки свежей лепешки. Вроде, ничего особенного, но — чертовски вкусно!

Когда я расправился с несчастным лобстером, прежде чем принести счет, Василис поинтересовался.

— Саша, ты сегодня в Интернет не заходил?

— Нет, — вопрос официанта меня удивил не на шутку. — А что такое?

— У вас в России опять что-то случилось... Я не стал тебе сразу говорить, чтобы аппетит не портить, но, кажется, что-то серьезное. В этой, как ее... 'Зоне-31'...

'Зона-31'... Раньше это был просто городок Старопетровск и прилегающая к нему территория, попавшая в карантин после известных событий, в которых я даже успел немного поучаствовать. Первые месяцы никто каким-то специальным названием для карантинной зоны не заморачивался. А потом приключилась одна глупая история... Собственно, очень часто все начинается с какой-нибудь глупости...

С самого начала в зону карантина пытались проникнуть. И с территории России и из-за рубежа. Самые разные люди, с самыми разными, и порой — не совсем (или даже совсем не) законными целями. А кто-то и по дурости, или из лишней живости характера... Словом, решил в Старопетровск пробраться один из наших российских топовых блогеров. Ну, вы его наверняка знаете, или хотя бы слышали: везде у него какие-то заговоры, вечно правительство что-то скрывает от общественности, постоянно он ведет какие-то самостоятельные расследования. Заканчиваются они, правда, все время каким-то фарсом, но это пыла гражданина не остужает и только добавляетв Сети почитателей, восторженных его непримиримостью и бескомпромиссностью. Средний возраст поклонников, к слову, обычно в районе 'среднего школьного', но и это блогера не смущает. В общем, решило это чудо в перьях разобраться, что к чему в Старопетровске вообще. Но, прекрасно понимая, что там, и правда, может быть опасно, подготовку к 'секретному выходу' начал чуть не за две недели и с громких заявлений из серии 'Уж я-то туда проберусь и все выясню! Все раскрою и всех выведу на чистую воду! Если, конечно, не поймают. Но меня не поймают, потому как я скрытен и быстр, аки японский ниндзя!'. Последнее было особенно смешно, принимая во внимание некоторую, скажем так, излишнюю тучность фигуры топового блогера, особенно в области талии и чуть ниже. Но это уже частности. Словом, 'Мальбрук в поход собрался'...

Понятное дело, что при такой организации 'скрытного проникновения', когда он в своем Инстаграме разве что точных координат точки перехода по навигатору не опубликовал, повязали толстячка еще на дальних подступах, на первом же КПП Росгвардии, в тридцати километрах от Старопетровска. Задержали, выяснили личность, и отческим пинком направили в обратную сторону, с пожеланиями заходить еще, но как-нибудь попозже, желательно — лет через сто. Обстоятельства блогеру настроения не испортили и не помешали написать длиннющий опус, практически целый анабазис*, наполненный душераздирающими подробностями и описанием зверств 'цепных псов кровавого режима' и страданий самого блогера, почти растерзанного в застенках, но не сломленного. Вся эта 'беллетристика' была проиллюстрирована несколькими мутными снимками на камеру смартфона из серии 'какой-то лес', 'какая-то обочина', 'какие-то облака над заваленным горизонтом', среди которых было ровно две относительно достоверные. Первая — селфи блогера на фоне синего дорожного знака 'Старопетровск — 31', сообщающего количество километров до закрытого на карантин города, поверх которого бойца Росгвардии немного коряво вывели белой краской: 'Стой! Запретная зона'. На втором все было видно куда лучше: и знак, и блогера, и даже блокпост примерно в полукилометре позади... Но с этим снимком вышла накладка: на вопрос 'А кто именно сделал такую удачную фотографию тебя, скрытно проникающего в зону карантина?' пришлось честно ответить — сфотографировали те самые 'кровавые псы', что проводили задержание, по его же просьбе. В связи с чем как-то не совсем убедительно выходило в плане пыток и страданий... В общем, пару раз это фото мелькнуло 'на просторах', и исчезло. Осталось только селфи. Но вот беда, из-за излишней упитанности блогера в кадр, кроме его жирной рожи, влезла только небольшая часть дорожного знака, та, на которой было белой краской от руки написано слово 'зона' и цифра '31'. Оттуда, видимо, по аналогии с американцами, и пошло в народ название — 'Зона-31'. Нет, ну а что? У них 'Area-51'* есть — а мы чем хуже? Сначала новое название расползлось по Интернету, а потом незаметно проникло и в выпуски новостей, и в газеты, а чуть позже — и в официальные документы...

Понятно, что после таких 'приятных новостей' ни о какой вечерней прогулке теперь речи уже не шло. Расплатившись и попрощавшись с официантом, быстрым шагом почти переходящим в бег, рванул назад, в гостиницу. Там в маленьком холле возле стойки ресепшена — компьютер с интернетом. Понятно, что нормальные люди поглядели бы новости через смартфон, но где нормальные люди со смартфонами, а где я, со своей 'Нокией-112'? Благо, Фалираки — городок небольшой и далеко идти не пришлось.

Компьютер оказался ожидаемо незанят... Я же говорю, у всех давно в роли мобильников 'лопаты', что в ладонь толком не помещаются. Кому тут компьютер нужен?. Влезаю в новостную ленту поисковика... Мама моя женщина! Опять началось. И снова — неустановленной принадлежности бандформирования на внедорожниках при поддержке пулеметов и легких минометов... Нет, оно дело понятное: Прибалтика — самое что ни на есть гнездо, можно сказать, рассадник экстремизма и международного терроризма. По ее бескрайним просторам террористы и бандиты всех мастей туда-сюда колобродят — Ближний Восток с их ИГИЛом и прочими 'Аль-Нусрами' рыдают в голос от зависти... Но, как говорят: 'Не пойман — не вор'. А этих клоунов за руку поймать пока не удалось. Трупы и горелые джипы много не расскажут. В этот раз, кстати, все еще серьезнее — потери не только среди наших погранцов (у нас они, как раз, относительно невысокие), но и у соседей. У тех практически в полном составе погранзастава полегла, приняв на себя первый удар тех самых 'неустановленных'. Даже жалко мужиков, если честно. Никаких намеков на добрососедские отношения с 'кортыми и несафисимыми' у нас давно и в помине нет, но то на уровне политиков. А вот чисто по-человечески... Пограничники прибалтийские служили своей стране, и долг свой — охрану государственной границы исполнили честно и до конца. И это при том, что ударили им в спину — со своей же территории. В общем — вечная память, погибли, как и положено солдатам: с оружием в руках и на боевом посту.

К слову, не пытаться все свалить на 'злобных русских' у 'шпротных' политиков ума хватило, но — все равно затупили: пытались историю замять и по-тихому на тормозах спустить. Но тут уже удачно пресса подсуетилась — несколько журналистов успели-таки взять интервью у выживших пограничников с прибалтийской заставы. И те наговорили такого... В общем, боюсь, дальше службу в армии продолжить они уже не смогут, но и скрыть обстоятельства боя на границе тоже ни у кого не выйдет. Наша пресса тоже в стороне не осталась. А вот в Кремле пока хранят глубокомысленное молчание.

Примерно полчаса попрыгав по ссылкам, я понял, что ничего принципиально нового уже не увижу. Впрочем, мне и так все ясно — закончился мой отпуск, так и не начавшись толком. 'Джимни' — на гостиничной стоянке, бак почти полон, только вечером заправился. Документы в бардачок и ключ под коврик сейчас положу. Потом договорюсь с барышней на ресепшене, чтоб она Биллу поутру позвонила, пусть забирает машину. А самому — звонить в здешний аэропорт и узнавать, когда ближайший рейс на Питер, ну или, в крайнем случае — на Москву, и есть ли еще на них свободные места... Вот и отдохнул ты, Сан Саныч, на теплом море...

В 'головном офисе' 'Стрижей' — тишина. О том, что имеет место какая-то серьезная проблема, можно догадаться только по виду стоящего на входе охранника. Теперь к обычной светло-оливковой летней форме: тактическим брюкам, рубашке-поло и кепи, добавился еще бронежилет, да и вооружен наш 'вохровец' теперь не только 'макаровым' в оперативной кобуре, но и 'Кедром' висящим у него на груди стволом вниз. В остальном — полное благолепие. Впрочем, на то он и 'головной офис', шуметь и бегать мы на полигоне будем. Ну, или в районе выполнения служебно-боевых задач. А тут все солидно и спокойно, в полном соответствии с репутацией фирмы.

— День добрый, Андрюх, — киваю я 'зоркому часовому'. — Вы тут как?

— С попеременным успехом, — отвечает тот. — А сам какими судьбами здесь? Ты ж, вроде, в отпуске, в Испании?

— В Греции, — поправляю я его. — Был... Но какой уж тут отпуск, с такой-то заварухой?

— Это да, — соглашается Андрей. — А вообще — правильно сделал, что приехал. Говорят, боссы решили не сегодня-завтра всех наших из отпусков отзывать. В связи с обострением оперативной... Тебе еще ничего — ты холостой, а прикинь, какие семейные драмы начнутся у тех, кто с женой-детьми отдыхает?

— Думаю, не будет особых драм, — пожимаю я плечами, — Деньги все — супруге, и пусть дальше с детворой на пляже загорает, до конца тура. Ну а сам — в аэропорт. Как в том мультике: 'Прости, любимая — служба!'.

Андрей лишь хохотнул коротко. Видимо, тоже вспомнил, с каким выражением лица мультяшный Добрыня после этих слов от благоверной сматывался.

— А сами боссы где? Мне ж о прибытии доложиться нужно. Задачи получить.

— На Дворцовую* уехали с самого утра, к куратору. Похоже, сами задачи получают, и действия будущие координируют. В комнате отдыха посиди пока, телек посмотри, чайку-кофейку попей. Как приедут — позвоню. Тогда и доложишься, и озадачишься.

Молча кивнув, прохожу через рамку металлодетектора, предварительно выложив из карманов ключи и мобильный. Дружба — дружбой, а пропускной режим нарушать все равно нельзя.

— Как думаешь, — уже мне в спину интересуется Андрей, — серьезно это все? Может, под шумок получится наших деблокировать и оттуда вытащить?

— Я тебе так скажу, дружище: даже если и сможем вытащить наших, на фоне всего остального мы этому радоваться не будем точно...

— Полагаешь, настолько все серьезно?

— Да как тебе сказать, — пожимаю плечами я. — Вторая попытка прорыва... И снова наглая, будто мы — какая-нибудь Руанда беззащитная. И обе — неудачные. А им там что-то очень нужно. Настолько, что они уже больше полутысячи человек под это дело в безвозвратные потери списали... Дальше будет только хуже. Как говорят: один раз — случайность, два — уже нехорошая тенденция.

— А разве два — это не совпадение? — пытается пошутить Андрей.

— В таких делах, — я глубоко вздыхаю, — совпадений в принципе не бывает.

2024-й.

До Никольска я добрался на четвертый день уже под вечер. Днем пришлось 'шевелить поршнями' чуть поактивнее, зато и пришел хорошо — до закрытия ворот еще пара часов, не меньше. Скупо, без особой теплоты (а с чего бы мне, собственно, с ними любезничать?) поздоровался с дежурившими у ворот 'дружинниками' и прямым ходом направился в 'Две кружки'. Я теперь при деньгах, кормят-поят там вполне прилично, насекомых в матрасах, вроде, не наблюдается... А главное — именно туда еще с прошлой зимы периодически приходили искать меня те самые серьезные мужики, о которых мне здешний главвышибала по прозвищу Жук рассказывал. Кстати, на ловца и зверь бежит — вот как раз и он собственной персоной, перед входом в кабак отирается.

— Здоров будь, Серега!

— О. Франт, приветствую!

Вышибала окидывает меня опытным взглядом.

— Смотрю, удачно ты сходил. И прибарахлился, и мордой округлился мальца. А то в прошлый раз тощий был — чуть не зубы сквозь щеки просвечивали.

— Фартануло, — не стал отпираться я. — И наниматель не только денежный, но и честный попался, и пострелял удачно, и хабар с пострелянных неплохой снял...

— Ну, нанимателя твоего я не первый год уже знаю. Костя — мужик своеобразный, но реально честный, без гнили. С таким, думаю, работать можно было бы...

— Можно. Да только кто ж позовет, насовсем-то? — не стану я тут никому рассказывать, как отказался от предложения остаться в охране семейного бизнеса Гольденцвайгов, отца и сына. Не поймут, а то и вовсе сумасшедшим считать начнут. По здешним понятиям такое предложение получить, все равно, что в прошлой жизни квартиру в центре Москвы в лотерею выиграть. В смысле — офигенно, но совершенно нереально.

— Это да, — согласно мотает головой Жук, — на 'керосинку' в охрану попасть — все равно, что в лотерею выиграть...

Вот, что я говорил? И этот туда же.

— Что есть, то есть, — поддакиваю я. — Но, все равно, жаловаться мне не на что, очень удачный найм вышел... Ты мне про другое скажи: приходили те, что меня искали?

Взгляд у Жука стал какой-то... даже не знаю растерянный, что ли. И немного виноватый, но при этом — еще и насмешливый. Странная какая-то гамма чувств, ничего не понимаю.

— Ага, — странно, будто сдерживая смех, выдыхает он. — Пришли два дня назад. Живут наверху, как раз скоро вниз спуститься должны.

А в глазах — реально смех. Да что ж там такое приключилось? С другой стороны, что мне его — пытать? Не хочет говорить — так и не надо, сам разберусь...

Но сходу ни в чем разобраться не получилось. Потому что стоило мне войти в полутемный зал кабака, как навстречу мне из-за стола приподнялся кое-кто очень знакомый, но уже не очень трезвый.

— Франт, дружище! Сколько лет! Подходи, присаживайся!!!

Ну, как можно отказаться от такого настойчивого и громогласного приглашения? Да и человек, его делающий, для меня давно уже не чужой.

— Кенни! Жив, бродяга! Ну, и ты здравствуй.

Подойдя к 'оккупированному' старым боевым товарищем столу, обнаруживаю, что за ним сидят еще два молодых широкоплечих паренька, у которых сразу внимание привлекают не только крепкие, сбитые фигуры, но и умные глаза. Похоже, учеников себе Кенни взял. В нашем деле мозги на первых порах — куда важнее мускулатуры. Мышцы нарастить не так уж трудно, было бы время и желание, а вот серого вещества в черепушку добавить — куда сложнее. Во внешности у пареньков — явное семейное сходство. Явно братья, но не близнецы, видимо — погодки.

— Что, товарищ бывший прапорщик, смотрю, молодое пополнение готовить начал? — приобняв Игоря, я пару раз звонко прикладываю его ладонью по широкой спине.

— А куда деваться? — широко улыбается в ответ бывший прапорщик погранвойск ФСБ Боровков. — Мы, конечно, еще — ого-го, но молодое пополнение готовить все же нужно заблаговременно, а не когда из под нас песок выметать начнут.

Нет, встреча с Игорем — однозначно счастливое совпадение. Знакомы мы с ним уже много лет, первый раз еще во время новогодних боев за Душанбе пересеклись, когда территорию 'двести первой' от талибов и перешедших на их сторону местных вояк удерживали. Да и потом, когда он после госпиталя по моей рекомендации в 'Стрижи' переводом ушел — тоже были дела... В общем, имея за спиной такого человека как Игорь, в драку лезть не страшно — прикроет. А у меня тут, как раз, может дело организоваться. В котором, не исключено, как раз надежный человек за спиной — совсем нелишним будет. А уж если этих людей трое... Впрочем — это пока так, размышления на тему. Что и как там сложится — еще и мне самому непонятно.

— Знакомьтесь, парни, это — тот самый Франт, — представляет Игорь меня своим ученикам.

Уж не знаю, чего там Игорь им про меня предварительно наплел, но ученики его, представившиеся Саней и Лехой, явно стушевались. Понятно, сам того не желая, задавил пацанов авторитетом. Опять же, помня характер Боровкова... Он ведь мог еще и от себя добавить, 'для красоты картинки'. Впрочем, уж будем честными: некоторые эпизоды из моего не такого уж давнего прошлого и на куда более крепких граждан неслабое такое впечатление производят, вспомнить хотя бы давешнюю встречу с 'дружинниками' Гвоздя. Те ведь тоже впечатлились по самое 'не балуйся'. Просто потому, что были в моей биографии 'яркие и запоминающиеся' моменты, чего уж там...

— Так, Кенни, я уже четыре дня в дороге и на сухомятке... Так что, чем тут приличным сегодня угощают?

— Олениной, — отрывается от пивной кружки Боровков. — Ну, и пиво хорошее свежесваренное. Не чешский лагер, конечно, но — приличное.

— Где он сейчас, тот лагер? — глубокомысленно бормочу себе под нос я и громким щелчком пальцев привлекаю внимание официантки. — Лапуль, сообрази и мне пару светлого и пожевать... Что у вас там с олениной?

— Бургер, — отзывается та.

— Ну, вот его и неси...

Надо же, скоро восемь лет будет, как мы с той Америкой разнесли друг друга чуть не в мелкий щебень, а какие-то моменты в жизни, с бывшим противником связанные, у нас по-прежнему остаются. Вот тот же бургер взять... Впрочем, не буду напраслину возводить, приличная штука — вкусная и нажористая. Две булки, правда, сероватого цвета, из муки грубого помола (так неоткуда пшеничную-то взять, не ржаные — и то нормально). Между ними — сочная рубленая котлета, лучок полукольцами, соус какой-то, сыр расплавленный, на тарелке рядом — картошечка золотистой соломкой. Помидорки пары ломтиков явно не хватает, но где б сейчас на Вологодчине помидор добыть, в мае-то месяце? Это раньше в любое время года зашел в гипермаркет, и взял, чего нужно — хоть мандаринов марокканских, хоть помидоров египетских. А сейчас — что выросло, то и выросло, причем — исключительно когда выросло. А до своих свежих овощей тут еще далеко, разве что лук есть из прошлогодних запасов, да редиска вот-вот полезет, благо — весна теплая.

— Саныч, слушай, может — по маленькой? За встречу? — явно обрадованный встречей Кенни, похоже, не против 'развернуть' посиделки в масштабы банкета.

— Не, Игорь, извини... У меня тут сегодня встреча. Возможно — важная. Поэтому я пока исключительно пивком горло промочу да перекушу. А чего покрепче — это попозже, по итогам, так сказать...

Боровков понятливо кивает, мол, все понимаю, дело — оно на первом месте. Лишь уточняет:

— Поддержка потребуется? Мы сейчас ничем не заняты...

— Честно? Пока не знаю. Но то, что ты тут — откровенно радует. Так что ты пока особенно 'не усугубляй', мало ли, может совместно чего обсуждать придется...

— Лады, — легко соглашается он.

И тут же заказывает себе еще пива и 'соточку' водки. Ну-ну, похоже, переговоры вести придется все же мне одному... Не дождавшись заказанного, Игорь поднимается и чуть покачиваясь направляется в дальний угол 'Кружек', в сторону туалета. Понятно, 'зов природы'.

— Давно вы с Кенни? — интересуюсь я у одного из пацанов, Лешки, того, что выглядит постарше.

— Почти два месяца, он у нас в деревне зимовал. Ну, староста ему нас и предложил забрать... Сироты мы. Мамка еще в двадцатом умерла, когда мор прошел, не дожила до вакцины. А батю по прошлой зиме шатун задрал. Другой родни нет. Ну, нас обществом год как-то кормили, а потом решили — в 'дружину' отдать, мол, лишние рты никому не нужны, а к делу нас приставить нужно... А тут — Кенни... Повезло нам, короче...

— Что, в 'дружину' не хотелось?

Парни дружно отрицательно замотали коротко стриженными головами.

— Нагляделись мы на них, когда те налог сезонный собирать приезжали... Не, нашенские, гвоздевские, еще ничего, или те, что у Черномора. А у других, люди говорят, и сверх положенного забрать могут, кому чего захочется, и столы требуют накрыть такие, что чуть не продавливаются, и баб да девок, бывает, ну... без согласия, короче...

— Ясно, — жестом прерываю я его. — Это где так все красиво стало? Раньше, вроде, не позволяли себе такого 'княжьи'...

— У Турка, говорят, совсем тяжко стало. И у Белуги...

— А это кто такой? Не слышал я ни про какого Белугу.

— Это из Верховажья, — поясняет Леха.

— Погоди, так там же Черкес сидел?

— Сидел, — дружно, в один голос соглашаются пацаны, а потом снова продолжает Лешка, похоже, субординация в семейном дуэте строгая. — Но по декабрю месяцу там у них какой-то замес вышел. Вроде, Черкес чего-то от остальных закрысил. Ну, его собственная братва на правеж и выставила... А за него теперь тот самый Белуга. Только стало еще хуже, чем было. Пока меж собой разбирались — и друг друга побили, и технику попортили... А восстанавливать все — за чей счет?

М-да, понятно. Как я уже и говорил — буреть понемногу 'князья' начинают. Опять же, как и упоминал, не все. У тех что поадекватнее, 'на территории' относительный порядок, а вот у тех, что помельче и пожаднее... Короче, надо с Кенни перетереть это дело да общий сбор объявлять. И ставить кое-кого малость зарвавшегося на место. А то сейчас они девок по дальним деревням насилуют, а завтра 'хэдхантерам' в спину стрелять начнут...

— Александр Александрович, — голос Сани, младшего из братьев, отвлекает меня от невеселых размышлений. — Скажите, а почему у Игоря Сергеевича такое прозвище чудное — Кенни?

— А чего сами не спросите?

— Да неудобно как-то...

— Это долгая история, — ухмыляюсь в ответ я. — Еще до войны мультфильм такой был — 'Южный парк'. Вы его вряд ли помните, он не совсем детский... Так был там один персонаж по имени Кенни, что едва ли не в каждой второй серии умирал, но в каждой следующей снова был жив.

