Энжел Хилл (Черновик. Общий файл)

Сейчас она была похожа на рассеянного охотника, что вскочив после выстрела, бестолково водит ружьем, не зная в какую из вспугнутых им уток пальнуть.

Коско? Андрэ как-то слышала, как он смеясь, сказал в спину Рейвору: "противный", но у Коско жена и двое детей. А вообще ее ли это дело? И она вдруг рассердилась.

— Знаешь что? Тут от загадок и так голова идет кругом, а ты еще новую задаешь.

Она повернулась и пошла прочь.

— Но ответ на нее очень прост, — улыбнулся Рейвор, глядя на ангела, как глядит заговорщик на своего сообщника.

В этот день, после ланча, маленький кружок оставшихся в Энжел Хилле собрался в гостиной. Донна и Элен говорили о фильме, который посмотрели, обсуждая какую-то героиню вдруг вышедшую замуж за второстепенного героя. Донна отнеслась к этому довольно прохладно, а вот Элен горячилась:

— Ну зачем, зачем она так поступила? Замуж нужно, нет, необходимо выходить по любви.

Донна бросив украдкой взгляд на Икли, приподняла бровь.

— А вы уверены, что эта самая любовь существует? — спросила она Элен.

— Но ведь иначе никто не стал бы создавать красивых стихов, великих полотен, снимать о ней фильмы, — с убежденностью первооткрывателя пошла Элен по уже проторенному пути. Она с открытой улыбкой посмотрела на Икли: — Я понимаю, что это очень высокий идеал, но ведь все к нему стремятся.

— Поэтизация похоти, — четко и непререкаемо, как отрезала, заявила леди Камминг.

— Вот именно, — неожиданно поддержал ее Икли.

Андрэ с удивлением подняла на него глаза от журнала который листала. "Вот урод! Разве девочка ждет от тебя этого?". Но он продолжал тоном человека твердо знающего о чем говорит:

— Мисс Элен, любовь — всего лишь страсть и от того что кто-то страдает от неразделенности этой страсти, идет всплеск подобной идеализации. Наше поколение право в том, что рассматривает любовь как простую физиологическую функцию и это честнее, чем говорить о каком-то умозрительном, выдуманном идеальном чувстве, называемом любовью. Те, чья страсть оказалась утоленной, просто вступают в брак, но вот появляется некто, кто внушает новую страсть и брак рушится. Все чувства, которые так идеализировались и возносили стихами и песенками, испаряются, таят в мгновение ока, будто их и не было вовсе. Глупец начинает морально рефлексировать, заставляет себя испытывать муки совести, тогда как умный просто чувствует себя глупцом, понимая что обманывался, принимая на веру расхожие шаблоны. О, вы только понаблюдайте за пожилыми парами! Они уже смотреть друг на друга не могут без отвращения, а если смотрят, то со скукой, какую только порождает привычка быть все время вместе, по необходимости растить детей и тянуть лямку быта, считая каждый пенни. Оба настолько предсказуемы, что один с тоскливой скукой знает, что ответит другой на ту или иную реплику. И если бы не социализация брака и не желание быть как все, посмотрел бы я, что осталось бы тогда от самого понятия любви. Оно бы враз было растоптано желающими во что бы то ни стало получить свободу от жестких общественных ограничений, всех этих правил сковывающих личность, в которые нас вечно тыкают носом, как нашкодивших щенков, если невзначай посмотришь не в ту сторону. Случись каждому обрести такую вот свободу, уверен, даже самые верные из верных и не вспомнят об этих идеалах, и они исчезнут совсем. Но вся беда в том, что институт брака — один из тех столпов на котором держится социум, и оно ревностно охраняется такой силовой структурой как закон. Вот все утверждают, повторяя друг за другом не задумываясь, что ядром любого брака, является любовь, а вы копните любую семью и никакого ядра не обнаружите, только склоки, подозрение, зависть, похоть, даже ненависть, вот это связывает семьи сильнее всяких надуманных моральных шаблонов и законов.

