Белая (общий файл)

— Роб... — взмолилась Белая.

Макрой, словно очнувшись, кашлянув пояснил:

— Этот проклятый нехристь отправится к Черным Горам не один, мисс, а с вами.

Белая недоверчиво смотрела на него, ожидая, хоть какого-то, объяснения.

— Вы, верно, не совсем его поняли, — сказала она, кивнув в сторону шамана. — Переспросите их. Я ведь бледнолицая, а они сами только что клялись, что ни один белый человек не ступит на их святыню. Конечно, вы ошиблись, Роб.

— К сожалению, я не ошибся. Именно это и сказал шаман.

— Не понимаю. Зачем я должна идти туда?

— Шаман так решил, — как-то неуверенно пожал плечами Макой.

— Вы ведь все мне сказали? — Белая была уверена в том, что Роб о чем-то умолчал, недоговаривая.

— Ну да...

— Хорошо. Тогда объявите им, что я никуда не пойду, и пусть делают, что хотят. Пусть снимают мой скальп и танцуют с ним на здоровье, если им так хочется.

— Что вы такое говорите? — Возмутился Макрой. — Накликать на себя беду хотите? Погодите... Хения что-то говорит... ага! Похоже, он тоже не в восторге от подобного поворота, — вдруг воспрянул Роб. — Ну-ка... Он похоже отмазывается от вас, будто чистюля от грязи. А если в двух словах, то он не желает таскаться по прерии, которая кишмя кишит пауни, с бледнолицей. А уж эти собаки будут рады радешеньки такой добычи, потому как умеют воевать только с женщинами и стариками.

И Хения с достоинством, чуть склонив голову, прижал руку к груди в знак крайнего уважения к Совету. К тому же его слова о пауни, нашли живой отклик у вождей и Хмурый Дождь, как и Желтый Койот жестами и воинственным знаками подтвердили, что пауни действительно собаки. Даже у старого Викэса глаза вспыхнули прежним воинственным огнем. Страсти поумерил Бурый Медведь. Он поднял ладонь, давая понять, что хочет говорить, возвращая Совет к насущному. Обращался он преимущественно к Хении и Роб, немного послушав, кивнул головой:

— Старина Медведь хочет быть уверенным, что вам ничто не угрожает. Он говорит, что никогда не сомневался в словах своего брата, Хении. Ты, говорит он, прославленный сиу о котором будут помнить, как о воине разбившим синие мундиры и сравнявший их форт с землей. Ты принял и поддержал Бешенного Коня в его решении не сдаваться бледнолицым и не идти в резервацию. Но Великий Дух простер свою волю и над тобою тоже. Теперь ему больше угоден дым священной трубки, чем льющаяся кровь его сынов. Ты должен на время покинуть своих Равнинных Волков и идти к священным горам. Там ты обретешь новый путь, а Белая, если на то будет воля духов, обретет свободу. Если духи будут против того, чтобы Белая подошла к священным горам, они позволят пауни убить ее. Я сказал.

Роб стиснул зубы. Вон оно как! Девочка полностью в руках краснокожего демона. Кто ему помешает, едва отъехав от лагеря, избавиться от нее, а потом, глядя в глаза, соврать, что это чертовы горы не приняли ее и это при том, что у него за поясом будет болтаться ее русый скальп.

— Черт бы тебя побрал, Медведь, — с досадой пробормотал Роб, — ты не обременяешь Хению безопасностью девчонки.

Бурый Медведь сел и взяв священную трубку, принялся набивать табак из вышитого кисета в знак того, что Совет закончен. А в это время Макрой и Белая спорили, не замечая, что вожди, молча наблюдают за ними.

— Хуже и выйти не могло, мисс, откажитесь от поездки как хотели. Это ваше право.

— Не буду. Послушайте, Роб, могло бы выйти и хуже. Меня могли приговорить к смерти, а так мне всего-то предстоит прогуляться к этим их горам в обществе Хении.

— Еще неизвестно, что для вас хуже: его общество или быстрая смерть. Откажитесь от поездки, — потребовал он. — Здесь, кому бы вы ни достались, я всегда смогу выкупить вас.

