Профессорская служка

— Ты не по-по-о-нимаешь, — прошептала еле слышно и руками зарылась в темные рыжие волосы, так словно бы намерена их выдрать.

— Пойму, — последними крохами собственной силы, оторвала ее от ковра, — как только расскажете, пойму все-все. А поговорить предлагаю в более уютной обстановке, на кухне! И поедите, и согреетесь. Вставайте.

— Нет...

Если отвечает, выходит леди еще в сознании, и не впала в молчаливую истерию. Нужно срочно выводить ее из этого состояния и из комнаты заодно. И, к сожалению, на ее счет в моем арсенале был только один неблагопристойный, но действенный способ. Я никогда ранее не позволяла себе шантаж без видимой на то причины, а сейчас на новой 'должности' приходится. Глубокий вдох и...

— Считаю до трех и вызываю прессу!

— Что?! — возмутилась металлистка вмиг, растеряв страдальческий вид.

— Раз! — провозгласила я.

Несомненно, она подскочила, намереваясь меня убить, это хорошо читалось и во взгляде и в хищном оскале. Но приступить к воплощению кровожадной идеи я ей попросту не позволила:

— Два!

Рывок к двери, не ее — мой, от нее в этот момент звучало разъяренное возмущение:

— Я уже стою!

— Вы должны стоять в кухне, — парировала с улыбкой. — Три!

Ее, как ветром, сдуло и отнюдь не моим. Эвения Ритшао спустилась вниз, побив рекорд прошлого побега, и уже из кухни всхлипнула:

— Я здесь...

Спустилась вслед за ней и, приняв виноватый вид, вошла на кухню:

— Прошу, извинить меня за блеф, — с поклоном протянула ей белоснежные платочки. — Просто не знала, как иначе вас поднять.

— Вы хотя бы меня не бросили, — тканые изделия она взяла с едва заметной дрожью пальцев. — А ход был хороший.

Рыжеволосая, статная и величественная, она сняла промокшую шубу и беззаботно отбросила в сторону, на мешки. В этот раз она в платье, заметила я мимоходом, поднимая шубу и развешивая ее сушиться.

— Чай или горячий шоколад? — спросила учтиво и, осмотрев кладовую, добавила заговорщически: — Или мороженое с ароматной белой стружкой?

— Давайте, — она изящно села за столик у окошка и, вспомнив что-то, вновь начала сипеть, — хоть что-нибудь.

Чем-нибудь оказался полноценный ужин из трех горячих блюд, салатов и холодной нарезки. На десерт я подала мороженное точно так же как это делал Ганс и разлила настоящий горячий шоколад.

— Спасибо, — прижав обе ладошки к чашке с ароматным напитком, дама наконец-то улыбнулась. — Почувствовала себя, как в детстве с няней. Беззаботное время, когда я не должна была следить за манерами.

— Вам так не хватает свободы?

— У меня ее нет, — она пожала плечами. — Единственная отдушина любовники, которые сбегают... — и прошептала сдавленно: — Но и их теперь у меня отберут.

— Почему?

— Вернее сказать — за что? В прошлый раз... — тут она запнулась и смущенно прикусила губу, — покидая этот дом, я была не совсем одета.

— Вас видели?

Она грустно улыбнулась, подтверждая догадку:

— Глава рода.

Я сдавленно охнула. Глава рода, это же..., это же старый король всемогущий Гадарт Великий закостенелый вершитель судеб, противник разврата, кутежей и внебрачных отношений. И страшно даже представить, какому наказанию ее подверг сильнейший маг современности — магистр седьмого уровня. За этими мыслями я упустила часть ее Эвении.

— ... я и сейчас от предложенной кандидатуры не отказалась бы. Он был богат, знатен, за годы боев получил высокое звание. Очень статный, темненький, с улыбкой, от которой мурашки по всему телу. — Тяжелый вздох, и просипела: — Сразу видно, что наделен такой же кровью...

Она замолчала, прикусив губу, вот-вот заплачет. И я поспешила поддержать разговор:

— Видимо хороший был вариант.