Андрэ, какое-то время опустив журнал слушала Икли приоткрыв рот, потом заметив, как у Элен дрожат губы, нахмурившись начала наматывать на палец золотую цепочку, что висела на шее. Она не понимала, что происходит. Икли ведь не дурак, тогда зачем он говорит такое Элен. Донна поаплодировала, когда он окончил свою глубокомысленную речь и тот шутливо раскланялся, благодаря аудиторию за внимание.

— Немного странно, что мне никто не возражает. Обычно на меня тут же набрасываются со всякими ханжескими доводами. — Огляделся Икли с насмешливым недоумением. — Что же вы, граф?

Но тот, сидя в углу у дверей, равнодушно пожал плечами. Попыхивая своей трубкой, он поднял руки, давая понять, что не желает дискутировать.

— Мнение мисс Элен мы уже знаем. Мисс Донна со мной вполне согласна, а вы миссис Камминг? — поклонился он в ее сторону.

Андрэ замерла в ожидании, предвидя жесткую отповедь будущему зятю.

— Кто без греха первым брось в меня камень. — Неопределенно и туманно отозвалась она цитатой из Библии.

— Я так понял, леди, что вы признаете то, что опыт каждого здесь сидящего заставляет признать мою точку зрения, поскольку она и есть реальность? — От Андрэ не укрылась та многозначительность с какой он подчеркивал каждое слово. — Остаетесь вы, мисс Уолпол.

Андрэ занятая тем, что начала медленно разматывать цепочку уже туго стягивающую ее палец, озадаченно посмотрела на него и пожала плечами.

— Так ведь Бога, как и душу человека никто и никогда не видел, но они ведь существуют.

— Это все умозрительно. — Надменно ответил Икли, словно отмахнувшись от нее. — И не доказуемо.

— Правда? — Андрэ остановилась, перестав разматывать цепочку. — Но вы вот только что согласились с миссис Камминг, процитировавшей слова из Библии. Странно, может я чего-нибудь не допоняла. Уж простите, я сегодня немного рассеяна... Вы говорили о любви или о похоти, сэр?

— Я считаю, что это одно и то же. — процедил Икли, но по крайне мере, от его насмешливости не осталось и следа.

— Ах да... Знаете, кто-то способен испытать любовь, а кому-то, из-за его кобелиной натуры, достается лишь похоть. Простите, я хотела сказать: животной натуры.

На щеках Икли полыхнули багровые пятна. Леди Камминг внимательно посмотрела на Андрэ и в ее взгляде мелькнуло одобрение.

— Ну разумеется, куда же вам без этих костылей нравственных устоев. Не устоите. Упадете. Знаю, что вы сейчас начнете проповедовать, что только тот, кто придерживается надуманных моральных принципов и не чужд высоких душевных устремлений, словом тот, кто обладает всем этим полезным набором, достоин пряника, так называемой, любви! — Нараспев, не скрывая издевки, проговорил Икли.

Похоже, такой вот убийственной иронией, он обезоруживал своих оппонентов. Но стоило ли этого боятся? Ведь и у других имелись приемчики не хуже, у леди Камминг и Уэнтворта уж точно, а особенно у женщин. Вам ли не знать этого, мистер Икли?

— Дело вовсе не в этих, так называемых, костылях, — сказала Андрэ, лениво закидывая ногу на ногу и медленно покачивая остроносой туфелькой. — А в том верите ли вы в любовь или нет.

Элен перестав покусывать губы, чуть подалась вперед. Кажется Икли так и не удалось обворовать свою невесту, отняв у нее такую ценность, как веру в любовь, пусть даже и не в его.

— Вы, сэр, в нее не верите? Ну и не верьте, а я вот верю.

— Верите во что? — нашел в себе силы оторвать взгляд от ее покачивающейся ножки Икли. — Что может когда нибудь встретите эту самую несуществующую любовь? Желаю удачи!

— Верю, что когда-нибудь сама полюблю, мистер Икли.