— Но, вы же слышали, что они отпустят меня, если я отправлюсь с вождем в эти Черные Горы. Вы же мне все правильно перевели?

— Как не правильно? — Даже оскорбился траппер. — Все слово в слово. Бурый Медведь заявил, что отпустит вас и ни кто из вождей не сказал против, даже Хения и, будь я проклят, если это не так. А вот вы-то меня слушаете или нет? Говорю вам еще раз: откажитесь! Лучше вам никуда не ехать.

— Нет. Если есть возможность, хоть что-то самой предпринять для своего спасения, я это сделаю.

— Подумайте, неразумная вы, девчонка! Ведь неизвестно, что случиться с вами в этих самых горах. Может, конечно, все обернется к вашей удаче, а может, и нет. Пауни обязательно пронюхают про вас и попытаются сцапать вождя, вы же пойдете им на десерт. Индей не станет вас защищать. Идти в горы для вас слишком рискованно.

— И все же, я пойду.

— Так я и думал, так я и думал, — пробурчал старик. — На все воля божья и я буду горячо молиться о вас. И еще, очень не советую шутить с этим индеем, — и он пристально посмотрел на нее, будто хотел донести больше, чем сказал. — Не верьте краснокожему. Держитесь от него как можно дальше.

Вдруг он схватил ее за руку, до боли сжав ее.

— Пообещайте мне это.

— Хорошо, — неуверенно проговорила Белая напуганная его видом и тем как он об этом просил. — Вы делаете мне больно, — прошептала она.

— Если что, бегите от него... сразу же бегите. Тогда, если он вернется без вас и без вашего скальпа, я буду искать вас у пауни и, клянусь богом, отыщу, только найдите способ сбежать от него.

— Да зачем же? — Она смотрела на него расширенными от страха глазами, губы ее дрожали. Она была напугана, и все же сказала, убивая в Робе последнюю надежду отговорить ее: — Я обязательно вернусь, и меня отпустят.

Роб со вздохом отпустил ее руку, он вынужден был отступиться и больше не пугать ее, чтобы не поколебать ее решимость. Но он, черт возьми, был сам напуган.

Вожди выкурили ритуальную трубку и, пожав Бурому Медведю руку, покинули его типи. Желтый Койот и Хмурый Дождь вывели, поддерживая под руки, старого шамана Викэса. Хения вышел ни на кого не глядя и, тогда, Бурый Медведь жестом пригласил своих бледнолицых гостей присоединиться к нему у очага. Когда они подсели ближе к огню, спросил:

— Брат Ступающий Мокасин, твои уши слышали все слова, что были здесь произнесены? — протянул он ему трубку.

Макрой принял ее и после того, как несколько раз глубоко затянулся, ответил:

— Мои глаза все видели, а уши все слышали, брат. И мой язык повторяет то, что говорит сердце: я не видел вождя благороднее и мудрее Бурого Медведя. И когда меня спросят, я скажу, что Бурый Медведь сделал все, чтобы отвести гибель от бледнолицей девушки. Я твой должник, брат.

— Эта женщина, пахнущая осенними цветами, принадлежит тебе? — Спросил Бурый Медведь.

— Уже прошло много долгих зим с тех пор, как женщины могли волновать мое сердце и плоть. И теперь уже никто из этого лукавого Евиного племени не сможет сделать из Роба Макроя своего раба. Но я уважаю волю и желания своей сестры Белой. Она не требует жертв от мужчины, — сказал старик, выпустив дым изо рта.

Бурый Медведь бросил на него быстрый взгляд, принимая от него трубку.

— Да, но она требует, чтобы сердца наших мужчин молчали, потому что взор ее все время обращен туда, где встает Солнце, а это для них тяжелая жертва.

Роб покосился на сидящую рядом девушку. Она ничего не понимала из их разговора. Траппер не потрудился переводить ей его, а она не смела тормошить его, напоминая о себе, зная, что он потом скажет ей все. Тем не менее, она напряженно прислушивалась к разговору мужчин, стиснув пальцами колени.

— Мой брат, передал наше решение Белой? — спросил Бурый Медведь.