— А Игорь Сергеевич что, часто умирал? — на лицах пацанов — нешуточное удивление.

— Нет, — успокаиваю я их, — ни разу пока, к счастью. Но близок к тому был неоднократно.

Что есть — то есть, первый раз мы Игоря 'схоронили' еще под Душанбе, когда казарма, из которой он отстреливал наступающих талибов, не выдержала 'проверки на прочность', и осела, превратившись в груду кирпично-бетонного крошева. С другой стороны, а что было ожидать? Сначала ее гаубицы и крупнокалиберные минометы утюжили, потом — из танкового орудия 'приголубили', а 'на сладкое' — близкий массированный авиаудар... Кто такое обращение перенесет? Ведь не Брестская же крепость, а типовая кирпичная казарма-трехэтажка, которую проектировали под проживание солдат, а не под ведение боевых действий с применением артиллерии, танков и авиации. Тогда мы уже почти задохнувшегося Боровкова откопали вручную. Как он вообще жив остался — я в тот раз так и не понял. Сообразил уже значительно позже: Игореха просто слишком любит жить, чтобы сдохнуть. Что-то мне подсказывает, что даже если за ним Смерть явится лично, в черной хламиде с глубоким капюшоном и косой в костлявых руках, этот деятель расскажет ей десяток свежих анекдотов 'в тему', побеседует о погоде, даст пару ценных советов, как правильно косу отбивать и полы рясы подшивать, нальет хорошей водочки 'на ход ноги' и — отправит бедную старушку восвояси. А та, переполненная впечатлениями, даже не поймет, что вообще произошло, а про изначальную цель своего визита — вообще не вспомнит.

Пока пацаны обдумывают услышанное, я споро принимаюсь за еду. За четыре дня сильно оголодать не успел, врать не буду, но смотрится и пахнет принесенный официанткой бургер очень аппетитно. К тому же, обедать я сегодня не останавливался, перекусил копченым мясом прямо на ходу, чтоб не сбавлять темп и успеть в Никольск до закрытия ворот. Успел. И теперь балую себя свежим пивом и жареным мясом. Что еще человеку нужно для счастья?

Твою дивизию! Сам спросил, сам и отвечу. Еще человеку очень нужно, чтоб пожрать ему дали спокойно. И мне в этом прямо сейчас конкретно не повезло. Негромко хлопнула входная дверь и из уличной темноты в тускло освещенный зал 'Кружек' вошел мой старый знакомец — Цыган. Старший того самого автопатруля, что мне на пути в Никольск повстречался. И вроде как начальник наглого щенка по кличке Мотыль, которого я тогда хорошим манерам учил. Причем пришел он сюда явно не просто так, не выпить и не закусить. Вошел, и тут же башкой крутить начал, словно пытаясь кого-то в тусклом освещении разглядеть. И, разумеется, в строгом соответствии с законом подлости, искал он меня. Потому как углядев, сходу на мою физиономию навелся, и рванул к нашему столу, будто спринтер на стометровке, разве что стулья по дороге не сшибая. Ну, насчет скорости я, возможно, и приврал слегка, но не сильно: шел к нам Цыган действительно быстро и целеустремленно. Одно радует: пришел один и выражение на роже пытается изобразить более-менее дружелюбное. Были бы у меня проблемы — тут уже десяток 'дружинников' вокруг обретались, с хмурыми мордами и автоматами наизготовку.

— Вечер в хату, Франт, приятного тебе...

Если честно, очень хотелось ответить что-нибудь из серии: 'Приятно — было...', но — к чему обострять на пустом месте? Неторопливо отправляю в рот последний кусок булки с остатками соуса, котлета, к моему великому сожалению, уже закончилась, запиваю пивом, и вежливо киваю в ответ.

— Вечер добрый. Благодарю. Хотел чего, или просто поздороваться зашел?

— Тебя Гвоздь заглянуть просил. Срочно.

Очень интересно. И зачем я 'князю' понадобился? Обстоятельства моей охоты на мелкую банду с Пустошей ему точно не интересны. Равно как и моя разборка с Цыганом и Мотылем. Не его уровень. Но зачем-то я ему срочно понадобился. И именно я, а не просто 'хэдхантер', потому как я всего пару часов назад пришел, а тот же Кенни — тоже охотник за головами не из последних, да еще и с парой учеников, в Никольске уже несколько дней обретается. Но прислали Цыгана конкретно за мной. Значит, нужен не просто охотник за головами, а именно Франт, Александр Александрович Татаринов.

— Раз просил, — я разом заливаю в себя остатки пива, — значит зайдем. Давно 'князь' из похода вернулся?

— Уже неделю как, — торопливо отвечает Цыган, переминаясь с ноги на ногу и всем видом показывая, что, мол, поспешить бы нам.

Ну-ну, торопыга... Это для тебя Гвоздь — 'царь, бог и воинский начальник'. А вот я ему не подчиняюсь. Впрочем, настраивать хамским поведением против себя одного из самых сильных, но, при этом, как ни странно, наиболее вменяемых вологодских 'князей' — не стоит. Жестом показав возвращающемуся к столу Игорю, мол, нормально все, не волнуйся, встаю и иду следом за Цыганом. Про оставленный возле стола ранец свой и говорить не стал ничего, тут и без слов все понятно — приглядят. С собой я только оружие взял, и то, не столько из опасений, сколько потому, что 'по статусу положено'.

Ого, а вот это интересно! Я, если честно, предполагал, что мы пешком пойдем, благо — тут недалеко совсем, по Советской в сторону центра городка и километра не будет. Но на улице нас ждала машина. И не давешний 'кадавр': древняя 'жигулина' плохо опознаваемой модели, непонятно каким местным автомобильным 'доктором Франкенштейном' воскрешенная, а вполне себе пристойного вида армейский УАЗ. А приглядевшись к транспорту чуть внимательнее, я сам себя поправил: не просто пристойного — отличного: протектор на колесах практически не стертый, да и по кузову — никаких царапин или следов ржавчины. Понятно, что не новая машина, но — с хранения, складская. Что-то глубоко внутри мне подсказывает, что не просто так 'князья' куда-то в совместный набег ходили. Явно из свежих трофеев машина, не было у Гвоздя таких раньше. Опять же — мне сигнал: приглашают со всем уважением, вон — 'такси' прислали. Да и статус Цыгана в иерархии 'дружины' тоже разъяснился: кому попало новую машину не доверят. Значит Цыган — из числа 'особ приближенных'. Снова хорошо, с ним мы в прошлый раз разошлись нормально, это Мотылю молодому-тупорылому перепало и по самолюбию, и по башке.

Как я и говорил, до базы Гвоздя и пешком-то идти было всего несколько минут, а на УАЗе вообще мгновенно доехали. Не буду врать, база Гвоздя в Никольске вызывает уважение. Солидное такое здание, основательное. Толстые кирпичные стены, окна с полукруглыми арками. Фасад всякими 'архитектурными излишествами' украшен. Словом, это вам не кирпичная хрущевка и не брежневских времен 'панелька' пятиэтажная. Чувствуется, что тут архитектор старался. Получилось красиво. Говорят, раньше тут школа была. Чисто внешне здание выглядит построенным где-то в середине девятнадцатого века, разве что фронтон с пятиконечной звездой над центральным входом меня смущает и 'из образа' выбивается... Или эту звезду на фронтон уже позже налепили? Или весь фронтон пристроили? Впрочем, нет, вот как раз фронтон из общего стиля не выбивается, он тут почти наверняка изначально был. В отличие от звезды на нем. Вокруг здания — забор. Построен, точно, одновременно со всем остальным и выглядит таким же прочным: высокий и широкий кирпичный цоколь, столбы квадратные, тоже из кирпича — не обхватишь, в пролетах между ними — ажурная металлическая решетка. В том же стиле двустворчатые распашные ворота, позади которых — широкий асфальтированный двор. Думаю, в прежние времена именно тут все торжественные школьные линейки проводили...

Вот только все это я видел за последние годы неоднократно. И вовсе не архитектура приковала мое самое пристальное внимание. А еще я понял, что совсем недавно здорово ошибся. Присланный за мной УАЗ не был вежливостью. Он был намеком, маленькой демонстрацией силы. А большая... Большая прямо сейчас во внутреннем дворе бывшей школы двигателями утробно порыкивала, да сизым выхлопом коптила.

Сейчас площадка между стеной парадным входом и монументальным забором совершенно не походила на школьный двор, пусть даже и бывший. Скорее — на строевой плац небольшого, но серьезного воинского подразделения прямо перед полевым выходом, или даже войной. Борт к борту, впритык стояли бронированные грузовики, да не простые, а 'Тайфуны', те самые, что буквально за пару лет до начала войны начали в войска поступать, бронетранспортеры, БМП, и даже одна БМД. Кстати, и на двух БТР-80 видны эмблемы воздушно-десантных войск...

Так вот с кем, получается, 'князья' толпой воевали, вот какого 'батьку' им скопом оказалось бить легче. Плохо, очень плохо. Если все это великолепие, по виду судя, со складского хранения, новыми послевоенными условиями эксплуатации и ремонта не ушатанное, сейчас у Гвоздя (да и не только у него, думаю) на подворье — значит разбили 'князья' десантников. И стали сильнее. А вот количество тех, кто мог бы им окорот дать, наоборот, уменьшилось... Осталось выяснить, чего от меня хочет Гвоздь. Он и без того — не последний человек среди бывших уголовников, что семь лет назад на Вологодчине верховодить начали, а теперь, при всей этой 'броне'... В общем, невеселые перспективы рисуются. Но способ приглашения в гости все же внушает осторожный оптимизм. Попала к Гвоздю сейчас какая шлея под хвост, и меня сюда волоком на веревке за УАЗом приволокли. Нет, понятно, что кого-нибудь я с собой прихватил бы однозначно. Но с автоматом против 'восьмидесятки'... Не, тут наши не пляшут.

Ожиданием меня мариновать не стали, даже оружие не отобрали, только магазин попросили, причем, вежливо попросили, отомкнуть. Я спорить не стал, убрал магазин в подсумок, а автомат за спину закинул.

— Пойдем, — указывает мне дорогу к 'княжьим палатам' Цыган.

Я лишь плечами молча пожимаю. Разумеется — пойдем, а иначе на кой мы вообще сюда приехали?

— Сан Саныч, — Гвоздь даже привстает немного из своего шикарного кожаного кресла, когда руку протягивает, проявляя уважение.

— Николай Дмитриевич, — отвечаю я на рукопожатие.

У меня эта тема давно уже, с 'князьями' я всегда по имени-отчеству, до прозвищ их мне, как бы, и дела нет. Те, кстати, в большинстве относятся к этому спокойно. Ну, а кому что не нравится... Со всеми претензиями — в письменном виде, в трех экземплярах, по четвергам ко мне в приемную. Не знаете, где она — так это ваши проблемы... Словом, если кто и недоволен, то мнение свое при себе держит, отлично понимая, что 'хэдхантеру' Франту на все недовольства — плевать с высокой башни. Более того, тот же Гвоздь со мной всегда общается, демонстративно избегая 'фени'. Хотя между своими порой выдает такое, что без толмача и не понять, чего сказать хотел, слышал пару раз. Тоже, считай, знак уважения и расположения.

— Хотел чего-то? — вежливо интересуюсь я.

— Только поговорить, — задумчиво тянет Гвоздь в ответ, словно до сих пор сомневаясь, стоит ли начинать разговор. — Но на очень серьезную тему.

— Слушаю самым внимательным образом.

— Мы тут, как ты в курсе, отлучались ненадолго. Слегка повоевали. Успешно...

— Да я уж вижу, — не очень вежливо обрываю я его. — Не свезло десантуре...

Вежливость — вежливостью, а вот про разгром базы ВДВ мне от бывшего рецидивиста слушать почему-то не хочется совершенно.

— Кто проболтался? — на мгновение глаза Гвоздя полыхнули злым ледяным пламенем, но с голосом он совладать смог, говорил по-прежнему спокойно и непринужденно, даже доброжелательно.

— У меня глаза есть, — также спокойно отвечаю я. — Эмблему 'войск дяди Васи' закрасьте, если источник происхождения 'брони' разглашать не хотите. И БМД в сарай какой-нибудь загоните. Они только у ВДВ на вооружении были.

— Нет, прятать мне ни от кого ничего не нужно. Просто показалось, что у меня в 'дружине' излишне болтливые люди завелись...

Гвоздь еще несколько секунд посидел молча, словно собираясь с мыслями и решаясь на что-то. И все-таки решился.

— Вот что Сан Саныч... И я тебя не первый год знаю, и ты на моей земле давно живешь. Мы, может, закадыками и не были никогда, но и подлянок друг другу за спиной не делали. Опять же, ты знаешь, меня в Чухломе не было... Мог бы пойти, но не пошел...

Молча киваю. Тут Гвоздь прав: в Чухломе были многие из тех, кто сейчас по всей бывшей Вологодской области 'князьями' сидит. И с ними мы по итогам той резни договор заключали, почти как Завулон с Гессером в известном фильме Бекмамбетова, чуть не посреди поля боя. Но Гвоздя там, и правда, не было. Он к договору уже позже присоединился, добровольно и без крови. Беспредельщиком Николай Дмитриевич Гвоздиков не был даже тогда, когда казалось, что имея оружие, можно творить все, что захочется. Да и сейчас, как я уже говорил, он не столько 'торгующий крышей' рэкетир из 'лихих девяностых', сколько реальный князь, из тех, что много столетий назад, самые первые... Которые, по сути, те же рэкетиры, но с замашками государственников. Для которых важно не только лично для себя и 'братвы' своей бабла настричь, но и чтоб народ ему это самое бабло нес добровольно, без угроз и принуждения, чисто 'за уважуху'. Кто знает, возможно, и выйдет у него что-то... Но смотреть на это у меня все равно ни малейшего желания. Закончу тут, встречусь в 'Двух кружках' с теми, кто со мной встречи ищет... А там или сначала контракт возьму, а потом — в Киров. Или, возможно, даже и не возьму. Тогда в Киров сразу.

Вместо ответа я только головой согласно мотаю, мол, помню, так и было.

— Так вот, — продолжает меж тем 'князь', — врагами мы с тобой не были никогда, скорее — наоборот, оба честно свою часть договора исполняли. Я не лютовал и не щемил народ попусту, ты — залетные банды с Пустошей громил, людям помогал... Да, друзьями мы не стали, и вряд ли смогли бы, но и вражды не было. Опять же, среди своих ты в серьезном авторитете. Потому и позвал сейчас тебя.

Заинтересованно заламываю бровь и неопределенно хмыкаю, намекая, что уже вполне можно перейти к сути.

— Вам нужно уходить!

В первый момент мне показалось, что я ослышался.

— Нам это кому? Мне и Кенни с учениками? И в чем причина? Ты ж вроде сам только что сказал, что отношения у нас ровные...

— Не вам четверым и не из Никольска. Вам всем и с Вологодчины.

После этих слов мне вообще как-то не по себе стало. Похоже, нехорошие предчувствия, что проснулись во мне при виде армейской бронетехники во дворе, меня не обманули. А Гвоздиков продолжил:

— Очень многие из наших, особенно из тех, что помельче и победнее, вас последние год-два просто терпели, причем — скрипя зубами терпели. Урок вы нам всем в свое время преподали серьезный, это наиболее ретивых и притормаживало. Но теперь... — Гвоздь кивнул в сторону выводящего во двор окна. — Теперь такое есть у всех, кто ходил вместе с нами. У кого-то больше, у кого-то меньше, но — у всех. Склады нам, и правда, достались очень серьезные, богатые, а вот охраны там было...

Я жестом останавливаю собеседника, давая понять, что слушать подробности истребления бывшей воинской части мне совершенно не интересно.

— Это было не на наших землях, — с каменной рожей продолжает Гвоздь. — Договор касался только Вологды, наши дальние рейды вас не касаются, и до них вам дела нет.

Возразить мне нечего. Все так и есть. Заключая тот договор, мы потребовали от будущих 'князей' спокойствия именно на этих землях, прекрасно понимая, что кусок большего размера нам просто не проглотить — не настолько нас много. Теперь вот, кстати, как выяснилось, кое-кто считает, что нам уже и этого много. Причем, 'кое-кто', имеющий на вооружении почти новые бронетранспортеры и боевые машины пехоты. Плохо дело, очень плохо! Но чего от меня хочет 'князь' Гвоздиков? Зачем позвал? Был бы он из тех, кто 'скрипя зубами', нас с Кенни через пару дней просто догнал на дороге БТР и покрошил бы в мелкий винегрет из КПВТ. Метров с трехсот, чтоб мы и огрызнуться в ответ не смогли. Но я — тут, сижу, и разговоры разговариваю, а не умираю быстрой, но лютой смертью.

— Дележ добычи и обратная дорога — дело небыстрое, многое обсудить успели, о многом поговорить. Мелочь, получив 'броню' и оружия с боеприпасами, раскрылилась не в меру и решила от вас избавляться.

— Только мелочь? — с нарочитым равнодушием хмыкаю в ответ я, хотя кишки мне в этот момент будто в узел ледяной скрутило.

— Почти, — так же спокойно отвечает Гвоздь. — Но я, Черномор, Рафа-маленький и Севостьян идею не поддержали. Вот только поддержавших все равно много. По отдельности они ни до кого из нас не дотягивают, но скопом... Да с новыми 'игрушками'... Причем войну с ними начинать из-за охотников за головами мы тоже не станем. Нас вы устраиваете, но не настолько, чтобы за вас в такой ситуации впрягаться. Жили рядом с вами, проживем и без вас, уж не в обиду.

— Так зачем тогда предупредить решил, если и без нас нормально жить будете?

— Не я один решил, мы все решили. Все, кого я перечислил, сейчас на своей земле 'хэдхантеров' в известность ставят. Нам идея младших самим не нравится, но войны между 'князьями' не будет, оно нам не в жилу. Опять же, ты понимать должен: за вас в открытую никто впрягаться не будет, вы все же не по пиковой масти, а совсем наоборот... Но мы с вами не враждовали, и Чухлому хорошо помним. Не хотим, чтобы при оборотке от вас и нам прилетело, до кучи и за компанию. Вот и предупреждаем: мы под этот блудняк не подписывались.

Ай да молодцы старшие 'князья', ай да выдумщики! Со всех сторон прикрылись, и при любом раскладе — в шоколаде, уж простите за убогую рифму. Схарчат нас младшие — и фиг с нами, но в процессе мы им кровушки все равно пустим от души. А старшие — силы сохранят. Хватит нас на то, чтоб зарвавшимся и слишком много воли решившим взять пиковым отпор дать — снова старшие в этом лично участия не принимали, снова они не при делах, даже предупредили заранее... И в обоих вариантах — чужими руками жар загребли. Красавцы какие! Но — предупредили, этого не отнять. В противном случае нас всех по одному — по двое тихой сапой к ногтю б взяли... Тоже без стрельбы не обошлось бы, но при 'броне' и скопом ничего не подозревающих одиночек давить — не так уж сложно. Впрочем, я уже сказал: чем серьезнее мы огрызнемся, тем выгоднее таким, как Гвоздь. Им излишняя самостоятельность младших — тоже не по нутру. Этак, глядишь, те сначала нас изничтожат, а потом, силу свою осознав, и про возможность передела самых жирных кусков задумываться могут начать. И оттого, что мы их забуревших младших ослабим, старшим сплошная польза. При любом раскладе. И для этого мы должны быть готовы к скорому удару в спину.

— Я тебя услышал, Николай Дмитрич, благодарю. А теперь, уж извини, пойду я. Сам понимаешь — дел и забот у меня внезапно прибавилось.

— Еще одно, — уже у дверей притормаживает меня Гвоздь. — На земле тех, кого я тебе назвал, за жизнь свою можете не опасаться. 'Убежища политического' мы вам дать не можем и в разборки из-за вас встревать не станем, но свободному быстрому проходу мешать — не станем.

Кивнув вместо ответа, я выхожу в коридор. Дел у меня теперь, и правда, полно.

— Так, Кенни, подъем! — негромко, но очень серьезно скомандовал я, едва подойдя к занятому Боровковым столу в кабаке.

— Да брось, Сань, присядь, пивка еще выпей, сколько не виделись-то?

По голосу судя, основательно захмелеть бывший прапорщик еще не успел, и это хорошо.

— Соберись, Игорь, все хреново. Нужно 'Набат' объявлять. Так что — вскочил и побежал.

По лицам вижу, 'подмастерья' Игоря ничего не поняли, видно, не дошли еще до этой темы в своей учебной программе курса будущего 'хэдхантера'. Зато Боровков протрезвел мгновенно.

— Какой 'Набат'?! — Игорь аж со стула подскочил.

— Присядь и не шуми, не привлекай внимания. Значит, слушай...

Уже через десять минут я быстрым шагом шел в сторону дома Павлова. Не того, что в Сталинграде, а того, в котором живет здешний купец Павел Иванович Павлов, жену и грудного сына которого я в свое время от похитителей спас. Правда, и Иваныч мне совсем недавно подсобил очень крупно. И тот самый вечный долг, что он мне объявил, после того, как жену обнял, я сам считаю полностью погашенным. Но 'Набат' — это уже совсем другое.

