Пан или Присоединиться к большинству

Несколько раз Зайцев пытался сбежать. Но каждый раз первые же человекообразные сущности, которых он встречал, отвозили его обратно в коттедж.

Довольно быстро Зайцев понял, что известное одному буратину знают все остальные. Сложнее принять, что все буратины — одна личность с единым сознанием. Это открытие вызвало у Зайцева длительный шок на несколько дней. Он неделю не мог спать. Каждый раз, закрывая глаза, Зайцев видел нависающего над ним многоголового монстра с тяжким как молот взглядом.

Несколько раз Зайцев обращался к буратинам с просьбой дать ему пообщаться с другими настоящими людьми. Эти просьбы тоже молча игнорировались. Когда однажды он потребовал предоставить ему женщину, сославшись на естественные мужские потребности, буратин предложил ему заняться мастурбацией. Онанизмом Зайцев уже давно занимался и без его советов.

Почему Зайцев так верил в существовании других интактов? Скорее всего, сказалось бывшее у него еще с детства полное отсутствие представления о собственной исключительности. С чего бы именно ему оказаться последним человеком на Земле?

Попытки заняться саботажем — прекращение сдачи тестов или занятий спортом немедленно наказывались ухудшением питания и исчезновением из компа его любимой музыки и игр. Его буквально лишали сладкого, как заупрямившегося дошкольника.

Самоубийство приходило ему в голову, но мысль о том, что выжив на космической станции с полумертвой системой жизнеобеспечения, он сведет счеты с жизнью на Земле, казалась ему абсурдной.

В рацион Зайцева регулярно, но весьма дозированно включалось вино. Попытки накапливать спиртное буратины пресекали самым простым способом — излишки изымались, когда Зайцев спал. Точно так же у него изъяли заготовку кустарного радиоприемника, которую он смастерил из подручного материала. Несколько раз буратин строго выговаривал ему за несоблюдение личной гигиены и один раз за рваную рану на руке, которую Зайцев получил, в сердцах разбив кулаком стекло кухонного шкафа.

Иногда Зайцев садился на стул перед большим зеркалом в коридоре, брал гитару и несколько часов кряду до изнеможения орал песни.

Однажды Зайцев без видимой причины проснулся ни свет, ни заря. Непонятно каким образом его пронзило острое понимание, что буратины, вернее Великий Буратин — совершенно точно не результат захвата Земли инопланетянами и не следствеи какой-то дьявольской природной флуктуации, а явление рукотворное, созданное силой человеческого разума и новейших технологий земного происхождения. Он минут двадцать недвижно просидел, переваривая эту мысль, не вставая с постели. Потом рухнул на кровать, завернулся с головой в одеяло и уснул.

Сирень цвела в третий раз, когда очередной буратин бесцветным голосом сообщил Зайцеву, что тот включен в экипаж авангардного корабля на Эдем, разрешил взять гитару, посадил в машину и на автомобиле, самолете и катере повез на остров. Всю дорогу до острова Зайцев напевал песенку собственного сочинения: "Мы едем, едем, едем. Jedem das seine."

* * *

Пополнение приехало через неделю. В честь новоприбывших в столовой организовали торжественный обед.

Новый бортинженер по фамилии Джонс, молодой человек с лицом фрика и фигурой атлета, сел между Дьюи и Зайцевым, и без перерыва сыпал вопросами, быстро успев обоих утомить.

— У Вас тут весело, — заметил он, между прочим, — Сразу после выгрузки я видел недалеко от причала танцующую черную девчонку. Молоденькую-молоденькую. И абсолютно голую.

— А как она танцевала? — уточнил Зайцев, — Кружилась как дервиш и высоко подкидывала ноги?

— Ага.

— Танец Жанны...

— Какой-то ритуал? — заинтересовался Джонс.

— В некотором смысле, — задумчиво пробормотал Зайцев, — Ритуал поклонения Пану. Мольба о единении с божеством.