— Она знает о вашем мудром решение, — с досадой ответил Роб. — В то время, как мое сердце тревожится не станет ли она обузой отважному воину в его пути к прозрению, ее собственное сердце полно решимости, отправиться за своей свободой.

— Пусть сердце моего бледнолицего брата не тревожится, — проговорил Бурый Медведь, — если дух Саха Сапа не отвергнет ее, она вернется к родному очагу.

— Что он сказал? — не вытерпев, спросила девушка Роба.

— Все тоже самое, мисс, ничего нового.

И тут Бурый Медведь заявил.

— Я рад, брат Ступающий Мокасин, что твое сердце спокойно. Быстрое расставание с этой женщиной не изжалит его болью.

Роб не смог скрыть растерянности, и девушка испуганно перевела взгляд с него на Бурого Медведя.

— Сейчас? — Подавленно спросил Роб.

Бурый Медведь кивнул. Роб Макрой повернулся к Белой.

— Бурый Медведь говорит, что Хения выезжает к Черным Холмам этим вечером. Что же, я отдаю вам Лори. Берегите мою дорогую лошадку.

Девушка кивнув, вышла из типи, а Роб Макрой вновь обратился к вождю:

— Но почему сейчас?

— Таково решение Хении. Он отправляется к Саха-Сапа сейчас.

— Зараза! — Выругался потрясенный Роб. — Не знал я, что все обернется так скверно.

К девушке, стоящей у типи Бурого Медведя, подошла тощая собака и обнюхала ее ботинки, а когда Белая, очнувшись, пошла к загону для лошадей, потрусила за ней. Позади послышались нагоняющие ее шаги.

— Проклятье! — Выругался Роб, поравнявшись с ней, сняв шляпу и вытирая рукавом куртки взмокший лоб.

Собака оскалилась, показывая клыки, и тихо зарычала.

— Думал, старина Медведь никогда меня не отпустит своими разговорами. А вам негоже так поступать. Неужто вы не собирались даже попрощаться со стариной Робом? — сопя от обиды выговаривал ей старик.

— Если бы я не ушла сейчас, Роб, у меня не хватило бы духу отправиться к этим горам вообще. А вы... вы, были последней тонкой ниточкой, что связывала меня с моим миром, который теперь все больше превращается в грезу. Вы стали мне дорогим другом. Не знаю, как бы я прожила здесь без вашей поддержки. Я так благодарна вам.

Впервые Роб потерялся. Слова девушки были просты и искренне и говорила она так... как будто прощалась с ним. Старика бросило в дрожь. Они вошли в загон и Роб, взяв Лори под уздцы, молча подал их Белой. На сердце у него лежала такая тяжесть, что он не знал, чтобы могло облегчить ее. Почему этой светлой, хрупкой девчушке суждено выносить все это? Он смотрел, как она ласково гладила Лори, и про себя сокрушался, почему встретил ее сейчас, когда стал слишком стар. Эх, сбросить бы десяток лет, тогда ему был бы не страшен сам черт и бог не указ, у него были бы крепкие кулаки и быстрые ноги. В те дни он мог горы своротить и уж, по всякому, спас бы эту девчушку и, чего от себя-то скрывать, стал бы ей верным мужем, народил с ней детишек. Но, он так же понимал, что такая девушка, как она, не посмотрела бы в его сторону. Даже вынужденное проживание у индейцев не смогло истребить в ней воспитания. Она оставалась настоящей леди, держась ровно со всеми. С индейцами, правда, была все отчужденно холодной. Их добродушие, простота, а иногда детская непосредственность не растопили ее неприязни. Индейцы понимали и даже уважали тех, кто не позволял себя жалеть, но им было странно, как можно прожить без человеческого участия. Даже когда она общалась с Легким Пером, а общалась она только с ней, то все, как будто, думала о чем-то своем. Ее красота была хрупкой и как она могла выжить здесь? Индейцы ценили женщин определенного склада, которые могли бы вынести даже много больше мужчин. А ее руки были нежными, кожа белая, черты лица тонки, а большими глазами и полными губами, она больше напоминала ребенка. Да, плен изменил ее, и красота ее стала другой, яркой. Пусть лицо ее загорело, зато волосы выцвели и стали светлее, а брови и глаза казались темнее. Движения стали уверенными, но все же сохранилась, какая-то деликатность манер. Она стала крепче, сильнее и более решительней. После того, как она выжила, а потом пережила зиму, так и не умерев от голода, еще умудрившись при этом два раза сбежать; после того, как она, молча не жалуясь, ставила и разбирала типи и мездрила шкуры, воины-сиу стали по другому смотреть на нее. И хотя она их всех считала врагами, на самом деле в племени у нее не было врагов, — Макрой это знал доподлинно, — не считая разве Когтистой Лапы с его раненным самолюбием.