— Этот вариант сбежал... — прошипела металлистка. — Перед самой свадьбой. Видите ли, за год этот брак стал невыгоден Аркаде. Но так как договор был заверен и подписан. Беглеца сделали крибом на... — крупная слеза все же скатилась по ее щеке, — на двадцать лет!

— И вас списали как ненужную фигуру, а теперь еще и запрут. В монастыре? — предположила я возможный исход.

Сжав руки в замок, стараюсь не впасть в панику. Ведь все ее беды из-за меня, меня и только. Какой ужас ее закроют в четырех стенах где-нибудь на окраине страны!

Но Эвения моих мыслей не разделяла:

— Уже не важно, где запрут. Мне тридцать три, самое время родить ребенка, а ждать завершения криб-срока еще восемь лет.

Я вспомнила о Томасе Норвилле, чью незаконную деятельность по отъему энергии мне удалось отсрочить на четыре года. Фактически я лишила его разрешения на брак, но это еще не значит, что никто не соблаговолит родить от него. А тут... Пока не закончится срок, Эвения не имеет права выйти ни на брак, ни на роды, в противном случае ее ждет тюремный срок. И вроде бы все понятно, но...

— Скажите, зачем вы обратились к профессору?

— Хотела, чтобы он помог найти Ганс... Гансуорда эль..эль Гаерда. — Она плакала на этот раз без завывания, очень тихо и очень мило, утирая платочком крупные слезы с бледных щек.

Фух! В ее напастях виновата не я. Как камень с сердца, я чуть было не заулыбалась. Вовремя спохватилась и спросила, не скрывая скепсиса:

— А он может?

— Дейр стихийник, — металлистка на мгновение улыбнулась, поясняя: — А еще профессорат и практик. Он чрезвычайно талантлив и легко может создать артефакт поиска.

— Вы приехали, а он...

— Сбежал, — красавица остервенело вытерла глаза и тряхнула головой: — В прошлый раз устроил пожар, а в этот потоп... Идиот!

Не согласиться с ней не смогла, кивнула. Впрочем, будь здесь Лесски, я бы поддержала его решение. Артефакты поиска, созданные на крови или паре волос, это прямой путь на каторгу с последующим опустошением.

Гостья засобиралась.

— Может еще шоколада? — предложила я тихо.

— Спасибо, не стоит, — Эвения грациозными движениями облачилась в шубу и подняла воротник. — Мне давно пора вернуться.

* * *

Стоило открыть двери в мою спальню, как комнату озарил верхний свет.

— Как она? — спросил профессор.

— Уехала, — я медленно закрыла двери и прошла к кровати.

— Без скандала и истерики? — голос девятого сочился недоверием и в то же время ожиданием чуда, странное сочетание.

— Без. Но она просила передать...

— Так-так, внимательно слушаю.

— Просила передать, что вы идиот.

На самом деле она уехала, сказав лишь: 'спасибо', но учитывая трусливое поведение Лесски, характеристика вполне заслужена.

— Опустим детали, — предложил профессор и со вздохом облегчения добавил: — Ирэна, вы мое спасение!

— Верю, — тяжело опустилась на кровать, — а теперь двигайтесь.

Профессор, хмыкнул и заявил с веселой ехидцей в голосе:

— Я, конечно, вам обязан, но уходить не собираюсь.

— Мне все равно.

Я сняла халат, и юркнула под одеяло. Мыслей о приличиях и неприличиях уже не было, к тому же плед остался в хозяйской спальне, а я туда вряд ли дойду. Сил нет ни на движение, ни на объяснения.

— Ирэна, да не трону я вас! — вспылил правообладатель и потер затылок. — Я последние трое суток безвылазно сидел в лаборатории. Я сегодня весь день работал на экспериментальном поле и после шестнадцати испытаний был вынужден писать отчет, а затем еще и защищать его в совете. И все это, потому что...

А я не слушала, я удивлялась тому, какая у меня удобная кровать, пружинистый матрас, упоительно нежное постельное белье, теплое одеяло, мягкая подушка и... чрезвычайно разговорчивый сосед. В данный момент он стонал, схватившись за голову.