То, что рано или поздно 'князья' нас попробуют взять к ногтю, понятно было изначально, в тот самый день, когда мы в Чухломе мир заключали. Правда, чем больше лет проходило, тем сильнее хотелось верить в то, что этого никогда не случится. Но готовиться мы продолжали. И вот, оказалось, что не зря. За семь лет охоты на убийц и насильников, бандитов с Пустошей, сопровождения торговых караванов и прочего нелегкого труда наемных стрелков, мы неминуемо обрастали связями, обзаводились знакомствами, заводили друзей. Пока 'князья' собирали дань и демонстрировали крутость, мы доказывали людям, что нам можно верить. Среди тех, кто был нам многим (зачастую, так и жизнью) обязан, люди встречались самые разные: старосты небольших деревень и хуторов, хозяева гостиниц, постоялых дворов и кабаков, торговцы и наемные караванщики... Объединяло их одно: у этих людей была связь друг с другом. Кто-то держал контакт через посыльных, кто-то — по радио, на коротких волнах, радиолюбителей все же до войны было немало. В нескольких местах я даже голубятни с голубями-почтарями видел. Да, эта связь в большинстве случаев была не такая быстрая и доступная, как довоенные сотовые сети, но зато разветвленная и надежная. И сейчас мы с Кенни по своим каналам, я — через Павлова, он — через какого-то своего знакомого на ярмарке, запустили в эту сеть короткий сигнал: 'Набат'. И по этому 'сарафанному радио' он пойдет от человека к человеку по всей Вологодчине. И каждый находящийся рядом со знающим человеком 'хэдхантер' о нем узнает и поймет: для нас наступили черные дни. Нужно уходить из Вологды на юг, в заранее оговоренную точку и ждать, когда соберутся остальные. Да, дойдут не все. Но все же 'княжьи дружинники' по лесам да болотам рыскали редко, разве что когда крупные банды с Пустошей гоняли. Но такое не так уж часто и далеко не везде случалось. В остальное время они либо оброк с поселков собирали, либо базы свои сторожили, ну, может, еще в патрули катались. Но все — по дороге. А для охотника за головами лес, как терновый куст для того Братца Кролика — дом родной. Лови нас там. Так что, если сигнал пройдет вовремя, потери большими быть не должны. А вот собравшись мы и устроим слишком до фига о себе возомнившим младшим вологодским 'князьям' жесткий правеж в лучших традициях спецподразделений, в которых мы когда-то служили. Но сначала нужно собраться вместе, растопыренными пальцами во врага не тычут, его безжалостно мордуют крепко сжатыми кулаками, круша ребра и челюсти.

Но на душе было муторно. Вроде, и готовы мы к подобному варианту развития событий, но внутренний 'вещун' ноет, будто чувствует позади уже наступившей беды еще одну, куда более страшную. Знакомое чувство, очень знакомое.

За семь лет до описываемых событий.

— Поживей, граждане, поживей, встаем в автобусах плотнее, на сидячие места — детей и стариков. До аэропорта меньше получаса, даже устать не успеете...

— Молодой человек, а почему нам нельзя взять багаж? — обращается ко мне пожилой загорелый мужик с толстой золотой цепью на шее и дорогими часами на запястье, тоже, понятно, золотыми.

— Уважаемый, проводится экстренная эвакуация, вывозим ЛЮДЕЙ, а не шмотки. В аэробусах толкотня, словно в автобусе в час-пик, каждый килограмм веса на счету. К тому же ваш багаж в аэропорту просто некому грузить, персонал давно разбежался. Самолеты дозаправляются нашими военными, которые аэропорт охраняют. Берите только самое ценное и важное: документы и деньги.

— Но у меня дорогие вещи,— пытается спорить он.

— Послушайте, — я понемногу начинаю терять терпение, таких как этот бодрый и явно не бедствующий дед у меня сегодня не один десяток уже был. — Вам что дороже, голова на плечах или ваши брендовые шлепки и шорты? Исламисты вот— вот в курортную зону прорвутся, а вы тут ерундой страдаете!

— Может еще и не вор...

— Так! — взрываюсь я. — Тихо!!! Пальбу все слышат?! Так вот это местные арабские 'шариковы', что очень хотят все ваше 'взять и поделить', попутно изнасиловав ваших жен, дочек, и сыновей возрастом помладше! Не прорвутся?! Вы когда последнего полицейского перед отелем видели? Позавчера? Так вот они все или там — оборону совместно с нашими десантниками держат, или разбежались давно! Так что, документы и кошельки в зубы, маленьких детей — под мышку, и бегом на посадку в автобусы, нам еще одну гостиницу вывезти нужно!

— А может, тогда сначала нас отвезете, а потом за теми вернетесь? — буквально в прыжке переобувается гражданин с дорогими часами. — А то мало ли что...

— Вот потому что 'мало ли что', мы прямо сейчас туда и выдвигаемся. Там тоже наши, русские люди. Все, закончили прения! В автобус все. И плотнее, плотнее там. У нас еще сорок три человека из 'Оазис Ресорт'...

А автоматно-пулеметная стрельба — все ближе. Прямо какое-то нехорошее дежа-вю, почти как в Душанбе, разве что без артобстрела. И пока без танков... Тьфу-тьфу, не сглазить бы, не нужно нам тут танков. И правда, пора. А то ведь еще один рейс уже можем и не успеть. В аэропорту наша десантура сидит хорошо, с налета не выбить, но туда еще доехать нужно. А мы пока не всех туристов забрали...

Собственно, из-за событий в Душанбе мы тут и оказались. Несмотря на жалобу господина чрезвычайного и полномочного, проведенную мной операцию по эвакуации персонала посольства признали успешной. Даже к каким-то наградам представили и нас, и погранцов, но пока не вручили ничего. До сих пор по высоким штабам бумаги гуляют, заблудились, похоже. А когда внезапно и остро встал вопрос организации вывоза наших туристов с египетских курортов, кандидатов долго и не искали. 'Стрижи' в прошлый раз справились? Вот их и отправим.

А началось все с совершенно невероятного — с ядерных взрывов. Самых настоящих. Сначала под Старопетровском рванул ядерный фугас, а буквально через несколько часов другой, но по мощности сходный, бахнул у сопредельных прибалтов. Невероятно? Ага, я тоже сначала не поверил. Знаете, странное такое ощущение было: врубаешь телевизор, а там — выпуск новостей. Обычный, с бегущей строкой и логотипом телеканала, все как положено... Только перекошенная картинка на экране в сознании не укладывается. Не может голова поверить в реальность медленно развеивающегося ядерного гриба на тонкой кривой ножке. Нечто подобное со мной было, как сейчас помню, в тот сентябрьский день двухтысячного, когда в Нью-Йорке пассажирские авиалайнеры башни-близнецы Всемирного торгового центра на таран брали. Тоже, помню, смотрел и поверить не мог, все казалось, вот-вот скажут, что это кадры из очередного нового голливудского блокбастера... Не сказали. И сейчас, к сожалению, не скажут.

Самая хорошая среди плохих и очень плохих новостей была об относительно невысоких потерях. С нашей стороны. Но была и сторона противоположная, не могло ее не быть. Ядерные фугасы сами по себе не гуляют И если оба прошлых раза пресса, что наша, что иностранная, широко вещала о бандитах неустановленной принадлежности, то сейчас 'четвертая власть' хранит гробовое молчание. И причина, на мой далеко не самый осведомленный взгляд, могла быть только одна: 'те, кому положено' у нас наверху отлично знают, кто и по чьим указаниям совершил нападение. А те, кто все это устроил, как в том дурацком присловье, знают, что мы знаем. И думается мне, что все запросто может закончиться нехорошим. Сложно ждать адекватных поступков от свежеизбранной госпожи Президента Соединенных Штатов. Эта безумная ведьма еще в пору своей предвыборной кампании во время дебатов всерьез похвалялась перед прессой тем, что при желании может развязать ядерную войну с Россией за четыре минуты. Ну, до полномасштабной войны дело, вроде, не дошло, но и в двух мини-Хиросимах, одна на территории России, вторая — под боком, тоже ничего хорошего.

В 'Оазисе' управились практически мгновенно. Стрельба была уже не просто слышна — шальные трассеры со стороны линии соприкосновения над головой огненными росчерками сверкать начали. Пока еще самые первые, 'заблудившиеся'. Но признак откровенно плохой. Времени у нас теперь не просто в обрез, его практически не осталось.

Перепуганный менеджер с ресепшена начал что-то неуверенно тараторить в микрофон сбиваясь с относительно сносного русского на вполне приличный английский... Но, будем честными, многие ли наши туристы хорошо говорят по-английски? В общем, пришлось брать ситуацию под личный контроль. Забрав микрофон из рук бледного от испуга парня, я громко прокашлялся, отчего засвистели-зафонили ближайшие к нам динамики внутренней системы оповещения, и выдал:

— Внимание, в отеле проводится эвакуация. Гражданам республик Советского Союза необходимо в кратчайшие сроки собраться перед центральным въездом на гостиничную территорию, где вас ждут автобусы. Не забудьте свои документы и денежные средства. Внимание! Вывоз багажа в связи с чрезвычайными обстоятельствами производиться не будет.

Вот ей-богу, начал бы я по памяти перечислять: Российская Федерация, Белоруссия, Башкортостан, Молдова... Да сам бы запутался и забыл кого-нибудь. А так — все сразу ясно и понятно: всем бывшим советским гражданам — аллюр три креста, хватай мешки, вокзал отходит. По выданному мне в оперативном штабе списку все собрались меньше чем за десять минут. На всякий случай устроил перекличку, убедился, что 'наши все дома' и скомандовал выдвижение назад, в аэропорт.

Если честно, даже хорошо, что стреляют уже так близко. Даже у самых 'альтернативно одаренных' и упертых граждан внезапно врубился ранее отключенный за ненадобностью инстинкт самосохранения, и к площадке с автобусами народ мчался на максимальной скорости. И это очень хорошо. Не пришлось, как в первых двух-трех отелях, самим, со списком в руках, ходить по номерам, собирая людей в кучу. И дело даже не в потерянном на это времени. Дело во всех остальных постояльцах... Что-то мне подсказывает, что глаза этих людей мне в кошмарах до конца жизни сниться будут. Приказ у нас однозначный: вывозим только граждан почившего в бозе 'союза нерушимого республик свободных'. Больше ни на кого посадочных мест внутри прилетевших из России 'бортов' просто не хватит. И так едва ли не половина самолетов, вывозящих сейчас из Египта туристов — это военно-транспортная авиация. Уже не до жиру — успеть бы всех вытащить, хоть тушкой, хоть чучелом...

Все иностранные авиакомпании полеты в Россию прекратили в тот же день, когда на границе между Россией и Прибалтикой один за другим поднялись в небо пусть и небольшие, но самые настоящие ядерные 'грибки'. Объяснения? А какие еще нужны объяснения? 'В интересах безопасности'... А на дворе — начало сентября, туристический сезон еще не закончился, пусть самый пик и прошел уже. И наших отдыхающих где только нет. Радует хотя бы то, что с детьми народа не так много, как еще месяц назад — учебный год начался, увезли детвору по домам... Вот когда я себе мысленно плюсик поставил за быстрый 'срыв' с Родоса. Ведь мог точно так же застрять. Да, на греческих островах любителей джихада нет. Но сам факт. Это пока ты турист при деньгах, тебя за границей все любят, а вот стоит деньгам закончиться... Как в том анекдоте: 'Ты туризм с эмиграцией не путай'. А уж если ты даже не эмигрант, а просто приблудный нищий иностранец... В общем, рисковать не стали, начали вывозить людей домой. Поначалу казалось, что и силами своих авиакомпаний справимся, в крайнем случае — МЧС подсобит. Но тут началась внезапная, но уж очень согласованная буча в Египте и Тунисе. Исламисты будто с цепи сорвались... Пришлось работать на опережение. Нам, и псковской десантуре.

И вот сейчас мы вывозим самых последних своих. А 'не свои' — остаются. Брошенные правительствами своих стран на убой, на растерзание религиозным фанатикам. Кроме нас, я сам видел, эвакуацией сограждан занимаются какие-то американцы, причем не 'маринз' или 'Дельта'*, а тоже какие-то 'частники' вроде нас. Правда, вывозят они своих не в аэропорт, а на базу египетских ВВС. Она тоже рядом, от аэропорта буквально километра четыре по прямой (по дороге, понятно, немного больше), но все же — отдельно. И периметр там отдельный, который они, похоже, собственными силами и охраняют. Вообще я 'коллег' видел издалека, эмблемы на машинах или шевроны на рукавах не разглядел. Опознал исключительно по 'прикиду': черные рубашки-поло и того же цвета тактические штаны, бейсболки... В общем, униформа для наемников-'контракторов' стандартная, даже у нас — почти такая же, разве что светло-оливковая. Не удивлюсь, если там сейчас те же 'Росомахи' работают. Впрочем, не до того сейчас.

Словом, мы, амеры, да французы из 'лежион этранже', в смысле — из Иностранного Легиона, больше тут никому до застрявших в курортных зонах туристов и дела нет. Вернее — есть: боевикам и мародерам из местных, но у тех интересы уже другие. По поводу Легиона — тоже не удивлен, Он у Франции давно вместо палочки-выручалочки во всех внутренних и внешних заварухах... Измельчали потомки Старой гвардии Наполеона и героев Вердена. Впрочем, они уже к началу Второй Мировой измельчали, а сейчас — так просто в снетка выродились.

Больше, как оказалось, вытаскивать своих граждан, посреди чужой гражданской войны оказавшихся, никто даже не попытался. Видимо — заранее списали в 'неизбежные потери'. И смотреть в глаза этим людям, старикам, женщинам, детишкам, мне больше совершенно не хочется. Я знаю, что я там увижу: страх, который пока еще не успел превратиться в безумный ужас, время ужаса придет позже, вместе с террористами, дикую надежду на чудо сначала, а потом, когда они понимают, что вот эти увешанные оружием здоровенные лбы — не за ними... Это описать словами нельзя. Но видеть я такое больше не хочу. У меня в груди не булыжник. И чем там эти, в Европе думают? Впрочем, они уже на улицах собственных городов коренное население от 'мирных мигрантов' защитить не могут, что говорить про Египет, который вообще по другую сторону Средиземного моря?

— Выдвигаемся, — командую я в микрофон рации.

— Принял... Принял,.. Принял, — эхом звучит в наушниках многоголосая перекличка водителей.

— Я на 'трофее' опять головным? — это уже Игорь.

В Душанбе прапорщика погранвойск ФСБ Боровкова неслабо помяло обломками сложившейся ему буквально на голову казармы. Хорошо, он в тот момент на третьем, самом верхнем этаже, находился. А кровля была практически снесена продолжавшимся несколько дней артиллерийским обстрелом. Откопали мы его тогда вовремя, но про первую группу предназначения* пришлось парню забыть. Что автоматически подразумевало перевод из подразделения охраны посольств 'на кабинетную'. Узнав о таких 'радужных' перспективах, Игорь еще в госпитале развил кипучую деятельность, но получил от своего командования жесткий отлуп, мол, раз медики сказали — на бумаги, значит — на бумаги. Без вариантов. Но Боровков и тут вариант нашел: когда я к нему в очередной раз с пакетом фруктов в палату заявился, насел изо всех сил... Буквально в осаду взял, измором. Знаете, кто такой зануда? Это человек, которому проще уступить, чем объяснить, почему нельзя. Дал я ему свою рекомендацию в 'Стрижи', у нас по здоровью требования чуть мягче, все ж таки мы официально — ЧОП. А когда его кандидатуру утвердили, забрал в свою группу. Воевать лучше плечом к плечу с теми, кого знаешь и кому доверяешь. А с Игорем мы за несколько дней в окопах 'двести первой базы' спелись крепко.

Что же до 'трофея'... Тут все сложно и не шибко законно, если уж на чистоту. Еще ранним утром обнаружили мы у отеля 'Дезерт Роуз' брошенный внедорожный пикап 'Форд Ф-150' радикально черного цвета, наглухо затонированный и с эмблемами египетской туристической полиции на капоте и дверях. Не новый, их, вроде, еще в восьмом году производить перестали, но мощный и здоровенный. Долго искали владельцев — не нашли. Зато нашли запасные ключи под козырьком. Вернее — Боровков нашел. Как он внутрь попал? Ну, давайте так: вы не будете расспрашивать, а я не буду вам врать. Попал. И нашел. Подумали мы малость, и решили, что если перед колонной автобусов идет внедорожник местной полиции, то какое-то время вопросы у местных жителей к нам возникать будут куда реже. Понятно, что это строго до того момента, как джихадисты в город войдут, но мы этого 'светлого мига' дожидаться совершенно не планируем. За руль, на правах вступившего во владение, уселся, разумеется, Игорь. И теперь он у нас вместо головной походной заставы и, если понадобится — тарана. Автобусами баррикады двигать — чревато, а у 'Форда' и 'кенгурятник' явно не декоративный, из толстого швеллера, и движок — пять с половиной литров на три сотни 'кобыл'. Если на пути не вражеский БТР или танк встанет — справится.

— Да, — коротко отвечаю я. — И давай внимательнее.

— Принял.

Рыкнув могучим движком и плюнув облаком выхлопа, 'Форд' рванул вперед, врубив проблесковые маяки и периодически 'крякая' непривычного звучания сиреной, заранее разгоняя с дороги возможных случайных прохожих. Впрочем, какие сейчас на улице 'случайные прохожие'? В такое время все мирные граждане по подвалам сидят и своим богам молятся, по улицам одни мародеры шныряют. Автобусы колонной, держа минимальные интервалы и стараясь сильно не отстать от внедорожника, двинулись за ним следом по пустынным улицам Хургады, где лишь ветер гонял по асфальту мелкий мусор и пыль. И снова вспомнился Душанбе. Та же настороженная тишина и пустота. То же испуганное ожидание будущего, от которого точно не стоит ждать ничего хорошего и которое вот-вот наступит. И поделать с этим ничего нельзя.

Из какого-то бокового проулка метрах в двухстах впереди, внезапно выскакивает размалеванная арабской вязью 'шайтан-арба' с крупнокалиберным пулеметом в кузове. Очень плохо: похоже, где-то 'бармалеи' прорвались в город. Видимо, для них эта встреча такая же неожиданность, как и для нас. По крайней мере, первая длинная очередь 'крупняка' пришлась не по тонким, не дающим ни малейшей защиты бортам и огромным стеклам автобусов, а 'поверх голов', только куски бетона и обломки кирпича по крыше забарабанили. Но второго шанса они нам не дадут...

— Игорь!!! — рявкаю я.

Боровков не отозвался, зато управляемый им пикап резко ускорился и, на скорости не меньше ста тридцати, принял 'тачанку' исламистов точно лоб в лоб. Сила удара была просто страшной: двигатель джипа террористов вбило им же в кабину, и только сморщившаяся гармошкой крышка капота мешала в подробностях разглядеть куски мяса, которые только что были сидящими там людьми. Пулеметчик акробатом цирка 'Дю Солей' вылетел из кузова и, совершив умопомрачительный кульбит, сначала со всего размаха приложился о стену на уровне второго этажа, а потом рухнул головой вниз на тротуар, где и остался лежать изломанной куклой-марионеткой. 'Форду', несмотря на таранный бампер, тоже досталось неслабо. И, что самое поганое — в кабине ни малейшего шевеления. И на связь Игорь не выходит. Твою мать! Стоило выжить в той мясорубке в Таджикистане, чтобы остаться в Египте?

— Стоп колонне! Головные и замыкающие — на прикрытии, второй и третий 'борт' — за мной! Нужно забрать тело!

Подхватив из зажима рядом с водителем маленький автомобильный огнетушитель (мало ли, после такого 'краша' и полыхнуть может запросто), я выпрыгиваю из автобуса и бросаюсь к месту столкновения. И уже на бегу слышу в эфире знакомый голос:

— Чье тело? Не дождетесь... Только это, парни, живее. Тут уже горелым воняет, а я застрял...

Живой! Вот ведь чертяка везучий! Ну, и отлично, значит подбираем Игоря и — в аэропорт. Благо, тут всего-ничего осталось.

Уже в зале ожидания аэропорта, забитом до отказа людьми, становлюсь свидетелем семейной драмы. Миловидная женщина лет, примерно, сорока и две девочки подростка со слезами что-то втолковывали упрямо нахмурившему брови толстому мужику.

— Ни, — рычит тот им в ответ, — в москальский литак — не сяду. Вони нас зараз в Сибир видправлять.

— Гриць, дурко скаженный, — чуть не кричала на него жена. — Про диток подумай, про мене. Тикати треба, як можна швидче!

— Цыть, жинка! — зло гавкает в ответ тот. — Зараз американци свий литак пришлють — туди и сядемо. И видразу — в Америку, а там — притулку просити будемо. Чого я у москалив не бачил? А Америка — це Америка...

— Не будет тут американского самолета, — останавливаюсь я возле них. — Не валяй дурака — топай на посадку. Какая, в баню, Сибирь, сейчас все 'борты' — или в Сочи, или в Ростов-на-Дону, чтоб вернуться быстрей. Кому ты в Сибири, дурак, сдался?

— Шов бы ты, москалику... куда шов. И без тебе разберемось. Американци нас не кинуть, ми з ними перши союзники...

Понятно, упоротый. Но не настолько же? Неужели ненависть к русским совсем межушный ганглий пережала? Да и черт с ним! Я поворачиваюсь к его жене.

— У вас дети, дочери. Вы представляете, что с ними будет, когда сюда доберутся исламисты? Пойдемте на посадку!

Та лишь плачет и испуганно хлопает ресницами. Крепко вцепившись при этом в локоть мужа... И отрицательно мотает головой. Твою-то мать! С другой стороны — а что я могу сделать? Силой их в самолет тащить, пинками на трап гнать? Каждый сам выбирает, как ему жить, и как сдохнуть... Только дочек их жалко. Хорошенькие. Плохо они умирать будут, долго и очень плохо.

Отвернувшись от 'незалежного' семейства, лишь рукой досадливо махнул, как хотите. И пошел дальше. Дел у меня было еще очень и очень много...