— Только вернись, девочка, — глухо проговорил траппер. — Порадуй старину Роба. Сейчас Осенний Лист принесет сумку со снедью, что собрала тебе в дорогу.

Он посмотрел в сторону и горько вздохнул.

— Самое пакостное, что едете вы с этой краснорожей сволочью, а меня даже рядом не будет, чтобы уберечь вас от какой-нибудь глупости, — сокрушался он

— Ну так, молитесь обо мне, Роб, потому что я грешница, — проговорила вдруг Белая, продолжая гладить, довольно пофыркивающую, Лори.

— Вы? — Удивился траппер.

— Да. Я не умерла, когда должна была умереть.

Роб вдруг напрягся и оглянулся, Белая подняла голову, перестав гладить Лори. К загону шел Хения со скатанным одеялом на плече и седельными сумками в руках. Он прошел в загон, не обращая внимания на траппера и девушку. Белая встревожено смотрела, как он перекидывает сумки и накрывает одеялом спину коня, успокаивающе похлопывая его. Роб и девушка растеряно переглянулись.

— Что, прямо сию минуту? — испугано спросила она у обомлевшего траппера, смотревшего на вскакивающего на коня индейца.

— Ах ты, подлец, — прошипел он, когда понял, что Хения и правда выезжает именно сейчас, и бросился помогать девушке, подсаживая ее в седло.

— Да хранит вас Господь и все святые, ибо сам сатана, в облике этого краснокожего, будет сопровождать вас в вашем испытании.

Проговорив это, он хлопнул Лори по крупу и от неожиданности лошадка сразу взяла с места в карьер. И вовремя, потому что Хения уже удалился настолько, что легко можно было потерять его в наступавших сумерках. Роб Макрой долго стоял, глядя в ту сторону куда уехала Белая. Его сердце сжималось от тревоги. Слишком много терял он на своем веку и уже порядком устал от этих потерь, и сколько еще жизней, молодых, достойных и сильных, будет отбирать эта проклятая прерия. Хватит ли у него сил узнать, что эта отважная и красивая девушка тоже принесена ей в жертву. Никогда еще ему не было так тошно, он отлично понимал, что ее отправили на верную смерть. Духи! Как же! Тут будут решать не духи, а этот живодер Хения. Как мог Бурый Медведь согласиться отпустить с ним девушку. Но все больше и больше его мучила самая худшая из догадок. Ведь если докопаться до сути, то сиу мечтают сделать из этого краснокожего нехристя, который вот уже который год достает все близлежащие форты вокруг, сильного шамана. А что если для этого, духи Черных Гор потребуют кровавую жертву, например, невинной крови? Роб почувствовал, что ему просто необходимо выпить. Кто-то легонько дотронулся до его плеча и старый траппер, чуть не подпрыгнув от неожиданности, схватился за нож. Обернувшись, он увидел индейскую девушку.

— Что тебе, Осенний Лист?

Вместо ответа, она молча протянула ему, набитую снедью, седельную сумку, что была собрана для Белой в дорогу. В бешенстве вырвал он ее из рук ничего не понимающей девушки и швырнул об землю, потом сам повалился в пыль и, обхватив, голову руками, застыл в глубоком отчаянии. Для Роба Макроя было ясно как день, что он больше не увидит Белую.

Конец первой части.

Часть 2

Не иди позади меня — возможно, я не поведу тебя. Не иди впереди меня — возможно, я не последую за тобой. Иди рядом, и мы будем одним целым.