— ... Это даже рассказывать тошно! В общем, Ирэна уверяю, я устал смертельно. Сил нет ни на что... Мне все равно, кто спит рядом.

— Мне тоже.

— Что? — спросил он.

— Мугу, так точно, — ответила невпопад и с зевком провалилась в одно из самых сладких состояний — сон.

10.

Из сладкого забвения живительного сна меня вырвал противный пищащий звук. Застонала зажмурившись. Если и наступило утро, то сейчас явно рассветная рань. И если встану так рано, вялой буду весь день. Вот уже, как во время мигрени, в голове раздается сердцебиение: ритмичное, мощное, громкое и очень странное для меня. Мое сердце так не бухает, и даже во время бега так не заходится. Спать срочно! Или досыпать?

Сжав подушку и потеревшись о нее щекой, подсознательно отметила, что засыпала я с пуховой подушкой в руках и на мягком матрасе, а теперь лица качается шерсть и подо мной отнюдь не пружинистая поверхность, а мерно вздымающаяся твердь. Тут что-то не так.

Я подняла голову от странной подушки и постаралась разлепить глаза.

— Проснулась? — теплое дыхание коснулось лица. — Это хорошо, в доме охранка сработала. Надо проверить.

Голос кажется знакомым, не смотря на сонную хрипотцу, но в то же время ему чего-то не хватает, то ли лукавства, то ли ехидства. Отпустила подушку и потерла глаза. Вставать не хочу, но видимо придется.

— А я-то думал, что ты так лишь с одеялом спишь, — веселый хмык и замечание с улыбкой. — Ан-нет, приятно бывает ошибиться. Ты к слову не замерзаешь, когда вот так сворачиваешься?

— Что? — спросила зевая. Голос точно знакомый, но о чем он вопрошает мне совсем неизвестно. И тепло, что грело мою спину, медленно опустилось с лопаток и поясницы на... тазовую часть.

— Спрашиваю, тебе тут не холодно?

— ... муку, — ощущая тепло, зевнула сладко, прошептав: — Сейчас нет.

— Сейчас понятное дело!

И вот на той, самой замерзшей области, я неожиданно почувствовала сжатие горячих рук, а вместе с ним узнала и голос. Профессор! Глаза распахнулись мгновенно и в горле пересохло, от улыбки, которая расцвела на его лице. Надо сказать, весьма нахальной улыбки на близко находящемся от меня лице.

— Что вы тут делаете? — просипела я, краснея с ног до головы.

— Переживаю приступ вашего сонного поползновения, — и добавил с усмешкой: — Не верите? Посмотрите на свои руки, а затем на ноги, я затем на общую композицию, в которой вы беззастенчиво залезли на меня.

Посмотрела, осознала и... Я не знаю, что он прочитал в моих глазах, но следующее его предложение было весьма рациональным:

— Ирэн? Ирэн, не горячитесь! Давайте обойдемся без истерик, обмороков, пощечин и смертоубийства. Сейчас я аккуратно уберу руки от вас, а вы спокойно освободите меня.

Спокойно не получилось...

Возле нас что-то вновь засветилось и запищало, и я слетела с профессора, явно чем-то ему навредив. Он кривился как от зубной боли и держался за нос и за грудь, а я спешно облачалась в халат, не зная, куда смотреть. На кровать, где стонет девятый, на кресло, которое украшает его рубашка, на зеркало, в котором я застыла растрепанной фурией или в окно... А там по снежной дорожке к дому шли двое неизвестных мне людей: леди со светлыми кудрями, выбивающимися из-под модной шляпки, и светлоглазый мужчина, который подняв взгляд на верхние этажи дома, вдруг просиял заразительной улыбкой Лесски.

— О, Всевышний! — пробормотала я.

— Ну, что еще? — прорычал с трудом поднявшийся с постели профессор.

— Кажется, это ваши родители.

— В такую рань моя матушка, вряд ли, явится, — отмахнулся он беззаботно: — К тому же дом закрыт...

— Хотелось бы верить, — я указала на часы, — но сейчас девять утра, и будь дом вами заперт, я бы не провела средь ночи леди Эвению Ритшао.