— Кстати, что случилось с моим предшественником? — вдруг спросил Джонс.

— Ничего из ряда вон выходящего, Уильям, — флегматично ответил Дьюи, не переставая жевать, — Просто присоединился к большинству.

— Умереть — значит присоединиться к большинству, — голос Джонса дрогнул, — Это бонмо Петрония Арбитра. Вы знаете?

— Знаю, — кивнул Дьюи, — Это тот парень, который написал "Сатирикон", а потом покончил с собой по приказу Нерона. Но ведь он не сказал: "Присоединиться к большинству — значит умереть"? Так что не берите в голову и вливайтесь в наш дружный коллектив. Если Вы — и каждый из нас — будет себя хорошо вести, соблюдать режим, благополучно сдаст тесты, и если с кораблем тоже все будет нормально, через год или даже раньше мы с Вами будем уже лететь к Альфе Центавра.

— Кстати, Эдвард, интересный вопрос. Какой флаг мы поставим на вновь открытых планетах? Вы не думали об этом? — осведомился Виктор, перегнувшись через новенького.

— Разумеется, Объединенных наций.

Оба рассмеялись.

Джонс наклонился к Зайцеву и прошептал:

— Простите, а много народа у вас тут уже... ээээ.... присоединилось к большинству?

— Смотря в каком смысле, — важно заметил Зайцев, — Вас интересует в нашей интерпретации, или в версии Петрония Арбитра?

Джонса передернуло.

Потом задумчиво посмотрел на Зайцева.

— Знаете, Виктор, а это ведь Вы с чувством вины за наших предшественников боретесь.

Зайцев подавился стейком.

— Как это Вы догадались?

— А вот так, догадался, — сказал успокоившийся Джонс, — Да Вы не переживайте так. Это нормально, что Вы испытываете чувство вины. И очень правильно, что боретесь с ним. Мы с Вами сработаемся.

* * *

Через десять месяцев после инсайтов Стивенса и Мейбл и ухода Жанны, на исходе полного года освобождения из сиреневого домика, Зайцев — теперь с короткой бородкой как у профессора Аронакса из советского фильма — стоял в грузовом отсеке уже готовящегося к отправке авангардного корабля, и с интересом разглядывал ящики с квитанциями Калифорнийского университета.

— Что это Вы делаете в моих владениях? — в большом полупустом помещении голос Дьюи прозвучал гулко и раскатисто.

"Ну прямо как Божий глас из евангелистского мультика". Зайцев медленно обернулся.

— Вы же знаете, Эдвард, я любопытен. Вот сейчас мне крайне интересно назначение этого устройства.

— И что Вы предполагаете? — медленно проговорил Дьюи.

Зайцев и Дьюи пристально посмотрели друг другу в глаза. Зайцев вздохнул.

— Знаете, что самое смешное, Эдвард? Я бы, может, и не догадался. Но Вы так часто произносили набор звуков — "Грант Джонсон", что я не мог не заметить надпись на ящике. Похоже, наш господин не слишком сентиментален — он отдал Вам свою прародительницу. Новее ничего не нашлось?

— Новее — в других ящиках, в демонтированном виде.

— И что теперь, когда я узнал? Сообщите обо мне Пану?

— Боже упаси, Виктор! Зачем мне это делать? Вы мне нравитесь.

Зайцев кивнул.

— Ага, а также Вы не знаете, какой может быть реакция Пана на Ваш прокол. Очень серьезный прокол. Который может Вам стоить полета.

Дьюи сделал неопределенный жест, то ли подтверждающий, то ли выражающий слабое сомнение.

— И когда Вы собираетесь нас... ээээ... присоединить?

— Ну, как Вы знаете, в полете и в первое время на Эдеме это не целесообразно. Слишком велика вероятность отрыва пина от сообщества с известными последствиями. Но вот после того, как авангардная группа освоится, незадолго до прибытия основной команды — самое время. Чтобы новорожденный Пан встретил свои будущие тела во всеоружии, уже пережив шок и переварив первых участников.