"Ну давай же возрази..." — мысленно подначивала его Андрэ, но Икли промолчал.

— Вы очень рискуете, милочка, — вдруг произнесла леди Камминг. — Любовь, какой бы она ни была несет в себе боль. — Она повернулась к дочери: — А тебе, пора бы уже перестать читать дешевые любовные романы.

— Рейвор, будьте любезны, принесите мне шампанское, — утомленно произнесла Донна.

— Коско, мне херес или коньяк, что у тебя там есть, — распорядился Икли.

Граф, все это время молча сидящий в стороне со своей неизменной трубкой, встал с места и ушел под неодобрительным взглядом леди Камминг. Андрэ тоже вышла из гостиной. Ей нужно было немного успокоится, потому что во время своего спора с Икли, она запрещала себе горячиться, а ничто так не остужает горячую голову, как свежий воздух. Она не понимала, почему леди Камминг и Уэнтворт так легко согласились с ним. Уж леди могла бы его срезать, но смолчала и это при дочери, которую же и обвинила в чтении дешевых романов. Неужели, она так жаждет брака Элен и Икли, что готова выслушивать его помойную философию, оправдывающую присутствие здесь Донны. Стоя на крыльце и поеживаясь от вечерней прохлады, она продолжала свой спор с ним.

"Тоже мне аргумент: в старости видите ли стихи не пишутся. Может быть острота страсти с годами и пропадает, зато супруги понимают друг друга с полуслова, и любовь, настоящая любовь, никуда не исчезает, мистер Икли, просто она перерастает все эти стишки и пламенные поцелуи, потому что с возрастом супруги так приросли друг к другу, что им и смотреть друг на дружку не обязательно, так они чувствуют один другого, а вы говорите "отвращение". В этом возрасте любовь доказывается не порывами страсти, слезами или сентиментальными клятвами, а умением простить и снисходить к недостаткам своей половины. Это уже не показушная любовь, а мудрая, набравшая силу и опыт. И вы, мистер Икли, либо не захотели подумать эту мысль до конца, либо просто оправдываете свой, не совсем чистоплотный, образ жизни и не умение любить по-настоящему. Очень мелко вы плаваете, мистер Икли, раз решились еще и высказать подобное своей невесте и будущей теще. Хотите подготовить их к будущему с вами?".

Поругавшись с мистером Икли еще немного и окончательно замерзнув, Андрэ вернулась в дом. В гостиную возвращаться не хотелось, а потому услышав доносящийся из бильярдной стук шаров, она направилась туда. В полицейском управлении во время перерыва ей частенько приходилось гонять шары с ребятами из следственного отдела и патрульными. Собственно, они-то и научили ее загонять их в лузу, а потому Андрэ не без любопытства заглянула в бильярдную Энжел Хилла. Она оказалась не в пример роскошней бильярдной полицейского управления с потертым сукном стола и отполированными от частого употребления киями. Здесь пол покрывал ковер, стены были обшиты панелями орехового дерева, к самому столу спускались три абажура рассеивающие мягкий свет и под ними, согнувшись с кием в руках, гонял шары в полном одиночестве граф Уэнтворт.

Андрэ подошла к столу, рассматривая раскатившиеся по его поверхности шары, прикидывая с какой стороны было бы лучше разбить создавшуюся комбинацию. По ее мнению, граф мог бы рискнуть и загнать одновременно несколько шаров в лузу, если бы бил по ним самым дальним шаром, потому они находились на одной линии удара. Надо было только захотеть рискнуть и точно и сильно ударить по ним.

— Решили тоже удрать от скучных разговоров в гостиной? — спросил граф, загоняя шар в лузу, тогда как другой откатился в сторону.

— Все темы уже исчерпаны, а говорить в который раз о погоде не хочется.

— Хм... да... — Расстроено кашлянул граф, когда посланный им шар лишь смазал по тому в который он целил.

— Вот тут для вас есть возможность сбить сразу три шара, — не выдержав, показала Андрэ.