Когда шесть часов спустя последний Ил-76, принявший на борт нас и отступивших с уже во многих местах прорванной линии соприкосновения и периметра аэропорта десантников, катился по рулежке, мне кажется, я снова увидел их всех. Они бежали по плитам взлетки вслед за самолетом. А в залах ожидания уже вовсю 'резвились' ворвавшиеся туда мародеры и боевики-исламисты, 'Каждый имеет право топать в ад своей собственной дорожкой', — кажется, так сказал мне много лет назад, во время совместных рождественских посиделок в осетинской шашлычной в Ханкале, здоровенный прапорщик-омоновец из Подмосковья. Но почему обрекли себя на смерть идиотским поведением они, а так хреново мне? Вдобавок, что-то мне подсказывает, что это — далеко не все. Да, тут мы, можно сказать, справились. Но впереди нас ждет что-то еще более страшное. Я это знаю, чувствую.

2024-й.

На этот раз я у Павлова надолго не задержался. Это в прошлый визит у меня вариантов особых не было — едва вставший на ноги после затяжной болезни бродяга без копейки денег в кармане, а сегодня я, в первую голову как раз благодаря помощи Иваныча, если и не состоятельный джентльмен, то уж точно не бедствующий. Поприветствовал хозяина, извинился за позднее время (главное, чтоб походы в гости к хорошим людям ближе к полуночи не стали традицией), здоровьем супруги и сына поинтересовался... И перешел к сути проблемы. Услышанное его явно не обрадовало.

— Значит, как ты и прикидывал, решились все же?

Я лишь плечами пожал.

— Иваныч, это был исключительно вопрос времени. К тому же, сам видишь, решились далеко не все.

— Это тебе Гвоздь сейчас так говорит. И, возможно, первое время старшие 'князья' даже слово свое держать будут... Но если у вас ничего толкового с обороткой младшим не выйдет, и Гвоздь, и Черномор, и все прочие подключатся к охоте на общих основаниях. Как бы они не 'окультурились' снаружи, внутри остались все теми же уголовниками. Им с вами, ментами и армейцами, пусть и бывшими, ужиться было ой как тяжко. Уж я-то хорошо помню...

— Ну, это понятно, — соглашаюсь я. — У нас тут та еще банка с пауками образовалась: слабину покажешь — схарчат мгновенно. Но 'хэдхантеров' без хрена и уксуса не слопать. Одна проблема — нужно успеть всех оповестить.

— Постараемся, — ободряюще похлопывает меня по плечу Павлов. — У нас, торговых людей, своя система связи налажена. Есть один бывший радиолюбитель... Хотя, почему бывший? Вполне действующий... Так вот, он у нас вроде 'коммутатора'. Деловой товарищ, я тебе скажу: сразу у трех десятков купцов на окладе. Собрал нам всем по простенькому передатчику, к компьютеру или ноутбуку подключенному, а сам считай, целыми днями в эфире сидит. Случись что срочное — я связываюсь с ним и передаю сообщение, а он 'ретранслирует' его окончательному адресату.

— Это типа пейджера выходит? — озадаченно переспрашиваю я.

Павлов хмыкает в ответ, и улыбается, явно оценив аналогию.

— Ну, в общем, очень на него похоже, да. Разве что текста не четыре строчки, а куда больше. А по сути — да, она и есть, пейджинговая связь, да еще и типа кодированная. Он нам на компы программу поставил хитрую: ты вбиваешь текст, а компьютер его сам в тире-точки перекодирует и в таком виде передает. Даже если и перехватит кто — поди разбери такой массив на слух-то, даже если 'морзянку' знаешь...К тому же, много ли осталось знающих?

— Не боитесь, что его перекупят, и он начнет конфиденциальную информацию 'налево' сливать?

— Да он, вроде, мужик проверенный, не первый год с ним так работаем. Ну и, опять же, совсем секретное через него не передавай открытым текстом, и все в порядке будет. Нету соблазна у человека — так и будет он работать честно. Через пейджинговые компании тоже ведь не все подряд передавали, а если и передавали, то с умом, шифруясь.

Тут мне возразить нечего.

— В общем, спасибо тебе за помощь, Пал Иваныч. Не просто выручаешь — жизни спасаешь.

— Саш, ты взрослый мужик уже. И сам отлично знаешь: Земля имеет форму чемодана — что положишь, то и достанешь. Вы нам помогали, теперь — мы вас выручаем...

Вернувшись в 'Две кружки' я, понятное дело, Боровкова в зале не увидел. Притормозил одного из здешних вышибал — подчиненных Жука, проходившего мимо. По его словам выходило, что Игорь с учениками еще не вернулся, а те люди, что меня искали, наоборот, пока не спускались в общий зал. Свободных столов в кабаке к тому моменту уже не было, я же говорил, он в Никольске — один из самых приличных, место популярное. Такие поздним вечером не пустуют. Сказав вышибале, в каком номере остановился и, попросив всех, кто будет меня спрашивать, направлять туда, потопал по лестнице вверх.

В мою дверь постучали минут через двадцать, когда я уже подумывал послать ожидание гостей куда подальше и объявить по кубрику команду 'отбой'. Хорошо, раздеться не успел — так в маскхалате и валялся на койке, поверх одеяла. Прошлепал босиком до двери, щелкнул щеколдой... Первая реакция была чисто автоматической.

— Спасибо, детвора, ничего не покупаю. Домой шуруйте — поздно уже.

И начал закрывать дверь. Но фраза, произнесенная одной из четверых стоящих в коридоре подростков — весьма миловидной девушки, заставила меня не торопиться с выводами.

— Постойте! Вы — Франт? Мы к вам, по делу... Мы вас тут уже два дня ждем...

'По делу', 'ждут', 'два дня'... Непонятное веселье в глазах Жука... Все сходится! Нет, я к вопросам найма отношусь без лишних предубеждений, помнится, в восемнадцатом поздней осенью принял заказ на двух отмороженных наркоманов от двенадцатилетней девочки, семью которой та 'сладкая парочка' вырезала одной не слишком доброй ночью. Денег на дозу не хватало. Заказ выполнил честь по чести. И даже навещал ее с тех пор несколько раз, когда в тех краях бывал. Прошлым летом, к примеру, заходил: она уже выросла, совсем невеста... Дай ей бог здоровья и мужа хорошего. Просто, неожиданно оно как-то вышло в этот раз: ждал 'серьезных мужиков', а тут — этот детский сад на выгуле. Но вид у ребятишек опрятный, одеты в почти новый армейский камуфляж-'трехцветку' старого, конца девяностых, образца, обувка на ногах добротная, не особо стоптанная, лица не осунувшиеся, явно — не голодают. Да и живут, пусть всего пару дней, но в номерах при 'Кружках', а тут расценки, мягко говоря, гуманностью не отличаются.

— Клиенты, значит? Ну, проходите, клиенты, рассаживайтесь.

Отступаю на шаг назад и широким жестом обвожу комнату, мол, располагайтесь где кому удобно... Впрочем, вариантов особых все равно нет: моя кровать (хорошо хоть застеленная) и пара табуретов. Сам я — на столешницу стоящего у окошка письменного стола примостился. Сижу удобно, всех четверых вижу... И мой ПММ в уже расстегнутой кобуре, от посторонних глаз до поры прикрытый брошенной поверх него чистой футболкой, случись что — прямо за спиной. Ну, да, вот это уже паранойя. Но при моем роде занятий ты либо живой параноик, либо — труп. Промежуточных вариантов нет.

Молодежь пока молчит, переглядываясь. Явно пытаются решить, кому начинать разговор. А я пока на них смотрю, оцениваю. Как уже и сказал, бедствующими и голодными не выглядят. И одеты и обуты хорошо, добротно, и по нынешним временам весьма недешево. Одни довоенные трекинговые ботинки на ногах чего стоят. Прямо сейчас и не так уж далеко (ну, относительно, понятное дело) есть места, где за одни только ботинки такие тебя запросто пристрелят или прирежут... В Никольске, понятное дело, им ничего не грозит, Гвоздь репутацию спокойного торгового города блюдет всерьез, но — все равно, показатель, я считаю. Физически развиты неплохо, лишний вес имеется только у одного, и у того — не на талии и... кхм... ниже, а исключительно в плечевом поясе. Видно, 'железом' паренек увлекается всерьез, здоровый. Он же, именно из-за крупной фигуры, выглядит в компании самым по возрасту старшим. Еще двое — не такие здоровячки, но тоже не хлюпики, на учеников Кенни смахивают. Крепкие, но на лицо — совсем еще щенки лопоухие, доверчивые. И девушка. Ох, хорошенькая. Еще года три, и мужики к ногам в штабель складываться начнут. Это если в нормальных местах жить будет. В ненормальных — или украсть попытаются, или купить. Я уже упоминал, на Вологодчине рабами не торгуют, но есть у Вологды южнее и куда менее щепетильные в этом вопросе соседи.

— Вы не подумайте ничего, мы можем заплатить... — как я и ожидал, говорить начал самый крупный.

— Я пока ничего не думаю, молодой человек, — ровным тоном отвечаю я. — Видал я в своей карьере лилипутов куда крупнее, в смысле — работодателей еще моложе. И ничего — сработались. Что вас ко мне привело? Кого-то ищем? Что-то охраняем?

— Нужен проводник, — коротко отвечает парень.

Ну, что-то начинает проясняться... Но мне что, каждую фразу из него клещами тянуть?

— Знакомая работа, — киваю я. — Куда идем, с кем, с какой целью?

— Ведете нас четверых. Идем на Екатеринбург...

Куда?! Да они что, на голову скорбные что ли? Больше полутора тысяч километров пехом, вот с этим детским садом на загривке? Да с учетом того, что после Кирова относительно обжитые места заканчиваются, и начинается самая натуральная Пустошь. Дикое поле, 'индейская территория', как хотите, так и называйте. Смысл от этого не изменится — края без закона. И где потом снова начинается хотя бы относительная 'цивилизация' — бог весть. Но, думаю, не раньше, чем в Перми, а возможно и еще дольше, уже на Урале. Вот там уже точно все нормально. Именно там, на территории Уральского промышленного региона и взяли власть армейцы и прочие 'силовики', именно об этих анклавах я упоминал уже... Но добраться туда... Почти полторы тысячи километров, и это 'по трассе', без учета всевозможных обходов и 'крюков' по самым разным поводам: от разрушенного моста через реку при отсутствии рядом брода, до какой-нибудь радиоактивной 'проплешины', которых, и об этом я тоже уже говорил, до сих пор хватает. Плюс — чрезвычайно недружелюбное и агрессивное 'местное население'. Мне хотелось бы попасть туда, но одному пускаться в такое путешествие — проще самому застрелиться. И быстрее, и не так мучительно. Впрочем, вот в такой компании результат будет ничуть не лучше. Если бы пришли те самые 'серьезные мужики', что искали меня зимой — мой ответ, возможно, и был бы положительным. Но не сейчас.

— Спасибо, что навестили, молодые люди, но думаю, вам уже пора.

Я поднялся и указал оторопевшим гостям на входную дверь.

— Вы нас не поняли, — удивленно вытаращив глаза, лепечет 'предводитель' этих детсадовцев. — У нас есть чем заплатить.

— Не сомневаюсь, — по-прежнему спокойно отвечаю я. — Но мертвецы не могут никому платить, да и деньги мертвому не нужны совершенно. А шансов выжить в таком походе у вас, и у меня, если я на это подпишусь, никаких. Еще раз спасибо, я — пас. Всего доброго.

Детвора явно ошарашена моим спокойным, но совершенно для них внезапным отказом, а потому комнату они покидают молча, безропотно. А я вовсе не горю желанием им что-либо разжевывать. Сколько им? Лет по семнадцать точно. И если они до сих пор не понимают, что это такое — поход в Пустоши на такую глубину, то и объяснять бесполезно. Другое дело — откуда ж они взялись такие: чистые, сытые и непуганые? Впрочем — не мое дело. Я не самоубийца и в такие расклады не лезу.

Закрыв за гостями дверь, зачем-то лезу в ранец. Что мне там нужно было — сам толком не понял, но руку в объемистое нутро запустил... И почти сразу кожу запястья легонько оцарапало что-то шершавое... На моей ладони лежал старый, здорово потрепанный шеврон с изображением стилизованного тонкого птичьего силуэта. Раньше, в стареньком РД он лежал в маленьком самодельном внутреннем кармашке. В новом ранце такой смастерить у меня до сих пор руки так и не дошли, вот и лежал он среди всего прочего, потому и попался под руку. 'Стрижи'... Эх, Сан Саныч, когда ж ты таким осторожным, не сказать хуже, стать успел? Ведь были времена — в такие передряги влезал и из них же выбирался... 'Были', — мысленно ответил я самому себе. И времена, и передряги. Но тогда за моей спиной стояла серьезная организация, а в глобальном смысле — одна из самых сильных держав планеты. А теперь? Батальон разбросанных по всей Вологодчине одиночек-'хэдхантеров'? Сравнивать, думаю, даже смысла не имеет. Но на душе все равно как-то пакостно. Ведь не просто так эта детвора, а до нее — те самые так и не увиденные мною 'серьезные мужики' меня почти полгода искали и дожидались. Что-то нужно им там, под Екатеринбургом.

Спать как-то совершенно расхотелось. Я сидел на койке и тупо пялился в стену, пытаясь сообразить, что же я сделал не так? Ведь работенка — реально для суицидника, причем этакого... затейника. Не стоит оно того совершенно. Ни за какие деньги не стоит. И даже перспектива попасть на Урал как-то совершенно не манит. Потому как шансы на удачу — ничтожно малы. Как мы друг дружку в школе подкалывали? 'Произнеси быстро — бесперспективняк'? Вот-вот, он самый и есть.

Но внутри крепнет уверенность, что все резоны и доводы мои — просто попытка самооправдания, и, несмотря на них, поступил я все-таки неправильно. И в этот момент в дверь снова негромко постучали.

— Александр Александрович, — раздался за дверью голос девушки. — Поверьте, мы не стали бы просто так вас беспокоить. Но вы нам очень, понимаете, очень нужны. И дядя Саша Кац велел разговаривать только с вами.

Меня с койки будто пружиной подбросило. Саня Кацендорн! Морпех, ценой своего здоровья спасший мне под Старопетровском жизнь!

— Где он? — дверь я распахнул настолько резко, что девчонка к противоположной стене отшатнулась.

— Он... Его убили... — в глазах девушки блеснули слезы. — Нас почти всех убили. А тем, кто выжил, нужна помощь.

— Так, а ну отставить сырость, — стараясь понежнее, но все же твердо заявил я (терпеть не могу женских слез, потому что, как и большинство мужиков, чувствую себя рядом с рыдающей барышней совершенно беспомощным и разом во всем на свете виноватым). — Заходи и рассказывай.

И посторонился, пропуская гостью внутрь. Что-то мне подсказывает, что разговор у нас будет долгим. Впрочем, в общении с клиентом такое — не редкость. Это к киллеру наемному приходят с мишенью: имя, адрес, сумма оплаты. К 'хэдхантеру' зачастую приходят с горем. А его в один абзац из пары предложений не утрамбуешь. Прежде чем к сути перейти, человек выговориться хочет.

Когда за зашторенным окошком начало светать, ситуация начала проясняться. Вот, значит, откуда эти детишки взялись, такие опрятные и непуганые...

'Князья' накрыли все же не десантников, тут я ошибся. 96-я Нижегородская бригада спецназа ГРУ, а вернее — все, что от нее осталось... Саму бригаду незадолго до того, как в у косматой седой ведьмы в Вашингтоне окончательно переклинило мозги, и она отдала приказ о ядерном ударе, перебросили в Карабах. Там тогда (и не без помощи извне) в очередной раз началась заваруха, и русские солдаты снова были готовы исполнять ставшую уже привычной задачу: стоять стеной между некогда братскими народами, не давая им вцепиться друг другу в глотки. В пункте постоянной дислокации в Нижнем Новгороде остались, что называется, 'рожки да ножки', какое-то количество офицеров и контрактников-сверхсрочников, младший осенний призыв, еще и присягу принять не успевший, да офицерские семьи. Но даже в таком вот 'кадрированном' виде бригада продолжала оставаться подразделением спецназа. И когда взвыли дурниной сирены оповещения, а старшие офицеры получили по старенькому телефону без наборного диска, называемого в народе 'вертушкой', подтверждение, что тревога не учебная... Словом, норматив по выходу из ППД и экстренному марш-броску в РСО* бригада выполнила если и не на 'отлично', то уж как минимум на 'хорошо'. И удар американских 'высокоточек' приняли на себя уже пустые казармы и ангары складов. А бригада была уже далеко, в глухих лесах, где были оборудованы резервные склады и временный лагерь.

Даже в своей 'мирной' ипостаси бригада, да еще и войск спецназначения — сила немалая: порядка трех с половиной — четырех тысяч человек личного состава, да при всей положенной боевой технике и прочих средствах усиления... В случае же военной опасности объявляется мобилизация и в подразделение возвращаются резервисты из числа недавно отслуживших. И бригада разворачивается уже в дивизию. А дивизия — это уже чрезвычайно серьезно. Даже стрелковая дивизия РККА образца сорок первого года — это могучая сила, а ведь тут речь не о мотострелках, а о спецназе, да и век за окошком давно уже двадцать первый. Четыре разведывательных полка специального назначения со всеми положенными средствами усиления и зенитно-ракетный полк прикрытия. Шестнадцать тысяч вооруженных и экипированных по последнему слову армейской 'моды' молодых и крепких мужиков. Бронетранспортеры, боевые машины пехоты и десанта, грузовики да не обычные, тентованные, и даже не уже слегка устаревшие бронированные 'Уралы-Звезда', а новейшие 'Тайфуны'. Вместо обычных УАЗов — новенькие 'Тигры', вроде тех, на которых я из Душанбе господина чрезвычайного и полномочного посла вывозил... И прорва продовольствия, боеприпасов и горючего для всего этого... Да, нет положенного мотопехотной дивизии танкового полка. Но зачем разведчикам танки? У них цели и задачи изначально слегка иные.

Содержимое складов и техника в ангарах РСО, в который бригада ушла из Нижнего, не были рассчитаны на всю бригаду, и уж точно не на дивизию — всего на пару отдельных батальонов, но зато располагался он дальше всего от Нижнего Новгорода и вообще от каких-либо крупных населенных пунктов. Оттого и шансы уцелеть имел весьма высокие. И уцелел. А что до относительно невеликих размеров и запасов... Так много ли 'активных штыков' в тот момент в бригаде имелось? А два батальона, если укомплектованы по полному штату военного времени — это тоже очень и очень неплохо. Да что говорить, обычная мотострелковая рота — это одиннадцать БМП или бронетранспортеров. Да оружия на почти полторы сотни человек. А в батальоне таких рот — три. И из ППД бригада далеко не пешком ушла и не с пустыми руками, голая и босая.

Словом, сели, как поначалу показалось, крепко. Оружия и бронетехники — полно, личного состава, даже с учетом неизбежного в таких условиях дезертирства солдат-новобранцев, тоже немало. И продовольствия надолго хватить должно... Но это только поначалу так казалось. Вы когда-нибудь пробовали просидеть на одних армейских сухих пайках неделю? А месяц? А год? Как проверивший подобную 'диету' на себе, буду честен: через неполные полгода на 'точках' в горах Кавказа, даже здоровые и физически, и психически, крепкие мужики-омоновцы от такой кормежки выть и на стены лезть начинают. Обычная яичница или лапша быстрого приготовления с майонезом чуть не за деликатесы идут. Про женщин и детей в таких условиях — и говорить нечего. Словом, совсем скрытно в лесах сидеть не вышло, пришлось на контакт с внешним миром выходить...

Дальше — история понятная и знакомая: склады на базе не бездонные и начинать их содержимое пускать на обмен за свежую картошку-капусту или даже мясо — прямой путь к тому, чтоб без штанов остаться. Какие варианты? Да все те же — начинать 'крышей' торговать. Те же яйца, вид в профиль, в смысле, почти такие же 'князья' в итоге и вышли, разве что без уголовного прошлого. 'Масть другая', как мне тут вчера Гвоздь сказал. Правда, по словам девушки, на куда более мягких условиях. Но, во-первых, сильно сомневаюсь, что кто-то возил на сбор 'оброка' это дитё ясноглазое, так что о 'мягкости' она исключительно с чужих слов знает, а во-вторых, не думаю, что для крестьянина есть большая разница, с матом-перематом и зуботычинами его грабят, или вежливо. Один черт — грабят, забирают то, ради чего он в поле с утра до ночи горбатился, ничего особо взамен не предлагая. Причем, как мне кажется, когда вежливо — так это еще обиднее. Мы, кстати, когда в Чухломе о своей дальнейшей судьбе задумывались, о такой вероятности в первую очередь задумались, спасибо бывшему армейскому 'особисту' Теме Фишеру, который нам тогда эту мысль подкинул. Не выйдет у 'крыши' с работягой полюбовных отношений, какая бы 'белая и пушистая' изначально 'крыша' ни была. 'Белые придут — грабють, красные придут — грабють'... Тут либо нормальный государственный аппарат, пусть и в слегка усеченном виде, с учетом новых реалий: с медобслуживанием, школами, правоохранительными органами с судом и хоть какой-то 'социалкой', как в Ярославле или Кирове, либо ты для крестьянина — все равно дармоед с оружием, который за его счет жрет. Грабитель, которому даже если и платят, то все равно ненавидят втихаря. Да и власть в таких условиях — испытание на прочность серьезное. 'Сгнить' в таких условиях недолго и не сложно, развращает она тех, кто характером послабее. Хотя, в армейцев наших я верю, видел за последние годы всякого, но скурвившихся 'силовиков' оказалось все же куда меньше, чем казалось до войны разным интернетным фантазерам.