— Что? Почему же я ничего не услышал сигнала?

— Потому что на комнате глухой полог.

Он пересек спальню, нашел за креслом свой сюртук и выудил черную монетку из кармана. Легкое нажатие на артефакт, и комната наполнилась внешними звуками, в том числе и возмущенным женским голосом, звучащим в глубине дома.

— .. Родас, почему ты смеешься? Это же лужи! Здесь был настоящий потоп...

Встревоженной даме что-то ответили, и она продолжила разгневано:

— Взрослый? Профессор практик! Конечно же, знаю! Но посмотри, что он сделал в своем доме...

И столько интонаций в каждом слове, столько негодования, что всю сцену происходящую внизу можно было представить до мельчайших деталей. Увидеть, как маленькая женщина быстро переходит из одной комнаты в другую, взволнованно сжимая меховую муфточку в руках, а сзади нее медленно, безмятежно улыбаясь, идет мужчина, спокойно относящийся и к повышенной влажности в доме и волнению супруги. Но вот она решительно направилась к лестнице и муж ее порицает:

— Софи, прекрати... Будет лучше, если мы дождемся его внизу.

Лесски удивленно застывший при этих словах, вдруг прорычал одно из матросских проклятий и заметался по комнате. Собирая свою одежду, он через раз спотыкался о сапоги, брошенные здесь же. Ради спасения кожаных изделий пришлось их убрать с линии движения, а затем передать их растерянному хозяину. Он их принял.

И я припомнив вчерашнее утро, спросила точь-в-точь, как Ксил камердинер, с участием и в то же время с невинной ехидцей:

— Что будете делать?

— Что делать? Что делать? — профессор, крепко прижимающий к груди свои вещи, прислушался к происходящему за дверью и, услышав крадущиеся шаги, обреченно взвыл. — Почему сегодня, зачем сейчас?

— Потому что, — не сдержала улыбки я, и направилась в гардеробную.

— Проклятый Всенижний!

На причитания правообладателя я уже не обращала внимания, с улыбкой думая о том, как с родителями будет объясняться этот взрослый самостоятельный мужчина, который сейчас дрожит, как осиновый листок. Интересно, с чего вдруг возник столь иррациональный страх? С виду родители благовоспитанны и вовсе не людоеды.

Сменив белье и облачившись в скромное серое платье, я вышла в спальню и с удивлением обнаружила Лесски у двери. Он не оделся и не причесался, более того, он побросал свои вещи на пол и теперь стоял, вцепившись в волосы.

— Профессор? Сэр Лесски? — подошла ближе прислушалась к крадущимся шагам в коридоре и надсадному дыханию мужчины, который всем весом привалился к двери.

— Дейр, вам плохо?

— Нет, — прошептал он тихо.

— И правильно, — улыбнулась я, — судя по шагам, она уходит... Это же хорошо.

— Конечно, уходит, — тяжелый вздох, — ведь я сказал, что спущусь.

— В таком случае тревожиться не о чем. Вы можете спокойно одеться и выйти из комнаты. Они ждут встречи.

— Они объяснения ждут.

— Какого? — любопытство не порок, особенно сейчас, когда девятый дезориентирован и выбит из привычного амплуа.

— Почему я позавчера пропустил семейный вечер, а вчера отказался от ужина.

— Вы работали... — Пусть я из ночных его объяснений мало что помню, но в серьезности занятий профессора была уверена.

— Это не причина, — отмахнулся.

— Проводили сложный эксперимент.

— А это не повод... — скривился он и развел руками.

— И что, по-вашему, мнению будет прекрасным предлогом для отлынивания от сыновних обязательств? — сыронизировала я. — Смерть? Или может беспробудный сон?

— Девушка! — вдруг повеселел девятый мой правообладатель и одарил коварным взглядом: — Ирэна, вы подыграете мне! И это будет более чем, приличная причина.

Он отмер и с несвойственной человеку скоростью начал одеваться. Удивительное наблюдать, как одежда на нем разглаживается и выпрямляется, и даже пятна исчезают без следа, но это не отвлекло меня от темы.