— М-да? — скептически хмыкнул граф, приглядевшись к тому расположению шаров на которое указала ему гостья. — Я не хотел бы рисковать, но вы можете взять кий и попробовать.

Андрэ не стала просить себя дважды. Подхватив кий, она встала на выбранное для удара место и затаив дыхание, прицелившись, стукнула по шару. Крутанувшись, он столкнул два других на его пути и прежде чем ему закатиться в лузу, эти шары уже упали в них.

— Однако! — крякнул граф, одобрительно посмотрев на выпрямившуюся девушку. — А вы серьезный противник, — и неожиданно предложил: — Играем?

— Играем.

Воодушевленный предстоящей партией, граф собрал шары в треугольную рамку и, сняв ее, жестом показал на них Андрэ.

— Вам разбивать.

А после наморщив лоб, внимательно следил за тем, как она разбив шары одним ударом, сразу загнала два из них в лузу, после чего выпрямилась. Теперь была очередь графа.

— У вас хороший глаз и уверенный удар. — Похвалил он. — И вы достаточно сильный противник, чтобы не поддаться мне.

— Я? Поддаться? Да ни за что! — пылко пообещала Андрэ, следя за тем, как два, посланных графом шара, катятся в лузы.

Граф довольно оглядел плоды своих усилий и вдруг сказал:

— Мне неловко признаваться в этом, мисс Уолпол, но я совсем не помню вас, только очень смутно припоминаю ваш приезд сюда десять лет назад.

— Ничего страшного, — ответила Андрэ, обходя стол и разглядывая раскатившиеся, после хода Уэнтвора, шары. — Я вообще ничего не помню, хотя мама не раз рассказывала мне о том, как гостила в Энжел Хилле. Для нее это было незабываемым воспоминанием.

И это, по словам настоящей Сюзанный Уолпол, было действительно так.

— Просто ужасно, что поводом для моего знакомства с Джеймсом и Брайаном стала их гибель. Знаете, чем больше я думаю об этом деле, тем больше склоняюсь к мнению барона Бэшема, что это несчастный случай, а не злой умысел. Просто в голове не укладывается, что кто-то захотел и смог их убить.

Граф молча наблюдал, как от точного удара Андрэ три шара раскатились в разные стороны, упав в сетку.

— Они были отличными ребятами, — рассеяно сказал он, — и дополняли друг друга. Думаю, поэтому брат сделал их сонаследниками, и...

Не договорив, он поспешил разбить ту комбинацию, которую заняли теперь желтые шары, замерев на зеленом поле стола. Удар был сделан так мастерски, что в лузы один за другим попадали четыре шара, так что Андрэ, не удержавшись, поаплодировала графу и спросила:

— Они дружили?

— Кто?

— Джеймс и Брайан. Я ведь совсем их не знала, уж простите мою назойливость.

— Не думаю, — ответил он, после минутного молчания. — До того, как Роджер сделал их сонаследниками, они почти не знали друг друга, потому что вращались в разных кругах и жили разными интересами. Я понимаю, что брат может быть правильно и, как всегда, прозорливо поступил, сделав их сонаследниками, но... Понимаете, все Холлендеры считают, что Джеймс несправедливо обделен и его отцу не следовало бы так легкомысленно делить свою империю, пусть даже и между родственниками. Но брат посчитал, что сыну слишком легко все досталось и он должен либо сам прирастить свою часть капитала, увеличив свое наследство, учась у более предприимчивого Уэлча, либо отвоевать ее у него же. Но то, как повел себя этот Уэлч возмутило всех. Это был даже не верх наглости. Узнав, что на него свалилась часть наследства, куда входит только недвижимость, Уэлч вдруг начал претендовать на все, то есть и на капитал Джеймса в том числе. Тут уж Джеймс не смолчал. Скандал был такой, что брат вынужден был поставить условие, либо они приходят к какому-то компромиссу, либо он обоих лишает наследства. Вот тогда-то они и встретились в первый раз. Думаю, мысль сохранить за собой хоть часть наследства смирила их с мыслью терпеть друг друга.