Впрочем, как оно там было на самом деле, теперь уже неважно. Важно то, что 'жирную' базу кто-то с потрохами сдал 'князьям'. Совершенно не исключаю, что те же самые 'крышуемые' бывшими спецназовцами крестьяне и сдали, в обмен на какие-нибудь 'плюшки', вроде обещания бывших уголовников снизить, а то и вовсе на какое-то время отменить 'оброк'. А после эпидемии двадцатого года количество и бойцов, и просто народа, на базе всерьез уменьшилось, и справиться с пусть и куда хуже подготовленным, но значительно более многочисленным противником у нижегородцев не получилось. Как сказал некогда то ли Наполеон, то ли еще какой выдающийся военный деятель прошлого: 'Бог всегда на стороне больших батальонов'. Фраза, конечно, спорная, но конкретно в этом случае оказалась совершенно правильной: защитников базы задавили массой и огнем. На то, чтобы отбиться, им банально не хватило людей.

— Неужели вас так Супердрянью накрыло? А вакцина как же? — удивленно спросил я у девушки. — Что, достать не смогли? Ведь была она в ваших краях, точно была, и не сказать, чтоб стоила запредельно много. Уж ваши-то могли ее себе позволить точно.

Про то, сколько стоила вакцина во время вспышки невиданной силы мора двадцатого года, прозванного в народе Супердрянью, и как она распространялась, я осведомлен очень хорошо. Можно сказать, самое непосредственное участие принимал... Впрочем — не о том мы сейчас.

— Достали, — грустно отмахнулась та. — Но не сразу, мы ведь на отшибе жили, пока до нас новости дошли...

Это да, далеко не всегда удаленность от всех играет на руку, иногда — совсем даже наоборот. К тому же (правда, вот этого я девчушке вслух не скажу), возможно 'крышуемые' с ними специально новостями поделились только тогда, когда их скрывать почти невозможно стало. В надежде, что ослабнет 'крыша' и можно будет порядок 'предоставления услуг' пересмотреть слегка. А потом, видно, и до идеи слить армейцев 'конкурентам' доросли. Мне, конечно, сложно понять, зачем было менять шило на мыло: сомневаюсь что недавние уголовники кому-то могут показаться более 'перспективными партнерами', чем бывшие военные... Но кто знает, чего там 'князья' наобещали в обмен на возможность прибарахлиться армейской бронетехникой и всем прочим?

В общем, живыми с базы ушли немногие. В основном — женщины и детвора, причем эти четверо гавриков, что ко мне пришли — самые из них старшие. Из взрослых мужиков — только десяток раненых, из тех, что в самом начале боя вытащить к медикам успели. Тогда еще была надежда отбить нападение объединенного отряда 'князей' и словивших пулю или шальной осколок волокли на перевязку. Позже, когда стало ясно, что наступил тот самый 'последний и решительный', в тыл уже никто не уходил, все дрались до конца, до тех пор, пока могли держать в руках оружие. А потом обороняться стало некому...

Но умерли бывшие спецназовцы не напрасно: их семьи успели уйти. В совсем глухие леса и болота, куда без проводника соваться — верная гибель. Там была подготовлена еще одна база, на самый крайний случай. Который, к несчастью, все же наступил.

Понятно, сидит посреди лесных озер и топей толпа баб и стариков с детворой на руках. Раненые пока поправятся, пока снова сил наберутся... Да и защищать выживших кому-то все равно необходимо. Ясно, кончились лучшие из лучших, пришлось отправлять тех, кто есть. А это вот как раз эти 'тинейджеры' желторотые.

— А вы значит... — я вопросительно гляжу на девушку.

— Мы — самые подготовленные из тех, кто в строю.

Смотри-ка, и не смущается даже. Видно, верит в то, что говорит. Значит, совсем там дела плохи, раз такие вот птенцы за 'лучших из лучших' выступают. Одно остается выяснить: кой черт их в Ёбург понес? Что им там нужно? Об этом и спросил прямо, в конце концов, пора определяться, чего ради мне придется вместе с этой 'великолепной четверкой' на практически верную смерть топать. Либо, от чего их всеми силами отговаривать, тут уж как сложится.

Девушка молча достала из нарукавного кармана маленький диктофон, тщательно завернутый в давно выцветший, потерявший даже самые слабые намеки на рисунок, полиэтиленовый пакет. Простенький цифровой китайский ширпотреб, но такие обычно до наших нелегких времен и доживают, потому как примитивные, и ломаться в них практически нечему. Положив его на столешницу рядом со мной, нажала кнопку воспроизведения. Из динамика донесся негромкий, чуть хрипловатый мужской голос: 'Внимание, всем подразделениям, частям и соединениям Министерства обороны, Федеральной службы безопасности, Министерства внутренних дел, Росгвардии и Министерства по чрезвычайным ситуациям Российской Федерации, сохранившим верность присяге...'

Твою-то мать! Много разного я себе в ходе разговора нафантазировать успел, но до такого моей весьма небедной фантазии все же не хватило! Дослушав запись до конца, я вопросительно поглядел на замершую в ожидании моего решения девушку.

— И давно вы это сообщение получили? А главное — каким образом?

— В начале прошлого декабря. Мы... ну, в смысле, наши связисты, тогда старую 'сто сороковую' починили. Ну, как, починили... Приемник починили, там Р-155П стоял, ну мы и...

Поняв, что слегка увлеклась, девчушка слегка стушевалась.

— В общем, на передачу она так и не заработала. Хотя, до этого у нас даже такой дальней связи не было, не брали 'дальнобойную' связь, когда из Нижнего уходили, не до нее было.

— Извини за глупый вопрос от слабо в вопросе понимающего... Кого вы починили?

— 'Сто сороковую', — повторяет она. — Это радиостанция такая. Армейская. Старая, начала семидесятых годов. На 'сто пятьдесят седьмом' Зиле смонтирована была, в кунге...Даже не на 'сто тридцать первом'... Зил прогнил весь, его волоком к нам притащили, на буксире. Представляете?

Я-то представляю, вопрос — откуда ты, родная, в этом так неплохо разбираешься? А то, что действительно разбирается — видно сразу: и голос бойчее стал, и глаза оживились.

— То есть, ты в вашей группе не снайпером? — запускаю я еще один пробный шар.

— Нет. С чего бы? — недоуменно смотрит на меня собеседница. — Я по радиосвязи больше... Хотя, стреляю тоже хорошо, и из ПМ, и из автомата. Нас всех стрелять учили. А с чего это вы про снайпера решили?

— Да так, — отмахиваюсь я. — Не обращай внимания, старые стереотипы — штука страшная.

Про стереотипы она тоже явно не поняла. Что, впрочем, не удивительно. До войны она вряд ли фантастические боевики читала, ей в том возрасте всякие 'принцессы Диснея' и прочие крылатые феи, как их там звали? Винкс? В общем, ей оно куда интереснее в то время было... А уж после — и подавно. Кому интересна постапокалиптическая фантастика на руинах настоящего постапокалипсиса?

Ободренная моим интересом девушка явно присела на любимого конька.

— Так вот, про станцию. Она на самом деле хорошая, пусть ей и столько лет. Может и азбукой Морзе передавать, и радиотелеграфом, и голосом. Михалыч, ну, связист у нас есть один, старенький уже, зато он на точно такой же в конце шестидесятых служил, на Урале... Так он говорит, они могли свой собственный сигнал 'морзянкой' вокруг 'шарика' запустить и принять. Представляете, свой собственный радиосигнал вокруг всей планеты?! А голосом они с Урала спокойно с Берлином связывались. Только не починили мы ее толком, запчастей нужных не нашли... Но на прием она работала уверенно. До этого даже принять невозможно было — сообщение передают только на коротких волнах, на ширпотребовские приемники и портативные станции не поймать, ну и не ответить, естественно, вид модуляции не тот... А так-то оно в автоматическом режиме крутится, каждый час...

Нифига себе! Если б на столе уже не сидел — точно присел бы. Когда вот такая блондинистая девочка с личиком эльфийской принцессы начинает сыпать терминами вроде 'модуляция', при это еще и явно понимая, что именно она говорит, а не просто тараторя то, что зазубрила — есть от чего сильно удивиться бывшему майору СОБРа!

— А вы, значит, 'депутаты Балтики'?

По глазам вижу — не поняла, разве что по интонации и по контексту смысл додумала, и несмело кивнула.

— Примерно. Андрей Вячеславович... ну, заместитель комбрига, принял решение, что нужно направить людей. Но сначала вас найти не могли, а потом... — она лишь беспомощно руками развела.

Ну, да, дураком надо быть, чтобы не сообразить, что именно там 'потом' приключилось.

— А почему именно меня привлечь решили?

— Вас дядя Саша Кацендорн посоветовал, как я поняла. Говорил, мол, с незнакомым человеком на такой риск идти не стоит, а Татаринова я знаю, воевали вместе. Руководство и утвердило. А теперь — и вовсе без вариантов. Мы кроме вас вообще никого не знаем, да и про вас — только с чужих слов...

— Понятно. Ладно, зови своих боевых товарищей назад, знакомиться будем.

Вернулась она почти мгновенно, да и пацаны за ней следом прибежали не отставая. Похоже, ждали.

— Ладно, клиенты, давайте знакомиться. Я — Франт. Татаринов Александр Александрович. Можно по позывному, можно просто Сан Саныч, тут как вам больше нравится. Вас как звать?

— Михаил, — представился высокий сероглазый здоровяк, похожий на начинающего культуриста.

— Иван, — отзывается второй, почти такой же высокий коротко стриженный блондин.

— Станислав, можно просто Стас, — это уже третий, едва достающий до плеча Михаилу, да и габаритами обоим своим товарищам уступающий, зато подвижный и явно проворный.

— А я — Яна.

Ну, тут все понятно. Девочка с лицом сказочной эльфийки. Как они вообще решились такую красавицу с собой брать? Да за нее этих 'трех мушкетеров' могут зарезать быстрее, чем они 'мама' мявкнуть успеют. Мы работорговлю в здешних краях придавили в зародыше еще в самый первый год, но ведь нельзя быть повсюду. Да и украсть такую могут совсем не на продажу. А что там творится... да у того же Гвоздя в его личных покоях в здании бывшей никольской школы — почем я знаю?

— Будем считать — познакомились, — подвел я итог представлению. Теперь о себе расскажите: кто что умеет, кто каким оружием владеет, от кого в чем помощи ждать можно?

Начал снова Михаил, оказавшийся пулеметчиком. Ну, да, с его кондициями, только с 'Печенегом' и бегать, несмотря на юные годы. Впрочем, не такие уж юные. В свое время мальчишки, всего на полгода-год его старше, Грозный брали... Станислав и Иван оказались стрелками-автоматчиками, разве что Стас заикнулся о неплохом владении 'подствольником', а Иван несмело помянул 'Винторез'. Отлично, замечательно просто! Осталась сущая мелочь — добыть их, что 'подствольник', что 'Винторез'.

— А я — очень хорошо готовлю, и стираю, и убираюсь по дому...

— Я понял, золотко, а еще ты любишь поэзию Беллы Ахмадулиной, полевые цветы и гулять под дождем... И с чувством юмора у тебя все в порядке... А если серьезно? Про связь я понял уже, разбираешься. А еще?

— Да то же, что и у ребят, — улыбнулась Яна. — Автомат Калашникова, пистолет Макарова... Но зато в радиосвязи я действительно понимаю хорошо.

— Не сомневаюсь, — кивнул я и мы продолжили знакомство.

Позывных или прозвищ никто по малолетству не имел, экипированы были тоже хорошо. Но тут понятно: не крестьянские дети в город пошли, счастья искать. На базе спецназа, пусть и маленькой, резервной на совсем уж крайний случай, плохого снаряжения быть не могло. А вот с оружием — беда — только ПМ у всех троих. Но оружие есть, успокоил Михаил, в Мантурово у надежных людей. Надо же, как тесен мир, я ж из этого Мантурово едва-едва в Никольск пришел.

— А люди насколько надежные? — подпустив в голос скепсиса, поинтересовался я. — А то времена нынче такие...

— Надежные, — уверенно ответит здоровяк. — Но даже если там что-то случилось — деньги есть, оружие купим. На Пустоши с 'макарками' никто идти не собирается.

Что ж, уже неплохо. Но на кой же черт ты, Татаринов, в эту безумную авантюру влез вообще? 'Потому что это — не просто опасный рейд. Это шанс, нет, не так, ШАНС вырваться из всего этого... кхм... м-да... И жить по-человечески среди людей. Кто ж такую возможность упустит? Ради такого и жизнью рискнуть стоит. И за куда меньшее умереть в последние годы готов был, чего уж там. Один мой поход на банду залетных грабителей с двенадцатью патронами в магазине чего стоит? Или когда я в Ярославле в контору Кости Гольденцвайга в гордом одиночестве с ПБ в потной ручонке и с 'бэзэтехой' наперевес лез? Скажете, у меня тогда шансов выжить сильно много было? Вот и я о том же!

— Вот оно даже как, — ошарашено протянул Боровков-Кенни, выключив диктофон, который держал в руке.

Сидели мы в комнате, а его ученики, братья-погодки Сашка и Леха с автоматами в руках стояли у входной двери снаружи, караулили, чтоб никто не подслушал. Такая информация на сторону уплыть не должна ни в коем случае.

Я лишь утвердительно угукнул в ответ. Что тут говорить? И так все понятно.

— Мы с тобой?

— Нет, Игорек, вы народ по 'Набату' собираете и готовитесь кое-кому тупоумные 'тыквы' отстрелить, чтоб наперед знали, что нас злить не стоит.

По физиономии вижу — расстроился Кенни. Это я человек спокойный и рассудительный, а Игорь — авантюрист, каких еще поискать. Из тех, что с безразмерным шилом в одном месте и которые всегда за любой кипеш, кроме голодовки.

— Игорь, мне и этих четверых гавриков через пустоши на загривке тащить — вообще не улыбается. Но, ничего не поделаешь — клиенты. Мне вот к ним до кучи еще и твоих парочку. И тебя...

Увидев, как старый приятель всерьез насупился, поспешил поправиться.

— Ладно, признаю, погорячился. Как раз тебя тащить не придется. Но от этого не намного легче будет. И так орава выходит приметная, а с вами — почти что взвод пехоты. Сопливой и плохо обученной...Сами они про себя пусть думают что угодно, но вся подготовка там — сугубо в теории. Реального боевого опыта нет, 'в поле' больше трех-четырех дней подряд не жили. Да и жили — под присмотром. Короче, новобранцы, рядовые необученные...

— Мои кое-что умеют уже, — продолжает дуться Кенни. — Всю зиму дрессировал.

— Верю. Но задачи у тебя сейчас другие. И выполнять ты будешь их. Есть вопросы, товарищ бывший прапорщик?

— Нету вопросов, товарищ бывший майор, — в тон мне отвечает Игорь. — Но я тебе это свинство еще припомню, Саныч. Такой 'эпик квест' — и без меня. Не, ну и не свинья ты после этого?

— Свинья, — со спокойной душой соглашаюсь я, в душе радуясь тому, что всерьез старый товарищ не обиделся, коль шутить начал. — Готов даже пару раз хрюкнуть, чтоб ты удостоверился. Но у вас тут и своих дел будет. Не менее 'эпик', разве что не 'квест', а 'баттл'...

— Давай, — коротко отвечает Боровков.

— Чего — 'давай'? — не понял я.

— Хрюкай давай, — заржал в голос этот негодяй. — Я тебя за язык не тянул.

Не, ну и кто из нас свинья после этого? Но, за язык, и правда, не тянули. И я пару раз втянул наморщенным носом воздух, изображая матерого борова.

— Вот, другое дело! — Игорь хлопнул меня по плечу. — Мужик сказал — мужик сделал. Лады, понял тебя. Когда выдвигаться думаешь?

— Да вот сейчас и двинем, по утреннему холодку.

— А завтрак?

— Нефига, пусть молодежь к тяготам и лишениям сразу привыкает.

— Это ты зря, — не соглашается Кенни. — Тяготы и лишения — это, конечно, важное дело в воспитании подрастающего поколения, но не стоит оно того, чтоб от свежего бургера с олениной отказываться. Сколько потом опять на сухомятке да на кулеше, на костре сваренном?

М-да, и ведь прав отставной пограничник, кругом прав. Вспомнил я только что вчерашний ужин, и слюна поперла, как у той собачки Павлова. Решено, на завтрак задержусь. Разве что от пива придется отказаться. Но компот в 'Кружках' тоже подают, и очень неплохой. А какой тут ягодный морс! Но не сезон сейчас, а жаль...

На выходе из Никольска, у КПП на южных воротах, снова встречаю Цыгана. Тот о чем-то беседует с дружинниками, что на воротах в наряде дежурят. Причем, беседует, гордо подбоченясь и облокотившись на капот УАЗа, того самого, на котором он меня в гости к Гвоздю возил. Точно, приподнялся Цыган. Видать, оценил 'князь', как тот в его отсутствие службу нес, повысил. А вот придурковатого Мотыля, гляжу, в наряд по КПП списали. А это, насколько я знаю, в 'дружине' едва ли не самая низовая 'должность'. С другой стороны — туда и дорога идиоту.

Кстати, об идиотах, вернее, об идиотском поведении. На КПП нам чуть не устроил проблем здоровяк Миша. Увидал УАЗ, у которого Цыган стоял, и аж лицом побледнел. Желваки под кожей щек так и заходили, задергались. И в глазах что-то такое появилось, нехорошее. Смотрел он на Цыгана, словно сквозь прорезь прицела. Хорошо еще, кобуру лапать не догадался.

— А ну стоять, — театральным шепотом прошипел я ему. — Отставить, боец, кому было сказано! Что с тобой?

— Это же наша машина, — набычился он в ответ. — Я ж ее этой зимой вместе с дядей Ромой, своими руками, каждый винтик... Да я им сейчас!

— А ну замер, твою мать! — все так же шепотом рыкнул я ему в лицо. — Сам сдохнешь ни за грош, так и остальных под молотки подведешь. И дело завалишь. Ты уже забыл, зачем ты тут? А ну, сделал на роже приветливое выражение и пошел на выход!

Уж не знаю, что удержало пацана от какой-нибудь глупой выходки — напоминание о друзьях или о порученном деле, но с эмоциями он совладал. Только козырек форменной кепки без кокарды пониже опустил, прикрыв им лицо чуть не до кончика носа.

А Цыган с интересом разглядывает топающую позади меня детвору. Особое внимание, понятное дело, крайне привлекательной блондинке уделено, кто бы сомневался... С другой стороны — и слава богу, пусть уж лучше на Янку глазеет, чем на Мишу.

— Здоров будь, Франт! Что, и ты учеников брать начал? Ничего такие, лучше чем у Кенни. Я б некоторых тоже с удовольствием поучил чему-нибудь.

Кого именно он имеет в виду, тоже сомнений не возникает.

— На поворотах полегче, это клиенты, — хмуро бросаю я в ответ.

Цыган поспешно стирает с физиономии сальную улыбочку.

— Прощенья просим, барышня, попутал.

Ну, да, задевать клиента при охотнике за головами — можно некислых неприятностей нажить. За заказчика 'хэдхантер' глотку перегрызет, это все знают. И это не совсем фигура речи. Реально 'голыми зубами' грызть, может, и не станет, но стреляем мы быстро и точно.

Уже когда мы вышли за распахнутые настежь городские ворота, Цыган бросил мне в след.

— Франт, ты это... Если что — зла не держи. Мы тут в понятиях и под гнилые дела не подписываемся. И про договор в Чухломе помним. И саму Чухлому. Так что, соберешься назад — приходи смело, тут тебя подлянки ждать не будут.

Вместо ответа я лишь коротко кивнул ему, обернувшись. Надо же! А не так уж у нас дела плохи, как мне казалось. Если уж такие крученые, да жизнью битые, как Цыган, продолжают нас по старой памяти побаиваться... А такие, как Мотыль, это пена, накипь. Больше вони и дешевых понтов, чем реального вреда. Впрочем, сбившись в стаи, такие Мотыли проблем создать тоже могут. Но с этим мы разбираться будем позже. Сейчас же впереди такие дела...

— Как же вы так можете?! — буквально взрывается Михаил, когда мы отходим от ворот на пару сотен метров и голоса наши караульным 'дружинникам' уже не слышны. — Они нас убивали, а вы тут с ними чуть не под ручку гуляете?! Как можно с бандитами дружбу водить?! Типа, договорились с ними обо всем семь лет назад в этой вашей Чухломе, и все, живете, не тужите...

— А ну не ори на меня, сопляк! — я тоже эмоции сдерживать не стал. — Ты кто такой, чтоб нас судить? Убивали их... А как так получилось, что вас убивать начали, не подумал?

— Просто получилось, — Мишин голос стал куда тише, дошло до юноши, что проводника злить, да еще на самых первых шагах ой какого длинного пути — точно не стоит. — Нашли и напали.

— Прямо вот так просто? Взяли — и нашли?

Ох, не хотел я эту тему вчера ночью в разговоре с Яной трогать, но чувствую, придется. Точки над 'ё' расставлять нужно сразу.

— Не просто, — совсем тихо ответил парень. — Предал кто-то?

— Вооот, начинаем подбираться к сути. Предали вас. А кто? Уж не те ли крестьяне, которых вы же и 'крышевали', не сильно лучше чем 'князья'? — жестоко, знаю, но такие вот закидоны в подчиненном личном составе ломать нужно сразу, об колено. — Так чем вы тогда от них отличаетесь? Тем, что раньше спецназом ГРУ были? Так мало ли, кто кем раньше был. Видал я за последние годы и бывших школьных учителей, что не самыми плохими 'шерифами' небольших поселков стали, и бывших же армейских офицеров, в каннибалов превратившихся. Причем, в прямом смысле каннибалов, тех, что человечину жрали. Восемь лет — срок немалый, за это время с людьми много что произойти успело... Так какое мне дело до того, что две вооруженные группировки промеж собой 'крышуемых' не поделили? Я вон, в Ярославле всего неделю назад видел, как один купец на другого сначала бандитов навел, а потом и вовсе отморозков с Пустошей подтянул и домой к сопернику заслал — грохнуть конкурента... И кто из них там прав, кто виноват?