— То есть, Пан намерен размножаться спорами. Однако. Оказывается, естественные законы жизни неумолимы, — пробормотал Зайцев.

— Просто Пан, как и Вы, любопытен. Видимо, он решил, что никто не сможет ему рассказать об Эдеме лучше другого Пана.

Зайцев подумал.

— А если я Вас убью, как только корабль отлетит достаточно далеко от Земли? Или Вы меня?

Дьюи покачал головой.

— Мы же с Вами не идиоты. Вы понимаете, что без медика на корабле Вам придется туго. А я понимаю, что мне не обойтись без пилота и навигатора. Так что будем работать вместе, коллега.

Дьюи не прощаясь, развернулся к выходу.

— Последний вопрос, Эдвард, — остановил его Зайцев, — Вам-то это зачем? Я имею в виду — включать машину на Эдеме? Вы же не псих как Джонсон?

Дьюи улыбнулся.

— Как Вы думаете, коллега, у кого из членов экипажа по результатам тестов самые высокие показатели воли? Чтобы облегчить Вам задачу — дам сразу вычеркивайте. При всем их профессионализме в своих областях и научных достижениях женщины в этой экспедиции явно не предназначены для правления целым миром. Как ни странно, Пан — немножко сексист.

Зайцеву показалось, что при этих словах Дьюи сладко потянулся, как кот.

— Культуриста нашего Вы уже хорошо разглядели.

— Дайте подумать... — Зайцев нахмурился, — У Вас?

Дьюи удовлетворенно кивнул.

— Да Вы не переживайте, Виктор. Все же объединение сознаний шести человек — совсем не то же самое, что растворение одного в семимиллиардной личности. Я полагаю, что в новой личности Эдварда Дьюи с шестью телами слепку Вашей индивидуальности найдется весьма достойное место. Хотя и не на первых ролях. По крайней мере, я на это надеюсь...

— Кстати, коллега, — Дьюи остановился, будто что-то вспомнил, — Откровенность за откровенность. Меня все время мучает один вопрос. Вы говорили, что были на станции три месяца. То же самое написано в Вашем досье. Но тут вот какая штука. Я следил за Вашей командой на МКС — до известного момента, разумеется. Буквально последнее, что я узнал — в последний день перед Большим Хапком, и поэтому прочно врезалось в память: одна из причин срочной эвакуации со станции большей части команды — поломка системы хранения продуктов. Вы с Льюисом не могли выжить на станции в течение трех месяцев. Это невозможно. Вам через считанные дни стало бы банально нечего есть. Так как Вам удалось уцелеть?

— Я Вам обязательно расскажу, — заверил Зайцев, — Но как-нибудь потом. Позже. Давайте пока это будет моей маленькой тайной.

Дьюи кивнул, ласково попрощался с Зайцевым и аккуратно и плотно закрыл за собой дверь.

Зайцев оцепенело проводил его взглядом. Перед его глазами очень реально возникло тело Льюиса, болтающееся в удавке, толково приспособленной к невесомости. Зайцев тряхнул головой. Ему припомнилось первое чувство, испытанное после шока первых мгновений — облегчение. Мертвый Льюис показался ему лучшим соседом, чем живой, но безумный и смертельно опасный. А уже потом Зайцев понял, что в происшедшем есть еще одна выгода для него.

— Видите ли, проф, — пояснил он пустому грузовому отсеку, — я съел Льюиса.

Зайцев вспомнил, как судорожно искал в мешанине испорченных продуктов какую-нибудь острую приправу, чтобы заглушить проклятый сладковатый вкус человечины. Его губы невольно разошлись в улыбке.

— Как Вы самоуверены, профессор...

Зайцеву представились невероятные картины абсолютного обладания сотнями тел и душ человеческих существ. Цветущая населенная планета, лежащая у его ног. Бесконечная во времени и пространстве власть.