О своей роли в этой захватывающей истории мне пришлось скромно умолчать, иначе она в качестве 'иллюстрации' не шибко годится, я ведь там вовсе не бесстрастным сторонним наблюдателем был.

— Ты меня тут Чухломой попрекнул, договорились, мол... А ты в курсе, детеныш, что там творилось? Через что нам пройти и что сделать пришлось, чтоб будущие 'князья' к нам парламентеров заслали? И это при их минимум пятикратном превосходстве! Ты знаешь, сколько патронов у меня в последнем магазине оставалось, когда я со страшной рожей их кошмарил, и жуткой смертью грозил? Дружба?! Вооруженный нейтралитет у нас, и тот вот-вот рухнет и придется опять все вокруг кровью заливать по щиколотку! Так что, юноша, прими как добрый совет: никогда не трепи языком попусту о вещах, в которых ни черта не смыслишь.

Еще с полкилометра мы прошли молча. Я впереди, желторотики всем выводком — чуть сзади, в кильватере. Шли смурные и задумчивые, видать — сказанное мною обмозговывали. А потом Янка нагнала меня и с присущей ее невеликому возрасту непосредственностью спросила:

— Сан Саныч, а что все-таки было в Чухломе? А то разных страшных сказок на эту тему много, но чему верить — непонятно.

Непонятно ей. А там и понимать нечего. Бойня была в Чухломе: кровища, вонь, человеческие потроха на земле... Но как вот этой молодой и очень красивой девушке про такое рассказывать? Полагаю, никак.

— Плохо там все было, Яночка. Очень плохо. Вспомни самую страшную из услышанных тобой про Чухлому сказок, смело умножь на два, а то и на три... Вот, примерно так там все и было.

За семь лет до описываемых событий.

С неба непрерывно и густо сыпал сырой пепел. Для дождя эти 'метеорологические осадки' были недостаточно жидкими, для снега — содержали слишком много всякого и разного помимо замерзшей воды. Да и цвет... Считай, все 'пятьдесят оттенков серого' от светлого, почти белого, до практически черного, с глянцевым антрацитовым отливом. И вся эта грязная мокрая субстанция крупными хлопьями валила с затянутого непроглядной пеленой неба. На руины домов, на остовы выгоревших автомобилей в придорожных кюветах, на крышу нашего бронированного 'Хантера', на головы людей, вдоль бесконечной колонны которых мы ползли по обочине. Люди нескончаемым потоком брели, расплескивая ногами жидкую черную грязь. Шли на восток, подальше от залитого солеными водами Балтики Питера, который сначала выжгло близкими ядерными ударами, а потом захлестнуло волной гигантского цунами. А на головы беженцам падал сырой пепел миллионов тех, кто не успел не то, что уйти, а даже понять, что вообще происходит. Миллионов, погибших в первые же секунды ядерного конфликта.

Глядя на эту не имеющую ни конца, ни края вереницу измученных людей, я вспоминал кинохронику времен Великой Отечественной. Почти так же, как и тогда, беженцы из последних сил уходили на восток в надежде спастись от беспощадного врага. Разве что над головами не выли сиренами падающие в пике 'Юнкерсы', а на обочинах и проезжей части не рвались авиабомбы. Но от этого было ничуть не легче. Грязь, холод, недостаток продуктов и питьевой воды... Тут, на границе Вологодской области уровень радиации уже упал до относительно приемлемого, но многие к тому моменту успели облучиться. И их ждет медленная и мучительная смерть: вылезающие клочьями волосы, выпадающие зубы, язвы на коже, кровавая рвота, когда кажется, что еще чуть-чуть, и вместе с кровью и желчью из глотки мелкими гнилыми клочьями полетят собственные внутренности... Все это мы уже видели. Видели умерших от лучевой болезни, видели лежащие мокрыми грязными тряпичными кулями тела замерзших насмерть, вокруг погасших костерков... А бесконечная колонна все шла и шла. Пешком. Время автомобилей на этой трассе давно прошло, те, у кого были машины и достаточное количество бензина, уже много дней как добрались до относительно безопасных мест, до того же Кирова, например. Те, кому бензина не хватило, уже бросили тщетные попытки найти горючее и сейчас понуро бредут среди всех прочих, а их машины брошены на обочинах.

Под ногами одновременно хрустит и чавкает грязная ледяная кашица. Днем температура едва поднимается выше нуля, ночью — падает до верной десятки со знаком минус. И тогда то, что днем было сырым, покрывается ледяной коркой. Укрыться негде — все окрестные города и деревеньки лежат в руинах. Нас убили не ядерные удары. Похоже, нас решила угробить природа. Видно, достали ее мы, люди, своими идиотскими выходками... Питер смыла волна гигантского цунами, поднявшаяся после ядерных взрывов, здесь же постаралось землетрясение. Землетрясение в Карелии! Кто бы мог себе такое представить?! Но тряхнуло так, что разом, будто карточные домики, рухнули современные 'быстровозводимые конструкции', и кирпичные 'хрущевки', и панельные многоэтажки брежневской поры. Но, похоже, досталось не только нам, но и противнику, уже переставшему быть потенциальным. По крайней мере, повторных ударов от них так и не последовало. А в разговорах с беженцами нет-нет, да и проскакивают слухи о том, что в зарубежных новостных лентах успела проскочить информация о проснувшемся таки в Штатах Йеллоустоуне. Может, и байка, конечно, но кто знает... И добивать нас 'заклятые друзья' из-за океана что-то не спешат. Хотя, по логике — должны бы, иначе к чему начинать было? А вот если и правда бахнул Йеллоустоунский супервулкан, про который разные там экологи и прочие 'видные эксперты' в непонятных областях время от времени начинали в прежние времена рассказывать страшные сказки... Ну, думаю, тогда им там, за 'большой лужей' сейчас точно не до нас. Впрочем, нам тут от этого 'отрадного факта' ничуть не легче и уж точно не теплее. Связь пока еще имеется и по информации с востока — скоро станет чуть легче, уже в Мантурово и Шарье разрушений почти нет, там 'эмчеэсники' сейчас авральными темпами лагеря перевалочные для беженцев организуют... Но до той Шарьи даже от Вологды — почти четыре с половиной сотни километров... Пешком, под непрекращающимся черным ледяным дождем. Для неподготовленных людей со скарбом и детьми — дистанция нереальная. А у нас люди и из-под Санкт-Петербурга, и от Петрозаводска бредут. Сколько до спасения не дойдут? Сколько уже не дошли?

Сейчас топливо на трассе есть только у нас. 'Стрижи' на пару с региональным 'Лидером'*, разбавленным какими-то с бору по сосенке собранными мобилизованными резервистами, вообще непонятно, какой род войск представляющими, кое-как экипированными и так же вооруженными, тут сейчас за все и за всех: провести и уберечь от разграбления редкие колонны с продовольствием до немногочисленных гуманитарных пунктов, разбросанных вдоль трассы, прикрыть от нападения сами эти пункты, разобраться с бандитами... Бандитизм на дороге, вроде, только несколько дней как появился, но уже стал не просто проблемой — настоящим бедствием. Всего пять дней прошло с момента обмена 'ядерными любезностями', но отдельным гражданам этой сотни часов вполне хватило для полного перерождения. Или они всегда такими были, просто гниль свою от остальных скрывали талантливо? Стаи каких-то отморозков нападают на беженцев. Насилуют, убивают, отбирают последнее. Хотя, казалось бы — что забирать-то? И ведь если б только криминалитет разбойничал. Вполне себе законопослушные в недавнем прошлом граждане начали в шакальи стаи сбиваться, да на таких же, всего лишившихся, беженцев нападать. 'Офисный планктон' говорите, 'хомячки'? Ну-ну... Не видали вы, похоже, в какую нечисть эти вчерашние 'белые воротнички' могут превратиться, едва брюхо от голода подвывать начнет. 'Сдохни ты сегодня, а я завтра'. Плевать на всех, главное — выжить самому. Страшно, реально страшно, даже мне. Потому что творят эти бывшие люди что-то уже совсем запредельное в своей жестокости и бессмысленности. Ведь все, запретов нет, законов нет, полиция вся как сквозь землю провалилась — делай что хочешь... Кто-то смеялся над популярным еще совсем недавно в Интернете 'Грабь, убивай...' и что-то там еще про гусей? Да, тогда было смешно... А теперь — даже у таких много повидавших и битых жизнью волкодавов, как я, волосы дыбом встают.

А нас слишком мало, последний раз я спал почти трое суток назад, мы носимся вдоль трассы как угорелые, но все равно вовремя успеваем далеко не всегда. Да и когда успеваем... Нет, понятно, что когда успеваем, то удается кого-то спасти. Ну, при плохом раскладе, за кого-то отомстить.... Вот только ощущения при этом все равно поганые. Почему? А каково, по вашему, расстреливать или вешать обоссавшееся (в самом прямом, физиологическом смысле), воющее от ужаса и размазывающее сопли по не успевшей утратить упитанности роже тридцатилетнее 'дитятко'.? Которое от большого ума решило, что пришло 'веселое время' и можно поиграть в 'Безумного Макса', только не в компьютере, а взаправду? Да еще и на стороне 'плохих парней'? Что с таким делать? 'Понять и простить'? Так не выйдет, за бандой этих 'детишек' уже 'хвост' из полудюжины трупов, это не считая ограбленных и изнасилованных... В суд тащить? А где сейчас ближайший работающий суд? Вот и начинается 'правосудие прифронтовой полосы', когда застали на месте преступления, и там же, не отходя от кассы, и приговорили, и в исполнение привели. 'Высшая мера социальной защиты', правильная формулировка была советском в уголовном кодексе двадцатых годов. Именно так. Есть твари, представляющие для общества реальную опасность. И их смерть — это не наказание, как казнь стали называть позже. Это именно защита. Люди защищаются от выродков, поставивших себя вне любых законов. Но когда у выродка вот такая пухлощекая, зареванная и измазанная соплями физиономия... Тьфу, мать твою, гнусь какая. Даже стрелять противно. Но вариантов нет. Они никого не жалели.

— Татарин — Рыбаку! Татарин, Татарин — Рыбаку! Как слышишь меня, прием? — хрипло заорал вдруг динамик рации на торпеде нашего бронированного УАЗа.

— На связи Татарин, слышу тебя, Рыбак! Прием.

Связь сейчас — это отдельная песня с припевом. По идее, в каждом нашем автомобиле радиостанция есть, но дальность связи, мягко говоря, скромная. А 'плечо', по которому мы мотаемся — ого-го, какое. Вот и приходится стараться справляться с возможными проблемами своими силами, вызывая 'соседей' только по самой острой необходимости. И то, без нездоровой акробатики не обходится. Чтоб докричаться до соседа, который действует километрах в сорока от тебя, нужно, словно дрессированная макака, лезть с антенной и бухтой кабеля на плече по мокрой и скользкой лесенке на верхушку ближайшей вышки сотовой связи. И, закрепив антенну наверху, на самой верхушке, орать оттуда парням, оставшимся у машины, мол, вызывайте. И висеть там, на ледяном ветру, дрожа от сырости и холода, пока те с соседом все-таки свяжутся. То еще удовольствие, скажу я вам.

— Экстренная ситуация, срочно! Общий сбор на точке 'восемь'. Как принял? Экстренная ситуация, общий сбор на точке 'восемь'!

Так, вот тут уже что-то совсем серьезное. Всех нас с самой катастрофы не собирали ни разу. Максимум четыре группы совместными усилиями одну сильно борзую банду гоняли. Что ж на этот раз случилось? Так, точка 'восемь' — это гуманитарный пункт на повороте на Галич и Чухлому. От нас — больше сотни километров, но нам — не пешком, так что через пару-тройку часов будем на месте.

— Татарин принял, — отозвался я, и повернулся к сидящему за рулем 'Хантера' Боровкову. — Игорян, слышал? Погнали к вышке, теперь нам Самсона вызывать...

— Не услышишь тут, пожалуй, — мрачно хмыкает он. — Поехали...

Настрой Боровкова понять можно, сейчас его очередь лезть на сотовую вышку.

Я всегда считал себя резким и серьезным парнем, напугать которого — задачка не из легких. Но, не буду врать, сейчас мне страшно. Страшно даже оторвать взгляд от грязных мысков своих ботинок и поднять на нее глаза. Думаю, я тут сейчас такой не один. От услышанного становится зябко шкуре, а волосы, если б моя голова не была обрита наголо, давно уже стояли бы дыбом. И дело не только в том, что она рассказывала, и даже не в том что... Еще и вид рассказчицы жути нагонял такой, что сердце сбоило временами.

Вы фильм 'Иди и смотри' глядели? Да, тот самый, про сожженную фашистскими карателями вместе с жителями белорусскую деревеньку? В нем еще совсем молодой Алексей Кравченко снимался... Я смог от начала и до конца осилить ровно один раз и пересматривать не могу. Не потому, что фильм плохой а потому что не могу. Так вот, помните лицо главного героя в момент, когда фашисты амбар с жителями подожгли? Помните эту застывшую перекошенную маску вместо детского лица? Сейчас перед нами почти тоже самое, но только настоящее, без грима. И женское.

Она стоит перед нами, в накинутом на плечи тяжелом ватном армейском бушлате и чьих-то берцах на босу ногу. Да, в гуманитарный лагерь она пришла босая. По этой хрустящей под ногами полужидкой ледяной каше. До Чухломы — почти сорок километров, сколько она шла босиком — я не знаю, вряд ли все расстояние но... Даже пара сотен метров по вот этому босиком — уже пытка. Ей сразу же принесли табурет, но она его словно не заметила и продолжила стоять. По-моему, она вообще плохо осознает, что происходит вокруг кроме одного: она дошла до тех, кому должна все рассказать. И теперь рассказывает.

Отец — участковый в Чухломе, мама — бухгалтер в какой-то купи-продайной конторе, младший брат... Все как у всех. Потом — земля, заходившая ходуном и рушащиеся, как костяшки домино, пятиэтажки по соседству. Им повезло — частный сектор, только стекла повылетали и мебель попадала... А через три дня пришли толпой ЭТИ. Тюремные робы с номерами по описанию узнать не сложно, но вот количество беглых 'зе-ка'* малость ошарашило. Как и тот факт, что все они были вооружены. Тут явно не только охрану ИК* разоружили, у фсиновской 'вохры' столько просто нет. Отец, получивший табельный пистолет в 'околотке' еще перед самым ядерным ударом, пытался отстреливаться и велел им бежать в сторону Галича, к гуманитарному лагерю, к людям, к 'Стрижам', к нам...

Но ПМ — плохой помощник против десятка автоматов, думаю, он и первый магазин отстрелять не успел... Что было дальше, она описывает очень подробно. Как прибивали к стене дома уже мертвого отца, что делали с мамой, с ней самой, с младшим братом. И как их добивали выстрелами в голову, а в нее, воющую над телом матери, почему-то не выстрелили... Но при этом голос у нее, словно компьютерная программа, что на вокзалах в Москве отправления поездов объявляла: ровный, безжизненный, без малейшего намека на эмоции. И от этого тоже страшно и неприятно глядеть в ее сторону, проще землю взглядом буравить. Она сейчас вообще на манекен похожа, но не тот, что в витрине модных магазинов, а будто из комнаты страха в заезжем 'луна-парке': замершее морщинистой неподвижной маской лицо, длинные, белоснежные волосы, ярко зеленые, но при этом совершенно пустые, будто у целлулоидной куклы, глаза. И ровный голос без эмоций... Седая безумная старушка с лицом страшной статуи... Четырнадцати лет отроду. На которую боятся поднять взгляд битые-перебитые жизнью взрослые мужики, не боящиеся ни бога, ни черта.

Все, не могу больше! Отхожу, да что там, почти отбегаю в сторону. Едва успев разглядеть, чуть не врезаюсь в Артема Рыбальченко, отзывающегося на прозвище Фишер, бывшего офицера армейской контрразведки.

— Ты откуда? — непонятно зачем тупо спрашиваю я у него.

— Из Галича, в УВД катался. Пытался информацию проверить.

— И что?

— Ничего. Вообще. Сразу после ядерных ударов и землетряса связь была. Хреновая, но была. А теперь — тишина. По всем линиям. И отдел полиции молчит, и военкомат, и горадминистрация. Даже пожарную часть МЧС и пункт ПИО* тамошнего аэродрома вызывать пытались. Все без толку, нигде не ответили. Видимо, все правда.

— А были сомнения? — отмахиваю я рукой в сторону окруженной кольцом наших седой детской фигурки в огромном для нее бушлате, и голос мой чуть не срывается.

— Не заводись, Саныч. Это во мне прежняя должность говорит. 'Особист' на веру не принимает ничего и проверяет все. Иначе — говно он, а не 'особист'.

— Ладно, — чуть успокаиваюсь я. — Проверил. Информация не опровергнута, но и не подтверждена, разве что косвенно. Дальше что?

— Дальше — наших ждем. Я одну машину в сторону Чухломы отправил. Со всеми предосторожностями, да и ребята там бывалые — из 45-го полка*. Справятся. Вернутся, доложат, тогда и решим, что к чему.

Разведчики вернулись через три часа, уже поздним вечером. Хотя, сейчас, с этой висящей над головой мутной непроглядной мглой, утро, день и вечер почти неотличимы — серый сумрак повсюду, разве что ночь от дня отличается, ночью вообще ни черта не видно. На их доклад собрались все, кто к этому моменту в лагерь прибыть успел — больше двух сотен 'Стрижей' и тех самых, отовсюду понемногу набранных, резервистов. В общем, если коротко — все подтвердилось. Чухлома захвачена какими-то непонятными вооруженными людьми. Пресловутых тюремных роб и бушлатов ни на ком почти уже не видно, но нескольких человек все же углядели: переодеться-то они переоделись, но некоторые, видимо, из 'форсу бандитского' свои синтепоновые бушлаты черного цвета с серыми полосами и номерами на груди снимать не стали, так и таскали их поверх обычной гражданской одежды. Причем, что характерно, одежды по виду совсем новенькой, будто только из магазина или со склада какого. Впрочем, почему 'будто'? Наверняка тамошние магазины раздербанили.

На въездном КПП в Чухлому со стороны Галича — ни одного знакомого нашим разведчикам лица, а ведь парни с тамошней администрацией еще четверо суток назад контакт установили и с ополченцами на КПП дозиметрического контроля если и не задружились, то уж как минимум — познакомились. Зато сама будка КПП вид имеет очень характерный: словно после недолгой, но активной перестрелки, все стены пулями испятнаны — живого места нет, сплошное решето. Тел не видно, но оно и понятно, кто ж прямо рядом с трупами сам обустраиваться будет? Это уже совсем на голову больным нужно быть. Опять же, холод — не холод, а все же не совсем трескучий мороз на улице — разлагаться и вонять начнут. Вот тела и оттащили куда-нибудь.

Словом, прояснили ситуацию. Среди наших 'нестроевых' резервистов из Чухломы — четверо. Они как рассказ о творящемся в городе услышали — так их еле удержали. И то, исключительно доводами о том, что от четверых там толку не будет, только сами лягут почем зря. Мол, выдвигаться всей толпой нужно. И они теперь только команды и ждут, по всему видно. В общем, вопрос 'Что делать?' в нашем случае не возникает. Есть другой вопрос: 'Как?'. У уголовников явное преимущество в количестве 'активных штыков'. И они, упрощенно говоря, на укрепленной позиции, а мы — в чистом поле, хотя, скорее — в лесу. Зато на нашей стороне — высокий уровень индивидуальной подготовки, неплохая сработанность в малых группах, просто богатый опыт ведения боевых действий. Как в той поговорке, что я в какой-то книжке прочитал? 'Каждый мексиканец рождается с ружьем в руках, но половина большая половина так и не может научиться из него стрелять до самой смерти'. Так и тут толпой задавить горстку плохо вооруженных и не готовых к нападению деревенских ментов — это вам не с обученной 'спецурой' тягаться.

Впрочем — недооценивать противника тоже нельзя. Нас слишком мало — и трех сотен не будет. А в Чухломе, по самым примерным и скромным прикидкам разведчиков — не меньше тысячи рыл, а скорее — ближе к полутора. Четыре, а то и пять к одному при самом благоприятном раскладе... Какими бы подготовленными мы ни были — без толкового плана действий лезть не стоит. Так я Фишеру и сказал.

— Согласен, — кивнут он. — Я сейчас от местного УВД и военкомата людей жду. С крупномасштабными картами Чухломы и соображениями по проблеме. Сама по себе карта — это разноцветная бумага, на ней дыры в заборах и старые, не зарытые котлованы да траншеи под трубопровод на стройках не обозначены. А они — местные, глядишь, и подскажут что. И это, резервистов из Чухломы найди. От них, надеюсь, подробностей еще больше узнаем...

Операцию планировали до полуночи. Рядили и так, и этак, прикидывали, откуда в город входить удобнее. Зеки в Чухлому пришли с северо-востока, мы входить будем с противоположной стороны, с юна и юго-запада. Здорово портит планы здоровенное озеро, на берегу которого Чухлома стоит, но — делать нечего. Охватываем город в полукольцо и малыми группами движемся вдоль улиц по заранее намеченным маршрутам, уничтожая всех встреченных уголовников. Судя по тому, что от девочки узнали, там сейчас чисто средневековый беспредел, примерно как после команды: 'Отдаю вам город на три дня'. Все пьяные и творят, что хотят. А публика там изначально к дисциплине не приученная. Так что, ни про боевое охранение, ни про дозоры можно сильно не волноваться. Это не вражеская армия, это банда. Причем, банда свежесобравшаяся, стихийная, в которой никакого подобия иерархии (ну, кроме чисто зоновской: кто у них там в законе, кто — мужик, а кто и вовсе — чушкарь-парашник) в этом стаде пока еще нет. Этим и воспользуемся.

Когда постановка задач подходила к концу, в палатку тихой тенью проскользнула молодая женщина в полевой форме МЧС.

— Умерла ваша девочка.

Вокруг стола враз стих гомон десятка голосов и стало настолько тихо, что сломавшийся в кулаке Фишера карандаш треснул, будто винтовочный выстрел.

— Писец тварям. Я не я буду — живыми не уйдут!

Первых бандитов мы взяли в ножи на бывшем дозиметрическом КПП на подъезде к Чухломе, том, что возле местного молокозавода. Сам контрольно-пропускной пункт был смешной: бывший пост ДПС ГИБДД, со стороны похожий одновременно на коммерческий киоск начала девяностых, голубятню и трансформаторную будку. Этакий ярко-желтый из досок сколоченный сарайчик два на два, окна которого были прикрыты здоровенными ржавыми, некогда покрашенными синей краской 'ставнями'. Местные военные уже после ядерных ударов попытались его сделать хоть слегка похожим на фортификационное сооружение и по обе стороны от дороги возвели невысокие, примерно по грудь взрослому мужчине, стены из железобетонных блоков, а саму дорогу перегородили шлагбаумом из тонкой металлической трубы. Вот и вся фортификация. Думаю, когда бандиты напали, то пост сопротивлялся секунд сорок, вряд ли дольше. Но и за это время стены будки КПП превратились в решето. Защиты от холода и ветра они теперь не давали ни малейшей и 'дежурившие' у шлагбаума уголовники жрали водку у костра прямо под открытым небом, разве что полотняный туристический полог над своей лавкой кое-как натянули. Вряд ли они сюда встали добровольно, ведь все 'веселье' сейчас в городе, потому и к несению службы отнеслись, мягко говоря, без энтузиазма. Двое расселись на лавке под провисшим уже пологом, еще двое стояли лицом к костру и спиной к дороге. Бутылку водки передают по кругу и хлебают прямо из горла, закусывая колбасной нарезкой из вакуумных упаковок, навалом валяющиеся в раскисшей картонной коробке у костра под ногами. Караульщики, туда их в дышло! Ну-ну, готовьтесь.

С бесшумным оружием у нас был конкретный швах. Нет, вообще оно в 'оружейках' штаб-квартиры и 'региональных офисов' 'Стрижей' имелось, сам видел неоднократно. Хорошо быть 'дочерним предприятием' Министерства обороны: появляются возможности, о которых обычные ЧОПы, пусть даже и самые крутые, и мечтать не могут. Но когда нас отправляли сюда, о том, что может возникнуть необходимость в 'Валах' или 'Винторезах' никто и подумать не мог. Вооружили обычными модернизированными 'семьдесят четвертыми', магазинов дали с запасом... Патронами нас и местные снабжают неплохо, этого добра в закромах у Родины — эшелоны. Зато теперь без шума — не подойти, а зачем нам ставить в известность о своем присутствии всю уголовную братию в Чухломе еще до начала операции? А без шума как?

Снимать часовых вызвались два 'сорокопятчика', те самые ребята из подмосковного разведполка спецназначения ВДВ, что на разведку по команде Артема катались. Ну, да, их, наверное, такому учат. Отдав нам свои автоматы и разгрузки, чтоб не громыхнуть чем-то невзначай, оставив себе только ножи и пистолеты, парни будто растворились во тьме. Ждать пришлось минут пять, я уже сомневаться в квалификации нашей десантуры начал, до КПП — и полусотни метров нет, где они пропали? Оказалось — зря сомневался: рывок двух стремительных фигур к костру я откровенно проморгал, хоть и ждал его. Чего уж об уголовниках говорить. Те, скорее всего, и понять не успели ничего. Короткая перебежка из темноты в круг света с разных сторон расстрелянной будки и короткие, практически синхронные удары ножами куда-то в область почек. Два тела с висящими на плече автоматами рухнули, как подкошенные. Минус два. Один из сидящих успевает вскочить и тут же получает явно отлично отработанный тычок между ребер, точно в сердце. Последний, похоже, принявший больше остальных, или просто на выпивку не такой крепкий, сидит на лавке, тупо таращась на валяющиеся в грязи трупы подельников. Один из разведчиков бьет его ногой в лоб. Затылок бандита со звуком двух столкнувшихся бильярдных шаров вписывается в стену КПП и тот сползает с лавки. Минус три, да плюс 'язык'. И все за считанные секунды. Хорошо в Кубинке разведку ВДВ готовят, уважаю. Хотя, что-то мне подсказывает, что теперь уже 'готовили', исключительно в прошедшем времени.

'Потрошить' пленного будут прямо сейчас, но уже без нас. Нам еще на исходную выдвигаться, почти до самого озера. Тут недалеко, по прямой примерно два с половиной километра. Но не по дороге, а через поле и старую, давно заброшенную 'промку', скорее всего, бывший мехдвор, где при Союзе колхозные трактора стояли. Между двумя деревушками в три дома, Зубарево и Тимофевской. А там как раз на окраину Чухломы и выйдем, аккурат к улице Октября которая через пару сотен метров пересечется с улицей Калинина, по которой мы в центр городка и двинемся, в сторону военкомата и отдела полиции. Попутно зачищая от зеков частный сектор.

А что тут выяснят, нам по рации передадут, благо — расстояние детское, а старенькими, но вполне рабочими 'Малышами'* нас в Галиче военкоматовские обеспечили. Сильно сомневаюсь, что у бандитов сейчас кто-то на радиосканнере сидит и эфир слушает. Нету там специалистов в этом вопросе и взяться им неоткуда.

На исходной позиции мы были где-то в районе часа ночи. Все по графику. Выпотрошенный, как та скумбрия, 'язык' на посту ДПС ничего особенно интересного рассказать не смог, разве что прояснил места примерной дислокации уголовников. Военкомат и городская администрация, по его словам, оборонялись дольше всего, а потому сейчас выжжены дотла, как и городская больница. А вот на здание ОВД напали в первую очередь и неожиданно, поэтому его захватили быстро. И в здании автостанции какая-то крупная ватага гуляет. И в сетевых универмагах 'Магнит' и 'Перекресток'. Понятно, что и по частному сектору мелкие группы бродят, ищут, чем бы поживиться. Но самые крупные группы — ОВД, автостанция и супермаркеты. Что ж, учтем.

В городе, кстати, до сих пор постреливают, пусть и не шибко густо. Сомневаюсь, что это кто-то сопротивляется, скорее — пьяная 'урла' резвится. Давно подмечено: дай дегенерату оружие и патроны и дай понять, что спроса за расход боеприпасов не будет, как этот тупой бабуин тут же примется палить во все стороны: по дорожным знакам, вывескам или фонарям. По-другому он не сможет, такова его бабуинья природа. Ну, это нам тоже на руку. Глядишь, и не обратят на нас в самом начале хоть какое-то время внимания на фоне общей пальбы. Понятно, что когда серьезный замес пойдет, все станет ясно, но хоть стартануть относительно спокойно сможем, а там... 'Главное — ввязаться в бой...'. Именно этим мы сейчас и займемся.

До самого военкомата проскочили практически без происшествий. Парочку каких-то пьяных в уматину упырей кончили по-тихому, без стрельбы на темных, едва подсвеченных только заревом далеких пожаров, улочках. Одного — ополченец из местных, второго — Игорь. И все, больше никого не видно и не слышно. Тишина и тьма, даже собаки не гавкают. Как-то не совсем к месту вспомнилось, что и фашисты, едва войдя в захваченные деревни, первым делом всех псов отстреливали. Но, похоже прямо сейчас тут, в глухом частном секторе бандитам не очень интересно в потемках бродить. Сюда они, скорее всего, планируют при свете дня заявиться. А пока веселятся там, где светлее. Ну, и мы сейчас к ним заглянем, на огонек.

Возле выгоревшего дотла здания военкомата, от которого остались лишь рассыпающиеся кирпичные руины первого этажа (тут таких домов много, первый этаж кирпичный, второй — деревянный), набитые все еще рдеющими углями рухнувших балок потолочных перекрытий и стропил крыши, натыкаемся на три самодельных креста. На них, прикрученные проволокой, распяты обугленные очень сильно обгоревшие тела в спекшейся и изорванной до состояния лохмотьев, но все равно узнаваемой форме. Сине-серый 'городской' камуфляж, думаю, и шевроны на рукавах разглядеть можно будет, если подойти поближе. Костромской ОМОН. Сомневаюсь, что ребят взяли живыми, уж больно тела их перекручены, так трупы в огне корежит. Скорее всего, уже мертвых из горящего здания вытащили, чтоб поглумиться. И причина понятна, вот она, прямо под ногами. Грязная каша перед пышущими жаром развалинами густо усыпана стреляными гильзами и залита черной в ночной темноте, запекшейся кровью. Похоже, парни очень дорого продали свои жизни.

К выглядящей почти так же городской больнице мы даже подходить близко не стали, там, скорее всего, тоже ничего не увидим и никого не встретим. Возле догорающих руин уголовникам делать нечего. Значит — к зданию отдела полиции, до него и осталось-то всего ничего. Вот только универмаг 'Перекресток' пока обойдем, там какая-то довольно крупная кодла гуляет, даже с улицы слышно. Сцепимся с ними сейчас — точно всю округу на уши поставим. А нам шухер поднимать пока рановато, бить нужно одновременно и повсюду, чтоб противник запаниковал, заметался. Пьяных и ни черта не понимающих давить будет легче. Да и не наша это цель, нам, по плану, сначала ОВД, а потом 'Магнит' отрабатывать придется. Кстати, стрелять-то в городе стали значительно чаще и гуще. Правда, пока это именно что одиночная пальба то тут, то там, ни одной затяжной перестрелки не слышно. И это радует. Значит, остальным группам тоже пока удается на позиции выйти относительно скрытно.

Здание отдела внутренних дел и правда, почти не пострадало. Видно, действительно, уголовникам удалось его взять быстро и практически без боя. Уже потом, на следующий день, мы от уцелевших местных узнали, что не успевшие закрепиться в отделе полицейские и ополченцы, пусть и с серьезными потерями, но отступили к военкомату и горбольнице. И вот там бандитам пришлось всерьез умыться кровью. Но численное превосходство — это фактор практически неоспоримый. Нет, если одна из сторон имеет намного лучше обученный личный состав... Но много ли тут было по-настоящему подготовленных бойцов, ну, за исключением костромских омоновцев? А росгвардейцев из ОМОН тут много быть не могло. Сколько прислали бы сюда в усиление, на пять-то тысяч городского населения? В Галич, с его шестнадцатью тысячами, прислали отделение — десять сержантов и старших сержантов со старшим прапорщиком во главе. А сюда... Не удивлюсь, если как раз тех троих, что мы на крестах у военкомата видели. Но дрались тут всерьез, с отчаяньем обреченных, из-под слоя гильз у военкомата и земли-то толком не видно было.

В ОВД я прямо на входе налетаю на здоровенного щербатого детину, спускающегося со второго этажа. Тот, увидев нас, в первый момент явно опешил и замер с раззявленной в широком зевке пастью: шлемы, бронежилеты под разгрузками, явно армейского вида форма, шевроны 'Стрижей' на рукавах... На уголовников мы в таком прикиде точно не похожи. Но сообразить, что происходит, я ему не дал. Еще гляди заорет, или за автомат схватится. Одиночный выстрел, прямо промеж глаз громилы появляется третье, не предусмотренное 'первоначальным проектом' отверстие, и он с грохотом и лязгом ссыпается вниз по лестнице.

— Чика, мать твою, ну какого у тебя там? — раздается сильно нетрезвый голос откуда-то со второго этажа.

Все, медлить нельзя. Бегом взлетаю по ступенькам и вламываюсь через полуоткрытую дверь в кабинет, из которого, как мне показалось, доносился голос. Второй бандит, габаритами не сильно покойному Чике уступающий, вольготно полулежит на массивном кожаном диване с пухлыми валиками. Увидев меня, пьяно таращит зенки и пытается привстать, потянувшись за прислоненным к столу автоматом. Ага, сейчас! Еще один выстрел, на этот раз — в вырез расстегнутой олимпийки, в волосатую грудь, точно в солнечное сплетение. Уголовник пару раз молча, словно аквариумная рыбка, 'амкает' широко раскрытым ртом, и сползает под стол.

А нормально они тут сидели! На застеленной старыми газетами столешнице — богатый такой натюрморт: несколько бутылок недешевой водки, вскрытые консервные банки с паштетами и шпротами, кое-как нарезанная крупными ломтями сырокопченая колбаса, батон хорошей, явно дорогой ветчины, хлеб для тостов, банки с маринованными огурчиками-помидочиками и черемшой... Короче, сидели и не в чем себе не отказывая, выпивали. Интересно, а не скучно им было просто так бухать-то?

С этой мыслью я и вхожу в смежный кабинет. И замираю на пороге. Сунувшихся за мной следом Боровкова и пару резервистов, которых я пока только по именам и знаю, выносит назад, словно ураганом. Судя по звукам, там теперь кого-то сильно тошнит. Думаю — ополченцев. Игорь на желудок покрепче, у него опыт богаче. Впрочем, сомневаюсь я все же, что мы с ним такое где-то видели. Вполне могли бы увидеть в Египте, но нам повезло: мы последним 'бортом' успели улететь до того, как исламисты захватили гостиницы туристической зоны. Зато эта пара выродков обеспечила нам возможность посмотреть на все на Родине...

На многочисленных книжных полках стоящего в комнате шкафа стоит с десяток прогоревших почти до основания толстых сувенирных свечей, и их дрожащего, мерцающего света вполне достаточно, чтобы в подробностях разглядеть все. Хотя, лучше бы нам этого вообще не видеть!

Тело, разложенное на письменном столе, явно женское. Что-либо еще сказать сложно. Руки наручниками прикованы к старой чугунной батарее, широко разведенные в стороны ноги — привязаны тонкой синтетической бечевкой к ножкам стола. Покрытая сгустками уже подсыхающей крови бечевка затянута туго, кожа на лодыжках содрана до мяса. Лицо несчастной — сплошная черно-багровая гематома, губы буквально расплющены, глаз не видно из-под вздувшихся, будто огромные волдыри, отеков. Все тело — в ссадинах, порезах, синяках и мелких ожогах, похоже, окурки об нее тушили, сволочи. Брюшина вспорота, и в ране видны сиренево-сизые внутренности, из которых торчат наружу какие-то щепки и карандаши. Из... в общем ниже ей вогнали разбитую водочную бутылку. Все вокруг залито кровью. Твою мать, это насколько больным ублюдком нужно быть, чтобы сотворить с человеком такое?! Значит, выпивали, закусывали, а потом шли в соседнюю комнату развлекаться... Сначала неоднократно изнасиловали, а потом выпотрошили, будто вивисекторы. Твари!

Но самое страшное — она еще жива. Впрочем, жизнью это назвать нельзя, скорее — агонией. Выпирающие из разреза кишки мелко и часто вздрагивают, из горла временами вырывается хриплые клекочущие то ли всхлипы, то ли вздохи, на разорванных в лохмотья губах лопается и опадает грязная кровавая пена. А я-то думал, что после вчерашней седой несовершеннолетней старушки меня уже ничем не проймешь... В груди начало ворочаться что-то черное и недоброе. Зря, ой зря я этих упырей убил так легко и быстро. Ну, ничего, их снаружи еще много, мне хватит. Но что мне делать сейчас? Женщине этой не поможет уже даже сам Склифосовский лично, причем, во главе со всем Институтом скорой помощи его имени. Тут уже ничто не поможет... Но она все еще дышит. И каждая секунда этой агонии для нее, наверное, все равно, что целая вечность в аду... Да за что ж мне вот это?!

Подхожу к столу вплотную, зачем-то стараясь не наступить в ее запекшуюся кровь на полу, словно от этого кому-то станет легче, достаю из ножен клинок. Еще никогда в жизни мне не приходилось убивать человека ножом. Но сейчас это не убийство, это — акт милосердия. И нож мой — не просто нож, а мизерикорд*. Аккуратно, будто в руках у меня не отточенный клинок, а медицинский шприц, а я пытаюсь максимально аккуратно и, по возможности, безболезненно сделать укол, вонзаю острие чуть ниже обезображенной кровоподтеками и ожогами левой груди. Тело на столе на секунду выгибается дугой и, вздрогнув, вытягивается. Все. Прекратилось сипящее горловое бульканье, последний раз опали на губах кровавые пузыри. И внутри меня прямо сейчас будто что-то умерло. Словно тонкая ниточка оборвалась. Тонкая, но очень важная. И теперь я — уже не совсем я. И ждать от меня можно чего-то такого, на что я еще вчера считал себя в принципе не способным...

— Саня, — доносится из соседней комнаты голос Боровкова. — Что там?

— Уже ничего, Игоряныч, — машинально вытираю клинок о рукав куртки я. — Уже ничего...

В углу комнаты — небольшая кучка рваного тряпья, в котором можно опознать форменное платье и разодранное в клочья женское белье. Приподнимаю обрывки за чудом удержавшийся на плече погон. На пол падает за что-то зацепившаяся синяя косынка... Младший лейтенант юстиции. Скорее всего — помощник следователя... Среди тряпок вижу знакомую книжицу служебного удостоверения. Света свечей достаточно, чтобы разглядеть фото и записи. Все верно, помощник следователя следственного отделения, младший лейтенант, совсем еще молодая и очень хорошенькая, удостоверение выдано полгода назад — девочка совсем, только-только на службу поступила... Суки! Зубами рвать буду тварей!!!

Выхожу в комнату со 'скатертью самобранкой', возле которой ждут меня бойцы моей группы. Как я и предполагал, стошнило не Игоря. Ну, да, он и покрепче, и видел побольше. А остальные... Злее будут. Их злость и безжалостность нам еще очень понадобятся, причем, я бросаю взгляд на часы, уже через пятнадцать минут, если никто не обнаружит себя раньше.

— Все, хватит сопли жевать, — жестко бросаю я своему сбледнувшему с лица воинству. — Нам еще 'Магнит' громить, со всеми обитателями. Что встали? Пошли! Через пятнадцать минут — начало 'концерта'!

Начать точно по плану, ровно в два часа ночи, все же не получилось. Буквально за пять минут до 'времени Ч' откуда-то со стороны городской администрации донеслась заполошная перестрелка на пару десятков стволов, причем среди панических, на полмагазина, очередей опытное ухо отлично различает уверенные, пусть и частые одиночные выстрелы. Будто точки в конце чьих-то беспутных и бестолковых жизней.

К счастью, мы до конечной точки своего маршрута, относительно недавно построенного на небольшом пустыре сетевого универмага 'Магнит', добраться успели и лежали за невысокими кустами неподалеку крыльца. Ну, теперь уже ждать нечего. Короткий кивок Боровкову (роли мы заранее распределили), шустрая перебежка к крыльцу. 'Магнит' тут типовой — быстровозводимая каркасная конструкция на примерно полуметровом бетонном цоколе-основании, обшитая снаружи белым сайдингом с фирменными 'магнитовскими' красными 'сапожками' понизу стены и под крышей . Я слева, Игорь — справа от входа, я распахиваю входную дверь, и мы почти одновременно забрасываем в помещение по две оборонительные осколочные 'феньки'*. Одну — подальше, почти до противоположной стены, благо, и размеры у магазина относительно скромные, и стеллажи — по два, примерно, метра в высоту, никак не до потолка. Вторая пара — поближе к входу. Чтоб досталось всем здешним 'обитателям', что выплывают из алкогольного забытья, потревоженные близкой перестрелкой, и пытаются подняться на ноги. А вот это — откровенно лишнее. Забросив бандитам по паре чугунно-тротиловых 'гостинца', мы скатываемся с крылечка и растягиваемся в грязи, прижавшись к бетонному цоколю. Пластиковые стены для осколков — вообще не преграда, за ними прятаться — та еще смертельно опасная глупость.

Едва почти над нашими головами отгремели четыре взрыва, практически слившиеся в один, обе подчиненные мне тройки, со мной во главе, вламываются в окончательно разгромленный магазин, в клубы вонючего дыма сгоревшей взрывчатки. На полу среди перевернутых и опрокинутых полок и стеллажей — тела, много, по меньшей мере, три десятка. Каждому — по две-три пули одиночными в быстром темпе. Шевелится — не шевелится, полный ли у лежащего туловища комплект рук-ног, или какая-то отсутствует, на месте ли голова — плевать. 'Контроль' — он для всех. Кто там был жив, а кто уже мертв — разберемся позже. А пока — 'Только мертвый не выстрелит в спину'. Это я снова старого ханкалинского знакомца-омоновца вспомнил. А как можно быть точно уверенным, что тело перед тобой мертво? Разве что убить его лично. Без вариантов.

С 'Магнитом', вернее, с квартировавшими в нем бандитами, покончено буквально за пару минут. А вот на выходе нас ждет неприятный сюрприз: от здешней автостанции в нашу сторону ломится на рысях немаленькая такая толпа. Точно не наши. У наших всех на рукаве сейчас гибкая светоотражающая пластиковая лента кислотно-желтого цвета. Такой простенькой опознавалкой 'свой-чужой' нас еще перед вылетом в Египет обеспечили. А что? Яркая, видна издалека, одевается за секунду, легкая и места в кармане занимает не многим больше мотка изоленты. Да и дорогу себе мощными фонарями подсвечивать наши не станут, дураков нет.

Ну, раз чужие, значит, обеспечим теплую встречу. Тут уже не одиночными работать нужно, а плотным и сосредоточенным автоматических огнем, благо, толпа хоть и немаленькая, но бежит компактно, по дороге. Ага, на обочинах же грязь, испачкаться не хочется. Дебилы нестроевые!

Шесть автоматов на дистанции меньше полусотни метров в толпе наступающих просто просеки прорубают. Продолжающие сыпать с неба грязные хлопья шипят и испаряются, соприкасаясь с раскаленной сталью автоматного ствола, оставляя на ней грязные жирные потеки. Те из бандитов, что поглупее — бросаются наутек, и ложатся под новыми очередями. Те, что поумнее, падают на землю и, прикрываясь трупами тех, кому повезло меньше, пытаются отползти и найти себе хоть какое-то укрытие. Ну, да, кто ж им позволит?

— Гранатами!!!

В сторону заваленной телами 'плешки' улетают осколочные гранаты. На этот раз — наступательные РГД-5 и РГН, у кого что было. Расстояние тут для оборонительных маловато, а укрытий и нет толком, можно своих же осколков хапнуть. Недостаток мощности успешно компенсируем количеством. Не меньше десятка разрывов вспухают там, где еще недавно шло в атаку вооруженное стадо в полсотни голов. Атака захлебнулась, толком не начавшись. Тем уголовникам, что еще живы, пребывать в таковом качестве осталось совсем недолго. Вперед сейчас пойдем — заодно и 'проконтролируем'. У нас нет ни сил, ни времени вести тут долгие позиционные бои. Наш единственный шанс — это наглость, скорость, и сметающий все на своем пути огонь. Остановимся, попытаемся где-нибудь окопаться — тут нас массой и задавят. А значит — только вперед. 'Штурм унд дранг'*, мать его. Смена магазинов и — контратака.

— Пошли!

Две более-менее сработавшиеся за последние дни тройки сейчас рванутся вперед. Но мы — не одни, вокруг, если верить ушам, настоящая война. Хотя, учитывая состояние большинства наших противников — избиение. Но после того, что я увидел вчера в гуманитарном лагере на перекрестке и сегодня в здании ОВД, жалости я не испытываю ни малейшей. Вы жалеете тараканов, которых давите ночью тапком на кухне? Эти — куда хуже и омерзительнее любого таракана. В голове сами всплываю слова из давно услышанной и также давно позабытой песни:

Но им нет права на то, чтобы видеть восход.

У них вообще нет права на то, чтобы жить...*

Именно, у этих тварей нет права жить. Точка!

— Пошли! Вперед! — еще раз гаркнул я и первым рванул в сторону скрытой ночной тьмой автостанции, петляя короткими зигзагами, чтоб затруднить прицеливание тому, кто уже вполне мог взять меня на мушку. Хрен вам, сегодня я не сдохну! Ну, по крайней мере — не прямо сейчас. Рано мне, мало я еще вас, паскуд, на тот свет переправил.

К небольшой площади между одноэтажным, опять же, сайдингом обшитым, павильончиком автостанции и какой-то, явно еще советской постройки, кафешки (типовой проект, я такие много где по всему Союзу в детстве видел, но вот до наших дней они разве что вот в таких уездных городках дожили), сошлись с разных направлений сразу шесть групп 'Стрижей' и резервистов. Нормально, почти сорок человек, тут можно и повоевать. Одно плохо: уркаганы здесь, видать, сели не шибко пьющие. Ну, или очень быстро протрезвевшие, и успевшие сообразить, что к чему и занять оборону. Не скажу, что сильно толковую, но если человек засел в хоть каком-то, пусть и самом простеньком и ненадежном, укрытии и приготовился к бою, взять его без потерь крайне сложно, да что там, практически невозможно. А терять людей мы себе позволить не можем, слишком нас мало. Значит, нахрапом не попрем.

Залегли в темноте по периметру площади, которую обложили со всех сторон. Расстояние между нами совсем смешное сейчас, даже 'сто сорок восьмые' не нужны, штатных, еще в 'Стрижах' полученных, портативных 'Моторол' — за глаза. Пока координируем действия — еще две группы подходят. Вообще хорошо! С павильоном автостанции проблем не будет, там стеночки тонкие, пластиковые, и засевшие в нем уголовники вот-вот на себе ощутят то, что успели почувствовать ребята-ополченцы на бывшем посту ДПС: полную беспомощность и беззащитность. Вот с кафешкой все сложнее. Как я и говорил — типовой проект советской поры: бетонные стены примерно в метр-семьдесят, а, выше — стеклянные окна-витрины под самую крышу. И бетон там, как и проект, советский. За таким не то, что от автоматной очереди спрятаться — не очень серьезный минометный обстрел пересидеть можно.

— Эх, 'Шмеля' бы сюда, — в сердцах выдыхаю я.

— Вот чего нету, Саныч, того нету, — отзывается из-за спины Боровков. — А РПГ не подойдет?

— Чего? — оборачиваюсь я к нему.

— РПГ, — терпеливо, будто ребенку, повторяет Игорь. — 'Семерка'. Правда, выстрел всего один, фугасный, но других не было, извини...

— Ты где его достал?

— Нашел, — разводит руками в ответ он. — Валялся тут, бесхозный... уже...

Вечно у него так: то джип бесхозный, то гранатомет. Но, врать не буду, очень удачно и чрезвычайно вовремя.

— Объемного взрыва был бы лучше, но фугасный — тоже ничего. Давай сюда!

— Ага, 'Поживешь с вами, научишься есть всякую гадость. Валяй, тащи свою колбасу!' — голосом мультяшного Карлсона-Ливанова прохрипел Игорь и протянул мне поочередно сначала 'шайтан-трубу', а потом брезентовый портплед с одиноко перекатывающимся внутри гранатометным выстрелом.

Пороховой заряд к нему уже прикручен. Заряжай, целься, да пали куда нужно.

Вызвал командиров всех подошедших к площади групп (ого, их уже девять, быстро ребята продвигаются!), сообщаю, что сигналом к атаке будет гранатометный выстрел по кафе. Но сначала — пластиковый павильончик автостанции.

— Огонь!

Вы видели когда-нибудь, как вагончик, размером с пару строительных бытовок, с фасадом на четыре окошка, превращают в груду строительного мусора сосредоточенным огнем полусотни автоматических стволов разом? Поверьте, есть на что посмотреть! Добив почти на две трети полный магазин (на 'контроль' валяющихся на дороге бандитов я и десятка патронов не потратил), меняю его на новый и привожу в готовность гранатомет. Плохо, что граната всего одна, да и осколочная 'морковка' сейчас была бы куда больше в тему, но хорошо хоть такая есть, уже хорошо. Целюсь в полуоткрытую дверь кафешки. По окнам стрелять не стоит, они там высокие и по всему периметру постройки, еще пройдет граната навылет без малейшей пользы. Грохнуло внутри неплохо, жаль, стекла окон повылетали наружу, осколки толстого витринного стекла на скорости — тот еще поражающий элемент, руки-ноги-головы от туловища отделить могут, словно гильотиной.

И снова рывок вперед. Но на этот раз нам не так повезло, как чуть раньше с 'Магнитом'. В провалах выбитых окон вспыхивают вспышки выстрелов, а навстречу хлещут горячим свинцом автоматные очереди. В воздухе, будто прямо над ухом, тонко и мерзко завыли пули. Чуть в стороне и позади кто-то громко и коротко вскрикивает. Такие звуки я слышал и в Чечне, и в Душанбе. 'Двухсотый'. Надеюсь — не Игорь. Оглядываться и проверять нет времени, сейчас — самому бы уцелеть.

Короткая и злая сшибка в темноте зала кафе, подсвечиваемой только вспышками дульного пламени. Стреляю не то, что по силуэтам, практически на ощупь. Менять опустевший магазин автомата нет времени, заученным движением скручиваю винтом туловище и автомат сам улетает за спину, а руки же уже рвут из кобуры ПММ. Выстрел, выстрел, выстрел... Распахивается дверь, что ведет на кухню. Наших там точно нет и быть не может, это заранее оговорили, чтоб друг друга не пострелять. Снова раз за разом жму на спусковой крючок... Да сколько ж вас там?! Похоже, тут окопалась реально крупная и относительно дисциплинированная банда: пистолет уже встал на затворную задержку, а противник еще не закончился и прет в атаку...

И тогда с тихим, совершенно неслышным в грохоте перестрелки, лишь мной одним ощутимым ширканьем из ножен на груди снова вырывается нож...

Задачу на охрану пути движения беженцев мы получили уже после ядерных ударов и даже не от своего руководства. Штаб-квартира 'Стрижей' была в Питере. А все, что осталось от Питера — это те самые нескончаемые колонным голодных, замерзших смертельно уставших людей. Самого города на Неве больше нет. И штаб-квартиры нашей нет, и даже командования Северо-Западным военным округом, все там остались, под радиоактивными солеными волнами Балтийского моря. И поэтому вводных нам нарезали из Костромы. Причем, при постановке задач, начальник костромского УФСБ еще и правильный пароль назвал, подтверждающий, что он уполномочен отдавать нам приказы. В принципе, учитывая особенности сложившейся ситуации, мы бы и без пароля перешли под командование старшего по рангу и званию представителя государственной власти, а уж при таком раскладе — сам бог, что называется, велел. Но вот старших среди нас костромской эфэсбешник не назначил, видимо, думал, что у нас своя иерархия и мы сами разберемся. И слегка ошибся. Иерархия. Конечно, была. Но вся она в Санкт-Петербурге осталась. Мы же — просто оперативная тактическая группа, которую после объявления степени боеготовности 'Полная' вывели подальше от ППД. Где мы и застряли без командиров и цели. Хорошо хоть не в пляжных шортах и шлепанцах на босу ногу: два десятка бронированных УАЗов 'Хантер' у нас имелось, личная стрелковка и небольшой запас боеприпасов.

Патронов и гранат нам костромичи подкинули с избытком, а в Галиче вообще что-то вроде центральной базы для нас организовали, с 'короткой' связью помогли, с горючкой для прожорливых броне-УАЗов. Ну, а руководителей нам пришлось выбирать себе самим. По принципу 'Кто большим авторитетом у личного состава пользуется и самое высокое звание раньше имел'... Короче, весьма неожиданно для себя я и оказался в числе этого самого самоназначенного руководства. В компании с Артемом Фишером и Русланом Гатауллиным, здоровенным казанским татарином, служившим до 'Стрижей' в 'Витязе'*.

Утро мы встретили на первом этаже чухломского ОВД, в помещении Дежурной части. Трупы бандитов выкинули в ближайшую канаву еще пару часов назад, тело замученной ими девушки всего несколько минут назад унесли родственники: за ней пришла словно выгоревшая изнутри седая мама и зареванный пацан лет десяти. Они потеряли за последние пару дней всех родственников: отец, опер из уголовного розыска, не успел отступить от захваченного здания ОВД к военкомату. Старший брат, год назад отслуживший 'срочку' двадцатилетний пацан-ополченец — успел. Что осталось от военкомата мы уже видели этой ночью. Мы с Игорем аккуратно завернули истерзанное тело в найденную в каптерке отдела серую милицейского еще образца плащ-накидку и вынесли на улицу, где на покрытом подмерзшей ледяной шугой асфальте стаяли детские санки. 'Словно в блокадном Ленинграде', — мелькнуло у меня в голове — 'Сами находят, сами везут, сами и хоронить будут'. Если ночью в Чухломе основными звуками были выстрелы и взрывы, то сейчас — многоголосый бабий вой. Прятавшиеся по домам сестры, жены и матери сейчас бродили по улицам и искали своих погибших. И находили.

В разгромленной комнате оперативного дежурного по отделу полиции мы прикидываем наши шансы. На правах выбранного нами самими 'старшего над старшими' Фишер берет слово.

— По словам пленных, те, кого мы тут на ноль помножили — лишь небольшая часть здоровенной кодлы, самовольно покинувшей зоны на территории Вологодской области. Связь с Галичем снова есть, я там у знающих людей уточнил, на Вологодчине две колонии особого и две — строгого режима, да с общим режимом — еще три. И это не считая колоний поселений и разных СИЗО. По колониям отбывали сроки примерно семь с половиной тысяч заключенных. Во время землетрясения минимум в трех ИК заключенные подняли бунт. И это информация из тех колоний, из которых успели доложить о случившемся... Судя по всему — подавить бунт не удалось. Потом вся эта орда двинула к расположенным там, неподалеку, складам кадрированных воинских частей, где вооружилась стрелковым оружием. Словом, даже если половина из них сейчас против нас — дела наши плохи. А в то, что сегодня никто из зеков свалить под шумок не успел, я не верю. И значит, скоро по нашу душу остальные заявятся. Даже не столько с целью отомстить за убиенного Татарина и его банду, плевать им друг на друга, сколько наказать сильно борзых. Какие будут мысли и соображения?

— За кого отомстить? — встряхиваю головой я.

— За пахана у этих упырей был некто Татарин, он же Татарчук Кирилл Олегович, неоднократно судимый по 105-й и 131-й статьям Уголовного кодекса. Короче, насильник и убийца. Наказание отбывал в печально известном 'Вологодском пятаке'*... Короче, мразь была первостатейная, клейма ставить негде.

— Тьфу, сука, такой позывной испоганил, тварина, — в сердцах сплевываю прямо на пол я. — Теперь новый выдумывать!

Вот ведь гадство, а. Но после произошедшего тут, мне быть Татарином точно больше не хочется. Это как с Гитлером. Где-то читал, что после окончания Великой Отечественной и до наших дней ни одного этнического немца в СССР и России не называли Адольфом — уж больно паскудные ассоциации у всего нашего народа с этим обычным, в принципе, именем. Причем, именно у наших, в Германии такого не наблюдается. Помню, смотрел в детстве снятые в ГДР спортивные телепередачи, вроде наших 'Веселых стартов', так там ведущий вполне спокойно откликался на Адди.

— Потери наши подсчитали, — снова спрашиваю я.

— Да, — кивает Артём. — Двадцать четыре человека убитыми, полсотни раненых, из них восемнадцать — тяжелые. Их в Галич отправили уже.

— В строю?

— Сто восемьдесят два 'штыка'. Легкораненые эвакуироваться отказались, так что это вместе с ними.

— Что из Галича говорят по подкреплению?

— Обещали еще полсотни ополченцев. И омоновцы костромские уже в нашу сторону выехали. Они как про своих узнали, даже и разговаривать там не стали ни с кем — в 'Газель' свою загрузились и в нашу сторону рванули. Думаю, уже подъезжают. Парней на КПП я предупредил уже.

Ну, могло быть и хуже. По количеству нас будет почти столько же, сколько и чера вечером, да десять профессионалов из ОМОН — подспорье хорошее.

— Боровкова не нашли? — без особой надежды спрашиваю я. — Ведь до самого боя в кафешке рядом был. А потом — как в воду канул.

— Нет, — отрицательно мотает головой Фишер. — Возможно тело сильно изуродовано взрывом. Приметы какие-нибудь были особые?

— Чьи, мля, приметы? — раздается от входной двери знакомый голос. — Сан Саныч, охренела твоя голова! Ты что, опять меня в покойники пишешь?

На пороге, придерживая правой рукой ручку здоровенного деревянного ящика, окрашенного в стандартный армейский хаки, стоит Игорь собственной персоной, потный и распаренный.

— Я тут по его заданию боеприпасы объемного взрыва ищу, а он меня тут хоронит! Не, ну не подлец, а?!

— О, нашлась пропажа, — с деланным равнодушием констатирует Фишер. — прямо не прапорщик Боровков, а Кощей Бессмертный!

— Не, — не соглашается Руслан. — Для Кощея он слишком упитанный и симпатичный. Как в 'Южном парке' того пацана звали, что в каждой серии помирал, а в каждой следующей — снова живой?

— Кенни, — автоматически отвечаю я.

— Вот-вот, Кенни и есть, — с серьезной физиономией кивает Гатауллин. — Вылитый. Еще б болтал поменьше — и вообще полное сходство.

— Кенни? — Игорь на мгновение задумался. — А что — нормально. Давно хотел себе позывной нормальный придумать. Годится, заверните в красивую бумажку, беру!

— Ладно, пошутили-посмеялись, давайте о деле. По оружию и боеприпасам что? — это снова Руслан.

— Так а я об чем?! — чуть не в голос возопил Боровков-Кенни. — Сперва искал, потом — на себе волок!

— Что искал? Что волок? — по глазам вижу, Фишер уже не шутит.

— Так выстрелы ж к гранатомету! — Игорь даже не понял, какая гроза его только что счастливо миновала. — Ну, объемно-детонирующих, уж извини, Саныч, не нашел, а вот фугасных и кумулятивных по полтора десятка — получи и распишись. И противопехотных пять штук. Нужны?

— Очень, — отвечает за меня Фишер. — Но ты не один, кто боеприпасы и оружие собирал. Совсем цифрами вас грузить не буду, да и не подсчитано все до конца... Но, исходя из нашего количества, с учетом подкрепления из Галича, по четыре БК* на нос у нас уже имеется.

— Штатного, или 'кавказского'*, — уточняю я.

— Штатного, к сожалению, — чуть мрачнеет Артем. — Но и это немало. И Галич нас тут не бросит. Да и трупы на улицах еще не все проверены...

— К вопросу о трупах. Как там движется с телами бандитов?

— Пленные шуршат, как финские электровеники. Умеешь ты, Татаринов, личный состав мотивировать.

— Я такой личный состав в гробу видал, в белых тапках, — отмахиваюсь я.

Впрочем, Рыбальченко прав, грамотная мотивация — великое дело. Когда я распорядился отрядить немногочисленных пленных, понятно, под конвоем, на сбор и захоронение тел уголовников, некаоторые из них попытались привычно 'врубить дурака'. Мол, начальник, били нас сильно, ноги не ходят, спина не гнется... В общем, их послушать, так я им еще и талонов на усиленное питание задолжал. То ли в край охренели, уроды, то ли с бодуна не сообразили, насколько сильно власть переменилась.

— Так! — скомандовал я. — Кто не может работать по состоянию здоровья — два шага вперед!

Из куцей шеренги вышли трое. Или самые наглые, или просто тупые, теперь уже какая разница. В общем, пристрелил я их. Всех троих, прямо там, перед строем. А остальным сообщил, что тот, кто не способен мне приносить пользу — мне не нужен, а тот, кто мне не нужен... Тут последовал короткий кивок в сторону трех еще теплых тел в грязи. И все — жужжат, как пчелы. Все верно, дело исключительно в правильной мотивации.

Глоссарий.

1. Гирос — блюдо греческой кухни, сходное с турецким донером (дёнер-кебабом) или арабской шаурмой. Разница в том, что в гирос с мясом и соусом добавляют еще и картофель фри.

2. Калиспера (греч.) — добрый день (примерно до 22 вечера).

3. Анабазис — длительный поход воинских частей по недружественной территории. В переносном смысле — длинный и трудный поход, изобилующий опасностями.

4. 'Area-51' — 'Зона-51', база военно-воздушных сил армии США в штате Невада. Официально там ведется разработка экспериментальных видов вооружения, но народная молва упорно утверждает, что в 'Зоне-51' ведутся исследования обломков НЛО, попавших в руки американского правительства.

5. На Дворцовой площади Санкт-Петербурга в здании Главного штаба расположен штаб Западного военного округа МО России.

6. 'Маринз' (USMC, United States Marine Corps) — Корпус морской пехоты США.

7. 'Дельта' (Delta Force) — антитеррористическое подразделение специального назначения армии США. Официально, помимо всего прочего, предназначено и для спасения мирных граждан США, попавших в зоны военных конфликтов или взятых в заложники террористами за рубежом.

8. В силовых структурах России существует четыре основные медицинские группы предназначения, определяющие, на каких должностях и в каких подразделениях может служить военнослужащий или сотрудник. Первая — самая высшая. Все бойцы спецподразделений ФСБ и МВД, или военнослужащие серьезных родов войск, вроде ВДВ, морской пехоты или спецназа Росгвардии имеют именно первую группу предназначения.

9. РСО — район сосредоточения и ожидания, точка, в которую воинское подразделение выводится из пункта постоянной дислокации в случае угрозы начала войны, в которой оно перегруппировывается и ожидает дальнейших приказов от вышестоящего командования.

10. 'Лидер' — центр по проведению спасательных операций особого риска МЧС России. Собственное спецподразделение МЧС, предназначенное для проведения спасательных операций в особо опасных условиях, например, в зоне военного конфликта.

11. 'Зе-ка' — ЗК, аббревиатура, означающая 'заключенный'.

12. ИК — исправительная колония.

13. Пункт ПИО — пункт полетно-информационного обслуживания при аэродроме.

14. Расквартированный в подмосковной Кубинке 45-й разведывательный полк специального назначения ВДВ.

15. Советская армейская радиостанция Р-148 'Малыш'. При весе в 3 килограмма обеспечивает вполне устойчивую радиосвязь на расстоянии до 6 километров.

16. Мизерикорд — он же 'кинжал милосердия'. Узкий кинжал, способный проникнуть между пластин средневекового рыцарского доспеха. Использовался для быстрого и относительно гуманного добивания поверженных врагов, для избавления от мучений.

17. 'Фенька' — ручная оборонительная осколочная граната Ф-1.

18. Песня 'Последний воин мертвой земли' группы 'Оргия праведников'.

19. 'Штурм унд дранг' — (нем. Sturm und Drang), 'Буря и натиск'.

20. 'Витязь' — 1-й отряд специального назначения ВВ МВД России, входивший в штатную структуру ОДОН ВВ МВД, она же Дивизия Дзержинского. В 2008 году в ходе структурных изменений отряды специального назначения 'Витязь' и 'Русь' объединены, и переформированы в 604-й Центр специального назначения внутренних войск МВД России, который, в свою очередь, в 2016 году вошел в состав Росгвардии.

22. 'Вологодский пятак' — ИК-5 УФСИН России по Вологодской области, одна из семи исправительных колоний особого режима для пожизненных заключённых в России.

23. БК — боекомплект.

24. Штатный боекомплект в силовых структурах России — по четыре снаряженных магазина на автомат. При отправке на Северный Кавказ военнослужащие и сотрудники полиции получают двойной боекомплект — по восемь магазинов.